Бетрисса удобно полулежала в куче мягкого мха и задумчиво оглядывала свое новое хозяйство. Она была полностью согласна с Тэри, что кормить пленников досыта – это самое глупое и вредное из благодеяний, которые может совершить спасатель. Потому и предложила подругам не мучиться, пытаясь поровну разделить между спасенными нехитрые продукты, а сделать в больших котелках, прихваченных из замка предприимчивыми древнями, тюрю. Простое и дешевое блюдо бедняков, куда можно класть все или почти ничего. Среди запасов имелись сухие лепешки, сизые, кисленькие ягоды и сухой солоноватый сыр, каким, старшина точно помнила, был набит один из ларей в подвале Элайна. Покрошить все в котелок и залить водой было несложно, труднее оказалось найти ложки.

– Да зачем им ложки? – наконец заявила Бет. – У нас в госпитале во время мятежа посуды тоже не хватало, так все пили из кружек. И суп, и жидкую кашу.

На том и остановились. Дора отправилась в свои владения, а Бетриссу древни вместе с припасами принесли в первый приют. Поставили котел с тюрей и половник на камне у стены и исчезли, давая старшине возможность оглядеться.

В дальнем углу пещеры кадетка нашла удобную умывальню, вход в которую древни скрыли свисающими с потолка плетями мха. В небольшом гроте, по одной стене которого струилась теплая вода, скапливаясь в неглубокой выемке, можно было умыться и искупать детей, а при необходимости переодеться в чистые вещи, лежавшие стопочкой на камне. Осматривая грот, Бет с удовольствием признала, что и сама не устроила бы всего с большей предусмотрительностью и заботой.

И это говорило ей о многом. Никогда ни одно существо, спасающее ради получения вожделенной энергии детей чужой расы, не станет заботиться об их удобстве с такой дотошностью, ведь ему и так должны быть благодарны до конца жизни. Только тот, кому боль и горе обездоленных малышей действительно близки, постарается сделать все возможное, чтобы успокоить беглецов и дать им почувствовать безопасность и доброту места, куда они попали.

– Они уже близко, – вынырнула из соседней кучки мха зеленоватая голова древня и, секунду посомневавшись, добавила: – Не все поверили нам, хотят устроить тебе проверку. Не бойся, если будут слишком придираться – я их усыплю.

– Только не торопись, – забеспокоилась Бет. – Сначала я попытаюсь с ними договориться. Действуй лишь в самом крайнем случае, если я крикну: «Сон!»

– Ладно, – помолчав, неохотно буркнул древень и исчез, и кадетке осталось лишь гадать, успел он посоветоваться с цветком или принял это решение сам.

О том, как она будет договариваться с недоверчивыми пленниками, Бетрисса пока не думала, это станет ясно лишь после того, как она на них посмотрит и определит, кто мутит воду. Хотя понять их тоже можно: если вокруг только враги, то и святой станет подозрительным и недоверчивым…

Они вышли из темного зева узкого тоннеля почти бесшумно, не выдав себя ни звуком шагов, ни разговорами. И если бы Бет не знала, куда смотреть, то обязательно пропустила бы появление двух худющих фигурок, настороженно замерших на самой границе тьмы и бледного сияния мха.

Помолчала немного, давая им рассмотреть себя, и мягко, устало поинтересовалась:

– Ну и долго вы будете там стоять? У меня готова тюря, а в умывальне есть теплая вода. На отдых вам дано четыре часа, потом пойдете дальше. Я буду встречать следующих.

– А ты так уверена, что они придут? – дерзко оскалился в ответ парнишка лет двенадцати со взрослой недоверчивостью в волчьих глазах. – Может, мы сейчас заберем твою тюрю и вернемся? Что делать будешь? Силой задержишь?

– Держать не стану, – равнодушно бросила Бет, сделала паузу и с сожалением добавила: – Но, надеюсь, у вас хватит ума использовать единственный белый камень, подаренный судьбой. Всем известно, как она скупа на такие дары: за все годы, пока ваши родители сидят в выработках, это первый раз. И второго уже не будет.

Резковато, но иначе с ними нельзя. Эти мальчишки, не знавшие детства и не видевшие от чужих ничего, кроме жестокости и обмана, верят лишь своему опыту.

– Не врет она, – хмуро буркнула немолодая женщина, появившаяся из мрака позади подростков, и решительно потеснила волчонка: – Пропусти, Галь. Руки уже трясутся, и Саночка мокрая. Может, тут найдется сухая тряпица?

– Все, что смогли, приготовили, – прохладно огрызнулась кадетка, расслышав в последних словах старухи ехидство. – Умывальня в том углу, там есть мыло и немного чистой одежды, для самых нуждающихся.

– Ну так мы тут все такие, – фыркнула старуха, решительно устремляясь в сторону купальни, и недоверчивый Галь побежал за ней, обогнал и первым нырнул под густые плети.

