Наставник не дал мне даже слова сказать, когда нашел нас возле места последнего прорыва. Сам торопливо поставил завершающий круг амулет, сам проследил за тем, как городок накрывает видимый только защитникам купол, и, решительно подхватив меня под руку, отправил в портал.

– Деспот, – оглядываясь, возмущенно пробурчала я и успокоенно выдохнула, рассмотрев давно знакомые и любимые вещи.

Больше всего не хотелось бы оказаться во дворце. Хотя здесь за окнами властвует глубокая ночь, там, в столице, сейчас вовсю идет веселье, а у меня нет ни сил, ни желания слушать звуки доносящейся до всех спален музыки, рвущийся в окна грохот салюта и непременно следующие за ним женский визг и взрывы смеха.

Далеко на востоке, в маленьком харгедорском городке, уже залитом щедрым солнечным светом и горькими слезами жителей, потерявших в ночной схватке близких и дорогих им людей, мне казалось, будто я еще полна бодрости и энергии.

Но здесь, дома, едва добравшись до умывальни, несколько минут сидела, глядя в уже налитую купель и придумывая хоть какую-нибудь причину, по которой сегодня можно туда не лезть. Все решило понимание, что утром все же придется отправляться на проклятый отбор, и на купание может не хватить времени. Поэтому зажмурила глаза и воздушной лапой решительно посадила себя в воду. А потом чуть не заснула в ней и выбралась только чудом или, вернее, благодаря натренированной обязательности.

А уже оказавшись в постели, неожиданно для себя вспомнила, как, провожая меня в портал, Ренд вдруг на миг снял маску. И лишь теперь с оглушающей отчетливостью сообразила, почему он до сих пор старался прятать от меня глаза.

Сердце облило ледяной волной, потом горячей. Сна как не бывало. Не помню, как вскочила и натянула пеньюар, как бежала по дому в кабинет отца.

Помню только, как удивилась, обнаружив, что в кабинете светло, а за большим письменным столом в отцовском кресле сидит бабушка. И перед ней лежит тот самый альбом, который мне так необходим.

– Так он тебе все-таки рассказал? – печально спросила она и подняла на меня утомленный взгляд.

– Не успел… – Я подтянула к себе альбом и заметила торчащие из него закладки.

Торопясь, рывком, распахнула на первой и замерла, дотошно изучая когда-то нежно обожаемое лицо старшего принца. Светло-русые волосы, гривой падающие на плечи, крупноватый прямой, породистый нос, слегка припухшие губы… и чуть прищуренные серые глаза в ореоле каштановых ресниц. Очень, почти до боли знакомые и абсолютно не его. Не моего любимого.

– Милостивые боги! – охнула я и отдернула руки, пытаясь остановить, вернуть то мгновение, когда моя жизнь еще была безмятежной, как вода в пруду. – Не может быть…

– Я тут успокоительного чайку заварила, – Манефа ловко подсунула мне серебряный бокал, и я машинально сделала несколько глотков, – да сон-травы туда добавила. Тебе сейчас поспать нужно, сон – он все на свои места ставит. А утречком подумаешь, как поступить.

– Бабушка… – вздохнув, решилась развеять ее надежды, – мне сегодня выдали новый амулет. Мага третьей ступени.

– Это замечательно, поздравляю, – засияла она праздничным фонариком. – Вот поспишь, а за завтраком и отпразднуем. Встану пораньше, велю кухарке твой любимый торт-мороженое сделать. И хрустящих вафель к нему напечь.

– Спасибо, – вежливо поблагодарила ее, – но я не усну. На магов третьей ступени не действуют никакие зелья, кроме тех, какие они приготовили сами. Лучше объясни… как мне теперь жить?

– Так ты еще второй портрет не глянула, – резонно заявила Манефа.

– Зато его самого недавно видела – рядом, как тебя сейчас. И он впервые посмотрел в упор…

– Неужели прежде не сделал ни одной промашки? – непритворно изумилась она.

