За пределами шатра было пасмурно и ветрено, неслись по небу стада темных облаков и шумели вдоль дороги цветущие каштаны. Водоем, в котором Леа пришла в себя, уже исчез, и на его месте стояло нечто настолько несуразное, что назвать это коляской у девушки никогда бы не повернулся язык.

Довольно приземистое деревянное сооружение больше всего походило на огромную черепаху с колесами вместо ног. На ее горбом выгнутой спине примостились два совершенно не подходящих повозке предмета: широкая жестяная труба, какие стоят в коптильнях, и перед ней мачта с обвисшим серым парусом, в котором Леа наконец узнала ту тряпку, с которой так носился Джарвис. И бывшую поочередно то его плащом, то мешком, то парусом на ялике.

А вот лошадей или оленей, обычных в северных странах, возле странной повозки не было, но гадать, кто ее потащит, графине не пришлось.

– Прошу, – распахнув дверцу, скомандовал маг, и девушка покорно полезла в полутемное нутро, коря саму себя за несообразительность.

Ведь слышала же похожие на нелепые выдумки рассказы о странных повозках, бегающих по свободным землям, пребывавшим под негласной защитой темной гильдии, обосновавшейся в Гайртоне с незапамятных времен. Как повествуют бродячие сказители, с тех самых, когда в мире было намного больше чудес и летали по небу огромные драконы, ворующие красивых девушек. Хотя Леаттии теперь точно известно, насколько неверны эти предания.

Внутри повозка тоже выглядела непривычно, но почти роскошно: усыпанный подушками низкий широкий диван, откидной столик и удобное кресло перед широким окном, выходящим на ту часть повозки, где должна быть скамейка кучера.

– Устраивайся поудобнее, – указал девушке на диван забравшийся следом маг и сел в кресло лицом к окну.

Повозка тотчас тронулась, и Леа поспешила присесть на краешек необычно мягкого сиденья. Некоторое время с интересом рассматривала маленькие полочки и шкафчики с различными сладостями, книгами и головоломками, потом, покосившись на сидевшего к ней спиной спутника, занятого вовсе не кучерским делом, отважилась на неподобающую графине вольность. Сбросила обувь, забралась на диван и, устроившись среди подушек почти полулежа, взяла с полочки первую книгу.

И неожиданно увлеклась чтением – фолиант оказался атласом свободных земель с красочными иллюстрациями и пояснениями. Как выяснилось, в этих местах было довольно много городков и деревень, о которых почти не слышали в Брафорте, а также дубрав, озер, рек и водопадов. И, разумеется, Гайртон, сильно отличавшийся от всех больших городов. Его делила на две части бурная речка, и на том берегу, где жили маги, не было ничего присущего обычным столицам. Ни пафосных статуй и огромных мостов, ни величественных храмов и широких площадей. Даже мэрии и той не было, как и различных заборов, оград, ворот и калиток. Не было дорог, тропок и выложенных плиткой или камнями дворов. И ни одного магазинчика или лавки, пекарни или мастерской. Все это находилось на половине города, расположенной в левобережье.

А на правом, плавно поднимающемся к вершине большого холма, раскинулся сад из огромных старых ореховых и плодовых деревьев, между которыми без малейшего намека на какой-либо порядок располагались дома и башни магов в окружении цветущих кустов и покрытых коротенькой бархатной травкой лужаек.

– Интересно? – на миг оглянулся Джар и снова уставился на дорогу.

– Да, – ответила Леа и задумчиво добавила: – Только не все понятно.

– Я бы объяснил тебе, но это нужно увидеть самой, – уверенно заявил он. – А лучше пожить там. Тогда все станет ясно. Пока просто отдыхай.

– А на мои вопросы ты ответить можешь? – подумав, осторожно осведомилась Леа.

– Смотря на какие. Видишь ли… как показали последние события, все намного сложнее, чем мы считали раньше. Поэтому теперь гильдия должна посовещаться и поменять свои планы, и я не имею права заранее сообщать тебе о них. Но одно могу сказать твердо: никто не может заставить тебя идти против твоих собственных желаний и убеждений. Мы не белые маги, чтобы ставить общество выше личности.

