За три дня до отъезда Иветта сказала Диме правду:

— У меня есть квартира в Москве, поэтому снимать ее не придется. Я позвонила жиличке две недели назад и попросила потихоньку искать другой вариант. Только я не одна, там еще живет отец. А он… в общем, он пьет.

Дима растерялся. Девушка решила, что растерялся он из-за отца.

— Ты не думай, он на самом деле очень хороший. Просто он любит мою маму, и, когда она ушла, он не сумел справиться, найти новый интерес в жизни, поэтому начал пить. Он не валяется под забором, пьет дома, периодически даже работает.

— Я не об этом. Я просто удивился. Но это будет нормально — жить у тебя?

— Почему нет?

— Потому что я буду выглядеть альфонсом. Мальчик из провинции окрутил московскую девочку, чтобы получить прописку.

— А я тебя не пропишу, хочешь? — засмеялась Иветта и успокоила любимого: — Все это полная ерунда. Ты будешь нас содержать, все равно я далеко не сразу найду работу, а потом еще начну учиться, да и потом… много московских мальчиков живет у своих девочек, потому что в Москве плохо с жильем.

— Да ладно! — не поверил Дима. — У москвичей у всех есть квартиры. Это у приезжих проблемы с пропиской.

Иветта снова засмеялась и сказала:

— Ты — ходячий набор провинциальных мифов о закутавшихся москвичах, которые сплошь икру ложками кушают и ездят на «мерседесах». А на самом деле у нас сейчас дают квартиры очередникам — не падай — семьдесят четвертого — семьдесят пятого года. Поэтому молодым москвичам абсолютно неоткуда взять свое жилье. Прописка — да, у любого москвича она есть. Москвич обычно прописан вместе с бабушкой-дедушкой-мамой-папой-сестрой-братом в Москве — это факт. Но в единственной трешке на всю компанию. И точно так же снимает жилье, ежели хочет создать семью. А бывает еще хуже: мама-папа-брат-две сестры прописаны в этой двушке-трешке, вся молодежь снимает квартиры и с нетерпением ждет, когда умрет бабушка, у которой однушка. И заранее недобро смотрит друг на друга — как делить? Кому достанется? В общем, хорошие люди, но квартирный вопрос их испортил. А к чему это я вела? Ах да, к тому, что в Москве молодому человеку не стыдно жить у девушки.

— Мы поженимся?

— Попозже, ладно? Я еще не отошла от предыдущей попытки, и сейчас какие-либо свадебные хлопоты будут для меня непрерывным напоминанием о том кошмаре. Меня увезут в психушку раньше, чем мы успеем пожениться. Рассматривай это как пробный брак — мы присматриваемся друг к другу и проверяем друг друга на бытовую совместимость. Сейчас это модно.

— Ерунда какая-то.

— Почему ерунда? Очень удобно, по-моему. Смотри, у нас в стране процент разводов — больше половины, то есть распадается даже не один брак из двух, а три из пяти. Происходит это обычно в первые пять лет — судя по статистике, которую я видела на эту тему. Значит, получается, что люди вступают в брак не думая, потом обнаруживают кучу несовместимостей — и кидаются разводиться. Не дай бог, еще ребенка успевают зачать-родить. А пробный брак — возможность прожить вместе год-другой, чтобы увидеть, каковы супруги в ежедневной обстановке — не на свиданиях и прогулках или на отдыхе, а в быту. Если все идет прекрасно — идут и расписываются, сроки окончания пробного брака оговариваются сразу, а если явно не выходит — либо расходятся, либо живут кое-как, пока кто-то первый не встретит более подходящий вариант. Вот.

— И ты хочешь предложить мне это?

— Да. Почему бы и нет. Договоримся на… сейчас подумаю… три года. Если за три года увидим, что уживаемся и любим друг друга, — поженимся. Если не сложится — значит, не судьба.

— А если ты раньше надумаешь выйти за меня замуж?

— Значит, я тебе тут же скажу, и мы поженимся раньше. Давай решать проблемы по мере поступления. Главное, чтобы ты сам не передумал.

Дима покрепче прижал к себе девушку и поцеловал, стремясь доказать, что не передумает.

В последние два месяца Иветта спала очень плохо — металась по постели, думала, переживала. Свое состояние она определила как «четыре года без секса, а что ты хотела». Ей очень хотелось убедиться в серьезности Диминых намерений, желательно в постели (когда же, наконец, в Москву и жить вместе?), желательно по десять раз на дню и подольше, подольше, подольше. Оставить Диму ночевать в доме Марии Викторовны казалось Иветте неприличным, идти к нему — унизительным, а снять номер в гостинице — пошлым. Дима, кажется, все понимал и ограничивался страстными многочисленными поцелуями, от которых у Иветты распухали губы. Девочки на работе уверяли, что никакой пластики не надо — круче любой Памелы Андерсон или у кого еще там шикарный ротик.

