– Он жив, и, значит, – ничего не потеряно. – Сидящий возле горящего камина человек оглянулся на своего собеседника. – Но действовать придётся по запасному плану. Что с Хиссом?

– Его охраняют очень тщательно, подобраться нет никакой возможности. И сам он теперь бесполезнее деревенского пастуха, Преобразователь потерял, королеву тоже. Людвиг от неё теперь не отходит… и, по-видимому, ей это нравится.

– Его уже допрашивали?

– Нет, он был очень плох, а у них не было времени, Чеджерг был настолько уверен в успехе, что не стал откладывать намеченную операцию.

– Идиот самоуверенный. Ладно, пока не всё так плохо. Настоящую принцессу уже вычислили?

– Похоже – да.

– И кто?!

– Одна из учениц вездесущей леди Тренны. Неприметная мышка по имени Милли. Считалась круглой сиротой, мать умерла в монастыре при родах, и леди её удочерила.

– Идиоты круглые, почему мне никто не сказал про это раньше?! Это же прямое указание на истинную принцессу! Мало того, что она жила под настоящим именем, да ещё и под особой опекой магини!

– Мы рассматривали такую версию… но затем выяснилось одно обстоятельство, которое делало почти невозможным этот вариант.

– Какое? – сидевший у камина встал, прошёлся по комнате, замер у защищённого затейливой решёткой окна. – Какая тут всё же мерзкая погода. Так что там с принцессой?

– Она магиня. И, как недавно выяснилось, – довольно сильная. А ни в роду Аннигелл, ни в роду Людвига, как известно, магов нет.

– Это могло бы быть хорошим доводом, – хозяин дома вернулся на место, наполнил доставленным с родины напитком два низких бокала, протянул один собеседнику, из второго отхлебнул сам, – если бы можно было верить официальным документам. Вы не приняли во внимание проклятую привычку гренессцев к тайнам и интригам. Одна эта побочная дочь Вольдера чего стоит. Кстати, если я правильно помню, она дружила с какой-то Милли? Уж не с той ли самой?!

– С ней… – Резидент побледнел и, словно нечаянно, расплескал напиток, постаравшись, чтобы несколько капель упало на висевший поверх одежды медальон.

– Да не бойся, я не собираюсь тебя травить. Преданные люди так редки… а от ошибок не застрахован никто. Да и магиня тебе всё равно не по зубам… постарайся найти нагульную девчонку Гренесского весельчака или герцога… а лучше обоих. У меня есть идея… как можно их использовать. И следите за сигналами от Чеджерга, он слишком хитёр, чтобы погибнуть просто так. Иди.

За помощником давно закрылась дверь, а хозяин кабинета всё сидел в задумчивости, с наслаждением потягивая любимый напиток. А допив, неторопливо поставил чашу, достал из кулона потемневший от времени лоскуток с непонятными знаками, в который был завернут чей-то локон, с сожалением вздохнул и решительно швырнул так бережно хранимый узелок в камин.

– Прости… но ты слишком много знаешь.

Пламя не сразу охватило таинственный подарок, подбиралось к нему опасливо, словно нехотя, но постепенно решилось, лизнуло раз, другой… и вцепилось сотней раскалённых язычков.

Далеко от отходящего ко сну городка, накрытого холодным и пасмурным северным небом, в одной из подземных камер хорошо защищённой крепости, стоящей посреди бесплодных барханов, судорожно выгнулся и закричал лежащий на простом ложе человек.

Охранявший его знахарь ринулся к решётке и с ужасом увидел, как тело спящего задёргалось от нестерпимой боли и вмиг окуталось жарким пламенем. Послав трясущимися от ужаса руками сигнал тревоги, маг отпер дверцу, схватил кувшин с водой и махом вылил его на пациента.

Поздно.

Хисланду ре Франгсу уже не смог бы помочь даже отряд магистров.

Выскочивший из портала Ленбар тоже сразу это понял. Как и то, что у них прибавилось проблем и искать теперь нужно не одного Чеджерга, но и его таинственных сообщников.

* * *

– Сейчас сниму ловушку, – виноватым голосом сообщил Таргель, но Брант даже не пошевелился.

И когда стягивающее тело заклинание исчезло, тоже ничего не сказал. Даже глаз не открыл.

Маг потоптался возле него, подождал и шагнул к двери.

