Обед нам подали в то же время, что и вчера. Услышав приглашение Лотти, я отложила альбом и отправилась в знакомый зал, наивно полагая, что буду первой. Ничего подобного. Едва пройдя под аркой входа, я обнаружила, что все мои коллеги уже в полном составе сидят за столом.

А подойдя поближе, с изумлением сообразила, что есть никто и не думает, все повернулись в одну сторону и с нескрываемым интересом что-то разглядывают. Посмотрела и я, куда это они уставились с таким жадным любопытством, и испытала настоящий шок. Они смотрели вовсе не на что-то, а на кого-то. На одну из избранниц, сидевшую во главе стола.

Вчера я на эту девушку особого внимания не обратила. Так, мельком отметила, что волосы скорее пепельные, глазки серо-голубые… носик остренький.

А сегодня она просто красавица. Волосы уложены в нечто заковыристое, времен Наполеона, и буквально усыпаны золотыми заколками с камнями. Платье роскошное и тоже увешано драгоценностями. Вообще вся такая ухоженная, намакияженная, словно вырвалась с модного показа. И еще томная, как рахат-лукум.

— У нее день рождения? — бросила я пробный камень, но моего юмора не оценили.

— К ней сегодня император приходил, — таинственным шепотом прошептала рыженькая ирландка, и мне очень захотелось едко переспросить: что, разве только к одной?

— Она с нами сейчас прощается, — с неприкрытой завистью вздохнула псковитянка, — после обеда ее уведут в гарем.

— Ага, — подтвердила еще одна, — все служанки возле нее просто бабочками порхают.

«Ну да, еще бы они не порхали», — саркастически хмыкнула я, села к столу и спокойно пододвинула к себе блюдо с тушеным мясом. Неторопливо поглощала кушанье и с досадой размышляла о том, что метод незаметно обвешивать мозги лапшой наши хозяева освоили в совершенстве. Вот смотрят сейчас остальные избранницы на ошалевшую от непривычного внимания и невероятного количества золота коллегу и начинают сомневаться в собственном решении ни за что не уступать ночному гостю. Те, у кого такие намерения были изначально, конечно.

А у меня желание не сдаваться ни за какие блага, наоборот, только окрепло. Слишком уж назойливо рекламируют нам прелести гарема, чтобы не начинать подозревать обратное.

— Ты видела, сколько на ней драгоценностей? — деловито поинтересовалась американка, пересев на соседний стул. — Как думаешь, всем будут столько дарить?

Я посмотрела на нее с откровенным изумлением и сунула в рот очередной кусок. Говорить о том, что я думаю, было бесполезно. Даже если я сейчас зарисую все эти заколки и через несколько дней обнаружу какую-то из них на очередной счастливице, никто не примет это как достаточный довод. Они все уже ступили на эскалатор, везущий их в таинственный гарем, и помочь хоть одной не в моих силах.

— Таресса, — подождав минут пять и так и не дождавшись ответа, не выдержала настырная соседка, — что ты об этом думаешь?

— Что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, — нехотя буркнула я.

— Он говорил ей, что она самая прекрасная девушка на свете, — возмущенно шепнула с другого бока ирландка.

— Можно подумать, что ты не знала… — я с сомнением рассматривала кучу пирожных и решала, стоит ли баловать себя такими вещами, — или никогда не читала в романах, что именно говорят мужчины с вечера девушкам.

— Ты ей завидуешь! — Псковитянка смотрела на меня так, словно я собиралась разбить ее копилку. — Ты думала, что он придет к тебе!

— А с чего ты взяла, что он не приходил? — само вырвалось у меня.

Но едва произнеся эти слова, я уже глубоко и искренне раскаивалась в своей несдержанности. Потому что отлично понимала: отказать парню с глазу на глаз — это одно, а отказать прилюдно — совсем другое.

— Ну и что? — рядом даже дыхание затаили.

— Ну и ничего.

— Он был с тобой грубым? — подозрительно прищурила глаза Селин.

— Нет, — честно ответила я, подумала и добавила: — Он просто был не тем человеком.

И пусть расшифровывают мои слова так, как им нравится. В то, что девушкам удастся заподозрить истину, я даже близко не верила.

— Значит, — подвела итог прямолинейная американка, — ты отказала и он пошел к ней?

Я только плечами пожала. Откуда мне знать, он пошел к ней или кто-то другой?

— Понятно, — буркнула рыженькая и решительно взялась за вилку.

А псковитянка лишь усмехнулась и демонстративно отвернулась к героине дня, всем своим видом показывая свое глубочайшее недоверие.

