— Эй, вы кто?
Дум привстал и ответил:
— Я Дум, — и снова спрятался.
— Дум? Вот невидаль! Может, ты Дуб?
— Нет, я Дум.
— А когда ты цветешь?
— Я?
— Ты.
— Цвету?
— Ну да.
— Спроси еще о чем-нибудь.
— Ты не трухлявый?
— Я?
— Ты.
— Почему я должен быть трухлявым?
— Потому что до тебя трудно доходят мои вопросы.
— Ага… Ладно… Задай еще какой-то вопрос.
— Какого ты роста — до Луны или только до неба?
— Я?
— Ты.
— Я… нормального роста. Такого же, как ты.
— Значит, ты только до неба. А какие у тебя плоды?
— У меня? Плоды?
— У кого же еще!
— Вот какие, — Дум, не зная, к чему это приведет, взял да и бросил незнакомцу, скрытому кустом, один из коричневых кругляшей, найденных в дупле. Над кустом возникли на мгновение две руки, хлопнули, поймав кругляш, и скрылись.
— О-о-о! — раздалось тут же. — Великий Каштан! — И в тот же миг на четвереньках, опустив голову, показался из-под куста человек в зеленой одежде. Трудно было угадать сразу, из чего она сделана.
Он подполз к самым ногам Дума и заверещал снизу:
— Прости, о драгоценный, за то, что не узнал тебя по шуму листьев! Ты из породы богов, а я, загнившее раньше времени, покосившееся, готовое упасть дерево, я, Захудалый Тополишко, задавал тебе глупые вопросы! Ты Каштан — и поэтому не понимал их! Убей меня! Развали меня на куски! — Человек в зеленом ткнулся лицом в землю и стал, видимо, ждать смертельного удара.
Дум же, наоборот, схватил незнакомца за плечи и поднял его. Так вот из чего сделана одежда этого человека — она была сшита из свежих крепких листьев тополя. Это был прямо-таки свитер из листьев, если говорить современным нам языком. На груди у него висела пластина из коры того же дерева. Волосы на голове были связаны в пучок, а в него воткнуты три тополиных листка.
— Так ты, значит, Тополь? — спросил Дум.
— Плохонький недогадливый Тополишко, — уточнил человек в одежде из листьев, — из великого племени деревьев. Ты, верно, убьешь меня?
— Зачем? — ответил Дум. — Ты мне нужен. Где находится твое племя?
— Мы растем недалеко отсюда. Вон там, — Тополишко вытянул руку и помахал ею, как веткой, сказав при этом ш-ш-ш… — Хочешь, я понесу тебя?
— Дойду сам. Эй! — позвал Дум своих. — Пошли за ним!
Из травы встали Напролом и Хоть-Куда, и Думов собеседник склонил голову перед еще еще двумя богами — в их руках он увидел каштаны, которые те догадались вытащить, когда поняли, что именно заставляет незнакомца падать на четвереньки.
— Пойдемте к нам, — сказал им человек, одетый в листья, — я познакомлю вас со своими.
Они снова пошли по Лесу, но уже не такому густому.
По дороге Захудалый Тополишко рассказал о своем племени.
Они все люди-деревья, дети деревьев, внуки и правнуки. Кто Дуб, кто Клен, кто Граб, кто Бук, кто Сосна, Липа, Ель, Рябина, Осина, Ясень. Это их имена. Одни ростом до неба, другие — до Луны. А их Вождь, Каштан, чуть не касается головой Солнца.
Все люди-деревья носят на груди бусы из плодов того дерева, чье имя носят. А если плоды совсем мелкие, как, например, у тополя, то куски коры, а листьями украшают прическу.
Питаются люди-деревья зернами, плодами деревьев (те по-братски делятся ими), различными корешками, клубнями, которые выкапывают из земли, а мясо едят редко. Одежду шьют из листьев своего дерева, хвойные же делают ее из целых веток, хоть они и колются. Осенью все люди-деревья разноцветные — такие красивые! Кто красный, кто желтый, кто багряный. И с каждого падают листья…
Ютятся они в хижинах, сделанных из высохших стволов деревьев, а крыши у них — из их коры.
