Небольшую гору они обошли, как и прежде, стороной и оказались в том Лесу, где распрощались с зловредным Взахлебом, пообещавшим на прощание, что их съедят на обратном пути. Лес они пересекли за короткое время.
Вот и долина открылась, зеленая, мирная… Ударил по земле задними лапами заяц, нырнул в высокую траву и исчез, как лягушка в воде. Больше никого — тишина, ветерок гуляет по верхушкам трав. Напролом, оглядевшись, подозвал к себе остальных — двое подбежали. Воин показал им на что-то впереди. Ага, борозда. Граница. Им предстоит перейти ее…
— Слямбу катамбу нок! — вдруг вспомнил Хоть-Куда.
— Чш-ш! — пригрозил ему Напролом. — Захотелось на Костер?
Скоро они, по сигналу воина, передвигались по долине. Где перебегали, где замирали, присев за кустами, где шли пригнувшись. Боязливо огибали, страшась неожиданной встречи, невысокие холмы.
Путешественники то и дело слышали далекие голоса женщин, детские выкрики, звуки какой-то дудки.
Пройдена половина чужой территории, теперь нужно пересечь луг с качающейся под ветром травой, за ним начинается частый кустарник. Решили перебежать — не терпелось освободиться от гнета опасности.
Помчались все трое — по-прежнему пригибаясь, раздвигая густую траву где руками, а где ныряя в нее с головой, закрыв глаза…
И так же вслепую все трое ухнули в глубокую яму, наверняка ловушку, какие роют для мамонтов, — сильно ударились о дно, кто рукой, кто боком, а кто и головой. Вскочили — а над ними уже бесновались и орали раскрашенные, как для войны, кривошеие.
Обрадованные добычей, те плясали над ними долго, наслаждались беспомощностью пленников, своей хитростью и удачей.
Среди размалеванных рож путешественники увидели и Взахлеба, беснующегося пуще других. Он позволил себе несколько слов на их языке:
— Попались, бродяги! Я вам говорил, что мы еще встретимся! Уж теперь-то мы вас слямбу катамбу нок!
— Слямбу катамбу нок! — подхватили все, кто скакал на краю ямы. — Слямбу катамбу нок!
Пленников вытащили, связали им руки за спиной и повели, подкалывая копьями, в рощу справа от долины, где виднелись там и сям острокрышие жилища кровожадного племени.
Услыхав радостные вопли своих охотников, здесь уже готовили Костер: первое, что увидели Дум, Напролом и Хоть-Куда, ступив в селение, это гору сучьев на середине площадки, окруженной хижинами. Хижины были сделаны из толстых веток деревьев и кое-как замазаны глиной.
Люди племени Получивших-Язык-От-Самого-Бородатого — мужчины и женщины, дети и даже старики, уже дружно отплясывали вокруг будущего Костра, предвкушая и прекрасное зрелище и… вкусный обед из трех молодых чужаков. Пляша, они взбрасывали ноги чуть не до головы и не забывали придерживать банан в правом ухе.
Вождь кривошеих ожидал их здесь же — он сидел перед самой высокой и богатой хижиной, его обступали женщины, видимо, жены.
— Хо-хо-хо-о-о! — проревел он, когда трое пойманных оказались перед ним. Вождь пришел в такое хорошее настроение, что заговорил на их языке. — Не один, не два, а сразу три молодых бычка! А ну развяжите им руки. Добро пожаловать на наш огонек! Обещаю, вам не придется жаловаться, что мы пожалели для вас дров! Да, скажете вы после, насчет дров у них было все в порядке!
— Где скажем? — спросил Дум.
— Наверху, понятно! Там, куда вы подниметесь вместе с дымом. А вон несут еще топливо. Бедные носильщики, да они все в поту! Теперь видите, на что мы способны ради гостей?
Толпа, глазевшая на пленников, от нетерпения вскрикивала.