– А они ставят? – заинтересовалась девушка. – Ты много о них знаешь? Можешь рассказать?

– Вопрос тебе удался, – непонятно чему усмехнулся Джар и согласился: – Но я расскажу. Немногие знают жизнь белых магов лучше тех, кто сам был адептом Белой цитадели и довольно долго ей служил.

– Ты был белым магом? – ахнула Леа, только издали видевшая этих людей, почему-то не любивших бывать в Брафорте. – Извини, пожалуйста, я не хотела перебивать.

– Не страшно, – не оглядываясь, отозвался маг и огорченно вздохнул: – Не повезло нам с погодой. Скоро будет дождь.

– Но ты ведь маг? – осторожно осведомилась девушка и впервые осознала, что никто не знает точно, на какие чудеса способны маги.

– Ну да, – подтвердил он и тихо усмехнулся: – И даже магистр. И если очень нужно будет, могу развеять какое-нибудь облачко. А создать – так даже несколько. Но если я сейчас попытаюсь разогнать эти тучи, обложившие долину со всех сторон, то всего лишь выжму себя досуха и буду декаду сидеть на источнике, восстанавливая силы. Поэтому нам придется ехать помедленнее, чтобы не снесло с дороги, и, как только начнет темнеть, – остановиться на ночь в первом попавшемся городке. Ну а теперь про белых магов. Главное, во что они верят и считают незыблемым, – это закон справедливости. Если судьба дала человеку магические способности, значит, он должен позаботиться о тех, кому не повезло.

– Но это же прекрасно, – обдумав его слова, с жаром произнесла Леаттия, и Джарвис тихо засмеялся:

– Я тоже так считал, и когда пробудился дар, пришел в Белую цитадель. Вечерами нас учили плести заклинания, лечить недуги и создавать несложные вещи, а утром выводили на улицы помогать жителям города и окрестных деревень. Сначала руками, как обычные люди, потом магией. Теперь я умею готовить и убирать, доить коров и строить дома, копать погреба и огороды, ковать железо и лепить горшки. И многое другое. Но со временем начал понимать, что не могу ко всем относиться с одинаковой доброжелательностью и любовью, как предписывают законы Белой цитадели. И мне гораздо приятнее колоть дрова скромным старушкам и пахать поля бедным семьям, попавшим в трудное положение из-за болезни или потери кормильца, чем пасти скотину и поливать огород бездельникам, отсыпающимся до обеда после гулянки. А вот холеным лавочницам, готовым выжать из белого адепта все соки, хотя они вполне могли бы нанять приказчика или помощницу, и вовсе ничего не хотелось делать, хотя закон цитадели суров и гласит однозначно: адепту не подобает судить, кто достоин помощи, а кто нет. Помогать следует тому, кто первый попросит. А если адепты начнут выбирать задания по своему вкусу, то очень скоро возомнят себя судьями и начнут считать выше других. А это противоречит главному принципу Белой цитадели – сильные должны помогать слабым, невзирая на их недостатки.

– Вроде правильный закон… – нахмурившись, задумалась графиня, – но мне тоже больше нравится на городских праздниках угощать сладостями бедно одетую детвору и калек, а не нищих с маслеными рожами. А темные кому-нибудь помогают?

– Только по контракту.

Маг немного помолчал, ожидая вопроса, потом нехотя буркнул:

– Ну а если вдруг очень захочется помочь, всегда можно нанять одного из друзей.

– Я помню, – задумчиво отозвалась Леаттия, – Эгрис тебя нанял. Мне интересно другое… тогда почему он нас ловил?

– Если бы он нас ловил, – хохотнул маг, – мы сейчас сидели бы в замке Кайора. Все. Только мы с Санди – в подвалах, где оборудованы пыточные, а вы с Эгрисом – в гостиной на два этажа выше.

– Вот как… – снова задумалась беглянка.