Несмотря на то, что живут люди-деревья возле реки, больше всего они любят Дождь. Стоит ему политься, люди-деревья не прячутся в хижинах, а все-все выходят под Дождь и стоят, пока он не кончится. В это время, считается, они растут.
Кроме вождя-Каштана, у них есть шаман — Клекачка. Он первым узнаёт, кто каким деревом родился, какое имя будет носить. И вообще, о деревьях, как и обо всем на свете, Клекачка знает все.
Вождь с шаманом — деревья из деревьев! Клекачка утверждает даже, что сам он спит только стоя, как и полагается дереву, и призывает к этому остальных. И правда, когда бы к нему в дом ни заглянули, видят его стоящим, с закрытыми глазами. Но ходит все же слушок, что Клекачка спит, как все. Кто-то однажды ночью заглянул в его хижину и увидел, что шаман спит лежа, да еще храпит, как мамонт. Увидевший это так испугался, что лишился на два дня речи, а после еще долго заикался.
Врагов у людей-деревьев предостаточно, рассказывал Тополишко на ходу. Огонь, Наводнение, Буря, Дикие Звери… Но главные враги — недеревья, прикидывающиеся однако деревьями. Они среди нас, их от нас не отличишь, они очень опасны.
— Чем? — удивился и насторожился Дум.
— Тем, — внушительно ответил Тополишко, — что они подвергают сомнению нашу деревянность! Они смеют говорить, что мы не только деревья, дети деревьев и их внуки, но еще и люди. И даже больше люди, чем деревья… И даже что мы не деревья… Представляешь?
Поэтому, продолжал рассказ Тополишко, в племени часто проводится проверка на деревянность. Делается это так. Все племя выстраивается в один ряд. Клекачка берет в руки хорошо высушенную для этого случая палку и, проходя вдоль ряда, трескает каждого по темечку. Проверяемый должен при этом широко раскрыть рот. Шаман стукнет — и прислушается. Если у кого-то звук окажется не тот, что, предположим, в первый раз или не такой, как у соседа, Клекачка тюкнет испытуемого еще раз. И уж если убедится в явной недеревянности подозреваемого, того зароют в землю по грудь и будут поливать всем племенем водой до тех пор, пока тот не зазеленеет.
А уж коль недеревянность у кого-то стала хронической, того привязывают перед Грозой к самому высокому дереву и ждут, пока его не испепелит Молния. Редко кто остается в живых.
Племя людей-деревьев живет рядом с лесом, а в Лесу обитает их божество. Его зовут Леший. В Лес никто, кроме шамана, не ходит, потому что оттуда не возвращаются. Может быть, Леший оставляет смельчаков у себя? А как, кстати, уцелели Каштаны-пришельцы?
— Потому что Каштаны, — коротко ответил Дум.
— Да! — вспомнил Тополишко. — Язык наш отличается от других, язык деревьев. Вместо слова "говорить", например, нужно сказать "шелестеть". Вместо "есть" — "забросить что-нибудь в дупло". Вместо "ходить" — "двигать корнями". Вместо "лежать" — "поддаться напору ветра". Вместо "ссориться" — "валиться друг на дружку". Вместо "уснуть" — "забыть на время про все". Ну и так далее…
— Вот что я тебе шелестну, — сказал на это Дум (спутники его помалкивали). — Мы так долго двигали корнями, что давно уже хотим забросить что-нибудь в дупло, а после поддаться напору ветра и забыть на время про все.
— Вот где речь настоящего Каштана! — завопил Захудалый Тополишко. — Теперь я точно знаю, кого веду к людям-деревьям!
Лес остался позади, скоро путники увидели зеленую долину и неширокую реку за ней. То тут, то там в долине возвышались купы деревьев. Рядом с одной из них, самой большой, разлеглась группа приземистых хижин.
Население хижин, издали заприметив четырех человек, приближающихся к ним, собралось перед домами. Все смотрели на них, прикладывая руку ко лбу. Одежда на всех была зеленая, в руках люди-деревья держали дубины.
Провожатый выскочил вперед и закричал:
— Это Каштаны! — от восторга он подпрыгивал. — Это Каштаны!
