Некоторое время в подвале царила тишина, неизвестный Ди, страшно заинтересовавший магистра своим отношением к Вестуру, водил ладонями над телом пациента, и тот просто наслаждался мощным потоком живительной энергии, исходящей от этих рук.

И в этом снова была подозрительная неправильность. Нет, в том, что в доме главы Совета находится лекарь с достаточно сильным магическим потенциалом, не было совершенно ничего необычного или предосудительного: чем богаче и значительнее дома и замки, тем сильнее лекари у их хозяев. Кольнуло несуразностью другое – обычно с лекарями обращались намного более почтительно, чем с простыми слугами, а во многих домах они становились друзьями и почти членами семьи, как, например, он сам у Аграната.

А с этим лекарем Вестур разговаривал, как с простым слугой… если не сказать хуже. И дело вовсе не в словах господина и не в необычной покорности лекаря. Дар эмпата тем и отличается от обычных магических способностей, что не зависит напрямую от наполненности резерва. Можно вообще почти не иметь способностей мага, так, немного предсказывать погоду или чувствовать подземные потоки, и в то же время быть сильнейшим эмпатом. Хотя само по себе это далеко не подарок. Очень трудно жить, когда на тебя со всех сторон давят чужие эмоции, потому-то люди с таким даром и предпочитают селиться на отшибе, идут в лесники, рыбаки или травники.

Сам Гизелиус в обычное время заглушал этот дар лично изобретённым заклинанием, пользуясь своей способностью лишь в те редкие моменты, когда нужно было ради дела прослушать чьи-то чувства или заглянуть в чужие мысли. За долгие годы жизни под личиной магистр привык свято следовать собственным правилам и никогда не снимал своей защиты без особой надобности. А вот сейчас, когда пали все щиты и защиты практически не осталось, вдруг почувствовал эмоции присутствующих, и они ему очень не понравились. Разумеется, лезть в мысли к похитителям у него не возникло ни малейшего желания: от одного воспоминания о том наказании, которое так любит применять к магам Вестур, холодеет в груди.

Но произвольно прорывающиеся сквозь ослабшие заслоны чужие эмоции можно ведь не считать за вторжение?! Тем более нет пока таких амулетов, которые поймали бы эмпата на пассивном чтении чужих чувств. А вот для того, чтобы спрятать свои, – есть, и на Вестуре явно был один из самых мощных. Зато на его лекаре почти ничего не было, лишь слабенькое, какое-то кустарное заклинание.

И сквозь него прорывался целый поток противоречивых и странных чувств: тревога и надежда, жалость и злорадство, тоска и ожидание. Но всё перекрывала тщательно скрытая в глубине души ненависть, тяжёлая, застарелая и безысходная, как сопутствующее ей отчаянье.

Да как же он умудряется ещё и лечить, отдавать свою силу и энергию, если его сердце до краёв полно вовсе не свойственными лекарям разрушающими эмоциями? Лекарь – это же второе после учителя призвание мага, вырастающее на мощном источнике внутреннего добра и сострадания и невозможное без полной самоотдачи.

Со стороны винтовой лестницы послышались чьи-то уверенные шаги, торопливо цокающие каблуками по железным ступеням, и Гизелиус весь обратился в слух, гадая, чем грозит ему визит нового гостя.

– Меня господин послал… сказал, тут убрать нужно… – девичий голос явно заигрывал с молчаливым Ди, но тот ответил с прежней бесстрастностью.

– Убирай да принеси из шкафа чистое белье… его переодеть нужно.

– Ничего себе… – потрясённо шепнул женский голос возле самого уха магистра, – это вы его так?

– Не мели языком, а делай своё дело, – сухо отозвался Ди, и магистр ясно понял, откуда берутся в припортовых тавернах байки о творящихся в подвалах Совета изуверствах.

