Из энциклопедического словаря.

Изд. Брокгауза и Ефрона т. XXXXIV. СПб., 1898

Панин Никита Иванович — знаменитый дипломат, род. 18 сентября 1718 г. в Данциге, детство провел в Пернове, где отец его был комендантом; в 1740 г. из вахмистров конной гвардии произведен в корнеты; по некоторым известиям, он был при дворе Елизаветы опасным соперником Разумовского и Шувалова. В 1747 г. назначен послом в Данию, но уже через несколько месяцев перемещен в Стокгольм, где и пробыл 12 лет; здесь он должен был бороться против усиления королевской власти (при слабости которой русское правительство надеялось иметь больше влияния), а следовательно, против представителей Франции. За время своего пребывания в Швеции П., по отзывам современников, проникся симпатиями к конституционному строю. П. был креатурой Бестужева, а потому положение его с падением последнего и с переворотом, происшедшим в половине 50-х гг. в русской политике (сближение России с Францией, Англо-Прусская конвенция), стало очень трудным. Имея могущественного врага в лице графа Воронцова, заменившего Бестужева, П. просился неоднократно в отставку, когда неожиданно был назначен (29 июня 1760 г.) вместо Бетхеева воспитателем Павла Петровича. П. сблизился с Екатериной, в особенности по смерти Елизаветы. Петр III, хотя и пожаловал его чином ДТС и орденом Андрея Первозванного, однако же не доверял ему и всегда держал при нем одного из своих флигель-адъютантов. П. понимал необходимость переворота, но, по словам самой Екатерины, желал его в пользу Павла Петровича. Когда после переворота, в котором П. вместе с Дашковой, очень с ним близкой, принимал живое участие, власть осталась за Екатериной, П. сделал попытку ограничить произвол этой власти, представив императрице проект учреждения императорского совета и реформы сената. В введении к проекту П. дает резкую критику господствовавшего в управлении произвола («в производстве дел всегда действовала более сила персон, чем власть государственных») и предлагает учреждение Совета из 6–8 членов-министров; все бумаги, которые требуют подписи государя, должны пройти через этот совет и быть контрассигнированы кем-либо из министров. Сенату проект предоставляет право «иметь свободность представлять на Высочайшие повеления, если они… могут утеснить законы или благосостояние народа». Проект вызвал со стороны всех лиц, от которых Екатерина потребовала отзывов, опасения, что в нем скрыто стремление к ограничению самодержавной власти — и императрица, сначала колебавшаяся, отвергла его. В письме к Вяземскому она, подразумевая, несомненно, П. и подозревая его в симпатиях к конституционному правлению, писала: «Иной думает для того, что он был долго в той или другой земле, то везде по политике той или другой его любимой земли все учреждать должно». Несмотря на эту неудачу, П. не потерял своего положения благодаря исключительным обстоятельствам вступления Екатерины на престол и своему влиянию на Павла. Всем своим значением П. обязан тому, что он был при наследнике воспитателем; Екатерина, по ее собственным словам, опасалась удалить его. Этой ролью П. объясняется и положение его во все последующее время среди борющихся придворных партий (он всегда должен был бороться против Орловых) и отношения его к императрице, которые никогда не были искренни и хороши. П. до самого последнего времени обвиняли, между прочим, в том, что он намеренно развращал Павла и из своих личных целей содействовал разладу между императрицей и ее сыном; но из записок Порошина видно, что он очень серьезно относился к своей задаче в качестве воспитателя. С именем П. связаны все вопросы внешней политики русского правительства за время от 1762 до 1788 г. Будучи сначала неофициальным советником императрицы, он в 1763 г., по увольнении в отпуск Воронцова, сделан старшим членом иностранной коллегии. Вскоре затем, по удалении Бестужева, ему было поручено заведование всеми делами коллегии, хотя канцлером он никогда не был. Разрешение вопросов об отношениях