Новая реальность и новые идеи

Первая половина XIX в. характеризуется невиданным динамизмом. Казалось, что мир, продолжавший оставаться неизменным на протяжении столетий, подвергается коренным изменениям и переустройству. Уже с конца XVIII в. начали пересматриваться прежние ценности и авторитеты; короли представали перед судом; одни государства исчезали, другие вновь появлялись; аристократия теряла свою власть; церковь отступала под давлением светских культов, а то, что веками почиталось за святое, теперь объявлялось суеверием. Однако при ближайшем рассмотрении становится очевидным, что все многочисленные и драматичные перемены затрагивали ограниченную сферу отношений сословий и классов, правителей и подданных, господи плебса, церквей и паствы, государств и наций. В основе своей мир продолжал все то же существование, в котором жизнь была коротка и небезопасна, в котором человек страдал от неискоренимой бедности и традиционных эпидемических заболеваний. Этот мир был крайне мало взаимосвязан, а самым быстрым средством передвижения продолжала оставаться конная тяга.

Люди того времени отправным моментом динамичного развития считали Французскую революцию, ее предысторию и последствия. Оценивая прежние времена с сегодняшних позиций, можно говорить еще об одном источнике изменений — это промышленная революция в Англии, которая произошла примерно в ту же эпоху. В отличие от политических импульсов, распространившихся достаточно быстро даже в том достаточно медленном мире, хозяйственные перемены, начавшиеся с появления паровой машины, шахт и литейных производств, а также первых фабрик, распространялись медленно, шаг за шагом. Для их восприятия было необходимо нечто большее, чем просто интерес, смелость и сила воли. Требовались значительные средства и новые знания.

Та часть Европы, о которой идет речь, до 1850 г. не была знакома ни с одним из великих достижений промышленной революции. Здесь не видели ни паровых машин, ни механизированного массового производства товаров. Не появились еще и средства передвижения, приводимые в действие с помощью нового источника энергии. Правда, этот вывод справедлив лишь в отношении сухопутного транспорта, поскольку в 1827 г. население Белграда уже лицезрело пароход, а в 1834 г. городская пристань была включена в дунайский (в 1844 г. и в савский) маршрут австрийского Пароходного общества. Для австрийских сербов и жителей Княжества, обитавших вдоль судоходных рек и каналов, это отдельно взятое техническое новшество имело значение как средство перевозки людей и товаров, а также установления более тесных связей между отдельными областями.

Развитие сухопутного транспорта происходило, с одной стороны, за счет строительства дорог, которые были поделены на государственные, окружные и местные, а с другой — в результате замены воловьей тяги на конную и увеличения числа четырехколесных повозок, отличавшихся большей грузоподъемностью. Вначале второй половины XIX в. в Сербии имелось около 1000 километров вымощенных булыжником дорог.

Прогресс в развитии транспорта, серьезно сказавшийся на экономике региона, был достигнут только после появления железных дорог, с которыми первыми познакомились сербы, проживавшие в Габсбургской монархии — в Хорватии (в начале 60-х годов) и Бачке (в конце 60-х годов). В Сербии железнодорожное строительство началось в 1881 г. с целью выполнения обязательств, предусмотренных решениями Берлинского конгресса. При большой финансовой напряженности, долгах и всевозможных трудностях в 1884 г. окончена часть пути Белград—Ниш, а продолжение этой линии до болгарской и турецкой границ было завершено только в 1888 г.

Первые паровые машины попали к сербам, проживавшим в областях, принадлежавших Венгрии. В 1842 г. в Нови-Саде появился паровой ткацкий станок, а в Панчево, год спустя, — мельница.

Село в западной Сербии, середина XIX в. Гравюра из сочинений Феликса Каница 1864 г. (Kanitz F. Das Konigreich Serbien und das Serbenvolk, Vol. 1, Leipzig 1904) 

Позднее, с 1863 г., получили распространение паровые молотилки и плуги. В Княжестве долгое время в техническом отношении лидировала государственная фабрика в Крагуеваце (на ней отливали орудия), переименованная затем в Военно-технический завод. С 80-х годов достижения промышленной революции начинают использоваться в целом ряде отраслей: текстильной, пищевой, стекольной, лесопильной, кирпичной и др. Однако развитое в Средние века горное дело не получило достойного продолжения. Были предприняты попытки разработки старых месторождений (Майданпек, Кучайна, Заяча, Шупля стена), но без успеха. Они оставались убыточными, даже попав в руки иностранных капиталистов, специализировавшихся в области горного дела. Его расцвет наступил в Сербии гораздо позже, когда появилась новая техника. Во второй половине XIX в. все более активно добывается уголь, спрос на который постоянно растет.

В 1855 г. в Сербии появился телеграф, резко увеличивший скорость связи и повысивший эффективность административного контроля и управления. (К этому времени у венгерских сербов он являлся уже одной из сфер коммунальных услуг.) В 1883 г. за ним последовал телефон. После 1890 г. появилось электричество; его важными последствиями стали новое городское освещение и трамвай. К концу XIX в. сокращается временной разрыв между появлением технического изобретения и началом его применения в Сербии. Но это применение в основном ограничивалось столицей, население которой в силу своих материальных, социальных и интеллектуальных характеристик имело возможность воспринимать новшества. В этом все больше проявлялся резкий контраст между Белградом и другими городами.

Материальная сторона жизни менялась довольно медленно. Последствия перемен становились заметными лишь по прошествии длительного времени. В идейном же плане в Сербии, напротив, царило оживление. Волнообразно, по мере возвращения поколений, получивших образование в заграничных университетах, распространялись идеи, которыми вдохновлялась молодежь, учившаяся в Сербии (с 1846 г. действует Великая школа). Это оказывало влияние на процессы выработки политических программ и формирования ориентации отдельных личностей и групп. С 1839 г. сербское правительство тратило немалые средства, посылая ежегодно по 20 студентов на учебу за границей. Делалось это с целью подготовки специалистов для работы в различных общественных службах. Часть студентов возвращалась на родину с приобретенными новыми взглядами и критическим отношением к положению в стране и к правящему режиму.

Идея светского общества, независимого от церкви, по-разному воспринималась сербами империи Габсбургов и сербами Княжества. Уже в конце XVIII в. среди проживавших в Венгрии сербов раздавались отдельные голоса в пользу светской культуры и ее автономности. Однако речь не шла о призывах к фундаментальным изменениям. XIX век вместе с прочим наследием воспринял как что-то само собой разумеющееся руководящую роль церкви в образовании. Забота о последнем выражалась в содержании учебных заведений за счет школьных фондов и в их защите, основанной на полученных церковью полномочиях.

Между тем в Княжестве, уже со времени правления князя Милоша, светская власть предпринимала активные усилия, направленные на трансформацию церкви и религиозной жизни. Причина этого крылась в восходящей еще ко времени правления греческих владык отчужденности иерархов от паствы, лишенной всякого внимания. Жизнь церкви и верующих стала регулироваться государственными постановлениями. Школьное образование изначально было светским. При этом школы, в которых преподавался закон Божий, находились под символическим управлением митрополита и священства. Если в Венгрии государство было для церкви абсолютно чужим, то в Княжестве церковь срослась с государством. Состоявшийся в 1883 г. архиерейский собор запретил священникам вступать в политические партии и участвовать в партийных собраниях.

Идею либерализма в ее чистом виде привнесли в Сербию первые поколения студентов, вернувшихся из Европы. Пустив корни, она нашла выражение в виде призывов к борьбе с произволом властей, в виде выступлений за конституционный порядок, главенство закона и усиление роли народного представительства в политической жизни. Либеральные идеи были опробованы на практике при свержении князя Александра Карагеоргиевича, во время борьбы с режимом князя Михаила Обреновича и особенно при формировании курса власти после его убийства в 1868 г. Носители либеральных идеалов стремились их адаптировать, то есть «скрестить» с якобы старинными сербскими общественными институтами: соборами, скупщинами, задругами. При этом утверждалось, что демократическое устройство берет начало в самой природе сербского общества, в его «народном духе». Своими усилиями по пересадке универсальных либеральных ценностей на сербскую почву особенно выделялся апостол либерализма Владимир Йованович (1833–1922). Либеральные идеи стимулировали рост национализма, поднимали национальный дух, побуждали к борьбе за национальное освобождение. Но, с другой стороны, уже тогда носители либеральных представлений строили далеко идущие планы. Тот же Владимир Йованович мечтал о Соединенных Штатах Европы, а «представительскую федерацию» считал единственной «формой сильного и устойчивого народного государства, объединяющего южнославянские племена» (1885). И для ранних социалистов, и для представителей иных политических течений федерация долгое время оставалась идеалом, альтернативой методам реальной политики — экспансии и аннексии.

Наряду с проблемами свободы и государственного строя образованных сербов того времени занимали вопросы национальности и этничности. В XVIII в. в слове «нация» слышалось эхо средневекового представления об особом правовом статусе, который в сербском случае основывался на «привилегиях» Сербской православной церкви. Поэтому считалось, что этническая принадлежность неотделима от вероисповедания.

Однако все чаще критерием этнической принадлежности признавался язык — важная составляющая индивидуальных народных черт, в которой, как в песнях и фольклоре, проявляется «народный дух». Начав в 1814 г. публикацию сербских народных песен, Вук Караджич присоединился к европейскому процессу «открытия народов». Переведенные на иностранные языки сербские песни приобретали популярность и пробуждали интерес к сербам. У сербских гусляров и их слушателей ученые — и тогда, и позднее — станут искать ответы на вопросы о происхождении «Илиады» и «Одиссеи». Восхищение, испытываемое европейскими литераторами от сербских народных песен, стало неиссякаемым источником гордости.

Важнее, однако, было то, что романтизированное представление о народе как о «сообществе» языка и духа входило в классификацию и генеалогию, с помощью которых описывалось развитие индоевропейских языков. Хотя в то время еще не была изучена языковая ситуация в регионе и не были установлены иерархические различия между языками и диалектами, отцы-основатели славянской филологии (Йозеф Добровский, Павел Иосиф Шафарик, Ерней Копитар) смело заявляли, что в областях распространения штокавского диалекта — самого распространенного среди южных славян — живут сербы.

На этом основании Вук Караджич утверждал в 1825 г., что всего сербов — 5 миллионов: из них 3 миллиона православных, 1,2 миллиона мусульман, а остальные — католики, живущие в Далмации, Хорватии, Славонии и Боснии. Он также отмечал, что мусульмане называют себя турками, а католики — региональными именами. Таким образом, реальное положение вещей не соответствовало европейской модели. Об обратном свидетельствовали наблюдения писателя-реалиста Якова Игнятовича (1824–1889): «Серб, не придерживающийся своих религиозных обрядов и обычаев, не считается сербом. Отступившегося от своей веры в народе воспринимают как блудного сына, утратившего свою сербскую сущность. Религиозная идея еще заслоняет народную» (1879). В дальнейшем самоопределение сербов будет колебаться между этими двумя полюсами, приближаясь то к одному, то к другому. Но даже в период крайней секуляризации (1947–1990) православие не перестанет быть главной чертой сербства.

Светская ориентация, идеалы свободы, конституционного устройства и народного суверенитета, представление о себе и о других нациях лягут в основу культурного и политического развития сербов на протяжении XIX и XX вв. В конце 60-х годов XIX в. усилиями одного поколения молодых людей к этим базовым идеям добавится вера в науку, в позитивное знание, которое служит средством постижения мира, предпосылкой к прогрессу. Будет воспринята идея, что процесс интеллектуального и общественного развития имеет свои закономерности. Подобная ориентация, с одной стороны, подталкивала к занятию естественными, точными науками, а с другой — навязывала «реалистическое», критическое отношение к прошлому и традициям. Последняя четверть XIX в. отмечена ревизией традиционных представлений сербов о прошлом, основывавшихся на народной традиции. Это привело к полемике между «романтиками» и историками-критиками — представителями новой критической школы, идеи которой получат распространение только в образованных кругах.

Примерно тогда же — задолго до появления промышленности и рабочего класса — в Сербию начинают проникать социалистические идеи. Они также были привнесены молодой интеллигенцией, прежде всего студентами, а распространялись публицистами и литераторами. Социалистические идеи сравнительно быстро стали популярными, что привело к возникновению первых организаций и проведению первых демонстраций (в 1876 г. в Крагуеваце впервые было поднято красное знамя). В 1870 г. один иностранный дипломат, долго проживший в Белграде, отозвался об учениках Великой школы, что «все они коммунисты». Как и в случае с либерализмом, начинают предприниматься попытки обнаружить связь между социалистическими идеалами и сербскими общественными институтами — задругой и крестьянской общиной. Благодаря якобы заключенному в них социалистическому потенциалу предполагалось избежать индустриализации и повторения европейского капиталистического пути. Из социалистического корня вырос радикализм — самое мощное политическое течение в Сербии, которому будет суждено сыграть главную роль в ее развитии в конце XIX — начале XX в.

Все сербские реформаторы — от либералов до социалистов — выступали за народное просвещение, которое, в их понимании, не ограничивалось школьным образованием, но подразумевало и иные информационные средства: чтение публичных лекций, организацию читален, распространение прессы и др. С 80-х годов на фоне просветительских усилий получило развитие направление, которое, не сопровождаясь шумихой, оказало значительное влияние на жизнь народа. Речь идет о санитарно-гигиеническом просвещении — оно осуществлялось посредством чтения лекций, издания книг, брошюр и журналов. В этом начинании благодаря своей квалификации и системному подходу большую роль сыграл врач Милан Йованович Батут (1847–1940). И хотя его работа не привлекала внимания современников, для развития народа она была важнее многих политических акций. В условиях бедности, неразвитости сети медицинских учреждений, нехватки врачей точные знания о гигиене, путях улучшения питания, средствах защиты от инфекций и о воспитании детей сыграли важную профилактическую роль.

Способы коммуникации претерпевали изменения значительно медленнее, и поэтому вплоть до 30-х годов XX в. пресса оставалась единственным и самым важным информационным средством, а также инструментом воздействия на общество. Типографии появились в каждом городе. Газет и прочих периодических изданий стало выходить столько, что одно их перечисление было бы делом затруднительным. Можно лишь очертить их диапазон, который варьировался от ежедневных новостных газет до юмористических и детских изданий. Свобода печати становится критерием достигнутого уровня демократичности.