Из толпы вышли двое — величественный старик в длинном зеленом плаще и в бусах из коричневых плодов — Дум понял, что это вождь, и другой, немного моложе, крепче, тоже в длинном плаще, грудь его украшали трое бус из мелких орешков — это, верно, был шаман Клекачка. На макушках обоих, в пучках волос, колыхались листья их пород.
— Приветствую вас, чужеземцы! — сказал вождь. — Правда ли, что вы — Каштаны, как я и мой сын?
Дум, не произнося из осторожности ни слова, вытянул вперед ладонь с тремя коричневыми кругляшами, то же проделали внимательно за ним следящие Напролом и Хоть-Куда.
Вождь увидел плоды и чуть наклонил голову с семилистьем на макушке. Шаман поклонился ниже вождя, но Дум успел заметить, как остро блеснули его глаза.
— Тогда, — продолжил вождь, — прошу в мой дом.
Дом главы племени был самый большой, над ним возвышалось такое же светлокорое дерево, какие они видели в Лесу. Теперь они знали, что это каштан.
Путешественников ввели внутрь, усадили всех троих на низенькую колоду, вождь уселся на широкий чурбак посредине хижины. Он хлопнул в ладоши, вбежали две девушки, Рябина и Ель, что было видно по их одежде. Они поднесли гостям на свежих листьях каштана… по щепотке сухой земли и вручили каждому по глиняному кувшину с водой. Гости переглянулись; Дум понял, что это первое испытание и что он должен подать попутчикам пример.
Он смерил глазами щепотку, глянул на не спускавшего с него настороженных глаз вождя и… слизнул землю с листа и побыстрей запил ее водой. Напролому и Хоть-Куда ничего не оставалось, как сделать то же самое.
Вождь удовлетворенно кивнул: чужеземцы вели себя правильно, как деревья.
— Далеко ли отсюда Роща, где вы произрастаете? — начал он расспрос.
— Три дня ходьбы, о вождь, — ответил Дум. Напролом и Хоть-Куда все еще запивали щепотку земли водой из кувшинов.
— Если вы деревья, почему вы ушли так далеко от своей Рощи? У нас не принято путешествовать.
— Наше племя покинула вода, — сказал на это Дум, — и нам было поручено подыскать другое место.
Выдумщик успел заметить, что людей-деревьев смущают звериные шкуры на них, да и вождь не спускает глаз с их одежды, и поспешил объясниться.
— Листвяной наряд легко рвется, особенно в Лесу, — сказал он, потрогав оленью шкуру на себе, — и не годится для длительного путешествия. Нам пришлось надеть на себя более прочную одежду.
Вождь снова кивнул, объяснение его вполне устроило. Он успокаивался все больше. Однако спросил еще кое о чем, что не давало ему покоя:
— В нашей Роще, — произнес он, — Каштаны только я и мой сын. Вы разве тоже дети вождя?
— Да, о славный предводитель деревьев, — соврал хитроумный Дум, — дети и племянники. Кому ж еще, — польстил он благородному происхождению, — можно доверить столь ответственное дело, как поиски нового места произрастания?
— Кха! — не сдержал удовольствия от ответа вождь и снова хлопнул в ладоши. Вбежали те же девушки, Рябина и Ель, и на этот раз гостям был предложены незнакомые, испеченные на Костре клубни, разного цвета и вкуса корешки, был поставлен перед ними кувшин, из которого поднимался и тревожил ноздри медовый аромат. Они поочередно отхлебнули — это был густой сладкий напиток. Вождь отпил из своего кувшина.
— Кленовый сок — кровь дерева! — воскликнул он. — Клены по-братски делятся ею с нами. Пейте, друзья мои, пусть ваши листья, увядшие в дороге, распрямятся!
После угощения пришельцев отвели в пустую хижину, находящуюся рядом с домом вождя, и предложили отдохнуть. Но стоило внукам Горы прилечь на сухие листья, устилавшие землю, как в хижину вошел молодой Граб и сказал Думу, что его зовет к себе шаман Клекачка. Пришлось ему встать и идти.
Клекачка ждал пришельца в своей хижине, где на видном месте, как и у вождя, стоял толстый чурбак. Клекачка восседал на нем не менее важно, чем вождь.
— Сдается мне, — сказал он, чуть Дум вошел, — сдается мне, — прорычал он, сверля чужеземца жгучим взглядом, — что ты не дерево, а Огонь знает что!
