Танцы, начинающиеся на границе дня и ночи. Туда ходят и верхние, и нижние, даже особо не ссорятся.

Вот и Софи решает сходить. Марина следом увязывается. Просто так, для общего развития.

Достаточно быстро понимает, бёдрами здесь двигают с такой интенсивностью — фото и записи танцев можно использовать в качестве психологического оружия против не самых стойких мирренов.

Сняв ножны, Софи ловко кидает их Марине.

— Подержи пока.

Достойной императрицы походкой выплывает в центр круга.

— Во даёт! — восторженно выдыхает кто-то.

Марина лениво бросает взгляд в указанном направлении. Как и следовало ожидать, сестрёнка выделывается. Не зря с утра огоньки в глазах горели. Праздник у тараканов в голове точно грандиозный. Если вспомнить знаменитый танец Дины III в лагере перед решающим боем среди солдат, можно заметить на иллюстрациях, чем для более старшей аудитории книга, тем меньше надето на Дину. Сплошь и рядом, на ней ничего нет, кроме украшения.

Если учесть, Софи никогда не берётся за то, что умеет делать плохо. Последние три года танцам её учили куда тщательнее, нежели Марину, причём не только классическим, но и вообще всем, включая непристойные.

Змеёй извивается сама Софи, развиваются одежды (было бы чему), сверкают украшения. Вокруг творится что-то невообразимое. Самый первобытный и дикий восторг. Со всем, что к нему может приложиться. Марина охранниц в толпе уже высмотрела. Тоже лица настороженные. Смерти не видно, и это самое опасное.

— Настоящая профессионалка из столицы! — восторженно выдыхает кто-то, — Наши так не могут!

Марина вроде как про себя выдаёт с максимальной громкостью на границе с переходом на ор.

— Из столицы. Но совсем не профи. Так… Развлекается она.

— Ты-то откуда знаешь? — косится на откровенно драчливый вид Марины.

— А я сама столичная, — упирает руки в бока Херктерент, — Недавно тут.

— Не на разбившимся самолёте прилетели? — шутнички тут ещё те.

— Нет. Мы раньше тут были.

— Вроде не сёстры.

— Столица, вообще-то, самая большая деревня нашей страны. Как в любой другой, все всех знают.

— Ну, и как её тогда зовут?

— Лиза.

— На сумочке другие буквы, — замечает девушка, одетая почти как Софи.

— Ага. «СС» как у принцессы. Тут половина, — выразительно окидывает девушку взглядом с головы до ног, — дочери императора подражают. Думаете, в столице ситуация иная?

— Смотри, кто с ней разговаривает!

— Понятия не имею.

Смотрят, как на тяжело больную.

— Это же Эшбад — Водяная Змея лучшая на острове танцовщица! Она тут первая Звезда!

Марина только плечами пожимает. Надо же, ещё одна Змея выискалась! Высокая темноволосая чуть сухощавого сложения девушка. Одежда, как и почти у всех здесь, не столько скрывает, сколько демонстрирует. Золота многовато, но подобрано с большим вкусом. Всё остальное… Хм. Куда дороже, чем то, что на Соньке сейчас.

Банально хочет Софи очаровать. Судя по в открытую бросаемым завистливым взглядам, мечты многих, что бы к ним вот так подошли. Тут же пришла неизвестная неизвестно откуда и всем всё испортила. Причём, даже от восторга не млеет.

— А она там первая. Звёзды друг друга рядом плохо переносят.

Софи уже отдышаться успела, но огоньки в глазах сияют по-прежнему.

— С чего тебе захотелось звездой народных танцев стать?

— Они уже давно не народные, но всё равно, страшно популярные. Это главное. Шокировать столицу — так самым экстравагантным способом.

Марина краем глаза замечает, как поскучнели лица у намеревавшихся посмеяться над ней из-за придуманного знакомства со звездой. Ну, что, ребятки, кто тут придумывает.

Вернулись далеко за полночь. Спать совершенно не хочется. Софи зовёт у неё посидеть. Ноги за вечер, наверняка, стёрла. Теперь язык решила постачивать? Марине делать в общем-то нечего, можно и почесать языками.

Знала, у сестрёнки обширная коллекция нарядов для местных танцев. Не знала, насколько обширная. Притом один наряд места сам по себе практически не занимает. Софи у зеркала прикладывает к фигурке то одно, то другое. В некоторых случаях при надевании сложно будет рассмотреть что-либо, кроме фигурки Софи. Конечно, понятно именно для таких целей подобные вещи и изготавливают, но уж больно откровенно получается. Марина не против, но на ней такого не будет.

— Эшбад звала меня в свою школу. Говорит, такого таланта давно не видела. Говорит, она из лучшей школы, кстати, это чистая правда. Она во дворцах выступала и на крупнейших праздниках. Я сначала отнекивалась под вежливыми предлогами. Она ко мне всё сильнее приглядывалась. Потом сказала. «Профессиональный взгляд он такой, часто глаза застилает. Извините, я только сейчас узнала вас. Вспомнила, где вас видела…»

— Интересно, где это? — перебивает Марина, — Во Дворце Грёз такого точно не показывали.

— Тебя там всё равно не было, — с задумчивым взглядом, почти как у Эр, отвечает Софи, — знаешь ли, не всеми воспоминаниями стоит делиться. И вовсе не потому, что они плохие.

— Воспоминания из тех, что только для двоих? — щурится Марина.

— А вот это совсем не твоё дело! — загадочно закатывает глаза звезда сегодняшнего вечера, — Уже когда расходились, сказала мне: «Жаль, ошиблась. Сначала, по движениям, поняла, у кого ты училась. Подумала, подослали, чтобы уязвить меня. Я имею представление, кто там в столице, перспективный. Тебя в этом списке не было, значит, занимались индивидуально, или в малой группе. Присмотревшись, поняла, ты классической школой владеешь, эти два умения редко сочетаются. Да и самое простое — у тебя всё золото настоящее. Зря тебя опасалась. Мы просто звёзды с разных орбит». Представляешь, я её даже узнала. Говорят, она моряков особенно любит…

Марина многозначительно начинает насвистывать что-то из портового репертуара.

— Знаешь, Сонька, «Морской танец» на половине праздничных концертов бывает. Я тоже эту Эшбад вспомнила. Мне казалось, она должна быть почти старой, но выглядит довольно молодо.

— Это не она старая, это ты ещё весьма и весьма юная. С ней и вовсе ребёнком виделась. Давно-ли были времена, когда двадцатилетние мне казались почти дедами?

— А сейчас больше не кажутся?

— А теперь среди них стало очень много симпатичных. Кстати, ей ещё и тридцати нет, причём не как во Дворце Грёз, а на самом деле.

Софи снова вертится у зеркала. Марина словно недавно стала обращать внимание на её гибкость.

— Знаешь, мне тоже охота повертеться пред толпой только в загаре и павлиньих перьях. Это пьянит на самом деле. И просто красиво. Говорят, на танцующую девушку можно смотреть вечно.

— Тут одиночные выступления особо не в моде. Да и к школе ты не принадлежишь… Хотя, последнее не проблема — любую школу танца можно нанять для выступления под своим именем.

Софи застывает вполоборота к зеркалу. Шепчет.

— Мариночка, маленькая, — и как заверещит, — ты такую идею сейчас подала!!!

Странно, Смерть на шум не явилась.

— Я их всех найму! Там же на карнавале платформы с танцующими возят по городу. Это так ярко! Будут в наших цветах! Я там буду. Ты…

— Меня там не будет. И точка.

— Глупая ты! — смеётся Софи.

— Договорилась со школой?

— Ещё нет. Уверена, всё отлично получится. Меня на Параде ты точно не пропустишь!

Дворец числится военным объектом, для посещения недоступен. Парки подчинены общеимперскому законодательству. Не менее восьми месяцев в году быть доступными для посещения всеми желающими. В резиденциях свыше определённой площади не менее сорока процентов залов должны быть музеефицированы, и не менее четырёх месяцев в году, открыты для посещения.

Саргон собственному указу не особо следовал, формально переведя часть резиденций в военные министерства.