Технический прогресс, становившийся все более интенсивным, изменил условия правления. Государству стали доступны невиданные ранее возможности влияния на людей и осуществления контроля над ними. Увеличивалась доля детей, охваченных обязательным начальным образованием (введено в 1882 г., а с 1900 г. стало доступным для девочек). Обязательная военная служба (1883) подвергала мужскую половину населения краткосрочному, но мощному воздействию династической идеологии и патриотической риторики; внушала необходимость служения королю и отечеству. Со второй половины XIX в. модернизированное государство начинает фунционировать, подобно плавильному котлу, в котором формируется современная нация. К началу XX в. Сербия не просто увеличилась в численном отношении; она стала более сербской. Некогда многочисленные инородцы были либо ассимилированы, как цинцары и греки, либо изгнаны, как турки или те, кто себя с ними идентифицировал. Остальных — например, цыган — попросту игнорировали.

Однако этот процесс охватывал только часть сербов — едва ли половину. Развитие Черногории проходило параллельно, но в иных государственно-правовых рамках, что приводило к формированию специфического самосознания. Его важной составной частью, наряду с сербской самоидентификацией, было представление о Черногории как о своем отечестве. Остальным сербам, прежде всего проживавшим в Австрии, была уготована роль расходного материала в процессе формирования венгерской «политической нации». Пробные шаги в этом направлении были сделаны в 1848 г., а полным ходом процесс пошел после того, как в 1867 г., в результате установления системы дуализма, сложились условия для превращения венгерской половины монархии в национальное государство венгров. Вся энергия и политическая активность сербского населения были направлены на сопротивление мадьяризации — за сохранение национальной идентичности. Таким образом, пока одна часть сербов занималась внутренним обустройством и расширением границ своего национального государства, другая, создавая и развивая институты гражданского общества, всеми силами противилась ассимиляторской политике чужого национального государства. Различный подход к государству и гражданскому обществу станет частью менталитета и будет долго сказываться даже после того, как исчезнут разделяющие сербский народ государственные границы.

 

Правящая нация

В 1848 г. в Княжестве Сербия социальные противоречия не достигли той остроты, чтобы происходившие в соседнем государстве революционные события спровоцировали антиправительственное выступление. Оно произойдет через десять лет и без какого-либо внешнего воздействия. В 1848 г. все политически активные силы, готовые к борьбе, были озабочены судьбой соплеменников с другого берега Савы и Дуная. Точное количество добровольцев из Сербии неизвестно. В отдельные моменты их число достигало 15 тысяч человек. У сербских властей не было единодушия по поводу того, насколько активно Сербия должна участвовать в событиях в империи Габсбургов. Так, Тома Вучич-Перишич заявлял, что «нам нечего делать на той стороне лужи». Другой же член Совета — Стеван Петрович-Кничанин подал в отставку с государственного поста, чтобы иметь возможность отправиться на войну. В качестве командующего добровольческими отрядами он сыграл важную роль в боевых действиях в Бачке и Банате.

И все же князя и Совет упрекали в том, что они не принимают должного участия в революционных событиях. Еще более жесткую критику вызвала пассивная позиция Сербии во время Крымской войны (1853–1856), в которой, с одной стороны, участвовала Россия, а с другой — Турция, Франция и Англия. Для сербов поражение России имело то значение, что по условиям Парижского мирного договора (1856) она перестала быть единственным гарантом прав христиан Османской империи. Теперь в данной роли выступали все великие державы: Россия, Австрия, Англия, Франция, Сардиния и Пруссия (две последние вскоре превратятся, соответственно, в Италию и Германию).

Князь, находившийся под влиянием членов Совета, в первую очередь Илии Гарашанина, проводил политику, смысл которой состоял в воздержании от столкновений по мелким и рутинным поводам, дабы не поставить под угрозу достижение долгосрочных стратегических целей. Последние были перечислены в политической программе «Начертание» (1844), составленной под влиянием весьма активных в то время польских эмигрантов — противников как России, так и Австрии. Формулируя задачи политики Княжества на далекую перспективу, документ предусматривал падение Османской империи. В результате Сербия должна была объединить «все сербские народы, ее окружающие», и построить «новое сербское государство… на добром старом фундаменте древнего сербского царства».

Для реализации этих планов налаживались связи с областями, остававшимися под турками, вербовались агенты, формировались и финансировались тайные общества, через которые осуществлялась пропаганда. Основное внимание уделялось Боснии, в которой в роли важных союзников сербского правительства выступали францисканцы. Однако с того момента, как Австрия начала проводить в отношении Боснии аналогичную политику, им было запрещено помогать сербам.

Уставобранители, ранее боровшиеся за конституционный порядок — против княжеского своеволия, были удовлетворены разделом властных полномочий между ними и монархом, с которым они теперь совместно решали задачу государственного строительства. Опираясь на прочные основания, заложенные еще в правление Милоша, можно было приступить к формированию важных институтов, прежде всего судов и полиции. В 1846 г. был основан Верховный (позднее Кассационный) суд, а после Гражданского законника принято еще несколько законов, остававшихся в силе длительное время. Результаты их применения были весьма противоречивы. Обновленный Закон о приусадебном хозяйстве защищал малые наделы от секвестра и конфискации, но не от раздела между наследниками, следствием чего стало их измельчание. Цеховое предписание 1847 г. ограничивало конкуренцию и торговлю, но оставляло нерешенной проблему обучения подмастерьев, что привело к усилению их эксплуатации.

Частые конфликты князя с членами Совета, в которых Порта выступала в роли арбитра, приводили к падению авторитета режима уставобранителей. Они стали объектом критики повзрослевших выпускников европейских университетов, выступавших за проведение реформ в либерально-демократическом духе. Недовольство князем подогревалось сторонниками Обреновичей, которые вместе с молодыми либералами добились созыва в конце 1858 г. Народной скупщины. Она же, согласно Турецкому уставу, не только имела совещательные функции, но и располагала правом избрания князя. Члены Совета не слишком энергично поддержали Александра Карагеоргиевича, от которого потребовали отречения. В результате он вынужден был искать убежища в крепости у турецкого паши, а затем бежать в Австрию. Князем провозгласили 75-летнего Милоша Обреновича.

Во второй раз взойдя на престол, Милош действовал без оглядки на принятые без него законы и игнорировал происшедшие в стране перемены. Он правил по старинке, опираясь на доверенных людей и вмешиваясь в каждую мелочь. Тех, кто привел его к власти, он вынудил перейти в оппозицию. Наследником Милоша стал его сын Михаил (1860–1868), которого, как и отца, Порта признала избранным князем. Опытный и повидавший мир, Михаил пришел к власти в зрелом возрасте. Править он стремился самостоятельно, опираясь на опытных и влиятельных политиков, выдвинувшихся при прежнем режиме. В период правления Михаила в Сербии оформились два политических течения: бывшие уставобранители, теперь звавшиеся консерваторами, и либералы — по большей части молодые и образованные люди. С бывшими членами Совета, например с Илией Гарашанином, князя объединяла убежденность в том, что народом должна править сильная и просвещенная власть.

Вмешательство Порты во внутрисербские дела — в частности, отказ от признания династических прав князя вопреки принятому годом ранее Закону о престолонаследии — подтолкнуло Михаила к нейтрализации действия Турецкого устава путем издания в 1861 г. целого ряда особых законов: Закона о Государственном совете, сводившего на нет роль Порты положением об ответственности членов Совета перед судом; Закона о Народной скупщине, и далее остававшейся совещательным органом; Закона о народной армии, вводившего воинскую повинность для мужчин от 20 до 50 лет. В 1862 г. был принят Закон о государственной администрации, предусматривавший формирование «совета министров», ответственного перед князем.

С самого начала князь Михаил занял активную позицию в отношении турок. Уже в 1862 г., использовав в качестве повода стычку с турками, открывшими артиллерийский огонь по Белграду, он потребовал их полного вывода из Сербии. Под давлением стран-гарантов турки вывели войска из двух крепостей и сократили оставшиеся гарнизоны. Кроме того, было подтверждено их обязательство окончательно покинуть Сербию. Но только во время визита в Стамбул в 1867 г. князю был вручен фирман, наделяющий его правом владения остальными крепостями. В июне 1867 г. состоялись торжественные проводы последних турецких воинских частей. Символом сохранявшегося вассального положения Сербии оставались ежегодно выплачиваемая дань и султанское знамя, реявшее над белградской крепостью.

Долгосрочные цели сербской политики предусматривали кроме переговоров с Портой, и подготовку к большой войне. В период краткого правления князя Михаила были предприняты серьезные шаги по объединению врагов Турции — заключены договоры о союзе с Черногорией (1866), Грецией (1867), Валахией (1868). С руководством болгарской эмиграции велись переговоры об образовании единого сербско-болгарского государства во главе с князем Михаилом. Было достигнуто соглашение с хорватской Народной партией о присоединении к Сербии Боснии, что стало бы первым шагом к созданию югославянского государства. В самой Боснии планировалось поднять восстание (1867), но затем от этой идеи отказались.

Карта 7.1. Развитие территорий Черногории в XIX и XX вв.

1. Территория Черногории в 1859 г. 2. расширение по берлинскому и другим Договорам. 3. Расширение 1913 г.  

Ни удаление из Сербии турецких гарнизонов, ни позитивные перемены в государственном устройстве не обеспечили князю популярности среди молодого поколения сербов, стремившегося к объединению сил вопреки разделявшим народ границам. В 1866 г. на скупщине в Нови-Саде из членов студенческих, литературных, певческих объединений была сформирована Объединенная сербская Омладина. Формально основанная как культурное общество, Омладина стала активно участвовать в политической жизни, призывая к началу войны с Турцией и проведению либеральной внутренней политики. Критикуя режим князя Михаила, Омладина до такой степени настроила его против себя, что сербские власти запретили созыв второй скупщины в Белграде в 1867 г.

С момента своего вступления на престол князь Михаил выступал за примирение враждовавших династических группировок. Тем не менее в июне 1868 г. он был убит в результате покушения, организованного белградскими сторонниками Карагеоргиевичей. Гибель князя Михаила стала для Сербии потрясением, поколебавшим ее государственные основы, поскольку не стало фигуры, олицетворявшей режим. Положение осложнялось еще и тем, что князь не оставил своего наследника или преемника. Однако государственные институты продолжали действовать и в таких условиях. Было сформировано Регентство, созвана Народная скупщина, но военный министр Миливое Петрович-Блазнавац при поддержке армии положил конец дискуссиям и комбинациям. Наследником был провозглашен обучавшийся в Париже четырнадцатилетний Милан Обренович (1854–1901), внук брата Милоша — Еврема. Скупщине оставалось лишь подтвердить законность наследования. В новый состав Регентства вошли Миливое Блазнавац, Йован Ристич и Йован Гаврилович.

Принадлежавшие к кругу князя Михаила регенты постарались, однако, привлечь на свою сторону либералов — ради укрепления режима. В 1869 г., без оглядки на султана и игнорируя нормы действующих законов, сербские власти разработали новую конституцию, о принятии которой оповестили Турцию и великие державы. Протестов не последовало.

В самой же Сербии против конституции выступили как приверженцы сильной монархической власти, так и сторонники демократии. Но уже сам факт принятия нового Основного закона явился важным шагом вперед, а некоторые его положения служили показателем прогресса в развитии парламентаризма в Сербии.

До наступившего в 1872 г. совершеннолетия князя вся полнота власти принадлежала Регентству, которое продолжало осуществлять внешнеполитический курс И. Гарашанина и князя Михаила. Режим Регентства называли полицейским, что свидетельствовало о выросшей чувствительности сербского общества к ограничениям свободы печати, слова и собраний. Преследованиям подвергались в первую очередь представители социалистического движения, набиравшего силу и становившегося все более массовым. Социалисты издавали газеты «Раденик» («Трудящийся») и «Явност» («Общественность»).

Бюджетная политика Регентства была взвешенной. Сербия не имела долгов и не осуществляла крупных инвестиций. Регенты провели реформу народной армии, не устранив, однако, ее основных слабостей.

В отличие от Сербии, не воевавшей несколько десятилетий, но прошедшей этап интенсивного внутреннего развития (смена династий и правителей, появление европейских государственных институтов), Черногория участвовала в нескольких войнах, а единственной по-настоящему крупной внутренней трансформацией стало установление в ней светской власти. Популярность и авторитет Петра II Петровича Негоша — автора поэтического цикла «Горски венац» (1847)— оказались недостаточными для беспрекословного исполнения его последней воли. Выбранному им в наследники племяннику — Даниле Станкову Петровичу — влиятельные оппозиционные вожди противопоставили своего претендента на престол — брата митрополита и тогдашнего председателя Сената. Победителем противостояния вышел молодой Данило (1826–1860), не желавший принимать постриг. Заручившись согласием России, его сторонники провозгласили Черногорию «светским и наследственным княжеством». Сам Данило I стал «князем и правителем черногорским ибрдским». Во главе митрополии встал монах из Боки, рукоположенный в 1853 г. в России. С этого момента черногорские владыки занимались только церковными делами.

Перемены на престоле были неприемлемыми для Порты. Власть митрополита хоть как-то соответствовала системе отношений султана с подвластными ему религиозными лидерами. Однако светский правитель должен был быть вассалом султана. Таким образом, сталкивались два противоположных представления. Согласно первому, Черногория на протяжении веков оставалась непокоренной. Из второго же вытекало, что она всегда была частью Османской империи.

Хотя князь и не располагал достаточными военными силами, он все же решился на вооруженную борьбу с турками, поддержав восстание в соседней Герцеговине. Военачальнику султана Омер-паше с его 25-тысячной армией Черногория могла противопоставить всего 9 тысяч бойцов. Турки начали наступление по нескольким направлениям, в результате чего были покорены племена Белопавличи и Пиперы. А в начале 1853 г. они направились к Цетинье, однако под давлением России и Австрии были вынуждены оставить Черногорию.

