Глава 1. Неправильная принцесса

«Если бы я была принцессой…» — любят говорить многие девочки. Марина Саргон так никогда не скажет. Да ещё и посмеётся. Она — принцесса, младшая дочь могущественного императора раскинувшейся на трех континентах Грэдской империи.

Сама Марина на белокурую красавицу в пышном платье и с ангельской улыбкой вовсе не похожа.

Низенькая, черноволосая, стремительная, не полненькая, но довольно крепенькая Марина словно слеплена из живого огня. Сказочного белоснежного замка с башенками у Марины нет, и никогда не было. Лошадей Марина терпеть не может. Белое, розовое и голубое в одежде не выносит, одеваться предпочитает во всё черное. К нему грязь меньше пристает. А в грязи, особенно таких специфических видов, как машинное и ружейное масла, пачкаться приходится довольно часто.

Цветы и музыку Марина не любит. Машины и оружие — это да! Оружие девочка просто обожает, и даже умеет стрелять из настоящего строенного крупнокалиберного пулемёта.

Лучше оружия — только книги про него же! И вообще, любые книги про войну. Отец однажды чуть в обморок не упал (хотя нервы крепкие, летчиком-истребителем был когда-то, не сразу же императором становиться) когда девятилетняя Марина поинтересовалась, при каком способе применения — из баллонов или с использованием артиллерийских снарядов выше убойная сила боевых газов. И бывают ли газовые мины.

Мама вообще старается Марине вопросов не задавать; как подозревает Марина — после того случая, когда она, ещё совсем маленькая, на вопрос матери:

— С какой стороны света восходит Солнце? — ответила так:

— Тебя точный ответ интересует?

— Ну да…

— Солнце вообще не всходит. И не заходит. Это земля вертится.

Читать Марина читает все подряд, не разбирая особо, для какого возраста книжки написаны. Иногда не все понятно. Приходится спрашивать у кого-нибудь из взрослых. Иногда отвечают, чаще же бубнят что-то невнятное, как-то странно, глядя на Марину, словно пытаясь понять, где она набралась таких слов.

Так что вопросов Марина с каждым днём задает всё меньше, читая все больше. Если в одной книге нашлось непонятное слово, то значит, где-то обязательно стоит другая, где слово это объяснено. И в огромной отцовской библиотеке такую книгу хоть с трудом, но можно найти. Постоянный доступ к императорской библиотеке — единственная хорошая часть статуса принцессы, по мнению Марины. Возможность рыться в библиотеке Марина променяла бы только на в два раза большую библиотеку. А вот от статуса избавилась бы с удовольствием. Больно надоело выслушивать, когда по нескольку раз на дню говорят «это неприлично» (а что неприличного в вопросе об особенностях размножения пауков?) или «этого тебе знать не надо» (а Марина считает, что способ производства взрывчатки с использованием краски для волос ей жизненно необходим). Пойманную в парке змею оставить тоже не дали. Хотя змея и не ядовитая. Маме вроде даже плохо стало. Она змей не боится, бывает, даже в сапожках из змеиной кожи ходит. Вытатуированную Змею Еггтов, символ Великого Дома, обвивающую всю левую руку от шеи до кисти никогда не скрывает. Даже какой-то институт, занимающийся изучением тропических змей из своих средств финансирует, и даже дала институту право именоваться «Имени Ея Императорского Величества». Отец по этому поводу съязвил, когда думал, что Марина не слышит «Мода сейчас такая — науке покровительствовать, а она не может не следовать моде. Будь у неё герб- кабан, точно бы образцовую свиноводческую ферму купила.»

Но одно дело змея, лежащая в оборудованном по всем правилам террариуме, и совсем другое дело — рассерженная змея пусть и того же вида в руках у чумазой, словно девка из простонародья, Марины. Потом мама в очередной раз с отцом ругалась, даже Марина кое-что слышала.

Быть принцессой Марине совсем не нравится. Она считает, что это невероятно скучно. Надо часами стоять в неудобных платьях на каких-то непонятных церемониях. Постоянно делать серьёзное лицо, разговаривать на каком-то неживом языке. За столом сидеть чинно, и не вертеться. Да ещё постоянно выслушивать нотации старшей сестры — невозможной зануды, материнской любимицы, красотки и тоже принцессы. Хорошо хоть общение с сестрой не ежедневное — Софи большую часть времени проводит там, где живет императрица. А жить последние пару лет она предпочитает подальше от Загородного дворца императора.

Марине хорошо только в Загородном дворце отца в окрестностях столицы. Дворец окружает огромный, и, по мнению императрицы, ужасно захламленный старыми деревьями, парк. Многие аллеи и дорожки зарастают травой, затерянные в глубине парка павильоны постепенно разрушаются. Немногочисленные старинные статуи уже на памяти Марины сняли, и отправили в музей имени прошлого императора. Дворец и парк когда-то считались охотничьей резиденцией, но от охотничьего убранства осталась только посуда с видами охот, да потемневшие картины с мертвой дичью. Мебель почти вся современная. Под потолком причудливо переплетаются провода, их с каждым днём все больше. В подвальных помещениях, где когда-то были роскошные винные погреба, теперь многолюдно — устанавливают какие-то непонятные приборы с массой циферблатов и лампочек.

Охрана берет перед Мариной на караул, ей это нравится, она отвечает, вскинув руку к виску. Помня высказывание брата: «К пустой голове руку не прикладывают.» — она по дворцу ходит в морпеховском черном берете с эмблемой в виде смеющегося черепа.

Но в последнее время во дворце все больше и больше каких-то новых охранников, не знающих Марину, и не пускающих её в некоторые помещения. Сперва хотела пожаловаться, но, подумав, решила: во дворце ничего не делается без ведома отца, и раз Марину куда-то не пускают — значит так нужно.

Пришла колонна, где много больших и шумных гусеничных машин, некоторые из них ещё не очень давно были танками. Причем не какими-нибудь, а огромными пятибашенными гигантами, стальным олицетворением имперской мощи. Высотой почти с двухэтажный дом, с тремя пушками и десятком пулемётов каждый, они казались несокрушимыми. Марине после парада как-то раз разрешили забраться внутрь одного. Внутри можно было потеряться! Чего там только не было! Блестящие снаряды с черными, зелеными или красными наконечниками, непонятные приборы, всякие тяги и рычаги. Вращающиеся барабаны, заполненные пулемётными дисками. Какие-то таблицы на металле у казёнников орудий. Каучуковые глазки прицелов. Хотела взять на память снаряд от маленькой пушки или пулеметный диск — не дали. Отец даже пошутил, обращаясь к командиру танка: «Ей волю дай — и она у машины главную башню открутит, и скажет, что так и было». По танку Марина лазила почти целый час. Лазала бы и дольше, но императору надо было куда-то ехать. Куда именно — Марина уже забыла. А вот танк запомнился.

Теперь же вместо башен на них — лапы с клешнями, легко поднимающими самое большое дерево. Спереди на машинах огромные отвалы. Некоторые способны таскать за собой чудовищные плуги, проводящие борозду чуть ли не в полтора метра глубиной. Через парк тянут дорогу, к тому же в дальнем углу, возле и внутри самого большого из заброшенных павильонов развернули самую настоящую стройку. Рубят лес, тянут кабели, водружают какую-то конструкцию, напоминающую гнутую сетку от металлической кровати великана.

Марине нравится смотреть на работу машин. Словно вымершие гигантские ящеры выползли поиграть и порезвиться. А люди вокруг им вовсе не мешают.

В парке есть стрельбище. Император туда частенько наведывается. И берет с собой Марину. На стрельбище часто можно видеть совсем непривычные автоматы, винтовки и пулемёты. Об иных Саргон подолгу разговаривает с конструкторами. Марине, тем временем удается пострелять почти из всего. А кое-что даже разобрать (если разрешают). Отец как-то раз сказал, глядя на собирающую автомат Марину: «Ну, если ребенок так с ним обращается, то на вооружение надо принимать». Марина была жутко довольна.

Летом Марина целыми днями пропадает в парке. Здесь ее, по крайней мере, некому отчитывать.

Под корой упавших деревьев можно найти толстых белых личинок жуков, кусачих многоножек, увидеть муравьиные ясли и массу других интересных вещей.

В парке много деревьев, помнящих времена чуть ли не первых Еггтов, а где старые деревья — там и огромные рогатые или усатые жуки. Как-то раз удалось здорово напугать сестренку, засунув большого дубового усача в её ящик с красками. Жук ухватил Софи за палец. Кто больше испугался, жук или Софи, осталось неизвестным. Визгу было много!

— А вдруг он заразный?

Марина в ответ выдала лекцию о царстве настоящих насекомых вообще, и семействе жуков-дровосеков в частности, закончив словами: «Попыталась бы дубовые побеги погрызть- не такие бы челюсти отрастила!»

От рассерженной Софи, взбешенной матери и хохочущего отца благополучно удалось сбежать, тем более, никто Марину особо и не ловил. Почуяв начинающуюся ссору, Софи тоже предпочла заняться чем-нибудь поинтереснее ловли младшей сестры.

Однажды даже удалось поймать огромную черно-желтую бабочку с черепом на спинке. Сначала хотела отнести во дворец и напугать сестру, сказав, что это «смертоносный древесный мозгоед, нападающий ночью, и высасывающий мозги через уши, но ты не бойся, для тебя он не страшен». Но бабочка стала испуганно пищать, и Марина её отпустила. Тем более, Марина прекрасно знает, что «Мёртвая голова» абсолютно безобидное существо, питающееся исключительно нектаром растений, правда, иногда пытающееся воровать у пчел мёд.

В другой раз удалось отыскать гнездо шмелей. Сперва Марина была в восторге, ибо давно хотела посмотреть на личинок разных возрастов, шмели восторгов не разделяли. К счастью, к возвращению императрицы волдыри уже прошли, а не то бы мама опять с отцом поскандалила.

Перемещаться Марина предпочитает бегом — иначе обязательно пропустишь что-нибудь интересное, с лестниц спускается исключительно по перилам, ездить больше всего любит на огромных мотоциклах старшего брата. Она и на других мотоциклах ездила бы с удовольствием, но кроме брата её больше никто не возит. Платья Марина терпеть не может, предпочитая одеваться по-мальчишечьи. В платье по дремучим закоулкам парка одного из Загородных дворцов не особенно-то полазаешь.

Друзей у Марины почти нет. Другие дети, кого она видела на устраиваемых матерью детских балах, кажутся до невозможности спесивыми и глупыми. Стоит бросить в разговоре фразу «мой папа — император» — и все, на лице собеседника как приклеенная застывает фальшивая улыбка. Слушать Марину будут, и будут поддакивать, какую бы глупость она не сказала. Специально путала всем известные вещи, проверяя, поправят ли. Нет, от всех только и слышишь «Совершенно верно, Ваше Высочество!»

Тьфу, аж противно.

Пятилетние дети знают: самая длинная река впадает в Океан Мёртвых или, по-мирренски, Западный океан. Сказала, что в Восточный — подтвердили.

Границы дворцовых комплексов Саргона и одного из соправителей соприкасаются. Иногда Марина через забор перебирается в соседний парк. Он значительно меньше императорского, но, в отличие от него, содержится в идеальном состоянии. Растения, от крошечных кустиков, до огромных сосен, подстрижены, опавших листьев даже осенью не увидишь, дорожки мраморной крошкой посыпаны, цветы и то, похоже, точно по расписанию цветут.

В глубине парка затерян небольшой, со вкусом построенный дворец, отвечающий всем представлениям о жилищах сказочных принцесс. Как раз маленький замок с тоненькими башенками, похожий на праздничный торт. Там живет единственная дочь первого соправителя Эрида Херт.

Если можно построить теплицу для человека, то дворец Эриды именно такой. Там есть всё, чего можно пожелать. В оранжереях круглый год растут тропические фрукты, в зверинце живут экзотические, и все до одного ручные животные, включая старого белого тигра и карликового островного слона.

Бассейн с подогревом сделан, словно затерянное в джунглях озеро. Даже водопад есть. Правда, Эрида плавает плохо, она любит просто полежать в воде на надувном матрасе недалеко от «берега». А с водопада рискует прыгать только напрочь лишенная боязни высоты Софи.

Марина считает Эриду подругой. Пусть у неё причудливая внешность, и она частенько очень странно одевается, но зато с ней всегда есть о чем поговорить. К тому же, во дворце никогда не бывает гостей, а значит — нет и сопутствующего шума и суеты. И никто не заставляет Марину выглядеть, словно манекен из дорогого магазина. Ходи, где хочешь, делай, что хочешь, только в вольер к пещерному медведю не лезь — он хоть и ручной, но всё-таки…

К несчастью, весной и летом много государственных праздников, где присутствие Марины обязательно, а осенью и зимой Эрида часто болеет, так что видеться с ней удается куда реже, чем хотелось бы. Врачи каждый год советуют соправителю на осенние и зимние месяцы отправлять девочку в Приморье. Соправитель на словах соглашается. А на деле, Эрида остается во дворце. Перспектива поездки так пугает девочку, что отец решил — с болезнями Эриды в прошлом справлялись, а вот отправишь на море — точно хуже станет. К тому же, Эрида просто очень любит свой почти сказочный дом.

Мама считает Марину безнадежно испорченным ребёнком. Саргон и особенно старший единокровный брат Сордар от шалостей Марины просто в восторге. Когда отец и мама вместе, они почти всегда ссорятся. На людях же сохраняют подчеркнутую вежливость. Марина достаточно умна и понимает, что «безобразно поставленное воспитание их высочества»- повод, а не причина ссор. Слишком уж несхожи изнеженная императрица и временами по-солдатски грубый император. Императрица жить не может без общения с современными художниками и писателями. Вроде бы и сама что-то сочиняет. Её литературный салон, роскошные балы и маскарады известны всему «высшему столичному обществу» и примкнувшей к нему богеме.

Император — технарь и вояка, любой новый мотор ему в сто раз милее любой картины. Гром пушек на полигоне Саргон предпочтет самой изящной мелодии. Какой поэт или писатель сейчас в моде — ему просто наплевать. А вот виды на урожай риса в Приморье или проблемы с выпуском нового тяжелого танка — весьма и весьма его интересуют.

Марина не помнит времен, когда отец и мать не ругались. Чаще, реже, но больше трех-пяти дней подряд, по наблюдению Марины, вместе им лучше не находиться.

Марина слишком прямолинейна, и в вяло тлеющем конфликте четко стоит на стороне отца, в отличие от хитрющей сестрёнки, сохраняющей хорошие отношения с обоими родителями. Впрочем, последнее время Марина от Софи слышала не слишком лестные отзывы в адрес Кэретты. Не выносящая лжи Марина тут же обозвала Софи «облезлой черно-бурой лисой». Поймать её Софи так и не смогла.

Для охочих до сенсационных статей журналистов императорская фамилия демонстрирует просто идиллию во взаимоотношениях. Гармонию в императорской семье должны подчеркивать «облизанные», как говорит Марина, фотографии. В съемках приходиться принимать участие несколько раз в год. Пусть они редко занимают больше получаса, эти полчаса — самое ненавидимое Мариной время.

Фотографии любят публиковать журналы в ярких обложках. Как свои, так и иностранные. Если Марина видит такую фотографию — больше этот журнал она читать никогда не будет. Так что с недавних пор в круг её чтения входят, в основном, технические и научные журналы. А там из фотографий родственников появляются только фото отца, да и то не часто.

Особую неприязнь матери вызывает министр безопасности Кэрдин Ягр — красавица, ничем не уступающая императрице внешне, наделенная прекрасным умом, острым языком и специфическим чувством юмора. Марине Кэрдин нравится, с ней всегда есть о чём поговорить. Если удается её о чем-нибудь спросить — всегда ответит, а не скажет «ты ещё маленькая». Несколько лет назад императрица спросила у дочери, с кем она дружит. Марина честно ответила — с Сордаром, Эридой и Кэрдин. Ответ Кэретте очень не понравился. Мама за глаза зовёт Кэрдин «Чёрной ведьмой». Хотя именно о предках Кэретты по женской линии ходит слава как о великих колдуньях. Отец, когда мама не слышит, называет Кэрдин «Чёрной жемчужиной». Министр и в самом деле предпочитает в одежде этот цвет. Марине иногда кажется, что будь у отца сестра, она непременно была бы такой, как Кэрдин.

Марина видела много старых газет и журналов. В изданных двадцать лет назад попадались фотографии императора и молодой главы Великого Дома Ягров Кэрдин.

«Сенсация! На Первый бал года Его Величество прибыл в обществе юной Ягр», «Его Величество и сопровождающий Его Глава дома Ягров посетили пострадавший от наводнения регион», «На открытии памятника/спуске корабля/первом запуске завода присутствовали Его Величество и Глава дома Ягров». Таких фотографий и заголовков было не просто много, а очень много. На нескольких снимках Кэрдин отчетливо беременна. Император тоже присутствует. Но вместо шумихи на несколько номеров о подготовке свадьбы, в светской хронике только промелькнуло сообщение о рождении у главы Дома Ягров сына Ярна Ягрона. Марина неплохо разбирается в запутанных отношениях Великих Домов, и знает — фамилия Ягрон значит, что его мать — полноправная Ягр — родила его вне брака. (На перспективы в будущем получить огромное наследство Кэрдин происхождение Ярна не влияет никак, после смерти матери он станет полноправным Ягром, и главой Великого Дома.)

Спустя несколько номеров начинается шумиха о подготовке к свадьбе Императора и знатнейшей девушки Империи, истинном Еггте в двадцать восьмом колене Кэретте Еггт. Глядя на свадебные фотографии, можно подумать, что они сделаны вчера — красавица-императрица не изменилась совершенно. Глаза-льдинки и сейчас смотрят столь же презрительно и холодно, как полтора десятка лет назад. Очень не любит Марина этот взгляд. Пусть подхалимы всех мастей и говорят, что он напоминает взгляд Первых Еггтов. Да и взгляд самой Марины, если на то пошло.

Сколь не похож он на таящий игривые искорки, переполненный иронией и едкой, но незлобной насмешкой взгляд Чёрной Ведьмы Кэрдин.

Марина умна, и прекрасно понимает, почему императрица и Кэрдин терпеть друг друга не могут. Что думает мать о Кэрдин, Марина прекрасно знает. Мысли Кэрдин ведомы только ей, но никаких резких высказываний об императрице при Марине Кэрдин не допускает.

Годы идут, но Кэрдин со страниц журналов и газет и не думает пропадать. Только теперь окончательно и бесповоротно прописалась в официальной хронике правительственных изданий. Могущественный министр, негласный пятый соправитель.

Марина знает о неправительственных изданиях, отец их читает, иногда ругается, чаще смеётся, но Марине их читать не дает, хотя вся поступающая во дворец мирренская пресса в её полном распоряжении.

Сказок Марина с раннего детства терпеть не может. Принцессы похожи на кого угодно, только не на живую принцессу Марину-Дину дерн Оррокост Саргон-Еггт.

С раннего детства Марина знает о существовании вещей, загадочнее любых сказок — других миров, связанных с этим непонятными каналами. Люди довольно часто приходят из ниоткуда, иногда уходят в никуда. Живут, строят, любят, воюют. Марина и себя считает сопричастной к тайне — отец происходит из того мира. Очень много лет назад, во время Великой Войны, молодой лётчик взлетел на перехват самолёта-разведчика. Взлетел там, а приземлился здесь.

Существуют ли миры из сказок, Марина с уверенностью сказать не может. Раз есть два мира, то почему бы не быть нескольким? Она знает, что Мир-2 очень похож на Мир-1. Похож в главном — и там, и здесь живут люди. Различий тоже не меньше, чем сходств. Другие государства, другие народы. Люди из Мира-2 иногда попадают в Мир-1. Чаще всего во время войн.

Отец часто говорит на родном языке. Его знает всё императорское окружение. Они все легко переходили с одного языка на другой. Марина слушала. Незаметно выучила оба. Ей только потом объяснили, что она на двух языках говорит.

Марина помнит — лет до семи её многие не понимали — волнуясь, в разговоре она начинала мешать грэдские и русские слова. Она тоже не понимала: если два слова одинаковы по смыслу, то почему бы не заменить одно другим? Отец хохотал, и говорил, «Никогда не думал, что вновь услышу суржик. Притом от родной дочери!»

Летом прошлого года император позвал Марину, сел с ней в бронированный трехосный легковой автомобиль и куда-то поехал.

Марина вертелась, чуть ли не каждую минуту спрашивая «А куда мы едем?» Император сказал: «Помолчи. Едем в самую секретную лабораторию нашей страны».

Заинтригованная Марина молчала всю дорогу.

Машина остановилась.

— Выходи, приехали.

Самое секретное место Марину откровенно разочаровало. Роща. Тут и там разбросаны аккуратные домики. Все какие-то совсем не интересные. И что здесь такого секретного? Шутка какая-то не слишком смешная.

— А что, в этих маленьких домиках живет кто-то важный?

Саргон усмехнулся.

— Жить там никто не живёт, но место одно из важнейших в мире.

— Что, разве это хранилище золотого запаса?

— Нет, то, что там находится, гораздо важнее.

Марину удивить сложно.

— И что там?

— Пилон, — коротко ответил Саргон и больше ничего не добавил.

Возле одной из дверей офицер протянул Марине какой- то желтый картонный квадратик. Саргон достал такой же и прицепил на одежду. Марине прищепка не понравилась, и она захотела сунуть картонку в карман.

— Не советую, — усмехнулся Саргон, — там дальше будут солдаты. У них приказ — если в коридоре появится кто-то без спецпропуска — да, этого самого — они должны стрелять на поражение и поднимать тревогу. Именно в таком порядке. Причем стрелять они должны в любого, у кого нет пропуска.

— Даже в тебя?

— Даже в меня. В любого.

Марина торопливо вешает пропуск обратно.

Двери лифта несколько удивили Марину. Куда может вести лифт из одноэтажного дома? Солдаты в панцирях, словно штурмовики Великой войны, касках и с автоматами выглядят почти привычно и немного страшновато. Что же они там охраняют такое, что даже Император так просто не войдёт?

В лифте всего три кнопки. Но он всё едет и едет.

— Тут глубоко?

— Тридцать метров. Восьмиэтажный дом. Потом ещё на десять метров вглубь.

Двери распахиваются. Новый коридор. Закругляющийся. Разноцветные кабели по стенам.

— А что это на потолке? Пожарные распылители?

— Нет. При опасности оттуда пойдёт газ. Пара вдохов — смерть. Противогазы не помогут.

Марина на всякий случай пристроилась поближе к отцу. Он идёт уверенно — неоднократно бывал здесь.

Не дверь — огромный стальной люк, открывающийся поворотом штурвала. Внутри ещё один люк. Первый закрывается. Собравшихся обдает каким-то белым горьким дымом. Только потом открывается второй люк. У Марины ещё слезятся глаза.

Несколько рядов пультов, круглые экраны, похожие на радиолокационные. Даже пульсирующие стрелки по кругу пробегают. За пультами очень много людей в форме и штатском. Военные почему-то не связисты, а все из Частей Особого назначения. Марина с интересом рассматривает малознакомые петлицы и нарукавные эмблемы.

— Не туда смотришь, — говорит Саргон, — здесь только системы управления. Самое важное вон там.

Марина смотрит, куда показывают. Перед экранами, вместо стены, голубоватое стекло, расчерченное в клеточку. За ним — две массивные колонны, усыпанные изоляторами и опутанные проводами. Между ними — похожий на клетку металлический каркас.

— Смотри внимательно. Не на экраны — на клетку. Очень мало на свете людей, кому приходилось видеть подобное, и почти все сейчас здесь. Ты теперь тоже причастная к тайне.

Марина страшно горда. Что за тайна — пока не особо важно. Важно другое — её сочли достаточно взрослой для того, до чего ещё не доросла старшая сестрёнка.

Все, как по команде, надевают затемненные очки. Марина тоже.

— Сигнал принят!

— Прогрев!

Слышно гудение генераторов.

— Пошел пробой!

Гудение генераторов нарастает. Внутри каркаса пробегают молнии.

— Полная мощность!

Пульсирует голубое свечение. Марине показалось, что внутри возник силуэт человека. Моргнула. Силуэт всё четче.

— Фиксация!

— Запуск возврата!

— Есть!

Свечение меняет цвет на ослепительно-белый. Смотреть больно даже через затемнённые очки, но Марина всё равно смотрит. «Ты увидишь то, что приходилось видеть лишь немногим». Хотя для Марины важнее всего — Софи в число немногих не входит и будет чем перед ней похвастаться.

Сквозь ослепительное свечение по-прежнему виден силуэт. Слышно только гудение установок.

— Осуществлен возврат!

Свечение гаснет мгновенно. В чёрном круге стоит человек. Вроде бы обычный. Его обдают струями белого пара. Медленно, словно пробуя силы, сходит с постамента.

— Идите к шлюзу номер два.

Тёмные очки с зеркальным отливом. Блеск не стеклянный. Что это за прибор у него в ухе? Загнутый и доходящий почти до рта? Вроде бы из целлулоида и металла. Покрой одежды непривычный.

Подходит к императору. Вскидывает руку в приветствии.

— Ваше Величество! Подполковник Крекст докладывает: испытания установки «Пилон-2» прошли успешно. Осуществлен переброс в Мир-2 и возврат в Мир-1. В процессе пребывания осуществлялся сбор информации научного и разведывательного содержания. Основной объем информации сохранен на электронном носителе.

— Показывайте, полковник!

Крекст достал из сумки что-то вроде большой папки матового серебристого цвета чуть больше альбомного листа. Поблескивает серебром странная эмблема в виде надкусанного яблока.

Раскрывает. Марина видит черный экран и расплющенную клавиатуру, словно от пишущей машинки. На черном фоне засветился четырёхцветный флажок и непонятная надпись. Сначала Марина решила, что это вроде очень маленького телевизора. Но возникшее на экране изображение зеленого холма под синим небом неподвижно. Это что, проектор для просмотра фотографий? Крекст кладет пальцы на прямоугольную панель. Марина с удивлением понимает, что смена картинок на экране напрямую зависит от движения пальцев полковника.

Появилось изображение вроде бы водолазов в белых скафандрах. У них за спинами — звёзды! Синее — поверхность планеты. Съемка сделана в космосе!!! Марина успевает закрыть рот, прежде, чем кто-то заметил.

Отцу не до неё. Как в калейдоскопе, сменяются картинки невиданных пятнистых и песчаных (явно тяжелых) танков с длиннющими пушками, мелькают серебристые самолеты без винтов, хищные серые корабли почти без пушек, но с чем-то похожим на чудовищные торпедные аппараты, трубы закрыты и зачем-то задраны вверх.

Марина считает, что знает про корабли если не всё, то очень многое. Но она никогда не слышала про корабли «ракетный крейсер», «фрегат УРО», «эсминец УРО» или «вертолётоносец». Она не понимает, зачем на кораблях пропеллеры в кольцах, и как здоровенные посудины могут выбираться на берег, выпуская из себя четырёхосные броневики непривычных силуэтов.

Показывают город, у многих людей в карманах крошечные, Марина ладонью закроет, рации. Люди зачем-то постоянно переговариваются друг с другом, хотя и рядом идут. Машины непривычно ярких расцветок и странных форм.

— Смотри внимательно, Марина, — необычно серьезным, словно с министром говорит, голосом произносит Саргон.

Переливается разными цветами грибовидное облако. Пульсирует словно живое. Чудовищный ветер сминает и переворачивает автобусы и машины. От записи веет замогильным холодом и лесным пожаром одновременно. Страшно!

— Это ураган? — шепотом спрашивает девочка.

— Это не ураган, Марина. Это оружие. Самое страшное из созданного руками людей. Мы пока ещё не умеем делать подобного.

Саргон говорит, невидяще глядя на экран. Марина считает себя очень смелой. Но от слов отца становится холодно и жутко.

— Можно я пойду? Я устала.

Не поворачиваясь, император сухо бросил:

— Иди.

Только наверху, когда страшные гвардейцы остались позади, мир вновь заиграл яркими красками. Марине вновь стало весело и хорошо. Память о холодке, веявшим из загадочной коробочки, осталась.

Повнимательнее взглянув на отца, Марина совсем успокаивается. Напугавшие её кадры он видит не впервые, и даже не в десятый раз. А раз так- то вряд — ли Марине придётся наблюдать облако где-либо, кроме как на киноплёнке. Но в машине всё-таки спрашивает:

— В том мире знают о нас?

— Сложно сказать. Кое-кто из пришедших смог уйти. Нам многое нужно в их мире, но им ещё больше может понадобиться в нашем. Нас много, пожалуй, даже больше, чем их, но мы отстаем в развитии. Отстаем очень сильно. Мы сокращаем разрыв, но очень медленно. Если и знают — то хранят, как самую страшную государственную тайну. Небольшое вторжение мы в состоянии отбить, а на большое они сейчас не пойдут.

— То есть, будь бы наоборот, мы или миррены ударили бы по тому миру?

Саргон пристально смотрит на дочь. В такие моменты веришь, что её отдаленная прапрабабка полмира перевернула.

— Непременно. Слишком велик соблазн решить все проблемы за чужой счёт. Пока в выигрышном положении мы. Мы знаем, работы в каких разделах физики могут привести к открытию переходов. Знаем и… Блокируем работы в этих направлениях различными методами. Нам о них известно, им о нас — нет. Пока нет, ибо они ничуть не глупее нас или мирренов.

— Но ты же сам оттуда…

Тень чего-то непонятного мелькнула на лице императора.

— Той страны, страны великой мечты, уже нет. Большую, и, пожалуй, лучшую часть жизни я прожил здесь. Здесь мой дом, здесь моя страна. В конце-концов, здесь банально ты. Страну я буду защищать от любого врага, даже если он появится с моей бывшей родины. Тем более, там сейчас ничего хорошего не происходит.

— Но ведь и там где-то стоит похожий пилон. И его могут найти…

Саргон пристально взглянул на дочь.

— Не зря говорят, что ты умна. Это единственный пилон с двусторонней связью. Как видишь, здесь он очень хорошо спрятан, да и там укрыт не хуже.

— Только здесь кругом наши, а там — чужие.

— Верно. Только чужим сейчас дел до высокой физики нет.

— Такое время долго продолжаться не может. Иначе у них страна кончится.

— А она и так к этому движется. Человек может умирать несколько дней; государство — несколько десятков, а то и сотен лет. Мне их не жаль — сами у себя стали рушить всё, что могли — ну, значит, так им и надо. Мы за последние пару лет добыли больше информации, чем за тридцать лет до этого. Знаешь, я иногда думаю, что в крахе той страны, где я родился, виновата Великая война. Она вымела генофонд нации — нас, несколько миллионов лучших, воспитанных в духе великой идеи — от нас не осталось детей. Зато всякие двуличные и трусы успешно размножились. И потомки их в первом, и во втором поколении оказались такими же. Паразиты разъели тело. Изнутри. Теперь наступил закономерный финал. Они разъели мозг. Горько, что все так подходит к концу. Горько, но закономерно. Ужи да пингвины из неизвестных тебе стихов размножились в невероятных количествах. Погибли соколы да буревестники. Мы мечтали о звездах. До войны. И знали во время — если хочешь увидеть их — сперва надо увидеть чёрные кресты в прицеле. Уже здесь я узнал, что мой соотечественник был первым, кто поднялся в космос. Но даже сейчас нет баз на Луне и человек ещё не ступал на Звезду войны.

— На Марс.

— Что бы ступить на его поверхность, нужны другие люди. Но здесь… Если опять война выметет генофонд нации…

— То даже мне вряд ли удастся ступить на Красную планету.

— Именно так. Но история слишком часто повторяется. И здесь. И там. Никому из нас не удастся увидеть высадку на Красной планете. И вряд ли придётся подержать в руках лунный грунт.

Марине стало грустно. Чего-то красивого и загадочного она уже никогда не увидит.

Вернувшись домой, Марина сразу же отправилась в библиотеку искать книги про другой мир. Нашлось немало. За десятидневье прочла многие, бегло просмотрев остальные.

Другой мир… Мир, как мир, ничего особенного.

Он не кажется загадочным или притягательным. В чём-то — другой, а чем-то похожий. Иные очертания материков — и такие знакомые линии государственных границ. Там, как и здесь хватает войн, крови, смертей, ужасающей нищеты одних и варварской роскоши других. Что-то красиво, что-то безобразно. Как и здесь. Причудливый коктейль из величественного и ничтожного. Как и здесь. Марина никогда не видела Великой мирренской стены, но знает, что она существует. Примерно тоже для неё теперь значит и великая китайская стена — существует где-то в тех краях, куда Марине совершенно не хочется отправиться.

Увлечение императора — скоростные машины. В его коллекции — несколько десятков авто. В МИДве имеется даже отделение под названием Собственный ЕИВ Гараж. Саргон запросто разговаривает с механиками, да и сам может заглянуть под капот. Шутит «Здесь я оказался благодаря поврежденному мотору». Марина слышала, как он говорил Кэрдин. «Я иногда завидую своим механикам и шоферам помоложе. Прекрасно знаю — они частенько берут машины, чтобы покатать своих подружек. Они могут нестись, словно ветер сквозь лунную ночь. Слышать восторженный визг. Быть молодым — какое же это счастье. Они не понимают этого. Пусть пьют жизнь полной чашей».

«Ты рассуждаешь, словно старик», — холодно сказала Кэрдин.

«Я и есть старик. Вспомни, сколько мне лет».

«Я помню. Ты и сам когда-то гонял так, что твои механики удавились бы от зависти, если увидели. Они всё-таки хоть немного должны беречь машины; ты же их не щадил».

«Ты тоже. Шоссе, ночь, скорость. Почти полёт. Наши машины идут колесо в колесо. Развевается твой шарф, развеваются твои волосы — тогда они были длинными. Ты смеешься, такая близкая и недостижимая».

«Сама иногда удивляюсь — скорость за двести — а ни ремней безопасности, ничего. Как я могла так ездить?»

«Ты уже тогда была Бестией. А я вновь почувствовал себя молодым».

Потом они долго говорили о делах. А Марина всё гадала, знают они или нет, что их подслушивают.

Осень и зиму император проводит в столице. Кэретта предпочитает проводить это время года на море. Софи часто ездит с ней. Марина предпочитает оставаться с отцом. Взгляды на воспитание дочерей у Саргона и Кэретты отличаются радикально. Марина интересуется техникой — Кэретта шокирована, Саргон доволен. И первым, и вторым — одинаково.

Марине нравится бывать в гараже, когда отец там. Ходит вместе с механиками вокруг машин, обсуждает технические детали. Марина с некоторого времени замечает, что понимает всё, о чём они говорят. Заглянув под капот, иногда понимает, что они хотят сделать до того, как скажут. Бывает, Саргон, а бывает, кто из механиков или шоферов предлагают что-то глобальное: «А давайте, на С-130 мирренский движок с „Кометы-14“ поставим!» — или «Что если на „Иноходца“ второй мотор и привод на задний мост присобачить?» После начинается весьма живое и деятельное обсуждение. Спорят громко, и все сразу, император запросто может наорать на механика, а тот на императора. Взаимоприемлемое решение рано или поздно находится, обсуждаемую машину закатывают на яму или укатывают в мастерскую. Решение отмечают несколькими кружками пива.

Бывает, что спор решают продолжить на следующий день, и тогда столы завалены листами ватмана с чертежами.

Через несколько дней опять собираются все вместе. С массой весьма язвительных и не всегда цензурных комментариев либо гоняют двигатель на стенде, либо закатывают модернизированный агрегат в кузов тяжелого грузовика и, погрузившись на десяток машин, едут испытывать на полигон Автомобильного института. В таком случае за ними едет машина с радиостанцией. Бывало, услышав доклад офицера связи, император надолго устраивался за рацией, а то и уезжал назад в столицу, к большому неудовольствию Марины.

Саргон не возражает, если в гараже околачиваются сыновья механиков. Император их всех по именам знает, и они не удивляются, если он подзывает к себе невысокую черноволосую девочку и разговаривает с ней. Особо девочка ни с кем не дружит, но уважением пользуется: если её толкнуть, то хныкать не станет, а даст в глаз. К тому же, она очень хорошо разбирается в машинах. Марине больше нравится быть обычной девочкой, нежели принцессой.

Глумёж над машинами приводит иногда к неожиданным результатам. После «испытаний» в прошлом году поступило прошение на высочайшее имя с просьбой о разрешении начальнику императорского гаража перейти в Автомобильный институт на должность главного конструктора. Подобное прошение было крайне необычным: технический персонал МИДв обычно работал до пенсии, выгнать могли только разве за серьёзное уголовное преступление. В МИДв на работу сложно поступить, но уйти ещё сложнее.

Начальник гаража подтвердил — да, он желает работать в институте- там лучше смогут раскрыться его качества как инженера. Император отпустил его с самой лестной характеристикой.

Другое увлечение императора, граничащее с единственной любовью — военная авиация. Император даже финансирует собственное КБ, занимающееся, в основном, гоночными самолётами и истребителями. Есть и небольшой авиационный завод, производящий главным образом различные машины нетрадиционных схем. Но на аэродроме и в ангарах Марине бывать не нравится. Отложилось детское воспоминание: на металлической ферме закреплена какая-то огромная труба, перед ней стенд с приборами. Протяжный вой, сопло выбрасывает длиннющий столб пламени. Марина падает не столько от испуга, сколько от неожиданности.

С той поры на самолёты Марина предпочитает смотреть либо с земли, либо на картинках. Наземная техника, включая многотонные громады танков и пышущие огнём поезда, кажется Марине неопасной, теплой, почти живой и домашней. В серебристых фюзеляжах самолётов словно таится какая-то скрытая угроза. Потенциальная угроза для любого забравшегося в кабину.

Со всеми атрибутами сказочных принцесс Марина знакома прекрасно. Замки, роскошные наряды, кареты. В замках, как правило, холодно, скучно, самые известные давно переделаны в музеи. Интересно только в «Замке Ведьм» — одной из крепостей, построенной отдаленным предком Марины Диной I. Гениальным полководцем, впервые за сто лет, объединившим страну. Талантливый механик и химик именно в этом замке ставила большинство опытов. По некоторым легендам, именно здесь Дина I и умерла. «Замок ведьм» никто не называет как основательница — «Херктерент» — на старогрэдском языке, мертвом уже в её времена «Крепость у реки». Крепостей, расположенных у той или иной реки довольно много. Жители окрестностей таких крепостей издавна добавляли к своему имени «Херктерент». Постепенно приписка стала фамилией. Только у Великих домов, вроде Еггтов, полная фамилия включает перечисление всех владений, некогда принадлежавших Дому. Полная фамилия Марины занимает почти целую страницу мелким шрифтом. Хотя обычно Марина представляется как Марина Саргон, или, если официально Марина-Дина дерн Оррокост Саргон-Еггт.

Подолгу жила в «Замке у реки» и Дина II, тоже слывшая чернокнижницей и даже умевшая поднимать мертвецов. Со времен Матери и Дочери, имевших одинаковое прозвище «Чёрная», слава о замке идёт самая дурная. У Дины II по слухам здесь жили ручной дракон и гигантский подземный червь, подрывавший для неё стены вражеских крепостей.

Во дворе много загадочных машин, изготовленных по чертежам Дины I. О наиболее жуткой говорят, что в неё бросали врагов Первых Еггтов. Хотя на деле — машина всего-навсего камнедробилка, да и Дины по меркам своего времени были очень гуманными правительницами. Чёрную славу про них разнесли уже в последующие века писатели и историки, многие из которых происходили из родов, лишившихся при Еггтах титулов и земель.

В «Замке Ведьм» Марина была только однажды. Весной прошлого года отмечалась дата победы Дины, отчасти в знак победы, отчасти из-за выгодного географического положения замок и был построен. У его стен и поставили инсценировку легендарной битвы. Марина ехать не хотела, но папа сказал: «Надо!» — а мама в кои-то веки с ним согласилась.

Представление не очень понравилось. Марина представляла Дину молодой, красивой черноволосой женщиной невысокого роста. (В общем см. портрет Марины из тех, что в официальных учреждения вывешивают, где она на десять лет старше). Актриса, игравшая Дину оказалась наполовину седой, почти старухой, довольно высокого роста. Хотя взгляд её Марине понравился. С такой смесью нечеловеческой гордости и ярости и в самом деле могла смотреть легендарная воительница. К тому же, по книгам Марина представляла Дину в коротком красном платье, рогатом шлеме, золотых поножах и с волнистым мечом. Эта же была в полном доспехе, без шлема, с шестопером.

Она попыталась сказать отцу и матери, что Дина неправильная. Отец хохотнул, мама, хотя и наморщила нос, тоже сказала, что Марина не права.

— В каком году была битва?

Марина ответила.

— Правильно! А кто командовал кавалерией на правом фланге?

— Линк Ехт.

— Кто он такой?

— Старший сын Дины.

— Верно, к тому времени женатый человек и отец троих детей. Так что подумай сама, как выглядела мама Линка. События этой битвы описаны во множестве источников, включая народные песни и легенды. В большинстве упомянут шестопер, в оставшихся оружие не названо. Доспех — копия подлинного, хранящегося в Историческом музее. Рассчитан как раз на женщину подобного роста.

Мама добавила.

— В случае, если персонажем какого-либо публичного представления является член дома Еггтов, кандидатуру актера на эту роль утверждает глава дома Еггтов. Обычно я вполне доверяю выбору столичных режиссеров, здесь постановку готовил провинциал, и потребовалось моё личное присутствие. Актриса очень похожа на женщину — Еггта соответствующего возраста. Я словно увидела тётку, умершую больше двадцати лет назад. Более того, она происходит хотя и из обедневшего, но достаточно благородного рода.

— И когда-нибудь и я должна буду утверждать актеров?

Саргон и Кэретта переглянулись. Семейные отношения внутри клана Еггтов особой теплотой никогда не отличались. А Марина и Софи уже сейчас не слишком ладят.

— Да.

К золотым каретам у Марины отношение довольно скептическое. Красиво — да, но неудобно и медленно. К неудовольствию Марины, в середине лета отмечается очередная, к несчастию (с точки зрения Марины), круглая дата восшествия на престол. Государственные праздники Марина не любит — они почти все так неудачно сгруппировались, в трёх летних месяцах, что между ними не заметен ещё один — день рождения Марины. А вот день рождения сестренки нагло устроился в первом десятидневье двенадцатого месяца, далеко от всех прочих праздников, и отмечается весьма пышно.

Государственные праздники — скучная и не интересная обязанность — опять напяливать платья из разряда «сначала не знаешь, как надеть, а потом не поймёшь, как ходить». Снова делать лицо, будто по прямой линии от истукана происходишь. Не говоря уж про бесконечные одёргивания со стороны матери, Софи, а иногда даже и отца.

Разница со сказками — кони вороные. В первой карете — отец с матерью, во второй — старшие братья, в третьей — она с сестрой. Марине не понравилось — медленно, скучно, шумно. Отец напоминает парадный портрет самого себя, и примерно столько же разговаривает. Мама, как обычно в таких случаях, потрясающе красива и похожа на ледяную скульптуру.

Красота нарядов никогда не волновала Марину.

Ладно, хоть парад интересно смотреть. Даже сестрёнка помалкивала, с разинутым ртом наблюдая за проносящимися над трибунами эскадрильями. Марина даже чуть не сказала ей: «Рот закрой. Муха залетит». Сама, как завороженная, смотрит на стальные ряды наземной техники. Хотя, в конце-концов, даже парад смотреть несколько наскучило. Все — таки, почти шесть часов просидеть на одном месте. Да и спросить про непонятные машины не у кого — Сордар смотрел парад не из императорской ложи, а, как и другие моряки, с трибуны морского ведомства.

Весной и летом император подолгу живёт в одном из Загородных дворцов в окрестностях столицы. Чаще всего — в Южном.

Марина любит прятаться на галерее Большого кабинета. Особенно, когда у отца собираются разные люди. Акустика великолепная, слышно всё очень хорошо. Иногда ничего не понятно, но всегда интересно.

Несколько раз в год приезжает сводный, или, как говорит мама, «единокровный» брат Марины контр-адмирал Сордар. На флоте считают, что Сордар одним своим видом может обратить в бегство любой неприятельский флот. По габаритам адмирал похож на вставшего на задние лапы пещерного медведя. Сила — соответствующая. Морпехи с линкоров болтают, будто у них хранится лом, завязанный адмиралом морским узлом.

Гигант — один из немногих взрослых, кто всегда готов выслушать Марину. Всегда разговаривает, как со взрослой. И дурачится на пару с ней, как ребёнок.

Марина знает, что мама Сордара очень не любит. А ей он нравится. «Полвека скоро, такого рода, а ведёт себя — словно и не принц вовсе, совершенно неподобающую жизнь ведёт» — говорит о нем императрица. О возрасте Сордара Кэретта говорит неправду — адмиралу и сорока ещё нет; да и всё остальное Марина считает глупостями. Марина о разнице между двадцатилетними и сорокалетними совершенно не задумывается — для неё и те, и другие проходят по категории чуть ли не стариков. Категория взрослых состоит из одного человека — Софи. От отца или брата приходилось временами слышать одобрение своих действий. От зануды-сестры — никогда.

Марина любит читать и в какой-то книжке по биологи недавно прочла про инстинкты…

В ответ на миллион первое замечание Софи последовал ответ: «Твои претензии ко мне обусловлены латентным материнским инстинктом, обостренным пуберентным состоянием, связанным с избыточной выработкой гипофизом циклопизических френноновых гормональных телец прерывистого типа». Сестрёнку удалось сразить наповал. Софи стояла, открыв рот и хлопая глазами. Коктейль из биологических и собственного Марининого производства, терминов вышел просто убийственным.

Софи пожаловалась, что Марина её обругала такими словами, что и произносить нельзя. Саргон поинтересовался у Марины, что именно она сказала сестре. Марина охотно повторила. Саргон лёг. Софи непонимающе захлопала длиннющими ресницами. Император ещё продолжал хохотать, когда пришёл Сордар. Попросил объяснить причину веселья. Император воспроизвёл фразу Марины. Адмирал согнулся от хохота. Взглянул на Софи, потом на скорчившую ей рожицу Марину — снова согнулся. Софи непонимающе вертит головой, не понимая, почему все хохочут. Пытается улыбнуться. Хохот не смолкает. Софи застывает, как от удара. Понимает — смеются НАД НЕЙ. Лицо мгновенно становится каменным. Осанка — словно у статуи. Церемониальный кивок. Разворачивается и уходит. Смех стих. Саргон недоуменно смотрит на дверь. Сордар молчит. Ему показалась, что в глазах Софи слезы. Слезы — то показались, а вот кулачок, вцепившийся в подол платья — нет. Стало как-то неудобно. Только Марина продолжает светиться, словно надраенная медяшка.

— Кажется, мы несколько переборщили, — по-русски сказал Саргон, — она обиделась.

— Ну, так нечего быть такой три «З».

— Расшифруй!

— Злобной Зазнаистой Задавакой.

Саргон невольно ухмыльнулся.

Марина ещё долго ходила очень довольная тем, что проучила Софи.

Сордар необычайно серьёзен, и Марина сразу понимает — приехал он вовсе не к ней. Адмирал сразу идёт в кабинет императора.

У подъезда одна за одной останавливаются черные автомобили с номерами морского ведомства. Марина впервые видит столько высокопоставленных офицеров флота за раз.

За столом сидят не только моряки, причем Сордар — далеко не самый старший. Марина насчитала четырех полных, шестерых вице- и десять контр- адмиралов (в том числе и Сордара), ещё были капитаны первого ранга, несколько главных конструкторов и непременная участница большинства совещаний министр безопасности Кэрдин по прозвищу Бестия. Марина несколько удивилась, увидев её не в тёмно-синем костюме, а в генеральской форме.

Говорили о каком-то большом походе. Согласовывали, какие корабли примут участие. Марина даже услышала знакомое название — линкор «Елизавета». Два года назад Марина спускала корабль на воду. На церемонии должна была быть Софи, но она в то время заболела. Речей Марина не запомнила, но бутылку о борт разбила удачно. И огромная стальная громада, набирая скорость, заскользила к воде. Громадный корабль украшен гирляндами. Марина знает, что каждый флажок на самом деле какая-то буква или знак, но прочитать не может. Зато она знает, какие флаги подняты на трёх временных мачтах.

На фок-мачте — флаг завода, строящего корабль, на грот-мачте — чёрно-красный государственный флаг, а вот на бизани — личный штандарт Марины, положенный ей как младшей, но всё-таки принцессе.

Спуск корабля она во всех подробностях описала сестре, проиллюстрировав рассказ номером еженедельного журнала, где на одной из фотографий чётко виден развевающийся флаг Марины.

К удовольствию Марины, сестра была в бешенстве (как-никак, второе имя у неё Елизавета). Софи с нескрываемым гневом спросила отца, почему он не перенес спуск корабля.

На что Саргон ответил, что график постройки линкора — очень важная вещь, не зависящая от капризов маленьких девочек. Подслушивавшая разговор Марина расхохоталась. Софи терпеть не может, когда её называют маленькой. Марина потом пару месяцев сестру «мелкой» дразнила.

Впрочем, Саргон предложил Софи принять участие в спуске нового тяжелого крейсера. Софи, прекрасно знающая, что крейсер, даже тяжелый, — куда меньше, чем линкор, отказалась.

Моряки уходят. В кабинете остаются только Саргон и Кэрдин. И Марина на галерее.

— Ну, думаю, в случае мобилизации твоего любимого анекдота про винтовку на троих, не получится.

— Это не анекдот, Пантера.

— Винтовка на троих… Так не бывает.

— Бывает, как раз в армии того императора, в год свержения которого я родился, так дело и обстояло. Мобилизации подлежит девять миллионов человек, а винтовок на складах — три миллиона.

— Ну, тогда мне понятно, почему тот император в подвале расстрелян был. Хотя я где-то слышала, что винтовка на троих — история с той… Твоей войны.

— Она была не моей… Вернее, не только моей. Тогда решалась судьба уникальнейшего государства. Решалось, жить или нет моему народу. Всякого тогда было… Я тебе говорил, оказавшись здесь, я первое время чувствовал себя чуть ли не предателем. Второе лето не лучше первого, вновь встал вопрос, выстоим ли. А я тут. Схемки черчу, да язык учу. Притом, — Саргон усмехнулся, — не для кого-нибудь, а для самых настоящих их благородий с царем во главе. На аэродроме, когда только сел, увидев погоны, чуть стрелять не начал. До того погоны только в кино и видел, да слышал песенку про адмирала, у которого из российского только погон и остался.

У отца самое страшное ругательство было — золотопогонник, — смешно становится даже Марине, она рот зажимает, чтобы не расхохотаться. На императоре — черный маршальский мундир для ношения вне строя. Присутствуют и золотые погоны с маршальскими звездами. У Кэрдин погоны тоже золотые с поперечной черной полосой — знаком принадлежности к безопасности.

— Наверное, я потому относительно легко втянулся в новую жизнь, что близких мне людей там не осталось никого. Мама умерла, когда мне было десять лет. Молодая, а казалась почти старухой. Ей довелось побывать в контрразведке того самого… адмирала. О товарищах спрашивали… Об отце спрашивали… Пытали. Отец говорил, что одного из палачей ему довелось встретить, и, как говорится, за все спросить.

У него орден был, «Боевого Красного Знамени», в те времена — большая редкость. Умер за пару лет до Великой войны. Не от старости. Ему досталось на фронтах. Повоевал с адмиралом, да и не только с ним… Когда хоронили, называли героем. Та власть, за которую воевал отец, дала мне всё. Я сам воевал за то же, что и отец. Не думая, что окажусь здесь. И даже был к «Знамени» представлен. Получить не успел.

— Я когда-то тоже не сразу разобралась, почему «контра белогвардейская» такое страшное оскорбление. Когда поняла, решила, что мой предок и более крепких слов заслуживает.

— Как-то не сразу стал замечать, что мир всё-таки другой. Сначала казался чем-то вроде фильмов про старую жизнь. Первое, что понравилось — когда обнаружил, что государственной церкви тут не существует. Совсем. Бывшему члену «Союза воинствующих безбожников», — он усмехнулся, — весьма понравилось. Потом… Когда патент на дворянство получил… Тут тогда ещё не знали, как заставить пулемёт стрелять через авиационный винт. Работали над этим. А я просто хорошо знал конструкцию всех самолётов, на которых приходилось летать. Знал и как синхронизатор работает. Ещё кое-что по мелочам предложил, как-никак, авиетку в свое время построил. По цельнометаллическим машинам мои знания пригодились.

— Всевозможные сверхдальние перелеты — во многом твоя идея.

— Моя, но уже потом. Когда избрали наследником. Когда планировали трансокеанский перелёт, я сразу сказал, что командиром экипажа буду я. Мальчишество, но захотелось стать местным Чкаловым. Потом я и через полюс летал. И участвовал в так называемой «Комиссии по изучению сверхдальних перелетов», по сути, разрабатывавшей требования к межконтинентальному бомбардировщику. Самолет, пересекший полконтинента без посадки, в перспективе может доставить туда и бомбу.

Сначала считал себя этаким военспецом, или военным советником. Тем более, что мои политические взгляды никого не волновали. В первый год отказался работать седьмого числа одинндцатого месяца. И ничего — поинтересовались только, является ли этот праздник постоянным или переходящим. Потом появились другие… пришедшие. С той же войны, что и я. Война кончилась, — император помрачнел, — и без меня справились, хотя крови было пролито… Когда появились вновь пришедшие, я стал понимать — что-то изменилось. Во мне. Их не удивляли погоны — там их тоже ввели. Но они с трудом поверили, что я воевал в той же армии, что и они. Им казалось, что я либо потомок белоэмигрантов, либо вообще англичанин. Признаться, в пустынной форме, пробковом шлеме и с револьвером я и правда весьма походил на колонизатора с карикатуры. Оказалось, что я успел подцепить акцент, и на родном языке стал говорить, словно иностранец. Выпили за Победу. И как-то вдруг как накатило — я осознал, что всё. Долги отданы, связи разорваны. Того капитана больше нет, я даже для вновь прибывших уже не свой, я советник военного ведомства третьего ранга. Да и они уже не тот самоходчик из-под Праги, и танкист из-под Берлина. Тот, что из-под Берлина, дёрганый был. Тоже, как у меня, там не осталось ничего; но у меня-то нормально, если так можно выразиться, а у него… Мобилизовали в сорок первом, он из Белоруссии был, и до сорок четвертого не знал ничего. В сорок четвертом узнал… От его деревни не осталось ничего. Вообще, ничего. Их всех убили. Так было не только у него, так было почти везде в тех краях.

— За что? — совершенно без выражения спросила Кэрдин.

А Марина посильнее зажала рот, что бы не крикнуть то же самое. Взгляд Кэрдин скользнул по галерее. Кажется, что черные глаза, словно Х-лучи, видят сквозь любую преграду.

— Ни за что. Они только себя считали людьми, нас же… Недочеловеками.

— Довольно обычный мирренский расизм.

— В какой-то степени, ты, Пантера, как обычно, права. Расизм. Только в сотни, если не тысячи, раз худший. У мирренов предел фантазии — «Этнографический заповедник». Знаешь про такой?

— Разумеется. В центре Южного материка«…для охраны редких животных и примитивных племён». Самый настоящий заповедник с егерями и браконьерами. Причем браконьеры, особенно из аристократов, не только и не столько на зверей охотятся. В административном кодексе даже статья есть: «За убийство представителя примитивного племени — далее список — на территории заповедника — месяц общественных работ, или штраф- пять минимальных размеров оплаты труда».

— Даже миррены признают, что у примитивных племен есть какие-то права. А то, что творил враг на земле моей бывшей Родины… Хорошо, что я этого не видел. Север был всё-таки специфическим театром войны. Там не только с врагом сражаешься, но ещё и с природой. Тяжело там было… Хотя, в то время нигде медом не мазали. Я за год с лишним ни одного живого врага вблизи не видел. Нескольких с гарантией к рыбам отправил. Один у берега брякнулся, достали. Истребитель. Ягер — охотник по- ихнему. Имена тут мне казались на немецкие похожи… Мне показали документы ягера того. Фотографии… Не старше меня был, а уже с фрау и киндером. Его зажигалку я уже здесь потерял, пистолет до меня кто-то прикарманил, а крест союзникам на виски сменяли.

— Виски… Виски… Что-то вроде «Островного ячменного», выдержанного в дубовых бочках?

— Примерно. Не понимал англичан, почему они так гоняются за всякими немецкими сувенирами. А меня от этих крестов тошнило. С детства у меня крест с чем-то мерзким и враждебным ассоциировался. А тут ещё чёрных крестов принесло.

— Ты орден того мира носишь…

— Ношу. Последнее, что из того мира осталось.

— Про самолёт забыл.

— Ну, это уж плод неумеренного подхалимажа. Его же по нескольким ведомствам растащили. Это уж МИДв, точнее, лично министр решил таким образом выслужиться. Подарок ко Дню Коронации, так сказать.

Когда увидел в ангаре — онемел. Сомневаюсь, что в день выпуска «Ишак» выглядел лучше. Настолько он был неестественно-новеньким. Словно из другого мира…

Чуть улыбнулся император, на лице Кэрдин тоже что-то дрогнуло.

— Показалось — взлетишь — и окажешься там. Серое море, серые скалы — и тот разведчик, уходящий на одном моторе. Даже подумал — что если взлететь — снова окажешься там. Молодым. Чем тогда будут казаться воспоминания о происходившем здесь? Бредом, сном или последствием контузии?

Сев в кабину, я понял одно — как в одну и ту же воду нельзя войти дважды, так не вернёшься и в молодость. Там другие свели с ними счёты.

— Я хорошо понимаю намёки. «Хранитель». И не пытайся сказать, что это твои стихи. Хватит с нас «Тачанки» и прочего, чем ты разнообразил отечественный песенный репертуар.

— У тебя, Кэр, отменная ирония. Чем же тебе «Все четыре колеса» не угодили? Сама же тачанки использовала, когда «министершей» звалась. И заметь, я никогда не утверждал, что «Тачанку» написал.

— Вся столичная полиция третий день ржет: четверо великосветских балбесов, включая двоих членов Великих Домов первого ранга уволокли с киностудии пулемёт и ворох холостых патронов, водрузили его в кузове пикапа и помчались под «Тачанку», открывая пальбу на каждом перекрёстке. Убить — никого не убили, но массу народа перепугали. Кончилось тем, что пришлось применить «гусеницу», и пикап этот с пропоротыми шинами улетел в пожарный водоем. Придурков этих выловили, хотя и не стоило. Медики зафиксировали многочисленные переломы, ушибы и гематомы, полученные при оказании сопротивления. Знаешь, чья машина, и кто за рулем был?

— Конечно, знаю. Пусть месяцок посидят, подумают. Им повезло, что никого не покалечили, и штраф за испорченное городское имущество оплатили чуть ли не раньше, чем квитанция пришла. А то бы получили всё, что полагается. Я полицейское управление поставил в известность, что бы всех принимавших участие в задержании наградили ведомственной грамотой. И что бы об изменениях в их служебном положении докладывали в МИДв.

— Скряга ты… Нет, что бы часы именные от своего имени пожаловать, или орден какой дать. Награда есть — хорошо, с занесением в личное дело — совсем замечательно, и ни медяка не потрачено. Сплошная экономия!

— Не заработали они на орден. Да и время сейчас… Сама знаешь — время какое. Скоро много орденов давать придётся. Не за ловлю пьяных водителей.

— Я знаю. Но время это пока не пришло…

— Пока нет, но ходит оно очень близко…

— Хватит о грустном, Кэр.

— Как скажешь.

— Третья мировая война на моем веку. А если считать ещё ту, во время которой родился — то четвёртая. Знаешь, я стал уставать от такого количества войн.

— Переговоры ещё не кончились. Вчера они сделали довольно серьезные уступки на наши требования.

— Это предел, на который они согласны. И ты, и я знаем — дальше отступать они не станут. Нам нужно гораздо больше, чем они согласны уступить. Я это буквально всеми органами чувств ощущаю. Мы уже призвали на учебные сборы десять возрастов во всех приграничных округах. Во внутренних — три последних.

— Они сделали тоже самое. Плюс снизили призывной возраст на один год, что позволило им начать обучение двойного числа новобранцев. Плюс отменен ряд льгот, дававший отсрочку от призыва. Среди горцев Южного материка в этом году завербовано втрое больше обычного.

— У нас заканчивается формирование шести тяжелых танковых дивизий. Плюс работы по спецпроектам продвигаются очень успешно.

— Они тоже ведут работы над какими-то спецпроектами. Причем, имеются достаточно серьёзные подозрения, что их спецпроекты аналогичны нашим. Во всяком случае, из их научных журналов пропали любые упоминания о работах с радиоактивными элементами.

— Ты думаешь?

— Я не думаю, я анализирую поступающую информацию и делаю выводы.

К Софи приехали несколько чиновников из министерства Культуры. Один знаком Марине — первый заместитель министра. Марина знает, что сестра рисует гораздо лучше, чем она. Год назад отец спросил «Завтра открывается персональная выставка Софи. Пойдёшь?».

«Нет», — ответила Марина, — «на Сонькину мазню я и дома могу полюбоваться». Саргон только усмехнулся. Ему прекрасно известно — Марина страшно завидует гениальной художнице — старшей сестре.

Увидев чиновников из министерства, Марина почувствовала себя обиженной. Неужели мазня Соньки представляет такую ценность? Говорить-то Софи: «Я, если захочу, гораздо лучше нарисую!» — можно сколько угодно, но только самой себе признается Марина — рисовать даже вполовину так же, как сестра, она не сможет никогда.

Несколько часов отбирали картины и рисунки Софи для предстоящей выставки в мирренской столице.

В столице Марине не нравится. Если бы её отпустили гулять одну, то она может, и нашла бы что-нибудь интересное. А из окна машины многого не разглядишь. Огромный город заполнен рвущимися ввысь зданиями. Запертым в каменном мешке ощущаешь себя. Дворцы величественны и красивы только на фотографиях. Внутри же зачастую только мебель в чехлах. Даже часть Императорских дворцов законсервирована. Саргон предпочитает жить в Загородных резиденциях, Кэретта больше любит столицу, а её приморскую резиденцию Саргон терпеть не может, про строящийся Дворец Грёз и говорить нечего — вряд ли там император когда — либо по своей воле появится. Большую часть года император и императрица проводят по-отдельности.

Марина знает — отец считает, что штат МИДв непомерно раздут, в первую очередь за счет обслуги дворцов. Несколько раз проводил сокращение штатов. Мама с ним в корне не соглашалась, замечая, что двор окончательно утратил былой блеск и превратился в помесь казармы со строительной конторой. Саргон только отмалчивался. Высвободившиеся средства он тратит на финансирование смелых авиационных проектов. Некоторые из машин поставили десятки мировых рекордов, другие приняты на вооружение. Император больше любит общаться с авиационными конструкторами, чем с представителями великосветского общества. Несколько ссор императора с императрицей вызвано тем, что на испытания новых самолетов он брал обеих дочерей. А на испытаниях сверхдальнего шестимоторного лайнера «Стрела Дины» (самолет создан на основе сверхдальнего бомбардировщика, или наоборот, «Стрела» планируется к переоборудованию в бомбовоз) даже летал вместе с ними через пол континента. Кэретта откуда-то узнала, что при полёте были неполадки с одним двигателем. Сама Марина неполадку и устранение благополучно проспала. Самолет экспериментальный, наряду с другими новинками на нем испытывали различные классы пассажирских салонов, в том числе, и трёхместные купе. Спальные места — два как обычно, а третье — поперёк купе над дверью. Там Марина и спала. И даже прослушала, как Саргон пригрозил одного запаниковавшего техника «выдворить наружу для устранения неисправности». Софи весь полет бродила по самолёту из конца в конец, подолгу глядя в каждый иллюминатор. Потом долго бродила вокруг севшей машины, зачем-то трогая колёса и стойки шасси. Даже фото Софи у стойки шасси есть, колесо куда выше её.

На следующий день после полёта между Саргоном и Кэреттой разразился очередной скандал.

Марина представить не могла, что мама умеет так ругаться. (Хотя родители не знали, что Марина их подслушивала). Император слушал довольно долго. Потом сказал слегка непонятную Марине фразу: «Ваше Величество, советую не забывать, что для получения титула Вдовствующей Императрицы, моя кончина не является обязательным фактором». Кэретта осеклась на полуслове. Ссора на этом и закончилась. Марина поняла смысл отцовской угрозы, только прочтя последнюю редакцию «Закона об императорской фамилии». Титул Вдовствующей Императрицы могла получить и жена здравствующего императора. «Дальнейшее супружество с коей не представляется возможным». Саргон угрожал Кэретте разводом. Это в первую очередь означало утрату значительной части содержания от казны, что для известной транжиры Кэретты воистину страшно. Доходы с фамильных владений Еггтов уже давно с трудом перекрывают расходы на их содержание.

Кэретта не Кэрдин, легко и беззаботно распродававшая имения и дворцы. Кэрдин просто умна. Земля, конечно, ценность, но не меньшая ценность находящееся под и возвышающееся над ней. Деньги, вырученные за проданные имения, идут на постройку новых и модернизацию старых заводов. Большая часть состояния Кэрдин — не земли с замками, а заводы и лаборатории. Разразись война — взревут моторы танков — на марке двигателя — пантера Ягров. Обрушатся на врага миллионы снарядов — на ящиках — пантера Ягров. Армейские повара будут варить супы из концентратов — на коробках — пантера Ягров. Денежки за выполнение государственных заказов рекой потекут в сумочку Главы Дома Ягров. Мечта многих, поступающих в технические университеты — получить стипендию Дома Ягров. Молодой инженер будет безбедно жить, работая на предприятиях Дома Ягров.

Даже безопасность государства — в том числе и безопасность Дома Ягров.

Столица — город из тех, где сколько бы ни было денег, лишиться всего можно легко и быстро — столько соблазнов предоставляет огромный город. В туристических проспектах столицу называют красивейшим городом мира. Марине приходилось читать мирренские проспекты, где аналогичное мнение высказывалось о собственной древней столице. Красота строений совершенно не волнует Марину. Когда видишь каждый день памятники архитектуры, да в некоторых ещё подолгу живешь, то всё приедается. Особенно, если хорошо знаешь, где на потолке трещина.

Может, кому и нравится четкий строй гвардейской пехоты, но Марине это зрелище уже приелось. Парадная форма на настоящую не похожа, зачем такие султаны на шлемах, понять невозможно. Современные автоматические винтовки в руках гвардейцев в старинных мундирах выглядят утонченным издевательством. Над чем именно — Марина точно сказать не смогла бы.

Вопреки известной поговорке, императрица опаздывает. Караулу дают команду «Вольно!».

По недовольному лицу отца, Марина решила, что императрица и Софи опоздают, самое меньшее, на час.

Так что можно спокойно прогуляться вдоль состава. Она слышала, что это новый поезд Его Величества. Присланный с завода альбом с фотографиями вагонов просмотрела очень бегло.

Теперь выпала возможность поближе рассмотреть их все, а не только детский вагон, как на старом поезде. Императорские, свитские, багажные и служебные вагоны её не особенно заинтересовали. Почти такие же, как и в старом поезде, разве, что краска блестит, а так даже барельефы с государственным гербом на том же месте прикручены.

А вот вагон перед локомотивом её заинтересовал. Длиннее обычного, приземистый, с амбразурами для пулемётов вместо окон, но, что самое главное — с пушками! По длинноствольной тяжелой зенитке спереди и сзади. Да из середины корпуса высовываются ещё две маленьких, но зато каждая с четырьмя стволами по два в ряд. Из ниши поднят прожектор, посредине вагона — башенка, а в ней какое-то устройство, поблескивающее окулярами, вроде бы оно называется зенитный дальномер, но в правильности названия Марина не уверена.

Вместо водившего старый состав паровоза с именем на борту, словно у корабля, во главе состава тёмно-синий с чёрным, блестящий, словно громадный жук, многоосный тепловоз. Он куда больше старого локомотива. Пройдясь мимо него несколько раз, Марина так и не смогла решить, нравится ей тепловоз или нет. Вроде бы внешне куда мощнее паровоза, а по лошадиным силам так вообще втрое сильнее. Марина читала, что на испытаниях тепловоз развил скорость 220 км/ч! Самый быстрый железнодорожный транспорт в мире! Но всё-таки немного не хватает громадных красных колёс, хитросплетения тяг и облаков дыма и пара. Приходилось не раз слышать паровозные гудки. А вот Марине погудеть так и не удалось Да и первым локомотивом, превысившим скорость в двести километров в час как раз был старый паровоз. Пусть рекорд «всего» 202,76 км/ч. Всего на одном перегоне. И пусть говорят, что век пара катится к закату. Движимые паром машины ещё рано отправлять на свалку истории. Рекорд поставлен в год, когда родилась Марина. У Марины в детстве даже был игрушечный Императорский локомотив. Моделей сделали три: одна осталась на заводе, другая поступила в Музей железнодорожного транспорта, а третья была отправлена в дар Императору. Достаточно скоро состав попал на растерзание принцессам. Поделили состав своеобразно: все пассажирские вагоны Софи забрала себе, всё удивляясь, почему Марина не возражает. А Марина хотела ПАРОВОЗ.

Она в него просто влюбилась. Тяги, колёса длиннющий корпус, странный тендер с каким-то конденсатором (вроде из-за него паровоз может преодолевать очень большие расстояния, нигде не заправляясь водой). Пусть Софи забирает хоть все вагоны. Марине нужен только паровоз.

Марина готова была умолять сестренку оставить ей ПАРОВОЗ. К счастью, Софи ничего не заметила, и с полчаса делила вагоны. Марине досталась почти половина (в основном, свитские, багажные и вагон с электростанцией) Вагоны Марину не волновали. Главное — ей достался ПАРОВОЗ.

Зимой Марине попался учебник «Инженерная графика» для машиностроительных факультетов.

Прочтя, она загорелась идеей сделать такой же рисунок своего ПАРОВОЗА. Чертёжные приспособления и бумагу доставили быстро. Все бы ничего, но паровоз она решила нарисовать в масштабе один к пяти. Причем в трёх проекциях и отдельно — чертёж кабины машиниста.

Несколько дней Марина с циркулем крутилась вокруг модели машины, снимая нужные размеры.

Сордар чертежи одобрил, сказав «Хорошо, что не чертёж линкора был, на галерее Большого дворца пришлось бы вешать».

Бывший императорский локомотив теперь будет водить составы по второй трансконтинентальной дороге. Он ещё долго прослужит! Марина даже решила как-нибудь в будущем прокатиться на ведомом им составе. Ей ещё не приходилось ездить по второй трансконтинентальной.

Для Марины и Софи в новом поезде отведён отдельный вагон. И называется на плане «Вагоном Их Высочеств», а не «детским», как раньше. Марина стремительно пробегает его из конца в конец. С количеством зеркал строители явно перестарались; зачем установили портативный рояль, Марина решительно не понимает. Количество цветочков в бутоньерках просто бесит!!!

Точно посередине состава — большой вагон всего с несколькими окнами. В нем установлена мощная радиостанция. Сейчас на крыше поднята штанга с изоляторами, к ней проведены провода со станционного телеграфа.

Так, а вот это уже интереснее: вагон императора прицеплен перед вагоном с радиостанцией, а вагон императрицы — за ним.

Ещё один вагон с зенитками прицеплен — в хвосте состава.

Поездка должна занять почти три дня, хоть длительных остановок нигде не планируется. Могли бы доехать куда быстрее, но встречи с главами местных администраций, пусть и краткие — протокольная формальность при подобной поездке. Ладно, хоть Марине на эту скукотень смотреть не обязательно.

Поездка началась неплохо: Софи решила ехать в вагоне императрицы, а в министерский вагон на одной из станций должна сесть Кэрдин. Она не любит пышные церемонии. А так же шокировать публику. Но последнее у неё как-то само собой получается. Её прогулки по столице без охраны давно уже повод для всевозможных историй разной степени правдивости. Одна из городских страшилок, очень популярных в окружении императрицы — прогуливаясь, Кэрдин высматривает симпатичных мальчиков, затем её люди похищают приглянувшихся… И больше о их судьбе ничего не известно. Ни одного имени похищенных не называется, но в окружении императрицы все уверены, что счёт идёт на десятки, если не сотни. Под большим секретом поговаривают, что Кэрдин принимает ванны из человеческой крови, и именно благодаря этим ваннам, Кэрдин выглядит лет на двадцать-двадцать пять; никак не больше.

Хотя в последнее время количество симпатичных молодых людей резко увеличилось как раз в окружении императрицы.

На станции, где должна садиться Кэрдин — ни почетных караулов, ни оркестра. Поезд просто замедлил ход, и изящная фигура в черном плаще легко запрыгнула в вагон. Марина всё прекрасно видела. Одним из трёх лиц, встречавших министра, было неугомонное Их Высочество.

На этот раз против неудобного черного платья и такой же шляпки Марина не возражает. Понимает, что действительно надо. День высадки — с одной стороны праздничный день, именно с этого дня ведётся летоисчисление, но с другой — это и день траура по тем, чьи корабли так и не дошли.

Каждый год в этот день, на протяжении уже многих сотен лет свершается одна и та же церемония.

В воду опускают венки.

По традиции, заведенной императором Сордаром III, каждый новый император свершает церемонию в год после вступления на престол. Своеобразной традицией для императоров считается посещать церемонию хотя бы раз в пять лет. Саргон данной традиции придерживается неукоснительно.

Ещё при Дине IV выстроен по старым чертежам причал. Никогда ни один корабль не приставал здесь, хотя установлены мощные кнехты. Причал — памятник всем погибшим кораблям с Архипелага. Со временем пустой причал стали считать памятником всем, чьи жизни забрала океанская стихия.

В конце предыдущего царствования недалеко от мыса Слез нашли остатки корабля с погибшего Архипелага с грузом статуй. Газеты вещали об обнаружении императорских сокровищ погибшей Империи. Но археологи достаточно быстро разобрались — корабль погиб, самое меньшее, за 150 лет до гибели архипелага, и его груз представлял собой заказанные неизвестным богачом одного из прибрежных государств убранство для виллы и статуи для парка.

Ценности статуй это нисколько не умалило. Большую часть отправили в столичные музеи, а одну, изображающую скорбящую женщину (историки определили — богиню, персонаж полузабытого мифа, потерявшую в войне с подземным богом всех детей) установили в центре причала. Казалось, что место для статуи словно заготовлено ещё при Дине IV — настолько удачно вписалась она в старинный памятник.

Марина любит рассматривать модель «Елизаветы». Модель корабля состоит из двух частей. Разрезана по диаметральной плоскости и можно увидеть все внутренности огромного корабля: цепной ящик, кубрики команды и каюты офицеров, погреба со снарядами, элеваторы, огромные машины. И везде — у орудий, в кубриках и каютах — фигурки моряков. Присутствует и корабельный кот, устроившийся у кормового флага. Можно даже рассмотреть прицелы — кольца зенитных автоматов. У катапульты на корме миниатюрные моряки готовят к запуску самолёт-разведчик. В ангаре ещё три самолёта со сложенными крыльями. Огромная модель в 35 раз меньше оригинала. Марина может разглядывать её часами.

Марина думала, что модель большая не только сама по себе, но и представляет один из четырёх самых больших кораблей в мире — недавно вступившие в строй четыре новейших линкора.

Застав как-то раз Марину за изучением модели, Сордар поинтересовался, можно ли построить корабль больше и лучше «Елизаветы». Марина честно ответила, что невозможно. Сордар почему-то только усмехнулся.

Марина считала «Елизавету» огромным кораблём. До тех пор, пока не увидела линкор, на котором отец собирался держать свой флаг во время плавания.

У Марины для описания корабля просто нет слов: сказать «плавучий остров» — не сказать ничего. Настолько огромен линкор «Владыка морей». Самый большой корабль, когда-либо бороздивший океаны. Корабль настолько огромен, что капитана для командования не нашлось. Понадобился адмирал. А ещё Сордар сказал, что даже вспомогательный калибр на линкоре больше, чем главный калибр тяжелого крейсера. И ещё, на корабле живёт громадный, серый, косматый волкодав по кличке Тайфун, знающий всю команду и признающий хозяином только Сордара. Как пёс умудрялся уживаться с наглым рыжим корабельным котом — оставалось загадкой природы. Про кота говорили, что он всегда оказывается на борту перед выходом в море. Каким бы неожиданным этот выход ни был. Хотя погулять котяра любил, и, судя по разодранному уху, отличался весьма боевитым нравом.

Марине понравилось, что огромным кораблем командует огромный человек — единокровный брат контр-адмирал Сордар Саргон. Два гиганта великолепно подходят друг другу.

Маме на корабле не нравится, отец на её претензии хмуро отмалчивается, Софи страдает от морской болезни и лежит пластом. Зато Марина в полном восторге. Тайфун её признал, позволил погладить. А уж после того как Марина угостила его печенкой…

Корабль полностью в её распоряжении. Никто, по крайней мере, несколько дней не будет доставать всякими мелочными придирками.

Обрадовалась, увидев зенитные автоматы, такие же, как и на модели «Елизаветы».

Огромные механизмы, приводимые в движение маленькими штурвалами. Масса разных интересных приборов. Её даже пустили на место наводчика в одной из башен главного калибра. Зрелище поднимающихся по мановению руки громадных стволов было поистине завораживающим. Ещё Марине сказали, что снаряд огромного орудия летит почти на семдесят километров.

В общем, несмотря на портящуюся погоду, день для Марины с каждым часом всё светлее и светлее.

А уж поездка на лифте почти на самый верх носовой надстройки вместе с Сордаром…

На несколько секунд Марина застывает в немом оцепенении — настолько завораживающе выглядит открывшаяся картина.

Серое море, серое небо, тучи на горизонте. На гребнях волн уже появляются первые барашки. Марина знает — по морской шкале сейчас умеренный ветер. Она стоит на самой верхней наблюдательной площадке на башнеподобной носовой надстройке линкора. Выше, если не обращать внимание на башню главного дальномера и антенны радаров, только небо. Марина знает — на этой площадке наблюдатели находятся только в бою. Ходовая рубка — ярусом ниже, вокруг неё — тоже площадка с биноклями.

Сейчас здесь только двое — Марина и командир линкора, контр-адмирал Сордар Саргон.

Марина впервые столь далеко вышла в море. Она видела маршрут на карте, и знает, что довольно долго придется идти по пользующимися самой дурной славой водам — столетия назад здесь полностью погиб от массовых извержений вулканов и землетрясений, насчитывавший сотни островов архипелаг — прежняя Родина грэдов. Не всякий историк теперь скажет, как раньше назывался океан. Теперь он зовётся Океан Мёртвых.

Марина не вполне поняла по карте, где заканчивается Море Слёз и начинается собственно Океан; спросила брата.

— Сордар, покажешь мне, когда океан начнется?

Адмирал смотрит вдаль. Отвечает не поворачиваясь.

— Мы уже давно по нему идём. Сейчас всё с картами мудрят, я по старым сужу. От траверза Маяка Слёз Мёртвый океан начинается.

От слов адмирала веет холодком. Марина поежилась. И от ветра, и вообще…

— Значит, под нами…

— Не здесь… Здесь только их корабли могут быть…. Они дальше. Милях в трехстах к юго-западу.

— Ты ходил там?

— Да.

— И что там?

— Ничего. Океан Мёртвых. В старину, особенно в бурю, многие говорили, что видят их, души погибших. Иные, кому повезло пережить страшные бури в тех водах, говорили, что видели в разрывах волн города-призраки. Говорят, что морские птицы — это души. Их души. Души погибших. Они и сейчас кричат. Я не знаю, правда ли это.

Приходилось видеть извержение вулкана. Завораживающе. И страшно, ибо понимаешь — над этой стихией ты не властен. Как не были властны они.

— Ты думаешь, много погибло?

— Я не историк; есть разные цифры. Планов и описаний столицы сохранилось больше всего, по самым скромным подсчетам, в Городе жило не менее двух миллионов постоянного населения. На архипелаге было очень много крупных городов. Считается, что столица не была самым крупным. Южный порт был больше. Верю, удобная гавань на пересечении стольких торговых путей. Описаний сохранилось не так много, но и там жило не меньше, чем в столице.

Помнишь результат первой переписи?

— Да. 5 345 698 человек от младенца до старика. Но это же было спустя десять лет после высадки! И ещё многие ушли на другие земли.