Как выясняется, она всю юность, пять лучших лет своей жизни, прожила слепым, глупым щенком. Любила недостойного, боялась доброго, верила лгунам и совершенно не знала окружающего мира, несмотря на кучу изученных толстенных фолиантов и шесть языков, на которых может говорить свободно. Про седьмой, на котором в этом мире говорить не с кем, и упоминать не стоит.

– Но я бы еще лет пять колол дрова и лечил больных в Лиме, – оглянувшись на примолкшую девушку, тихо произнес Джар, – если бы не один случай. Однажды на закате я возвращался в цитадель усталый, почти без магии и сильно не в духе. Пришлось с раннего утра чинить и украшать большой дом для одной прыткой дамы, собравшейся замуж в четвертый раз. За день она извела меня бесконечными придирками и сомнениями. То ей хочется голубую спальню, то все-таки розовую, а спорить с просителями нельзя, ей же потом в этом доме жить.

Почти у ворот цитадели меня поймали двое, холеный мужчина в легкой коляске и заплаканная девчонка, бежавшая следом. «Я первый! – закричал мужчина. – Ко мне гости приехали, нужно срочно приготовить ужин. Садись!» Он уверенно смотрел на меня и ждал, что я безропотно залезу в коляску, солнце ведь еще не село и цитадель пока не закрыла ворота. А я глядел на худенькую, бедно одетую девчонку и видел в ее мокрых глазах отчаяние и неподдельное горе. Когда несколько лет целыми днями работаешь рядом с людьми и видишь все, что скрыто от посторонних за вежливыми словами и приветливыми улыбками, очень быстро начинаешь разбираться в искренности их чувств. «У меня брат, – поняв мое молчание, торопливо залепетала девчонка, – упал с дерева и не приходит в себя. Знахарка велела бежать сюда… может, успею до заката…» С каждым словом она говорила все медленнее, а я видел, как гаснут в ее душе последние искры надежды, и впервые яро жалел силу, истраченную на оборки балдахинов и золотые вензеля колонн. И пойти готовить ужин для толпы гуляк уже просто не мог. Взял девчонку за руку и повел назад, хотя и не надеялся, что мне хватит магии помочь ее брату. Мальчишка наверняка очень плох, раз знахарка оказалась бессильна.

Рассвирепевший проситель с руганью устремился следом, я едва успел отскочить с дороги и выдернуть из-под копыт коня девчонку. А он, озверев от неудачи, яростно взмахнул кнутом, норовя достать нас обоих, хотя все знали, что ударить белого мага невозможно. Единственная помощь, которую Белая цитадель дарует своим адептам, кроме обучения, конечно, – это надежные защитные амулеты. В них степень защиты всегда зависит от намерений напавшего. Чем сильнее он желает убить белого мага, тем мощнее встающая вокруг адепта магическая стена. Вот в тот момент я и сообразил, где взять силу для лечения пациента. Прикрыв собой девчонку, молча показал озлобленному просителю издевательский знак, и он, от ненависти совершенно потеряв рассудок, принялся лупить меня в наивной надежде достать хоть разок. Но вокруг уже бурлили потоки силы, и я жадно собирал их, впервые за последние годы радуясь быстрому пополнению резерва. А потом просто прихватил девчонку и открыл портал в нижний город.

Маг смолк, уставившись в стекло, по которому стремительно скатывались дождевые капли.

– Ну… – не выдержала молчания Леаттия, – вылечил ты мальчика?

– Вылечил, – сухо отозвался Джар и нехотя добавил: – Просидел с ним всю ночь. А на рассвете к хижине пришли магистры цитадели и забрали у меня защитный амулет и белый балахон.

– Они были не правы, – расстроилась Леа. – Нужно же разобраться.

– Белые никогда не разбираются и никого не судят. Просто не пускают к себе тех, кто не может жить по их законам, – так же сухо пояснил маг и сменил тему: – Мы подъезжаем к небольшому селу, тут есть постоялый двор. Можно переждать непогоду, а утром выехать пораньше.