Брант терпеливо вслушивался в шорохи, ждал, пока он уйдёт, не желая разговаривать не только с магом, но и со всем остальным светом. На душе было паршиво и, не переставая, звенел отголосок женского визга.

Интересно, почему она так кричала? За кого из них волновалась? Наверное, плохо, если всё-таки за него. Бранту теперь придётся снова начинать с простого воина… если не накажут ещё строже.

Хотя нет… не может такого быть. Следовательно, всё же за Дорда… ну что ж, всё правильно. Так и должно быть.

– Ты ничего не собираешься спросить? – наконец решился Таргель.

Очень уж не хотелось магу выходить отсюда, не услышав ни одного слова, которое можно было бы, не сильно покривив душой, передать травнице.

Когда она побежала в сторону королевского кабинета, насчёт которого Гизелиус предупредил всех в первую очередь, Таргель сильно сомневался, что у знахарки что-то получится. Но когда девушка вышла оттуда с гордо поднятой головой, начал подозревать, как сильно её недооценивал.

И не ошибся в своих предположениях. Услышав заветные слова и приказ отпереть двери и идти отдыхать, стражник из личной охраны Теорида молча снял замок и ушёл.

А Риселла, внезапно утратив всю решимость, растерянно шепнула, что будет ждать в беседке неподалёку, и торопливо сбежала.

– Кого ждать? – не успел спросить её Таргель.

Впрочем, решил он в следующую минуту, разве так уж важно, кто именно скажет девушке спасибо?

Брант глянул на друга, снова закрыл глаза и демонстративно отвернулся: ну вот чего он тут стоит?! Тоже пытается влезть в душу?! Или мало там сегодня потоптались? Вроде понятливый всегда был раньше… и куда всё делось?

– Ну, тогда я пойду, успокою её, – посопев ещё немного, сообщил маг, – а то как-то неприлично… заставлять девушку столько ждать.

– Какую ещё девушку? – раздражённо фыркнул было Брант, но сердце почему-то замерло. – Что ты сказал такое… про девушку?

Капитан стремительно поднялся, и стоящий у двери маг невольно отшатнулся.

– Она ждёт… там, в беседке… – Таргель не понял, отчего Дрезорт так напрягся, но искренне обрадовался, что капитан больше не изображает немого и глухого. – Стражнику велела отпереть и идти отдыхать… сама пошла в беседку… Брант?

– А почему она командовала стражей? – сразу сработала привычка капитана во всех сообщениях улавливать главное.

– Так она же ходила к Теориду! Как тебя унесли и Дорд с королём ушли, опомнилась и побежала. За пять минут всё разрешила. Ты можешь идти куда хочешь… а я обещал ей сообщить, ну, доложить… в общем.

Таргель облегчённо вздохнул и выскользнул из карцера.

Брант несколько мгновений смотрел на захлопнувшуюся дверь, обдумывая услышанное, потом вскочил с жёсткой лежанки, отряхнул форменный камзол и решительно вышел в караулку.

Как бы там ни было, Гиз прав в одном, так продолжаться больше не может. Лучше один раз поговорить, перетерпеть любую боль и забыть, чем так мучиться. А то уже бросаться на друзей начал. Сказал бы кто год назад такое… вызвал бы на поединок и заставил вылизать языком всю посуду в самом дрянном трактире.

Первое, что бросилось Дрезорту в глаза в караулке, – его вещи и оружие, аккуратной кучкой сложенные на чистом столе. Капитан едва заметно скривился, но решил не упорствовать, быстро вернул на привычные места амулеты и пояс, забросил в ножны кинжал.

И так же твёрдо вышел в закат.

Беседка обнаружилась почти сразу, Риселла сидела в плетёном кресле, а силуэт стоящего рядом мага, почти чёрный на фоне яркого неба, склонялся к девушке как-то очень уж близко.

В лицо Дрезорта словно горсть льда бросили, сначала заледенело, и тут же мгновенно вспыхнуло огнём. Да это что же такое творится, сговорились они все, что ли?

Брант был уверен в разборчивости и строгости Сел в знакомствах, больше года и сам, и приставленные им люди вели наблюдение. Правда, летом подругам удалось от слежки улизнуть, зато совместное плаванье на карбасе подтвердило первоначальные выводы. Так почему же теперь его так раздражает каждый мужчина, подобравшийся к травнице ближе, чем на пять шагов?!

