Шторм все-таки догнал лодку, уж слишком далеко они были от берега, когда пустились в это рискованное плавание. К этому времени Хасит успел обо многом передумать и поменять пару своих первоначальных замыслов.

Для начала приказал гребцу остановиться, осмотрел его ладони и, хмуро сопя от необходимости тратить дорогое зелье, помазал начинающие вздуваться пузыри. Если не позаботиться о рабе, часа через два он вымажет кровью весла и пол лодки. И хотя вору ничуть не было жалко ни лодку, ни бандита, зато он отлично понимал, насколько подозрительно это будет выглядеть, если приставать придется на виду у жителей Хазрана. Ведь матрос с откормленной рожей одет как хозяин, а сам Хасит смотрится рядом с ним рабом.

Поэтому после лечения наступила очередь обмена одеждой, и вор искренне порадовался собственной полезной привычке носить свободные вещи. Хотя и поступает так ради того, чтоб можно было незаметно носить на спрятанном под рубахой поясе некоторые полезные вещички, без которых чувствует себя по-настоящему голым. Но и в таких вот случаях, когда чужая одежда кажется ему гораздо привлекательнее собственной, это тоже очень полезно. Участник недобровольной сделки, получивший тряпки, украшавшие до этого момента жилистую фигуру вора, по крайней мере не чувствует себя окончательно оскорбленным.

Вот и матрос не почувствовал ни малейшего неудобства, получив чужие штаны и рубаху, и в дополнение к ним пару кусков мягкой ткани, которую пожертвовала догадливая Итма, оторвав от своей нижней юбки. Она же и обмотала этой тканью ладони матроса, сообразив, что наставник Кора вовсе неспроста заботится о его руках. Да и причину необычайной покорности бандита поняла, и оттого вовсе не дрожала, глядя на него, как ее подруги.

После этого вор останавливал лодку еще дважды, поправить сбившиеся повязки и дать бандиту воды с придающим силы зельем. Хотя и боялся, что это зелье прежде времени снимет морок, выданный Мальярой, но приготовил на такой случай оружие. Крохотный кинжал с отравленным лезвием лежал в кармане Хасита, пока бандит умело проводил лодку между все более высоких волн.

О том, что благополучно причалить им не удастся, вор с горечью догадался, когда наступил день, хотя светлее стало не намного. Зато по шуму волн и картине, открывавшейся, когда лодка взлетала на гребни, можно было понять, что долгожданный берег почти рядом.

И даже если бы он был пологим и песчаным, высадиться на него было бы большой проблемой. Однако, судя по тому, какими бурными и высокими фонтанами пены и брызг разлетались волны, ударяясь о невидимую преграду, Хасит не мог не понимать, песка тут нет и в помине. Так разбиваться волны могут только о камни.

– Кор, сынок… – Голос мужчины дрогнул. – Ты продержишься, если уплывешь подальше от берега? Боюсь, нам тут не причалить. Камни.

Он говорил, не снижая голоса, в таком грохоте ничего не было слышно даже на расстоянии вытянутой руки, но мальчишка все понял. Встал во весь рост, вглядываясь в берег и что-то сосредоточенно думая, потом нагнулся к уху вора и прокричал, что сейчас вернется. А затем вскочил на корму и прыгнул в разверзшуюся под волной пропасть.

Стиснул зубы, и не пытаясь его останавливать, лженаставник, разинули рты в беззвучном крике вычерпывающие воду женщины, по-своему поняв это происшествие. Размеренно махал веслами лишь матрос, и не понять было по его мокрой рубахе, пот на ней или вода.

Хасит не стал приказывать ему сворачивать в сторону, глупо и смешно надеяться, будто где-то впереди их ждет более удобное место, и верить, что раб выгребет против волн, несущих их на камни. Бывают в жизни такие моменты, когда человек бессилен перед напором судьбы, и вор это давно знал. И давно решил позволить святым духам решать, чего он стоит и как с ним поступить, когда такой момент наступит для него. А он тем временем помечтает, как стал бы жить, если бы считал себя заново родившимся и свободным от собственного прошлого.

