Елизавета Аркадьевна и Мари друг друга не то чтобы совсем терпеть не могли, но, скажем вежливо, недолюбливали. При этом каждая отдавала дань восхищения позиции другой, но каждая считала, что она-то все равно устроилась получше, поскольку поумнее. На стороне Елизаветы Аркадьевны были возраст, опыт, солидный стаж семейной жизни и репутация идеальной жены и матери. На чашу весов Мари падали блестящее образование и карьера, успех у мужчин и умение крутить своими поклонниками, как жонглер шариками. А сходство Мари с тетей намного превышало ее сходство с матерью, просто Мари этого не замечала, уверив себя в том, что они с Елизаветой Аркадьевной противоположности во всем.

Разговор с Мари Елизавета Аркадьевна не считала большим удовольствием. А Мари, услышав голос тети в трубке, хотя и радостно защебетала: «Приходите, приходите, я так соскучилась», — сказала Мите:

— Первый воспитательный десант к бою готов.

— Думаешь, она будет тебя отговаривать? — поинтересовался Митя, щекоча розовую крошечную ступню Мари.

— Ай! Ай! Не надо! Конечно будет! Вся моя родня поднимется как один, едва узнает, что я собралась замуж. Наверняка тетя Лиза узнала от Жанки, и уже бежит спасать несчастную девочку от неизвестно кого.

— Я неизвестно кто?

— Конечно! Где твои документы? Свидетельство о рождении, дипломы, трудовая книжка, бумаги на квартиру и так далее. Одним паспортом не отделаешься.

— Я — вольный ветер, — объявил Митя, перебираясь ловкими пальцами выше, к коленке, — усы, лапы и хвост — вот мои документы!

Мари поражало умение Мити часами проводить время в безделье — задумчиво перебирать струны гитары (но ничего не репетировать и не отрабатывать), мечтательно гладить будущую жену, точно кошку, просто валяться на кровати. Эта сонная атмосфера потихоньку захватывала и ее — она взяла на работе отпуск и училась долгими минутами разглядывать лицо своего любимого, вести неспешные разговоры «за жизнь» и напевать под белую гитару. Мурку Митя оставил у друзей, чем Мари была очень недовольна. Митя уверял, что котенок в надежных руках, но не смог привести ни одного вразумительного аргумента, объясняющего, что помешало оставить Мурку дома. Мари успела привязаться к пестренькому комочку бродяжьей породы и искренне удивлялась, как Митя, такой внимательный к ней, так легко забыл маленькую ласковую зверюшку. Один раз Мурка приснилась ей умирающей от голода и холода на помойке, и Мари проснулась со слезами на глазах. Митя утешал «свою глупенькую девочку», укачивая на руках, и обещал завтра же позвонить друзьям и узнать о Муркином самочувствии, а в скором времени забрать котенка обратно, раз уж Мари так переживает.

На этом Мари успокоилась. Больше всего Митя нравился ей тем, что никогда с ней не спорил. Другие мужчины, когда она начинала строить планы, обязательно пытались их скорректировать или хотя бы как-то дополнить, а Митя радостно принимал все как есть. Поедем летом в Турцию — отлично. Возьмем кредит и расширим площадь — прекрасно. Сделаем ремонт и перепланировку гостиной — чудесно. Заведем ребенка — ну конечно, дорогая.

Мари испытывала двойственное чувство. С одной стороны, ей казалось логичным, что ее принц не такой, как все, и ведет себя в точности по кальке ее идеала, на то он и принц, ожившая мечта. С другой стороны, как взрослая и опытная женщина, Мари не верила до конца в существование принцев, да и глянцевые журналы советовали соглашаться на коня, поскольку особу королевской крови не дождешься, а дождешься, так все равно не обрадуешься.

Когда Елизавета Аркадьевна пришла к племяннице, Мити дома не было. Он ушел в магазин за пирожными, утверждая, что Мари необходимо кушать много сладенького, а то она слишком худенькая.

Озираясь по сторонам, Елизавета Аркадьевна топталась в прихожей, путалась в рукавах и сумках, неловко достала и чуть не уронила принесенный к чаю тортик, мялась и никак не решалась начать разговор. Неловко обменявшись репликами о погоде, они с Мари прошествовали на кухню. Елизавета Аркадьевна опустилась на стул и резко спросила:

— Мари, у Жанны кто-нибудь есть?

— Э-э-э… — опешила Мари, — в каком смысле?