– Сама удивляюсь… – Я вернулась к столу, стиснула зубы и осторожно, уговаривая свое сердце не замирать пойманным зайчонком, приоткрыла второй портрет.

«Его высочество принц Райвенд», – было написано четким почерком со всеми положенными завитками.

И Ренд на картине был точно таким, как и положено принцу. В темно-синем, с фиолетовым отливом камзоле, белоснежный ворот рубахи сколот фамильной брошью, из-под которой выбивалось тончайшее кружево. Изящные длинные пальцы полускрыты такими же манжетами, а более темные, чем у брата, чуть вьющиеся волосы собраны в строгий хвост, скрепленный черной бархатной лентой. Нет, на портрете ее не видно… но я точно знала, что она есть.

Лицо, на которое пришлось взглянуть, хотя я и оттягивала этот момент как можно дольше, – тоньше и выразительнее, чем у старшего брата, но не менее мужественно. А вот глаза у братьев почти одинаковые, но у Райвенда они больше и чуть вытянуты к вискам, а серый цвет темнее, насыщеннее. И еще у них разные ресницы. У младшего принца они черные и пушистые.

От этого глаза Ренда кажутся загадочными и колдовскими, как лесные омуты, и однажды в них утонула наивная шестнадцатилетняя дурочка.

– Нет! – резко захлопнув альбом, отскочила от стола и, схватив бокал, в два глотка допила настой.

– Гинни…

– Нет! Неправда! Я не могла так ошибиться!

– Гинни, послушай…

– Не хочу. Все это неправильно… и невероятно глупо. Просто я плохо рассмотрела…

– Пусть будет так, – покладисто согласилась бабушка. – Тем более ты его уже не любишь.

– Вот именно. Но мне одно непонятно… Манефа, ты же не маг и не дикая колдунья? Откуда же ты могла знать, что я сюда приду?

– Да не знала я, боги с тобой, цветочек лазоревый! Просто ждала тебя… уснуть не могла… и вдруг вспомнила… ты ведь его рисовала. Только не все лицо, а одни лишь глаза. А родители собирали эти листы и прятали, от беды подальше. Сжечь-то у них рука не поднялась…

– Где? – требовательно уставилась я на старушку.

– Вот… – Виновато вздохнув, она вытащила из-под себя толстую папку.

Я листала их торопливо, словно вокруг гудел яростный пожар, и не могла сдержать горестного стона. Все, буквально все мои лаконичные наброски походили на Альгерта. Но глаза были его младшего брата.

– Как такое могло случиться, ума не приложу, – рассмотрев несколько листков, сокрушенно вздохнула старушка и аккуратно вернула их на место.

– Зато я точно знаю… – Взвесив папку на руке, оглянулась на камин.

– Послушай меня, Гинни, – тихо попросила Манефа, – оставь картинки в покое. Это просто бумага, и поверь моему опыту, ничего плохого она тебе не сделает. Давай я спрячу туда, где взяла, тебе ведь они больше не нужны.

Посомневавшись несколько секунд, я нехотя отдала ей альбом и бдительно проследила за тем, как бабушка прятала его в самый нижний ящичек и запирала на ключ.

– Вот и умница, – с облегчением выдохнула она, справившись с этим делом. – А теперь идем, провожу тебя в спальню. И посижу рядом, как в детстве.

Я молча согласилась, это была наша маленькая тайна. Манефа спасла меня от боли и отчаяния, когда в одночасье не стало моей любимой бабушки. Просто пришла вечером в спальню и сказала, что любила сестру так же сильно, как и я, и потому мы можем помолчать о ней вместе. Или поговорить… если захотим. И мы молчали, а потом говорили. Обо всем и обо всех, а когда темы кончались, Манефа рассказывала сказки и тоненьким голоском тихонько пела старинные песни.