Ученицы Эшбад приехали на трёх автобусах. Парк сразу же тонет в гомоне, визге и звонком лае. Некоторые приехали с карманными собачками.

Младшие девочки меньше Динки. Старшие — как выпускницы «Сордаровки». Сама Динка, обнаружив столько новых гостей, тут же убегает знакомиться.

Собиравшаяся в город Хейс решает остаться. Хмыкает.

— Знаешь, я тут побуду. Подростки есть подростки, а нюха на беспорядки я ещё не утратила, тем более, Дина — облегчённая версия Марины, и во что-нибудь ввяжется обязательно.

Все старые способности Хейс словно по волшебству, просыпаются. Причём увидевшие её впервые девочки девочки тоже что-то почувствовали. Слишком уж навыки в наведении порядка явные.

К бассейнам пошли. Софи сразу предложила, кто хочет — могут поплавать. Чем многие, что с двумя ногами, что с четырьмя тут же и воспользовались. Купальники оказались не у всех.

Если Эшбад и удивилась приглашению ещё и в резиденции выступить, вида не подаёт. Переговоры проходят быстро.

— Вы, вроде, ещё и танцами в воде занимаетесь?

— Да. Мы это и придумали.

— Здешние бассейны подходят?

— Вполне.

— Я бы хотела сегодня посмотреть выступление.

— Такое на сегодня не планировалось. Я могу сообщить им о вашем предложении, но решение каждая примет сама. К тому же, старшие будут только вечером, а многие номера на них держатся.

— Я никогда никого и ни к чему не принуждаю.

К ним Эрида присоединяется. Устраивается у самой воды. Ничего не говорит. Только, щурясь, смотрит на плавающих и играющих. Фотоаппарат с собой, но лежит без дела. Эр сама по себе живописна. Тут одежда только привлекательности добавляет, полупрозрачная накидка через голову, оставляющая открытыми бока с золотым пояском. Довольно улыбается, хоть пиши или лепи с неё какую-нибудь аллегорию наслаждения.

Софи нет-нет, да поглядывает в ту сторону. Мозги у разноглазой в последнее время всё чаще и чаще стало клинить на определённую тематику ниже талии. Но тут, похоже просто любуясь, получает всё возможное удовольствие.

Динку среди прочих и не заметишь. Верещит и брызжется наравне со всеми.

Марина у колонн постояла, взглядами с сестрой перекинулась, и по своим делам ушла. Чем больше весёлого шума, тем меньше ей там хочется быть. Народу много, даже разноглазую на всякие глупости вряд ли потянет.

Приносят прохладительные напитки. На всех. Но пока с бокалами сидят только Софи, Эшбад и Хейс. Остальные не накувыркались в воде ещё.

Софи вполглаза следит за Эр. Та вроде бы сидит просто, если не знать, какая у разноглазой наблюдательность. Однако, просмотрела, как девочка возраста Коаэ осторожно касается за плечо, что то спрашивая.

Разноглазая сначала недоумевает, потом начинает торопливо кивать. Встаёт, поднимая фотоаппарат. Девочка, подскочив от радости убегает звать подруг.

Софи чуть улыбается уголками губ. Малышка глупенькая. Ладно, Эриде нравится когда её не узнают, что совсем не сложно, в городе примелькаться не успела. На пляжах, особенно у статуй, народ в таком расхаживает — Эр скромницей покажется. Некоторым так вообще в качестве наряда одного браслета достаточно.

Заметила девочка простенький старый фотик, размера не захочешь, а заметишь, и попросила их поснимать. Одного не разглядела. Это одна из самых дорогих и сложных из существующих камер. Подражание общедоступной модели — производители показывают уровень своего мастерства. В камере функций столько — Софи и то половины не знает, хотя в авиационных фотоаппаратах разбирается. Эрида со сложнейшим прибором обращается с такой ловкостью, будто это простенькая игрушка. Зато и снимки выходят — любой хоть на выставку отправляй, хоть на стенку вешай. Правда, не везде разрешат, больно уж в последнее время тематика обнажённой натуры в различном жутковатом оформлении, преобладает.

Впрочем, девичьи тела Эрида в каком угодно окружении, готова снимать до бесконечности. Приглянувшуюся фигурку может уговаривать долго, хотя обычно это не требуется. А тут сразу столько, да сами почти, а кто и вовсе догола разделись. Ещё и сами просят их поснимать.

Теперь Софи жалеет, у неё фотоаппарата нет, чтобы живое воплощение аллегории счастья по имени Эрида для вечности запечатлеть.

Ну да, виды на море тут живописные. Только Эр явно совсем другими видами поглощена. Не пожалела на дурачащихся и обнимающихся девочек одну из самых длинных плёнок в сотню кадров. Послала за новой. Накатило на неё. Съёмки из развлечения резко превратились в работу. Появляются другие аппараты, штативы и прочая аппаратура. Долго теперь фотографировать будет. Девчонки это как развлечение воспринимают. Эшбад ничего не замечает. Только Хейс странновато посматривает.

Под конец та же девочка спросила сколько будут стоить снимки, и когда будут готовы. На первый вопрос Эр только отмахивается, на второй называет точное количество часов начиная от текущего с поправкой на ночь.

Эриду со всем оборудованием отправляется к себе. Выглядит, как машина заведённая. Движения отточенные, взгляд — как клинки. Надолго теперь в лаборатории засядет, проявляя плёнки и распечатывая снимки. Голова, как сосуд. Если чем-то одним нужным быстро наполнить, ничто другое туда уже не полезет. Во всяком случае, какое-то время.

Софи специально следила — Эр за всё время съёмок даже случайно никого не коснулась, хотя с утра Софи от неё чуть ли не пряталась, опасаясь опять полезет обниматься. Развлечение в дело и обратно слишком уж быстро у разноглазой перетекают.

Когда и сами уже почти все из воды повылезали, Эшбад собирает всех для беседы.

Отношением к подопечным она чем-то напоминает отношение Пантеры к «Сордаровкам». Разговаривает сразу со всеми. Сначала поднимается недоуменный гомон. Достаточно быстро находится устраивающее всех решение.

— Мы тут давно хотели выступить. И вообще, и в воде.

«Опять этот коллективный разум, опять это дурацкое „мы“! Своих мозгов что ли нет? Не дуры же. Впрочем, им это коллективное им и нужно с одного жеста друг друга понимать».

— Если бы чуть раньше связались, мы бы особые костюмы подготовили.

— Не надо, — отмахивается Софи, Марина замечает заговорщический блеск, — Выступайте в том, что есть.

— Необычно, но возможно. Мы так иногда в море плаваем.

— Хорошо, готовьтесь пока, а я остальным позвоню, чтобы приходили посмотреть.

— Это кто ещё? — настораживается Эшбад, — Я кажется, предупреждала, ничего незаконного.

— Не волнуйся, будут только мои школьные подруги. Ты половину и так видела.

Хейс внушает доверие одним своим видом. Динка, конечно, кошмар, но в основном, для сверстников.

— Эр из лаборатории ещё не показывалась. Звонила ей туда. Почти сразу бросила трубку, говорит получается нечто выдающееся.

— Девочки здесь на ночь останутся. Гостевые помещения сейчас готовятся, — и ответ на недоумение во взгляде.

— Договорилась, они будут выступать в этих бассейнах ещё и завтра.

— Софи. Ты вроде бы девочка. Такие танцы любят смотреть больше мальчики.

— Марина, иногда экзотические танцы значат всего лишь танцы. Тут все знают, кого и зачем зовут на вечеринки. Кто танцует, а с кем и о чём другом договориться можно.

— Договориться всегда можно, вопрос в цене.

— С тобой тоже можно… договориться?

— Очко в твою пользу.

— Глянуть хочется, что водяные танцовщицы вытворяют. Они же считаются лучшими в Империи, лучше приморских и тем, более столичных. Вот, захотелось посмотреть, как они плавают.

Марина плечами пожимает. Желание как желание. Хвастовство физическими достижениями друг пред другом ей не понять. Но если кому — то нравится — почему бы и нет. Тем более, тут сочетание спорта, искусства и танца.

Сама танцевать классику умеет, но смотреть, как танцуют другие не любит совсем.