Вот такие служаночки и разносят с молчаливого попустительства странного Ди – сообразил Гизелиус. Да ведь она теперь ни есть, ни спать не сможет, пока не шепнёт пару словечек одной-двум подружкам. Ну а те, как водится, тоже не преминут поделиться новостью… и через полдня об искалеченном старичке будут знать все кухарки города. Именно потому никто из хранящих тайны ковена магистров и не допускает в свои лаборатории любопытных и болтливых слуг и носит на себе заклятье принудительного молчания. Иначе Вестур с помощниками давно уже дотянулся бы до них своими жадными и, как выясняется, преступными лапами.

Ди отстегнул с ног магистра ремни и кандалы, и служанка, ловко стянув с пленника мокрое бельё, аккуратно обтёрла его сухой тряпкой. Гизелиусу пришлось лёгким мановением магии оттянуть кровь от лица и ушей – никогда ещё магу не бывало так стыдно. Однако девушка, видимо, вовсе не считала, будто пациенту следует чего-то стыдиться, наоборот, переодев пленника и жалостливо повздыхав про его застуженные почки, подсунула под спину старичка свёрнутый кусок полотна.

– Тут не холодно, – ровно уронил Ди, продолжая щедро вливать в пациента жизненную энергию, старательно не касаясь головы, хотя иногда и проводил над ней руками, словно по инерции.

Гизелиус терялся в догадках и напрягался в тревожном ожидании, но только до тех пор, пока не ощутил осторожного касания чужой магии. Стихией этого лекаря была вода, и хотя сам магистр предпочитал обращаться к огню, энергии это не меняло. Просто чувствовалась она чуть по-другому, попадая в хранилище.

Ну вот зачем он это делает? И так ведь выкладывается на лечении, а теперь ещё и отдаёт последние запасы пленнику, который через пять часов должен выглядеть еле живым.

Хотя… а откуда она вообще взялась, эта цифра «пять»? После такого мощного исцеляющего заклинания магистр уже через полчаса почувствовал себя вполне здоровым и достаточно бодрым, чтобы уйти отсюда своими ногами… значит, дело вовсе не в нём.

Как там сказал Вестур? Доложишь через три часа? Так, возможно, вовсе не он, Гизелиус, а лекарь Ди должен через три часа выглядеть совершенно вымотанным и обессиленным… наверняка Вестур всегда таскает с собой амулеты проверки общего магического фона.

И в таком случае можно почти точно сказать, чего добивается своими действиями Ди. Хочет казаться намного более слабым магом, чем он есть на самом деле.

А это может означать только одно: он очень боится. И Гиз даже, кажется, догадывается, чего. Того же наказания, какого в своё время испугался он сам. Проклятый Вестур умеет держать магов разных мастей и степени одарённости в страхе.

Значит, нужно попытаться помочь парню… но сначала как следует проанализировать его поведение. Иначе можно только навредить и ему, и себе, и не стоит забывать, под чьим присмотром оборудовался этот подвал. Наверняка проныра Вестур предусмотрел какую-нибудь хитрость на случай, если ему захочется подсмотреть за происходящим в лаборатории. И если принять это размышление за факт, то сразу становятся понятны и неестественная молчаливость лекаря, и его обманные пассы над головой магистра.

Гизелиус задумался, пытаясь сообразить, каким образом пообщаться с Ди и в то же время не насторожить Вестура или поставленного им неведомого надзирателя. Но вскоре понял, что лекарь размышлял об этом значительно дольше и уже успел продвинуться в своих изысканиях.

На коже магистра, в районе груди, вдруг появилось ощущение прохлады, словно ползла холодная струйка воды. Хотя маг точно знал, ничего подобного на самом деле нет, это один из трюков магов воды – забрать у подвластной стихии немного тепла. Когда он ещё только учился магии в группе магистра Денбрези, один из приятелей любил пугать этим фокусом юных магинь. Девушки почему-то всегда думали, будто под блузку заползла змея, начинали визжать и торопливо стаскивать одежду, обнажая так интересующие юного оболтуса части тел. Закончились эти шутки суровым наказанием: среди девиц оказалась племянница учителя. Но главное не в этом, таким методом оказалось очень удобно подсказывать друзьям, забывшим ответ, рисуя на коже спины первую букву нужного слова.