— В прямом. Она встречается с мужчиной?

— Да нет…

— Мари, ты скажи мне честно — она тут у тебя ночевала, она говорила что-нибудь про личную жизнь?

— Да, говорила, она как раз поглощена проблемой устройства этой самой личной жизни.

— У нее все нормально?

— Вполне, а что случилось?

Мари закурила и стала пристально рассматривать краснеющую тетю.

— Тетя Лиза, что-то не так?

— Понимаешь… дело в том, что Жанна… в общем, Жанна — лесбиянка.

— Кто?! — Мари подавилась дымом и закашлялась так, что Елизавете Аркадьевне пришлось долго молотить ее по спине. — Тетя Лиза, вы шутите. Какая она лесбиянка? Она и замужем была, и сейчас ищет себе именно мужчину. Кто вам сказал такие глупости?

— Я сама догадалась. Она странно себя ведет, говорит про пятидесятилетних женщин, мужчин ненавидит.

В двери повернулся ключ, и Митя радостно закричал с порога:

— Жан, твоя тетя уже пришла? Я купил свежайшие эклеры, но забыл спросить, любит ли она крем, а телефон оставил дома. Сбегать еще и за корзиночками?

— Иди сюда, познакомься, — откликнулась Мари.

Елизавета Аркадьевна смутилась, когда приятный молодой человек галантно поцеловал ей руку в старомодной манере и представился:

— Митя. Ваш будущий родственник.

— Очень приятно, — пробормотала Елизавета Аркадьевна.

Митя развил бурную деятельность по организации чаепития, попытался накормить гостью ужином из нескольких блюд, а заодно выяснилось, что Елизавета Аркадьевна удивительно похожа на его маму. Через два часа Митя и Елизавета Аркадьевна обсудили все гипотетические Жаннины проблемы, сложности материнской доли, а также другие интересные обоим вещи (этих вещей обнаружилось неожиданно много). Мари чувствовала себя лишней, как будто тетя Лиза была родной Мите, а не ей.

Эта неловкость постепенно становилась для Мари привычной. Куда бы ни отправились они с Митей, кто бы ни пришел к ним в гости, уже через полчаса он вел себя так, будто Митя для него — самый близкий человек в мире. Даже друзья… да что там друзья, даже двоюродная сестра и та словно бы предала Мари ради ее жениха. Мари, привыкшая из-за экстравагантности и искрометного чувства юмора быть в центре внимания, рядом с Митей всегда отходила на второй план. Всю жизнь она называла подобное явление «эта — жена такого-то». Никогда раньше она не могла вообразить, что сама займет место «жены такого-то». Мари казалось, что подобный удел — для «серых мышек». Выяснилось, что нет — это удел любой, даже яркой женщины, если ее муж еще ярче.

Мари вынырнула из рассуждений и обнаружила, что Митя поет для Елизаветы Аркадьевны ее любимого Розенбаума, и так прекрасно поет, что тетя вытирает глаза платочком. Интересно, есть что-нибудь, чего Митя не умеет делать? Или хотя бы умеет, но не очень хорошо?

Мари решила в самое ближайшее время задаться выяснением этого вопроса, пока у нее не начал развиваться комплекс неполноценности. Ведь у каждого есть недостатки, значит, у ее будущего мужа они тоже должны существовать. Осталось только их найти.

Елизавета Аркадьевна уходила совершенно успокоенная, больше не волнуясь о Жанне. Митя не только разубедил ее относительно мнимых лесбийских наклонностей дочери, но и пообещал устроить личную жизнь Жанны с супермужчиной, его лучшим другом. Они абсолютно искренне и с удовольствием расцеловались в прихожей, и Митя сказал:

— Елизавета Аркадьевна, вы нам поможете? Мы с Мари подали заявление, и уже через месяц у нас свадьба. Но ни она, ни я раньше не сталкивались с организационными вопросами, поэтому совершенно не знаем, за что хвататься. Подскажете?

— Мари, а мама знает?

— Пока нет. — Мари коротко вздохнула. — Тетя Лиза, не говорите ей пока, пожалуйста. Она будет меня отговаривать, плакать, истерики закатывать. Лучше потом сказать, попозже.

— Ну ладно. Хотя от матери скрывать такое решение нехорошо. Я с ней поговорю, думаю, она успокоится.

— А может, вы ей и расскажете?

— Я?