России к государствам Сев. Европы привело «Сев. Союз» или «Сев. Аккорда», навлекло на него обвинение в доктринерстве. Системой этой П. хотел, для возвеличения престижа и значения России, создать вокруг нее союз всех сев. держав для противодействия стремлениям Бурбонской и Габсбургской династий; с этой целью он старался — в общем безуспешно — соединить государства, интересы которых были совершенно противоположны, как, напр., Пруссию с Англией и Саксонией. Фридрих II, которому нужен был союз только с Россией, мешал осуществлению панинского проекта. При реализации этой системы П. главное свое внимание обратил на отношения к Швеции, причем политика его в этом направлении была очень неудачна: его попытка подчинить Швецию исключительно русскому влиянию и устранить французское стоила России громадных денег и не привела к желанному результату. Как бы ища предлога к вооруженному вмешательству, П. малейшее изменение шведской конституции объявлял предлогом к разрыву; но, когда в 1772 г. Густав III восстановил самодержавие, Россия, занятая турецкой войной, должна была с этим примириться, и дело обошлось без войны со Швецией, особенно благодаря вмешательству Фридриха II. Одновременно с вопросом о «Сев. Аккорде» должны были быть разрешены вопросы об отношениях к Польше и Пруссии. С Пруссией П. заключил союз, давший России возможность расширить свое влияние в Польше. До 1772 г. П. не был, кажется, столь слепым сторонником Пруссии, каким его выставляли. Польшу он стремился включить, во всем ее объеме, в сферу влияния России и не был склонен делить это влияние, а тем более — самую территорию Польши. Его энергии до известной степени русская политика обязана была возведением на престол Станислава Понятовского; не менее энергично и вполне в согласии с Екатериной П. действовал в диссидентском вопросе, видя в расширении прав диссидентов усиление русского влияния; всех своих требований в этом направлении он не мог, однако, провести. В вопросе об уничтожении Liberum veto П. некоторое время расходился как с Екатериной, так и с Фридрихом, полагая, что усиление Польши может быть только выгодно для России, которая будет иметь в ней полезную союзницу. Но П. не предусмотрел тех осложнений, которыми грозило вмешательство во внутренние дела Польши, и был совершенно не подготовлен к вспыхнувшей в 1768 г. войне с Турцией. Эта война весьма неблагоприятно отразилась на его положении; во всех неудачах обвиняли его; он был виновен в разрыве с Турцией и в том, что Россия осталась в этой борьбе без союзников. В то же время этой войной воспользовался Фридрих II, чтобы привести к осуществлению давно уже висевший в воздухе проект разделения Польши между Австрией, Россией и Пруссией. Соглашение по этому поводу приводило к концу войну с Турцией, так как устраняло вмешательство Австрии; Турция одна бороться долго не могла. На приобретение части Польши нельзя было смотреть как на победу, так как Австрия и Пруссия получили лучшие части даром. П. упрекали за усиление Пруссии; гр. Орлов говорил, что люди, составлявшие раздельный договор, заслуживают смертной казни. С этого времени положение П. становится особенно тяжелым, он оставался сторонником союза с Пруссией, а императрица все более склонялась к Австрии; вместе с тем все более усиливался разлад между нею и Павлом, ближайшим другом и советником которого был П. В 1771–1772 гг. особенно сильна была борьба между партиями П. и Орловых. Когда было решено вступление Павла в брак, П. сумел обеспечить за собой влияние на будущую супругу. Екатерина была очень недовольна этим вмешательством П. в ее семейные дела и воспользовалась женитьбой Павла, чтобы удалить его от должности воспитателя. Она богато одарила П., но с радостью писала (окт. 1773 г.) г-же Бьелке, что «дом ее очищен». Отношения между Екатериной и обоими братьями Паниными (см. Петр Иванович П.) были очень натянутые; с крайним неудовольствием назначила она Петра П. главнокомандующим против Пугачева. К этому времени относится записанный