– Почему? – насторожилась я и все-таки извернулась так, чтобы посмотреть… Черт!

Похоже, любимый не зря рассказал мне сейчас то, о чем не решался поведать за все время нашей совместной жизни. Дух, уплотнившись и сжавшись в несколько раз, тащил куда-то нашего Дракошу со скоростью самолета. Внизу, под ногами, так и мелькали ленты речушек, рощи и луга.

– Дракоша!

– Дракоша тут, – прямо против нас из стенки саркофага вылезла украшенная колючками голова и выжидательно мигнула желтыми глазами.

– Оно тебя крепко держит, это чудище?

– Да, – довольно сказал монстр, – дракоша не упадет. Летать хорошо.

– Не сомневалась, что тебе понравится, – с сарказмом бросила я и попыталась уйти из этого мира – пусть и вместе с неизвестным духом.

Попытка не удалась, зато за стенкой из хрусталя и стали явственно рявкнуло, заметались зеленые искры и фиолетовые сполохи, и вдруг сквозь прозрачную протаинку дракошиного тела прорезался чужой, жутковатый глаз с мерцающими в зрачке звездами.

Обвел нас зеленоватым холодом взгляда и явственно произнес равнодушным голосом:

– Сидите смирно.

– Сейчас! – разозлилась я. – Ты нас нагло захватил, куда-то тащишь, а мы должны, по-твоему, безропотно сидеть и ждать, как овечки на бойне?

– Вы пришли в мой мир. – Глаз смотрел так же холодно, а голос звучал по-прежнему равнодушно. Почему же мне показалось, что он удивился?

Или нахожусь под впечатлением слов Терезиса, что я чувствую нечто особенное, или во мне просто говорит отчаяние и безысходность, но молчать не стала. Хотя и слышала предупреждающее шипение мужа.

– Да? А где это написано? Откуда я могла знать, что этот мир твой? Весь, до последней песчинки? Где объявление, где первое предупреждение? Даже камень путеводный, как в сказке, не лежит!

– Какой камень? – Вот теперь он точно заинтересовался, и я сразу воодушевилась.

Если существо чем-то интересуется, если у него есть эмоции и способность логически рассуждать, значит, рано опускать руки и каяться во всех грехах, стало быть, еще можно попытаться повернуть обстоятельства себе на пользу.

– Камень на распутье, который увидел Иван, когда доехал до границы своего государства.

– Какой такой Иван?! – взгляд стал возмущенным, и я его почти полюбила – попался, миленький! Раз тебе присуще любопытство, мы точно не пропадем.

– Ты что, ничего про Ивана не слышал? Царевич, разумеется, младший сын. Все его еще дураком считали. Знаешь, есть у людей такая смешная привычка – считать дураками всех, кто моложе или беднее.

– А камень? – секунд через пять напомнил мне дух, и я с огорчением убедилась, что его не так-то просто запутать старыми сказками. Но хотя бы слушает, и то маленькая удача.

– Камень был большой, пройти, не заметив его, невозможно. На нем было выбито предупреждение: кто налево пойдет – назад не придет, кто направо пойдет – женатым придет, а кто прямо пойдет – славу найдет.

– Зачем мне такой камень?

– Это просто пример придорожной рекламы. Ты можешь написать: кто через час не уйдет, того выкинут назад принудительно.

Глаз исчез, и некоторое время мы летели в полном молчании. Затем Дэс осторожно спросил:

– Тесса, ты что-то задумала?

– Нет, – с огорчением призналась я. – Но дух не открыто кровожаден и не туп. А еще любопытен и почему-то не стал расправляться с нами на месте, а куда-то тащит. У тебя есть идеи, что это может быть за место?

– Логово, – пожал он плечами и помрачнел, а я прижалась теснее и принялась успокаивающе гладить его по плечу, стараясь отвлечь от тяжелых мыслей. Хотя мне делалось не по себе от догадок, что дух станет делать с нами в своем логове. Интересно, а смогу я спасти хотя бы мужа, если попробую открыть отсюда дверь сферы?