И почему всё крепнет чувство, что началось это не здесь и даже не в обители, забитой немыслимыми красавчиками.

Так когда? Может, в тот миг, когда она, разрывая ему сердце, покорно ушла в портал по приказу шамана? Или потом, на острове, когда он понял, что у них почти нет шансов на встречу? Или когда он рассказывал свою историю Дорду, заново переживая собственную низость и понимая: вернись всё назад, он отказался бы от многих своих поступков, но вряд ли сумел бы удержаться от того поцелуя.

– Спасибо, Таргель. – Вежливый и безразличный голосок Сел, донёсшийся до Бранта, резанул душу сладкой болью.

Понятливый маг с неохотой раскланялся и, напомнив ещё раз про ужин, покинул беседку.

Дрезорт стиснул зубы и шагнул вперёд. Хочешь не хочешь, нужно идти. Правильно Гиз сказал, пора поговорить откровенно. Вот только ноги почему-то стали как ватные, словно отказывались идти, зато сердце рвалось вперёд. Шаг, второй, третий… ему осталось только свернуть на тропинку к ближайшему входу…

И в этот момент Риселла, поднявшись с кресла, как-то неуверенно направилась прочь. Чуть покачиваясь, как разом ослепшая и оглохшая от взрыва файербола лошадка.

Брант на секунду замер, потом с непонятно откуда взявшейся прытью ринулся следом.

– Сел…

Почему с его губ сорвалось это короткое, нежное, как первое прикосновение, дозволенное лишь близким имя, Брант и сам не понял. Может, оттого, что давно хотелось назвать её именно так, а ещё подхватить на руки, прижать… и, ничего не говоря, слушать, как бьётся рядом сердце любимой…

Девушка остановилась, и капитан, в три прыжка догнав её, замер рядом, ожидая движенья или слова. Однако, так и не дождавшись, решился осторожно, затаив дыхание, заглянуть в милое лицо.

– Се-ел! – Потрясённый рык вырвался из горла при виде наполненных слезами глаз и закушенной губки, руки сами подхватили так, как мечталось, прижали к груди. – Ну что ты… Сел?!

– Зачем… – уткнувшись лицом в форменный камзол, горько всхлипнула девушка, – зачем ты на него бросился?

В сердце капитана махом вонзилась сотня ножей. Вот дурак, и как только могло прийти ему в голову, что она плачет о нём?

– Я ничего бы ему не сделал… – глухо пробормотал Брант, пытаясь потихоньку отстранить девушку от себя, – не плачь, пожалуйста… ну хочешь… я сам с ним поговорю?

– Зачем? – Сел изумлённо подняла на него заплаканные глаза. – Я уже поговорила… он мне во всём признался…

Почему вокруг так резко потемнело? И что случилось со свежим морским ветерком, отчего так трудно стало дышать… а ведь нужно ещё и что-то говорить… нелепо стоять перед нею столбом.

– Я рад за вас, – собрав всю выдержку, сухо пробормотал капитан, – его светлость Дорданд – очень достойная партия для вашего высочества… примите мои искренние поздравления. Благодарю за помощь, вы были очень добры. А теперь прошу позволить вас покинуть… мне нужно выяснить подробнее круг моих обязанностей…

Бездушные и безликие слова сами, без его ведома, складывались в ничего не значащие официальные фразы, возводя между ним и Риселлой невидимую и непреодолимую стену отчуждения, за которую он больше никогда не собирался переступать.

Говорят, обидно прожить всю жизнь и не узнать истинной любви. Возможно, это и так, но в тысячу раз больнее, полюбив всем сердцем, узнать, что твоя любовь не взаимна. И что тебе уготовлены долгие, как вечность, дни, месяцы и годы горького, как полынь, и стылого, как осенний ветер, одиночества.

С сожалением выпустив из объятий оторопевшую Риселлу, капитан церемонно поклонился, щёлкнул каблуками и шагнул навстречу своему безрадостному будущему, в котором никогда не будет её.

Его любимой.

Травница потрясённо смотрела на уходящую в сумрак подтянутую и неестественно прямую мужскую фигуру, и в её душе вскипала свежей болью ещё не успевшая затянуться рана. Сел, судорожно выдохнув, яростно смахнула с ресниц жгучие слезинки: не слишком ли часто он стал уходить от неё вот так демонстративно?!

