– Дэс, – рассеянно пробормотала я, перебирая его волосы, – а где вы берете все эти пироги, что стоят по всем углам?

– Так меня не оскорбляла ни одна женщина, – крепче сжимая объятия, пожаловался он, но я точно знала, что это вранье чистой воды.

Его чувства теперь были мне доступны так же, как чувства Тера в чужом мире, и я сама выбрала именно эту высшую степень открытости, когда Дэс предложил ритуал.

И в этих чувствах главными были жаркое, как летнее солнце, счастье, огромное и нежное, как море возле моего острова, обожание и надежная, как пляж под скалистым берегом, заботливость.

Только теперь до меня дошло, что значат принятые в ковене слова «моя женщина» и «мой мужчина». После ритуала, для которого не требовался никакой служащий загса, двое принадлежали друг другу ровно настолько, насколько сами пожелали при ритуале открыть свои души.

Мне вовсе не хотелось знать, насколько доверяли Дэсу его первые жены, я и так поняла, что ни одна не решилась открыть чувства по высшей мерке. Но мне-то нечего было скрывать, и, кроме того, он сразу сказал, что открыться можно только поровну. А я хотела знать его чувства ко мне до самого донышка. И не ошиблась в выборе.

– Ты же знаешь, что это не оскорбление, – нежно погладила я смугловатую скулу, обещая себе, что займусь его регулярным питанием.

– Я все теперь знаю, но не привык и никогда не привыкну… Счастье мое, да я даже еще не верю!

– А я верю. Я быстро привыкаю к хорошему. А вопросы все равно буду задавать.

– Сначала я схожу за тортом. Тер заказал Дише еще утром, как только вы пришли… Потом задавай сколько хочешь.

– Торт? – Я на минуту задумалась. Это было бы здорово – я, он и торт, но выпускать из рук любимого мужчину не хотелось совершенно.

– Солнце мое, – засмеялся он счастливо, стискивая меня еще крепче, – смотреть со стороны, когда ты вот так задумываешься, мне всегда было очень интересно, но теперь, когда я чувствую твои сомнения, это просто восхитительно.

– Черт… Я не поторопилась с выбором открытости? – смутилась я притворно, но вдруг вспомнила про напарника и всполошилась: – А что, Тер все чувствует так же, как мы?

– Ничего он не чувствует, кроме общего настроения. На прослушивание эмоций такого рода в доверии напарников или учеников ставится щит.

– Ну ему и того, что он почувствовал, должно было хватить, – хихикнула я, – хотя не думаю, что он огорчился. Но делиться своим счастьем с общественностью я пока не готова.

– Я никого сюда не пущу, – пообещал Дэс и нехотя поднялся с постели. – Вернусь через минуту.

Но вернулся он раньше, смущенный и сияющий. С огромной корзиной с цветами и не менее огромной – с едой, причем сверху красовалась серебряная крышка от блюда с тортом.

– На подоконнике стояло… Я накрою стол?

– Ладно, – согласилась я и ринулась одеваться. Это был наш первый совместный праздничный обед, и я желала выглядеть так, чтобы потом было что вспомнить.

Новый шкаф, до которого у меня раньше не дошли руки, был просто забит одеждой, но у меня не было никакого желания в такой момент копаться в тряпках. Просто выбрала цвет, который всегда мне шел, и ткань, которая подходила к случаю, прихватила туфельки и на несколько минут оккупировала ванную. А что там дольше делать, если за дверью ждет торт и, главное, любимый мужчина.

Мужчина оказался на высоте – в комнате порядок, стол накрыт, а сам в свежей белоснежной рубашке… и цветок в руке. Я даже замерла от восхищения.

Очень редко видела, чтобы кому-то так шел белый цвет. Просто необычайно шел, и темные волосы, рассыпавшиеся по воротнику, только усиливали контраст. А потом утонула в сиянии карих глазах и постепенно осознала, что большая часть бушующего в душе восхищения – не моя. И смутилась… Да что такого особого в моем облике, чтобы смотреть вот так? Платье темно-зеленое, матового шелка, с глубоким углом выреза и струящимися рукавами и юбкой, волосы я просто заплела в косу и уложила повыше, из украшений все тот же медальон ковена…

– Солнышко мое! – Он мгновенно очутился рядом, подхватил на руки, закружил и бережно усадил на диван перед накрытым столом. – Ты главное украшение любого платья! И мыслей я не читаю – это невозможно, я говорил. Но когда так полно ощущаешь эмоции, понять ход мыслей несложно. И это так прекрасно! Знаешь, я ведь всегда сам очень боялся полной открытости, иногда и меньшая, четвертая ступень тяжелее камня. Но все потом… Сначала мы будем кушать и пить вино, Тер положил бутылку редчайшего сорта риайнского. Ты еще не была на южном склоне, там у ковена большой виноградник, и я его тебе покажу.