– Дэс, пообещай, что сделаешь для меня одну вещь.

– Нет, – резко ответил он, – этой вещи я для тебя делать не стану.

– Ты даже не знаешь, чего я прошу! – попробовала я сделать укоризненно-обиженный вид, но он не купился.

– Любимая, ты пытаешься меня оскорбить, намекнув, что я совсем дурак и не могу даже предположить, в каком направлении работает сейчас твоя мысль? – Муж развернул меня к себе и поцеловал так нежно и горячо, что я на несколько минут забыла про свои планы по его освобождению, просто не в силах от него оторваться…

А потом снова задумалась, прикидывая возможности сферы и так и сяк… И наконец, когда нашлось решение, все же попробовала ее призвать. И сразу поняла, что дух этого не допустит.

Молнии и сполохи замелькали еще ярче, дракошу затрясло, как японский внедорожник на российских ухабах, а в саркофаг заглянул возмущенный глаз духа:

– Последнее предупреждение!

– А потом что сделаешь?

– Усыплю!

– Злой ты, – обиженно буркнула я. – Налетел, схватил, утащил. Ничего не объяснил – куда летим, зачем? А теперь еще и угрожаешь!

– Я не злой! – отрезал он и исчез, но минуты через две появился снова. – Объясняю: несу к единственному другу. Он хочет поговорить.

И пропал, теперь уже окончательно. Зато у нас появилось море догадок и предположений. Откуда здесь какой-то друг, почему про него никто не слыхал и зачем ему с нами разговаривать. И почему дух так долго искал ответ на простой вопрос – сам тугодум или запрашивал разрешение на объяснения у того самого единственного друга?

Первые минуты после исчезновения глаза мы осторожно помалкивали про свои подозрения, потом начали перебрасываться намеками и обмениваться мнениями. Но где-то через час, поняв, что дух потерял к нам всякий интерес, начали рассуждать вслух и даже поспорили. Мне казалось, что одиноким другом может быть заблудившееся между мирами существо, попавшее сюда по ошибке, либо сбившись с пути из-за ранений или вражеских заклинаний. А Дэсгард считал, что, скорее всего, это кто-то из темных магов или шаманов, заброшенных сюда недругами. Либо, наоборот, спасающийся от преследования кого-то очень могущественного.

– Понимаешь, – пытался он объяснить, – все ходящие, попадая в трудные ситуации, постепенно накапливают опыт и способности, важно только, чтобы было достаточно магии. Потому я и надевал на тебя в первые дни накопитель. Не понимаю только, почему ты носишь его на шее.

– Так вы мне руны на всем теле написали, – вздохнула я и, поколебавшись, добавила: – Только оказалось, что там одна лишняя – это Олья определила. Ты ее еще не вспомнил?

– Вспомнил, но смутно, а вот двух нахальных малышей просто как сейчас вижу. Значит, на тебе дополнительная защита? Это хорошо.

– Да, – решила успокоить его, признавшись в совершенном без спроса поступке. – А когда я шла за тобой на Саргаш, Вандерс с сыновьями еще туда чего-то намешали. Сказали, что это усиливает сопротивление против ментальных проклятий и разных подчинений. Правда, я пока не пробовала, как это будет действовать.

– Не тревожься, действует, – горько усмехнулся Дэс. – Когда ты не хотела уходить, я пытался заставить… Или это я теперь такой слабый маг?

– Дэс, я очень ценю, что ты сейчас сам признался, но больше никогда так не делай, – тихо попросила я, но он упрямо промолчал, а потом так же тихо сказал:

– А ты можешь пообещать?

– Но у меня есть шанс уйти! Может, не сразу – обмануть, переждать, – но есть!

– А у меня есть шанс за это время сойти с ума. И есть право остаться мужчиной. И даже тебе не дано его меня лишить. Прости, любимая… Давай поговорим о чем-нибудь другом? Например, расскажи мне, что это у вас с Найкартом за клятва на крови.

