— Лэни… — правящий герцог Адерский мялся, не зная, как приступить к разговору.

— Да, Геверт, — кротко отозвалась сестра Тишины и смолкла, догадываясь, о чем хочет спросить ее брат, но не желая идти ему навстречу.

— Завтра бал…

— Уже сегодня, — поправила она, пряча зевок, — полночь пробили полчаса назад.

— Вот именно, — он прошелся по комнате, задержался на минуту у камина, подбросить пару поленцев, и решительно сел в кресло напротив полулежащей в уголке дивана девушки, — я хотел спросить про Рози.

— Мы же договаривались… что ты не будешь про нее ничего спрашивать.

— Нет, — упрямо качнул он головой, — не так. Ты предупредила, чтобы я не спрашивал, и я терпел, пока мог. Но завтра бал, и она будет, как обычно, смеяться и болтать глупости.

— Ну, так это же ее работа, — осторожно сообщила Лэни то, что герцог и сам прекрасно знал.

— Я поклялся не выдавать тайну, — несчастно взглянул сестре в глаза Герт, — иначе Сангор ничего бы не рассказал. Четверо юных балбесов… из тех, что вылезли в свет на заслугах отцов, поспорили, кому из них удастся увести ее в банановую гостиную. А остальные делают ставки. Разумеется, я сказал ему, что это бесчестно и неблагородно, но он говорит, что насильно девушку никто тащить не будет. И что если я пойду ее предупреждать, то он не будет делиться со мной секретами.

— Что ты говоришь, — сонливость с тихони как ветром смахнуло, — даже ставки делают! А не объяснишь ли ты мне, что такое эта самая гостиная? Про то, что там парочки любят уединяться, я слышала, а вот что там стоит, и почему она банановая, толком не знаю.

— Примерно шестнадцать лет назад, когда король вовсю «горевал» по почившей королеве, один из Торемских послов привез ему в дар обстановку для гостиной в своем национальном стиле. Там зеленый, как трава, пушистый ковер с яркими цветами, несколько длинных, ярко-желтых кушеток, смутно похожих на бананы, прозрачные занавеси, вышитые золотыми и шелковыми нитями. Изображены на занавесях тоже пальмы и цветы, а все стены увешаны огромными зеркалами до пола, в которых все это многократно отражается. Кто-то из шутников тогда сказал, что войдя в эту комнату, чувствует себя карликом в саду, где падают с дерев гигантские бананы.

— Хочу посмотреть, — заинтересовалась Лэни.

— Посмотри, — кисло сморщился Герт, — только помни, когда подарок расставляли, зеркал немного не хватило, и мажордом распорядился задрапировать углы подходящим по цвету шелком, а потом еще присланными занавесками, которые свисают с потолка, деля комнату на несколько ниш. И когда там горит только пара свечей в центральном светильнике, по углам за прозрачными шторами может спрятаться куча шутников. Разумеется… когда шутят над знатными девицами, до откровенных непристойностей дело не доводят, но беднягам хватает позора, уже когда вся эта толпа начинает хлопать в ладоши за сорванный поцелуй или небольшую уступку.

— То-есть, ты хочешь сказать, что если туда попадет Рози, то шутка может стать еще грязнее? — голубые глаза графини потемнели, как небо перед грозой.

— Они же дураки, Лэни. Сангор мне так и сказал, все считают, раз теперь король молодой, то пора ослабить старые правила и устроить жизнь во дворце немного повеселее. Других ведь забот, кроме как веселиться, у них нет. И даже то, что происходит сейчас в государстве, их никак не задело.

— Спасибо, Герт, — задумчиво кивнула Лэни, — постарайся держаться в сторонке, мы что-нибудь придумаем. Рози очень талантливая кокетка, жаль только, что я сама не смогу ей подыграть, сразу заподозрят тебя.

— Меня Змей убьёт, — фыркнул Геверт, — если ты начнешь ей подыгрывать. А теперь расскажи мне что-нибудь про нее, Лэни.

— Геверт… ну я ведь просила!