– Делай так, как считаешь правильным, – немедленно отозвалась графиня. – Я в этом ничего не понимаю.

– Тогда второй вопрос. По свободным землям мы ходим без личин, и все знают это правило. Ты не испугаешься, если я сниму морок и стану другим человеком?

– После того как Каденис оказался главой темной гильдии, я уже никого не испугаюсь, – буркнула Леа и запоздало насторожилась, припомнив, как много сюрпризов скрывают темные маги.

– Каденис тоже ходил по герцогству в личине, – небрежно отозвался Джарвис и медленно обернулся.

Наверное, чтобы дать ей время привыкнуть, успела подумать беглянка, потрясенно рассматривая сидящего перед ней мужчину и с досадой понимая, что скрыть изумление не удастся, как ни старайся.

Узнать спутника оказалось нелегко: из черноволосого бородача неизвестного возраста он неожиданно превратился в довольно молодого и привлекательного блондина с гладко выбритым волевым подбородком.

И только теперь, изучая истинный облик своего спасителя, Леа вдруг ясно припомнила одну хорошо известную всем тонкость. Маги никогда не отпускали ни бороду, ни усы, ни бакенбарды, предпочитая ради экономии времени и сил раз и навсегда с помощью особого зелья избавиться от растительности на лице. Причем в этом они были едины, и белые, и темные, и черные дикари, о которых народ в герцогстве даже говорить вслух опасался.

По этому признаку их и узнавали еще издали, и отчасти потому неодаренные мужчины старались отращивать усики или бороденку, чтобы никто случайно не зачислил в маги. Хотя различного рода проныры иногда пытались изображать из себя чародеев и обманом заработать несколько золотых, но слишком велик был риск попасться, и маги, особенно темные, за такие выходки наказывали очень строго.

А еще Джарвис определенно пришел в Лим, а позднее в Гайртон, не из Банлеи или Овертона, и это тоже казалось довольно необычным. Не так часто можно встретить в городах и селах ее родного герцогства и прилегающих королевств и ханств уроженцев северного княжества Дагор. Все северяне истово преданы своей родине, обожают ее суровую природу и крайне неохотно селятся в чужих землях. Видимо, потому и ходят о них различные слухи, которые, впрочем, и на четверть не соответствуют действительности, как объяснил Леа отец, посоветовавший на всякий случай выучить дагорский язык.

Вот теперь графиня понимала, почему Джар вдруг начал рассказывать ей о своем прошлом, заранее отсекая вопрос, из-за чего он оставил родные края.

– Но у вашего народа нет обычая давать детям имя Джарвис, – пытаясь прервать затянувшуюся паузу, пробормотала Леаттия на дагорском, отводя взор от синих глаз белокурого северянина.

Хотя у менестрелей и принято называть жителей Дагора златовласыми, в княжестве встречаются шевелюры любого оттенка, от светло-соломенного до бурно-рыжего. А вот стянутые в хвост волосы ее спутника в неярком свете пасмурного дня были цвета спелой ржи.

– Это имя дали мне в Гайртоне, – ответил он на том же языке, – и я к нему привык.

– Значит, и у тебя в прошлом достаточно тайн, – вслух сделала вывод Леаттия, даже не надеясь на откровенный ответ.

– У кого их нет? – пожал плечами мужчина и добавил, отворачиваясь: – Но в том, что я не беглый княжич, принц или герцог, можешь не сомневаться. В моем роду почти все мужчины – воины или ремесленники, и я этим горжусь.

– А я не считаю, что этого следует стыдиться, – хмуро огрызнулась Леаттия, расслышав в его словах вызов. И, понимая, как опасна тема, на которую они заговорили, примирительно попросила: – Извини за бестактность. Я очень благодарна тебе за помощь и не желала бы обидеть даже случайно.

– Тебе придется пока остаться Лайной, – приняв ее извинения, произнес мужчина минуту спустя. – Это распространенное имя. Да и внешность менять некогда. И кроме того, к харказке никто не начнет приставать с расспросами за моей спиной.