Показательные выступления школы Эшбад популярны. И обычные, карнавальные, там уже несколько лет подряд побеждают. И новые, на воде, самой Эшбад придуманные. Потомки жителей остров чуть ли не на генетическом уровне любят всё, связанное с водой. До сих пор синоним дурака — не умеющий плавать.

Ну а эстетической точки зрения всё привлекательно, особенно с мужских глаз.

— Так они к тебе и прибегут. — ещё не договорив, Марина понимает, сморозила глупость, хорошо, Сонька не в том настроении, чтобы поддевать. Может, она и правда, чем заболела?

Ненадолго объявляется Эрида с ещё мокрыми снимками. К некоторому удивлению Марины, в простом летнем платье. Коротеньком, конечно, но самого обычного покроя безо всяких откровенных вырезов с разрезами. Пришла — и сразу к Эшбад. Если разноглазая идёт в атаку, самое умное — не мешать. Показывает снимки, что-то увлечённо доказывает. Впечатлений за сегодня уже набралась и желает продолжить? Интересно, в каком объёме и что именно. Судя по тому, что Эшбад, посмеиваясь, зовёт к ним то одну, то другую девочку постарше ничего по-настоящему страшного в разноглазую голову не взбрело. Зовут и ту девочку, кто попросила первые фото сделать. Глядя как на месте запрыгала, чуть снимки не разорвав, тоже всё понравилось.

У главной ценительницы прекрасного мозги из состояния перегретых летним солнышком вернулись в холодный рабочий режим. Какой из них опаснее для окружающих — вопрос из разряда дискуссионных.

Вечером посидели у бассейнов со старшими ученицами Эшбад. Рассказывают, кто чем занимается.

— Художники часто зовут позировать. Неплохой приработок. Только сейчас художников меньше стало.

Ездили на Большую Дугу выступать перед командами кораблей, так хорошо нас нигде не принимали. Мы ведь все в гражданском корпусе содействия флоту состоим. Довольно часто на фронтах бываем.

— Флот всегда получает самое лучшее, — хмыкает Марина.

— Нет, — ехидно ухмыляется Софи, — им арены для выступлений, как правило, строить не надо.

Девчонки как девчонки, самые обычные, встреться в школе, могли бы и подружиться. Если бы не предубеждение Марины к их занятиям. С другой стороны, балет Херктерент тоже не любит, но с Эридой это ей дружить совершенно не мешает. Стараются, чтобы их запомнили — тоже ничего предосудительного. Знакомство с известным лицом лишним не бывает. Если хоть что-то по истории читали — знать должны, Еггты имена влёт запоминают. Марина не исключение.

Единственная причина неприязни — все до одной сложением куда лучше Марины. Она же ни под один известный стандарт красоты не попадает. И не такого склада, что бы новый устанавливать.

Ну почему Пантеры нет, когда она так нужна?

— Можно ещё вечером с огнями выступление сделать. Такое сочетание воды, огня и совершенства человеческого тела.

— С какими огнями? Тут в парке есть светильники в виде древних свечей.

— С самыми обыкновенными. С огненными.

— Не боишься? — Софи опасается слишком яркого и жаркого пламени.

— Нет. Это даже проще, чем с клинками и между них, — совершенно просто заявляет девушка.

Марина хмыкает.

— Ну ещё бы! Лучшие тела Империи. Фотоаппарат только у Эриды надо сначала отобрать.

— Чего она там не видела? Мне скрывать нечего.

— А мне есть. Динке тем более. Да и девочкам может не всем понравиться.

— Им всё равно. Снимались уже. Они своих тел не стесняются.

— Я, вообще-то, тоже.

— Тогда какие сложности? Сама знаешь, Эр любит писать обнажённую натуру, да и я тоже.

— Насчёт тебя не знаю, а ей больше смотреть нравится.

Софи смеётся.

— Ошибаешься, Марина, она очень много рисует. Ты редко просишь показать, а она не любит навязываться.

Все расходятся. Остаётся только Софи, Марина и Эшбад. Хозяйки спать будут, когда захотят, а Эшбад может позволить иногда за собой не следить.

— Эш, а можешь показать что-нибудь из того, почему ты такой известной стала?

— Сейчас?

Софи кивает. Эшбад думает недолго. Изгибается всем телом словно змея, от макушки до пяток.

— Эх, вспомню бурную молодость! Кто тут у вас за музыку отвечает?

— Тебе переодеться надо.

— Гулять, так гулять! Пусть шаль длинную принесут.

Чёрный веер, длинная алая шаль на плечах, диадема, туфли да серьги — всё, что сейчас на Эшбад. В вихре танца не видно ничего, и одновременно, демонстрируется всё. Какие изгибы и тела повороты!

Глядя на Эшбад, понимаешь, почему островитянок считали ведьмами даже континентальные грэды. У мирренов религиозные деятели и пресса даже сейчас всерьёз обсуждают целесообразность уничтожения всех женщин на Архипелаге, ради недопущения распространения заразы. Но, уничтожалка не выросла. Хотя, в обратном случае, Эшбад сожгли бы первой. Слишком много в её танце энергии жизни и самой первобытной страсти.

Застывает с улыбкой во все тридцать два из-под веера. Шаль словно живая обвивается вокруг неё, оставив на обозрение только ногу по всей длине. В чёрных глазах словно пламя пылает.

— Представляешь, я не мужчина, но даже мне захотелось ей обладать, — с придыханием шепчет Софи, глядя вслед словно растворившейся во тьме, танцовщицы, — вот уж истинная дочь огня и ночи из старинных легенд.

— Знала, ты ужасно пошлая, не знала, что до такой степени, — отвечая Марина мастерски воспроизводит придыхание.

— Только не говори, будто тебе не понравилось.

— Она великий мастер того дела, где я не гожусь даже в ученики.

— Ты же умеешь танцевать, — мурлыкает Софи, — Серый замок как-то раз на уши поставила.

— Ты мне это теперь до смерти вспоминать будешь? Сама там до сих пор ещё не бывала, я уже отличиться успела. Не танец Дины III, конечно, но меня устроило. Как Эшбад во-первых не умею, во-вторых — не хочу. Я другими путями своё место в жизни займу. В первую очередь, делами буду знаменита, а не любовниками или любовницами.

Вскоре возвращается Эшбад. Садится рядом. Сполоснулась, наряд сменила дышит ещё тяжеловато. Тем же самым веером теперь просто обмахивается.

— Стареть что ль начинаю? Так вымоталась.

— Так ночь очень жаркая, — двусмысленно замечает Софи.

Марина помалкивает. В танце Эшбад выкладывалась полностью. Буквально сжигала себя. Херктерент уважает такую степень приверженности Делу. Пусть, и не слишком нужному. Зависть к танцовщице всё-таки есть. Никому не признается, но самой себе врать крайне сложно.

На последнем выпускном балу Марина была среди гостей участников. Смелые нахалы, рискнувшие пригласить саму Херктерент, в школе наличествуют, все ей самой прекрасно известны. Сама не приглашала никого. Именно потому, что отказ был в принципе невозможен. Раздражения на весь мир нет. Ничью подружку позлить не хотелось. Самой никто не нравится по-настоящему.

Парой лет назад набралась бы наглости, пригласив Яроорта, но на том балу её не было. Хотя могла бы прийти. Имела право. Но время имеет дурную привычку течь только в одну сторону.

— Это ещё не самое смелое, что вы видели.

Эшбад снова в кресле полулежит. Слова подшучивая, попивает через трубочку «Летний вечер».

— Куда уж смелее! — хмыкает Марина.

— Как-то раз, не помню уж, на спор или по пьяни, я целый вечер танцевала только в туфлях и маске с перьями. Помню, устала, но так весело мне никогда не было. Так орали провожавшие меня, без различия пола и возраста. Настоящая ночь огня была тогда.

— Увидеть бы! — мечтательно прикрывает глаза Софи.

Улыбка Эшбад способна любое мужское сердце разбить вдребезги, и одновременно, напрочь забыть о последней просьбе, о чём бы она не была.

— Старовата я уже для таких ночей. Ваших друзей теперь черёд такое устраивать. Фото тогда никто не делал, но увидеть скоро сможете.

— Где? — Софи как холодной водой облили.

