И снова они в узком, темном и холодном ущелье. Высоко над их головами изломанная полоска неба, они совсем здесь одни, лишь иногда срываются с отвесных стен большие серые птицы, чьи крики множатся, рассыпаются эхом.

Тропинка узкая, трудная, речка обрызгивает их холодной водой, впереди — за каждым поворотом! — неизвестность. Здесь может выйти навстречу могучий зверь, а то и еще одно племя людей, которое неведомо как отнесется к чужакам. На них могут осыпаться камни и похоронить под собой. Да мало ли что может случиться в этом страшном ущелье!

Охотник и воин Напролом идет впереди, за ним шаг в шаг следует Хоть-Куда, только Дум то и дело останавливается, чтобы задрать голову к очередной вершине.

Они идут долго, небо над ними не меняет цвета, оно все так же сине; но вот в ущелье становится чуть теплее — это день приближается к середине.

Вдруг Солнце засияло в теснине — разноцветно засверкали брызги над камнями, радуга раскрасила противоположный берег, рыбы стали чаще выпрыгивать из воды, ловя мошкару, заплясавшую над волнами.

Солнце лишь заглянуло в ущелье и быстро ушло дальше, и путники снова стали ежиться от сырости, холода и брызг. Но берега речки начали неожиданно сужаться, вот она уже не речка, а ручей. Еще один поворот — и на них дохнуло теплом, открылся редкий лес, спускающийся к ручью с обеих сторон, а ручей совсем сузился и вскоре превратился в родничок в пологом склоне прямо перед ними. В родничке плавал кругами желтый лист.

Ущелье кончилось! Теснина выпустила их!

Напролом на радостях гикнул и метнул копье в ближайшее дерево.

Скоро путешественники вышли в высокотравную степь, вдалеке виднелась небольшая рощица, куда они и направились, раздвигая траву руками и копьями.

Уже вечерело, когда они ступили в тень рощицы. Дум и Хоть-Куда сели, привалившись спинами к стволам деревьев, а неутомимый Напролом пошел отыскивать подходящую ветку для лука, вместо оставленного чихастикам. Глядя на него, они вздохнули и двинулись собирать сухие сучья для Костра.

Когда Напролом вернулся, Костер уже горел. Охотник, готовя будущий лук, еле сгибал здоровенными ручищами упругую толстую ветку, чтобы повязать ее тетивой.

Товарищи вынули из сумок мясо, которым снабдили их чихастики, насадили куски на обостренные ножами сучья и стали поджаривать над притихшим к этому времени Костром. Они смотрели, как капают на красные угли капли жира и сока и глотали слюнки. Спокойный дым поднимался к кроне дерева и застревал там, среди листьев.

Ужин готов. Напролом отложил почти отлаженный лук, все трое впились зубами в мясо. Было не до разговоров.

Тепло Костра постепенно прогоняло холод, который накопили их тела в ущелье, а с дымом уходил и страх, внушенный мрачной тесниной.

Надо было пойти за дровами — ведь они будут у Костра ночевать. Снова поднялись Дум и Хоть-Куда, а охотник, чуть проглотив последний кусок, схватился скользкими от жира руками за лук. Ему не терпелось увидеть его готовым к стрельбе.

Дум и Хоть-Куда уже улеглись, накрывшись зеленым ветками, а Напролом, не забывая подбросить сучьев Костер, ладил и ладил при его свете свой лук. Наконец, сделав все, он уложил на него тоже готовую стрелу и натянул тетиву. Он даже поискал цель, чтобы проверить и оружие, и себя, но вокруг была уже темнота. Там и сям пели невидимые ночные птицы, но не стрелять же, целясь в голос, а не в тело! Только потеряешь в темноте стрелу.

Так и не найдя, куда выстрелить, Напролом улегся на приготовленные и для него ветки и тут же уснул, держа в одной руке лук, а в другой — стрелу, словно и во сне ему может понадобиться оружие.

Первым утром проснулся Дум. И не сам по себе, а оттого, что услышал чей-то крик. Он поднял голову и увидел, что кричит Хоть-Куда. Кричит во сне и изо всех сил сучит ногами и размахивает руками. Дум поскорей разбудил его. Тот открыл глаза, сел и сразу же стал оглядываться по сторонам.

— Ох! — сказал он. — Спасибо, Дум, ты меня спас!

— От чего, Хоть-Куда? — спросил Напролом, продирая глаза.

— Мне снилось, что мы вернулись домой, — рассказал тот, — а нас там не узнают и говорят, что если мы действительно внуки Горы, то должны пройти проверку на каменность. И будто Шито-Крыто берет свой любимый каменный молоток и идет к нам, чтобы стукнуть как следует каждого по темечку, а я стою в ряду первым.

— Если бы ты вовремя не проснулся, — заметил Напролом, — Шито-Крыто расколол бы твою голову с первого раза. Молоток для него я делал собственными руками, знаю его силу.

— А тебе что снилось, Напролом? — спросил Дум.

— Мне виделся сон пострашнее, чем Хоть-Кудаю, — рассказал тот. — Будто идем мы на охоту. Я, Напролом, Хоть-Куда и ты, Дум, хотя какой ты охотник. У меня лук и копье, у Хоть-Кудая копье, а ты свое потерял, потому что о чем-то задумался, как всегда некстати. Так задумался, что налетел на дерево и набил на лбу шишку.

И вот идем мы и идем. У меня лук и копье, у Хоть-Кудая копье, а тебя шишка. Идем, идем…

— А не могли бы мы идти побыстрее? — попросил Хоть-Куда. — Я уже проголодался.

