Чуть не сталкивается с незнакомой миниатюрной большеглазой девушкой из местных уроженцев. Незнакомая! Заметив что-то такое во взгляде Марины, девушка торопливо поправляет криво приколотый к полупрозрачной безруквке временный пропуск с фотографией. Мышкой проскакивает мимо Марины.

В кресле, вместо охранницы, лениво развалилась Чёрная Смерть. В чём дело?

Та сама отвечает, предвосхищая вопрос Марины.

— Её Высочество Эрида попросила побыть здесь.

— А это кто такая? — кивает в сторону коридора.

Хихикнув, как девочка, Чёрная Смерть отвечает.

— Госпожа пригласила рисовальщиц. Это одна из них. Её пропуск подписан.

— Кого Эр пригласила? — обалдело спрашивает Марина.

— Рисовальщиц. Обычное дело.

— Но это она лучшая рисовальщица страны!

Теперь уже смерть чуть удивляется.

— Она не рисовальщица вообще. Это диалектизм, к изобразительному искусству почти не имеющий отношения. Тут так зовут мастериц наносящих к праздникам узоры на руки, лицо и тело. Тут это очень распространено, особенно перед свадьбой, у содержанок и всяких бездельниц да различных весёлых девиц. С того берега пришло. Узор на руках там значил — женщина настолько богата, что может не работать.

Узоров сотни видов, местные с лёгкостью читают. К праздникам или на карнавал многие делают.

— Эр-то как об этом пронюхала?

— Эрида пару дней назад, попросила её в город сопроводить и показать, то, что приезжие обычно не видят. Можешь не волноваться, песка я ей не показывала. Просто провела по местам, где местные девушки к праздникам да свадьбам узоры себе наносят.

— Сочувствую, — хмыкает Марина, — с Эр по городу ходить то ещё развлечение. На несколько часов в интересном для неё месте может застрять.

— Это уж точно. Потом хотели сходить местной кухни попробовать. Но она уже в третьей мастерской зависла.

— Что за мастерская?

— «Золотой дракон». Одна из лучших. Эх, какие мне там раскрасы боевые делали, когда на песке дралась. Уж подумываю, как свободный день будет, по старой памяти к ним схожу. Нанесу многим памятное и на песок снова. На показательные. Я ведь ещё хоть куда!

Взвивается с кресла как пружиной подброшенная.

— Насколько я знаю, Эр всем боевым не особенно интересуется.

— Так он не боевой, а как раз традиционный свадебный окрас в одну краску увидела. Сначала наброски делала. Потом заказ им сделала, чтобы они ей по всему телу узор нанесли. Уже несколько часов работают. Наших там сейчас двое, я недавно вышла.

— Её побить не пытались, за то, что пыталась рисунки украсть?

— Здесь к этому иначе относятся. Им всем, даже невесте нравилось, что их всех настоящий художник рисует. Да и к тому же, сама я там стояла, Чёрную Смерть ещё не позабыли.

— Пошли, поглядим.

Между тремя зеркалами выше человеческого роста стоит Эр на возвышении для позирования. Пернатая корона, наплечники с перьями. Рядом высокий стул. Пододвинут косметический столик. Вокруг Эр — худощавая женщина и две девушки. У каждой чашечка с краской и какой-то грифель.

Сначала не может понять, что это на Эр такое, приглядевшись понимает — ниже плеч ничего на ней нет, кроме узоров и украшений. Причудливо переплетаются линии, на ногах у Эриды словно узорчатые чулки. Только это рисунок.

— Что скажешь, Марина?

Словно в задумчивости потирая подбородок обходит кругом. Эр позы не меняет.

— Признаю, такого чуда, как рисунки на заднице мне ещё не доводилось видеть, глубокомысленно изрекает Херктерент.

— Не, правда, такой на карнавал и пойду! — вертится, взметнув перья.

— И представляешь, что в таком виде с тобой сделают? Притом, много раз…

— Ничего не сделают, — смеётся старшая мастерица, — только, если самой понравится кто. У нас многие ходят… Только в своей работе. И никогда ничего не происходило. Ни с местными, ни с приезжими.

— Подтверждаю, Марина, — смеётся Смерть, — кому угодно можно так идти. Какой пошла, такой и обратно придёшь. Сама та — а — акое творила. Причём, Смертью я тогда ещё не была.

Вбегает уже виденная Мариной девушка.

— Представляете кого я видела? Я же говорила, говорила вам, эта новая звезда боёв из дворца. Её тут и встретила. Она к вам не заходила? Госпожа Смерть, вы же её знаете!

Кажется, из той породы, кто сначала болтают, а потом уже думают. Все понимающе переглядываются, только Эр непонимающе хлопает глазами. Марина потешается.

— Какие такие бои?

Эр-рида! Кто тебя вечно за язык тянет? Девушка затараторила со скоростью авиационного пулемёта. Вещи, в общем-то, всем известные, только Марина-то о своих похождениях помалкивала. Как бы улизнуть незаметно, чтобы разноглазая не связала весьма живописный рассказ с ней!

— Вот жаль, только последних боёв её не видела! Заказ очень большой был. А так хотелось посмотреть.

— Не запрещаю туда ходить только потому, что знаю. Всё равно пойдёте. Ладно, хоть сами не участвуете.

Делает вид, не замечает кротких взглядов обеих девушек. Угу, знаем мы таких тихонь. Как назло выход отсюда только один.

Эрида поворачивает голову через плечо, стремясь рассмотреть себя сзади.

— Что-то не так госпожа?

— Не пойму, там подсохло? Сидеть можно?

— Да.

Эр усаживается. Марина мысленно грязно ругается.

— Пусть попить что-нибудь принесут. И фруктов. Что это за бои такие? Да ещё между девушками? Расскажи поподробнее. И кого ты здесь видела?

— Ой! — и куда только смелость подевалась. Словно её саму стукнули, — Мне так неловко, госпожа. Я мало знаю… Вот госпожа Смерть там лучшей была когда-то.

«Ах ты ябеда мелкая» — кажется Марина прочла мысли Чёрной настолько выразителен взгляд. Кажется, у кого-то резко выросли шансы вскоре увидеть, на что способен акулий меч в опытных руках.

— Марина, а ты мне не хочешь ничего рассказать? Куда ты там спряталась? — ну разноглазая, ну почему ты такая проницательная. Ничего не остаётся, как сделать морду понаглее и выйти из-за зеркала.

— Привет, кого не видела! — смотрит прямо в глаза болтушке.

— Ой, ой! — та испуганно пятится, пытаясь закрыться руками, — Ты же, ты же… Бешеная Змейка с песка.

Так! Собственно, её перед боем так и представляли. Так быстро заслужить прозвище считается очень почётным.

Чёрная Смерть несколько раз хлопает в ладоши.

— Ты спрашивала про последние бои Бешеной Змейки. Так вот, она их тоже выиграла.

— Ой, здорово! — и тут же пугается вновь, хотя любопытство и пересиливает, — А вы её учили?

— Вообще-то, она тоже здесь. Змейку и спрашивай.

Марина подойдя щёлкает девушку по носу.

— Привет ещё раз! Извини, зрителей разглядывать некогда было.

— Но… но… Как же, — взгляд мечется между собравшимися. Цепляется за браслет Марины.

— Мама… — совсем, как маленькая, хотя взрослая вроде.

— Её здесь совершенно точно нет, — хмыкает Марина, — зато здесь я есть. Позвольте представиться, ненаследная принцесса Марина-Дина дерн Оррокост Саргон-Еггт. Можно просто Марина.

Тут только один человек и не знал, кто такая Марина. Впрочем, есть ещё Эр не знающая ещё очень многого. Спиной Марина почти физически ощущает, как разноглазая сверлит её взглядом.

— Но… Ты же дралась там… Я видела… Ты же…

— Я это я, в любом случае. Там была одна, здесь другая. Но вместе Бешеная Змейка и принцесса Марина — одно целое. По частям лучше не рассматривать.

Но откровенно пытается. Да ещё Эр сзади тоже никуда не делась. Тоже ведь любопытная до ужаса.

— Марина, а пусть и тебя хной разрисуют. Мне посмотреть хочется.