Иветта позвонила отцу и предупредила, что приедет вместе с молодым человеком. Попросила по возможности прибраться после съехавшей жилички, не приводить друзей и вообще сделать все, чтобы знакомство прошло нормально. Короче, она подготовилась увидеть относительно трезвого папочку в не особенно загаженной квартире, но поразилась тому, что увидела на самом деле.

Отец был трезв. Не просто трезв, а явно трезв очень давно. Одет в новые джинсы и свитер. Выбрит. Пострижен. Благоухал каким-то приторным одеколоном. Цвет лица утратил землистость, стали меньше мешки под глазами, он помолодел лет на десять.

— Папа, это Дима. Дима, это Александр Алексеевич, мой папа.

Мужчины пожали друг другу руки, а Иветта удивлялась, глядя на квартиру. В коридоре и на кухне — новые обои в зеленый цветочек, в окна можно смотреться, как в зеркала, на столе — чистая нарядная скатерть, к ней в тон — веселые занавески в горошек. И еще — в доме непривычно пахло пирогами. С кухни высунулась Наташа, жиличка.

— Иветта, здравствуйте, проходите скорее, я уже стол накрыла.

Стол действительно был накрыт — шампанское, салаты, нарезки, какая-то запеченная птица и горка пирогов на вышитом полотенце. Иветта сделала вид, что именно так у них в доме заведено испокон веков, помыла руки (в ванной висели свежие полотенца, отваливавшуюся плитку заменила новая, ослепительно-белая, потолок и стены явно недавно перекрашивались) и вместе Димой села за стол.

Отец налил всем шампанское, а себе — сок. Иветта удержалась от падения со стула и внимательно выслушала тост.

— Доченька! Я так рад, что ты вернулась. Очень хорошо, что ты нашла себе жениха по душе, — женитесь, рожайте деток, будьте счастливы. За твой приезд!

Выпили. Отец продолжил:

— А у меня тоже есть новость, правда, я собирался сообщить тебе только через месяц, ближе к делу, но раз ты решила вернуться домой, скажу сейчас. Мы с Наташей решили пожениться!

Наташа покраснела и суетливо стала менять тарелки, ей явно хотелось чем-то занять руки. Она боялась реакции Иветты на известие — вдруг устроит скандал, вызовет милицию, попробует выставить за дверь? Понятно, что никто не может запретить взрослому мужчине жениться, но, во-первых, Иветта — ответственный квартиросъемщик, без ее согласия не пропишут, во-вторых, жить в змеиной норе — не самое приятное в жизни. В Наташиной жизни и так было очень много неприятного.

Наташа родилась в Тамбовской области, в городе Мичуринске, в те славные времена, когда богатых практически не было, но и очень бедных — тоже. Мама вместе с соседками стояла в очереди за дефицитными детскими ботиночками, на Новый год получала заказы и наряжала елку мандаринами, а Наташа первая в классе вступила в пионеры потому, что училась на отлично. Наташина мама прекрасно шила, умела сделать нарядную юбку из совершенно невзрачной тряпки, и Наташа всегда оказывалась одета лучше сверстниц, рано научилась делать красивые прически из пышных темных волос, подкрашивала глаза — и в нее, шестнадцатилетнюю, влюбился бравый, подтянутый лейтенант. В восемнадцать Наташа расписалась с ним — живот уже не влезал ни в одно свадебное платье. Вскоре родился старший сын Андрюша, Андрей Витальевич. Второй сын, Паша, появился на свет уже не в городском роддоме, а в степях Казахстана, в далеком гарнизоне, куда перевели служить Наташиного мужа. Потом были и Север, и Урал, и под конец Молдавия. В Молдавии у Наташи и Виталия родился третий сын, Миша. Потом распался СССР, карьера Наташиного мужа прочно остановилась на майорских звездочках, в гарнизоне царило пьянство — и он тоже запил. Наташа работала кем придется — торговала, сидела диспетчером на телефоне, научилась малярному делу. Поднимала троих мальчишек, а Виталий пил. Умер он в сорок пять лет. Наташе было сорок три, младшему сыну — почти пятнадцать. Русских в Молдавии к тому времени не сильно любили.

Мама и отец давно умерли, в их доме жили сестра с мужем. Наташа вместе с сыновьями вернулась на родину. Старшие нашли какую-то работу, младшего она оставила под присмотром сестры и уехала в Москву. В Москве на стройке платили достаточно, чтобы содержать Мишу, подбрасывать денег старшим детям и помогать сестре с мужем — они сидели без работы. Правда, деньги давались не легко — приходилось работать по четырнадцать часов в сутки без выходных, наниматься за копейки, терпеть хамство, глотать обиды. Труд не для хрупкой женщины, но Наташа была куда сильнее, чем выглядела, — худая, жилистая, крепкая.

Отца Иветты Наташа сразу определила как хорошего, но запущенного мужика. Пьет? Подумаешь, а какой мужик не пьет? Главное, чтобы работал и меру знал. Александру просто не хватало заботливой женской руки.