— Пожалуйста, — попросил Митя и заулыбался на манер Чеширского кота, — а то Мари немного импульсивна, да и доверия к сестре больше, чем к дочери, — дочь-то вечный ребенок.

— Хорошо, договорились, — согласилась Елизавета Аркадьевна. — Я скажу Анечке и помогу вам с подготовкой свадьбы. Я дома напишу список того, что нужно организовать, а потом мы обсудим — что из этого вы успеете сделать сами, куда мне надо позвонить или съездить, а где стоит подключить знакомых — ту же Жанну или Анечку. Мари, ты же не думаешь, что твоя мама останется в стороне от свадьбы?

— Конечно нет, тетя Лиза. Я просто боюсь ей говорить, чтобы не портить нервы. Но если она будет за — пусть поможет.

Пока Митя провожал Елизавету Аркадьевну до метро, Мари в сотый раз стала представлять свадьбу. Конечно, она играла роль женщины самодостаточной, гордой и независимой — помесь феминистки с карьеристкой. Но в глубине души уже давно завидовала замужним подругам. Даже Жанне. Хотя Жанна и развелась с Антоном (всякое в жизни бывает, не застрахуешься), но зато у нее все равно была свадьба. Настоящая, с белым платьем, с лимузином, с кольцами и гостями. И Жанна была на ней королевой. А Мари только мечтала об этом с детства — о платье с пышным шлейфом, о словах «в горе и радости», о криках «горько» и даже о глупой кукле на капоте лимузина.

Митя вернулся, и Мари с порога затрещала о свадьбе. Все ее знакомые уверяли, что мужчины совершенно не интересуются подготовкой события, отмахиваются от невест словами «делай как хочешь». Митя вел себя совершенно по-другому. Он внимательно выслушал ее соображения, поддержал идею завтра же ехать за платьем, одобрил варианты сценариев и очень обрадовался, что умничка — все продумала так интересно.

Засыпала Мари, как и всегда в последние две недели, закрутившись вокруг Мити плющом, абсолютно счастливая.

Месяц, оставшийся до свадьбы, Мари провела в буквальном смысле на бегу. На крыльях счастья, если выражаться фигурально. Она, как любая невеста, до головокружения мерила бесконечные платья, слушала все прогнозы погоды, сто раз переделывала список гостей и план их размещения в ресторане, трижды меняла запланированный ресторан и несколько раз закатывала истерику «ничего мне не нужно, отметим дома, в ЗАГС пойду голая». Митя ласково утешал ее, целыми днями пропадал по таинственным делам, объяснял, что должен срочно заработать побольше денег на торжество, а Елизавета Аркадьевна приняла подготовку так близко к сердцу, что звонила по десять раз за вечер.

С Аней, кстати, она поговорила очень успешно — Мари и ее мама, слегка поплакав друг у друга на плечах, окончательно помирились и стали вместе продумывать детали свадьбы. Елизавета Аркадьевна своими дипломатическими талантами очень гордилась, поскольку ее сестра всегда была вспыльчивой, взбалмошной и достаточно устойчивой в любом мнении. Тем не менее ей удалось убедить Анечку, что жених — один из представителей вымирающей породы настоящих мужчин и явно очень любит Мари. К тому же в возрасте Мари долго перебирать не приходится, а то можно в результате остаться старой девой.

Аня с мужем съездили познакомиться с будущим зятем. Обставлено знакомство было очень торжественно — роскошный стол, дорогие подарки от жениха с невестой. С Михаилом Юрьевичем Митя сразу нашел общий язык на тему зимней рыбалки, потом оказалось, что у них одинаковые политические взгляды, и вскоре подвыпивший на радостях Михаил объявил, что теперь обретет сына, о котором мечтал всю жизнь. Аня сначала подозрительно присматривалась к потенциальному сыночку, но, увидев, как Митя внимателен к Мари, как он обходителен и остроумен, постепенно растаяла. Да и роскошный комплект из сережек и кольца с рубином, врученный ей со смущенной улыбкой и надетый немедленно, тоже сыграл свою роль. В конце концов, вряд ли мужчина, который дарит будущей теще рубины, а невесте чуть ли не с поклоном подает каждое приготовленное им блюдо, плох.