Эр доиграется, Марина её как-нибудь на самом деле стукнет.

— А мне — нет! — Марина прячет руки за спину, — Сколько это на тебе держаться будет?

Отвечает старшая мастерица.

— Материалы хорошие, если подновлять и мочалками не злоупотреблять — две десятки и больше.

— Удаляется в случае чего это быстро?

— Даже очень, — смеётся Смерть, — я бывало, за день три окраса меняла.

Огоньки в глазах Эр Марине совсем не нравятся. Тут ещё мастерица масла в огонь подливает.

— Вы обе имели бы успех. Воплощение нежности и беззащитности госпожа Эрида. И дерзкая и храбрая госпожа Марина. Нежная кожа и крепкие мускулы. Рядом бы вы смотрелись просто потрясающе.

— Я подумаю. Несколько о другом деле поговорим. Знакома, наверное, с татуровщиками?

— У меня, и вот у неё есть лицензии, — ну всё правильно, зачем кого-то рекомендовать если деньги можешь получить сам, притом совершенно заслуженно.

— Думаю, татуировку сделать. Угадаете, что именно нужно?

— Не очень сложно догадаться. Хотите наколоть обвивающую руку змею.

— Может, ещё и скажете, какого вида?

— Тут два варианта, либо вашу, Еггтовскую, либо какую-либо иную, совершенно на гремучника не похожую.

— Верно. Как решу, какую из двух, так свяжусь с вами.

— Это две разные змеи, — замечает Эрида, — Марина, у тебя две руки. Сделай на каждой. Это так будет смотреться!

— Угу. У меня ещё ног две, и другие части тела имеются. Какое-то племя всю кожу татуирует себе под змеиную чешую. А я, хоть и Змея, но всё-таки не до такой степени.

— То племя не делает татуировки, — снова мастерица, — и они не змеям подражают, а крокодилам. Они шрамы наносят. Раньше острыми раковинами делали, сейчас на осколки бутылок и наши бритвы перешли. Это очень больно, но считается у них признаком взрослого человека.

— По мне, так самки крокодилов не симпатичнее самцов.

Всех наносивших рисунки, Эрида нанимает как временный персонал МИДв до конца лета. Судя по тому, с какой лёгкостью все согласились, Эр догадалась предложить совершенно нереальную сумму. Бедный соправитель! Траты Эр растут уже с каждым месяцем, а не годом.

Утром Марина забегает к Эр. Главным образом, взглянуть, какие чудные идеи могли ещё посетить безалаберную головку.

Как ни странно, разноглазая не спит, и не спит уже давно. Эр стоит у зеркала. Сложно надеть меньше, чем вчера, но разноглазая умудрилась. Крошечные чашечки в виде листков с завитушками золотого цвета закрывают соски. Ещё ракушка, чуть побольше прикрывает створки самой Эр. На теле тончайшими линиями нанесены цветы и ящерицы. Но всё равно, доступного взгляду куда больше, чем скрытого. Волосы по плечам распущены. Как она только ухитряется делать так, чтобы не выгорали?

— Смотри, как я придумала! — вертится кругом, — Так ходить буду. Жарко уж очень.

— Ещё в город в таком виде сходи, — закатывает глаза Марина.

— А и пойду, — задирает подбородок разноглазая, — я спрашивала, в похожем многие ходят, а тела своего мне стесняться нечего.

Снова вертится. Она не хвастается. Просто, сравнение не в пользу Марины. Всяких средств для ухода за лицом и телом Эрида знает множество. Не выставляет напоказ, как Софи и многие, зачастую просто хвастая пред подругами дорогими флаконами да коробочками. Она не хвастает, просто пользуется.

Её коже какого-то удивительного цвета, сама Софи завидует, а сестрёнкина зависть в таких делах дорогого стоит.

Сейчас из-за загара какой чудесный золотистый оттенок проявился. Красива Эр, тут ничего не скажешь. Выглядит изнеженной, но не является таковой. Потраченные на её лечение средства стали окупаться. Всегда могла быть ловкой, когда ей надо, неуклюжесть отчасти показной была.

Некоторые обожают казаться болезненными, считая себе при этом особенно нежными и возвышенными. К обострению самых различных экзаменов подобное поведение не имеет отношения.

Эр только недавно смогла непредвзято оценивать физическое состояние своего тела. И теперь просто наслаждается открывающимися возможностями.

— Решила на карнавале танцевать?

— Решила. Может даже в этом.

Снова вертится.

— Знаешь, только недавно поняла, почему поэты так воспевают юность. Как же это здорово, молодой быть! И — и — и!!! — с визгом бросается Марине на шею.

Отцепить удаётся не сразу. Не любит Марина, когда её касаются, пусть и с самыми добрыми намерениями.

— Слушай, а где твой браслет?

— Браслет? — Эр подносит руку к глазам, вертит так, словно впервые видит, — Вон лежит. Хочется совсем-совсем лёгкой побыть, а он такой тяжеленный.

Тут разноглазая права, главный браслет очень массивный, да ещё и слабопросчитываемой ценности, тянущий на годовой бюджет небольшой страны. Из украшений на ней только тоненькая платиновая цепочка на щиколотке.

— Относительно тебя остальной он весит крайне мало.

— Марина, ты как всегда. Просто по парку хочется пробежаться.

— Тебя же раньше никогда на подобное не тянуло.

— Всё когда-то бывает впервые. Побежали до верхних озёр?

По перилам Марина съезжает, хотя давненько так не делала. Но мастерство не пропьёшь. В нижний двор попадает прыжком через балюстраду. Эрида спускается танцуя. Вроде так быстро перегреться невозможно.

— Хорошо-то как Марина. Ветер, солнце, тепло так! Чистое счастье!

— Пока «Кашалоты» не налетят.

— Они не летают.

— Это смотря, какие.

— Марина, я знаю, что это шестимоторная летающая лодка. И она может бомбить. Но я просто не хочу ни о чём таком сегодня и сейчас думать. Отложим всё грустное на потом.

Для памяти надо зарубку сделать. Живых «кашалотов» Эр видеть не могла, в официальной хронике визита они не мелькали. Значит, действительно, «Определители» вражеской техники читает.

— Хорошая мысль! Как только донесём её до живущих в другом полушарии, так всё просто чудесно будет.

— Я даже знаю чем и как, и даже с каких самолётов ты собралась эти мысли нести, — капризный тон Эр откровенно наигран, — Но летать ты всё равно не умеешь, и учиться не собираешься. Так что, оставь свои злые мысли хотя бы на несколько часов.

— Ты куда-то там бежать собиралась.

— Так догоняй!

Как и следовало ожидать, Марина и догнала, и перегнала. Эр вскоре запыхалась и совсем отстаёт. Марина, успевает уютный придорожный камушек найти, сидит, скучая да разноглазую поджидая.

— Фу! — Эр сгибается, чтобы отдышаться, — Ну ты и быстрая! Не ожидала такого.

— Одних длинных ног для бега маловато, — смеётся Херктерент.

— Я не привыкла босиком бегать. Тем более, с тобой наперегонки.

— Длинные ноги девочке не только, и даже не столько для бега нужны.

— Я как раз об этом поговорить хотела.

— Ты анатомию знаешь лучше меня, — Марина не любит обсуждать состояние чьего-либо тела. Своим вполне довольна. Всяко у неё самое лучшее находится между ушей, а не в других местах, как у многих.

— Я не про анатомию. Я про Дмитрия твоего…

«Началось» — в школе Дмитрий говорил его после новогоднего бала часто спрашивали с разной степенью похабности, насколько далеко у него с Мариной зашло. Кулаки крепкие, драться умеет. Вопросы кончились, хотя можно не сомневаться, как лето кончится — возобновятся вновь. Конечно, понятны возрастные изменения и усиливающееся с каждым днём желание в подробностях разузнать, что там у противоположного пола под юбкой.

Жалобы на излишне назойливое внимание слышать приходилось, но совету Марины юбки подлиннее носить или вообще, в штанах ходить почему-то никто не следовал. Наоборот, с приходом тепла практически у всех школьные юбки словно по волшебству укорачивались, у некоторых даже начинали напоминать излишне широкие пояса.