Гизелиус вынырнул из сладкой ностальгии и попытался понять, какую букву изобразил Ди на его собственной коже? И как ни крутил в уме странный крючок, он напоминал только одно – вопросительный знак. Надо же, как ловко и осторожно: не маг никогда не догадается, а маг, потерявший разум, не сумеет ответить.

Гизелиус шутя снял с кожи прохладу надписи и согрел своей стихией целых три знака, причём, вспомнив про возможных наблюдателей, расположил их под кожей. И хотя в этих местах появилось ощущение начинавшего греть горчичника, какими его лечила в детстве мать, зато рассмотреть никому ничего не удастся. А лекарь почувствует тепло и легко сумеет прочесть слово «да» и восклицательный знак.

Ди несколько секунд неверяще водил руками над щуплым тельцем старика, зажатым в специальные кандалы, лишавшие пленников даже малейшей возможности сопротивляться, если их приговорят к самому страшному наказанию, и пытался сохранить невозмутимое выражение лица. Однако, несмотря на долгие тренировки, удавалось это плохо, неожиданно полученный ответ так потряс его, что не осталось никаких сил для маскировки. И тогда лекарь притворно застонал и обессиленно опустился на пол, словно больше не мог держаться на ногах.

Гизелиус сполна ощутил его растерянность, взрыв счастья и сомнений, решимость и робость одновременно. А потом всё перекрыли испуг и жаркое желание срочно запутать врагов – никем иным Вестура и его преданных помощников этот лекарь не считал.

Несколько минут ничего не происходило, но ни Ди, ни его пациент нисколько не обманывались насчёт этого бездействия. И наконец дождались результата устроенного лекарем представления: знакомо зашуршала дверь, и ненавистный голос Карзебиота лицемерно охнул.

– Ди, в чем дело? Почему ты сидишь на полу? Ан!

Последнее восклицание совпало с шелестом шёлкового шнура, и магистр по облегчению, испытанному Ди, понял: именно на вызов неведомого Ана лекарь и рассчитывал, начиная своё лицедейство.

– Да, господин?! – Гизелиус сразу узнал бесстрастный голос палача, обследовавшего его первым, и распознал за этой бесстрастностью такой же букет тщательно спрятанных эмоций, как у Ди.

Страх, тревога, понимание и надежда… и снова ненависть, тяжёлая, жгучая, непримиримая.

Пожалуй, теперь магистр начинал понимать, почему Вестур старается не оставаться в подвале одновременно с двумя этими магами. Наверняка ведь подозревает неладное: трусливые люди такие вещи чувствуют кожей, почти как менталы.

– Помоги Ди… и проверь, что с ним.

Пришедший утащил друга куда-то в сторону, и по их эмоциям магистр сразу сообразил: эти двое понимают друг друга без слов.

– Он выжат… почти досуха, – равнодушно говорил Ан, водя руками над телом друга, а магистр ловил его весёлое злорадство, видимо, Вестур никак не мог проверить этих слов, но ничего особо страшного… полежит два-три часа, поест и сможет продолжить лечение.

– Но зачем было нужно так напрягаться? – с неприкрытым неудовольствием проворчал хозяин. – Разве нельзя было рассчитать свои силы?

– У него вдруг начало останавливаться сердце… – слабым голосом виновато пролепетал Ди, – я испугался… и бросил в него почти всю силу… разве я сделал неправильно? Вы же говорили… что он нужен как свидетель.

– Ладно, – не скрывая досады, процедил Вестур, – время пока есть. Ан, отведи его в комнату, пусть отдыхает, и возвращайся, за этим стариком нужно проследить. Если начнёт пополняться резерв – доложишь немедленно.