Леа молча согласилась с его доводами и оправила подол платья, тихо порадовавшись, что взяла именно то из домашних одеяний, в котором так часто видела матушку в последнее время. Теперь беглянке очень не хватало привычных и совершенно не ценимых прежде вещей: покоя родного дома, тишины библиотеки, запаха розария, разбитого под ее окнами. Да и много чего еще, но больше всего – родных людей, с которыми можно поговорить, не выбирая обтекаемых слов и тем, и помолчать, если этого просит душа.

– Следуй за мной, – скомандовал маг, останавливая свою странную повозку, и распахнул дверцу.

Леа поспешила выполнить приказ, успев за последние сутки убедиться, как хорошо ее спаситель знает, что делает. Жаль, ничего не желает говорить заранее, но намекать на это Леа никогда бы не решилась. Неизвестно, какое задание выдал ему магистр Эгрис и позволил ли давать какие-либо разъяснения.

Дождь хлестал наискосок с такой яростью, словно собирался промыть до дыр и дом, и смутно видневшиеся неподалеку строения, но вокруг мага бойкие струи повисали в воздухе и стекали, как будто он был заключен в стеклянную чашу. Заметив, как спутник приостановился, ожидая ее, Леа подхватила подол и поспешила нырнуть в эту чашу.

Всего пять шагов, и они оказались на защищенном навесом крыльце перед приветливо распахнувшейся дверью.

Невидимый купол вмиг пропал, а маг уверенно вошел в полутемное помещение, пропахшее кухней и первоцветами, стоящими на единственном столе в глиняной крынке.

– Лучшие комнаты, – направляясь к лестнице и не заботясь более о спутнице, на банлейском небрежно бросил маг бегущему навстречу парню в желтом фартуке и пышной поварской шапке. – И ужин немедленно.

– Что на ужин? – робко осведомился подавальщик у спины прошагавшего мимо северянина, и тот, не оглядываясь, приказал:

– Самые свежие блюда. Холодное не приноси.

– Вам вместе или отдельно? – упавшим голосом проговорил парень, окидывая внимательным взглядом проходящую мимо харказку в стареньком платке и ношеном платье явно с чужого плеча.

– Отдельно, – донеслось с лестницы, и Леа крепче стиснула зубы.

Значит, так нужно, и, если разобраться, это даже правильно. Странно было бы, если бы один из темных магистров начал оказывать особое внимание беженке из Харказа. Особенно одетой так небрежно, почти на грани нищенства.

– Дана, покажи гостям лучшие комнаты! – крикнул невидимой служанке подавальщик и ринулся куда-то с прытью гончего пса.

Графиня неторопливо поднималась по лестнице, с интересом рассматривая заведение, в каких никогда раньше не была и которые знала лишь по описаниям в романах. Наверное, это был неправильный постоялый двор, потому что большого зала, заставленного длинными столами и грубыми скамьями, на которых сидели с огромными кружками наемники и бандиты, нигде не было. Из довольно просторной комнатки, куда они попали с крыльца, вели в разные стороны пять или шесть разномастных дверей да вот эта лестница, начинавшаяся едва ли не с середины помещения. И о том, что это постоялый двор, можно было догадаться только по еле слышному звону ножей и крышек, доносившемуся из какой-то комнаты.

Да по странным бумажкам, лежавшим на столе вокруг букета. Но рассмотреть их ближе Леаттия не решилась, вовремя сообразив, что нищим харказкам вовсе не свойственно читать бумаги на чужом языке.

Лестница вывела графиню в коридор второго этажа, более светлого и уютного, чем нижняя комната. Здесь в настенных подсвечниках горели хорошие голубоватые свечи, пол был застелен длинным светло-серым валяным ковром с алой полосой по бокам, а створки дверей украшали различные рисунки, явно творение местного самородка.

– Мы можем натопить баню или принести купель в комнату, только прикажите, – где-то слева щебетала сладким голоском невидимая Дана, и, поразмыслив, Леа двинулась в ту сторону.