Ну, вот что она снова сделала не так, ведь всё началось так прекрасно?! Не почудились же девушке горячие и ласковые ладони, так крепко и бережно сжимавшие её талию? Что изменилось в один миг, где она допустила ошибку? И допустила ли?

А может, это он опомнился, передумал, как тогда… и решил больше с нею не встречаться?!

Риселла чувствовала, как где-то в груди, в голове, в каждой клетке её тела зреет протест.

Вот зачем он так поступает? Ну, допустим, в обед она была виновата сама… но почему Брант так обиделся сейчас? Даже глаза стали темнее… а залёгшая возле губ складка просто кричала о боли… каждая знахарка это знает. Вот кто бы ещё сказал, откуда она, эта боль?

Ведь Брант даже нескольких внятных слов не сказал… нёс какую-то чушь про герцога и про радость…

Что?!

Чего он там себе снова придумал, и при чём тут Дорд, ведь он ещё там, на водах, глаз не сводил с Милли?! Это каким же дураком нужно быть, чтобы не понять этих взглядов?!

Тьма, как хочется его догнать и со всей силы постукать кулачками по этой каменной спине! Чтобы ему стало так же больно и обидно, как ей! Но бегать за мужчиной некрасиво… да и шагает он широко, как цапля.

А стоять и смотреть ему вслед тоже невыносимо! Как же остановить этот страшный размеренный уход, сжигающий всякую надежду, как подвесной мост между отвесных скал?! Как вернуть канувшие в прошлое минуты, когда ещё оставалась возможность объяснить, доказать…

Кричать? Так Брант уже далеко, ещё четыре… уже три шага, и скроется за поворотом! Да и неприлично кричать в королевском парке… а через миг будет поздно…

Словно кто подтолкнул Риселлу под руку, заставив привычным щелчком пальцев создать банальный воздушный смерчик, какими все травницы достают самые труднодоступные цветы и побеги.

Не ахти какой силы заклинаньице, но после нескольких дней, проведённых в обители, резерв Cел был переполнен энергией. И смерч получился гораздо больше и мощнее обычного.

Вмиг догнал капитана, ударил в напряжённо выпрямленную спину, крутнул вокруг себя и шваркнул об лохматый ствол пальмы. Так резко, что Брант не устоял на ногах, а Риселла не сдержала испуганного вскрика.

Не помня себя, травница опрометью бросилась к озадаченному странным падением капитану, налетела на него как раз в тот миг, когда он поднялся на ноги.

– Больно? Где больно? – бормотала девушка испуганно, торопливо ощупывая руки и шею своей жертвы, не замечая, что её собственные щёки мокры от слёз.

– Здесь… – осторожно взяв в свою крепкую руку её дрожащую ладошку, Брант приложил к груди в том месте, где взволнованно колотилось сердце, а второй рукой осторожно обнял девушку за талию, – уже целый год болит. Почему ты плачешь, Сел?!

– Потому… – она ещё сердилась и не успела оправиться от испуга, иначе никогда бы так не сказала, – чуть не убила человека…

– Неужели тебе меня жаль? – вспомнив совет магистра, Дрезорт пытался выяснить все интересующие его вопросы, но Риселла почему-то снова начала хмуриться.

– Сама не знаю, – ответила девушка уклончиво, злясь про себя на капитана: неужели он ждёт, когда она первая начнёт признаваться в чувствах?

Так не дождётся.

Леди Тренна всегда твердила: первым должен признаться мужчина. Девушки, неосмотрительно выдающие свои сердечные тайны, легко могут попасть в неловкое и смешное положение или даже в ловушку.

– Сел… – Капитан начал понимать: он где-то делает ошибку и оттого всё снова идёт неправильно, но никак не мог сообразить, в чём он ошибается.

Вроде далеко не мальчик и с женщинами всегда умел вести себя так, что они просто таяли от восхищения. Отчего же, оказавшись рядом с единственной по-настоящему нужной ему девушкой, никак не может выяснить простого, но так важного для него обстоятельства?!

– Что? – не отнимая ладошки от его груди, хмуро пробормотала травница.

– Я хочу спросить одну вещь… только мне нужно видеть твои глаза… – Дрезорт оглянулся в поисках более светлого места, – не возражаешь, если мы пойдём в ту беседку?.. Там горит лампа.