Софи выкрутилась удачнее всех, раскопав в школьных правилах пункт, позволяющий носить шорты и тут же им воспользовалась. Даже странно, что она первой додумалась. Хотя, для принятия вроде бы лежащих на поверхности решений, зачастую мыслить надо крайне неординарно. В точности, как Сонька с её лучшими в школе ножками.

— Моим человек быть не может. Право собственности на людей у нас помнишь когда отменено?

— Я не в этом смысле. Ты же понимаешь, о чём я? — опять какая-то неуверенная. Не привыкла мальчикам кости перемывать, хотя общается много с кем.

— Вроде, не дура, всё понимаю.

Эр наклоняется и шепчет.

— И как ты с ним… Целовались уже? Или дальше дело зашло?

Стукнуть бы тебя, разноглазая. Да без толку. Мозги давно уже настолько набекрень — стучи по голове, не стучи, всё равно не вправишь.

— С чего ты взяла, что я должна с ним целоваться или ещё чем, — резко двигает бёдрами, — заниматься? Это он тебе сказал?

— Все говорят, что вы вместе. Да я и сама вас зимой помню.

— Я прямой вопрос задала, и такой же прямой ответ слышать хочу. Он тебе говорил, что мы вместе?

Ненадолго задумавшись, Эр решительно мотает головой.

— Нет. Я слышала про вас от многих, но никогда — от него. Хотя, некоторые отзывались довольно грубо. Просто не знали, что я их слышу.

— Озвучь-ка, что слышала.

— Я не скажу, кто это был.

— А я и не прошу. Просто повтори, что говорили.

— Ну… «Видимо, хорошо он её удовлетворяет».

«С чего ты взяла?»

«Посмотри, какая довольная ходит. Полной злюкой быть перестала».

«Может, спросим, насколько он хорош?»

«У тебя есть лишние зубы?»

Марина хмыкает. В общем-то, ничего удивительного. Она и похлеще про некоторых высказывалась, с одной лишь разницей — знала, что говорила, а не придумывала на ходу.

— А теперь ты мне скажи, что я тебя сначала спрашивала, — разноглазая так никуда и не делась.

— Ничего не было, нет и не будет. По крайней мере, с ним. Другие пусть по углам лижутся, если в различных частях тела свербит!

— Но все же говорят…

— Я тоже много чего могу сказать, но иногда предпочитаю молчать.

Эр призадумывается. Марина уже собирается встать и уйти. О своём Эрида может очень подолгу размышлять.

— Марина, а может тебе мальчики вообще не нравятся? Сама на них часто похожа, — Марина на всякий случай косится на свою грудь. Вроде, там ничего не изменилось. Немало, у кого гораздо хуже.

— Я похожа только и исключительно на себя. Может быть, немного на Дину II. И больше ни на кого.

— Я про другое. Может, тебе девочки нравятся? — почему-то шепчет последние слова.

Что-то такое всплывает в памяти, только об интересе к девочкам говорила как раз Эр.

— Судя по тому, что ты рисуешь, скорее тебя можно заподозрить в чём-то подобном.

— Я… Я не знаю. Знаешь, что я больше всего рисовать люблю. Но мне и просто смотреть нравится.

— За некоторые твои снимки мужчину могли бы привлечь. По крайне неприятной статье.

— Но я же ничего такого не делала. Никого не заставляла. Все сами соглашались. Это ведь просто очень красиво.

— Сама говоришь, на живых интересней смотреть.

— Да. Временами так хочется кого-то коснуться. Сил просто нет!

Марина резко хватает её за руки. Довольно сильно сжимает. Эр дёргается. Марина вообще-то, гвозди может сгибать. Из цепкой хватки не вырвешься.

Чуть ослабляет захват.

— Ну как, легче стало?

— Не… Не знаю даже, — освободиться не пытается, хотя Марина уже и не держит по-настоящему, — Так всё быстро получилось.

Это Херктерент не любит, когда её трогают. У Эриды о прикосновениях какое-то другое мнение.

— Охота чего-то — сходи в город. Прямо вот в таком виде, как сейчас, только сандалии надень Там и не так хватануть могут. И вовсе не за руки. Правда… Тебя не тронут.

— Почему?

— Смерти рядом испугаются. Хотя… Если такой найдётся, что Чёрной не испугается, то советую с ним поближе познакомиться. Такому точно можно будет разрешить тебя трогать везде, где нравится.

— Мне не было неприятно, когда ты за руки взяла.

Марина на всякий случай тут же прячет руки за спину. Головка у Эр вовсе не пустая, но очень уж странными мыслями набитая.

Разноглазая вдруг начинает смеяться, Херктерент тормошит её, вспоминая, где ближайшая тревожная кнопка.

Эр прекращает так же неожиданно, как и начала.

— Эр, ты чего?

Та слёзы вытирает.

— Опять. Опять я сама всё придумала, чуть ли не целый мир на этой основе выстроила, а снова ничего нет.

— Я снова не понимаю, о чём ты!

— Ну как же! Я столько всего напридумывала, а оказывается, самой знаменитой школьной парочки просто не существует. Ну вы и притворщики! Так всех разыграли, — Эр кладёт руку ей на плечо. Марина с трудом удерживается, чтобы не дёрнуться.

— Я уже устала повторять, никаких нас нет. Есть я, есть он и ничего больше.

— Но есть ещё и множество других людей, видящих совершенно иное.

— Это их дело. Раньше многие считали, солнце и планеты вокруг земли вертятся. На деле всё обстояло с точностью наоборот.

— Ого! Ты себя с небесным телом стала сравнивать! А ещё говоришь, у Софи самомнение чудовищное.

— Оно у всех художников зашкаливает.

— Знаешь, я тебя совсем о другом хотела спросить. Но после всего, что слышала… Неловко как-то.

— Спрашивай, — как-то получается, словно невзначай, сбросить руку Эр, — лучше сразу все чёрточки иероглифа нарисовать, чем потом от недопонимания мучиться. Навоображаешь опять себе не пойми чего.

— Только обещай, что не обидишься.

— Я на тебя не умею, — хмыкает Марина.

— Ты влюблялась в кого-нибудь настоящего? Не в книжного персонажа, в живого человека?

— Тебе это так важно? — хотя, судя по лихорадочному блеску в глазах, ответ на этот вопрос сейчас является для Эриды важнейшим на свете.

— Если честно, то, — пауза затягивается, Марина выстраивает мысли в голове, пытаясь не наврать в первую очередь самой себе, — нет, совершенно чётко уверена влюбляться мне не доводилось. Видимость чувств разыгрывала, ну да это ты сама видела. Пусть говорят, в нашем возрасте влюблённость — естественное состояние. Но это точно не про меня.

— Жаль…

— Чего? Я молода, некоторые до сих пор считают ребёнок ещё. Хватит ещё всякого на мой век. Или ты сама в кого втрескалась и совета хочешь? Так это не ко мне. Только тем, кого змея кусала стоит об этом друг с другом разговаривать, — вспомнился тут волк-одиночка Сордар.

— Я даже не знаю. Смотришь на человека — и хочется видеть ещё и ещё. Голос слышать. Рядом всё время быть. Грустить, когда он уйдёт.

— И кто же этот счастливчик? — «Хотя, в случае с Эр — скорее несчастный. Это я могу её в любой концентрации выносить. Кто другой — сбежал бы давно. Да и мне временами подальше от неё побыть хочется. Она как стихийное бедствие. Или… Как некстати лезут в голову нехорошие мысли, она вовсе не парня имеет в виду. С неё станется втюриться в девушку. Звоночки уже позвякивают. Искренне надеюсь, это окажусь не я, и не Сонька».

— Да вот, не решила ещё… — простенько так отвечает, что не заподозрить какую-то сложнейшую хитрость просто невозможно.

— У тебя их несколько? — Марина лихорадочно прокручивает в голове список школьных знакомых. Вроде, никого подходящего. Да и судя по Димкиным словам мужская часть населения школы воспринимает Эриду как нечто недостижимое. В смысле, то, чего и не хочется достигать. Этакий безусловно прекрасный, но смертельно ядовитый цветок нюхнуть который можно только два раза в жизни — первый и последний.