Поселившись в комнате Иветты, с первого же дня Наташа решительно взялась за хозяйство. Мыла, чистила, как-то потребовала от Александра-Саши денег на новые ершики, губки, моющие средства, потом денег на занавески и нормальную скатерть. Сама купила посуду — неприятно же есть из разномастных тарелок и пить из треснутых кружек! В доме запахло пирогами и борщом. Иветтин отец почувствовал перемены и охотно подчинился, когда Наташа взялась за его внешность, отвела в магазин — купить новые вещи, потом в парикмахерскую — стричься, обрадовался подаренному одеколону. Потом Наташа взялась за его внутренний мир.

— Саша, работать тебе надо.

— Не берут. У меня возраст уже, да и трудовая…

— А не важно. Ты красить-клеить умеешь? В нашу бригаду пойдешь?

Александр Алексеевич согласился не сразу. До его согласия они с Наташей сделали косметический ремонт в квартире и в первый раз занимались сексом — а уже потом, по принципу ночной кукушки, Наташа своего добилась.

Вот так и произошло перевоспитание, которого безуспешно добивались родственники Иветты со своими знахарями, кодировщиками, медиками. Наташа не пилила любовника за то, что после работы он мог пропустить стопочку-другую — какой же без этого мужик, но всегда обеспечивала хорошую закуску, сделала уютным дом, потихоньку переключила Александра на какие-то хозяйственные хлопоты, пить стало особенно некогда, да и неинтересно. Когда пьешь — надо жаловаться на тяжелую жизнь, мрачно смотреть вокруг, требуется и свободное время. А если весь день шкуришь стены, вечером — сытный ужин, а ночью — секс, совершенно нет места запою.

Александр с Наташей прожили вместе два года, прежде чем Наташа заикнулась о свадьбе.

— Сашенька, может, поженимся?

— Поженимся? Зачем?

— Ну, все-таки поживем нормально, как люди. А то неудобно — я у тебя в любовницах хожу, ведь не девочка уже, перед ребятами стыдно.

Отец Иветты долго думал, а потом выдал совершенно сумасшедшую идею.

— Роди мне ребеночка — и поженимся, — заявил он.

Наташа чуть не подавилась собственным языком.

— С ума сошел?

— А что? У одного актера вообще в семьдесят лет ребенок родился, а мне все-то пятьдесят с хвостиком. Пить я бросил, работа есть, квартира есть, денег хватает, почему бы не родить?

— Так у меня их трое!

— Они уже большие, тебе с ними нянькаться не надо. А тут маленький будет. Наташ, ну серьезно, ну роди ребеночка. Ты же меня любишь?

— Люблю.

— И замуж за меня хочешь?

— Хочу.

— Почему бы нам тогда и не родить мальчишку?

— А если девочка получится?

— Значит, пусть девчонка будет. Но лучше мальчишку. Я всегда сына хотел, а жена бывшая вообще детей не хотела, еле уговорил Иветту оставить, аборт не делать, но больше уже не смог уговорить. Она сразу начинала истерику закатывать, что и так погубила все блестящее актерское будущее из-за моих домостроевских замашек и не позволит мне дальше над ней издеваться.

— Ты много детей хотел?

— Чем больше — тем лучше. У меня всего один брат, зато у бабушкиной сестры было девять человек детей — они так весело жили, я любил к ним в гости ездить.

Когда Наташа забеременела, сразу же подали заявление. В ЗАГСе постеснялись сказать, что невеста в таком возрасте на сносях, поэтому не удалось найти время раньше, чем через два месяца — как будто весь район массово стремился зарегистрировать брак. А еще сразу появились проблемы с работой — ведь Наташа уже не могла дышать химией, лазить по стремянкам и таскать тяжести. В консультацию не принимали без московской прописки. Наташа сидела дома, стараясь угодить Александру, и ужасно боялась, что он передумает на ней жениться и выгонит.

К чести Иветтиного отца надо сказать, что, хотя он не догадался дать взятку тетеньке из ЗАГСа, ему и в голову не приходило оставить Наташу. Он безумно хотел ребенка (позднее родительство, говорят, особенно желанное), считал, что именно благодаря Наташе снова обрел счастье, и не сомневался, что мачеха понравится Иветте и родственникам. Жаль, что, как настоящий мужчина, Александр Алексеевич не проговаривал свои мысли вслух, считая Наташу то ли телепаткой, то ли просто ясновидящей.

С приездом Иветты все окончательно разрешилось.

— И еще, Ви-Вишка (отец вспомнил ее детское прозвище), у тебя скоро родится братик.

Иветта помолчала какое-то время, переваривая информацию, потом выдавила:

— Так чего же вы тогда телитесь со свадьбой? Ждете, пока братик родится и придется дополнительное отцовство на него устанавливать, как на незаконного?

Александр Алексеевич просиял:

— Не так же скоро. Свадьба будет через месяц.