И я сдалась. Рассказала ему все, что могла вспомнить, путая последовательность событий и выводы; все, что узнала и что поняла сама, кого считала другом, а кого не очень… А потом мы целовались, и уже он рассказывал разные случаи из своей жизни, почему-то исключительно веселые, и даже похищение амулета у родного отца выглядело в этом рассказе прогулкой в собственную кладовую.

– Мы падаем, – сказал озабоченно дракоша, внезапно высовывая голову из стены, когда я уже устала смеяться, а губы припухли от беспрестанных поцелуев.

– Не падаем, а опускаемся, – появился в проталине глаз духа. – Здесь живет единственный друг.

– Надеюсь, у него есть где умыться, – проворчала я, а дух вдруг как-то озадаченно оглядел наш саркофаг и исчез.

А через минуту сквозь прозрачные оконца в боках дракоши замелькала зелень, он качнулся и замер.

Прилетели, – поняла я и попросила дракошу сделать впереди оконце побольше, чтобы мы могли рассмотреть местность.

– Я построю дом, – просунулась сквозь стену черная гладкая голова размером с бочонок. – Выходите.

Она была ужасна, эта голова, лишенная даже намека на уши и нос, лишь белые сливины глаз с черными зрачками да акулий рот. Выходить к ней из безопасного тепла дракошиного пузика как-то не было никакого желания. И я бы поверила собственному впечатлению, но мне вдруг пришла на ум запоздалая и совершенно невероятная в своей простоте мысль.

– Дракоша, – строго спросила я своего монстра, – а ну-ка объясни мне, почему ты не рычишь на этого духа и разрешаешь ему заглядывать тебе в пузико?

– Он не ненужный… – не совсем уверенно сказал монстр. Помолчал и уже более твердо выдал: – Дракоша не слышит зло, как от того, который украл самого нужного Дэса.

– Дракоша, золото мое! – умилилась я, представив, какими разными могут быть понятия о зле у человека и у такого огромного жуткого духа. – А как, интересно, ты определяешь, злой дух или нет? Он ведь пытался поймать нас за ноги, рычал, рот открывал… Потом сюда тащил. Разве он не злой?

– Я дом построил, – влезла голова. К чему-то прислушалась и жутко улыбнулась: – Дух не злой, дух злых не любит. Единственный друг все расскажет. Дракоша, открой дверь.

И мой верный, преданный и проверенный в бою монстр без моего разрешения и лишних рассуждений тут же открыл с моей стороны просторную овальную дыру.

– Я первый, – придержал меня Дэс. Покосился на наивно-уверенные глаза дракоши и выскользнул наружу. – Гарх!

– Что ты ругаешься? – заволновалась я, торопливо высовывая голову, и ахнула: – Красота-то какая!

Дракоша стоял на просторной скалистой площадке невысокой красноватой горы, и отсюда открывался изумительный вид. На горизонте синело море, и спускающиеся к нему склоны были усеяны живописными рощами и цветущими полянками, где-то неподалеку шумел поток и оттуда веяло прохладой, а с другой стороны раскинули ветви могучие приземистые деревья незнакомого мне вида. Чуть выше на площадке стоял каменный дом, очень добротный, в два этажа, с колоннами у входа, подпирающими балкон с резными перилами. Что-то непохоже, чтоб этот дом можно было построить за несколько минут, – засомневалась я, но эти мысли перебил тревожный голос мужа:

– Но ходить по этой красоте нужно осторожно, тут никакой тропы, а камни скользкие от воды.

– Сейчас, – сказал стоящий рядом с дракошей дух, бывший теперь всего трехметрового роста, и провел мгновенно удлинившейся рукой по скале.

Здорово у него получается! – охнула я, обнаружив, что от дома до дракоши протянулась выложенная плитами дорожка. Причем она не казалась новой, наоборот, даже мох пробивался из щелей, а по сторонам росли цветущие синими звездочками кусты.