Источник, конечно, надёжный, но не надо забывать, с гуманитариями он особых отношений не поддерживает, а там хватает с мозгами вывернутыми. Хотя вены от неразделённой любви несколько лет никто не резал.

— Думаю…

— Думай, думай. Где-то читала, всерьёз таким вопросом следует начинать заниматься после девятнадцати лет. К этому возрасту все органы наконец притираются друг к другу. И человек обретает способность включать мозг. Хотя бы иногда. Правда происходит это далеко не со всеми.

Эр легонько стукает Марину кулачком в плечо.

— Ты же хорошая. Почему же временами такая занудливая и скучная?

— Другой нет и никогда не будет.

— Я не про это. У тебя часто мысли заняты одним, а говоришь совершенно про другое.

Одежды на Эриде и так почти нет, снимать ничего не стала, в воде укладываясь. Марине из вредности хочется, что бы узоры поплыли. Но нет, всё держится крепко, кажется отцовская поговорка про рыбаков в очередной раз срабатывает. Точно ли Смерть показала ей лучшую мастерскую, или она сама интуитивно унюхала?

— Почему ты к Софи с этим не пришла? Она же в этом должна лучше разбираться.

— Потому и пошла к ней. Настолько привыкла лучшей быть, то и здесь постарается показать, будто достигла больших успехов нежели ты, в смысле я.

— Это да, — охотно ухмыляется в ответ Марина, — врать она ещё как умеет.

— Не говори так. Это совсем не враньё.

— Хм. А что же тогда?

— Понимаешь, она выглядит очень опытной, но никого из своих друзей сюда не пригласила. А у тебя вроде как друг один, но он здесь. Потому я и решила, она только до определённой степени доверяет своим друзьям. У тебя степень доверия гораздо выше. Значит, и в других вопросах ты можешь сказать гораздо больше, чем она.

— В логике тебе не откажешь. Только уж больно своеобразной. Не допускаешь, даже если и было что, я обсуждать этого просто не буду? Есть некоторые вещи, касающиеся только двоих.

— Но ты же одна…

— И что? Я не из тех, кто считает, раз в таком возрасте парня нет, она старая, толстая и страшная и никому не нужна.

Эр как-то странно смотрит.

— Знаешь, только недавно стала замечать. Тебя так интересно слушать, когда что-то рассказываешь. Так бы и слушала всё время. Слушала и на тебя смотрела.

«Так! И что ещё она ляпнуть способна, прежде чем я пойду пожарный кран искать, чтобы как следует её окатить? Она, настолько на солнце перегрелась, что мне в любви признаваться собралась? Или это болезнь такая у художниц да поэтесс? Вроде, Сонька что-то такое говаривала, да я и сама во Дворце Грёз кое-что видела».

— Как-то по другому стала смотреть на тебя. Особенно, когда ты что-то делаешь. Даже жаль, почти не видела, как ты дерёшься. Это наверно так… Так…

— Как тут говорят, со скамьи всё смотрится не так, как с песка.

Вскоре после рождения Марины у заклятых друзей был опубликован сборник стихов, ставший литературной сенсацией. Известным главным образом скандальными выходками поэтом издана большая подборка стихотворений якобы периода Островной Империи, обнаруженных его другом археологом несколько лет назад во время раскопок на одном из островов Большой Дуги. Стихотворения находились на стенах гробницы.

«Песни жрицы» целиком посвящены чувственным описаниями любви между женщинами. От периода пробуждения чувств до создания предсмертной эпитафии. Многие обращены к юным любовницам. Написано от лица жрицы самой развесёлой богини древнего пантеона, отвечавшей за все виды любовных отношений.

Жрица богини и жрица любви в те далёкие времена означало одно и то же.

На первый взгляд всё выглядело правдоподобно. Надписи в гробницах древнего периода по другим памятникам прекрасно известны. Наследие поэтов, воспевавших любовь к представителям своего пола сохранилось.

Миррены, несмотря на сопротивление духовенства, объявили сборник «шедевром любовной лирики». Грэды тоже издали сборник как в оригинале, так и в переводе на современный язык.

Враждующие Империи гордились своим родством с погибшей цивилизацией. Обе стороны вкладывали немалые деньги в археологию. Главным образом не из-за любви к древностям, а для обоснования претензий на острова, где проводились раскопки.

Дипломатические баталии за крошечные куски суши гремели жаркие, но кроме как во враждующих МИДах мало кого интересовавшие. «Островные кризисы» успели стать привычными новостями. Крошечные островные государства с периодической регулярностью озабочивались вопросами принадлежности ненаселённого атолла в сотнях миль от главного острова. Претензии тут же всеми силами начинала поддерживать одна их Великих Империй. Бряцанье оружием при очередном кризисе начиналось сильное, расходы на оборону временами внепланово увеличивались. Но все знали, из-за этих потухших вулканов да коралловых атоллов настоящая война между Империями не разразится никогда.

Для войны в итоге нашлась масса других поводов и причин.

Интерес к Империи Островов уже столетия не угасает. Люди ищут в прошлом основы всего, происходящего в настоящем.

Публикация подстегнула интерес непосредственно к архипелагу. Сам он, протянувшийся на многие сотни миль уже был причиной нескольких «Островных кризисов». Империи делили островки между собой.

Тот, где якобы обнаружили тексты «Песен» к тому времени уже считался принадлежащим грэдам. И мирренские экспедиции там действительно когда-то работали. Но грэдские моряки оказались быстрее, археологи их тоже сопровождали, их «заключение» утверждало о крайней бедности культурного слоя острова.

Возможно, появлению именно такого «заключения» крайне способствовал факт наличия на острове крайне удобной естественной бухты, где спокойно могли встать на якорь несколько линкоров.

Организовали новую экспедицию, мирренам было отказано. На умеренную шумиху в прессе в адрес моряков, уничтожающих бесценные исторические памятники никак не прореагировали.

Как ни странно, результаты работ второй экспедиции совпали с результатами первой, ничего ценного, и в первую очередь, гробниц Островной Империи не нашли. Да и миррены свои старые отчёты опубликовали. Многих поразило совпадение результатов с грэдскими.

Многие подозревали, гробницу разрушили, строя аэродромы и береговые укрепления.

Гробница, где якобы были сделаны сенсационные находки, находилась в горной части острова, где военные не проводили никаких работ.

Стихотворения, «О древней любви, посвящённые всем девочкам будущего» становились всё популярнее, даже новый литературный поджанр породили. Были положены на музыку. Первооткрыватель получил много престижных наград. «Песни» стали включать во все сборники древней литературы.

По ним в короткий срок написаны несколько научных трудов.

Потом первооткрывателю надоело ржать над литературными критиками и маститыми учёными втихаря и он признался в подделке. «Песни» и история их обнаружения были сочинены им от первого до последнего знака. Писал сначала стилизацию под древние произведения ради собственного развлечения.

Потом решил над всеми пошутить, благо в древней литературе разбирался блестяще и фантазию имел богатую.

Шутка зашла слишком далеко.

Но на популярности «Песен» их разоблачение сказалось самым положительным образом. Тиражи только выросли, из сборников древней перевод переместили в сборники современной мирренской литературы.

Хотя, поди разбери, что там перевод, автор и современными, и древними языками блестяще владеет. С одинаковой лёгкостью мог писать и на тех, и на других.

Марина про книжку знает давно. Впервые «Песни» попались на глаза во «Дворце Грёз». В детстве по отношению к книгам у неё действовал принцип, похожий на сорочий в отношении вещей, птица тащила в гнездо всё блестящее, девочка предпочитала читать всё толстое и хорошо изданное.

Мимо яркой книги на трёх языках да ещё с иллюстрациями известного художника пройти было невозможно. Разрешения спрашивать тоже ни у кого не требовалось.

Особых впечатлений не получила по причине нелюбви к поэзии. Непонятного тоже почти ничего не нашлось, вокруг хватало живых иллюстраций ко многим строкам, некоторые даже одевались в стиле иллюстраций.

Второй раз книжка только на мирренском попалась в позапрошлом году у Софи. Просто лежала, открытая на середине, потом куда-то делась. Сонька прочла для общего развития и забыла, а о «Дворце Грёз» и виденном там сёстры не горят желанием разговаривать.