– Я уже и сам могу идти… – робко заявил Ди и, как немощный старик, зашаркал к двери, из которой выскочил его друг.

Судя по звуку шагов и удаляющимся эмоциям, в этой лаборатории было не менее трёх входов с разных сторон, и это крайне не нравилось Гизелиусу. Наверняка найдётся и четвертая дверь, ведущая в потайной ход, и страшно подумать, куда он может привести.

Всё-таки как правы иногда бывают народные байки, да и то сказать, на голом камне трава не растёт. А ему нужно сейчас обдумать, как действовать дальше, чтобы помочь этим парням со странными, явно неродными именами… Ан, Ди… а где же тогда Би? И Ва? В другой резиденции Совета или… не выдержали проверки? Сколько вопросов и как мало информации! Но самое интересное… почему так испугался Ди, зачем стремительно прервал контакт и придумал эту неуклюжую историю с остановкой сердца? Как он сказал Вестуру… я сильно испугался и влил всю энергию…

Да, Гизелиус сполна почувствовал этот испуг, а после последовали лёгкая растерянность и радость – сильная, взрывная, искренняя, такая бывает, лишь когда удаётся сделать нечто очень важное… а затем – снова испуг. Но почему?

Так вот в чём дело! – внезапно озарило магистра, наверняка Ди напугался, что его радость кто-то почувствует. А поскольку он пока не может быть полностью уверен в способностях Гизелиуса, следовательно, за этими парнями приглядывает преданный Вестуру маг, имеющий способности эмпата. Вот тогда всё становится на свои места.

Хотя, судя по всему, эмпат Вестура довольно слабенький и ловит только сильные всплески эмоций. И это можно проверить, сейчас от него должно нести самодовольством и гордостью… как же, учуял непозволительные эмоции.

Магистр сосредоточился и первым делом укрепил свою защиту, только теперь начиная понимать, как несказанно ему повезло, что Ан и Ди ненавидят Вестура и вовсе не собирались выдавать ему пленника. Ведь они наверняка заметили щит над его разумом… и именно потому и решились на такую рискованную проделку.

Хотя и Гизелиус, ставя щиты, никак не мог предположить, встречи с такими сильными магами… вполне достойными, судя по их мастерству, сдать экзамен на магистров. И это открытие только упрочило намерение мага приложить все силы для их освобождения.

Закончив со щитами и замаскировав их намного тщательнее, чем делал обычно, магистр уловил пришедший от наблюдавшего за ним Ана лёгкий всплеск облегчения и порадовался за вовремя сделанные правильные выводы. А затем начал искать шпиона. Для начала отсёк все идущие от стоящего рядом мага эмоции, ощущаемые как вполне обыденные. И если бы ему самому не пришлось годами скрывать ото всех вокруг собственные способности, Гизелиус мог и не догадаться, сколько за этим спокойствием стоит нечеловеческой силы воли и длительных тренировок по обузданию реакций своего сознания.

Магистр почти сразу нашёл того, кого искал, – в стене, под самым потолком, было проделано небольшое, тщательно замаскированное окно. Округлый контур высветился в сознании Гизелиуса так явно, словно магистр его видел. Как и человека, прильнувшего к нему и просто светившегося сознанием хорошо исполненного долга. Но как ни странно, наряду с этой радостью в шпионе жила ненависть: мстительная, чёрная, непримиримая. Но направлена она была против магов, всех одновременно, невзирая на личности, пол и возраст.

Тем временем Ан, как бы проверяя резерв, небрежно махнул рукой, в свою очередь рисуя вопросительный знак, и магистр усмехнулся про себя, отлично понимая его неверие и нетерпение. И вызвал на миг на коже небольшое покраснение в виде крестика, служившего у неграмотных крестьян знаком согласия.