— Нет, — отказал Напролом, — настоящие охотники не торопятся. Идем мы, идем…

— Уф! — только и произнес Хоть-Куда.

— Вдруг я вижу, кто-то впереди пробежал! Я достаю стрелу… Пригибаюсь… Крадусь к дичи… А там — волки! Вот столько, — Напролом показал три пальца, потому что, волнуясь при рассказе, позабыл счет. — Они стоят и скалят зубы. Я натягиваю тетиву… А передний волк вдруг как чихнет! И волков уже, — Напролом показал четыре пальца. — Еще раз — и их, — охотник поднял растопыренную пятерню. — Расчихался — и волков стала целая стая!

— Так-так, — отозвался Хоть-Куда, — и как же мы с ними справились?

— А мы с ними не справились, — спокойно ответил Напролом.

— Неужели они нас съели?!

— Нет, — так же спокойно сказал охотник, — я толкнул к ним этого смутьяна и никчему Дума и пока волки разрывали его на куски, мы с тобой удрали подальше. И скоро отправились в Обратный Путь.

Хоть-Куда почесал голову.

— А ты знаешь, где Обратный Путь, Напролом?

Тут почесал голову воин и охотник Напролом. Обвел взглядом рощицу. Высунул язык.

— Н-не знаю, — признался он, — Дум что-то говорил об этом, но я не запомнил.

— Я тоже. Едва ли стоит скармливать Дума волкам, Напролом! Ты бы доспал чуток и пересмотрел свой сон. Дума лучше оставить живым.

Охотник наморщил лоб.

— Пересмотреть сон? — спросил он. Повторил озадаченно: — Пересмотреть сон… А что если мне привидится совсем другое? Да и я не хочу больше спать. Слушай, Дум, а тебе не снилось случайно то же самое? Ну, где волки?

— Снилось, — коротко ответил Дум.

— Тогда, может, ты придумал что-то перед тем, как они тебя съели?

— Придумал, понятно. Ветер дул в их сторону, и я поджег траву. Волки убежали, и мне стал сниться другой сон.

Хоть-Куда и Напролом долго смотрели, моргая, друг на друга. Потом над их головами прошумел утренний ветерок, Хоть-Куда встряхнулся и спросил:

— А что тебе приснилось после волков, Дум? Случайно не то же, что и мне? Ты ведь стоял, когда мы вернулись домой, рядом со мной и после меня Шито треснул бы по голове тебя.

— Совсем другое. Будто сижу я у Костра и вдруг слышу чей-то голос, который как-то странно говорит.

— Как же это, Дум?

— Странно… То ли ветер дудел мне в уши, то ли доносилось дальнее эхо. Я слышал такое впервые.

— Ты запомнил, что тебе сказал голос?

— До единого словечка. Слушай:

— И все, Дум?

— Нет, было еще:

— А чей это был голос, ты не узнал?

— Мне кажется, — сказал неуверенно Дум, — мне кажется, это был мой собственный голос! Но такой, когда его приносит эхо.

— Теперь мне все ясно! — объявил доселе молчавший Напролом. — Ты разговаривал со своим Ночным Духом, Дум! Ведь у твоего Духа должен быть такой же, как у тебя, голос. А в его голове такая же дурь. Мой Дух не стал бы говорить мне подобные глупости, даже схвати я его за горло. А ну-ка вставайте! — прикрикнул он на товарищей. — Надо поскорей дойти до Края Земли и столкнуть Дума в Бездну. Вдруг Край Земли сразу за рощей?

Путешественники раздули Костер, в глубине которого сохранилось несколько тлеющих угольков, поджарили оставшееся мясо, наскоро поели и двинули через рощицу, что оказалась не такой уж маленькой.

А через какое-то время они стояли на границе рощи и зеленой, чуть всхолмленной долины и не сводили глаз с еще одной высокой и далекой синей горы, стоящей на краю долины.

Они стояли и смотрели на эту далекую гору, пока Хоть-Куда не стал бормотать что-то, какие-то слова. Дум услышал бормотание и спросил, какому богу он молится.

— Я не молюсь, — ответил тот, — я вдруг вспомнил те слова.

— Какие?

Хоть-Куда покосился на Напролома и произнес:

Скажи честно, Дум, — добавил он, — откуда эти слова? Не может быть, чтобы ты сам их придумал. Их в самом деле надудел тебе какой-то дух — они у меня не сходят с языка.

— Наверно, Хоть-Куда. Я и не говорю, что придумал их сам. Я услышал их во сне. А сон это такое место, куда мало ли кто может забрести.

— Эта гора так далеко, — вмешался в разговор охотник. — Вот если бы ты, Дум, придумал, как побыстрей до нее дойти!

— Нет ничего проще, — сказал тот, не промедлив и секунды. — В этой долине наверняка есть звери, на которых ты можешь опробовать свой новый лук и стрелы. Ты забыл, что у тебя в руках, Напролом?

— Ты прав одиннадцать раз, Дум! — завопил, подпрыгнув, охотник. — Одиннадцать, а может, и больше! Меня сейчас не интересует ни Край Земли, даже будь он в трех шагах отсюда, ни следующая гора, ни еще одно племя людей-чудаков, каких-нибудь заковыр и закоряк — мне подавай дичь, мне подавай зверя, в которого я мог бы пустить стрелу! — Напролом тут натянул тетиву. — Гляньте-ка, оружие готово! Сегодня мы будем есть свежее мясо! Вперед!

И охотник первым шагнул в высокую траву.