Она возникла возле фонтана, но не остановилась ни на миг, сразу повернулась и направилась к нему, пристально рассматривая, словно пытаясь увидеть в нем ту, кого давно увела вечность.

— Ты сын Яргелли… — звонкий голос не спрашивал, он утверждал с застаревшей печалью, — наконец ты вернулся домой, сынок.

Молодая и красивая женщина остановилась рядом, заглянула лучнику в глаза и неожиданно крепко обняла, прижалась головой к широкой груди.

— Если бы ты знал, как я ждала тебя…

— А приехать… на Сузерд… — он еще держался, не желая вот так сразу сдаться, признать себя не только своим собственным и Тининым, а и еще чьим-то, — не могла?

— Если бы могла… разве не приехала бы, — всхлипнула она горько, как обычная человеческая женщина, — но кто же меня отпустит со вторым циклом. И старшина клана сказал… нечего ему мешать… там целый отряд воинов, не дадут пропасть и научат всему… а ты давно повзрослел?

— Недавно, несколько дней назад, — вздохнул Тарос, понимая, что она говорит не про человеческие критерии, а про анлезийские циклы, и погладил ее плечи, — давай посидим?

— Идем лучше в наш дом, тебя родственники ждут… хотят поздороваться.

— Может, не сегодня? — Засомневался Тарос, ни на минуту не забывавший, что Тина где-то там гуляет по эльфийской деревне между белобрысыми красавцами.

Нет, разумеется, напарница не станет ни с кем из них кокетничать, вот в этом он может хоть голову заложить, но уже одно то, что они будут пялиться заинтересованными взглядами и отпускать плоские шуточки, поднимало в душе бурю протеста.

— Неспокойный ты, — вдруг сказала Инделирри, подталкивая внука к скамье, — и на сердце у тебя боль, я по глазам вижу… кто тебя обидел, сынок?

— Любовь, — нехотя пробормотал квартерон, садясь, а что теперь скрывать-то? Сама всё, небось, уже знает, а если и не успела узнать, то непременно узнает раньше или позже.

— Любовь это самая сложная вещь, какая есть на свете, — не стала поучать или утешать его анлезийка, села рядом и осторожно поправила внуку прядь волос, — никогда не знаешь, когда и зачем она придет, и почему вдруг уйдет. Потому я тебе советовать ничего и не буду, просто могу рассказать, про твоих родичей, если хочешь. А если тебе сейчас не до них, могу проводить в деревню, и по дороге ты мне расскажешь… сколько хочешь, про любимую.

— Идем, — поколебавшись всего минуту, решился Тарос, и встал, — возьмешь меня под руку?

— Возьму, — неожиданно озорно усмехнулась она, — но не потому, что уже не могу ходить без поддержки. Мне просто приятно пройти под руку с таким красивым мужчиной, и знать, что это мой внук. И пусть другие девушки завидуют.

— Ты хитрая, — усмехнулся Тарос, — но вряд ли они станут завидовать. Местные парни намного красивее.

— Я зря тебе назвала взрослым… вот когда будешь судить людей и нелюдей не по красоте, а по уму, тогда и перестанешь быть ребенком. И пока мы идем, я расскажу тебе про Яргелли… хотя уверена, ты ее помнишь и много о ней слышал. Но никогда не думал о своей матери как о девушке. Очень красивой, даже по нашим меркам. Возле нее все время крутились самые видные парни нашего поселка, и не только первого цикла, но и третьего. А она мечтала увидеть чужие земли, хотела почувствовать ветер свободы… и как только перешла в третий цикл, ушла вместе с теми, кто любил ее больше всех.

— Я знаю… — попытался остановить анлезийку внук, но это не удалось.

— Мало знать… нужно представить. Скажи, что бы ты почувствовал сейчас, если девушка, которую ты любишь, вдруг выбрала простого человека, совсем не блистающего писаной красотой?

— Бабушка… — Тарос намеренно назвал так красавицу, но она только расцвела в ответ радостной улыбкой, — я ведь и отца помню. Даже больше, чем ее… потому что он и занимался мной, пока она занималась домом. С ним было интересно и весело… и его все слушались.

— Ну вот ты и ответил на свои же слова, что дело не в красоте. А для местных девушек ты сейчас намного интереснее, чем привычные дружки, от тебя пахнет романтикой дальних стран и тайнами. А кто та, что тебя отвергла?