Сел только плечами пожала, единственное, чего ей хотелось, это чтобы он больше никуда не уходил. Вот только сказать это она никогда бы не отважилась, несмотря на свой бойкий характер.

Капитан сделал в сторону беседки шаг и вдруг ясно понял, насколько сильно ему не хочется выпускать девушку из объятий. Да он просто не вынесет, если она уберёт с его груди свою ручку.

Дрезорт легко подхватил Риселлу на руки и понёс, с каждым шагом всё больше убеждаясь: вот именно об этом он и мечтал весь последний год. А может, и много раньше, только тогда ещё не знал, какой она будет, его любимая.

– Брант… – вдруг пришла в голову Сел здравая мысль, – а зачем тебе мои глаза? Ты думаешь… я буду лгать?

– Нет… – он остановился только на пороге беседки, – мне хочется видеть… выражение твоих глаз… когда я буду ждать ответ на свой вопрос.

Шагнув под лампу, Дрезорт заглянул в озадаченное личико Риселлы и как-то несчастно спросил:

– Ты… простила меня за тот случай? Я не хотел… ничего плохого. Хотел просто поцеловать… ты была такой хорошенькой… прости.

– Ладно… прощаю, – в голосе травницы отчётливо прозвучало разочарование, – можешь отпустить меня.

– Нет, – тренированная интуиция капитана просто кричала, что он снова сделал неверный шаг, ведущий к пропасти, – не отпущу. У меня есть ещё вопросы.

– Много? – обиженно хмыкнула Сел.

– Очень, – начиная злиться на Гиза за добрый совет, мягко сообщил Брант и сел в кресло, не выпуская девушку из рук. – И первый вопрос: на что ты сердишься? Нет, я понимаю, я пока ещё не сделал ничего такого, за что ты смогла бы меня полюбить, но у меня просто не было возможности. Ты всё время с Милли и всё время меняешь города, дома и личины… я не успеваю за тобой гоняться. Да и букеты ты не принимаешь, не говоря о подарках. Ты не ответила мне ни на одно из двенадцати писем…

– Семь, – оскорблённо поправила Сел, чувствуя, как в душе от его признанья распускается огромный и яркий цветок счастья, но вовсе не собираясь сразу объявлять об этом Бранту, – я получила только семь… интересно, куда делись остальные?! Ну, дядя… если это его проделки!

– Ты зовёшь Людвига дядей?

– Ну… он же мне родственник… дальний, и всегда заботился. Подарки и игрушки покупал наравне с Милли… а что там с письмами?

– Ты их читала?

– Да… – кротко призналась Сел, пряча счастливые глаза. Видеть его волнение было так приятно.

– И ни на одно не ответила…

– Я совсем не умею сочинять ответы… а о чём ещё ты хотел спросить?

– Ты пока и на эти вопросы не ответила.

– Я уже забыла… – слукавила Риселла, – про что они были? Вроде про цветы?

– И про цветы, и про подарки, и про письма, и про…

– Тсс, – травница нежно прижала пальчик к губам капитана, – хватит. Ты уже задал слишком много вопросов. Теперь моя очередь. На что ты обиделся утром – я знаю. Но они маги… эти эр-маджарские красавчики, нельзя было допустить между вами драку. Почему ты бросился на герцога, я тоже знаю, он признался, что хотел заставить тебя приревновать. Но вот почему ты решил уйти сейчас… я очень хочу понять?!

– Сел… – сообразив, насколько неверно истолковал слова травницы, издал короткий стон Брант, – тогда у меня остался только один вопрос: зачем тебе нужен такой недогадливый ревнивец?

– Вообще-то мне его пока никто не предлагал, – сокрушённо вздохнула травница и, чувствуя, как руки Бранта крепче притиснули её к себе, лукаво добавила: – но думаю, в хозяйстве пригодился бы.

– Риселла! Я предлагаю тебе мою руку, верность и имя… предложил бы и сердце, но оно и так уже целый год принадлежит тебе, – с наигранным легкомыслием объявил Дрезорт, однако его глаза с таким напряжённым ожиданием следили за девушкой, что шутить дальше она не решилась.

– Беру. Нельзя же разлучать сердце с хозяином…

– Любимая… – Брант наконец сделал то, о чём мечтал целый год, бережно приподнял за подбородок зардевшееся личико Сел и прильнул к её губам в нежном и жарком поцелуе.