Второй подросток, лет десяти, на минуту скрылся в тоннеле и вскоре вернулся, ведя за собой вереницу малышей, привязанных замурзанными поясками к длинной веревке.

При виде этих детей сердце Бет больно сжалось: никогда ей еще не приходилось видеть такой неприкрытой нищеты. Даже во времена Донгер-Карритской кампании, когда в Карстад хлынули беженцы с южного побережья, смуглые заплаканные дети, которых держали на руках измученные матери и бабушки, были одеты хоть и в ношеные и грязные, но целые вещи, любовно вышитые когда-то яркими узорами.

А эти малыши, молчаливо переступавшие замотанными в обмотки ножками, были обряжены в такое дырявое тряпье, которое никогда даже не было детской одеждой. В штанишках, державшихся на малыше с помощью переброшенной через плечо веревочки, явно угадывался лоскут домотканой полосатой юбки, какие носят рыбачки с западного побережья, а в криво, наспех сшитых рубашонках – остатки истертых мужских рубах.

Но про одежду забывалось сразу, стоило перевести взгляд на худенькие, полупрозрачные личики детей с большими, не по-детски печальными глазами.

– Святая Тишина… – почему-то припомнилось Бет любимое восклицание Олифании, – как же они шли-то?

– Потихоньку, – вдруг дружелюбно улыбнулась вмиг преобразившаяся старуха. – Извини, сестра, сразу не признала. Зови меня Хельгой.

– А ты меня – Бетриссой. Но я только ученица, – нехотя обронила герцогиня Лаверно полуправду и, желая облегчить труд Доре и остальным подругам, если они решатся сюда прийти, добавила для вескости: – Мы все тут такие.

Присела перед малышами, которые чутко, как дикие котята, следили за каждым ее движением, и озадаченно вздохнула:

– Как вы их отвязываете? Я помогу умыть. А вот с одеждой хуже, все вещи на взрослых, но мальчики могут выбрать вещи поменьше. Если длинно, отрежем рукава.

– Еще чего, портить такую хорошую вещь! – Шустрый Галь выбрался из умывальни в сером костюме, сшитом явно на Кателлу, и деловито подвернул рукава. – Давай твою тюрю, нам еще назад идти. А их отвязывать не надо, веревку выдернуть, и все дела.

– Мы и сами справимся, – поддержала его Хельга.

Все оказалось действительно просто, пояски малышей были связаны на концах петлей, в которую продевалась бечева. За второй конец ее держала девочка лет десяти с изуродованными страшными ожогами руками и личиком.

Она очень ловко освободила малышей и повела в купальню вслед за старухой, а Бет щедро налила мальчишкам по полной миске тюри и виновато развела руками:

– Придется пить через край, ложек мы не запасли.

– У каждого своя есть, – отмахнулся Галь, принюхиваясь к поставленной на колени миске. – А что это за кусочки белые плавают?

– Лепешка. У меня их маловато, вот и покрошила в тюрю, чтобы сытнее было. – Кадетка посомневалась и осторожно спросила: – А зачем вам назад? Старухе без вас трудно будет дальше детей вести.

– Там дорога хуже? – нахмурился младший мальчишка, тоже выбравшийся из умывальни в новом костюме и опасливо поглядывающий на Бет черными, раскосыми, как у торемцев, глазами.

– Нет, чем дальше, тем ровнее тропа, – пояснила Бет. – Но малыши ведь уже утомились и с каждым переходом будут уставать все сильнее. До следующего приюта идти часа три, не меньше.

– А что такое «следующий приют»? – испытующе глянул Галь.

– Точно такая же пещера, как вот эта. Там вас встретит моя сестра.

– А тюря там тоже будет? – тихо поинтересовался второй мальчишка, успевший дочиста вылизать миску.

– Конечно, – уверенно подтвердила Бет и вся сжалась от осуждающе уколовшего ее взгляда черных глаз. – А разве тебе не понравилась?

– Вкусно, – буркнул он и покосился на Галя. – Но это неправильно… бесплатно много не кормят, нам Дед рассказывал. На площади бедным один раз в день наливали суп и давали хлеб. А у тебя, получается, пять раз в день!

– Так вот ты о чем, – облегченно выдохнула Бетрисса, вспомнив о бесплатных обедах, которыми постоялые дворы и харчевни Карстада по очереди кормили на городском рынке стариков, нищих и бродяг.

Да и вообще любой, временно попавший в тяжелое положение, мог некоторое время перебиться. При этом хозяева и купцы присматривались к обедающим, и зачастую многие из них к вечеру находили работу и жилье. А вот Бет, когда вынуждена была искать средства на пропитание, обходила стоящие под навесом столы стороной, хотя оттуда доносился весьма аппетитный запах. Но для девушки ее круга обед вместе с нищими означал движение вниз.