— Моя бывшая фиктивная жена… и нынешняя напарница. Но не то что бы отвергла, все сложнее, — Тарос даже сам не понимал, почему ему так легко рассказывать этой, почти незнакомой женщине про Тину, — Он был парнем. Когда переходил в наш мир неправильно выставил зеркала и пришел сразу в три места… но двое пришли правильно, парнями, а Тина девушкой.

— Бедняжка… — ахнула анлезийка, никак не вязавшаяся в его понятии с бабушкой, и тем не менее чем-то неуловимым притягивавшая душу, — я должна с ним поговорить. Он уже просил моего отца помочь?

— Да. Он посоветовал ехать к мастерам, — уныло сообщил Тарос, — ну а мне что делать? Я ведь ее люблю!

— Ты сейчас сказал неправду, — вдруг огорчилась Инделирри, и села прямо в траву, — и сам прекрасно это знаешь. Ты любишь не ее. Истинная любовь всегда состоит из двух половинок, обоюдного единения душ и тел. Те, кто этого не испытали или не знают, будут спорить и приводить неопровержимые аргументы, но они лукавят и лгут. Если нет хоть одной половинки, или не соблюдены условия это уже не любовь. И ты сам все знаешь, только упорствуешь. Скажи… ты любишь персики или груши?

— Яблоки. Желтые, с прозрачными от сока пятнышками.

— Держи, — анлезийка держала на ладони именно такое яблоко.

Тарос украдкой вздохнул, странные все же у него родственники, может потому мать и удрала на Сузерд? Разговаривали про любовь, а она вдруг вспомнила про груши. Но спорить не стал, старая женщина, что с нее взять. Сел рядом, взял яблоко, вздохнул украдкой и откусил. Чтобы тут же выплюнуть откушенный кусочек.

— Бабушка!

— Что? — смотрела она так невинно как смотрят только дети и мошенники, — не понравилось?

— Но это же огурец по вкусу! — квартерон даже не пытался скрыть возмущение.

— Но ты же судишь обо всем по виду, — вдруг рассердилась она, — разве тебе не все равно, что внутри и какое оно на вкус? Ты увидел женское тело и захотел его, и теперь обижаешься, что внутри не яблоко а огурец!

— Я люблю не тело! Мне она интересна… характером и поступками… — Тарос сник и угрюмо закончил, — ну и все остальное тоже.

— А если все остальное не его? Чужое, полученное на время, по ошибке?! Чтож ему, ради твоего эгоизма отказаться от себя? А если ты любишь его характер, предложи дружбу. И выбрось подальше свои надежды, что он откажется от самого себя… поверь, сразу будет проще жить.

— Ты жесткая, и рассуждаешь как воин.

— А я и есть воин. В кого, как ты думаешь, такой бойкой была твоя мать? И кто ее учил лук в руках держать? Только мне любовь встретилась на родине, а она за своей на край света помчалась. — Инделирри горько вздохнула и осторожно коснулась пальцем яблока, — ешь, теперь оно правильное. Но не забывай, с человеком так нельзя. И где там обещанная рука? Идем, познакомишь меня с друзьями.

Идти через деревню с бабушкой под руку оказалось намного веселее, чем мог изначально представить себе Тарос. Квартерон невольно отвлекся от тяжелых мыслей об Тине, и даже слегка повеселился, наблюдая, с какой скоростью появляются презрительные гримасы на лицах юных анлезийцев, рассмотревших издали, что под руку с явно нечистокровным незнакомцем идет туземка. Но едва странная парочка подходит ближе, и им становится ясно, кто именно эта анлезийка, презрение постепенно сменяется смятением, недоумением, острым любопытством, досадой и некоторые из этих чувств он даже смог ощутить, проснувшимся эльфийским чутьем.

— Инделирри! — Когда бабушка с внуком прошли уже почти половину странного поселка-рощи, шагнул от куста им навстречу анлезийке Ливастаэр, — так вот кто хотел видеть Тара!

— Светлого дня тебе, сынок, — женщина крепко обняла лучника и сразу отпустила, — я чувствую, что ты стал еще выше… и в тебе появился свет.

— Это не свет, а Слава, — уныло буркнул Тарос, неимоверно счастливый за учителя и самую капельку завидующий обрушившемуся на него счастью, — она мать Тины. Замечательная женщина… тебе нужно познакомиться, бабушка.