Ан держался много лучше, чем Ди, позволил себе исторгнуть ровно столько облегчения, сколько испытывает человек, закончивший неприятную работу, отошёл от пациента и загремел какими-то железками. Потом и вовсе понуро уселся в уголке, лишь изредка вставая и подходя к пленнику, чтобы провести над его телом руками.

Гизелиус прекрасно понимал: такое безучастное поведение было результатом горького опыта, не позволяющего слишком расслабляться, иначе наступит наказание, неотвратимое и жестокое, и потому больше не ждал от парней никаких действий.

Но как оказалось, маг ошибался. Вернее, не осознал, как тщательно пленники продумали и обсудили план действий на случай такой редкой удачи. Да они лишь потому и сумели провести всех надзирателей и выжить в этом подвале, что были предельно бдительны и осторожны.

Ди явился часа через три, разбудив осторожными шагами чуть задремавшего магистра, до этого усиленно пополнявшего резерв и ставившего самые изощрённые щиты. Ан наверняка это замечал, потому как одобрительно кивал, подходя с проверками, и со стороны это могло показаться обычным удовлетворением ходом исцеления пациента. Хотя мог особенно и не стараться скрывать свои чувства – шпион тоже уснул, магистр безошибочно различал такие нюансы.

Проходя мимо полки, на которую Ан сложил вещи Гизелиуса, лекарь споткнулся, и только краткая вспышка его чувств поведала магистру, что это не было чистой случайностью. А Ди уже торопливо шагнул к пациенту, якобы торопясь проверить его состояние, и успокоенно вздохнул: всё было даже лучше, чем он надеялся. Все щиты нового пленника укреплены и замаскированы, защитное плетение над разумом стало намного сильнее и в то же время оставалось почти невидимым магическим зрением. Стало быть, пациент в состоянии мыслить и анализировать происходящее, и они с Аном не зря вверили свои жизни обманчивой судьбе.

Холодная точка возникла на коже мага, помедлила и медленно поползла, тщательно выписывая первую букву, потом вторую, третью…

Буквы складывались в слова, слова в предложения. Ди не торопился, он должен был всё подробно объяснить незнакомому старику, так удачно свалившемуся в этот проклятый подвал. Это невероятное везение было наградой свыше за их с Аном нечеловеческое терпение и звериную осторожность. И теперь нужно было очень постараться, чтобы ничего не испортить и не позволить злобной ведьме, читающей их чувства, раскусить суть происходящего.

Ключ заклинания, подвешенного на простенький амулет, подброшенный Ди в вещи старика, лекарь написал дважды, не обращая внимания на вспыхивающий на коже пациента кривой горячечный крестик, похожий на шрамик. В таком случае лучше перестраховаться, пусть заучит хорошенько. Там, в амулете, все сведения, какие они смогли собрать на своего хозяина, и если он попадёт не в те руки, спасти рабов не сможет уже никто. Бет был очень осторожен и мудр… Однако хватило всего одной маленькой оплошности, чтобы змея почувствовала в его действиях непокорность. Ди до сих пор трясёт от воспоминания о той ночи. Хозяин специально приказал их привести… чтобы знали, какая участь их ждёт, если осмелятся бунтовать.

Гизелиус сердился на неспешное и обстоятельное объяснение, как мог подталкивал и торопил лекаря, точно зная: Дорд и Райт поднимут всех на ноги, едва поймут, кто был ночью пленником во дворцовом чуланчике, но Ди был непреклонен. И он всё-таки успел, ему даже удалось немного посидеть, отдыхая, когда по лестнице торопливо затопало не менее дюжины пар ног.

– ЭТО ЧТО такое?! – Невероятная смесь промороженной стали и надменной ярости прозвенела в вопросе, заданном так знакомым Гизу женским голосом. – Почему он в наручниках?!

