Невозможно сидеть и плодотворно обдумывать свои проблемы, когда все время помнишь, что находишься под прицелом скрытых камер, в этом я убедилась очень скоро. Как я ни старалась абстрагироваться, мысли были только о белой обезьяне. То есть о том, как я сижу, как выгляжу сверху, не растрепалась ли прическа…

«Нет! — взвыла я мысленно уже через пять минут. Этот мазохизм не для меня. Пусть кто-то и готов за деньги или ради славы терпеть большого брата, я не из их числа». Вот только вряд ли мне поможет простой скандал или просьба. Маги пообещают… и забудут, просто в следующий раз исключат напарника из тех, кто в курсе.

Так чего я сижу? Пора действовать. А как… ну, методом проб и ошибок что-нибудь да обнаружу. Я вихрем сорвалась с места, слетела на первый этаж и пошла в кухню. Вот сама не знаю, почему именно туда, память вела или интуиция, но обнаружила я сразу… Правда, вовсе не то, чего искала.

Пробегая мимо входной двери, просто машинально взглянула в находящееся рядом с ней окно и замерла на месте. За вязью решетки четко темнел мужской силуэт, пристально вглядывавшийся внутрь, приложив ко лбу козырьком ладонь. Меня сначала как током шарахнуло, так и отскочила назад, к лестнице. Но потом оглянулась на плотно занавешенное противоположное окно, сообразила, что меня в моих темно-серых брюках и зеленой блузке китайского фасона рассмотреть в полутьме невозможно, и начала успокаиваться.

В конце концов, в доме есть служанка, маг и большой брат. Может, я зря так уж на него ополчилась?

Ну, с этим разберусь чуть позже, а пока нужно выяснить, чего надо странному субъекту за окном. Не думаю, что тут могут свободно ходить воры, рассказывала же Сатилла про то, как ловко ловит их ковен.

Значит, это или тайный шпион, или ухажер.

Нет, шпионы — они осторожные и хитрые, а этот какой-то слишком бесцеремонный. Все понятно, ухажер. Интересно только, мой или Сины? Или все же вор?

Я оглянулась на лежащий на камине кошелек, напомнила себе убрать его с виду и решительно пошла к двери. Распахнула — и застыла в изумлении. Под окном никого не было.

Я даже вышла наружу, на крылечко, и огляделась по сторонам. Слева от крыльца — окно в кухню и через три метра от него высокая наружная стена, в самый угол которой встроена моя башня. Справа — то самое окно в гостиную и ступеньки, на которых и стоял таинственный незнакомец. Еще спустя метра три от окна — вторая стена, и никаких мужчин под ней тоже не наблюдается.

Прямо от ступенек начинается дорожка, ведущая между кустов к дому Балисмуса и дальше, к храму. И там тоже никого нет.

Я сердито фыркнула, вернулась в комнату, заперла дверь на засов и задумалась. «Разумеется, — думала я на кухне, — сюда Сина убрала с обеденного стола остатки пирожков и вазу с виноградом».

И то, до чего я додумалась, как-то настораживало. Кто-то за мной следит, и этот кто-то вовсе не из людей учителя. Те через шар могут все рассмотреть. А этот смотрел через окно. И меня все-таки заметил, раз поспешил спрятаться. Значит, не хочет или боится попадаться мне на глаза.

Первым делом я, само собой, расспрошу девчонку, может, это все же к ней приходил гость. Но пока она копается с платьем, начну исполнение своих идей — и не с того, с чего хотела сначала, и даже не с того, что придумала позднее. Это подождет.

Чтобы впредь никто из незваных гостей не мог подсмотреть с этой стороны, я начну с окна.

Покопавшись в корзинке с баночками и приспособив под палитру крышку от самой невзрачной кастрюли, я приступила к работе. И к тому времени, как по лестнице затопали туфли служанки, у меня был готов набросок, и я уже приступила к прорисовке тех деталей, которые должны быть на переднем плане, если смотреть с улицы.

— Ой, — сказала Сина, обнаружив меня стоящей на табуретке с крышкой и кистью в руках, а рядом еще две табуретки, заставленные баночками. — Что вы делаете?