На этот раз я не стала долго засиживаться за столом. Помня, что ужина тут не бывает, прихватила со стола вазу с сухим печеньем и отправилась в свою комнату.

Вошла и обомлела — у меня были гости. Вернее, гость. Стоял, разложив по сундуку листы с набросками, и смотрел. На этот раз на нем не было чалмы, а неизменную маску он держал в руке.

— Принесла? — обернулся он на скрип двери, понял, что ошибся, и мгновенно натянул свой камуфляж на голову. — Ты так быстро пообедала? Еда не нравится?

— Спасибо, еда замечательная, — вежливо сказала я, подходя поближе.

Бросила взгляд на руки мужчины, державшие лист бумаги, и ухмыльнулась — зря он маску надевал.

— Ты хорошо рисуешь, — буркнул посетитель.

— Спасибо за комплимент, — вот знала, что совершаю большую глупость, но меня просто подмывало устроить маленькую проверку, — и за лечение. Рука сразу перестала болеть.

Я уже поставила на столик вазочку и подошла к окну — взглянуть хоть на небо, раз ничего другого не видно, а он все молчал.

Потом все же не удержался и с насмешкой глухо пробурчал:

— У тебя хорошая память на лица.

— И на руки тоже, — ухмыльнулась я. Гулять так гулять.

— Что? — Он взглянул на свои руки и вдруг спрятал их за спину. — Вот гарх!

— И даже на ту веснушку, что между указательным и средним пальцами правой руки, — добила я.

Мужчина быстро отвернулся, поднес руки к глазам и несколько секунд рассматривал, потом вздохнул и снова повернулся ко мне.

— Спасибо за совет, — так же язвительно сказал он, — теперь я всегда буду ходить в перчатках.

— Пожалуйста, — великодушно кивнула в ответ, ехидно думая про себя, что вряд ли это так важно.

Ведь не догадался никто из тех, кого они покупали раньше, значит, и дальше вряд ли кто догадается.

— А можно вопрос в оплату за совет?

— Ты привыкла получать плату за советы?

— Скорее это вы привыкли все покупать, вот и разговариваю на привычном для вас языке.

— Ты понимаешь, что дерзишь повелителю? — очень ласково поинтересовался мой гость.

— Знать бы только которому, — кротко вздохнула я.

На этот раз он молчал еще дольше, а едва собрался что-то сказать, как дверь распахнулась и влетела Селин. Пробежала по инерции несколько шагов, прежде чем сообразила, что именно видит перед собой. Точнее, кого. Ее глаза округлились всего на миг, уже в следующую секунду американка пришла в себя и деловито прищурилась.

— Ваше величество, можно задать вопрос? — А хватка у нее, как у папарацци.

— Нельзя, — сквозь зубы рыкнул целитель и мстительно добавил, глядя мне в глаза: — Даже за оплату.

Развернулся и стремительно пошел прочь.

Ну, отрицательный результат тоже результат, вздохнула я, глядя ему вслед.

— Я сразу поняла, что ты сказала правду, — торжествующе сообщила Селин, — а они твердят: врет, врет… Надо было их сюда привести.

— Не надо, — мне тяжело было это говорить, но и смолчать не смогла, — они все равно уже согласились… в душе. Только наживешь врагов. А тебе с ними еще пять лет рядом жить.

— Ты уверена, что я сдамся?! — Девушка смотрела на меня осуждающе.

— Селин… — Я наконец решилась. — Тут очень странные законы. И очень жесткие, если ты еще не догадалась. Боюсь, что мне не все время будут прощать дерзости, скоро им надоест, и они начнут меня наказывать. Но я собираюсь идти до конца, пока возможно. Все, больше я ничего не скажу… извини.

Американка еще некоторое время смотрела на меня, ожидая продолжения, но я все яснее сознавала, что не имею права сказать вслух те единственные слова, что защищают в этом мире знатных женщин вернее пистолета. Потому что это были особенные слова, для внутреннего, так сказать, пользования, а вовсе не для попаданок.

И додуматься новичку, что именно нужно говорить, практически невозможно. Я и сама сразу ничего не поняла, только теперь запоздало догадалась, на что так прозрачно намекали Дэсгард и служанка зейра Жантурио. И за то, что он все же пытался намекнуть и потом караулил под дверью столовой, я простила ему половину обид. Но только половину.

Как я и предчувствовала, в эту ночь меня беспокоить не стали. Конечно, кувшин я, несмотря на все рассуждения, с вечера к ручке двери все же привязала. Чтобы утром самой же и отвязать.

Сама умылась, сама оделась, сама заправила постель. Съела несколько печений, запила холодной водой и села рисовать, ожидая, когда придет служанка или принесут завтрак. Однако ничего так и не дождалась. Ни Лотти, ни еды.