Ну, наверное, – стараясь не замечать захлестывающей лодку воды, обстоятельно думал Хасит, – для начала он купил бы маленький домик… с виноградником и ореховыми деревьями, есть у него в гномьем банке немного денег, положенных под тайное слово. Потом бы женился… да хоть вот на этой Итме, она женщина неглупая, спокойная и по возрасту ему подходит больше всех. А потом сидел бы зимними вечерами у очага, потихоньку колол орехи и вспоминал вот этот шторм…

Гигантская волна накатила внезапно, накрыла, как лавиной, заперла в темном коконе, сразу отрезавшем все внешние звуки, и стало слышно горькое всхлипывание той самой Итмы.

– Замолчи, женщина! – сердито прикрикнул на нее Хасит. – Если духи нас спасут, женюсь на тебе… только не вой!

В этот миг лодку ударило днищем о камни, волна окатила людей так щедро, что на них не осталось сухой нитки, и схлынула, оставив своих жертв откашливаться и отряхиваться. Только через минуту Хасит уверился, что они больше никуда не плывут, а сидят в полной воды лодке, застрявшей среди валунов. А остервеневшие от разочарования волны разбиваются о прибрежные камни в десятке шагов позади них.

– Дядя Хас, вылезайте сюда, тут тропинка! – позвал откуда-то из мешанины дождя и ветра голосок Кора, и вор подавился благодарностью, которую произносил святому духу, начиная понимать, что совершил огромную ошибку, пообещав Итме жениться в случае спасения.

Но пока оглушенная и растерянная женщина и не думала припоминать ему опрометчивые слова, поддерживая друг друга, бывшие горничные выбирались из лодки и исчезали в той стороне, откуда раздался зов ребенка.

– Вылезай, приплыли, – скомандовал матросу Хасит, – отойди от моря шагов триста, найди надежное местечко и ложись спать. Завтра проснешься хорошим человеком.

Последние слова он добавил с ехидцей, пусть бандит поломает голову, что они означают, и ринулся догонять спутниц.

Женщины, облепленные мокрыми платьями, окружили малыша, пытаясь заслонить его от ветра, и шли, сами не зная куда, по еле приметной в камнях тропинке, а вор тащился следом, не пытаясь спорить или забирать ребенка. Давно знал, большинство женщин готовы забыть о еде и отдыхе, если рядом находится голодный и продрогший малыш, и лучше в этот момент к ним не лезть. Хотя видел он и других… но тех людьми не считал.

А через полчаса Хасит убедился, что поступил совершенно верно, не мешая женщинам выбирать дорогу. Или Кору? Впрочем, какая разница. Важно, что привели они точно в поселок и пошли сразу к харчевне, словно у них были деньги.

Хотя даже самая бедная из женщин в Тореме всегда найдет, чем расплатиться за еду и ночлег, и для этого ей вовсе не придется поступаться своими устоями. Все хозяева постоялых дворов и харчевен обычно рады лишним рукам, которые работают не за монеты.

– Дядя Хасит, – встретил вора на крыльце Кор, – тут есть пирамидка. Ты помнишь, что мать сказала?

– Помню, – чувствуя непривычную робость, буркнул Хасит, – сейчас женщин устрою…

– А Итму? – с любопытством смотрел мальчишка, и вор вдруг почувствовал, как мокрой спине разом стало жарко, ведь не было его там… когда их завернуло в волну?

Святая Тишина, так кого же растит Малиха? И вдова ли она? Но если правы его подозрения, значит, придется жениться… иначе в следующий раз судьба не простит. И если во что-то другое вор никогда бы не поверил, но в свои ощущения, что столкнулся с чем-то непостижимым, не верить не мог.

– Я вернусь за ней, позже, слово даю, – истово шепнул мужчина, – вот прямо сейчас узнаю, какой это поселок.

– А я теперь это место всегда найду, – легкомысленно сообщил Кор и серьезно, не по-детски посоветовал: – Ты им комнату сними, скажи хозяину, это жена с сестрами, судно в море затонуло… они ведь лодку найдут.

– Правильно соображаешь, – начиная понимать, кто в их компании на самом деле главный, беззлобно усмехнулся Хасит и вошел в харчевню.

– Мы подрядились овощи чистить… – несмелой улыбкой встретила вора Итма, и он немедленно изобразил негодование.