— Рисую, — сообщила я хмуро. Оглянулась на нее, оценила работу: платье в цветочек сидело как на нее сшитое. — А ты молодец. Теперь объясни мне, может ли к тебе прийти кто-нибудь из родичей. Я имею в виду мужчин. Отец, там, брат или жених?

— Зейра Таресса, — служанка снова смотрит как-то слишком уж испуганно, — вы же не знаете… я сирота. Мой отец был рыбаком и утонул очень давно, в шторм попал. А мать… она потом все болела, а однажды… — Девчонка всхлипнула и замолчала.

— А где же ты жила? — Я даже расстроилась, что так бесцеремонно задела самое больное место в ее душе.

— У тетки… но у нее трое своих детей. Мет старший, он уже давно работает. Сначала со мной на рыбе сидел, потом в крепость взяли. Спасибо, что вы его простили. За наказание лишают премии.

Слушая ее, я пыталась припомнить силуэт незнакомца. Первая мысль была, не Мет ли прибегал проведать кузину. Но некоторые детали одежды, ширина плеч и форма головного убора шпиона убедили меня, что это ошибочная версия.

— А жениха… или ухажера у тебя нет? — уже понимая, что это безнадежный вариант, на всякий случай поинтересовалась я, спрыгивая с табуретки.

— Что вы, — Сина даже улыбнулась, — кому нужна сирота? Вот как совершеннолетие придет, тетка продаст кому-нибудь в дом.

— Что? — возмутилась я. — Как это продаст?

— Ну, за выкуп, — пояснила Сина, — они же меня кормили.

— Черт, что у вас за порядки, — обозлилась я, — взять и продать родную племянницу!

— Так все делают, — пояснила Сина, — а тетка мне обещала, что хорошего человека найдет, непьющего, доброго.

— Так, — решила я, — давай-ка сходи к тетке, забери вещи, только те, без каких совсем не можешь обойтись, все остальное я куплю, и расспроси ее: она еще ни с кем насчет тебя не договаривалась? А то тут недавно в окно какой-то мужик заглядывал. Но это был не Мет, его я бы узнала. Иди.

— А когда возвращаться? — еще спрашивала служанка, а сама уже одергивала перед зеркалом платье.

— Как управишься, так сразу назад. Я тебя в следующий раз на полдня поболтать отпущу.

Эти слова Сина слушала уже на пороге; кивнула, хлопнула дверью и исчезла.

Заперев засов, я влезла на табуретку, проследила за тем, как она бежит по дорожке, и принялась за работу. Рисовала и думала, думала, думала. Складывала в схему факты и догадки, обмолвки и логические выкладки. И все яснее начинала понимать, что сегодня утром учитель очень ловко задурил мне голову своими объяснениями. Нет, он меня ни в чем не обманул, но и всей правды не рассказал.

Основной правды, той, ради которой они каждую осень почти месяц подряд работали как сумасшедшие, рисковали жизнями и здоровьем, добывая экзотических блондинок. А потом по полгода не могли восстановить свой магический потенциал, всячески помогая друг другу справиться с банальными задачками. И за это завтра с утра я снова не дам ему выспаться, потому что время работает на них, а не на меня. Мой мир с каждым днем удаляется, и скоро я уже не смогу уйти… если не захочу участвовать в их делах.

Робкий стук в дверь раздался, когда я уже закончила основную фигуру и тряпочным кляпом растушевывала фон.

— Кто там? — осторожно спросила я, слишком поздно начиная понимать, что раньше в это окно было удобно не только заглядывать с улицы, но и видеть тех, кто пришел в гости.

«Ну что делать, или друг, или враг — третьего не дано», — вздохнула я, услышав робкое:

— Это Сина.

Звякнула засовом, впуская девушку, и сразу заперла его снова.

— А зачем вы нарисовали это? — бросая у входа потертую полупустую корзинку, робко поинтересовалась служанка.

— Чтоб враги боялись, — фыркнула я загадочно. Сейчас, пока в комнате полумрак, рисунок хотя и кажется довольно мрачным, но, впрочем, вполне терпимо.

На мой взгляд.