Несмотря на сопротивление и открытые выступления, молодой князь приступил к реформе народной армии, в которой воинские подразделения во главе с командирами пришли на смену отрядам, сформированным по племенному принципу. Была сформирована княжеская гвардия. Черногорию поделили на административные единицы, управляемые капетанами, что означало вытеснение племенной организации. Принятый в 1855 г. Общий земальский законник включал в себя законодательные акты, изданные как Петром I Петровичем Негошем, так и самим Данилой. Некоторые статьи представляли собой основополагающие конституционные положения, однако по большей части речь шла о нормах уголовного права. Признавалось равноправное положение иностранцев, «хотя в этой стране нет никакой другой народности, кроме сербской, и никакой веры, кроме восточной православной…». Ведущая роль в сохранении традиций сербства привела к формированию во второй половине XIX в. у остальных сербов, а особенно у тех, которые проживали в Венгрии, культа Черногории и ее героев, на протяжении веков боровшихся за свободу.

Занимая во время Крымской войны, по рекомендации России, нейтральную позицию, князь Данило, тем не менее, надеялся использовать мирные переговоры для признания независимости Черногории. Надежды не оправдались, а поддержка, оказанная в 1858 г. восставшей Герцеговине, подтолкнула Порту к решительным действиям против Цетинье. Седьмого мая 1858 г. у приграничного села Грахово состоялось сражение, выигранное черногорцами благодаря искусно осуществленному маневру. Военные действия снова были прекращены под давлением великих держав. Князю удалось добиться установления черногорско-турецкой границы, демаркация которой продолжалась до 1860 г. Достигнутый результат принес весьма скромную практическую выгоду, однако имел значение для международного положения Черногории и роста ее авторитета среди угнетенных христиан. Правление князя Данилы оборвалось в 1860 г. в результате покушения, предпринятого по мотивам личной мести.

Престол унаследовал племянник Данилы Никола Петрович Негош (1860–1918), которому помогал править его отец — воевода Мирко. Помощь князю требовалась не только по причине его малолетства, но и из-за опасности турецкой агрессии. В 1862 г. поддержка герцеговинских повстанцев снова дала султану повод объявить войну. Как и десять лет назад, героически сражавшаяся Черногория подверглась нападению сразу с нескольких сторон. И опять российское вмешательство остановило наступавшего на Цетинье Омер-пашу. Однако Черногории пришлось согласиться с условиями мирного договора, согласно которым она обязывалась не поддерживать инсургентов, а также разрешить туркам построить свои крепости вдоль дороги Никшич — Спуж. От этого права Порта отказалась в следующем году.

Князь Никола продолжил начатую его предшественником реорганизацию армии. Прибывшие из Сербии офицеры обучали местных командиров. В Сербии же закупалось и более современное вооружение. В 1866 г., готовясь к неизбежной войне с Турцией, Черногория вступила с Белградом в союз, распавшийся после гибели князя Михаила.

Период мира был использован для развития школьного образования. Кроме 40 начальных школ начали функционировать семинария и Девичий институт. Несколько лет спустя была основана газета «Глас црногорца». И хотя в Черногории просветительская деятельность началась позже, чем в Сербии, там удалось достигнуть внушительных результатов. К началу Первой мировой войны грамотной была половина населения.

 

Национальное меньшинство

Свое участие в революционных событиях 1848–1849 гг. сербы расценивали как трагическую ошибку. В мемуарах и литературных сочинениях отразилось глубокое разочарование современников тем, что ценой пролития крови им ничего не удалось добиться. Более всех остальных негодовали сторонники идеологии «привилегий», получаемых в награду за сербские военные заслуги перед Империей и династией. Обвиняя венский двор в неблагодарности, они представляли себя в качестве орудия Габсбургов, что только усугубляло негативное отношение к ним со стороны тех, кого объединяла идеология демократии и революции. В их глазах сербы оказались в лагере европейской реакции, среди душителей революции. Односторонние и необъективные поборники революции, среди которых самым влиятельным был Карл Маркс, осуждали сербов наравне с русским царем.

Баланс потерь и достижений не выглядит столь удручающе, если исходить из первоначальных требований, проистекавших из реальных условий и подлинных потребностей сербов. Речь шла о признании их этнической самобытности, свободе употребления родного языка и вероисповедания, школьном самоуправлении, праве созыва собора. Вопреки этому восторженная молодежь, оказавшая решающее влияние на итоги Майской скупщины, руководствовалась не настоящим, а историей. Требование назначения воеводы, который заменил бы средневекового деспота, восходило к 1691 г., а требование отдельной территории воспроизводило доводы сторонников Габсбургов, высказанные на Темишварском соборе 1790 г.

В тот момент, когда было основано Воеводство Сербия и Тамишский Банат, стало очевидным: за прошедшие десятилетия мир очень изменился. Сербская по названию административно-территориальная единица охватывала меньшее пространство, чем то, на какое претендовали сербы. В нее не вошли участки Военной границы и привилегированные дистрикты, в которых было восстановлено старое военное устройство. Часть Баната, населенная румынами, считалась излишней. На территории Воеводства сербы не составляли большинства и даже не были самым многочисленным этносом.

Согласно переписи 1850–1851 гг. в Воеводстве было, человек:

румын — 347 459

немцев — 335 080

сербов — 321 110

венгров — 221 845

прочих — 200 727

Сербы справедливо указывали на то, что соотношение населения было бы для них более благоприятным, если бы в состав Воеводства вошли участки Военной границы. На самом деле после осуществленной колонизации и прочих мер, изменивших структуру населения, невозможно было найти хоть сколько-нибудь обширную территорию, на которой тот или иной этнос имел бы выраженное численное преимущество.

Отделенное от Венгрии Воеводство подчинялось напрямую Вене, однако не было объявлено отдельной «коронной землей» (Kronland). Титул «воевода» принадлежал императору, а вице-воеводой был назначен австрийский генерал. Позднее императорский наместник стал исполнять обязанности военного и гражданского губернатора. Взамен упраздненных старых жупаний появилось сначала два, а потом пять округов, делившихся на срезы и общины. Языком администрации был немецкий, однако обращаться к официальным органам разрешалось и на родном языке. Административным центром воеводства (уже тогда начинает употребляться форма Воеводина, позднее ставшая преобладающей) стал Темишвар, а не Нови-Сад, как того ожидали сербы, составлявшие в нем большинство.

Самой неотложной задачей было залечивание ран. Разрушению или повреждению подверглось более 17 тысяч домов, две трети которых было восстановлено. Судебным путем возвращалось разграбленное имущество. Вслед за войной наступил голод. Начался сбор пожертвований в помощь бедноте.

В период наступившей реакции удалось, однако, реализовать некоторые из завоеваний революции. Так, были полностью упразднены остатки феодальных отношений. Провозглашалось равноправие и ответственность всех перед законом. На всех жителей Империи распространялось действие Общего гражданского кодекса и Закона о судопроизводстве. Нововведения осуществлялись средствами надзора и принуждения, которые характеризовали неоабсолютистский режим, вошедший в историю как «Бахов абсолютизм». Сербы не являлись исключительным объектом притеснений. Они получили больше, чем ранее, мест на государственной службе (занимая по численности второе место после немцев). Сербские инспектора продолжали курировать общественные школы. По свидетельству современника, это было «глухое время». И все-таки именно тогда стали выходить сразу несколько сербских периодических изданий: «Србски дневник» (1852), первая литературная газета «Седмица» («Неделя», 1852), «Подунавка» (1856), «Школски лист» («Школьная газета», 1858), «Ратар» («Земледелец», 1855–1856).

Поражение Австрии в войне с Францией и Сардинией (1859) сделало необходимым урегулирование отношений с венгерской частью Империи, которое могло быть возможным только в результате восстановления конституционных прав и целостности Венгерского королевства. Одной из первых жертв стала Воеводина, формально упраздненная в декабре 1860 г. В мае 1861 г. органы Сербского воеводства передали власть администрации обновленных жупаний. Столкнувшись с угрозой упразднения Воеводства, которым были так недовольны, сербы энергично встали на его защиту. Чтобы снять напряжение, им разрешили проведение собора в традициях соборов XVIII в. На состоявшемся в апреле 1861 г. в городе Сремски-Карловци в Благовещенском соборе много говорилось о формировании отдельной сербской территории меньшего размера. Но безрезультатно. Дали о себе знать противоречия сторонников Вены и Пешта, которые только обострились со времен Темишварского собора 1790 г., где они проявились впервые. Стали очевидными разногласия между иерархами церкви, частично утратившими авторитет, и гражданскими политиками либерально-демократической ориентации, требовавшими начать сотрудничество с венграми. Уже тогда на передний план начинают выходить те, кто будет определять политику сербов в последующие десятилетия, — Светозар Милетич (1826–1901) и Михайло Полит-Десанчич (1833–1920). На основе групп, имевших различное отношение к ожидаемой, но не состоявшейся федерализации Империи, формировались сербские политические партии. Политическая организация масс становилась еще более значимой, ввиду того что после 1860 г. сербы выбирали не только участников Народноцерковного собора, но и депутатов Венгерского государственного сабора. По причине довольно высокого имущественного ценза правом голоса располагали немногие сербы, равно, впрочем, как и венгры.

Период относительной свободы политического выражения и организации отделял реставрацию венгерской конституционности (1860) от заключения Соглашения (1867), определившего дуалистический характер государства, которое отныне именовалось Австро-Венгерской монархией. Соглашение санкционировало преобразование венгерской части Империи в национальное государство венгров.

Нови-Сад, куда в 1864 г. переехала Матица Сербская, выходил на первый план в качестве столицы сербов — «сербских Афин». Это стало особенно заметно в период деятельности Объединенной сербской Омладины, выросшей из союза студенческих, культурных и певческих организаций, которые создавались во всех странах, где жили сербы. Молодежь, недовольная абсолютистским режимом князя Михаила, восхваляла Черногорию, неустанно боровшуюся с турками. В рамках Омладины активизировались те политические течения, которые в будущем станут самыми влиятельными. В первую очередь речь идет о либералах, однако и социалисты заявили о себе в полный голос. В Нови-Сад из Сербии вынужден был эмигрировать их лидер Светозар Маркович.

Объединенная сербская Омладина не играла большой роли в текущей политике. Ее значение состоит в оставленном ею культурном наследии. Из ее среды вышли почти все выдающиеся интеллектуалы второй половины XIX в. Вопреки географическим и политическим границам Омладина объединила сербскую интеллектуальную элиту, чего ранее добиться было невозможно.

Подвергавшаяся гонениям со стороны как сербских, так и австрийских властей, Омладина со временем распалась. Ее деятельность затмили крупные политические события: перемена на княжеском престоле (1868), принятие в венгерской части монархии Закона о народностях (1868). После установления конституционного порядка в Венгрии началось осуществление реформ, затронувших церковную и школьную автономию сербов. Было найдено решение многолетнего противостояния пробудившейся румынской интеллигенции и священства, недовольных своим ущемленным положением и стремившихся к обретению собственной церковной иерархии. Из состава Карловацкой митрополии в 1864 г. были выделены восточные епископии и затем подчинены митрополии в Сибине. Но при этом сохранилась связь сербских церковных общин, возглавляемых протопресвитерами, с Темишварской и Вршацкой епископиями. В том же году состоялся собор, решения которого были позже включены в королевский рескрипт 1868 г., служивший дополнением к изданной в 1779 г. Декларатории. Рескрипт регламентировал деятельность священства, монастырей, церковных общин, школ, консисторий, а также затрагивал вопросы общественной собственности. Наряду со священниками миряне были представлены во всех органах — от собора до Народно-школьного совета и администраций церковных общин. В работе собора принимало участие 25 представителей духовенства и 50 мирян. Проведение выборов активизировало политическую жизнь сербов, так как политические партии боролись не только за места в парламенте, но и за право участия в работе органов церковно-школьной автономии.

Закон о народностях был принят Государственным собором, несмотря на сопротивление представителей национальных меньшинств. Его смысл по большей части сводился к тому, чтобы упорядочить употребление языка в церковных учреждениях, а также в школах, которые они организовывали и содержали. Родной язык мог свободно употребляться в учреждениях культуры и хозяйственных объединениях, которые каждый гражданин был волен основывать. В местах массового и компактного проживания представителей той или иной народности на ее языке должно было вестись преподавание в государственных начальных и средних школах. Сразу же повысились требования к материальному обеспечению и уровню школ, содержавшихся церковными общинами. На территории Военной границы практически все школы были переведены в ведение местных администраций. Представители всех вероисповеданий стали учиться в них по государственным программам.

Наряду с парламентом, в котором велеречивые сербские депутаты не произвели должного эффекта, еще одной ареной борьбы за сохранение сербской самобытности стали те районы, где жизнь сербов не регламентировалась какими-либо специальными политическими и правовыми рамками. В последние десятилетия XIX в. государство было не в состоянии выполнять важные социальные и культурные функции, что предоставило широкое поле деятельности для различных благотворительных, культурных, а позднее и спортивных объединений. Наряду с церковью для сербов, как, впрочем, и для представителей других народов, они служили надежным средством сохранения своей самобытности.

В смешанной среде имело место своеобразное соревнование в том, какая конфессиональная или этническая община продемонстрирует большую сплоченность, оказывая помощь своим соплеменникам, обеспечивая их средствами и работой или создавая школы. В этом деле важная роль принадлежала многочисленным частным фондам, которые организовывались не только при Карловацкой митрополии, но и в каждом крупном поселении.

В то время, как государство стремилось к объединению и унификации всех и вся, к растворению частного в общем, общество выражало через бесчисленные гражданские объединения и организации самые разнообразные интересы населения. Способность сербов, особенно проживавших в городах, вырабатывать и сохранять особенный, присущий им коллективизм способствовала сохранению сербской самобытности в монархии ничуть не меньше, чем деятельность политических партий.

 

В эпицентре великого восточного кризиса (1875–1878)

К середине XIX в. Греция, Черногория и Сербия освободились от прямой власти наместников султана. Но и после этого многие балканские христиане оставались на положении его подданных и работников на чужой земле. Находясь под давлением государств-конкурентов, Порта стремилась модернизировать страну и добиться установления в ней внутреннего мира. Реформы должны были помочь Турции адаптироваться к изменившейся мировой обстановке. Однако именно эти усилия показали, что государство османов уже не было похоже на прежнюю Империю времен великих завоевателей, с ее единоначалием власти, централизованным устройством и верховенством закона.