— Как бы не так! — не согласился Дум. — Самое настоящее! Погляди на мои корни, — он поднял ногу к самому лицу Клекачки и пошевелил пальцами. — А вот мой ствол, — Дум похлопал себя по животу. — А вот мои ветки, — помахал руками и вдобавок сказал ш-ш-ш… будто пошелестел листьями. — Можешь даже меня пощупать.
Шаман больно ущипнул протянутую руку.
— Это еще не доказательство! — настаивал он. — А вот это что у тебя, скажи мне, что у тебя это?! — Клекачка показал пальцем с длинным, как у собаки, черным ногтем на лоб Дума.
Вопрос был трудный (не каждый из нас, очутись он на месте Дума, ответил бы на него), выдумщик с минуту молчал, а шаман уже приготовился торжествовать победу.
— В нашей Роще, — начал гость Клекачки, — этот предмет, — он поостерегся назвать голову головой, — вызывает большие расхождения. Одни называют его наростом, который большинству деревьев мешает нормально расти…
— Так-так-так! — одобрил шаман. — Похоже, я слышу рассуждения дерева!
— Другие, — продолжил выдумщик, — задаются вопросом: а где удобнее всего расположить рот?
— И эти правы, — пробормотал Клекачка. — Хотя рот или, если точнее сказать, дупло удобнее было бы расположить на животе, ближе к желудку. А третьи? Что говорят третьи?
— Третьи считают, что кое-какая польза от нароста есть.
— Какая же? Какая? — насторожился шаман.
— Слушай же. Они говорят: как бы, не имея глаз, вставленных в нарост, деревья узнавали вождя и шамана?
— Верно, — согласился Клекачка, — и я иногда так подумываю. Они натыкались бы на нас, как на подобных себе, а не кланялись издалека.
— Еще. Как бы, рассуждают наши, не имея ушей, прикрепленных к наросту, деревья слышали то бесценное, что говорят им вождь и шаман?
— Ваши тоже не дураки, — одобрил это рассуждение Клекачка.
— И последнее. Как бы деревья, не имея кое-чего здесь, — Дум постучал себя пальцем по лбу, — как бы они понимали мудрость того, что говорят им вождь и шаман?
Клекачка поковырял пальцем в ухе и потряс головой.
— Ну-как повтори, — приказал он.
Дум повторил.
— Ты сказал — мудрость?
— Ну да! А то ведь деревья могут спутать мудрость с тем, что говорят сами.
— Так-так-так! — шаман вдруг обжег гостя свирепым взглядом. — А тебе не кажется, что для гостя ты слишком разговорчив?
— Но ты сам заставил меня говорить!
— А тебе известно, что среди деревьев не принято возражать? И смотрят деревья не так, — снова пошел в атаку Клекачка. — Они встречают взгляд шамана покорностью и страхом. А ты смеешь глядеть на меня как равный!
— Но ведь я Каштан!
— Никакой ты не Каштан! — по-настоящему рассердился Клекачка. — Думаешь, я не знаю, где вы набрали коричневых плодов? В Лесу растет несколько каштанов — только мне известно, где. И раз вы вышли оттуда, ясно, что набрали плодов там.
— А где именно? — невинно поинтересовался Дум.
— Будто не знаешь! В дупле старого дуба, что стоит неподалеку от трех каштанов! Я их своими руками туда складывал.
— Вот оно что! — Дум бесстрашно взмахнул руками, — Теперь тебе несдобровать, Клекачка! Оказывается, ты запасаешься каштанами! Зачем?! Уж не готовишься ли ты занять место старого вождя? Вот что ты задумал, хитрый шаман, — ты хочешь объявить себя Каштаном! А что, если я скажу об этом вождю?
— Что ты, что ты! Чш-ш-ш! Ты дерево, пришелец, — я это понял, как только увидел тебя. И, судя по твоим ответам, высокородное. Прости мои сомнения!
— И ты, Клекачка, деревянный с головы до ног, — польстил шаману Дум, — и мысли у тебя вполне деревянные.
— Ответь мне на последний вопрос… — шаман выглядел уже не так устрашающе, как в начале беседы. — Ты сказал вождю, что ищешь место для своего племени. Не собираетесь ли вы поселиться здесь?