— Не многие. Даже самые оптимистично настроенные историки считают, что не более миллиона. Да и перепись… Десять лет прошло. Они без конца воевали. Сначала просто потому что хотели выжить. Ты знаешь, почему на побережье столько скал и столько холмов зовется «красными»?

— Да. В старом языке это звучит как «Кровавые скалы» и «Кровавые холмы».

— Приморье — земля, впитавшая слишком много нашей крови. Первые наши города стоят на костях. А там, — адмирал показал в безбрежную океанскую даль, — там, в трехстах милях к юго-западу, океан стал могилой почти для пятидесяти миллионов человек. И это ещё одна из самых низких оценок. Там могила породившей нас цивилизации. Хорошо, если спасшиеся сохранили десятую часть наследия погибшего архипелага. Какой взлет человеческого духа был прерван силами стихии! Столько было потеряно! Кое в чем мы только в прошлом веке смогли догнать их.

Пересекая те воды, наши корабли издавна приспускают флаг. Проходя над местами, где были Великие города, корабли отдают почести, словно павшим собратьям.

Марине становится грустно. Что-то очень красивое исчезло безвозвратно. Адмирал, чуть усмехнувшись, продолжил.

— Есть ещё живые памятники погибшему Архипелагу. Рыба-угорь. Да-да, именно угри, дальние родичи того самого, кем ты в детстве до полусмерти перепугала Софи.

В древности угри нерестились в прибрежных водах Архипелага. Потом он погиб. А угри поколение за поколением возвращаются нереститься в те воды, где родились когда-то. Может, они гибнут после нереста, может, возвращаются в эти воды вновь — ученые пока не знают.

Марина с умным видом смотрит на брата снизу вверх, и тоном ректора, изрекает.

— Я думаю, легендарный морской змей — это ни что иное, как гигантский угорь.

— А я думал, ты в сказки не веришь…

— Никаких сказок. Знаешь про хрустальных угорьков?

— Конечно, личинки обыкновенных угрей. Когда они поднимаются в реки, их массово ловят. Каких сразу едят, каких содержат потом в лагунах, а каких подсаживают в пруды к карпам.

— А знаешь, что на больших глубинах с батисферы видели гигантских хрустальных угорьков, почти два метра в длину. И если разница в размерах между личинкой и взрослой рыбой такая же, как у обычных угрей, то представляешь, какая рыбища из такой личинки вымахает?

— Никто таких гигантов не видел…

— Но это же не значит, что их нет! Мы же ещё не освоили больших глубин, кто знает, что там попадется!

Адмирал промолчал. Сестренка в очередной раз права.

Но и он в морской биологии кое-что понимает.

— Некоторые животные могут размножаться на личиночной стадии. Так что, то могли быть именно такие личинки, никогда не переходящие во взрослую стадию.

Но Марине явно хочется, чтобы морской змей существовал. Да и Сордару, по большому счёту, тоже. Они оба прекрасно знают — в морских глубинах таится ещё много загадок. Человек рано или поздно разгадает их все.

— Сордар, а если туда, ну, где Архипелаг был, батисферу опустить, то что от городов осталось, наверное, можно будет увидеть вновь?

— Батисфера… Не знал, что ты и это слово уже знаешь…

Марина довольно усмехается.

— Я в неё даже лазила! Она тем летом была в павильоне «Наука» на Государственной выставке. В люк еле пролезла. Внутри столько всяких приборов, но так тесно! Даже мне одной, а они вдвоем спускались. За мной крышку люка закрутили. Даже кувалдами по ключам били, что бы плотнее закрыть. Грохоту было! Там вообще великолепный аттракцион был: видел, наверное, огромный аквариум с морскими рыбами? Он три этажа здания занимает. Там даже настоящие акулы плавают. Ну вот, батисферу туда опускали, словно в море. Кстати, как потом оказалось, я была единственной, кто рискнул этим аттракционом воспользоваться. Какие же все трусливые оказывается!

Смотришь на рыб через иллюминатор кварцевого стекла. Можно включить — выключить прожектор. Надеваешь наушники и переговорную трубку, и разговариваешь с теми, что на верху. Весь воздух, на несколько часов — в баллонах на стенке, там же и поглотители для углекислоты. Вообще, здорово, смотришь на рыбу, а она с той стороны стекла — на тебя. Ртом хлопает — то ли съесть тебя хочет, то ли наоборот, хочет что-то сказать. Кстати, ты знаешь — рыбы говорят, только мы их не слышим?

— Конечно, знаю, гидроакустикой уже довольно давно занимаются, «разговоры» китов и дельфинов иногда принимают за шумы подлодок.

— Жаль, что аквариум тот не очень глубокий, всего-то метров десять, а ведь батисферу можно опустить на пятьсот метров! И даже больше!

— Километр сто тридцать два метра.

— Что?

— Эту батисферу опускали на километр сто тридцать два метра. С корабля — кабелеукладчика. В Морском Генштабе решили профинансировать экспедицию. Вопрос о спуске к Архипелагу тоже обсуждался. Ученого, главным образом, волновало, что у дна очень сложный рельеф, и можно запутать, а то и оборвать трос. Ты, часом, не запомнила, кто о батисфере рассказывал?

— Запомнила, конечно — маленький такой, сухонький и лысенький, очень быстрый и говорливый, дядечка. Он ещё столько про всяческих морских рыб и прочую живность говорил. Показывал заспиртованную удивительную рыбку-стеблеглаза. Сама маленькая, на змейку похожа. А глаза — на длиннющих, больше трети длины тела, стебельках.

— Этот дядечка, как ты выражаешься, и есть изобретатель батисферы. Он ученый, очень крупный океанолог. Про рыбку он тебе не просто так говорил. Я этих ученых не понимаю — человек побывал на немыслимой глубине, а гордится тем, что смог доказать, что эта рыбка, стеблеглаз — не особое семейство рыб, а личинка золотистого дракона — довольно давно известной тропической глубоководной рыбы.

— Да ну? Он вообще-то про всех рыб очень интересно рассказывал. Я потом все-все книги про морских обитателей, что смогла найти, прочитала.

— Интересно, что твоя мама сказала, когда ты в батисферу лазала?

— А её там не было.

Адмирал усмехнулся.

— Почему-то, я именно так и думал.

Мне потом рассказывали про рекордный спуск. Ему по телефону передают поздравления, а от только: «Угу. Рыбы такого-то вида держаться парами. Запишите». В порт, он не военный, вскоре после рекордного спуска, приехал известный мирренский адвокат из столицы. Оказывается, ученый получил неплохое наследство, по завещанию, написанному почти триста лет назад.

Жил у мирренов, при императоре — моем тезке, порядковый номер шесть, чудак-богач очень знатного рода. Считал себя ученым, писал умеренно бредовые трактаты — к примеру, утверждал, что если из медного шара диаметром шесть с половиной метров выкачать весь воздух, то такой шар с вакуумом сможет поднять человека, а если несколько таких шаров прикрепить к паруснику, то можно получить воздушный корабль. Расчет-то на подъемную силу шара он правильно сделал, только про такую вещь, как атмосферное давление напрочь забыл, или вовсе не знал. Расплющило бы его шар ещё в процессе откачки воздуха.

Слыл покровителем наук и искусств. Одами в его честь тогда многие мирренские поэты кормились. Когда помер — родственники устроили суд, требуя признать его умалишенным — состояние у него было неплохое, но большую часть он завещал академии наук с условием, что будет основан университет его имени. Родственникам не оставил ничего. Ну, а оставшуюся часть состояния разделил на равные доли, кои следует вручить«…человеку любого состояния, расы или вероисповедания, коей сам, или с использованием любых неодушевленных предметов, сможет подняться в воздух на высоту 60 локтей и спустится обратно». Родственники на высочайшее имя прошение подали с просьбой признать завещание недействительным. Именно пункт про полет должен был служить доказательство ненормальности.

К несчастью безутешной родни, именно в этот день мой тезка присутствовал на запуске первого воздушного шара.

Изобретатель был настолько смел, что сам поднял свое творение в воздух. С тех пор воздушные шары такой конструкции, зовутся его именем.

Так что император признал завещание действительным. Изобретатель шара тут же получил свою долю наследства. В окрестностях мирренской столицы по сегодняшний день существует Университет имени того богача. Второй по значимости, после университета Тима II университет у них.

Ещё долю наследства получил экипаж дирижабля, совершившего первый трансокеанский перелет.

А три части завещания ещё ждут своих обладателей.

Изобретатель батисферы побывал на глубине свыше 500 локтей, и вернулся живым. Насколько я знаю, сейчас сидит и думает — как бы батисферу самоходной сделать.

— А какие части остаются неполученными?

— Одна — человеку, первым ступившему на Луну, вторая — я думаю, её вряд ли когда-нибудь получат, хотя кто знает — человеку, побывавшему на Солнце, и третья — тому, кто откроет планету, принадлежащую к системе другой звезды.

Марина хитро смотрит на адмирала.

— Ну, давай, говори, вижу — что-то опять замыслила.

— Да ничего я не замыслила. Просто интересно стало, с чего это вас, военных моряков, так батисфера заинтересовала. Живность морская ведь вас всех только в гастрономическом плане интересует. У вас даже своя китобойная флотилия есть.

— До чего ты наблюдательна! Нас интересовала в первую очередь возможность использования батисферы при проведении судоподъемных и спасательных работ. А в перспективе — и диверсионных. В нынешнем виде батисфера применима только при визуальном осмотре затонувших объектов, и то с осторожностью. Положительным моментом является относительная независимость от внешних источников. В общем, думаю, в обозримом будущем, мы увидим самоходную батисферу.

— А я на ней куда-нибудь слазаю.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул адмирал.

Сордар неожиданно склоняется к биноклю. Разогнувшись, берет телефонную трубку. Что-то говорит. Марина понимает только слово «курс». Адмирал поворачивается к сестре.

— Переговоры о титулах знаешь?

— Кто же их не знает? Как-никак первая встреча нашего и мирренского императора.

— Да как раз многие миррены и не знают. Любят у них в учебниках, да и не только в них писать об извечном противостоянии. Хотя так было не всегда… Да и не везде… У них считается, что народу вредно знать, что в прошлом с грэдами удавалось договариваться. Пусть и по таким, неважным сейчас, вопросам.

Сама знаешь, наша и мирренская титулатуры отличаются довольно сильно. К тому времени было уже несколько скандалов из-за неверного и даже оскорбительного с нашей или их точки зрения именования официальных лиц в книгах или на приемах. Вопрос согласования титулатуры, «равновеликого имявеличания», формально считался важнейшим на тех переговорах.

О таких мелочах сейчас мало кто помнит, но тогда вопрос принадлежности среднего течения реки был одним из важнейших. О титулах, в основном, паркетные шаркуны спорили. Хотя результаты переговоров о титулах попали во все учебники. И кстати, тот договор формально до сих пор действует. Мирренский цензурный комитет с месяц назад даже официальное предупреждение одной газете вынес«…за неподобающее изображение ЕИВ Императора…», ну, там дальше полный титул нашего отца следовал, кстати, он как-то раз говорил, что свой полный титул наизусть не помнит. Предложил мне назвать свой — я тоже, оказалось, не помню.

Марина хихикнула.

— А ты не хихикай! Свой-то титул тоже наверняка не назовёшь.

— Нет, назову свой, а заодно твой и отцовский полный; я в детстве много каких глупостей назапоминала с лёту.

— Ну, так вот, газете вынесли предупреждение, а по их законам — три предупреждения — закрытие издания без права возобновления. Свобода слова — вещь хорошая, но когда война — несколько излишняя.

— А чем переговоры о границе кончились?

— В тот раз обе стороны оказались достаточно умны, что бы понять — заглотить все не получится. Противник, хоть и готов уступить кое-что, но до определенного предела. Надавишь чуть сильнее — последствия будут непредсказуемы. Река и стала границей.

— Точно! Я вспомнила карту!

— Вот потому там и договорились встретиться. Вроде как город, где одна половина наша, а другая — мирренская. Хотя это считалось так. От центральных властей далеко. Были времена, когда корабли туда раз в два года заходили. Императорскому курьеру и то скакать неизвестно сколько было. Железную дорогу туда до сих пор не дотянули, правда, причины на то другие… А так, народ там смешанный жил.

— Что-то не слышала я про такой город.

— Его больше нет. Ни на наших, ни на их картах.

— Как так? Там же такие важные переговоры происходили…

— Это тогда они важными казались, а сейчас выглядят дипломатическим курьёзом. Про них даже говорят с грустной иронией: единственное решение великих держав, устроившее обе стороны. Да и проходили переговоры не в городе, а на островке посредине реки, чуть ближе к мирренскому берегу.

— Островка тоже, скажешь, теперь нет?

— Почему, есть. Остров Смерти называется.

Марина поежилась. Океан мёртвых, потом ещё остров смерти. Ветер что-то усиливается. Неуютно. Страшновато. Но интересно.

— Почему он так зовется? И что это за город такой был?

— Сначала там мирренская торговая фактория была. Потом наши на другом берегу реки форт вроде как для наблюдения построили. Так и жили. Лет сто, наверное, даже поговорка была, и у наших офицеров, и у мирренских: «Дальше форта не пошлют» — в смысле, самая что ни на есть дыра. Дыра-дырой, а народу постепенно все больше там становилось — земли неплохие, рыбы в море навалом. Одно время даже думали, что первая трансконтинентальная магистраль в городе будет заканчиваться, но решили, что столь важная станция на самой границе — как-то не очень.

Фронт стал по реке. Лето было очень жарким, самым жарким за все время наблюдений. Река очень сильно обмелела. Кто первым решил занять остров, сейчас неважно. Важно, что другая сторона с потерей не смирилась. И началось. Сколько раз островок переходил из рук в руки — не сосчитать. Говорили, вниз по течению вода красная текла. Артиллерия, минометы, газы, огнемёты — всё, что хочешь и в любых количествах. Самолёты — штурмовики там применили впервые, там же и газовые бомбы испытали. Понравилось!

Ходили слухи, что миррены оборудование со строительства подземной электродороги привезли и туннели тянули. Хотели то ли под остров, то ли под наши позиции на том берегу подвести, и фугасы в десятки тонн заложить. Было ли это там — не знаю, а на других участках фронта с такими «кротовинами» сталкиваться приходилось.

Граница в итоге так по реке и осталась. А города не стало. Бои за остров шли несколько месяцев. За это время все разрушили.

Да и немного найдётся желающих жить в месте, где лопатой в землю ткни — в осколок снаряда попадешь. А чуть копнешь — череп найдёшь.

Город решили не восстанавливать. Просто упразднили административную единицу. Руины сровняли с землёй, щебёнку куда-то вывезли Оставшееся выровняли бульдозерами. Даже земли завезли и место засыпали — что бы все поскорее травкой заросло. Словно и не было никогда города. Крови море пролили, оставшись при своем.

Относительно этого участка границы договорились — на расстоянии тридцати километров от границы не держать никаких войск, кроме обычных пограничных частей. Это и их, и нас устраивало — в тех краях, на случай прорыва фронта была оборудована вторая оборонительная позиция. Как раз, километрах в тридцати. На всякий случай, уже за ней третью начинали оборудовать. И сейчас вновь за неё взялись. Да и миррены свои укрепления в порядок приводят.

А остров решили объявить нейтральным. Вроде как в память о погибших. Там вперемешку кости лежат. Наши, их. Никому разгребать не хотелось. Если карту той части Приморья в большом масштабе найдёшь, то увидишь, что остров окрашен белым. У мирренов белый — траурный цвет.

— Я знаю. Как-то раз на большой карте долго искала, где же у нас нейтральная зона — так и не нашла.

— Гладенький сейчас остров. Только травка и растет. А посредине памятник стоит. Совместный. Огромный каменный куб, расколотый по диагонали. Чёрный камень — наш, серый — их. На стороне, обращенной к своему берегу — звезда наша, пятиконечная, а к мирренам смотрит их императорская с семью лучами. Текст ниже — один и тот же. «Исполнившим свой долг».

— Стоп! Я видела фото этого памятника со звездой и надписью. Но думала, что на памятнике больше ничего нет.

Сордар усмехается.

— На сто процентов уверен, что мирренка твоего возраста сказала бы про памятник то же самое, имея в виду совсем другую звезду.

— Не, не сказала бы.

— Почему?

— Так они же тупые, куда хуже Соньки, и вообще, знать не знают, где такой памятник стоит.

— С чего ты решила, что мирренки тупые? — адмирал вроде обычным голосом спросил, но Марина понимает, — сказанное брату не понравилось.

— Так миррены сами ругаются, что у них женское образование поставлено куда хуже, чем у соседей. У них же закон о всеобщем образовании на девочек распространили уже при нынешнем Тиме.

— Не знал, что тебя ещё и такие вопросы интересуют…

— Не то что бы очень, но раз мы к мирренам идём, то я кое-что про них почитала, особенно на темы, могущие коснуться меня.

Мама, как обычно, не в духе. Она не любит корабли. Все. За единственным исключением — бывшая Государственная яхта. С немыслимой роскошью построенный в последние годы Предыдущего царствования формально боевой корабль. Размером с трансокеанский лайнер, а стоимостью — как пять. Он зовётся «плавучим дворцом». Назван в честь умершей жены императора «Дзиара». Парадная лестница из самого редкого мрамора украшена зеленью, древними статуями и фарфоровыми вазами. Высота потолка в обеденном зале — семь метров. Есть танцевальные залы, бассейн с подогревом, зал для игры в мяч и даже зимний сад, где по веткам тропических растений прыгают яркие птички. Почти во всю длину корабля по правому борту оборудована прогулочная галерея, оформленная, словно столичная улица. На «Дзиаре» впервые оборудовали специальный гараж для автомобилей путешественников (это притом, что строилась она в те года, когда автомобили ещё не вышли из разряда дорогих игрушек). Сейчас в гараже небольшая выставка дорогих и редких автомобилей. Верхом идиотизма Марине кажется один из них — «Фламинго». Построенный по заказу дочери императора (закончившей свой век в клинике для умалишенных). Она считала фламинго прекраснейшим из земных существ. Заказ был сделан известному конструктору тех лет. Машине попытались придать максимальное сходство с птицей. Ручной работы корпус из дерева и гипса с имитацией оперения. Изогнутая птичья шея, двери водителя в виде крыльев, розовая раскраска с золотыми цветами. Обивка изнутри из гобеленов также с имитацией оперения. Машина была в изобилии нашпигована всевозможными техническими новинками. В салоне стоял своеобразный машинный телеграф: на нем отмечены посещаемые хозяйкой машины дворцы, театры и магазины — дёрнешь ручку — водитель получает отпечатанный приказ, куда ему ехать. В груди птицы установлена мощная электрическая фара. Впервые на автомобилях. Ещё фонарики смонтировали в глазах и на серебряном ошейнике. В салоне — электрическое освещение. Тоже впервые. На выхлопную трубу, неизвестно зачем, установлено что-то вроде ксилофона, управляемого из салона. Для настройки «инструмента» вроде бы даже приглашали известного музыканта. Мелодию вполне можно было исполнить. На корме машины устанавливалась специальная конструкция, призванная увеличить сходство с птицей, периодически выбрасывавшая на дорогу смесь извести с водой. Ещё радиатор машины вырабатывал большое количество пара, периодически выпускавшегося через клюв. Обошлось всё это чудо — как десять «Чёрных драконов» — самых дорогих в ту пору мирренских машин, доступных только богатейшим людям, да и то не всем. Ездить машине пришлось примерно столько же, сколько «Дзиаре» в моря ходить. Извергающая пар и оставляющая на дороге белые пятна розовая машина привлекала толпы зевак. Заодно, сильно пугала лошадей. Произошло несколько аварий, обошлось без убитых, но раненые имелись. Ещё нескольких излишне любопытных обварило паром. Столичная полиция взвыла — видя на машине эмблему МИДв, сделать она ничего не могла. К счастью, об авариях и жертвах узнал министр двора и доложил императору. А у него хватило ума запретить поездки этого агрегата. Машина так и стояла в Собственном ЕИВ гараже до воцарения Саргона. Ходили слухи, что по двору гаража любящий необычные машины молодой император на «Фламинго» всё-таки катался, но слухи есть слухи. А фактом стало, что при переоборудовании «Дзиары» в музей из МИДв в экспозицию поступило много всевозможных причудливо-бесполезных технических диковинок, в том числе и «Фламинго».

Несмотря на то, что она почти не ездила, машина очень известна. В детских книжках, чье действие происходит лет 50–60 назад, на картинках почти все машины изображают с гнутыми шеями различных птиц. Можно подумать, других автомобилей в то время не было, хотя Марина знает и про похожий на торпеду с колёсами экспериментальный электромобиль, впервые в истории превысивший скорость в 100 км/ч, и про опять же опытные аэромобили, какие с пропеллером как у большинства самолётов спереди, а какие и сзади, в те годы был построен и первый броневик, и первая амфибия, и оригинальный одноосный тягач для паровых насосов столичных пожарных команд. Но почему-то памятником автомобилестроению той эпохи стал именно несуразный «Фламинго». Даже сейчас по столице колесят отделанные под старину машины с птичьими, змеиными или драконьими шеями и головами. Их очень любят туристы и новобрачные, так что среди машин преобладают «Лебеди». Только вот Марина птичек терпеть не может. Как живых, так и механических. И самыми уродливыми из автомобилей ей кажутся все, напоминающие «Фламинго».

Ещё Марина знает — создатель «Фламинго» и до, и после него разработал много разных машин. Несколько раз удостаивался уже при Саргоне Императорской премии, стал кавалером почти всех Гражданских степеней орденов. Кажется, чуть ли не к девяностолетию конструктора решили издать альбом с изображениями всех созданных им машин. Макет альбома старику понравился. За исключением одного — он попросил убрать из книги всякие упоминания о «Фламинго», и о своей работе над ним. Просьбу уважили, но первый вариант альбома поступил в личную библиотеку императора, где и попался на глаза Марине.

Имеется на «Дзиаре» и конюшня, а так же помещение для собак. В апартаментах Его и Её Величеств даже краны умывальников в виде рыб и дверные ручки в виде дельфинов сделаны из золота. На полу и стенах — мозаичные панно морской тематики. Отделка кают — из самых ценных пород дерева. В приемной Её Величества — фальшивый камин из какого-то редкого мрамора. Бронзовые статуэтки морских божеств с погибшего материка. Картины старых мастеров на стенах.

Крупные лайнеры того времени могли брать до двух тысяч пассажиров, «Дзиара», будучи таких же размеров рассчитывалась максимум на триста человек императорской свиты.

В море «яхта» практически не выходила. Старый император совершил на ней только одно плавание и то без наследника.

Принимая дела после смерти императора, Саргон добрался и до яхты. В сопровождении командующего флотом взошёл на борт. Осмотром остался недоволен. Сказал: «Самый бесполезный корабль нашего флота. Я на нём в море никогда не выйду!»

«Но представительские функции…»

«С представительскими функциями вполне справится любой корабль нашего флота, на котором Я подниму свой флаг. Не так ли, адмирал?»

«Так точно»- ответил тот. Решением молодого императора он, на самом деле, был донельзя доволен, ибо сам был не прочь держать флаг на «Дзиаре». А император продолжил.

«Поэтому повелеваю: установить у пирса, откуда Его Величество последний раз выходил в море, и сделать общедоступным музеем Его Величества. Военно-морской флаг — не спускать».

Сказать, что это решение Саргона разочаровало адмирала — не сказать ничего. Но приказ Его Величества — обсуждению не подлежит.

Из дворцов, построенных за последние сто лет, «Дзиара» была самым роскошным.

Кэретта влюбилась в корабль с детства. Она, как, впрочем, и любой желающий, осматривала яхту, заплатив символическую сумму. Мечтала выйти на нём в море императрицей. Стать императрицей — получилось, выйти в море — нет. Император упёрся — на этом корабле он в море не пойдёт. На каком угодно другом — пожалуйста. Хоть огромный мирренский лайнер «Императрица» готов зафрахтовать для свадебного круиза. «Императрица» славилась роскошью. Но малахитовых колонн на ней не было. Да и краны из чистого золота были только в нескольких самых дорогих каютах, причем художник — декоратор специально приезжал посмотреть на «Дзиару». Ещё Саргон хорошо умел считать деньги, прекрасно зная — один выход в море «Дзиары» обойдётся дороже многомесячного фрахта «Императрицы». Кэретта хотела отправиться в путешествие только на «Дзиаре». Но императору роскошь яхты отвратительна. Символизирует всё худшее, что было в стране до него. Прежде всего, совершенно бездумную и бессмысленную тягу высших слоев к роскоши.

Саргон держал слово. Все официальные визиты — только на боевых кораблях, обычно — самом быстроходном крейсере. Морское свадебное путешествие так и не состоялось. Тогда они, наверное, впервые не поняли друг друга. Саргон был непреклонен, хотя корабль находился в идеальном техническом состоянии, и недавно своим ходом совершил переход на построившую когда-то верфь для мелкого ремонта.

Мечта отправится куда-нибудь на «Дзиаре» давно уже стала навязчивой идеей Кэретты. В её (фамильном) Приморском дворце есть несколько картин идущей под всеми парами со штандартом императрицы на наклонной фок-мачте яхте. Есть и метровая модель из чистого серебра. Мама почему-то говорила, что «Дзиара» до сих пор самый быстрый корабль в мире.

Марина только хмуро молчала в ответ. С чего императрица решила, что яхта когда-либо такой была? Роскошь, комфорт пассажиров ну и надёжность — вот что было главным при проектировании и постройке яхты. Угля яхта потребляла неимоверное количество, скорость развивала — как обыкновенный крейсер тех времён. Корабли уже давно ходят преимущественно на нефти. Меркантильный интерес тоже играет роль: «Дзиара» давно уже превратилась в главную городскую достопримечательность, на неё валом валят приезжие. «Когда она стоит — приносит доход, стоит сдвинуться с места — одни убытки» — эти слова можно вывешивать перед входом в парк «Дзиары» на набережной, где яхта пришвартована. Марина всё это и многое другое прочла в справочниках, написанных профессиональными кораблестроителями. Но императрица не верит написанному. Она принадлежит к людям, считающим: «Я сказала, значит, так и есть!»

К мирренам Кэретта тоже хотела пойти на «Дзиаре». Саргон опять не дал согласия; Марина полностью на его стороне: на фоне огромных линкоров «Дзиара» смотрелась бы как одна из противных хохлатых материнских собачек среди стаи свирепых волкодавов. Хотя разница в размерах была бы не столь впечатляющей.

С кормовой прожекторной площадки хорошо видны идущие строем корабли. За флагманом следует «Елизавета», далее «Кэретта», «Кэрдин» и «Дина». За ними — вторая эскадра. Тоже пять кораблей — линкоры типа «Адмирал» первой серии. Ещё дальше — пять «Адмиралов» второй серии. Очередной виток смертельно опасного соревнования. Считалось, что миррены строят шесть линкоров очередного поколения. Оказалось — не шесть, а восемь. Грэды только что спустили на воду «Адмирала» и собирались спускать трёх других. Если всё идёт как надо, первый корабль в серии сдается точно в срок. У второго — срок постройки меньше, у третьего — ещё меньше. Четыре места на стапелях освобождаются в небольшой срок. Кораблей не может быть меньше, чем у врага. Спешно закладываются ещё четыре линкора. Пусть в других местах уже заложены четыре куда более совершенные «Принцессы». «Адмиралов» можно строить быстрее. И их построили!

Безбрежное море, насколько хватает глаз. Громадные корабли. Природной стихии противостоит равная сила, созданная руками людей. Кажутся игрушечными крейсера и эсминцы. Почти на горизонте виднеется несколько силуэтов довольно крупных судов. Под охраной крейсеров идёт колонна танкеров. Машины линкора за час могут проглотить семдесят, а то и больше тонн топлива.

Ближе к середине похода бледно-зелёная Софи стала выбираться на палубу. Ей всё ещё плохо, и она даже не реагирует на шуточки сестры. Передвигается по палубе, держась за стенку. Подъем на кормовой мостик к отцу, наблюдающему за запуском самолётов-разведчиков сравним с подъемом на горную вершину.

Софи завороженно следит за подготовкой машин к полёту.

Такое восторженное удивление на лице дочери Саргон видел нечасто.

— Можно мне… На месте стрелка…

— Посидеть? — не понял император.

— Нет… Взлететь! — такой смеси мольбы и восторга в жизни не видел много чего повидавший император.

Саргон посмотрел на бледное лицо дочери. Восторженный взгляд карих глаз не может оторваться от самолёта. Император думал недолго. Плевать, что Кэретта не одобрит. Зато Софи будет счастлива! Он ещё не забыл, как впервые в жизни увидел самолёт. Наверное, он сам когда-то такими же глазами смотрел на обтянутый полотном, весь в хитросплетениях растяжек, биплан, как Софи сейчас смотрит на дюралевую летающую лодку. Когда-то он был счастлив, просто коснувшись машины. Тогда он решил, что обязательно будет летать. Мечта сбылась. Он стал пилотом. Весьма неплохим.

— Лети, — сказал он дочери.

И она молнией срывается с места. Запуск отложен на несколько минут — Софи подбирают комбинезон. Лётчики на летающих лодках почти все невысокие, так что подходящий размер нашли без труда.

Марина запуск разведчика наблюдает через прицел зенитного автомата. Злится. Жалеет, что не может дать очередь. Ей самой как-то не пришло в голову попросить прокатиться на самолёте. Хотя вчера удалось посидеть в пилотской кабине. Не этой машины, другой, стоящей в ангаре, Марина все бортовые номера запомнила. С утра похвастаться перед Софи не удалось. Теперь и вовсе не получится.

А любая вещь, сделанная Софи, тут же теряет всякую привлекательность для Марины. Она ненавидит быть второй. Софи, словно специально, не может не быть первой.

Разведчик стартует. Сделав несколько кругов над кораблями, успешно приводняется. Марина к тому времени перебирается к крану для подъема и спуска машин. Больно уж хочется посмотреть, в каком виде Софи из кабины доставать будут. Целую или по частям.

К огромному разочарованию, на приставную лесенку Софи выпрыгивает весьма лихо. Довольная-предовольная. Буквально сияет от восторга. Словно подменили её. Утром полутруп напоминала, а сейчас вон какая. Лётчица выискалась!

Софи замечает Марину. Весело смеясь, машет ей шарфом.

Марина морщится, словно наевшись кислятины. Софи будто ничего не замечает. Размахивая шарфом, бежит к кормовому мостику.

Марина провожает её взглядом, мысленно желая сестре разбить нос где-нибудь на рельсах или на трапе.

Сама Марина никуда не пошла. Остается досматривать, как разведчику складывают крылья и на специальной тележке отвозят машину в ангар.

Кортик Марине выпросить так и не удалось, зато получила штык-нож с ножнами от автоматической винтовки морпехов. Тут же нацепила полученный от них же матросский ремень и прицепила к нему ножны. Наличие столь неоднозначных дополнений к наряду вызвало одобрительную ухмылку отца и шоковое состояние матери.

А тут ещё Тайфун сунул нос в адмиральский салон. Жил он тут раньше и иногда заскакивал по привычке. Воспользовавшись разгорающейся ссорой, Марина быстренько убежала. А отец вскоре появился на ходовом мостике. Он не особенно удивился, обнаружив там Марину. Ходовой мостик, радиорубка, боевые посты и кают-компания — тем места, где по определению не могла появиться Кэретта.

Море спокойное, на небе ни облачка.

Саргон и Марина стоят на нижнем ярусе мостика, наблюдая за зарядкой команды.

Подходит вахтенный офицер.

— Ваше Величество, Вас немедленно просят подняться на ходовой мостик.

— Что случилось?

Офицер ответил одним словом:

— Идут…

Марина, разумеется, увязалась за отцом.

Выше этой площадки — только ажурные антенны радаров.

Марине нравится сюда забираться. В обычные дни тут никого нет. А на площадке установлено много очень мощных биноклей, через них интересно смотреть на другие корабли и просто на море.

Сейчас на площадке много народу. Марина сразу увидела Сордара и командующего эскадрой адмирала.

— Где?

— Идут навстречу. Обнаружены разведчиком с крейсера. Скоро будут видны на радарах.

— Авианосное соединение?

— Пока не обнаружено.

— У нас?

— Все разведчики в воздухе, авиагруппы готовы к вылету.

— Доклад с РЛС. Приближаются одиночные самолёты. Высота — триста и две тысячи метров.

— Эскадрильи прикрытия?

— В воздухе. Имитируют заход на перехват.

Огромная шестимоторная летающая лодка идёт низко. Один из биноклей, не отрываясь, следит за ней. Марина знает — некоторые бинокли — объективы фотоаппаратов или кинокамер. Уже через несколько часов снятое ими будет пристально изучать флотская разведка.

— «Кашалот», — говорит Сордар, — базовый разведчик. Скорее всего, из эскадрильи ТF-5. Если справочники не врут, у него дальность до полюса и обратно.

Все мирренские самолёты, вне зависимости от официальных обозначений, у грэдов именуются в честь представителей животного царства, у мирренов ситуация аналогичная, только как обозначения используют имена, вперемешку и грэдские, и мирренские.

— Разведчик с «Кэретты». Запрашивает разрешение.

— Принимаем! Заодно и поглядим, как у тебя принимают самолёты.

Сордар усмехается. Императорский приз «Лучший корабль флота» в прошлом году линкор получил вовсе не из-за фамилии командира. «Владыка морей» может нести на борту до десяти самолётов-разведчиков. Сейчас на нём семь, так что место в ангаре имеется.

Площадка круговая, при необходимости можно видеть всё происходящее на корме. Никто смотреть не стал. Хотя Марине очень бы хотелось посмотреть, как машину краном поднимают из воды, ставят на тележку, складывают крылья и по хитросплетению рельсов, имеющих шуточное название «приморская-сортировочная», везут в ангар. Ничего из этого увидеть сегодня не удалось. Но Марина особенно не переживает — поход будет долгим, ещё и не такое удастся повидать.

Сейчас Марина смотрит туда же, куда и взрослые — вперёд.

Докладов поступило только два:

— Приводнился!

— Поднят на борт!

Люк лифта распахнулся. В длинном чёрном кожаном плаще, черном бархатном берете, и с непременной тростью появляется Кэрдин.

— Как ты сюда попала? — в разговорах даже на публике, Саргон и Бестия давно уже обходятся без званий и чинов.

— Прилетела на разведчике. Исторические моменты стоит видеть своими глазами.

— И ты здесь? — не особенно удивилась Бестия, — Что же, правильно, хорошенько смотрите, Ваше Высочество, и запоминайте! Сейчас делается история!

А Марина представила лицо мамы, когда та узнает, что на корабле Кэрдин. Марина прекрасно знает — у сына Бестии и у неё — один отец.

— Приняли вызов. Сейчас крутятся.

— Кто?

— «Мурены», пятой или шестой модели.

— У нас «Сотки»?

— Да. Третьей модели.

— Это последняя эскадрилья на них?

— В первом соединении — да.

— Случись что, «Сотки» пятой серии будут для них неприятным сюрпризом.

— Так и они наверняка не последнюю серию «Мурен» гоняют.

Силуэты, появившиеся вдали, не выглядят ни грозными, ни страшными. Силуэты всё ближе.

— Кто головной?

— «Тим IV». Похоже, первая и вторая дивизия линкоров нас встречают.

— Не думал, что они успеют закончить его модернизацию.

— А они успели. Башни среднего калибра сняты, вместо них — зенитки установлены.

— Мы тоже успели кое-что сделать, — Сордар гладит ограждение мостика, словно любимого волкодава.

— Охранение авианосного соединения передает: объявилась «Божественная восьмерка» в полном составе.

— Надо было думать, что они объявятся. «Адмиралы» где?

— Скоро появятся!

— Пятдесят один выстрел. Всё как положено.

— Не все, — Сордар необычайно угрюм, — приспускают флаг командующего эскадрой. Поднимают вымпел принца крови… Вот паразиты!

Кэрдин стоит словно статуя. Только губы чуть-чуть шевелятся.

— Сейчас точно по уставу, дадут тридцать один выстрел, в качестве отдания почести находящемуся на борту принцу крови.

Сордар нервно расхаживает взад-вперед, убрав руки за спину. Он сын императора от первой жены — мирренской принцессы. По мирренским законам он является принцем крови и даже имеет гипотетические права на престол. В очереди наследников он восемдесят девятый. У грэдов правящей династии как таковой не существует. Уже несколько сот лет действует система, при которой император назначает наследника из числа известных военачальников или министров. За четыреста лет было всего два случая, когда императором становился родственник предыдущего. Сам Саргон до назначения наследником был главным маршалом авиации и командующим ВВС. Собственно, выделение авиации в отдельный род войск во многом инициатива Саргона.

О мирренском происхождении Сордара в империи уже давно никто не вспоминает. Зато миррены не забывают, что потенциальный наследник принадлежит к их царствующему дому, и напоминают Сордару об этом при каждом удобном случае. На каждый прием в посольстве по случаю главных государственных праздников (дни рождения императора, императрицы и наследника, а так же день коронации) Сордар всегда получает приглашение. Злится, и пишет вежливый отказ, ссылаясь на занятость делами службы.

Салют гремит. Тридцать пять выстрелов.

— Поднять сигнал. «Со спуска флаг не разобрал!»

— Неплохо, — сказал Саргон, — Поднять вымпелы императрицы, ненаследного принца и принцесс. Пусть только попробуют притвориться.

С «Тима IV» вновь забухала пушка. Всё по правилам сорок один залп- императрица, по тридцати одному — салют в честь сыновей императора кроме наследника (будь на борту «Тима» мирренский кронпринц — грэды бы дали сорок один залп), по двадцати одному — в честь дочерей.

На корабле кипит работа. Матросы собирают из металлических конструкций различной формы каркасы, устанавливают вокруг некоторых палубных устройств и затягивают брезентом.

Корабли идут борт о борт. Наблюдатели, свободные от вахты офицеры и даже некоторые матросы вовсю фотографируют мирренский линкор. На его борту тоже поблёскивают десятки объективов.

 

Глава 2. Девочка из дворца

Но в чужой стране всё оказалось почти так же, как дома. Те же скучные церемонии. Только люди вокруг в основном в иных мундирах, да платья у женщин иного покроя. Гвардейцы и то так же «на караул» берут, и так же нелепы в старинной форме и с современными самозарядными винтовками. Марина даже вспомнила: она из такой винтовки, стреляла, но её заклинило на пятом патроне. Почему-то заклинившую винтовку понесли не техникам, а конструкторам. А разговор тогда пошел не о винтовке, а о среднем уровне образования мирренского пехотинца. Что там было дальше, Марине стало не особенно интересно — обычная винтовка, да море патронов — на тот момент это всё, что нужно было Марине для счастья.

Здесь, в чужом дворце даже интересных разговоров подслушать не удалось. С дочерью императора (на пару лет старше Марины) было о чем поболтать, но Марине попадались и более интересные собеседники. Заодно никому не было дела до дня рождения Марины двадцать второго числа седьмого месяца. Отец с самого утра уехал на переговоры с императором Тимом V, а мама второй день была на знаменитом Трёхдневном Балу императрицы. Софи, правда, вспомнила, не забыв добавить: «Вряд ли кому-либо ещё будет дело до этого, не слишком знаменательного дня». Сказала и укатила с дочерью Тима V смотреть каких-то особенных оленей, живущих только в одном из императорских парков.

Марине осталось только с хмурым видом бродить по бесконечным анфиладам комнат. Огромные гвардейцы в мохнатых шапках и старинных мундирах при её появлении брали «на караул». Марина делала вид, что их не замечает. В библиотеку идти не хотелось. Вечером был салют, Марине сказали, что в её честь, но особой радости это не принесло. Худший день рождения Марины закончился.

Прошлое лето, таким образом, оказалось безнадёжно испорченным. О чем Марина и заявила отцу в начале девятого месяца.

— И чего же ты хочешь в обмен на испорченное лето? — поинтересовался Саргон. С той поры, как Марина заказала на день рождения трёхствольный крупнокалиберный пулемет и тягач для перевозки, относительно запросов дочерей, императора уже ничем не удивишь.

— Хочу пожить.

— Не понял.

— Что тут непонятного? Я хочу купаться в речке, когда мне хочется, сидеть за книгами хоть до полуночи, хоть до утра, хочу просто общаться с другими детьми. Я ведь не кукла, мне играть и гулять охота.

Император думал недолго.

— Хорошо. Но только с одним условием: я прекрасно помню о твоих прошлогодних подвигах. Учиться с опережением на год — сильно. Поэтому, ты должна сдать весь школьный курс за два следующих года. Получить свидетельство об окончании начальной школы. Как только сдашь все экзамены, до начала следующего учебного года можешь делать всё, что угодно.

— Совсем-совсем? — Марину не удивило требование отца. Она уже читала большинство школьных и некоторые университетские учебники, понимая почти всё.

— Да.

— И смогу одеваться, как мне нравится?

— Я же сказал.

— И ты не будешь таскать меня на всякие праздники да церемонии?

— Только если сама захочешь пойти.

На Новый Год во дворец приглашаются все дети городка. Организацией праздника обычно занимается дворцовый комендант. В этом году на праздновании собирались присутствовать Саргон и обе принцессы.

К выбору нарядов Софи всегда подходит очень серьёзно. Марина изучение каталогов и визиты по магазинам и ателье считает безумно скучным занятием. Софи чуть в обморок не упала, когда Марина попросила помочь ей с выбором платья.

Чуть ли не впервые в жизни у Софи нет претензий к внешнему виду сестры. Праздничное платье из знаменитого приморского шелка, даже обычно пребывающие в живописном беспорядке волосы уложены в прическу. Марина мысленно усмехается, глядя на впервые в жизни довольную ею старшую сестру. В «стратегических» планах Марины одним из первых пунктов как раз и стоит быть на новогоднем балу максимально непохожей на саму себя настоящую.

Несколько выходов из дворца известны только ей (по крайней мере, она так думает). С сегодняшнего дня Марина решила начать знакомство с миром обычных детей.

На ледяной горке никого нет. Марина попробовала скатиться стоя. Получилось!

Ага, а вот и местные дети. Явно собираются в снежки поиграть. Прямо, как на картинках из детских книжек! Что же, самое время познакомится!

Собирались начать «битву», как вдруг у командира «наших» шапка с головы слетела. Обернулся. На пригорке стоит невысокая девочка во всем черном и мирренской шапке с двумя полосатыми хвостами. Стоит, посмеивается да снежок подкидывает.

— Тебе что надо?

— Да вот, поиграть захотелось. Примите?

— С чего бы это? — крикнул кто-то.

И тут же получил снежком по лбу.

— Вот с этого!

Мальчишки удивились (девчонки обычно не любят играть в снежки, а если в них кинуть, обычно обзываются или плачут), но меткость оценили, и играть странную девчонку приняли.

Когда в неё попадали, она хохотала, и старалась посильнее засадить в ответ. Почти всегда успешно. И очень больно. Когда всей толпой и «победители», и «побеждённые» отправились кататься с обрыва, у странной девочки, наконец, спросили, как звать, и где живёт. Оказалось, что Марина, а живёт во дворце. И то, и другое в городе, где чуть ли не половина народа — обслуживающий персонал императорской резиденции, вполне обыкновенно. Среди девочек её возраста Марина каждая пятая, если не каждая третья. В тот год принцесса родилась, вот многие и давали дочерям необычное имя.

Как и другие девчонки, визжала, катясь с горки. Но в отличие от них, не побоялась скатиться с самой кручи.

Ореол несколько поблек, когда выяснилось, что на коньках она кататься не умеет.

Об осени Марина решила осенью и подумать. Девятый месяц вон когда будет, а пока середина четвертого. Необычайно теплого в этом году.

Марина вовсю наслаждается столь ценимой детьми свободой.

Дети знают, что Марина живёт во дворце, но не придают значения. Во дворце много кто живёт. А Марина в отличие от некоторых, этим совсем не кичится. Хотя её мирренский купальник — предмет зависти всех окрестных девчонок. В едва прогревшейся воде никто из девочек купаться не рискнул. Никто, кроме странной Марины, явно не боявшейся никакой простуды. Мальчишки от её смелости в восторге. Девчонки только фыркают, но в воду не лезут. Хоть и солнечно, но довольно холодно.

Предмет зависти мальчишек — настоящий черный парадный берет морской пехоты и не менее настоящий штык-нож. А у Марины, оказывается, есть ножны не только для ношения на поясе, но и другие, на щиколотке нож носить.

На ночной рыбалке Марине бывать ещё не приходилось.

— Где будем ловить?

— У протоки.

— Так там же Императорский заказник…

— Ну и что, зато рыбы полно, да и ловят там её уже который год, а охрана никогда не вмешивалась.

— Хм… Видела я у охраны патроны очень крупной солью, да ещё с перцем заряженные…

— И часто они ими стреляли?

— Что-то не слышала.

— Ну вот, бояться нечего.

Марина пожимает плечами.

— Я и так ничего не боюсь.

Книги по рыбалке в библиотеке, разумеется, нашлись. Марина очень хорошо запоминает прочитанное.

— А там что за машина?

— Из дворцовой охраны, они тоже рыбу ловить любят.

Марина пожалела, что не прихватила бинокль.

Вытаскивают слегка шевелящуюся снасть.

Дров для костра на всю ночь мало, пошли собирать ещё. Марина наравне со всеми без особого труда таскает тяжеленные сучья.

— А ты сильная, не то, что другие девочки.

Марина с хрустом ломает очередной сук.

— Есть такое, — словно нехотя соглашается она.

Сордар, бывало, говорил, что она сильная. Марина не особо верила. Сордар сильный, это да, а Марина ни лом узлом завязать, ни стальную тарелку в трубочку свернуть не смогла. Хотя и пыталась.

Раков варят прямо в ведре, бросив туда соль и нарванную по дороге зелень. Марине показывают, как отламывать брюшко и вскрывать клешни.

— А я не знала, что речные раки такие вкусные. Куда лучше морских.

— А ты была на море?

— Была, конечно.

— Ну, и как там?

— Как-как… Воды много, вот как!

Грянул хохот.

— Тех, морских раков, ты тоже сама ловила?

— Нет, конечно.

— Вот то-то и оно.

Марина штык-ножом лихо потрошит крупных рыбин.

Запекают мелкоту в глине.

— Девочка, ты почему не в школе?

Черноволосая девочка в морпеховском берете с неудовольствием отрывается от созерцания головастиков и прочей прудовой живности.

Перед ней стоит толстый полицейский. Незнакомый.

— А мне там делать нечего. Я и так их всех умнее!

— Ты из какой школы?

— Не из какой. Я дома училась.

Полицейский не поверил: девочка, хотя и одета вовсе не бедно, на аристократку совсем непохожа. Да и кто аристократку отпустит головастиков да улиток ловить? Да ещё позволит смеющийся череп к берету прицепить?

— А где твой дом?

— Во дворце.

— Шутница! — полицейский и про себя мог бы сказать, что во дворце живет, город в окрестностях все называют «Дворец», — Сама знаешь, дети твоего возраста в это время должны быть в школе. Так что, либо говоришь, из какой ты школы, и я отведу тебя туда, и пусть директор разбирается, либо молча идешь со мной в отделение, и неприятности будут уже у твоих родителей.

— Но мне не зачем быть в школе. Я ещё зимой сдала все экзамены. У меня даже свидетельство есть!

— Покажи!

— Вот.

Стандартное свидетельство об окончании начальной школы. Корочка с фотографией на имя Марины Херктерент плюс сложенный в несколько раз лист с оценками. Дата выдачи — середина первого месяца этого года. Оценки… М-да, у своих детей такого количества «отлично» полицейский за всю жизнь не видывал. Интересно, что бы он сказал, узнав, что у Марины есть свидетельства и за два следующих класса? Странное имя девочки не удивило. Его младший сын примерно такого же возраста. После объявления о рождении в тот год у Императора дочери, на родителей словно помешательство нашло — новорожденных девочек все стремились назвать странным именем. Как у принцессы. У полицейского родился сын. Будь дочь — жена непременно бы назвала Мариной.

Не помнил он среди примерных девочек любительниц ловить головастиков и расхаживать в морпеховском берете.

— А здесь-то что делаешь?

— Мальчишек из первой школы жду. После уроков собирались идти вторую бить, — полицейский усмехнулся. Он местный, и когда-то учился во второй. Годы прошли — а ничего не изменилось. Сын тоже учится во второй. Успехи так себе, но как подраться — один из первых. В независимости от результата драки приходил домой жизнерадостный «Как я его!» или «Как он меня!». С десятку назад пришел домой с синяком под глазом. И очень тихий. Отец, не имеющий ничего против драк между сверстниками, всегда принимает меры, если великовозрастные балбесы начинают задирать мелкоту. Сын молчал недолго. Потом заплакал, и сказал, что вместе с первой школой пришла какая-то маленькая черноволосая девчонка из дворца. И отколотила чуть ли не половину второй. Она-то сыну глаз и подбила. А плакал, ибо стыдно, что с девчонкой не справился. Вот это, значит, кто сына побил! При том, что она на голову ниже!

— Отличница, а дерёшься! — сказал полицейский, возвращая свидетельство.

Марина пожимает плечами, мол, что тут такого, дерусь и дерусь.

— Тебе не синяки наставлять надо, а в школу имени Сордара III идти. Там как раз таким с кучей «отлично» и место.

— А где такая? А то я что-то про такую не слышала. К тому же, любая школа, это так скучно…

— Странно, что ты про эту школу не слышала. Её даже один из соправителей в своё время заканчивал. Когда-то и я мечтал поступить, но мозгов не хватило. Слухи ходят, что в этом году туда старшая принцесса поступать будет.

Полицейский не заметил заговорщических огоньков, заигравших в глазах Марины.

Вернувшись вечером домой излюбленным путём — через дворцовую ограду — Марина тут же отправилась в библиотеку. В первом же справочнике на первой странице обнаружилась искомая школа. Основатель — «ныне благополучно правящий Император». О как!

Школа имени Сордара III. Любимый проект Саргона в области образования. Вскоре после рождения сына император заявил: «Зачем мне одному три Загородных дворца?» — и нанял архитекторов, занявшихся переоборудованием имеющихся зданий и постройкой новых. Открытие школы приурочили к пятой годовщине коронации. Невиданными зарплатами в школу сманили лучших педагогов империи.

В первую очередь, школа славится преподаванием гуманитарных дисциплин, но и среди известных ученых тоже хватает закончивших её.

Любой успешно закончивший школу первой ступени может сдать вступительные экзамены в школу. Принимают лучших со всей страны. Обучение формально платное, но фактически подавляющее большинство учится за счёт императорской стипендии. Любому, набравшему проходной балл, из императорской казны автоматически оплачивается первый год обучения. При переводе в следующий класс — второй и так далее. Реально платят только родители детей из очень богатых семей. Опять же, богатство не освобождает от сдачи экзаменов. Пропуск в школу — только способности учеников.

Мальчишки из Первой школы считают лучшим художником в мире Марину. Причина — в умении Марины за считанные секунды рисовать карикатуры хоть на кого и столь же быстро сочинять язвительные стишки.

Нелюбимый всей Первой учитель математики рвал и метал, но так и не смог найти, кто изобразил его в виде ученой свиньи из цирка, пляшущей на задних ногах. В виде дрессировщика с хлыстом изображалась его, похожая из-за костлявости на смерть, супруга. Хоть карикатура и не подписана, а едва взглянув, узнаешь изображенных, если хоть раз их прежде видел.

Орал: «Да я этой свинье все уши оборву!»

Через несколько дней обнаружил в почтовом ящике толстый конверт. В нём оказалась пара вяленых свиных ушей и записка: «Не утруждайте себя! Сама оторвала и прислала. Свинья Хрю-Хрю». После получения письма, математик частенько заставлял того или иного ученика написать фразу из него. И тщательно сравнивал написанное. Ничего не добился, а кличка «Свинячьи уши» с той поры прилипла намертво.

Учитель рисования из второй школы тоже ищет автора карикатур, правда, совсем с иной целью. Он неоднократно говорил ученикам: «Я знаю, что вы знаете, кто это рисует. Так передайте ему или ей (я почти на сто процентов уверен, что автор девочка) — хватит прятаться. Автор талантлив. Пусть прекратит заниматься глупостями, и займётся рисованием профессионально». Марине, разумеется, всё передали, предложили сходить к нему, причем предложили одновременно мальчишки и из первой, и из второй. А она почему-то обиделась, и впервые за время знакомства, заплакала. Ребята смотрели друг на друга, и ничего не понимали.

— Ребята, спасибо вам. Вы хотели как лучше… Но вы просто не видели, как рисует моя сестра. Нас учили одному и тому же. Но она гений, а я, как художник, посредственность. Я не хочу, чтобы обо мне когда-нибудь сказали: «А, эта серость, сестра великой…» — в общем, её фамилию вы ещё услышите… И давайте, забудем об этом. Пусть одни бесятся, а другие «гения» ищут. Так гораздо веселее жить. Это же так скучно, когда развлечение становится обязательным!

От вида Марины, Софи чуть не упала в обморок. Берет лихо заломлен за ухо. Серебряный череп-эмблема весело скалится. Футболка прожжена в нескольких местах. Руки все в ссадинах, на ногти лучше не смотреть. Шорты — словно у солдат тропических частей, левая коленка замотана грязноватым бинтом. А что это на щиколотке? Софи пригляделась… Мама дорогая! К ноге пристегнуты ножны, из них выглядывает рукоятка ещё одного штык-ножа.

Вместо приветствия:

— Ну, у тебя и физиономия! От поноса, что ли?

Софи испепеляющее глянула на отца. Хорошо, хоть косметика скрывает настоящий цвет щек — и Саргон, и Софи прекрасно знают: Еггты, особенно женщины, от ярости бледнеют. А у Софи сейчас крайняя степень бешенства.

Марина молниеносно показывает сестре язык и испаряется, прежде чем Софи успевает что-либо сказать.

— Вы ей позволяете общаться с, — Софи чуть не сказала любимую фразу Кэретты «детьми не нашего круга», что в устах императрицы — самое крепкое ругательство, но вовремя вспоминает, что представления о «нашем круге» у отца и матери различаются кардинально, — с… обычными детьми.

Во взгляде отца сверкнул металл. Плотно сжатые кулачки заметил. Дочь временами слишком напоминает мать. Что гораздо хуже — не только внешностью.

— Не забывай, я вырос среди таких же, как ты выражаешься, «обычных детей», и сам был таким же «обычным ребёнком»… Только больно уже необычным было то сложное время… И у обычных детей сбывались мечты. А я мечтал стать пилотом. И стал им.

Если у тебя пятьсот платьев, а у кого-то одно, это вовсе не значит, что ты лучше её как человек. Вполне может оказаться и наоборот. Я не удивлюсь, если в свое время моим преемником окажется один из мальчишек, с кем дерётся Марина.

Все люди равны. У всех должен быть шанс пробиться в жизни. Происхождение не дает тебе НИЧЕГО. Забудешь — плохо кончишь!

В своей спальне Софи обнаруживает раскиданные бумаги и Марину, роющуюся в секретере.

— Убирайся!

— Зачем?

Софи стоит, загородив дверь.

— Что ты здесь делаешь?

Марина вытаскивает из кипы бумаг какую-то брошюрку.

— Значит, это правда! — у неё в руках «Правила поступления».

— Отдай!

— Поймай!

Марина запихивает брошюру под футболку. Софи бросается к ней. Марина, сделав стойку на руках, перелетает через кровать. В дверях корчит рожицу и убегает.

— Если ты думаешь, что твой статус дочери главы совета попечителей школы даст тебе при сдаче экзаменов хоть какие-то преимущества, то глубоко ошибаешься.

— Я так не думаю, — гордо ответила Софи, — мозги у меня имеются.

— И у меня, — раздался с галереи звонкий голосок.

— Мариш-ш-ш-ш-шка, — шипит сестра.

— Давно ты там? — осведомился Саргон.

— С самого начала. Я тоже хочу поступать.

Марина, словно из воздуха, материализовалась на балюстраде.

— Хочешь говорить серьёзно, спускайся сюда.

— Гардэ!!! — восторженно вопит Марина, прыгая вниз.

— Ой! — испугалась Софи.

— Не бойся, она не в первый раз оттуда прыгает.

Софи глянула на отца с выражением: «И как таким людям можно доверять детей?»

Мордашка Марины говорит, что очень даже можно.

— В «Правилах» чётко сказано: «Поступать имеют право лица, успешно сдавшие экзамены за курс начальной школы». Где здесь хоть слово о возрасте?

— Не бывает неизменных правил…

— См. 35 пункт «Закона об образовании» и 19 «Закона о частных школах». Согласно данным актам, все изменения в «Программах» и «Правилах» к новому учебному году утверждаются не позднее 30 числа 6 месяца. В противном случае, действуют прошлогодние «Программы» и «Правила». Сегодня первое число седьмого месяца. А что я сделала с аттестацией за курс начальной и два первых класса средней школы, вам известно.

— Расправилась, как пёсик с тряпкой, — улыбнувшись, сказал Саргон.

Софи поняла: всё будет, как хочется Марине. А экзамены из почти формальной процедуры (Софи ни секунды не сомневается в своем интеллекте, равно как и Марина в его полном отсутствии у старшей сестры) превратятся в ожесточенную битву с младшей сестрой. До сегодняшнего дня Софи была на сто процентов уверена, что в списке поступивших первым будет стоять её имя. Теперь же шансы сократились до пятидесяти процентов, а то и меньше.

В дверях Марина разворачивается, показывает сестре язык и убегает.

Вслед Софи смотрит с таким выражением, будто у неё зубы болят. Она считала себя абсолютно готовой к экзамену. Теперь придётся вновь просмотреть все учебники.

Со смесью грусти и обиды глядит на отца.

— Почему ты ей разрешил?

— Она меня попросила.

Простейший аргумент почему-то не посетил хорошенькой головки.

— Я бы тоже могла пойти туда два года назад.

— Так ты же не просила.

— А если бы…

— Я не самоубийца, что бы запрещать Еггту.

— Ещё туда собирается поступать Эрида, — задумчиво сказал Саргон.

— И отец ей разрешил? — удивилась Софи, прекрасно знающая о соперничестве школ, курируемых императором и соправителями. А так же о том, в каких тепличных условиях живёт Эрида.

— Вообще-то, — Саргон усмехнулся, — я не помню ни одного случая, когда он ей что-либо запрещал. К тому же он и раньше признавал, что у меня лучше преподают гуманитарные предметы, да и строгая дисциплина его заведения не для Эриды… Ты в курсе, что комендант центральной женской тюрьмы в свое время заканчивала «Кошачью школу»?

— Там ещё Сордар учился. Может, порекомендуешь Марине туда поступать? Она согласится, особенно, если про Сордара расскажешь.

— Так она и так знает. И видишь ли, Сордар успел рассказать, что таких страхолюдных и тупых девиц, что учились вместе с ним, он в жизни больше не видел. Кстати, начальница тоже с их потока и ещё какая-то монстрообразная начальница медсанчасти на базе… Так что Марина настроена очень резко против «Кошачьей». И признайся честно, ты просто боишься проиграть ей на экзаменах.

Чудом-расчудесным Эриду считает только родной отец. Так как он Первый Соправитель и один из богатейших людей в стране, то мнение о его дочери большинство придерживает при себе. В лицо Эриде глянешь — сразу видно, что девочка странная — глаза разноцветные, один голубой, карий — другой. Единственный ребенок немолодого Соправителя. Херт чуть младше Саргона, тоже летчик в далеком прошлом. Если император трижды женат и имеет множество любовниц, то Херт женился в молодости по большой любви и счастливо прожил в браке больше тридцати лет. Счастье омрачало только одно — у них не было детей. Врачи говорили — беременность может быть смертельно опасной. Они были правы — при родах женщина умерла. Эрида для Херта стала единственной памятью об умершей жене. Он никогда и ни в чем не ограничивал дочь.

Когда пришло время учиться писать, выяснилось, что девочка левша. Учителя сказали Херту — надо переучивать — Херт незамедлительно уволил этих и нанял других, не считавших леворукость недостатком (или же просто согласных за предложенное жалование терпеть любые выверты соправителя).

Против дружбы Марины и Эриды Кэретта не возражает: мать Эриды была из Великого Дома, состоящего в дальнем родстве с Еггтами. Хотя самого Херта считает безродным выскочкой, пролезшим в высшие сферы благодаря удачной женитьбе. Такие «мелочи», как военные заслуги и административные таланты самого Херта, Кэретту не волнуют.

Марина похвасталась Эриде, куда собирается поступать, и как уделает Софи на экзамене.

— Ой, я тоже хочу в эту школу, — сказала тогда Эрида.

Кажется, это был единственный случай, когда отец попытался её от чего-то отговорить. Но увидел удивленно-обиженный разноцветный взгляд — и сдался. Эриде немедленно задним числом сделали свидетельство об окончании начальной школы. Изъяви Эрида желание поступать в школу, принадлежащую Херту, её тут же и зачислили бы без экзаменов.

Политика Саргона в отношении приёма принципиальна, исключений нет и не может быть ни для кого. Так что Херту Саргон сказал только «Желаю твоей дочери успешно сдать экзамены» и больше ничего.

Марина увлеченно барабанит по клавишам миниатюрной пишущей машинки. Без конца сочиняет какие-то истории, все из них знает только Эрида, кое-что под большим секретом показывает Сордару. Значительно меньше — отцу. Кэретте и Софи — никогда. Тем более, что Софи заявляет, что пишущие машинки нужны только особо криворуким — таким, как Марина. У самой-то Софи почерк каллиграфический.

Марина вынимает лист из машинки, кладёт написанным вниз и вопросительно смотрит на отца. На автомате заряжая в машинку следующий лист.

— Хм, — сказал Саргон, — вообще-то использование пишущих машинок на экзаменах прямо запрещено.

Марина отрывается от клавиатуры. Кажется, новость слегка её озадачила. Все знакомые дети ей страшно завидовали: научившись писать, она никогда не занималась самым ненавидимым предметом младших школьников — чистописанием. Многие радовались не столько началу каникул, сколько тому, что чистописания со следующего года не будет. Кляксы в тетрадках Марине не знакомы. Чернильницы и перья практически не известны. Резолюции Саргон ставит «вечным» золотым пером фирмы, уже больше шестидесяти лет имеющей статус «поставщик императорского двора». Авторучки очень хорошие, фирма дает пожизненную гарантию, но и столь же безумно дорогие. Пометки на документах император делает карандашом. «Вечное перо» и не одно у Марины было, но где-то в живописном беспорядке, царящем в её комнатах, давным-давно затерялось.

Саргон не раз говорил дочери: «Хоть ты, Марина, и очень умная, но в обычной школе хватало бы у тебя плохих оценок — почерк у тебя безобразный, и по чистописанию, специально для тебя ввели бы оценку ноль».

«Но Сордар и ты же меня спокойно читаешь…»

«Я — да, но знаешь ли, не все школьные учителя хорошие».

Устал Саргон от каракулей дочери, или были какие-то ещё причины, но на восемь лет, кроме всего прочего, Марина получила в подарок миниатюрную пишущую машинку с очень мягким ходом клавиш. Подарок Марине очень понравился. Машинопись освоила быстрее, чем на любых курсах машинописи. С тех пор перьев, пусть даже и вечных, Марина в руках почти не держала. Только регулярно теряла.

— Домашние задания печатать хоть можно?

— Теперь да. Я, конечно, понимаю, что в твоей куче хлама каждая вещь пребывает на точно отведенном месте, но авторучек на первый взгляд не наблюдается.

Марина вытаскивает лист из машинки, удовлетворенно разглядывает, и засовывает в кипу бумаг. Саргон давно уже перестал поражаться, с какой скоростью печатает дочь.

Марина с интересом окидывает взглядом комнату. После нескольких секунд раздумий приходит к выводу, что кроме обломанных и не заточенных карандашей, предметов для письма в поле зрения не имеется.

— У тебя лишнее вечное перо найдётся?

— Есть кое-что получше. На, взгляни: шариковая ручка. Выпускается с Нового года, пока идёт в основном штурманам дальней авиации. Нужна, чтобы чернила на высоте не выливались. Да и просто ей писать удобно.

Марина с интересом разглядывает ручку. Вроде бы обычное «вечное» перо, но заканчивается тоненькой трубочкой, из отверстия на конце и в самом деле выглядывает маленький шарик.

Проводит по бумаге.

— След почти не пачкается, значит, клякс быть не может. Посмотрим, как теперь Сонька своим почерком хвастаться будет!

Саргон промолчал. Почерк он считает неисправимой вещью. В противном случае, графологи остались бы без работы.

Вступительные экзамены проводятся в актовом зале Второй школы Дворца. Лет двадцать назад в Министерстве просвещения обсуждался проект типовой школы для городов Центральных равнин и Приморья с населением свыше тридцати тысяч человек. На конкурсе лидировали три проекта. Каждый со своими достоинствами и недостатками. Император предложил построить по школе каждого проекта и после года эксплуатации выбрать лучший. После года эксплуатации, лучшей признали школу, построенную во Дворце, хотя проект и был самым дорогостоящим. Но император сказал: «На образовании подрастающего поколения экономить нельзя». Правда, одно отличие школ массовой постройки от первоначального проекта всё-таки имеется: крышу школы над главным входом украшает островерхая башенка с часами. На типовых школах от башенки отказались. Ну, здесь она осталась. В актовом зале школы с башенкой и происходит вступительный экзамен в знаменитую школу «Имени Его Императорского Величества Сордара III».

Запечатанные конверты вскрываются в 8.30 утра, за полчаса до начала экзамена. Варианты частично записываются на доске, частично раскладываются по столам.

Осторожно знакомятся. Из одной школы — два-три человека максимум. Из Первой и Второй школы Дворца в этом году решили попытать счастья четверо. Не входящие в число знакомых Марины. А они, если её увидят, виду не подадут. Больно уж девочка в черном берете неправильная.

Софи в школьной форме до невозможности важная. И столь же до невозможности красивая. Никто и не догадается, что впервые в жизни форму надела. Краем уха слышит за спиной:

— Глянь, какая…

— Словно принцесса…

Софи мысленно торжествует.

Большинство детей в школьной форме. В обычной одежде единицы. Лучше не привлекать к себе внимания — меньше смеяться будут, если не пройдёшь.

Так что парочку странно одетых подружек провожают взглядами. Чёрный танкистский комбинезон — предмет мечтаний очень многих мальчишек. А тут он на девчонке! Да ещё и дополнение в виде морпеховского берета с черепом. Просто издевательство над здравым смыслом. Но фигурка в черном блекнет на фоне подруги. Та лишь немногим выше. Косичка с вплетенными лентами на груди — зелёного цвета. Вторая, темно-русая почти до колен, с заколкой в виде раскинувшего крылья орла. Третья вполовину короче второй — светлая; с неё свешивается гирлянда цветных шариков. Жемчужное ожерелье в несколько рядов, совсем как у взрослых дам.

Причудливо одетую попытались дернуть за самую длинную из трёх кос. Попытавшийся незамедлительно получил в глаз от маленькой девочки в черном комбинезоне. Подплыла красавица. Драчуна смерила таким взглядом, что он сразу же растворился в толпе.

Софи не подает виду, что обеих знает. Но глупой Эриду не считает, и задирать никому не позволит. А вот ядовитый прищур Марины очень не нравится.

Кто богат, кто беден, кто знатен, кто нет — сейчас неважно. Впервые всё зависит только от тебя.

Часы пробили девять.

Экзамен начался.

Сидящие поблизости нет-нет, да и бросят взгляд в сторону девочки с тремя косами. Пишет, почти улегшись на парту, да ещё левой рукой, правый глаз прищурен, в левый зачем — то монокль в золотой оправе и с цепочкой вставлен.

Пишет стремительно.

Иногда на несколько секунд задумается, потом вытащит из кипы исписанных листов один или два, сомнет и бросит в корзинку. Исписав новый, пихает в кипу на то же место.

Марина сосредоточена, Эрида глуповато улыбается.

Ответы она сдает первой. Выходя из класса, спотыкается и чуть не падает. Монокль выпадает, и остается болтаться на цепочке.

Эрида сидит на подоконнике. Вертит в руках монокль.

— Я все написала, — просто сообщает она.

— Вопрос в том, как, — ледяным голосом и обворожительно-надменной улыбкой небрежно бросает Софи.

— Да уж навряд ли хуже тебя, — с интонацией змеи с родового герба шипит в ответ Марина.

Сданная ею кипа листов в два раза толще, чем у сестры. Но у той почерк бисерный и каллиграфический, а у Марины размашистый и корявый, плюс с трудом преодолеваемое желание писать наискосок. Привычка с раннего детства — слишком много видела резолюций Саргона на документах.

Софи поворачивает ручку приемника. Объявление результатов экзамена.

— Я и не сомневаюсь, кого назовут первым.

— Я тоже.

Сначала, по традиции, называют имена 20 лучших. Лицо первого в списке, по крайней мере, до следующего экзамена, будет часто мелькать на страницах детских газет и журналов. Потом, в алфавитном порядке — остальных принятых.

— Первый результат — Марина Херктерент экзаменационный номер 21425, центральный регион — бесстрастным голосом сообщает диктор — второй — Софи Херктерент, экзаменационный номер 14524, столичный округ…

Марина издает вопль первобытного человека, убившего саблезубого тигра. Свершилось! Полная и окончательная победа!

Чувствуется, что Софи экзамен сестре ещё долго простить не сможет. Младшая, обошла и её, и всех остальных. Для привыкшей быть во всем первой Софи — удар. Чуть ли не первое поражение в жизни. И от кого!

Эрида в списке пятая. Впрочем, её и любое другое место не сильно бы огорчило. Честолюбия она напрочь лишена. Не попади в список вообще — просто заплакала.

— Ребята, я поступила!!! Первая в списке!!!

Восторженно взревели «Мы слышали!» и «Гардэ!!!» в ответ!

— Качать её!!!!

— Подождите. Я кое-что должна вам сказать. Я и правда поступила. Только в остальном я вам врала. Я не обычная девочка. Я принцесса. Простите меня. Принцессе не стоит врать.

Она вздохнула.

— Я действительно живу во дворце. Только это дворец моего отца — нашего императора.

— Не может быть…

— Мы же видели принцессу на Новый год.

— Она на тебя даже не похожа…

— В платье ходит, важная такая…

— А вы меня хоть раз в платье видели? Да ещё с макияжем и прической? Ладно, вижу, что не верите, сейчас докажу, — ткнула пальцем в одного из мальчишек.

— Ты Орен, твой отец служит в батальоне охраны дворца, взводный…

— Верно… Но откуда ты… Я же никому не говорил…

— Подумай, откуда…

— Ты же во дворце живёшь, потому и знаешь.

— Хорошо. Тогда, где я, по-вашему, берет взяла?

— Отец… — начал было кто-то, но Марина прервала.

— Мой отец во флоте не служил.

По представлениям ребятни, нельзя врать об армейской службе отцов-братьев.

— Берет мне подарил брат, контр-адмирал Сордар Саргон. Знаете его?

— Да… Он в прошлом году у нас в школе был.

— Учителя не краснели от его рассказов?

— Нет! Нам понравилось! Он так здорово рассказывает! Хотя и ругается! — несётся со всех сторон. Кто-то уверенно сказал, — Ругается он и в самом деле как ты!

Ругань и берет оказались последними аргументами. Все даже отодвинулись от Марины, словно от чего-то загадочного, непонятного, и возможно, опасного. Смотрят, будто впервые увидели. А она так и стоит. В непременном берете. С разбитой коленкой.

— Да, я принцесса. К сожалению, самая настоящая. Можете потрогать, если не боитесь, — в задних рядах хихиканье, — я вовсе не хрупкая, и совсем не из воздуха.

Тишина… И вновь восторженный вопль:

— Да у нас же своя принцесса! Качать её снова!

— На руках её домой отнесём! Первая из нас, кто в эту школу поступила! Да ещё и первой по списку!

Главные ворота распахнулись. Гвардейцы взяли «На караул!». В сопровождении свиты прибывает Их Высочество. Принцессу бережно ставят на землю только перед главной лестницей.

У Софи в голове полный сумбур. Марина ведёт себя неизвестно как кто. Но её обожают. Её носят на руках. Она популярна. Эти мальчишки пойдут за ней в огонь и воду. Небожительница, спустившаяся на землю.

Никому Софи не признается, но самой страшно охота, что бы её вот так же внесли в ворота дворца. Растрёпанную, вопреки все правилам одетую, но такую же хохочущую и счастливую.

Снова восторженные крики. О нет! Из парадного входа появился отец. Один. В обычной черной гвардейской форме для ношения вне строя! Император небрежно подходит к перилам. С интересом смотрит вниз. Мальчишки что-то говорят Марине, она поворачивается и приветливо машет отцу.

Саргон на мгновение задумывается.

Лихо перемахнув перила, прыгает вниз и оказывается рядом с дочерью.

От восторженного «Гардэ!!!» чуть не вылетели все стёка. Барабанные перепонки Софи тоже подверглись серьёзной угрозе.

Во дворе вновь что-то кричат. Софи выглядывает из-за портьеры. Чуть не провалилась сквозь землю. Марина на руках у Саргона. Обнимает, приветственно размахивая рукой. Какой позор!!! Или же нет? Их Высочество морщит симпатичный носик. Хорошенькая головка никогда не страдала отсутствием содержимого.

— Не особенно удивлен, что вы поступили, вот показанные результаты — да, впечатляюще. Только вот именной императорской стипендии вам не полагается.

— Это ещё почему? — возмутилась Софи.

Марина промолчала. В отличие от сестры, правила поступления изучила внимательно.

— Стипендия предназначена, чтобы у всех, кто этого достоин, была возможность учиться. Не забывай, обучение в школе формально платное. А для таких, как вы — и не формально. Ты разве забыла, что происходишь из семьи с очень высоким уровнем доходов? Так что с одного из принадлежащих мне счетов уже переведена на счет школы плата за первый год.

Марина встревает в разговор.

— Специально для некоторых зазнаек, не способных даже экзамены лучше младшей сестры сдать, объясняю: средства, идущие на выплату стипендий, поступают на счет школы со счетов МИДв. Деньги за наше обучение поступили со счетов, принадлежащих Его Величеству, как частному лицу. Так понятно, глупенькая?

— Марина, уймись, — негромко сказал император, — если ты думаешь, что сможешь протащить в школу свой арсенал, то глубоко ошибаешься. Запрет на оружие распространяется на всех.

— Но я ничего такого…

— Да ну, — Саргон взял со стола штык-нож Марины, — знаешь, где это нашли?

Марина не слишком успешно попыталась сделать вид, что она тут ни при чём.

— Так это… И не оружие вообще. Так, карандаши точить.

— Мне что, номер приказа МО назвать, согласно которому эта «точилка» на вооружение принята?

— Я и сама знаю.

— Не сомневаюсь! В общем, учти — узнаю, что протащила оружие в школу — доступ к арсеналу тебе будет заказан до совершеннолетия.

— Ты же сказал, что те мелкокалиберные винтовки и пистолеты мои. И я могу ими пользоваться.

— Твои, разумеется, на территории дворца пользуйся сколько угодно, но за пределами — нет. На дробовики запрет тоже распространяется. Я в курсе, что ты около полусотни патронов смесью соли с перцем зарядила.

Марина снова попыталась сделать вид, будто не понимает, о чём речь.

— Такой-то нож хоть можно взять? — Марина снимает с шеи и протягивает мирренский складной ножичек на цепочке.

Саргон берет. Усмехается.

— То-то я думал, с чего это тебя на украшения потянуло.

Открывает одно из лезвий — пилочка для ногтей. Ухмыляется.

— Пользуйся. Только что-то меня сомнения гложут, вряд — ли ты по прямому назначению хоть одно лезвие использовать будешь.

— Кажется, я поняла, почему Дине II приписывают изобретение пороха — Софи смерила сестру насмешливым взглядом — в детстве ей родители не разрешали играть с холодным оружием.

— Зная её родителей, я скорее предположу, что только с холодным оружием она и игралась, — у Марины почти на каждую шпильку сестры найдётся ответ.

— Хм, я и не знала, что ты настолько старая, что помнишь Дину и Фьюкроста. Я думала, столько не живут, — Софи тоже в долгу не остается.

— Вам обеим лучше помолчать, — сказал веское слово император. Перепалки дочерей пока ещё не доросли до уровня легендарных Еггтовских свар давнего и не слишком прошлого. Но все признаки, как говорится, налицо.

 

Глава 3. Несносная Херктерент

Теоретически, ученики, проживающие недалеко от школы, могли ночевать дома. Но Марина заявила, что будет жить в школе, и приезжать домой только на каникулы. Саргона несколько удивило, что то же самое заявила и Софи. То что и старшая дочь проведёт немало времени вдали от матери, императора вполне устраивает. Саргон не принадлежит к тем, кто считает двор императрицы чуть ли не самым замечательным местом в империи.

Заезд в школу разрешался со следующего дня после зачисления. Большинство учеников приезжало двадцать девятого- тридцатого числа восьмого месяца.

Для поездки в школу Софи выпросила у отца разрешение воспользоваться одной из машин императорского гаража, из тех, что собирают вручную сериями по пятдесят-шестьдесят в год. В конце-концов, из детей аристократов многие превратят свой приезд в школу в демонстрацию богатства отцов.

— Марина поедет со мной?

— Нет, — Софи не заметила прячущуюся в бороде ухмылку, — они уже испросили у нас разрешения воспользоваться другим… транспортным средством.

Слово «они» Софи пропустила мимо ушей.

Напрасно!

Несмотря на годы, в Сордаре ещё осталось немало от развесёлого курсанта, способного надеть поварской колпак на памятник знаменитому адмиралу, или надраить до зеркального блеска некоторые детали конных памятников. Исторических деятелей часто изображают восседающими на могучих жеребцах. Собственно, детали, отличающие жеребца от кобылы и приобретали задорный блеск.

У Главного корпуса школы многие зажимают уши от мощного рева. Источник — гигантский мотоцикл — совместное произведение изнывавших от зимней скуки морпехов, моряков с сордаровского крейсера и самого Сордара. Двигатель позаимствовали с танка (морпехи клялись, что с тяжелого, но им никто не верил по поговорке «врёт, как морпех») Переднее колесо происходит от высококолесного артиллерийского тягача, заднее — от тяжелой гаубицы. Всё соединялось вместе причудливой конструкцией из труб, весьма отдаленно напоминавшей раму обычного мотоцикла. Изготовители считают, что это самый большой мотоцикл в мире. Так или нет — проверить сложно. Шесть метров длины присутствуют.

Глушитель у агрегата отсутствовал как класс. А Сордар ещё и в топливо что-то добавил: подашь газу — из труб с хлопком вырвется струя пламени.

Сордар в полной форме контр-адмирала, правда, с несколькими неуставными дополнениями — крагами с раструбами до локтя, очками-консервами и выкрашенной в чёрный цвет парадной мирренской офицерской каской с шишаком времен прошлой войны.

Ревущее чудовище лихо затормозило у главного корпуса, обдав излишне любопытных потоком песка и гравия из-под колес.

Подхватывает и осторожно ставит на землю маленькую фигурку в чёрном. На девочке подогнанный под неё комбинезон морпехов из «специальных отрядов» (попросту — отдельных рот плавающих танков). Естественно присутствует и лихо заломленный на ухо морпеховский берет со смеющимся черепом.

Щелкнул пальцами, словно сдувая пылинку.

Марина козырнула в ответ.

Сордар, недолго думая, сдвигает берет ей на нос.

Марина уже собиралась снимать сумки с вещами, пристёгнутые ремнями у заднего колеса, когда заметила, что Сордар скорчил гримасу, словно лимон с кожурой съел. Ворчит угрюмо:

— Вот уж не думал, что мир и в самом деле, настолько тесен.

— Что случилось?

— Глянь вон туда, — кивает в сторону группы девушек, разодетых в стиле нелюбимых Мариной модных журналов, — видишь вон ту высокую блондинку? Ставлю свой кортик — это дочка Ленн Тьенд, редкостно противной твари, с которой я когда-то был знаком.

— Хм. По-моему, она вполне симпатичная.

Сордар усмехнулся.

— Матушка тоже не уродка. Но полная б… очень нехорошая женщина была. Законченная умная стерва, ценящая людей в зависимости от их положения, и беззастенчиво их использующая. В свое время из-за Ленн погиб человек, гораздо лучший, чем она… Готов спорить на что угодно — доченька такая же тварь, как и мать.

— А она нас, кажется, заметила.

— Совершенно не горю желанием с ней знакомиться. Я её матери как-то раз пообещал голову оторвать. И если доведётся встретиться — обещание выполню.