Положение христиан, в том числе и сербов, под турецкой властью становится понятным, только если принять во внимание общую обстановку неизменного хаоса и брожений, вызванных неспособностью центральной власти обеспечить порядок и законопослушание. Для христиан имело значение принятие в 1839 г. хатт-и-шерифа Джулхана, который должен был обеспечить личную безопасность и гарантии прав собственности для всех подданных, вне зависимости от вероисповедания. Этот изданный султаном акт послужил основой для дальнейших преобразований, которые на бумаге выглядели лучше, чем на практике. Относительно успешной была только реформа вооруженных сил, хотя введение обязательной воинской повинности встретило ожесточенное сопротивление.

Для христианского населения, львиную долю которого составляли крестьяне, важнейшим был режим распоряжения землей и продуктами производства. В областях, соседствовавших с Княжеством, спахии были упразднены в 1833 г. В Боснии эту меру осуществили с третьей попытки— в 1851 г. Первые две попытки имели место в 1836 и 1843 гг. Однако там крестьяне не стали собственниками земли, как в Сербии. Так как еще ранее, или в ходе реформы, у земель, ранее принадлежавших султану, появились новые хозяева — чифтлик-сахибии, которые как владельцы не чувствовали себя ограниченными какими-либо правилами и обычаями, признаваемыми спахиями. Они многократно увеличили подати, а также ввели отработки — кулук. Эта форма феодальных отношений имела много общего со «вторым изданием крепостного права» в странах Восточной Европы. В состав нового землевладельческого класса влилась только треть бывших спахий, а значительная его часть либо выкупила прежние тимары, либо насильственным путем установила свою власть над крестьянами.

Новые дворяне — беги и аги — жестоко эксплуатировали крестьян. В свою очередь государство взамен отмененного харача устанавливало все более обременительные налоги. Подати были разнообразными: где-то владелец земли забирал треть урожая, а где-то крестьянину, после того как он расплачивался с феодалом и государством, оставалась всего треть произведенного им. Положение усугублялось тем, что все это происходило в условиях низкой урожайности и отсталости сельскохозяйственной техники. Поставленные на грань выживания, измученные и униженные крестьяне поднимали восстания против землевладельцев и сборщиков налогов, искали правды у верховной власти. В лучшем случае — посылали депутации к султану. Повстанцы обращались за помощью к князьям Сербии, которые, однако, вели себя сдержанно и, как правило, только обращались к Турции в качестве посредников.

Попытки центральной власти обеспечить социальный мир — путем издания постановлений общего или местного характера, а также принятием судебных актов — наталкивались на ожесточенное сопротивление агов и бегов, а также мусульманского духовенства, не принимавших нововведений. Реформы приходилось проводить с оружием в руках. Особенно энергичное сопротивление оказывали беги и прочие боснийские «дворяне» — мусульмане славянского происхождения, говорившие на славянском языке. Время от времени на борьбу с ними направлялась и армия султана. В 1850–1851 гг. Омер-паша Латас (1806–1871) — бывший офицер Военной границы, принявший ислам, — ценой большой крови сломил сопротивление, покорил Боснию и изгнал в Стамбул 1500 агов и бегов.

Обновление геральдики: гербы Сербии в XIX в.

а) герб Княжества Сербии (1862) б) герб Королевства Сербии (1882)  

Одна за другой прокатились волны выступлений христиан и мусульман-консерваторов, бунтовавших против центральной власти. В периоды своей относительной консолидации власть принимала новые законы, свидетельствовавшие как об изменившемся соотношении сил, так и о неэффективности прежних постановлений. Так, хатт-и-хумаюн 1856 г. подтверждал указ от 1839 г., служа более эффективной мерой защиты равноправия христиан, которых уже нельзя было называть унизительным именем «райя». Для христиан открывался путь к государственной службе. Кроме того, вводились публичные суды, на которых свидетельство христианина имело тот же вес, что и свидетельство мусульманина. Было введено равное налогообложение. Запрещался откуп налогов. На христиан стала распространяться воинская повинность, от которой они могли откупиться. Были определены различные категории земельной собственности. Реформа государственного управления позволила христианам занимать должности в административных органах. Облегчалась деятельность церкви, дозволялось открывать церковные школы.

Повстанческие движения не были географически изолированными и не ограничивались социальными требованиями. Повстанцы все более соотносили свои действия с общей международно-политической обстановкой. Особенно с тех пор, как Россия и Австро-Венгрия стали проводить более активную балканскую политику. Первая— по той причине, что в 1871 г. освободилась от ограничительных условий Парижского мирного договора, а вторая — из-за того, что проиграла борьбу за доминирование в Германской империи.

Сербы Боснии и Герцеговины длительное время вели подготовку к восстанию. Началось оно в Невесинье (Герцеговина) 9 июля 1875 г., а непосредственным поводом к нему стало взимание десятины, последовавшее после сбора урожая. Восстание ширилось самопроизвольно, без централизованного руководства. Были окружены турецкие гарнизоны и пресечены коммуникации. В середине августа восстание вспыхнуло и в Боснии — в районах вдоль границы с Австро-Венгрией. Боевые действия спровоцировали массовые миграции населения, искавшего убежища за границей. Согласно оценкам того времени, число беженцев достигало 200 тысяч человек. Помимо событий в Боснии и Герцеговине европейское общественное мнение было взволновано восстаниями в Болгарии (осень 1875 г., весна 1876 г.), которые были подавлены с невероятной жестокостью. События в Европейской Турции оказались в центре внимания мировой общественности.

Напрямую заинтересованы в происходившем были Россия и Австро-Венгрия, заключившие тайное соглашение, направленное на раздел сфер влияния. Монархия Габсбургов дала понять, что выступает против расширения Сербии в направлении Боснии. Согласившись с такой позицией, Россия обеспечила себе свободу рук в отношении Болгарии и Константинополя. Черногорский князь Никола после непродолжительных колебаний энергично поддержал восстание в Герцеговине, возглавив повстанцев. В Сербии весть о восстании взволновала общественное мнение, требовавшее немедленного вмешательства, чего князь и ответственные политики всячески избегали. Повсюду — как в Княжестве, так и в Хорватии и Венгрии — сербы создавали комитеты помощи повстанцам.

В июне 1876 г. Сербия и Черногория, предварительно заключив между собой союз, объявили войну Турции. Эта война стала испытанием для не воевавшей полстолетия армии, плохо вооруженной и без должного командования. Нехватку офицеров восполнили русские добровольцы, а военными операциями руководил русский генерал Черняев. После отдельных успехов сербских войск (оборона Шуматоваца) события приняли неблагоприятный оборот. Князь принял посредничество великих держав, добившихся в сентябре заключения десятидневного перемирия. Однако Черняев, стремившийся втянуть Россию в войну с Турцией, убедил князя и сербских министров возобновить боевые действия, в ходе которых удача отвернулась от сербов. Туркам удалось захватить стратегические позиции у Джуниса, что открывало им дорогу в Центральную Сербию. И снова Россия добилась заключения перемирия (1 ноября 1876 г.).

Черногория, которая была также недостаточно готова к войне, тем не менее, проводила успешные операции в пределах собственных границ. Участвовать в событиях в Герцеговине черногорской армии не давала занимавшая нейтральную позицию Австро-Венгрия. Черногорцы добились значительных успехов, одержав победы над турками в сражениях у Фундины (14 августа 1876 г.) и под Вучьим Долом (28 августа 1876 г.). Черногория также присоединилась к перемирию, но впоследствии мирные переговоры велись самостоятельно каждой из стран, вовлеченных в конфликт. Поэтому в отличие от Сербии, заключившей мир 28 февраля 1877 г., Черногория до апреля вела безрезультатные переговоры, прерванные еще до вступления России в войну. Таким образом, черногорцы продолжили боевые действия против турок, в которых им теперь противостояла намного превосходящая их по численности турецкая армия, насчитывавшая 65 тысяч солдат. Несмотря на героическое сопротивление черногорцев, наступавших с двух сторон, туркам удалось соединиться у Подгорицы. Под угрозой оказалась столица — Цетинье. Однако вступление русских войск в Болгарию в июле 1877 г. вынудило Порту отвести значительную часть войск. После этого черногорская армия добилась нескольких крупных успехов. Был занят Никшич и укрепления, расположенные вдоль пути, ведущего в Билечу, но здесь снова последовало предупреждение Австро-Венгрии, запретившей переход границы с Герцеговиной. В январе 1878 г. были заняты Бар и Улцинь, а позднее — укрепления на берегу Скадарского озера. Наступление черногорцев прекратилось, когда поступило известие о подписании в Адрианополе русско-турецкого перемирия.

В отличие от предыдущей войны, в ходе которой Россия сдерживала Сербию, теперь — осенью 1877 г., — столкнувшись с ожесточенным и продолжительным сопротивлением под Плевной, она подталкивала Белград к началу боевых действий против Турции. Пятнадцатого декабря 1877 г. началось сербское наступление на Ниш, который был подвергнут осаде. Взятие Куршумлии оставило осажденных турок без подмоги. В результате удара в юго-восточном направлении были захвачены Бела-Паланка, а затем и Пи-рот. Освободившиеся силы были переброшены к Нишу, который пал 12 января 1878 г. После этого были освобождены Вранье и Гнилане. Новость о перемирии застала сербскую армию в Косово у Грачаницы.

Еще во время второй, оказавшейся успешной войны сербское правительство заявило о своих притязаниях на Видин и на «Старую Сербию», которой в османском административно-территориальном делении соответствовал Косовский вилайет, состоявший из четырех санджаков (Ниш, Призрен, Скопле и Нови-Пазар). Однако в соглашении о перемирии от 31 января упоминались только независимость Сербии и изменение ее границ. Еще более мрачным известием для Белграда стало подписание 3 марта 1878 г. Сан-Стефанского мирного договора. По его условиям Сербия получала независимость и территориальное приращение в 150 квадратных километров. Черногория значительно увеличивалась, но больше всех получала Болгария — ее территория теперь простиралась от Дуная до Эгейского побережья и албанских гор. Российские политики и не скрывали, что для них интересы Болгарии были гораздо важнее сербских. Это привело к изменению отношения сербского общества к России, а также позиции официального Белграда к Петербургу.

Англии и Австро-Венгрии, стремившимся к пересмотру условий Сан-Стефанского договора, удалось добиться созыва международной конференции, собравшейся в Берлине в июне 1878 г. (Берлинский конгресс). Во время подготовки к конгрессу Сербия была вынуждена обратиться к Вене за помощью в защите ее интересов. За это Белград обязывался заключить с ней торговый договор, присоединить сербские железные дороги к венгерской сети в течение трех лет, а также предоставить Австро-Венгрии концессию на регулирование Дуная в районе Джердапской теснины. В Берлине сербские и черногорские представители не были выслушаны. После долгих дискуссий последовало решение о том, что к Сербии должны отойти города Ниш, Пирот, Вранье, Лесковац и Прокупле. Такой исход переговоров был воспринят без энтузиазма.

Условием признания независимости стало принятие законов о конфессиональном равноправии и свободе вероисповедания. Имелись в виду евреи, однако действие новых законов распространялось и на мусульман, а равно и на их имущество. Сербия обязывалась ничего не менять в условиях торговых отношений с другими странами и построить транзитные железнодорожные пути через новоприсоединенные территории, что раньше было обязанностью Турции. Пятого августа 1878 г. скупщина ратифицировала решения Берлинского конгресса. В результате расширения границ — хотя и меньшего, чем предусматривалось русско-турецким договором, — территория Черногории увеличилась в два раза. Были присоединены имевшие важное значение города: Подгорица, Никшич, Колашин, Спуж, Жабляк, Плав и Гусинье. Последние два вследствие сильного сопротивления албанцев были в 1880 г. возвращены Турции. Взамен Черногория получила Улцинь с побережьем до реки Бояны.

Итоги Великого восточного кризиса и решения Берлинского конгресса сербы восприняли как национальную трагедию. Не потому, что Сербия получила меньше, чем рассчитывала, а из-за того, что австро-венгерская оккупация Боснии и Герцеговины стала непреодолимым препятствием на пути расширения границ Сербии в направлении этих областей, в которых проживало сербское население. Считалось, что австрийская власть еще хуже турецкой. Ее установлению сербы вместе с мусульманами противились еще очень долго.

 

Разнонаправленные пути развития

Берлинский конгресс увеличил территорию Сербии и Черногории, однако и Австро-Венгрия стала больше по территории после оккупации Боснии и Герцеговины. В результате количество сербов, проживавших в независимых государствах и в монархии Габсбургов, оставалось приблизительно равным. Половина здесь — половина там. Как и в XVIII в., сербы в Австро-Венгрии были разделены. Но уже не различными режимами, характерными для Военной границы, жупаний и землевладений, а границами областей, имевших различные государственный статус и административное устройство. Главной проблемой являлся не статус отдельного человека — к этому времени было достигнуто равноправие всех подданных перед законом и судом, — а положение этнической группы. В современном государстве все, кто не принадлежал к титульной нации, подталкивались к растворению в правящем «политическом народе». В свою очередь этнические группы, переживавшие «пробуждение» или «возрождение» и осознававшие свою самоидентичность, упорно сопротивлялись такой участи.

Сербы в силу их значительной численности, а также с учетом опыта XVIII в. и событий 1848–1849 гг. не были подходящим «материалом» для ассимиляции. Этой угрозе, которую осознавали, иногда преувеличенно, не только политические и культурные элиты, но и массы, сербы сопротивлялись настолько, насколько им позволяли их возможности и иные обстоятельства.

Согласно Соглашению 1867 г., устройство монархии Габсбургов стало дуалистическим. Однако сербы были разделены не на две, а на четыре отдельные группы. В границах исторической Венгрии, по условиям второго Соглашения, 1868 г., автономию получила Хорватия, имевшая собственное административное устройство, судебную систему, школы. В Хорватии, на которую не распространялся венгерский Закон о народностях 1868 г., сербы находились введении бана и сабора. Хотя решение сабора 1867 г. гласило, что «в Триедином королевстве признается проживающий в нем народ сербский как идентичный и равноправный», равноправия сербам было добиться нелегко. К тому же в упоминании «идентичности» крылась угроза ассимиляции. Поскольку сербы говорили на одном языке с хорватами — правящим политическим народом, для сохранения их национальной индивидуальности большое значение имело название народа и определение языка, а также кириллица и православная вера.