— Загорелась? Всё гораздо проще, чем думаешь. Кому-то нравиться танцевать, кому-то рисовать.

— Ты Эриде позировать собираешься?

— Даже снимки сделать разрешила. Я и девочки всех возрастов. Некоторые будут только в масках. Мы и босиком танцевать умеем.

— Разноглазая чокнутая! — Марина стукает кулаком.

— Не в большей степени, чем я! — совсем как маленькая девочка смеётся танцовщица.

* * *

Безумие карнавала захватило Архипелаг. Последний месяц лета и так почти из одних праздников состоит. Говорили, зарево от островных салютов видно на сотни километров. Хотя, многие знают, зарево от праздников и не зависит вовсе, это заводские огни так пылают. Легенда нравится всем, работающим на заводах в первую очередь.

Даже рознь между различными частями Острова в эти дни затихает. Вполне мирно взаимодействуют со всеми степенями близости. Это потом на вулканическом острове похлеще любого извержения страсти гремят.

Марина несказанно удивлена, в дни карнавала не бывает изнасилований, хотя число провокационных нарядов зашкаливает. Приходит к выводу, степень стервозности тоже снижается. И не заявляется орлам нелетающим да прочим пташкам, очень о многом, о чём в другие дни уже лежали бы заявления.

Но и охрана подтвердила безопасность прогулок в какое угодно время в каком угодно виде в эти десятки. Смерти поверила, но проверять не собирается. Сонька пусть глупости делает, если охота. Хейс и Эорен достаточно благоразумны, Эрида никуда не полезет, Коаэ и вовсе тихоня, Динка и так от Марины не отходит.

А Рэда… Рэду в сложившихся обстоятельствах просто не жалко. Да и чего жалеть? Всё равно ничего не произойдёт. Если ли же с неё что-то дурное и правда, начнётся… Нет! Таких чудес не бывает.

Что так на Рэдрию взъелась? Сама же дала ей разрешение. Но всё равно, какая-то злоба лезет. Пусть, никого не уводили, и никто ей не изменял. Всё равно, злоба лезет. Как-то понятнее становятся причины некоторых конфликтов. И популярность в литературе всевозможных треугольников. Пусть, здесь и нет ничего. В школе все будут думать по-другому. Болтовни не избежать, повод-то вон какой шикарный! У Херктерент парня увели!

Девчонки Эшбад очень довольны. Карнавал ещё не начался, а они уже неплохо заработали, и получат гораздо больше. Конечно, многие Эриде позируют, но за такие деньги можно и побыть голой в какой-нибудь необычной позе.

Эр человек со странностями, но честный, платит не по установленному тарифу для натурщиц, а гораздо больше, правда и прийти к ней надо быть готовой в любое время.

Общение с девчонками Эшбад заставляет Марину призадуматься. Танцовщицы казались ей красивыми глупыми пустышками, ни на что не пригодными, кроме верчения задницами. В ухо фонариком посветишь — луч света через другое выйдет. Ещё одна вариация на тему пресловутых столичных актрис да балерин.

Мечтающие о покорении столицы есть, но процент желающих попасть в великие актрисы куда ниже, чем в школе. Хотя, надо честной быть, актриса и содержанка известного лица как правило, одно и тоже. Покорительницы столицы, как правило, о втором мечтают даже больше, чем о первом.

С мозгами почти у всех оказалось довольно неплохо. Некоторые в прошлом совсем немного не добрали, чтобы поступить в «Сордаровку» или более популярную на Архипелаге, «Кошачью».

В лицо никому ничего сказать не успела. Старая привычка сначала думать, и только потом говорить, в очередной раз хорошую службу сослужила.

Мечты у большинства довольно приземлённые. Продать со временем себя подороже и вовсе никто не мечтает. Вот в школе такие в товарных количествах встречаются. Особо упорных даже пол, под кого ложиться совершенно не волновал.

Здесь с этим поспокойнее. Клинической спесью вообще никто не страдает, самое важное отличие от столицы.

Ожидаемо, многие танцуют куда лучше Хейс, но разноглазая почему-то больше с предложениями потанцевать ни к кому не лезет. Вот в бассейне полюбила плавать, когда там кто-то ещё есть. Марина старается сквозь пальцы смотреть. Больно уж неохота в совсем не привлекающих её вещах разбираться. Тем более, Эрида несколько унялась и ничего особо откровенного больше не вытворяет. Работой поглощена. Её в таком увлечённом состоянии не помнит даже Софи.

Тоже сделала несколько набросков девочек Эшбад, но без особого намерения посоревноваться с Эридой. Сама себе доказала, тоже может. Больше и не надо, пусть Эр теперь себя покажет. Это ведь уже делается с откровенным прицелом на будущее. Разноглазая уже успела девчонкам похвастаться, сколько больших картин с ними она сделает. И ведь сделает, иначе бы Эр не хвасталась.

Круг общения как-то сам собой расширился. Сыграла роль способность Марины стремительно запоминать имена.

Всем приезжавшим с Эшбад выдали временные пропуска в резиденцию, позволяющие покидать в любое время. Кому-то дома больше нравится ночевать, кому-то во дворце.

Марина окончательно разлюбила одиночество.

Как-то равнодушна была к любой музыке и песням, а тут как-то зацепило. Ожидаемо, многие на музыкальных инструментах умеют играть и петь.

— Ой! — младшие прячутся за спины старших.

Те явно не ожидали увидеть вынырнувшую из тьмы Марину. Неужели думали, знают проходы в резиденции лучше неё?

— Куда направляемся? — безо всякого выражения интересуется Херктерент. Этих девочек знает неплохо. С мозгами вроде, все дружат, Сонькой неумеренно не восторгаются. Вот только все они из разряда вторых. Здесь тоже разделение на сорта присутствует. Даже где-то по более объективным критериям. Кто-то более гибкая и ловкая, кто-то менее. Некоторые вещи, как ни старайся, не изменишь.

Разумеется первые пользуются большим вниманием Эшбад и с Софи познакомлены в первую очередь. Как раз сейчас у Соньки засели, Софи сестру звала, только той не очень-то хотелось. Во многом из-за опять появившегося ощущения, она — вечно вторая. Как и эти девчонки.

Не потому ли решили устроить что-то своё, ибо сейчас что-то происходит, куда их намеренно не позвали. Судя по сумкам, приготовились серьёзно.

— На берегу хотели посидеть. Или нельзя?

Марина пожимает плечами.

— Не слишком поздно?

— Нет. Мы ещё днём там ветки для костра собрали. И ловушки на крабов поставили.

— Дура, их же нельзя ловить — доносится из темноты.

— Я про такой запрет ничего не слышала, — хмыкает Марина, да и если бы слышала, всё равно не сказала бы ничего. Слишком уж детство вспомнилось.

— Мы крабов хотели половить. Их внизу столько, — можно подумать, Херктерент первопричины происходящего не понимает.

Решение принято. И вряд ли кто откажет.

— А я вот не ловила ещё. С вами пойду.

В очередной раз убедилась, девчонки очень ловкие спускаться почти без тропинки лишь немного подсвечивая себе фонариками. Рэда бы точно опять ногу сломала, но её сюда никто не знал.

Даже брёвнышки к будущему костру подтащены. Веток даже на две ночи хватит. Крабы в ловушках копошатся. Даже котёл с треногой припрятан, причём чей-то личный, а не из бездонных закромов МИДв.

Костры разжигают сноровисто. Одна из самых старших настраивает местный аналог гитары.

Марина рядом сидит. Девушку Ринн зовут.

— Ты играешь на чём-нибудь?

Вполне ожидаемый вопрос, хорошо одетая девочка за каким-нибудь клавишным инструментом — слишком намозолившие всем глаза, картинки. Софи с Эшбад соревновалась, от её сестры ждут похожих умений.

— Что? А, нет, не играю, и даже не умею.

— Думала, всех учат.

— В пределах школьной программы, — хмыкает Марина, — у меня ни слуха, ни голоса. Даже не знаю, как твоя игрушка правильно называется.

Ринн говорит название. Марина машет рукой.

— Всё равно, не запомню. Не лезут мне в голову музыкальные термины.