— Почему бы и нет, — ответил Дум, — ваше место очень хорошее для произрастания. Но мы еще походим, поищем (шаман облегченно вздохнул)… И может быть, вернемся (шаман закряхтел)… А скажи мне, неусыпный Клекачка, слыхал ли ты что-нибудь о Крае Земли?
— Край Земли? Почему ты о нем спрашиваешь?
— Ну… мы боимся свалиться ненароком в Бездну. Идешь, идешь, вдруг раз — и ты летишь! Что если Край Земли недалеко от вас?
— Край Земли, кажется, за горой, что за нашим Лесом. Никто, правда, из людей-деревьев его не видел, но, я думаю, он там.
На этом беседа шамана и Дума закончилась. Дум вышел из хижины Клекачки и облегченно вздохнул: уф-ф-ф!
В честь высокородных гостей было решено в этот же вечер устроить праздник. Женщины наготовили побольше вкусной еды, люди-деревья принарядились: старые листья в одежде были заменены свежими, а кто и вовсе сменил наряд на выходной, обновлены были бусы, в пучки волос на макушке все воткнули свежие листья. Местные красавицы бросились ловить блестящих жуков и ярких бабочек, которыми тогда украшали листвяные платья.
Перед заходом Солнца все собрались на небольшой площадке посредине селения. Вождь, его совсем еще юный сын и шаман уселись на торжественные чурбаки, для пришельцев прикатили длинную гостевую колоду.
Сначала, как и полагается, принялись за еду и питье. Ели, хвалили клубни и корешки, какие-то кисленькие на вкус листочки, орехи, ягоды, съедобные травы. Пили сладкий кленовый сок…
После пиршества люди-деревья стали танцевать. Зрелище было преудивительное! Танцевали они, не сходя с места и не отрывая ног от земли. Танцоры покачивались, раскачивались, качались, наклонялись к земле, как деревья под порывами ветра, они скрипели, шелестели, трещали, грозя упасть, разом вытягивали руки, показывая направление ветра, роняли листья и вот кое-кто падал, не выдержав напора бури…
Музыку выдували из дудочек, дудок, дуд и дудищ, щеки у музыкантов пузырились, как у лягушек по весне.
И вот "ветер" стих, деревья выпрямились, стали охорашиваться, приводить себя в порядок после бури.
Вождь и шаман поаплодировали танцорам, хлопая себя по коленям и топая ногами, точно так же похлопали и гости.
К этому времени Солнце уже зашло, в середине площади запылал большой Костер. Все расселись вокруг него. Расселись и уставились на Клекачку, вышедшего к Костру. Сейчас, видимо, наступила его пора.
Клекачка откашлялся и обвел всех ставшим вдруг сердитым взглядом. Он будто собрался за что-то отчитать свое племя.
— Когда-то, — начал он, — все-все на земле были деревьями, и каждое прочно стояло на своем месте. Никто нигде не шатался, — взгляд в сторону пришельцев, — никого не мотало, подобно сухому осеннему листу, гонимому ветром. И никто не болтал языком, — на этот раз Клекачка повел глазами по кругу слушателей, — не трещал, как сорока, никто не ссорился, не ругался — деревья были тогда такими, какими им и предписано быть, — молчаливыми, смиренными и одновременно полными достоинства.
Если начинали говорить вождь или шаман, — продолжал Клекачка, — все замирали, и ни шелеста не раздавалось в Роще, пока звучали их голоса.
Дупла были только у них. Для чего, вы можете спросить. Чтобы отдавать распоряжения! Знают ли деревья, когда им цвести? Когда желтеть? Терять листву? Ронять плоды? Нет, конечно! Им об этом сообщают их повелители.
Каждый раз, когда вождь, кончив говорить, спрашивал: "Слышите ли вы меня, деревья?" в ответ раздавался только дружный шум листьев — так в старину отвечали деревья.
Но однажды, задав этот вопрос, вождь услышал в Роще еще один голос. "Слышать-то мы слышим, да не всё понимаем. Нельзя ли повторить?"
Тогдашний Каштан на мгновение онемел.
— "У кого это там появилось дупло?" — все же нашел в себе силы спросить он.