На том они с Михаилом и решили. Пока ехали домой (на такси, которое Митя им поймал и оплатил, не соглашаясь, чтобы его родственники возвращались ночью на общественном транспорте), оба окончательно пришли к выводу, что свадьба Мари — отличная идея. Аня, конечно, всплакнула, как летят годы, ведь еще будто вчера она качала перед сном крошечную дочку, а потом кокетливо сказала мужу:

— Помнишь, как ты с моей мамой приходил знакомиться? Принес большой букет роз и все переживал, что ты ей не понравишься.

— Конечно помню, — ответил Михаил, — я за этими розами весь город обегал, пока нашел. Ты же настаивала, что она любит именно белые, а везде были только красные.

— Миш, а мы уже старые, да?

— Мы? Конечно нет. Вот когда внуки пойдут, тогда уже будем бабушка и дедушка. И ты будешь самая молодая и красивая в мире бабушка.

Свадьба дочери вернула родителям их медовый месяц. Аня сделала себе новую стрижку и покрасила волосы в довольно яркий цвет. Немного смущаясь, она отвечала на комплименты знакомых, что просто не хочет выглядеть на свадебных фотографиях старой калошей. А сама взяла отложенные на новый телевизор деньги и весь день провела в модном СПА-салоне, где ее обертывали таинственными водорослями и делали особенный массаж по-тайски. После всех этих процедур она помолодела лет на двадцать (в душе, конечно), и Михаил ощутил новую волну острого влечения к собственной жене. Глянцевые журналы советовали всем парам периодически освежать секс — например, делать это в лифте и в парке. Аня читала журнал Михаилу вслух, и они освежали супружеский секс долгим веселым смехом.

Мари уволилась с работы, хотя недоумевающий начальник предлагал ей повышение оклада или даже длительный отпуск в надежде, что она передумает. Но Мари твердой рукой вывела на листе слово «заявление» и дома демонстративно бросила трудовую в угол — к ненужным тряпкам. Митя всегда говорил, что его жена не должна работать — ему стыдно, если он не в состоянии сам обеспечить семью. Тем более что Мари сильно уставала к вечеру, а Митя как будто вовсе не знал усталости, и ему нравилось видеть Мари в выходные свежей и полной сил. Теперь у Мари вся жизнь превратилась в выходной, и она тратила время исключительно на свадебный переполох, который называла свадебным чертополохом.

По вечерам к Мари и Мите приходили гости. Никогда раньше у Мари не бывало столько гостей — она привыкла, что к ней прибегает Жанна да еще одна девушка, близкая подруга, а так они со знакомыми встречаются где-нибудь в кафе. Гости часто оставались у них ночевать, причем ночами напролет пили красное вино и пели хором бардовские песни. До появления Мити Мари была равнодушна к музыке — могла по утрам включить любое радио и слушать все, что угодно, в качестве фона. Теперь она начала любить песни Высоцкого, Розенбаума, Клячкина, Визбора, Митяева и старый русский рок, которого раньше просто не знала. Мари, конечно, подозревала, что в Митином исполнении ей мог понравиться даже рэп или какой-нибудь тяжелейший металл, но хорошо, что все-таки ее жених предпочитал романсы и бардов.

За неделю до свадьбы неожиданно похолодало, и Мари на всякий случай купила себе короткую беленькую шубку. Митя давал ей довольно много денег, поэтому она могла не отказывать себе даже в лишнем, плюс при увольнении ей выплатили приличную сумму. Вполне хватало на достаточно широкое празднование — пригласили шестьдесят человек. Со стороны Мари многочисленная родня и друзья (в том числе несколько очень полезных людей из делового мира), с Митиной стороны — двадцать пять человек друзей.

— Мить, а твои родные?

— У меня их нет.

— Ты из детского дома?

— Нет. Моя мама умерла много лет назад. Отец после ее смерти спился и совсем опустился, мы не общаемся, он живет в другом городе. У меня есть брат, но он однажды предал меня, и теперь он мне чужой. А тети-дяди никогда мной не интересовались. Мама была большим начальником на крупном заводе, меня фактически воспитывала бабушка. После ее смерти родне я оказался не нужен. Отец пил, я рос сам по себе, и если бы не бабушка, не знаю, как бы выдержал…

— А брат?

— Он тогда был уже взрослый. У нас большая разница в возрасте.

— Давай позовем на свадьбу твою бабушку!

— Не получится. Ей девяносто восемь лет, и она живет в Рязани.

— Девяносто восемь? И как она?