Зимой книжка, причём вновь роскошного издания появилась у Эр. Почти сразу оказалась на полке с нужными вещами. Вещи оттуда Эр не даёт никому, сама регулярно пользуясь. Книга слишком часто попадается Марине на глаза, судя по ухудшающемуся состоянию, постоянно читается. С детства Херктерент не помнит, чтобы книга у подруги под подушкой лежала.

Слишком значимым издание для разноглазой стало, и что гораздо хуже, написанное там проложило себе дорогу в причудливые мозги.

Опять думать надо, не подкинули ли книгу впечатлительной Эр, чтобы куда-то не туда повернулись мозги. Расчёт дальних родственников на перспективу, чтобы у огромного состояния никогда не появился наследник?

Но даже если Эр начнёт всё описанное в жизни применять, только этого для признания недееспособной откровенно маловато. К тому же, сама не захочет рожать — всегда можно ребёнка усыновить, а если иномировые технологии привлечь, то другая женщина вполне сможет выносить и родить биологическую дочь Эриды.

Может не стоит всюду заговоры искать? Читает Эр много, почти обо всём узнаёт из книг, и только потом начинает искать заинтересовавшее в окружающем мире.

Книжка на самом деле, популярна, разные издания Марина много у кого видела, причём, даже у Димки есть, но с ним-то всё понятно, художественные описания прекрасно дополняют живописные образы. Возрастные изменения в учебниках прекрасно написаны, да и вокруг наблюдаются.

То-то у Эр альбомы с обнажёнкой только на важных полках сохранились. Все остальные куда-то подевались.

Могла увидеть у кого угодно, и экземпляр в канцелярии заказать, там не проверяют, так сказать, для мозгов опасность.

Самой Марине в «Песнях» интересным показалось только ловкое владение автором мёртвым и живым языком с принципиально разными системами письменности. Он и на грэдский язык перевод сделал, словно забавляясь. Но в издании, попавшемся во «Дворце Грёз» перевод был выполнен грэдами, причём даже познаний Марины хватило — работу сделали безобразно, переводя не с древнего языка и иероглифов, а с современного мирренского варианта.

У Эриды книга в плане полиграфии вообще шедевр. Номерной экземпляр. Текст представлен, кроме оригинала, в обоих авторских переводах и ещё шести, по три на каждом из великих языков, причём каждый делался известным переводчиком с иероглифики. Кто-то задавался целью дословности перевода, кто-то передачей красоты образов.

Под иероглифами в изобилии пометки Эр, сделанные всем, что могло попасться под руку. Тоже пыталась переводить. Сколько же времени потрачено на не стоящее подобного внимания произведение!

Судя по многочисленности разноцветных пометок ко всем стихам, занималась переводом Эрида серьёзно. Неужто глубинную мудрость в чьих-то ночных фантазиях разыскивала.

Эр это ведь Эр, в любом тексте или картине столько разных смыслов может выкопать, сколько ни один автор туда никогда не закапывал.

Причём, даже если все авторские замыслы известны, разноглазая всё равно что-то своё собственное находит.

Вот и наложилась книга на собственные увлечения Эр, изображать обнажённое девичье тело, став последней каплей, пробудившей в ней что-то неправильное. Крайне не одобряемые сферы чувственности. Хотя, насколько Марина помнит действующее законодательство, любовные отношения между женщинами чуть ли не со времён Еггтов никак не наказываются. Которую уже сотню лет слухи про любовь к девочкам Дины III бродят. Весьма любимый художниками сюжет «Купающаяся Дина с подругами». Даже у Эр есть такая работа и на ней знакомые всё лица, хотя и не все головы на своих телах находятся.

Это вот за связь между мужчинами, часто именуемую «мирренской или монашеской болезнью» есть статья, другое дело почти не применяемая.

Лучше бы «Песни жрицы» разноглазой никогда не попадались. Другое дело, по причине распространённости книги, просто в силу закона больших чисел, этого крайне сложно было бы избежать.

Эр в воде переворачивается, лежит теперь голову на руки положив и ножки в коленях согнув, как девочка с яркой картинки с разворота из солдатского журнала. Тем более, со спины кажется, на Эриде нет ничего, только на руках узоры и видно.

Наблюдает за Мариной глазами девочки с разворота.

Как-то уж совсем всё неправильно происходит. Такие взгляды Херктерент знакомы, только вот не от подруги. Или же от подруги в другом смысле слова они куда как уместны.

Впрочем, и Эр побаивается бродящих в голове идей.

Потому и просто лежит, хотя умеет, когда надо, быть напористой.

Но сейчас… Жара что ль так действует.

Только руку протянуть, чтобы коснуться. Но в этот раз прикосновение будет совсем другим. За ним может последовать… Да всё, что угодно! Марина ни с кем не целовалась ещё, Эрида — тем более. Большая часть сверстниц в этом вопросе куда опытнее их.

Сюда невозможно подойти незамеченным, одна парковая тропинка, и та далеко просматривается.

Марина не знает, стоит ли пытаться переводить отношения с Эр в другую плоскость. Какой-либо молвы не опасается. Про женщин-Еггтов столетиями много всего разного говорят. Правда, ничего про излишне нежную дружбу Софи ни с кем из девушек слышать не приходилось. Вот её благосклонности добиться пытались.

Не потому ли здесь никого из сестрёнкиного школьного окружения здесь и нет?

Софи говорила, ей неприятно, когда девушка смотрит на неё как на объект вожделения, хотя сама может обнять или поцеловать кого-то.

Вот видит Марина такой взгляд от Эр. И просто не знает, нравится ей или нет.

Человек, кого знаешь всю жизнь совсем по-другому теперь на Марину смотрит. Нуждается в её теле, в голове бродят не до конца осознаваемые, фантазии.

Одно дело, шутить над определёнными вопросами. Сестрёнку поддевать, щедро делясь подробностями, известного только в теории.

Совсем другое вот так, вживую столкнуться с пробудившимися чувствами.

Тело своё Марина знает неплохо. Разве что о некоторых особенностях узнала из книг.

Фантазии всякие её посещают. Только никого конкретного, тем более хорошо знакомого, там нет. Ласкать себя умеет, знает для чего лучше всего подходит тёплый душ. Знает, как бывает хорошо от прикосновений к определённым местам.

Эр часто спит совсем голой.

Недавно несколько минут ласкала себя в душе словно не замечая Марины. Да и Херктерент при таком зрелище касалась себя.

Эр стояла тогда на подгибающихся ногах, прислонившись к стене. Вся мокрая. Устало улыбнулась Марине, совсем не удивившись её присутствию.

«Это не стыдно. Совсем. Помоги мне вытереться».

Марина почти физически ощущала, как Эр хочется ощутить прикосновенье чьих-то рук. Позволила слегка подурачиться позжимав груди Эриды через полотенце. Та не просила останавливаться, пока это самой Марине не надоело.

Полотенце упало на пол. Эрида остаётся стоять, Марина не помнит такого взгляда.

Эрида всё время старается демонстрировать своё тело. И на тело почти всегда приятно смотреть.

Слов не находится. Пальцы Эр легко касаются опущенной в воду руки Марины.

Жара всё нестерпимее.

Солнце всё ярче.

* * *

Спускаются вниз по тропе, словно дети, взявшись за руки. У Эриды играет на губах всем известная чуть глуповатая улыбка. Марина привычно нахмурена. Вроде как и надо о чём-то говорить, а вроде и не о чем.

Солнце уж очень жарко светило.

Не очень-то хочется вспоминать, что было, а что от полуденного зноя привиделось.

Эриде вот хорошо. Сияет просто.

— Марина, почему ты всегда и всем недовольна?

— Ты необъективна.

— Радоваться надо, а не дуться!

— Интересно, чему?

— Хотя бы тому, что мы такие красивые и молодые.

— Это всё ненадолго.

— А хотелось бы навсегда!!! Понимаю, почему Софи так любит летать. Крылья бы — сама взлетела.

— А потом об землю — шмяк!

— Тебе просто нравится противоречивой быть.

— Мне самой собой больше всего быть нравится. Ни на кого не похожей.

Эр беззаботно вскакивает на балюстраду. Балансирует, раскинув руки.