— Так и я не музыкант. Я только стихи под музыку исполнять могу.

— Чьи?

— Разные. Свои в основном. Всем нравится, но я и любые другие могу.

Стихосложением в школе балуются многие. Во «Дворце Грёз» баловались ещё больше. Поэтому «поэтесса» у Марины проходит почти по разряду крепких ругательств. Другое дело, теперь за языком Марины, кроме самой Марины больше никто не следит.

— Что так крабов ночью половить захотелось? Из обычной части рациона вы что угодно можете целый день заказывать.

— Мы знаем. Просто, как обычно посидеть захотелось. Тем более, тут никто не будет мешать или подсматривать за нами.

Так ничего и не сказала, хотя Марина вроде как и намекала. Ну да, есть люди, кто намёков в упор не видят.

— Общая проблема, присутствующая во всех местах, — хмыкает Марина.

Ринн смеётся. Ночь тёплая, купальников под платьями почти ни у кого нет. Кто за ловушками пошли — на тех только ножны, да браслет.

— Не ловит крабов здесь никто, вот и развелось их.

— Охрана говорит, ловят они с лодок морскую живность иногда.

Ножи есть почти у всех, но рыбацкие, не морпеховские. Панцири крабов вскрывать и такими можно. На деле это тоже ракокраб из того же семейства, что и символ Большой Дуги. Отличается меньшим размером, ещё большей неразборчивостью в еде, даже зовётся иногда краб-свинья, но главное, имеет куда более прочный панцирь и меньшее количество мяса. Целесообразность промышленного вылова признана низкой. В значимых количествах только местными подростками и ловится как бесплатная закуска для вечеринок на природе.

Девчонки всем запаслись. Посудой, приправами, даже несколько бутылок имеется, причём все — не из кладовых резиденции.

Если что, Марина кого-нибудь половчее пошлёт с запиской за новой партией, сама она, пока не рассветёт, наверх больше не полезет.

Кто купаться пошли, кто крабов варит, кто слушает, как Ринн поёт. С силой текстов и красотой голоса у неё полный порядок. Репертуар, кроме принцессы, всем дословно известен известен, некоторые ещё до начала исполнения всхлипывать начинают.

Владеющая словом Марина замечает весьма неплохой уровень. Даже в «Сордаровке» что-нибудь смогла бы выиграть.

И никто не упомянул, наверху что-то тоже происходит.

— Никогда не думала, буду здесь крабов варить.

— Они везде одинаковые, — хмыкает Марина.

— Не скажи, на Южном берегу они все мелкие, да шустрые.

— Так сами же на этом берегу отдыхаем обычно, — смеётся кто-то, — вот и не успевают вырасти.

— Хочешь сказать, у больших батарей потому такие крупные, туда идти далеко?

— Именно так! Здесь никто не ловит — так смотри какие морские коровы вырастают!

К Марине пододвигают ловушку. Херктерент тут же и вытаскивает одного краба покрупнее.

— Осторожнее! У них клешни острые. Кость может раздробить!

— Не мою, подавится, — Марина половчее перехватывает десятиногого. Действительно, крупный уровня эталонных образцов из музея, — его потрошить надо или так прямо варят?

— И такой, и такой способ есть. И ещё в углях запечь можно.

— Ну, этот в котёл отправится.

Марине кажется, или все очень пристально наблюдают, как она бросает членистоного в кипящую воду, где уже пребывают несколько его собратьев.

— Крупные в этот раз. Даже с раковиной нет ни одного.

— Эти сожрали, — кивает Марина на ловушку.

— Ну да, крабы они такие. Друг дружку только так лопают.

— Прям, как люди.

Но на этот раз тему человеконенавистничества развивать не стали.

— Интересно, большой краб маленького из человеческого черепа достанет?

«Так-так, — отмечает про себя Марина, — листовка пошла в народ».

— Как он туда залезет?

— На Большой Дуге сейчас по берегу черепов много валяется.

Кто-то всхлипывает.

— Да не переживай ты так! Своих мы всех хороним, — хотя на деле, Марина ни в чём уже не уверена. Знает, с какой скоростью трупы на жаре разлагаются. Могли в воронке прикопать, не особо разбираясь, кто такой.

— У меня брат там без вести пропал. До сих пор нет ничего. Может, и его крабы раньше людей нашли.

Как-то совсем не по себе становится, да ещё ночь совсем уж чёрная.

— А меня чуть бомбой не убили, — пожимает плечами Марина.

— Тебя разве могли бомбить? — недоумевает кто-то под нервные смешки.

— Я не настолько заметная с самолёта цель, а вот Столицу видно очень даже хорошо. В результате пострадала башня ПВО и чуть не убило именно меня.

— Точно, я тебя в журнале возле развалин видела.

— Ага, тогда и снимали. Не думала, что цензура пропустит.

— Мы думали, на вас цензура не распространяется.

— Как раз, к нам в первую очередь и относится. Сейчас ещё терпимо, вот до войны самое настоящее зверство в наш адрес творилось.

— Не может быть!

— Можешь рассказать?

Марина может, ночка только начинается, крабы уже сварились. Наловлено их очень много, хватит надолго. На окраинах страны очень любят узнавать про столичную жизнь. Пусть и не про самые лучшие проявления. Хорошо, народ прекрасно представляет, что такое «близнецы» и какая сила нужна, чтобы свернуть их с основания.

— Интересно, в море отсюда можно выбраться?

— Нет, нельзя. В проливах боновые заграждения, прожекторы и катера охраны. На всех же местных картах границы охраняемого района указаны. Мы сейчас как раз внутри.

— А крабы здесь словно совсем дикие. Как на дальних островах.

— Дикие-дикими, — смеётся Ринн, — а где какая помойка, знают получше любой свиньи.

— Мы их потом едим, помоечных этих, — откровенно подначивают.

— Мы и свиней едим, а хрюкающие даже человечинкой перекусить не против.

— А ещё свиньи-оборотни бывают. По ночам ходят и людей жрут, — страшным голосом сообщают, подсвечивая снизу лицо фонариком, и весьма натурально хрюкнув.

Берег тонет во взрыве хохота и испуганного визга. Марина не сомневается, свиноборотень придуман только что.

Показывают наверх.

— Мы не слишком шумим?

— Без разницы. Там знают, что я здесь. Кто из вас тут — знают тоже. Ухи и глаза у стен на самом деле иногда имеются.

Никто особо и не удивляется. Остров всё-таки крепость и перемещение по разным его частям весьма ограничено.

Жутковатых историй тут тоже немало знают. Главное отличие от столицы — больше всего с водой связанного. На Марину подобным впечатление не произведёшь, а вот у неё самой, несомненно получилось. На квадратные глаза одних, и хихикающих над ними других насмотрелась предостаточно.

Потом уже пошли более серьёзные прифронтовые страшилки о том какими коварными способами миррены стараются уничтожать население. Полоса прибоя как-то сама-собой наводит на мысли о выходящих из воды диверсантах в легководолазных костюмах и с бесшумными пистолетами.

Тут Марине стало просто смешно. Многие и так знают про заграждения из колючей проволоки под водой много на каких участках побережья. Некоторые из них ещё и минированы. Но кроме морских черепах на них ещё никто не подрывался. Да и из колючки вытаскивали только мёртвую рыбу.

Другие истории поражали только безграничной фантазией авторов помноженной на крайне слабые познания в технике. Тут даже всей технической грамотности Марины не хватает для опровержения. Приходится изворачиваться и такое сочинять… Где-нибудь в другом месте такое бы нести побоялась. Засмеяли бы. Но тут как-то проходит.

Сигареты обнаружились у многих, причём, где-то самостоятельно раздобытые, а не из запасов Резиденции. Оттуда только у самой Марины. С одобрительными ухмылками переглядываются. Марка у всех одна и та же «Великий полёт» с довольно реалистичным изображением летающей лодки на пачке. Хорошо, хоть не с портретом командира этой самой лодки, а то совсем бы не смешно было.

Марина не из тех, кто собственное богатство демонстрирует при первом удобном случае.

— Мы думали, ты ругаться будешь, а сама куришь.