Но сегодня мне не хотелось лежать и слушать сказки, в душе кипела горькая обида, а голова пухла от вопросов, сомнений и подозрений.

– Но почему… скажи, бабушка, почему он ничего мне не сказал?

– Думаю, никак не мог, – печально, но уверенно заявила она. – И ты знаешь, что мне кажется? Ему ведь было намного хуже и обиднее, чем тебе. Он то ли пошутил, то ли случайно так вышло, а после столько лет крутится возле тебя, а признаться не мог. Ты же не поверила бы… да и какой прок, если уже по уши была влюблена в Альгерта?

– Ты считаешь… – Только теперь до меня полностью дошел весь ужас случившегося. – Но ведь он ухаживал за девушками…

– Чтобы отвести от тебя внимание своей матери. Но она, как мне теперь ясно, обмануть себя не дала. Да и докладывал ей все ее маг карманный, потому-то Юта точно знала, куда сын уходит каждую ночь. Вот за это она тебя так и ненавидела, а вовсе не за Альгерта. Это ты отняла у нее любимого сына и его внимание. А за Альгерта злилась его жена, и ее королева натравливала нарочно, чтобы растоптать тебя наверняка. Но про них нужно забыть, змеи с вырванным жалом не опасны. А обо всем остальном спокойно подумаешь завтра. Сейчас нужно спать, тебе ведь утром во дворец.

– Не пойду. Не могу. Скажи, Манефа… как мне теперь смотреть ему в глаза? Он ведь все знал. И на что-то надеялся…

– Вот утром об этом и поговорим, – решительно прервала она мои страдания. – Ложись и считай облака, только, чур, не лукавь.

Улыбнулась ласково и ушла, оставив меня следить за воображаемыми облаками, медленно проплывающими мимо центральной башни. И я выполняла это задание честно и старательно как никогда, чтобы случайно не отвлечься и не нырнуть в черный омут воспоминаний о фатальной ошибке.

Как я могла так обмануться?

Почему, вернувшись домой, не взяла тот самый альбом и не рассмотрела портреты королевской семьи? Хотя тогда они были другими, совсем юными и более похожими между собой… но ведь эта разница не появилась позже?

И как только додумались поменяться одеждой? Впрочем, о чем это я? Шутка, вполне достойная новогоднего карнавала.

Перед моим мысленным взором как наяву распахнул широкие двери огромный бальный зал королевского дворца, поплыли под сводами сотни крохотных разноцветных светильничков, отражающихся в зеркально натертом паркете. И кружащаяся по нему в танце толпа причудливо разряженных юных лордов и леди, на головы и плечи которых медленно опадали и таяли призрачно сияющие звезды и снежинки.

Сердце привычно защемило от воспоминаний о восторге и ожидании, завладевших мной на пороге этого зала. И о первом танце с незнакомым лордом, одетым пастушком, если, конечно, пастухи носят шелковые рубахи и бархатные штаны. А потом были другие танцы, и я забыла обо всем, отдаваясь во власть чарующей музыки и общего веселья. Старший принц, выбравший костюм черного рыцаря, почти не танцевал, оживленно беседуя о чем-то со своим секретарем, но бдительно поглядывал в зал сквозь узкие прорези черной с золотом маски.

Я не раз ловила на себе эти загадочные взоры, и они волновали и пьянили сильнее, чем легкое шипучее вино, которого юным леди, коим еще не повезло оказаться в числе дебютанток, этикет дозволял всего один бокал.

Но когда, раскрасневшись от очередных комплиментов и просьб о свидании, выскользнула в полумрак закрытого балкона, вдруг попала в плен прохладных рук и мгновенно подняла ближний щит.