Сине, как было предельно понятно по ее разочарованной мордочке, не нравится и такой. А вот что она скажет, если увидит освещенное изнутри окно с улицы?

— Ну и как тетушка? — поинтересовалась я, проходя на кухню. — Рада?

— Да, — понятливо закивала головой Сина, — сказала, что раз так повезло, то она пока отложит поиски дома для меня.

— Ну и ладно, — с внешним безразличием сказала я вслух и хитро подмигнула девчонке: — Тогда идем готовить обед. Хочу научить тебя делать мой любимый фруктовый салат.

После обеда, на который я мстительно не стала звать нового напарника, снова отправилась рисовать, и теперь у меня уже было от чего оттолкнуться. Начала я от камина и прежде всего разметила комнату, помня об ошибке детства. Когда папа обнаружил, что я нарисовала на стене у кровати Винни-Пуха, он не сказал даже слова. Наоборот, привез несколько рулонов светлых обоев с очень простеньким рисунком из редко разбросанных веточек, и маляра, который обклеил ими мою комнату на высоту двух метров. При этом тщательно прорезав дыру для Винни. С тех пор я начала заселять свою комнату любимыми персонажами и выдуманными животными и через год обнаружила, что первых разместила слишком свободно и безалаберно. Рисовать хотелось, а места уже не было.

Однако о том, чтобы учиться на художника, я и не заговаривала, после того как папа организовал мне экскурсию по улице, где сидели, стояли и гуляли все те, кто уже на него выучился. У них были потрясающие картины, и худенькая девушка, зябко кутавшаяся в длинную безрукавку, за несколько минут очень качественно нарисовала на листе ватмана мой портрет. А пока рисовала, рассказывала ловко разговорившему ее папе про то, что летом заработок еще неплохой, а зимой она работает учителем рисования в школе. И что детей, имеющих настоящий талант художника, в сто раз меньше, чем родителей, которые думают наоборот.

А потом мы смотрели на мужчину, рисующего сразу двумя руками, и из-под каждой кисти выходил совершенно потрясающий пейзаж. Вот около него толпились зрители и даже покупали эти картинки. Придя домой, я первым делом взяла в руки два карандаша — и через полчаса точно знала, что значительно лучше рисовать на обоях, тогда, когда этого хочется самой, чем стоять в промозглой, слякотной серости на проспекте и в надежде на заказ заглядывать прохожим в глаза.

На улице почти стемнело, я уже включила магический светильник и подумывала о том, что пора сворачивать работу, когда колокольчик над дверью позвонил.

— Мет принес фрукты, — сообщила Сина, пробегая к двери.

Я тотчас бросила кисть и торопливо пошла вслед за ней, выяснить, что именно принес парень. Еще нарезая к обеду под моим руководством салат, служанка кротко сообщила, что мою просьбу выполнила и сделала разносчику заказ на фрукты. Многозначительно поглядывая при этом сообщении на окно. Как я смотрю, тут сплошные партизаны, — сразу смекнула я, ведь про фрукты мною не было сказано ни слова. Но в том, что у парня возможностей выяснить все новости много больше, чем у нас, и минуты не сомневалась.

— Что это за страшилище у вас на окне? — донесся из кухни, куда Мет отнес корзину, озадаченный голос парня, заставивший меня хитро хихикнуть.

Нужно будет сходить на крыльцо, полюбоваться.

— Чтоб незваные гости не лезли, — бойко ответила Сина, и я довольно ухмыльнулась.

Свой человек. А Мет мигом поймал тему и сочувственно поддакнул, что вряд ли ее новую хозяйку оставят в покое. Особенно теперь, когда из столицы прибыл новый комендант с помощником и охраной.

«Из столицы? Комендант? Как-то это слишком подозрительно, особенно в свете последних событий моей личной жизни», — сразу сложила я два и два, но аборигенам на эту тему ничего не стала говорить, они тут и так чересчур сообразительные.

— Спасибо, Мет, отличные фрукты, — незаметно сунув в руку парня прихваченную из кошеля монетку, поблагодарила я, радуясь, что не поддалась утром на провокацию Балисмуса насчет наказания. — А ты не знаешь, тут кто-нибудь носит молоко?