– Что за выдумки! Откажитесь немедленно! Эй, хозяин!

– Я здесь, господин, – оценивающе оглядев Хасита, осторожно сообщил трактирщик и выжидающе уставился на него.

– Не принимай всерьез слов моей жены. Хотя судно, на котором мы плыли, и потерпело крушение, но там было вовсе не последнее мое имущество. Никаких овощей они чистить не будут, ни Итма, ни ее сестры. Сколько стоит твоя лучшая комната?

– Серебрушка за два дня.

– Итма! Вот тебе золотой, оплати комнату и закажи еду, а на остальные деньги прикажи принести вам другие платья. Я отведу Кора его матери и вернусь. Как называется этот поселок?

– Сурх, господин.

– Запомню. Где у тебя пирамидка?

– Но господин… за нее четыре серебрушки!

– Вот тебе еще золотой, сдачу отдай моей жене. Итма! Ты слышала? Не скучай.

– Все поняла, муж мой. – Глаза женщины растроганно блеснули, и вор поспешил пройти вслед за хозяином в комнатку, где стояла пирамидка.

Ну вот что за существа эти женщины, получила кучу забот и упрямого мужчину в придачу, а счастлива так, что даже совестно за нее.

Пирамидка была большой, и капсула, которую держал в руке Кор, светила ярким зеленым огоньком, давая уверенность в пути до башни Хазрана. А там придется покупать путь в Делиз, потом в Деборет… и если золота не хватит, искать гномий банк. Но сейчас вору было не до золота, говоря про крушение, он представлял «Летящую», и сердце вдруг облило холодом понимания, что его слова могут оказаться пророческими. Значит, нужно сделать все, чтобы как можно быстрее отсюда уйти, малыш каким-то образом чувствует море.

Вор подхватил мальчишку на руки, крепче прижал к груди и расслышал хруст капсулы.

А в следующий момент над ними вспыхнул яркий свет и раздался голос дежурного мага:

– Во втором секторе гости госпожи Тиссши.

И к ним с Кором тут же ринулось двое прислужников, из тех, что подносят сундуки богатым клиентам.

– Но мы… – заикнулся было встревожившийся Хасит, не привыкший, чтоб его встречали, и тут же замер, услышав спокойный голосок Кора.

– Не бойся, это тетушка матери.

– Да я и не боюсь, – нехотя сдаваясь подхватившим под локоть настойчивым рукам, хмуро проворчал вор, припоминая, что звали ту самую тетушку совершенно по-другому.

Хотя… чему он удивляется? Его и самого знают в разных городах Торема под разными именами.

А в следующий момент вор снова насторожился, обнаружив, что их повели не вниз по лестнице в приемный зал, где обычно крутятся возчики колясок и приказчики из дорогих трактиров, а в недоступное для клиентов помещение, где отдыхают и обедают маги почтовой гильдии.

И хотя его профессиональная осторожность мгновенно ощетинилась подозрениями, природная любознательность заставила вытянуть шею и завертеть головой, торопливо обыскивая взглядом таинственную комнату. И почти сразу вор обнаружил в углу, у двери на балкончик, врезанный в пол небольшой круг второго портала.

– Становись, – скомандовал Хаситу маг, не смущаясь ни его мокрой одеждой, ни лужицами, которые оставались на чистом паркете. Да он всего этого, кажется, и не заметил.

Торопливо пробежал к балкону, дернул рычаг, и широкие двери распахнулись, пропуская в комнату непогоду, бывшую тут немного более смирной, чем наверху, и подтолкнул мужчину в кружок. Потом завозился с управляющим амулетом, и сырой ветер, влетающий с балкона, вдруг стих.

И вместо него дохнуло теплом, запахло горячим чаем с медом, свежим хлебом…

Почти сразу в распахнутую дверь на маленькую, совершенно пустую, занавешенную провощенным полотном и оттого полутемную верандочку выскочила та самая женщина, что нанимала Хасита чистить сад, и он окончательно успокоился. Все-таки они попали туда, куда шли.

– Тетушка… – соскользнул с его рук Кор, кинулся к женщине, и она мгновенно подхватила его, понесла в дом, отдавая кому-то короткие приказы про горячую воду, сухую одежду и еду.