— Бедняга Взахлеб рассказал мне, как жестоко и подло вы его обманули несколько дней назад, и я распорядился выкопать яму-ловушку на вашем пути. Вот вы в нее и попали. Ну а теперь пора зажигать огонь.
Дум поднял руку.
— Постой, предводитель славного племени. Полчаса назад мы так напились воды в роднике под горой, так наполнили животы, что, наверно, плохо будем жариться-коптиться. А если и будем поспевать, то уж точно лопнем и всех вокруг ошпарим. — Дум как мог оттягивал время гибели.
Вождь кивнул.
— Хорошо, что ты нас предупредил. Я прикажу своим людям, чтобы они танцевали в ожидании пиршества подальше от Костра. Приятно, когда попадаются благожелательные чужеземцы.
Тем временем гору сучьев обкладывали по подножию сухой травой. Возле нее суетился, подтыкая траву, старик в длинной вытертой шкуре, с тонкими, как сучья, ногами. Он то и дело оборачивался к Вождю и пленникам и показывал в страшной улыбке однозубый рот и стучал друг об дружку двумя кремнями, высекая искры. При этом он тоже приплясывал. Верно, это был шаман, которому доверялось развести огонь. Он только и ждал сигнала Вождя.
А племя уже начало торжественный танец вокруг горы сучьев.
Вождь в предвкушении зрелища и обеда добрел на глазах.
— Мы бы не тащили вас на Костер, если б не наш Обычай, — откровенничал он напоследок. — Может быть, вы не такие уж плохие ребята и многое могли бы нам рассказать. Но — нельзя! Обычай сильнее наших чувств. Он говорит: увидел чужака — волоки его на Костер! Это завет предков. В частности, юноши по имени Невмоготу, Первым-Получившего-Язык. Ведь когда он взбирался впереди всех на гору к Самому Бородатому, чужаки хватали его за ноги и тянули вниз. Они хотели его опередить и первыми завладеть языком! Хорошо, что он умел отбиваться. "Подождите, говорил он про себя, я с вами еще посчитаюсь! Вы у меня еще подниметесь к Бородатому, но уже не будете похожи на себя!" Он имел в виду дым. С тех пор мы, благодарные за добытый с таким трудом язык, поджариваем всех чужеземцев, вознося их к Самому в виде дыма…
Тут вдруг начал накрапывать дождь.
— Как бы дождь не испортил нам праздник, — нахмурился вождь, — пора начинать. Сейчас вас насадят на вертелы и приправят кой-какими душистыми травами…
— Что ж, — согласился Дум, не спуская глаз с суетливого старичка-шамана, — чему быть, того не миновать. Подчинимся вашему Обычаю. Обычаи — святое дело. Но уважь последнее, перед тем, как нам стать копчеными, желание.
— Уважу, — кивнул Вождь, — вы, повторяю, неплохие ребята: не кричите, как другие, не брыкаетесь, будто вас режут. Говори.
Напролом и Хоть-Куда с ужасом ждали Думова ответа. Он безропотно соглашался идти на Костер!
— Мы хотим попросить будущий Костер, — сказал Дум, — чтобы он донес наши души до Самого Бородатого, а не растерял их по дороге, смешав с облаками. В этом случае наши души превратятся в вечных бродяг, а нам бы этого не хотелось.
Вождь эту идею одобрил:
— Вы правы, что хотите помолиться Костру. Я и не подумал про облака. Одно дело — жить под бородой бога, другое — мотаться по белу свету с облаками. Клянусь тенью Невмоготу — вы хорошие ребята! Молитесь, молитесь дровам, авось они вознесут вас, куда надо!
Дум сказал что-то своим, что невозможно было расслышать из-за "Слямбу катамбу нок!" толпы, и трое пленников начали свой смиренный обход горы сучьев. Они то и дело наклонялись до самой земли, что-то, кажется, шептали, трогали сухую траву, окружающую будущий Костер… Сделано три круга. Дум, Напролом и Хоть-Куда подошли к вождю и замерли возле него, наклонив головы, готовые к ужасной смерти.