– Ужин, – холодно отрезал маг. – И побыстрей. И комнату моей спутнице.

В коридор откуда-то выпорхнула девушка в кружевном кокетливом чепчике, мечтательно вздохнула и увидела Леаттию.

– Это спутница?

Сначала графиня хотела ответить вежливо, но пренебрежительно сморщившийся носик служанки мгновенно убил это желание, и Леа смолчала, состроив самое равнодушное выражение лица.

– Ну идем, спутница, – мотнула головой Дана и, не глядя на гостью, помчалась по коридору. Выбрала одну из комнат, заглянула внутрь и процедила сквозь зубы: – Заходи. Ты по-нашему понимаешь?

Теперь Леа молчала не из упрямства, а из любопытства, желая посмотреть, как выкрутится из этого положения служанка.

Но та, видимо, уже имела опыт подобного общения – состроила грозную гримасу и, строго погрозив пальцем, объявила:

– Ходи как мышка, ничего не трогай и не переставляй! Потом принесу еду и все расскажу.

Развернулась и удалилась, считая свою задачу выполненной.

Графиня постояла немного, ожидая, не вернется ли горничная. Прист и Берта частенько так делали, поясняя, будто им почудился окрик, а на самом деле пытаясь застать хозяйку врасплох за открытием тайника или еще за каким-нибудь другим секретным занятием.

«Глупые», – усмехнулась воспоминаниям графиня, прошла к окну, прижалась лбом к холодному стеклу. Тому, как хранить семейные тайны, ее учили особо и проверяли строго. Потому-то опытные соглядатаи так и не сумели ничего вызнать, даже когда она осталась сиротой.

– Вот еда, – без стука ворвалась в комнату горничная, поспешно поставила на стол поднос со свечой и парой тарелок, бдительно оглядела комнату и побежала к стоящей в нише кровати.

Свернув и спрятав в шкаф нарядное покрывало, Дана ткнула пальцем в маленькую дверцу и показала жестами, что там умываются.

– Понятно, – коротко пробормотала по-харказски Леа, не желая долго разыгрывать из себя комедиантку.

– Ну хоть «понятно»! – буркнула служанка, очевидно уже слыхавшая раньше это слово, и снова погрозила пальцем: – Да смотри поаккуратнее!

А затем ушла, заносчиво задрав личико, на котором застыло откровенное презрение.

Леаттия только головой огорченно качнула. Хорошо, что она знает столько языков и за последний месяц привыкла обходиться почти без помощи слуг. Берта себя обязанностями горничной особо не утруждала, а выполнять грязную работу вроде уборки и стирки приводила откуда-то донельзя запуганных молчаливых помощниц.

А будь Леаттия на самом деле беженкой из Харказа, ей здесь пришлось бы очень нелегко, все незнакомо и чуждо: язык, правила, обстановка и даже еда.

Вздохнув, девушка отправилась умываться, раздумывая попутно о том, как обойтись без ночной сорочки. Джар пришел в постоялый дом без багажа, и просить его принести мешок казалось графине неделикатным, маг явно устал и собирался поскорее лечь отдыхать. Значит, придется спать в платье, в конце концов, она ведь заранее не ждала никаких удобств от жизни в бегах.

Вернувшись в комнату без платка и с полураспущенными косами, которые собиралась переплести на ночь, девушка неожиданно для себя обнаружила гостя. Возле стола сидел сердито поджавший губы Джар, и в первый момент графиня изумилась, не ожидая увидеть здесь мага.

– Тебе еды не дали? – пробормотала Леаттия задумчиво и покосилась на тарелку, в которой уже явно покопался ее спутник.

– Свежее еще готовится, – едко передразнил кого-то Джар и хмуро упрекнул: – Ты могла бы и сама додуматься, что горячее не делается так быстро.

– Боюсь, – в ответ горько улыбнулась девушка, – еще недавно меня никто не считал догадливой.

– Что ты хочешь этим сказать? – мгновенно напрягшись, пристально уставился ей в глаза маг и тут же жестом остановил: – Подожди.