Я мельком вспомнила, что мне пока никуда нельзя выходить, и тайком вздохнула, но крепкие руки тут же обняли за плечи и прижали к себе.

– Это ненадолго, мы все думаем, как решить эту проблему. Давай сегодня не вспоминать?

И я согласно кивнула. Не стоят всякие гады того, чтобы я о них думала в такой день.

– Еще кусочек? – Улыбаясь, как библейский змей, Дэс поднес ложечку с тортом к моим губам, и хотя я уже просто объелась, отказаться не могла, покорно слизнула лакомство.

И, уже проглотив, вдруг вспомнила… и уставилась на него мстительно-недоверчиво.

– А кто-то же вроде не любит толстых? Мне не придется потом полпальца убирать… там?

И покосилась на ту часть тела, которую так по-хозяйски обнимала его вторая рука.

Дэс отложил ложку, притиснул меня крепче, развернув к себе лицом, осторожно поцеловал и хрипловато прошептал, глядя прямо в глаза:

– А что еще можно было сказать, если просто до звона в ушах хочется прикоснуться и знаешь, что скорее всего больше никогда в жизни такого случая не представится?

– Дэс… – Минуты три мне было не до вопросов, потом я осторожно отстранилась и виновато уставилась на него. – Но я все равно не понимаю, зачем нужно было раздевать и осматривать меня при служанках.

– Их обязанность растереть и убрать все уплотнения на месте шрамов, это важно именно для здоровья девушек. А несколько лет назад – тогда была другая массажистка – они недосмотрели, и через несколько дней после бала у моей вызванной открылся свищ. Извини за подробности. Повелители выдвинули претензии. Вот с тех пор все мы проверяем их работу с помощью простенького заклинания внутреннего зрения. А одежда, естественно, мешает. И это всего лишь обязанность лекаря, ничего больше. Чем раньше обнаружишь, тем проще убрать. Вот только я… прости…

– Прощаю. – У меня с души свалился последний камень, и Дэс это тоже почувствовал, вспыхнул признательностью, и тяжкое ощущение былой вины, исходившей от него, растаяло бесследно.

– Но вопросы все равно буду задавать.

– Про пироги? – засмеялся он счастливо.

– И про них тоже.

– Пироги пекут сейчас все, кто умеет это делать хорошо, и Диша тоже печет. И ставит в комнате Найкарта. И пока мы тебя прячем, так и будут печь. Ровно день пироги стоят в тех местах, где ты хоть что-то брала. Потом их заменяют на новые, а эти относят в информаторий, там сейчас сидят постоянно не меньше трех человек. И я тоже сижу… – Он вздохнул как-то виновато, и это мне не понравилось.

– Что, и сегодня пойдешь?

– А у меня есть выбор? Если я не пойду, мгновенно придет послание с требованием выдать тебя. – Его руки снова сомкнулись вокруг меня надежным коконом.

– Тогда иди и ложись спать! – категорично мотнула я головой в сторону постели. – И не вздумай спорить! А я немножко подумаю…

Разумеется, он спорил. Да я и не сомневалась, что без боя он не сдастся, иначе это был бы не Дэс. Однако через некоторое время мы все же договорились, что он поспит, но я буду сидеть рядом.

Вот только чуть позже, когда он уснул, обхватив одной рукой мои колени, ясно поняла, что это была плохая идея. Как-то странно за последние часы переместился в мире центр притяжения – о чем бы я ни начинала думать, вскоре с изумлением обнаруживала, что умиленно прислушиваюсь к его легкому дыханию и тянусь рукой к рассыпавшимся волосам.

– Томочка, – совершенно не сонным голосом сказал Дэс и открыл смеющиеся глаза, – я убедился, что спать с тобой рядом, когда ты каждые пять минут взрываешься нежностью, я просто неспособен.