— Хоть немного… и не про прошлую жизнь и имя, это неважно. Расскажи, что она любит, я не видел ее три дня, и хочу немного порадовать… сделать такой подарок, какой она обязательно возьмет.

— А ты не понимаешь, что если я тебе подскажу, она сразу догадается?

— Но ты ведь мне родная сестра? И не можешь быть со мной такой же неприступной, как с чужими людьми? Вот им ничего не рассказывай, я тебе только спасибо скажу.

— Говорила нам матушка, что мужчины становятся очень хитрыми и настойчивыми, когда стремятся завоевать понравившуюся девушку, — с притворной сердитостью сообщила ему тихоня, — но не предупредила, что и собственные братья станут точно такими же упрямцами!

— По-твоему, собственные братья должны сидеть как филины, и лупать глазами, пока кто-то другой охмуряет любимую девушку? — Вспылил с необычной для него яростью Геверт.

— Что?! — Ахнула Лэрнелия, — что ты сказал? Геверт… но это невозможно!

— Я не знаю, — горько произнёс он, вскочил с кресла, и, уйдя к окну, замер, уставаясь во тьму, — что возможно, а что — нет. Но мне еще ни одна девушка так ни нравилась, поверь, Лэни. Даже Ресса. Хотя я всегда считал, что она была идеальной женой, и думал, что если женюсь во второй раз, то буду выбирать похожую на нее женщину. Но теперь я уверен, мне нужна только Рози… хотя она старается держаться от меня подальше. Наверное, потому, что я твой брат.

Святая Тишина, встревожилась Эста, не хватало еще, чтобы он стал жалеть о своем родстве с нею. И как ей теперь поступить, если она поклялась именем Тишины?

— Герт, иди сюда, — тихо позвала тихоня, и когда он пришел, с огорчением заметила, что глаза брата подозрительно влажные, — я тебя очень люблю. И хочу, чтобы ты был счастлив. Но помочь тебе пока не могу… подожди! Не торопись, я сказала — пока. Я поговорю с Тмирной, пойми, когда даешь клятву именем Тишины, лучше ее не нарушать. И верю, матушка что-то придумает, хотя сестры тишины предпочитают не строить предположений ни в каких вопросах.

— Спасибо, — герцог склонился к сестре и нежно прикоснулся губами к ее волосам, — отец не зря говорит, что ты мудрая. Но меня насторожило одно слово… ты ведь не могла оговориться? Почему ты сказала про братьев, Лэни?

— А ты стал очень внимательным, — невесело похвалила тихоня, — но это тоже тайна… хотя тут с меня никто клятв не брал. Ты садись, они еще не скоро придут, цветочки моего браслета пока не чувствуют Змея. Вот ведь почти всем известно, какие именно женщины уходят в наш монастырь, но никто не задумывается, каково это, жить в доме, полном обманутых и разочаровавшихся в любви женщин. Все они такие ранимые… и чувствительные, словно в один миг потеряли кожу, и каждое прикосновение неделикатными любопытными взглядами для них — как укол ядовитой иглы.

— Убью… если узнаю, кто ее обидел, — свирепо процедил Герт, стискивая в гневе кулаки.

— Речь сейчас не о ней… — успокаивающе погладила брата по плечу Лэни, — а о другой девушке. Ее никто не обидел, наоборот, хотели сделать как лучше, уберечь от боли. Но ты ведь слышал, что благие намерения не всегда ведут к радости?! Вот и с ней получилось именно так, ей хотели сделать как лучше, а сделали очень больно. И она много лет носит в душе эту боль… но никто не возьмется решить, нужно ей помогать, или разумнее оставить все как есть.