— Кажется, у тебя скоро появится возможность выполнить обещание. Она идёт сюда.

— Сам вижу, — ответил Сордар, зачем-то с хрустом разминая пальцы.

Марина глянула на значок старосты. На вставленной бумажке каллиграфическим почерком выведено Ленн дерн Тьенд-Орродарт.

Значит, Великий дом её матери — Тьенды, и Сордар в очередной раз не ошибся. А вот Ленн, похоже, собирается совершить главную, и, возможно, последнюю ошибку в жизни.

К Сордару, даже когда он в гражданском, незнакомые люди стараются не обращаться, или, если уж очень надо, обращаются подчеркнуто вежливо: слишком уж грозно выглядит напоминающий ожившую крепостную башню адмирал. Тьенд не такова. Встала напротив и умудрилась смерить Сордара взглядом сверху вниз, как нечто незначительное.

— Мужчина, что вы себе позволяете?! Вы не в казарме! На территории школы извольте вести себя подобающим образом.

Сордар окидывает девушку скучающим взглядом. Безо всякого интереса к неплохим формам. Примерно так молчаливый волкодав смотрит на тявкающего кучерявого пуделька с бантиком. Флегматичную зверюгу из себя вывести довольно сложно. Но если что — пудельку шею одним рывком свернёт. Вот и обдумывает угрюмая зверюга: сразу пудельку шею свернуть, или погодить слегка?

Марина бесстрашно смотрит. Чем-то по противности Ленн напоминает Софи. Но если Софи противна только иногда, то с этой картинку под названием «Противность» рисовать можно.

— Кто вы такая, что бы со мной так разговаривать?

Дернулась. Не привыкла, что её знать — не знают.

— Да я принадлежу к Великому дому второго разряда!

Сордар одной рукой сграбастал Ленн за воротник и приподнял так что ноги от земли оторвались.

Голоса не повышает. Говорит спокойно. Но в словах чувствуется спокойная мощь существа, что убьет и не заметит.

— А я Сордар Саргон, ненаследный принц. А Марина — моя очень близкая, и самая любимая родственница. Я понятно выражаюсь?

Какие-то невнятные звуки. Сордар слегка встряхивает Ленн.

— Не слышу.

— Да…

— Кто ты, я уже уяснил и запомнил. Так что учти — одна жалоба от Марины и…

Приподнимает Ленн повыше. Встряхивает.

— Я понятно выражаюсь?

— П… Предельно п… понятно.

Ставит Ленн так, что она чуть не падает.

Сордар демонстративно вытирает руку о штаны.

Ленн зыркнула по сторонам. Количество зрителей сократилось до её подруг.

— Ты глянь, ещё одна выдвигается.

— Она не из их компании, — сказала Марина, заметившая, как поскучнели лица разряженных девиц.

— Хоть это радует.

Подходит высокая девушка в школьной форме. Тоже со значком старосты.

— Вижу, с Ленн вы уже познакомились. Предупреждаю, контр-адмирал, она чрезвычайно мстительна, и её родной отец, и отчим достаточно влиятельны. У вашей родственницы и в самом деле могут быть неприятности.

— Не думаю… — очень спокойным тоном произнес Сордар.

— Ленн общается только с людьми, принадлежащими к Великим домам первых двух рангов.

— Я знаю, — спокойно ответил Сордар, — среди этих людей вряд ли найдутся желающие злить меня.

— Всё-таки, Марина, будь осторожней, больно уж у тебя язычок колючий; у меня, знаешь ли, хватает и других дел, кроме как таскать за шкирку твоих обидчиков.

Марина уперла руки в бока.

— И это человек, у кого на руке татуировка с черепом и надписью «Сеем смерть. Жнём победу!» об осторожности говорит? Я ведь эту Ленн тоже легко на место поставила бы. Я сама ненаследная принцесса. Конечно, так здорово вытрясти пыль я бы не смогла. Но ботинки вполне бы могла заставить лизать.

Адмирал кладет тяжеленную ладонь на плечо сестры. Слегка, самую малость сжимает.

— Не советую уподобляться подобным личностям.

Марина морщится. Дергает плечом. Вырваться не получается. Не зря говорят, что Сордар ломы узлом завязывал.

— Я и не собираюсь.

— Похвально.

Отпускает. Марина трет рукой плечо.

— Я что, тебе больно сделал? — в голосе адмирала что-то, похожее на чуть ли не детский испуг.

— Нет… Медведь! — Марина проворно показывает Сордару язык.

— Ты глянь, кто приехал!

Марина оборачивается. Прищурившись, внимательно рассматривает прекрасно знакомый длинный белый автомобиль.

— Так я и думала, что эти фифы Соньку поджидали. А мы им торжественную встречу испортили. Вот им! — Марина энергично сгибает правую руку в локте, выставив средний палец и хлопнув по сгибу левой.

Жест крайне оскорбителен, Кэретту точно хватил бы инфаркт, увидь она этот жест в исполнении дочери.

— Тебя кто научил такие вещи показывать? — без особого выражения спросил Сордар, на девяносто девять зная ответ.

— Мальчишки показали.

— Так нельзя!

— У тебя на корабле тоже так показывали! Взрослым можно, а мне почему нельзя?

Сордар не нашел, что ответить, попутно вспомнив, что и сам когда-то неплохо расширил арсенал ругательств за счет отцовского лексикона.

Белый автомобиль останавливается. Лакей в ливрее распахивает дверь. Несколько секунд ожидания — и появляется Софи. На ней обтягивающее черное платье с отрытыми плечами и спиной. Разрез до бедра. Блестящие туфельки на длиннющей шпильке. Блестящая черная сумочка на витом шнуре с монограммой мирренскими буквами «SS». Вокруг букв — серебряная змея — символ Дома Еггтов. Круглая шляпка с прозрачной вуалью. Через плечо небрежно переброшено боа из чёрно-бурой лисы.

Софи не выходит — она выплывает.

Застонал даже Сордар. На фоне разряженных девиц Софи выглядит тем, кем является и так — настоящей принцессой.

— Вот что значит инстинкт самца! — с судорожным придыханием изрекает Марина.

Сордар пытается отвесить ей подзатыльник. Марина уворачивается. Впрочем, Сордар никогда и не стремился попадать.

Фальшивые восторги и искренняя зависть.

Трескотню на старогрэдском и мирренском слышно даже здесь.

Марина и Сордар переглядываются. Гримасы у обоих совершенно одинаковы.

Сордар газанул. Гравий застучал по полированному борту. Сордар чуть наклонил мотоцикл — белый бок машины украсился длинной царапиной от соприкосновения с острым краем рамы.

Марина заметила большое количество надутых губок и кривых взглядов вослед. Только Софи смотрит как-то отстраненно с воистину императорским безразличием.

К некоторому огорчению Марины, из вновь поступивших она прибыла вовсе не в первых рядах. Потом решила, что в данном ключе быть не первой не так уж и плохо — иначе никто бы её прибытия не увидел.

Комнату Марина выбрала на первом этаже трёхэтажного корпуса. Распаковывать вещи не стала, и отправилась изучать территорию школы. Висящий на двери «Распорядок дня» проигнорирован.

Марину особенно заинтересовали химические лаборатории, гараж и содержащиеся при кабинетах биологии животные, в количествах, способных составить конкуренцию любому зоопарку. Это не собрание диковинок во дворце Эриды. Тут серьёзная коллекция с распределением по географическим зонам. Только слонов и бегемотов нет, а так даже очковый медведь, редкая пустынная лисичка с огромными ушами и не то кошка, не то мангуст из мирренских джунглей имеются.

В гараже, кроме школьных автобусов и пары тракторов, и кое-что поинтереснее имеется. Император грамотный инженер и любитель всевозможных технических диковинок, без разницы, на каком принципе движетель, или сколько у машины крыльев. Он частенько выкупает у КБ и частных лиц заинтересовавшие его агрегаты. Какие у него в гараже оказываются, какие — в Музее Политихническом. А иные в школу попадают. Даже шутит «Подростки, дай им волю, без проблем тяжелый танк по винтикам разберут. Вот только со сборкой проблемы будут».

«Ты мне дай танк разобрать, — сказала тогда Марина, — увидишь, как я соберу обратно!»

«Ничуть не сомневаюсь. Я имел в виду среднюю ситуацию в среде твоих ровесников».

Марина помнит — отец, когда она совсем маленькой была, катал её зимой на удивительной машине без колес или гусениц, а с чем-то вроде огромных винтов от мясорубки вместо них. Марина к тому времени уже видела снегоуборочную машину, убиравшую снег подобным приспособлением. Она и не знала, что на подном можно ездить. Потом Марина прочла, что такая машина называется шнекоход. Шнекохода здесь нет. Только машина снегоуборочная. Хм. А вот и местные диковинки.

Первая машина Марине прекрасно известна. Полугусеничный тягач-лесовоз с тележкой особой конструкции с какой-той рамой, роликовой цепью и мощными пружинами, обеспечивающими натяжение гусениц. Марина видела и активно лазала по такому тягачу ещё дома. На школьном сразу же нашла металлическую табличку с названием «Пронтерн» (порода мирренских лошадей-тяжеловозов) и серийным номером. Улыбнулась, увидев цифру 7. Словно знакомого встретила. Марина неплохо знает историю появления этой марки.

После кровавой войны грэды и миррены несколько лет демонстрировали чуть ли не братскую любовь. Упростилось таможенное законодательство, вплоть до беспошлинного ввоза отдельных, не пользующихся особым спросом, товаров.

В МИДве при Саргоне создан Технический комитет, куда любой с дипломом инженера (признавались грэдские, мирренские и даже дипломы, выданные в некоторых нейтральных странах) мог подать проект, на реализацию которого у автора не хватало средств, или он не нашел понимания в официальных органах. Проект рассматривался техническим комитетом, и, если признавался представляющим интерес, то автор получал беспроцентный или льготный кредит на реализацию идеи, или прямое направление в одно из министерств с рекомендацией МИДв выделить все необходимое для реализации проекта. Самые интересные проекты попадали на стол к императору, любящему необычные технические штуковины.

Один мирренский иммигрант, отчаявшись заинтересовать ведомство главного лесничего (точнее, ведомство было вовсе не против купить у изобретателя патент на гусеничную тележку его конструкции, что бы выпускать тягачи на заводах, принадлежащих ведомству, но цену за патент изобретателю предлагали, зная о его бедственном положении, недопустимо низкую) подал прошение в «Технический комитет». Проект рассматривали грамотные специалисты. Только одно «но» Ведомство Главного Лесничего ещё совсем недавно входило в МИДв, и между сотрудниками сохранялись контакты. Прошение изобретателя хотели удовлетворить частично: выдать кредит на постройку завода меньше, чем он планировал получить. С экономикой в Техническом комитете дружили, и умели считать: при самой жесткой экономии денег изобретателю хватило бы только на постройку завода и подготовку технологической оснастки. На закупку первой партии комплектующих ему пришлось бы обращаться за новым кредитом. Который бы ему никто не предоставил, и сославшись на хитро составленный договор, потребовали бы возврата предыдущего. В итоге — почти готовый завод и вся техническая документация за долги конфискуются в казну. Так бы все и было.

Но эффектная фотография тягача, тащащего с десяток прицепов, груженных толстенными бревнами, попалась на глаза императору. Саргон решил, что это фотомонтаж, и затребовал доклад из Технического комитета.

Доклад его удовлетворил, но сумма кредита показалась странной. Как раз в это время шли работы по расчистке парков Загородных дворцов от старых деревьев, и император решил посмотреть на машины в деле. Чиновники с кислыми минами известили изобретателя о назначенной особой аудиенции.

Два тягача своим ходом прибыли со станции. Изобретатель на вопросы отвечал чётко и ясно, словно гвардеец на смотре. Стоял по стойке смирно, да и ростом удался в правофлангового гвардейца. Все бы ничего, но он напрочь забыл все предупреждения чиновников, и говорил на своем родном языке. Титул Саргона он тоже назвал мирренским.

Главный лесничий готовился торжествовать. Он, хотя и не мог улавливать малейшее движение брови молодого императора, понимал, что за такой разговор изобретатель в лучшем случае, получит от ворот поворот, а в худшем как раз и проведёт несколько лет на лесоповале — «За оскорбление ЕИВ».

Саргон слушал спокойно.

Подозвал старшего лесоруба и поинтересовался, сколько времени потребуется, что бы нагрузить тридцать стандартных прицепов. Тот назвал время.

— Хорошо, грузите, потом цепляйте за каждую из этих машин, — ещё раз окинул их взглядом, — по десять, и везите на станцию. К вечеру я там буду, посмотрю.

— Мой машин и сам может бревен везти, — кажется, первая фраза сказанная изобретателем по-грэдски в тот день.

— Что же, отлично. Тягачи тоже нагрузите, сколько он скажет.

Подъезжая к станции, Саргон увидел оба тягача. Неугомонный изобретатель нагрузил все прицепы, подцепил к каждому тягачу по пятнадцать, сверху ещё рассадил лесорубов, и сам сел за руль первого тягача.

Колонна остановилась. Саргон обошел тягач. Зачем-то попинал переднее колесо. Пощупал мощную пружину у гусеницы.

Ловко забрался по бревнам на самый верх. Прошелся до кабины и крикнул сверху вниз.

— Ну что, владелец завода, встал? До станции мы ещё не доехали. Как доедем, так и будешь заводовладельцем.

Повернулся к начальнику лесорубов и попросил закурить.

Изобретатель получил в подарок золотые часы из кабинета ЕИВ, денежную награду из того же источника, и кредит из Госбанка под льготный процент в полтора раза больше, чем запрашивал.

Часы из кабинета не просто красивы — ещё и награда, весьма поднимающая статус имеющего как в своих собственных, так и в чужих, в первую очередь банкирских, глазах.

Завод заработал через полтора года. Первую партию в десять машин владелец отправил в дар ЕИВ. Два из них и сейчас работают в Загородном. А завод и по сей день существует, тягачи и самосвалы много на каких стройках, да лесозаготовках работают.

Как вскоре узнала Марина, кроме того, что в гараже, ещё один полуразобранный тягач служит наглядным пособием.

Тут тягачи остался потому, что были таким… непохожими на другие машины. Тягач давно уже переоборудован: выкрашен в цвета школьных автобусов, кузов заменен на оснащенный сиденьями. По школьным праздникам разъезжает по парку, катая учеников. А выпускники считают свои долгом накануне вручения «Свидетельства об окончании школы» угнать тягач и установить его на знаменитом повороте от столичной трассы к школе без капли топлива. Как гласит история школы, предотвратить ежегодный угон тягача ещё ни разу не удалось. Или, просто не особо пытались.

Марина ухмыляется своим мыслям.

О детской мечте — управлять паровозом — ещё не позабыла.

Тягач — замена вполне подходящая.

В этом году угон тягача обязательно состоится раньше обычного срока. Если Марине не удастся найти ещё что-нибудь, столь же интересное. А интересного тут много.

Вот ещё одна диковинка: удивительный грузовик под названием «Сороконожка». Ног, конечно же, нет, но зато осей пять, а колёс, соответственно, десять. Машина предлагалась Армии, на испытаниях присутствовало руководство Управления Механизации, Саргон тоже решил заглянуть, ну, а Марина, как обычно, навязала свое общество. Посмотреть, и в самом деле, было на что. Колеса так забавно качались на трассе с искуственными ухабами для испытаний грузовиков. Потом машина уверенно забралась ни искуственный холм под названием «Предельный» — своеобразная шутка испытателей. Землеройной техники на полигоне очень много, потому без проблем насыпали холм, на вершину которого следовало забраться на машине по самому крутому склону. Говорили, что склон чуть ли не 85 градусов. Марина к тому времени уже достаточно разбиралась в геометрии, что бы понять — крутизна склона испытателями занижена градусов на 15, а то и 20. Как бы то ни было, до испытаний «Сороконожки», забраться на вершину ещё не удавалось ни одной машине. Испытатель взял банк за десять лет — столько прошло с момента насыпки холма. На каждых испытаниях ставки делали — заберётся или нет автомобиль на вершину. Но в серию машина не пошла из-за дороговизны и сложности. Хотя, насколько Марина знает, по похожей схеме и вроде бы с таким же количеством колёс сейчас разрабатывают новый тяжелый бронеавтомобиль.

Школ, на деле, несколько: гуманитарная, математическая, физико-химическая, инженерная, филологических наук (с преподаванием всех дисциплин на мирренском языке) — в эту школу многие ученики мечтают попасть, ибо всем известно — там учат на шпионов.

Парк разбит в стиле позднего Сордара III. Больше всего напоминает слегка облагороженный лес с проложенными дорожками. Преобладать должны деревья из числа «навевающих грусть».

Озеро с несколькими островками сохранило следы юношеского интереса императора к мирренским паркам. Одной из отличительных черт таких парков были обнаруживавшиеся в самых неожиданных местах древние «руины», покосившиеся, до половины вросшие в землю «древние» статуи, даже мраморные черепа, с пробивающимися сквозь глазницы растениями. «Парки вечности», «парки смерти» называют их.

На островках от «Парка бренной жизни» сохранились «руины» замка, гроты с таинственными письменами, полуразрушенная башня с заложенными в подвале проходами. В прозрачной воде можно видеть покосившиеся статуи. Один из островков пересекает «древняя» дорога. Две глубоких колеи выходят из воды и исчезают в ней. По сторонам дороги — несколько мерных камней.

Бродя по зарослям, можно споткнуться о торчащую из земли каменную голову, лазая по кустам, вполне можно налететь на статую в полный рост.

Марине прекрасно известно, что все эти развалины со статуями — обыкновенная бутафория; за двести лет только преобредшая некоторые черты подлинных памятников. Но лазать по ним всё равно интересно.

На берегу Марина обнаруживает такой знакомый полупрозрачный халатик, сумочку, шляпку и зонтик. До островков далеко. На самый дальний Марина даже с того берега не заплывала. Сначала возникло желание утащить одежду, и обрядить какую-нибудь статую. Мысленно представила зрелище прячущейся до вечера по кустам Софи. И сразу же нахлынуло чувство разочарования — под подобным халатиком наверняка было что-то ещё. Софи хоть и гордится фигуркой, но не до такой степени, что бы столь откровенно её демонстрировать. Хотя дома она особо не стеснялась, зачастую ограничивая купальный костюм одной шапочкой. Марина уверена — сестра издевалась над ней, демонстрируя с каждым днём улучшающиеся формы.

Утонуть Софи не в состоянии, прямо как там самая субстанция, на родство Софи с которой Марина регулярно намекает. Следовательно, она на ближайшем к тому берегу островке. Как раз там, куда ещё не заплывала Марина.

Шляпку Марина на куст всё-таки повесила.

Скинула одежду и поплыла выяснять, что же такого на островке обнаружила сестра.

Софи сидит, свесив ноги, на самом краю рукотворной скалы. На ней купальник телесного цвета. Про себя Марина отметила, что Софи в халатике издали, выглядела бы весьма и весьма интригующе. Хотелось подкрасться, и столкнуть её вниз (под скалой глубоко) Софи оборачивается, неожиданно приветливо улыбается. Столь привычных насмешливых искорок в глазах нет. Кажется, только сейчас видишь пред собой настоящую Софи, а не одну из многочисленных масок. Марина даже пожалела о своих намерениях. Жуткой зазнайки Софи сейчас словно нет. Неожиданно добродушная и приветливая. Просто светится счастьем и миролюбием.

— Смотри! Как здесь красиво! Восхитительное место.

Обязательно нарисую это озеро.

Марина подходит и усаживается рядом. Хмуро молчит. Софи в очередной раз права. Место для парка император-философ выбрал изумительное. Мало где скалы, вода и деревья находятся в такой гармонии друг с другом. Покой и тишина. Марина знает — парк строился после долгой и тяжелой войны, закончившейся покорением крупного полукочевого государства. Сордар был философом, оставил много научных трудов, но как владеть палашом и наводить пушку тоже знал прекрасно. Среди грэдских полководцев имя Сордара III далеко не на последнем месте.

Крови тогда пролили очень много. Душа уставшего победителя жаждала отдыха. Тут в самом деле забываешь обо всем. Среди архитекторов парка имя императора значится по праву. Редко где созданное человеком удается столь органично вписать в природный ландшафт.

Софи встает. Вытягивается. Разводит руки. Просто светится от счастья.

— Как же здорово, кажется, ещё чуть-чуть — и взлетишь!

— А ты попробуй! Возьми да прыгни. Вдруг получится.

Софи обернулась.

— Давай вместе.

Марина протягивает руку.

Наперегонки плывут к берегу. Софи первая. Как всегда.

Софи растянулась на песке, раскинув руки. Смотрит в небо, улыбается. Марина плюхнулась на живот. Не любит она яркий солнечный свет.

— Водичка чудесная. Словно волшебная, как новой себя чувствуешь. Почему, интересно, дома так никогда хорошо не было?

— Э-э-э… Наверное, потому, что дома или у Эриды все бассейны с подогревом, а тут натуральный солнечный обогрев.

— Марин…

— Чего?

— В кого ты такая зануда?

— Кто бы говорил…

— Тебе тут нравится?

— Если не считать наличия твоей физиономии, то всё чудесно.

Софи весело смеётся.

— Мне тоже всё тут нравится. Так здорово — никаких одергиваний да глупых нотаций. Гуляй хоть целый день, ложись во сколько хочешь, ешь, что хочешь.

— Можно подумать, тебя не кормили.

— Понимаешь, пробивает её иногда на модные диеты. А я знаешь ли не овца, что бы шпинатиком питаться. Да и яйца с лимонным соком я не люблю.

— Бе-е-е, — Марина скорчила рожицу, — овечка.

— Знаешь ли, мой растущий организм нуждается в большом количестве высококалорийных продуктов. Особенно — качественного колониального шоколада. Впрочем, отечественного производства тоже подойдёт.

— Ничего, учеба начнётся, тебе не до шоколада будет.

— Как раз наоборот, он стимулирует умственную деятельность.

— Было бы чего стимулировать.

Софи не обиделась. Слишком все хорошо вокруг, что бы обижаться.

— Слушай, ты диету Сордара посоветуй, что бы самой шпинатик не лопать!

— Не думала, что он знает слово «диета».

— Он много каких слов знает, в основном, тебе неизвестных.

— Ты про диету давай!

— В общем, не знаю, в каком мирренском журнале он нашел якобы диету Кэрдин.

Софи фыркнула.

— Напрасно смеёшься, там на самом деле было написано, что идеальной фигурой Кэрдин обязана строгому соблюдению этой диеты. И эта диета — чуть ли не главная тайна нашей Безопасности. Её, якобы, даже от императрицы скрывают. Притом тираж журнала, где это напечатано — под миллион экземпляров. Тоже мне тайна.

— Миррены много каких глупостей пишут… Сордар-то тут причём?

— Так в той диете каждому продукту было присвоено определенное количество баллов, шпинатик — десять, яйца — пятнадцать, пирожное — сто пятьдесят. Меню на каждый день — не свыше скольки-то баллов. Ну, так и нашел Сордар в диете два продукта, содержащих ноль баллов. Сказал — надумаю на диету сесть- то только на эту. Водка — ноль баллов, жареное мясо — ноль баллов. И без ограничений.

— Обязательно посоветую. Только переименую как-нибудь.

— Юмор могут не оценить!

— Я не прощу не съеденных шоколадок! И пирожных.

— Смотри, растолстеешь, и вправду на диету придётся садиться.

Софи в ответ показала сестре язык. Марина демонстрирует кулак.

Одна из необъяснимых природных загадок для Марины — как Софи килограммами ухитряется трескать сладкое, оставаясь при этом худенькой и с идеальными зубками. А вот Марине со стоматологами общаться уже приходилось. Бр-р-р! Хотя и сладкого вроде ест немного. И не раскусывает из озорства орехи, как сестренка.

Если у престарелого императора-философа опавшие листья и вызывали меланхолию, то у нынешних обитателей парка обилие листвы вызывает совсем другие эмоции. Листьями можно кидаться, их можно засушить на зиму (зачем — непонятно, но ведь можно), их можно намазать клеем, а потом, хихикая, смотреть, как дворник безуспешно пытается их смести в кучу, а потом столь же безуспешно пытается поймать шутников. Листья приклеивали к стенам и даже потолку в холле. Не говоря уж о том, что листву можно банально жечь.

Вряд ли бы Сордар III, появись он в школе своего имени, обиделся, видя, во что превратили его дворец. Он всемерно заботился о развитии образования. Во многом благодаря ему, термин «неграмотный» остался только в учебниках. Хотя излишне шумные развлечения нынешних учеников любитель тишины и не одобрил бы.

Берет Марины вызывает у многих непреодолимой желание сорвать. Ну, или хоть эмблему открутить. Первый попытавшийся осуществить получил синяк под глазом и разбитый нос. Второй на следующий день пересчитал все ступеньки с третьего на второй этаж. Третий отделался вывихнутой рукой. Маленькую забияку стали побаиваться.

Единственное, чего не могут понять — маленькая забияка может устроить драку под носом Ленн (и похоже, она намеренно драки затевает, когда Ленн поблизости) — и ей ничего не будет. Неужто череп на берете и её напугал?

— Дорогая, не обращайте на неё внимания, — две представительницы Великих домов разговаривают по-старогредски, — она просто умственно неполноценна.

Старогрэдский язык очень сильно отличается от современного. Нынешний грэд книги на древнем языке читать сможет, понимая с пятого на десятое. У разговорного варианта отличий ещё больше. Если человека специально не учили, то разговора на старогрэдском он не поймёт. Древний язык начинают изучать в средней школе, большинству поступивших он неизвестен. Почти все аристократы начинают учить детей древнему языку с самого раннего возраста.

Среди выходцев из аристократических семей популярен вид игры или глупого розыгрыша: стоя рядом с кем-либо, не знающим древнего языка, обсуждать реальные или мнимые недостатки этого человека, не особенно стесняясь в выражениях. А обсуждаемый и не понимает, сколько помоев на него выливают.

Только забывать не надо — внешность и манеры бывают очень обманчивы… Такие безобразные игры Марина не выносит. Решили над ней подшутить — что же, готовьтесь к адекватному ответу.

Марина подходит к ним. Одну вроде знает, и в самом деле из Великого Дома Первого ранга. Имечко — язык сломаешь — Яздункотта; именно из-за непроизносимости и запомнено Мариной.

— Ну-ка повтори, что ты сказала, — на безупречном старогрэдском.

Молчание. О дурном нраве странной девчонки уже наслышаны.

Марина чарующе улыбается, так что видны верхние клыки.

— Слушай сюда, свинообразное головоногое неполного цикла превращения, — дальнейшее переводить весьма сложно. Прошлогодний визит к мирренам весьма обогатил лексикон Марины. «На флоте матом не ругаются, на флоте матом разговаривают». Необычайно юркое их высочество постоянно обнаруживалось в самых неожиданных местах линкора, успев подслушать много чего, не предназначенного для её ушек.

Сначала Марина весьма подробно описала, что думает о Яздункотте и её родне до очень отдаленного колена.

Затем набрала побольше воздуха, и в подробностях стала излагать, что она с Яздункоттой и её роднёй будет делать. Боцман парусного флота, отчитывающий провинившегося матроса с подробным описанием интимных контактов с этим самым матросом, его женой, родней и некоторыми деталями корабельной оснастки, выглядел бы просто невинной девочкой рядом с ругающейся Мариной. Ей не полностью понятно значение некоторых терминов, но остренький язычок и богатая фантазия с успехом заменяют незнание.

Яздункотта с подругой идут то белыми, то красными пятнами, и кажется, напару собираются упасть в обморок. Останавливает осознание, что в чувство их будут приводить с помощью струи из пожарного шланга, весьма некстати уютно свернувшегося на противоположной стене.

Марину похлопали по плечу. Оборачивается. Возле неё стоит высокий старшеклассник. Показывает значок старосты.

— Херктерент, если не ошибаюсь?

— Ага. Марина.

— Наказание…

— До начала учебного года не имеете права накладывать. См. 55 пункт правил.

Если и удивился, то вида не подал.

— Верно… Впрочем, год скоро начнётся…

— Тогда и поговорим!

— Сейчас тебе лучше пройти в ваш корпус. Пожалуй, я отведу тебя туда «Страх-и-Ужасу» следует знать, с каким сокровищем предстоит иметь дело.

На улице староста заговорщически подмигивает Марине.

— Я Ярн, а Хейс не бойся, она вовсе не страшная.

— Я и не боюсь! — отвечает Марина; Хейс не знает, а раз не знаешь, то зачем бояться? Сначала посмотреть надо, а после уж решать.

— Ну, ты их и отчитывала! И правильно, таких, считающих, что из-за денег отцов или длины титулов, им всё можно, нужно время от времени на место ставить. Выдала ты им! Я даже заслушался. У меня отец во флоте служил, но таких слов я от него не слышал, даже когда он с крыши свалился. Я с десяток новых слов узнал. У тебя отец тоже моряк?

— Брат старший во флоте служит, отец тоже, можно сказать, во флоте, но на берегу, — нехотя сообщает Марина.

— А зовут-то тебя как? — спохватившись спрашивает Ярн, словно позабыв, что Херктерент уже представилась.

— Марина.

— Ну и имечко, словно у принцессы. Знаешь, что означает?

— Да не интересно мне как-то- с едва скрываем раздражением выцеживает Марина. Ей вовсе не улыбается так засветиться чуть ли не в первый день.

— Морская. Тоже из морской семьи, как и я. У тебя брат часом, не на учебных парусниках служит?

— Нет. С чего ты взял?

— Отец рассказывал, они даже по флотским меркам матершинники ещё те.

Марина промолчала. Количество умных в школе не сильно преувеличено. К сожалению и немалому огорчению Марины.

Служить на парусниках Сордар не служил, а вот в кругосветку на паруснике, будучи курсантом, ходил. Рассказывал и о виртуозно ругавшемся боцмане — вылитом мирренском пирате из приключенческих романов. Марину всегда забавляло, как Сордар пытался воспроизводить высказывания боцмана, заменяя непечатные обороты цезурными аналогами. Получалось весьма образно. А на линкоре Марина ознакомилась и с оригинальными вариантами.

У дверей корпуса их встречает высокая девушка. Та самая, что Сордара не испугалась.

— Ярн! Чем Херктерент отличилась на этот раз?

— Вижу, ты с ней уже знакома.

Марина не сразу сообразила, что высокая и есть пресловутый «Страх — и — Ужас». Чего в ней страшного такого? Вроде, не уродка, похоже, из Приморья. И степень противности в разы ниже, чем даже у Софи, когда у той настроение хорошее.

Марина устроилась на берегу озера. Тепло, тенечек, ветерок, книжка про морские сражения, одна из глав Сордаром написана. Красота! Даже компания в воде во главе с Софи не слишком пейзаж портит. Марина неторопливо листает страницы, время от времени поглядывая на собравшихся на берегу.

Кажется, решили посоревноваться — сплавать до островка и обратно. Марина нет-нет, да одним глазом посматривает. Чувства двойственные — с одной стороны прекрасно знает, если среди учеников не замаскировался чемпион страны по плаванию — то победит Софи, с другой — лучше бы чемпион обнаружился, а то больно уж надоело на сияющую от бесконечных побед физиономию сестренки любоваться.

Результат заплыва оказался предсказуемым. Марина хотела вернуться к чтению, но передумала. На берегу появилась Ленн. Увидела Марину. Лицо одеревенело. Мимо прошла, словно там пустое место.

Большинство поступивших из аристократических семей прекрасно знают Софи.

— Не понимаю, моя дорогая, — с искусно поставленным так называемым аристократическим акцентом говорит, — как можно при столь сиятельном происхождении снисходить до общения с подобными личностями.

Окружавшие Софи попятились. Ленн не Хейс, первую боятся, вторую — уважают. Нету у Хейс болезненного самомнения и самолюбия Ленн. Нет и доведенного чуть ли не до патологии желания возвышаться самой, унижая других. Ленн обожает ставить простолюдинов на место. Наказания всегда накладывает в зависимости от происхождения провинившихся. Софи даже за самое масштабное безобразие от Ленн ничего не будет. А вот прочим участникам…

Софи шагнула вперед. Подбородок задран, спина прямая, в глазах огонь. Только Марина догадалась, что сестра в крайней степени бешенства. Хотя отсюда не видно, но Марина уверена — сестра сейчас бледна как смерть. Попасть под гнев Черного Еггта! Хе-хе, сестрёнку в гневе даже Марина побаивается. Немного. Чёрный Еггт в бешенстве! Оказаться на пути катящейся лавины, и то безопаснее.

— Моя дорогая благородная госпожа, видите ли, высота моего происхождения позволяет судить о людях не с точки зрения глупца, забравшегося на высокую гору. Глядя с вершины, тебе все кажутся маленькими, но другим кажешься маленьким ты сам.

Ленн даже рот разинула, мучительно подбирая слова для ответа. Вокруг стали посмеиваться. Сначала тихо, потом, сообразив, что Ленн сейчас не до них, всё громче.

Софи демонстративно протягивает руку долговязому парню, приплывшему вторым. Рукопожатие.

— Я выбираю друзей не по длине титулов! Но и подлостей тоже не прощу, и на титул не посмотрю!

Кажется, Софи оттрепала Ленн гораздо лучше, чем Сордар.

Ленн поворачивается. Посреди дорожки, уперев руки в бока и ухмыляясь до ушей, стоит Марина.

Далеко не всем присутствующим известно, что такое парабола. Но именно по этой фигуре Ленн и свита обходили Марину. Хохот им вослед не смолкал ещё долго.

Весть, что среди вновь поступивших несколько представительниц Древних Великих Домов, распространялась под строгим секретом, так что вскоре стала известна всей школе. Старшую дочь императора и дочь соправителя вычислили быстро, тем более, что девочки из аристократических семей откровенно кичаться знакомством с Софи и демонстративно игнорируют Эриду.

Софи помалкивает, что драчливая Марина Херктерент — её родная сестра. Марина тоже о родстве с Софи не распространяется.

Высоченная ученица выпускного класса, кареглазая красавица Хейс. Прозвище — «Страх-и-Ужас» — дано кем-то из учениц, завидующих её уму и красоте, или же одной из аристократок, презирающих её за абсолютно не знатное происхождение. Она — староста одного из корпусов. Как раз того, где поселились Софи и Марина.

Школьные шутники и безобразники боятся её, как огня. Она увлекается астрономией, так что ночь — далеко не лучшее время для проказ, а если учесть, что она и днём, словно по волшебству, появляется там, где что-то замышляется… При этом, ябед и доносчиков, она не выносит. С предпоследнего класса ясно, что значок лучшего выпускника будет красоваться на её груди. И на выпускном балу в первой паре будет она. Скорее всего, пару ей составит Ярн. Она с ним не больно-то то и дружит, но и не враждует, как, впрочем, и со всеми. За одним исключением — Ленн и её подруги. Хотя эта нелюбовь взаимна.

Директор достаточно умен, чтобы не ссориться с учениками, чьи родители достаточно влиятельны, как и с учениками вроде Хейс, которой блестящее будущее пророчат все, кому не лень.

— Вызывали, директор?

— Да, Хейс. Вам известно, что среди вновь поступивших три ученицы принадлежат к самым высшим слоям общества?

— Великолепно известно. Равно, как мне известно, и то, что глава совета попечителей неоднократно подчеркивал, что на взаимоотношения между учениками не должно влиять происхождение или должности их родителей.

— Однако вам следует знать их имена, сами знаете, дети высокопоставленных родителей учатся не под своими настоящими фамилиями — директор хитро усмехнулся — или же вы попытаетесь назвать их сами. О вашей проницательности уже ходят легенды.

— Попробую. Очевидно, вы имеете в виду Софи Херктерент.

— Верно. Как догадались?

— Хотя девочек с именем Софи в этом году в школу поступило семнадцать человек, я сразу поняла, что принцесса — Софи Херктерент. Её умение держаться, серьёзность и даже некоторая строгость, плюс блестящие знания и поступление на гуманитарное отделение. — Хейс усмехнулась — К тому же, я её банально узнала — она не слишком изменилась с прошлогоднего визита Его Величества к мирренам.

— Верно. Дальше.

— Эрида Эроин. Столь неприспособленным к реальной жизни может быть только человек, выросший в абсолютно тепличных условиях, окружённый всеобщей любовью и заботой. Не скажу, что ей здесь будет легко, но она достаточно сильная личность, так что справится.

— Ну, а третья?

— Тут имеются некоторые затруднения. Скажите, имеются ли среди поступивших бастарды Великих Домов?

— Тех, чей статус подтверждён, нет.

— Тогда, не знаю — прищуривается, стараясь что-то вспомнить. Говорит словно сама с собой. — Может быть… Марина Херктерент… Хотя нет, она вряд ли…

— Сдаётесь?

— Да.

— Как раз Марина Херктерент!

Хейс славится невозмутимостью. Ничем не показала сильного удивления.

— Подозревала, что среди её предков были аристократы, может, даже Еггты — внешность уж больно характерная… Я её приняла за бастарда Великого Дома. А уж если вспомнить её эффективное появление… То, наверное, понятно, чьей дочерью она мне показалась сначала.

— Адмирал — её единокровный брат. Сама она — Их Высочество Марина-Дина. Родная сестра Их Высочества Софи-Елизаветы.

— Никогда бы не подумала, что они родные сестры. Хотя, если вспомнить эффектное прибытие и той, и другой… Я ей уже вкатила «отвратительно» по поведению за десять дней.

— За что?

— За пять драк, попытку поджога и нахождение вне своей комнаты после отбоя. Правда, неплохо за три учебных дня? Причем в трёх из пяти случаев мальчишки просили не наказывать её, ибо она дралась и победила честно. Директор, я уверена, что девочка нам всем ещё создаст массу проблем.

— «Вне комнаты» вы её где поймали?

Хейс усмехнулась.

— Там же, где ловят большинство нарушителей первого года обучения. Отправилась ночью купаться на излучину.

— Да… Несколько лет назад там кто-то из вновь поступивших чуть не утонул…

— Теперь я плаваю значительно лучше.

Если уроженцы столицы почти все пишут перьевыми ручками, а младшая Херктерент вообще хвастает какой-то новой «шариковой», то в провинции большинство пишет стальными перьями номер три. Где перо, там и чернильница.

Ну, а где чернила — там и шаловливые ручки, использующие чернила для чего угодно, только не письма.

Простейшая шуточка, случающаяся почти на каждом уроке — «минирование» чернильницы.

Кусочек карбида засовывается под крышку так, что бы не касался поверхности. Опустил перо — и готово — из чернильницы плещет пахучая фиолетовая пенистая жижа.

Кнопки на стул — не серьезно. Вот гранату на основе вынутого из хлопушки заряда под ножку стула подпихнуть, что бы севший до потолка подскочил — это да, значительно лучше, но тоже не предел.

Разумеется, «саперы» щедро делятся друг с другом профессиональными секретами, и взрываться, гореть или вонять начинают совсем уже не взрывающиеся, не горючие и не пахнущие предметы.

Не то, что бы Марина царит среди главных взрывников (среди них двое победителей Химических состязаний), но с ней считаются и прислушиваются. Марина и не догадывалась, какое замечательное вещество — карбид. А так же, для каких целей можно использовать сахар.

Физкультура становится цепью разочарований. Везде, где надо и не надо — Софи первая среди девочек. Кое-где и вообще первая.

Марина поняла — не ей соревноваться в беге с длинноногой сестрёнкой. Это ещё ладно, терпимо, в конце- концов, дома Софи не могла поймать Марину не из-за своей скорости, а из-за Марининой верткости. На плавание вообще не пошла, что бы окончательно не испортить настроение. По скорости Сордар сравнивал Софи с торпедой, притом новейшей кислородной.

Настроение всё-таки испортили. Один из пробегавших мимо одноклассников остановился и сказал:

— Зря не пошла! Видела бы, как Софи в воду прыгнула! С десятиметровой вышки! Из девчонок никто даже до середины не долез, а она с самой верхотуры так и сиганула! Ещё и перевернулась в воздухе и без брызг в воду вошла! Как птица летает, и как торпеда…

«Р-р-р-р-р — подумала Марина».

Плавает! Классная!

— Она не утонула? — чуть ли с мольбой спрашивает Марина.

— Нет! Сначала её наказать хотели, но передумали и пять «отлично» за раз поставили.

— Кто-нибудь ещё оттуда прыгал? — Марина надеется хоть как-то подсластить пилюлю, ибо свято уверена — по смелости с Софи тягаться может только она. Прыгнуть с вышки Марина может. Только что толку второй быть? Да ещё наверняка голову или живот отбить.

— Нет. Залезли кое-кто — но побоялись. Стояли у трамплина, смотрели, снизу над ними смеялись, а она снова залезла, и опять прыгнула. Жаль, ты не видела!

«Было бы на что смотреть!» — мрачно думает Марина. Прыгать с такой вышки она прыгала. Дома. Плюхнулась, как булыжник, да ещё и сильно ударилась. Софи ей всё показывала и старалась объяснить — но у Марины ничего не получалось.

Дверь нараспашку, Марина лежит поперек кровати, читая книжку. Лениво поворачивается на шум.

В дверях стоит Софи. Лицо — словно наелась жутко экзотического тропического фрукта, родственного лимону, но в кучу раз кислее. Марина демонстративно поправляет лежащий на кровати журнал с собственной фотографией на обложке. (Фотография, с точки зрения Марины, просто дурацкая, но Софи об этом знать не обязательно). По традиции, обложку первого осеннего номера украшает физиономия, набравшая на вступительном экзамене максимальное число баллов. То есть, Марина Херктерент собственной персоной. Фотограф не зря имеет звание Придворного художника. Портрет Марины на Марину похож, а вот на портреты Её Императорского Высочества Марины-Дины дерн Оррокост Саргон-Еггт — вовсе нет. Хотя Марине фото все равно не понравились — берет надеть не позволили. Да и платье такое Марина не носит. «Зато, оно типичное, — сказал отец, — все должны видеть на фото обычную девочку, добившуюся права поступления благодаря своим способностям и блестящему знанию школьной программы». В журнальной статье есть и фотографии других поступивших, набравших высокие баллы. Софи в том числе. И пусть, её фото в статье первое. Она всего лишь вторая. А настоящая первая — Марина. Усы, рожки, бородку и дурацкую шапочку с кисточкой на фото Софи Марина уже нарисовала.

— Зачем ты пришла?

Софи усаживается на кровать. Отодвигает журнал, совершенно не обратив на него внимания.

— Я так устала ото лжи и лести… Со мной все хотят дружить, ибо прекрасно знают, кто я. Заискивания, сюсюканья, бесконечные «дорогая». Некоторые учителя не лучше. По паре предметов уже вижу — могу нести абсолютную чушь — и получать «Отлично». Это так мерзко! Как по патоке ходишь.

Мне просто захотелось увидеть человека, абсолютно не умеющего врать.

— Зато со мной никто дружить не хочет, хотя мы и одинаковые. И «Отлично» по всему получаю, ибо всё знаю.

— Я бы тоже не захотела дружить с ходячей пороховой бочкой, у которой не потушен фитиль. Кстати, знаешь, про тебя уже анекдот сочинили: «Слышали, Херктерент руку сломала?»

«Кому?»

Марина ухмыльнулась.

— Ну, надо же, до чего у людей фантазия убогая. Этому анекдоту сто лет в обед, и на самом деле он про Кэрдин, а не про меня.

— Ты-то где анекдотов про неё набралась? Я про них только здесь узнала.

— Ха! А тебе разве не известно, что большинство анекдотов про министра безопасности министр безопасности с подчинёнными и сочиняют?

— Шутишь!

— Ничуть. Отсутствие чувства юмора — твоя черта, а вовсе не Кэрдин.

— Так может ты и — Софи таинственно понизила голос — про императора анекдоты знаешь?

— Конечно, знаю. Он их коллекционирует.

Софи недоверчиво округлила глаза.

— Врёшь!

— Нет. В гвардейских казармах даже специальные ящики висят — кто напишет анекдот, неизвестный императору, получает отпуск на пятнадцать суток, не считая дороги.

Софи странно посмотрела на сестру. Никогда не поймёшь, шутит она или всерьёз говорит. Марина невозмутимо продолжает.

— Отец и Кэрдин лучшие анекдоты друг про друга любят рассказывать.

— Про маму тоже такие истории есть?

— Про нее — нет. Стройка «Дворца Грёз» — отменный анекдот сама по себе. Сейчас половина столичных скульпторов спешно изготавливает старинные статуи, надеясь через антикваров сбыть их императрице. — увидев недоверие сестры, быстро добавляет: — Точно-точно, мне Кэрдин говорила.

Упоминание имени Кэрдин только усилило недоверие Софи. Она слишком привыкла вести себя, как взрослая. А Кэрдин, несмотря на демонстрируемые строгость и официальность во всем, вполне может так пошутить над кем-либо — Сордару завидно будет. Софи подозревает, что Сордар и Кэрдин втихаря смеются над Кэреттой, и небезуспешно настраивают против неё Марину. А Софи обещала матери не допустить, чтобы Марина попала под неподобающее влияние. Расчет на смену обстановки не оправдался. Марина продолжает бурлить энергией.

— Кстати, хочешь самый свежий анекдот, — она криво ухмыльнулась, — свежее не бывает! Сордар, когда мы сюда ехали, рассказал.

Софи кивнула. То, что если и не запрещено, но прямо не разрешено, привлекает довольно сильно.

— В общем, вызывает Тим нашего посла и спрашивает: «Почему ваши войска стоят у наших границ?»

«Мы отвели их из мест постоянной дислокации на отдых, а почему ваши войска стоят у наших границ?»

«Что бы обеспечить вашим спокойный отдых».

Софи даже не улыбнулась. Марина просияла:

— Неужели не дошло!?

— Это совсем не смешно, Марина.

— Ну и что? Зато, жизненно! Тогда, если этот не нравится, на другой: Звонит Императору командующий флотом и говорит: «Ваше величество, императорский смотр флота надо отложить: контр-адмирал Сордар Саргон на рыбалку уехал».

«Так что, мы без Сордара не обойдёмся?»

«Без Сордара-то обойдёмся, а вот без „Владыки морей“…»

Софи искренне рассмеялась. Видимо, представила Сордара с удочкой, сидящего на носу «Владыки». Хотя нет, удочка не его стиль. Раз уж рыбалка происходит с борта «Владыки», то наживкой непременно должна служить какая-нибудь туша, насаженная на якорь. Только, кого на такую «удочку» можно поймать? Кита — и то зубатого, разве что?

— А ты знаешь, как Тим-IV на орлов охотился? — спрашивает Софи.

— Нет, расскажи…

Они до позднего вечера рассказывали другу смешные истории, иногда с довольно взрослым подтекстом, пока не появилась Хейс и не разогнала их спать.

Марина с непонятным выражением лица проводила их. Ключами от корпуса, да и от коридора она уже успела обзавестись. К несчастью, первая от лестницы комната — Хейс, и что ещё хуже, спит она чутко. А ключи от пожарной лестницы и веревки с якорями-кошками, как у горных стрелков ещё не пополнили Маринину коллекцию необходимых вещей. Марине уже известны многие способы, как старост вокруг пальца обвести. Но не все, далеко не все… Проблема, размер которой ещё не оценен Мариной по достоинству — страсть Хейс к познанию школьными предметами вовсе не ограничена.

На большой перемене какой-то рослый мальчишка просто так, из дурного озорства, толкает Эриду. Та падает. Не плачет, но смотрит обиженно — непонимающе. Маленькая, слабая, болезненная. Как ей отец вообще разрешил экзамены сдавать? Марина начинает проталкиваться вперёд. Сейчас кто-то будет бит, и неважно, что этот «кто-то» на две головы её выше.

Неожиданно раздается громкий окрик.

— Эй, немедленно извинись перед ней.

Дорогу «бычку» преграждает какой-то парень, Марина вроде бы видела его в окружении Софи. Не заморыш, но вряд ли «бычка» сильнее. Кажется, зовут Дмитрий.

— Ещё чего!

— Я сказал! — и не сказал вовсе, а отчеканил.

— С дороги.

Сцепились, и покатились по полу. Вокруг радостный вопль и крики — «Давай его!». Хотя большинство не знает ни того, ни другого. Ни тем более, Эриду.

— Что происходит? — словно из под земли появляется Хейс, у неё феноменальный нюх на беспорядки. — Так… Драка. Кто тут? Мельников… Рэнд… Чего не поделили? Херктерент… не участвует. Даже странно… Что произошло?

Драчуны тяжело дышат, но молчат. Эрида по-прежнему сидит на полу.

Выходит Марина.

— Он толкнул Эроин. Она упала. Ей больно!

— Случайно! Я не виноват, что эта трусиха такая неуклюжая.

— Ты. Сделал это. Намеренно, — чеканя слова, говорит Марина, — Дмитрий потребовал, что бы он извинился. Отказался. Потом началась драка. Если бы Дмитрий не справился, ему пришлось бы драться со мной.

— Это так?

Согласный гомон.

— Никто не будет наказан.

Хейс помогает Эриде подняться. Та неестественно бледна и напугана.

— Эроин. Я даю вам освобождение от следующего урока. Могу проводить в медицинский корпус. Если потребуется освобождение от следующих уроков, его даст врач. Право старосты — один урок.

Эрида робко кивает.

— Хейс! Я отведу её. — говорит Марина.

— Хорошо, Херктерент.

Марина обнимает Эриду. Окидывает собравшихся взглядом. Многим стало неуютно — не все знают, что маленькая Херктерент может быть настолько страшной. Взгляд, словно у змеи. Кажется, стекла вздрогнули от звонкого голоса.

— Запомните все! Если кто-нибудь хоть как-то её обидит- будет иметь дело со мной.

— И со мной! — сказал Дмитрий.

— И со мной! — Софи появилась неизвестно откуда.

Уж в чём-чём, а в отношении к Эриде Марина с Софи солидарна полностью.

— Пойдём. Не надо бояться.

Свободное время Хейс проводит в библиотеке. Начало учебного года, и в залах почти пусто. Форменное столпотворение начнется примерно за месяц- полтора до экзаменов. В рекламном проспекте школы говорится, что по числу наименований книг школьная библиотека богаче библиотеки самого знаменитого мирренского университета имени Тима II. Правда, или нет- никто не знает, но книг на самом деле, очень много.

Направляясь к выходу, Хейс замечает сидящую за заваленными газетами столом, младшую Херктерент. Ученик первого года в библиотеке не частое явление. Особенно, в начале учебного года. Хейс вспоминает себя — она где-то с конца десятого месяца стала постоянным посетителем библиотеки. А тут ещё девятый месяц заканчиваться не собирается.

Мимоходом глянула, что Херктерент читает. Мирренские газеты!

— Ты знаешь этот язык?

Марина поднимает глаза. Недовольно бурчит.

— Что в этом такого?

Хейс слышится в голосе скрытая насмешка, и она спрашивает по-мирренски:

— Что же в передовых статьях?

Колючий взгляд и ответ на том же языке:

— Всё как у нас: ухудшение международного положения, нарастание международной напряженности, «Опасные игры грэдского милитаризма», тяжело идущие переговоры, на закуску — уверения в мощи и непобедимости армии, «всегда готовой дать адекватный ответ агрессору», ну и прочие тра-ла-ла, бла-бла-бла. Если не получим этих пустынь, у нас могут быть проблемы с нефтью, если миррены не удержат те равнины, у них могут возникнуть проблемы с хлебом… И таких «если» — сотни, а то и тысячи. В общем — ничего хорошего. — заканчивает Марина совершенно не детским голосом.

Сама не зная почему, Хейс задает вопрос, мучивший в те дни миллиарды людей.

— Как ты думаешь, будет война?

Марина тяжело, совсем по-взрослому вздыхает.

— Думаю, да. Слишком далеко всё зашло. А мне так хочется ошибиться…

Насколько популярна Софи, ровно настолько не популярна Марина. Из-за длинного языка, крепеньких кулаков и, в первую очередь, из-за немыслимого зазнайства и всезнайства. Вещи, неизвестные Марине, словно не существуют в природе. У преподавателей наоборот — Марина всеобщая любимица по причине блестящего интеллекта и недетского ума. В преподавательской всем к десятому месяцу всем известна шутка: «Даже не спрашиваю, кто написал эту работу лучше всех, интересно, у кого второй результат?»

Сестёр распределили в одну группу изучающих мирренский — сильную, где занимаются уже владеющие языком. На первом занятии предложено написать сочинение на свободную тему.

К несказанному раздражению Марины, на следующем уроке сочинение Софи зачитано преподавателем вслух. Он ещё и посетовал, что далеко не все присутствующие могут оценить красоты языка — Софи написала сочинение классическим мирренским стихотворным размером. То, что среди работ, получивших отличную оценку, упомянута и ее — нисколько не порадовало. Отличная — не лучшая.

Софи с таким победоносным видом глянула на сестру — Марина окончательно убедилась: сочинение — вызов, направленный лично ей.

Вызов Мариной принят. На следующем уроке в виде домашнего задания она сдает перевод нескольких глав из романа современного мирренского писателя, изданного пару месяцев назад. Автор знаменит образными фразами и в больших количествах использует в тексте диалектизмы.

Софи в ответ переводит половину поэмы автора «новой волны», известного любовью к созданию новых слов и полным пренебрежением к грамматике.

К следующему уроку преподаватель решил, что Софи и Марине даже на высшем уровне делать нечего и перевел их заниматься языком вместе с учащимися Лингвистических классов, распределив по разным группам. В противном случае, любой урок превратился бы в перепалку сестер о тонкостях перевода той или иной фразы.

Любой урок, где присутствуют обе Херктерент, превращается в перепалку между ними. Если на уроке они обе вполне дисциплинированы, то на переменах обычно начинается. После урока ученики стараются не расходиться: Херктеренты непременно что-нибудь выкинут. Перемены после математики не исключение: урок перед большой переменой в пятый день не исключение. Начали спорить ещё не дойдя до дверей. Так. Спор переходит на повышенные тона. Значит, приглашаются зрители. Спор Херктерентов (или истинных Черных Еггтов, как шепчутся немногочисленные знатоки) — то ещё зрелище. О чём бы не спорили. Сегодняшняя свара — не исключение.

— Я все равно считаю быстрее.

— Все слышали? Она сказала, что считает быстрее в уме, чем я на доске, бумаге или каком-либо устройстве. Спорим?

Марина кивает. Софи, похоже, думает, что подстроила сестре отличную ловушку. Как неохота разубеждать её!

— Так, кто-нибудь напишите пример с числами побольше.

Софи с усмешкой достает из сумочки кругленькую чёрную коробочку с серебристым словом «Дина», открывает и достает предмет, похожий на миниатюрную кофемолку. Маленький, кругленький, серебристо-серый. Весь в прорезях, в каждой ползунок.

Победоносно смотрит на Марину.

— Знаешь, что это такое?

Марина знает — в прошлом году видела у отца почти такой же, только чуть побольше и чёрный. Миниатюрный, весом сто граммов, механический карманный калькулятор. Способен выполнять четыре арифметических действия и извлекать корни.

Изобретатель устал обивать пороги различных ведомств, в последней надежде, отправил изготовленный образец в подарок Его Величеству, да и название прибору подобрал как второе имя Марины — «Дина». Повезло — Саргон калькулятором заинтересовался. Назначил аудиенцию. Марина, как обычно, подслушивала. Сначала изобретатель ей не понравился — слишком жалким и раболепствующим выглядел. После того момента, как Саргон задал первый технический вопрос — человека словно подменили. Уверенная речь, чёткие ответы. Оказалось, у него и план организации серийного выпуска готов.

Вечером Саргон ещё и над Кэрдин подшутил.

— За сколько в уме 3456 на 23456 сможешь умножить?

Кэрдин недоуменно поднимает бровь.

— А я вот за двадцать секунд могу. Смотри!

— Я думаю выделить ему завод под это дело. Проведем как экстренные расходы МИДв.

Кэрдин кивает.

Первая серийная партия была выпущена через месяц. Машинки поступают, в основном, в армию — артиллеристам, снабженцам всех мастей. В продажу поступают в очень небольших количествах.

Марина не пополнила коллекцию необычных вещей. «Дина» просто не нужна — Марина достаточно быстро считает.

Что же, Марина ещё на экзамене заметила, что на математические вопросы потратила куда меньше времени, чем все остальные. Математика не входит в число любимых предметов, что не мешает не знать о существовании каких-либо других оценок, кроме «отлично».

— Готово!

Цифры мелькают перед глазами. Плюс, минус, умножить переход.

— 27 890 456, - в один голос.

Изумленный гомон. Марина усмехается, слегка показав клыки. Губы Софи плотно сжаты.

— Она подсматривает!

Марина демонстративно делает шаг вперед.

Софи быстро передвигает ползунки. Поворачивает ручку, снова двигает ползунки. Марина не смотрит — глаза прикрыты, губы что — то шепчут.

— 49 357 432, - не открывая глаз говорит Марина.

Щелчок рукоятки прозвучал в звенящей тишине.

Софи резким жестом протягивает прибор. На нем — та же цифра. Победа Марины бесспорна.

— Знаешь ли, Sestra, даже самые совершенные средства не способны компенсировать природное отсутствие мозгов.

Многие из мальчишек относятся к Херктерент нейтрально или со сдержанным уважением. Марина драчлива — а это качество весьма ценится. Зазнайка, но честная. В любимчики к преподавателям не набивается. Не ябедничает, в отличие от большинства других девчонок.

Вскоре сформировалась ещё одна группа учеников, нейтрально относящихся к Марине (правда, не вполне добровольно). Масса народу крутится вокруг Софи, кто искренне восторгается, а кто просто не забывает, кто она такая. Софи ухитряется со всеми быть в хороших отношениях, ни с кем не сближаясь особо.

Но Софи всем дала понять: говорить какие-либо гадости о Марине может только сама Софи. Любой другой, сказавший что-либо плохое о Марине, по глупости или из примитивного подхалимажа, быстро понимал — для Софи он или она больше не существуют.

Так что окружение Софи о Марине предпочитает помалкивать. В конце-концов, не только прожженные циники понимают — детство не навсегда, а в прошлом частенько достигали высоких постов те, чьи заслуги ограничивались тем, что обладатель знатной фамилии с ними в детстве мячик гонял. У Софи память очень хорошая. У Марины тоже неплохая.

Софи воцарилась некоронованной императрицей. Ученицы выпускного и предварительного классов иронизируют про неё: вспоминая старое стихотворение про юную невесту Наследника и блистательную Императрицу, жену старого Императора. Старость уступает молодости. Кто-то другой теперь станет школьной звездой. И вряд ли в ближайшие несколько лет появиться более яркая звезда. Если учесть, что разница в возрасте между иронизирующими и Софи года три-четыре и только в редких случаях вроде Ленн пять лет…

Объект всеобщей любви мальчишек и столь же всеобщей зависти девчонок.

За Мариной прочно закрепилась слава школьного кошмара. Что её вполне устраивает.

Утро во второй половине девятого месяца взорвало привычный мир. Поздно ночью дипломаты обменялись бумагами, уже зная: всё. Граница пылает. Война — свершившийся факт. Новый кошмар, обещающий по всем статьям превзойти предыдущий, начался.

В десять часов утра все радиопередачи прерваны.

«Внимание, прослушайте важное правительственное сообщение».

О начале войны сообщил министр обороны. Объявлена всеобщая мобилизация. Введено военное положение в приграничных местностях.

После правительственного сообщения по школьному радио директор объявил об отмене в этот день всех уроков. Всё равно, такая новость сорвёт все занятия, отменяй их или не отменяй. Каждого в той или иной степени касается новость.

Всё разговоры в коридорах — только о войне.

Общий настрой — шапками закидаем, пинками вышибем мирренов со всех занятых ими земель, закончим войну в пару месяцев, скинув врагов со скал их родного полуострова. Немногочисленные скептики (в основном — уроженцы приграничных областей) помалкивают. Только Марина всеобщего оптимизма в открытую не разделяет.

— Слушать вас всех… Просто противно. «Папа через три месяца дома будет», — передразнивает, — размечталась! Нас с колониями — под два миллиарда, мирренов — не меньше. Не через три месяца, и через три года война не кончится!

— С чего ты взяла?

— Они больше двадцати лет к войне готовились. Как и мы. Большинство из вас не видело мирренских кораблей — я видела, они ничем не хуже наших, вы не видели мирренских самолётов — я видела, они не хуже наших. Прогулки не будет. Крови наши отцы и братья нахлебаются — она задирает подбородок и выразительно проводит по шее, словно горло перерезая — вот сколько, и ещё нам перепадет, пожалуй, по это же самое место! Лет десять в крови друг друга полоскать будем!

Неужели не понимаете, схватка каких монстров предстоит?

Шепот всё громче.

— Она, наверное, мирренка…

— Точно, мирренка, маленькая да чернявая…

— И глаза…

— Шпионка…

— Бей её!!!

Сумку с учебниками Марина ловко запускает кому-то под ноги. Первый, замахнувшийся на Марину, тут же согнулся от непонятно с какой стороны пришедшегося удара. Заваривается привычная для многих каша, когда, зачастую и не поймёшь, кого и за что колотят.

— Что тут творится?

От окрика «Страх-и-Ужаса» всех расшвыряло по стенам. В центре коридора, сжав кулаки, стоит Марина. Некоторые у стен утирают кровь из разбитых носов, кто-то потирает ушибленную ногу. Двое, кряхтя, поднимаются.

— Вот…

— Что «вот»?

— Мирренскую шпионку поймали.

— Она сказала, что война будет долгой и трудной.

Хейс удивленно прищуривает левый глаз. Какая из Марина «мирренка», да ещё «шпионка», ей прекрасно известно. Только как бы поаккуратнее разъяснить?

— По-моему, кому-то просто завидно, что она учится лучше всех вас. Это первое… — у стен застонали, — другое прозвище Хейс — «Это первое» — начав отчитывать провинившегося, она становилась до невозможного занудной, обозначая каждую провинность пунктом. По неофициальной школьной статистике рекордом было «Это 157-е», — Я в курсе, что Херктерент прекрасно знает мирренский, притом получше, чем некоторые из вас свой родной. Это второе. Драку начала явно не Херктерент. Это третье.

Я только что слушала речь Его Величества, в которой он, в частности, сказал: «Враг силён и коварен, война будет долгой и трудной. Враг будет разбит! Победа будет за нами!» Это…

Договорить не удалось. Марина сгибается, зажимая рукой рот и нос, а другую прижав к животу. Слышны хрюкающие звуки.

— Тебе плохо?

— Нет, — снова эти же звуки, — все замечательно!

Марина разгибается, рот по-прежнему зажат. На Хейс старается не смотреть. Та невозмутимо продолжает.

— В- четвертых. На сегодня — в-последних. Расходитесь.

— Хейс, — спрашивает Марина, зачем-то прикрыв рот, — ты не знаешь, историю другого мира у нас преподают?

— На гуманитарном отделении. В одном из старших классов. Факультативно. А в чем дело?

Марина трясет головой, и, не отнимая ладони, говорит.

— Ни в чём!

Вновь сгибается, держась за живот.

Когда они остались вдвоём, Хейс спросила.

— Марина, а твой родственник-адмирал что о войне думает.

— Ты слышала. Только он куда хлеще выражается. Я ему верю.

Вместо трёх знаменитостей прибавилось две. Одна с устойчивым знаком «плюс», а другая — «плюс» и «минус» в ней самым причудливым образом уживались. А Эрида по причине застенчивости и некоторой странности в поведении знаменитостью быть не может.

Через несколько дней война напомнила о себе. Неожиданно по школьному радио объявили, что ученицу вызывают к директору. Фамилия мало кому знакома. Те, кто знает её чуть лучше, тоже понять ничего не могут — девочка тихоня, учится средне, к проказам вовсе не склонна.

— Что же такого она натворила? — неизвестно у кого поинтересовалась Софи.

— Надеюсь, за это её выгонят, — сказала Яздункотта, уже несколько дней оттирающаяся вокруг Софи в безуспешных попытках втереться к ней в доверие. Яздункотта усиленно демонстрирует, как она презирает всех, не принадлежащих к Великим Домам хотя бы младшего ранга. Если она этим на Софи впечатление произвести хочет — то вряд ли многого добьется.

Идёт та девочка. Поддерживаемая под руки. Заплаканная.

— Что случилось? — спросила Софи.

Главный староста хмуро бросает через плечо.

— Отца её. Убили.

— Пушечное мясо, — презрительно выцеживает Яздункотта.

Глаза Софи превратились в щелочки. Рука сжимается в кулак. Яздункотта не знает, что не только Марину учили рукопашному бою.

Проходившая мимо Хейс услышала.

— Так! «Отвратительно» по поведению за десять дней, — максимальное наказание, наложить которое в праве старосты, — и я немедленно подаю директору записку о вашем неподобающем поведении.

— Да я…

— Закрой рот, — сквозь зубы выцеживает Софи, — не то получишь по лицу. От меня. Он был солдатом, мой отец главком. Но они оба одно дело делали — в том числе, и тебя, дуру, защищали. Ещё раз услышу подобное — просто убью. Говорю это как Истинный Чёрный Еггт. А пока, Хейс, если понадобится свидетель — можешь смело вызывать меня. Я мерзостей никому не прощаю.

— Но, Софи… — начала было Яздункотта.

— Заткнись! — резко прерывает Софи. Чувствует себя — словно к грязи какой-то прикоснулась. Почти поверила в то, что Яздункотта говорит про Хейс, какая она злая да нехорошая. А оказывается, вот так. Шаг навстречу. Чтобы ударить. По-настоящему.

Хейс оказывается между ними.

— Драки не будет, — резко говорит, чеканя фразы. Хотя чувствуется — сама бы с удовольствием врезала. Уж тихоней-то Хейс никто никогда не называл.

Яздункотта по стеночке, по стеночке отползает за угол.

Софи с вызовом смотрит на Хейс. Пусть в данной истории она права, но Софи не позабыла, что многие девочки из хороших семей про старосту говорят.

— Ты правильно поступила.

— Я всегда, и везде поступаю только правильно!

Хейс добродушно усмехается.

— Слышала такое выражение: никогда не говори никогда.

— Конечно!

— А знаешь, кто никогда не ошибается?

— Тот, кто не делает ничего!

— Верно.

Софи молчит. Почему-то расхотелось ей с Хейс ссориться. Похоже, Хейс из тех, кто в отличие от многих знакомых Софи, не получает удовольствия от делания людям гадостей.

— Марина сказала, что ты справедливая. Хотя и зазнайка, — сказала, словно оправдываясь. Будто Хейс могла знать, что про неё Софи думала совсем недавно.

— Кто бы о зазнайстве говорил.

— Марина.

— У неё просто желание выделиться. Возрастное. Пройдёт.

— Слышала бы она нас, наверняка бы сказала: «Сплетничаете обо мне, словно две старухи».

Хейс усмехнулась. Ей ещё не исполнилось семнадцати лет. Хотя она и куда взрослее выглядит.

К некоторому удивлению Марины, мирренская пресса по прежнему поступает в школу, разве что с задержкой в несколько дней, а в случае с журналами в ярких обложках — на десятидневье — полтора. Ещё больше удивило Марину отсутствие на газетах и журналах следов от ножниц военных цензоров. Марина много читала о Первой войне, и упоминания об изрезанных письмах, или газетах с белыми пятнами вместо статей встречались в каждой второй книге, без разницы, писалась она на Севере или Юге материка.

Как поняла Марина по штемпелям, мирренская пресса поступает по дипломатическим каналам в посольства и консульства нейтральных стран, и уже оттуда попадает в школу.

Сейчас же газет с белыми пятнами нет, ради интереса попросила показать несколько писем с фронта. Там нашлось несколько вырезанных мест, но, судя по контексту, отец адресата — большой поклонник непечатной лексики, и именно наиболее цветастые выражения от ножниц и пострадали. Причем по тому же контексту, выражения относились в основном, к мирренскому императору, его родне до десятого колена, лошадям, кошкам и собакам, а так же гнусным действиям, которые автор намеревался с ним произвести в случае поимки.

Веселее всего было читать отчеты о заседании мирренского парламента. Конечно, скандалов, ругани, а то и прямого мордобоя и у грэдов хватает. Но что бы один депутат прямо на заседании застрелил другого по какому-то национальному вопросу — до такого не доходило. В нагрузку, фракция, куда входил убийца, его полностью поддержала, заявив, что он действовал «одержимый праведным гневом против оскорбления Святой веры». Марина решительно не понимает, почему поклонники расписанных (зачастую довольно плохо) досок, вдруг начинают убивать поклонников досок, расписанных по-иному.

А убийцу, вместо того, чтобы отправить в знаменитую тюрьму Чёрного форта, объявляют каким-то «Столпом веры». Суд все же начался, но война вытеснила эту новость с первых страниц. Марине все-таки хотелось узнать, чем дело кончится.

Но после военных новостей почему-то пошли не столичные новости, а что-то из рубрики «В стане врага».

До войны мирренские статьи, описывавшие что-либо из происходившего у грэдов, Марина всегда пропускала. Сордар как-то раз сказал про мирренских журналистов, анализирующих события в грэдской империи. «Иногда даже стыдно за соотечественников матери: пишущие такой бред про других в первую очередь выставляют идиотами себя. Как человек, видевший грэдские корабли только на картинках, может судить о взаимоотношениях на нижних палубах? Этот деятель даже из своих кораблей ни на одном никогда не был, а берётся судить о том, что на наших происходит! Кстати, почти все известные широким массам ученые — „специалисты по грэдскому вопросу“ — элементарно нашего языка не знают! А о наших проблемах рассуждать берутся!»

Фигуры в каких-то балахонах, склонившиеся над полевыми растениями.

Заголовок статьи гласит: «Детское рабство». Марина и не знала, что грэдская военная мощь создается рабским трудом сотен миллионов заключенных, включая детей. Оказывается, даже учащиеся даже престижных учебных заведений должны несколько часов в день отработать на заводе или в поле. (Для учащихся обычных школ рабочий день вообще не нормирован) Пишется и о неких специальных услугах, оказываемых старшими ученицами солдатам и офицерам. С возмущением и праведным гневом сообщается, что к оказанию «специальных услуг» девочек начинают принуждать с двенадцати-тринадцати лет, а то и с более раннего возраста.

«Вы хотите подобной судьбы для своих детей?» — вопрошал читателя автор статьи.

Полевые работы идут в любых погодных условиях, при самом скудном пайке. Рацион приведен. Почему-то рис с кусочками сырой рыбы должен вызвать особый ужас читателей. Марина ничего ужасного не увидела «Приморский рис» довольно распространенное блюдо. Бывает, и за императорским столом подается. Есть надо палочками, обмакивая в острый соевый соус, острую зеленую горчицу и заедая имбирем. Саргон, и особенно императрица, приморскую кухню не жалуют, но Сордар, наоборот, очень любит. Тем более, что самой древней, традиционной грэдской кухней является Приморская, и рис, рыба, водоросли, а так же все остальные морские обитатели — её основные компоненты. Слово «хлеб» в старогрэдском означает «рисовая лепешка» или «рисовый шарик», а не «изделие изо ржи или пшеницы». На мирренский слово «рис» дословно переводится как «грэдское зерно».

Насчёт размера пайков сказать Марина ничего не может, а вот высказывания вроде «Я только раз в десятку так наедался, как здесь каждый день!» слышать приходилось, в начале учебного года так почти каждый день. Недавно был праздничный обед по случаю дня рождения Сордара III. Все почему-то были в восторге, Марина же не заметила ничего особенного: черепаховый суп у Кэретты и в обычные дни подают, а уж по праздникам тем более. Ну а черная икра Марине с детства приелась. Да и блюда украшать материнские повара умеют лучше.

О том, в каких нечеловеческих условиях работают несчастные дети, писанина разведена на несколько страниц. В нескольких местах повторено, что даже учащиеся знаменитой школы имени Сордара V не освобождены от трудовой и прочих повинностей. Марине очень бы хотелось узнать, где находится столь ужасное учебное заведение, и года правления императора Сордара V. Она помнит даты правления всех грэдских властителей, начиная с Года Высадки. Но вот что-то Сордара V там нет, да и четвертого не наблюдается. Видимо, автор или авторы публикации, решив, что раз у них было восемь императоров, носивших имя Сордар (правда, один из них нынешней династией считается узурпатором), то и у грэдов штук пять всяко было, а школьный учебник истории просмотреть лень.

Ещё раз посмотрела на подписи под фото. Нет, конечно, несколько опытных полей и сад в школе имеются, и ряд личностей, помешанных на ботанике и агротехнике, там регулярно копается. Но объявлять это «всеобщей трудовой повинностью для детей с десятилетнего возраста»…

Марина страшно расхохоталась и не могла уняться несколько минут. По причине раннего утра в читальном зале был только библиотекарь, уже успевший прочесть этот журнал. Он и сам над статьёй хохотал не меньше. Так что он ничему не удивился.

Марина теперь поняла, почему Безопасность не препятствует распространению мирренских изданий. Если пропаганда врага ничего, кроме здорового смеха, не вызывает…

— Прочитала статью? — поинтересовался библиотекарь, когда Марина сдавала журнал.

Марина ещё пребывает под впечатлением, и то и дело хихикает, вспоминая то или иное место в статье. Поняв, что попытавшись что-то сказать, она только расхохочется, Марина кивнула.

— И что думаешь?

— Её надо на доске объявлений вывесить, что бы все прочли. Это… Это… — слов Марина так и не нашла, только в очередной раз хихикнула, махнув рукой.

— Я тоже так думаю; перевод уже почти закончен. Завтра вывешу.

— Всем расскажу! Пусть почитают.

Марине вспомнился старый разговор с Сордаром. Как раз о взглядах некоторых мирренов на воспитание.

Сордар показал фото: две деревянные планки, каждая с пятью отверстиями и кожаными ремешками, и попросил угадать, что это такое. Марина не смогла. «Ничего, я тоже в свое время бутылку бренди проиграл. Знакомый искренне потешался, утверждая, что я непременно должен знать, что это такое. Твоя версия о приспособлении для пыток недалека от истины. Такое ещё лет пятьдесят назад у мирренов надевалось на пальцы непослушным детям, воспитанного ребенка не должно быть ни видно, ни слышно. Он должен стоять прямо, руки за спиной. А если не получается — эта штука применяется. Надевается на пальцы, фиксируется на запястьях, раз — и руки за спиной связаны, а внешне все так чинно и прилично выглядит. Считалось, что способствует правильной осанке и помогает от вредных привычек. К тебе бы точно это применили».

«Это ещё почему?» — удивилась Марина.

«А кто ногти грызет постоянно? Смотри, некоторые лаки довольно ядовиты».

«Я ими не пользуюсь! И в те времена подобные предметы точно считались очень даже педагогичными».

«Угу. Тебе напомнить, хотя и сама, наверняка, знаешь, что как раз величайший мирренский педагог был принципиальным противником использования в школах розог и подобных штучек? Не забудь, он больше трехсот лет назад жил».

«Сам же говорил, что с годами только вино улучшается, а вовсе не люди».

«Марин, от твоего остроумия….»

«Повешенье в качестве наказания не применяется с 895 года!»

«Остроумная ты наша! Ты не забывай, колодки эти, в основном, в так называемых „хороших семьях“ и самых престижных мирренских школах практиковалось.

Люди, так издевающиеся над своими детьми, легко поверят, что на другом краю материка живут куда большие изверги», — с Сордаром не поймёшь, всерьёз он, или шутит.

К немалому разочарованию Марины, почти все заинтересовавшие её внешкольные занятия доступны только со второго года обучения. А самое интересное — так и с третьего. На первом полугодии из интересного — только стрельба из пневматических винтовок и пистолетов. Да и интерес довольно сомнительный.

На пневматические винтовки и пистолеты Марина смотрит без особого почтения. Она знает, что лет сто назад в войсках в небольшом количестве были мощные пневматические ружья, превосходившие по силе выстрела все остальные. Но было же это сто лет назад. А нынешняя пневматика — баловство, а не оружие. Только для развлечения и годятся. Дома пневматику Марина в руках почти не держала. Как-то раз привозили пистолеты с рукояткой причудливой формы, подготовленные для каких-то соревнований. Вот из них постреляла, и раскритиковала как раз рукоять.

«Сделано под руку, чуть побольше моей. Это не пистолет, а самое натуральное вредительство. „Конструктору“ на Севере самое место».

Саргон расхохотался так, что слёзы из глаз брызнули. Несколько незнакомых мужчин в гражданском сначала вежливо улыбались, а потом, когда император, не переставая хохотать со словами «На Север! Слышишь, на Север!» — несколько раз ткнул пальцем в одного из них, тоже принялись смеяться. Марина не поняла в чем тут дело, и хотела обидеться, раз про неё все забыли. Не прекращая смеяться, Саргон всё-таки объяснил. «Рукоять специально под женскую руку сделана. Потому и такого размера. Ох, заигралась ты со своим пулемётом!»

Но правила в школьном тире не Марина сочиняет. Да и винтовки с пистолетами тут помощнее уже известных Марине образцов.

Пришлось идти со всеми желающими. Она чувствует взгляды сверху вниз, но во взглядах только любопытство. Да кое-где затаенные надежды, что хоть на стрельбе нахальная маленькая зазнайка наконец-то обломается. Ну-ну, помечтайте.

Пистолет Марина не выбирала, взяла первый попавшийся. Для неё, словно специально, вывешивают новую мишень.

Первый выстрел — в «десятку».

— Не может быть, — шепотом говорит кто-то.

Марина открывает довольно тугой пистолет и протягивает руку за новой пулей.

10-10-9-10-9-10-10-10-9-10 — результат Марины из пневматического пистолета. Лучше всех новичков, да и получше многих, занимающихся не первый год.

Марина посматривает на стенд с настоящими пистолетами.

Тренер принял правильное решение, открыв стенд. Права пострелять из настоящего оружия удостаивается только Марина. Никто не спорит.

— Правила безопасности знаешь?

— Да. Оружие направлять только в сторону мишени; если заклинит — ничего не чинить самой, а немедленно звать вас…

— Как целиться, тебе, не нужно объяснять?

Марина кивает.

Тяжелый, мощный длинноствольный пистолет времен конца той войны. Оружие бойцов штурмовых групп. Пострелять из такого — мечта многих, пришедших сюда. Но, как давно известно, стрелять и попадать — вещи совершенно разные. Только Марине из таких пистолетов стрелять приходилось. Это чуть ли не любимое оружие Сордара. Да и Саргон иногда по мишеням постреливает, и Марине дает. Как-то странно он эти пистолеты называет — то ли «Мазеур», то ли «Маузер». Да ещё шутит, когда деревянная кобура на боку: «Почти комиссаром с Гражданской себя чувствуешь».

«А кто такие комиссары?»

«Вижу, библиотеку ты ещё не до конца прочла… В историческом отделе поищи, найдёшь».

Но Марину в тот день потянуло в оружейный отдел, а потом про комиссаров она забыла. Вспомнила только сейчас. Заодно всплыло в памяти, что некоторые военные ордена, вручаемые за храбрость, имеют степень «наградное оружие» — как раз похожий пистолет с орденом на рукоятке. Одна из самых редких наград. К Золотой Звезде приравнивается. Марина в тайне мечтает, что её когда-нибудь наградят таким пистолетом. А, может, ещё и Золотой Звездой. Наградой, какой пока, даже у Сордара нет.

Пули рвут бумагу. Марина стреляет со «взрослой» дистанции. Правда, она сама не знает, что дистанция «взрослая». Дома или с Сордаром всегда стреляла только с такой.

«Десятки» на мишени просто нет. Расстреляна Мариной в хлам. Дыра с излохмаченными краями — и всё, что от отметки «10» осталось. Кажется, из собравшихся, ещё никому не приходилось видеть такого стрелка. Чёрный берет Марины теперь всеми воспринимается совсем в ином свете.

— Ты и винтовкой так владеешь?

— Нет. Ей похуже. Лётчики и моряки винтовки не любят, а я у них училась. Но если дадите строенный крупнокалиберный пулемёт…

Кажется, кто-то застонал.

— Надеюсь, учившие тебя и из основного оружия стреляют не хуже.

— Узнаем скоро, — дипломатично ответила Марина, на деле ни секунды не сомневающаяся, что Сордар с одного залпа отправит на корм рыбам любой мирренский корабль.

Очередной урок истории начался с вопроса:

— Кто-нибудь из вас читает мирренскую прессу?

Взметнулась одна рука.

— Насчет вас, Херктерент, я и не сомневался… Хотелось бы знать, какую прессу вы не читаете.

В классе поднимается гомон.