Наташа отвлеклась от тарелок:

— Да какая там свадьба в нашем возрасте. Еще скажи, платье белое мне на живот натянуть и фату. Просто распишемся, вечером посидим дома, и все.

Дима удивленно крутил головой, видимо, не ожидал такой кучи событий сразу — едва он узнал, что у Иветты есть квартира и папа-алкоголик, как тут же нарисовалась и мачеха, и сводный брат. Девушка хотела со всеми поделиться своим оптимизмом и радостным настроением, поэтому принялась уговаривать Наташу:

— Платье белое с фатой, конечно, не надо, но надо отметить по-человечески. Заказать красивый костюм или платье, красное, допустим — еще потом наденете не раз. В ресторан пойти — хоть вчетвером. И потом на недельку поехать куда-нибудь или хотя бы номер в гостинице снять на брачную ночь.

Наташа поняла, что у них с Иветтой будут прекрасные отношения. Она уже полюбила падчерицу — надо же, она, оказывается, такая добрая девочка, а еще говорят, что москвичи ненавидят приезжих и удавятся за прописку. Когда Наташа уезжала работать в Москву, все знакомые хором уверяли — наплачешься. Потому что все будут злобно шипеть «понаехали», никогда ни в чем не помогут, наоборот — не упустят момента сделать гадость, ведь Наташа из провинции, значит, человек второго сорта. Наташа отвечала, что ерунда, прорвется, главное — работа, а сама очень боялась. Она сочла фантастическим везением, когда удалось недорого снять у Иветты комнату на третий же день после приезда, спокойно прожить в ней не один год, а уж роман с Александром и приветливость будущей падчерицы — и вовсе казались чудом.

«Завидовали мне просто, что в Москву поеду, — решила Наташа, — сами боятся и не хотели, чтобы мне повезло. Ну, теперь точно удавятся от злости, когда узнают, что я за москвича замуж вышла, и ребеночка рожу, и работаю, и с родней отношения прекрасные».

А вот вопрос жилья теперь действительно встал перед Иветтой и Димой. Нельзя же жить в двушке впятером, тем более что скоро появится ребенок. Александр Алексеевич предложил:

— Те деньги, которые раньше Наташа платила за комнату, мы по-прежнему будем вам отдавать. Снимать очень дорого, а вы семья молодая, да еще пока на работу устроитесь. Даже не отказывайтесь — обижусь.

Не отказались. Иветта позвонила однокурсникам и старым знакомым, и уже через два дня ей предложили по знакомству дешевый вариант — пусть не близко от метро и без ремонта, зато действительно по карману.

Иветта произвела фурор в деканате, появившись в новом образе — она ведь теперь носила женственные вещи, отрастила волосы и ярко красила глаза. Восстановление оказалось пусть и нелегким, но реальным, ей пошли навстречу, понимая причину ухода. Работу найти оказалось сложнее. Ревизорами в ресторанном бизнесе теперь брали только людей с высшим образованием (прошли времена, когда спрос превышал предложение и готовы были обучать всех толковых людей), а для девушки без образования и опыта предлагали курьеров и «Макдоналдс».

Иветта решила посоветоваться с матерью — вдруг у них в театре есть должность помощника пиар-менеджера или любая офисная работа — да хоть на звонки отвечать! Лилия уже обижалась, что Иветта не приехала в первый же день после возвращения и немедленно не предъявила жениха.

— Ты что, подцепила богатого иностранца лет шестидесяти и боишься, что его уведу? — спросила Лилия по телефону.

— Нет, мама. Мы просто очень забегались из-за проблемы жилья и денег. Но обязательно приедем на следующей неделе.

Действительно, приехали. Дима очень волновался — в его представлении актриса была овеяна ореолом неземной красоты и надменности, и никакие объяснения Иветты, что существует второй план, не помогли.

— У меня ведь нет ни одной знакомой актрисы. Это потрясающая профессия. Я как-то побывал на спектакле Фрейндлих — был потрясен и понял, что все остальное — мишура, а это — настоящее умение владеть душами. Скажи она тогда зрителям: «Немедленно бросайтесь из окна!» — весь зал побежал бы к окнам и выкинулся наружу.

— Моя мама — далеко не Фрейндлих. Ты будешь разочарован.

Разочарована оказалась Лилия. Нашла довольно неуклюжий предлог и отослала Диму купить сахар к чаю («Неожиданно закончился, только что заметила, вы уж простите, пожалуйста!») и тут же набросилась на Иветту:

— Ты с ума сошла! Ты кого привезла?

— Что не так?

— Это же сопляк! Провинциальный сопляк! У него же говор! Он вилку с ножом держать нормально не умеет! И выглядит так, как будто третий день с пальмы слез. Он просто зарится на твою московскую прописку. Да ты старше его на десять лет!

— Всего на семь, мама.

— Не важно. Когда тебе будет тридцать и ты уже начнешь терять свежесть, ему только исполнится двадцать три, и он будет гулять по бабам лет восемнадцати. А ты будешь рыдать в подушку и потом, когда подашь на развод, лишишься половины квартиры. Ви, не сходи с ума, это не твой мужчина.