— Как же это здорово быть молодой. Весь мир открыт пред тобой!

— Угу. Ровно половина на нас через прицелы любуется.

— Так и мы на них — тоже. Кончится ведь это когда-нибудь.

— Быстрее наша молодость пройдёт. Будешь выжимку из куска сырой говядины пить, чтобы молодость кожи сохранить.

— Да знаю я эту шутку про жену Тима IV. Её еще как собачку звали, Ми-Ми или Фи — Фи, кажется.

— Это традиция у них, в своём кругу уменьшительными именами пользоваться, — ворчит Марина, — Каким-то детским садом отдаёт. Имя-то у неё на самом деле было как бы моего полного не длиннее.

— Придворная дама Фи-Фи спрашивает, что Её Величество пьёт. Она и сказала. Дело на Великом балу было даме стало плохо.

Марина хмыкает.

— По более грубой версии, её под ноги императору с наследником стошнило. Что бы с ней стало, увидь она как наши отцы водку с кровью ещё живой змеи пьют?

— Бр-р-р! — ёжится Эр.

— А я это пробовала. И змею эту зажаренную потом съела ещё.

Почему-то разноглазая не зажимает рот, а только весело смеётся.

— Скажешь, кто здесь за такие напитки отвечает. Обязательно попробую.

— В жару пить не советую.

— Внутри прохладно почти везде.

— Ты чокнутая, Эрида!

— Я знаю!

Ловко спрыгивает. Куда-то улетучилась скованность в движениях. Впрочем, Эр всегда боялась демонстрировать на людях свою ловкость и стремительность. Тут же только она и Марина.

Садится, прислонившись к ограде.

— Жизнь прекрасна, Морская, — Эр знает переводы всех имён и иногда втихаря посмеивается, когда человек значению полностью имени не соответствует. Ну да, над вторым именем Софи обхохотаться можно. Ненавидящая духовенство, церковь, жрецов и богов Елизавета оказывается «почитающая бога».

— Тебе напомнить, та в честь кого тебя назвали, вообще по одной из версий не обладала человеческим обликом, была страшно уродлива?

— А её вообще не существовало. Зато, я красивая!

— Некоторые только это и могут про себя сказать.

— Ну, так я-то другая. Хотя и красивая.

— Эр. Я формами чьей-то задницы восторгаться не умею.

— Потому что считаешь, у тебя идеальная.

Марина чуть через плечо не обернулась, чтобы рассмотреть себя сзади.

— Ничего такого я не считаю.

— И ещё ты очень сильная, хотя мускулы, как у тебя нравятся не всем.

— Зато, меня они полностью устраивают, — Марина напрягает руки.

— Это только для драки хорошо.

— А для рычагов танка просто замечательно, — не хвастаться же Эр, она смогла ТТИ — «Драконом» управлять при отключённых усилителях. На спор, разумеется выигранный. Иначе бы просто не полезла.

В разноцветном взгляде мелькает испуг.

— Ты на самом деле хочешь пойти… туда, — шепчет последнее слово даже не со страхом, с самым натуральным ужасом. Слёзы из глаз уже выступили.

Марина садится рядом. Обнимает Эр, как ребёнка.

— Это за пределами моих желаний. Потомки создавших страну должны сражаться за неё, иначе медяк цена всем нам и древним клинкам.

— Но я ведь тоже… Но я не могу…

— Просто не позволяет состояние здоровья. Иначе бы и ты смогла.

— Уверена?

— Да.

Эр вздыхает.

— Опять грустно стало, — говорит безо всякого каприза, просто описывая, что есть, — не уходи, Марина. Просто посиди ещё немного со мной.

Эр склоняет голову ей на плечо. Просто потребность прикоснуться к чему-то надёжному. Это здесь ощущение праздника, теплоты и практически сказки. Здесь просто не чувствуется присутствие врага. Но он есть. Где-то там, за безбрежной водной гладью. Где-то там, куда уже вполне достают летающие лодки дальних патрулей и тяжёлые бомбардировщики.

Да и у самых берегов Архипелага могут разорвать воду клыки несущихся торпед подлодок.

В самых неожиданных местах могут появится смертоносные мины. Много смертельно опасного прячется во вроде бы безмятежных водах.

Здесь всё-таки Стальные острова. «Гнездо грэдского милитаризма», «логово морских чудовищ» как пишут на юге огромного материка. Можно сколько угодно малевать где надо и не надо картинки с каким-то конным святым, поражающим копьём змея. Пусть на змее всё чаще изображают грэдскую каску.

Реальность разительно отличается от картин. Линкор имени этого змееборца с затоплениями до сорока процентов, двумя полностью выгоревшими башнями и пробоинами в поясе с трудом дотащили до порта.

Морские чудовища уже много раз показывали — кусать до смерти они умеют.

Марина и сама змея. Нелюбители двуногих рептилий призывают убивать их всех. Без различия пола и возраста. Всех, включая Эр, Динку и Коаэ.

Но «Глаз Змеи» не затупился. И он в надёжных руках.

Да и казнили далёкие предки Марины и Эр святого в итоге. Если верить его нынешним почитателям, просто со звериной жестокостью. Впрочем, любовь к описанию издевательств и пыток заставляет задуматься о содержимом мозгов авторов всевозможных «житий» мучеников за веру.

В Замке Ведьм и сейчас хранится десять голов одного пророка захваченные Диной II в походах. От него же набралось несколько тысяч пальцев и их фрагментов (мощи часто вставляли в рукояти клинков). Воительница даже шутила: «Нас зовут ящерами, а сами на них куда больше похожи. Ящерица не всегда себе второй хвост отрастить может, хотя я однажды с пятью видела. А эти вон с какой скоростью не то, что пальцы. Головы отращивают. Может, они и не люди вовсе?»

— А у нас Коатликуэ есть. Она хорошо умеет самым жутким чудовищам придавать облик миленькой девочки. Вспомни её костюм на Новогоднем. Сама ведь всё придумала. Ещё и для Дины наброски сделала. Я даже серьги после придумала и заказала.

Марина мысленно представляет коралловые сердца в ушках Эр. И ожерелье. Ведь куда более реалистично, чем у мелкой может выйти, ибо деньги девать некуда. Ну, да соправителя таким не напугаешь. Как-никак, покойная мать разноглазого чуда чёрные шуточки обожала.

Вторая неправильная принцесса на его веку. Опыт уже должен быть.

— Надеюсь, не лягушачьи сердца заспиртованные собираешься в уши цеплять?

Судя по блеснувшим глазам только что, сама того не желая, подала Эриде очередную безумную идею.

— Не. Из головок колибри, народ поклонявшийся Коатликуэ птичек тоже почитал. Они такие яркие. Кажутся милыми, хотя на деле прожорливые и злобные птички. Птички бога войны. Она из самых неожиданных мест до нас добирается. Война! Мои предки тоже ведь создавали страну. Великие завоеватели, созидатели и разрушители. В ножны моего меча вделана капсула с солью. Самой обычной солью, выпаренной из морской воды Восточного океана. Генерал Рэндэрд велел ту соль выпарить. Как символ того, он вместе со всеми, Великие равнины прошёл. Теперь на берегу океана стоит. И это всё у него за спиной отныне и навеки наша земля.

— Там есть такой памятник. Так и называется «Разгромили белых хратов, разогнали всех попов. На Восточном Океане свой закончили поход!» Строка из стихов его сочинения. В другом мире есть очень похожая песня.

Эр прикрывает глаза.

— Она и там, вроде, называется «Песня о взятии Приморья». Странные люди поэты, во всех временах мыслят одинаково. Хотя, люди ведь тоже повсюду без конца воюют. Что здесь, что где-то ещё.

— Там внутренняя война была. Величайшая по значению из всех войн того мира.

— Марина я знаю историю. Скажи, ты видела их?

— Кого? — не сразу соображает Херктерент.

— Тот памятник. Я никогда там не была. Хотя, он ближе к столице, чем место, где находимся мы. Везде пишут, картинки не передают и десятой доли величия.

— Это так, — кивает Марина, — совсем по-другому себя чувствуешь, когда рядом стоишь. Там нет постаментов. Стоят прямо на камне. Словно недавно туда пришли. Современные краски хорошо держатся. Они правда будто живые люди. Только огромные.