Сжевала еще печеньице, подумала и пошла понадежнее прятать остальные. Все указывало на то, что дальше меня решили воспитывать другими методами.

А еще, пока я прятала печенье, мне вдруг стукнуло в голову очень нехорошее подозрение. Учитывая, как дальновидно продуманы тут методы моральной обработки невест, можно было с большой дозой вероятности сказать, что далеко не все мы — свеженькие.

Короче, среди нас определенно есть подсадные утки, которые задают тон всем мероприятиям, громко восхищаются и вообще настраивают непосвященных дурочек на нужную волну.

Если принять это как данность, сразу становится понятно, как повелителю удалось создать такой ажиотаж с этим получением браслетов. Ведь девушки просто обязаны были засомневаться, а вместо этого абсолютно все схватили побрякушки.

А если пойти в этих рассуждениях дальше, можно легко догадаться, что совсем необязательно всем кротихам играть одинаковую роль. Некоторые могут и поддакивать недовольным, стремясь войти в доверие и быть в курсе планов.

И от осознания того, что теперь я не могу никому доверять до конца и мне нечего надеяться ни на чью помощь, настроение, бывшее и до того подавленным, стало просто отвратительным.

Вот кем-кем, а одиночкой я никогда не была. Всегда рядом был кто-то, кто заботился, лечил, помогал, оберегал и выслушивал. Папа, тетка Лиза, учителя, одноклассники, домработницы и даже рабочие в экспедициях. А сейчас я впервые в жизни вдруг почувствовала себя одинокой, как пальма в пустыне. И такой же беззащитной.

Так, стоп, а вот плакать не надо! Не надо, кому я говорю! Слезы — это белый флаг, а я пока не сдалась.

Обед мне все же принесли, хотя и довольно скромный: хлеб, сыр, жареная рыба, фрукты. Пока Лотти расставляла все это на столе, возле двери караулили еще две служанки, очевидно, имеющие приказ не пускать меня дальше порога. Сквозь настежь распахнутые створки слышались звуки музыки и женский смех. Понять причину такого веселья было несложно — еще кто-то из избранниц переезжает в гарем.

Я не сдвинулась с места и не произнесла ни слова, пока Лотти сновала по комнате: терпеливо ждала, пока она закончит и утопает. Не о чем мне с ней говорить.

Но она ушла не сразу, сначала остановилась посреди комнаты, пожелала приятного аппетита и важно сообщила, что, как только я поем, она придет помочь мне переодеться и причесаться, потому что после ужина меня поведут на прогулку.

Они уже ушли и заперли за собой двери, а я все сидела в кресле, обдумывая услышанное. И потихоньку начинала понимать, что именно мне сразу показалось странным, резануло по натянутым нервам грубой фальшью.

Сообщение о прогулке.

Как-то не вяжется такое внимание к моей персоне с тем, как со мной сегодня обращались. Весь день не вспоминали, не отпирали, не кормили и даже не пустили на проводы подружки по несчастью.

А потом выдали ужин и объявили о прогулке… Напоминает распорядки в местах заключения. Интересно, а гулять мы будем все вместе или только мне оказана такая честь? И в таком случае законный вопрос: а за что, собственно?

Запах рыбы распространился по комнате, дразнил ноздри. Я слезла с кресла, решив сначала все же поесть, а потом додумать свои предположения. Но сначала потопала в умывальню, смыть с рук краску. Как ни стараешься смешивать краски аккуратно, все равно обязательно вымажешься.

А помыв руки и привычно плеснув в лицо водой, взяла полотенце… и вдруг застыла, оглушенная страшной догадкой.

Какая интересная и нехитрая логическая цепочка прослеживается — сначала мне не дают никакой еды, потом приносят всего три блюда… и назначают прогулку сразу после того, как я их съем. Вывод напрашивается сам собой — на этой прогулке должно что-то произойти, и еда играет в этом событии довольно мрачную роль. И боюсь, мне совершенно не понравится запланированный для меня на прогулке сюрприз.

Так вот, может, я и параноик, но есть все это не стану. Вернее, сделаю вид, что съела, а потом посмотрю на реакцию интриганов.

В следующие пять минут я глотала голодные слюнки и с болью в душе топила в унитазе сыр и сочные, румяные ломтики рыбы. Хлеб, немного посомневавшись, все же спрятала, как и часть фруктов. А перекусила парой печенюшек, запив их водой из-под крана.

Зато теперь мне можно не переживать — фигуру я в этом дворце точно не испорчу.