— "У меня, о высокородный", — голос долетал издалека, из-за деревьев говорящего не было видно.
— "А как я увижу тебя? Мне хочется на тебя взглянуть".
И тут Роща с ужасом увидела, как одно из деревьев вытаскивает корни из земли и начинает передвигать их, чтобы приблизиться к вождю! Делает один неуверенный шаг, другой, шатается, чуть не падает, хватается ветками за соседние деревья…
Роща — это были далекие наши предки — застыла, окаменела, глядя на первые шаги дерева.
Тогда, понятно, грянул Гром, и Молния испепелила Первого Вольнодумца, но скоро появился еще один. И скоро Роща обзавелась дуплами. Научилась вытаскивать корни из земли — с этого времени началось постыдное ее перерождение.
— Посмотрите на себя! — рявкнул шаман. — Посмотрите и убедитесь сами, в кого превратились некогда могучие, стройные, молчаливые и неподвижные деревья. Мы стали похожи на обезьян и лягушек, дупла наши не закрываются ни на минуту, ветки не знают покоя, а корни — корни не удерживаются больше в земле…
Что означает появление дупла у дерева? — горестно вопросил Клекачка. — Я скажу. Я открою вам то, до чего вы не додумаетесь.
У здорового дерева не должно быть дупла — оно молчит и делает то, что ему говорят. Оно растет, цветет, выращивает плоды, роняет их, когда ему скажут. Не тратя сил на Размышления, такое дерево живет долго, долго…
Но стоит появиться в нем дуплу, как дерево перестает расти, поднимается над землей вкривь и вкось, сохнет раньше времени, трухлявеет, теряет кору, в его дупле — а оно углубляется — заводится всякий сор, гниль, птичьи гнезда, белки, змеи, муравьи… Дерево начинает испытывать внутренний зуд, оно становится болтливым, носится туда-сюда, — при этих словах шаман глянул в сторону гостей, посмотрело на них и племя, — носится туда-сюда, — повторил Клекачка, — не находит себе места, пристает к другим деревьям и те тоже тоже открывает рты…
Я думаю, — заканчивал свою проповедь Клекачка, — наше Божество не станет так долго терпеть это безобразие. И оно не допустит нашего вымирания — а то, что мы к нему идем, ясно и муравью. В будущем — не знаю, далеком или близком — наши тела вновь покроются древесной корой, дупла зарастут, мы перестанем суетиться, врастем в землю и навсегда замолчим. Роща соединится с Лесом, и Божество ступит на истоптанную нашу землю…
Старенький Каштан кивал рассказу шамана, а Дум насторожился. По одному из взглядов Клекачки он понял, что сегодняшний праздник добром не кончится, что нужно держать ухо востро.
— Сегодня у нас гости, — продолжал шаман, — и мы рады, что количество деревьев пополнилось. Вот что я предлагаю — принять пришельцев в нашу Рощу!
Люди-деревья (а может, деревья-люди?) одобрительно завыли и закричали.
— А для этого, — глаза Клекачки сверкнули, — мы устроим нашу любимую проверку на деревянность — ее давно уже не было, — и подвергнем ей даже наших гостей. Окажем им эту честь! Проверка породнит нас еще больше!
Собрание снова завыло и замахало вет… я хотел сказать, руками. Вождь тоже не был против — Каштаны, сидевшие неподалеку, вызывали у него самые теплые чувства.
Люди-деревья, не теряя времени, стали выстраиваться в ряд; шаман предложил встать в конец его и гостям.
Дум понял, что свою каверзу Клекачка должен осуществить именно теперь.
А тот шел уже вдоль ряда, щелкая каждого по макушке нетолстой сухой палкой.
— Щелк! Щелк! Щелк! — Шаман почти не прислушивался к отзвуку, он спешил. — Щелк! Щелк! Щелк!
Дум напрягся. Что задумал Клекачка?
Вот перед Думом остался один… человек? Дерево? Короче — молодой Дубок. Он открыл рот, ожидая удара, и зажмурился. Клекачка размахнулся и треснул Дубка так, что тот ойкнул и присел, а палка переломилась.