— Прекрасно. Она даже может сама себя обслуживать — и сготовить себе, и в магазин сходить. И в абсолютно здравом уме. У нас в роду много долгожителей, а она еще и акушеркой была. Эта работа продлевает жизнь, потому что даришь счастье другим.

— Я хочу ее увидеть!

— Конечно, котик. Мы обязательно съездим к ней ближайшим же летом. Она будет от тебя в восторге, вы сразу друг друга полюбите. Она, кстати, так переживала, что я не женат.

— Почему? Тебе ведь не шестьдесят лет!

— Она хочет нянчить правнуков. У моего брата есть сын, но брат никогда особенно бабушку не любил, поэтому и его сына бабушка ни разу не видела. Брат живет в Питере, бабушка из Рязани не доедет. А он ей ребенка так и не привез.

Мари почувствовала, что ей до слез жалко Митину бабушку, которой скоро сто лет, а она еще совершенно адекватна и хочет видеть правнуков.

— Митя… а если у нас будет ребенок?

— Знаешь, это будет просто прекрасно. Я всю жизнь мечтал о такой женщине, как ты, — красивой, умной, талантливой, с удивительной душой. Это большое счастье. А если бы ты родила мне дочку, я был бы самым счастливым человеком на свете. Я очень люблю детей. Мне всегда хотелось иметь хотя бы троих. Дочек. Но и мальчишкам был бы очень рад.

— Мить, а почему у тебя детей нет? Обычно мужчины, наоборот, детей не хотят. Если попадается мужчина, который сам хочет, от него обычно все рвутся родить. Неужели никто не захотел?

— Может быть, и хотели. Но я никого не любил до тебя. А мне не хотелось, чтобы у ребенка был воскресный папа, который не живет с мамой. Я мечтал о настоящей семье. Дети должны рождаться в любви.

— Я так люблю тебя… Ты необыкновенный. Я обязательно подарю тебе дочку. Она будет вылитая ты. — Мари крепко обняла Митю и добавила: — Мы даже можем приступить к ее созданию прямо сейчас.

Первая размолвка вышла у Мари с Митей за неделю до свадьбы. С самого утра Мари поехала в салон «Принцесса», решив остановиться на итальянском платье с ручной вышивкой и золотым лифом. У платья было много несомненных достоинств, а главное — к нему в том же салоне подобрали шикарные перчатки с тем же узором, потрясающий палантин (существующий в единственном экземпляре), нарядную маленькую сумочку и удобные туфельки. Не решившись покупать платье одна, Мари взяла с собой Жанну и Катю в качестве советников и судей.

Хозяйка салона, неизменно приветливая Валентина, встретила гостей на пороге, обрадовалась Мари, будто старой подруге, и прошептала на ухо:

— Есть два новых платья. Оба необычные, на вас будут изумительно смотреться.

У Мари было одно необычное достоинство фигуры — талия, рожденная для корсета. Любой корсет легко и красиво садился на талию Мари, и утяжка в десять — пятнадцать сантиметров шла как по маслу.

— Такого сейчас просто не бывает, — хором восхищались продавщицы. — Девушка, может быть, вы постоянно носите корсет?

Мари действительно часто носила корсеты, в ее гардеробе их было восемь штук, не считая бельевых вариантов. Однако ее талия проявила такие необычные свойства еще при примерке самого первого много лет назад.

— Смотрите. — Валентина указала на платье персикового цвета.

Платье выглядело достаточно простеньким по сравнению с тем, которое первоначально выбрала Мари, и Жанна с Катей хором заявили:

— Бери то, с золотом, за которым приехала. Это ерунда.

Но Мари решила померить, чтобы не обижать услужливую Валентину. Когда она вышла на свет, сестры ахнули:

— Потрясающе… Мари, это твое… Забирай не раздумывая… С ума сойти, как красиво!

Мари и сама видела, что платье сидит точно по фигуре, подчеркивая все достоинства и маскируя недостатки так, что никто не поверит в наличие этих недостатков. Цвет освежал лицо, оттенял красивую смуглую кожу, а на черные как смоль волосы Мари Валентина тут же накинула персиковую шляпку-таблетку. Платье напоминало балы дебютанток — удивительно простое, без кружев, рюшей и пышностей, но в нем хотелось любоваться невестой, а не разглядывать прекрасно проработанные детали.

Мари на всякий случай позвонила Мите. Тот сказал, что белый цвет непринципиален и, если Мари уверяет, что платье красивое — значит, так оно и есть. Выбирать вместе с Мари он отказался, сослался на примету, что жениху нельзя видеть наряд до свадьбы.