— Мама, мне лучше знать.

— Ну почему моя дочь выросла сорняком?

Лилия патетически воздела к небу заломленные руки и украдкой взглянула в зеркало на свой жест. Иветта заметила и улыбнулась уголком губ — она знала мать от и до и могла предсказать каждое слово, каждую гримаску. Наверное, признак плохой актрисы — когда ты играешь, а зрители могут предсказать каждое слово и каждый жест твоей роли.

— Почему моя дочь не может выбрать себе достойного спутника жизни? Разве она не красива? Теперь, найдя свой стиль, послушав материнские советы, она стала женственной! Разве она не умна? Разве она не обладает способностями к кулинарии? Разве она хуже других? Ну почему небо так жестоко меня карает? У других дочери приводят в дом достойных зятьев, те носят их на руках, покупают драгоценности, меха, возят отдыхать за границу, и только моя дочь выбирает голодранцев и альфонсов.

Иветта взяла печенье и поинтересовалась:

— Мама, а что у тебя за новая манера говорить обо мне в третьем лице? Ты играешь в какой-то классической трагедии?

Запал Лилии угас, и она сказала просто:

— Я за тебя переживаю, понимаешь. Ты приведешь этого мальчика, а потом при разводе он оттяпает треть квартиры и выселит вас с отцом в однушку. Разве ты сможешь жить с отцом при его-то пьянках в одной комнате?

— Знаешь, мама, а отец ведь бросил пить.

— Да ладно. Его пытались лечить не один год — без толку.

— Бросил.

— Он сказал? Каждый алкоголик считает, что у него нет зависимости и он может бросить. Я уже давно поняла, что твой отец — неудачник.

— А он так не считает. Он действительно бросил пить, нашел работу и сейчас руководит ремонтной бригадой. Вдобавок через месяц он женится, и его невеста ждет ребенка.

Высказав матери все эти безусловно обидные для нее вещи (они выпадали из построенной Лилией картины мира — значит, обижали и раздражали), Иветта спокойно открыла дверь вернувшемуся Диме. Чай они допили в холодно-светской беседе.

А потом ушли.

Иветта не собиралась страдать от того, что ее избранник не пришелся матери по душе. Матери понравился бы только миллионер, который, одаривая украшениями дочь, не забывал бы вешать бриллиантики и на шею матери — дескать, спасибо, что родили и воспитали такое сокровище. Подобные мужчины, наверное, где-то водятся, но девушка явно не собиралась посвятить жизнь поиску идеального зятя для своей матери.

— Я не понравился твоей маме? — расстроенно спросил Дима.

— Не думай об этом. Для меня это все равно не важно.

Главной проблемой Иветты была Мария Викторовна. Хотя Дима действительно стал по вечерам играть в кабаках, все равно денег, чтобы снять двухкомнатную и забрать к себе старушку, не было и в ближайшие несколько лет не предвиделось. Иветта призналась во всем отцу, и выход неожиданно предложила Наташа:

— Живите здесь, а мы будем жить в вашей однушке. Вы нам точно так же будете отдавать деньги за комнату.

Иветта расцеловала мачеху и пообещала не деньги за комнату, а целиком оплачивать квартиру и еще сделать там ремонт к обмену. Этим остались довольны все участники — Александру было накладно в ожидании наследника отдавать Иветте за комнату, а теперь выходила приличная экономия. Наташа все равно получила прописку (и смогла встать на учет в консультацию, где ее тут же отругали, что она не пришла недель в десять-двенадцать, как будто сами не отказались ее принимать), ей не особо важно было, где именно жить. А Иветта и Дима немедленно позвонили Марии Викторовне и велели собирать вещи.

— Если боитесь, что дом развалится, — попробуйте его сдать, — посоветовала Иветта.

— Ой, деточки мои, — заплакала в трубку Мария Викторовна, — я уж и не ждала, я даже не собиралась ведь, дайте хоть месяц тут все дела в порядок привести!

Соседки, которые раньше посмеивались над Марией Викторовной и ее любовью к жиличке, прикусили языки. Сплетница Галя зашла в гости с тортом:

— Ты уж меня извини, если что не так сказала. Я ведь искренне, от чистого сердца. Наслушаешься тут, начитаешься — и подозреваешь всех потом.

Мария Викторовна охотно простила, обняла соседку и поставила чайник.

— Надо же, какая твоя Светочка… ближе родной. Мои вот лишний раз не зайдут, только денег просят, как будто я их печатаю, а как огород вскопать — ни одного не найдешь и не загонишь помочь. А тут… В Москву зовет… — Галя даже прослезилась. — Ты не думай, что я завидую. Я, конечно, завидую, но зла тебе не желаю. Просто плачу, что мне такого счастья судьба не послала. Ты хоть из Москвы звони иногда или письмишко напиши.