— Вот где настоящее дерево! — рявкнул шаман. — А теперь мы примем в Рощу наших гостей. Освятим их лбы старым благородным обычаем и заодно услышим самый приятный для наших ушей звук — каштана! — С этими словами Клекачка вытащил из-за спины здоровенную дубинку, явно припасенную для Дума и его товарищей, и примерился, сощурив глаза, хватить старшего по голове.
Опасность первым оценил на этот раз воин Напролом. Он оттолкнул Дума, дубинка просвистела мимо его лба, задев только плечо. Напролом вырвал дубинку у шамана и, не раздумывая, звезданул того по темечку. Клекачка, не издав ни звука, повалился наземь. Напролом сделал то, чему его учил боевой опыт…
Толпа — а ряд мгновенно распался — оторопела. Она окружила место события, где их грозный шаман сидел, держась за голову, а трое пришельцев стояли возле него.
Теперь-то спохватился Дум.
— По нашим обычаям, — обратился он к вождю, — каждый, кто проверяет кого-то на деревянность, испытает прежде себя, а уж после колотит по лбу другого. У вас разве не так?
Но вождь не ответил. Он и не мог ответить. Старик свалился со своего чурбака и катался по земле, задрав к звездам худые ноги. Можно было подумать, что у него схватило живот.
Племя деревьев оставило шамана и бросилось к вождю. Но тот не стонал, не охал — он трясся и издавал странные для них звуки:
— Ха-ха-хи-хе! Наконец-то Клекачка получил по заслугам! Хи-хи-хи-ха! Я долго ждал, что кто-нибудь догадается ответить ему тем же, чем он развлекался все время, и вот дождался! Ха-ху-хо! О бог деревьев, Леший, — никогда еще мне не было так хорошо! Благодарю вас, чужеземцы, вы доставили мне под конец жизни ни с чем не сравнимую радость — ха-хо-хи-ху-хе!
Старика подняли, он держался за живот.
— Скажите, — поднял он голову к пришельцам, — вы ведь много повидали в дороге, — какая лихорадка заставила плясать мои старые кости? Что со мной? Может быть, смерть наведалась ко мне и сотрясла напоследок всю мою плоть?
— То, что случилось с тобой, вождь, не лихорадка и не смерть, — ответил Дум, — это тебя разобрал СМЕХ.
— Смех? — переспросил старый Каштан. — Что это такое? Болезнь?
— Наоборот! Больные стонут и плачут, а здоровые смеются. Ты еще долго проживешь, если научился смеяться.
— Правда? А не зазорно это делать деревьям?
— Мне трудно представить, чтобы смеялось дерево, о вождь. Человек — другое дело. Мы ведь и деревья, и люди…
Вождь внимательно посмотрел снизу на гостя.
— Дай мне руку, Каштан, — сказал он, — я хочу подняться.
К этому времени встал и шаман. Он ожидал, что старый Каштан защитит его и накажет пришельцев, нарушивших священный обряд. Но тот распорядился иначе:
— Отныне, Клекачка, проверка на деревянность, которую ты так любишь, будет проходить иначе. Каждый в ряду запасется палкой, и кого стукнешь ты, тот в ответ стукнет тебя, — а я, глядя на это, буду смеяться и тем самым продлевать свою драгоценную жизнь. Ты слышишь меня, хранитель древних обычаев?
Клекачка склонил голову и ничего не ответил.
На следующий день путешественники попрощались с людьми-деревьями. Всем им были вручены взамен утраченных в Лесу мешков искусно сплетенные из коры липы сумки, которые дарители набили множеством вкусной растительной еды и не забыли про кувшины с кленовым соком. Когда путники отошли на порядочное расстояние от хижин, Напролом посмотрел, что у него в сумке, и скривился, увидев корешки, клубни и траву.
— Я мог бы один справиться с двумя или тремя этими корнеедами, — сказал он.
— Разве кто-то из них тебе угрожал? — спросил Дум.
— Нет, но я на всякий случай прикидывал, что буду делать, если они набросятся на нас. Получил же от меня по лбу их шаман!
— Да, и это приключение только твое, Напролом. Ты о нем сможешь рассказывать дома.
Верзила кивнул и еще с полчаса, шагая вместе с товарищами, шевелил губами и взмахивал правой рукой — он, верно, складывал из слов свой будущий рассказ.