Валентина проскользнула в примерочную помочь Мари раздеться и спросила:

— Может быть, вы все-таки посмотрите второе платье? Оно дороже этого в два раза, но оно такое красивое. И оно тоже как будто для вас на заказ сшито.

В результате Мари купила оба платья, заняв денег у Кати. Она решила, что персиковое будет носить как вечернее, так что ничего лишнего все равно не куплено. Вечернее платье у Мари, конечно, было, но разве два вечерних платья — это слишком много?

Дома Мари смущенно уткнулась Мите в плечо и призналась:

— Ты понимаешь… в общем, я купила два платья…

— Два?

— Да… я не смогла выбрать. Они оба сидели идеально. Если бы я оставила в салоне хоть одно — всю жизнь жалела бы, что взяла не его. И мучилась бы.

— Ну хорошо.

— Но я рассчитывала на пятьсот долларов, а получилось, что истратила почти тысячу пятьсот. Заняла у Кати — она как чувствовала, взяла на всякий случай всю полученную вчера зарплату. Я обещала ей отдать до понедельника. Что делать?

— Ничего. Будем знать, что ты потратилась больше, и я заработаю еще.

— Мне неудобно. Ты и так ночами работаешь. Давай я положу в свадебную коробочку свою последнюю зарплату?

Деньги на свадьбу Мари и Митя держали в бархатной коробочке.

— Нет. Я же говорю — я сам должен обеспечивать свою семью. Мне стыдно брать у тебя деньги. То, что дали на свадьбу твои родители, — это подарок, от него нехорошо отказываться, но вообще я против того, чтобы брать деньги у кого-либо. Если моих доходов тебе не хватает — стоит поискать другого мужа, пока еще не поздно.

— Ну, милый, ну, извини, я хотела как лучше. Все равно мне эти деньги не нужны — у нас все общее.

— Не нужны — отдай бедным. Все, что нам надо, я заработаю сам.

— Мить, а чем ты вообще сейчас занимаешься?

— Я же тебе говорил: торгую телефонами на Савеловском рынке.

— Но я тут подумала: продавец не может столько зарабатывать.

— На Савеловском рынке хороший продавец может. Я работаю в нескольких точках, работаю иногда ночами, работаю по две смены.

— Но все равно слишком много. Если бы продавцы так получали — то полстраны ушло бы в продавцы.

— А я вот умею. И получаю. И я не хочу говорить о своей работе — это скучно.

— Но мне интересно. Например, почему тебе зарплату платят так нерегулярно — как мы будем рассчитывать бюджет?

— Как-нибудь рассчитаем.

— Но, Мить, расскажи, почему так платят странно. То две недели ничего не было, потом сразу две тысячи. У тебя проценты?

— Да, у меня проценты, и оклад, и еще проценты. Мне надоела эта тема.

— Но мне хочется знать, на что рассчитывать в дальнейшем.

— Рассчитывай, что тебе хватит. Какие у тебя ко мне претензии? Ты сидишь голодная? Тебе надеть нечего? Я мало денег приношу?

— Да нет же, я не о том, — начала Мари, но Митя ее перебил:

— Я — не Билл Гейтс. И даже не Ходорковский. У меня нет миллионов. Я так понял, тебе очень важно иметь много денег и сразу? Тогда ты еще успеешь сдать платья в салон, отменить свадьбу и пойти поискать себе богатого старого папика.

С этими словами Митя ушел в спальню, хлопнул дверью и, не раздеваясь, завалился на кровать. Мари долгое время сидела расстроенная и смотрела в стену. Она искренне не поняла, что плохого в интересе к работе мужа и зачем он так обидел ее, обвинив в меркантильности. Потом Мари позвонила маме и пожаловалась на жениха, но Анна Аркадьевна оказалась на стороне Мити.

— И правильно. Что ты к нему лезешь? Он старается, работает, из кожи вон лезет, зарабатывает много, а ты из себя разыгрываешь детектива — сколько, да за что, да как. Он просто стесняется, что ему приходится торговать. С его-то образованием. А тут еще ты на больную мозоль наступаешь. Иди лучше приласкайся да извинись.

Мари послушно отправилась ласкаться, и Митя довольно быстро ее простил. С тех пор про Митину работу и про деньги Мари больше не заикалась. Береженого Бог бережет. Глупо ссориться из-за пустяков.