— Галь, да ты что, в Америку меня отправляешь? Тут ехать два часа, я приезжать буду. Лучше узнай, нельзя ли кому-нибудь мой дом сдать. Продавать жалко, а сдать готова за копейки. Или бесплатно пусть поживут — лишь бы за домом присматривали.

У Марии Викторовны поселили молодую пару — дочь соседки с мужем, а за Марией Викторовной приехали Дима и Иветта, возмущаясь, что ее багаж не лезет в «Жигули».

— Надо было «бычок» нанимать, если бы знали, что вы решили все добро перевозить.

— Светочка, но тут же все нужное. Как я, например, без машинки швейной или как компьютер свой оставлю?

Дима смеялся и помогал таксисту укладывать вещи. Ехали, скорчившись, заваленные сумками и пакетами.

Главной жертвой в этой истории сочла себя Димина мать. Она позвонила Диме и разрыдалась так, что Иветта предложила немедленно ехать к ней и вызывать скорую, пока у Анастасии не произошел гипертонический криз на нервной почве.

— Как ты мог? Как ты мог? — выкрикивала в трубку Анастасия. — Я для тебя все, я тебе жизнь посвятила! А ты какую-то старуху… будешь жить со своей официанткой и ее старухой, с чужими людьми, а родную мать бросил! Я приеду и повешусь у тебя перед дверью! Пусть все знают, до чего ты довел мать! Мне все равно не жить! Мой сын…

Дальше слышался бессвязный вой.

— Похоже, нам придется поселить здесь еще и твою мать. Но тогда я точно сбегу, потому что я ее боюсь. Мы не уживемся.

— Родная, я сам с ней не уживусь. Она меня удушит своей любовью. Надо найти ей какое-то стоящее занятие, а лучше всего выдать ее замуж.

— Но, Дим-Дим, она не пойдет замуж, разве ты не понимаешь? Ей интересно жить тобой, она уже так привыкла, а тут еще отличная роль жертвы, брошенной матери. Разве это сравнится по эмоциональному накалу с банальным замужем?

— М-да… Значит, надо занять ее делом.

— Каким?

— Не знаю… может, поручить ей роль моего пресс-секретаря? Пусть организует концерты, узнает информацию обо всех конкурсах и мероприятиях, созванивается с заказчиками, а потом будет давать интервью, когда я стану известным? Тогда она сможет сколько угодно рассказывать, как я без нее не могу ни шагу сделать — но ко мне не лезть.

— Суперидея! Просто супер! Вызывай ее в Москву, говори, что жить без нее не можешь, пусть приезжает. Она в тот раз, ты говорил, успешно торговала на рынке — вот пусть торгует на пропитание, а в свободное время займется твоими связями с общественностью. Кстати, не только ее займем, но и тебе польза будет. У тебя же нет времени с этим возиться!

— А может, со временем и замуж выйдет.

— Может, и выйдет. Она ведь не только на рынке стоять будет, но и с какими-то приличными людьми общаться. Вдруг зацепит. Кстати, твоя мама очень неплохо выглядит — и моложе своих лет, и удивительно свежа для женщины, которая жила в бедности.

— Какая разница?

— Между чем и чем?

— Ну, как то, что она жила в бедности или в богатстве, влияет на внешний вид?

— Ты очаровательный крылатый мальчик, совершенно далекий от грешной земли. Я тебя обожаю. Это даже дети знают.

— А все-таки?

— Уход за кожей, за волосами — дело недешевое. Чем старше женщина, тем больше средств ей требуется. Хорошая косметика стоит дорого, а плохая только больше портит кожу — и, в свою очередь, требует вложений в уход — это дороже всего. Затем, женщина с деньгами ходит в салоны и делает процедуры у профессионалов. Высыпается. Отдыхает на курортах. Ест более качественную пищу. В конце концов, она просто чувствует себя увереннее потому, что нет проблем, что завтра есть. Дорогая одежда лучше сидит и подчеркивает фигуру. Дорогая обувь не натирает ногу, у нее удобная колодка. В общем, редко бывает, что бедная женщина выглядит хорошо после сорока — у нее на лице проступает возраст — годы, проведенные от зарплаты до зарплаты. И выражение лица неуверенное. Богатая женщина того же возраста — холеная, надменная, стильная, уверенная в себе — поэтому более привлекательная. На поддержание красоты нужна не одна штука баксов в месяц. Но твоя мама отлично выглядит для тех условий, которые ты мне описал.

— Ви-Виш, а ты тоже? — с ужасом прошептал Дима.

— Что? — давясь от смеха, спросила девушка.

— Тебе тоже нужна не одна тысяча, чтобы поддерживать красоту? Я думал, что у тебя все натуральное.

Иветта хрюкала в подушку и дрыгала ногами, а Дима, почти рассерженный, требовал ответить на нормальный вопрос нормально.

— Дим-Дим, я не готова поднимать с тобой вопрос о своей красоте. Извини, но я не сторонница натурализма. И не считаю нужным информировать тебя, сколько стоят какие-то нужные мне средства, или показывать, как именно делаю эпиляцию ног.