– Да ты мог бы что-нибудь придумать, – возмутилась я, пытаясь устоять под лавиной его обожания, – заклинание или зелье.

– Мог бы, – покладисто согласился он, – но лучше выпью ночью зелье бодрости – мы все равно его все пьем, – чем сейчас буду притворяться подушкой. Не сердись, я честно пытался, но я столько лет о тебе мечтал, что это выше моих сил.

– Я тоже мечтала о тебе, – честно призналась я, – и в моих мечтах ты был именно таким, потому и было так больно.

– Томочка…

Горячее раскаяние и щемящая нежность смыли ответный острый и горький всплеск боли, увели от прошлых обид и недомолвок, вернули на солнечный пляж любви.

– Мне приятно, когда ты так меня зовешь, но тебе ведь не нравилось мое имя?

– Оно тебе не идет, – виновато шепнул он, и я не стала спорить – мне как раз пришла в голову замечательная идея.

– Дэс, а ты знаешь, где лежат карты знакомых вам миров?

– Угу… – А чего это он так радуется? – И ты тоже знаешь.

А вот теперь уже откровенно хохочет. Или это у него нервное? Наверное, так и есть – то мы поссорились, то я пропала, то появлялась только для того, чтобы что-нибудь украсть… А теперь обрушилась на него, уставшего и вымотанного, как горный сель… Вот и откат.

– Дэсгард! Мне, конечно, нетрудно окунуть тебя в море, чтобы успокоился, но есть две причины, по которым я этого не хочу.

– Я тебя люблю, – вдруг заявил он, без всякой связи с предыдущим, и я даже опечалилась – вот ведь невезение.

В кои-то веки в любви объясняется не пацан-первокурсник и не подвыпивший разнорабочий экспедиции, а любимый человек. Ну маг, не все ли равно? Главное, что делает он это в приступе ненормального веселья. Или эйфории от вина?

– Прости! – Он мгновенно снова стиснул меня в объятии и уставился в глаза серьезно и покаянно. – Я правда тебя очень люблю, ты же чувствуешь.

– Одно дело чувствовать, другое – услышать, – тихонько проворчала я, догадываясь, что выгляжу капризной принцессой на горошине.

– Я знаю. И собирался говорить это сто раз на день, но с тобой так легко, что невольно про все забываешь. А смеюсь я потому, что никогда не мог предугадать, что ты спросишь в следующую секунду. Я ведь даже несколько ответов иногда заготавливал и почти никогда не угадывал. Так зачем тебе нужны карты? Лучшая карта ковена лежит сейчас рядом с тобой. – Он посмотрел, как я недоуменно озираюсь, и тихонько засмеялся: – Томочка, эта карта – я сам.

– Да?! – Я плотоядно на него уставилась. – Тогда слушай: ты точно должен знать самый безопасный мир, где нет никаких темных магов, крокодилов и прочей гадости. Я хочу настоящий медовый месяц как всякая нормальная девушка. И вдобавок время на раздумья. А ковен пусть объявит, что явилась такая вся коварная я, оглушила тебя горшком с кашей и утащила в неизвестном направлении. Или нет, не так… Я утащила Хенну, а вы с Тером прицепились, типа спасти ее хотели. Ну мог же кто-то случайно увидеть? Найка с его девочкой тоже возьмем. А самых надежных людей из ковена и из повелителей будем вызывать на совещания. А еще я собираюсь шпионить за Бердинаром, и вы будете свидетелями. Кто предупрежден, тот вооружен. Интриганов нужно бить их же оружием. Что ты так смотришь? Нельзя же допустить бойню между ними… или еще и вами?

– Я – за! – Он нежно провел пальцем по моей щеке. – Замечательный план. И мир такой есть. Правда, он еще два месяца будет скрыт за миром пустынь, но для тебя ведь это не проблема?

– Это не проблема для сферы Леорбиуса, – поправила я, посмотрела на его изумленное лицо и поцеловала в кончик носа. – Один из белых магов, которых мы спасли на корабле, ее узнал.

– Ты понимаешь, что мне придется немедленно уйти? – огорченно смотрел на меня муж.

– Иди, – кивнула я. Чем раньше он разберется с делами, тем раньше мы окажемся подальше отсюда. Но я обязательно вернусь! А операцию назовем «пикник на обочине».