– У нас ситуация особая, – веско пояснила она примолкшим мальчишкам. – Нужно помочь вам поскорее стать здоровыми. А для этого вы должны есть почаще, но понемногу, иначе желудки сорвете.

– Сама говоришь – понемногу, а налила полную миску! – не желал сдаваться юный торемец.

– Уймись, Лис! – беззлобно прикрикнула Хельга. – Она нам не враг! А налила так, как принято у свободных людей… но это я виновата, нужно было ее предупредить. Покажи-ка поварешку, Бетрисса. Малышам черпай по одной, нам с Линкой – по две. Мы Саночку по очереди несем.

– А чья она? – осведомилась Бет, наполняя миски послушно вставшим в очередь малышам и стараясь не смотреть в горящие ожиданием глазенки.

– Теперь наша, – хмуро усмехнулась Хельга, ловко выцеживая ложкой жижу и вливая в ротик крошечному младенцу. – Как пахнет-то… сыром, что ли?

– Ну да, – кивнула Бетрисса, усаживаясь напротив. – Сухим, пастушьим. Мы решили его развести… или зря?

– А лепешки белые, – даже прикрыла глаза старуха и разочарованно вздохнула. – Нет, не зря. Но если у тебя есть, дай по кусочку Галю и Лису, им обеда сегодня не достанется.

– Конечно, – поднялась со своего места Бет и взяла с полочки две большие лепешки и два шарика сыра, оставленных на всякий случай. – Вот, больше пока нету. Для следующих позже принесут. Поделите как хотите, только не ешьте все сразу.

– Это все нам? – Ошарашенные взгляды мальчишек ясно показали Бетриссе, как сильно она снова промахнулась.

– Сами решайте, вы не маленькие, сколько съесть самим, сколько оставить тем, кто послабее, – веско объявила кадетка и устало добавила: – Я ведь не могу за вами проследить? Значит, должна доверять.

И тут же с досадой сообразила, как легко приняла на веру все объяснения Хельги. Совсем упустив из виду, что цветок не просто так запретил кадеткам рассказывать беглецам о себе. Выходит, опасается крыс… а может, и точно о них знает. Следовательно, нужно попытаться ему помочь, а о том, что древни слышат ложь, старшина уже догадалась.

– Понятно, – сразу успокоился Галь, – Дед тоже так говорил. Ну мы пошли, вниз побыстрее добежим.

– Вы только поосторожнее там! – в голосе Бетриссы прозвучала неподдельная тревога, и мальчишки как-то определили эту искренность и на миг стали такими, какими должны быть в этом возрасте, – беспечными и самоуверенными.

– Не в первый раз!

Две худенькие фигурки в неимоверно широких для них серых костюмах бесследно исчезли в темном зеве тоннеля, а Бет все смотрела им вслед, пытаясь представить, каково это – брести по мрачным проходам и уступам в недружелюбной мгле, разбавленной лишь светом небольшого клочка ведьминого мха.

– Оборотни они… оба, – укладывая заснувшего младенца в мох, пояснила Хельга, и в ее голосе почему-то проскользнула виноватая нотка.

– Так ведь совсем еще дети, – растерялась старшина, припомнив все, что узнала за последнее время о магах, умеющих скрываться под такими странными щитами.

– Там взрослеют быстро. – Старуха прилегла рядом с младенцем, неслышно зевнула. – Посплю чуток, все два дня, как пришел знак, спали вполглаза. Боялись, вдруг не удастся уйти или донесет кто.

– Так ведь вы там так давно все вместе, разве еще не изучили, кто на что способен?

– Как не изучить… Но надзиратели время от времени льют в бурду зелье подчинения. И хоть мы все давно умеем его различать и снимать чары, но на некоторых действует сильнее. – Хельга помолчала, как будто уснула, и вдруг заявила: – А ведь ты в монастыре никогда не была.

– Я же сказала – только учусь, – не собиралась сдаваться Бетрисса и ударила в ответ: – А сама-то ты как умудрилась попасть в выработки, если знаешь тайные ремесла?

– Как последняя дура. – Хельга резко отвернулась и смолкла, давая понять, что не желает разговаривать на эту тему.

Но через четыре часа, когда мох под сводами пещеры засветился ярче, давая понять спасенным, что им пора идти дальше, старуха тихо буркнула:

– Я и правда у сестер никогда не жила. Но одну знала хорошо, она учила меня ремеслу травницы. Дар имею, хоть и слабый, но дело свое подняла и даже домик купила. И однажды попалась… Пришел важный господин и заказал сбор из семи свежесобранных трав. За срочность дал пару золотых. Вот это и была моя цена. Прямо в поле налетели… следили, не иначе.