— Я ничего не понял… можно хоть чуть-чуть поподробнее?! — взмолился герцог, — ну расскажи так, как рассказывают сказки… не называя имен…

— Только учти… если ты догадаешься, и решишь, что нужно вмешаться в эту историю, будь готов, что можешь получишь за помощь вовсе не благодарность, — предупредила графиня и задумалась, — впрочем, я расскажу тебе похожую историю. Однажды в монастырь пришла женщина, которую муж обвинил в измене и выгнал из дома. Она была невиновна, все подстроила соперница, но муж не поверил, слишком ловко все было подготовлено. Сестер очень возмутила эта наглость, и мы передали одной из тех, кто уже ушел из монастыря, просьбу помочь. Она и помогла, проверила все очень тщательно и прислала отчет. Оказалось, что муж на самом деле давно изменял жене с молодой соседкой и сам все подстроил. Разумеется… никто из сестер не проговорился, но обманутая жена сама догадалась. И однажды утром мы нашли ее на камнях под сторожевой башней, а в комнате записку с упреками. Всем нам, за то, что обманули.

— Гад, — мгновенно выдал свое мнение герцог, — казнить таких нужно. Вполне мог поговорить с женой, объяснить, что любовь ушла. Или вообще поселить любовницу подальше и иногда навещать. В крайнем случае, перебраться в Дройвию, я знаю человека, поступившего именно таким образом. А вот подлость непростительна. Но я не пойму, как это относится к нам с Арвельдом. Ко мне — вообще никак, я никогда никому не давал клятв, кроме Нирессы, а Арви… Да, мы мало что знаем о том времени, когда он был не в себе. Возможно, он даже женился на какой-нибудь селянке… но спрашивать его про те годы я просто не могу. Понимаю, что сделаю ему этим очень больно.

— Нет, речь совершенно о другом… — вздохнула Лэни, — и матушка позволила мне самой решать, как поступить. Рассказать ему — или нет. Но я никак не могу решиться, Геверт! Мне легче к десятку бандитов выйти, чем вмешаться в личную жизнь любимого брата! Вдруг он ради любви ко мне примет неверное решение, а потом встретит юную маркизу или графиню, и станет проклинать меня за то, что не смолчала?!

— Тебе придется все рассказать кому-то, Лэни, — обдумав ее слова, веско объявил герцог, — мне или Змею. Или даже нам обоим, и мы попытаемся вместе решить, как поступить. Одна голова хорошо, а две лучше.

— Ага, а три — вообще замечательно, — невесело усмехнулась тихоня, — так можно договориться до того, что чем больше людей будет в курсе, тем лучше. Хорошо… поговорю сначала с Дагом. Он уже идет сюда. Наверное, пришёл порталом, очень быстро появился рядом.

— Тогда я ухожу к себе, — поднялся с дивана Герт, — Если нет особых новостей, лягу спать. А ты не забудь, что обещала спросить у матушки про Рози.

— Не забуду, не волнуйся, — пообещала тихоня, поглядывая на дверь.

Змей ворвался в гостиную стремительно, словно боялся опоздать, мельком кивнул другу, нашел взглядом жену и сразу же устремился к ней.

— Спокойной ночи, — сказал ему в спину герцог, усмехнулся, услышав в ответ — «и тебе», — и вышел прочь, мечтая, чтобы наступило такое время, когда он пришел бы вы свою комнату, а его встретил ожидающий взгляд золотовласой Рози.

— Как дела, родной? — Гладя мокрые волосы рухнувшего рядом мужа, осторожно спросила Лэни.

Змей только крепче обхватил ее руками и прижался щекой к прикрытому пледом животику, как награду впитывая тепло жены, ее запах, и нежность гладящей руки. Все последние часы, обходя вслед за ищейками и стряпчими дом Тоселлы, он мечтал именно об этой минуте, об этом тепле и доверии.

— Любимая… идем спать? Все расскажу утром… ничего срочного…

— Конечно, зайчик, — немедленно согласилась она, понимая, что Дагу нужно время, чтобы окончательно успокоиться и забыть, как близко еще несколько недель назад он был от того, чтобы оказаться во власти мстительной ведьмы.

Граф немедленно поднялся, откинул плед и подхватил Лэни на руки, не обращая внимания на еще ноющее плечо. И тихоня не стала ни спорить, ни вырываться, хотя отлично знала, как стискивает зубы муж, если она случайно задевает рукой больное место. Только не сейчас, не в тот момент, когда в глазах Змея горит такая яростная нежность. По пути в спальню граф свернул к двери, и его жена сообразительно поторопилась задвинуть засов, получив за это быстрый признательный поцелуй.