— Но…

— Я не считаю, что ты дурак, который должен воображать, будто ногти у меня от природы розовые с блестками, ноги гладкие, а веки золотистые, но я хочу сохранить за собой право заниматься своей красотой в одиночестве.

— Ви-Вишенька, я не хотел тебя обидеть.

— Я не обиделась. Мне было смешно, как ты испугался. А потом, когда ты всерьез начал качать права, я решила сразу расставить все точки над «i». Может, я несовременна, но я не готова при тебе накладывать макияж или рассказывать, какой именно крем и как предохраняет меня от морщин. Договорились?

— Но сколько тебе нужно денег?

— Пока мне денег практически не нужно — у меня все есть. На мелкие расходы я возьму из хозяйственных — потом доложишь в баночку, если что. А потом я начну работать и как раз со своей зарплаты буду покупать себе все нужное, а остальные деньги благополучно складывать в баночку. И обоим нам будет легко и приятно.

Для хранения общих денег Иветта и Дима завели «баночку» — пятилитровую банку, на которую налепили пластырь и написали маркером «Капитал». Баночка пока пополнялась только Димой — Иветта все не могла найти подходящей работы.

Неожиданно с трудоустройством помогли родственники. То ли Лилия сумела замолвить словечко, то ли за давностью лет поступок Иветты был прощен, но через две недели после ее переезда с Димой и Марией Викторовной в родную квартиру позвонила двоюродная тетя. И намекнула насчет встречи. Иветта тут же пригласила ее в гости — за время разлуки она вдруг преисполнилась любовью к родне и даже удивлялась, почему раньше вся эта клановость ее так раздражала — наоборот, прекрасно, когда люди держатся друг за друга, помогают и помнят.

Тетя Катя с порога объявила:

— Есть для тебя работа.

— Да вы проходите, что же вы прямо в прихожей и о главном!

— Пока не забыла. А то заболтаюсь и не расскажу.

Мария Викторовна и Дима тете Кате явно понравились. Тетя Катя выпила четыре чашки чаю, охотно поела все, что наготовила к ее приезду Иветта, похвалила ремонт, посоветовала побыстрее сыграть свадьбу, не устраивать никаких пробных браков на три года и на прощание еще раз напомнила:

— Звони прямо завтра, пока место не заняли.

Один из Иветтиных родственников работал в журнале — путеводителе по столичным развлечениям. Рестораны-бары-казино-музеи-театры-кино и так далее. Пара статей про боулинг и картинг, обзоры свежих дисков и книг, список выставок и премьер, а остальное — реклама всех мастей. И заказные материалы, и фотографии с заманчивыми аннотациями, и новости про открытия сезонов или скидки или даже просто обычные строчки, что есть в Москве такое заведение и у него такие-то адрес и телефон. На том журнал и держался, да не просто держался — давал отличный доход. А Иветтин родственник был редактором и писал те самые статьи-обзоры. Как раз когда Иветта озадачилась поиском работы, он пожаловался кому-то из родственников, что не может найти хорошего рекламного агента.

— Я готов взять человека без опыта, несовершеннолетнего, хромого, слепого, лишь бы хотел работать. А так приходят симпатичные девочки, красят в офисе мордочки, общаются с потенциальными клиентами, как с навязчивыми ухажерами, сидят в Инете часами, благо бесплатный, и потом через пару месяцев увольняются, возмущаясь, что платят копейки.

Платили действительно копейки — оклад был даже меньше, чем у знаменитых своими низкими зарплатами нянечек в саду. Плюс десять-двадцать процентов от всей собранной агентом рекламы. А если собранная реклама превышала установленную сумму, полагался довольно крупный бонус. В общем, Станислав уверял, что заработать можно много, если не сидеть без дела и не ходить на форум «Космо» обсуждать достоинства новой туши и недостатки твоего бывшей парня.

— Во время испытательного срока надо набрать очень небольшую сумму — продать всего пару модулей и несколько строчек — это же элементарно. Я специально установил низкую планку, чтобы человек не спеша вошел в курс дела, оброс клиентами, а на этапе вхождения все равно получил хорошие деньги, — кипятился Станислав, жалуясь на каком-то семейном сборище на сотрудников, — но эти девки хотят, чтобы деньги им давали даром. Они красят ногти прямо на рабочем месте и надеются, что кто-то польстится на их ногти и быстро купит им все-все-все и не надо будет вкалывать. Половина тех, что у меня пытались работать, были из провинции и усиленно вешались на клиентов — мне даже люди потом с удивлением высказывались: дескать, странные в вашем журнале методы получения рекламы и общения с потенциальными рекламодателями. Я краснел и объяснял, что, дескать, вот, заболел сотрудник, пришлось временно поставить новенькую, а она не так поняла или просто девочка странная. На меня смотрели с этаким легким презрением. В результате у меня в отделе два агента по рекламе, оба мужчины. Третьего мужчину я найти пока не могу, и у меня меняется калейдоскоп разноцветных девочек. Они отличаются только цветом волос — а так все на одно лицо. Носят одинаковые вещи, одинаково рисуют стрелки до ушей, одинаково безуспешно пытаются избавиться от своего говора и безобразно ленивы. Неужели я уже не найду или нормального парня, или нормальную девочку-москвичку без акцента?