Дина шлем держит на руке, но рога всё равно высоченные. И сияют. Когда на поезде подъезжаешь и они видны с десятков километров.

Миррены зовут эти статуи «Памятниками грэдской гордыни». Людям не годится строить столь грандиозные монументы. Это самое настоящее идолопоклонничество, а то и силам зла поклонение.

Хотя, на деле, это как раз ещё из времён да Катастрофы басни сюжет про лисицу и незрелый виноград. Сами похожий памятник Тиму I и его окружению поставить хотели. Даже выше наших Гигантов Приморья, только рухнула первая статуя, и решили больше не рисковать. Да и Великая Война вскоре началась, а после всем несколько лет было не до того.

Уже перед этой войной новую стройку века начали — портреты пяти императоров выбить в горной гряде. Но с началом войны что-то я про этот памятник больше не читала. Видать, где-то в других местах взрывчатка требуется. Видать, и этот монумент только на монете останется.

— Я знаю, у меня есть такая монета, серебряная. Про наш памятник говорят, из-за рогов Дина выглядит выше всех.

— Так это замысел памятника. Чтобы гордо сверкали золотые рога. Там ведь все, кроме Дины III без шлемов, как знак того, что закончены бои. Твой предок, Рэндэрд, как намёк на будущее, развернулся лицом на юг и из-под ладони туда смотрит. Кстати, скульптор слегка пошутил, он единственный, у кого фляжка из бутылочной тыквы на поясе висит.

— Да знаю, везде пишут пил он очень много. Меч хоть похоже сделан?

— Полное сходство. Там всё оружие и доспехи сделано с сохранившихся образцов. Сейчас у ног генерала небольшая выставка трофеев.

Единственное место, где каждый желающий может коснуться рукояти «Глаза Змеи». Дина III на одном колене у берега океана стоит. Вроде как воду рукой трогает. Там вход на смотровую площадку через ножны сделан. Пальцы у неё над водой, с них дети в море прыгают. Я тоже попробовала. Пишут, за столько лет никто не утонул и не разбился. Говорят, сама статуя за этим следит, раз прямо на руку смотрит.

Сначала хотели сделать её смотрящей на воды океана, как и остальных. Но потом решили, павлиньи перья шлема уж очень сильно возвышаться будут. Потому и сделали, будто на руку смотрит. Перья очень большую тень дают. Даже в самую жару.

Эрида чуть ежится.

— Бр-р-р! Как представлю, как на тебя сверху смотрят огромные глазищи. Аж страшно становится.

— Это ты зря! — смеётся Марина, — Во-первых, она улыбается, а во вторых…

Чуть приподнявшись, смотрит прямо в лицо Эр.

— Можешь мне поверить, рожу, очень похожую на памятник, ты сейчас наблюдаешь перед собой, а я постоянно лицезрю в зеркале.

— Только там размеры несколько отличаются, — хихикает Эр, — А правда, настолько похоже, ведь поставили задолго до твоего рождения.

— Правда. Внешность Великих Еггтов прекрасно известна. Я, действительно, и на Мать, и на Дочь очень похожа. Хотя, лицо Золоторогой как следует смогла рассмотреть только вокруг неё несколько кругов на автожире сделали. Он же может почти на одном месте зависнуть. На вертолёте двухмоторном меня полетать не пустили.

— Я такого даже на картинках не видела.

— Успеешь ещё насмотреться. Он транспортным должен быть. Хотя, как мне кажется если их сделать много, то десанты в ближнем тылу с них высаживать самое то.

— Ты как всегда, лишь бы убить кого.

— Всего лишь, врагов. Хочешь, о мирренских художествах в колониях расскажу. Особенно, — неприятно усмехается, — про суп из мидий?

— Не надо! — глаза Эр совершенно квадратные от ужаса, — Я не уверена, что мне стоит это знать.

— Не хочешь, не надо, — пожимает плечами Марина, — надумаешь — я всегда готова. Знать надо, с кем дело имеем. Это в отношении наших пленных они ещё каких-то рамок придерживаются. Всех остальных… Самое мягкое, просто не считают за людей. Со всеми вытекающими последствиями.

— Не надо! — Эр крайне редко повышает голос, но сейчас почти кричит.

— Сказала же, не буду.

Сидят некоторое время молча.

— Марин, а правда там смотровые площадки в глазах статуй?

«Глаза! Заметьте, не я сказала это слово. Эр, ты на самом деле ничего не знаешь, или так хорошо притворяешься? Корзины человеческих глаз — вот они следы колониальных частей. Десятки кило. Они бы их уничтожили, но мы сами не ожидали такого успешного десанта, и того, что нашли в резиденции губернатора. Почему-то не удивляюсь, что он без вести пропал. Подозреваю, у кого-то может и лежит череп опасного зверя».

— Там на головы можно подняться. Но общедоступная площадка — только на шляпе начальника огня Эрескерта. И ещё одна, пониже, на седле коня Линка. Его намеренно сделали, будто он травку щиплет. Вход через ноздри — прямо скажем, впечатляет. Там с винтовой лестницей перемудрили, слишком крутая получилась, не все захотят по такой подниматься, но мне понравилось.

— Впереди группы солдат стоит генерал Рэдрия. Наша Хорт страшно переживает, что там не бывала. Единственный монумент, что цвета натуральной бронзы. Только перо на шлеме алое. Лабрис очень похожий. Ночью в пере горят сигнальные огни для самолётов.

— Я знаю, этот монумент потому и такой. Он символ. Памятник не только этому человеку. Памятник всем, кто до океана не дошёл.

— Это так. Когда у подножия их стоишь… Такая гордость пробирает. За страну, за нашу мощь. За то, что мы в состоянии создавать подобное. Символы нашего мира. Они простоят сотни и тысячи лет.

— Хочется когда-нибудь всех Великанов Приморья впервые ребёнку показать. Такой восторг и удивление, что можно увидеть только на детском лице.

— Деньжищ, конечно, на памятник вывалили ого-го сколько! Какой-то деятель, не помню уже из какого лагеря, писал во время финансового кризиса «спрашиваете, куда в нашей стране подевались деньги — на приморских великанов посмотрите!»

— На самом деле так много потратили?

— Сложно сказать. Деятель этот был ещё философом, популярным в то время. Как и большинство философов считал себя человеком, одинаково хорошо разбирающимся абсолютно во всём. В том числе, и как бюджет Империи формируется и как должен расходоваться.

Сунула я в эти труды нос — и поняла, в данном вопросе я и то намного лучше него разбираюсь. Хотя, кроме статистических отчётов министерств и пары школьных учебников ничего не читала. Отчёты эти в те времена уже публиковались.

Но вот язык был точно подвешен куда лучше, чем у меня. Широко известен был. Написал чуть ли не в паре десятков томов работу «Как нам обустроить Империю?» Хотя там попытки реализации одного тома вполне бы хватило для начала Внутренней войны, причём такой, после которой второй том претворять в жизнь стало бы просто некому.

— Ты так и не сказала, дорого постройка обошлась? Я в монтаже подобных металлоконструкций кое-что понимаю. Прикидывала, смогу ли что-то подобное создать.

Марина хмыкает.

— Даже если возьмёшься, отца у тебя вряд ли получится разорить. Золотые горы для одного человека — жалкие медяки в масштабах государства. Иногда нужно тратиться на подобные проекты, способные стать объединяющими символами для всех. У нас с этим символами не очень хорошо сейчас. Но никто не вспоминает, во сколько та стройка обошлась. Ну, было итоге у нас на дивизию… Хотя пожалуй, на две дивизии броненосцев меньше. К нашему времени корабли бы всё равно пошли на иголки.

«Великаны Приморья» стоят. Ещё долго стоять будут, как бы кое-кому на юге не хотелось обратного. Недавно опять статья про делёжку не пойманной рыбы попадалась. Рассуждают наши заклятые, во сколько демонтаж этих чудовищ обойдётся. И сколько всего полезного из металлолома можно будет изготовить.

— Изготовлялка не выросла! — лязгает в голосе Эриды отцовский металл.

— Помнишь, на открытии памятника Рэндэрду были? Ничего необычного не заметила?