— Только Кляксу заберу и пойдем, — кивнул Васт, — вон она, в источнике.

— Кто в источнике? — не поняла анлезийка, — твоя жена?

Последние слова дались ей нелегко, много лет Инделирри надеялась, что его женой будет ее дочь. Но судьба повернула по-своему и забрала Яргелли, вернув взамен вот этого, смутно похожего на нее квартерона, с тупой болью в душе, которую она отчетливо ощущает, как прямая родня по крови.

— Нет, Клякса, — для Васта не было секретом, что Инделирри чувствовала и думала, глядя на него, у него и у самого больно сжалось на краткий миг сердце, но боль тут же растаяла при одном имени, Слава.

Любовь не выбирают… нелеп и смешон тот, кто пытается с этим спорить. И еще глупее сейчас, через столько лет, жалеть о прошлом. Яргелли любила и была счастлива по-настоящему, они все чувствовали ее счастье. А теперь и его нашло счастье, нашло, пройдя грани миров, дороги Зании, океан и стену непонимания и различий в законах и правилах. И ему не о чем жалеть… кроме как о том, что в тот раз моряны немного опоздали с помощью.

— Вастик, — та, о ком они говорили, уже шла навстречу, с непросохшими волосами и в наспех натянутом платье, — ты нашел Кляксу? Тарос, мы заселились вон на то дерево, нижние домики все наши.

— Познакомься, Слава, это моя бабушка, Инделирри, — представил родственницу квартерон, и смолк, не решаясь ничего объяснять дальше.

— Вы мать Яргеллии? — Сама догадалась Ярослава, — очень рада познакомиться. Идемте к нам, посидим, я только Кляксу заберу.

— Она вон в том источнике сидит, — подсказал Васт, — я хотел позвать, да пожалел зрителей.

— И много их там? — изумилась Слава, — испортят мне животное. Клякса!

Многоголосое "ох", явилось свидетельством, что Клякса зов услышала, а еще через несколько секунд зеленый булькающий шар на тонких лапках прыгнул через куст прямо к ногам Славы.

— Что это такое? — не выдержала Инделирри, твердо намеревавшаяся сначала присмотреться к странной иномирянке — источнику, а потом уже вступать в разговоры.

— Это ловушка, — гордо сообщил Васт, уже успевший оценить полезность приобретения жены, — В нас сегодня утром бросили… а Славочка своей кровью остановила. Но не знала… сколько нужно крови, вот она и получилась… великовата. Тарос, что застыл? Веди Инделирри к нам, познакомим со всеми. Жаль, Зайл не смог приехать…

— Командир зовет всех к себе в комнату, — неизвестно откуда выскользнул на плечо Славы Чудик, и уставился озадаченными глазками на непомерно раздувшуюся ловушку, — Клякса будет делиться?

— Нет, она просто выпила слишком много воды, — засмеялась Слава, — а что там у командира случилось?

— Совещание! — Гордо сообщил унс.

— Тогда, может мне не идти? — едва ли не в первый раз за последние полсотни лет Инделирри чувствовала себя нерешительно.

Она была так непохожа на обычных анлезиек первого цикла, эта уверенная в себе иномирянка, и Васт тоже стал другим, более раскованным и чужим. Да и Тарос, как она вдруг начала понимать, тоже был ближе к ним, а не к родине, и навряд ли ей удастся совершить задуманное, уговорить его остаться с родичами здесь, в ее родном поселке.

— Да почему вы так решили, — Ярослава крепко взяла ее под другую руку, и потянула вперед, — обязательно нужно идти, у нас секретов нету. Вы же дочь правителя? Поможете нам, объясните некоторые вещи, которых мы не поняли.

Анлезийка коротко усмехнулась, Васт может найти достаточно желающих все им объяснить… но отказаться от приглашения уже не могла. Интуитивно чувствуя, что потом будет остро жалеть, если сейчас не познакомится с ними со всеми и не посмотрит на того парня, который заперт в женском теле. Ведь он же сын этой Славы… а в ней почему-то не чувствуется того острого горя, какое, по мнению Инделирри должна ощущать любящая мать.

И еще она начинала догадываться, что не зря он передал для нее сообщение о приезде внука… единственный на этом континенте сородич, с кем она не разговаривает уже больше тридцати лет.