— Лэни… и как я жил без тебя? — в шутливом вопросе прозвучала такая признательность, что тихоня и не подумала приписать это запертой ею двери.

— Не представляю, зайчик, — выдохнула в ответ счастливо, — а я стараюсь не вспоминать, как жила без тебя.

— И я забуду, — пообещал он твердо, ногой захлопывая за собой дверь спальни, как будто именно она и должна была стать окончательной преградой между его прошлым и Лэни.

— Лучше потратиться на капсулы и спать дома, — рычал Змей, натягивая одежду, и его жена согласно вздыхала, но вслух предпочитала ничего не говорить, догадываясь, кто может будить их столь решительно.

Только пятеро, Олтерн, матушка Тмирна, ее братья и Наерс могли позволить себе такое нахальство, но Олтерн ушел с вечера в южный замок и вряд ли встанет в такую рань. Матушка тоже предпочитает отдохнуть перед таким важным мероприятием, как бал в честь коронации, и значит — это все же либо братцы, либо дознаватель, раскопавший за ночь что-то важное. И хуже всего, если придется собираться и куда-то идти, к утру у молодой женщины заболела поясница и начало тянуть живот, напоминая о неотвратимом недомоганье.

— Это Арвельд и Герт, — вернувшись в спальню, присел на край постели Змей, которому Лэни уже вынуждена была сообщить о своей болезни, — послать их к демонам?

— Догадываюсь, о чем они хотят поговорить, — виновато призналась Лэни, — дай мне лучше халат, пойду в гостиную. И прикажи принести чаю. Я лучше потом немного посплю, мне ведь не нужно долго собираться.

— А мне тоже можно присутствовать на этом семейном совете? — осведомился Змей скорее для порядка, чем всерьез считая, что она может выставить его за дверь.

— Всегда, — твердо уверила тихоня, — они же потому и прибежали, что я пообещала Герту сначала посоветоваться с тобой, рассказывать Арви одну небольшую тайну или нет.

— Так может, расскажешь сейчас?

— Раз они пришли вдвоем, стало быть, Герт уже проболтался, и теперь Арви все равно не отстанет. Поэтому расскажу сразу всем, возможно, так будет лучше. По крайней мере, очень на это надеюсь.

— Вот твой халат и теплые туфли, устраивайся на диване, я принесу одеяло и подушку, — помогая жене завязать пояс, командовал Змей, — или, лучше, давай я тебя отнесу.

— Сама дойду, мне еще умыться нужно, — отказалась графиня, и он нехотя разжал руки.

Когда Лэни вошла в гостиную, в камине уже разгорались дрова, а в углу дивана, который она облюбовала вчера, ждали заботливо приготовленные подушки и одеяло. Хмурая служанка быстро сервировала столик к раннему завтраку, расставляя тарелки с холодными пирогами, паштетом, сыром и окороком.

— Нужно приказать мажордому, чтобы заказал у кузнеца маленькую жаровенку, — устраиваясь в подушках, деловито предложила Лэни, — на них удобно самим разогревать пироги и жарить мясо.

— Нужно просто сказать Олтерну, что его повара зря получают жалованье. Их там столько, что вполне могли бы по очереди вставать пораньше и жарить, — сердито сообщил Змей, — Если бы я сам не видел, как быстро это получается у тебя, до сих пор считал бы, что пожарить ветчину — трудное занятие.

— И сразу стать врагом всех поваров? — усомнилась Лэни, — я знаю способ лучше. Попросить, чтобы пожаловалась Тмирна, вот ей все равно, кто тут на нее обижается.

— Лэни, — не выдержал Арвельд, — ты же понимаешь, зачем мы пришли. Герт сказал мне еще вечером, вернее ночью, и я так и не смог заснуть. Поверь, даже когда я считал себя простым стражником маленького гарнизона в южном городке, никогда не обидел ни одной девушки, что-то, сидящее глубоко в душе, как я тогда считал, оказалось сильнее обстоятельств. И теперь я желаю знать, кого и когда мог невольно оскорбить.