– Не нужно так пугаться, – насмешливый шепот раздался почти возле уха. – Я всего лишь хотел подарить вам это…

Моей руки коснулись нежные лепестки полураскрытой белой розы, до этого мига украшавшей плечо принца, а рыцарь пристально глянул мне в душу колдовскими глазами, опушенными стрелами черных ресниц, и настойчиво посоветовал:

– И не давайте пустых надежд юным лордам… тсс…

Он исчез так же незаметно, как и появился, а я, движимая неясным пока предчувствием, поспешно сунула подарок в вышитый жемчугом бальный кошель.

И вовремя: на балкон выплыла одна из фрейлин королевы, бдительно оглядела каждый уголок, потом меня и, недовольно скривившись, проследила, как я покидаю место, где на мое бедное сердце сокрушительной лавиной обрушилась первая любовь.

На глаза невольно навернулись слезы, и я заплакала, тихо и безнадежно. Но вскоре уснула, даже не заметив как.

А проснувшись утром и обнаружив, что солнце уже поднялось над садом и щедро заливает его жаркими лучами, не сразу вспомнила, что именно так огорчило меня ночью. Бабушка снова оказалась права: утром новые заботы, тревоги и дела решительно потеснили в моем сердце боль старых тайн, неожиданных открытий и уже прошедшей любви.

В столовой меня ждал обещанный слоеный торт из трех пластов разного мороженого, хрустящих вафель, с жареными орешками и охлажденной ягодой. Сверху он был полит густым желе из красной смородины и украшен шоколадной сеткой и ломтиками сваренных в меду фруктов.

Мне было отлично известно, сколько времени обычно возится с ним кухарка, и раз она успела вовремя, значит, Манефа встала затемно, чтобы помочь.

– Спасибо, – расцеловав старушку в щечки, благодарно заглянула в ее глаза, – я твоя должница. Хочешь, покатаю по саду на сфере?

– И не жалко тебе будет, если я испугаюсь и начну заикаться? – лукаво засмеялась она. – Нет, такие развлечения не для старушек.

– Тогда чего ты хочешь? – спросила ее, проглотив первый, бесподобный на вкус кусочек, примиривший меня со всеми печалями.

– Ну, даже не знаю… – притворно задумалась Манефа. – Сама придумай.

– Хитришь, – вздохнула я, допив чай, и расслабленно откинулась на спинку стула. – Все ты знаешь, только хочешь, чтобы я сама сообразила. А подсказать не можешь? Или добрый совет дать?

– Упаси милостивые боги! – замахала она сухими ручками. – Это самое неблагодарное дело. Я после одного случая узелок на память завязала никогда никому ничего не советовать и не подсказывать. Свои ошибки каждый должен делать сам. Я ведь не провидица и не могу точно обещать, что мои слова исполнятся. И если случайно промахнусь, то и подругу потеряю, и обвинений наслушаюсь.

– То есть мне ты тоже совета не дашь, – правильно поняла я ее намек. – Но к кому тогда идти? К Альмиссе или к леди Модене?

– Зачем к ним идти, скоро сами за тобой придут, – безмятежно успокоила меня бабушка. – Утром письмо прислали. Кстати, секретаря я тебе нашла, к вечеру приедет. И еще… Мне нужно уехать, цветик мой. Но не смотри так несчастно, не рви старухе душу, это не сегодня.

– А когда?

– Завтра к вечеру. Но я буду тебе писать каждый день. Да и ты ведь магиня? Значит, сможешь навестить меня в любой момент.

– Это так, но как я буду без тебя сейчас… когда открылись такие тайны?

– Да ничего особого там не открылось, – как-то легкомысленно отмахнулась она. – Ты и прежде знала, что Альгерт на тебя внимания не обращает. Но теперь хотя бы ясно почему.

– Почему? – немедленно переспросила я.

– А сама ответить не можешь? – искренне изумилась Манефа. – Ты же все теперь знаешь и можешь сложить правильную картину. Тебя же Стай считает очень сообразительной.

– Да? – задумалась, глядя, как она неспешно кладет в рот маленькие кусочки торта. – Боюсь, учитель мне сильно польстил. Ничего понятнее не стало. Наоборот, как-то запуталось.