Когда в 1881 г. юрисдикция хорватских властей распространилась на Военную границу, доля сербов в Хорватии значительно возросла. Они насчитывали 497 746 человек, составляя 26,3% всего населения. Сербы проживали компактно в отдельных частях бывшей Границы. И ни в одном городе они не имели большинства, за исключением города Сремски-Карловци, где находилась Патриархия. Они составляли соответствующую часть весьма узкого слоя электората (2% всего населения; с 1910 г. — 8,8%), участвовали в выборах в сабор, в котором их иногда представляли 30 депутатов.

Карта 7.2. Сербия и Черногория после Берлинского конгресса (1878)

После австро-венгерской оккупации Боснии и Герцеговины сербы основали Сербскую самостоятельную партию (1880), боровшуюся за признание сербского имени, сохранение кириллицы, автономию сербской школы и равную долю государственной помощи, оказываемой властями учреждениям культуры и просвещения. К запросам сербов с пониманием относилась и часть Народной партии, которая приняла Соглашение и сотрудничала с правительством в Пеште в отличие от оппозиции, возглавляемой Хорватской партией права Анте Старчевича, которая отрицала сам факт существования сербов в Хорватии.

Бан Кароль Куэн-Хедервари (1883–1903), непопулярный из-за проводимой им политики насильственной мадьяризации, использовал голоса сербских депутатов в обмен на мелкие уступки. Большое значение имел принятый после долгих проволочек «Сербский закон» (1887), смысл которого состоял помимо самого факта употребления сербского имени в подтверждении сербской автономии в вопросах церковной жизни и образования. Кроме этого, Закон санкционировал употребление кириллицы, одобрял участие в соборах и органах церковно-школьной автономии, а также содержал обещание поддержки просветительской и культурной деятельности. Таким образом сербы в Хорватии получили те права, которыми они пользовались в Венгрии еще в XVIII в.

Сербы выступали за самостоятельность Хорватии и расширение ее границ (после Военной границы в центре их внимания была Далмация). Хотя многие из них выступали против куэновского режима, хорватская оппозиция, поддерживаемая клерикалами, отрицала их существование. Атмосфера враждебности выливалась в сербские погромы, которые имели место в 1895, 1899, 1902 гг.

Сербское городское население вследствие сложившихся обстоятельств должно было посвятить себя предпринимательству и свободным профессиям, в чем к концу XIX в. весьма преуспело. В 1895 г. в Загребе появился Сербский банк, превратившийся со временем в крупнейшее сербское финансовое учреждение, имевшее филиалы в других регионах и инвестировавшее средства в различные проекты в Боснии и Черногории. Среди крестьянства ширилась деятельность основанного в 1897 г. Союза сербских земледельческих задруг, в состав которого в 1905 г. входила 141 задруга. Тогда же было основано и общество «Привредник» («Хозяйственник»), взявшее на себя заботу об обучении и трудоустройстве молодых ремесленников и торговцев.

Большие перемены предвещала активизация хорватской и сербской молодежи, которая, объединившись в 1896 г., прилагала усилия к сближению двух народов. Более жестким становится отношение к правящей династии («новый курс»); формируется Хорватско-сербская коалиция, где на первые роли претендуют политики, которым позднее предстоит сыграть главную роль в создании югославянского государства: Франо Супило (1870–1917), Анте Трумбич (1864–1938), Светозар Прибичевич (1875–1936). Коалиция одерживает победу на выборах и препятствует деятельности бана, назначаемого венгерским правительством. Новое обострение ситуации вызвала аннексия Боснии и Герцеговины. В 1909 г. группу в составе 53 сербских политиков обвинили в том, что при поддержке правительства Сербии она готовила революцию в Хорватии. Сфабрикованный «процесс над государственными изменниками» получил обратный эффект — защитниками сербов выступили хорватские политики и юристы. В ходе повторного процесса, начатого на основании антисербской статьи венского историка Фридъюнга, стала очевидной фальсификация доказательств, выдвинутых стороной обвинения.

Далмация в то время, не являясь частью Хорватии, входила в состав Цислейтании. Область была представлена в Рейхсрате, ас 1861 г. избирала свой отдельный сабор. Исполнительную власть осуществляли Территориальный комитет и наместник. Сербы составляли 17% населения Далмации. Доля их росла вопреки неблагоприятным экономическим условиям. Если в 1870 г. сербов было 80 тысяч человек, то в 1910 г. —уже 105 тысяч. Подавляющее большинство составляли крестьяне с небольшими земельными наделами. Среди горожан было немало преуспевающих торговцев. Сербская община Триеста насчитывала 300 человек. В Далмации, благодаря наследию Иллирийских провинций, положение сербов было более благоприятным. Наличие собственных школ и издательская деятельность привели к формированию слоя образованных людей.

В церковной структуре произошли перемены — из Шибеника резиденция епископа переместилась в Задар, а в 1870 г. в Боке появилась собственная епископия. В 1874 г. обе епархии были подчинены Буковинско-Далматинской митрополии, находившейся под контролем Австрии.

В некоторых бывших городах-коммунах австрийскую власть поддерживали те жители, для которых итальянские язык и культура были символом их особого статуса. Народняки, тогда еще не разделившиеся на сербов и хорватов, требовали равноправия, особенно в вопросах употребления языка и представительства в муниципальных службах. Сербы поддерживали требование о присоединении Далмации к Хорватии и Славонии, в результате чего было бы восстановлено Триединое королевство. Однако с течением времени сербско-хорватское размежевание произошло и в Далмации. Оно стало особенно явным после того, как в 1878 г. хорваты поддержали оккупацию Боснии. Ее присоединение к Хорватии стало пунктом национальной хорватской программы.

Следствием этого стало основание в 1879 г. Сербской народной партии, которая по большей части выступала самостоятельно, а иногда в союзе с «автономистами», представлявшими городское итальянское население. Клерикальные течения были сильными и у сербов, и у хорватов. В Сербской народной партии только в 1903 г. было сломлено сопротивление клерикалов, в результате чего в партийной программе появилось положение о «сербском народе трех вер». Представление же о том, что только православный может считаться сербом, имело в Далмации особое значение, поскольку служило идейным инструментом защиты от влиятельных в то время сербов-католиков из южных районов (Дубровник и Бока). Таким образом, параллельно сербско-хорватскому сближению в Хорватии протекал аналогичный процесс в Далмации.

Босния и Герцеговина последней из югославянских областей перешла под власть Габсбургов. Формально, до аннексии 1908 г., она была частью Турции. Фактически входила в империю Габсбургов на положении колонии, расположенной между Австрией и Венгрией, оставаясь в ведении общего австро-венгерского Министерства финансов. Непосредственное управление провинцией осуществляли Территориальная администрация и губернатор, которому подчинялась армия и полиция. Согласно переписи 1879 г. сербов там было 485 496 человек, что составляло 42,88% населения. К концу австрийского правления (1910) 87,92% из них составляли крестьяне. Их положение было чрезвычайно тяжелым, так как и новая власть сохранила феодальные отношения. Ага по-прежнему получал треть урожая, а государство — десятину.

Жители Боснии и Герцеговины — представители трех религиозных сообществ — искали поддержки в Хорватии, Сербии и Османской империи. Со своей стороны австрийские власти делали все, чтобы воспрепятствовать установлению подобных связей. По мнению австрийских властей, чувство собственной территориальной принадлежности должно было возобладать над этническим самосознанием населения. Поэтому опорой австрийцев стала мусульманская аристократия. Кроме того, в привилегированном положении находились католики, что находило отражение в деятельности администрации, в экономической жизни, а также в государственной политике колонизации.

Для сербов такая позиция Вены представляла двойную опасность. С одной стороны, она тормозила процесс освобождения зависимых крестьян (кметов) от феодальной зависимости, а с другой — препятствовала их национальному и культурному развитию, укреплению связей с остальными сербскими землями. Вена не стремилась к радикальному лишению мусульманских бегов их правящего положения. Не добивались этого и лидеры сербов, намеревавшиеся привлечь влиятельных мусульман на свою сторону. Раскрепощение кметов происходило путем выплаты выкупа и компенсаций прежним хозяевам. При этом, несмотря на выделение специальных кредитов и прочие меры, процесс освобождения от феодальной зависимости протекал очень медленно. К началу Первой мировой войны далеко не все кметы получили свободу. Сербскому крестьянству в значительно меньшей степени, чем другим слоям населения, удалось ощутить плюсы европеизации и модернизации, инициированных властью.

Православных Боснии и Герцеговины и после 1878 г. окормляла Константинопольская патриархия, подписавшая в 1880 г. с Веной конвенцию, согласно которой император выбирал епископа из трех предлагавшихся ему кандидатур. В провинции было три архиерея, по традиции носивших титул митрополита. В 1900 г. основали четвертую епархию — с кафедрой в городе Баня Лука. Священники обучались в семинарии, открытой близ Сараева. В 1878 г. действовал 231 храм, а к 1906 г. была построена еще 201 церковь.

В городах ведущая роль принадлежала торговцам — наиболее материально обеспеченным и энергичным представителям сербов. Они боролись за сохранение языка, кириллицы, автономии школ для православных. Власть, напротив, стремилась к упразднению школ, созданных церковью, к замене их государственными. Еще в конце XIX в. православные священники возглавляли 309 школ. Учителей готовили на специальных курсах в Мостаре и Сараево, где имелось отделение для подготовки женщин-учительниц.

Как и в Венгрии, сербы в Боснии и Герцеговине организовывали церковные общины, которые имели немалый вес и в которых священникам оказывали поддержку состоявшие из мирян комитеты. Иногда между духовенством и прихожанами возникали разногласия, особенно по вопросу о выборе учителей. Здесь, как и в венгерской части Империи, местные радикальные националисты обвиняли церковных иерархов в уступчивости и угодливости по отношению к властям. Церковные общины и городские жители инициировали организацию читален и клубов, создание благотворительных, спортивных, певческих и трезвеннических обществ, которые в своей совокупности сформировали сербский сегмент гражданского общества в Боснии и Герцеговине. До 1912 г. появилось 330 региональных добровольных организаций такого рода. Деятельность политических объединений была запрещена до начала XX в. По широте поля деятельности и насыщенности программы самой значительной организацией была «Просвета», существовавшая с 1902 по 1911г. и имевшая 74 филиала. После 1903 г. наступил период относительной либерализации, что привело к появлению политических объединений, созданных на национальной основе. Образованная в 1907 г. Сербская народная организация оказывала ожесточенное сопротивление аннексии 1908 г. Вместе с мусульманами сербы добивались автономии для «сербских земель» под властью султана.

В 1910 г. император даровал Боснии и Герцеговине конституцию, предусматривавшую введение народного представительства, выборы в которое проходили в соответствии со сложной куриальной избирательной системой. Курии различались по конфессиональной и профессиональной принадлежности, а также по имущественному состоянию. Осуществление подобных модернизационных мер не принесло, однако, общественной стабильности, поскольку не смогло остановить обострение социальных и межэтнических противоречий. Положение усугублялось тем, что и в Боснии молодое поколение выступало за применение революционных мер, рассматривая насилие как вполне приемлемое средство политической борьбы. В начале XX в. стало очевидно, что политика насаждения «боснийского» самосознания потерпела крах. С другой стороны, набиравшим силу националистическим движениям (сербскому и хорватскому) не удалось поглотить местных мусульман. За сорок лет пребывания под властью Габсбургов они превратились во внутренне консолидированную общность, оказывавшую сопротивление попыткам ассимиляции и не укладывавшуюся в традиционные модели этнической классификации.

В 1910 г. в Венгрии (без Хорватии и Трансильвании) на территории более обширной, чем нынешняя Воеводина, проживала 461 тысяча сербов. (Двадцать лет потребовалось для восстановления численности сербского населения после потерь, понесенных входе революции 1848–1849 гг.). Оказавшиеся более других вовлеченными в процесс урбанизации, венгерские сербы и их предводители оставались вплоть до конца XIX в. наиболее влиятельными среди своих соплеменников, проживавших в монархии. Издаваемые ими газеты читались во всех областях, где жили сербы. Уже в начале XX в. лидерство переходит к экономически и политически более развитым сербам из Хорватии, бывшей в то время центром оппозиции в отношении власти Габсбургов.

После Соглашения положение сербов определял принятый в 1868 г. Закон о народностях, который не устраивал ни тех, кого он касался, ни тех, кто должен был его осуществлять. При этом характер применения Закона во многом зависел от личного усмотрения полномочных органов власти. Полтора столетия существования церковно-школьной автономии, и длительная традиция употребления родного языка в сербских селениях служили усилению позиций сербской «народности». Венгерские власти, уважавшие права школьной автономии находили, однако, способы ее ограничения. Росли требования, предъявляемые к тем, кто желал основать школу. Целью было увеличение числа школ, подчинявшихся муниципалитетам, в ущерб церковным учебным заведениям.

Со времени издания Соглашения власти стремились изменить прежнюю обстановку в районах с этнически неоднородным населением, насаждая в них символику исключительно титульной нации. Это касалось языка различных объявлений и надписей, наименований улиц и площадей, памятников, названий учреждений, формы муниципальных чиновников и др. Сопротивление подобным мерам вызывало еще более грубое навязывание венгерского языка, ставшего обязательным для всех начальных школ и гимназий вне зависимости от их принадлежности. Открывались многочисленные государственные школы, которые должны были обеспечить знание официального языка всеми жителями Венгрии. Накануне Первой мировой войны лишь треть начальных школ были негосударственными.

Борьба сербов за выживание велась в двух направлениях — в парламенте и на местах, то есть там, где они проживали. Соотношение сил в парламенте было таково, что пламенные речи сербских депутатов оставались безрезультатными. Однако они все же оказывали психологическое воздействие — росло чувство народного единства. Простые люди, не обладавшие правом голоса, получали от сербских партий поддержку и ободрение. В обычной жизни денационализации сопротивлялись государственные и муниципальные служащие, органы церковной и школьной автономии, священники, учителя, сотрудники частных благотворительных и культурных учреждений, которых к концу XIX в. становилось все больше.