Она говорила внешне спокойно, ловко заворачивая ребенка в найденные в умывальне косынки и шаль, и даже усмехнулась напоследок. А в голосе прорывались старинная обида и боль, сжимая кадетке сердце сочувствием к женщине, вынесшей за порядочность и доверчивость немерено боли, горя и унижений.

– Сколько ж тебе было? – не нашла Бет другого вопроса и захлебнулась внезапным прозрением, рассмотрев, как горько кривит губы ее собеседница.

– Двадцать три. – Хельга помолчала и привычно ухмыльнулась: – А сейчас тридцать два. А ты бы сколько дала?

«Все сто пятьдесят или двести, учитывая дар», – хотелось признаться кадетке, но она смогла лишь выдавить:

– Прости.

– Да за что? – отмахнулась та, подхватила ребенка и скомандовала девочке со шрамами: – Линка, собирай их на веревку да ставь слабых впереди. Я буду помогать.

– Погоди… – не выдержала Бетрисса, доставая из потайного кармана крохотный пузырек, выданный ей Годренсом на самый крайний случай. – Есть у меня зелье, сил добавляет. Я капну в кружку, разведем и дадим малышам по глотку. А как дойдете до Доры, скажешь, чтобы оставила вас ночевать. После этого зелья сон нужен.

– Лучше разведи и налей мне сюда, – мгновенно решила по-своему Хельга, доставая видавшую виды оловянную фляжку. – Я буду давать понемногу самым слабым.

Однако Бетрисса вмиг спрятала флакончик за спину.

– Это неправильное решение, – твердо объявила она. – Нельзя давать такие снадобья тем, кто совсем выбился из сил. Тем более таким худым детям.

Слово «изможденным» само просилось на язык, но Бетрисса вовремя спохватилась.

– Они не чистокровные люди, а оборотни, – нехотя отступила ведьма. – Почти все.

– Так подсказывай, кому больше дать, а кому меньше.

– Ладно. Линка, подводи сюда своих щенят, – сдалась Хельга, оглянулась на сосредоточенно мешавшую зелье кадетку и примирительно вздохнула: – Я все понимаю, вы еще боитесь нам доверять. Мы тоже не сразу решились, спорили чуть не до драки. Но Дед сказал так, как ты, – это единственный белый камень из тысячи.

– Хоть один умный человек нашелся, – буркнула Бет и достала из кармана собственную ложку: – Ну, командуй.

А через четверть часа, провожая взглядом вереницу бодро топавших в сторону второго приюта оборванцев, внезапно почувствовала такую усталость и опустошенность, словно двое суток подряд ухаживала за тяжелоранеными.

– Тэри передала письмо, – вынырнул из мха древень, – корзину с продуктами и мешок с вещами. А цветок велел хорошо поесть и поспать два часа, новая группа доберется сюда не раньше.

– Спасибо. Из первых никого не возьму, так и передай, – отказалась кадетка, прочитав записку воспитанницы, которая уже знала обо всем, произошедшем здесь, и тоже советовала отдохнуть и подыскать в помощницы женщину помоложе. – Как я понимаю, оборотни сначала отправляют самых слабых, а им лучше побыстрее добраться до цветка. Будут там лечиться друг от друга. Давай корзину, Тэри пишет, что передала другие продукты и одеяла. Интересно, где вы их взяли?

– Королева приказала собрать для вас багаж. – В тихом, шелестящем голоске древня чувствовалось уважение.

– Она всегда рассуждает очень правильно, – кивнула Бет, рассматривая большие куски вяленого и копченого мяса, головки дорогого сыра и маленькие круглые плошки, слегка похожие на горшочки.

Их принесли маги с плато, и на каждой посудине была надпись: «суп» или «каша». Готовилась магическая еда очень просто, всего лишь доливалась холодная вода. А через миг горшочек был горячим и источал аромат мяса, зелени и овощей.

– Это придется давать по одному на двоих, а если будут дети, то и на троих, – вздыхала Бет, заливая водой один горшочек для себя. – И то как бы им не было потом плохо.

– Они несут с собой все зелья, какие сумели сделать тайком от надзирателей и накопить, – виновато пояснил древень, – но пить договорились втихомолку. Поэтому Хельга и хотела взять твое снадобье. Ты на нее не сердишься?

– Не могу. Я вообще удивляюсь, как они умудрились столько вынести и остаться людьми, а не превратиться в зверей. – Кадетка задумчиво помешала варево и горько усмехнулась: – Я встречала людей, которые от меньших бед впадали в отчаяние и опускали руки. А эти и сами выжили, и детей не оставили…

Бет облизнула ложку, устало зевнула и прилегла прямо у камня, служившего ей столом.

И уже через минуту спала, не замечая ни одеяла, которым заботливо укрыл ее маленький помощник, ни померкшего сияния белых цветочков, дававших ей выспаться перед приходом новых гостей.