– Но, миледи… – в голосе Вестура, сопровождавшего спустившихся в подвал знатных посетителей, сквозь почтительность и притворное сожаление невольно пробилось злорадное ехидство, – мы же не могли знать, что на нем нет какого-нибудь агрессивного или саморазрушающего заклинания? Ведь он мог оказаться опасен для окружающих… и для себя…

– Немедленно СНЯТЬ! – бесцеремонно перебила эти лживые пояснения Тренна. – Где его вещи и амулеты?

– Вот, всё в сохранности, – подобострастно подскочил к посетительнице Ан, держа в руках свёрток.

– Одень его! – властно приказала ему магиня, и Вестур даже не подумал вступиться за своего слугу.

И в этот момент в авантюрной голове Гизелиуса возникла совершенно сумасшедшая идея. Он колебался всего один миг, затем решился. Вестур слишком озадачен неожиданным визитом, поэтому не сразу сообразит, как поступить, а потом будет поздно. Магистр томно открыл глаза и, глядя на Ана взглядом идиота, пустил изо рта струйку слюней.

– Пффф…

– О боги, что с ним? – Катренна даже покачнулась от потрясения.

– Я не успел вам сказать… он, по-видимому, впал в детство… – Вестур лицемерно закатил глаза, и магистр с досадой почувствовал исходящее от недруга злорадное удовлетворение.

Вот, значит, как, сделал себе пометочку на память Гиз, значит, тебе, твоё неблагородие, чем-то досадила моя жена?! Ну, тем лучше, значит, у меня будет больше причин отомстить… и не просто отомстить, а наказать тебя… за все подлости и зло, какие ты успел выплеснуть в этот мир.

А Вестур пока даже представить не мог, какой суровый приговор вынес ему в эти мгновения пускающий пузыри и делающий лужи старик.

До сих пор никто не догадывался, как давно Карзебиоту хотелось отомстить этой смазливой пройдохе Катренне, умудрившейся легко занять такое высокое положение, о каком он и мечтать не мог. Отомстить за все те блага, какие ей доставались даром, а ему давались тяжким и неблагодарным трудом. За хитрость и изворотливость, за толпы поклонников и преданных учениц. А больше всего за тот унизительный отказ, который она даже не соизволила объяснить. Ну а если не удастся насолить ей, то хотя бы Багранту.

– Пффф… – снова булькнул магистр и крепко вцепился в невзрачное одеяние Ана. – Пффф!

– Кто его лечил? – зловеще поинтересовалась Тренна, с пронзительной ненавистью уставившись на Вестура, и тот дрогнул. Отступил на шаг и едва не упал, запутавшись в полах шикарного шёлкового халата.

– Я… – дрожащим голосом пробормотал Ди, делая шаг вперёд.

– Взять его и вот этого!

Брант коротко кивнул, и его гвардейцы мгновенно оказались возле друзей, хотя те и не подумали протестовать.

Возмущаться попробовал Вестур, но Тренна рявкнула на него ещё яростнее, и интриган предпочёл отступить. В конце концов, доказать никто ничего не сможет, к тому же мошенник был уверен в молчании парней. Знают ведь, какие на них висят обвинения. Причём подписанные свидетелями и заверенные официальными лицами. Поэтому… пусть живут. Пока.

Процессия громко протопала вверх по лестнице, нагло прошествовала через начищенные залы к выходу и загрузилась в ожидавшую их карету с имгантскими гербами. Гвардейцы вскочили в сёдла и, окружив её, махнули кучеру, чтобы трогал.

– Ну, – дождавшись, пока они отъедут подальше от ненавистного особняка, спросила Тренна примирительно, – теперь ты можешь объяснить, зачем тебе понадобились эти бедолаги?!

– Пффф! – возмущённо фыркнул Гизелиус, он вовсе не собирался прощать её так вот, сразу.

– Зелик… – голос женщины внезапно дрогнул, – ты не представляешь… каких страхов я натерпелась за эту ночь. Прекращай притворяться, ты ведь в своём уме.

Откуда такая уверенность? – хотел было едко осведомиться магистр, но передумал.