В результате сразу несколько родственников вспомнили о Станиславе, когда их попросили помочь Иветте с работой. Станислав воспринял просьбу без энтузиазма.

— Иветта — это которая на телевидении работает? Внучка Екатерины Михайловны?

— Нет, на телевидении Жанна.

— Точно… но Иветта… что-то знакомое… А, это она, когда Дашка рожала, развлекалась с ее муженьком?

— Стасик, это было давно. Девочка с тех пор сильно изменилась. У нее тогда были неприятности, вряд ли она отдавала себе отчет, что делает. Кстати, она жила в провинции и работала официанткой, так что лень — это не про нее. И говорит хорошо, умеет общаться.

— И по мужикам будет скакать, и клиентам глазки строить, юбки короткие надевать и губы мазать в три слоя, да?

— Стасик, ты даже не видел девочку, почему ты так настроился? У нее есть жених, она его встретила в Переславле-Залесском, они вместе живут, ей не нужны твои клиенты. Она как раз не из тех дамочек, кто рвется найти кошелек потолще, — иначе не выбрала бы мальчика из провинции.

— Я уже не верю, что существуют девушки, которым не нужен толстый кошелек. Вокруг меня у женщин сплошь одна проблема — как захомутать богатого и одна беда — если богатый не клюет. Или жмот — то есть сексом с ней занимается, а денег за это не платит.

— Стасик, ты просто нервничаешь, у тебя на работе проблемы, вот ты и видишь мир в черном свете. Когда Иветте к тебе приехать?

— Завтра же с утра. Мне некогда перебирать кандидатуры, пусть приходит к десяти и сразу начинает работать.

Иветта боялась, что не справится.

— Дим-Дим, как думаешь, мне стоит туда идти?

— Почему нет?

— Я ничего не понимаю в рекламном бизнесе. Я не умею продавать. Я боюсь этих крутых клиентов, они небось все в мерсах и брюликах, и как с ними разговаривать?

— Не трусь, Ви-Вишка. Если бы эта работа требовала специальных глубоких знаний о рекламном бизнесе, платили бы намного больше и брали бы с высшим образованием в этой области. Если говорят, что нужна просто вменяемая неленивая девушка, — значит, тебя всему научат, и это несложно.

— Спасибо, Дим-Дим, — благодарно промурлыкала Иветта, — ты удивительное существо, способное мгновенно поднять мою самооценку и успокоить меня даже в самой критической ситуации. Приглашай смело свою маму, будем устраивать ее жизнь и придумывать ей занятия, ради тебя я готова общаться не только со свекровью и матерью гения, но даже с крокодилами и гремучими змеями. Ты чудо.

…Анастасия приехала в Москву через две недели после звонка и истерики. Естественно, жить с Иветтой и Димой у нее не получилось, зато она очень обрадовалась, что сын поручил ей ответственную работу пресс-секретаря.

«Не этой своей доверил, а матери, — думала Анастасия, — понимает все-таки, что с подносами бегать и дело делать — это две разные вещи».

Она уже знала, что Дима и Иветта собираются пожениться. Побывав у них в гостях и увидев двухкомнатную квартиру, Анастасия решила, что глупо препятствовать этому браку. Во-первых, чтобы не поссориться с сыном (пусть наиграется), во-вторых, потому, что этот брак решит проблему прописки и проживания для Димочки. А через несколько лет, когда Диме надоест официантка, зато к нему придут слава и деньги, он сможет купить себе жилье и выбрать достойную невесту.

В качестве достойной невесты Анастасия согласилась бы, например, на Алсу. Очень миловидная девочка, поет симпатичные песенки, известна всей стране, а главное — богата. Если бы Димочке при его гениальности такую материальную и информационную поддержку — о нем уже завтра заговорил бы весь мир. И Алсу был бы плюс — красивый, талантливый муж никому не повредит.

Анастасия уже поняла, что торопить вселенную не надо. Все равно все получится правильно, потому что ее сын — мессия, он нужен миру, и мир сделает для него все возможное. Возможно, сначала нужны испытания для закалки духа или вот такие, как эта Иветта, для того, чтобы удовлетворить любопытство, но потом Димочке будет дано сторицей все, чего он достоин.

Анастасия улыбалась будущей невестке, просила прощения за инцидент в кафе, обещала помогать, если нужно, по хозяйству или если родится ребеночек и всячески намекала на то, что будет счастлива, если Иветта и Дима поженятся. Глупая официантка, конечно, верила, и отношения налаживались.

Анастасия понимала, что она не случайно выбрана матерью гения — у нее тоже большой потенциал.