«Опять это бесконечное „мы“ коллективного девчоночьего разума. Он ведь только у насекомых существует, и то окончательно не доказано».

— Это никакими правилами не запрещено. Да и будь под запретом — мне бы всё равно было. Достаточно вроде бы примерных девочек знаю, кто не только курят. И не такие примерные, какими казаться хотят.

Осторожные смешки и взгляды наверх.

— Мы тоже с такими знакомы.

Марина хмыкает.

— Подозреваю, некоторые одни и те же. Раз уж о куреве речь зашла, вам наверняка говорили, я только повторю. Не вздумайте здесь курить не табак. Это и общее правило, и моё личное требование.

— Что так строго?

— Не нравится — иди в другое место. Я в своём доме никому не намерена давать объяснения.

На девушку шикают. Кажется, покидать это место не хочется.

— Ты сказала, мы поняли. Не злишься, Марина?

— Нет. Если только всё поняли правильно.

Некоторое количество вина всё-таки повышает степень безбашенности. Начинаются всё более откровенные танцы у огня словно совсем из первобытных времён. Почти все без одежды. Марина ещё не столько выпила, но смотрит не отрываясь. Что-то в этих откровенных чувственных движениях есть. Змеиная грация и гибкость тел, ярость и страсть в движениях. Не зря жительницы Архипелага слывут самыми страстными в Империи. У Столичных ледяная красота, а здесь — огненная. Сжигающая и притягательная. Временами даже смертельная, есть же в здешних краях «Скала самоубийц» и вроде бы, не одна.

Эриду бы сюда, хотя она наверняка наверху на что-то подобное любуется. Тут, похоже, сами себе доказать стараются, могут ничуть не хуже тех, с кем сейчас Сонька общается. Вот только даже если и выходит лучше, всё равно не увидит никто. Марина не особая ценитель подобного. Эшбад здесь нет. Охрана даже если и нарушает правила несения службы всё равно, не видна, да и женщин там много.

Воздух словно электризуется энергией чувственности. Марина уже не сидит, а стоит. Зрелище танца завораживает. Обнажённые тела в отблесках пламени, сами словно этим огнём порождённые.

Марина помнит, как некогда смотрели на неё. Как что-то клокотало в ней самой. Что-то от самых древних времён. Поводит плечами, кто-то со змеиной грацией протягивает ей руку. А, была- не была. Живём один раз. Вся отдаётся огненному безумию. Ночь, страсть, вино. Всё, как в романах. Всё словно первый раз. И всё всего лишь игра. Даже не знает, захочется ли потом вспоминать.

Все вместе бегали купаться голышом. Пили вино. В обнимку грелись у огня, не особо следя чья рука на плече или талии. Снова танцевали. Вино кончилось, но на ногах остались почти все. Марина писала записку со своей печатью, посылая за новыми бутылками и сигаретами. Ухитрились сходить и принести. Даже на спуске не упал никто.

Снова бутылки по кругу ходили. Кто-то хвастала о своих успехах с парнями, хотя даже спьяну было видно искажённое цитирование учебника.

Хотели забраться на пост охраны и устроить веселье, но далеко идти всем было лень. Расположение ближайшего Марина не помнила.

Сверху стали взлетать ракеты и петарды фейерверка. Решили ответить тем же, благо в запасе имеется и пиротехника. Марина опять погнала народ на склад за очередной партией. Даже сумели всё запустить. Получилось не так красиво и ярко, но значительно более громко.

Жгли искрящиеся приморские свечи. Втыкали в песок. Танцевали среди огней. Казалось, даже ночь отступила куда-то.

Марина в общем-то помнит, как спать завалились незадолго перед рассветом. Сейчас уже рассвело, но мир ещё толком не проснулся. Тишина изумительная, только в голове гудит немного. Сумочки с зеркальцем при ней не было, но кто-то рассыпал содержимое своей. Глянула на отражение. М-да, хуже выглядела она нечасто. Если не считать тех случаев когда применялись посторонние предметы вроде машинного масла.

Спросонок редко кто хорошо выглядит. Длинноволосые шатенки особенно чучела напоминают. Марина взлохмачена, но это часто её обычная причёска. Кому не нравится, можно и в глаз.

Марина оглядывается по сторонам. Ну, просто утро после побоища, мародёры уже прошлись, утащив доспехи, вороны ещё не налетели. Живописцам должно быть интересно, одежды почти нет, изгибы тел весьма причудливы, и ещё долго будут в довольно неподвижном состоянии.

Спать вчера, точнее уже сегодня повалились вокруг затухающих костров. Два ещё слегка дымятся. Дрова ещё остались. Кто догадался использовать сумку вместо подушки, кто нет. Некоторые спят в обнимку.

Кроме Марины ещё только двое пытаются принять вертикальное положение. Вчера-сегодня вроде бы собирались продолжить. Интересно, многие ли будут в состоянии? Или же зря Марина так плохо думает? Судя по прошлому году «сордаровки» оживали после вчерашнего весьма шустро. А они местных девочек нисколько не крепче.

Что там из осмысленного всплывает в воспоминаниях? Ну точно, у кромки прибоя пивные бутылки закапывали как раз для поправки здоровья утром. Мотив охлаждения ещё присутствовал, но сейчас толком не понять, где холоднее, на суше или в воде.

Ну точно, вон ряд горлышек из воды торчит. Кто там вчера за пивом ходили, точно что-то в тот момент ещё соображали, принесли самые длинные бутылки.

Открывает ножом. Янтарная жидкость улучшает мнение об окружающей действительности. Как там говорят? «Пиво утром не только вредно, но и полезно».

Заодно вспоминает, где находится пост охраны и насколько мощные там бинокли. М-да, посмотреть было на что. Вот только не вспомнить, через костёр прыгали или как? Не очень-то пока определяется, что на самом деле было, а что приснилось. Задницу во всяком случае, точно никто не сжёг. Девчоночий визг от ожога довольно запоминающаяся вещь.

Постепенно все в себя потихоньку приходят. Рассаживаются почти там же, где свалились вчера. Кажется, внешняя свежесть Марины для многих предмет чёрной зависти. Хотя, пива должно на всех хватить, ибо совсем не очевидно, что кто-то в состоянии сейчас наверх лезть.

Марина наверх нехорошо посматривает. Опять чёрные мысли в голову заглянули. Тут все ловкие. Сонька знает, что здесь вчера происходило. С неё хватит вреднючести в самую рань сюда спуститься, заснять всех, Марину первую, в никаком состоянии. Потом, уже в школе над ней насмехаться.

Могла и позлее вариант найти — пришли бы всей толпой и вволю посмеялись. Это только у Эриды фотоаппараты сложнейшие, простенькие у многих есть. Хотя, как раз Эр не настолько злобная, и если что-то и планировали, то она точно их остановила. Хочется надеется.

Пока сиди, как на иголках да мучайся ожиданием, пока кто-нибудь себя не пересилит, да не полезет наверх. Или оттуда кто-то, сияющий чуть потусклее солнышка с пачкой снимков не спустится.

— Смотрите, идёт кто-то.

Марина задирает голову.

— Где?

— Не там. Вон, по берегу.

Марина приглядывается. Равнодушно машет рукой.

— Это Смерть, — выходит почему-то хрипло.

Становится очень тихо. Кто-то шепчет испуганно.

— Ой, мамочки!

Марина встаёт. Вроде, на ногах держится твёрдо. Собирается идти навстречу. Удерживают.

— Марина, ты чего?

— Но это же Смерть. Думала, её тут весь остров знает.

— Песчаный боец и знаменитый наёмник Чёрная Смерть, — доходит наконец до кого-то.

— Ну да, это она. Не знаю, как раньше, но сейчас она точно не наёмник.

— А кто она теперь?

— Императорский гвардеец, — нехотя бросает Марина полуправду.

Смерть словно скользит по песку. Так Марина ходить не умеет.

— Приветствую ваше высочество…

— Слушай, Чёрная, ты поиздеваться пришла?

Смерть окидывает взглядом собравшихся. Глаз на затылке у Марины нет, но что сзади все стараются отползти подальше, прячась друг за друга буквально слышится.

— Проверять посты — одна из моих обязанностей.

— Что-то мне подсказывает, этой частью ты чаще всего пренебрегала.