Самое последнее дело выяснять отношения при посторонних. Его всегда до невозможности раздражали истерички и психи, выносящие свои разборки на потеху публике. Особенно противны в такие моменты представители сильного пола… хотя растрёпанные женщины с искажёнными злобой лицами и размазанными по ним румянами тоже выглядят на редкость отвратительно.

Магистр мазнул взглядом по окну, не до конца прикрытому задёрнутыми занавесками, разглядел сквозь дождевую морось знакомые очертания домов и мгновенно встревожился.

– Куда мы едем?

– В мой особняк… – Тренна умоляюще уставилась на мужа. – Тебе нужно отдохнуть.

– Я сам лучше знаю, что мне нужно, – категорически отрезал Гизелиус. – Поворачивай карету к королевской резиденции. И запомни… я впал в детство. Если будешь хорошо себя вести… Дорд разрешит тебе дежурить у моей постели.

Захваченные в подвале заложники, скромно сидевшие на переднем сиденье и напряжённо вслушивающиеся в этот разговор, постарались сделать самые отстранённые лица, опасаясь взрыва ярости. Видели уже, на что способна эта женщина… сам Вестур перетрусил.

Магиня несколько секунд старалась перехватить взгляд мужа в надежде, что удастся его переубедить, – раньше такие взгляды действовали на Зелика безотказно. Но удостоверившись, что в этот раз он не сдастся, расстроенно вздохнула, приоткрыла окошечко и тихо приказала немедля склонившемуся к ней Бранту:

– Сворачивайте ко дворцу.

– Я сразу говорил… – с досадой буркнул капитан и пришпорил коня, торопясь передать распоряжение конюху.

Ди незаметно подмигнул другу: старичок, на которого они, как на весенних скачках, поставили свои жизни, оказался той самой тёмной лошадкой, которая появляется как бы ниоткуда и обходит признанных фаворитов.

* * *

– Ну как… не видно?! – Райт, в нетерпении бегавший по пустому приёмному залу, в десятый раз подскочил к широкому подоконнику, на котором с ногами уселся мрачный Дорд, не сводивший взгляда с подъездной аллеи.

– Иди ещё кружок пробеги… – мрачно огрызнулся герцог и, бросив в рот сразу несколько орешков, яростно задвигал челюстями.

Они уже давно отобедали и успели распрощаться с северной принцессой, отправившейся осваивать предложенные ей комнаты, а вестей о магистре всё не было. Дорд уже вовсю ругал себя за несвойственную ему покладистость: не нужно было передоверять поиски жене метра, когда наконец прискакал гонец с письмом. В послании было краткое сообщение, что метр, возможно, находится в лаборатории Вестура и миледи просит выделить четверых гвардейцев для сопровождения кареты. Дорд велел Бранту взять десять человек и ехать самому, точно зная – капитан никогда не вернётся с пустыми руками.

– Дорд… – Эртрайт остановился за спиной брата и, желая ободрить, дружески стиснул руками его плечи.

Райт прекрасно понимал, как сильно герцог после смерти родителей опасался потерять ещё и их с магистром. Первое время вообще приставил к нему и Гизу по несколько охранников, всюду следующих по пятам.

Тогда их спас маг, заявивший с самой серьёзной физиономией: если он ещё раз встретит очаровательно заинтересованную мужскую рожу в собственной спальне или мыльне, то всерьёз задумается о смене объекта любовных вожделений. Дорданд, и без того озабоченный странной реакцией мага на женщин и сплетнями насчёт Райта, в тот же день приказал охранникам присматривать за друзьями издалека и тайком.

– Не надо меня успокаивать… – Герцог склонил голову к коленям и скрипнул зубами. – Я уже понял, где ошибался. Нужно было осадить Бранта и его павлинов, запретить им и близко подходить к ученицам Тренны, но тогда я её ещё не видел и считал вздорной бабёнкой… вот и не поверил Гизу. Полагал, мало ли чего там думает о жене влюблённый муж.