— А ну тихо! Я ещё раз спрашиваю, кроме Херктерент, кто-нибудь ещё читал… вражеские газеты?

Гомон сменяется недоуменным перешептыванием. Много учеников занимаются мирренским в «сильных» группах, есть и несколько тех, для кого северный диалект мирренского — родной.

Признаться, что читаешь мирренскую прессу или слушаешь их передачи — долго от клички «шпион» или «белозадый» (так в ходе Первой войны называли сотрудничавших с мирренами) не отделаешься. Газеты тишком почитывают, в основном, ученики выпускного класса, не особо обращающие внимание, что там кричит мелкота. А вот мирренские передачи, особенно современной веселой музыки, полу подпольно слушают почти все.

Неуверенно поднимается рука, потом ещё несколько. Историк мысленно усмехается. Учеников, хорошо владеющих мирренским, минимум втрое больше.

— А теперь скажите, кто-нибудь, кроме Херктерент, читал хотя бы одну мирренскую книгу о начале той войны? Вижу пять, нет шесть человек. Не так уж и плохо. А теперь скажите, в чем разница в описании врага тогда и сейчас.

Молчание.

— А вы, Херктерент, что скажете?

Марина встает.

— Кроме обычных в таких случаях заявлений о защите Родины и отпоре агрессорам, было и ещё кое-что: в прошлом мы писали: «Остановим нашествие дикарей с юга!» миррены, в свою очередь, писали: «Отразим нашествие северных дикарей!». Прямо скажем, в начале той войны и мы, и они сильно недооценили друг друга.

Сейчас и у нас, и у них пишут несколько иное: «Мы воюем не с (впишите нужное слово) народом, а с кровавым (впишите нужный термин) режимом». Статьи настолько похожи, что простой заменой терминов и географических названий можно получить статьи, вышедшие на разных концах света. Разница между той и этой войной легко заметна — тогда противники воевали с народом друг друга, теперь же акцент делается на правительстве. Кроме чисто военных мер, в этот раз противники будут стремиться к стимулированию внутреннего разлада в лагере врага, что должно способствовать развитию беспорядков, могущих привести к смене формы правления, и приходу к власти не желающих вести боевые действия сил.

Подводя итог, — Марина слегка повышает голос, а её обычный тон не захочешь — услышишь, — врагов сейчас полно, и неизвестно какие — внешние или внутренние — страшнее. Внешний — он там, за нейтральной полосой. А внутренний — его не сразу распознаешь. Он может быть где угодно, он может быть рядом с тобой. Он может быть совсем не тем, кем кажется на первый взгляд. И твоя задача — найти его и уничтожить. Учтите — лидер врага сказал: «Лучше всего добиваться явных целей неявными методами!»

— Херктерент, блестяще! Не думаете о политической карьере в будущем? А остальные — всерьёз подумайте о сказанном. И о том, какие действия служат на пользу врагу.

Почему-то мирренские передачи стали слушать значительно меньше.

Просмотр фронтовых хроник не обязателен, но пустующих мест в зале не бывает. Мальчишки спорят о типах показанной техники. Зачастую к ним присоединяются обе Херктерент. Вскоре Софи прослыла признанным экспертом по самолётам, а Марина — по танкам. Если заходит речь о флоте, то сестер стараются развести подальше друг от друга. Сам факт их участия в почти настоящем боевом походе поднял до немыслимых высот мнение и той, и другой относительно собственных познаний в морском деле. А что собой представляют перепалки Херктерент, все уже очень хорошо уяснили.

Как-то раз посреди сеанса раздался радостный вопль «Папа!!!» — девочка увидела на одном из кадров отца — усталого, но вполне живого и здорового артиллериста. Марина и Софи помалкивают — их отца в хронике показывают на несколько порядков чаще, мелькал в кадрах и Сордар.

Фронты качались, иногда с амплитудой до нескольких сот километров. Амплитуда уменьшалась с каждым днём. Вскоре ломанная красная линия на огромной карте в холле школы застыла в нервном напряжении. Идут дни, месяцы, а линия лишь чуть подрагивает, словно живая. Новости по-прежнему в стиле первых дней, будто армия уже у ворот мирренской столицы. Приемники никто не конфискует (при наличии в одном месте такого количества юных радиолюбителей это просто бесполезно) так что идёт полу подпольное прослушивание мирренских передач. Тоже крайне мало интересного, сводки столь же парадные. Хотя до грэдской столицы мирренам не близко.

Жизнь школы постепенно вернулась в обычную колею. Об идущей войне напоминает только карта. Да разговоры на переменах.

Провели несколько учений по воздушной тревоге. Учения нравятся многим — из-за них отменяют уроки. Хотя бежать до убежища в противогазе довольно утомительно, особенно, если накануне при сборке этого противогаза откуда-то взялись лишние детали.

К некоторому удивлению Хейс, лучше всего со сборкой — разборкой противогаза и его надеванием справлялась младшая Херктерент. Её явно огорчает, что надевание противогаза происходит в классе, а не в тренажерном комплексе с использованием слезоточивого газа. Включая обязательное десятиминутное сидение в заполненном газом помещении. Старшая Херктерент тоже в числе лучших. Хуже всех — Эрида Эроин, ну это-то результат ожидаемый. Она бы и дольше возилась, не помоги ей Марина.

Перед войной в школе планировали создать аэроклуб. Успели построить ангар, привезли и собрали учебный истребитель. Лет десять назад изящный, почти без подкосов и расчалок, с шасси в обтекателях и четырьмя пулемётами, биплан считался лучшим в мире истребителем. Практически не участвуя в боях (колониальные драчки не в счёт), машины прослужили в первой линии шесть лет (это в то время, когда самолёты устаревали за год-полтора) и по сегодняшний день широко применялись в качестве учебных. Кроме всего прочего, машина славилась простотой в эксплуатации и лёгкостью в управлении. Школьные энтузиасты авиации достаточно быстро установили (попутно открутив некоторые детали) что к полётам машина не пригодна. И забыли про него.

Софи часто забирается в ангар. Ходит вокруг самолёта. Сидит в кабине, глядя, как реагируют на движение ручки элероны. Стоя у ангара, подолгу мечтательно смотрит в небо.

Ночью всех разбудил жуткий вой сирен воздушной тревоги.

— Что это? Учения? О них же всегда заранее предупреждают!

— Бомбить столицу будут, — невозмутимо сказала всезнающая Херктерент, — вон, кроме школьных, сирены установленные ГО, воют, школьные только дублируют их сигнал. Значит, всё по-настоящему.

Чуть ли не впервые на неё никто не огрызнулся.

В отличие от многих, Марина полностью одета, даже берет присутствует, через плечо сумка с противогазом и аптечкой. У Хейс на боку такая же сумка. На другом плече — сумка с большой аптечкой. На груди — фонарь — «невидимка». Рядом — короб с трубкой и антенной — портативная рация, выданная всем старостам в конце лета. До сегодняшней ночи с рацией постоянно ходил только помешанный на радиотехнике Ярн.

— Три минуты на сборы! Всем построиться! Идём в бомбоубежище.

Бомбоубежища построены из расчета одно на два корпуса. Толкотни и беспорядка нет, да и быть не может — Ленн и Хейс в одном месте, да обе «при исполнении».

— Все здесь?

— Младшей Херктерент нету.

Ленн и Хейс переглядываются. Момент, когда самая глубокая личная неприязнь становится неуместной. По правилам, обеим им следует идти искать Марину. И по тем же правилам, один из старост должен находиться в убежище.

Софи демонстративно зевает, берет два свернутых одеяла, забирается на лавку, одно укладывает в качестве подушки, и говорит, натягивая на голову второе:

— Как хотите, а я спать буду, разбудите, если кого-то с чёрным чувством юмора бомбой пришибёт.

— Я пойду, поищу её, — говорит Хейс.

В прошлом году вся школа говорила: «Спорить с Хейс бесполезно». Теперь говорят — «Что с Херктерентами, что с Хейс не поспоришь».

Почти все окна затемнены.

Поиски решила начать с крыши главного корпуса — до самого высокого места школы — башни старинной обсерватории Сордара, слишком долго бежать, а Херктерент ненавидит тратить время неизвестно на что.

Ну, так и есть — дверь на винтовую лестницу открыта.

Хейс выглядывает из окна башенки. Сидящий силуэт на гребне крыши виден четко.

Щелкнула тумблером рации. Ленн отзывается сразу. Голос даже слегка испуган.

— Как дела?

— Я нашла её. Всё в порядке.

Ленн отключилась.

Пока соображала, как бы поаккуратней окликнуть, чтобы не напугать, с гребня крыши раздался такой знакомый голос.

— Кто там ещё смелый? Лезь сюда, вместе поглядим.

Хейс полезла. Херктерент бесстрашна, и для неё авторитетом может быть только тот, кто способен делать то же, что и она. Да и сама Хейс пару лет назад любила на крыше посиживать. Правда, не столь «романтическими» ночами.

— Так и знала, что это ты, Сонька ведь трусиха, а Ленн — дура.

При всей нелюбви к Ленн, о её интеллектуальном потенциале Хейс более высокого мнения.

Марина убирает от глаз громадный бинокль.

— Ночного видения. Брат подарил. Не знала, что в такой ситуации пригодится.

Снова смотрит в сторону столицы.

— Хочешь, глянь, — протягивает бинокль, — пожары, похоже, в Юго-Западном районе. Зенитки бьют — отсюда видно. Красота!

— Марина, там сейчас гибнут люди.

— Это война, — просто отвечает девочка, не отрываясь от бинокля; заворожено шепчет: — Как огонь, смертельно опасно, но так завораживает…

Красноватые всполохи в небесах, тоненькие лучики прожекторов, грохот, похожий на отдаленную грозу.

— Слезать не думаешь?

— Нет. Скоро всё кончится. Бомбёжка не бывает долгой.

— Неужели тебе не страшно?

— Немного. Я знала, что они придут.

— Откуда?

— Отец. Я знаю — о производстве тяжелых зениток, разработке РЛС и постройке перехватчиков докладывали непосредственно ему. Он очень злился, если это не выполнялось в срок, и кого-то отдал за это под суд. Он даже с мамой из-за башен поругался.

Хейс тоже не могла понять назначение огромных бетонных коробов, утыканных зенитками, тут и там появлявшихся в столице. В своем непонимании она не одинока- многие деятели культуры возражают против построек, «уродующих исторический облик столицы».

Они даже подали прошение на имя императрицы.

— Какой-то там исторический дом снесли, да сад вырубили, чтобы башню построить. Мама хотела, чтобы этого не делали — мол, нарушится панорама Заречного района. Отец сказал: «Мне наплевать на живописные виды — я знаю одно — будь я командующим мирренскими ВВС, и планируй налет на столицу, обязательно бы пустил часть машин с этого направления — там слишком много заводов. Что верещит культурное общество — мне наплевать. Миррены будут бомбить столицу. Остальное меня не волнует.» Потом они просто ругались. — Марина грустно вздыхает.

«Выходит, не так уж и весело быть принцессой», — думает Хейс.

Что-то с утробным гудением, выбрасывая пламя, словно сказочное чудовище, пронеслось над школой. Марина, не отрываясь, следит в бинокль. Вскакивает, провожая окулярами удаляющейся силуэт. Хейс стоит рядом. Бесстрашие, оказывается, заразно.

— Наши подшибли! — со смесью восторга и ужаса выдыхает Марина. — На нашем поле брякнется! Гардэ!

Радостно подпрыгивает, срывает берет, и подкидывает в воздух.

— Гардэ!

Хейс смотрит в лицо Марины. Видит только искреннюю радость, да глуповатую улыбку. Подозревает, что и сама так же глупо улыбается. «Гардэ!» только что вместе орали. Что-то от древних времен, от стихийной радости первобытных людей, вместе убивших опасного зверя, объединяет их.

А Хейс придумала, как согнать неугомонную Херктерент с крыши. Скоро дадут отбой, все окажутся во дворе, а Херктерент ни за что не откажет себе в удовольствии побыть в центре всеобщего внимания. Благо, пожарных вряд ли будут вызывать — у них и без Херктерент сегодня работы предостаточно.

— Надо сообщить в местную ПВО…

— Дык, в чем дело, — Марина кивает на рацию.

— Не настроена на их частоту. Надо спуститься, и позвонить.

— Ну, так пошли.

Только теперь вновь взвыли сирены, и металлический голос объявляет об отмене воздушной тревоги.

Словно мёртвый дракон, на поле лежит туша бомбардировщика. Чёрный весь. Страшный. Война впервые вот так, вблизи взглянула им в лицо. Винты погнуты, за тушей тянутся три словно вспаханные борозды. Центральная — от фюзеляжа, две боковые оставлены массивными обтекателями стоек шасси.

— Что с ним произошло? — шепотом спрашивает Марина.

Софи так же тихо отвечает.

— Думаю, подбили зенитки, видишь — вон тот мотор горел. И хвостовая турель разбита. У них есть система аварийного сброса топлива. Сбросили топливо, выпрыгнули, но машина не упала, а стала планировать.

— С чего ты взяла, что они сбросили топливо?

— Это же «стратег»… Даже без экипажа, он бы очень далеко ушел от столицы. А он вот тут… Похоже, чистый ночной бомбардировщик, потому и в чёрный цвет выкрашен. Даже знаки, смотри, вон какие маленькие.

В оцеплении стоят курсанты авиационного училища. Старшеклассники узнают некоторых — прошлый и позапрошлые выпуски школы.

Вскоре приехали инженеры Института военной авиации. Бомбардировщик — один из символов мирренских ВВС. Теперь представилась возможность изучить образец поближе. Из сбитых в ту ночь машин, севший на поле за школой, оказался наименее повреждённым.

Машину затянули маскировочными сетями и несколько дней работали.

Потом прибыл целый строительный батальон.

За несколько часов настелили ячеистое металлическое аэродромное покрытие. Освобожденный от маскировки бомбардировщик стоит на шасси. Горевший мотор заменён целым, снятым с другой сбитой машины. Разбитая турель снята. На бортах нанесены грэдские знаки значительно крупнее обычных.

За ограждение не удалось пробраться даже неугомонной Марине.

В газетах написали о коварном враге, десятках сбитых самолетов. Мирренское радио не замедлило сообщить о полном уничтожении столичной промышленности и разрушении «нескольких важных военных объектов». На деле все оказалось несколько иначе. В школу попал последний номер не то, чтобы секретного, но в продажу не поступающего «Вестника ПВО». Журнал за пару дней зачитан до дыр.

В налете участвовало свыше ста пятидесяти машин. По данным разведки, несколько машин вернулись, не долетев до линии фронта. Перелетели на участке, где мало грэдских радаров. Вместо наиболее угрожаемого южного направления, прошли над лесными массивами и атаковали с северо-востока. Это было умно — но миррены не знали о запуске двух новых РЛС, контролирующих это направление. Воздушную тревогу объявили вовремя. В небо поднялись как новые истребители с бортовыми РЛС, так и более старые без них, но зато с летчиками, имевшими по много сотен часов ночных полетов и обладавшими «кошачьими» глазами. Взлетели и летающие прожекторы. Миррены шли без истребительного прикрытия — даже их тяжелые истребители не обладают нужной дальностью. В боях с истребителями было сбито тридцать семь машин, на двадцать пять претендовали зенитчики. Причину гибели десяти точно установить не удалось. Ещё пятнадцать не дотянули до линии фронта.

Самолет Марины (в статье приведены номера и обозначения всех бомбардировщиков, а буквенный код на хвосте Марина запомнила) оказался из числа подбитых зенитным огнём.

Налёт на столицу — бой из тех, что каждая сторона объявляет своей победой.

За посиделки на крыше Марину на месяц лишили права покидать школу по выходным. Чем её не сильно огорчили — библиотека школы ничем не хуже императорской. А в чем-то (по мнению Марины) даже лучше — позволяют брать какие угодно книги и не говорят «Это тебе ещё рано». А уж если учесть, что с точки зрения мальчишек Марина теперь почти кавалер Золотой Звезды, то все отлично. Если не считать заговорщических искорок в глазах Софи.

Как-то раз на выходных, отправляясь в столицу, Софи уж больно ядовито посмотрела и ухмыльнулась попавшейся на дороге Марине.

Софи вернулась точно вовремя. Чем-то очень сильно довольная. Проходя мимо Марины, не сдержалась от повторной победоносной ухмылки. Марина без колебаний ответила неприличным жестом. За почти пол суток достойный ответ вполне придумался. Софи в ответ ухмыльнулась ещё более нагло.

Марина, пожав плечами, отправилась спать. Что-то Софи явно замыслила, а предугадывать её ходы Марина так и не выучилась. Равно как и с ходу на них отвечать.

Эрида неторопливо идёт по аллее.

Один замок ранца не застёгнут.

Если другие чудят намеренно, то у Эриды всё как-то само собой получается. Сегодня Эрида верна себе. На грудь слева свешивается заплетенная косичка, перехваченная заколкой с несколькими крупными жемчужинами, справа — перетянутая обыкновенной резинкой, на спине хвост, небрежно перехваченный примерно посередине свитым в кольцо ожерельем.

Марина слегка дергает за не застегнутую лямку.

Эрида оборачивается.

Приветливо улыбнулась.

— Привет, Марина. Ты не знаешь, где Софи такие интересные очки взяла?

— Софи? Очки? — удивилась Марина, — остротой зрения сестра легко может поспорить с рысью.

— Ну да. Очки такие необыкновенные. Я хотела у неё спросить, но там было столько народу, и я побоялась.

— А белой трости у неё не было?

— Нет, — ответила Эрида, не заметив подвоха.

Софи. Вид сзади. На волосах — кожаный ремень.

Поворачивается. Очки словно у пилота времен Первой войны. Сами по себе предмет гордости обладателей и зависти всех остальных. Большей редкостью слывут только береты морпехов. Но очки Софи с красными стеклами.

Поправляет небрежным жестом. Обворожительно улыбается улыбкой победителя. Марина мысленно застонала. Сестренка уела её с потрохами.

Подобные очки носят пилоты ночных истребителей. Надевают за несколько часов перед вылетом, что бы лучше видеть в темноте. Раздобыть подобную редкость куда сложнее, чем берет морпеха.

А Софи ещё демонстративно глянула на «часики». Пилотские, здоровенные, со светящимися стрелками и двумя циферблатами — обычным и маленьким, фиксирующим время полета. В комплекте с очками получилась воистину гремучая смесь.

Звезда черного берета с серебряным черепом покатилась к закату.

Марина об очках сестренки забыла на следующий день. О поражениях никто вспоминать не любит.

Если Софи что-то надела — значит, это обязательно модно, и современно. В течение нескольких дней похожие очки (только с обычными стеклами) появились практически у всех девочек, чьи родственники имели хоть какое-то отношение к авиации.

Другие не хотели отставать. Вскоре чуть ли не три четверти девочек в школе стали носить очки. Кто какие смог раздобыть. Особой популярностью пользуются круглые пилотские и слесарные (тоже круглые, к тому же, легкодоступные) Встречаются старые шоферские, танковые, сварочные с синими стеклами, даже решетчатые, используемые при глазных заболеваниях.

Сама Софи в очках почти не ходит — так, наденет иногда вечерком.

Зато все остальные ходят в очках постоянно. Софи не привыкать быть законодательницей мод в стенах школы. Но моду на откровенно бредовую деталь костюма ей удалось ввести впервые.

Преподаватели реагируют с иронией — знают, что с подобного рода эпидемией моды на что-нибудь бороться бесполезно.

Как-то утром, зайдя к Эриде, Софи увидела на столике у кровати среди привычной кучи вещей различной ценности и нужности овальный ящичек красной кожи с золотым узором. Ящичек открыт. Изнутри отделан лиловым бархатом. Судя по размеру гнезда, в нем могли быть только очки.

Эрида выбредает из ванной. Нечесаная, в волочащемся по полу мужском халате. Голова наклонена, волосы закрывают лицо.

— Эр! — окликает Софи.

Та останавливается. Резко взмахнув головой, откидывает волосы за спину.

— Ой! — сказала Софи, невольно отступив на шаг.

Вместо привычного разноцветного взгляда на неё смотрят два огромных золотистого цвета обода. Внутри каждого — разноцветные сегменты диафрагмы. По бокам ободов какие-то маленькие ручки.

— Ой! — отвечает Эрида, вскидывая руки к вискам. Диафрагма слева с жужжанием раскрывается. Глаз за ней прищурен. Правая диафрагма раскрывается, закрывается левая. Затем резко распахиваются обе. Очки сделаны по типу пилотских, кожаный ремень охватывает голову.

Эрида щуря один глаз, пытается разглядеть, кто перед ней.

— Привет Софи!

Поворачивается, и подойдя к столику, начинает что-то выискивать. На пол падает и укатывается под кровать кедровая шишка. Вслед за ней — карандаш. Потом — помада. За цепочку Эрида вытаскивает монокль. Подходит к зеркалу. Склонив голову, щелкает переключателем на «оправе». Не с первой попытки вставляет монокль в прорезь оправы, щелкнув ручкой, возвращается к столику. Продолжает раскопки. Падает футляр от монокля. Затем — сразу пяток карандашей. На них — мягкая игрушка. За оправу Эрида вытаскивает второй монокль. Отточенным движением вставляет в прорезь с другой стороны. Вздыхает.

Поворачивается к Софи. Та уже забыла, зачем пришла. Эрида не стремится никого удивлять. Но «ты глянь, что эта чокнутая опять с собой сделала» в коридорах школы можно услышать почти ежедневно.

— Что это?

— Где?

Софи показывает пальцем.

Эрида резко оборачивается, словно искомый объект находит у неё за спиной. Путается в полах халата, и чуть не падает. Снова оборачивается к Софи.

Опять цветные диафрагмы, только на этот раз с каждой стороны почти на грудь свешиваются золотые цепочки. В центре каждой диафрагмы — маленькое отверстие. По губам видно — Эрида обижена, и не понимает, зачем Софи над ней шутит.

— Зачем тебе эти… очки?

— Ах, очки…

Софи кивает.

Эрида повторяет её жест.

Диафрагмы распахиваются полностью. Эрида торопливо чем-то щелкает на оправе.

— Правда, они занятные?

— Да… Более чем. Так зачем они тебе понадобились?

— Все ходят. Хотя и неудобно. Мне вот тоже захотелось чего-нибудь красивого. Нарисовала эскиз, дома показала папе, он обещал отдать мастеру. Вот, вчера прислали с посыльным.

— Ты в них что, спала?

— Ну да, вчера померила, и они мне понравились. В них так занятно.

— И ты будешь в них ходить?

Эрида щёлкнула одной диафрагмой.

— Ну да. Что бы я ни надела, всё равно все смеются. За спиной, но я-то знаю. Почему-то считают меня глупой.

Щелчок второй диафрагмы. Сегменты застывают в полузакрытом состоянии.

— Они не сломались? — с затаенной надеждой спрашивает Софи. Вещь, подтверждающую славу школьной сумасшедшей лучше, чем эти очки, придумать сложно. А Софи уже не раз приходилось отвечать на вопрос: «Как ты можешь общаться с этой чокнутой?» Если личностям вроде Ленн достаточно ответа «она нашего круга», то для не столь спесивых приходится придумывать более занятные варианты. Разубеждать учеников в ненормальности Эриды Софи уже перестала — поняла — бесполезно. А Эрида, что ни день, то новый повод представит, что бы её все на голову больной считали.

«Интересно, что бы было, надень я подобную конструкцию? — подумала Софи, и тут же сама себе ответила: — Все сочли бы это безумно модной и оригинальной вещичкой. И наверняка, мастерская, где это сделали, получила бы ещё несколько десятков заказов».

Эрида сбрасывает халат. Софи не слишком удивилась, обнаружив что костюм Эриды состоит только из черных тапочек без задников с огромными пушистыми помпонами. Софи косится на дверь. Ключ торчит в замке, и похоже, никогда оттуда не вынимался.

— Оделась бы хоть.

— Так тепло ведь, — просто отвечает Эрида.

Софи бочком отодвигается к двери. Эрида обводит взглядом комнату.

— Ага, вот она, — говорит и нагнувшись лезет под стол.

Софи торопливо поворачивает ключ в замке.

Эрида выбирается из-под стола. В руке — большая серьга в виде листика.

— Эр, может ты всё-таки оденешься?

— А зачем?

— Потому что, — начала было Софи и осеклась. Разумных доводов не тему того, почему человек не может ходить у себя в комнате без одежды, на ум как-то не приходит.

— Раздевайся тоже.

— Зачем это? — Софи своего тела не стыдиться совершенно, частенько вертится перед зеркалом, но людей предпочитает шокировать покроем купальников, а не отсутствием оных.

— Хочу нарисовать тебя голой. Попробовала себя — знаешь, понравилось, можешь вон в той папке глянуть.

Художественные способности Эриды много выше средних. До уровня Софи ей далековато, но прочих учеников превосходит на голову.

Несколько листов выполнены гуашью. С цветопередачей у Эриды всегда было хорошо.

— Ты их никому не показывала?

— Нет, только Марине.

Секреты Эриды Марина хранит, как свои собственные и даже лучше. Софи неоднократно рисовала классические скульптуры. Почему бы не попробовать с живой моделью?

— И как именно ты меня хотела изобразить?

— На фоне окна. Вполоборота. И волосы распусти обязательно.

Софи расстегивает платье.

— Ой, ты совсем как взрослая, — удивленно говорит Эрида, увидев черное кружевное белье Софи.

Та с усмешкой отстегивает зажимы чулок.

С небрежным кокетством изящным взмахом ножки откидывает трусики.

— Жаль, я не скульптор! — восторженно выдыхает Эрида.

Софи довольно проводит руками по телу, приподняв небольшие, но уже неплохо развитые, грудки. У Эриды у сосков ещё только-только намечаются припухлости, а у Марины вообще ещё ничего нет.

Эрида осторожно касается руки Софи. Говорит почему-то шепотом.

— Всегда завидовала, какая у тебя удивительно белая кожа.

Сделав несколько набросков, Эрида говорит:

— Знаешь, что-то не то. Надо, что бы у тебя было что-то в руках. Шарф или платок.

Из шкафа вытаскивают один из чемоданов Эриды.

Видно, что хозяйка собирала вещи сама. Никто другой до подобного склада самых разных вещей в одном месте не додумался бы. Легкие платки соседствуют с меховыми муфтами, тут же целый ворох ремешков, поясков, несколько перчаток и футляров с украшениями, тут же присутствуют футляры с подзорной трубой и механическим калькулятором.

Если Херт не глядя, оплачивает все счета Эриды, то Саргон прямо запретил дочерям покупать вещи дороже определенной суммы (в первую очередь, запрет касается Софи). На шубу из норки хватит, а вот на усыпанную бриллиантами сумочку — нет. У Эриды такая сумочка есть, но валяется в дальнем углу шкафа, как что-то совершенно не нужное. Не исключено, что Эрида уже позабыть успела, что такая сумочка у неё есть. И это притом, что сумочка показалась безумно дорогой самой Кэретте!

Софи натягивает сетчатую полупрозрачную черную перчатку.

— Эр, где вторая?

— Вот.

Она вскакивает.

— Придумала!

Вытаскивает из ящика шкафа белое покрывало, бросает на кровать.

— Надевай вторую, потом свои чулки без пояска и ложись на живот. Смотри на меня, только не смейся. Такое сочетание черного и белого — должно получиться здорово.

Внимательно изучают рисунок. Изображенная лежащая обнаженная выглядит порочно-соблазнительно. Волосы чёрные, глаза подведены чёрным. Взгляд женщины, твердо знающей, в чем её главная сила.

— Интересно, что будет, если в коридоре повесить? Ты мне тут такой макияж изобразила, что не узнают.

— Провисит до первого мальчишки — упрет к себе, и будет, сама знаешь, чем заниматься. Ты заметила, в библиотеке разобрали почти все книги про художников, кто хоть раз писал ню?

— Теперь давай я тебя нарисую, — говорит Софи.

Эрида стоит у зеркала, оттянув ногу назад, словно балерина и набросив на плечи шаль.

— Сядь на подоконник. Держи шаль так, словно закрываешься от кого-то. Смотри смущенно.

— Так?

Глаза опущены, голова наклонена.

— Вот!

— Да ты тут меня совсем маленькой сделала!

Эрида на рисунке выглядит ребенком, застигнутым нагой в неудачный момент. На лице смешанное выражения испуга, смущения и какой-то непосредственной наивности.

Сравнивают оба рисунка.

— Хм, — с глубокомысленным видом изрекает Софи, встав в позу оратора и подняв к верху палец, — что интересно, типы, представленные на данных изображениях, по мнению многих мужчин, являются примерно одинаково привлекательными, как с эстетической, так и с… другой точки зрения.

Эрида запускает в неё подушку. Софи ловко уворачивается. Обе хохочут.

Такое впечатление, что содержимое шкафа Эриды бесконечно. Чехлы с шубами. Коробки с обувью. Яркие коробки с мирренскими надписями. Софи с интересом открывает одну из них и достает атласные балетные туфельки с лентами.

Разглядывает, примеряет к ноге.

— Ой, — удивляется Софи, пощупав жесткий носок.

— Что там?

— Он совсем твердый.

— А ты что хотела, это же пуанты.

— Настоящие балетные туфельки?

— Ну да. Мирренской фирмы в них выступают лучшие балерины мира, включая нашу Геллетт.

— По прозвищу Императрица?

— Ну да, её почти все так зовут.

Софи надевает туфельку (у неё с Эридой один размер).

— Эр, а зачем носок жесткий? Что бы фуэте делать можно было?

— Ну да, хотя пуанты уже давно так делают, раньше, чем фуэте придумали. Носок проклеен и проложен картоном, подошва проложена толстой картонной стелькой и подшита тонкой кожей. В этой мастерской есть даже выточенные из дерева специальные колодки- этакие скульптурные портреты стоп всех самых известных балерин, как наших, так и мирренских. Про пуанты этой мастерской говорят что их, в отличие от всех остальных, сразу надевать можно.

— А разве не так?

— Нет, конечно. Пуанты — это тебе не туфли от Теренн, в которых можно отправляться на бал, едва достав их из коробки.

Балерина сначала разбивает носок молотком, что бы был несколько помягче, потом колотит по стельке. Иногда стельку совсем выдирают. Подошву трет о терку, подпиливает самый кончик туфли, и прошивает эту дыру суровыми нитками — все это нужно, что бы не скользить по полу. Иногда, прежде чем надеть, туфли слегка мочат, что бы лучше сели по ноге. Ленты к туфлям балерина тоже зачастую пришивает сама.

Софи попыталась завязать ленту.

— Надо не так.

— А как?

— Смотри.

Судя по ловким движениям рук, обычно неуклюжей Эриды, пуанты она надевала частенько.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Так я года два балериной быть хотела. Все спектакли с Императрицей смотрела.

— Помню, я тебя несколько раз в ложе видела.

— Я просила отца отдать меня в Императорскую балетную школу. Он был не против. Императрица приезжала к нам. Меня смотрела. Я жутко боялась, но показывала ей всё, что могла. Отцу прямо сказала — балериной быть могу, но дальше второй солистки не поднимусь. Того, на что не хватает таланта, можно достичь упорной работой, а я известная лентяйка. К тому же, люблю покушать. И мне сразу разонравилось быть балериной. Не хочется быть второй.

— Я тоже второй быть не люблю. Слушай, а покажи что-нибудь! Ведь даже императрица сказала, что ты можешь быть не худшей балериной.

Эрида зачем-то перекручивает ожерелье так, чтобы оно, как пояс, болталось на талии.

Эрида резко вскидывает ногу почти на сто восемьдесят градусов. Обхватив ногу руками, стоит так несколько секунд. Усаживается на шпагат. Софи чуть рот от изумления не открыла.

— Ну и растяжка у тебя, Эр!

Эрида вскакивает. Делает два оборота, наклоняется вперед. Резко вскидывает вертикально вверх ногу. Руки заводит за спину.

— Во как я ещё могу!

Софи вскакивает.

Миг — и она в такой же позе.

Носом почти касается носа Эриды.

Обе смеются.

Встают нормально.

— Не знала, что ты такая гибкая.

— Это ещё что, ты Марины не видела, увидь её императрица — точно бы стала умолять Императора, что бы он её в балетное училище определил.

— С чего ты взяла?

— Я ей показывала, что могу, ей понравилось, и захотелось повторить. И у неё всё получилось. Я ей сказала про балет, а она ответила, что профессиональные балерины — самые дорогие проститутки страны, и что со времен Прошлого Правления, когда Императорская труппа была коллективным гаремом императорской семьи, изменились только посетители, но не характер борделя.

— Интересно, кто ей это сказал?

— Все, и никто. Она обожает делать неочевидные, но верные выводы из очевидных вещей. Она сказала: «Императрицу так зовут не из-за того, что она здорово танцует, а потому, что она с отцом дружила столь же близко, как Кэрдин в свое время».

Софи промолчала. Слухи и ей известны, и она, хотя и считает их правдивыми, предпочитает не говорить на подобные темы. Лучше перевести разговор на что-нибудь другое.

— Почему же ты на гимнастике чуть ли не последняя?

— Не знаю. Когда на меня люди смотрят, я как-то теряюсь. Мышцы словно деревенеют.

С усмешкой изучают отражение. На Эриде шляпка, очки, несколько длинных перепутанных жемчужных ожерелий, свешивающихся ниже пупка, и балетные туфельки.

У Софи бархотка на шее, ещё одна на середине бедра левой ноги, мехове боа через плечо.

Переглядываются.

— Правда, мы замечательные?

Обе хохочут.

— А теперь ты мне позируй: ложись на бок спиной ко мне.

Так и не одевшись, лежат на кровати, листая альбом репродукций.

— Представляешь, что будет, если эти рисунки найдут?

— А что может быть? Висит же в Императорском музее портрет Эоны Сордар. На ней тоже ничего нет, а ей лет десять — одиннадцать, не больше.

— Ты бы ещё служанок с фресок в старых мирренских гробницах вспомнила!

— Вообще — то, судя по ожерельям и прическам, там и принцессы изображены. Не вполне понимаю, почему изображение обнаженной женщины — искусство, а если нашей ровесницы — то у художника могут быть проблемы с законом.

— Ну, у Пархена проблем не было, хотя его изображения школьниц на пляже взбесили некоторых феминисток. Они даже привлечь за растление его хотели.

— Там всё было чисто, мне Кэрдин говорила, отцу, кстати, эти рисунки понравились, но он об этом сказал, только когда негласная проверка закончилась. Художник ему напомнил какого-то известного иллюстратора из другого мира.

На следующем листе как раз знаменитое изображение принцесс.

— А давай, как они оденемся?

— Так на них же и нет почти ничего.

— Не скажи, видишь, браслеты, косички.

Запасы косметики у Эр тоже превосходят все мыслимые пределы. У Софи куда меньше.

Первой принцессой решили сделать Эриду, как более смуглую. Софи заплетает ей множество косичек. Проводит стрелки около глаз. Берет помаду, обводит сосок Эриды. Та хихикнула.

— Щекотно!

Каждая надевает на предплечья по несколько браслетов.

Софи застегивает тоненький серебряный поясок.

Проходит на носках, ритмично покачивая бедрами. Звякают браслеты на запястьях и щиколотках.

— Смотри, я танцовщица.

Эрида торопливо делает набросок.

— А может, фото поделать, а потом уже с них рисовать? У меня цветная пленка есть.

— А кто проявлять будет?

— Я и буду.

— Ты сможешь?

— Конечно. Мне уже два года фотографией заниматься нравиться. Я даже как в старину, на стеклянные пластины фото делать умею. Реактивов целый ящик. Марина про них расспрашивала.

«Ой, мама!» — думает Софи.

— Смотри, если с этим фильтром, то фото будет такое коричнево-желтоватое, как в старину.

— Эр, у тебя мундштука часом нету?

— Мундштука… Не, нет, капитанская трубка была где-то.

Со шкафа стаскивают плюшевого тигра, по расцветке и выражению морды мало отличающегося от настоящего. Софи устраивается у него на спине. Костюм — только бусы и шляпка. Сначала сидит, потом укладывается и обнимает зверя.

— Если подретушировать чуток, — Эрида щелкает затвором, — то тигр совсем, как живой будет.

Эрида протягивает Софи фотоаппарат.

— А теперь ты сними меня. С мечом, как воительницу.

— У тебя, что, и меч есть?

— Конечно! А у тебя разве нет?

Софи промолчала. Прославленные Мечи Дины она видела только в витрине. «Ты не коснешься „Глаза Змеи“ до совершеннолетия!» — непривычно властным тоном сказала Кэретта Марине. Это было на одном из прошлых парадов. Чем-то он был важнее других, по крайней мере, на Кэретте была старинная портупея, и золотом и камнями сверкала на боку любимая рапира императрицы. Софи прекрасно знает — если Кэретта запретит что-либо одной из них — запрет распространяется и на другую.

— Есть… Но… Ты хочешь сказать, что он у тебя при себе!?

— Ну да, маминого рода. Так как она последней была, то он теперь мой.

— Посмотреть можно?

Кажется, столяр, изготовивший шкафы в комнате Эриды, знал способ делать мебель в четырех измерениях — иначе Софи не могла объяснить, как столько вещей можно разместить в столь небольшом объёме.

Эрида заходит в шкаф. Кажется, что она ушла куда-то далеко. Она и в самом деле задом вылезает совсем из другой дверцы. За портупею тащит меч. Мама дорогая! Здоровенный двуручник с клинком, пожалуй, подлиннее, чем рост хозяйки. А если ещё рукоять больше чем в полметра добавить…

— Ты его хоть поднимешь?

— Ну да.

С показной небрежностью Эрида закидывает меч на плечи. Обхватывает руками, словно мирренский наемник. Софи торопливо отщелкивает несколько кадров. Она-то видит, что рукоять меча пристегнута к ножнам, но с Эриды станется посмотреть, что это за загогулины у дужек.

А Эрида недолго думая… Отстегивает и отбрасывает ножны. Бр-р-р-р. Клинок откровенно жуткого вида. Мало того, что чудовищно длинный, так ещё и волнистый, только острие примерно на полметра прямое. Да ещё с небольшим отверстием. Сам клинок вороненый, узоры напоминают стекающую кровь, и чем-то красным выложены. Рукоять обтянута черной кожей. В оголовьях — драгоценные камни.

— Говорят, это меч знаменитого Рэнда. В свернувшейся змее некоторые видят его герб. Но я-то знаю — при первых Еггтах таких мечей не делали.

— Да ну? А меч Фьюкроста?

— Единичное исключение. Такие мечи широко употреблялись мирренскими наемниками лет 200 спустя. Говорят, бойцу с таким мечом полагалась двойная, а то и тройная плата. А взятого в плен тут же рубили на куски.

— А зачем отверстие?

— В него вворачиваются выставленные вперед крючья. Знаешь, есть такие кабаньи мечи — сам клинок тонкий, окончание широкое, в него вставляют крючья — кабан бывает, напоровшись на меч или копье, лезет дальше, что бы добраться до охотника. Для того и копья на кабанов с перекладинами делали.

Ставит меч и устраивается головой между рукоятью и крестовиной. Задумчивый взгляд устремлен куда-то за пределы мира. Волосы небрежно рассыпаны по спине. Страхолюдный меч и едва формирующаяся девушка. Смертельная опасность и трогательная беззащитность. Робость во взгляде, застенчивость в позе.

— Снимай!

В недрах шкафа обнаруживается и широченный пояс с металлическими заклепками и огромной пряжкой с оскаленной волчьей головой. Пояс — на талию, на ноги — красные сапоги до середины бедра на высоченном каблуке. По несколько браслетов на запястья и предплечья.

Эрида перехватывает меч. Теперь стоит, отведя ногу и обхватив рукоять. Взгляд — словно воительницы. Бесстрашной, самоуверенной, дерзкой и откровенной во всем. Ярко-красные соски вызывающе смотрят вперед.

Софи опускает фотоаппарат.

— Знаешь, Эр, что- то есть в таком сочетании нежного и невинного с чем-то смертельно опасным.

— Заметь, во всех случаях это всего лишь я. Перехватывает меч, встает в защитную стойку. Лезвие чуть не задевает потолок.

Страшноватая поверхность клинка в идеальном состоянии, лезвие бритвенной остроты.

— Кто тебе его точит?

— Он же мой. Никто. То есть, я сама.

Вот так Эрида!

Слегка поводит клинком.

— Я пробовала с ним упражняться. Думаю, со временем смогу неплохо им владеть.

— Не сомневаюсь. Но почему же ты обычно такая… неуклюжая?

— Я просто, боюсь людей, с ними так… неловко. Не понимаешь их души, и не знаешь, чего от них ждать. Мне неуютно, когда вокруг много людей.

Что верно, то верно — в начале года Эрида получала довольно много плохих оценок — на уроках она запиналась и путала самые простые вещи. При этом письменные работы зачастую писала лучше всех. В списывании Эриду не обвинишь — решает быстрее всех и первой сдает. Потом преподаватели разобрались. Плохие оценки у Эриды пропали полностью. Правда, ей стали давать несколько больше заданий, чем остальным.

Она задания перерабатывает, словно комбайн. У себя Эрида пишет лежа на полу. Тетрадь, книги. Взгляд сосредоточенный, лицо напряженное. Эрида похожа только сама на себя, но в такие моменты проскальзывают суровые отцовские черты. Но такой Эриду кроме Софи и Марины, мало кто видел. Для других — рассеяно глуповатая улыбка, разноцветный взгляд и яркие ленты в косах.

Софи знает — многие в школе болтают, что она из жалости помогает Эриде, и только потому (из-за письменных работ) «эту дуру» ещё не выгнали.

Только цель. Вокруг она не замечает ничего. Можно спросить что-нибудь — повернется, ответит, и тут же забудет, о чем её спрашивали. А потом сама может попытаться рассказать человеку, о чем её спрашивали.

«Ты же об этом говорила».

«Да? Я не помню…»- и не понимающе улыбнётся.

О наличии у Эр огнестрельного оружия Софи не стала спрашивать — как раз тот случай, когда меньше знаешь — крепче спишь. С Эр станется на просьбу вытащить из шкафа пулемёт с заряженной лентой. Ладно-то она сама никогда ничего не положенного не совершала. Но ходячую бомбу по имени Марина тоже не стоит недооценивать.

— Эр, а где ты свои реактивы держишь?

— Нигде. Я их Марине отдала.

Ответ на вопрос «зачем?» Софи известен — если человек, даже малознакомый, попросит у неё какую-либо вещь, а вещь на тот момент покажется ей ненужной — отдаст, и никогда не попросит назад. «Мне это было не нужно»- и весь ответ. Марину Эр считает другом — другу она и последнее отдать готова. «Ему нужнее».

— Себе только для цветной фотопленки оставила, а для черно-белой и школьных реактивов хватит.

Да уж, об огнестрельном оружии и лучше не спрашивать. Эрида и в самом деле… НЕЧТО!!! Впрочем, и соправитель тоже хорош!

— У тебя тушь потекла.

— Да ну?

— В зеркало глянь.

— Точно. Пошли в душ.

У Эриды и в ванной зеркало в полный рост. Взявшись за руки, разглядывают изображение.

Забираются в ванну.

Софи трёт спину Эриды, та блаженно щурится. Потом они меняются.

Смотрят в зеркало. Обе в мыльной пене.

Эрида взвизгивает, уворачиваясь от струи. Софи, озорничая, направляет струю ей на ягодицы. Эрида извивается, визг переходит чуть ли не в ультразвуковой диапазон. Софи хохочет.

— Эр, повернись!

Та поворачивается, закрывая руками низ живота. Софи направляет туда душ.

— Давай, давай, там ещё не помыли!

Эр вскидывает руки.

— Ой, щекотно.

Софи снова проводит душем, но уже осторожнее.

— Щекотно… И как-то странно…

— Приятно?

— Да.

Эрида прислоняется к стене. Ноги чуть подгибаются. Глаза полуприкрыты.

— Эр, тебе плохо?

— Да… То есть нет.

Софи направляет душ ей на лицо. Эрида с визгом закрывается руками.

Софи расслаблено лежит на развернутом полотенце. Блаженно улыбается. Эр расчёсывает влажные волосы.

— Так приятно, когда так делают. Как в любимом мамином «Салоне отдохновения».

— А где такой? Я что-то не слышала?

— В районе Поместий.

— Я там не была никогда.

— Так приезжай летом. Тебе понравится. Хотя… Такого бассейна, как у тебя, даже там нет.

— Ты про салон лучше расскажи. Что там делают?

— Красоту наводят.

— А зачем? Твоя же мама и так красивая.

— Сама не знаю. Но там всякие маски на лицо и тело делают. О некоторых лучше не знать, из чего именно. Ванны там с цветами и травами разными, массажи всякие. Операции даже старухам делают, чтобы кожа как у молодых была. Разрезают, жир выкачивают.

— Бр-р-р! Даже страшно.

— Там ещё массажистки из колоний есть. Хотя и взрослые, но росточком — даже Марина пониже будет. Есть и наоборот, рослые девушки черной расы. Они южанки на самом деле, но тоже, говорят, что из колоний. Хотя, на самом деле, мама, да и остальные, туда в основном поболтать да посплетничать ездят. Слушать их скучно.

— Как это Марина там взрыв никакой не устроила?

— А её туда мама не брала, да, думаю, и не возьмёт. С её-то любовью к химии, да штучками с душем.

— Какими?

— А она тебе разве не говорила?

— Нет.

— Понятно…

— Что?

— Да так, ничего хорошего…

— Ты к ней опять придираешься.

— Я — нет. Это она всюду лезет.

Кто-то сильно дёргает ручку двери. Раз, другой. Софи торопливо вскакивает, заворачиваясь в полотенце. Эрида, как и была, идёт открывать.

— Эр…

Та непонимающе оборачивается.

— Что?

— Но ты же…

— Чужие здесь не ходят.

Распахивает дверь. Внутрь вваливается Марина. Она, похоже, дверь ударом ноги высаживать собиралась. И с её, довольно тяжелыми ботинками, могло бы и получиться. Недоуменно озирается по сторонам, пытаясь сообразить, с чего это Эрида вдруг запираться стала.

Вид Эриды почему-то её не удивил, а вот на Софи в полотенце уставилась в стиле барана и новых ворот.

Софи не знает, что делать — то ли в полотенце поплотнее замотаться, то ли, наоборот, сбросить его и начать одеваться, как будто Марины тут и нет.

А Марина в царящем бардаке обратила внимание на лифчик сестры. Той взгляд не понравился.

— Ой, там изнутри, что ватой подшито? Чтобы посильнее выпирало?

Софи хотела её стукнуть. Марина ловко увернулась, ухитрившись сдёрнуть с неё полотенце. Софи на мгновение застывает.

— Точно! Подшито!

Эрида только сейчас догадывается вновь запереть дверь.

— Марина, зачем ты неправду говоришь?

Любители военной техники смогли удовлетворить любопытство. Кроме неприступных лётчиков вблизи школы появилась ещё одна воинская часть — зенитчики. Да не простые, а из отдельного батальона по охране императорской ставки. Почти гвардейцы. Орудия установлены на огромных трехосных шасси от знаменитых столичных автобусов. В школьном гараже десять таких. Только столичные синие, школьные — словно диковинные звери- красные с желтым и все в разноцветных пятнах, а эти- зелёные с черными и коричневыми полосами. Радиатор и капот самые обычные, но кабины нет, а вместо салона- смотрящее назад орудие. Марина знает какое — девяностомилеметровая зенитная пушка обрзца 939 года, в просторечии именуемая «девять-девять»- по калибру и году принятия на вооружение. На одном шасси вместо пушки размещается дальномер. Горизонтальная труба с кучей рукояток, штурвалов и циферблатов делает машину похожей на аппарат из фантастического романа. На четырех машинах орудия. Ещё на батарее имеются две машины с прожекторами, выкрашенные камуфляжными цветами, автобус и лохматый щенок по кличке Кронпринц, таскающий на ошейнике два мирренских ордена времен Первой войны.

Мальчишки из школы частенько отираются вокруг батареи, Кронпринц крутится вокруг них, выпрашивая вкусненькое. Марина считает пса жуликом и бездельником. Сама она интересуется, в основном, машинами.

Особенно одной, с неисправным двигателем. Языкастую девчонку сперва с шуточками пытались прогнать. Потом махнули рукой. А спустя пару дней стали слушать её советы. Даже спросили: «У тебя отец, что, главный конструктор на автомобильном заводе — больно уж лихо ты в машинах разбираешься?»

«Ну да, — ответила Марина, — инженерное образование у него есть. А сейчас он на войне».

Больше вопросов не задавали.

Что-то неопределенное зелёного цвета с радостным тявканьем выкатывается навстречу.

Все отпрянули. Пес непонимающе гавкнул. Обычно на него так не реагировали. С трудом узнают в зелёном существе Кронпринца.

— Что это с ним?

Из-за спин голос. Все оборачиваются.

— Волчанка, — чавк, — зелёная, — чавк.

У кустов стоит Марина Херктерент и грызёт яблоко.

Все непонимающе уставились. Нелюбовь Херктерент к собакам, кошкам, птицам и прочей живности, за исключением змей, лягушек и ящериц, общеизвестна.

— Ну да, зеленая волчанка — чрезвычайно опасное кожное заболевание. Передается при тактильном контакте.

— Чего?

Огрызок плюхается в траву у ног спросившего.

— Гладил ты этого балбеса, вот чего. Ну, а теперь жди!

— Чего?

— Расчегокался! Волчанки зелёной. С тобой-то особо страшного ничего не будет- подумаешь, волдыри, как при ожогах, ты коротко стрижен, так что просто налысо обреют. Как и всех, кто с этой псиной контактировал.

— Ой! — испуганно сказала одна из девочек.

Марина с усмешкой смерила взглядом её кудри.

— Правильно «ой!», с волосами можешь попрощаться, и радуйся, если рябой не останешься. Это же зелёная волчанка. С месяцок походишь в йоде и зеленке — будешь как новенькая. Если повезет, конечно. А не повезёт — будешь, как от ветрянки в тяжелой степени, только раз в десять хуже.

— Что же делать? И почему никто из артиллеристов не заболел?

— Так это детская болезнь, у взрослых на неё иммунитет. В общем, дуйте в медпункт, а я пошла. Больно лениво на ваши волдыри любоваться.

— А ты?

— А что я? В отличие от вас, я с псиной не лизалась и с рук не кормила, а от человека к человеку это заболевание не передается.

Марина поворачивается, собираясь уйти.

— А ну стой!

Софи появляется, словно из-под земли. Норов сестер всем прекрасно известен. Сейчас что-то будет.

— Привет, Софи. Что, тоже решила с Кронпринцем пообщаться?

— Я знать не знаю никакого Кронпринца, но я очень желаю знать, куда подевались все тюбики с изумрудной и травяной зеленью из моего этюдника?

Марина шаркает ножкой. Опускает глаза. Собравшиеся начинают понимать причины возникновения зеленой волчанки.

— Что молчишь?

Марина делает пару шагов назад.

— И не думай отпираться! Я и так вижу — показывает на чешущего за ухом Кронпринца — куда подевалась моя краска!

Марина ухмыляется.

— Я тебе новую куплю. Только не плачь. Маленькая! — проворно показывает сестре язык.

— Да… — Софи задыхается от бешенства, — Да это ты у меня сейчас плакать будешь! Ребята, хватай её — чую кто-то скоро нежно-розовым будет!

Сказать что-либо значительно проще, чем осуществить. Марина выхватывает из кармана и с размаху швыряет в бегущих какой-то шарик. Хлопок. Яркая вспышка.

Когда в глазах прояснилось, Марины в поле зрения не обнаружилось.

Софи поднимается с земли. Цедит сквозь зубы.

— Профессор говорил, что из лаборатории пропал весь магний. Вот это значит, кто его уволок! Хотя он и так не особо сомневался, чьих это рук дело. Больше интересовался зачем!

Марина бесстрашно смотрит на командира батареи. То, что говорит эта девчонка, выглядит немыслимым, и одновременно, таким правдоподобным.

— Доказать можешь?

Марина разворачивает чертёж. Выполнено по всем правилам. Штамп в углу — и тот заполнен.

— Тебе кто-нибудь помогал?

— Нет. Но зато я знаю армейскую мудрость: инициатива наказуема.

Учения зенитчиков — одно из любимых развлечений.

Почти всё как на войне, только после команды «огонь» не возникают в небе шапки разрывов. Да не предшествуют началу учений сирены воздушной тревоги. Впрочем, с той памятной ночи их вообще не слышали. Для своей стратегической авиации миррены нашли какие-то более важные цели.

Командир батареи пришел в школу. Спросил, где кабинет директора, ему показали, но сказали, что он во дворе. Марина командира заметила, подходить не стала, за ним увязалась.

Козырнул. Представился.

— Я по поводу одной из ваших учениц. Марины Херктерент.

— О нет! Что она опять натворила?

— Натворила? Совсем ничего. Наоборот, я пришел доложить, что её следует наградить.

Директора давно не видели столь удивленным.

— Наградить? Херктерент?

— Да. Предложенные ею улучшения, касающиеся систем питания двигателя Б-4, значительно увеличивают межремонтный ресурс. Так как эти улучшения могут быть легко применены на всех машинах, оснащенных этим двигателем, это значительно увеличит надежность двигателей и упростит эксплуатацию машин.

Директор смотрит, мягко говоря, непонимающе. Командир продолжает.

— Улучшения достаточно серьезны, военнослужащего я бы наградил внеочередным отпуском, и подал бы представление о награждении медалью «За заслуги».

— Вы серьезно?

— Абсолютно, если нужно могу предъявить изготовленные ею чертежи.

— Её бы энергию — да в мирных целях…

— Не понял.

— Да я это о своем.

— Кстати, профессор, Херктерент здесь. Вон там за кустами прячется.

Марина демонстративно неторопливо выбирается на дорожку. Раз уж засекли… И не знают, как на её выходки реагировать.

Склонив голову набок, изучает директора и командира батареи, так, словно впервые их видит. В комбинезоне и берете, похожа на мальчика.

— Как вы её заметили?

От улыбки офицера веет холодком.

— Не будь у меня так развито боковое зрение, не разговаривал бы я с вами сейчас, профессор.

— Вам необходимо получить техническое образование, вы прирожденный инженер.

Список трофеев Марины увеличился на армейский ремень, пилотку со звездой, гвардейский значок и гильзу от зенитного снаряда, приспособленную в качестве напольной вазы. Предметом всеобщей зависти теперь служит нагрудная металлическая бляха с гербом — так и не отмененный формально знак артиллерийского офицера.

Ну, а уж врученная в актовом зале самая настоящая медаль с удостоверением и в коробочке — вообще вне конкуренции.

Неизвестно, что сияет ярче — новенькая медаль или довольная физиономия Марины. Софи настолько демонстративно не замечает сестру, что всем понятно — готова удавиться от зависти. «Неизвестным» автором уже заготовлена надгробная эпитафия в стихах. Один экземпляр с надгробным веночком из крапивы и цветков репейника подкинут под дверь Софи.

Ответ не замедлил себя ждать.

На доске объявлений появляется карандашный рисунок. Даже с претензией на художественные достоинства. Надутая, не выспавшаяся с оплывшим лицом Марина в халате тыкает пальцем в криво висящую на груди медаль. По полу в беспорядке разбросаны книжки, колбы и пробирки. Среди прочего валяется черный морпеховский берет с эмблемой в виде смеющегося черепа. Ещё один череп, натурального размера, увенчанный оплывшей свечкой, украшает заваленный хламом стол.

Подбородок задран, нижняя губа выпячена. Волосы в не слишком живописном беспорядке, да ещё и с какими-то рваными бумажками в качестве «украшений». Марина не любит смотреть в зеркало, и не помнит, что бы приходилось корчить такую рожу. Но не узнать Марину на картине не возможно.

Ещё и подпись — «Свежий кавалер -2». Кроме Софи, знатоков живописи другого мира в школе не так много. Марина как раз из их числа. Картина и в оригинале считается злой сатирой. А уж тут получилось вдвойне обидно. И что гораздо хуже — несправедливо. Медаль-то за дело получена, а не за умение ягодичные мышцы вылизывать.

В лицо Марине смеяться побаиваются, а вот за спиной хихикают вовсю. Кто по глупости, кто из черной зависти, а кто-то — просто по причине подлости человеческой натуры.

Марина с глубокомысленным видом разворачивается, закончив изучение картины. Народу вокруг подозрительно многовато. Все старательно делают вид, что ничего не замечают. Так просто, мимо проходят.

— Ну, я вообще-то люблю хорошие шутки. В том числе и над собой. Вполне остроумное, с претензией на сатиричность, произведение. Над техникой и манерой исполнения, конечно, ещё работать и работать, но потенциал у автора, безусловно, имеется. Не уверена, что автор сможет развить его должным образом, и вряд ли он сможет подняться выше рисования карикатур для газет сомнительной репутации.

Насвистывая умеренно непристойный мотивчик и засунув руки в карманы, Марина отправляется по своим делам. Сказанное ею в течение получаса, если не ещё быстрее, донесут до Софи. Наверняка в сильно доработанном и измененном варианте. Жаль, Марина не увидит, как сестра беситься будет! Ну, ничего, обождать пару деньков — и о том, как Софи рвала и метала, Марине непременно доложат. Пусть и в сильно измененной версии. Доброхотов хватает. Больно уж многим из чисто спортивного интереса охота посмотреть на зрелище под названием «Еггтовская свара».

Мечтать не вредно!

Самолет улетел. Покрытие осталось. Несколько дней подряд на поле вечером можно было видеть Софи, тщательно изучающею импровизированное летное поле.

О самолете вскоре забыли. Правда, Марина ещё какое-то время демонстрировала всем желающим мирренские авиационные часы со светящимися циферблатами и стрелками, открученные ею с самолёта. Только Софи знает, что часы подарены Сордаром во время визита к мирренам. И, как подозревает Софи, часы эти, если и не самим Сордаром, то кем-то из моряков его линкора, в самом деле украдены с мирренского самолёта. Возможно, вместе с самим самолётом.

Эрида любит играть в шахматы. Хотя в школе есть три шахматных общества, Эрида ни в одном не состоит. По-прежнему боится многолюдных сборищ и играет только с Мариной. Та может, в одно из шахматных обществ и записалась бы (о своих талантах как шахматиста, равно как и любых других, Марина чрезвычайно высокого мнения), но из-за страхов Эриды за компанию с ней ни в одно не пошла. Результаты практически полностью делятся на три части: одна треть — победы Марины, одна треть — Эриды, одна треть — ничьи.

Шахмат у Эриды несколько комплектов: от почти драгоценных с фигурами из чёрного дерева и слоновой кости, с клетками из панциря черепахи, до самых простых, деревянных. Комплекты фигур перемешаны. На драгоценной доске едва ли половина родных фигур. Остальные из разных комплектов. Флакончик из-под духов заменяет одну из башен белых, вторая башня — из комплекта янтарных, оставленного Эридой дома. Замена двух отсутствующих пехотинцев находится в карманах Марины — ими становятся раздобытый неизвестно где пистолетный патрон и игрушечный солдатик.

Доску Эриде даже видеть не обязательно: она помнит все ходы, свои и противника. Софи не поверила, что можно так играть. Марина тут же предложила проверить. Расставили фигуры, Эрида села спиной к доске. Марина играла за себя, Софи только фигуры двигала. Схватка закончилась вничью. Софи убедилась в правоте Марины. Пришлось ей из поездки в столицу везти Эриде коробку запрещенных врачами, но ужасно любимых ею конфет «Вишня в шоколаде». Марина всё подговаривала Эриду стребовать заводскую упаковку на двадцать коробок, аргументируя тем, что договаривались о коробке, а не о её размере, но Эрида осталась непреклонной.

Стали играть. Марина разыгрывает любимую мирренскую защиту. Эрида отыгрывает коня.

Кто-то довольно сильно стучит в дверь.

— Не заперто, — отвечает Марина.

Услышав её голос 99,9 %, решат что к Эриде можно зайти и попозже. Дверь отрылась.

Марина даже не повернула головы — по походке понятно, что та самая одна десятая процента прибыла — Софи собственной персоной. Марина двигает фигуру нападая на советника, Эрида отвечает. При всей своей рассеянности, шахматист Эрида серьёзный. Хейс звала её участвовать в первенстве школы, Эрида отказалась, сказав, что боится, когда много людей. Софи зареклась играть как с Эридой, так и с сестрой очень давно — до сих пор не может забыть, как две хихикающие подружки выиграли у неё по три партии каждая, причем Эрида один раз поставила Софи «детский» мат. Эриде тогда было шесть лет.

Намечается какая-то вечеринка.

Херт дарит дочери много чего, включая бриллианты из числа не самых маленьких. Беззаботная Эрида совершенно не интересуется их стоимостью. В её шкатулке золотые браслеты соседствуют с браслетами из деревянных шариков и плетеными из бисера — представления о ценности вещей у Эриды своеобразные.

У Саргона довольно специфические взгляды на украшения — Софи он прямо заявил, что до совершеннолетия бриллианты ей носить не позволит. После — хоть все сокровища короны в её распоряжении, а пока — даже золотых украшений можно носить не более одного. Кэретта так не считает, и у Софи имеется уже неплохой запас драгоценностей, подаренных императрицей. Софи привезла их в школу. И обнаружила, что далеко не у всех аристократок родители придерживаются взглядов Саргона. Одевается Софи лучше всех, но её украшения выглядят довольно блёкло.

К счастью, она знает о «сокровищнице» Эриды, и на вечеринки обязательно что-нибудь одалживает у неё, всегда возвращая на следующий день. Сама Эрида может надеть шедевр столичного ювелира, а может и в бусах из искусственного янтаря ходить. А на вечеринки её не зовут. Да и шедевра ювелира просто не заметят — с Эриды станется поверх него ожерелье из морских ракушек надеть.

— Эрида, где твое ожерелье с голубыми топазами?

Не отрываясь от доски, Эрида ответила.

— Я его Эрии поносить дала.

— Давно? — насторожилась Софи. Мило улыбаясь подругам Ленн, Софи их терпеть не может. Эрия даже на их фоне выделяется. Кто там она про происхождению, Софи наплевать. Но её пресмыкательство перед аристократками, и гаденькие фразы, отпускаемые за спинами… «Доброхотки» не раз, и не два пытались передать Эриде, что про неё Эрия говорит. А Эрида не верит, просто не верит, и всё. Никаким гадостям про кого бы их ни рассказывали, Эрида не верит. А вот хорошему поверит всегда.

— Не помню. Перед Днём коронации вроде.

— Может, она принесла, а ты его не туда положила.

— Нет. Оно мне нравится. Если его в шкатулке нет, то и в комнате его нет. Эрия как-нибудь потом принесёт.

Эрида так и не подняла головы. Об ожерелье она и не думает. Сейчас весь мир для неё сосредоточен в шестидесяти четырех клетках.

Софи поймала пристальный взгляд сестры. Понимающе кивает. Марина знает много недостатков Софи. Наивности среди них не числится.

— Эр, мне с Софи поговорить нужно, ты уж извини, попозже доиграем.

Сестры выходят в коридор.

— Ну, что ты по этому поводу думаешь?

— Эрия — сучка крашенная, — безапелляционно заявляет Марина, — считает Эр чокнутой и ничего не помнящей.

— Ожерелье надо вернуть, — сказала Софи, вспомнив про браслет, который взяла у Эриды почти месяц назад, как раз перед Днём Коронации. На столе же в комнате который день валяется, всё руки не доходят занести. Ладно, хоть браслет из нелюбимых Эридой вещей, и она может вспомнить о нем только через несколько месяцев, если вспомнит вообще.

— Ну, дык, о чем речь? У неё комната вроде на втором этаже, я слазаю, найду и принесу. А чтобы Эрии неповадно было, губку с чернилами в душ запихну.

— Так не годиться.

— В чем дело? Так проще всего — и вещь вернём, и дуру вороватую проучим.

Обе замолчали на несколько секунд.

— Марин…

— Чего?

— Ещё раз узнаю, что кто-то, кроме Эрии, попал под цветной душ, — Софи продемонстрировала сестре довольно крепенький кулачок.

— Уяснила?

Марина насупилась.

— А ты быстро успела смыть синьку с волос.

Софи обворожительно улыбнулась.

— Марин, я не первый год тебя знаю. И пузырек в мусорке я заметила, так что твои усилия пропали даром. Но вернёмся к Эрии. На сегодняшнюю вечеринку она наверняка его наденет. Может, у неё и правда ранний склероз, и она просто забыла вернуть, если же нет, то завтра ей светит очень неприятный разговор.

— И кислотный дождичек после него.

— Ты что, рехнулась? — Софи попыталась схватить сестру за руку, та проворно отскакивает на пару шагов, и с безопасного расстояния, произносит.

— Уж и пошутить нельзя. Кстати, какая краска самая стойкая?

Софи безнадежно машет на неё кулаком.

На следующий день перед уроками Софи встретила Марину. Перед этим заскочила к Эриде, благо та никогда не закрывает дверей, и подбросила к куче вещей, в беспорядке разбросанных на столе и вокруг, тот браслет.

— Как дела?

— Вынуждена согласиться с твоей характеристикой Эрии. Эта тварь сказала, что это её фамильное ожерелье. Принадлежит их семье со времен Сордара II.

Марина аж подпрыгнула от радости.

— Класс! Давай вызовем безопасность — жуть как охота посмотреть на бритую Эрию. К тому же, ей пойдёт полосатое.

— Так тоже не годится.

— Ну, тогда сама думай, как ожерелье возвращать. То не так, да это не эдак. Не придумаешь к вечеру — утром ожерелье будет у Эриды, а на бритую Эрию я все-таки посмотрю — нашла я тут один клей — сохнет почти мгновенно, и не отдерёшь ничем. Ночью оболью им волосы Эрии, да ещё и перьями посыплю. И записку на затылок или на лоб приклею, за что.

— Не злись. Эрия сама вернёт ожерелье Эриде.

— Как ты этого собираешься добиться?

Софи хитро прищурилась.

— Увидишь!

Когда надо, Софи попадется на дороге так, что захочешь — не обойдёшь. Эрия не то чтобы видеть не рада, но старательно делает вид, что торопится. Из-за угла возникает ухмыляющаяся Марина. Софи берет Эрию за локоток.

— Ты знаешь, весной я была в столице. Посетила магазин поставщика Императорского двора. Ознакомилась с их новым каталогом. Приглянулось мне одно ожерелье, ну такое, из категории «единичное исполнение» в фирменном стиле с голубыми топазами, уже хотела купить, но хозяин магази сказал, что уже продал ожерелье порученцам первого соправителя. Предложил изготовить аналогичное, но я ограничилась другими вещами из каталога.

Через пару дней я была приглашена на день рождения Эриды Херт. И я снова увидела ожерелье среди подарков отца Эриды. А вчера это ожерелье я видела на тебе. Ты ничего мне не хочешь сказать по этому поводу?

— В том магазине продается много разных оригинальных вещей, видимо, ты ошибаешься — ожерелье издавна принадлежит моей семье.

— Позволь усомниться. Эрида сказала мне, что ты брала ожерелье, но не говорила, что ты его возвращала.

— То ожерелье я вернула. Вчера ты видела другое. Эрида просто чокнутая.

— А вот я сомневаюсь. Видишь ли, у меня очень хорошая зрительная память. И я абсолютно уверена, что видела на тебе ожерелье Эриды. Может, ты просто забыла его вернуть?

— Вообще-то, тебе, наверное, известно, какая личность с не блестящим поведением бывает, днями не вылезает от Эриды.

Марина выразительно стукнула кулаком о ладонь.

— Угрожаешь?

— Ничуть. Просто советую вспомнить некоторые фотографии прошлого года. Кто там стоит рядом с Мариной? Напомнить тебе, кто такая Кэрдин Ягр, или сама догадаешься?

Эрия бледнеет.

— Вижу, что помнишь. А теперь представь, что будет, если Марина позвонит Бестии?

Марина кивает, ухмыляясь до ушей.

— В общем, альтернатив у тебя две — либо идешь к Эриде, и жалуясь на ранний склероз, возвращаешь ожерелье. Либо…

— Твое обучение будет продолжено в колонии для малолетнего хулиганья. А там такие девочки-персики оч-чень популярны.

Марина со вкусом облизывается. Софи демонстрирует ей кулак, так чтобы не видела Эрия.

— Это Марина у нас чуть что — сразу в драку. Я по-другому поступлю. Сама знаешь, жизнь со школой не кончается. Я просто напишу матери, и подробно изложу, как низко пала ты сама, а следовательно, и весь твой дом. У Кэретты, знаешь ли, есть такое милое увлечение — хоронить репутации. А тут такой повод. Круг, в который с таким трудом попала твоя мать, от твоей семьи отвернётся, приличных партий твоим сестрам, и тебе, естественно, уже не видать. Да и на карьере твоего отца можно поставить крест. Это уже от меня такой подарочек будет.

Эрия стоит ни жива, ни мертва.

— В общем, выбирай, что тебе больше нравится — колония для малолеток, погубленная репутация твоей семьи…

— Или и то и другое вместе — предложила Марина.

— Тоже, кстати вариант, — не моргнув глазом, поддержала сестру Софи, — Но всего этого может не быть, если ты немедленно отправишься к Эриде, и вернёшь ей ожерелье. Мы же, Чёрные Еггты, обещаем тебе, что забудем об этом инциденте, конечно, если ты впредь обязуешься не вытворять ничего подобного. Выбор, как говорится, за тобой.

— Я п-пойду?

— Куда? — осведомляется Марина.

— За ожерельем.

Софи кивает.

Школу охватила странная эпидемия: с начала дня в госпитальное крыло пришло несколько человек с одинаковыми симптомами: к руке намертво прилип какой-нибудь металлический предмет — монетка, нож, вилка или и то, и другое сразу. К середине дня, когда количество заболевших достигло уже почти двадцати человек, к доктору пришел крайне рассерженный директор.

К немалому удивлению, кроме тех больных, что были вчера, других в палатах нет.

Зато есть химик, на пару с доктором увлеченно роющийся в шкафу с лекарствами.

— Что за эпидемия, доктор? И где пострадавшие?

— Отправлены на уроки. К явному неудовольствию некоторых из них.

— Вы соображаете что делаете? Вдруг они заразны?!

Химик криво ухмыльнулся.

— Они не заразны, директор. Более того, это вообще не эпидемия.

— А что тогда?

— Вон журнал лежит. «Занимательная химия» прочтите обведенные абзацы. И сопоставьте изложенные факты с известными вам эпизодами поведения некоторых учащихся.

Директор читает очень быстро.

— И что вы думаете? Кто это у нас столь внимательно статью прочел?

Усмешку никто из троих скрыть не смог.

— Человек невиновен, пока не доказано обратное, — скучным тоном сказал химик, — Средства борьбы со следствием, но не с причиной эпидемии я хоть десять тонн сделать могу.

Против причины эпидемии мои средства, к сожалению, бесполезны.

— А применение любых медикаментов в воспитательных целях прямо запрещено действующим законодательством, — добавляет доктор.

Утро следующего дня началось с истошного вопля Ленн. Потом она завыла на одной ноте и с громкостью хорошей сирены воздушной тревоги. Не проснувшихся не осталось. Дверь Ленн запирает всегда. Пока искали завхоза с ключами, у дверей Ленн и под окнами корпуса собралось полшколы.

Происходящее активно обсуждается. Большинство склоняется к версии младшей Херктерент — Марина сидит на суку на уровне второго этажа и активно комментирует происходящее: по её данным, во время налета мирренов несколько бомб упало на территории зоопарка, и оттуда сбежал матёрый серебоспиный самец гориллы. А так как подруги у него нет, то он и решил удовлетворить инстинкты с самкой наиболее близкого с биологической точки зрения вида. Самца гориллы в зоопарке видели многие. Ленн притворно сочувствовали.

К корпусу стремительно идёт химик. В непременной полувоенной форме. Отличие от обычного только одно — кобура на боку.

Дверь открыли. Расстегнув кобуру, первым вошел химик. Вой мгновенно сменил тон на ультразвуковой визг. Несколько секунд спустя выходит невозмутимый химик.

Поманил Хейс. Протягивает пузырек.

— Зайдите и полейте Ленн на руки и куда скажет. Её счастье, что она не любит горячий душ. В противном случае, пришлось бы сообщать в полицию и заводить дело по статье «Нанесение тяжких телесных повреждений». Это до пятнадцати лет, если кто не в курсе.

Вой стих. Теперь слышен только плач. Видно, как Хейс ведёт в комнату завернутую в халат Ленн.

— А где горилла?

— Спрашивайте у того, кто это придумал.

Профессор обводит собравшихся взглядом, кого-то выискивая. Не находит.

— Я в курсе причины, вызвавшей данную… неприятность с Тьенд. В случае повторения подобного, я немедленно сообщу компетентным органам, а так же другим заинтересованным лицам.

Выходит Хейс.

— Что случилось с Ленн? — со всех сторон сыплются недоуменные вопросы.

— Она заболела?

— Её покусали?

— Ей плохо?

Подавляющее большинство спрашивающих искренне желает услышать «Да» на любой вопрос, касающийся резко ухудшившегося самочувствия Ленн.

Хейс вертит головой по сторонам. Смотрит фирменным взглядом — одной из причин, вызвавшей появление прозвища «Страх-и-Ужас».

— Какая-то маленькая свинья намазала краны в душе непонятно чем. У Ленн намертво прилипли руки к кранам, когда она хотела принять душ. Я, как и профессор, догадываюсь, чьих это ручек дело. И крайне не советую этому человеку навлекать на себя мой гнев.

Больше больных с подобными симптомами в Госпитальное крыло не поступало. Эпидемия кончилась как по волшебству.

Марина заходит к Эриде. Руки держит за спиной. Физиономия довольная-предовольная. Даже наличие в комнате Софи не в силах испортить настроение.

— Эр, у меня для тебя сюрприз.

— Правда? Покажи.

— Вот, — Марина протягивает Эриде бутыль из непрозрачного стекла, — теперь твои украшения никто трогать не будет.

Эрида протянула руку. Софи тут же оказывается между ними.

— Что это?

— Да так… Препарат один.

— Быстро, и в подробностях, как он действует!

— Ну я тут читала в «Химическом вестнике», что есть соединения, твердеющие при соприкосновении с любой жидкостью, в том числе и с потом. Я попробовала — получилось!

— И как же планируется использовать?

— Пусть Эрида смажет этим все свои украшения, если кто-то возьмёт поносить — украшение прилипнет намертво. Улика стопроцентная, без специального растворителя не снимешь, разве что срезать придётся.

— А как же я сама их буду носить?

Марина вытаскивает вторую бутылку.

— Вот. Растворитель. Надумаешь надеть — польешь им нужные вещи.

— А если я забуду? — просто спросила.

Марина опускает глаза. Разноцветный взгляд по-детски простодушен. А Марине не очень-то охота признавать, что не все её идеи удачны.

— Ну… Мы все ошибаемся.

— Дай-ка мне это сюда!

Софи убирает бутылки в сумочку.

— Не смотри на меня так. Я тот ещё химик, но я очень не плохой логик. Рецепт наверняка прост. Запомни, Марина — если что-то произойдёт с моими украшениями, или с кранами в душевой, ты тоже к чему-нибудь приклеишься. Да так, что на тебя все смогут полюбоваться от души. Я прекрасно понимаю, почему Ленн теперь всё время ходит в перчатках.

— Да и ты почему-то их стала носить. Боишься?

— Принимаю необходимые меры предосторожности, — Софи не успела оттереть несколько въевшихся в кожу пятен краски. Потому и надела перчатки. Но Марине об этом знать не обязательно. Пусть потешит себя надежной. Хе-хе.

За ужином обнаружилось отсутствие двух учеников второго года.

Куда они делись, директору ясно сразу — на фронт сбежать решили. Тем более, большая часть их вещей тоже пропала. В первую очередь, директор сообщил в железнодорожную полицию, обеспечивающую безопасность перевозок. Поздно ночью позвонил комендант одной из станций. Двое очень похожих на описание детей сняты с поезда, и завтра с утра их привезут в школу. Эту новость все обсуждали за ужином. Марина тоже ничего мимо ушей не пропустила.

Из кустов вылезает Херктерент. У неё сегодня только один урок, остальные предметы сданы где за полугодие, а где и за год.

— Привет, герои! Как повоевали?

— Замолчи!

— Много мирренов убили?

Бредут понуро. С одной стороны, при полицейском не очень-то драку начнёшь, с другой — против Херктерент даже вдвоём немного шансов.

— Старший сержант, — обращается Марина к сержанту, — а не подскажете, с какого поезда вы их сняли?

Сержант, понявший приказ отвезти балбесов в школу чуть ли не как награду и настроенный весьма благодушно, ответил.

— Да с 256-го смешанного, юная леди.

— То есть, с магистрали номер двенадцать Северо-Западной железной дороги?

— Точно так!

Херктерент победоносно задирает подбородок и, уперев руки в бока, говорит:

— Знала, что вы оба дураки, но теперь убедилась, что полные кретины. Вас в детстве часто роняли?

Хмуро молчат. Сержант, десятый год служащий на охране железных дорог, молча потешается. Он-то уже догадался, во что нахальная девчонка в берете с черепом собирается этих двоих носом ткнуть. Ну, точно, девчонка сказала то, что сержант и ожидал:

— Простите, а на какой фронт вы собирались ехать по двенадцатой магистрали, да ещё на 256 поезде? У него конечная станция имеет прозвище «Столица ледяных китобоев». Неужели так сложно карту посмотреть? Ну, та, что в холле висит, десятиметровая. Насколько я знаю, в северные широты даже мирренские рейдеры не забирались. Хотя, может, у меня информация не полная. На месте директора, я бы назначила вам, кроме всего прочего, дополнительные занятия по географии.

На дорожку выходит Хейс. С интересом осматривает всех четверых. Она уже привыкла — если вне классов где-то слышится голос Марины, то надо немедленно отправиться туда и посмотреть, что происходит. Во избежание, так сказать.

— Привет, Хейс! Скажи географам, что бы этих двоих с песочком продраили! Они фронт на Крайний Север искать отправились! Не иначе, миррены дрессированных белых медведей туда запустили!

Хейс показывает значок старосты.

— От лица руководства школы, выражаю вам благодарность за возвращение этих… учеников в родные стены. Передайте сопроводительные бумаги.

Она подписывает. Сержант уходит. Марина до ушей ухмыляется. Беглецы стоят, внимательно изучая гравий под ногами.

Хейс подходит вплотную.

— Перед тем, как отвести вас к директору, я хочу вам сказать, что, во-первых…

Марина издает радостный вопль. Запрыгивает на скамейку, усаживается на спинку, и, обхватив подбородок ладонями, с чарующей ухмылкой собирается прослушать знаменитые «пункты Хейс».

Спина и то, что ниже, сильно затекли. На этот раз Хейс закончила на пункте «это в-девяносто пятых».

Истошный вопль среди ночи разбудил весь корпус. Испуганные девочки выглядывают в коридор. У комнаты Херктерент, скрючившись и зажимая руками между ног, лежит Рэнд. Одетая Херктерент, грязно ругаясь, озверело пинает его.

— Прекратить! — раздается громкий окрик Хейс.

Марина, посильнее пнув лежащего напоследок, разворачивается. Кулаки плотно сжаты, тяжело дышит, взгляд способен убить.

Бешеный норов Херктерент — явление привычное, а вот избитый парень среди ночи в женском корпусе — не вполне.

Хейс присмотрелась — хм, а штаны-то у этого деятеля мокрые. Неужели детская неожиданность? Принюхалась — так и есть. Полный комплект.

— Что произошло?

Херктерент говорит отрывисто.

— Сегодня с утра я обнаружила под дверью своей комнаты лужу мочи. Ручка двери тоже была чем-то измазана. Всё было убрано, но я решила, что эксцесс непременно повторится, и предприняла некоторые меры по противодействию. Так как жидкость вполне проводит ток, то я положила под коврик металлическую сетку, и подала на неё, да ещё на ручку двери, высокое напряжение. Результат — налицо!

— Она всё врет!!! — со стоном подает голос остропахнущая туша.

Хейс подходит поближе.

— Кого ты здесь держишь за дур? Глаза с носом у меня на месте. Ты, Марина, должна была сказать мне об этом утром.

— Ты по запаху этого урода от других стала бы отличать? — Марина ещё не успокоилась, а Хейс стоит так, что не обойдя её, урода лишний раз не пнёшь, — Я сама в состоянии за себя постоять!

— Не сомневаюсь, но наказывать провинившихся — всё-таки моё, а не твоё дело.