— Все совершенно не так, Арви, — мягко сообщила Лэни, — Но сначала налей мне чаю с молоком, потом дашь за меня по шее младшему братцу. Я же просила помолчать, пока не посоветуюсь с Дагом?

— Прости, Лэни, — тяжко вздохнув, повинился младший, — но я решил вчера, когда ушел от вас, что нужно рассказать Арви о том розыгрыше. Вполне возможно, эти подлецы решат, что и ему будет интересно сделать ставку.

— Теперь я тоже желаю все знать, — осторожно ставя поднос на колени жены, — заявил Змей, — Герт, не мог бы ты объяснить мне все с самого начала, пока Лэни выпьет чаю?

— Все очень просто, ты же знаешь розыгрыш с банановой гостиной?

— Когда один подлец уговаривает наивную провинциалку поцеловать его, или показать коленочку, а дюжина его приятелей хихикает по углам? Разумеется. И даже пару раз бил эти самодовольные рожи. Но при чем тут Арви? Не думаю, что он согласится на такое гнусное развлечение.

— Не на само развлечение, а сделать ставку. Они же неплохо на этом зарабатывают.

— Герт волнуется за Рози, — подозревая, что не расскажет ничего особо нового мужу и Арви, решила выдать сердечную тайну брата тихоня, — в этот раз подшутить решили над нею. Я могла бы и сразу сказать, что ничего у них не получится, но теперь решила устроить все иначе, и потому предлагаю всем сделать ставки, и как можно больше. Надеюсь, подлецы убеждены в своем умении обольщать женщин? Мне хочется заработать на умении сестер Тишины наказывать негодяев.

— Совершенно уверены, — недоверчиво уставился на нее Герт, — главные претенденты красавчик Мэрден, сын барона Чилтона, и его друг Янгерс Билтено. Но Лэни… может лучше просто вывести их на задний двор и поговорить по-мужски?

— По-мужски можно говорить с мужчинами, Геверт, а эти побегут жаловаться, проверено. Лэни совершенно права, — Змей зло прищурился, — их нужно наказать так, чтобы другим неповадно было, и мне кажется, что именно у сестер Тишины это получится лучше всего.

— Спасибо, зайчик, — ласково кивнула мужу тихоня, — ты все правильно понимаешь. Я схожу попозже к матушке, и мы все обсудим. И, разумеется, предупредим Рози, так что можешь не волноваться Герт, ничего ей не угрожает.

— Тогда расскажи, что там про меня, — потребовал Арвельд, — и я пойду, посплю хоть часок.

— Хорошо, — задумчиво его разглядывая, согласилась Лэни, — только не буду называть никаких имен. Этой девушке и так пришлось очень несладко, и я не хочу, чтобы она пострадала еще раз. Когда-то очень давно она была влюблена в тебя, впрочем, как позже рассказала мне матушка, тогда многие девушки присылали юному герцогу письма с признаньями. А она не посылала, у нее не было шансов. Хотя девушка и из благородной семьи, но недостаточно знатной, и потому жениться на ней тебе бы не позволили родители. А завести легкий роман уже ей не позволяло воспитание. Нужно сказать… что позже, в монастыре, наша матушка вину за все произошедшее в то время взяла на себя. Это она заметила страдания девицы и немедленно написала ее родственникам. Те поспешили подыскать девушке достойного жениха и забрать ее домой.

— Погоди, — немедленно насторожился Арвельд, — что значит, забрать? Откуда ее забирали? Из Адера?

— Ну да, — нехотя призналась Лэни, — из замка. Вот и вся история.

— Как это вся?! И что с ней стало дальше? — не поверил старший герцог.

— Ничего, она отказалась выходить замуж и ушла в наш монастырь, — кротко сообщила тихоня, — а теперь идите спать, я тоже подремлю часок, что-то меня от чая совсем разморило.