– Каждый клубок имеет начало, – глубокомысленно заметила Манефа. – Оттуда и начинают его распутывать.

– А! Ну так тот маскарад и был самым началом. Я решила, будто понравилась Альгерту, и мгновенно в него влюбилась.

Даже теперь, через четыре с половиной года, очень непросто было это произнести, а тогда я молчала как рыба на все расспросы матери и отца.

– Это всем известно. Но нас ведь интересует Райвенд? Ну, ради чего он изображал на балу брата, теперь я могу сказать с уверенностью, – прикрывал того от матери. Ты же сама мне поведала, что наследник упорно искал свою любимую, а для этого ему необходимо было незаметно исчезать из дворца. А с младшим он всегда ладил, и смерть отца их очень сплотила. Ну а самого Райвенда прикрывать не было нужды. Все знают, что с тех пор как принц увлекся асгардорской росписью, он все свободное время проводит в мастерской и никого туда не пускает, кроме старого слуги. А тот предан хозяину, как пес, – за последние пять лет ни разу не польстился на посулы и не дрогнул перед угрозами.

«А ведь действительно», – задумалась я. Об этом известно всем, только мне до этого времени и в голову не пришло связать увлечения младшего высочества с Рендом. Но взамен тут же возник новый вопрос:

– Зачем тогда он пришел за мной на балкон? Подарил розу и запретил отвечать на ухаживания лордов?

– Этот вопрос посложнее, но ты ведь помнишь, когда он подружился с Эстеном?

– Ну да, – уверенно начала я и резко смолкла.

Милостивые боги, и о чем только думала раньше?! Ведь до того знаменательного маскарада он уже полтора года дружил с Эстом, хотя я знала об этом лишь из случайно услышанных сплетен. Да и не интересовало меня в то время, с кем из лордов проводит время друг, с которым мы встречались не так уж часто. Иногда не виделись по две-три декады. Но ведь это не значит, будто принц ничего не знал обо мне?.. Нет, не мог он не знать. Помнится, я сама как-то обратила внимание Эста на молодого лорда, наблюдавшего за нами с мостика через ручей.

– А, это мой друг, – небрежно бросил тогда бастард, и я, успокоившись, тотчас забыла о незнакомце.

– Вот именно, – мягко улыбнулась Манефа. – А если припомнить, как ты сама описывала мне напарника, то можно уверенно сказать, что на жестокие шутки или действия он не способен.

– Это несомненно. Но почему тогда поступил так странно?

– Гинни, ты сегодня на редкость несообразительна! – раздался от дверей звонкий голос, и в комнату ворвалась Альмисса. – Каюсь, я наблюдала за вами целых пять минут, девичье любопытство никуда не денешь. Хочешь, за это буду отвечать на твои вопросы и расшифровывать подсказки бабушки Манефы?

– Я хочу понять, почему ты раньше не открыла мне глаза?

– Чтобы стать твоим смертельным врагом? Ну уж нет, я слишком ценю тебя и спокойствие твоих родителей. Ты ведь тогда за имя Альгерт могла убить как за знамя и никому бы не простила свержения идола.

– Фу, как мало ты меня знаешь! Тебе я никогда не смогла бы причинить и малейшего вреда.

– Зато перестала бы доверять маленькие тайны… Нет, это во всех случаях неравноценная замена. Так слушаешь ответ или будешь думать сама?

– Конечно, первое. Слушать тебя мне намного приятнее, чем копаться в собственных обидах и ошибках, – пошутила я и с ожиданием уставилась на ее милое, живое личико.