— Ну, и как ты его собираешься наказать?

Хейс думала недолго:

— Сначала ты всё тут уберешь. Потом встанешь на колени и извинишься перед ней…

— Я не стану этого делать!

Марина стукнула кулаком о ладонь.

— Станешь! — гневно сказала Хейс, направив на него пистолет. Кто-то взвизгнул. — Потом оставишь нам свои штаны, они всё равно грязные… Да и остальную одежду, пожалуй, тоже. И голым пойдёшь в свой корпус.

— Ботинки можешь оставить.

— Кто-нибудь, сходите ко мне и принесите рацию.

Хейс щелкает тумблером. Прижимая короб щекой к плечу, говорит, не опуская пистолета.

— Алло, Ярн? Да, на часы смотрела. Но староста и ты, и я в любое время суток. Так что, — и в голосе лязгнул металл, — я располагаю сведениями, что один из учеников вашего корпуса, а именно Рэнд, в настоящий момент находится вне пределов своей комнаты. Более того, он совсем недавно в совершенно непотребном виде забрался в корпус, находящийся под моей ответственностью. По всей видимости, он решил поиграть в юного эксгибициониста, при этом прошу учесть, что он зашел на этаж, где живут, в основном, ученицы первого и второго годов обучения. Видимо, он решил попугать девочек своими, прямо скажем, не впечатляющими достоинствами. — вокруг захихикали. — Требую немедленно наказать его. Так что, можешь идти встречать его.

— Су-у-у-ука! — Рэнд дернулся вперёд.

Хейс резко направляет пистолет ему на промежность. Говорит совершенно спокойно.

— Ещё шаг — отстрелю яйца. По одному. Твое мужское достоинство и так под большим вопросом. Смотри, как бы я этот вопрос окончательно не решила. Стать, как стоял! — резко выкрикивает Хейс, направив пистолет в лоб дёрнувшемуся Рэнду.

Тот пятится.

— А самку собаки я тебе как-нибудь потом припомню.

— А я помогу, — добавляет Марина.

— Нет уж, Марина, я, как и ты, вполне в состоянии сама за себя постоять.

— А ты чего встал? Дверь, если подзабыл, вон там. Пошел, пошел! — сказала Хейс, помахивая пистолетом.

— И учти, придурок, — кричит вдогонку Марина, — я могла подать на дверь и смертельное напряжение!

— Откуда у тебя оружие?

Хейс поднимает пистолет дулом вверх и нажимает на спуск. Кто-то ойкнул. Выстрела не последовало. Из ствола вырвался язычок пламени.

— Это моя зажигалка. Дядя подарил.

— Ты куришь?

— Да. Это немного скучно — быть во всем правильной. А перед экзаменами так тяжело сосредоточится…

— Спасибо, Хейс, — сказала Марина.

Вокруг удивленно загомонили. Все считали, что слова благодарности Марине неизвестны.

Вечером Марина, выскочив из-за угла, буквально налетает на Ленн.

— Мне надо с вами поговорить, — сказала Ленн таким тоном, что Марина сразу поняла — её тут поджидали.

— О чем?

— Об имевшем место быть относительно вас возмутительном… инциденте.

Марина промолчала. Она не помнит, где слышала поговорку «знают двое — знает свинья», но знает, что раз свидетелей было куда больше двух, то глупо к кому-либо претензии предъявлять.

— Ну и что?

— Как «что»!? Вы должны принять меры для недопущения подобного.

— Уже. Приняла. — Марина очень жалеет, что в кармане нет яблока, а то бы непременно вытащила и с хрустом откусила, любуясь на физиономию Ленн.

— И вы их считаете достаточными?

— Вполне. В случае повторения я и в самом деле увеличу подаваемое напряжение. Так что, — Марина, прищурив левый глаз склонила голову на бок.

Если Ленн и узнала Хейсовское «так что», с многозначительной паузой, виду не подала.

— И вы не сообщили Её Величеству?

— А на хрена? — сказала Марина по-русски. Увидев непонимающую улыбку Ленн, добавила: — Не вижу в этом никакого смысла.

— Но… Это же недопустимо. Вы обязательно должны были…

— Ничего. И никому. Я. Не должна. — чеканит слова Марина. — Я Чёрный Еггт, и мне не пристало прятаться за материнскую юбку.

— В любом случае, возможности Её Величества…

— Мне прекрасно известны. — прерывает её Марина, — Повторюсь — это моя, и только моя война. И вести её я собираюсь самостоятельно. К нейтральным я тоже вполне… нейтральна, но не более того. И если это всё, то до свидания.

В классе преобладают девочки, в отличие от Софи и Марины, боящиеся любой техники, особенно военной. Хотя младшая Херктерент, влюбленными глазами смотрящая на огромный ручной пулемет — зрелище куда страшнее.

Пулемет Марина попыталась поднять. Убедилась, что тяжеловато. (На табличке и так написано — «Вес без патронов- 18 кг»). Мирренский аналог примерно таких же габаритов Марину почему-то не заинтересовал. Миновала она и стол с муляжами ручных гранат и макетами, поясняющими их устройство.

В свете недавних событий, предметы индивидуальной защиты привлекли самое пристальное внимание. Три типа противогазов для людей, плюс образцы для лошадей и собак. Комплекты химзащиты и даже асбестовый пожарный скафандр.

Принципиально новым для Марины выглядели только противопожарные маски. Одну из них, похожую на обычную каску с приделанной личиной от старинного шлема, она незамедлительно и надевает.

Прозвище у преподавателя военной подготовки — «генерал». Ходят слухи, что он был командующим округом ПВО и попал в опалу из-за конфликта с соправителем. Ходит он в полковничьей форме без знаков различия. О прошлом не рассказывает. Ученики случайно узнали (школьная знаменитость — принц Яроорт — увидел его на трибуне почетных гостей во время прошлогоднего парада по случаю Дня Мира), что у него Золотая Звезда и Золотое оружие «За храбрость» — высшие награды за военные заслуги. Но при этом нет медали Мира — обязательной награды всех участников Первой войны, и ходит он не в форме, а право ношения мундира в отставке предоставлялось всем, награжденным Звездой, без учета срока службы. К тому же, знаком с всесильной Кэрдин. Так что генерал — кумир очень многих мальчишек. Его уважают и слегка побаиваются. Любой бы испугался, застукай его генерал за чем-нибудь противозаконным. Любой. Но не Херктерент. Генерал кладет ей руку на плечо. Марина поворачивается. Удивленно наклоняет голову. Не более того.

— Так, а это у нас кто?

Марина снимает маску.

— Херктерент!

— Ага. Марина.

— Вам ещё рано посещать мои занятия.

— У меня есть разрешение от директора — в свободные часы я могу посещать любые другие занятия.

Генерал чуть заметно усмехнулся. Застукав кого-нибудь, играющегося с учебными пособиями военного назначения, он на следующем уроке вызывал провинившегося и требовал рассказать о предмете, привлекшем его внимание. Как правило, в журнале появлялось одно или несколько «отвратительно». Исключений генерал не делает, любимчиков у него нет. На длину чьих-либо титулов генералу наплевать.

— И что вы можете сказать нам про этот предмет?

— Пожарная маска ПМ-2, утверждена Министерством авиации в прошлом году для использования силами гражданской обороны, а так же местным ПВО. Основное предназначение — защита головы и глаз от огня и светового излучения. Должна применятся при тушении зажигательных бомб.

Вариант ПМ-3 — Марина приподнимает маску, отличающуюся от первой крестообразными прорезями для глаз и отсутствием каски — предназначен для изготовления в домашних условиях.

— Вижу, в отличие от большинства, учебник вы читали.

Хейс привычным жестом опустошает ящик со школьной почтой. Софи на свой даже не глянула — и так знает — забит любовными стишками и записочками с оформлением преимущественно из сердечек да воркующих птичек. Открывает только с почтой извне. Пара престижных каталогов, письма от не слишком близких, но вполне могущих оказаться полезными в дальнейшем, подруг. Саргон пишет редко, Кэретта ещё реже. Только сейчас обратила внимание — в одном ярусе с её ящиком — ящик Хейс. Выглядит так, словно никогда не открывался.

— Странно, что тебе никто не пишет, ты же вроде из обычной семьи.

— Ты моих родителей не знаешь. Для них «Хейс заканчивает школу с золотой медалью» звучит примерно как «Хейс стала проституткой, уголовницей, пьяницей» — продолжи список по вкусу. В общем, теперь у них на одну дочь меньше. Заодно и обязательные траты ещё на одну свадьбу отменяются.

— Кажется, некоторые предрассудки живучи в самых разных слоях. У моей матери, мягко говоря, специфические представления о том, что должна знать девушка, — Софи скорчила гримасу — «нашего круга». Причем если я в её глазах ещё туда-сюда, то Марина — просто образец того, какой девушка «нашего круга» не должна быть. Тяга к знаниям ей не понятна. Если есть богатство, то следует стремиться только к получению от жизни удовольствий. Зачем какие-то книги, это же так скучно. Женщине не место в кабине самолёта или за чертёжной доской. Либо дорогая игрушка, либо рабочая лошадь. Плюс производство наследников, причем обязательно от племенного самца.

— Как ни странно, но с твоей мамой во многом согласились бы и мои родители. Женщина — просто ещё одни рабочие руки в хозяйстве, а со временем — поставщик других рабочих рук. У меня дома если что и читали — то журнал, «Мясное животноводство».

Софи удивленно приподнимает бровь. Она краем уха слышала презрительную кличку Хейс — «свинарка», оказывается, придуманную не на пустом месте.

— А ты почему такая?

— Точно не знаю. Дядька, наверное, повлиял. С Первой войны пришел без ноги, да и рука плохо гнулась. Но вся грудь в орденах. Моряком был.

— Постой! Как же он в моряки попал? Ты же из окраинных, а перед Первой войной флот комплектовали в основном уроженцами приморских областей.

— Ха! Как сам дядька говаривал: «Я стал человеком исключительно из-за нашего бардака». Призвали его за два дня до войны. Только довезли до областного города — а тут война. Все сборные пункты набиты мобилизованными. Одних туда, других сюда. Станция забита. Он и прочие призывники не поймешь, на каких правах. Из документов — только повестка, форму не выдают, в часть не отправляют, с территории городка не выпускают, но кормить три раза в день не забывают и даже табачное довольствие на месяц вперед выдали. Один раз даже кино показывали — там и сейчас не самый передовой регион, а тогда вообще дыра редкостная была. Так что кино мой дядька первый раз в жизни видел. Немой ещё фильм. Запомнил название, я только тут в фильмотеке этот фильм нашла. Вот на таких непонятных правах они и торчали в городке несколько дней. Стоит дядька как-то раз, курит. Вдруг видит — офицер в черном и с каким-то ножиком вместо меча идёт. На дядьку глянул. Тот хоть и в своем был, по стойке «смирно» встал и честь отдал.

«Ты кто такой?» — офицер спросил.

Дядька сказал.

«И много вас тут таких?»

«Да с полтораста будет».

«Так. Со мной пойдёшь».

Это был командир строящегося броненосца. В начале войны капитан был в столице, а из-за нашего бардака застрял на этой станции. С началом войны с кораблей средней готовности забрали и отправили на вступающие в строй всех сколько-нибудь опытных матросов и офицеров. Замену прислали — офицеров только что из училища, а матросы должны были быть — рыбаки с Птичьих островов.

Софи невольно улыбнулась. В каждой стране есть область, уроженцев которой все прочие считают редкостными глупцами и рассказывают про них анекдоты. В Империи это жители Птичьих островов по прозвищу «Рыболюбы». Почему так сложилось — никто не знает. Но от славы глупцов не отделаешься. Неудивительно, что капитан вовсе не горел обрести в морской среде прозвище «Командир корабля дураков».

— В общем, капитан решил, что на фоне «Рыболюбов» крестьянские парни, некоторые из которых видели трактор, а один даже умел им управлять, по крайней мере, не будут служить таким уж поводом для насмешек. Вот так мой дядька попал во флот.

Перед тем боем ему предлагали пойти на ускоренные курсы, что бы стать офицером. Он сказал: «После боя подумаю». А бой вон каким оказался. Чин при выходе в отставку всё-таки получил. Но офицерский мундир я на нем только мёртвом видела.

Софи промолчала. В Первой войне из многочисленного Дома Еггтов в боях никто не участвовал. Все по каким-то «Комитетам содействия обороне» да «Комиссиям по улучшению снабжения» штаны протирали. А фотографироваться в воинственных позах все ой как любили. Софи слегка стыдно за таких предков. Да и нынешние представители Дома — ничуть не лучше.

— Он с войны одним из первых пришёл. Другой бы женился, он здоровый был. Мужчин в наших краях в то время было не очень… А у него что-то не сложилось. Жил бобылем, в земле копаться ненавидел. Мужики его с довоенных времён побаивались. Он любил рассказывать. О боях, походах, дальних странах. Единственный человек в поселке, регулярно покупавший книги. При этом выпить никогда не отказывался. И в компании, и так…

Говорил мне: «Умна ты, Хейс, тебе бы в какую школу столичную идти. Командир броненосца был — умнейший человек, в свое время благодаря императорской стипендии её заканчивал. Тоже из мужиков был — а вот пробился. И ты пробьешься! Нечего тебе на скотном дворе делать. Командир говорил, что бы туда поступить — голова нужна. И только. Убили его тогда же, когда мне ногу оттяпали. Мы охватили голову их колонны. Не вывернетесь! Все по одному броненосцу лупим. Один выбьем — по следующему. Меня приложило, когда ещё по флагману били. А командира уже в конце, когда четвёртого доколачивали. Он так и не увидел, как младший флагман поднял белый флаг. Я, впрочем, этого тоже не видел.»

Я тогда совсем маленькая была. Отец пытался его жизни учить.

— Твой отец тоже воевал?

— Ну да, солдат-окопник. В поселках, подобных нашему, большинство мужчин — воевавшие. Говорил он тогда: «Что ты как дерьмо в проруби болтаешься, жизнь зазря прожигаешь? Женился бы, хозяйство завел. А то загнешься от своей водки — и ничего от тебя не останется. Бутылки только пустые». А он сказал: «Это от тебя, братец, почти ничего не останется, хотя и денег скопишь побольше моего, и дом отгрохаешь не чета этому. Сыновей переженишь, дочек замуж выдашь. А всё равно следа по себе не оставишь. Говоришь, жизнь зазря прожигаешь. Как бы не так! Я уже знаю, что жизнь прожита не зря. Тот бой дети уже в школе учат, и через сто лет будут учить. Я там был комендором. И точно знаю — трижды попал в мирренский флагман. И всё, собственно говоря — не зря жизнь прожита».

Ещё сказал, — Хейс усмехнулась, — «Если и помянут тебя где через сто лет за пределами деревни, братец, то только за то, что ты её отцом был. И больше ни за что!»

Меня после такого выдрали.

— Как?

— Обыкновенно. Лежала, встать не могла. А он пришел к отцу. Тогда я дядьки первый и единственный раз в жизни испугалась. Отцу он сказал — «Только попробуй на неё руку ещё раз поднять».

«И что будет?»

«Тебя может больше не быть».

Просто угрожал, или на самом деле собирался убить — не знаю, и знать не хочу.

Как бы то ни было, но пока он был жив, меня пальцем никто не тронул.

Отношение к образованию там специфическое. Все вроде бы согласны, что хозяин должен быть грамотным. Но что бы женщина училась чему-нибудь… В школу девочки ходили, и, видимо, по сегодняшний день ходят, только потому, что закон об образовании обязателен, и не пускать ребенка учиться родителям обойдётся куда дороже. Сестер и подруг никогда не ругали за плохие оценки, меня же ругали постоянно — за хорошие. Считалось, что хорошо учиться — чуть ли не быть заразно больной, а в будущем — наверняка пойти по кривой дорожке. Хвалить меня только дядька хвалил; мать с ним постоянно ругалась — мол, дочку портишь, портовой шлюхой хочешь сделать. Тем более, в Приморье особый говор, я его у дядьки подцепила, и только здесь поняла, что зачастую разговариваю, как девочка из Приморья. Дразнить меня не дразнили — родственные связи там крепкие, дядьку побаивались, да и старшие братья непременно отколотили бы обидчика, хотя сами были не прочь подшутить.

Потом дядька умер; родители, было, подумали, что дурь у меня из головы выветрится — ан нет. Я на «отлично» сдала экзамены и написала заявление, что хочу поступать сюда. Меня выгнали из дома.

Софи ойкнула.

— Напрасно волнуешься — сейчас я понимаю, что это был обычный домашний скандал, и вернись я к вечеру домой, меня бы пустили. Но в том возрасте всё воспринимается иначе. Так что я попросила дядькиного приятеля — шофёра отвезти меня в районный центр. Ночевала на вокзале. Кстати, полицейские не дали спокойно выспаться. Разбудили и спросили кто такая и почему одна. Экзамен был на следующий день. После экзамена меня снова встречала полиция — поступило заявление о моей пропаже.

Хотели отвезти домой, но я сказала, что должна дождаться результата экзамена, ибо они придут не на адрес моей школы, а на адрес районного отдела образования. Ответ пришел через пять дней. Больше всего я боялась, что не поступлю — тогда пришлось бы с позором возвращаться домой. Но я поступила. А всем поступившим не из столицы высылался билет, где, сама знаешь, какая станция была конечной. Так что приехала я, фактически, только с тем, что было на мне. Считай, через полстраны ехала. С несколькими пересадками. Иногда заговоришь — а тебя не понимают. А уж моя смесь окраинного говора с приморским… Квадратных глаз за время поездки насмотрелась — больше в жизни не видала. Но знаешь, помогали мне люди всегда. Совершенно незнакомые, зачастую меня едва понимавшие. Вышла на этой станции — и на площади перед вокзалом увидела школьный автобус. Наверное, их специально так ярко красят. Я, впервые выйдя на площадь, даже испугалась… Но увидела автобус из книжки… В книжечке, присланной вместе с билетом, говорилось «Для пребывающих на станцию — школьные автобусы отходят в 6, 10, 14, 18 и 23 часа. Остановка Љ 7. Билет на проезд является и билетом на автобус». Помню, ноги тряслись, пока шла. Сердце колотилось так, что думала — выскочит. У автобуса стояли родители с детьми. Мне так страшно было подходить. Дело шло к двум часам, видела время на вокзальных часах, люди все не расходились. Наверное, я выглядела очень глупо. Подошёл полицейский, спросил, не потерялась ли я. Ему я хоть что-то смогла сказать — за время поездки уже почти привыкла общаться с ними. Но язык словно отнялся. Сказала только что-то вроде «школа», «туда» и показала в сторону автобуса. Он попросил мой билет. Нахмурился, когда увидел — билет большой, на нем делают отметки обо всех станциях пересадок. «Кто же тебя, маленькую, в такую даль отпустил? Сказал бы я пару слов твоему папаше, да жаль, далеко он». Взял меня за руку (тогда я была очень маленького роста — это здесь отъелась) и повел к автобусу. Водитель стоял у двери. Увидел билет, попросил показать удостоверение об окончании начальной школы — и пропустил в салон. Я до сих пор храню тот билет — мой пропуск в новую жизнь. Иногда задумываюсь — скольким подобным мне школа дала право на лучшую жизнь?

Не понимаю тех, кто болтает, как у нас всё плохо. Я выросла на скотном дворе, ты…

— Поверь, в моральном плане, места, где проходило мое детство не намного чище хлева.

— Здесь людей ценят за знания, а не за деньги или длину титулов.

— Мало кто верит, что наша дружба бескорыстна. Только мне нет до этого дела. У тебя есть Мечта, у меня тоже. Мне кажется, благодаря тебе мы и в самом деле увидим обратную сторону Луны. Слишком ты уверена в будущем. А такая уверенность — заразна.

Хейс усмехается.

— Я не сразу такой уверенной в себе стала. Сначала боялась всех и всего жутко. Помню, как озера увидела — сразу про море подумала. Видела только на картинке; дома речушка была — курица вброд перейдёт. Захотелось искупаться, днем времени не было — столько всего интересного, пошла ночью — и чуть не утонула. Тогдашняя староста меня вытащила. Почему-то даже не сильно ругалась, хотя я испугалась жутко. Не того, что тонула — боялась, что меня отчислят и отправят домой. А староста оказалась родственницей одного из соправителей, и спасла меня. Меня это так поразило. Мне она сказала только: «Из Приморья, а плавать не умеешь! Стыдно!»

Софи называет имя:

— Она?

— Да. Ты её знаешь?

— Как говорится, мир тесен. Троюродная сестра Яроорта. Плюс ну очень сильно дальняя моя родственница.

— Меня в итоге заставили усиленно заниматься плаванием, ну, да я особо не возражала. На втором году даже школьные соревнования выиграла. И решила — хватит, дальше буду плавать только для собственного удовольствия. Ну, и если кто тонуть будет.

К концу первого года страшно боялась, что на каникулы меня отправят… домой. Билет туда и обратно за счет школы… Но я туда просто не хотела… Понимаешь, тут я почувствовала себя… Не то, что бы лучшей. Но одной из тех, над кем никогда не смеются… Когда твои работы начинают хвалить и ставить в пример. Сложно передать словами, как это приятно. Чувствовать себя человеком, а не какой-то белой вороной.

Оказалось, что для остающихся в школе на лето организуют путешествия по разным местам нашей страны. И я записалась на поездку в Приморье. Столько рассказов слышала… И, в общем, не описать словами, когда видишь море первый раз. Просто сбывшаяся мечта. Потом нас водили на броненосец. Тот самый, на котором дядька воевал. Аллея, по которой идёшь к кораблю. Почти у самого трапа стоят кормовые гербы с мирренских броненосцев. У каждого — название корабля. Снятые с броненосцев бронзовые буквы. Там же стоят снятые с трофейных кораблей орудия. Словно ожили рассказы. Может, я слишком впечатлительная, но казалось, что слышишь гром пушек и слова команд. Знаешь, у них в каждом помещении висят фотографии тех, кто был тут в том бою. Я шла, смотрела — и оживали рассказы. Возле рубки висит бронзовая табличка там, где погиб капитан. Следы от осколков на броне. Потом были в носовой башне. Я не удержалась, спросила, поведут ли нас в казематы. Увидела ту самую стопятидесятимиллиметровку номер три. Фотографии расчета. Увидела совсем молодого дядьку. Даже удивилась — не знала, что у него в молодости были такие лихо закрученные усы. Сказано, что комендор, указаны все награды. Год смерти тоже стоял правильный. Меня спросили, откуда я его знаю. Потом мне дали такую медаль настольную с изображением броненосца. Её дарят всем родственникам участников боя, впервые посетившим корабль. На обратном пути мне все завидовали, и все просили медаль посмотреть. На обратной стороне выгравировано его имя, день, месяц и год битвы. Почувствовала себя частью чего-то большего. Когда уже уходили с корабля… Знаешь, у входа в адмиральский салон под стеклом лежит шпага мирренского адмирала. Для меня витрину открыли, и я сфотографировалась со шпагой в руках. Никому больше не позволили взять её в руки. Ленн тоже хотела, но ей не дали.

— Постой-ка, а Ленн — то что там делала во время каникул? Её матушка же владеет двумя виллами в Приморье, одной в окрестностях столицы, и после второго или третьего развода ей ещё яхта досталась немногим хуже старой императорской.

— Не знаю, знаю только, что Ленн очень переживала, что то лето ей придётся провести в школе. Кстати, именно с той поры у неё характер испортился. Такой злючкой она с начала второго года стала. Я краем уха слышала, как кто-то из Великого Дома назвала её незаконнорожденной. Она с той поры и взбесилась. Её это страшно оскорбило. Сама знаешь — она всегда, где надо и не надо подчеркивает свою принадлежность к Великому Дому. Раньше тоже самое было, только такой надменной она не была.

— Что за бред! Термин «незаконнорожденный» в нашем праве уже лет сто не используется, да и Ленн принадлежит к Дому, где родство считается исключительно по женской линии, я, к примеру, понятия не имею, кто отцом моей матери был. Однако, на мой статус этот никак не влияет.

— Значит, тот, кто Ленн так сказал, был не слишком умен, либо она сама умом не блеснула, когда на глупость оскорбилась.

— Я тоже была на броненосце; и мне не дали взять в руки ту шпагу. Я, было, обиделась, но отец сказал, что так и должно быть, раз никто из моих родственников в том бою не участвовал. Шпага младшего флагмана. Он только несколько часов командовал эскадрой.

— Точнее, тем, что от неё осталось после выхода из строя броненосцев первого отряда. Я хорошо знаю историю. Мы выбили флагмана меньше, чем за час. Горящий, со сбитыми мачтами и трубами, он выкатился из линии. Рулевое управление у него тоже было перебито, руль заклинил, он кое-как управлялся машинами. Но всё-таки пытался вести огонь. Младший флагман приказал самому быстрому крейсеру второго ранга идти к броненосцу, и снять адмирала. Крейсер выполнил приказ, адмирал был жив, и даже не ранен, но он отказался уходить с гибнущего корабля. Он был скорее придворным, нежели моряком, у мирренов так бывает довольно часто. В командующие попал по воле императора. Захотел славы, хотя до этого больше времени на столичных балах проводил, нежели на броненосцах. Я не знаю, храбрость или глупость вот так остаться на гибнущем корабле. В любом случае, поступок мужественного человека. Адмирал разрешил всем, кто хочет, перебираться на крейсер. Таких оказалось немного… В это время наш второй отряд снова стал бить по горящему кораблю. Крейсер отошел. Ночью ему удалось избежать атак миноносцев и уйти. Те с броненосца, что были на нем, человек тридцать кажется, оказались единственными из экипажа флагманского броненосца, кто уцелел.

Броненосец добили на закате. Командир отряда миноносцев писал потом, что не понимает, как на корабле может быть что-то живое. Казалось, что горит даже броня башен. Но они были живы, они ещё стреляли. Когда миноносцы пошли в атаку, командир отряда насчитал одну стопятидесятимиллиметровку и три восьмидесятимиллиметровки, открывшие огонь. Броненосец пытался отвернуть от торпед, и даже сам выстрелил торпедой в приближавшийся миноносец. Миноносец отвернул от одной торпеды; а в умирающего гиганта выпустили двенадцать. Три попали. Спасенных не было. Дядька говорил, что очень удивился, когда узнал, что флагмана добили только вечером. Он ещё до ранения видел, как флагман горел. Он говорил — даже в лазарете под броневой палубой было слышно, как кричали «Гардэ!!!», когда флагман второго отряда поднял белый флаг. Был ли он трусом — кто знает, но он в тот день уже видел, как погибли пять новейших броненосцев, а все наши корабли внешне целёхоньки. Вице-адмирала, да и всех офицеров со сдавшихся кораблей после возвращения из плена отдали под суд; вице-адмирал, вроде, в крепости и умер. Миррены потом линкор назвали в честь погибшего адмирала.

— Я знаю, я видела этот корабль, он встречал эскадру на рейде. Как я слышала, тогда миррены подумывали о его переводе в резерв.

— Не думаю, что они сейчас хоть что-то, способное на воде держаться в резерв выведут.

— Так же, как и мы. Я, кстати, тоже имею некоторое отношение к броненосцу, где твой дядя служил.

Хейс улыбнулась.

— Я знаю: «Заложен 23 шестого 9.. Года в присутствии Его Императорского…»

— Уймись ты с «Его Императорским», я тоже в курсе, что на закладной табличке написано. Забыла, что ли, куда модель нового корабля вместе с копией таблички направляются?

— В Морской музей.

— Это сейчас, а тогда полагалось отправлять такую модель в дар ЕИВ. В Приморском дворце раньше много таких моделей было, но после того, как я сломала мачту на одном броненосце, а Марина пыталась поджечь другой, отец решил, что памятники декоративно-прикладного искусства, пусть и специфического жанра, должны храниться в местах, где за ними будет обеспечен надлежащий уход. И все модели отправили по музеям, да военным училищам.

Хейс усмехнулась.

— Что верно, то верно, огонёк Марина любит…

— Вернёмся к броненосцу, «таланты» Марины обсудим потом: знаешь, после той войны корабль несколько лет служил учебно-артиллерийским кораблем?

Хейс кивает.

— Ну, так вот, решение об установке корабля на вечную стоянку уже было принято, в тот год броненосец последний раз выходил в море. Курсанты проходили на нем практику. Сордар в том числе. Даже фото есть — они все у носовой башни.

— Может, он и из дядькиной пушки стрелял…

— Нет, этого точно не было; когда корабль был учебным, орудия с первой батарейной палубы были сняты, их вернули только при реставрации.

Сборище всех самых заправских драчунов школы удивленно останавливается. Прямо над их секретным лазом на заборе, свесив ноги, сидит и грызет яблоко Несносная Херктерент.

— Ребята, куда направляемся?

— А тебе какое дело? Ты же девчонка! — спросил кто-то, и тут же получил по лбу огрызком, запущенным Херктерент.

— Тебя разве не учили, что отвечать вопросом на вопрос невежливо?

— Да я тебя!

— Тихо! — сказал староста. — «Котов» бить идём.

— Понятно, — сказала с интонацией «и так всё давным-давно знаю», — а меня возьмёте?

Никто не засмеялся. Некоторые уже дрались с ней. Почему-то никто не смог Херктерент победить.

— Тебя… — Ярн на секунду задумался и уверенно закончил, — тебя берём!

Вот и «коты». Крепкие, плотно сбитые и все какие-то одинаковые. При поступлении в школу следует выполнить довольно жесткие нормативы по физподготовке. Марина знает — когда открытие школы планировали, Саргон лично вычеркнул испытания по гимнастике из числа вступительных, сказав не вполне понятную фразу «Может, кто и восхищается спартанцами, но по мне это были просто здоровущие болваны. Ученики этой школы на них никогда не будут походить». Ну, Марине на здоровяков, едва умеющих писать и читать, тоже вовсе походить не охота.

Хотя в драках наличие здоровяков полезнее. По неофициальной статистике, «коты» побеждали в среднем в шести-семи драках из десяти. В истории межшкольных драк отмечены «кошмарные года» — тогда «коты» выигрывали все драки, ибо в школе учился Сордар Саргон.

Но в прошлой победили Сордаровцы, и «коты» твердо намерены взять реванш.

— Котики, с вашим чемпионом даже девочка справится.

«Коты» захохотали.

— Это не та, от которой вы всей школой бегаете?

Снова хохот.

Марина выходит вперед. Демонстративно откусывает кусок яблока. Толком не прожевав, говорит.

— Ну да, — чавк, — я та самая, — чавк, — все — не все, но кое-кто от меня и в самом деле бегал. — чавк.

Снова хохот. Ну не производит маленькая Марина впечатление грозного бойца. Пока они хохотали, Марина доела яблоко, и ловко отправила огрызок прямо в лоб старосте «котов». Смех стих как по команде.

Староста слегка обалдело изучает лежащий огрызок. Кроме силы, (как-никак, чемпион прошлогоднего первенства страны среди юниоров по штанге), он знаменит ещё и изрядным тугодумством.

— Значится так, выставляйте против меня вашего лучшего бойца, и если он против меня больше пяти минут продержится, то я свой любимый берет съем и эмблемой закушу.

Старосте котов осталось только сказать.

— Без соли берет есть будешь. Смотри, как бы эмблема у тебя в заду не застряла.

Грянул хохот. Все, что говорит громила, «котам» кажется необычайно смешным.

— По рукам. — с неприятной улыбочкой сказала Марина.

Бой закончился, толком не начавшись. Вот тут стоял староста, вон там — Марина. Миг — и огромный «кот» лежит, уткнувшись носом в землю, а Марина сидит на нем и выкручивает ногу.

— Я победила.

— Случайность! — крикнул кто-то из котов.

Марина находит его взглядом. Чарующе улыбается.

— Выходи сюда и проверим.

Кричавший старается протиснуться в задние ряды. Теперь хохочут уже сордаровцы.

— Если уж ваш лучший с девчонкой справиться не может, то куда уж остальным с нами тягаться!

 

Глава 4. Битва за высоту 89,6

В этом году количество учеников, оставшихся в школе на зимние каникулы, необычайно велико. Многим ученикам, уроженцам прифронтовых областей, написали матери, что бы домой они лучше не приезжали — в столице безопаснее, да и с продуктами намного лучше.

Другие не поехали по географическим причинам — пять — семь дней туда, да столько же обратно — что тогда от каникул останется?

Кэретта в письме намекнула Софи, что им лучше отдохнуть не в её владениях, Софи всё равно, а Марина и так с матерью общаться не горит желанием.

Указы Саргона хотя и подписываются традиционно — «Старая крепость», но Марина и Софи знают — отец в одной из фронтовых ставок, реальное расположение которых известно немногим.

Стоило разнестись слуху, что Софи на каникулы остается в школе — все её скрытые и явные обожатели, а также все юные прагматики и циники тут же изъявили аналогичное желание. Всё-таки знакомство с Софи никак не отнесёшь к числу бесполезных.

В силу всех причин, домой на каникулы уехало немногим больше десятой части учеников.

* * *

Поздней ночью на катке появляются Софи и Эрида. Дочка соправителя идет упираясь. Софи её уговаривает.

— Я говорю тебе, это же просто. Ты только попробуй.

— Да ну, упаду ещё.

— Эр, ты же балериной хотела быть, у тебя в крови умение держать равновесие.

— Угу, вон Марина в детстве нос об лёд разбила, до сих пор на коньки становиться не хочет. А с равновесием у неё получше, чем у меня будет.

— Так то Марина, а то ты. Смотри!

Софи делает круг, резко затормозив, останавливается перед Эридой.

— Только ты поддержи меня.

В спину Софи врезается крепенький снежок. Качнулась, но не упала. Обернулась. На трибуне откуда-то взялась Марина. Сидит на спинке сиденья.

— Ты что тут делаешь?

— Да вот, интересно стало, с чего две самые примерные девочки школы пошли на столь выдающееся нарушение правил.

— А сама-то что тут делаешь?

— Ну, а я примерной девочкой никогда и не была, мне правила вроде как нарушать положено.

— Марина, только не смейся, пожалуйста, — подает голос Эрида.

— Не буду.

Эрида осторожно ступает на лёд.

Музыка, конфетти, оркестры и прочие атрибуты зимних праздников. С последнего полугодия выпускным классам разрешается носить холодное оружие. По традиции, это время наступает не с окончания, а с начала каникул. Правом воспользовались все. Как юноши, так и девушки. Время как-никак военное. Преобладают короткие мечи, но хватает и длинных. Встречаются также абордажные сабли, мирренские палаши, причудливо изогнутые клинки южных грэдов. Попадаются даже огромные двуручники, клевцы и даже один абордажный топор. Говорят, в прошлом году кто-то ходил с почти трехметровым фехтовальным копьем.

Среди девушек преобладают короткие мечи, называемые позаимствованным из другого мира словом викадзиси в черных лакированных ножнах. Благо, в столице хватает мастерских, занимающихся их изготовлением, а ещё по одной негласной традиции за «ученический» меч вполне приличного качества, счет следует отправлять в МИДв. Канун нового года — то время, когда оружейники делают до 50 % годовой выручки.

Мечами обзавелись все. Хотя многие носят мечи как дань моде или своеобразное украшение, хватает и таких, кто неплохо фехтует. В это время года в лазарет обязательно попадает несколько человек с ранениями. Кто сам порежется, а кто и с давним обидчиком решит свести счеты по древним кодексам. Никаких наказаний раненым в подобных стычках не полагается, если бой шел по правилам, то есть до первой крови. Правила боя соблюдаются неукоснительно.

Этот год на пострадавших не особенно урожайный — достаточно серьезно ранен только один человек, но зато это Ленн собственной персоной.

С чего началась ссора, никто потом толком вспомнить не мог, равно как и зачинщика. Народ стал собираться вокруг них, когда разговор пошел уже на повышенных тонах.

Финальной точкой стал глухой стук отброшенных ножен.

Ножны Хейс лежат у ног Ленн — по старинным обычаям бросить ножны к ногам — вызов на бой. Во времена первых Еггтов — на смертный. Ленн любит рассуждать о старых временах, когда простолюдины знали свое место. Вот и угодила в ловушку собственных рассуждений — ещё в начале Первой войны, Совет Великих домов принял решение — считать всех призывников, принимавших участие в боях, представителями военного сословия низшего ранга. Это было пустой формальностью, страной уже давно правят не представители Великих Домов, но свет старой славы ещё не померк. Это решение означало и то, что действие всех старых кодексов и обычаев, практически не действующих в обычной жизни, но не отмененных формально, распространилось на многие миллионы человек.

По тем же старинным обычаям, любой представитель военного сословия за нанесенное оскорбление мог вызвать на бой хоть главу великого дома, и тот не имел права отказать, иначе прослыл бы трусом.

Отец Хейс воевал, и она родилась от законного брака, так что по формальным признакам она может вызвать на бой любого аристократа.

Кажется, конфликта жаждала и та, и другая. Слишком много всего друг на дружку у них накипело.

— К сожалению, я не могу принять ваш вызов, — растягивая слова говорит Ленн, — Не обладающий длинным мечом может вызвать на бой обладающего таковым, но обладающий вправе выставить за себя замену, да его честь не подвергалась нарушению от победы над недостойным. Бой может идти только на равном оружии. Обладай вы длинным мечом, то я бы снизошла до поединка с вами, но так как у вас его нет, извольте довольствоваться заменой. — Ленн выразительно косится на рослого парня из своего окружения- победителя юношеского первенства страны по фехтованию.

Принять предложенную замену — непременно проиграть, не принять — прослыть трусом.

Из-за спины Хейс раздается голос Яроорта.

— В случае же не обладания вызывающего длинным мечом, обладающий таковым может предоставить свой меч не обладающему. В случае же предоставления означенного меча, вызванный на бой не может выставить вместо себя замену. Поэтому, я готов предоставить не обладающему мой семейный клинок, и напомню, обладающий, так как по благородству я ничуть не уступаю вам, то как-либо отказаться от вызова вы не в праве. Возьмешь мой меч Хейс?

Резкий кивок в ответ.

Неплохо утоптанных полянок в лесу немало, на одной, словно случайно, собралось полшколы. Хотя, кроме поединщиков, обязателен только судья.

Ну и здравый смысл подсказывает наличие кого-нибудь, способного оказать первую помощь, прежде чем пострадавшего отведут (или отнесут, чего пока не бывало) в лазарет, где он скажет что-нибудь вроде «на лестнице оступился».

Бой кончился очень быстро. Оказалось, что Хейс фехтует куда лучше Ленн. Буквально через полминуты на снег брызнула кровь — Хейс рассекла рукав Ленн. Та роняет клинок. Глаза испуганно вытаращены, рот разинут. Падает на колени, бестолково пытаясь перехватить раненую руку здоровой. Кровь бьет фонтаном. Похоже, Хейс попала по артерии.

— Остановить бой! — крикнул Яроорт, хотя Хейс и так стоит, опустив оружие.

— Победила Хейс, — на бегу добавляет Яроорт, направляясь к Ленн. Кто-то из его компании спешит за ним, таща санитарную сумку.

— Хейс, ты не забыла отравить клинок? — доносится откуда-то с дерева голос младшей Херктерент.

Ленн пытается упасть в обморок, но ей подсовывают под нос нашатырь. Яроорт сноровисто накладывает жгут.

— Я не применяю нечестных приемов в честном бою.

— А жаль!

Вечером в столовой Ленн появилась с рукой на перевязи.

Хотя вся школа знала, что произошло, на вопрос директора Ленн ответила, что сильно ушибла руку, катаясь на катке.

Собственно, этот конфликт был единственным темным пятном на новогодние праздники.

Главное событие знаменующие окончание учебного полугодия — новогодний маскарад. Готовиться к нему почти все начинают, чуть ли не в день приезда в школу. Костюмы кто сам делает, кто покупает. Всем себя показать охота. У старших учениц последние несколько лет своеобразная мода — появляться на маскараде в максимально откровенных платьях. Пестрых, ярких, словно тропические птицы.

Призывно манящих обнаженными частями тела. Моду на подобные платья занесли худощавые и смуглокожие, временами и вовсе чернокожие ученицы из южных грэдов.

Когда в прошлом году у Бестии Младшей заказывали платья для Новогоднего бала, Марина заметила, что владелица ателье, словно невзначай старается отодвинуть некоторые альбомы. Марина заметила надпись на обложке: «Маскарадные костюмы». Что в них может быть такого секретного?

Разумеется, стоило маме и Младшей Ягр заболтаться о фасонах платья да сочетании цветов, Марина тут же сунула нос в альбомы. Ничего особо интересного: ну, платья, в основном излишне плотно облегающие фигуру, подчеркивающие все, что стоит подчеркнуть, ну маски всякие там или полумаски с перьями и без. С каждой страницей платья становятся все короче, разрезы на самых разных местах всё обширнее. Казалось, что Бестия задалась целью проверить — из какого минимального количества ткани можно изготовить костюм. Судя по последним страницам, на некоторые «платья» ушло, вряд ли больше куска материи десять на десять сантиметров. А кое — где и ещё меньше. Уменьшение количества материи почти всегда совпадает с радикальным увеличением размеров и пышности перьев на масках и головных уборах. Что может быть красивого в распущенном огромном павлиньем хвосте, крепящемся на талии?

— Для каких маскарадов это делается? В таком же замерзнешь.

Бестия оглянулась как-то воровато.

— Это, в основном, «сордаровки» на Новогодний маскарад покупают.

— Ну и дуры! — безапелляционно заявила Марина, понятия не имевшая в то время о школе.

— Похоже, у них там все очень даже интересно, — с загадочной интонацией произнесла Софи.

— Чересчур! — ответила Бестия, явно чем-то недовольная.

Императрица, впрочем, пропустила сказанное Софи мимо ушей.

В спальном корпусе сущий кавардак. Все двери нараспашку. Словно молекулы, снуют туда — сюда полуодетые ученицы всех классов. Все на нервах, все взволнованные. Каждая у двадцати, а то и больше спросит, идет ли ей это платье или сумочка, выслушает тридцать мнений и примет тридцать первый вариант.

«У тебя есть щипцы для волос?»

«Можно взять заколку?»

Тут же и слезы — платье прожжено, духи пролиты или младшая Херктерент какую-нибудь гадость сказала.

Единственным элементом невозмутимости и спокойствия является Марина. С костюмом Марина решила не заморачиваться. Блистать всё равно не получится, но и незаметной тоже не будет. Поэтому решила одеться в комбинезон морпехов с непременным беретом, ну, а черную повязку с прорезями для глаз соорудить не проблема. Пожалела, что нет штык-ножа, хотела одолжить меч у Эриды, но та двуручник кому-то уже отдала.

Марину, впрочем как и любую другую, то и дело останавливают. «А подходит ли мне это?», «Идёт ли мне то?». К миллион первому вопросу запас колкостей заканчивается, остается только говорить в произвольном порядке «Да», «Нет» и «Зашибись!».

Хейс у себя. Сидит за столом и что-то читает. Почему-то в школьной форме. Даже странно.

— Ты не пойдёшь?

— Нет. Во-первых, несколько надоело, во-вторых, купальник, перья на заду и туфельки на шпильках — несколько не мой стиль одежды. И в-третьих, а по сути, в — главных — я слишком устала, готовясь к экзаменам, и просто хочу отоспаться за все последние дни.

— Канонада же будет! Всё равно не заснёшь!

— Знаешь, зимой, а так же в начале лета, у меня наступает период послеэкзаменационной спячки. Я, бывает, по двадцать часов в день сплю. У меня примерно десятидневье после зимних экзаменов день делится на два времени — утро, примерно часов до шести вечера, и собственно, вечер — оставшееся время.

— Знаешь, я как-то привыкла, что утром ещё темно, но чтобы с утра было уже темно — как-то не по мне.

— Ну, вообще-то на Севере так бывает ежегодно. Там и в полночь, знаешь ли, бывает, солнце светит.

— Сравнила природное явление с собственным распорядком.

— Марина, ты неисправимая зануда. Это во-первых…

— Ну, я тогда побежала.

Прическа Софи наводит на мысли о визите в любимый салон красоты императрицы. Платье тоже наводит на мысль о любимом модельере. Да и сама Софи наводит на мысли о любимой мамочке в те моменты, когда от неё лучше держаться подальше.

Эрида в халате, сидит, склонившись над шахматной доской. Сосредоточена. Одна коса заплетена, другая — на полдороге брошена, третью — не начинала. Волосы свешиваются на лицо, закрывая глаз.

К Эриде тоже постоянно забегают. Спросят какую-нибудь вещь. Эрида только рукой то на шкаф, то в ворох вещей на полу, то на дверь ванны покажет. Скажет: «Там». А дальше — сама ищи.

На «Спасибо, Эр!» не реагирует никак.

Сколько человек получили желаемое, а, сколько ушли ни с чем — осталось неизвестным.

Интересно, почему запах стоит, словно в химлаборатории? Марина проводит рукой перед лицом Эриды. Трясет кистью.

— Ой, Марина!

Эрида вскакивает, уронив стул.

— Ну, да, я, вроде бы. Что у тебя за химия?

— Где?

— Тут!

Эрида принюхивается. Задумывается на несколько секунд.

— Это наверно, отсюда, — выставляет из-под халата ножку.

— Откуда?

На коленке нет ничего интересного.

— Да вот.

Марина смотрит в указанном направлении.

Эр в своем репертуаре. Ногти на ногах решила накрасить. Это притом, что никогда ничего с открытыми пальцами не носила. Палитру лаков на ногтях подбирала. Цвета: черный, синий, зеленый, желтый, телесный, несколько оттенков красного. Каждый ноготь покрашен в два, а на большом пальце — в четыре цвета.

— Вот не могу определить, какой цвет лучше.

— Э-э-э, натуральный не пробовала?

— А что, идея, — оживляется Эрида, — тем более, пальцы в туфельках всё равно не видно.

Марина мысленно досчитала до десяти, что бы не выругаться. Эр-р-р-рида — это НЕЧТО!

— Ты что, на маскарад собираешься?

— Ну да.

— И в чем пойдёшь? — с затаенным испугом спрашивает Марина, прекрасно помнящая об инстинктивной любви Эр к чудачествам, а заодно и вспомнив некоторые особо откровенные наряды из каталога Младшей Бестии, — Не у нашей Теренн заказывала?

— Ну да, у неё.

— Покажи!

Эр кивает в сторону кровати. У Марины отлегло от сердца. Судя по количеству всяческих оборочек, создавая эту модель, Бестия задавалась целью узнать, сколько километров голубого атласа можно пустить на одно платье. Дополнением к платью служит шляпка, как показалось Марине, три метра в диаметре.

— Ну, и что все это должно означать?

— Вот.

Эрида держит в руках маску сокола в золотых блестках. Поймав недоуменный взгляд Марины, говорит.

— Это же маска Первой Кэретты Еггт. Легендарной Тёмной Соколицы.

Насчет того, кто такая Тёмная Соколица, муза многих поэтов бурного века Первых Еггтов, Леди в голубом, Марину просвещать не надо — знает, от кого Кэрдин по прямой женской линии происходит. Старшая дочь великой Дины I, ослепленная в раннем детстве, за что и получившая прозвище Тёмная. По свидетельствам современников, редкостная красавица. Марина сомневалась в красоте человека, имевшего столь явные физические недостатки. Под знаменитым «Культом Кэретты», когда десятки поэтов воспевали загадочную маску, Марина подозревала всего-навсего грубую и не очень лесть в адрес Дины II. Слепота Кэретты и последующее прозрение уже довольно давно служат предметом жарких споров в околонаучных кругах. Поднимался даже вопрос о вскрытии захоронения. Заодно поднимался вопрос о достоверности легенды об отравлении Кэретты амбициозной Диной II, считавшей её соперницей. Появились романы, и даже исторические исследования, выставлявшие Дину II кровавым и жестоким тираном, не останавливающимся ни перед чем ради достижения своих целей, и при этом панически боящимся окружающих, и отправляющим их на смерть по самым нелепым обвинениям. В нескольких романах и даже научных работах, как о доказанном факте, говорилось об убийстве Кэретты Диной II. Обвиняя великих в низости, авторы словно хотели возвыситься, да и прославиться, сами. Скандальная слава — тоже слава, тем более, за работы с непроверенными, но зато сенсационными, а то и скандальными разоблачениями куда лучше платят.

Лет двадцать назад тогдашняя глава дома Еггтов — мать нынешней императрицы, дала разрешение на вскрытие могилы. Тогда для старых легенд было не лучшее время. Ниспровергатели легенд были в большой моде. Заодно была мода на археологию после открытия в Приморье нескольких кладов времён Катастрофы.

К некоторому удивлению, погребенная оказалась в полном доспехе. На груди лежала сабля; специалисты сразу определили — работы Дины I.

Набальзамированное тело прекрасно сохранилась. Сначала вроде бы подтверждалась версия о слепоте Кэретты. Под шлемом оказалась маска с клювом сокола, скрывающая лицо. Когда маску удалили, вопросов стало не меньше. Одного глаза к Кэретты и в самом деле не было, вместо него — искусственный стеклянный, работы известного мастера тех времен, занимавшегося изготовлением глаз для бронзовых статуй. Зато второй оказался на месте, и, по мнению медиков, не только был абсолютно здоров, но и не подвергался при жизни какому — либо хирургическому вмешательству. Старых загадок не стало, зато появились новые.

Несколько ребер, ключица, рука и нога имели следы успешно залеченных переломов. Переломов, полученных практически одновременно за много лет до смерти. Переломы — следы трагедии, случившейся с детьми Дины в разгар Войн Династии.

В тканях и волосах женщины не нашли никаких следов известных ядов. Скептиков не убедило — яды могли разложиться, Дина применяла яд, неизвестный современным ученым, да и Кэретта ли это?

Ну, да доводы разума для определенного сорта писателей, неприменимы.

Эрида к маскараду готовилась серьёзно; кроме платья, на кровати валяются несколько исторических журналов, включая академический «Вестник Императорского археологического общества», раскрытый как раз на свежей статье о «Новой интерпретации кризисных событий века».

Марина неплохо разбирается в доспехах, но совершенно ничего не знает о моде времен первых Еггтов. Познания Эриды обратны её собственным.

— Смотри, — Эрида открывает коробочку голубого бархата, — Ожерелье совсем как у неё. Прямо как с прежнего материка.

Вьются две пары двойных цепочек. Обе пары пропущены через крупную биконическую бусину с орнаментом. Потом каждая пара — ещё через бусину поменьше. Меньшие бусины прикрывают места, где окончания каждой цепочки переходят в кисточки, из четырех тонких цепочек. Каждая цепочка оканчивается бусиной в форме плода граната, украшенного спиральками.

Марина берет. Прикладывает к шее.

— Хочешь, бери, — тут же говорит Эрида, — я ещё какое-нибудь найду.

— Нет уж, спасибо. Количеством золота на себе пусть Сонька народ пугает.

Ожерелье очень красивое, и даже немного похоже на одно из национальных сокровищ — коронационное ожерелье императора, только там на концах цепочек двенадцать цветков. Дерево, их дававшее, на погибшем архипелаге росло повсеместно. Когда зацветало — справлялся праздник весны. Дерево было одним из символов Первой Империи. Когда наступила катастрофа, многие из ушедших везли с собой семена или черенки. Приморье многим напоминало Архипелаг. Но ни одно из семян так и не взошло, и ни один черенок так и не ожил.

Только рисунки в старинных рукописях, да украшения остались. О чем-то желаемом, но не достижимом, теперь любой грэд скажет: «Услышать аромат розовой вишни».

Всем известно, как выглядит императорское ожерелье, немногие знают- после коронации Саргон его ни разу не надевал.

Веселье будет продолжаться всю ночь.

У столика, где стоит Эрида, довольно много народу. Толи делают вид, что чокнутую не узнали, толи решили, что праздник никому портить не надо. Или же просто оценили ящик с подарками (четыре здоровых грузчика тащили с немалым трудом), полученный Эридой на Новый год. И это без учета того, что ждёт её дома.

Эрида весела, непрерывно что-то болтает. Что удивительно — слушают, хотя у столика ни Марины, ни Софи не наблюдается.

Традиционный конкурс на лучший наряд в этом году куда оживленнее обычного. Конкурс уже много лет слывет смотром самых своеобразных школьных красавиц.

Среди претенденток не самой многочисленной, но бесспорно самой яркой группой были не сильно одетые «южанки». Мода на яркие, пестрые, пьянящие карнавалы с юга докатилась до столицы. В откровенных нарядах с пышными перьями и павлиньими хвостами. Грудь зачастую прикрывает символический кусочек материи, усыпанный ярким бисером. Пару лет назад так одевались только истинные дочери юга, сейчас же среди «южанок» хватает и столичных девушек, и даже северянок.

Другую многочисленную группу составляют «кошечки». Пушистые светлые или в полосочку курточки, обязательно с капюшоном, на котором торчит пара ушек, напоминающих кошачьи, или розовенькие неопределяемого зверька. У многих «кошечек» белые пушистые муфты, у некоторых ещё и хвостик на положенном месте присутствует. Выглядит все необычайно миленько, только забывать не надо, сколь обманчива внешность, и какие у настоящих кошечек остренькие зубки и коготки.

Действительно оригинальных костюмов не много. В центре внимания — живой самолетик. Худощавая девушка из Предварительного класса сделала костюм в виде истребителя — биплана. Шляпка в форме двигателя с пропеллером. На сапожках — словно серебристые стабилизаторы. Невесомые бипланные крылья. Серебристые ленты, означающие набор фюзеляжа, словно рамки, ограничивают то, что должно привлечь внимание.

Привлекает внимание и своеобразный черный блестящий наряд. Нога полностью затянута обтягивающей материей.

Линию подчеркивает ряд массивных полусферических латунных пуговиц от щиколотки. Зато на другой ножке — только лакированная туфелька на шпильке. Одна рука в черный затянута, другая от шеи обнажена, и только тоненький браслетик на запястье. Глаза накрашены словно у актрисы — роковой женщины из фильмов времен Тима IV.

Полумрак, свет, словно отблески костров. Музыка — ритмичный бой барабанов юга. Рокот все нарастает.

На сцену выбегает высокая девушка.

В полумраке она кажется чернокожей и практически обнаженной. Хотя на деле она светлая мулатка. Танцует босиком. «Костюм» состоит из переплетенных бус, не слишком сильно прикрывающих неплохую фигуру. Треугольником от плеч к бедрам сходятся жемчужные нити. На запястьях и щиколотках многочисленные браслеты. Перьев или хвоста нет, зато на плечах — живая змея, позаимствованная из школьного зверинца. Девушка несколько лет ухаживает за змеями. Многие считают, что на роль домашнего любимца тигровый питон — не самая подходящая кандидатура.

Сперва хотела танцевать с ядовитой коброй — с трудом отговорили. Отчаянная южанка змей не боится совершенно.

Смуглая девушка несколько лет подряд выигрывала всеимперские состязания по биологии. С пресмыкающимися, включая самых ядовитых змей, прекрасно умеет обращаться. Более того, по биологии змей у неё уже несколько статей в научных журналах опубликованы.

А ещё змееносицу Ленн терпеть не может, что для Марины верный признак неплохого человека.

Марина смотрит, приоткрыв рот. Она знает — кажущаяся невесомой змея весит почти тридцать килограмм. Что бы вытворять такое, силу и храбрость надо иметь сильно выше среднего. Хотя змей Марина тоже не боится.

Человек и змея словно сливаются воедино.

Ритмичные движения бедер.

Опускается на одно колено, подняв змею на вытянутых вперед руках.

Вспыхивает яркий свет. Зал взрывается. Аплодисменты, свист, восторженный вой. Хлопает даже Марина. Положив змею на плечи, танцовщица посылает воздушные поцелуи. Шум не стихает несколько минут.

Новая танцовщица тоже полуобнаженная. Словно воительница Древнего материка из фантастических романов. Сапоги с серебром до середины бедра. Едва прикрытые кольчужной сеткой с металлическими накладками грудь и бедра. Шлем, увенчанный многочисленными рогами. Громадный меч, выше её самой.

— Ой! — Марина хватает Эриду за рукав. — Смотри, у неё же твой меч!

— Ну да. Я ей дала для выступления. Она мне показала этот танец, и я поняла, что меч тут действительно необходим, причем, именно меч пламени, как у меня.

Марина промолчала. С мечом, и даже с двумя она тоже могла бы показать кое-что. Только что теперь гадать? Хорошая мысль традиционно приходит много позже потребности в ней. Кому теперь есть дело, что фехтование двумя мечами зовется «Еггтовским стилем», и этим стилем Марина владеет неплохо?

Снова смотрит на сцену. «Воительница» и впрямь вытворяет с мечом сумасшедшие вещи. Марина признается сама себе — так бы играться с откровенно страшноватой игрушкой — любимым мечом Эр — она бы не осмелилась.

Косится на хозяйку меча. Глаза и рот Эриды распахнуты в немом и самом искреннем восторге.

Зал взрывается вновь.

Теперь на змееносице изумрудно-зеленое с блестками платье, плотно облегающее точеную фигуру. На ногах — высокие сапожки из змеиной кожи.

«Воительница» только полупрозрачную накидку набросила, да сумочку взяла. От кавалеров у неё сегодня точно отбоя не будет. А если кто будет излишне настойчивым — до появления Херктерент именно эта девушка слыла первой драчуньей школы. Ей и стокилограммового бугая-штангиста швырнуть через себя не проблема. Не так давно Марина видела, что «воительница» сотворила со своим обидчиком (кажется, он хотел испытать, насколько упруги части тела, находящиеся у «воительницы» пониже спины). Узнал. Но цена оказалась высоковата: «воительница» лихо применила к нему борцовский бросок, ухватила за ногу, и минут пять вполне качественно вытирала им и без того чистый пол.

Визг. Обильно дымящая сумочка отлетает на несколько метров. Воздух наполняется ароматом тухлых яиц.

Софи оглядывается по сторонам, лихорадочно соображая, когда она последний раз видела сестру.

— Не волнуйся, дорогая, — подходит Ленн; в маске, волосы убраны в жемчужную сеточку, — рецепты подобных «дымовух» в среде простонародья знает каждый мальчишка. Ваша сестра не опустится до столь низменных шуточек.

У Софи другое мнение. Сейчас она пытается понять, Ленн притворяется, что не знает о проделках Марины, или знает и сейчас тонко над Софи издевается. Хотя вряд ли она позволит себе подобное.

Пострадавшая от дымовухи южанка сама уже хохочет над шуткой, и грозится при случае запихнуть такую же обидчику в штаны. Дымящийся коробок уже у неё в руках. Показывает на невысокого паренька.

— Это ты сделал! Сейчас я тебе устрою.

Южанка — девушка рослая, обидчика головы на полторы выше. Он стремительно бросается наутёк. Южанка, размахивая дымящимся коробком, и вопя, как отдаленные предки при охоте на слонов, бросается в погоню.

Хохочет даже Ленн.

А Софи вспомнила, что в состав такой дымовухи входит фиксаж. Взять коробок, насыпать фиксаж, положить таблетку перекиси водорода, плюнуть… Ей же местные дети на Севере показывали, как это делается! Она тоже так умеет…

Софи усмехнулась. Кажется, именно в этот момент праздник для неё, наконец, начался!

Появляется Марина. Лицо кислое, уголки губ смотрят вниз. В руке бокал вина. Полупустой.

Софи резко поворачивается к Ленн. Вопиющее нарушение! Та уже всё заметила, но на губах вполне благодушная ухмылка.

— Софи, сейчас же Новый год! Я знаю, ты меня не очень любишь, но у меня есть принцип — я никогда, и никого не наказываю в Зимние каникулы. Но если хочешь, можно нарушить традицию, и сообщить завучу. Ей и так кисло, так пусть хоть другим праздник своей физиономией не портит.

— Не надо. Знаешь, Ленн, мне этот твой принцип вполне нравится. Будем развлекаться, и пусть не у нас, а у Марины завтра голова болеть будет.

Ленн щурится, словно довольная кошка. Мысль о больной голове Марины доставляет ей несомненное удовольствие. Ещё большее удовольствие ей доставляет отсутствие Хейс. Единственной, кто может затмить её красоту. Хотя вот Софи рядом стоит. Можно не сомневаться, на следующем Новогоднем празднике царить будет она, но это будет только через год, а к тому времени Ленн уже закончит школу.

Платье Софи бесспорно, элегантное, но на взгляд Ленн, излишне короткое. Хотя с другой стороны, на ножки Софи и так уже заглядываются все особи мужского пола. Что же на следующий год будет? А пока Софи рядом с Ленн выглядит тринадцатилетней девочкой, впервые попавшей на взрослый бал. Ленн мысленно усмехается. Сейчас Софи играет. Ленн ничуть не сомневается — Софи куда взрослее, чем, кажется. Взрослее, и что куда важнее, умнее. Притворяться маленькой, глупенькой и наивной куколкой Ленн и сама прекрасно умеет. На большинство парней подобный образ та-а-а-ак действует… А ведь все они Ленн прекрасно знают.

У Софи с умением притворяться всё в порядке.

Бутылка стартует подобно ракете. Выбрасывая пенный столб, с шипением вылетает в распахнутую дверь. Не самая удачная, но, безусловно, одна из самых зрелищных сегодняшних шуток.

Когда исчезла младшая Херктерент, почти никто не обратил внимания.

Окруженная кавалерами Ленн просто сияет. Хотя и бросает слегка обиженные взгляды. Кавалеры все подходящие, но Яроорта среди них нет, и на танец он Ленн не приглашал.

Музыка играет медленно. Кружится только несколько пар.

Южанка и её «обидчик» танцуют вместе.

Вершина башни обсерватории напоминает маяк. Так она и зовется. Силуэт башни с ярким огнём на вершине на фоне звёздного неба — один из символов школы.

Марина стоит у балюстрады. Сюда почти не долетают звуки праздника. Все затеи и шуточки сейчас кажутся глупыми и нелепыми. Ну и что с того, что всё удалось? Судя по общему количеству дымовух, взрывпакетов и прочего, кроме Марины, шутников было ещё человек десять, если не больше. Поймали двоих, и то один под вопросом.

Розыгрыши различной степени остроумия и злобности во время новогоднего маскарада — одна из традиций школы. Была идея сыпануть слабительного в бокал Ленн. Но, поди, угадай, какой именно она возьмёт. А сыпать во все на столике — как-то уж слишком злобно получится. Хотя, обнаружив у столика ещё и Софи, Марина пожалела, что оставила пакетики в комнате. О чем эти две фри, не переносящие друг друга, болтали с милыми улыбочками, Марине не интересно. Небось, шмотки, мальчишек или жратву обсуждают. Или подружкам косточки перемывают. О каких-либо иных предметах из школьных девчонок, по мнению Марины, только Эрида рассуждать и способна, и то только когда у неё настроение хорошее.

Марина слышит, как кто-то поднимается по лестнице, намеренно шумя побольше. По походке догадалась что это… это… Как его? Мельников, что-ли? И чё его сюда несет? С крыши давно не падал?

Марина разворачивается. Пусть не думает, что подошел незамеченным. Наверняка, следил, за ней.

— Ты здесь? Чего не веселишься? — спрашивает как-то грубовато, словно зная, что она именно тут.

Марина в тон ему хрипло отвечает:

— Скучно. Проветриваюсь. Сам-то что тут забыл?

— Скучно.

Марина поворачивается, вновь опершись на балюстраду, вглядывается в темноту. Огни города в другой стороне, зимние звезды необычайно ярки.

— Глаз Змеи. Видишь? Вон там, самая яркая.

— Я знаю, на неё стрелка компаса показывает.

— У неё и другое название есть. Полярная, — последнее слово Дмитрий произнес по-русски.

Марина изобразила внимание. В школе русскую речь ей слышать не приходилось, хотя книги, изданные на этом языке, в школьной библиотеке имеются.

— Красиво звучит. По-ларная. — нарочно неправильно произносит Марина — Значит что-нибудь?

— Не знаю, в книге какой-то прочёл.

— Её ещё Ось Мира зовут.

— Я знаю.

— Марина… Загадочное имя… Словно из каких-то неведомых миров… Что оно значит?

— Морская.

— Оно тебе подходит. Твои глаза цвета волны…

Неужели он думает, что Марина ни одного романа, выбивающего слезу у большинства сверстниц, не читала? У большинства. Но не у Марины. Нарочно куда громче, чем следовало, Марина говорит.

— Угу. И ещё адмирал-братец в придачу. Ломы узлом умеющий завязывать, между прочим. У самого-то имечко тоже не из простеньких. Что значит?

Дмитрий поморщился. Кажется, какой-то усиленно строившийся в воображении воздушный замок рухнул ему на голову. Хотя воздушные замки и самые сложноразрушаемые сооружения. Принял её за ту, кто в сказочки верит, или просто искренен?

— Оно очень старое. Вроде бы посвященный какой-то нелепой богине земли.

Марина не удивилась. Ей как-то раз приходилось читать список употребляемых в империи имен, где разбирались их значения. Дмитрий там тоже присутствует. На память Марина не жалуется.

Становится жарко, хотя минуту назад было зябко. Сердце почему-то бьется учащенно. Оба не могут ничего понять.

Смотрит, как тает на руке снежинка. Рядом серебрится конфетти.

— Может, вернёмся назад?

— Не знаю…

Марине одновременно хочется, и остаться, и убежать, и взять этого Дмитрия за руку. Врёт Сонька, что уже целовалась, или же нет? Говорят, бывают в Новогоднюю ночь чудеса, только Марина в чудеса уже не верит. Голова кружится. Или это запретные бокалы игристого вина так действуют?

С утра Марина решила, что всё вчера было не так, как надо. Ничего особенного не было, а Дмитрий тоже стянул бокал вина, и наверняка, не один. Тем более, мальчишки более склонны к добыче запрещенного алкоголя.

Марина точно помнит, что поживилась тремя бокалами. Вроде разных сортов. Нет, наверное, пятью, иначе, с чего так шумело вчера в голове и колотилось сердце?

Подарки, полученные Мариной, почти полностью соответствуют списку ещё месяц назад отправленному в канцелярию МИДв. Все заказанные книги, включая парочку довольно редких, офицерские часы в водонепроницаемом корпусе. Обнаружив вместо заказанного автомата и патронов квитанцию об оплате за оружие и расписку хранителя дворцового арсенала в получении, Марина только вздохнула. У Саргона специфическое чувство юмора.

Непонятно, от кого продолговатый сверток золотой бумаги, перевязанный красными лентами, и украшенный еловой веткой с шишками.

Разворачивала осторожно, подозревая наличие какого-нибудь взрывоопасного или дурнопахнущего «сюрприза». Сама она, правда, подобных «подарочков» никому не посылала, но возможность рассматривала. Почти хотелось, что бы сверток всё-таки взорвался. Шутника Марина непременно нашла бы и устроила ему или ей локальный кошмар по всем правилам военного искусства. Но ничего не произошло. Под обертками оказалась обыкновенная картонная коробка. А в ней — серебряная роза с золотыми лепестками. Металлическая. Потрогала шип — укололась до крови. Сося палец, словно маленькая, принялась размышлять, кто ей мог прислать подобное. Отец, мать, Сордар и Софи отпали сразу. Кэретта никогда не пришлёт чего-либо, не имеющего клейма известной фирмы, отец и Сордар прекрасно знают, что цветы рассматриваются Мариной исключительно как предмет ландшафта, а Софи свои подарки во-первых, всегда подписывает, а во-вторых, подарок всегда содержит какой-нибудь достаточно прозрачный и издевательский намек на тот или иной недостаток Марины. На этот раз она прислала толстенную роскошно изданную книгу по домоводству (такие на свадьбу часто дарят) с голубенькой (самый нелюбимый Мариной цвет) муаровой закладочкой, лежащей на странице с подробным рецептом свекольного супа под названием боржж (самая нелюбимая Мариной еда, к тому же, Марина знает, что слово написано неправильно).

Марина, впрочем, тоже послала Софи книгу с описанием множества диет и заглавием «Как похудеть на тридцать килограмм за два десятидневья?», это притом, что Софи навряд ли пятьдесят весит. По сравнению с книжками, отправленными Софи на День Рождения, это ещё беззлобная шуточка. Хе-хе.

Эрида? Но она уже приходила извиняться — подарок она послала, но, как обычно все перепутав, отправила не на школьный адрес Марины, а в Загородный дворец. Ну, да Эрида, пожалуй, только химикаты не путает. Хейс? Но она ещё пару дней назад подарила Марине «Наставления по стрелковому делу», изданные во время Первой войны. Такой книжечки в коллекции не было, и Марина очень благодарна Хейс. К тому роза явно стоит очень дорого, а у Хейс мало денег.

Разумных мыслей так и не пришло. Неразумные что-то ни на кого конкретного не нацеливаются. Трескотня о мальчиках перед маскарадом в корпусе стояла такая, что не только у Марины уши закладывало. Много о ком узнала массу интересных, и не очень подробностей. Сама ни в одном обсуждении участия не принимала. Теперь жалеет. Почти.

Роза разместилась на столе в бутылке из под сока. Ветка с шишками составила компанию. Ну, да составлением букетов Марина никогда заниматься не любила.

После Нового года Софи всё-таки удалось выпихнуть Эриду на каток днём.

Коньки у Эриды не какие-нибудь — знаменитые «Серебряные стрелы», на таких лучшие фигуристки катаются, или просто те, у кого денег слишком много. «Серебряных стрел» даже у Софи нет. Марка известна всем, кто хоть чуть-чуть умеет держаться на льду.

Коньки через плечо как-то не слишком вяжутся с волочащейся по снегу длинной собольей шубой и огромной каракулевой шапкой.

Резким движением сбрасывает шубу. Швыряет шапку о снег. Ярко накрашены глаза. Волосы убраны в сеточку.

Яркий костюм профессиональной фигуристки.

Белозубая улыбка и сосредоточенный взгляд.

— Выпендрёжница. — шипит кто-то.

Шипение стихает, стоит сидящей на бортике катка спиной ко льду, Марине бросить в ту сторону взгляд.

— Давай, Эр. Всё у тебя получится.

Сначала Эрида и в самом деле делает несколько робких шагов.

Потом начинается светопреставление.

Фигуры одна сложнее другой летят стремительным каскадом.

Прыжки, развороты в воздухе.

Не каждый знаток фигурного катания вспомнит названия всех фигур.

Эрида скользит на одной ноге.

Вращение все ускоряется.

Количество разинутых ртов равняется числу зрителей минус один — ухмыляющаяся Марина.

Закидывает ногу к голове, обхватывает руками.

Кто-то шепчет:

— Эту же фигуру только лучшие фигуристки исполняют.

Эрида, кажется, того и гляди, взлетит.

С катка уходит вроде бы прежняя Эрида. Та же, привычная чуть глуповатая улыбка. Рассеянный взгляд. Только теперь она почему-то кажется всем просто приятной. Многие сегодня заметили, кто с удивлением, а кто и с черной завистью, что Эрида ещё и красива. А разноцветные глаза — своеобразная изюминка, отличающая её от прочих школьных красавиц.

Софи любит зиму.

Кэретта не имеет ничего против увлечения дочери коньками и лыжами. По наброскам императрицы даже парк в одном из владений переоборудовали для зимнего отдыха избранных. Как раз прошлой зимой открыли лыжный курорт, где могло собираться только приятное императрице общество. Название особой оригинальностью не блистает — «Зимняя сказка».

Гости были в восторге. Зато император смотрел более чем криво, и ухмыльнулся только один раз — при виде гримасы на лице Кэретты. Причиной было появление на празднике Бестии — Кэрдин. По правилам приличия, на подобное мероприятие глава дома Еггтов просто не могла не пригласить главу дома Ягров. На подобные приглашения раньше Ягр отвечала изысканно-вежливыми отказами. А в этот раз взяла и приехала.

Блестит короткая черная шубка. До колен сапожки из «драконьей» кожи с золотыми цепочками, в волосах диадема Ягров. Кэрдин стояла, опершись на знаменитую трость. Заговорщические искорки играют в зрачках черных глаз.

С бала император удрал. А Кэрдин осталась. Софи слышала, как кто-то из мужчин сказал: «Сколько лет прошло, а Чёрная Жемчужина всё такая же!» В коротком черном платье с обнаженными плечами, всего лишь с одной ниточкой черного жемчуга, Кэрдин буквально наполняла зал какой-то особой энергией. Она, а не Кэретта царила на этом вечере.

Тогда Кэрдин показалась Софи просто до невозможного красивой. Гораздо хуже, что и Кэретте показалось то же самое. К ней потом с месяц было лучше не приближаться.

Окрестности школы, по мнению Софи, для лыжных прогулок чуть ли не лучше «Снежной сказки» Кэретты. Так что лыжи и коньки Софи прислали ещё до того, как снег выпал.

Софи оказалась быстрее даже прирожденных лыжниц — северянок, не говоря уж о всех остальных.

Днем не отвертишься от неизбежных спутников, поэтому на лыжах Софи катается ранним утром. Благо, большая часть школы предпочитает отсыпаться. Ещё не спится неугомонной Марине, но Софи не интересно, где сестру носит. Растяжки с краской поперек лыжни не ставит — и на том спасибо.

Взгляд Софи остер, но фигуру на горке не узнает.

Несутся навстречу. Свистит ветер в ушах.

Резко разворачиваются.

Сына второго соправителя Софи знает прекрасно. До поступления Софи, главной школьной знаменитостью был он — лучший ученик и спортсмен, не говоря уж о происхождении. Объект очень многих грез глупеньких девочек, мечтающих о принце, а так же циничных планов юных стерв, уже мечтающих о богатом и известном муже.

Сам Яроорт старается держаться подальше и от тех, и от других. Кампания Яроорта состоит почти исключительно из сыновей находящихся на действительной службе военных, причем Яроорт одинаково относится, что к сыну сержанта-сверхсрочника, что к сыну генерала.

Как у объекта грёз, у Яроорта имеется один серьезный конкурент — его старший брат. Фотографии принца есть у многих. Вздыхают по нему девочки, вздыхают и иные бабушки. Много у кого в школе портрет красавца-принца висит. У иных портретик под подушкой хранится. Есть и такие, у кого на стене целая галерея портретов, сплошь сердечками да всяческими финтифлюшечками украшенная. Бывает, и цветочки живые прилагаются. Культ любви к принцу, особенно, уголки с картиночками, вызвали острое раздражение Марины. Она несколько человек довела, чуть ли не до истерики. Зайдёт. С ядовитым прищуром на портреты принца посмотрит и бросит что-нибудь вроде: «Красота! С чёрной ленточкой в углу было бы ещё лучше». Может зайти и, бормоча что-то непонятное, воткнуть в картинку иголку или булавку с привязанным пучком цветных ниток или птичьим пером. Вся школа читала сказочный роман про времена Дины I. Автор вывел Дину I великой колдуньей и чернокнижницей. Одним из способов устранения врага было воткнуть ему в одежду заговоренную иглу. То же можно было проделать и с изображением неугодного. Мистический роман написан мастерски, сцены колдовства выглядят очень убедительно. Марина одна из немногих, кому роман не понравился. Она вообще не может понять, почему в колдуны и чернокнижники стараются записать человека, искавшего рациональные объяснения происходящих в мире вещей. Дина частенько пользовалась плодами нелепых суеверий. Марина старается не отставать от отдаленного предка.

Как-то раз Софи очень вежливо попросили написать портрет принца; Их Высочество в крайне невежливой форме, отказала.

Яроорт о брате говорит много меньше, чем о нем журналы пишут. На миллион первый вздох: «Ах, как жаль, что ваш брат не учился с нами!» — Яроорт ответил: «Наша школа для умных, для таких же, как мой брат, существуют особые школы, состоящие на балансе министерства здравоохранения, хотя, будь моя воля, я бы школы для таких в ведение тюремного департамента МВД передал!»

Очень многие дорого бы дали за подобную встречу с Яроортом. Только Софи не из таких, других или третьих. Она единственная и неповторимая. А Яроорт может думать о себе всё, что угодно.

— Предпочитаете одиночество, принц? — с чуть заметной иронией спрашивает Софи.

— Днём на этих горках собирается излишне большое число зрительниц, Ваше Высочество, — тоже чуть заметная ирония сквозит в голосе.

— Зрителей там тоже хватает.

— Вы собирались на Каменный холм, — не вопрос, утверждение, там самый опасный спуск из известных Софи, больше всего она любит кататься именно там.

— Допустим… — Софи никогда не меняет своих планов на лету. Другое дело, что о планах Софи обычно знает только она сама.

— Позволите вас сопровождать?

Софи ненадолго призадумалась.

— Да. И знаешь, что, Яроорт, перейдём на «ты». Мы в конце-концов, в десятом, а не восьмом веке живём.

— Согласен. Носить маску загадочного принца надоедает.

— Если долго носить какую-либо маску, она непременно прирастет. Особенно, если под ней ничего нет…

— Не зря говорят, у Еггтов язык с колючками.

— С колючками, да не змеиный!

— Это так.

— На нас напали! — вбегают подружки у обеих — глаза- блюдца, — Из сугроба выскочило. Белое, лохматое и как завоет. Мы еле убежали.

Хейс идёт к телефону.

— Я бы не торопилась, — говорит Софи, — вспоминается мне, что у сестренки был карнавальный костюм полярного медведя.

— Софи, далеко не все происшествия происходят по милости твоей сестры. В любом случае, напугавшее их следует найти. У нас тут не заповедник, чтобы дикие звери шлялись по лесу, где хотели.

Словно в подтверждение её слов, снаружи донесся протяжный вой.

Софи только хмыкнула. Если кого вой и смутил, то не её.

Об опасном животном к утру знала вся школа. Днем попались следы, напоминающие рысьи. Биолог заявил, что в жизни не слышал про кошек, постоянно ходящих на задних лапах. Ему не особо поверили. Вечером все вновь услышали жуткий вой. Сразу из нескольких мест. Он даже перекрывает шум ветра. Утром биолог сказал, что стайных рысей не бывает в природе, а время гона ещё не пришло. Это успокоило ненадолго. Стоило девочкам вернуться в корпус, как вой раздался вновь.

В гостиной корпуса повисла тишина. Многим стало неуютно.

Марина сидит, обложившись кучей книг. Или уроки делает, или очередную пакость замышляет.

Хейс касается руки Софи и взглядом показывает на Марину. Софи негромко говорит.

— Это ничего не значит. Я где-то уже слышала подобный вой, не могу вспомнить, где, но его точно издавало не животное.

Утром Софи снова собралась кататься на лыжах.

— Ты не боишься?

— Чего?

— Ну, рыси бешеной.

Софи усмехнулась.

— У меня есть лекарство от бешенства. Во всех случаях помогает.

Никто толком не понял, как в руке Софи возник длинный тонкий граненый стилет с золотой рукояткой. Стремительно возник, и столь же стремительно исчез. Обдало холодком. Многие уже подзабыли, что обворожительная Софи вовсе не безобидна.

— Да и что-то мне подсказывает — рысь эта без кисточек на ушах.

Черной молнией Софи скользит по снегу.

Яроорт стоит, словно поджидая кого. Над правым плечом — рукоятка старинного меча. Смотрят словно два хищника, столкнувшиеся на охотничьей тропе. Каждый силен и прекрасен по-своему. Тишина словно звенит.

— Зачем тебе это?

— Так просто?

— Боишься рыси?

— Нет, мне случалось на них охотиться.

— Врёшь!

— Нет. Отцу принадлежит заказник. В прошлом году, на каникулах. Когда собаки гоняют кота, а он, обманув их по их же следам идёт на тебя…

— Понравилось убивать?

— Нет. В этой жестокой игре такие правила. Выживет только один… Но ощущение опасности… Оно просто пьянит. Или ты, или тебя… Только в такие моменты и ощущаешь, что живешь. Враг — настоящий, опасность — настоящая, а все твои титулы — так, ничего не значащая мишура. Даже жаль немного, когда враг повержен, и вся фальшь мира вновь властна над тобой.

Софи молчит. На большинство городских девочек, видевших рысь только в зоопарке, рассказ Яроорта произвел бы впечатление. Но вот северянку или уроженку Западного Приморья он вряд ли бы таким рассказом поразил. В Западном Приморье и сейчас тигры изредка в города забредают, так что рыси там и подавно не в диковинку. Со зверьем на Севере и в Приморье отношения самые первобытные, так что многие ученицы из тех краев в таких шубах ходят — иные аристократки от зависти удавиться готовы. На днях одной с Севера отец ко дню рождения в подарок ковер из шкуры белого тигра прислал. Завидуют все, даже Софи немного.