— Зажигай! — крикнул вождь старикашке, и тот, бухнувшись на колени, ударил кремнем о кремень, послав жаркие искры в сухую траву.
Загорелся первый огонек, шаман вдохнул в себя побольше воздуха, чтобы раздуть его и… чихнул так сильно, что задул язычок пламени.
Он высек еще искры, снова в траве зашевелилось пламя, шаман, сипя, набрал воздуха — и снова чихнул, загасив огонь.
И везде, где бы он ни пробовал раздуть Костер, бедняга чихал, да так, что трава разлеталась в стороны.
— Костер заколдован! — завопил наконец шаман, обернувшись к вождю. — Он не подпускает меня к себе! Посмотри — нигде не загорается!
Как бы в подтверждение его слов вдалеке громыхнуло, гром покатился по небу, добрался до них и здесь трахнул так громко, что толпа присела, а вождь втянул голову в плечи.
— Наверно, Бородатый не хочет этих жертв, — сказал он неуверенно, — ну-ка, Невтерпеж, спроси его об этом.
Старикашка повернулся к далекой, еле видной уже горе, сложил ладони трубкой и провизжал какие-то не понятные никому слова.
В ответ небо прямо над головами оглушительно треснуло и тут же полил крупный дождь. Племя стало разбегаться по домам.
Вождь, сидевший под навесом, озадаченно посмотрел на пленников.
— Бородатый, кажется, не хочет видеть вас у себя. Он подсказал нам, что от вашего дыма будет чихать. А если бы он расчихался, сидя на своей горе, случилось бы землетрясение и наше селение разрушилось бы. Вот так дела! Хорошо, что я вовремя обо всем догадался. Не миновать бы нам беды!
Пленников поливал дождь, но они только радовались ему. Он спас их от огня. Вождь снова приосанился для каких-то слов.
— Итак, в ваше дело вмешался сам Бородатый. Вы не нужны ему. Жаль, жаль, жаль! Мы лишились обеда. И еще жаль, что мы не имеем права прикончить вас другим способом. Ведь если Бородатый не получит своей доли, которую мы подносим ему в виде дыма, он может рассердиться. Так говорят наши старики, ревнители традиций. Без них мы и кашлянуть не смеем. Придется вас отпустить…
Дождь лил все сильнее, а пленники так и стояли перед вождем — они не верили до конца, что могут уйти. Внуки Горы ждали его последнего слова.
Вождь с грустью глянул на мокрых чужаков и сказал:
— Не знаю, что было бы с нами, нарушай мы обычаи. Только сегодня мы могли погибнуть дважды! Да, обычаи не шутка. У вас ведь они тоже, наверно, есть?
— Наш Обычай предписывает нам, избежав смерти на огне, бежать без оглядки, бежать до тех пор, пока не свалишься с ног. Но не просто удирать, — добавил Дум, — во время бега нужно еще и подпрыгивать. Не хочешь ли послушать, как он возник? Это интерес…
— Я бы послушал, — со вздохом ответил вожак людоедов, — но я так уже проголодался, что ни о чем не могу думать, кроме еды. Бегите, — разрешил он, с еще большей грустью оглядывая переминающихся пленников, — бегите: обычаям нужно подчиняться беспрекословно!
И наша тройка припустила так, что брызги от их ног по лужам долетали до крыш хижин. И все, по команде Дума, то и дело подпрыгивали.
Они в самом деле бежали до изнеможения. Даже попав в Лес, бегуны не могли остановиться, и упали наземь, когда не было уже никаких сил.
Теперь путешественники снова оказались без копий и лука, и идти по Лесу было опасно. Поэтому, встав, внуки Горы прежде всего выломали три здоровенные дубины, которыми можно было хоть как-нибудь защититься от противника, зверя или человека.