Смерть усмехается.

— Марина, я тоже была юной и всё понимаю.

— Мы не очень сильно шумели?

— Приходилось бывать и на более шумных мероприятиях.

— Вроде как вчера наверху?

— Меня там не было.

— И тебе ничего не приказывали?

— Там спят все до сих пор. На воздухе пьётся легче, или вы все оказались покрепче.

— Ага. И думаем, продолжить.

— Препятствий не вижу. Только не утоните, а то рапорты потом писать замучаюсь. Не люблю это дело. Тут ведь за пределы охраняемой зоны тело не выкинешь, чтобы у береговых об утопленницах голова болела.

Смерть говорит громко, слышат её все. Интересно, сколько от ужаса содрогается, а до скольких доходит, у Чёрной Смерти вполне ожидаемо, совершенно чернейший юморок? Это Марина такие шутки любит, Софи понимает, а вот Эрида точно не оценит.

Хотя, тут совсем не изнеженные девчонки подобрались.

— Марина, пойдём, пройдёмся. Денёк ещё длинный, успеешь здоровье попортить.

— Что сказать-то хотела?

— Тебе как вчера развлекаться понравилось?

Марина пожимает плечами.

— Не самое худшее из того, в чём приходилось участвовать. А в чём дело?

— Понимаешь, наверное, за пределами периметра вытворять такое не годится?

— Ничего же не было. Много народу за пределами разных периметров такое творит — у нас, можно сказать, детский праздник для малышей был.

— Тебе известно, как любят некоторые издания публиковать снимки с таких мероприятий.

— Известно, разумеется, в результате некоторых начинают обвинять даже в том, чего они никогда не делали.

— Хочешь, чтобы и тебя начали?

— Пусть начинают. На меня, считай, с рождения то ту, то иную тень стараются бросить. Одной больше.

— Вон ту скалу включили в периметр по одной причине — оттуда вся эта бухточка замечательно просматривается. Особенно, через хорошие объективы.

— Только не говори будто кто-то снимал.

— Не снимали. Только отчёт написали. И не один.

— МИДв есть МИДв. Думаешь, у нас в стране только в одном месте орлы нелетающие водятся? Сама тоже пишешь?

— Этим не занимаюсь. Ты не забывай, наделанные в молодости глупости потом долго припоминать будут.

— Я сама припоминать умею. К тому же, всё легко забыться может — меня тупо убьют через несколько лет — и концы в воду.

— Представляешь, будучи ненамного старше тебя, я рассуждала точно так же. Однако, вот она я, рядом с тобой тут стою.

— Ты род деятельности резко сменила. Это тоже сказывается.

— Изменения были не столь значительны, как кажется со стороны.

— Еггт, убитый на войне — банальная банальщина.

— Настраивать себя надо на то, что вернёшься.

— Планы лучше никакие не строить. В моих недавно миррены чуть жирную точку не поставили. У зенитчиков тоже какие-то планы были, думали как им повезло, что в столичную ПВО попали. Вышло совсем по-другому. Я тут с тобой разговариваю только из-за качественного бетона, использовавшегося при постройке башни. Воруй там как и на других стройках — вообще бы ни с тобой, ни с кем больше не разговаривала.

— Я знаю, — усмехается не слишком весело, — большую часть местных убежищ никакими бомбами не достать, глубоко в скалах расположены.

— Посмотрела уже. Впечатляет! Только я в них отсиживаться не собираюсь.

— Бравада — не всегда уместное чувство, часто вызываемое неумеренным потреблением спиртосодержащих напитков, — скучным преподавательским тоном выдаёт Смерть.

Марина сгибается, зажимая рот. Ей совсем не плохо, как может со стороны показаться. В некоторых ситуациях сложно удержаться, чтобы не заржать.

— Ну как, полегчало? — осведомляется Чёрная. В глазах озорные огоньки.

— Весёлая смерть. Редкое зрелище. Жаль, я совершенно рисовать не умею.

— С вашим «отлично» по изобразительному искусству в это с трудом верится.

— И это знаешь…

— Работа такая.

— Слушай, не обижайся, но если ты мне всё сказала, что хотела, то я пойду пожалуй.

— Пиво пить?

— А хотя бы. Если хочешь, давай с нами. Я заметила, как ты всех напугать всех успела. Будут потом до смерти хвастать, как с самой Смертью пьянствовали.

— Спасибо за предложение, но откажусь. У меня отдых по другим дням. Да и пить я предпочитаю в обществе сверстников. Только тем, кого кусала змея стоит об этом друг с другом разговаривать.

«Где-то я это уже слышала. Это словно поговорка какая-то, только чую, у неё автор есть. Сордар придумал? Тем более, змеюг разнообразных тут предостаточно. Морские очень сильно ядовиты, хотя местным их в бутылки засовывать да водкой заливать это совершенно не мешает».

Общий дурдом подготовки карнавала напоминает канун Новогоднего в школе. Дата мероприятия всем известна, более того, из года в год одна и та же. Но каждый раз пик приготовлений приходится на последнюю десятку, причём у некоторых, как и в школе, на начало десятки вообще ничего ничего нет. В столице полегче, там есть Пантера всегда имеющая запас самых нужных нарядов к празднику.

Здесь же опаздывающие выкручиваются своими силами. Выходит зачастую не хуже, чем у Пантеры. Благо, покрой и тематика зачастую совпадают.

Марина от всего этого сумасшествия старается держаться подальше. Зимы вполне хватает. Зайди в гостевые здания — так вообще может показаться, из Столицы не уезжала, тем более здания построены по похожему проекту со школьными.

Главная разница — в школе каждая сама с ума сходит, здесь всё подчинено коллективному разуму. То есть, одной общей теме в нарядах. Вполне ожидаемо выбрана тема змей. Ну, и что с того, гремучники на Архипелаге не водятся?

Мирренских церквей тут и вовсе нет, как и самих мирренов (пленных переправляют на материк). Но в костюмах мирренских священнослужителей, демонов и ангелов на карнавале будут расхаживать многие.

Правда, поповские шапки, рога и крылья будут в основном на женщинах, но кого здесь такая мелочь волнует?

Сказать не будет танцевать Марина сказала, на деле колеблется. На зрительские места успеет всегда.

Больно уже блестела Сонька в облегающем костюме золотой змеи с головы до пят. Как обычно, блистала ярче всех. Слишком уж ярко, притягивает взгляд, тем более золотая чешуя на самом деле тонкая и выглядит почти собственной кожей.

Марина стала подглядывать как, Софи примеривается поизящнее надевать золотую чешую и, грациозно извиваясь, выползать из неё. Последнее ловко делалось стоя и лёжа. Неужто нашла для кого подобное представление устроить?

Поневоле легенду вспоминаешь, морская змея, прожив сколько-то там сотен лет обретает способность становится человеком. Как-то так же, наверное, выползает из своей кожи уже совсем в другом обличье. Способна жить среди людей, даже детей может рожать, змея-оборотень. Только иногда должна в море уходить. Украв кожу, с выходящей из моря змеи можно большой выкуп получить. Только кожи лучше не трогать. Золото змеи отомстит. Не сейчас, в следующем поколение или через одно, но отомстит всегда. Причём, взявший кожу успеет на старости лет увидеть эту месть.

Интересно, не представление на тему змеиной мести они там задумали? Очень уж на то похоже. Коатликуэ говорила, думала брать или не брать новогодний костюм? Раз вещей разрешили брать сколько угодно, решила и его положить. Змеиные головы, человеческие черепа, вырванные сердца и отрубленные кисти рук в сочетании с чудесным оперением очень всем понравились.

На мотив жестокой мести из местных легенд как нельзя лучше подходит.

Софи с легендами тоже отлично знакома. Сейчас не поймёшь, играет она, или нет.

Можно и догадаться, Золотая Змея «Золотой Змеёй» владеет. Хотя с проницательностью у людей во всех местах одинаково, то есть, не очень. Или сестрёнка только для кого-то одного старается? Чего же тогда Марина не знает?

Смерть не скажет, это только про безопасность её на любую тему можно спрашивать. В остальном секреты она хранить умеет.