— Утром к воротам приходят хозяйки, — ответила за него Сина, провожая довольного парня к дверям, — а служанки выбирают, что нужно.

— Надеюсь, ты разбираешься в молоке, — хмыкнула я и пошла собирать кисти. Пора и отдохнуть.

— А там, в кладовой, есть еще сметана и простокваша, — отчиталась девчонка, явно намекая, что неплохо бы сделать еще салата, который понравился ей с первой ложки.

— Действуй, — одобрила я ее рвение и отправилась в свою комнату — мыть руки и переодевать блузку, коварная краска при ближайшем рассмотрении обнаружилась даже на плече.

— Вы что, уже ужинали? — встретился мне на середине лестницы сонный Терезис. — И меня не позвали?!

— Как мы могли нарушить твой сон, если ты сам просил три дня не беспокоить? — ехидно и вежливо возмутилась я.

— А я тебя, между прочим, в дороге все время покушать будил, — обиженно напомнил он. — И что, ничего не осталось поесть?

— Сина готовит ужин, я помою руки, и будем кушать, — решила я пока поддержать перемирие. Ясно, что отоспавшийся маг надумал снова натянуть привычную маску миляги-валенка.

Ну, это не так и плохо: как с ним разговаривать, когда он такой, я уже знаю.

Вернувшись в гостиную, я обнаружила, что Терезис бродит вдоль стены, изучая контуры и наброски будущих персонажей эпической панорамы, и физиономия у него крайне озадаченная.

— Никогда не думал, что у тебя такая… странная фантазия.

— Сходи на крыльцо, — миролюбиво предложила напарнику, проходя мимо на кухню, — загляни в окно.

— Да я уже смотрел, — отмахнулся он, пристальнее вгляделся в мое хитрое лицо и усомнился в правильности первоначальной оценки: — А что… оттуда другой вид?

— Совершенно, но оценить можно, только посмотрев самому.

— Гархи немытые! — охнул с крыльца голос Терезиса. — Теперь к нашему дому даже бродячие коты близко не подойдут!

— Во-первых, этот дом мой, и не примазывайся, а во-вторых, мне никакие коты не нужны абсолютно, ни бродячие, ни хорошо замаскированные, — ухмыльнулась я самодовольно. — Входи и запирай дверь.

— А ты сама-то видела? — Маг вошел в комнату, щелкнул засовом и озадаченно уставился на меня.

Конечно, я видела, а как еще добиться такого эффекта? Ставила на табуретки светильник и выходила на крыльцо. Предварительно тщательно изучив через стекло окрестные кусты в поисках шпиона.

— Угу. А вот тут будут еще более красочные. Чтоб отбить твоим коллегам желание подглядывать за несчастными девушками.

— Ты… — Он вдруг свалился в кресло и захохотал, даже ногой, гад, дрыгал, пока не смог пробормотать: — Ты считаешь… ха-ха-ха… что за тобой… ха-ха-ха… следят каждую секунду?

— А разве нет?! — Я сделала высунувшейся было на это хохот Сине страшные глаза — не нужно мешать человеку говорить правду — и оскорбленно надула губы. — Я даже в ванной теперь буду купаться в одежде.

— Нет, — отсмеявшись, выдал Тер, — вот когда ты начинаешь задавать мне преждевременные или запретные вопросы, у видящей включается в мозгу заложенная заранее команда. На постоянное наблюдение нужно кучу видящих, человек может передавать увиденное в шар не больше трех часов в сутки. Потом нужно отдыхать. Поэтому сидим мы все, по очереди.

— А сидящего… его погружают в гипноз?

— Нет, шар достаточно напитан энергией, чтобы любой, у кого есть амулет ковена, смог стать голосом. Шар сам по себе очень мощный и тщательно настроенный артефакт, и человек нужен лишь для того, чтобы переводить информацию в образы и звуки.

— Понятно… — мрачно буркнула я, уже осознав, что стала жертвой собственного неточно заданного вопроса.

Спрашивать нужно было, бывают ли в этом доме моменты, когда можно не опасаться, что чей-то нескромный взгляд изучает тебя со всех сторон.

Но ничего, на ошибках люди учатся. И я отношусь именно к таким.