Да и вряд ли бы Яроорт стал хвастаться охотничьими подвигами перед Софи — он ведь видел фотографии молодой Кэретты, где она на фоне застреленных львов позирует. Да и старых фото, где Саргон с охотничьими трофеями, тоже хватает. На одной он, тогда ещё наследник, стоит у туши гигантского южного слона — самого большого наземного животного, обитающего только на Южном материке — самой большой мирренской колонии. Слон страшно редок, и охотиться на него могут только члены императорского дома и представители других правящих династий.

Софи усмехнулась.

— Мне вот тоже случалось охотиться. Правда, на слонов.

— Часом, не на Гигантских Южных? — в глазах Яроорта играют насмешливые искорки.

— Нет, на самых обыкновенных Северных шерстистых.

— Уважаю. У меня прадед при охоте на таких погиб. Раненая самка его растоптала.

— Какие-то новые автосани надо было испытать. Отец тогда сказал представителям КБ: «А мы вот сейчас и посмотрим, чего машина стоит. Свезём опытную партию на Север, и там поглядим, на что они годятся. Покажут себя хорошо — считайте, госзаказ на армейские снегоходы у вас в кармане». И ещё какие-то у него дела на Севере были. Понять не могла, зачем там столько солдат. Солдаты непривычные, все в белом, словно медведи. Ремни, каски — все белое. Приклады — и то белого цвета. Я знать тогда не знала, что это за автосани такие. Прилетели — а они уже на аэродроме стоят. Белые. Вместо передних колес — широченные лыжи, вместо задних — колеса вроде автомобильных, но на них странная гусеница с узкими звеньями и вроде как из резины. Меня ещё поразила застекленная турель на крыше с крупнокалиберным пулемётом. Эти сани от станции Второй Трансконтинентальной несколько сот километров по снегам прошли. Отец в тех краях и раньше охотился, по крайней мере, со снежным генералом встретились, словно старые знакомые.

— Снежный генерал — это как?

— Да просто впервые в жизни увидела генерала в полярной форме. На нем только ордена, пожалуй, и были не белого цвета.

Загрузились и поехали.

Скорость, ощущение погони. Ветер в лицо. Мне маску дали, и очки специальные, чтобы от блеска снежного не слепнуть. Из люка турели вид совсем не такой, как из окна. Словно летишь. И самолет навстречу. Серьёзно, навстречу, идёт низко- низко. Легкий разведчик, похожий на гигантскую стрекозу. Мне показалось, что он колесом чуть мне по шапке не зацепил. Но я не испугалась. Было весело.

С самолета что-то кричали, а потом сбросили вымпел. Машины развернулись, и понеслись ещё быстрее.

Окружили стадо, небольшое, их голов двадцать-двадцать пять было. Громадные, шерсть бурая, косматая. Кому как, а мне слоны северные крайне неприятными животными показались. Тупая и грязная груда мышц. Знаешь, на Севере о неумном человеке говорят не «глуп, как осёл», а «глуп, как шерстистый слон». Отец их как-то странно называл- то ли манмонт, то ли маммунт. Не запомнила. Он тоже сказал: «Я думал, эти звери умней».

Потом мне говорили, что западный тундростепной подвид — самый крупный из сохранившихся, и как ни странно, самый многочисленный, хотя на них, в основном, и охотятся.

Трубят, бивнями машут. С аэросаней пускают сигнальные ракеты — слоны их жутко боятся.

Мне только на курок оставалось нажать. Всё кончилось очень быстро. Как только мой слон упал на колени, стрелять стали уже все. Солдаты фотографируются на тушах. Словно изначальное что-то, из времен костяных копий и кремневых топоров. Все после удачной охоты такие довольные, веселые и добродушные. Еды вдоволь, хватит на всех.

Развели огромные костры. Мне, по традиции, как первой убившей, преподнесли хвост зверя. А уж какое у них мясо! Такого изумительного я никогда больше не ела. Сочное, только что с огня. С собой были шампуры, но некоторые жарили мясо на штыках, не новых — ножах, а старых, трехгранных. Со штыков мясо казалось самым вкусным — сзапахом дыма и ещё чего-то.

Дней десять там провела. Бегала на лыжах с местными детьми. Была счастлива, что быстрее их всех. Здорово там было. С той поры самое любимое время года — зима.

Катались на оленях, на собачьих упряжках. Такие белые пушистые лайки с голубыми глазами.

Мне ещё щенка подарили.

— И что с ним стало?

— Ничего, живет в Загородном дворце.

— Его не Севером зовут?

— Севером. Откуда ты… Хотя понятно. Я же с ним фотографировалась столько раз.

— Не так немножко все было. Хотя фото я видел. Сестренка. Младшая. Говорить только научилась. Всё хныкала: «Качу Цевева!» Понять не могли. А она журнал притащила и показала: «Цевев». Купили ей такую лайку. Была просто счастлива. Сейчас подросла, но «р» говорить так и не научилась. Собаку зовет «Цевев».

Одного понять не могу — почему про пса всюду пишут, что он приморская лайка, когда он северный призрак?

— Ты-то откуда знаешь, какие лайки в Приморье?

— Да знаю уж. Зря, что ли, мой дед классический труд по псовой охоте писал? У северных призраков глаза голубые, как лёд, а приморские лайки, хотя и белые, как призраки, но глаза у них темные. Да и экстерьер несколько отличается.

— Знаток! А про чёрных драконов что сказать можешь?

— Одна из самых старых пород; вывезена с Погибшего Архипелага. Великолепный сторож. Телосложение плотное, окрас черный, иногда с коричневыми подпалинами или серебристо-серым отливом. — Яроорт чуть заметно усмехнулся — Порода чрезвычайно редкая и дорогая. Последние сто лет лучшими представителями породы считаются собаки, происходящие от псов, содержащихся в питомниках при Охоте Его Императорского Величества. Несколько лет назад лучшим представителем породы считался Дракон V-2, сын Дракона IV-1 и Ведьмы VII-8. Для него даже были изготовлены специальное седло и сбруя, и Ваше Высочество в возрасте трех-четырех лет частенько на нем каталось.

Что-то мелькнуло в холодном взгляде карих глаз.

— Я называла его Дакоша. Я не помню, но рассказывали, что он меня как-то раз за воротник принес к уже начавшим искать меня слугам.

— Что с ним стало?

— Ничего. Старик и сейчас жив, пятнадцатый год ему. Поседел, но ещё крепок. Даже щенки в прошлом году от него были. Крепенькие, но, конечно, до братца Дракона VI-3 не дотягивают. Меня до сих пор помнит.

— Хм. Софи, а ты не знаешь, насколько правдивы слухи, что Его Величество собирается упразднить питомники?

— Говорят что-то такое. Только не упразднить, а передать из МИДв в МВД и Безопасность — пусть там служебных да саперных псов разводят. Говорят, их сейчас не хватает.

— Решение уже принято?

— Без понятия; отец говорит, что лично ему вполне хватает тех псов, что содержаться в парке Загородного дворца.

Яроорт просиял:

— Чёрных драконов как раз там и разводят!

— И что тебя так волнуют эти псы? — осведомилась Софи с ледяным безразличием.

Яроорт тут же стал похож на парадный портрет самого себя. Напряжение спало как-то быстро. Слишком уж день хороший, что бы ссорится.

— В те дни я много рисовала. Местных детей, природу, живность всякую. Хотела на выставку отправить — отец работы очень хвалил — но он же и запретил их куда-либо отправлять. И к мирренам отвезти тоже не позволил. Не понимаю, что в них такого.

— Только то, что по ним можно понять — сделаны на Севере. Его Величество не хочет, чтобы распространялась информация о его поездке в указанный регион.

Софи смерила Яроорта оценивающим взглядом. Она не очень любит, когда в разговорах с ней употребляют официальную титулатуру родителей. Неважно, чьих. Для Софи употребление титула — как минимум признак неискренности говорящего. Однако, Яроорт вроде не из таких. Вроде?

— Я тоже кое-что слышал про Север. Точно не знаю ничего, но очень похоже, что там делают какое-то новое и очень мощное оружие. Отсюда и все запреты.

— На самом деле, я и сама думаю что-то подобное. Не ради же автосаней он туда поехал. Да и в официальной хронике об этой поездке не сообщалось. Вроде как он в Загородном был и официальных лиц принимал. В том числе, и твоего отца. А он тоже был на Севере. Я его видела несколько раз.

Яроорт пожимает плечами.

— Ничего удивительного, Соправитель тоже частенько бывает не там, где пишут газеты.

— До монумента на острове! Не догонишь!

— Посмотрим…

У обоих беговые лыжи. Свистит ветер в ушах.

Софи резко разворачивается. Она первая.

Оба раскрасневшиеся. Но во взглядах — холодные льдинки.

Днем биологу показали следы на дереве от когтей рыси. Он сказал, что за пять минут ножом изобразит гораздо лучшую имитацию.

Во второй половине дня случилось ЧП: в лесу нашли растерзанного человека.

На полянке лежит тело. Точнее, то, что от него осталось: куски разорванной одежды, пятна крови, растянутые кишки, в сторонке валяется окровавленный череп.

— Надо вызвать полицию, — шепчет кто-то.

— Нет, лучше сперва в заповедник, вызвать егерей…

Биолог неодобрительно что-то шипит, стремительно идет на полянку, пинает пару костей, подбирает череп…

— Осторожнее, это же улика…

— Улика? Идите сюда и полюбуйтесь.

Череп высоко поднят.

— Я пока ещё в состоянии отличить коровьи кости от человеческих, гипс от костной ткани, и разбавленный вишнёвый сироп от крови. Смотрите: на черепе стоит школьный инвентарный номер. Кто-то залез на склад списанных учебных пособий. Достать коровьи кости без особых проблем можно на скотобойне и даже на нашей кухне…

Словно в ответ раздается протяжный вой. Кто-то взвизгнул. На лице профессора не дрогнул ни один мускул.

— Мне прекрасно известно, какие именно звуки издают представители семейства кошачьих в различных ситуациях. Эту «рысь» за такие шуточки не мешает выдрать ремнем, хотя я и противник подобных методов воспитания.

Взвыло где-то рядом. Эрида испуганно вцепляется в рукав Софи. На лице только глаза видно. Софи вертит по сторонам головой. Наконец, взгляд за что-то в кустах зацепился.

— Пусти, Эр. Я пойду туда.

— Но там же рысь…

— Хвост оторву, и скажу, что так и было.

— Осторожнее, — только и остается сказать Эриде, прекрасно знающей, что если Софи что-либо в голову взбрело, то этого оттуда уже ничем не выбьешь.

Софи лезет в кусты. Слышен только хруст веток.

— Ты как там?

— Нормально. Нет тут никого.

Снова хруст веток. Потом какой-то победоносный вопль.

— Софи!

Но та уже вылезает из кустов, таща по снегу на длинной проволоке какое-то устройство, похожее на кофемолку.

— Нашла! Так я и думала!

— Что это?

Софи подтягивает находку, берет и резко крутит рукоятку. Раздается слегка осипший, но всё-таки вполне узнаваемый вой. Эрида чуть в снег не села от испуга.

— Не понимаешь?

— Нет.

— Я узнала вой. Только недавно вспомнила, что такие звуки издает ручная сирена. И с такой штукой раньше игралась Марина. Уверена, это её штучки. Поставила сирену, проволокой к веткам прикрепила. Когда ветки гнулись — сирена выла. Подозреваю, Марина утащила сирены со школьного склада, ну, того, где противогазы хранятся. Натыкала по парку. Она же наверняка и скелет уволокла. А уж про живность она и так всё знает, разве не замечала, сколько книг по биологии она читала в последнее время?

— Она всегда много читает.

— Ладно, хватит мёрзнуть. Пошли. Покажу эту штуковину Хейс. Пусть сама с Мариной разбирается.

Когда уже к корпусу подходят, Эрида негромко просит.

— Не говори ничего Хейс, она Марину ругать будет.

— Будет. Непременно. Так ей и надо! А ты хоть думай, кого надо защищать, а кого — не надо. Сама же этой рыси боялась.

— Я же не знала… Марина ведь всегда так шутит.

— Угу. Только вот у меня с чувством юмора иногда проблемы.

Эрида снова хватает её за рукав.

— Ты чего?

— Вон Марина, — отвечает Эр, зачем-то отступая за спину Софи.

И точно, главный школьный кошмар вприпрыжку бежит на встречу. Раскрасневшаяся от мороза, вся какая-то сияющая. Не иначе, какую-то гадость сделала и не попалась. Софи загораживает дорогу. За проволоку, с видом кошки, поймавшей мышь демонстрирует сирену.

— Ты что, антикварную кофемолку на помойке нашла? — с милейшей улыбочкой интересуется Марина.

— Я думала, это ты обронила.

— Я кофе не пью, в моём возрасте оно детям не рекомендуется. Кстати, и тебе пить не советую.

— Вообще-то, это не кофемолка.

— Вообще-то, я знаю. Только вот понять не могу, где ты эту штуку раздобыла.

— Так ты не знаешь?

— Не знаю чего?

— Откуда это взялось в лесу.

— Думаю, оно там не росло.

— Просто напрочь сражена твоей проницательностью.

Марина делает вид, что стреляет из пальца, потом дует в «ствол».

— Мимо, — машинально отвечает Софи.

— А я думала, попала…

— Снайпер из тебя ещё тот…

— Да уж всяко получше, чем из тебя. Ты у половины пистолетов курок спустить не можешь. Бе-е-е. — Марина проворно показывает язык.

Софи только презрительно поджимает губы в ответ.

— Кто-то тут любит о своей взрослости рассуждать.

— А кто-то, словно пятилетняя, ломаную кофемолку за собой на верёвочке таскает.

Софи опускает сирену на снег, не зная, куда бы её деть подальше с глаз.

— Это не кофемолка…

— Как уже говорилось, я это знаю. Так что, если у тебя нет ничего срочного, то я пошла. У меня как-то есть другие дела, кроме изучения содержимого окрестных помоек. Пока! — помахав рукой, убегает совсем не в тут сторону, откуда прибежала.

Софи и Эрида переглядываются. Эр почему-то смотрит виновато, хотя Софи обескураженной вовсе не выглядит.

— Я же, говорила, не надо.

— Нет уж, она у меня точно получит.

В лесу снова взвыло. Вроде, даже на два голоса.

Хейс сидит у себя. Похоже, опять уволокла к себе большую часть школьной библиотеки. Софи торопливо излагает суть дела с «рысью». Хейс выслушивает без особого энтузиазма. Проделки Марины крепко поднадоели, но и бесконечные попытки Софи валить все происшествия, вплоть до лунного затмения, на Марину, надоели не меньше. Тем более, от «рыси» никто, считай, и не пострадал. А календарь лунных и солнечных затмений на широте школы Хейс знает наизусть.

— Софи, презумпцию невиновности никто не отменял.

— Но это она. Некому больше.

— Софи, не пойман — не вор. Я тоже не в восторге от штучек Марины. Но одна сирена — всё-таки не доказательство.

— А давай её в полицию отнесём. Пусть отпечатки снимут.

— Софи, по-моему, это уже чересчур. К тому же, — Хейс усмехнулась, — даже если это и Марина, я на сто процентов уверена, что, ставя эти штуки, она была в перчатках.

— Точно! Она в перчатках! А раньше зимой всегда в рукавицах ходила! Я точно помню! Перчатки! Это же улика!

— Софи, детективы надо меньше читать.

— Но это же Марина!

— И что я, по-твоему, должна сделать?

— Наказать её…

— Так, по-новой пошло. Как ты выражаешься, улик недостаточно.

— Я найду!

— Вот когда найдёшь, тогда и приходи. Марина — не подарок, но и не чудовище.

— Она гораздо хуже!

Хейс только пожимает плечами. Она вполне доверяет справочникам по биологии, где сказано, что за пределами заповедников в столичном регионе рыси не встречаются. Да и в заповедниках они немногочисленны.

Среди учеников достаточно читателей «Военно-инженерного журнала», а так же аналогичных довоенных мирренских изданий.

Традиционное сооружение Ледяной крепости решено дополнить постройкой Ледяного укрепрайона.

Решили разыграть одно из последних сражений прошлой войны — прорыв мирренского фронта за два месяца до конца войны. Операция, послужившая одним из поводов к началу переговоров о перемирии.

Мирренами быть никто не хотел, но директор нашел выход: в мирренскую армию назначили всех, имевших большое количество «отвр» по поведению. Так что из Марины получилась самая мирренистая мирренка. Узнав о назначении, она весьма цветисто выругалась. По-мирренски. Добровольно в миррены записалась только Эрида. Все же учащиеся в школе настоящие миррены записались в «Грэдскую Императорскую Армию», и их всех приняли без разговоров — в учебе и спорте они не из последних.

Марина выглядит, как классический мирренский офицер с карикатуры. До блеска начищенные сапоги, галифе мышиного цвета, такой же мундир с серебряными пуговицами в два ряда, фуражка с красным околышем. Белые перчатки. Стек. Шнурок со свистком. Сперва даже жестяной рупор для отдачи команд носила. Уже на следующий день перестала. Голос у Марины такой — без рупора какой угодно шум перекроет. Гаркнет так — любой по стойке «смирно» вытенется. Даже непременный атрибут карикатурного офицера — монокль на цепочке присутствует. Только завитых шильцем усиков не хватает.

Монокль одолжен у Эриды, и в наряде это единственная настоящая мирренская вещь. Всё остальное — качественный карнавальный костюм.

На ехидные вопросики, как ей в таком наряде будет на морозе, Марина незамедлительно процитировала пункт мирренского устава, гласивший «в местностях с холодным климатом офицеры должны одеваться исходя из местных условий».

Софи зовут во все дивизии, она, по обыкновению, не говорит ни «да» ни «нет». На первое построение пришла в форме без знаков различия, пилотской куртке на меху, кожаном шоферском шлеме, с фотоаппаратом на груди, и заявила, что будет военным корреспондентом «Вестника»- главной правительственной газеты того времени, корреспонденты которой единственные имели право вести съемки на передовой. Такой статус автоматически давал Софи право появляться в любом дивизионном лагере и полную независимость от командиров.

И с историей никаких расхождений. Снимок грэдского флага на гребне изрытой воронками высоты 89,6 — один из самых знаменитых снимков той войны, попавший во все учебники, как раз и сделан корреспондентом «Вестника», в недалеком будущем — весьма известной летчицей и автогонщицей. Кое-кто болтал, что она ещё и любовницей Саргона одно время была.

Среди запасов мирренского оружия обнаружился и один из первых огнемётов с огромным баком. В бою некогда агрегат таскало два человека. Огнеметы — одно из многих смертельных изобретений, порожденных Первой войной. Каждый, хоть немного интересующийся военной историей знает — огнемётчиков в плен не брали. Ни грэды, ни миррены.

Обнаружив огнемёт, Херктерент тут же предложила «генералу» изготовить для него топливо: «В подразделениях штурмовиков всегда включали огнеметчиков. Я мирренский устав читала». «Генерал» посмотрел на плотоядный взгляд Марины, потом на бак с длинной трубой. Сложил в уме два и два. И по-мирренски приказал капитану оставить огнемёт в арсенале, и вообще ближе, чем на десять метров, к нему не приближаться.

В конце ещё сказал: «Повторите приказание!» Марину он отпустил только после того, как она трижды четко отбарабанила приказ.

Получив с Херктерент клятвенное обещание, что ничего представляющего реальную угрозу для жизни она изготавливать не будет, её назначили «Командиром саперного батальона» и поручили минирование подступов к «укрепрайону». В саперы, да ещё мирренские, не хотел никто, но «генерал», недолго думая, назначил пятерых наиболее слабых «солдат» в подчинение Херктерент, да ещё Эрида сама вызвалась. На следующий день Марина предстала перед «подчиненными» в мирренской шапке, к которой прицеплена самая настоящая мирренская кокарда. Попыталась командовать по-мирренски, но ничего не получилось — подчиненные, кроме Эриды, язык почти не понимают, знают только «Стоять!» и «Руки вверх!», а Эрида просто не умеет отвечать по-военному. Так что основное время Эрида проводит в лаборатории, изготавливая различные адские смеси по рецептам Марины.

Нескольких «военнослужащих», не приветствовавших её должным образом, Марина отправила стоять «под ружьем».

Сама же при виде «полковников» и «генерала» исправно берет под козырёк.

Форму сооружают, в основном, по карикатурам и детским книжкам, только старшие да Херктерент соорудили что-то похожее на настоящее мирренское обмундирование, у остальных из мирренской экипировки только знаменитая каска-тазик. «Бойцы штурмовых групп», по идее Марины, намалевали на своих касках черепа с костями. Подобные символы частенько можно увидеть на старых фотографиях.

Кажется, Херктерент нашла способ быть в нескольких местах одновременно.

Несмотря на наличие нескольких штатных командиров, у мирренов сложилось мнение, что всем командует Херктерент. То спорит до хрипоты, где пулемёты расположить, то сама по полю ползает, что-то устанавливая, причем солдаты за ней таскаются из числа самых крепких ребят.

Хоть доты из снега, а танки из фанеры, оружие почти настоящее. Да и двигатели на танках на бензине работают.

Даже отпечатана программа мероприятия с указанием, кто какую роль играет.

Зрителей много — не участвующие в игре ученики, родители учеников- уроженцев столицы, жители окрестных городков, плюс «коты» в полном составе. Почетный гость — Его Высочество Соправитель, отец принца Яроорта. Самого принца хотели назначить командующим, принц вежливо отказал. Как сын шефа Пятого полка Гвардейских стрелков, он имеет право носить форму этого полка. И даже в военных играх имеет право участвовать только в тех, где разыгрываются сражения с участиемПятого полка. Ну, или хотя бы частей Второго Гвардейского корпуса. А в боях на этом участке фронта частей корпуса не было.

Если «сордаровцы» обязаны носить форму только на уроках, то «коты» должны ходить в ней постоянно.

Прибытием «Коты» сорвали аплодисменты. Выйдя из автобусов, построились. Строевым шагом двинулись к отведенным им местам. Равнение на правофлангового. Маршируют немногим хуже гвардейцев.

Особый интерес сордаровцев вызвали две колонны «котов»- девиц. Маршировать — маршируют отменно. В остальном же, мальчишки с разочарованием, а девчонки с удовлетворением, отметили, что слухи о поголовной страхолюдности «кошечек» хотя и не являются стопроцентной правдой, всё-таки имеют под собой весьма обширные основания.

Взвились ракеты.

Бой начался!

Цепи под развернутыми знаменами двинулись. Впереди — несколько фанерных танков, ничем, кроме раскраски, не напоминающих настоящие.

Хлопок под колесом одной из машин. Облако белого дыма. Машина густо заляпана краской. Усиленный мегафоном голос посредника.

— Машина номер семнадцать — уничтожена. Подрыв на фугасе.

Через полминуты.

— Машина номер четырнадцать — уничтожена. Фугас. Номер тринадцать — подрыв на мине. Разрыв гусеницы.

— Да что творится? — возмущается директор.

Приглашенный в качестве старшего посредника отставной полковник из соседнего городка даже с какой-то гордостью говорит:

— Обыкновенное минное поле. Прям по их уставу от 9.. года. Страсть, как миррены эти мины любили.

— Да посмотрите, сколько подрывов! Кто-то мирренам подыгрывает!

— Никак нет. Минные поля обозначены на переданной мне карте. Хороший у них командир. Толковый минер.

— Установкой мин занималась двенадцатилетняя девчонка — недовольно буркнул директор.

— Да ну?

— Более того, главная школьная хулиганка и одна из лучших учениц.

— Надумаете её выгонять — мне скажите. Я с начальником Императорского инженерного военного училища знаком, думаю, он её с радостью возьмёт.

— Всё обозначено на картах. Здесь позиция подвижных мин. Тоже творение этой несносной девчонки?

— У мирренов были такие мины?

— Да.

— Хм… — соправитель поворачивается к сыну, — Кто ты говорил у них командует на левом фланге?

— Марина Херктерент. Она…

— Я знаю, кто она… Жаль, что она столь юная… Хотя дети вырастают очень быстро.

Яроорт изобразил внимание.

— Очень перспективная девочка… Вот что бывает, если в дряхлеющий род влить свежую кровь. Внешность материнского рода, а характер отцовского. Ты её хорошо знаешь?

Яроорт замялся. Пару дней назад «солдаты» враждебных «армий» играли в снежки. Марина избрала своей главной мишенью Яроорта. От удачного попадания у принца чуть ли не искры из глаз посыпались. Он разозлился. Поразить цель по причине малых размеров и высокой маневренности было довольно затруднительно. Однако, получилось. Голова у Марины, наверное, до сих пор болит.

— Вижу, не слишком близко. Её сестра куда эффектнее смотрится.

Хорошо, что день морозный, и соправитель не заметил предательской красноты на щеках сына. Хотя, скорее, всё прекрасно заметил, но мудро промолчал.

— Внешняя эффективность — далеко не самое важное. Но весьма немаловажное. Ты весной заканчиваешь школу. Она тоже не вечно школьницей будет.

— Отец, я не собираюсь думать о семейной жизни до окончания войны, — сказал Яроорт со всем холодом, какой мог позволить в общении с отцом.

— Молодость… Я хоть слово о семье сказал? Но думать о будущем надо всегда. Её неплохо бы было видеть в друзьях Нашего Дома. Дети частенько обожают общаться с теми, кто не слишком нравится матерям.

Девочка — потенциальный лидер. Вожак. Это будет весьма талантливый управленец. Крайне желательно, что бы она осталась в дружественных отношениях с Нашим Домом. А возможно, в будущем и вошла в него.

— Отец. У тебя два сына.

— Для посторонних. Ты отлично знаешь, Яроорт. На деле у меня есть только ты. Твой брат…

— Я все знаю, отец.

— Ладно. Ты и сам знаешь, в Великий Дом можно попасть не только путем брака.

Я и сам был молод. В твои года, пожалуй, тоже смотрел бы только на старшую сестру. Но я не молод. Мой совет — не теряй из виду младшую, и следи, что бы она не потеряла тебя.

— Да куда они лезут!? — полковник даже вскочил. — Там же минное поле! Разведку было не провести?

— Полковник, они же дети!

— На той стороне тоже не взрослые!

Заляпанных краской пехотинцев с каждой минутой все больше.

Возле прошедших почти половину расстояния вдруг поднялись столбы желтого дыма, а с мирренских позиций взлетела зеленая ракета, означающая, что предпринята газовая атака. Дым совершенно не ядовит, но посредник — химик немедленно отправил в тыл ещё пару десятков человек, позабывших надеть противогазы.

Вышедшие из дыма набрели на минное поле. Да ещё с боков по ним ударили замаскированные пулемёты. Стон зрителей чуть ли не громче стрельбы. Посредник выпускает белую ракету, означающую полное уничтожение подразделения.

Над позициями поднимается какой-то гул. Сначала тихо, потом все громче и громче. Кажется, он даже перекрывает грохот пулемётов. Весёлая песенка из предвоенного мирренского фильма. Незамысловатый сюжет, незамысловатый мотивчик. Зато известен всем.

На бруствере появляется маленькая фигурка. Размахивает пистолетом в сторону топчущихся грэдских цепей. Что-то кричит таким знакомым голоском. На бруствере появляется вторая фигура. Третья. Пятая. Двадцатая. Миррены поднялись в контратаку.

Впереди — словно чудовища из сказок. Белые каски — тарелочки, маски с круглыми глазами, кирасы, немного не доходящие до колен. Бойцы штурмовых групп — своеобразный символ мирренского пехотинца.

Раздаются свистки офицеров, и миррены снова поднимаются.

— Да что там творится? — снова недоумевает директор.

— Где?

В указанно направлении — один из самых рослых «мирренов». Идёт с пулемётом на плече. Останавливается. И не снимая пулемёта с плеча, дает очередь. Рукоятка с курком за спиной!

— Как он это делает!?

Полковник усмехнулся улыбкой старого разбойника.

— Мы тоже такое делали! У дульного среза ставили второй спусковой механизм, соединенный тягой с первым.

— Они-то как до такого додумались? Они же не старые окопники, вроде вас!

— Да там ничего сложного, если мозги применить. В любой оружейной мастерской такое можно сделать! Они ничуть не глупее нас!

— А мы вот не слишком умны оказались, раз им скоро придётся заниматься тем же, чем и нам…

«Коты» скандируют, словно на спортивном матче «Херк-те-рент». «Кошачью» считают полувоенной школой, и знатоков, сообразивших, что в отбитой атаке «виноват» в первую очередь, командир мирренских саперов, хватает. За «мирренов» «коты» болеют из вредности. Если на межшкольных соревнованиях в спортивных дисциплинах они почти всегда обходят «сордаровцев», то по всему остальному, «сордаровцы», уделывают их. Ну, вот и представилась возможность поквитаться с умниками. Пусть и чужими руками.

Сюжет откровенно начал буксовать. Над высотой 89,6 несмотря ни на что развивается мирренский флаг. История явно решила пойти альтернативным путём.

Кто-то догадался поставить у громкоговорителя патефон, и теперь над укреплениями раздаются бравурные мирренские марши.

«Коты» то и дело орут «Херк-те-рент». Некоторые уже успели вымазать лица чёрным. Все знают, что Марина обожает этот цвет. К тому же Чёрная Змея- герб Еггтов.

Марш смолкает.

В настороженной тишине над полем раздается усиленный динамиками львиный рык.

Коты скачут как обезьяны и восторженно орут.

Как бы то ни было, а надо атаковать снова.

С одной стороны, «резервные части» довольны, что пойдут в атаку (ещё несколько часов назад они и не надеялись, что им удастся повоевать), но с другой — количество хмурых «убитых» в перепачканных комбинезонах наводит на грустные мысли. Да ещё посредники раздавали раненым стандартные карточки с учений, где памятка для «раненого» звучит примерно так: «Вы лежите неподвижно, помогать работе медперсонала не можете».

Песня. В ответ на мирренскую раздается знаменитая «Песня сотой дивизии». Хотя пишут — музыка и слова народные, все знают — в народ песню запустил император.

Чистый и звонкий голос. Софи поднимается. В руках — знамя. Каски нет, волосы развеваются.

Мирренов иногда зовут «белым» — за цвет мундиров гренадер Тима I и парадной формы нынешних гвардейцев.

Большинство мин уже сработало. Песню подхватывают. Гул нарастает.

— Что она делает?!

— Она здесь почти императрица. В неё не станут стрелять.

У самой траншеи Софи зацепилась за растяжку и получает заряд красной краски прямо в грудь. Картинно оседает на снег, не выпуская знамени. А песня гремит. С нарастающим гулом, словно сокрушающий скалы морской прибой накатывается на позиции.

Психическая атака возымела успех. Под радостный вопль знамя сброшено на землю. И водружено то самое, что выпало из рук «убитой» Софи.

Выискивают по дотам уцелевших. Трое забегают в непроверенный дот. Секундой позже — громкий хлопок, из амбразуры и из-за дверей валит разноцветный дым. Вскоре вываливаются эти трое и выволакивают четвертую — в ней далеко не сразу опознают Эриду.

Все с ног до головы в пятнах краски. Черной, желтой, зеленой, красной, а также неизвестных в природе оттенков. Посредники тут же объявляют всех четверых убитыми, заодно интересуются, что произошло. Оказалось — Эриде оружия так и не дали. Оставили сидеть на складе боепитания. Когда УР прорывали, она догадалась схватить гранату и хотела кинуть в вошедших. Получилось. Почти.

Только Эрида могла промахнуться с трёх метров. Но зато граната угодила в ящик с неиспользованными. Результат был… Налицо, точнее, на лицах и других частях тел всех, находившихся в доте. О талантах Херктерент как химика и взрывника ещё долго можно было слышать массу интересных подробностей. О криворукости Эроин комментариев не было.

Стрельба в воздух несколько преждевременна.

Победа не полная — на левом фланге доты и траншеи по-прежнему дружно огрызаются огнем. Цепи дружно поднялись и здесь — и попали на минное поле. Херктерент не зря не спала две последних ночи. Про это поле не знало большинство своих, так что для чужих оно стало совсем неприятным сюрпризом.

Развевающийся над высотой флаг не сломил воли к сопротивлению.

Атака захлебнулась перед самой траншеей — и там проворная Марина успела поставить мин.

Для следующей атаки на высоту втащили мало поврежденные танки. Один подорвался, другой застрял во рву, третий забросан гранатами.

Пока забрасывали гранатами прикрывавших отход пулемётчиков, штурмовики и Херктерент скрываются в лесу.

Погоню организовывать не стали — первый же сунувшийся по их следам, подорвался на мине.

Часовых у дверей столовой не оказалось. Двери заперты.

Окна первого и второго этажей резко распахиваются. Летят световые гранаты. В окнах появляются пулемёты. Очереди в упор. Первые ряды валятся не хуже, чем от настоящих пуль. Из-за парапета появляется Херктерент с пистолетом. И моноклем в глазу. Орет по-мирренски.

— За Родину! За Императора!

С дружным «Харра!!!» штурмовики выпрыгивают из окон. На втором этаже надрываются пулемёты.

Директор кричит в мегафон.

— Херктерент! Война кончилась полчаса назад! Остановите своих людей!

— Да? А я и не заметила!

Монокль выпал, теперь раскачивается на цепочке.

Дружное «Харра!!!» ей в ответ.

Штурмовики и Херктерент держаться особняком. Истинными героями сегодняшней битвы они считают себя.

Командир штурмовиков вытаскивает тщательно скрываемую фляжку редкого бренди «Южная звезда». Хотел всех удивить на Выпускном. Вздохнув, открывает. Повод ничуть не хуже. Протягивает Херктерент, та честно отхлёбывает… Рот разинут, глаза вытаращены. Показывает себе на горло. С хохотом ей протягивают стакан сока. Фляжка идёт по кругу.

Софи почти все выходные проводит в столице. Марина поинтересовалась у одной из её подруг (из тех, что с Мариной здороваются без разницы, отвечает она или нет) что она там поделывает.

— На самолете катается.

— Чего?

— Я думала, ты знаешь. Она же много кого с собой приглашала.

— Куда? — спросила Марина, чувствуя себя дура-дурой.

— На аэродром авиационного музея. Там по выходным на старом самолете можно полетать. Билеты дорогие, но Софи всем купила. Мальчишкам понравилось, а нам — нет.

Марина мысленно скорчила гримасу. Любовь девчонок говорить о себе во множественном числе откровенно раздражает. Мы да мы. Такое впечатление, что у каждой мозгов нет, один коллективный разум на всех.

— Потом ещё раз звала покататься, но я больше не хотела. А она купила себе билеты на все полёты в тот день. На следующий — тоже. И вроде бы, сразу на третий.

— Что за самолёт такой?

— А разве они бывают разные? Я думала, они все одинаковые.

Марина чуть не выругалась в лучших традициях Сордара.

— С одним крылом или с двумя?

— С двумя. И колёса, словно в штанах.

Марине все ещё хочется ругаться. Ну, как же можно настолько не разбираться в технике? Ну, и что с того, что подружка Софи — художница? Они ведь тоже на этой земле живут.

— Сам темно-синий, с белой полосой от носа до хвоста?

— Да! Ты на нем тоже каталась?

— Делать мне больше нечего! Историю я просто хорошо знаю. Это ПС-5, первый серийный цельнометаллический пассажирский самолет. Знаменит тем, что за время эксплуатации не было ни одной аварии с человеческими жертвами. Самолёт лет десять на всех плакатах «Имперских авиалиний» изображался. В музее — последняя серийная машина. Это на нем и катают всяких бездельников.

— Откуда ты это все знаешь?

— Вообще-то, иллюстрированный каталог музея есть в библиотеке. Объявления о полетах регулярно печатает «Столичная жизнь». Да и ты вроде, марки собираешь?

— И даже рисую! В этом году выходит серия с рисунками школьников, на блоке — моя работа!

— Угу. Гордись до списания… Серию с… самолётикам за прошлый год знаешь?

— Ну да, очень красивые марки.

— Ну так на блоке из той серии ПС-5 и изображен.

— Никогда бы не подумала, что там настоящие самолёты рисуют.

— Ага, год выпуска тоже для красоты ставят? Ладно, вернёмся к Соньке. Она теперь что, совсем из самолёта не вылазит?

— Нет, почему. При музее какой-то необычный аттракцион сделали. Вроде как тренажер самолёта. Вроде как кабина, и все рычаги в ней сделаны. Мне не понравилось. А Софи наоборот, в прошлый раз ездили, она чуть ли не три часа в этой штуке вертелась.

Марина промолчала. Она никогда не подшучивала ни над чьими увлечениями. А что Софи в авиацию чуть ли не влюбилась, Марина уже поняла. Когда эскадра шла домой, Софи из ангара «Владыки» почти не вылезала. Да и полеты разведчиков устраивались считай исключительно для неё. Летчикам-то что, хоть штатного наблюдателя, хоть кого другого возить. Часы налета в летную книжку всяко записываются, а раз поход дальним считается — то в полуторном размере.

Глуповато — счастливая улыбка сестры преследовала Марину всю обратную дорогу. Несколько раз порывалась подойти, и сказать какую-нибудь гадость, может, даже из забористого морского лексикона. Подходила… И так ничего и не сказала, именно из-за глуповато-счастливой улыбки. Софи просто светилась каким-то изначальным человеческим счастьем, словно с фотографий совсем маленьких детей. Даже Кэретта против полетов дочери почему-то не возражала — видимо, вспомнила, что по легендам, у Дины I были то ли дракон ручной, то ли летающая машина. И тяга к небу у Еггтов в крови, хотя сама императрица летать не любит, да и Марина на самолёты косо посматривает.

Хотя заинтересуйся Марина самолётами, она бы в первую очередь направилась в библиотеку, и перерыла бы все, что там нашлось по пилотированию. Ради интереса, так и решила сделать. Кое-что нашлось, но оказалось, что все книги на данную тему, бывшие в одном экземпляре, уже выданы. С нехорошими мыслями, поинтересовалась, кому. Оказалось — Софи.

 

Глава 5. Весенний переполох

С началом весны Софи почему-то стало очень волновать, что там за тексты Марина всё время набивает на пишущей машинке. Ведь не домашние задания. Их хоть и стало больше, но всё-таки не настолько, что бы проводить за ними почти всё свободное время. Тем более, Марине.

Смущает ещё: стоит к ней зайти, как она сразу накинет на машинку чехол, или всё время будет стоять так, что непременно окажется между машинкой и Софи. Явно, что-то Марина затевает. А раз так долго этим занимается- то эффект обязательно будет убойным. И, как Софи подозревает — против неё направленным.

Чем старательнее Марина свои записи прячет, тем больше Софи хочется их прочесть. Мысль просто попросить Марину показать кажется верхом безумия.

Попросила Эр рассказать, о чём там пишет Марина.

— Но она же просила никому не говорить.

И всё. Дальнейшие расспросы бесполезны. Эрида чужие секреты хранит надежно. Да и свои при внешней рассеянности не особо выбалтывает. Совет попросить Марину в устах Эр выглядел бы утонченным издевательством, если бы она умела издеваться.

Попытки подговорить многочисленных друзей тоже успеха не имели. Некоторые, правда, соглашались, но узнав, куда предстоит лезть, сразу же отказывались. Отчасти, из-за банального страха. За несколько месяцев Марина создала себе вполне устойчивую репутацию, и желающих забраться к ней в комнату примерно столько же, сколько желающих посетить логово голодного дракона, притом, когда он внутри сидит.

А Марина, словно о чём-то догадываясь, строчит на пишущей машинке со скоростью хорошего авиационного пулемёта. Пока тренируется, но того и гляди, откроет огонь на поражение. Ощущать себя мишенью Софи как-то не очень хочется. Марина с каждым днём становится всё загадочнее. Видать, предвкушает момент, когда трактат обретёт своего читателя. И все узнают, кто стал мишенью Марининого остроумия. Смеяться над другими иногда очень весело. Но когда все будут хихикать за твоей спиной…

Софи в каждом вопросе сестры слышится своеобразный подвох, и она всё чаще огрызается на любые вопросы Марины. Та, весьма успешно, делает вид, будто ничего не понимает.

Но Марина — Мариной, а весна — весной.

Кажется, по числу мальчиков — друзей Софи поставила школьный рекорд, обойдя даже признанного лидера двух последних лет — пусть и редкостно вредную, но всё равно, ослепительно красивую Ленн. Общаться — общается со всеми. Особо горячие поклонники испепеляют друг друга взглядами за спиной Софи. Она всегда чует, когда обмены яростными взглядами плавно перетекали в следующую фазу. Иногда внимания Софи удостаивался победитель, иногда проигравший, а иногда — кто-нибудь третий, ещё вчера не рассматривавшийся драчунами в качестве конкурента. Софи пока устраивало всё. За исключением всё той же Марины. Что же она там пишет?

С каждым днём Софи всё больше и больше укрепляется в мысли, что нечто разоблачительное про неё. Если уж она умудрилась про внутреннюю политику мирренов такое написать, что будь Софи на месте Тима V — повесилась бы обязательно от стыда за происходящие в стране безобразия… То, что же будет, вздумай она не про мирренов писать? Софи с каждым днём всё больше и больше опасалась, при виде Марины, что вот сейчас та достанет кипу листов и начнёт Софи косточки перемывать. Тем более вскользь брошенные фразочки о костлявости Софи слышать уже приходилось. Понятно, что в Марине зависть говорит, но от зависти, тем более, к чужой красоте такого можно натворить… Особенно, если всем, кроме красоты, Марина наделена в избытке.

С разочарованием пришлось признать — во всей школе только один человек и не боится с Мариной связываться. Человек этот — сама Софи. Что же, придётся действовать по любимому присловью как раз Марины: «Лучше тебя это всё равно никто не сделает». Только вот как? Софи знает, что Марина частенько гуляет по ночам. Окно на первом этаже в это время, наверняка, открыто. Только одно «но» — Софи свои прогулки заканчивает строго к отбою. А спускаться с третьего этажа без каната Софи не рискнёт, равно как и повторять наверняка выдуманные «подвиги» Марины — лазанье по стенам с использованием из дополнительной экипировки только мешочка с толчёным мелом. Банальный спуск по лестнице может тоже привести к не слишком желательным последствиям в виде разбуженной Хейс. Но из нескольких зол — быть наказанной все-таки лучше, чем шею свернуть. К тому же, Софи на самом деле умеет ходить абсолютно бесшумно. Словно лесная кошка. Почему-то Софи не нравится сравнение с рысью. Наверное, потому, что, этот зверь — один из любимых Мариной. Такой же прирожденный одиночка, смельчак и злюка. Как Марина. Хоть в выборе любимого зверя ей в объективности не откажешь.

Софи заметила, как Марина выпрыгивает из окна, и направляется куда-то по своим делам. Что же. Вперёд!

Комната Марины от окна смотрится совсем не так, как от двери. Бумаги навалены всюду. Даже на разобранной кровати. Почти все — машинописные. В относительном порядке только несколько стопок возле машинки. Софи смотрит одну — какой-то реферат. Вторую — тоже ничего про неё. То же и в остальных. Почему? Этого же просто не может быть! Софи очень не хочется признавать свою ошибку. Смотрит несколько листов с пола — похоже, черновики, или просто — ошибок там слишком много, а исправлять все — Марине лень, проще текст набить снова. Нигде Софи даже не упомянута. Неужели Марине и в самом деле нет до друзей старшей никакого дела? Хотя, если здраво разобраться, до большинства друзей и самой Софи дела нет. Так, экземплярчик в коллекции. Она даже на спор с подругами много каких интересных мальчиков заставляла за собой бегать. Говорила об этом вся школа, по крайней мере, женская часть школьного населения. А вот Марине просто наплевать. Софи почувствовала даже что-то вроде укола, не слишком болезненного, но неприятного. Как так — младшей наплевать?

«А вот так!» — словно говорят в ответ разбросанные там и тут бумаги, — «Учебой надо заниматься, а не неизвестно чем!»

Марина поняла, что в бумагах кто-то рылся. Смелости на подобное могло хватить только… Марина принюхалась. Со стороны бы заметили — уши тоже чуток шевельнулись. Ну, точно, чуть уловимый аромат Сонькиных духов. Что искала — похоже, нашла, хотя все бумаги на месте. Ну, длинный реферат, и что из этого? Марина просто любит писать так, что бы было в два, три и более раз длиннее, чем у прочих. Что там Софи в реферате понадобилось, тем более, что свой по этому предмету она уже сдала? Теперь уже неважно. Если Софи рассчитывает, что Марина устроит грандиозный скандал с шумом и криками, то она очень сильно ошибается. Но и без последствий визит к себе Марина тоже оставлять не намерена. Где там мешочек с толченым мелом лежит? Сонька может думать что угодно, но по стенам Марина прекрасно умеет лазать. А Софи, словно специально, держит окно открытым. И спит мертвецким сном. Чего-нибудь из своих бумаг она сегодня обязательно недосчитается. Осталось только придумать, куда бы ещё не взятый трофей повесить, так что бы Сонька побольше мучалась, доставая его? Впрочем, проблемы решать следует по мере возникновения.

Так, вот и окно. Марина бесшумно запрыгивает внутрь. Софи спит, разметавшись по кровати. Марина машинально отмечает, что у спящей Софи физиономия куда лучше, чем у бодрствующей. Добрее как-то сестра выглядит. Даже беззащитно как-то. На миг стало даже стыдно своей затеи. Но только на миг. Сонька, небось, угрызений совести не испытывала.

Где тут искать или что бы такое сотворить, чтобы точно запомнила? У Софи где надо и не надо лежат флаконы и баночки с краской. Компанию им составляют десятки, если не сотни карандашей. Воспользоваться чтоль несколькими красками, изобразив у Соньки на физиономии дикарскую боевую раскраску? Нет, не стоит. Во-первых, такие шутки — достойны пятилетних, а во-вторых — стоит Софи проснуться, как она сразу увидит свое отражение в стоящем напротив кровати большом зеркале. Успеет отмыться. А кто сделал — догадается моментально, и как бы Марине от чего-нибудь, гораздо менее приятного, чем краска, отмываться не пришлось.

Марина окидывает взглядом стол. Плотоядно смотрит на торчащие из стакана с карандашами, ножницы. Даже трогает их. Софи спит очень удачно. Если действовать осторожно, то можно её почти полностью остричь…

Но это, пожалуй, будет слишком уж злобно. Софи точно обидится. Может, даже плакать будет. Втихаря. На людях же… Ну, сделает себе короткую стрижку. Но Марине она подобного точно никогда не забудет. Как минимум, полшколы на неё натравит. Да ещё и сама обязательно ввяжется. Своими волосами Софи гордится (было бы чем, вон у Эр куда длиннее и пышнее). Лишившись их, непременно устроит Марине что-нибудь не слишком приятное. Софи мстительна. Не более, чем Марина, но всё-таки. Нет уж, волосы Соньки лучше оставить в покое.

Что же тогда прихватить в качестве трофея? Рисунок какой-нибудь? И что Марина с ним делать будет? Софи без проблем создаст такой же. Если вообще пропажу заметит. Свои творения Софи раздаривает направо и налево. Несколько есть и у Марины.

На самом видном месте, посреди стола лежит не заклеенный конверт. Марина достает из него листки. Начинает читать… Победоносный вопль древнего человека, свалившего, самое меньшее, гигантского слона, сдержать удается с огромным трудом. Это не трофей. Это целый ТРОФЕИЩЕ. О такой удаче Марина и мечтать не могла. Теперь Софи точно будет знать, как по чужим пишущим машинкам лазать! На днях она получит! Марина засовывает конверт под одежду. Шариковую ручку (и когда только ей обзавестись успела?) кладет так же, как и лежала. Софи рассчитывала за что-то проучить Марину. За что — не понятно, просто, видать, свой дурацкий характер захотелось потешить. Ну что же, Сонька, теперь держись. Сама против себя оружие приготовила, и можно сказать, сама и в руки отдала. Теперь посмотрим, кто смеяться будет! Уже забравшись на подоконник, Марина не удержалась, и послала спящей Софи воздушный поцелуй.

Пока! Надо думать, над кем шутки шутить!

Но с утра Софи вела себя как обычно, будто и не лишилась важного письма. Крепость нервов чтоль демонстрирует?

— Ведьма! — так, а это кто-то новая в клубе «почитательниц» Херктерент. Кажется, со второго года.

Марина нагибается, стаскивая шарф. Разгибается. Резко раскручивает над головой. Камень, пушенный из импровизированной пращи попадает прямо в лоб излишне языкастой. Та, перевернувшись через перила, падает в воду. Несколько человек прыгают за ней. Марина закладывает в пращу второй заряд.

— Что тут происходит? Так… Херктерент и, — оглядывается по сторонам — на берег вытаскиваю откашливающуюся ученицу, — что она с ней сделала?

— Назвала меня ведьмой, — тут же сказала Марина, — я привыкла отвечать на оскорбления.

Преподавателю в этот момент хотелось назвать словами куда крепче, чем «ведьма», саму Херктерент. Хотя, как ни крути, взгляд Марины в старину точно назвали бы дурным. Словно в зелёное пламя смотришь. Да и считавшиеся ведьмами среди предков были.

Но в данном случае Марина поцапалась… Нет, не с дурой, а просто с человеком, верящим во всяческие глупости. Ну, пошутила Марина, пригрозив, что нашлёт на неё проклятье. А та и поверила. Да ещё в качестве «доказательства» вчера наверняка любимой пилочкой для ногтей поцарапалась.

Компании девчонок по три, четыре, а то и больше ходят шеренгами, взявшись за руки крест-накрест.

Марина ходит угрюмая. Злобно пинает последние сугробы. Увидит компанию — обязательно буркнет что-нибудь в стиле «весной распускаются цветы и женщины» или «весна… из-под сугробов робко появляются первые коленки». На Марину в кои-то веки никто не обижается, от чего она злится ещё больше.

Весна, цветение, птички и тому подобное. Время пробуждающихся чувств и первых поцелуев. Среди школьной почты резко выросло количество цветных конвертиков с сердечками. В процентном отношении среди адресатов преобладают двое — объект тайных и не слишком мечтаний всего мужского населения школы — Софи Херктерент. Основной получатель пахнущих духами конвертиков — сын второго соправителя Яроорт. Естественно, принц и принцесса ответами себя не утруждают.

В коридорах Яроорт и Софи холодно приветствуют друг друга.

Марина по школьной почте не получает ничего.

Завела крючок из проволоки. Иногда мимоходом вытянет из ящика письмо. Если обычное — тут же положит обратно, если же с сердечками, розочками, прочими финтифлюшечками, да ещё надушенное… Нет, читать не будет. Просто кому-нибудь другому в ящик подкинет.

Несмотря на все проделки Марины, количество гуляющих вечерами парочек почему-то не сокращается. Да и Софи добавляет раздражения, почти каждый вечер гуляя то с одним, то с другим, а то с двумя зараз и даже тремя одновременно (и как это они друг друга не поколотят?).

Какое-то сборище у бассейна. Встречные странновато посматривают на Софи. Она убыстряет шаги.

Сквозь толпу протискиваться не надо. Как обычно, при любом многолюдном сборище, в сторонке стоит Эрида.

— Что там за толпа?

— Там Марина письмо читает.

Софи насторожилась. Сразу вспомнился пропавший со стола конверт. И плевать, что третий этаж.

— Что за письмо?

— Яроорта тебе. Я говорила ей, что не надо…

Софи не дослушала.

Словно в стайку серебристых рыбок врывается голодная акула. Толпа от бассейна бросается врассыпную. Акуле на глаза лучше не попадаться. Софи в ярости, а Марина смотрит на неё с нескрываемой усмешкой. Барракуда — рыбка не столь крупная, но по зубастости мало акуле уступающая. Марина демонстративно вертит пачкой листов.

— Отдай немедленно!

Марина, скорчив рожу, показывает язык.

— Возьми!

Софи бросается к тумбе. Почти удается ухватить. Марина стремительно прыгает вбок. Собственная быстрота сослужила Софи плохую службу. Не удержавшись на краю бассейна, она свалилась в воду. Выныривает.

У воды стоит ухмыляющаяся Марина.

— Очаровательно! Плавающая мокрая курица. Как водичка? Ну ты пока поплавай, а я дальше почитаю.

Софи вертикально встает в воде.

Молчит. Не то время и место, что бы соревнование в остроумии с сестренкой устраивать.

— А, я вижу, водичка тебе понравилась. Ну, купайся, купайся.

Поворачивается.

— Эй, а вы-то куда разбежались? Я ещё и половины не прочитала. Самое вкусное там в конце. Вот послушайте…

Голова Софи скрывается под водой.

— Интересно, она не потонула? Хотя вряд ли…

Софи выныривает.

— Марина!

Та поворачивается. Софи резко взмахивает рукой.

Метко брошенный камень врезается в живот Марины. Схватившись руками за живот, Марина падает в бассейн. Листки письма — разлетаются, какие на берег, какие в воду.

Не глядя, как она барахтается, Софи неспешно подплывает к лесенке. Ей помогают выбраться.

Софи подходит к краю бассейна. Марина злобно смотрит из воды. Тишина. Среди собравшихся немало уважающих Марину. Немало и тех, кто её терпеть не может. Нет только тех, кому неизвестна старинная поговорка «Не стоит лезть в Еггтовскую свару». Смысл такой, что голову между молотом и наковальней лучше не совать.

— Сестра, я прекрасно понимаю твои мотивы — как известно, ты редкостная уродина, и, сгорая от бессильной злобы, что на твою отвратительную физиономию никто не обращает внимания, ты способом уровня детского сада, решила мне досадить. На дураков и глупых маленьких девочек, как известно, не обижаются. Можешь, не нырять, дважды на одном и том же ещё никто не ловил, да и камней на дне больше нет…

Мокрые волосы прилипли ко лбу, рот полуоткрыт, видны клыки, взгляд бешеный — и в самом деле, не красавица.

Марина замахивается рукой.

— Ложись! Граната!

Кто в бассейн плюхается, кто на землю кидается. Кто-то пронзительно визжит. Только Софи остается стоять. У её ног лежит ребристый металлический корпус.

— Софи! — Яроорт бросается к ней.

Застывает от спокойной полуулыбки и усмешки в глазах.

— Куда спешим? Кого спасаем?

— Но…

Софи усмехается и небрежным пинком скидывает гранату в воду.

Злорадно смотрит на вылезающую из бассейна сестру.

— Ты думала меня напугать своей учебной игрушкой? Она же у тебя лет с семи валяется.

— У меня есть сомнения, что ты только от воды мокрая, — сквозь зубы шипит Марина.

— Ах ты!

— Что здесь происходит? — раздается голос директора.

— Так. — мельком глянул на собравшихся.

— Херктерент, купальный сезон решили открыть?

— Именно так, директор, жарко стало, — вот и захотелось сполоснуться. Правда, Марина?

— Точно так, профессор. Софи надо было срочно остудится.

Особо пострадавших в поле зрения не наблюдается. Но обе Херктерент в одном месте — потенциальная опасность сами по себе.

— Яроорт. Что здесь произошло?

— Ничего, профессор. Всё было, как сказали Херктерент.

Может, кто потом и наябедничает, что тут было на самом деле, но не сейчас. Если три школьных знаменитости делают вид, что купаться в одежде — обычное дело, спрашивать, что же произошло — бесполезно. А уж если учесть, что знаменитость с порядковым номером один со стопроцентной вероятностью впервые, и, похоже, безнадежно влюблен в номер два… Что откровенно раздражает номер три.

— Марина, — приторно-сладким до противности голоском сказала Софи, — по-моему, ты что-то уронила в бассейн. Не зачем его засорять. Достань, пожалуйста.

Голова склонена набок, левый глаз сузился в щелочку.

— Сказать, куда тебе идти, или сама догадаешься?

Софи прищурилась. Очень нехорошо.

Яроорт встал между сестрами.

— По-моему, вы обе уже достаточно мокрые. Так что я достану то, что… обронила Марина.

Яроорт стал раздеваться.

Согласный девичий стон.

Софи накинули на плечи полотенце. Марине протягивают. Дернула плечом, зашипела немногим хуже змеи. Отступились.

Софи смотрит холодно, оценивающе и вызывающе.

Яроорт прыгает, словно на соревнованиях.

Марина нагибается к воде. Яроорт протягивает гранату. Марина молча берет, засовывает в карман. Ни на кого не глядя, младшая Херктерент разворачивается и уходит. Перед ней молча расступаются.

— Не зря говорят, у Еггтов нервы из стали, — говорит Яроорт.

— У Чёрных Еггтов нервы из стали, — с раздражением поправляет Софи, — нечего меня со всякими отбросами смешивать.

Яроорт один из немногих, кто знает, что под «всякими отбросами» подразумевается вовсе не Марина.

Страдания, вздохи, надежды, слезы и первые расстроенные чувства.

Только Софи по-прежнему весела и жизнерадостна. Половина, если не больше, приходивших к ней поплакаться, вздыхают о мальчиках, письмами от которых один ящик в столе Софи забит почти полностью. Отвечать — не отвечает, но загадочные улыбки и многозначительные взгляды раздаривать не забывает. Ей бы и рады услужить, да нечем — в отличие от многих красавиц, Софи умна. Выглядя лучше всех, она одна из первых учениц. Гораздо обиднее другое — Софи сильна и ловка. Так что спортивными достижениями впечатления на неё не произведёшь.

Регулярно на стенах появляются карикатуры, изображающие ту или иную парочку.

На биологии Марина прочитала доклада об особенностях брачного поведения карликовых человекообразных обезьян. В классе кто хихикал, кто чуть ли в обморок не падал от обильного употребления слов «коитус», «овуляция» и «поза подставки».

За последнюю фразу: «Брачное поведение высшего вида приматов ничем не отличается от поведения низших, особенно это касается поведения доминирующих самца и самки в группе», — почитатели Софи Марину чуть не побили.

Отсутствием аппетита Софи не страдает. Обожает пирожные — и поглощает их массово. Почти всегда, за обе щеки активно уплетает шоколад. И все равно, худенькая и стройная.

Многие девочки хандрят и практически ничего не едят. Двое с признаками истощения попали в больницу. Казались себе излишне толстыми и практически ничего не ели. В столовой с того дня за посещаемостью стали следить куда больше, чем на уроках самых строгих преподавателей.

Марина во всеуслышание заявляет: «Я действительно ничего им не подсыпала». Софи буквально проходу нет — все спрашивают, какая у неё диета. Завидуют точеной фигурке. Сама она только посмеивается — среди спрашивающих нет ни одной, способной прыгнуть с десятиметровой вышки.

За глаза активно обсуждают новость, запущенную в обиход Мариной — якобы у Софи такая фигура из-за того, что ей в раннем детстве сделали операцию, удалив нижние ребра. Софи что-то прознала — и сменила купальник на ещё более откровенный. И без того немалое число взглядов, сопровождавших её, увеличилось. Одни смотрят на Софи, другие — как бы с первыми несчастных случаев по причине перевозбуждения не произошло. Физиономия Марины стала совсем уж зеленого оттенка.

Любовная горячка минула стороной, пожалуй, только Марину и Эриду — последняя пребывает в каком-то своем мире, где законы обычного не действуют. К тому же, она любит, когда к ней приходят поговорить, и никогда ни над кем не смеётся.

Последнее время к ней частенько захаживает одноклассница Динкерт. Всё жалуется, как её какой-то Орен не любит. На вечеринку одолжила лучшие украшения Эриды. Не самые лучшие — тоже. Не заинтересовали только любимые украшения Эриды, практически не содержащие драгоценного металла.

Марина, окинув Динкерт взглядом с ног до головы и мысленно отметив два браслета на левой щиколотке, сказала «Хм, а я и не знала, что в ювелирных магазинах используют манекены». Но Динкерт считала, что будет неотразимой (тем более, на вечеринку не собиралась Софи) Хотя Софи обычно только ромбовидный кулон с маленьким изумрудом и носит. Если что другое и наденет — то что-либо очень изящное. И смотреться на ней это будет (тут Марина мысленно скрипнула зубами) получше, чем большая часть «золотого запаса» Эриды на Динкерт. Проблема только в том, что украшение Софи с восьмидесятипроцентной вероятностью будет из того же «золотого запаса».

Динкерт пришла на следующий день. Принесла все украшения. Глаза опухшие и красные. Плохо смытые следы неумело наложенной косметики. «Он на меня даже не взглянул!» Заплакала так жалко, что даже Марине не захотелось язвить. Эрида принялась утешать её, сама чуть не плача. Марина быстренько смылась, не забыв перед уходом проверить, все ли вернула. Оказалось — да, и в куче обнаружилась тоненькая золотая цепочка с кулоном самой Динкерт. Эр, если разбирать кучу будет, непременно вернёт. Другое дело, что это может случиться и через месяц.

Как можно плакать из-за такой ерунды, как какой-то мальчик, Марина решительно не понимает.

Динкерт бредет по коридору. Понурая, грустная. Марина пробегает мимо. Динкерт окликнула.

— Марина, ты не знаешь, чем мышей можно отравить?

«А я тут причём? Говорить надо Хейс или завхозу.»

— Тебе быстро, или что бы помучились?

— Лучше быстро, — торопливо отвечает, странно озираясь по сторонам.

— Тогда мышеловкой.

— Ставила, они приманку съели.

— Ха! Ставить тоже надо уметь! Значит так: берёшь доску, вбиваешь гвоздь примерно вот на таком расстоянии от конца, вешаешь мышеловку, и спокойно ставишь всё это вертикально в уголке. Мыша — зверюга жадная, подпрыгнет, вцепится — и привет, утром только результатом насладиться остается.

— Но её же потом вынимать надо…

— Ха! Тогда другой вариант: берёшь бутылку из-под молока, кидаешь приманку и льешь пару ложек масла. Потом кладешь наклонно (под горлышко можешь учебник математики сунуть — он самый толстый). Мыша по скользкому стеклу никуда не вылезет. Куда мышу вытряхнуть- сама догадаешься… Хотя лучше бутылку мне принеси — я обратно молока налью, и к целым в столовой подсуну. Представляешь — наливает кто-нибудь молоко в стакан, а там мыша дохлая плавает. Представляешь, какие у всех рожи будут….

Динкерт аж передёрнуло.

— Нет, Марина, мне хороший яд нужен. Я их боюсь. Их там целая колония, похоже.

— Яд тебе нужен говоришь… Хороший… — Марина призадумалась. Динкерт так смотрит — видно сейчас заплачет, — Ладно. Встретимся у нашего корпуса через полчаса. Я тебе такую отраву принесу — десяток таблеток- человек через полчаса без мучений помрёт.

— Спасибо, это то, что нужно!

Марина ухмыльнулась вослед. Если кто-то считает, будто Херктерент верит в сказки, то глубоко ошибается. То, что несчастная любовь толкает на очень глупые поступки, Марине прекрасно известно. Да и подборка медицинских историй, о нелепых способах, каким пытаются уйти из жизни страдающие от неразделенной любви подростки, попавшаяся во «Враче общей практики» в разделе юмора, наводит на определенные мысли. Впрочем, ни один из описанных случаев смертью не закончился.

Как и подозревала Марина, получив упаковку таблеток и рекомендацию ни в коем случае не употреблять их самой, Динкерт отправилась вовсе не к себе, а в малый розарий. Двери заперла. Марина минут двадцать побродила вокруг. Пару минут с кем-то поговорила по местному телефону, и, подперев дверь шваброй, направилась на поиски Хейс. В очередной раз пожалела, что у неё нет такой рации.

В комнате Хейс обнаруживается ещё и Софи, что сейчас совершенно не важно.

— Что-то случилось?

— Да так, ничего особенного, только Динкерт отравиться решила от неразделённой любви к Орену.

Хейс и Софи вскакивают.

— Где она?

— В малом розарии.

Хейс бросается к телефону.

— Да не спеши ты так! В медицинский корпус я уже звонила. Эта дура сейчас внутри и уже приняла мои таблетки.

Хейс хватает Марину за плечи. Резко встряхивает.

— Ты что, совсем?

— А почему ты не спросила, какие именно таблетки? — с невинной улыбочкой спрашивает Марина.

— Что ты ей дала?

— В розарий я бы сейчас не очень спешила. Вид там вовсе не аппетитный. Хотя, органика очень хорошее удобрение…

Софи злорадно ухмыляется.

— Динкерт нашла в кого влюбляться. Во-первых, этот деятель давно и безответно сохнет по мне. Во-вторых, мне на него наплевать, в-третьих — Динкерт совершенно не умеет одеваться; обратилась бы ко мне — я даже без Эридиного золота такой бы наряд ей соорудила, да красоту навела, что бегал бы Орен за ней, как щенок привязанный, и чуть ли не писался бы от восторга.

В общем, в-последних, наверняка, наша милая Марина дала самое мощное слабительное, из тех, что смогла найти. Так?

— Ага. Иногда даже ты говоришь умные вещи. Медикам я сказала, что бы они готовили всё необходимое для промывания желудка. Представляю, что сейчас в розарии творится? Интересно, цветочкам не повредит? Хейс, воспоминания детства освежить не хочешь?

— Почему ты уверена, что ещё там, а не в окрестных кустах?

— Я предусмотрительная девочка! Ну что, пойдём нашу бедняжку спасать? А то ещё вместо избытка чувств задохнётся от избытка сероводорода собственного производства!

Только сейчас Хейс обратила внимание, что на руках Марины резиновые перчатки электрика. А через плечо ещё и сумка с противогазом.

— Вношу предложение! — с радостным возбуждением говорит Марина, похлопывая по сумке.

Данное предложение проигнорировано.

На вошедших Динкерт смотрит с самой настоящей мукой.

Марина выглядывает из-за спины Хейс.

— Ну что, теперь-то ты знаешь, каково это — пребывать в полностью расстроенных чувствах? Более полного расстройства всех чувств и органов разом мне наблюдать ещё не приходилось.

Младшая Херктерент с квадратными глазами влетает в медицинский корпус.

— Доктор. Срочно нужен доктор!

— Хм. В кои-то веки я вижу в своем скромном заведении легендарную Херктерент. Право же, я давно сбился со счёта, сколько лиц, пообщавшихся с вами, попадали сюда. Теперь вы решили составить им компанию?

Марина усмехнулась.

— Счастлива, что моя скромная персона столь знаменита. Но в ваших услугах я по-прежнему не нуждаюсь. Зато нуждающимся срочно потребуется промывание желудка, да и большой запас хлорки, пожалуй.

Врач принюхивается.

— Только не говорите, Херктерент, что вы взорвали канализацию.

— А что, идея! — оживилась Марина. — Это будет так свежо!

М-да, Маринина предусмотрительность насчет перчаток оказалась не лишней. Видок у Динкерт ещё тот. В медицинском корпусе сдав Динкерт на попечение врачей, Софи и Хейс отправились в душ. Отправив одежду в стирку и одолжив халаты, пошли к себе. Марина поджидает их у дверей. Вымытые перчатки демонстративно засунуты за ремень.

— Даже не знаю, Марина, наказать тебя, или ходатайствовать о награждении.

— Кстати, в комнате Динкерт я позаимствовала одну очень интересную записочку. В ближайшее время обнародую её содержимое. А пока послушайте: «Дорогой и любимый…»

Софи резко протягивает руку.

— Дай сюда. Немедленно.

— Зачем? — Марина прячет письмо за спину.

— Отдай письмо. — чеканит Хейс. Интонация — Марина только теперь поняла, откуда прозвище «Страх-и-Ужас» взялось.

Испугаться Марина не испугалась, но письмо отдала.

Хейс, не глядя, рвет письмо на мелкие куски.

 

Глава 6. Танк, взрывчатка и сущий кошмар

Этот месяц обещал быть неспокойным (равно как и следующий) Именно весной по традиции, с которой безуспешно боролись все директора обеих школ, «Сордаровцы» должны были устроить «Котам» «Необыкновенную пакость». А в следующем месяце наступал черед котов.

Под «Пакостью» подразумевалось повесить флаг своей школы где-нибудь на видном месте на главном корпусе соперника, спустить и утащить к себе флаг школы, притом желательно с самого высокого из шпилей, проникнуть в школу и выкрасть один из «Императорских» или «Министерских» кубков за успехи. Пока украсть кубок не удавалось ещё никому. В обеих школах даже присловье о безнадежном деле появилось — «Как кубок украсть». Самым простым (внешне) выглядело подкараулить главного старосту последнего года обучения и отобрать у него значок. «Простота» обманчива — нападать на девушек-старост запрещается. Напасть можно было только один на один, а Главным Старостой почему-то всегда назначался лучший борец или боксер школы. А нынешний Главный Староста котов — далеко не тот увалень, кого Марина в песке валяла.

Что-то надо устроить и в этом году, только вот что? И главное, не попасться «котам». В противном случае, «Сордаровцам» минимум год быть для «котов» посмешищем. В прошлом году посмеяться ни над кем не удалось. Группа, пытавшаяся украсть школьный флаг «котов» и поднять вместо него рваные штаны, была перехвачена.

Но напавший на Главного Старосту «кот» был им крепко побит. Так что ничья.

Планирование «Пакости» осуществлял «Генштаб» в составе наиболее отчаянных голов школы второго-третьего годов обучения.

Сама «Пакость» носит название «Операция».

О существовании «Генштаба», правда, «кошачьего» Марина знала ещё до поступления в школу: Сордар рассказывал. Он на последнем году как раз и был Главным Старостой. При нем и произошел единственный случай, когда на старосту напали втроём, и это было признано честным всеми, в том числе и самим Сордаром, ибо нападавших он отколотил от души.

Под строгим секретом, на «военный совет» пригласили Херктерент. Ну и что с того, что первый год!? Зарекомендовать себя она уже успела. К тому же, большинство «мирренов» входит в «генштаб».

Совет идёт довольно вяло: почти все либо уже было, либо трудновыполнимо. А хочется чего-нибудь этакого, чтобы и через двадцать лет помнили. Лежа поперек кресла, Марина подает голос.

— Давайте рассуждать логически: что является признаком полного и окончательного разгрома воинской части противника?

— Причем тут это… — начал кто-то.

Ярн четко сказал:

— Захват знамени части.

— П-р-равильно, — протянула Марина. — Но в нашем случае, для захвата не придётся никого громить.

— Ты предлагаешь, — Ярн понизил голос, — украсть у них Знамя Школы?

Марина беззаботно кивает в ответ.

Поднимается гомон. Херктерент предлагает неслыханное. Но с другой стороны, кто из подростков не мечтает свершить что-нибудь этакое? Особенно, опасное.

— Да как мы туда попадем?

— На танке приедем, — беззаботно сообщает Херктерент.

— И где же мы его возьмём?

— А стоящий у нашего корпуса танк, чем плох?

— Так он же…

— Я его заведу, с топливом тоже проблем быть не должно — он на самом обычном бензине. В гараже достанем.

— А ты сможешь… Ну, танк завести?

— Конечно.

— Стоп-стоп-стоп… — начал Ярн. Марина скорчила гримасу. Сейчас опять занудствовать будет. — Я не сомневаюсь в твоих способностях, Марина, но знаешь сама — быстроходностью «пятерка» никогда не отличалась. А с этим движком — особенно. Мы такой переполох поднимем, если и в самом деле на нем поедем.

Марина, похоже, услышала только «поедем».

— А что? Ворота у них не закрываются, а даже если и так — какая разница, сшибем танком, ворота во внутренний двор — вообще декорация. А уж застекленные двери — так вообще ерунда. Стойка со знаменем — сразу за ними, там, правда, часовой. Но что он со своим карабином, да ещё и без патронов, против танка сделает?

— Знамя успеет спрятать.

— Часовой не может изымать его из стойки. Это дефект их школьного устава. Пока найдут директора, или Главного Старосту, нас там уже не будет.

— А если танк сломается? Он же все-таки не новый…

— Как говорится, без риску не съешь и редиску. Если что, запремся внутри и взорвем машину.

— Ты чего?

— Понарошку, разумеется. Я ко всем люкам бомбы с краской или с магнием приделаю. Кто не умеючи сунется — долго не сможет потом отмыться.

— Марина, похоже, ты уже назначила себя командиром машины…

— Могу и мехводом, — она призадумалась, — не, буду командиром. Переговорного устройства в машине нет, грохот будет страшный, обзор у мехвода никакой, так что приказы «вперед», «назад», «влево» или «стой» командир будет отдавать условными пинками по шее.

Сразу несколько человек почесали затылки.

Одноклассник Ярна сказал.

— Батя танкистом был, рассказывал про такое. Сперва как раз на «пятерке» мехводом. Потом на ней же — командиром… А гусеничный трактор мне дома водить приходилось. Не думаю, что танк сильно сложнее. Потерплю уж я как-нибудь твои пинки, Херктерент! Ну что, берешь мехводом?

Марина вопросительно уставилась на Ярна. Что он мог ответить?

У одного из корпусов школы стоял легкий танк времен Первой войны с мирренами. Стоял себе, никого не трогал. В одно прекрасное утро полшколы оказалось разбужено лязгом и рокотом танкового двигателя.

Постамент пуст. Валяются сумка с инструментами и канистра. Дымя как паровоз, вяло шлёпающая гусеницами лязгающая машина движется по направлению к лесу.

Кто-то поднимает и демонстрирует известный всей школе, морпеховский берет.

Танк движется строго по прямой.

Все бегут за машиной. Танк врезается в огромный дуб. Обиженно вращает гусеницами. И затихает. Тишина.

К машине осторожно приближаются. Рев двигателя, облако копоти. Подошедших близко забросало комьями земли. Снова тишина.

Рэнд забирается на моторный отсек. Стучит палкой по башне. Ствол резко дернулся. Башня поворачивается. Рэнд от испуга не удержался и упал спиной прямо в «хвост» машины — закрепленную на корме конструкцию из уголков, предназначенную для преодоления окопов.

— А-а-а!!!! — истошно вопит, закрываясь рукой.

Короткий ствол сорокамиллиметровой пушки метит в лицо.

Колпак на башне откинут в сторону. В люке возникает чумазая Марина.

— Я просто не смогла переключать фрикционы. Надо заняться штангой.

— Сперва в душ, потом к директору.

— Яволь! — козырнула Марина. — Только смею заметить: кому-то — кивок в сторону барахтающегося в хвосте Рэнда — санитарно-гигиенические процедуры сейчас куда нужнее, чем мне. Не подскажете, детская присыпка в лазарете имеется?

— Зачем?

Марина ответила нарочно громко, так, чтобы слышали все.

— Грозному Рэнду она необходима. Теперь он никакой не Грозный, а обыкновенный засранец.

Грянул хохот. От подобного прозвища Рэнду уже не отделаться.

Марина, засунув руки в карманы и насвистывая «Марш танкистов», неторопливо направляется к корпусу.

Директор уже устал удивляться выходкам Херктерент. Он понял — несносная девчонка, в отличие от большинства учеников, его совершенно не боится. Ей вообще чувство страха неведомо. Потому она совершенно неуправляема.

— Ну, юная леди, сегодня вы превзошли сами себя.

— Ага, — ответила Марина.

— Как вы смогли завести танк?

— В школьной библиотеке есть «Руководство службы танка ЛТ-5» 925 года издания. Там весьма подробно описано устройство машины и основные неисправности. Всё было весьма просто.

— Да уж, хорошо хоть орудие приведено в небоеспособное состояние.

Данный факт Марине и так уже известен.

— Профессор, а можно я закончу ремонт танка?

Он ненадолго задумался и махнул рукой.

— Делайте, что хотите. Только занимайтесь этим на территории гаража. Как туда доставить танк — сами разбирайтесь, не думаю, что это составит для вас такую уж проблему.

У мехвода появилась возможность попрактиковаться. Хотя всеобщее внимание привлекала восседающая на башне Херктерент. Танк своим ходом направляется в гараж.

Примерно на полдороге заканчивается топливо. В гараже на просьбу отреагировали с юмором. Ворота распахнулись, и из них показалась широченная морда тягача — лесовоза. Он легкий танк не то, что с места сдвинет, но и с дороги спихнёт, если захочет. Вместо буксирного троса воспользовались висевшими на танке цепями, Марина незамедлительно перебривается в кузов тягача, затем на крышу и встает во весь рост. Должна быть историческая аналогия. Проблема в том, что кроме Марины факт поездки императора на тягаче аналогичной конструкции, мало кому известен. Все сопровождавшие танк тоже лезут в кузов. Один памятник технической мысли буксирует другой в гараж.

У водителей и механиков старый танк вызвал не меньший интерес, чем у школьников. Всё-таки, памятники не каждый день по двору разъезжают.

Насчет мотора Марина слегка покривила душой: он исправен. Из «Истории школы» она узнала, что танк прибыл не сам, а привезён на большегрузном грузовике и затащен на постамент лебёдкой. По номеру Марина определила — машина никогда не участвовала в боях, с завода была отправлена в одну из учебных частей в окрестностях столицы, да и там почти все время простояла в парке на консервации. Вскрыв люки, Марина обнаружила: двигатель и трансмиссия покрыты толстым слоем смазки. Танк что в «Руководстве службы» тщательно пришлось изучить только главу «Вывод машины из консервации». Но теперь за движок предстоит взяться всерьёз. Ну да Марина трудностей не боится!

— Там тебя спрашивают.

Марина с неудовольствием захлопывает люк моторного отделения.

У входа в гараж стоит Яроорт. Марина направляется к дверям нарочно медленно. Писку на тему «ой, на меня принц посмотрел» наслушалась уже предостаточно. Мысленно потешалась. Те, кто болтают, что у принца есть тайная неразделенная любовь, не так уж далеки от истины. Ещё совсем недавно активно обсуждали, кто именно. Гадали, ученица это школы, или кто-то из высшего света.

Не так давно всем стало известно, кто тайная любовь Яроорта: из высшего света. И одновременно из школы. Благодаря Марине теперь вся школа знает, кто именно. Интересно, что ему понадобилось? Пришел проучить Марину за проделки? Ой, вряд-ли.

Он заговорщически подмигивает.

— Вот. — чуть посторонился. У стены стоит продолговатый предмет, завернутый в бумагу.

— Что это?

— Глушитель для последней модели спортивного «Дельфина». Установишь на танк. Я тоже в «Генштабе».

— Не факт, что он подойдёт, — растягивая слова говорит Марина.

— Ну, я думаю, ты что-нибудь придумаешь.

— Непременно. Тащить эту тяжесть я должна, по-твоему?

Хмыкнув, Яроорт легко закидывает глушитель на плечо.

Марина очень жалеет, что не может идти ещё медленнее. Хотя тащить глушитель Яроорту не тяжело. К сожалению.

— Профессор, можно задать вам вопрос?

Две подружки с гуманитарного отделения. Из тех, что имеют отличные оценки благодаря клиническому зазубриванию всего подряд. На любой вопрос по учебнику ответ всегда готов, а вот сами вопросов не задают никогда. С чего их на химию потянуло, да ещё и в неурочное время?

— Спрашивайте.

— Правда, что перекись водорода — это краска для волос?

— Да. Одна из первых.

Победоносно обернулась к подруге.

— Вот видишь, я же тебе говорила — она никогда не лжёт.

— Кто «она»? — насторожился профессор. «Не лжёт» — про Херктерент. Но ложь — единственное, чего она не делает, всё же остальное, особенно запрещённое…

— Марина Херктерент. Мы её видели на втором этаже. Она несла большую бутыль с этой самой перекисью…

— О нет!!! — профессор стрелой сорвался с места.

Марина представляет потенциальную опасность вблизи любого реактива. Ибо она за пять минут обязательно соорудит что-нибудь, чью мощность придется измерять в тротиловом эквиваленте.

Профессор мельком окинул приготовленные компоненты и чуть не упал. Перекись водорода, серная кислота и ацетон плюс Марина, с лица которой ещё не пропало счастливо-довольное выражение.

— Что вы тут делаете?

— Диоксид ацетона, — ответ с самым невинным видом.

Профессор схватился за голову… Она собирается производить взрывчатку… Нет, если эта несносная девчонка в один не прекрасный день синтезирует девяносто четвертый элемент, он не удивится.

— Получайте свою заслуженную единицу по поведению за десять дней!

— Не могу, профессор.

— Почему?

— Можете проверить в преподавательской — мне уже поставили! — физиономия просто светится от счастья.

— Я даже не хочу знать за что! Но можете мне объяснить, зачем вам взрывчатка?

— Понимаете, в подвале нашего корпуса имеется заложенный проход. Я вот и хотела посмотреть, что там.

Профессор ещё раз взглянул на ингредиенты. Застонал. На выходе должно было получится количество взрывчатки, пригодной для подрыва главного корпуса школы.