Стук каблучков раздался неожиданно, ниша, в которой находилось окно, выбранное Дордом для наблюдения, была первой от дверей. Милли появилась перед друзьями так внезапно, что они не успели ни осознать двусмысленности своей позы, ни отодвинуться друг от друга.

– Простите… – Щёки девушки залила жгучая волна румянца.

– Никогда не простим, – мгновенно обозлившись, сердито рыкнул Райт, отстраняясь от брата, – так как вы позволили себе сделать неверные выводы о наших отношениях!

– А их нет? – предусмотрительно отступая на шаг, дерзко осведомилась девчонка и тут же, спохватившись, прикусила губку.

– Разумеется, нет. – Дорд окинул нахалку оценивающим взглядом и цинично ухмыльнулся. – Мне нравятся только девушки… если желаете… могу доказать.

– Поверю на слово, – вспыхнула Милли ещё сильнее и, махнув юбкой, выскочила из зала.

– Зря ты с ней так, – сразу остыл кузен, – это я виноват… если взглянуть со стороны, вид и в самом деле… того.

– Райт! – сгоряча назвав друга запретным именем, зашипел герцог, и без того сердившийся на себя за абсолютно не свойственную внезапную выходку. – Она первая начала! И вообще, какое она имеет право бегать по дворцу, как по собственному дому?! Их поселили в гостевых покоях, вот пусть там и сидят, нечего везде лезть!

В дверь постучали, и Райт, сердито крикнув: «Войдите!» – оглянулся за окно, проверить, не подъехала ли карета.

– Простите за внезапное вторжение… – голос Милли был холодно-официален, и Дорд сразу заподозрил, что вернувшаяся переводчица случайно расслышала его последние слова, – меня послала её высочество Галирия. Она желает знать, как вы планируете ходить к источнику, вместе с ними или отдельно?

– Я пока не решил, подумаю и сообщу, – осмотрительно не стал брать на себя решение такого щекотливого вопроса Райт. – Тем более пока не знаю, какой именно источник посоветует мне лекарь.

Последней фразой он желал смягчить предыдущий разговор и резкие слова брата, но Милли на примирение не пошла. Холодно поклонившись и пообещав так и передать своей госпоже, девица с самым неприступным видом вновь покинула зал, преувеличенно плотно прикрыв за собой двери.

– Ну вот, – саркастически констатировал герцог, – учителя нет с нами меньше суток, а мы уже успели посадить себе на шею северную полупринцессу, рассориться с его протеже и проколоться на имени… боюсь, она все расслышала.

– Ты ещё забыл про Аглессу! Она намерена прийти сюда с утра пораньше, а мы даже не сможем ей помешать, – расстроенно добавил Эртрайт, никак не желавший смириться с ранней побудкой, – и про Бранта, пытающегося взять власть во дворце в свои лапы.

– Ну, этого ему никто не позволит… – задумчиво пробормотал Дорд и вдруг подпрыгнул как ужаленный, роняя вазу и орехи. – Карета!

К двери они неслись наперегонки, и Райт, обнаружив брата впереди себя, сердито сообщил его спине, что герцога положено пропускать вперёд.

– А я тороплюсь двери открыть твоей светлости, – колко огрызнулся Дорд, – а чтобы быстрее бегать, тренироваться нужно…

Но дверь брату и в самом деле открыл и пропустил его в холл первым, с досадой признавая, как прав на этот раз Райт. Тем более им и так есть за что получать замечания от магистра.

Так они и выскочили на крыльцо: первым Райт, за ним герцог, и оба резко остановились, потрясённые увиденным.

Двое незнакомых парней в одинаковой грубой серой одежде бережно несли магистра по ступеням, а он, сидя у них на руках, довольно агукал и безалаберно размахивал руками.

Леди Катренна с похоронным видом плелась следом.