Нет, если Софи решила что-то настолько этакое показать, то это точно как можно больше людей увидеть должно. Вот только сомневается, достаточно ли совершенны движения.

Хм. Тут ведь подсмотреть можно не только с той точки, откуда Марина смотрит. Ещё зрители имеются?

В очередной раз скнив кожу, Софи бросается с столику, схватив «Золотую Змею» начинает вертеться с клинком в одной руке и ножнами в другой. Марина подмечает, хотя сестра словно рубится с кем-то, движения танцевальные, фехтуют не так.

«Золотая Змея» немыслимой остроты, в основном для рубки предназначена. Дина, похоже просто развлекалась клинок создавая. Тогда чаще кололи, чем рубили, и ещё чаще гранёными бронебойным или вовсе тупым били. От пуль больше всего пробоин в старинных доспехах. От пуль и картечи гибли враги, а слава досталась клинкам.

Марина смотрит и понимает. Видит не показное действие. Софи сама доя себя старается. Не без прицела, чтобы потом блеснуть где-нибудь, но сейчас всё только для неё. Только сама Софи. И древняя слава.

Уже понятно, никаких тайных зрителей быть не должно. Не для посторонних глаз зрелище.

Но Марина не настолько честная. Всё до конца досмотрит и хорошенько запомнит. Может, припомнит когда это сестрёнке. А, может, и нет.

Ого! Лицо у сестрёнки такое. Подобного выражения Марина не припомнит, но понимает — с таким идут убивать. Клинок на уровне глаз горизонтально, рука с ножнами отведена далеко назад. Смертельно опасное напряжение. Словно змея перед броском.

Словно оживший металл из одной точки в другую перетекает. Смертоносна сталь Дины в руках, но и сама потомок Дины не менее смертоносна. Убийственная резкость движений стремительно становится плавной и наоборот. Всё повторяется вновь и вновь.

Эх, всё не по-настоящему! Напряжение у Соньки такое. Будь настоящий бой — не устоял бы ни один противник. Даже в самой тяжёлой броне. Сталь Дины стремительно ворвётся в любую щель, круша всё, что найдёт. Пожалуй, держащий пули нагрудник не выдержал бы удара «Золотой Змеи» в этой руке. Эта скорость, эта ярость — такое в жизни бывает считанные разы.

Если в кабине истребителя такое состояние будет — держитесь миррены, вас эскадрильями хоронить будут, если не целыми флотами воздушными.

О чём думает, раз так настроила себя, на способность чуть ли не голыми руками убивать.

Прекрасная и смертоносная. Кажется, этот образ сначала и обыгрывался. Но накрутила себя сестрёнка. Наведённое на какое-то время становится настоящим.

Заканчивается всё так же внезапно, как и началось. Клинок резко, до щелчка входит в ножны. Софи медленно опускает руку. И всё. Невиданное куда-то в глубину отступает.

Смертоносного куска живого металла больше нет. Снова проступает юное девичье тело, почти не прикрытое одеждой. Но Марина хорошо помнит оживший металл.

Сможет ли сама, если понадобиться, такой же ожившей смертью стать? Надо хорошенько подумать. Ведь Соньке по-настоящему некого настолько сильно ненавидеть.

Смогла же себя в такое состояние привести. И никого вокруг нет, Марина теперь уверена, зрителей только она, а её сюда не звали.

Вот и всё словно и не было ничего. Софи убегает душ принимать. Словно и не заметила, за ней наблюдали. Или всё ощутила, но раз враждебных намерений не было, то ни к чему и внимание обращать.

Балы Архипелага слывут самыми развесёлыми в Империи. Приглашение может получить кто угодно. Правила соблюдаются весьма относительно. Девиз, правда мрачноватый. «Веселись! Моряк живёт недолго!» Но на него почти никто не обращает внимания.

На красоту да причудливость нарядов куда больше внимания обращается. Карнавальные вполне уважаются, хотя в самых откровенных всё-таки не появляются.

Знакомятся столь же часто, весело и без особого прицела на будущее, как и на Карнавале. Тем более, процент людей на самом деле играющих с огнём, среди собирающихся гораздо выше. Здесь слишком хорошо знают, как выглядит смерть, потому вдвое сильнее ценят бушующую молодую жизнь во всех проявлениях.

Многие знаменитости прошлых балов сгорели в прямом смысле слова. До войны один из балов так и звался «Балом пилотов». Лётчиков среди участников и сейчас немало, но слишком выросла на Архипелаги численность других родов войск, а раздобыть приглашение стало только проще.

Да и степень недоступности островных красоток несколько снизилась, зато их количество ничуть не уменьшилось, скорее наоборот. Авиационные техники по степени желанности лётчиков стали обходить. Главным образом, по житейской причине, пусть не такие красивые, но шансы до конца войны дожить куда выше, чем у лихих пилотов.

С моряками всё по-старому осталось. С корабля либо живы почти все, либо не жив почти никто. Тут столетиями мало что меняется, пусть на смену дереву пришло железо, а затем и сталь. Устоявшиеся представления умирают медленно.

Успехи спасательных служб словно не замечаются. Корабль либо цел, либо нет. То же и с экипажем.

Но течению жизни эти представления не мешали, и немалая часть экипажей кораблей поколениями набирается из местных уроженцев. Только в последние десятилетия структуры флота разрослись до таких размеров, что жителей Архипелага стало просто не хватать.

Все отряды морской пехоты и раньше комплектовали на материке, сейчас речь идёт речь уже о полноценных дивизиях.

Собственно, именно на Архипелаге значительно расширили список воинских специальностей, доступных для женщин. Великая война по Архипелагу не сильно ударила, за море части почти не посылали, но и оттуда нельзя было получить пополнение. «Изыскивайте местные ресурсы». Вот их и изыскали начав набор добровольцев из числа знакомых с морем местных девушек.

На Эорен из украшений только родовой браслет и совсем простенькие серьги. Платье с обнажёнными плечами. Тончайший красный шёлк словно сам по себе перетекающий в чёрный и наоборот. Цвета пересекаются. Чёрный слева, красный справа до талии, далее наоборот. Белая шелковая роза в глубоком декольте.

— Государственный и личный цвета?

— Знаешь, просто не задумывалась, когда заказывала. Хотя, да, личный цвет у нас тоже чёрный.

— Хочешь блеснуть напоследок? Флотский бал, если и будет, то очень нескоро.

— Может и так, — пожимает плечами принцесса, — хочется немного побыть той, кем я вроде бы была всегда.

Эорен вертится, похоже на оживший костёр, огонь с чёрным пламенем. Софи машинально отмечает, Эор ей не соперница, но относительно всех прочих, по сравнению с бывшим полгода назад, изменения очевидны.

Цветку, имевшему все шансы, так и засохнуть бутоном помогли, наконец, распуститься. Где-то Софи собой даже гордится. Дочь соправителя теперь такая, есть и её заслуга. Только лучше не начинать проценты высчитывать, и так ясно её не все сто.

Началось преображение с дружбы девочки-кошмара с самым главным школьным ужасом. Блеска в жизни Эорен ещё долго не будет. Самой выбор сделан.

Вот только стоит у Софи в глазах виденное в островном филиале ожогового центра. В очередной раз заставив Марину гадать, куда сестра отправляется, побывала там. Гордится крепостью нервов. Но стали сниться кошмары. Раз за разом всплывет в памяти виденное.

Сильнее всего в жизни сегодня красавице в лицо дыхнуло войной. Теперь не знает, правильно ли поступила, позвав Эор с собой. Думала, кроме всего прочего, устроить ей праздник вступления в юность.

Оказалось, может стать первопричиной смерти принцессы.

Пусть береговое командование по уровню смертности далеко не Объединённый флот. Но и здесь гибнет немало. Кто героически, кто по собственной дури, здесь так же как везде и всегда. Эорен не понимает, прикоснулась к пламени, способному сжечь.

Сордара крепко трепало, вот только удары, выдержанные им стали для многих смертельными. Эор просто не до конца представляет, за что собирается взяться. Надо было зимой фотографии со спуска крейсера с Пантерой показать. Как там ЕИВ говорил про подстилание соломки?

Софи сама тогда не знала, что летом здесь окажется.