Марина расценила взгляд профессора по-своему и продолжила:

— Потом я собиралась пластифицировать диоксид. Изготовить детонатор…

— Вон отсюда! Немедленно!!!!

Убегает, пританцовывая, да ещё насвистывая какую-то весёлую песенку. Подозрительно похожую на неофициальный гимн артиллеристов. Тот самый, где:

Профессор не сразу вспомнил мелодию — все-таки в химических частях он служил довольно давно. А, вспомнив, решил перечитать школьные правила — нельзя ли Херктерент поставить «отвр.» авансом за следующий месяц. Заодно, надо поинтересоваться — не собирается ли этот кошмар после школы поступать на химический факультет. Он бы с удовольствием замолвил за неё словечко перед ректором. Херктерент умна, и элементарно не может придумать, куда девать неуемную энергию. Интересуется всем, но особо любимого занятия не имеется. Да и в химии интересы сугубо практические — производство взрывчатки и боевых газов. К сожалению, небезуспешное.

Класс поджигает таблетки сухого спирта. Вместо того, что бы загореться, таблетки, словно по команде, вспучиваются, из них с шипением лезет что-то чёрное, извивающееся, похожее на живых змей. Испуганные визиг и крики «Гадюки!». «Змеи» застывают причудливо изогнувшись. Под некоторыми растекаются лужицы воды. Кто-то хихикает.

С опаской поджигают одну из оставшихся таблеток. Та же история. Многие косятся в сторону Херктерент. Но на её столе «змея» ничуть не хуже, чем у остальных. Да и удивлена Марина не меньше прочих.

— Хм, — говорит профессор, — похоже, бракованная партия сухого горючего. Уберите ингредиенты. Сегодня займёмся теорией.

В конце первого урока он устроил самостоятельную работу.

Начался второй урок. Профессор сказал.

— Работы ваши я проверил. Как обычно, не блестяще. Правильно на все вопросы ответил только один из вас. Он, точнее она и получает заслуженное «Отлично». Херктерент, встаньте!

Марина поднимается.

— Что у вас за эту десятку по поведению? — вкрадчиво интересуется профессор.

И прежде, чем Марина успевает открыть рот, резко бросает.

— Заслуженное «отвратительно»!

По классу пробегает недоуменный ропот.

— Ах да, вы все не догадываетесь, за что. Ну, так поясню: никто из вас физически не мог ответить на все десять вопросов. В каждом из вариантов был вопрос про реакцию Олоара. В школьном курсе её нет. Как вы думаете Херктерент, почему?

— Один из компонентов — нитрат ртути Hg(NO3)2. Он ядовит.

— Изумительно. А может, вы ещё нам скажете второе, точнее первое название этой реакции?

— Змея Олоара.

— Полное название!

— Тиоцинатная змея Олоара.

— Снова верно. Херктерент! Вы знаете реакции из университетского курса, но ведёте себя, как малолетняя хулиганка. Человек, знающий про «Змею Олоара» не может не знать про значительно более простую, хотя и гораздо менее эффектную спиртовую змею, одним из компонентов которой сухое горючее и является. Этой реакции тоже нет в ваших учебниках, но при желании, описание можно найти там, где большинство из вас бывает крайне редко. Как выглядит спиртовая змея, вам было продемонстрировано на прошлом уроке. Надеюсь, никто больше не будет обрабатывать школьные ингредиенты нитратом аммония…

— Профессор, — снова Херктерент.

— Да?

— После обработки концентрированным водяным раствором нитрата аммония, таблетки необходимо просушить…

— Вон из класса… Хотя нет, сперва персональное задание лично для вас: следующий урок химии отменяется…

По классу проносится радостный гул.

— Но не для вас, Херктерент. Вы придете, и будете сдавать экзамен за этот год, ибо, как я вижу, с курсом химии вы уже разобрались. До встречи послезавтра!

Марина не уверена, что назначению ей экзамена послезавтра можно найти оправдание в «Инструкциях» Министерства просвещения, или в школьных «Правилах». Но зато она уверена в своих знаниях.

С устными и письменными вопросами Марина справилось блестяще. Практическую работу комиссия признала излишней. Получив законное «Отлично», Марина поинтересовалась:

— Профессор, а можно мне теперь посещать ваши уроки вместе со старшими классами?

Тот побагровел, а директор сказал.

— Только теоретические занятия и не в ущерб другим урокам.

— Директор, возможен ли запрет на пребывание на практических занятиях по химии учеников, чье присутствие представляет потенциальную угрозу здоровью учащихся, а также пожарной безопасности школы?

— Думаю, к следующему году, такой запрет в «Уставе школы» появится.

— Мне кажется, система наказаний и поощрений нуждается в корректировке. Ибо некоторые учащиеся, воспринимают оставление в школе на выходные как своеобразное поощрение. Проводя эти дни так, что наказанием оказывается оставление на следующие выходные.

— Принудительно отправлять её домой на эти дни.

— Видите ли, я уже обсуждал этот вопрос с её родителями, и мне заявлено, что масштабы разрушений, которые она может произвести в школе, несоизмеримо меньше, чем те, что она произведёт дома. Дешевле, знаете ли, произвести ремонт в школе, чем отстроить новую резиденцию. К тому же, глава совета попечителей перевел на счёт школы достаточно значительную сумму, заодно поинтересовавшись, нет ли у нас возможности в качестве наказания оставлять провинившихся учеников на всё лето.

— Директор, угоняют тягач!

— Что-то рановато в этом году.

— Но…

— Они его каждый год угоняют. То на выпускной, то на Новый Год, то просто так, из озорства. Мёдом он, что ль, намазан? Мы даже раньше пари заключали, сколько раз в год и по какому поводу тягач угонят.

— Но их же надо остановить. Там же наверняка, Херктерент…

— Почему вы думаете, что все проблемы школы в этой девочке сосредоточены? Готов спорить на что угодно — за рулём тягача может быть кто хочешь, но не Херктерент.

— Почему вы так уверены?

— Да потому, что там руль очень туго вращается. Ей не повернуть. Угонщик — всегда один из школьных силачей. Почти всегда — ученик выпускного класса. Почти на сто процентов уверен — Яроорт.

— Но он же…

— И что? Ему столько же лет, сколько и прочим.

— Но надо же что-то делать.

— Сделаем тоже, что и обычно: раз машина уже ушла, то перехватим их на перекрёстке.

— А танк? И Херктерент?

— Что — «танк»? Сами же видели — управлять машиной она не в состоянии.

По дороге довольно резво катит расписной тягач. Все огни и фары горят. Директорская машина резко преграждает дорогу.

— Глуши мотор. Погасить фары!

Выполнено. Горят только карбидные фонари.

За рулём — Яроорт. В кузове — мальчишки из его окружения. Сбежать никто не попытался, хотя в сумерках удалось бы без проблем.

Яроорт идёт навстречу директору.

— Как далеко направляетесь?

Яроорт не стал скрывать очевидное:

— Проучить котов.

— Понятно. Для ежегодной пакости поменьше агрегата найти не могли.

— Никак нет! — совершенно по-военному ответил Яроорт.

— Ну, тогда, разворачивайте этот агрегат, и потрудитесь вернуть в гараж. Я хорошо запомнил всех участников сегодняшнего мероприятия, меры приняты будут позднее.

В свете фар директорской машины появляется танк. Или нечто, бывшее танком когда-то. Корпус словно утыкан чудовищными стрелами. На башне красуется что-то вроде гнезда неизвестной птицы.

Танк останавливается. Не слишком дружелюбно разворачивает башню. Газует, и выбросив сноп пламени из выхлопной трубы, исчезает в ночи.

Директор и Яроорт переглядываются.

— Отвлекающий маневр, значит?

— Точно так.

Земля за дорогой считается уже территорией «котов». «Сордаровцы» там не будут ловить своих. Директор не исключение. Что же, танк и экипаж теперь предоставлены своей судьбе. Директор помнит, что у одного из корпусов «кошачьей» стоит восьмидесятимиллиметровая полевая пушка, выпущенная в те же года, что и танк. Конечно, она вовсе не противотанковая… Бояться, на деле, нечего. Своей Херктерент у «котов» нет.

— Яроорт, а вы не обратили внимание, что за сооружение на башне установлено? Что-то я не помню, что бы стандартные «пятерки» оснащались чем-то подобным.

— Не могу знать, профессор. Танковый отдел не ставил Генштаб в известность.

Пинок, означающий приказ «Стоп».

Марина высовывается из башни. Кричит десантникам.

— Вон их пушка, давайте и её прихватим.

Херктерент стоит на башне.

— Снимай с тормозов! Разворачивай орудие!

Нагибается, поджигая очередную партию ракет. Асбестовый нагрудник, позаимствованный от защитного костюма пожарных надет не зря. Его дополняет каска танкиста времен прошлой войны с кольчужной сеткой, защищающей глаза. Ожоги бы точно были, ибо несколько ракет стартовали не совсем туда, куда нацеливалась.

Ракеты с воем уносятся в направлении, где, как показалось Марине, шевельнулись кусты. «Коты» больше не показываются. Кажется, они решили, что на территорию школы ворвался самый настоящий мирренский танк.

— Ну, долго там? У меня ракеты не бесконечные!

— Готово! — отзывается Дмитрий.

Фонтан огня взвивается в небо, расцветая пышными цветами. Стартовал сигнальный фейерверк. «Генштаб», увидев его поймёт — удалось!

— Красота! — выдыхает второй десантник; Марина опять забыла, как его зовут.

Лязгает танк, лязгает прицепленное орудие.

Мехвод как-то вяло реагирует на команды-пинки. Только с третьего раза уяснил, что надо поворачивать. Марина сидит, сцепив зубы. Не зря пишут, что на первых танках служба была не сахар. Этот хоть и не из самых первых, но всё-таки первый танк классической компоновки. И тут тоже особого комфорта не наблюдается. Хотя теперь это уже и не совсем танк, а как-никак первый в мире самоходный ракетомёт. Личное изобретение Марины. Надо отцу написать, пусть подкинет в Технический комитет идейку. Марине и на разгром настоящего врага ничего не жалко.

У Главного корпуса, наверное, вся школа. Танк выглядит, словно в бою побывал — весь закопченный, фары разбиты.

Из башни выбирается фигура в асбестовом нагруднике и шлеме с кольчужной сеткой, с приклепанного к корме решетчатого «хвоста» спрыгивают двое в одинаковых шлемах бойцов штурмовых групп, полностью закрывающих лицо. Втроем открывают передний люк и вытаскивают мехвода.

Он виснет на руках штурмовиков.

Четверку, словно вернувшуюся с полей Первой войны, не узнают. Они все грязные и закопченные, под стать своему танку. Одежда местами прожжена.

Командир, расстёгивая каску, выходит на пару шагов вперёд. Засовывает руку под нагрудник. Сорванная каска с лязгом падает на брусчатку.

Во вскинутой вверх руке — развернувшееся до земли знамя.

В чумазом командире с трудом узнают младшую Херктерент.

По толпе, нарастая, катится гомон.

Вырывается в единое.

— Гардэ!!!!

Херктерент мгновенно оказывается поднятой на руки, потрясает знаменем. Орет что-то нечленораздельное. Орут все вокруг.

Победа!!! Невероятная Победа!!!

«Коты» посрамлены! Не просто посрамлены. Опозорены на веки-вечные!

* * *

Херктерент сидит за излюбленным столиком в углу у окна. В радиусе десяти метров — чисто. На столе, как обычно, книги. На другом конце зала необычайно шумно, но пока Марину не трогают, она тоже никого трогать не будет. А задирать кого-либо, заведомо слабее тебя в присутствии Херктерент — тебе же дороже обойдётся.

Толпа человек в двадцать подходит к столику:

— Херктерент, ты в шахматы играть умеешь?

— Допустим… — похоже, опять что-то против неё затевается. Марина отодвигает книгу и смотрит на спрашивающего фирменным взглядом, уже заслужившим прозвище змеиного. Один на один действует безотказно. Но тут их много, и толпой они смелые. Почти все особо неприятные Марине, а некоторые ещё и Софи. Когда мнения сестер о ком-либо совпадают — большая редкость.

— Хорошо или как?

— В чемпионатах не участвовала, а так неплохо. Я, в общем-то, занята, так что излагайте кратко, или валите быстро. У меня не все работы к завтра ещё написаны.

— Чемпион школы по шахматам хочет с тобой сыграть. Прямо сейчас.

— А я вот не в настроении. Уроки делать надо, — тут-то Марина врёт, всё давным-давно сделано, но уж больно охота от этой компании избавится, да побыстрее, и желательно без мордобития.

— Тогда все будут знать, что ты струсила, и в мозгах у тебя куда меньше, чем в кулаках. Драться-то мы все горазды, а вот обыгрывать…

Марина поняла, что стала жертвой очередной провокации. Прямыми действиями ничего сделать не смогли — перешли к обходным.

Излишне демонстративным жестом отодвигает книги в сторону.

— Прошу.

Чемпион не вызвал у Марины особых эмоций — типичный старшеклассник-отличник в очках. Какой-то даже робкий слегка. Похоже, его самого какой-то интригой втравили в не слишком нравящееся ему дело.

За его спиной — наверное, все, сколько-нибудь интересующиеся шахматами. А так же большинство тех, кто Херктерент не любит. За спиной Марины — никого. Она знает все прозвища, которыми награждена за глаза. Одно из них — «чёрная крыса». Что же, те кто думают, что загнали крысу в ловушку, скоро пожалеют о ошибке.

— Я — чёрными!

Явно для проверки, чемпион пробует взять Марину на «детский» мат. Ха! Не на ту напал! Чуть заметно усмехнулся. Схватка пошла всерьез. Болельщики имеются только у одного из участников.

— Иш ты, как увлеклась… Надо с ней было на что-нибудь поспорить… На интерес какой-нибудь…

Марина сквозь зубы выцеживает:

— Следующим играю с тобой. На интерес. Если выиграю — отрежу ухо.

Спал с лица и сразу куда-то делся.

Марина продолжает игру. Шум всё сильнее. Каждую взятую чемпионом фигуру приветствуют восторженным воплем. Взятую Мариной — скорбным молчанием.

— Она сдвинула пешку! Херктерент — жулик!

Марина кладет на стол сжатые кулаки. Губы вытянулись в нитку.

— Никто пешки на D3 не трогал, — спокойно сказал чемпион, — Херктерент играет по правилам.

Накалом страстей битва не уступит иной настоящей. Марина сосредоточена как никогда. Малейший промах — и всё. Победа не принесёт решительно ничего — все как считали её наглой зазнайкой, так и продолжат считать. Поражение — все будут смеяться вослед. Поражение — гибель всей славы несносной Херктерент. Чемпион всегда сможет сказать «был не в форме», «вокруг слишком шумели», «я не мог играть в такой обстановке» — и ему простят поражение. Марине нужна только победа. Интересно, откуда узнали, что она неплохо играет в шахматы? Софи наверняка разболтала. Но об этом думать будет позже. Все против неё. Ну да, война и честность издавна несовместимые понятия.

— Шах!

Император чёрных прячется за башню. Белый советник сдвигается на клетку. Окончание партии будет классическим. Мат в три хода. Из-за кривой ухмылки Херктерент виден клык. Рука расслабленно висит над доской. Она смотрит на чемпиона взглядом безумца. Бессильная ярость пылает во взгляде. Вокруг молча торжествуют. Непобедимая Херктерент разбита. Вдребезги! Наконец-то! Сразу вспоминаются все давным-давно зажившие синяки. Перекошенное, почти безумное лицо Херктерент стоит их всех! Сейчас она возьмётся за башню…

Рука зависает над ладьёй… Секунда… Вторая… Яростный взгляд цвета морской волны продирает до костей. Оскал превращается в злорадную ухмылку. Глаза смеются. Без злобы, просто с недоброй иронией. Рука вместо башни хватает пехотинца на второй клетке. Улыбка чемпиона, словно в замедленном кино, превращается в гримасу. Он не зря считается лучшим шахматистом школы. Первым понял, что разбита не Херктерент, а он.

Вместо пешки на первой клетке появляется конь.

Гомон медленно стихает. Ситуация на доске изменилась кардинально. Игра окончена.

— Мат! — выцеживает Марина и щелчком роняет императора противника.

Только сейчас до всех доходит гениальная простота хода. Остальные недоуменно переглядываются. Факт есть факт, мат есть мат, двух мнений быть не может.

Чемпион сидит, обхватив голову руками. Мёртвая тишина, слышно как дрова в камине потрескивают. Херктерент встает, с хрустом и стоном потягивается. Обводит собравшихся злобно-весёлым взглядом лихой разбойницы.

Чемпион встает и протягивает Марине руку. Та, пожав плечами, протягивает свою. Враг дрался храбро, и что ещё важнее, честно.

Насвистывая популярный мотивчик, Марина вприпрыжку направляется к двери.

Завернув за угол, Марина опирается рукой о стену. Тяжело выдыхает. Почти стонет. Рот полуоткрыт. На лице то ли гримаса, то ли оскал. Её никто не должен увидеть такой. А она так устала! Одна против всех. Не с чемпионом, а со всяческими Рэндами да Яздункоттами она сейчас воевала.

Победа не приносит ни радости, ни облегчения. Только усталость. Марина бредет, сама не зная куда. Кому, и что она доказала? Прежде всего, в миллион первый раз подтвердила собственную невыносимость.

Сполоснуться, что ли, тем более, что за матч взмокла как неизвестно кто, а купальник как раз лежит в шкафчике в бассейне.

Вечером в бассейне всегда мало народу, а сегодня вообще никого нет.

Марина не торопясь залезает в воду. Заплывает на середину. Перевернувшись на спину, закрывает глаза. Вода успокаивает и расслабляет. Куда-то ушли физическая и моральная усталость сегодняшнего сумбурного дня. Можно долго лежать вот так, лишь слегка пошевеливая руками.

Марина смотрит на далекие звезды. Кроме них словно и нет ничего в этом мире. Целый мир — и Марина Херктерент — его маленькая часть. Неугомонная Марина очень любит тишину. Тишину и ощущение покоя обволакивающее её.

Марина тут же переворачивается, вставая в воде. Глаза прищурены. Кого это принесло? Просто так, или по её душу?

Похоже, что просто так, плывет к противоположному краю бассейна. Марина намеревалась незаметно вылезти на сушу, и незаметно уйти. Не только день, но ночь уже испорчена безвозвратно. Надо хоть сохранить остатки приятных ощущений. Как обычно, план не выдержал столкновения с противником. Пловец её заметил. Резко остановился. Так, снова этот Дмитрий.

— Я… Я не знал, что ты здесь, Херктерент, — чуть ли заикаясь, промямлил он, — извини!

Что это с ним?

— Не за что. Бассейн общий, кто хочет, тот и плавает.

— Я не буду смотреть. Плыви спокойно.

Ах, вот в чём дело! Решил, что Марина голышом по ночам купается! Что же, разочаровывать всех и вся — почти профессия Марины. Становится даже весело.

— Знаешь ли, среди моих достоинств и недостатков, склонности к нудизму не имеется. Так что, пожалуй, я проверю, не являешься ли нудистом ты.

Марина высовывается из воды, демонстрируя черный с серебром купальник, резко ныряет. Поднырнув под Дмитрия, сильно дёргает за ногу. Вынырнув, крикнула:

— Попробуй, догони!

Вызов принят, но Марина уже далеко. Из воды вылезает первая. Дмитрий отстал ненамного.

Неожиданно предложил.

— Давай с вышки спрыгнем.

Марина задумчиво смотрит наверх. Дмитрий воспринял это по-своему.

— Так и скажи, что боишься.

Марина медленно произносит.

— На опасные дела мужчина должен идти первым.

А самой интересно, струсит или нет.

Не струсил.

Вынырнув, посмотрел на Марину, как ей показалось, с усмешкой.

Марина молча забирается на вышку. Становится на краю доски, балансируя на кончиках пальцев.

Слегка обжигает мысль, что он впервые видит её в купальнике. На плавание Дмитрий вроде ходит с другой группой… Но там она была не одна. А здесь… Впрочем, что секретного тут можно увидеть? Она не из тех, у кого купальник не столько прикрывает, сколько открывает. Да и фигура фактически мальчишеская. Почему-то жарко. Мысленно выругавшись, Марина прыгает. Не слишком грациозно, ну да не хуже, чем он.

Выныривает. Дмитрий плавает неподалёку.

— Здорово! — вроде не притворяется.

«Он что, издевается?»

Сидят на бортике бассейна. Смотрят в разные стороны. Нет-нет бросают взгляды в сторону друг друга. Обоим кажется, что лучше уйти — и никто не хочет встать первым.

— Дмитрий, ты что, из пришедших? — спрашивает Марина, рассчитывая тут же поймать его на вранье, расхохотаться и спихнув его в бассейн, на этом закончить разговор. Вранье, если ответит, что «да» — Марине прекрасно известно, что случаи перехода несовершеннолетних ни разу не фиксировались.

— Нет, — сказал Дмитрий, — отец у меня оттуда, да и мамин отец тоже. Знаешь, наверное, в том мире тоже национальности есть, так что я русский.

— И язык знаешь? — в школе только Софи и Эриде известно, какими языками владеет Марина, на публике, она показывала только знание мирренского и старогрэдского. Сейчас ещё одна проверочка будет. Как зимой. Неизвестно, зачем.

— Знаю. Немного. Пару сотен фраз, не более.

— Скажи что-нибудь.

— Ты красивая, — по-русски произнес Дмитрий, — Очень. Люблю тебя.

Так и не смотрят друг на друга. У Марины играют желваки на скулах. Она не знает, что делать. Не хочет обнаруживать знание языка, и не знает, нравится ли или нет, когда так говорят.

— Что это значит?

— Не знаю. Вроде бы из какой-то песни слова. Песни о любви.

— Глупой песни, наверное, как и все подобные песни.

— Вряд-ли.

Скажи он те же слова по-грэдски. И тогда… Даже всезнающая Марина не может сказать, что было бы тогда.

Стучатся. Ещё не время отбоя, и в корпусе могут быть посторонние. Марине наплевать. Резко распахивает дверь. Снова Дмитрий. С чего бы это?

— Вот. Ты свои книги забыла.

Вообще-то, книги и любые вещи, Марина спокойно может забывать где угодно. Если кто-то видел, то фраза «Это Херктерент тут оставила» сбережет вещь гораздо лучше стаи голодных волкодавов. Однажды тетрадь забыла на скамейке в парке. Вспомнила только через пару дней. Тетрадь лежала, там, где забыла. Ночью был дождь. Марине много пришлось переписывать.

— Спасибо!

И захлопывает дверь. Видеть никого не охота. Опять победа! Никому, и прежде всего ей самой, не нужная.

Звездочку, что ли на дверь повесить в честь первого пораженного сердца? Марина расхаживает из угла в угол. Что с ней? Не может понять. Бежать неизвестно куда, плюхнуться в омут с головой, драться против десятерых… Или просто открыть окно и окликнуть Дмитрия?

Ничего из этого она не сделала. Не раздеваясь, плюхается животом на кровать и закрывает голову подушкой. Слишком много за один день. Марина просто устала, и не хочет уже ничего. Во всяком случае, сама себя старается изо всех сил убедить.

С утра пораньше в коридоре у столовой Марина обнаруживает вчерашнего противника. Чемпион стоит у стены и явно кого-то поджидает.

— Херктерент, можно тебя на пару слов?

— Чего надо? Если хочешь реванша, то не надейся. Его не будет. Мне твоя шахматная корона нужна, как зайцу перья.

— Нет, Марина, — торопливо заговорил он, — понимаешь, я пишу статью для журнала «64», и в качестве примера хотел привести нашу партию.

— Ты же ничего не записывал! — удивилась Марина.

— Я все сыгранные партии помню, тем более с такими сильными противниками. Так вот, я хотел назвать тот мат «Матом Херктерент». Разрешишь?

— Да бери, пожалуйста. Мата я ещё могу добавить сколько угодно, — чемпион усмехнулся, — мне он не нужен… Хотя нет, мат можешь назвать «Матом Чёрной Крысы». И журнальчик со статьёй прислать не забудь, — добавляет Марина в шутку.

— Знаешь, я проанализировал нашу партию, и решил, что именно к этому мату ты вела дело последние пятнадцать ходов. Это так?

— Не знаю. Мне просто надо было победить. Надо, и всё тут. Считай, что у меня был приступ вдохновения. Кстати, откуда ты узнал, что я играю в шахматы?

— Из ребят кто-то сказал. Кажется, Рэнд. Карикатуру на меня показал, говорил, что ты в открытую смеешься надо мной, а карикатура — просто верх презрения. Хвастаешься, что саму Бестию обыгрывала, а уж таких как я, словно орехи щелкаешь.

— Хм… Ну, в той серии карикатур я много кого нарисовала, Рэнда тоже не забыла… Да и с Кэрдин я играла раз пять. Счет — три победы, ничья, одно поражение. Счет — не в мою пользу. Так-то вот!

Кто-то явно пытался поквитаться со мной твоими руками. Тебя просто использовали. А меня пытались спровоцировать… Интересно, кому это понадобилось?

Она задумывается.

— Марина…

— Чего?

— Почему ты считаешь, что со всех сторон окружена врагами?

— На себя глянь — из человека, кому в общем-то на меня плевать, за считанные дни с «дружеской» помощью превратился чуть ли не в моего главного врага.

— Я тебе не враг, Марина.

— Я знаю. Просто, хочу понять, кто за всем этим стоит… Ни Рэнд, и ни Софи… Хотя… Ты не в курсе, кто сейчас Рэндова подружка?

— Яздункотта.

Марина так и думала! Ухмыльнулась, но не забыла благодарно кивнуть. Всё стало ясно. С месяц назад Яздункотта стала старательно набиваться в друзья к Эриде. Марина несколько раз заставала её в комнате Эр. С Эридой никто особо не общается, и она рада новому знакомству. После истории с ожерельем Марина настороже, но драгоценностями Эриды Яздункотта не интересовалась совершенно. Как-то раз Эрида обмолвилась, что спрашивала о Марине… Да и шахматы у Эриды частенько лежат на столе. Яздункотта неоднократно становилась объектом карикатур и стишков Марины. Главным образом, из-за непомерной спеси. Да и в коридорах школы несколько раз случались перепалки. Где-то Марина читала: «Нет такой низости, на которую не пойдёт женщина ради мести». Не имея возможности хоть как-то досадить Марине лично, решила отомстить чужими руками.

— Марина…

— Что ещё?

— Почему ты не хочешь понять, что мир вовсе не чёрно-белый?

— И это мне шахматист говорит!

— Знаешь, шахматы и то бывают трехцветными, гексагональные например.

— Да? И какой же третий цвет?

— Серый, поле шестиугольное, клетки шестигранные, у игроков на одного офицера, серобойного, и одного пехотинца больше. А так…

— Третий цвет — серый… Так не только в шахматах, но и в жизни. Я серой быть не хочу. Есть только свои и враги. И ещё есть болото.

Марина заходит в столовую. Как обычно, излюбленный столик у окна пуст. Равно как и три соседних. За завтраком Марина идти пока не собирается — за вчерашнее ещё не все ответили. Окидывает взглядом зал. Ага, вот любитель играть на интерес. Сидит за столиком с приятелями, и что-то азартно излагает. Марина берёт столовый нож, помахивая им подходит к столику. Вчерашний рассказывает какие-то байки. Имя Марины в них не упоминается.

Не сразу понял, почему приятели замолкают один за другим, и удивленно смотрят куда-то ему за спину. Оборачивается. За спинкой стула стоит Херктерент. Ухмыляется. Подёргивает бровями. Поигрывает ножом в руках.

— О, привет, давай в шахматы сыграем? Сам же вчера предлагал!

Глаза лезут на лоб, он отрицательно мотает головой.

Марина окидывает взглядом стол.

— Ребята, вы же все там были! — торопливые кивки. Они явно хотят побыстрее выбраться из-за стола, — Он же мне предлагал, а теперь не хочет. Значит, он трус, даже в шахматы девочке проиграть боится… Или может, кто из вас со мной сыграть хочет? На вчерашних условиях.

Головами мотают так энергично, что кажется — вот- вот отвалятся.

К столу торопливо направляется химик.

— Херктерент, что здесь происходит?

— Ничего, профессор, я предлагала партию в шахматы, а они все отказались. Ведь, правда, трусишки?

Согласные кивки в ответ. Профессор ещё раз окидывает их взглядом. Ничего подозрительного не замечает. (Нож Марина успела спрятать в рукав).

— Херктерент, отправляйтесь за свой стол.

— Уже бегу, профессор!

К некоторому удивлению Марины, через месяц она получила номер «64» со статьёй об эндшпилях, где подробно разбирался «Мат Чёрной Крысы». Авторами статьи названы… М. Херктерент и чемпион, сначала Марина даже не поняла, почему её фамилия стоит первой, потом сообразила — по алфавиту. Осталось только криво ухмыльнуться. Благодарить кого-то за подтверждение собственных заслуг — не в природе Марины.

 

Глава 7. Спектакль

С этой кампанией Марина решительно никак не пересекалась. Дружбы нет, но и вражды скрытой или явной тоже не наблюдается. Марина знает — они преимущественно из столичного и центрального регионов, интересуются театром и современной драматургией. Марина классический репертуар знает неплохо, но по своей воле ни одной пьесы читать не будет. Слишком много от матери наслушалась про модных режиссеров.

Марина стала из замечать совсем недавно — стоит ей показаться в поле зрения, как они сразу замолкают, и странно на неё смотрят.

Пока в свой адрес Марина ничего не слышала, но на всякий случай держится настороже.

Подходят все вместе. С ними Хейс. Марина помнит, что вроде в отношении этой кампании ничего не предпринимала.

Хейс говорит:

— Марина, выслушай, что они тебе скажут, и отнесись к этому серьёзно.

Скажи это не Хейс, Марина спрашивающего послала бы. Относительно вопроса «куда?» — Марина много направлений знает.

— Мы собираемся ставить «Оборону» и хотим предложить тебе роль.

— Мы не шутим.

— Да уж вижу.

Марина задумалась. Книжку она давным-давно читала. Сюжет знает, чуть ли не лучше автора — Сордар в молодости служил вместе с прототипами некоторых персонажей. Зачем им это понадобилось? Хотя… Марина мысленно перебирает персонажей пьесы. Если девчонки из этой компании не решили играть мужские роли, то есть в пьесе персонаж, кого они вряд ли захотят играть. Не по причине отрицательности. А как раз по причине несносности. Драматург материал изучил хорошо, против историчности в угоду красивому слову не пошел. Почти. Оригинальные фразы прототипа одного из персонажей пьесы цензура всё равно бы не пропустила.

— И какую именно роль хотите предложить?

— По прозвищу «Ведьма».

Марина не ошиблась. И не обиделась.

— Ну, и когда собираетесь репетировать?

— Костюм я сама себе подберу, — сказала Марина, краем глаза взглянув на разложенные эскизы.

— Нарисовать сможешь?

Марина пожимает плечами. Бумага и карандаш появляются словно по-волшебству.

Марина стремительно делает набросок.

Режиссер придирчиво рассматривает картинку. С одной стороны, не охота ссориться с Херктерент, ибо она при всем своём кошмарном характере, для роли подходит просто идеально, но с другой — авторитет столичных режиссеров слишком велик. Хотя автор пьесы в описании персонажей указал про неё только возраст и «одета небрежно».

— Но выглядит совсем не так, я видела её фотографии на награждении, костюмы для «Обороны», поставленной в Академическом на них основаны.

— А фотографии времен Обороны ты видела?

— Нет.

— А вот у меня есть одна. Снята на следующий день после прихода броненосцев.

Что-то обсуждает группа офицеров гарнизона и моряков. Среди них — одна женщина. Непричесанная, в широких черных штанах и белой рубахе. Да ещё и в берете. Черном, правда, безо всяких эмблем. Поперек груди наискось — патронташ, за плечом — винтовка. Фото явно была источником вдохновения для эскиза Марины.

— Не знала, что она ходила с винтовкой, — режиссер возвращает фото, — Делай, какой хочешь костюм. Не знала, что по прозвищу Ведьма была такой.

— Она ещё и курила, любила выпить, и ругалась лучше боцмана на флагмане.

Рыться в театральном реквизите Марине понравилось. Столько старых винтовок! Как Марина и подозревала, в оружии театралы совершенно не разбирались, и не обратили внимания, что для сценического костюма Марина позаимствовала образец первой в мире мирренской самозарядной винтовки с впечатляющим магазином на двадцать патронов. А так же патронташ через плечо, поставлявшийся для мирренских колониальных частей. Это Марина знает, что винтовка принята на вооружение спустя лет десять после событий «Обороны». Другие участники постановки разобрали себе оружие столь безграмотно, что Марина не выдержала, и показала грэдским солдатам и ополченцам на клейма известного мирренского арсенала на оружии. А некоторые все равно начали спорить — мол, на клейме не голова льва горного безгривого, а голова Пантеры Ягров. Марина сквозь зубы выцедила: «Кэрдин и её предки, бывало, железные дороги строили, но винтовок никто из них никогда не производил. И к тому же: Пантера Ягров всегда смотрела в ту же сторону, что и Змея Еггтов, а зверь на клейме смотрит в другую сторону». С Мариной согласились, но за фразу: «Мы думали, все винтовки одинаковые» — Марина была готова убивать. Они умудрились вооружиться даже ружьями 850-х годов выпуска! Капсюльными! Хорошо, хоть не мирренскими игольчатыми, а то в реквизите и они были! Нежное сердце Марины чуть не отказало от столь гнусного надругательства над оружием. Приведя вооружение в соответствие с историческими реалиями, Марина решила, в качестве моральной компенсации, что из всех участников постановки только она и будет с неправильной винтовкой.

Ну нравится ей этот уродливо-прекрасный ствол и патроны необычной красной меди с пулями в мельхиоровой оболочке. И пусть патроны учебные, ненадёжна, и что главное, чудовищно дорога винтовка. Симпатии к каким-либо техническим штуковинам не подчиняются рациональным законам.

Раз уж народ так плохо в оружии разбирается, Марине захотелось дополнить наряд чем-нибудь этаким, кроме неправильной винтовки. Среди театрального реквизита обнаружился чудненький двуствольный пистолет начала VIII века самого пиратского вида. Даже покрутилась перед зеркалом, засунув пистолет за широченный пояс. В отличие от прочего театрального оружия, двуствольник можно зарядить (делать черный порох Марина умеет) и выстрелить (лучше всего крупной солью кому-нибудь вроде Яздункотты пониже спины). Решила, что всё-таки не стоит с пистолетом на сцену выходить, можно опозориться. Пусть театралы в оружии разбираются безобразно. Страна все-таки очень большая, и в школе учатся не только дети профессиональных военных. Пусть пистолет Марине и очень понравился, но на сцену с ним она не выйдет. Оружие VIII века от оружия X даже Эрида с легкостью отличит. А в зале и другие знатоки будут. Хотя, Марина всё-таки не может понять, как можно совсем не интересоваться оружием.

На следующий день к Марине подошел, играющий командира гарнизона, и как-то неуверенно попросил… помочь подобрать пистолет для костюма. С кобурой на поясе он будет мужественнее выглядеть на сцене. Марина чуть не выругалась: на календарь бы хоть посмотрел! Приказ МО, разрешавший офицерам в качестве личного оружия покупать револьверы и пистолеты любой марки, вышел уже в годы Первой войны, а во времена «Обороны» у офицера, одетого по форме, мог быть только либо пистолет ПА-90, либо револьвер РА-78. «Командиру гарнизона» не удалось нацепить мирренский автоматический пистолет с деревянной кобурой-прикладом, хотя он явно на него нацеливался. С огорчением прослушав лекцию Марины, он поинтересовался, как правильно крепиться шнур к кольцу на рукоятке револьвера. Этого Марина не знала, но интуитивное чутье не подвело. Шнур удалось закрепить как надо. (Марина потом специально по старым «Наставлениям» проверила).

На истории должен быть Третий кризис, но известный экстравагантными методами преподавания профессор сказал:

— О кризисе в учебниках написано прекрасно. Поговорим о других интересных событиях, случившихся в те времена. Кто что может назвать?

Одна из театралок тут же тянет руку.

— Да, Ороен.

— Первая постановка оперы. В роли принца блистал…

— Верно. Ставлю «отлично». А ещё что произошло?

Недоуменный гомон. Историю знают неплохо, но годы, предшествовавшие Первой войне, кроме политических кризисов, ничем не знамениты. Даже в колониях никто ни с кем не дрался. Научные открытия и то на другие года пришлись.

Проходит минута, вторая, гомон всё сильнее, но версий нет.

— Вспоминайте, я уверен, вы все прекрасно знаете, о каком событии идёт речь. Только соотносите его с послевоенными временами.

Гомон достиг критической точки — и смолк, словно по команде.

Профессор окидывает взглядом класс:

— Ну что, сдаётесь?

Дружное «Да!» в ответ.

— И даже Херктерент ничего нам сказать не может?

Марина сидит, слегка развалившись и уставившись в окно. Вопрос профессора отвлекает её от увлекательного занятия по обгрызанию ручки.

— Что?

Вопрос прослушала — ничего интереснее Третьего кризиса и «Гонки броненосцев» в те года, по её мнению, не происходило.

Сзади шепот. «События 910-х годов».

— Мельников, «отвратительно» по поведению за подсказку. А вы, Херктерент, что можете нам рассказать о событиях периода Третьего кризиса?

Сунув руку за спину и показав Дмитрию кулак, Марина отвечает:

— А я и не знала, что в таком возрасте у нас уже столько народу маразмом больно.

На возмущенный гомон она повышает голос.

— В 9.. году совместная экспедиция Генштаба и Академии наук обнаружила так называемый аэродром пришельцев в центральной части Бесплодных равнин. Все же про это читали!

Шум стих. Несносная Херктерент в очередной раз права. За последние несколько десятков лет количество книг и статей об этом феномене превысило все разумные пределы. Загадочный памятник древних, любопытный природный феномен, послание высших сил, аэродром или космодром пришельцев — далеко не полный список, чем это место объявлялось. О нем писали практически все околонаучные издания. События, связанные с аэродромом стали сюжетами нескольких приключенческих и фантастических романов.

— А вы как думаете, Херктерент, каковы причины возникновения этого места? Они научные или фантастические?

— Политические.

— Поясните.

— Миррены.

В классе засмеялись. Только профессор остался серьёзен.

— И как же они туда добрались?

— Элементарно. На дирижаблях.

Снова смех. Потише. Со времен первой войны о сильном пожаре говорят «Горит, как мирренский дирижабль». Так что о дирижаблях знают даже вовсе не интересующиеся военной техникой.

— Тихо! А вы, Херктерент, подробно излагайте свою версию. Кажется, сейчас мы узнаем что-то действительно оригинальное.

— Как известно, миррены перед первой войной большое внимание уделяли дирижаблям, особенно жесткой конструкции. На тот момент воздушные корабли казались перспективнее самолётов, ибо значительно превосходили их по дальности полёта и полезной нагрузке, не слишком уступая в скорости и надежности. Когда наш самолёт Б-3 поднялся в опытный полет с десятью людьми на борту, мирренские дирижабли совершали коммерческие рейсы перевозя до ста человек или до пятидесяти тонн грузов. Известны мирренские экспедиции на дирижаблях по обследованию внутренних районов материка, а так же трансокеанские перелёты.

В классе опять поднимается шум. «Да откуда ты всё это знаешь!» Марина невозмутимо продолжает.

— Для самостоятельного чтения по истории и географии ученикам последнего класса школы первой ступени Министерством образования рекомендована, в частности, книга известного путешественника капитана первого ранга Тима Эорда «Над песчаным океаном на воздушном корабле».

Возмущённый выкрик.

— Так он же миррен!

Марина повернулась к кричавшему. Улыбнулась знаменитой «дружелюбной» улыбкой с демонстрацией клыков.

— Рэнд, да будет тебе известно, что перевод и первое издание книги предприняты по инициативе Его Величества и одобрены Министерством безопасности. Считаешь себя более квалифицированным специалистом по составлению школьной программы?

В классе захихикали. Рэнд сноб и зазнайка ещё тот, вот и получил по носу от Херктерент в очередной раз. Неужели не надоело?

— О дальнейшей биографии Эорда я тоже в курсе, включая его участие в Первой войне и потопление им на патрульном дирижабле трех наших подлодок.

Хотя миррены усиленно занимались дирижаблями, они прекрасно осознавали и их недостатки, включая главные в военное время — крайнюю пожароопасность, определённую зависимость от погоды и уязвимость в воздушном бою.

По всей видимости, далеко не о всех экспедициях миррены сообщали нам. Да вполне возможно, у них одно ведомство не знало, что там втихаря поделывает другое. Дирижабли флот строил для себя, армия — для себя, министерство колоний — тоже. А уж грызня армейцев с колониалами — по сегодняшний день дает пищу для анекдотов…

— Вернёмся к событиям десятых годов.

— Конечно. Предполагаю, планировалось создание нескольких аэродромов подскока для тяжелой авиации. Припасов и рабочих они забросили дирижаблями. Бесплодные земли в те времена подходили почти к горам, и основным нашим орудийным заводам. Очевидно, при начале боевых действий планировалось перебросить авиацию нам в тыл, и несколькими массированными налетами полностью разрушить орудийную промышленность. У нас чего-то подобного опасались, и примерно в то время активно отправляли экспедиции в те края. Видимо, у охраны аэродрома произошло столкновение с одной из наших экспедиций.

Знаменитый котлован со следами огня — попросту разрушенное взрывом бензохранилище.

— А где же другие аэродромы, ведь по вашей гипотезе их должно быть несколько?

Марина пожала плечами.

— Одно из двух — или не успели построить, или стоит, взяв за точку отсчета этот, поискать их, исходя из дальности тогдашних мирренских бомбардировщиков.

— Я бы советовал вам опубликовать эту гипотезу. В «Школьном вестнике» для начала. Сами знаете, этот журнал читают в ректоратах всех крупных Университетов.

— Не хочу. Не знаю, кем я буду, ну уж точно не историком. — в классе засмеялись. Вот уж точно, какой из Херктерент историк. — Я сама могу назвать кучу причин, работающих против неё. Первая и так всем известна — аэродром расположен в геометрическом центре материка. Вторая, самая на мой взгляд важная — ежегодник Мирренского Императорского географического общества за 899 год. Там есть статья об экспедиции, посещавшей эти места.

Человек не сможет описать аэродром, не зная о существовании самолётов. Но в описании упомянуты широкие улицы, знаменитый котлован принят ими за разрушенную цистерну для воды или зернохранилище.

По мнению Марины, репетиции занимают слишком много времени, текст она знает прекрасно, причем без разницы за кого именно, и с какого места, а играть особо и не требуется — достаточно на сцене быть самой собой в плохом настроении.

Штурм городок вряд ли выдержит, но у мирренов приказ — по возможности обойтись без кровопролития. Все-таки эскадра броненосцев, совершающая трансокеанский переход (попросту говоря, пугающая руководство приморских стран грэдской военной мощью) — довольно сильный раздражающий фактор. Предложение капитуляции, сначала на обычных условиях, потом на почетных. Дерзкие ответы гарнизона.

(Версия, попавшая в пьесу, разумеется, сильно отличается от слышанной Мариной, её персонаж, в оригинале, сказала мирренскому офицеру что-то вроде: «Сперва отрасти себе что-нибудь подлинней, а с таким (продемонстрированы почти соединенные большой и указательный пальцы) и думать не смей о грэдских женщинах».)

Переговоры между гарнизоном и мирренскими офицерами.

Миррены готовятся атаковать.

Финальная сцена заканчивается гудком броненосца.

— Последние два акта народ смотрел исключительно на тебя?

— С чего бы это? — самым невинным тоном поинтересовалась Марина.

Софи показала ей кулак.

— У многих теперь закрадываются сомнения, благодаря кому тот кризис был разрешен в нашу пользу.

— Ну, я, вообще-то — скромная девочка… — сказала Марина.

Софи в очередной раз запустила в неё чем-то тяжелым. Безуспешно!

В этом десятидневье Марина ухитрилась ничего не натворить. Домой ехать не хотелось совершено, да тут ещё прознала, что в библиотеку поступили обязательные экземпляры от издательств за полгода. А она далеко не всё читала. Но Софи с хитрющей физиономией заявляет, что император сейчас в Загородном и хочет на выходных видеть их обеих. Марина заподазривает какой-то подвох. Довольная физиономия сестрёнки только усугубляет опасения.

— Итак, юные… леди… — с нескрываемым сарказмом заканчивает фразу Саргон.

Сарказм вполне уместен. Софи в школьной форме выглядит классической примерной ученицей. Марина уже успела переодеться, и теперь на ней шорты, армейская футболка, непременный берет, на щиколотке ножны, ещё одни на поясе. Наряд завершают тёмные очки.

— С учебой вы обе справляетесь блестяще. Но недавно я получил из школы некий документ, озаглавленный «Нарушения школьных правил, допущенные в течение учебного года». Прямо скажем, был впечатлён. Для наглядности, по моей просьбе, документ изготовлен в виде свитка.

Саргон поднимает руку вверх. Лист развернулся. Конец касается пола.

— Впечатляюще, не правда ли? Список твоих похождений, Марина, чуть ли не метр длиннее тебя самой. И я на сто процентов уверен — список далеко не полный.

Марина опускает глаза, шаркает ножкой по полу.

— Ну… Это… В большинстве случаев они сами напросились!

— Они — это кто? Танк, что ли? Или ни в чём не повинные химические ингредиенты? Или собака, в зелёный цвет выкрашенная? Отравители среди Еггтов издавна водились, теперь ещё сапёры завелись!

— Миленькой расцветки пёсик получился, — не удержалась от комментария Софи, — качественную у нас краску производят.

Марина молчит. Раскаяния или стыда не испытывает. Но аргументы отца из разряда «крыть нечем».

— Можно подумать, в школе училась только я…

Марина не зря устроилась в паре метров от сестры, иначе была бы драка. Софи напоролась на взгляд отца, и осталась стоять. Марина, на всякий случай, сдвигается на полметра в сторону.

— Разумеется, не только ты.

Саргон роняет свиток и берёт со стола листок бумаги.

Демонстрирует дочерям. Всего одна запись. Обе прекрасно знают какая.

— Позволю себе зачитать. «Драка с М. Херктерент. Направлена в медпункт».

— Я… — начинает было Марина, но Софи прерывает.

— Мы обе были неправы. И извинились друг перед другом.

Марина согласно кивает.

— Отрадно слышать. Что вовсе не отменяет первого списка.

— Что же с тобой, Марина, делать?

— Больше не пускать в школу, — тут же подает совет Софи, — страшнее наказания для неё придумать всё равно не сможешь.

— Sestra, — с выраженным мирренским акцентом говорит Марина, — Ви есть само воплющение доброта!

— Я не настолько жесток. Но наказать тебя накажу.

Как вам обеим известно, ученики получают некоторую сумму на карманные расходы. Ну, так вот. Твое финансирование, Марина, до конца учебного года ограничится этой суммой. Софи может по своему усмотрению распоряжаться половиной суммы, выделяемой на содержание члена императорской фамилии.

 

Глава 8. Самолёт

Язык у Марины не подарок, а учится она со сверстниками сестры… Вроде бы вполне романтический возраст… Да и весна в самом разгаре. У Марины же начался очередной приступ злословия. Вскоре выяснилось, что от гвардейских десантников Марина позаимствовала не только навыки рукопашного боя, но и большую часть неуставного лексикона… Маринины комментарии о характере взаимоотношений некоторых парочек вскоре стали широко известны. На Марину обиделись… Ума хватило, что бы понять — на стандартные в этом возрасте издевательства её не возьмешь — легко и непринужденно даст в ухо, притом ногой…

Особо рьяные «почитательницы» подговорили своих дружков проучить несносное высочество…

— А может, договоримся.

— Может, и так. Пробеги от корпуса до корпуса в таком же виде, как я тогда. Прямо сейчас. И мы, может быть, подумаем.

Гнусно расхохотался.

Марина подумала: «Мне уже начинает доставаться чужая слава. Ну что же, не посрамим ни чужой, ни своей!»

— Знаете, что ребятки… — заговорила с подцепленными у сестрёнки игривыми интонациями…

Стоявшие впереди качнулись вперед.

Она резко выхватывает из кармана и швыряет в лицо перцовую бомбу собственного изготовления. Хлопок! Вздымается красноватое облако. Трое хватаются руками за лицо, один падает на колени, ещё несколько сгибаются от жуткой рези в глазах и горле. Кто-то падает, получив коленом в пах.

Завертелось!

Начиналось неплохо — Марина частенько видела, как отцовская охрана тренируется, да и император сам не прочь был размяться.

До Марины стало доходить, что влипла.

— Держись, Марина!!! — кричит Софи, благоразумно оставаясь за спиной несущейся боевым порядком «свиты».

Далее некоторым стало совсем грустно… Особенно, Марине, после того, как свита Софи расшвыряла обидчиков по кустам, а некоторых даже искупала в грязной луже. Сестренка заявила следующее: «Марина, ты же совсем маленькая, и тебя никуда нельзя отпускать одну» А потом ещё демонстративно стала вытирать сестре кровь из носа… Ощущения у Марины — лучше бы всё-таки побили…

Слабоватое утешение — рук-ног сломано семь или восемь, ещё с пяток сотрясений мозгов, или что там у некоторых в черепушках находится, а количество гематом различной степени цветистости с трудом поддается подсчёту. И восемьдесят процентов боевых повреждений нанесено Мариной.

— Что изучаем?

— Привет, Софи. Воспоминания об известном летчике. Человек жив-здоров, но воспоминания уже появились.

— Хм. А ты хотел, что бы он был мёртвым?

Повисла тишина. Софи в своем репертуаре: задает вопросы, на которые не сразу сообразишь, как правильно ответить. А то и не сообразишь вовсе, ибо любой ответ — неправильный. Насладившись произведённым эффектом, Софи невозмутимо продолжила:

— Это когда он под мостом летал, или Центральный стадион на землю уложил, вздумав крутить мёртвые петли над трибунами, и вылетев через ворота?

— Нет, до этого, он тогда встречался с участниками Второго слета планеристов-любителей. Встреча была в купольном зале старого Дворца Спорта.

— Знаю, там ещё чуть ли не самая большая люстра в стране висит.

Вокруг рассмеялись.

— И что смешного? — уперев руки в бока, осведомляется Софи.

— Ничего. Просто в «Воспоминаниях» как раз и была сцена с этой люстрой связанная. У планеристов с летчиком зашел разговор, что у испытателя должен быть хороший вестибулярный аппарат. Ну, он и предложил простейшую проверку на пригодность в испытатели: встать под люстрой, глядя на неё сделать двадцать оборотов, попытаться выйти в дверь.

— Ну и каковы результаты были?

— Тут написано, что все, пытавшиеся повторить, попадали куда угодно, только не в дверь.

— А сам испытатель?

— Сделал тридцать оборотов, строевым шагом дошел до двери, и вышел. Головокружение ему, похоже, вовсе не знакомо.

— Что-то, сомнительно, — протягивает Софи, — получается, тогда народ был более хлипким, чем сейчас. Тогда уже после двадцати в дверь попасть не могли, а сейчас, как думаете, кто сколько сможет?

Вокруг гомон, собравшиеся ученики говорят, кто «тридцать», кто «сорок», слышно и «пятьдесят» и больше.

— Так в чем проблема? Чем спорить, лучше просто проверить. Двадцать оборотов — и дверь вон там. Ну, что, кто первый?

Начинают считать. На счете «двадцать» смельчак направляется к двери. Ну, по крайней мере, он пытается туда дойти. Шатаясь, описывает дугу, и не врезается в стену только потому, что подхвачен.

Второго постигает такая же судьба. Только траектория движения уходит в противоположную сторону. Третий вообще зажимает рот, и шатаясь, направляется к туалету. Результаты четвертого, пятого и последующих не лучше, чем у первого и второго.

— А я думала, вы все куда сильнее…

— Сама бы попробовала!

— Только после тебя!

— Девочек положено пропускать вперед.

— Не в обстановке, приближенной к боевой. Так что, — Софи делает приглашающий жест, — Прошу!

Предложение из разряда «не откажешься».

В дверь он также не попадает.

Насмешливо-злобно смотрит на Софи.

Она чарующе улыбается в ответ. Отдает подержать сумочку.

Становится под люстрой, делает тридцать оборотов, твердым шагом идет к двери. Взявшись за ручку, поворачивается и посылает воздушный поцелуй.

Сперва тишина, а затем восторженный рев. Больше никто не рискнул повторить подвиг испытателя. Софи не привыкать принимать восторги в свой адрес. Кто восторгов не разделяет — догадаться не сложно.

— Понятно, почему она так лихо крутилась… — если младшей Херктерент нужно быть услышанной — её услышат непременно. Вроде и голоса не повышает, но слышно её везде.

Херктерент сидит на подоконнике. Совсем недавно её там не было. В руке — демонстративно заложенная пальцем книжка. Убедившись, что внимание привлечено, Марина продолжила.

— Помните, в детстве у многих была такая игрушка — волчок жестяной. Он так здорово крутился… А знаете, почему? А потому что он пустой внутри, прямо как головы у некоторых. Чтобы голова закружилась, надо чтобы в ней что-то было. Так что, не попавшие в дверь, могут себя поздравить с наличием хоть каких-то мозгов, те же, кому посчасливилось попасть…

— Ребята, держи её! Сейчас её под люстрой покрутим.

— А я чего? Я в лётчики не собиралась.

Двинулись вперед, но не слишком уверенно. Херктерент есть Херктерент.

Раз! Марина резко швыряет что-то глухо стукнувшее по полу. Резкий окрик, переходящий в визг.

— Ложись!

Все- не все, но кое-кто и в самом деле упал.

Два! Марина вскакивает в полный рост. Три! Пинком распахивает рамы, почему-то оказавшиеся не запертыми. Четыре! Выпрыгивает прямо на клумбу.

Кто-то вскочил на подоконник, но преследовать Марину так и не решились. А она, добежав до кустов, показывает неприличный жест и исчезает.

На окне осталась только книжка. На обложке надпись «Аэродинамика. Второй курс». Нашли и брошенный Мариной «снаряд» — стальной шарик, как определил кто-то из мальчишек — от подшипника грузовика.

Осторожный, даже робкий стук в дверь. Рык. Мало отличный от тигриного.

— Приемные часы окончены!

— Марина, это я.

— Заходь!

Сидящая за заваленным книгами столом Марина даже не поворачивается.

— Марина, я бы хотела тебя попросить… — непривычно тихим и робким голосом говорит Софи.

Марина резко разворачивается вместе со стулом. Софи ПРОСИТ… Она что, головой ударилась? О броню линкора с разбега? Да она ещё и в бальном платье! Теребит в руках какой-то платочек. Что это с ней?

— Я тут прочитала… Вроде бы авиационные моторы иногда ставят на танки…

— Ну и? Ставят и в самом деле. Наш ЛТ-7 на старых движках АМ-28 бегал, у мирренов их D-13 на BD-506 ходил, у нас…

— Но моторы были одинаковые?

— Не совсем — дефорсированные, ещё кое — что по мелочи и не очень… А в чем, собственно, дело?

— Авиационный мотор на танк можно поставить?

— Да.

— А наоборот?

— С большого перепоя, и при большом желании, в принципе возможно. Объясни по-человечески, в чем дело! В жизни не поверю, что ты моторами заинтересовалась.

— Марина, помоги мне!

О как! Хорошо, за столом сидела, а не то упала бы непременно. Марина чуть рот от изумления не разинула. Без брони линкора точно не обошлось. Или ей при поездке в столицу камушек по темечку стукнул? Да нет, голова вроде целая. Внешне.

— В чём дело?

— Где ангар школьный, знаешь?

— Конечно. Самолёт в нем к полётам не пригоден.

— Ты так уверена? — с мольбой (по крайней мере, никак иначе подобную, ранее не слышанную, интонацию сестры, Марина интерпретировать не может) спрашивает Софи. Руки сложены почти в молитвенном жесте.

— Ну, на предмет починки я машину не изучала…

— Можешь посмотреть? Про тебя же все говорят, что ты прирождённый инженер.

— Про меня много чего говорят! Только не всему следует верить. Вот только что тебе до моих инженерных талантов?

— Я хочу летать! Не могу больше ждать! Почини машину, и я тебе всё, что хочешь, сделаю. Половину… Нет, все деньги, что мне дает отец тебе отдавать буду!

Марина лениво потянулась.

— Ладно, пошли, поглядим на этот агрегат.

Осмотр самолета занял не слишком много времени. Марина посидела в кабине, залезла под крылья; подкатив лесенку, откинув створки капота, несколько минут изучала мотор. Софи все это время неподвижно стоит у хвоста, сложив руки, словно молящаяся со старинных миниатюр.

Марина спрыгивает с лесенки. Направляясь к сестре, нарочито медленно обходит крыло.

— Ну, как? — выдыхает Софи.

— Летать будет, но плохо, небыстро и недалеко. Так что… — Марина делает многозначительную паузу.

— Вот, — Софи лихорадочно расстёгивает сумочку. Видна банковская связка крупных купюр. Пытается достать.

Брови Марины удивленно забираются под челку.

— Ты что, сёстренка, с дуба рухнула? За кого меня держишь?

— Извини.

— Ладно. Плохая репутация — конечно, хорошая вещь, но возможны эксцессы… Денежки побереги. Они тебе скоро понадобятся. В библиотеке я мельком видела все «Руководства» к этой машине. Теперь изучу их поподробнее. И так вижу — кое-каких деталей в моторе не хватает. Так что закупками запчастей заниматься тебе.

В окно чем-то стукнули. Потом ещё раз. Третий этаж. Софи распахивает створки. На суку дерева сидит Марина и подкидывает камушек.

— Привет! Я изучила «Руководства».

— Ну и как? — шепотом спрашивает Софи.

— Лови! — кидает самолётик, он влетает в комнату и плюхается на кровать.

— Что это?

— Список необходимых деталей и инструментов. Все обозначения списаны со спецификаций МО, так что знающие люди разберутся легко. Если они действительно знающие, а не просто павлины, хвост перед тобой распускающие.

Софи на шутку никак не прореагировала.

— У младшей Херктерент уже вторую десятку отличные оценки по поведению, — задумчиво сказал директор, — советую всем повнимательнее наблюдать за ней. Эта личность явно что-то замышляет.

Софи подловила сестру после второго урока.

— Приходи вечером в ангар; мне всё привезли.

— Прямо так?

— Да.

— И как же ты ухитрилась?

— Знаешь, Марина, далеко не всё можно прочесть в книгах. Иногда необходимы и личные контакты различной степени близости. Общалась бы с кем-нибудь — знала бы, что с шофёрами, привозящими продукты, вполне можно договориться о поставках некоторых запрещенных вещей. Как ты думаешь, откуда на вечеринки старших классов попадает алкоголь, сигареты?..

— Разнообразные резиновые изделия.

— Не знала, что ты испытываешь в них потребность.

— Ага, испытываю и большую. Уже давно. Они мне просто жизненно необходимы.

Брови Софи удивленно забираются под челку. Рот изумленно приоткрывается. Шепотом спрашивает:

— Марина, ты уже?

— Ага. Уже давно использую эти изделия. Они такие удобные!

Кажется, Софи вот-вот упадёт. Взгляд Софи скользит по Марине, словно стараясь обнаружить признаки «уже». Насладившись произведённым эффектом, Марина с усмешкой говорит:

— Выражение «каждый понимает что-либо в меру своей испорченности» слышала? Похоже, оно прямо про тебя! Только об одном способе использование этих предметов и знаешь, а вот, к примеру, некоторые охотники, а так же части в тропической местности используют их для хранения боеприпасов. Также тебе, очевидно, неизвестно, что сей предмет можно наполнить водой и кинуть в кого-нибудь с крыши. Применяются данные изделия и при кустарном производстве некоторых алкогольных напитков. Ну, а меня больше всего интересует водонепроницаемость этих изделий, ибо в моих тайниках в них хранятся особо ценные ингредиенты. Так что, сестренка, сомнительную честь первого использования этих изделий по рекомендуемому назначению я оставляю тебе.

— Ну, Марина, ты даешь! Я даже испугалась!

— Вернёмся к тонкостям поставки в школу запрещённых предметов!

— Ах да, в общем… один человек, сказал мне, что он договорится с братом-лётчиком, тот достанет нужные детали, потом он встретит школьную машину, передаст водителю, тот передаст человеку, а он — мне.

— И сколько же сия хитроумная комбинация стоила?

Софи часто-часто заморгала и, понизив голос, сказала:

— Знаешь ли, Марина, некоторые вещи можно делать, применяя некоторые, неизвестные тебе умения…

— Те самые, для которых необходимо использование этих самых резиновых изделий по прямому назначению?

Софи лишь чарующе улыбается в ответ.

Ворота откатывают. Входит Софи, за ней незнакомый парень с большой сумкой. Вроде из выпускного класса. Выражение на лице — почти как у дебила. Ну конечно, Сонька на него посмотрела — значит, мозги атрофировало напрочь. Сама Сонька вся такая элегантная, только почему от неё словно помоями разит… Ах да — Марина чуть себя по лбу не стукнула — самые дорогие духи по аромату всегда приближались к тухлятине. Любая собака ароматические качества тухлого мяса с удовольствием подтвердит.

Марина вразвалочку выходит из-за самолёта. Демонстративно запихивает в карман комбинезона большой и тяжелый гаечный ключ (совершенно не нужный для ремонта самолёта, но внушительно выглядящий).

Парень наличия в окружающем мире чего-либо, кроме Софи, явно не замечает. Софи из окружающего замечает только самолёт, ну, и Марину в качестве обязательного дополнения к машине.

Внимание Марины целиком и полностью сосредоточено на сумке.

— Всё по твоему заказу!

— Сейчас проверим.

— Ты мне не веришь?

— Сомневаюсь в твоей квалификации, как авиационного механика.

— У него отец — начальник службы тыла ПВО столичного округа.

— Это ничего не значит. У тебя брат — адмирал, однако ты ПТЗ от ПУЗАО не отличишь.

Софи надменно промолчала. Марина притаскивает брезент, расстилает и начинает выкладывать завернутые в промасленную бумагу детали. Одни разворачивает, другие так и оставляет лежать.

— Ну, как?

— Всё, что я заказывала; дня за три думаю, управлюсь. — отвечает Марина, складывая детали.

Софи поворачивается к парню.

— Приходи через час к озеру, погуляем.

— Что-то мне подсказывает, что к озеру ты не пойдёшь.

— Что-то мне подсказывает, что это не твое дело!

Марина ещё раз окидывает взглядом короткую мирренскую курточку Софи. Юбка тоже излишней длиной не страдает. Если уж у Софи школьные юбки так подшиты, что её ножки уже давно объект самого пристального внимания всех мальчишек школы, то что уж говорить о нарядах, предназначенных для прогулок! Дополняют наряд туфельки на таких шпильках, что Софи кажется чуть ли не на полторы головы выше.

Марине вспомнилось, что не так давно Софи шокировала всю школу купальником собственной разработки. Марины в тот день в бассейне не было, так что оригинальный дизайн видеть не пришлось. Зато разговоры потом десятку не стихали. Хотелось взглянуть, но к сестре Марина так и не пошла. Показать бы Софи показала, но шпильки в стиле «на тебя не налезет!» или «прикрывать-то им нечего» выслушивать не хотелось.

А многие мальчишки из тех, что никогда не забудут на драку с «котами» позвать Марину, почему-то стали одолевать её вопросами, правда ли, что классы хотят разделить, и занятия по плаванию у мальчиков и девочек будут проходить в разных бассейнах.

Марина с задумчивым видом обходит Софи придирчиво рассматривая, словно древнюю статую. С минуту стоит позади сестры, с весьма серьезным видом обхватив подбородок. Софи непонимающе смотрит через плечо.

— Да, — изрекает Марина, — теперь я поняла, почему ты надела эту юбку. Несомненно, значительнейшей частью твоей личности этим вечером, является то, что у говядины именуется «огузком». А так как некоторым сегодня предстояло любоваться исключительно твоим задним фасадом…

Софи одной рукой одергивает куртку. Второй демонстрирует довольно крепенький кулачок.

Марина, подергивая бровями, кладет руку на карман с гаечным ключом.

Софи посылает Марине воздушный поцелуй. Грациозной походкой профессиональной актрисы, привлекающей внимание сразу ко всем выступающим деталям фигуры, направляется к двери. В проеме останавливается. Разворачивается. Посылает ещё один поцелуй. Томно вздыхает. И говорит, медленно проводя рукой по груди:

— Видишь ли, дорогая Sestra, мне, в отличие от некоторых, ни к чему стесняться отсутствию некоторых, весьма важных черт фигуры.

Гаечный ключ перескакивает в руку Марины. Выражение лица — мирренскому тяжелому танку на дороге лучше не попадаться — на ходу разберёт, и скажет, что так и было.

Софи исчезает. Марина и не знала, что на шпильках можно бегать с такой скоростью.

— Только о том, как доставить сюда бензин думай сама. На меня косо смотрят, стоит мне это слово произнести.

— Уже.

— Что уже?

Софи ухмыляется, весьма точно воспроизведя излюбленную гримасу сестренки.

— Меры предприняла. Завтра в школу прибудет бензовоз. Надеюсь, ты сможешь осуществить заправку?

— Когда тебе надоест задавать дурацкие вопросы?

— Хочешь присутствовать при прибытии агрегата?

— Допустим.

— Ну тогда, покрутись завтра между десятью и одиннадцатью часами у главного корпуса. Думаю, преподаватели не будут особо переживать о твоём отсутствии, надо же и другим дать возможность получать хорошие оценки.

— А у меня и так первых трех уроков нет — все сдано до конца полугодия. Ясно, глупенькая? — Марина проворно показывает сестре язык.

Софи на секунду замешкалась. И ответила Марине тем же жестом.

Хотя бензовоз несколько устаревшей конструкции, с технической точки зрения он находится в идеальном состоянии. Директор подписал акт приемки. На мирно пристроившуюся на скамеечке с книжкой Марину никто не обратил внимания.

— Бензин у нас теперь есть.

— Откуда?

— Со вчерашнего бензовоза.

— Он что, целый?

— Да. Кому-то может влететь за кражу бензина.

— Кому-то, но не тебе?

— Разумеется. Стану я ещё во всякие сомнительные авантюры ввязываться.

Прыснули одновременно.

— Бензин, надо понимать, происходит из того полка ПВО, где служит братец одного из твоих хахалей?

— Совершенно верно. А их отец полком командует.

— Ох, и влетит им…

— Влетит нам, и то, только в том случае, если нас поймают.

Уже привычный стук камушка в окно. Сегодня — поздней, чем обычно. Софи уже собиралась ложиться.

— Что-то случилось?

— Ага! Я закончила, можно в полёт.

— Что, правда?

— Не задавай глупых вопросов.

— Посмотреть можно?

— Конечно, пошли.

— Но… Как я выйду? Дверь корпуса заперта…

— У тебя же был ключ!

— Да… Но я его кому-то дала… Знаешь ли, я не очень люблю гулять по ночам…

— Особенно, по весне… — хмыкнула Марина.

Софи, в кои-то веки, не отреагировала на шпильку. Смотрит, словно ребенок, которому дали и тут же отобрали самую большую конфетку.

Марина притворно вздыхает:

— Ладно уж, я сегодня добрая. Отойди-ка от окна.

С размаху что-то кидает. За подоконник цепляется альпинистский якорь-кошка. С привязанным канатом.

— Извини, пожарную машину угнать не смогла. По канату лазать умеешь?

Софи босиком забирается на подоконник.

— Оделась бы хоть. — сказала Марина, но Софи уже скользит вниз.

Спуск по веткам значительно медленнее. Марине остается только догонять белеющий в темноте силуэт. Шелковая рубашка с кружевами наверняка от Бестии Младшей, в нагрузку распущенные волосы. «Если кто увидит — подумают, что в школе завелось привидение».

Сестру Марина догоняет только у ангара. Вместе откатывают ворота.

Софи так и замерла на месте. Марина пожалела, что нет фотоаппарата. Такое лицо Софи непременно следовало бы запечатлеть для истории. Софи осторожно подходит к машине. Гладит лопасть, затем обнимает, прильнув щекой. Необычно добро улыбается. Сейчас для неё прекрасен весь мир. Шепчет:

— Заправлен?

— Да. Я же мотор проверяла.

Софи рванулась к крылу. Марина едва успевает схватить её за руку. Хватка — не больно-то вырвешься.

— Пусти! — чуть ли не с жалобной мольбой.

— Ты что? Сейчас же ночь! Даже я знаю насколько ночные полёты опасней дневных! Как рассветет — полетишь.

— Хоть в кабине посидеть!

— Валяй. — небрежно отвечает Марина, отпускает сестру и направляется к воротам.

Пока Софи забирается и осваивается в кабине, ворота закрыты, и для надёжности, заперты.

Мотор запущен. Марина самодовольно ухмыляется.

Хе, если Софи думает, что Марина забыла подсунуть под шасси тормозные колодки, то глубоко ошибается. Марина ещё и принайтовила машину для надежности.

На прощанье, Софи обняла, и, как показалось Марине, даже поцеловала винт.

Назад Софи бредет с совершенно счастливым и отсутствующим видом. Марина неторопливо идет рядом, мысленно прикидывая, как Софи в столь пришибленном состоянии будет лезть на третий этаж. Ночь прохладная, Марине довольно зябко, а Софи босиком, в одной рубашке, словно и не замечает ничего.

Уже под окнами Софи неожиданно обнимает сестру.

— Марина! Маленькая я так счастлива!!!

Обижаться на «маленькую» нет ни сил, ни возможностей. Софи расцеловала сестру.

Марина только ошалело хлопает глазами. На языке вертится «У тебя с головкой не того?», — но этот вопрос Марина никогда не задаст.

Софи улыбается, на глазах слёзы.

— Ладно, давай расходиться, а то всех перебудим.

Марина с завистью смотрит вверх. По канату на третий этаж она бы не полезла. Вот по стене, используя кошки и мешочек мела — запросто.

Всё-таки, за отчаянность, старшей можно простить многое.

Софи машет рукой из окна, посылает воздушный поцелуй и начинает втягивать канат.

В начале шестого утра стук в дверь.

Софи, не спрашивая, открывает.

Глаза Марины забираются под чёлку, и рот она не сразу догадалась закрыть.

Перед ней стоит Софи. Но какая! Немыслимо изящная в полной полётной форме. Белым мехом оторочен воротник. Шея повязана белым шелковым шарфиком. Ремни пахнут свежей кожей. Кожаный шлем, на лоб сдвинуты очки, не знаменитые с красными стеклами, а самые обыкновенные пилотские.

Марина заворожено окидывает взглядом костюм сестры. Шепотом спрашивает:

— Когда ты успела?

— Давно. Заказала, как карнавальный костюм на Новый Год. А как ты вошла?

С удивлением Марина справилась быстро.

— Да уж… Как говорили в старину, там, где ты можешь увести коня, мне нельзя сказать слово «седло». У меня есть ключ от твоего корпуса. Ночью я просто забыла его у себя.

— Поиск лёгких путей — не твоя стезя.

— Ага, — ответила Марина, ещё раз окидывая взглядом сестру. Ух ты, на боку кобура!

Взгляд не остался незамеченным Софи.

Достает и протягивает оружие сестре. Та радостно хватает.

Радость сразу пропадает с лица Марины. Обиженно-удивленно смотрит на сестру.

Софи с расстановкой произносит:

— Массогабаритный макет. Стрелять из него нельзя. Я правила не нарушаю.

Марина разочарованно возвращает пистолет. На фоне предстоящего полёта, настоящий пистолет Софи, будь им хоть один из громадных пистолетов Сордара, выглядел бы просто невинной шалостью.

Уже подходя к ангару, Марина сказала:

— По-моему, в твоём чудо-наряде чего-то не хватает.

— Разве?

— Ну, вроде летчики обычно отправляются в полёт с парашютами.

Софи только махнула рукой.

У ворот ангара стоит кресло, возле — корзина с яблоками.

— Это зачем?

— Буду сидеть, и с комфортом наблюдать, как ты разобьёшься.

— Скорее ведьма с помела свалиться!

— Кстати, хорошая идея — останешься цела — нарисуй в качестве эмблемы на фюзеляже себя на помеле. В классическом костюме ведьмы для полётов. То есть только в распущенных волосах.

Софи беззлобно грозит сестре кулаком. Та уже плюхнулась в кресло и захрустела яблоком. Колодки она ещё ночью сняла, и найтовы отсоединила.

Софи расстегивает шлем. Бросает сестре:

— Знаешь, а твоя идейка насчёт распущенных волос не так уж плоха!

Машина, даже не качнувшись, стремительно набирая скорость катится по покрытию. Марина как-то проглядела момент отрыва. Зато услышала восторженный вопль Софи.

— Ле-е-е-чу!!!

Спустя несколько секунд раздается не менее громкий, но значительно менее мелодичный вопль директора:

— Что здесь происходит?!!!!!!

— Хотите яблочко? — с хитрющей физиономией спрашивает Марина.

Интересно, кто наябедничал? Ах да, вон Яздункотта из-за спины выглядывает. Ба, да кроме директора да этой ябеды, к ангару чуть ли не пол школы приближается.

Директор безвольно прислонился к стене. Схватился за сердце. Самолет непонятно каким образом держится в небе. Сделать что-либо невозможно. Медики и так уже здесь, и пожарных уже вызвали. А безопасность можно и не вызывать — они и так первыми приедут. Ещё несколько секунд — и старшая дочь императора погибнет. Пара часов — и много кто попрощается с преподавательской карьерой, и наверняка переедет на нары. Секунды тянуться как часы. Все, казалось бы давным-давно похороненные, кошмарные подозрения о Херктерент воскресли вновь. Жуткая драка между сестрами несколько месяцев назад. Крик «Я убью тебя!!!» с прибавлением слов, которых девочкам из приличных (да и не очень) семей знать не полагается. Двое выпускников, с трудом удерживающих вырывающуюся Марину. Софи, зажимает шею рукой. Между пальцами — кровь. В глазах — неописуемый ужас. Хейс, заявившая, что наказывать Марину не следует (знаем мы таких — вроде, принципиальные, а возможности втереться в доверие к потенциально влиятельному лицу никогда не упустят). Директор прекрасно знает историю. Он не раз читал о подобных вспышках бешенства в роду Еггтов. Многим из них свойственны приступы неконтролируемой жестокости. В далеком прошлом бывали убитые. В не столь отдаленном — помещенные в очень дорогие клиники личности, о существовании которых даже родственники старались не вспоминать, зато остальные люди всё прекрасно помнили.

Марина злорадствует. Что у сестёр натянутые отношения, директор прекрасно знает… Хотя какая теперь разница?! Даже если следователи и поймут, что черноволосая мерзавка с глазами демона решила столь изощренным образом избавиться от затмевавшей её сестры, Марине ничего не будет, а преподавательскому составу достанется по всей строгости закона, и даже гораздо больше.

Директор снова скосил глаза на Марину. Чуть не упал. Впервые видит на её лице искреннее детское удивление пополам со счастьем. Отлегло от сердца. Нет, не ошибся тогда он. Не поверил, что Херктерент — маленькое чудовище. Марина и счастлива, что осуществила мечту сестры, и завидует самой белой завистью.

Чувства страха обе сестры лишены напрочь.

Стало легче. Теперь и директор не сомневается — Софи самолёт успешно посадит. Марина в неё верит.

Самолет заходит на новый круг.

— Что же так долго? — и не поймешь, чей стон.

Марина с видом профессора смотрит на часы и важно заявляет.

— Бак заполнен на сто процентов, следовательно, на пятьдесят минут полёта. Ещё десять минут осталось.

Снова смотрит на часы, постукивая ногтем по маленькому циферблату, отмеряющему время полёта.

Первыми к самолёту подбегают многочисленные поклонники Софи. Вытаскивают её из кабины. Такой счастливой её никто и никогда не видел. Волосы растрепаны, шелковый шарф до половины размотался. Счастьем просто переполнена. Весь мир словно сплошное чудо.

— Качать её!!!!

Сквозь толпу пытаются протиснуться медики и учителя. У деревьев непонимающе-обиженно воет пожарная машина. В стороне от всех, поджав губы, и засунув руки в карманы, стоит Марина.

Софи осторожно ставят на землю, словно вазу хрустальную немыслимой ценности. Она ошалело водит глазами по сторонам.

Показывает на Марину. Та толком сообразить не успевает, как тоже поднята над толпой.

По направлению к зданиям школы на руках несут обеих сестёр.

По поведению у обеих сестриц за полугодие — «Сверхотвратительно». Что не мешает старшей просто светиться от счастья, а младшая и так никогда не унывает.

История с самолётом имела продолжение: от имени «Совета попечителей», то есть фактически персонально от его главы, на счет школы поступила довольно значительная сумма с указанием «Использовать на организацию аэроклуба и парашютных классов».

 

Глава 9. Сордар

«Грэдский линкор в мирренских морях». Газеты на всех языках уже несколько дней выходят с такими заголовками. Об уходе корабля в рейд, да не куда-нибудь, а чуть ли не в «Спальню мирренского флота», узнали тогда, когда было нужно. Громадина, обдав парой залпов крейсера дальнего дозора и сбив пущенный одним из них самолет-разведчик, по-хозяйски устремилась в мирренские воды. Как обычно, переход противника к активным действиям для оппонента стали громом среди ясного неба. Заодно грэдские линкоры, включая четырёх «Принцесс» обстреляли одну из баз мирренского флота, почти полностью разрушив склады, верфи и аэродромы, несмотря на отважно, но не очень метко стрелявшие береговые батареи.

Подводные лодки тоже активизировались, ущерб от их действий не особенно велик. Но одна из них обстреляла приморскую виллу императора, а гидросамолет-разведчик с неё сбросил несколько бомб на пришвартованную у берега государственную яхту-крейсер. Зенитчики яхты открыли огонь, но разборный самолетик, проигнорировав их, смог вернуться в свой ангар, благополучно прибыв спустя положенный срок в свою базу. Подводники получили заслуженные награды, но газетам было уже не до них.

«Владыка морей» на деле оправдывал свое название.

Мирренский флот отстаивается в базах, а линкор топит транспорт за транспортом. Искали. А «Владыка» как раз на островную базу гидроавиации и напал, утопив почти все разведчики прямо на стоянке, и сровняв с землей береговые постройки.

«Пиратский корабль будет уничтожен» — пишут миррены. «Действия нашего флота полностью парализовало судоходство противника»- заголовки грэдских газет.

Нейтралы помалкивают, в тайне надеясь, что грозный линкор не примет пароход под нейтральным флагом за мирренский транспорт, а не дававшая пока повода усомниться в своей боеспособности мирренская эскадра быстроходных линкоров — «Божественная восьмёрка» — твоего купца — за грэдский заправщик.

Если для всех это просто важные военные новости, то для Марины и Софи новость имеет имя — Сордар.

Сообщение об одном бое — но нет, вроде ничего, даже мирренское радио признало: «Тяжело поврежденный корабль смог оторваться от погони». Марина даже злорадно усмехнулась, прочтя новость. Ещё большой вопрос, кто за кем гнался. Пару дней спустя — снова сообщение о бое: теперь миррены трубят во все трубы — сверхлинкор потоплен.

Марина ходит мрачнее тучи. Софи непривычно напряжена, хмуро молчит, почему-то не снимает затемненных очков. Украдкой, то есть когда видят только самые приближенные, вытирает глаза белоснежным платочком.

Грэдские газеты пишут, что корабль по-прежнему продолжает выполнять поставленную задачу, но Марина не особенно верит газетам. Ничьим. По газетам нейтралов вообще форменный дурдом получается: миррены атаковали собственный линкор, а грэдское чудовище, походя уничтожившее всю «восьмерку», исчезло в неизвестном направлении. Тоже вранье, но хоть от души, а не ножниц министерств пропаганды.

Посреди ночи в окно Марины забарабанили. С не предвещающим ничего хорошего бурчанием Марина достает из простенка между шкафом и стеной что-то, очень похожее на бомбу. Если у кого-то специфическое чувство юмора — пусть пеняют на себя! Раздраженно включает свет.

Под окном стоят полуодетые Ярн и Дмитрий.

— Чего вам? — кричит Марина, примериваясь, кому бы в лоб всадить снаряд. Кто-то сегодня точно станет зеленокожим! И будет отменно вонять тухлыми яйцами. Такие «мелочи», как собственная неодетость не волнуют Марину совершенно. Подобный факт ещё вчера Ярна, Дмитрия, да и не только их, весьма бы заинтересовал. Но сейчас реально не до этого. Ибо Новости! Да какие!