Махнул рукой, распахивая магией дверь, и негромко, властно приказал:

– Несите сюда.

В коридоре послышалось сердитое перешептывание, потом в проеме появился встречавший их подавальщик, принесший уставленный блюдами поднос. От еды шел парок и запах жареного мяса, через руку парня был переброшен кусок белоснежного полотна.

– Все как вы велели, – ставя еду перед магом, старательно улыбался парень, но его бледные губы едва заметно дрожали.

– Отлично, – спокойно кивнул маг. – А где еда для моей спутницы?

– Еще не готова… – проблеял бледный подавальщик.

– А разве вы готовили не вместе? – пронзительно глядя на него, усмехнулся Джарвис и пожал плечами: – Ну, подождем немного. Но учти: если через три минуты твоя помощница не принесет второй такой же поднос, у тебя начнут очень быстро расти уши и нос.

– Простите его! – влетела из коридора Дана и со злыми слезами уставилась на мага. – Это я принесла сюда утреннюю кашу, харказка была не против. Все они такую любят.

– Лайна, горничная тебя спрашивала, что принести? – по-харказски осведомился Джар, и по его строгому взгляду девушка поняла, что выгородить спесивую дурочку не удастся.

– Она не знает по-нашему, – тихо прошелестела графиня на том же языке, – но, наверное, хотела меня поскорее накормить.

– А это мы проверим, – сообщил со зловещей усмешкой маг и снова перешел на банлейский, бывший одним из самых ходовых языков в свободных землях: – Ты понял, о чем мы говорили?

– Да, господин, – безнадежно смотрел себе под ноги подавальщик. – Наверное, Дана не то услыхала, она плохо знает харказский. Нужно было мне самому прийти проверить… но я не мог бросить кухню. Наказывайте меня.

– Да лжет ваша черномазая! – зарыдав, загородила собой подавальщика служанка. – Они все лживые и ленивые. Сначала хотела каши, потом капризничать начала…

– Ты имеешь право решать, что подавать постояльцам? – холодно изумился Джар. – И кому можно капризничать, а кому нет?

– Да… – В запале Дана хотела еще что-то крикнуть, по подавальщик, развернувшись, зажал ей рот ладонью.

И тотчас поплатился – рассвирепевшая горничная яростно вцепилась в нее зубами. Парень зашипел от боли, отдернул руку и торопливо замотал салфеткой. А Дана попыталась что-то сказать, но так и не смогла раскрыть губ, по которым стекала струйка крови.

– За лживость и спесь месяц будешь молчать, жить в сеннике и ходить за скотиной, а есть только холодную пшенную кашу, – ледяным тоном вынес ей приговор магистр. – Забирай тот поднос и уходи из дома. Теперь ты. За попытку обмана ты уже поплатился, добавлять не стану. Но запомни: свое наказание она должна выдержать сама. Всякий раз, как ей принесут другую еду или попытаются помочь, срок наказания будет начинаться сначала.

– Понял, – с ненавистью глянул парень. – Можно идти готовить?

– Иди.

– Даже не знаю, – хмуро сказала Леаттия на дагорском, – что мне более не нравится. Правило белых магов никого не судить и ни на что не обижаться или привычка темных щедро раздавать наказания.

– Вообще-то, – ответил на том же языке магистр, достал из воздуха нарядную тарелку, и принялся наполнять ее едой, – мы тоже никогда не вмешиваемся в чужие дела, а лишь если нас попросят помочь. За плату, разумеется, бесплатные подачки портят людей. Но вот обманывать себя, судить и оскорблять не позволяем никому, а эта Дана посмела назвать меня дураком за то, что вожу с собой не такую привлекательную девушку, как она, а черномазую харказку. Ешь.

Он поставил полную тарелку перед Леаттией и подвинул к себе поднос.

– Откуда ты знаешь? – не поверила графиня.

– Привычка, входя в любой дом, кроме домов друзей разумеется, первым делом отправлять во все комнаты наблюдающее заклинание. Такой невидимый глаз, следилка по-нашему. Поэтому и знаю, что твою кашу она принесла без ведома поваренка, всыпав в нее лошадиную дозу снотворного порошка.