декабристом М. И. Фонвизиным рассказ о составленном будто бы Д. И. Фонвизиным, который состоял секретарем П., под руководством самого П. проекте конституции и о заговоре против Екатерины (до нас дошло любопытное введение к этому проекту). После смерти первой жены Павла и после женитьбы его на Марии Феодоровне П. сумел сохранить свое влияние на молодой двор, так что даже родители последней действовали согласно его указаниям: этим влиянием П. пользовался, чтобы сохранить за собой прежнее положение и отстоять союз с Пруссией, срок которому истекал в 1777 г. Воспитанный П., Павел был страстным поклонником Фридриха II. Когда, после тешенского мира Екатерина окончательно склонилась на сторону Австрии, П. пришлось вступить в борьбу с влиянием Иосифа II, который в конце концов успел сблизиться с великокняжеской четой, предложив выдать сестру Марии Феодоровны за своего племянника, наследника австрийского престола. Екатерина была очень недовольна происками П. против этого брака; об опале его ходили слухи уже в начале 1781 г. В некоторой, мало разъясненной связи находится опала П. и с деятельностью его по вопросу о декларации «вооруженного нейтралитета» (VII, 186), и с отношениями его к Потемкину, который вместе с английским послом Гаррисом действовал против него. Вопрос о том, кому принадлежит инициатива декларации 1780 г., т. е. П. или Екатерине, остается открытым. В мае 1781 г. П. взял отпуск и удалился в пожалованное ему имение Дугино, но в сентябре того же года вернулся в СПб. и старался задержать заграничную поездку Павла, которая должна была повлечь за собою еще большее сближение «молодого двора» с Иосифом II. Во время этого заграничного путешествия П. поддерживал переписку с Павлом. В то же время разыгралось известное Бибиковское дело; в перлюстрованных письмах Бибикова к Куракину (близкому родственнику и другу П.), сопровождавшему Павла Петровича, Екатерина прочла жалобы на страдания отечества и «грустное положение всех добромыслящих». Екатерина придавала этому делу большое значение и искала за Бибиковым и Куракиным более важных лиц. По возвращении молодой четы из-за границы отношения Павла к П. несколько изменились к худшему. 31 марта 1783 г. П. умер. Увековечить свою признательность П. Павел мог лишь по смерти Екатерины, воздвигнув ему в 1797 г. памятник в церкви св. Магдалины в Павловске. Екатерина, сравнивая в письме к Гримму П. с Орловым, ставит последнего гораздо выше и говорит, что у П. было много крупных недостатков, но он умел их скрывать. П. был одним из образованнейших русских людей своего времени, «походил скорее на немца»; Екатерина называла его энциклопедией. Он интересовался самыми разнообразными вопросами из области государственных знаний и знаком был со многими классическими произведениями философской литературы. На гуманный образ мыслей и строгое чувство законности указывает в красноречивых словах один из наиболее близких к нему людей, знаменитый Фонвизин; о некотором свободомыслии в вопросах веры свидетельствует то, что при приглашении в законоучители к Павлу Петровичу Платона Панин больше всего интересовался тем, не суеверен ли он, а в письме к Воронцову, который заболел от постной пищи, говорил, что закон требует не разорения здоровья, а разорения страстей, «еже одними грибами и репою едва ли учинить можно». Панин принадлежал к масонам. О честности и доброте П. и в его время не было двух разных мнений; даже враги уважали его как личность гордую и честную. Из полученных им при вступлении Павла в брак 8000 душ он половину роздал своим секретарям, Фонвизину, Убри и Бакунину. П. по натуре был сибарит, любил хорошо пожить; по словам Безбородко, у него была лучшая поварня в городе; он не был женат, но увлечение женщинами часто ставилось ему в вину (невестой его была умершая от оспы графиня Шереметева). При всей разносторонней деятельности, которую П. приходилось проявлять, он был очень ленив и медлителен: Екатерина говорила, что он умрет когда-нибудь от того, что поторопится.