– Я рада. Значит, вы дошли до того, что Райвенд полтора года изучал тебя со стороны… хотя, может, и больше. Это известно лишь ему. И с его наблюдательностью не узнать тебя на том маскараде принц просто не мог. Ну и всех кавалеров, спешивших очаровать хорошенькую нимфу, он, разумеется, знал как облупленных. И теперь мы можем только гадать, какое чувство заставило его тайком пробраться за тобой на балкон, рискуя попасться на глаза шпионкам королевы. Желание предупредить о коварстве придворных льстецов или обычная ревность? Но уж точно не намерение подшутить.

– Ревность, – выдала Манефа вердикт, как сам собой разумеющийся, и я резко повернулась к ней, ожидая объяснений. – Ну да, ласточка, судя по подарку, в тот день принц наконец осмелился открыть тебе свои чувства. Не думаю, что это решение далось ему легко. Он же умен и видел, как мать расправилась с возлюбленной наследника. И, конечно, сообразил, что королева и ему намерена выбрать жену по своему вкусу. Но тогда Райвенд еще не знал, что шпионы все уже разнюхали, сделали верные выводы, и Юта ждет лишь удобного момента отлучить тебя от двора. И потому все его старания сохранить свою тайну запоздали. Ну а про Альгерта… Судя по всему, к этому времени и он знал секрет брата. А его поступок на весеннем балу дебютанток можно пояснить по-разному. Может, хотел рассмотреть тебя поближе, а может, даже собирался убедить, что недостоин твоего внимания.

– А рассмотрел мою влюбленную рожицу и сбежал, – с невольным вздохом закончила я ее предположение.

– Но позже впервые восстал против воли матери и не дал ей вычеркнуть тебя из всех списков, – встала на сторону короля Альми. – И делал это вовсе не для себя. Ради твоей репутации и, несомненно, ради брата. Ренд неслабый маг и все время упорно учится. Неизвестно, какой погром он мог бы устроить во дворце, узнав про выходку матери. Тогда он, безусловно, еще верил ей, хотя уже не так безоглядно. Ведь любовь детей не исчезает мгновенно.

– Вы уверены, что все распутали, а не запутали еще больше? – обдумав их слова, с сомнением осведомилась я.

– Конечно, – светло улыбнулась мне бабушка. – Чего тут непонятного? Обычная человеческая история: кто-то не так понял, кто-то не то услышал или увидел, и события пошли вовсе не так, как задумывалось и желалось. Вот почитаешь историю и в ужас приходишь, узнав, сколько в древности войн возникало из-за неверно растолкованной фразы, сколько счастливых семей распалось из-за сущего пустяка, оплошности, чужой записки или превратно понятого взгляда! Сколько тысяч детей росли без родителей из-за пустого подозрения отцов, как много городов пало из-за глупой ошибки одного человека. А ты просто обманулась в толчее карнавала, да еще бокал игристого с непривычки…

– Как ты не понимаешь! – вскипело в груди возмущение. – Я же влюбилась в Ренда! Но считала его Альгертом и потом сама себя в этом убедила.

– Все Манефа понимает, – мягко взяла меня за руку Альми. – Это ты еще не хочешь осознать, что ничего не потеряла. Ренд ведь не женился и не завел невесту? И каждую ночь уходит в поле именно с тобой. Зато ты получила редчайшую возможность выяснить спокойно, на самом деле он тебе нужен и важен как единственный в мире мужчина или ты попалась на обаяние его красивых глаз.

– Как ты себе это представляешь? – потрясенно смотрела я на подругу. – Это самое выяснение?

– Ну ты же борешься за него на отборе? И намерена победить? Значит, у тебя будет сколько угодно времени, чтобы узнать его получше и прислушаться к собственному сердцу.

– Как-то скучно и обыденно это звучит… и расчетливо, совсем как «отбор»… – Сомнения захлестывали меня штормовыми волнами. – И ничуть не похоже на любовь.

– Леди Элгиния, – постучавшись, в комнату скользнула горничная, – прибыл его высочество Райвенд и просит его принять.

– Проводи гостя в зеленую гостиную, – опередила меня бабушка. – Леди придет через пять минут.