Гражданское либеральное движение заявило о себе как альтернатива сербской церковной иерархии. Либералы основали Сербскую народную свободомыслящую партию, которая боролась за голоса весьма немногочисленных избирателей, составлявших 2% всего населения. В самом лучшем случае от нее избиралось по три-четыре депутата, однако они оставили гораздо более заметный след в работе парламента, чем сербы, выбранные по списку правящей венгерской партии. В верхней палате заседал патриарх с владыками.

Событием, сильно повлиявшим на партийные отношения в сербской среде, стал преждевременный отход от дел в связи с пошатнувшимся здоровьем лидера партии Светозара Милетича. Одно крыло Сербской свободомыслящей партии, куда входили богатые и авторитетные политики (так называемые нотабилитеты), отказалось от позиции жесткого неприятия Соглашения от 1867 г. и изменило соответствующее положение партийной программы 1884 г. (Кикиндская программа). На другом фланге находилась радикальная фракция, сформировавшаяся в условиях партийной жизни Сербии из группы приверженцев социализма. В 1902–1914 гг. на основе этой фракции сформировалась отдельная Радикальная партия, активно действовавшая в Венгрии и Хорватии. Партия выступала за демократические реформы и защиту интересов низших слоев общества, боролась за всеобщее право голоса и равноправие женщин. Лидером организации был Яша Томич (1856–1922), оставивший неоднозначный след в истории. В течение тридцати лет он оказывал значительное влияние на политическую ситуацию в Воеводине и Хорватии, не гнушаясь при этом демагогии, шовинизма и антисемитизма.

В начале XX в. сербские партии конфликтовали друг с другом во время выборов в Комитет Народноцерковного собора и в другие органы церковно-школьной автономии, которые управляли и распоряжались имуществом и средствами многочисленных фондов. Помимо скандалов, вызванных финансовыми аферами, между иерархами и политиками возникали трения по поводу вмешательства мирян во внутрицерковные дела. Распространенное среди протестантов, оно не соответствовало традициям православной церкви. Партии стали влиять на выборы патриарха. Тоже самое делала и государственная власть, потребовавшая во время выборов 1907 г. знания кандидатом венгерского языка. Деятельность патриархов и владык оценивалась в соответствии с критериями партийной жизни. Это привело к тому, что архиереи, занимавшие свои кафедры в конце XIX — начале XX в., прежде всего патриархи Герман Анджелич (1881–1888) и Георгий Бранкович (1890–1907), несмотря на все их несомненные заслуги в развитии церковной жизни, клеймились как слуги режима. Самым тяжелым последствием подобных столкновений стала отмена решений органов церковно-школьной автономии в 1912 г.

Во второй половине XIX в. государственные границы хотя и разделяли сербов, проживавших в Сербии, Черногории и монархии Габсбургов, но не могли их изолировать друг от друга. В период явной зависимости Белграда от Вены (наступивший после Берлинского конгресса) сформировались условия для более доступных контактов между сербами, обитавшими по разные стороны пограничных рек. Впрочем, они и раньше время от времени находились в тесном взаимодействии — как это было в 1848–1849 гг. или во времена Объединенной сербской Омладины. Но в отличие от интеллектуальных элит, прочно связанных между собой, народные массы были отделены друг от друга границами отдельных областей. Специфические региональные особенности накладывали отпечаток на их обычаи и менталитет.

Общими для всех сербов были язык и принадлежность к единой церкви, хотя религиозная практика имела значительные региональные различия. Они разделяли одни и те же исторические традиции, как воспринятые из эпоса, так и приобретенные в самом общем виде в школе. У венгерских сербов над крестьянами и горожанами верховенство имело дворянство, не получившее развития в Сербии и Черногории. Дворяне определяющего влияния внутри сербского общества не имели. Их было немного даже среди крупных землевладельцев. Исключение составляли бароны Федор и Михайло Николичи, имевшие в своем распоряжении по 6360 и 4630 ютро земли, а также барон Милош Баич, имевший 1708 ютро. Однако участками, размеры которых превышали 1000 ютро, владели и городские семьи: Дунджерские, Манойловичи, Качанские и Гаванские. В то же время в конце XIX в. в Сербии всего лишь три землевладельца имели больше 300 гектаров (427 ютро). Различалось и имущественное положение крестьянских масс. Статистические данные 1889 г., касающиеся Сербии, приведены в гектарах, а датированные 1910 г. сведения о сербах Венгрии — в кадастровых ютро. Мелкими участками (менее 5 га) располагало 72,6% населения Сербии и лишь 24% венгерских сербов. Среди последних было много владельцев участков размером в 20–50 ютро (11–28,7 га), они составляли 9,2% сербского населения. В Сербии на все владения больше 10 гектаров приходилось 7,08% жителей. На севере концентрация земельных владений сопровождалась обезземеливанием крестьян и массовой эмиграцией, которой не было на юге. В свою очередь Сербия страдала от перенаселенности и малоземелья, что неизбежно приводило к хронической бедности.

Сербскому сообществу в Венгрии были присущи значительная доля средних землевладельцев и относительно высокий уровень урбанизации. Согласно переписи 1910 г., в городах проживало 18,4% сербов (в 1900 г. 17,5%). В Сербии доля городского населения составляла 13,2%. Облик городов также сильно различался. Десяток поселений городского типа в Южной Венгрии, в которых сербы составляли большинство или значительную часть населения, представляли собой типичные центральноевропейские города со стандартным перечнем учреждений и ведомств. Города в Сербии постепенно избавлялись от восточного облика и закрытости. Моделью европеизации была столица.

Уровень грамотности служил показателем общественно-экономических различий, как и результатов предыдущего культурного развития. В начале XX в. больше половины сербского населения Венгрии (мужчин и женщин) были грамотными (неграмотными оставались 41,66% женщин). Тогда как в самой Сербии неграмотных насчитывалось 78,97% (женщин более 90%).

Зона племенного общества и далее отличалась от областей, в которых шел процесс урбанизации. Часть территорий перешла вместе с Герцеговиной под власть Габсбургов. Другие в составе Черногории продолжили свое развитие на автохтонных началах. Третьи боролись за освобождение от османской власти. Модернизация затронула все три типа территорий — отчасти благодаря государственному вмешательству, но в основном в результате оттока населения в города. Работая или получая образование, бывшие крестьяне становились горожанами. Сохраняя родственную солидарность и многочисленные обычаи, они стремились смягчить агрессивное воздействие рыночной экономики и товарно-денежных отношений, присущих капитализму. Культ предков, погребальный церемониал и героический эпос оставались характерными чертами той области, где преобладало племенное общество, благодаря чему она продолжала выделяться на фоне окружавших ее регионов даже тогда, когда модернизация шагнула далеко вперед, придав многим городам некое единообразие.

Основные элементы, характеризующие среду проживания, — типы поселений, формы зданий и организация окружавшего их пространства, уровень технического оснащения хозяйств — не были одинаковыми на пространстве от Сентандреи до Черногории. Сильное и непрекращающееся европейское влияние, оказываемое с севера и запада, в конечном итоге нивелирует этнические и региональные различия, но в первое время оно будет служить фактором их усиления, вследствие неодинакового восприятия нововведений.

В отличие от разнонаправленности социально-экономического развития в области высокой культуры процессы формирования элит способствовали созданию общего наследия, передаваемого новым поколениям сербов. К концу XIX в. взаимные связи интеллектуальных кругов обеспечили появление общего культурного пространства, подобного существовавшему с конца XVIII в., однако теперь гораздо более обширного и содержательно богатого.

Главным средством массовой информации была печать, в которой преобладали местные и региональные газеты. Лишь небольшое число специализированных изданий распространялось по всей территории, заселенной сербами, вне зависимости от места их проживания. Это издания Сербской королевской академии, Матицы Сербской, Сербского литературного товарищества (1892). К началу XX в. во всех областях, где обитали сербы, формируются литературные и культурные центры. Так, к Черногории и Далмации присоединяются Сараево и Мостар. Распространялись книги, газеты, журналы. Писатели путешествовали, границы не являлись серьезным препятствием. Биографии выдающихся интеллектуалов и литераторов дают представление о том, как они переезжали из одной области в другую и как наиболее значительные их произведения становились популярными повсюду. Многие предпочитали, как и ранее, переселяться в Сербию для завершения своей карьеры. Уже преодолены характерные для первой половины века различия в уровне культурного развития австро-венгерских сербов и жителей Сербии. Наметился паритет, а с 80-х годов XIX в. пальма первенства в культуре переходит к Королевству. И в этом отношении весьма символичной представляется деятельность Сербской королевской академии, основанной в 1896 г. и объединившей выдающихся ученых и художников из всего сербского ареала. Культурное лидерство Белграда стало безусловным после 1903 г., когда вокруг него объединились многие писатели и деятели культуры из югославянских областей.

Существование нескольких очагов культурной жизни облегчало сербам задачу установления отношений с европейскими культурными центрами и вместе с тем делало их устойчивыми к внешнему воздействию. Кроме того, оно способствовало развитию внутрисербских связей. Сербы из Шумадии и Воеводины узнавали о своих соплеменниках из произведений черногорских, далматинских или герцеговинских авторов.

Если до конца XVIII в. довольно скудная сербская литература обогащалась за счет расширения тематики сочинений, то к концу XIX в. — в результате появления новых ранее неизвестных жанров и художественных стилей. Все крупные литературные течения — от романтизма до модернизма — нашли свое отражение в сербской литературе, появившейся до Первой мировой войны. На рубеже веков процесс культурного объединения сербов был такой же реальностью, как и их разделенность между отдельными государствами и областями с различными административными режимами. Значение и того и другого проявится, когда все сербы будут объединены в границах одного государства.

 

Конституционный порядок и парламентаризм на практике

Провозглашение на Берлинском конгрессе независимости Сербии и Черногории формально ввело их в круг полноправных европейских государств и одновременно поставило перед ними практическую задачу привести свое внутреннее устройство и характер политического развития в соответствие со стандартами того общества, членами которого они стали. Общую отсталость и примитивизм властных структур невозможно было преодолеть одним махом, однако могла быть создана институциональная основа для развития политической культуры, наличие которой служило необходимым условием для ускоренной модернизации.

Однако на этом пути оба государства столкнулись с препятствиями, коренившимися не только в наследии прошлого, тяжело поддающегося переменам, но и в характере личностей тех, от кого зависело принятие решений. В своем развитии Сербия и Черногория уже достигли такого уровня внутреннего устройства, который исключал возможность существования лишь одного центра власти и ее источника. Необходимо было опираться на круг соратников, а также на все более многочисленных специалистов и широкую сеть административных органов, посредством которых государство реализовывало свою волю в каждой сфере жизни и в каждом уголке страны. Однако случилось так, что в обоих случаях престол оказался в руках личностей, склонных к абсолютистскому способу правления. В Черногории князь Никола придерживался реакционной идеологии, согласно которой не нужна никакая конституция, ибо в самом народе и его племенных традициях можно обнаружить лучшие модели государственного устройства. В Сербии князь Милан Обренович, не являясь принципиальным сторонником неограниченной власти, стремился к ее достижению на практике. Он правил своевольно, пренебрегая законами и не обращая внимания на прочие государственные институты.

Столь желанное территориальное расширение, происшедшее в 1878 г., сделало актуальной проблему интеграции новых земель. Особенно драматично ситуация сложилась в Черногории, где появились города и городское население. Сербия должна была выполнить взятое на себя обязательство — построить свой отрезок железной дороги. Оба государства обещали уважать имущественные права прежних собственников. Крестьянам представилась возможность освободиться от хозяев и получить в собственность землю, которую они обрабатывали. Власти обязывали их выкупать наделы, что вызвало споры по вопросу о цене. В конце концов, в 1884 г. проблема была урегулирована общим выкупом всей земли на средства государственного бюджета.

Смена власти в присоединенных округах сопровождалась выселением одних и заселением других. Из Сербии эмигрировали мусульмане — турки, местные мусульмане и исламизированные албанцы. Те, кто не желал оставаться под властью христиан, переселялись добровольно. В то же время целенаправленно создавалась атмосфера, которая побуждала мусульман к отъезду. В 1878 г. в четырех освобожденных округах проживало 38% мусульман. А к 1890 г. доля несербского населения в них сократилась до 20%.

Из многих городов исчезали их ориентальные символы — разрушались минареты и другие объекты, напоминавшие о турках. Однако в архитектуре жилых строений восточное наследие продолжало сказываться в течение долгого времени уже после начала XX в.

В первые же годы независимости в Сербии появляются политические партии, которые будут определять всю ее дальнейшую политическую жизнь. Две новые партии, придерживавшиеся противоположных позиций, присоединились на политической арене к либеральной партии, которая приобрела вес после смерти князя Михаила, сыграв решающую роль в принятии Конституции 1869 г., и находились у власти в период войн за независимость. Напредняцкую (Прогрессивную) партию в 1881 г. основали видные интеллектуалы — они были солидарны с монархом в том, что необразованный народ не готов участвовать в государственных делах. Напредняки — эти искренние сторонники модернизации — полагали, что осуществление реформ возможно лишь сверху и только при поддержке двора.

Основанная также в 1881 г. Народная радикальная партия являлась действительно новой и в прямом смысле этого слова массовой политической организацией. У ее истоков стояли социалисты, которые затем вышли в своих устремлениях за пределы сугубо социальной программы. Радикалы выступали с критикой правительства и чиновничества, высказываясь в пользу самоуправления. Такая позиция встречала поддержку недовольных крестьянских масс, ненавидевших власть, городских жителей и интеллигенцию. Ввиду того что в Сербии избирательный ценз был невысок (требовалось только платить налог), электорат был обширным и охватывал почти все взрослое мужское население. Радикальной партии удалось политизировать крестьянские массы и благодаря этому побеждать на выборах. Поначалу политику радикалов определяли народные трибуны «от сохи», но позднее— со вступлением в партию интеллигенции — ее облик стал более респектабельным. Партийное руководство ставило интересы своей партии превыше всего, отвергая любые инициативы правительства, вне зависимости от того, была ли от них польза народу.