– Идите, – поторопил нас дух, и мы пошли. А что нам еще оставалось?

Но дракоше я все же выдала приказ закрыть дверцу, идти к крыльцу и ждать меня там. Хотя была согласна с безмолвным приговором Дэса: не во всех ситуациях он послушен, как робот, иногда принимает свои решения, и это не в первый раз. Просто раньше его поступки совпадали с моим мнением, и мне было проще считать, что дракоша почти идеальный исполнитель.

Удобства в доме были сродни средневековым, зато длинный стол, накрытый в большой комнате, навевал воспоминания о царских пирах. Но мы не торопились садиться за него, ожидая неведомого друга.

– Эй, дух, – осторожно окликнула я, облизнувшись на роскошного жареного гуся и полутораметрового фаршированного осетра, – ну где же твой единственный друг? Кушать-то подано!

– Он не может прийти, – мягко ступая босыми ногами, в комнату вошла чернокожая женщина с пышными формами, – он заперт. Вы кушайте, потом я вас отведу.

Она была одета в шелковое, расшитое золотыми цветами алое индийское сари, с ее высокой прически струился каскад подвесок из золотых монеток, звеневших при каждом шаге, а ступни с накрашенными ногтями были малы, как у ребенка. Ну просто гурия, какими их раньше представляли южные народы.

Ой, что-то мне не по себе становится от ее трансформаций и возможностей! – забеспокоилась я и оглянулась на Дэса – сверить впечатления. И просто обомлела, узрев умильное выражение лица, с каким мой муж взирал на недавнее чудовище.

– Эй, дух, – язвительно осведомилась я, возмущенно уставившись на похитителя, – а ты не забыл, что не злой и вообще вроде мужского рода? А ну быстро прекращай действовать своей магией на моего мужа, он и так еще после похищения колдунами не оправился! А то никуда не пойду и не буду общаться с твоим другом.

– У меня три ипостаси, и в этой я женщина, – спокойно сообщил дух. – А твой муж смотрит не на меня, а на свою ауру. Я немного подчистил его искаженные каналы, восстановил резерв и пополнил силой твое окно в миры. Когда я становлюсь поглотителем, то собираю много силы, потом ее нужно во что-то сливать.

– А почему ты нам все это рассказываешь? – Похоже, вместе с вычищенной аурой Дэс получил и прежнюю подозрительность.

– Единственный друг надеется, что вы сумеете ему помочь.

– А если не сумеем?

– Он почистит вам память и отпустит.

– Спасибо, обрадовал. – Есть мне как-то сразу расхотелось, – А может, сначала мы пойдем посмотрим, как ему помочь, а потом вместе будем кушать?

Я оглянулась на Дэса, и он согласно кивнул.

– Идем. – Гурия пошла к выходу и мы двинулись следом. Дэс только прихватил по пути с вазы кисть винограда и сунул мне.

На улице нас ожидало редкое зрелище: едва шагнув с крыльца, женщина вмиг превратилась в давешнего трехметрового пупса, одетого лишь в набедренную юбочку из цепочек синеватого металла, прикрепленных к такому же поясу, украшенному горящими алыми огоньками рубинами.

Дракоша, сидевший на крыльце, проследил за этой трансформацией без особого интереса – сам он умел делать намного больше. Но, увидев, что мы куда-то идем, дернулся. Не стоит его тут оставлять, – мелькнула у меня мысль. Мало ли чем сумел привлечь на свою сторону моего монстра всемогущий дух, да и никто пока не знает, чем там нужно помочь неизвестному другу.

– Дракоша, идем с нами, – позвала я, – возможно, твоя помощь понадобится.

– Он не поможет, – с обычным безразличием сообщил дух. – Мы с ним одинаковые. Только он маленький.

– Ну мало ли, – прорезалось во мне упрямство, – никогда не знаешь, где и что может пригодиться. Пусть идет, не помешает.