А потом внезапно возникла идея в отместку испортить кое-что другое. Несколько минут я колебалась, очень уж не люблю портить результаты своего труда. Вычитанная где-то фраза, что все должно оставаться людям, раньше казалась мне справедливой. А теперь я вдруг поняла, что далеко не все люди достойны, чтоб им хоть что-то оставляли. Вон и та неизвестная женщина, отдавшая много часов собственной жизни, чтобы вышивкой признаться в любви какому-то Лагенсу, наверняка не предполагала, что ее подушку бросят на ложе для выловленной в чужом мире девчонки. Да знай она это, небось разрезала бы свою работу на тысячу кусочков.

Я больше не сомневалась, схватила свои с такой любовью выписанные лирические пейзажи и поспешно принялась за дело. Несколько довольно неплохих, на мой взгляд, работ в течение двадцати минут превратились в натуральный хоррор. Надеюсь, конопатому лекарю, обожающему инспектировать комнату в мое отсутствие, понравятся некоторые из сюжетов. Разложив их на сундуке сохнуть, отправилась снова мыть руки. Ну и пусть я сейчас обманутая, обиженная, злая и голодная, зато несломленная.

— Я принесла платье, — встретил меня в спальне приторный голосок Лотти, но я и сама это уже поняла.

Девушка бережно раскладывала на кресле нечто полупрозрачное, алое, с открытыми плечами, шнурочками по бокам и разлетающимся подолом. Блеск. В таком я, пожалуй, пошла бы только в одно место — к праздничному столу, когда мне вздумается встречать Новый год в одиночку.

— Ох, какая красота! — притворно восхитилась я вслух и получила довольную улыбку служанки.

— Я помогу переодеться. — Лотти потянулась к моей любимой черненькой тунике, но я поймала ее ручки на полпути.

Потерпи, маленькая лгунья, шутка только начинается.

— Скажи, это платье теперь мое? — говорю, изо всех сил изображая волнение. Нет, я ни разу не актриса, но уже учусь.

— Да. — Похоже, девушка искренне удивилась такому вопросу, но ответила очень уверенно.

— Совсем-совсем мое?

— Ну да… — Вот теперь она как-то занервничала, глазки пока распахнуты так же наивно, но голосок дрогнул.

— И я могу делать с ним все, что захочу?

Надеюсь, в моем голосе достаточно ясно слышится зловещее предвкушение? Или нужно было добавить загадочности? Ну что же она так надолго замолчала или пытается вспомнить, как ей велено вести себя в подобных ситуациях?

— Конечно… — сделав над собой усилие, вежливо пролепетала юная аборигенка, но в ее глазах промелькнула паника.

— Тогда, — с ликующей интонацией торжественно провозгласила я, — раз оно принадлежит мне и я могу делать с ним все, что хочу, я его… — делаю продолжительную и многозначительную паузу, — я его дарю тебе.

Полюбовавшись вдосталь на ее ошеломленное личико и беззвучно шевелившиеся губы, я ласково потрепала девчонку по щечке и великодушно закончила:

— И не вздумай отказываться или благодарить. Я же сразу увидела, как оно тебе нравится. Вот и будешь носить по праздникам… в память обо мне. Ты хорошая и добрая девочка, заслуживаешь немного радости в жизни. Я уверена, что новенькой служанке в этом проклятом дворце платят жалкие гроши, самой тебе никогда такое не купить. А повелители вряд ли подарят, рассмотрела я, какие они жестокие и бездушные. Ну, все, успокойся и пойдем гулять, мне и в этом наряде хорошо.

Я независимо одернула тунику, с которой только пять минут назад смыла пятнышки краски, и решительно шагнула к двери.

— Но… Таресса… вы должны надеть это платье!

Ну, вот тут ты глубоко ошибаешься, милая, никому и ничего я в этом мире не должна! Но ответ приготовила заранее, и сейчас ты его услышишь.

— И не уговаривай! Я его подарила тебе, а подарки назад никогда не беру. Нет, нет и нет! Слово зейры! — Полуобернувшись, я с самым миролюбивым выражением лица следила, как она начинает бледнеть. — Не расстраивайся, все будет хорошо. Если эти злые повелители спросят, так и скажи, что я сама тебе его подарила. А я от своих слов никогда не откажусь.

От расстройства девчонка даже не заметила, что я пару раз помянула повелителя во множественном числе, и не стала протестовать или спорить. И это лишнее доказательство, что я сделала правильные выводы насчет двойников и что все они тут — одна команда, слаженно и умело играющая против несчастных попаданок.

Я распахнула двери и решительно вышла в безлюдный и тихий зал. Все понятно, коллег уже развели по камерам. По-другому я просто не могу называть эти удобные спальни, для меня всегда место, где человека запирают против его воли, будет именно камерой.