Обе партии придерживались и противоположных внешнеполитических позиций. Напредняки поддержали князя Милана, являвшегося убежденным австрофилом. Возглавляемое ими правительство (1881–1887) заключило с Австро-Венгрией торговый договор, а затем и Тайную конвенцию, согласно которой сербский монарх обязывался не заключать никаких международных договоров без согласия Вены. Она же в ответ на это согласилась с желанием Милана провозгласить себя королем. В 1882 г. с большой помпой скупщина объявила Сербию королевством. Сей акт был призван символизировать восстановление связи с традицией сербского средневекового королевства, прекратившего свое существование пятьсот лет назад. Однако именно это событие продемонстрировало принципиальное отсутствие какой бы то ни было реальной преемственности — помимо церкви, ни одним другим институтом, знаком отличия или символом королевство Обреновичей не было связано со средневековым сербским государством.

Непопулярный и односторонний внешнеполитический курс дезавуировал законы, принятые напредняцким правительством, делавшим важнейшие шаги в направлении модернизации, — Закон о печати (1881), Закон о собраниях и объединениях (1881), Закон о судьях (1882), Закон о начальных школах (1882), которым было введено обязательное начальное образование; Закон о Народном банке (1882), Закон о валюте (1882), Закон о реорганизации армии (1883). Принятие этих законов служило логическим дополнением тех модернизационных мер, осуществлявшихся Регентством, среди которых были постановления о переходе на метрическую систему мер (1873) и о чеканке монет.

Попытка реализации Закона об армии имела драматичные последствия. Согласно ему, следовало собрать оружие, остававшееся на руках у народной армии, против чего выступили радикалы, призвавшие народ оружие не сдавать. Центральный комитет радикалов не вмешивался напрямую, но низшие партийные инстанции в Восточной Сербии (Тимок, Заечар, Княжевац) организовали сопротивление, жестоко подавленное армией (Тимокское восстание). Многие участники восстания были посажены в тюрьму, некоторые казнены. А лидеры партии бежали в Болгарию. Лишенные руководства, радикалы на некоторое время утратили былое влияние.

Однако вместо ожидаемой стабилизации ситуации наступил новый кризис. В 1885 г. король втянул страну в войну, которую никто не поддержал. Стремясь добиться для Сербии какой-нибудь компенсации за объединение Болгарии и Восточной Румелии, Милан решил напасть на Болгарию. Лишенная мотивации армия, плохое командование и решительное сопротивление болгар превратили поход в катастрофу. Спасать сербского монарха пришлось Австро-Венгрии. Бухарестский мир 1885 г. восстановил довоенный статус-кво.

Джордже (Георгий) Петрович Караджордже (Карагеоргий) 

Покрыв себя позором, король начал выдвигать идею отречения в пользу своего малолетнего сына. Проявляя все более растущую неуравновешенность, он конфликтовал с королевой по поводу развода. В 1887 г. король совершает внутриполитический поворот на 180 градусов и призывает к власти Радикальную партию, руководство которой вернулось из-за границы. Радикалы согласились войти в правительство, а по стране прокатились погромы, жертвами которых стали представители прежних властей, также прибегавших к насилию. Было убито 140 человек; многих изгнали со службы. Новое правительство с помощью правоведов и при участии представителей всех партий выработало проект конституции, которая была принята в 1888 г. Она оказалась настолько демократичной, что впоследствии ее упразднили. В 1889 г. король отрекся от престола, а коронация наследника была приурочена к празднованию пятисотлетней годовщины Косовской битвы (28 июня 1889 г.). Юбилейное торжество вызвало отклик у всех сербов, вне зависимости от места проживания, хотя австро-венгерские власти всячески препятствовали празднованию.

Новый король, еще не достигнув совершеннолетия, отказался от услуг Регентства; он неоднократно отменял конституцию и отправлял в отставку кабинеты. Вернувшийся в страну экс-король Милан стал главнокомандующим. Как и его отец, молодой король во внешней политике ориентировался на Австро-Венгрию. Наибольший ущерб авторитету Александра Обреновича нанес его брак с фрейлиной его матери и вдовой Драгой Машин, а также скандал, связанный с ее ложной беременностью. Среди офицеров и политиков возник заговор, приведший к убийству Александра и Драги. Заговорщики намеревались возвести на престол внука Карагеоргия, Петра Карагеоргиевича— сына князя Александра. Приняв его условия и возвратив Конституцию 1888 г., скупщина избрала Петра королем. Состоявшаяся в 1904 г. коронация была приурочена к юбилею начала Первого сербского восстания!

Наступил поворот во внутренней и внешней политике, в которой австро-венгерская ориентация была заменена на пророссийскую. В то же время в отношениях с западными странами, особенно с Англией, наступил кризис, вызванный ее негативной реакцией на убийство короля Александра. Требования Европы строго наказать заговорщиков привели к обострению отношений двора и офицерства, а также к появлению второго неформального центра силы помимо парламента, короля и правительства.

Милош Обренович 

Пока на сербском престоле сменилось четыре монарха из двух династий, правитель Черногории князь Никола Петрович Негош приближался к золотому юбилею своей власти. Упорно отвергая идею принятия конституции, Никола все же осуществил некоторые перемены, многие из которых после Берлинского конгресса стали неизбежными. С известными трудностями были определены границы страны, создана таможня, введена монополия на торговлю табаком, солью и керосином. Это не намного увеличило государственные доходы, продолжавшие пополняться за счет иностранной помощи, главным образом российской. Черногория неоднократно брала займы, вернуть которые до конца периода независимости так и не успела. За последние два десятилетия XIX в. благодаря австрийской помощи в ней были построены дороги, связавшие основные города страны.

Была проведена реформа армии, которая получила новое вооружение, а в 1910 г. перешла под контроль российского Генерального штаба. Перемены коснулись и государственного аппарата. Из прежнего Сената «выросли» Верховный суд, Государственный совет и министерства (вначале их было шесть). Обретя независимость, Черногория установила дипломатические отношения с наиболее влиятельными государствами, однако по финансовым причинам не везде сумела открыть свои представительства. С 1902 г. в Цетинье появляются постоянные резиденции иностранных дипломатов. В тот период, когда в Сербии появились партии, в Черногории начали складываться своеобразные политические группы. Речь идет об активизировавшемся в 1880–1881 гг. движении за принятие конституции, члены которого называли себя Народной партией, имевшей собственный клуб (отсюда название клубаши). Однако князю, не разделявшему планов движения, удалось быстро подавить его. В своем авторитаризме Никола опирался на самодержавную Россию. А когда в ней в 1905 г. начались революционные волнения, князь решил даровать конституцию, написанную по образцу сербского Устава 1869 г. Скупщина стала значимой силой, а все совершеннолетние мужчины получили право голоса. Однако реальная власть осталась в руках князя.

Дворец короля Николы в Цетинье. Фото Б. Стругара  

Следующим важным шагом стало провозглашение Черногории королевством (1910) в ознаменование пятидесятилетия правления князя Николы. Великие державы не возражали против такого решения. На торжественной церемонии присутствовал и сербский престолонаследник, однако общественное мнение Сербии осуждало решение черногорских властей, считая, что оно ведет к разобщенности сербов. В то время и князь, и оппозиция еще осознавали себя сербами. Никола даже лелеял надежду на возможное восшествие на сербский престол с целью объединения двух государств. Несколько раз отношения Сербии и Черногории заходили в тупик, однако это не помешало им вступить в союз в преддверии войны с Турцией.

 

Военное время

После территориального расширения 1878 г. в Османской империи осталось не так много сербов. Но остались земли, на которые претендовал Белград. Когда в 1878 г. была изменена граница 1833 г., в результате чего к Сербии отошли «четыре округа», вне Королевства оказались средневековые столицы Призрен и Скопле, Печская патриархия, а также Косово, занимавшее центральное место в сербской исторической традиции. Подобно тому как в конце XVIII в. сербы из Южной Венгрии отчаянно боролись за освобождение своей родины Сербии, сербы из Королевства стремились в конце XIX в. отвоевать «Старую Сербию», которую воспринимали как колыбель сербства.

Препятствием на пути Сербии к своему историческому центру (Косово и Метохия, Нови-Пазарская область и Северная Македония) была не только власть султана, но и территориальные притязания конкурентов: болгар и греков — на Македонию, а также местных албанцев — на Косово. Предъявляя исторические права на Македонию, греки апеллировали ко временам античности и Византийской империи, которой спорная территория принадлежала в XI и XII вв. Болгары вспоминали, что владели Македонией в IX, X и XIII вв. Сербской она была в XIV в. Турки правили в ней следующие пятьсот лет. Позицией же местного населения никто не интересовался, да и вряд ли существовало единодушное мнение. В городах с их смешанным населением проживали греки, турки и славяне, этническое самосознание которых еще не сформировалось. В основном они придерживались болгарских традиций, хотя в некоторых местах — еще до начала сербско-болгарского соперничества в конце XIX в. — жители считали себя сербами.

С течением времени среди части местной элиты распространилось и утвердилось представление о собственной индивидуальности, то есть о том, что славяне Македонии — это не болгары и не сербы. В политическом плане такое представление выразилось в энергичной борьбе за автономию Македонии. В соседних государствах имелись ученые, пришедшие к пониманию самобытности македонцев. Одновременно было распространено мнение, что они, как неопределившаяся «флотантная масса», окажутся с теми, кто установит над ними прочную власть.

Пока с юга медленно продвигалась Греция, а с севера Сербия, константинопольские болгары в 1870–1872 гг. добились образования «болгарского экзархата» на подконтрольных Константинопольскому патриарху землях. На его территории владыками назначались болгары, на болгарском языке велись церковные службы и создавались болгарские школы. Вскоре сербско-болгарское союзничество, характерное для правления князя Михаила, сменилось соперничеством, становившимся все более ожесточенным. С 1885 г. Сербия приступает к активной церковно-просветительской деятельности на османских территориях, результаты которой сказались только в 1896–1897 гг., когда сербские владыки возглавили Призренскую и Скопскую епархии. Начали открываться сербские школы и организовываться сербские церковные общины. Священники и учителя становятся носителями сербского просвещения. С начала XX в. соперничество в Македонии принимает форму борьбы вооруженных отрядов комитов и четников, совершавших набеги на села и сеявших страх посредством убийств авторитетных представителей другого народа.

А в Косово все более заметными становятся результаты изменения этнического состава населения, начавшегося еще в Средние века. Тогда, как сообщают сербские грамоты, происходило заселение сербских земель албанскими скотоводческими племенами. Перемены помимо длительной колонизации и исламизации городов были вызваны и политическими событиями. Доля сербского населения уменьшалась не только в результате великих переселений 1689 и 1737 гг., но и после установления границы 1878 г., когда мусульмане покидали Сербию, а сербы оставляли области, оставшиеся под властью султана.

Перспектива краха Турции, как и расширение территории Балканских государств, подвигла албанцев к выдвижению требований автономии в границах Османской империи или создания собственного государства в случае ее распада (Призренская лига). Будучи в большинстве своем мусульманами, албанцы, имевшие сильные позиции в турецкой армии и администрации, с трудом отказывались от лояльности Империи. Албанцам-католикам помогали Австро-Венгрия и Италия, а некоторые группы, участвовавшие в междоусобных внутриалбанских конфликтах, пользовались поддержкой Сербии и Черногории.

Совместной борьбе с Османской империей мешало соперничество в Македонии. Лишь в периоды обострения международных кризисов, особенно во время Итало-турецкой войны (1911) и крупного восстания албанцев, сербскому и болгарскому правительствам удавалось преодолевать враждебность и садиться за стол переговоров. При поддержке России, тайно, опасаясь вмешательства великих держав, представители двух южнославянских государств обсуждали раздел Македонии. Признавалось наличие бесспорно болгарских и бесспорно сербских районов. Оставшаяся спорной центральная часть должна была либо получить автономию, либо быть разделенной при арбитраже российского императора. В марте 1912 г. Сербия и Болгария заключили военный союз, за которым последовали договоры о болгаро-греческом и сербско-черногорском союзах.

Союзники вступили в войну в октябре 1912 г. Сербская армия наступала на Македонию и Нови-Пазарский санджак. Черногорцы осадили Скадар. После победы под Куманово (23–24 октября) сербская армия 26 октября вошла в Скопле, а позднее продвинулась до Битоля. Впервые была установлена общая сербско-черногорская граница. Поскольку и другие союзники вели успешное наступление, Турция уже в начале ноября обратилась к великим державам с просьбой о посредничестве. Было заключено перемирие, прерванное вначале 1913г. Вслед за Македонией сербская армия заняла значительную часть раздираемой внутренними противоречиями Албании, овладев городами Леш, Драч, Тирана и Ел-басан. В результате долгих и упорных боев черногорская армия заняла Скадар.

В декабре 1912 г. в Лондоне на конференции послов было провозглашено создание албанского государства. А Сербии, столкнувшейся с давлением великих держав, в том числе с угрозой со стороны Вены начать войну, пришлось вывести войска из Албании. В новых условиях правительство и военные круги уже не соглашались с прежней договоренностью о разделе Македонии. Любой ценой следовало добиться общей границы с Грецией и предотвратить ситуацию, в которой Сербия была бы окружена Болгарией и Албанией.

Сразу после заключения в мае 1913 г. Лондонского мирного договора, по которому Турция сохранила за собой только небольшой участок европейской территории вокруг Стамбула, Болгария развязала Вторую Балканскую войну, напав 30 июня 1913 г. на сербские и греческие войска. Ее целью было перераспределение захваченных у турок территорий. В битве на реке Брегалница (30 июня — 8 июля) Болгария потерпела поражение. А после того как против нее выступили Румыния и Турция, ей пришлось подписать мир. Сербия сохранила Македонию, но проблема границы с Албанией оставалась неразрешенной.

В ходе Балканских войн были серьезно поколеблены два основополагающих принципа прежней политики Сербии — этничности и парламентской демократии. Завоевания в Албании и Македонии показали, что Сербия выходит за рамки отстаиваемой десятилетиями стратегии освобождения сербского народа. Предстоящая же схватка с Турцией стала причиной усиления военных кругов, и без того влиятельных после переворота 1903 г. Наряду с конституционными факторами — королем, кабинетом и парламентом — политику государства стала определять и группа офицеров во главе с полковником Драгутином Димитриевичем Аписом (1876–1917). Офицерская организация «Объединение или смерть» («Черная рука») выступала за агрессивную внешнюю политику, поддерживала связи с сербскими организациями в соседних государствах, а также занималась разведывательной деятельностью. Офицеры, полагавшие, что военный режим лучше подходит для достижения целей национальной политики, сформировали особый центр влияния, который угрожал существованию демократии и парламентаризма в Сербии.