– Зачем? – не поняла беглянка.

– Чтобы ты не помешала ей ночью доказать мне, кого нужно одаривать украшениями и кормить деликатесами, – невозмутимо пояснил Джарвис, краем глаза поглядывая на задумавшуюся графиню.

– Но тогда она еще более наивна, – насмешливо заявила Леа и принялась за еду.

– Интересный вывод, – задумчиво изогнул бровь маг. – Даже понять не могу, как ты к нему пришла. Кстати, можешь говорить на родном языке, нас никто не поймет, я всегда держу вокруг себя искажающий щит.

– Мне не трудно – наоборот. Это хорошая тренировка, кроме отца и матери только один человек свободно говорил на дагорском.

– Угу, – кивнул с набитым ртом маг, прожевал и спокойно пояснил: – Старый зануда-химик, у которого в голове ни одной человеческой мысли, одни только формулы.

– Не может быть, – уронила вилку Леаттия. – Мастер Белгосто хорошо известен в Югрете, он готовит зелья для самых знатных жителей. Иногда даже для Кайора. После помолвки всех моих учителей, которых приглашали родители, должен был одобрить герцог.

– А еще Белгосто имеет небольшой магический дар и в юности предпочел вступить в темную гильдию, – невозмутимо кивнул Джар. – И отказать Эгрису в просьбе просто не мог. Поэтому алхимии тебя учил я. Пять месяцев, по два урока в декаду.

– Понятно… – вернулась к еде Леаттия, припоминая тощего высокого алхимика с крючковатым носом и въедливым характером, который впервые появился в замке за месяц до гибели отца. И перестал приходить после того, как Кайор счел, что его невесте более не нужны никакие учителя и достаточно книг по этикету и воспитанию детей.

– А мне – нет, – доев, отодвинул тарелку Джарвис и задумчиво пригубил легкое белое вино. – Тогда ты была совершенно другой… и, кстати, поясни намек на свою смышленость.

– Это не намек, – не согласилась девушка. – После сегодняшнего пожара у меня словно одеяло с разума снялось. Я вспомнила многое, о чем стала забывать, начала быстрее понимать суть происходящего и видеть связь между событиями. А потом припомнила, что до помолвки отец всегда хвалил мою память, мне легко давались языки, любой стих достаточно было прочесть два раза, чтобы заучить наизусть, как и все остальное. А после того как на моем запястье оказался браслет Кайора, я словно поглупела… причем сама в тот момент ничего не заметила. Только теперь понимаю странные, сочувствующие взгляды родителей и одну тонкость, которой тогда не придала значения. Отец перестал радоваться моим успехам в обучении, он всегда был скрупулезно честен и не умел лукавить ни в чем. Особенно с родными. Ну а если кого-то обманывал, значит, считал врагом, а свою ложь – военной хитростью.

– Это я знаю. А вот про способности даже не догадывался, хотя начинаю очень ясно понимать, ради чего он так с тобой поступил. Слишком умная жена ему вовсе ни к чему. И теперь еще сильнее жалею твоих родителей – у них были связаны руки. Незавиднее и безысходнее участи побежденных правителей только доля их потомков.

– Спасибо, – с сарказмом хмыкнула Леа, – ты умеешь утешать. Но я отчетливо осознала это еще месяц назад и потому так уверена в своем выборе пути.

– Главный выбор у тебя впереди, – поднимаясь из-за стола, хмуро намекнул маг. – А теперь пора отдыхать. Мешок с твоими вещами стоит возле кровати, там нет лишь украшений. Они уже чисты, но слишком узнаваемы… лучше пока не носить.

Неторопливо вышел из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь.

– А еда? – вспомнила Леа про так и не появившегося поваренка, постояла в раздумье и задвинула засов.

Скорее всего, парень сейчас утешает горничную и ему не до мстительных постояльцев. Ну а если и появится, постучит.