— Заметила, конечно, автор явно мечтал поставить ответ Приморскому Великану. И я бы не сказала, что так уж замечательно получилось. Слишком сильное увлечение древними образцами. Эта знаменитая невозмутимость. А он ведь сражается.

— Я первоначальный проект видела. Он там просто в маске был. А тогда такие рожи делали.

— А я знаю, почему маску делать не стали. Тогда странная мода была. Великан Рэндэрд носил маски с чертами лиц юных девушек. И наоборот, женщины из окружения Великих Еггтов носили маски с усами и бородами, или же вовсе личины чудовищ и зверей надевали. Сейчас женская маска на мужчине выглядит весьма двусмысленно.

— И голубой в первую очередь обозначал цвет. Куда мир катится?

Эр хихикает.

— Он не катится, он по спирали вертится. Всё повторяется с определённой периодичностью. Никого ведь не удивляет, ты часто одеваешься как мальчик.

— Ну и? Есть народы, где мужчины носят юбки и косметикой пользуются.

— А есть и другие, где за платье неправильного покроя могут убить.

— Ты знаешь, у мирренов есть деятели, кто совершенно серьёзно предлагали уничтожить всё население этих островов. «Ниспослать кару господню на погрязших в разврате безбожников». Правда ни во флоте, ни в их бомбардировочном командовании таких умников не держат. Но вообще мастеров резьбы по кости там хватает.

— Они тоже пишут, что мы злые и очень жестокие.

— Знаешь, знать несколько языков иногда вредно. Кстати, было время, когда наш и их современные языки были запрещены к изучению вне специальных учреждений.

— Тогда не самое умное во всех смыслах время было. Но вот языки было необязательно учить. Что наше, что мирренское письмо происходит от скорописи Островной Империи. Классический язык у нас до сих пор общий, а в то время и разговорные походили на него куда больше, нежели сейчас.

— Если учесть, сколько раз и мы и они чистили литературные варианты языка от простонародных и чужеродных наслоений и сколько было создано новых слов…

— В то время для международных связей хватало и классического языка. Две великих цивилизации развивались почти без контактов друг с другом. Почти не торговали, книги друг друга считали смертельно опасными. А как многим могли взаимно обогатиться!

— Зато сейчас… Так друг дружку обогащаем. Некоторые считают, если погибших в Великой и Мировой считать — пошло уже на вторую сотню миллионов, если не на третью. Переписи населения уже давно не было, и чувствую, долго их ещё не будет.

— Ты всё время о грустном.

— Я просто о жизни. Такой, какая она есть.

— Люди до последнего стараются не замечать приближения опасности.

— Ничего, я из наблюдательных. Сюда из-за горизонта не явится никто.

— Тогда зачем такие мощные укрепления строятся? — не откажешь разноглазой в наблюдательности, — Я не хочу никого убивать. Но чем дальше, тем больше понимаю. Мне придётся этому учиться. Ибо просто очень хочется жить.

— Не торопись с освоением этих умений, — усмехается Марина, — мы уже стронули лавину. И неясно, когда она остановится и скольких ещё в неё затянет. Любую броню можно пробить.

— Если уж поднимать тему мирренов, то наши и императорские — уже два разных народа. Наши уже и сами всячески подчёркивают рознь. Произношение — другое, грамматика отличается. Верят — по-разному. Молодые всё больше и больше смешиваются с нами. У них уже тревогу бьют — через поколение, от силы через два от их общности только имена и останутся. По мне так и неплохо, плохо только то, что общностей, что сплавляются Империей в некую новую куда меньше, чем хотелось бы. Миррены, как ни удивительно, один из самых успешных примеров. Другие же… На нашем языке говорят, нашу одежду носят, только по имени и поймёшь, что не грэд.

Внутри же — полностью чужой, существо с представлениями об обществе и отношениях в нем зачастую даже не пятисот, а тысячелетний давности. Но уже умеющий пользоваться нашими винтовками.

— Ты о ком?

— Карту «Народы Родины» посмотри. Особенно, те места, где нет нашего цвета, но нет штриховки, означающей смешанное население. По течению Церента области особенно. Да и других хватает.

— Ты опять о чём-то страшном?

— Я, как всегда, о жизни. В непростое время в не самой здоровой стране. Общество можно и искусственно расколоть. Про морские народы читала, раз уж мы тут сидим?

— Это у мирренов приключенческая литература, — бывает у Эриды иногда словно лампочка в мозгу включается, выражение лица резко меняется, приходит осознание чего-то по-настоящему важного, — как раз о древних жителях этих островов и их борьбе с «людьми чёрных кораблей». Написано здорово, вот только не было тут древнего населения.

— Всё верно, а вот попытка внушения местным, что они никакие не грэды, а потомки древней высокоразвитой цивилизации, уничтоженной «людьми чёрных кораблей», как раз была. Не достигшая успеха, потому эти книги и разрешено издавать до сих пор. Смотри, как здорово бы могло у них получиться, под соусом национальной, а то и расовой розни поднять мятеж в одной из главных баз флота, разом лишить противника мощнейших кораблей. Плюс, отвлечь значительные силы на подавление мятежа. Чем больше мы будем стрелять друг в друга, тем меньше будем стрелять в них. Но тут опять просчёт вышел — тут такая смесь выходцев из разных областей Империи. Зёрна пропаганды расового и национального превосходства неважно кого над кем тут просто не проросли. Не тот регион выбран. Сколько наши моряки с мирренами когда-то на почве цвета кожи во всех портах дрались! Сордар о таких побоищах рассказывал…

Да и не вешали мы никогда любимого украшения мирренских кабаков «только для белых». Хорошо, хоть расовой розни у нас просто нет, начальник огня у Великих Еггтов генерал Эрескерт до сих пор один из любимых персонажей для исторических памятников.

— Да, но в последнем фильме его зачем-то желтой расы сделали.

— Ох уж мне эти режиссёры южного стиля! Диверсанты вражеские по сути дела, не добитые!

Вредители самые настоящие. Все старые конфликты в стране стараются разворошить. Правды исторической искатели.

Но это только одна попытка, про морские народы. Есть и другие. И мы тем же самым занимаемся. «Законы о враждебной пропаганде» не просто так приняты.

Нормальная пропаганда должна не только кричать, она должна потихоньку, исподволь действовать, постепенно меняя мировоззрение и заставляя людей поверить в нужное тебе. Зачастую незаметно, по капельке, заставляя отказаться от старых идеалов. Попросту предать всё ради каких-то призрачных идей и обещаний.

— Но это же страшно Марина! Когда то, что считал белым, вдруг превращается в чёрное! Когда идеалы оказываются ложными!

Марина пожимает плечами.

— Ты же умная. Если не заметила, мы который год на войне. И по нам постоянно применяют оружие, внешне не разрушающее ничего. Разрушающее изнутри. И это не какие-то таинственные лучи. Это простые строчки на бумаге и слова по-радио. Они зачастую куда страшнее любых бомб и ракет. От них не спрячешься и их не собьёшь.

Против них свои слова надо находить. И такие, чтобы до печёнок пробирали. Иначе, конец привычного для нас мира может наступить куда быстрее, нежели нам этого хочется.

— Человек не может мечтать о крушении породившего его общества.

— Вот тут ты ошибаешься. Очень сильно ошибаешься. Даже ты несколько таких человек знаешь, — увидев квадратные глаза, поспешно добавляет, — не волнуйся, здесь их нет, но осенью почти со всеми снова увидишься.

— У тебя талант утешать. То оружие невидимое, то враги в соседнем школьном корпусе.

— Как уже говорила, на войне живём. Мирренов потому так и злят наши «Великаны Приморья». Они стали одним из воплощений силы и мощи нашей страны. А у них так и не хватило мозгов поставить нечто подобное. В этой войне многие сотни и тысячи раундов, только вот этот оказался за нами.

У нас есть такие яркие и запоминающиеся символы — у них нет. И ещё какое-то время ничего подобного не будет.

— Это сейчас. А потом?

— А потом ты повзрослеешь, доберёшься до бюджета Министерства Государственного Имущества и создашь ещё что-нибудь, столь же запоминающееся.

— Я постараюсь, Марина, — Эрида совершенно серьёзна.