Противоречия, наметившиеся между гражданскими и военными властями, проявились на новоприсоединенных территориях, на которые не распространялось действие сербской Конституции. Белград стремился заручиться поддержкой священников и учителей, считавших себя сербами. Остальных увольняли. Кризис, разразившийся по вопросу о приоритете гражданских или военных властей, перекинулся на скупщину, и в результате король Петр I, вставший на сторону офицеров, вынужден был уйти. Монаршие полномочия были возложены на принца Александра, ставшего регентом. Напряженность в отношениях конституционных факторов (регента и правительства) с частью офицерского корпуса сохранялась вплоть до 1917 г. — до расправы в Салониках.

Победоносное участие Сербии в обеих Балканских войнах вызвало живой отклик среди славянского населения монархии Габсбургов. На массовые проявления радости и воодушевления австро-венгерские власти отвечали запретами, введением чрезвычайного положения, заменой местных органов власти.

Во время Балканских войн агрессивно настроенная Австро-Венгрия предъявляла Сербии всяческие ультиматумы и искала повод для столкновения с ней. Манифестации подданных Вены по поводу сербских успехов стали реакцией на ее враждебные действия. Речь идет о Таможенной войне 1906–1911 гг., когда импорт сербского скота в Империю был запрещен, и в особенности об Аннексионном кризисе 1908–1909 гг. С сербской стороны обострение отношений с Австро-Венгрией инициировали не правительства и занимавшие ответственную позицию политики, а часть прессы, националистические и тайные организации.

К этому времени уже подросло поколение, которое из истории национальной и социальной борьбы сделало вывод о преимуществах насилия как метода достижения поставленных целей. Активные действия, в том числе и самопожертвование, для представителей молодой генерации выглядели предпочтительнее, чем одни лишь слова и политическое мудрствование. В Боснии с властью Австрии боролась организация «Млада Босна», члены которой были готовы и к совершению покушений. Действуя по примеру своего товарища, в 1910 г. покушавшегося на жизнь боснийского губернатора, несколько младобосанцев 28 июня 1914 г. (на Видовдан), убили эрцгерцога Франца Фердинанда, прибывшего в Сараево для участия в военных маневрах.

Убийство престолонаследника и его жены вызвало колоссальный отклик во всем мире. Власти монархии обрушили репрессии на сербское население. Белграду предъявили ультиматум, состоявший из 10 пунктов, одним из которых было требование допустить австрийские органы к участию в расследовании сербских связей заговорщиков.

Сараевское убийство, ставшее первым в ряду событий, которые привели к Первой мировой войне, поначалу было объектом судебного расследования, затем военной пропаганды и, в конце концов, научного изучения. Бесспорно то, что заговорщики получили оружие от сербских офицеров. В 1917 г. полковник Драгутин Димитиревич Апис в своих показаниях взял на себя ответственность за организацию покушения. И все-таки среди историков, изучивших данный предмет во всех тонкостях, есть те, кто задается вопросом, офицеры ли использовали молодых революционеров или наоборот.

Правительство во главе с Николой Пашичем согласилось со всеми требованиями ультиматума, кроме одного, нарушавшего суверенитет Сербии. Но даже и в этом случае Белград был готов к компромиссу. Однако австрийская партия войны не желала упускать удобный повод. Двадцать седьмого июля Австрия объявила войну Сербии. Шестого августа Черногория объявила войну Австро-Венгрии, а 11 августа — Германии. Россия встала на сторону Сербии, а Германия, следуя союзническим обязательствам, объявила войну России и Франции. Австро-Венгрия объявила войну России, а Франция и Великобритания — Австро-Венгрии. Когда Япония встала на сторону Антанты, а Турецкая империя присоединилась к Центральным державам, война приняла всеобщий характер.

Несмотря на воинственность общественности и армейских кругов, официальный Белград осудил покушение, стремясь любой ценой избежать конфликта в условиях истощения финансовых и людских ресурсов после двух предыдущих Балканских войн. К моменту начала боевых действий в империи Габсбургов проживало около 2 миллионов сербов, которые помимо своей воли стали частью военного механизма, направленного против Сербии и Черногории. Сербских солдат в основном посылали на другие фронты. Однако хорваты и мусульмане составляли значительную часть войск, воевавших в Сербии. В отличие от прежних войн, которые велись на территории противника, Сербия на этот раз была открыта для многократно превосходящих сил противника на всем пространстве от Джердапского ущелья до черногорской границы. Австро-Венгрия имела 50 миллионов жителей, а Сербия — после увеличения ее территории в 1912 г. — лишь 4,5 миллиона.

Военные действия и страдания, которые выпали на долю Сербии в ходе Первой мировой войны, можно разделить на несколько этапов. Во второй половине августа 1914 г. сербская армия сначала остановила переправившиеся через Саву и Дрину австрийские войска на горе Цер (Церская битва, 12–20 августа 1914 г.). Затем, отбив новое наступление противника, сербы сами перешли Дрину и вступили на вражескую территорию, которую впоследствии были вынуждены оставить (до 9 ноября). Последовал очередной удар, в результате которого неприятель занял Белград, а также территорию между Савой и Дриной. В плохо снабжавшейся сербской армии наметились признаки распада, однако поступившие вооружение и боеприпасы, а также реорганизация командования изменили ситуацию. Победа в Колубарской битве (17 ноября — 15 декабря) позволила освободить Белград и отбросить неприятеля за Дрину и Саву. В результате в конце 1914 г. на территории Сербии не было ни одного вражеского солдата, за исключением пленных. По стране прокатилась волна эпидемий (сыпной и брюшной тиф, холера), унесших много жизней и усугублявших страдания, причиненные войной.

Несколько месяцев затишья на фронтах оба блока использовали для поиска союзников. Антанта особенно настойчиво пыталась привлечь на свою сторону Италию и Болгарию. Первой был обещана значительная часть Адриатического побережья (Лондонский договор от 26 апреля 1915 г.), а вторая, после того как Пашич отказался от уступок в Македонии, присоединилась к Центральным державам.

Осенью 1915 г. началось новое наступление на Сербию. В нем участвовали войска Германии, Австро-Венгрии и Болгарии, напавшей с юга и перерезавшей коммуникации с Грецией. Сербская армия в сопровождении огромной массы гражданского населения отступала к Косово, а оттуда — через Черногорию и Албанию — к Адриатическому побережью. В это время усилилось значение Черногорского фронта, защищавшего пути ее отступления. Зимний переход армии и беженцев, имевших дело с враждебно настроенным населением, через неприступные горные перевалы Албании народ впоследствии назвал «Сербской голгофой». Из занятой итальянцами Северной Албании отступавшие были вынуждены проделать долгий путь до Валоны и острова Корфу. Причем корабли союзников переправили туда только часть сербов.

На Корфу, после всех тягот отступления, многие сербские солдаты и офицеры умерли от ран и истощения. Уцелевших, дав им время для отдыха, перебросили морским транспортом в район Салоник. Там, на территории нейтральной пока Греции, после неудачной попытки высадки в Дарданеллах был сформирован Салоникский фронт, позднее ставший одним из крупных полей сражений Первой мировой войны. Первое успешное наступление, в результате которого была прорвана линия фронта, началось в конце 1916 г. В результате перехода через горный хребет Каймакчалан и тяжелых боев с отступавшей болгарской армией стало возможным взятие Битоля, с которого и началось освобождение Сербии.

Благодаря помощи союзников и дипломатическому искусству сербских властей многих гражданских беженцев удалось разместить в лагерях в Греции, во Франции, в Италии, Швейцарии, а также в Северной Африке. Особое внимание было оказано детям школьного возраста, которых отправляли учиться в разные страны, прежде всего во Францию.

К концу 1915 г. вся территория Сербии была оккупирована. Македония, Косово и Сербия южнее Крушеваца достались Болгарии. Остальной частью страны управлял австрийский генерал-губернатор. Аналогичным образом была организована система управления в Черногории, где оккупационные власти сделали попытку сформировать правительство. Болгарская администрация использовала богатый набор средств, преследуя цель ассимиляции местного населения — от запрета сербского языка, имен и фамилий до организации школ, которым предписывалось изменить самосознание детей.

Население страдало как от жестокого оккупационного режима, загонявшего людей в трудовые лагеря и подвергавшего их арестам, так и от голода и нищеты.

Жертвы войны. «Санитарный поезд» сербской армии в Первой мировой войне 

Непредсказуемость исхода войны усугубляла горечь поражения, что приводило к усилению противоречий между находившимися на Корфу правительством и парламентом, с одной стороны, и прибывшим на Салоникский фронт регентом — с другой. Там же были и члены офицерской организации «Черная рука», занимавшие второстепенные должности. В армии ситуация обострилась настолько, что полковник Д. Димитриевич Апис вместе с товарищами предстал перед военным судом по обвинению в якобы планировавшемся покушении на принца-регента Александра. Процесс, многие годы спустя признанный сфабрикованным, закончился «доказательством вины» подозреваемых, многие из которых были приговорены к тюремному заключению, а трое подозреваемых, включая Аписа, расстреляны.

После перехода через Каймакчалан Салоникский фронт надолго стабилизировался. Как и на Западе, началась позиционная война. Тем временем активную дипломатическую деятельность развернуло не только сербское правительство, но и сторонники объединения южных славян (югославяне) из Австро-Венгрии. Напомним, что Нишская декларация сербского парламента (7 декабря 1914 г.) провозгласила одной из военных целей Сербии освобождение и объединение всех сербов, хорватов и словенцев, что подразумевало разрушение империи Габсбургов. Общественному мнению союзных государств цели сербской и югославянской политики разъясняли не только дипломаты, но и видные интеллектуалы. Активно действовал Югославянский комитет, в который входили политики-югославяне (Анте Трумбич, Франо Супило, Иван Мештрович), выехавшие из Австро-Венгрии вначале войны. Летом 1917 г. на Корфу состоялись переговоры Комитета с сербским правительством (и оппозицией) о послевоенном устройстве югославянского государства. Подписанная 20 июля 1917 г. Корфская декларация определяла его как парламентскую монархию во главе с династией Карагеоргиевичей. В новом государстве предполагалось обеспечить равноправие языков, письменности, вероисповеданий и календарей.

Чуть ранее, весной 1917 г. — в момент возобновления в Австрии деятельности парламента, его югославянские депутаты приняли Майскую декларацию, содержавшую требование создания в границах Австро-Венгрии государства южных славян, основанного на принципах народности и хорватского государственного права. Постепенно росло число муниципальных органов, высказывавшихся в поддержку Декларации. Впоследствии, когда ситуация на фронтах окончательно изменится не в пользу Центральных держав, она станет основой для формирования народных вече, которые заявят о выходе из состава Австро-Венгрии и сыграют важную роль в создании Югославии.

На положение Сербии и ее послевоенные перспективы оказывал влияние общий ход войны. Пытаясь привлечь на свою сторону Румынию, союзники в 1916 г. пообещали ей весь Банат до Тисы. Сербия бы получила таким образом нового соседа, а банатские сербы — нового хозяина. Начало революции в России и ее выход из войны изменили ситуацию на фронтах, а также лишили Сербию важного защитника ее интересов на международной арене. В некоторой степени урон был восполнен в результате вступления в войну Америки, оказавшейся менее других приверженной принципам восстановления довоенного устройства Европы и сохранения Австро-Венгрии.

В 1918 г. началась подготовка к прорыву Салоникского фронта. Сербские войска, усиленные югославянскими добровольцами — бывшими австро-венгерскими солдатами, попавшими в российский плен, — составляли четверть союзнических сил. Двадцать девятого сентября 1918г., после тяжелой и кровопролитной операции, завершившейся прорывом, Болгария вышла из войны. После освобождения Македонии к армии союзников присоединялись вооруженные отряды сербов. Первого ноября 1918 г. был освобожден Белград, а сербские войска продолжили продвижение по территории, накануне еще принадлежавшей неприятелю.

Параллельно создавались народные веча словенцев, хорватов и сербов (6 октября в Загребе) и Боснии и Гецеговины (26 октября в Сараево), принявшие решение о выходе из состава Австро-Венгрии и образовании нового государства словенцев, хорватов и сербов. Новорожденное государство не только не располагало международным признанием, но, более того, оно столкнулось с рядом опасностей. С одной стороны, ему грозила итальянская оккупация Далмации, а с другой — внутренние волнения и беспорядки, в которых принимали участие революционно настроенные элементы и банды дезертиров — так называемые «зеленые отряды». Поэтому отовсюду раздавались призывы к сербской армии прийти и навести порядок.

Объединение происходило вокруг двух центров — загребского Народного веча и сербского правительства, стремившегося напрямую присоединить к Сербии как можно больше территорий. Тринадцатого ноября 1918 г. Великая народная скупщина в Подгорице приняла решение об объединении Черногории с Сербией во главе с династией Карагеоргиевичей. Смещенная династия Петровичей и ее сторонники стали ожесточенными противниками нового государства. В Нови-Саде 25 ноября Великая народная скупщина провозгласила объединение Воеводины с Сербией. То же делали и отдельные муниципальные органы в Боснии и Герцеговине, в то время как Народное вече в Сараево продолжало подчиняться Загребу. Опасности, грозившие Хорватии, заставили Народное вече в Загребе призвать на помощь сербскую армию и поспешить с началом переговоров об объединении. Решения Женевской конференции, предусматривавшие некую дуалистическую форму устройства нового государства, не были осуществлены из-за отставки правительства Пашича.

В конце ноября Народное вече в Загребе проголосовало за объединение и направило в Белград делегацию, где та 1 декабря 1918 г. присутствовала на церемонии провозглашения объединения и создания Королевства сербов, хорватов и словенцев (Королевства СХС). В Париже в это время уже собралась мирная конференция, признававшая только сербское правительство. Первым югославским министром иностранных дел стал А. Трумбич, а главой югославской делегации на переговорах — Н. Пашич. Процесс признания нового государства продлился до середины 1919 г.