— Буди сестру! Буди всех! Только что столичное радио передало — «Владыка морей» вернулся в порт!

Если столичное радио передало — то всем известно: новость уже случилась.

— Гардэ!!!! — радостно орёт Марина — сирена воздушной тревоги звучит тише и мелодичнее. Бомба закувыркалась в воздухе. Если кто от вопля не проснулся, то взрыв точно всех разбудил. Впрочем, на Ярна и Дмитрия почти и не попало.

Количество не прочитанных книг в школьной библиотеке стремительно приближается к нулю. Софи на выходные укатила в гости к какой-то из подруг. Радость, да не большая. Марине в кои-то веки скучно. В это десятидневье умудрилась ничего не натворить, так что вполне могла бы поехать в столицу развлекаться (можно подумать, Марина чего-то в столице не видела), или позвонить в Загородный — пусть присылают машину (а что в Загородном делать, когда там, кроме обслуги и нет никого?). Скука смертная, в общем.

Прислушивается. Не может быть! Но рев двигателя всё четче. Такие звуки издает только одно транспортное средство — мотоцикл Сордара.

Точно ОН.

Громадный, он словно стал ещё больше.

В крагах и при кортике. Такой Сордар ей особенно нравится. Но ОН же пришел с ВОЙНЫ. Тоже большой. Теперь и не знаешь, как толком к нему подойти. Но он же приехал сюда! Значит, к кому-то из них. К Софи, наверное, она так часто его рисовала. Он оглядывается по сторонам. Кажется, даже листья на кустиках вытягиваются там, куда его взгляд попадает. Заметил ли он её, ещё минуту назад изучавшую осеннюю живность в старом фонтане с плавающими листиками? Таком осеннегрустьнавивающем. На мгновение даже пожалела, что не одолжила у Эр большой серый плед и зачем-то хранимый ею старый зонтик. Плед на плечах и зонтик в руках у этого фонтана на ком угодно были бы уместны, такая здесь атмосфера теплоты, миролюбия и какой- то лёгкой грусти.

И кому угодно понравились бы. Даже будь эти предметы у далеко не миролюбивой Марины, и смотри на неё ещё более не миролюбивый Сордар.

Но чего нет, того нет.

Даже пожалела, что берет с черепом снять не догадалась. Как-то он нелеп в этом месте.

Марина даже толком не знает, как к Сордару подойти. Вроде бы по-прежнему брат, но одновременно и прославленный герой войны. А таких людей живьем Марина видит впервые.

— Привет, сестренка! — совершенно как раньше. — Всё хорошеешь!

Марина подходит неторопливо, зачем-то держит руки за спиной.

— Здравствуй, Сордар. Здорово ты мирренский флот гонял. — говорит Марина, понимая, что сморозила глупость. Но Сордар её не упрекнёт. Никогда. И ни за что.

Адмирал хохотнул.

— Нет, я, конечно, знал, что писаки всё переврут, а безопасность с министерством пропаганды им ещё и помогут, но чтобы до такой степени…

— А что не так?

— Ну, вообще-то, это не я гонял мирренский флот, это как раз они гоняли меня.

— Но было написано…

— Знаешь, я не читаю. После возвращения на линкоре дней пять не было ни одного трезвого, корабельный кот — и тот был пьян. И, кажется, до сих пор страдает от похмелья, а валерьянки на корабле нет даже в таблетках. Все кисаньке вылили. А лично я двое суток без перерыва спал, а потом тоже нажрался так, что в себя пришел, только когда поезд к столице уже подходил.

— Так значит, в газетах писали неправду?

— Кое — что всё-таки было. Мирренов за мягкое пощупали знатно, — на миг лицо адмирала ожесточилось, — долго они теперь нас вспоминать будут.

Все на ходу. Купца засечешь — либо разведчиков с бомбами посылаешь, либо сам по рации: «Лечь в дрейф. Рацию не включать. Десять минут на оставление судна». И торпедой, зря что ли у нас на корме два аппарата стоят? Потом их базу гидроавиации на острове обстреляли. С десяток «Кашалотов» прямо на стоянке утопили. Если разведка не врала, у них этих летающих лодок всего-то штук тридцать выпущено. Бензохранилище рвануло… Тебе бы понравилось!

Все их восемь быстроходных линкоров за мной шли. У меня хоть и сверхлинкор, но против восьми — как-то не очень. Двоим мы впрочем «понавтыкнули» подарочков миль с двадцати, — адмирал оскалился, — Одного до базы так и не дотащили, а второй год ещё в море не покажется. Хоть, будь у них наши радары — хрен бы мы ушли. Попадания были — хорошо хоть все в пояс да главные башни. На совесть броню сделали, еще, когда линкор строили, видел, как плиты из первой партии отстреливали. У нас на полигоне есть опытное шестисотмиллиметровое орудие. Вот из него по плите снаряд и всадили. Не пробило. Потом эту плиту в базу привезли. Сейчас у стоянки линкора памятником подрабатывает. Пусть новобранцы любуются и проникаются, так сказать, честью, на каком корабле им выпало служить.

То, что от сотрясения радары из строя не вышли — чудо, но именно это чудо нас и спасло. Хотя на первой башне дальномер все-таки раскурочили.

— А почему именно тебя послали?

— А потому, что у этого агроменного линкора охрененная дальность плавания. Шучу. Хотя каждая шутка далеко не всегда шутка. Линкор отчасти и проектировался для таких рейдов. Снабжение частей, действующих на Тропическом материке, что у нас, что у них, осуществляется по морю. Приличных портов там — раз, два — и обчелся. Вот у нас и решили взять один из этих портов. Другой от него — в нескольких сотнях кэмэ, а тащить по джунглям на такое расстояние что-либо — то ещё развлечение. Наступление должно было начаться почти одновременно с рейдом — запасы наших частей значительно выше, а миррены не смогут послать подкрепления, зная, что в центре океана линкор резвится. У них во флоте снабжения масса зафрахтованных судов, капитаны которых не самоубийцы.

— А трусов нужно судить по законам военного времени, одного расстреляешь — у остальных резко смелость прибавится.

— Не прибавится. Смелость или есть, или её нет. А если капитан так уж не захочет в море — он всегда сумеет организовать на судне поломку так, чтобы точно месяца два не появляться в море. Но мы отвлеклись. Перетрусили миррены основательно — разведка докладывает, что трансокеанское судоходство практически прекратилось. Хотя в ряде портов все склады забиты военным имуществом, предназначенным для тропического материка, погрузка не осуществляется, и в море не выходят. Ждут формирования крупных конвоев. Наступление на порт тем временем развивается успешно. Уже отмечено, что у мирренской артиллерии жестко лимитированный расход снарядов.

Миррены явно опасаются повторения рейда.

— А его разве не будет? — спросила Марина тоном обиженного ребёнка.

— В ближайшее время — нет. Мирренам не обязательно знать, что «Владыка» вышел из строя месяца на три-четыре, может больше — это уже от промышленности зависит. Да и к тому же, к повторению старого они наверняка окажутся готовы. К примеру, поставят мины на тех банках, где мы весьма лихо проскочили. Да и вряд ли наши рыцари невидимого фронта так быстро сопрут у мирренов их новые приборы. Если хочешь мирренов неприятно удивить, — надо придумывать что-то новое.

Я на всех погибших представления к Звезде написал — и пусть только попробуют не дать. А всем, кто РЛС обслуживал — тоже написал, а не дадут — от своего имени орден создам и их первыми кавалерами Звезды с бриллиантами сделаю. Принц я в конце концов или кто! Если бы не они — хрен бы тот дозорный крейсер увидели и одним залпом потопили. В эту дыру в дозоре и проскочили.

— Дадут. Всем Звезды дадут, и вообще, все, что скажешь. Уже указ опубликован о награждении всего экипажа Военной звездой «За заслуги» и даровании кораблю гвардейского флага. Твой корабль- третий в истории, этим флагом награжденный.

— Да ну. — адмирал как-то совершенно буднично воспринял сообщение о награждении корабля высочайшей наградой для воинской части.

— Как там Тайфун поживает?

— Убит он. Можно сказать, на боевом посту.

— Как так? Он же молодой был, трёх лет не было?

— А вот так. Он, хотя и имел свое место в кубрике, как тревога, сразу оказывался на палубе. Считал, видимо, что его присутствие у зенитных автоматов — что-то вроде их охраны. Там и убило. Пулей с истребителя. Сразу насмерть. Вот так. На берегу похоронен, и памятник сейчас делают.

Марина озадаченно смотрит куда-то вдаль. Вот так, для неё впервые где-то рядом прошлась смерть. Умер кто-то, кого она знала и даже кормила мясными обрезками. Она когда-то гладила Тайфуна. Пёс лизал ей лицо. И вот теперь его нет.

Сордар плюхается на жалобно пискнувшую скамейку.

Закинув руки за голову, странно щурясь, смотрит на колышущуюся листву.

Угрюмая Марина подходит и садится рядом. Что-то не понимает она Сордара. Столько почестей, — а ему как-то всё равно. Вот ей Тайфуна жалко.

— Знаешь, Марина, наверно, я просто устал, и не отошел ещё от этого похода. Всё равно как-то. Награды эти, почести. Главное, что жив. Знаешь что? — он резко разворачивается, — Давай в столицу съездим?

— Чего я там не видела?

— В «Военной книге», например, многого.

— Поехали!

Адмирал заставил Марину надеть шлем — что-то раньше Марина не замечала за ним такого строгого соблюдения «Правил Дорожного Движения».

К стеклу мотоцикла прилеплен какой-то пропуск с толстой красной чертой наискосок и надписью «проезд всюду».

— Зачем тебе это?

— Война. Въезд и выезд личного автотранспорта в столицу ограничен.

Впрочем, скоростной режим на дороге Сордар по-прежнему не намерен соблюдать. Несётся, как бешеный. Несколько раз даже поднимал мотоцикл на заднее колесо, что неизменно вызывало восторженный вопль Марины. Она любит скорость. Ветер навстречу, ветер свистит в ушах. Так здорово!

На въезде застрял грузовик с прицепом. Марина удивленно вертит головой по сторонам — с последней её поездки на дороге многое изменилось. Полицейские сплошь немолодые, все какие-то сумрачно-настороженные. Марину особенно поражает, что все полицейские с автоматами. Она привыкла считать автоматы армейским оружием, а у полицейского и пистолет не всегда есть. А тут… Да и автоматы какие-то странные: на стволе кожух весь в дырках, обойма вставляется не снизу, а сбоку, и это не привычный рожок или диск, а какой-то гибрид того и другого.

— Что-то не так у нас в консерватории. Это наши автоматы…

— А какие же ещё должны быть? Мирренские?

Адмирал невесело усмехнулся.

— Наши, в данном случае, значит, флотские. Мы совсем недавно передали армии излишки с наших складов. В том числе, и автоматы эти. Они в конце той войны были приняты на вооружение для экипажей дирижаблей, морских бомбардировщиков и рот охраны. Реально их почти не использовали, они больше двадцати лет на складах мариновались. Как они сюда-то попали? Не могли, что ли, раздать в резервные части в Приморье — нет, обязательно везти несколько тысяч кэмэ.

— Но ведь автомат — довольно сложное оружие. Мне как-то раз чуть зубы пружиной не выбило.

Сордар усмехнулся.

— В оружии разбираешься, а таких простых вещей не знаешь — автомат, тем более, не под промежуточный, а под пистолетный патрон — довольно простое оружие. Чуть ли не из обрезков водопроводных труб в гараже делать можно. У меня на крейсерах был один матрос, слесарь на гражданке, как-то, раз зимой поспорил с дружками, не знаю, на сколько литров спирта, что за полмесяца соорудит автомат, у которого из деталей заводского изготовления будут только патроны.

— И как? Сделал?

— Конечно. Грохотал агрегат не хуже крупнокалиберного пулемёта. Но бил кучно, и по дальности был на уровне.

— И что матросу за это было?

— Ничего. Я подал рапорт о его переводе в оружейные классы при флотском арсенале; парень, что называется, прирожденный оружейник, но специального технического образования не имел. Окончил классы, пошел в Политех, конструктор на одном из оружейных заводов. Сейчас испытывают новую авиационную пушку его разработки.

В городе внешне все по-прежнему, если не считать заклеенных крест-накрест окон, и то кое-где.

А так — все такая же пёстрая толпа, много машин, яркие витрины. Вот только военных в толпе куда больше, чем раньше, и Марина ещё не видела никого в вицмундирах. Все в полевой форме.

— Что, павлинов высматриваешь?

— Ну да, их самых.

(Павлины — шуточное прозвище офицера в парадной форме. По отношению к офицерам столичного гарнизона — презрительное. Особенно, от моряков, не жалующих сухопутных. А уж в устах человека, подобного Сордару — просто уничижительное).

— Ну, так вот они, никуда не делись, полиняли только. — Сордар кивнул в сторону проходящих неподалеку офицеров в непривычной пятнистой форме. — Отец неглупо сделал, объявив после бомбёжки столицу прифронтовым городом. Это, кроме прочего, означает перевод гарнизона на казарменное положение и запрет на ношение парадной формы. Заодно и цензура теперь от души порезвится.

Хотя павлины и здесь себе верны. Форму их видишь?

— Пятнистая. Маскироваться в такой хорошо.

— Верно, недавно утверждена. По идее, в первую очередь должна идти в части на передовой, но… сама всё видишь.

— Ага. Линявших павлинов я в зоопарке видела, а эти видимо, крашеными будут?

— Ну, пусть будут крашеными… — не стал возражать адмирал.

Марина любит книжные магазины. Любые. Современные, огромные, где полки тянутся чуть ли не на километры. Маленькие, где в продаже можно встретить даже рукописный фолиант в переплете из кожи бегемота. А если совсем хорошо поискать, то даже свиток с погибшего материка можно найти (наверняка поддельный).

Несколько лет назад, впервые попав в крупный книжный магазин, Марина была несказанно удивлена, увидев книги, отсутствующие в отцовской библиотеке.

Книг по-прежнему много, хотя и не в столь ярких обложках, как перед войной. Марина среди книг — словно рыба в воде. В каждом отделе магазина находит что-то новое и интересное. Отделов в магазине много.

Даже адмиралу пакеты с книгами показались тяжеловатыми. «Ого!» — сказал кто-то, увидев в бланке адрес школы. Марина приосанилась. Сордар незамедлительно стянул с неё берет.

— Софи мне в подарок этюд собственного производства прислала на городской адрес.

— Это что, у неё черный юмор так разгулялся? Ты же всякие пейзажики — этюдики ненавидишь!

— Просто не люблю. Но этот у себя на линкоре в адмиральском салоне повешу, и он будет там висеть, пока корабль на разделку не пойдёт.

— И что же Сонька намалевала?

Адмирал сделал вид, что не заметил уязвленной гордости в вопросе.

— В общем, на столе лежит газета «Императорский курьер», передовые статьи — «Ситуация на фронтах» и «Рейд завершен!». На газете лежит Военная Звезда «За Заслуги», флотский пистолет ПФ-30, стоит стакан водки и на тарелочке ломтиками — китовый бекон и соленые огурцы. Ещё консервная банка из-под килек с окурками присутствует. Все настолько настоящее, что так бы и тяпнул стакан.

Умеет сестренка рисовать! Мы и в самом деле в похожей обстановке ордена обмываем!

Марина промолчала. Софи в очередной раз удалось «сделать» её. Сама она Сордара даже на словах с победой не поздравила.

Марина читает вывески. Хихикает. Вокруг Старой Крепости полным-полно модных магазинов. А любой магазин начинается с вывески. Магазины никуда не делись, а вот с вывесками произошел ряд метаморфоз. Магазины на одном месте десятки лет существуют. Администрация многих озаботилась — появилось много мозаичных, светящихся ночью и других необычных вывесок. Только вывески-то зачастую с мирренскими фамилиями (вроде как филиалы известных торговых домов), а то и вовсе по-мирренски написаны. Теперь же вместо мозаики — крашеная фанера или ткань висит. Хотя многие названия уже много лет по-мирренски писались. Непривычно видеть грэдскую транскрипцию мирренских названий. Видать, у администрации магазинов своеобразные представления о допустимом во время войны.

Хотя, над некоторыми вывесками ничто не властно. Они иногда считаются даже чем-то вроде символов столицы. Одна из них — открывшийся незадолго до вступления Саргона на престол роскошный ресторан. Под ресторан перестроен особняк обедневшего Великого Дома. На название, включающее слово «имперский» первый владелец получил высочайшее разрешение. Название, и даже мозаичная вывеска за прошедшие годы не поменялись. Даже буквы старинным шрифтом, как уже несколько сот лет не пишут, но во время постройки ресторана при дворе была мода на всё старинное. Впрочем, ресторан знаменит не только роскошными интерьерами и лучшей в Империи кухней.

— «Имперский орел», — читает Марина, — это сюда ты на украденной из зоопарка зебре въехал?

— Вот уж чего-чего, а зебр я не воровал.

— Да ну… — протянула Марина, — вот только не говори, что у тебя питомник по их разведению был.

— Зебра бы меня не подняла. Вообще — то, это был… зеброид. Отец однокурсника — эксцентричный богач — держал у себя в имении массу всяческих диковинных животных. Был там и этот зеброид- потомок племенного жеребца мирренской породы и зебры, приученный ходить под седлом. Сперва хотели въехать в город на белом слоне — у него и такой был, но слон в то время болел, а северный слон был настолько злобен, что его служители боялись.

В общем, гульнули мы лихо, я потом отсидел десять дней на губе, по выходу с которой отец отправил меня в кругосветку проветриться. Хочешь, зайдём?

— А нас пустят?

Адмирал расхохотался.

— Меня, да не пустят в «Орла»?! У них даже мой портрет в золотой рамочке висит, и диплом, «Поставщик двора Его Императорского Высочества», от моего имени выданный имеется.

Марина хихикнула.

— Что смеешься?

— Диплом «Поставщик двора» есть, а самого-то двора нет. Куда и что они поставляют?

— Да на линкор прямо и поставляют.

— Врёшь ты всё.

— В «Охотничьем» зале чучело того зеброида стоит. Пошли, поглядим.

Марина уперла руки в бока.

— Вообще — то, меня вполне могут не пустить.

— Ах да… Но сейчас день, а запрет на посещения подобного рода заведений школьниками начинается только в 18. 00.

Адмирал никогда не скажет «шесть часов утра» или «шесть часов вечера». В сутках двадцать четыре часа, и он всегда называет астрономическое время.

Входящих в зал встречает чучело атакующего шерстистого носорога. Бронзовая табличка гласит, что носорог был застрелен Его Высочеством соправителем Хертом в 925 г.

— Эриде бы здесь не понравилось, она зверушек любит, и чуть было вегетарианством не занялась. Я еле отговорила, рассказав, что для многих растений чуть ли не лучшим удобрением является костяная мука.

Похожий на пингвина метрдотель провожает Сордара и Марину за столик. Кажется, он искренне рад видеть Сордара, или просто помнит — выручка после его визитов вырастает очень сильно.

— Ну вот, теперь и мне придется диплом «Поставщик Двора Его Императорского высочества» подписывать. У них место на стенке есть, где его повесить?

— Вообще — то, до совершеннолетия такого права у тебя нет.

— Ну вот, опять чего-то надо ждать!

— Кстати, Херт после рождения дочери на охоты больше не ездил. Не пойму, что там интересного… Вот китов бить — это да.

— Ты бил?

— Конечно.

— Ну, и как?

— Потом расскажу. Давай сперва закажем что-нибудь.

— А китовое мясо тут есть?

— Раньше было, как сейчас — не знаю. Я тут два года не был.

Марина изучает меню несколько минут. Раньше она думала, что, пожив у Кэретты, попробовала уже все существующие на свете блюда. Но ресторанное меню поражало даже видом. Папка с золотым гербом. Листы украшены орнаментом в стиле Первых Еггтов. На каждом охотник в старинном костюме, и везде разный: — с соколами, с борзыми или гончими, на лыжах и с лайками. Старинные ружья, копья, рогатины, даже луки и браконьерские арбалеты. Содержание меню вполне соответствует форме.

Дичь, оленина, медвежатина, кабан на вертеле и жаркое из северного слона в списке блюд присутствуют.

Нашлись и блюда из китятины. Списочек начинался с китовых пельменей, далее следовало много блюд из мяса и печени. Имелось даже мясо, приготовленное на шампуре. Марина и не знала, что из кита можно готовить почти все блюда, что готовятся из других сортов мяса. Естественно, список блюд из обитателей моря, китами вовсе не ограничен.

— Хм. Суп из зелёной черепахи. А почему он такой дорогой и его надо заказывать заранее?

— Приходится ждать, пока привезут черепаху. Шутка, черепахи очень живучи. Их раньше на парусники брали в виде этаких живых консервов. Хозяевам «Орла» принадлежат два состава, переоборудованных для перевозки живой рыбы и прочей водной живности с побережья обоих океанов. Суп из черепахи долго готовится. Особо утонченные гурманы даже при процессе готовки присутствовать могут. У них раньше зальчик был в виде песчаного пляжа оформленный. Там черепах и готовили. В земле две ямы. В одну ставят хвостом вниз черепаху, обрубив ей голову и передние лапы. Задние, почистив, засовывают обратно. В соседней яме разводят большой огонь, и когда он прогорит, разрушают перегородку. Черепаха падает на угли. Её засыпают песком. Через полсуток готово. Осторожно снимают пластрон и едят суп прямо из панциря. Кто не ел такого супа — не знает настоящего вкуса черепахи.

Здесь-то суп безумно дорог, но тут он всё равно не вполне настоящий. Рецепт, на самом деле принадлежит, какому-то первобытному племени с экваториального материка. А крейсера тогда демонстрировали наше присутствие в том регионе. Черепах там много, мы научились у местных готовить этот суп. Матросы, офицеры- все попробовали. Здесь не то… Наверное, вкусовые ощущения сильно зависят от того, подали тебе черепаху на серебряном блюде, или ты сам её словил да дров для готовки, нарубил.

Кстати, — Сордар воровато оглянулся по сторонам, — ты, наверное, знаешь, что твоя мама жутко злится, если при ссоре отец называет её морской черепахой?

Марина совсем по-взрослому вздыхает:

— Знаю, конечно. Только не пойму, почему именно эти слова так её злят.

— Ты русский вроде неплохо знаешь, ну так вот — один из видов морской черепахи по-русски называется Кэреттой.

— Да ну!

— Именно так, Марина. У нас-то Кэретта — производная от слова «блистающая» на одном из мертвых языков, а у них вот так.

— Получается, очень литературная форма нелитературной скотины и су… в общем, самки собаки! Можешь не извиняться — я слишком много всего слышала, чего слышать не должна.

Марина продолжает изучать меню.

— Хм. А хрустальное мясо — это что такое? Какое-то блюдо из молодых угрей?

— Нет. Хрустальное мясо — это соленые медузы, из молодых угрей другое блюдо- яичница по-приморски. Рыбок для неё целиком жарят. Тут эта яичница тоже есть.

— Вижу. А это что за «Икра по-островному»? И почему такая дорогая?

— Сильно на любителя блюдо. Готовят только на паре островов. Вскрывают выловленных морских ежей, вынимают икру и вываривают её. Готовую, когда она станет цвета пчелиного воска, закладывают обратно в очищенную скорлупу ежей. Панцири с вареной икрой — одно из любимых блюд островитян. На островах местами можно найти целые холмы из панцирей морских ежей.

— Сордар, — вкрадчиво спрашивает Марина, — а есть в море кто-нибудь, кого ты не ел? А то, может, ты и мирренского Морского Императора пробовал?

— Если ты имеешь в виду длинную цветную рыбу, с чем-то вроде короны на голове, попадающуюся иногда в косяках сельдей, то его я тоже ел. Вкусно, хотя и костляво. Рыба эта, как один из компонентов присутствует в «Короне морей» — самом дорогом рыбном блюде.

Марина грустно вздыхает.

— Сордар, я вообще-то имела в виду персонажа из сказки, а вовсе не рыбу.

— Никогда бы не подумал, что ты сказки читала.

Марина снова вздыхает.

— «Определитель рыб Южного полушария» куда интереснее. Да и толще.

Адмирал с трудом сдерживает смешок.

— А это что за «Жаркое из демонов»? Разве они бывают?

— Демонов, разумеется, не быват. Название — перевод с мирренского. Когда их мореплаватели впервые увидели самых крупных рукокрылых, тех, что мы зовём летучими лисицами, они решили, что это потусторонние существа, и на островах наверняка находится вход в мир мёртвых. Местные жители ни о каком мире мёртвых не слыхивали; более того, самих мирренов приняли за выходцев с того света. Ну, а «демонов» они издавна ловили и ели.

— До назначения командиром ещё строившегося «Владыки морей» я был командиром пятой дивизии крейсеров. Тогда они на Архипелаге базировались. Народ в основном молодой, отчаянный, мирренский демон нам не брат. А местные жители — прирожденные китобои. Ну вот, и решил я с ними на китов сходить. Когда флотилия уходит в море- очень похоже как флот идёт в боевой поход. Собственно, база или, как её иногда зовут, корабль-матка, с десяток китобойцев, два-три судна для буксировки туш, одно или несколько судов — рефрижераторов, иногда ещё танкер. На одной из баз, из тех, что в Южные моря ходят, даже стандартную катапульту поставили. Как тебе профессия пилот-китобой? Катапульты хотели поставить и на базах, что в северные моря ходят — там в первую очередь ледовую обстановку разведывать надо.

Кто-то из министерства рыбного хозяйства узнал, что недавно флот принял на вооружение разборный автожир для крейсерских подводных лодок. Приезжали они, просили показать его в деле — понравилось, заказали партию — хотят испытать в северных китобойных флотилиях.

— А гарпунную пушку к автожиру тому приделать нельзя? И с воздуха китов бить?

— Вечно ты что-нибудь, Марина, придумаешь. Автожир-то лёгкий, одного человека только поднимает.

С местными сдружился, и, в общем, решили мы кита — кашалота добыть как в старину — с гребного вельбота. Из экипажа китобойца почти все согласились. Они молоды, а такой поход — это же настоящее Дело. И пусть их ждут на берегу — но жизнь пресна, и они все не прочь подёргать опасность за хвост. Гарпунеру с ручным гарпуном не столько меткость, сколько сила нужна. Почти трехметровый гарпун. На носу вельбота специальный ящик для двух гарпунов. Сам вельбот метров десять с командой шесть-семь человек. К одному гарпуну привязан линь. На носу проделан клюз или «вырубка», через него проходит линь, когда кит загарпунен. Перед клюзом — треугольная площадка- ящик, где находится уложенный витками линь. Сторона ящика, основание треугольника называется «бросательной скобой», там выемка, в неё гарпунер упирается коленом, когда целится перед броском. Линь двумя бухтами, метров по двести каждая, уложен в круглые бадьи, находящиеся между банками.

Примерно в миле от кита вельбот отцепился от китобойца. Вельбот идёт на кита либо с хвоста, либо в лоб. Мы шли в лоб. В последний момент лодку поворачивают, обходя голову. Затем лодка развернулась под прямым углом к киту. Попасть стараются в сопряжение головы с телом. Как потом говорили, всадил я хорошо. Гарпун раскрылся и застрял между ребер. Хороший гарпунер успевает вытащить из ящика и метнуть второй гарпун, — адмирал усмехнулся. — Видимо, у меня есть задатки к этому делу, ибо второй гарпун я всадил не хуже первого. Привязанный к гарпуну линь разматывается со страшной скоростью. Этот кит устал быстро. На вельботе ещё такое копье есть для добивания загарпуненного зверя. Я ударил прямо за плавник, в лёгкое. Выдернул и ударил снова.

На базе гарпунные пушки больше по традиции стоят.

Но в тот раз стадо было столь громадным, что даже с базы стреляли. На конце гарпуна — взрывчатка, взрыватель обычно ставят на три секунды.

Добыть серых китов и другие крупные виды стало значительно проще после изобретения гарпунной пушки. Во второй половине прошлого века один китобой с Архипелага изобрел её. Пушка стреляла гарпуном его разработки. Тяжелый гарпун с длинными лапами на петлях. Лапы раскрываются, как зонтик, уже в теле кита. На конце гарпуна- жестянка с порохом. Лапы, раскрываясь, основаниями разбивали стеклянный сосуд с серной кислотой, служившей взрывателем.

Но огромных китов, живых или мертвых, самые прочные снасти не держали. Этот китобой придумал пропускать гарпунный линь через блок, прикрепленный к амортизатору на фок-мачте. Амортизатор из нескольких рядов пружин, растягивающихся при очень сильных рывках кита, ослабляя натяжение линя. Амортизатор смягчает рывки кита, и облегчает ход судна, тащащего за собой тушу.

Сейчас амортизаторы состоят из спиральных пружин, увеличивающих длину кильсона между таранной переборкой и переборкой в котельном отделении. Шкентели проходят через шкив на топе мачты и держат другой шкив — для китобойного линя. Сам линь укладывается в желобе под дулом пушки.

Собственно, эта пушка навсегда изменила китобойный промысел. Сначала пушки были дульнозарядными, но уже лет двадцать используются казнозарядные. Бьет метров на тридцать. Сталь для штока гарпуна очень упруга. Так что даже при самых сильных рывках кита гарпун гнется и скручивается, но не ломается.

Стрелял. Бить надо, когда кит ныряет после вдоха. Надо попасть примерно в среднюю часть спины, перед плавником. Они мне говорили «Иди к нам гарпунёром».

Потом в тушу вводят трубку и надувают сжатым воздухом, чтобы кит держался на поверхности.

Я-то бил с базы, а с китобойца втыкают шест с флажком, концы хвостовых плавников обрубают, на шкуре вырезают порядковый номер. Туша остается дрейфовать, а китобоец идёт за следующим китом. Недавно на китобойцах стали делать специальный трап от ходового мостика к гарпунной пушке на носу — чтобы гарпунер мог быстрее добежать, когда заметят кита.

Суда-буксировщики подтаскивают тушу к базе, через кормовой слип её затаскивают хвостом вперед.

Когда тушу на борт вытягивают — разделка занятие для сильных, во всех смыслах слова, людей. Жировой покров расчленяют на три части в направлении от головы к хвосту: по разрезу с каждого бока почти на уровне палубы, третий разрез — по спине. В начале разреза раздельщик проделывает отверстия и вводит в них коленчатый рычаг с металлическим стропом, соединенным с тросом лебёдки. Лебёдку включают, и жировой слой сдирается с кита огромными полосами. Потом отделяется нижняя челюсть — открывается доступ к верхней с двумя рядами пластин уса. Пластины эти вырубаются, раньше ус весь шел в дело, а сейчас его часто выбрасывают. Затем двумя лебёдками тушу переворачивают и сдирают жировой слой с нижней части, раздельщики подрезают жир острейшими фленширными ножами. Потом хвост кита освобождают, и грейфер снова перемещается к слипу, чтобы вытащить следующего кита, а туша перетаскивается с разделочной палубы на «мясную». Боковые и спинные части жирового слоя режутся на меньшие полосы, и по желобу идут на нижнюю палубу, где попадают в мясорубку, а оттуда — в котлы для производства ворвани.

Потом от туши отделяется голова, с неё срезают мясо, а череп идёт на паровую дисковую пилу. Мясо, прилегающее к спинному хребту, отрезают огромными пластами до четырёх тонн весом.

Грудную клетку отрубают от позвоночника, и обе половины поднимают над площадкой, чтобы резчики могли снизу отделить мясо от ребер. Затем попарно отрубают ребра и отправляют их на распиловку. Потом распиливают сам хребет. Все кости тут же идут в котлы — кости кита пористы и содержат большое количество жира. После вытапливания жира из высушенных костей делают муку — она идёт на удобрение. Миррены муку из мяса делают и животных ею кормят в смеси с костной мукой.

Внутренние органы тоже идут в дело — жир из печени содержит много витаминов. А печень у крупного кита — под четыреста килограмм. Из поджелудочной железы тоже какое-то лекарство делают. Даже из гипофиза — а эта железа у многотонного гиганта всего грамм сорок весит, лекарство выделить можно.

Кстати, знаешь разницу между нами и мирренами в области китобойного промысла?

Мы бьем китов в первую очередь ради мяса, ворвань для нас не столь важный продукт, у мирренов — наоборот. В старину они, срезав жир, отрубив киту голову и вырубив ус, тушу оставляли акулам. До первой войны наши китобои, бывало, скупали у них мясо по-дешевке — миррены искренне не понимали, зачем нам эти отходы. А у нас время от времени китобои возвращались, не добыв ни одного кита, но зато с полными трюмами мяса.

Недавно, правда, миррены наловчились мясной экстракт из китового мяса делать, но по мне, так это расточительство — экстракта получается что-то около трёх процентов от количества затраченного мяса.

— Что с них взять, дикари, — сказала Марина с таким видом, что не поймешь — всерьёз она или шутит.

— Ещё из ворвани раньше делали глицерин, а из него — нитроглицерин, а из него…

— Динамит. Это я и так знала, только не знала, что и тут без китов не обошлось.

— Киты много для чего годятся… В одном из кашалотов нашли огромный кусок амбры под двести кг.

— Амбра… Что-то знакомое. Не помню, для чего её используют.

— У Софи спроси. Она продуктами, содержащими амбру, регулярно пользуется.

Марина хмурится, морща нос.

— Мне дела нет до того, что эта обжора трескает — разнесёт, как хрюшку — все дружки разбегутся.

Адмиралу почему-то становится весело.

— Хм. Амбру вообще-то не едят. Её при производстве духов используют.

Марина заметно оживляется, облокачивается о стол.

— Ну-ка — ну-ка, давай-ка поподробнее, где там у кита эта амбра находится.

— В кишках и находится, как этот продукт образуется — до сих пор спорят. Находят обычно в нижнем отделе толстых кишок кашалота. Когда амбра свежая, она черная, мягкая и очень скверно пахнущая. На воздухе быстро затвердевает, теряет неприятный запах и обретает специфический приятный аромат. Такая амбра серая и имеет очень сложную слоистую структуру, хорошо видимую на изломе. В ней часто попадаются непереваренные клювы кальмаров.

Марина просияла.

— Здорово! Обязательно расскажу Соньке и прочим модницам, что они каждый день мажутся старым китовым дерьмом. Их нежные натуры этого не переживут. Я особым модницам зимой рассказывала, как на зверофермах зверюшек убивают, чтобы мех не попортить. С подробностями про раскаленный металлический прут, куда и как именно его засовывают. Некоторых стошнило. Про амбру история не хуже будет. Особенно, если учесть, что она наверняка наружу… э-э-э традиционным путём выходит!

Ухмылочка довольная — предовольная, глаза аж сияют.

— Хм. Марина, знаешь, есть анекдот почти про тебя. У одного моряка спрашивают: «Ты почему с флота так рано вернулся?»

«Комиссовали!»

«Почему?»

«Болезнь!»

«Какая?»

«Не знаю, но весь корабль от меня тошнило!»

Марина ухмыльнулась до ушей.

— Мне понравилось! И в самом деле, почти про меня.

— Ничем тебя не проймешь!

— Историями про китов, пожалуй, стоит попытаться.

— Ладно, слушай дальше. Подарок сделали по старинному обычаю — на самом деле, есть такой указ Дины IV — император может потребовать с каждого добытого кита свою долю — кусок мяса, вырезанный с головы до хвоста.

Лучшие части туши кита — губы, плавники и лопасти хвоста.

Вообще, существуют три сорта китового мяса — красное- продольные мышцы, кстати, рекомендую блюда из него попробовать — в мясе много какого-то вещества, полезного для роста человека.

Марина с притворной грустью вздыхает. С одной стороны, походить на великих предков лестно, но с другой — стоять на физкультуре последней — как-то не очень.

— Тебя в детстве, похоже, только мясом этого сорта и кормили. Вон какой вымахал.

— Потом ещё есть хвостовое мясо — то, что между спинным плавником и основанием лопастей хвоста. Спинная часть вкуснее, чем боковые. Но самыми лучшими считаются куски, находящиеся возле лопастей хвоста. Их едят сырыми, нарезав тонкими ломтиками, приправив соевым соусом, тертым имбирем или хреном.

Третий сорт — мясо, находящееся под брюшными бороздами. Оно самое жесткое, из него консервы делают, а также китовую ветчину и китовый бекон.

Мясо китов — полосатиков — самое безопасное из всех сортов мяса — в нём никогда не бывает паразитов, к которым восприимчив человек.

Марина заказала жаренного красного мяса, выдержанного в имбирном отваре.

— Возвращался на рефрижераторе. Подошел пустой, а этот, доверху набитый мясом, пошел домой. По пути видел, как стадо кашалотов, выставив из воды хвосты, било ими по воде. Волны расходятся, шум и плеск очень далеко слышен.

— Зачем они так делают?

— Никто не знает. Мы бьем китов уже которую сотню лет, и по-прежнему, многого не знаем о них. Читал я — на погибшем материке был храм какого-то морского бога. Если китобои добывали беременную самку, то эмбрион отвозили туда. Там были пещеры, в них хоронили неродившихся китят. В специальные книги записывали их имена, данные, как было принято у почитателей этого бога. Считалось, что так души китов смогут возродиться вновь. В «Музее Кита» видел бесценную реликвию — одну из таких книг с Погибшего материка. Там последние даты — за несколько месяцев до катастрофы. Говорят, уже на Архипелаге китобои чуть ли не до прошлого века поклонялись этому богу, и даже хоронили в скальных пещерах китят. Только записей уже никаких не вели.

— Уже на берегу меня в шутку сфотографировали в робе китобоя, ветровке и с ручным гарпуном.

— Я получила ту фотографию, тебя на ней не сразу узнаешь.

Знаешь, Софи фото тоже понравилось, она с него своего «Китобоя» написала. Золотая медаль юношеской выставки.

— Знаю, конечно, картина эта всем на Архипелаге очень понравилась. Администрация округа даже хотела «Китобоя» приобрести, и перед входом в Музее Кита повесить. Когда узнали, что картина небольшая, всерьез задались вопросом, согласится ли художник сделать с неё копию где-то пять на три метра — такое у них на стене пространство пустующее, сколько лет уже не могут решить, как вход в музей достойно оформить. Запрашивали даже Высочайшего Позволения, чтобы стену украсить мозаичным конным портретом Его Величества. Отец отказал. Сказал, что в «Музее кита» портрет царствующей особы уместен только в кабинете директора.

В музее мне не верили, когда я говорил, что это девчонка рисовала. Мне командир «Кэретты» за рюмкой чая как-то раз целый вечер доказывал, что лично этого китобоя знает, а его лайка вообще от одного из псов китобоя происходит.

— А чей вообще тот пес с фото?

— Свой собственный. В порту их много живет. За мной случайно увязался, вот и попал на снимок. Хотя, может, и чей-то он, собаки там привольно живут, бегают, где хотят.

Командир «Кэретты» чуть с кулаками не кинулся, благо, мы оба уже «хорошими» были, когда я ему сказал, что автор «Китобоя» никогда в море не ходил. Решил с чего-то, что я клевещу на опытного моряка. Как он ржал, когда я фото показал! Сказал, что у Софи морская душа.

— Такая вся морская — преморская, — буркнула Марина, — вспомни, какая она зеленая-презеленая на твоем корабле была.

— Ну, так и я в первом походе тоже бревном лежал. Не все, как ты, выносливые.

— И ты её защищаешь. — с недовольной гримасой ворчит Марина.

— Хватит дуться! Еггты сами всегда за себя постоять могут. Забыла?

— Нет, — Марина довольно ухмыляется, — Морской все-таки меня, а не Соньку зовут! Дальше рассказывай!

— А ты, кстати, знаешь, почему тебя зовут именно Морской, а не как-то иначе?

— Тоже какая-то история есть?

— Да не история.

— Всё равно, расскажи!

— Что имя по еггтовской традиции тебе фактически дали ещё до рождения, знаешь?

— Конечно, мне просто не нравится быть Диной.

— Я знаю. Отец просто предложил такое имя Оттуда. Сказал: «Море привело меня сюда. Должна быть память об этом событии. Память в её имени. Пусть в имени будет шум моря, запах соленого ветра, да и рев шторма, если понадобиться». Так ты стала Мариной.

— По-о-онятно, — протянула девочка, — море решил во мне увековечить. Как в памятнике. Я живой памятник. Даже забавно.

— Вечно ты что-то придумываешь…

— Ага. Ты ещё про Архипелаг не дорассказал.

— Так слушай. Лайки с Архипелага зовутся китовыми, или лайка — рыбоед. Кстати, видел я как-то раз, как разделывали вытащенного на берег кита.

Срезают жир огромными ножами-лопатами на длинных рукоятках. Часть жира очищают и от мяса, и от шкуры укладывают в бочки и везут в соседний городок вытапливать. Часть только промывают — пойдёт на изготовление бекона. Но туша громадная, от поселков довольно далеко, люди срезали жир, забрали мяса, кто сколько мог. Потеплело, мясо начало портиться. А большая часть туши досталась собакам.

Псы, наверное, со всего острова сбежались. В жизни больше такой громадной своры не видел.

Ты бы видела, как эти псы рвали мясо. Громадные куски разрывали мгновенно. Не понимаю, почему северных лаек «белыми демонами» зовут. Китовые куда как страшнее. Хотя, и не такие красивые, в основном грязно-серые с подпалинами. А так — настоящие демоны. Злые и бесстрашные. Не успей люди первыми, они бы того кита, пожалуй, целиком бы сожрали.

— С «белыми демонами» на белых медведей ходят…

— От рыбоедов тот медведь тоже бы живым не ушел. Ученые пишут, что раньше на Архипелаге была популяция волков. Белые медведи тоже встречались. И я, кажется, знаю, куда они все подевались.

Каперанг не верил, что художник, создавший «Китобоя», на Архипелаге никогда не бывала, и в море её тошнит. Чуть ли не тельняшку рвал, доказывая, что автор сам чуть ли не китобой.

В общем, Софи дома подарочек ждёт. С Архипелага прислали. На доске мореного дуба — золочёный гарпун с серебряной табличкой «Почётному гарпунеру». Плюс, соответствующий диплом.

— В школу прислать не мог? — надув губы, спрашивает Марина.

Адмирал смерил сестру выразительным взглядом.

— А что такого? Почему всё ей да ей?

— Марина. Я в курсе твоих похождений, включая медаль, зелёного пса и угон самолёта. Что ты будешь вытворять с гарпуном, не знаю, но знаю, что киты в местных озерах не водятся.

Жители Архипелага — отменные моряки, и вообще, очень храбрые люди. У меня почти треть экипажа с Архипелага. Есть и те, с кем я когда-то китов бил.

Марина с глубокомысленным видом изучает украшения потолка.

— В чем дело?

— Да вот думаю, поместился бы здесь слон.

— Ты к какому времени должна возвращаться?

Марина хитро ухмыляется.

— К первому уроку в первый день десятидневки. Все видели, что я с тобой уехала, и по закону, до возвращения в школу именно ты несёшь за меня ответственность.

— Да я не против подобной ответственности. Может, поедем на Серебряные озера?

— А нас туда пустят?

— Как раз нас-то и пустят.

— Туда же полдня поездом… Хотя ладно, поехали!

Сордар, как находящийся на службе военный, и как член императорского дома, имеет право на бесплатный билет даже на легендарном трансконтинентальном экспрессе. Марина тоже имеет аналогичное право. Но билеты себе и Марине, адмирал купил.

На недоуменный вопрос сестры он ответил.

— Я знаю, что нам положено. Но мы едем отдыхать, а не по служебным надобностям. Если у тебя много прав, то и обязанностей тоже много. А происхождение — не та вещь, которую стоит выпячивать при каждом удобном случае.

Вокзал Љ1 несмотря ни на что кишит людьми. Хотя и война, но всем по-прежнему надо зачем-то спешить и куда-то ехать. Поезда, от трансконтинентальных, ведомых гигантскими паровозами, до пригородных с ярко окрашенными шустрыми электровозиками, ходят точно по графику. Облака пара, меняющиеся цифры на табло. Вроде всё как раньше.

Только военных среди пассажиров намного больше обычного. Все в полевой форме или камуфляже. Нигде не видно яркой парадной формы. Всё стало как-то суровей. Один из известных на всю Империю вокзальных ресторанов (даже Марина читала про него в нескольких книжках) закрыт. Только причудливо завитые буквы названия светятся потускневшим золотом.

Вместо ресторана — залы ожидания для военных. Поезда ждать меньше часа, но Марине хочется всё посмотреть.

Словно осколок былого великолепия — буфет в дальнем углу зала. Там даже столики от лучших времён. Там тихонько выпивают несколько маленьких компаний военных самых разных званий и чинов. Дорога ненадолго свела их вместе и скоро вновь разведёт. Возможно, навсегда.

У входа расположилась компания моряков. Увидев Сордара, они вскакивают, как по команде.

— Вольно. — говорит он, — Куда направляетесь?..

Марина не стала слушать ответ, отправившись побродить по залу. Интересно!

Играет сама с собой, проверяя по нашивкам и эмблемам знания военной атрибутики. К тому же, тут почти все не с блестящими повседневными, а с темно-зелеными звездочками и эмблемами на погонах. Это так непривычно!

У некоторых из сидящих — костыли. Другие спят на скамьях, хотя довольно шумно. Если кто в сторону Марины и смотрит, то во взгляде нет ничего, кроме равнодушной усталости. Марине становится как-то неуютно. Эти военные так не похожи на дворцовую охрану и гвардейцев. Моряки с «Владыки» и то куда как жизнерадостнее, чтоль были. А тут… Не сразу замечаешь, что рукав у пехотинца — пустой, и штанина артиллериста не просто так завязана узлом ниже колена. По этим людям война уже прошлась по-полной. Они сидят вперемешку со здоровыми. Они уже едут домой, или в госпиталя в самом дальнем тылу. Они пока ещё относятся к Армии. Кто-то в них уже видит свою грядущую судьбу. Кого-то рядом уже нет, и не будет никогда. С усталостью и непониманием смотрят они на странную девочку, зачем-то нацепившую на себя эмблемы смерти.

К Марине подходит худой майор с повязкой военной полиции.

— Девочка, ты что здесь делаешь?

Марина кивает в сторону Сордара, уже над чем-то хохочущего с моряками.

— Пойдём, мне надо с ним поговорить.

Козырнул.

— Контр-адмирал…

— Майор… Так, только не говорите мне, что она успела что-то натворить!

— Нет. Ничего. Просто здесь не лучшее место для прогулок с детьми.

— Она хотела посмотреть войну не по газетам. Пусть смотрит. Ношение розовых очков сильно вредит здоровью.

— Я такого никогда не носила, — подает голос Марина.

Сордар и майор невесело усмехаются.

— Здесь можно увидеть довольно неприглядные вещи…

— Здесь увидишь только жизнь, и ничего больше.

— А жизнь — штука сложная. — снова встревает в разговор Марина.

— С этим никто и не спорит. — как-то странно говорит Сордар.

— Вы давно в столице?

— Буквально, только что приехал.

— Тогда приглядывайте за девочкой получше. Повсплывало тут кое-что. У людей горе, а эти, — он махнул рукой, — полиция сообщает, случаи исчезновения детей участились. Да и вообще, комендантские роты уже несколько раз к участию в облавах привлекали. Были раненные. Уж точно говорят: кому война, а кому мать родная.

— Что, дезертиры появились?

— Так, чтобы настоящие — нет. Уклонисты есть, но, в основном, не злостные. Село необученное — грузчики да чернорабочие, на заработки приехали, а на учёт не встали, не поймёшь, по глупости, или по хитрости — их же положено в части второй очереди.

— Знаю, у нас таких тоже в строительные части на берегу определяют.

— Ну, так вы флот! К вам всегда народ малость поприличнее отправляли.

Марина, приоткрыв рот, смотрит на громадный локомотив. Ей приходилось ездить на императорских поездах, но локомотив вблизи рассмотреть удавалось не часто, да и возили составы чаще всего тепловозы. Здесь же паровоз, нет, не паровоз, а именно ПАРОВОЗ: пышущий дымом и паром гигант о двенадцати красных колесах, каждое почти в два человеческих роста. Корпус напоминает бескрылый фюзеляж огромного бомбардировщика. Наверное, каждый ребенок мечтал поуправлять таким. Марина, во всяком случае, точно.

У паровоза даже название, словно у корабля, вокруг звезды с чьим-то профилем в центре на лобовой части котла.

— А-Р-А-Д-А-Н, — задрав голову, Марина по буквам произносит надпись, — Кто это?

— Зам. министра МПС лет десять назад. Главный строитель и первый начальник Второй Трансконтинентальной дороги.

— Это он? — Марина показывает на портрет.

Сордар расхохотался.

Марина непонимающе смотрит на него.

— Ты что, не узнала, кто это?

— А что, должна была?

— У тебя что по истории?

— Разумеется, «отлично».

— Я бы, пожалуй, сократил, до «посредственно».

— За что?

Сордар заговорил жутко официальным тоном; так он, наверное, только на Совете обороны, разговаривает.

— На барельефе изображение Его Императорского Величества Яроорта II.

Хм, а Марина считала, что о правлении Яроорта II она знает если не всё, то очень многое. Оказывается, не знает она тоже немало.

— А-а, знаю, в учебниках его почему-то только в фас печатают. Да и на монетах тех времён Старый Замок изображен, а не профиль. При нем начата массовая постройка железных дорог, потому им паровозы и украшают.

— На Звезде ещё герб может быть. А выше — первые буквы серии локомотива и серийный номер. Если серия большая, как «Тяжеловоз» то пишут две буквы — «Тя» и номер, вон, глянь, — Сордар показывает на соседний путь, где во главе состава пыхтит «Тяжеловоз» с серийным номером 10 506,- а если серия маленькая, как «Арадан», то название пишут полностью, и тоже ставят номер.

— Точно, вон единица. Сколько таких локомотивов всего?

— Восемь.

— Откуда только ты это всё знаешь?

— Не будь я моряком, точно бы стал начальником железной дороги. Поезда — не корабли, водить их постоянно мне бы никто не дал, а должность начальника дороги к генеральской приравнена. Вполне достойное занятие…

— Ну да, я вспомнила, у тебя даже на корабле парочка маленьких паровозиков в каюте стоит. И один из них — как раз этот «Арадан»; я технику хорошо запоминаю! А второй — он же от детской железной дороги, у меня такой же есть!

— Вообще-то, модели паровозов — игрушки как раз для взрослых. — как показалось Марине, обиженно сказал Сордар.

— Да знаю я.

— Поездами и кораблями невозможно заниматься одновременно.

— Ты бы мог совместить. У флота же есть несколько бронепоездов по охране побережья. В систему обороны баз тоже бронепоезда включены, да и зенитные бронепоезда у флота имеются. Так что, в тебе пропал талант командира флотского бронепоезда.

— Тебя что, начальник флотского Генштаба консультирует?

— Нет, я просто очень умненькая девочка, — говорит Марина, придерживая, на всякий случай, берет.

Отделка вагонов немногим хуже, чем на Собственных Е.И. В. составах. Впрочем, удивляться нечему — люди иногда годами деньги копят, лишь бы на «Трансконтинентальном» через всю страну прокатиться. Шикарным свадебным подарком, достойным принца, считаются два билета на свадебное путешествие на «Трансконтинентальном». Уж мечтаний о поездке через континент Марина в школе наслушалась! Даже Эрида, явно с чужого голоса, сказала что-то такое. Впрочем, мечтания Эриды пресечь удалось быстро: «А ты когда-нибудь на литерном поезде своего отца ездила?»

«Нет».

«Ну и зря, он куда красивее и быстрее Трансконтинентального!» — насчёт красоты Марина вовсе не уверена — сама на поезде Херта никогда не ездила, а вот в скорости уверена вполне — состав строился на том же заводе, что и императорский.

Марина сидит, забравшись с ногами на диван.

— Так здорово не спать ночью! Знаешь, кажется, что сейчас мы словно на корабле.

— Ну, на лайнерах каюты, особенно первого класса, попросторнее пожалуй, будут… В несколько раз… Хотя да, в общем похоже.

— Сейчас в школе уже отбой, а я вот сижу…

Адмирал усмехается:

— Что-то мне не верится, что ты всегда соблюдаешь школьный распорядок.

— А что такого?

— Да ничего, собственно, сам в свое время частенько через заборы лазил.

— Ну, такого я не делала…

— Сразу подкоп рыла, или взрывчатку закладывала?

Марина многозначительно промолчала.

— Слышала, какое в мирренской полиции специального назначения хранилище для спецсредств?

— Полиция специальная, да и средства какие-то специальные. Обычные, видать, совсем не справляются. Не то, что у нас. Скучно даже.

— В чем именно?

— Ну. Ты фильмы про полицию видел? Не фильмы, а скукотень. Пальнут за всё время пару раз из списанных пистолетов. Не поймёшь, это про полицию фильм, или про кого. Полярники в фильмах про них и то больше стреляют.

— Значит, стрельба в фильмах по полицию главное?

— Ну конечно, хорошо, скоро военные нормальные фильмы, и со старой, но хоть ездящей техникой пойдут. Люблю, когда в фильме много оружия и военных машин.

Адмирал непонятно усмехнулся. Марине показалось, что с одобрением её слов. Что адмирал подумал, только он и знал, сестре он сказал:

— Тебе бы такой чемоданчик точно понравился. В нем разобранный пистолет-пулемёт…

Марина со знающим видом кивнула — мол, знаю, что за оружие, за маленькую-то меня не держи.

— Дисковый магазин на семдесят патронов, три рожковых по тридцать, два гранатомета для пальбы слезоточивым газом и запас гранат к ним. Ещё две палки со слезоточивыми гранатами.

— Да уж, такой чемоданчик так просто не потаскаешь… Себе для пополнения коллекции? Тогда летом дашь мне посмотреть. Я уже парочку подобных штуковин видала.

— Интересно, где?

— Так в фильмах про, так сказать, оппонентов мирренской полиции, они разобранный ПП в скрипичных футлярах носили. Представляешь: целая банда — стрелковая рота, а ещё в костюмах красивых. Против таких и в самом деле могут пригодиться твои чемоданчики.

— Они не мои, а мирренские. И уровень преступности в столицах всегда выше, заказ для столичной полиции — где-то под десять тысяч стволов, ещё около двадцати пяти тысяч — для региональных полицейских. И думаю, это не первый, и точно не последний заказ.

— И они с такой преступностью могут вести такую войну, — со странной интонацией сказала девочка.

— Именно. С такой преступностью могут вести такую войну, — зачем-то Сордар повторил последнюю фразу сестры, — в этом мире все куда сложнее, чем кажется.

Времена бандитов в элегантных шляпах очень скоро кончатся. Смотри, ещё увидишь — бандиты эти ещё первыми патриотами станут. Ордена, кучу почетных званий и много чего ещё обретут.

— Но как же они тогда смогут вести такую войну?

— Тебя зовут умной. Вот и подумай!

— Вряд ли против самых главных будут применять ПП из этого чемоданчика. Я не только умная, я ещё очень сообразительная.

Марина откровенно напрашивается на похвалу.

Столь любимые всеми женщинами, включая старшую сестру этой умницы, намеки и полунамеки не для неё.

— Ну, если ты настолько сообразительна, назови главаря всех этих мальчиков в красивых костюмах, — увидев, что Марина задумалась, Сордар поспешно добавил, — подсказывать не буду, и не рассчитывай.

Марина задумалась, обхватив подбородок. «Жаль, живописца нет, да хоть сестрицы её, незаурядной. Такой образ для художника пропадает, хоть и говорим мы о патронах и политике. Такое лицо… Столетия спустя зрители бы думали, что её мысли о чём-то добром и вечном. А на деле вот так…»

— Придумала! Сам бы мог догадаться, когда я сказала, что вряд ли против него применят ПП из этого чемоданчик. Это, — она чуть понижает голос, — император Тим V главный у всех этих мальчиков в дорогих костюмах. Я угадала?

— Да. Только не у всех, а очень у многих. И они не грабят банки на улицах…

— Знаю, знаю, они руководят, нам на политэкономии рассказывали.

— Вам её уже преподают?

— Нет, но я записалась вместе со старшими классами!

— Не сомневаюсь! И кто ведёт… Хотя дай-ка я теперь в угадайку поиграю?

Марина милостиво кивает.

— Нилнел — Яовълу. Старый такой, чуть картавый лысоватый ученый.

— Да. Он ведёт только у лучших классов. Прочитал мой реферат, и взял в свой класс.

— Да уж, моя сестра будет учиться у человека, собиравшегося свергать нашего отца, и имевшего, пожалуй, больше всех шансов.

Рот Марины удивленно открывается.

— Но в учебниках, даже для университетов, ничего подобного нет, хотя кое-какие намеки в учебнике для пятого курса истфака…

— Как ты заметила, учебники пишут для детей. Но ты во многом почти взрослая… Не как твоя сестра… По-своему. Ты понимаешь многое из творящегося в мире…

Из молодых парламентариев он был пожалуй самым… Не побоюсь этого слова, опасным. Хорошо, он тогда ещё верил в парламентские методы борьбы… Отец сумел переманить его в школу из парламента невиданной зарплатой и императорским указом о невмешательстве в процесс преподавания. Обе стороны держат слово. Уйди он тогда в непарламентские методы… Навряд ли я тогда бы с тобой разговаривал…

— Настолько все тогда было серьёзно? — шепотом спросила девочка. Где-то вдали встал призрак чего-то громадного. Страшного. И неизбежного. Сордар говорил глухо:

— Я не знаю, смог бы приказать команде стрелять в митингующих. А сейчас… Все может повториться. С новыми людьми. Он тогда предупредил: «Дети, внуки — предел. Они увидят — когда рванет. Куда сильнее, чем я могу предвидеть в самых сильных кошмарах. Может, даже ваши дети увидят это, ибо взрыв НЕИЗБЕЖЕН, мы, сейчас я говорю именно так — „мы“ — можем только отсрочить, но не предотвратить.

Я знаю — запомни, с этого момента наш отец говорил — я родился там, где не предотвратили. Я помню едва одетых женщин на льду. Их бьют. Я не понимаю, за что. Среди этих женщин — моя мать. Это мое первое детское воспоминание. Есть вещи, какие мы в силах отсрочить. Но не в силах предотвратить».

Марине стало страшно, как нигде и никогда не было. О слишком страшных вещах говорит Сордар. Таких страшных, каких ещё Марине видеть не приходилось.

Снова Сордар:

— Мне приходилось стоять и думать о трёх одинаково страшных вещах: стоять и думать хватит ли мне духа, чтобы выстрелить в себя, ибо две другие вещи пострашнее: отдать приказ стрелять в толпу — и попасть на штыки своих матросов, или не отдавать такого приказа — и быть разорванным толпой. Произошло четвертое — вышли указы, которые ты, наверное, уже проходила, но вот как они вышли… Газетчик спас меня, и ещё не знаю сколько офицеров в других местах. На точке невозврата вышел указ. На самой-самой. А сейчас мы стремительно катимся к новой. Не пришлось бы теперь уже тебе, Марина, вот так же стоять, и знать — всё, точка не возвврата пройдена.

— Не придётся, — твёрдо сказала девочка, они уже давным — давно уже сидят рядом, Марина прижимается к брату, — я очень смелая!

— Может, и так, но со зверем под названием «толпа» тебе не совладать. Её можно усмирить штыками и пулемётами верных частей, загнав в кварталы рабочих окраин или обратно на поля. Но они рано или поздно вновь вырвутся оттуда. Их нужно и можно понять. Мы хорошо живём за их счёт. Тех, кто построил этот состав. Даже за счёт тех, кто строил «Владыку».

— Всегда думала, что это были инженеры.

— Про рабочих забыла? Над созданием «Владыки» так или иначе работали многие тысячи человек, и далеко не все из них живут так хорошо, как командир корабля. Или главный конструктор. А у клепальщиков… Не знаю, известно ли тебе, но они все практически глухие, а на создание «Владыки» пошло, не помню, сколько уже, миллионов заклепок. Не помню, какова дневная выработка одного рабочего…

— Зачем мне это зна-а-ать? — капризно протянула Марина с интонацией явно у сестренки заимствованной.

— Затем, — отрубил адмирал, — если ты реально в будущем хочешь править нашей страной, а не как Софи — быть главным украшением — то ты не должна, а обязана знать, сколько клепальщик зарабатывает в месяц, за сколько в месяц он снимает квартиру, сколько надо на еду и ещё сотни и тысячи других вещей.

— Сам-то помнишь, сколько этот клепальщик в месяц зарабатывает.

— Не помню, — ответил адмирал, и увидел до ушей ухмыляющуюся Марину.

Адмирал стушевался. Многие бы дорого дали, чтобы увидеть человека, способного медведя заломать, в таком состоянии. Но Сордар не зря самым грозным кораблём в мире командует. И в Оборонный совет вхож. Там-то хитрецы куда ловчее, и что главное, в сотни раз подлее безусловно талантливой, но в чем-то вполне обычной девочки.

— Не помню — не значит «не знаю». Когда корабль достраивали, я это и ещё многое другое, знал четко, да и сейчас, через пару минут вспомнил бы, а сиди тут вместо тебя этот самый клепальщик, я бы через пару минут назвал бы тебе название его любимой пивной.

— Ты это тоже помнишь?

— Нет, я это вычисляю. Клепальщики — специфический контингент населения. Живут всего в четырех городах, все заводы я знаю. А дальше уж дело техники. Вычислю даже и в какой пивной он солидную часть заработка оставляет. И в какую школу его дети ходят.

Марина усмехнулась.

— А если серьёзно, то у меня с рейда — в голове одно — поправки на главный дальномер, на башенные, да на зенитные. Да всё ошибки выдаю. А в нас — бомбу за бомбой, торпеду за торпедой… Это во сне… Хорошо, что сейчас вот так с тобой сидим. А то мне стали говорить — кричать ночью стал.

— Интересно, кто, — но Сордар её подколки не заметил.

— Особенно после того, как с истребителями дрались. Крупнокалиберная пуля человека рвёт в клочья. А большая часть зениток — открытые. Только легкий щиток. Человек — в клочья. Или наоборот — осколками — почти целые, но все мертвы. Осколок часто маленький такой. Даже куда попадёт — не всегда видно. А человека нет уже…

У нас в кормовой кран истребитель врезался. Цирк — не цирк — топливо смыли — и через два часа самолёта там не было.

— За борт выкинули? — предположила Марина?

Теперь уже Сордар расхохотался.

— Может, даже не за два — это когда я с кормового мостика глянул, там уже ничего не было. Мне, чуть позже, притащили главный, и самый ценный с точки зрения команды «сувенир» — эмблему авианосца с куртки лётчика, его шлем с очками, одно стекло треснуло, личные документы, эмблему училища и эмблему крыла на куске комбинезона. Боевых наград у него ещё не было. Личные документы я потом смотрел. Что бы наша пропаганда ни несла — не кончились ещё миррены. Этот пилот… Женился меньше десятидневья назад. Там на фото — подписи и дата. «На Вечную любовь». А вечность оказалась на одну или две ночи. Вот так. Фамилия невесты показалась знакомой — так и есть, род в довольно близким родстве с… с материнским. У их золотых мальчиков сейчас поветрие такое — идти в палубную авиацию. На истребители. Я не сразу понял, только потом сообразил, почему они столько крыльев в патрулирование услали. Хотя их истребитель двухсотпятидесятикилограмовую бомбу берёт спокойно, а на ближнее расстояние — и две. Потом сообразил: приди Победа — и все награды посыплются на непосредственно участвовавших в бою, а не на патрулировавших «в направлении». Командир соединения — не знатен. Он почти кругом в выигрыше: потопи он «Владыку» — все награды и титулы достанутся ему и пилотам торпедоносцев и бомбардировщиков — людям, в большинстве, незнатным. А так — молодые аристократы — вроде и участвовал в бою, а вроде и не при деле. Позор. Особенно, для тех, кто выгодно жениться собирался. Тут-то ценность их коллег с золотым знаком «за храбрость» на «Горном льве» резко возрастет. А красавчики все вроде как в деле были, но знаков не имеют. Да и отцы коситься будут. Тут и до вопросов «Почему цел?» недолго, особенно, если бомберам достанется на орехи.

Полётные документы схомячил разведывательный отдел, получаса не прошло, примчались на мостик все такие довольные, будто они сделали, что там написано. А суть такова: они нас потеряли. И какой-то умник, углядев в море корабль с четырьмя башнями, передал на авианосное соединение, что обнаружил меня… В трехстах милях от моего истинного местоположения. Мы не сразу поняли, кого за нас приняли — потом сообразили — одиночный старый линкор с хорошим ходом и рацией. Зуб этакой гигантской гребёнки, какой они шерстили океан в моих поисках. Напавшее на нас крыло было послано в патрулирование так, на всякий случай — в этом районе фиксировались наши дальние разведчики — летающие лодки. А все самолёты с соединения — больше ста пятидесяти машин в первой волне и почти столько же во второй понеслись на обнаруженного «Владыку». Идёт «У», как я думаю, стандартным противолодочным зигзагом, чешет своей небогатой акустикой эфир. Автоопредилетель «свой-чужой» у них, что ли, был выключен? У мирренов для совсем уж тупых летунов обозначение своего корабля — четыре ракеты желтого цвета, дающие при взрыве очень сильный дым. С «У» ими и жахнули, а командир первого крыла, его потом командир «У» особо долго, нудно и старательно, скажем помягче, с песочком драить будет, и заори на весь Океан: «Цель маневрирует и ведёт зенитный огонь!» Как же его и прочих командиров крыльев на всех частотах крыл командир «У», этих долбаных сыновей самок собаки, свиньи, навозной крысы и прочих грязных животных, на весь мировой океан! О радиомолчании и частотах забыл напрочь: тут не такое забудешь, когда треть, а то и больше, палубной авиации родного флота прёт на тебя в атаку! Тут не то, что частоты, тут имя родной мамы позабудешь! Командир «У» не позабыл. Все, кто слышали, либо широко расширили познания в родном языке, либо узнали массу новых ругательств, даже я три новых слова узнал!

Его можно понять. Идёшь ты, никого не трогаешь, ведёшь дежурный радиообмен с кораблями-штабами. И вдруг на тебя волна самолётов! В пол-горизонта! С четырёх авианосцев! В такую мать! Сначала он зенитного огня не вел. Но потом они у него кого-то убили. И бомбы кладут точнёхонько у твоего борта! Тут такое началось! Он даже расчеты у зенитных автоматов не держал — если и правда МЫ попадемся, то всем, кроме БЧ-1 (артиллерия главного калибра) и БЧ-5 (машинная команда) стоит надевать нагрудники — и плотики за борт. Есть у них такой то ли с десятью, то ли с двенадцатью стволами зенитный автомат, близко не видел, а наша разведка его ещё не украла. В деле так себе… Но зрелище! Хорошо, хоть этих автоматов вечный некомплект…. Но было — красиииво. Хлоп-хлоп-хлоп. И в небе — пятьсот облачков. А может, тыща. Этот дурень орет: «Атакую ведущую интенсивный зенитный огонь цель». Но вот в чем загвоздка — командир крыла истребителей, атаковавший в это время нас, передает в эфир то же самое! А радисты не разобрались — подумаешь, командир Крыла-1 или командир Крыла-8… Как говорят миррены — в бога, душу, вашу мать! На наш язык такие образные конструкции точно не переводятся! Самым мягким там было — когда вернёмся в порт, капитан лично, и в крайне гнусной форме надругается над командирами всех крыльев, участвовавших в налёте, потом то же проделает старший офицер, а потом вся команда линкора до последнего трюмного машиниста, и, специально для целей надругательства над летающими идиотами, осла, из городского зоосада украденного! — сделав паузу, — Эти могут! Осла украсть! Над всеми, кроме одного, которые таки нас нашли!

— И что они сделали?

— Ничего. Передали на корабли наше истинное местоположение! Перестроились, как торпедоносцы, и понеслись в атаку на нас. Обдурить думали! Самого меня! Тем приёмом, что я сам когда-то изобрел!

— И что?

— Мои командиры зенитных батарей не зря справочники читали. Атаку торпедоносцев отражают, стреляя в воду вокруг корабля. От разрывов встают фонтаны воды. Столб стоит до тридцати-сорока секунд. В них врезаются машины. Командир первой волны докладывает об успешной атаке, командир крыла — просто об атаке. В штабе авиационного соединения ничего понять не могут. А тут на фонтаны воды идут истребители, у них скорость в два с половиной раз выше. Несутся строем, поливая огнём надстройки. У некоторых было по паре ракет — выпустили. Максимум, на кого они рассчитывали — наша восьмимоторная лодка — разведчик по прозвищу «Дирижабль», её пока завалишь — весь боекомплект уйдёт, и она ещё отбивается и сама неплохо. А тут линкор. Да какой! Малый калибр у нас, в основном двадцатимиллиметровки счетверённые. Сорокамиллиметровок новых только две, и в одну этот паразит ракетой угодил. Палят — вода кипит, а им хоть бы хны, как кажется. Мы их волну слышим, да и вообще, слышим даже, как их суда у Южного Полюса переговариваются. «Гардэээ!!!» — все зенитчики орали, не вставая с мест — один, горящий, пролетел между трубой и грот-мачтой. Самое веселье в радиорубке. Там всё слышно. А уж как командир «Старого У» заливается! Певчий крапенник просто! Все по делу.

Истребители, тем временем, носятся, огнём надстройки поливают. Потом сразу два сбитых упали — по бортам. Фонтаны воды выше мачт. Мы их срезали, или на таран шли — уже не поймёшь. Потом уже, когда уходили они, мы поняли — почти полкрыла срезали. Они из этого боя выводы, думаю, сделают, хотя, судя по атаке на «Старого У» — такое у того линкора прозвище — и так уже все сделали. А сколько из того полкрыла геройского они смогли подобрать, я не знаю — хотя их и лодки искали, и базовые разведчики — вроде тех, что навели авиационное соединение на «Старого У». И все в луже — вечереет, и пока снова поднимешь крылья, я для них пропаду. Стемнеет, а про авиационные радары, пригодные для палубного самолёта, я что-то не слышал. Пока крылья вновь взлетят — часа четыре пройдёт, а знают они только мой курс, и то приблизительно, я мог его пять раз сменить. А там ночь, а там я выбил один зуб из гребёнки и ушёл совсем…

Врезавшийся в корму истребитель не загорелся. Угодил, правда, в торпедный аппарат, но торпед в нем уже не было, мы весь запас истратили на транспорты. А будь торпеды… Хотя там взрывчатка очень устойчива к ударной детонации, но столкновение с самолётом могла не пережить.

А на погибшем пилоте комбинезон лётчики и техники, не доставая тела из кабины, себе на память изрезали, не удивлюсь, что медики тоже что-нибудь себе на память отрезали.

Марина хихикнула.

— Пожарная партия открутила с самолета всё, что не поддавалось удалению без применения инструментов. Я это сам видел — и, прям, первобытные охотники, одержавшие победу над опасным зверем, тушу потрошат. Зенитчикам отнесли крыльевые пулемёты. Потом кто-то притащил газовые резаки, и процесс пошел. Самолёт за два часа форменным образом разделали. Плотик, не спасший своего обладателя — его повесили на дальномере, самолёт, как оказалось, получил осколками от среднего калибра.

Движок с гнутым винтом сгружали — на берегу будет лежать перед казармой БЧ-3, там же и части фюзеляжа, и куски крыльев оказались.

Хвост от другого самолета та же БЧ-3 уже полностью себе захапала. А кто завалил — не поймёшь, он в нас врезался, когда уже завесу проскочил. Хвост там же будет стоять, причем рядом с килем от первого — что бы салажня не подумала, что они оба от одного самолёта.

Ещё кусок крыла от одного в антенну попал — но тот связисты выколупали и себе оставили. Тоже у казармы поставить хотят — зенитчики уже сговариваются его спереть. Пока мы тут — уже уволокли наверное. В общем, если по возвращении обнаружу тот кусок крыла у казармы БЧ-3, а не БЧ-5 — сделаю вид, что так и было.

— Да они внутрь казармы этот кусок втащат, и дневальный будет у них у крыла стоять.

— Хм. Сообразила. Движок хотели к себе БЧ-4 уволочь, и уж на берегу будку наследнику Тайфуна возле неё соорудить. Не успели, наверно, такого щенулю абы где не купишь. Точно кто-то весь отпуск в горах проведёт, щенулю подбирая. Летние щенки от горных овчарок- самые лучшие, хотя я в этом не особо разбираюсь.

Сордар сделал паузу. Марина продолжила:

— А жаль. Будка с наследником Тайфуна и такое устройство — знаешь, снизу цепь, а сверху трос — и ни свои в самоходы не сходят, ни чужие, хотя кто там может быть чужой, кроме другой БЧ да портовой девицы известного поведения- только не говори, что их у вас в базе нет, при императорском смотре на берегу, небось, за последним строем их прятали.

Сордар от смеху хрюкнул.

— Обдумаем твое рационализаторское предложение. Если понравится, то при следующем смотре с меня «адмирал».

— А это что?

— Рановато тебе ещё знать!

— Так всё равно прочту где-нибудь. Разве не заметил, сколько я мемуаров наших адмиралов с собой в дорогу взяла?

— Сказал бы я, да выражаться не хочется. Ты вообще знаешь, на какие категории делятся мемуары политиков и военных?

Их три:

1. Как я выиграл эту войну. — чаще пишут победители.

— Их не судят.

— В войнах, подобных нашим, их не бывает. Итак:

2. Как эти дураки не давали мне выиграть эту войну — чаще пишут деятели, угодившие в отставку в ходе войн, и так называемые проигравшие. И, ещё одна, в зависимости от точки зрения, самая важная, или самая бесполезная:

3. Как мне надоели все эти уроды — мемуары пехотинца любой армии.

— Третья не важна. Их жаль иногда. Но это винтики. Винтики огромной машины под названием «государство».

— А если они, пусть ты и смазывал их регулярно, не хотят идти туда, куда хочешь ты?

— Но они… Они должны…

— А их миллионы, они все с оружием, и жена пишет одному из этих винтиков из дома, что детей кормить нечем, а нормы за прошлый месяц снижали дважды. Повторю: их миллионы, они с оружием. И в один прекрасный день они могут решить: а зачем это вся война — там мирренский или грэдский пулемёт, а дома дети плачут? И вправду, как в чужих листовках, ткнет в землю винтовку, хотя чаще прихватит её с собой и двинет домой?

— Дезертир.

— Это если он один. А если их два, сто, миллион, десять миллионов? Толстых трудов о Первой Войне написали много и ещё больше напишут. Одни хуже, другие лучше, но мало где, и то между строк, можно прочесть: в верхах и у мирренов, и у нас хватило ума, что бы понять: ещё немного — и миллионы уставших людей тупо повалят домой. Повалят тупо, но одновременно сметая все на своем пути…

— Ты о чём, Сордар?

— Да так, о жизни. Запас прочности накоплен выше предыдущего. Но и он не бесконечен. «Блестящая восьмерка» превратилась в «Блестящую семерку» или «шестёрку». Я больше всего боялся, что они покажут справочные данные и пойдут на сближение.

— И что тогда?

— И тогда вряд ли бы я с тобой тут разговаривал. Кого благодарить — команду «Владыки», вместе с собой, таких ловких и отважных, мирренских офицеров, струсивших в, может быть, главном в их жизни бою, мирренских конструкторов и приемщиков из МТК, показавших, как это у них часто водится, завышенные характеристики, или ещё кого — не знаю. Знаю одно — я жив и сижу тут. Люди очень не любят умирать. Хорошенько запомни это, Марина. Может, потому корабли «восьмёрки», хотя, к тому времени с гарантией уже «семёрки», а то и «шестёрки», отвернули, хотя к тому времени они уже многое могли: разрушить мне оконечности, вывести из строя мои приборы, они почему — то очень чувствительны к близким разрывам. Помнишь судьбу мирренского флагмана в самом крупном сражении Первой войны? Вижу, что помнишь, так вот, и мой корабль мог бы выглядеть так же. Но люди — главное оружие любых кораблей, да и не только. Вот поэтому я здесь, а не на морском дне, а «восьмерка» стала «семёркой». Они могли бы стать «четвёркой», но отправить меня на дно. Без чудесных, безо всяких кавычек, чудесных приборов — «Владыка» просто очень большой корабль, который рано или поздно всё равно потонет. Да, они ушли, как истинные лорды, и даже дали по мне пару залпов с истинно лордовской дистанции в пятдесят миль кажется, залпы легли с недолётом миль в пятнадцать, я даже ответил, с недолетом миль в пять, но дистанция уже увеличилась. А я не хотел гоняться за ними. Вдруг у них и на самом деле такая скорость, как по справочникам? Вот так, Марина. Поняла?

— Да. Люди — главное оружие любых кораблей.

— Понятливая девочка. Истинный Чёрный Еггт. Что же, скоро я услышу, как твоим именем будут пугать детей.

— Я не хочу этого.

— Это судьба твоя, Чёрный Еггт. С ней даже пушкам «Владыки» не поспорить…

— Ты говорил что-то про «выбитый зуб из гребёнки». Это про что?

— Это, уже в самом конце, мы дозорный крейсер потопили. Ночь, мы прямо на него идём, молчим по-прежнему, только радары работают. Он, может быть, нас всё-таки запеленговал. Но мирренские пеленгаторы — та ещё штука, я могу быть и в трех милях, и в в трехстах. А шумопеленгаторы, у мирренов так себе, а у него, похоже, и вовсе не было. Так и шли, пока его не стали видеть радары носовой группы башен. Ну, а там, залп — и все. Для корабля такого размера пять пятьсотдесятимиллиметровых снарядов — это смерть, да и средние добавили три залпа, с двух- точно по цели, или просто туда, где цель была. Мы просто прошли, где он был. Его не было. Ночь, нефтяных пятен не видно, даже если они и были. А миррены ещё несколько дней не доверяли докладам авиации.

Разобрались ли они, какой мудак с летающей лодки заорал: «Владыка» — а ряд все более и более высокопоставленных этого не проверил, я так и не узнал. У нас в кают-компании даже подумывают, не послать ли ему через «Международное общество помощи жертвам войн» золотые очки и лупу в золотой оправе, но подумали, что «Общество» вроде осуществлением передач в военные тюрьмы не занимаются. У нас, кстати, был их автоответчик «свой-чужой», и желтыми ракетами я при случае мог бы стрельнуть. Не знаю, известно ли им было об этом, но после того, как я «купил» на автоответчик базу гидроавиации, могли бы предположить, что и про ракеты знаю. В общем, «Старый У» теперь единственный линкор, получивший боевой опыт и в Первой и во Второй Великих войнах. Причем — вот везет старику — в той войне свои эсминцы его обстреляли, хорошо, торпеды пустить не успели, а уж во Второй авиагруппы с четырех авианосцев на него вышли. Он даже кого-то сбил. В него тоже бомбы попали.

— Про «занято» и «свободно» из времен «гонки броненосцев» знаешь?

— Не-а!

— В те года, да и сейчас, прочие страны почти не строят корабли у себя — предпочитают заказывать у нас или мирренов. Или выклянчивают без пяти минут кандидатов мартен. Сама знаешь, есть там парочка островных коровьих республик, что по сегодняшний день живут как кошка с собакой. С той поры, как изобретены рефрижераторы, основной доход этих стран — экспорт продуктов животноводства, в первую очередь, говядины. Хотя, берега там скалистые, а под ними — огромные залежи говна птичьего. Вторая по значимости их статья дохода.

Марина хихикает.

— Не пойму, тогда почему эти республики «коровьими», а не «засранскими», зовут?

— Не ругайся. Ну, и в проливе между ними архипелаг почти не населенный. Архипелаг как архипелаг, только мирренская экспедиция там богатые угольные залежи нашла. Тут-то обе стороны и вспомнили о своих исторических правах на эти острова. А флота-то и нет. Миррены подсуетились первыми, продав одной из стран пять не самых новых броненосцев. Цена вроде была сходная, только корабли — это ещё и обучение личного состава, и верфи с мастерскими, и ещё много чего. Своего нет — покупай мирренское. Не самый глупый способ накрепко привязать к нашим интересам какую-либо страну, подсадив её на закупку нашего вооружения или иных товаров…

Вторая сторона кой-что сама строила, и такой лакомый кусок, как эти острова, терять не хотела. Соседи ещё только переговоры начали, а их делегация уже в нашем МИДе: «Хотим корабли! Новые!» Тут же заказали серию в пять броненосцев, аналогичных нашим первым «Адмиралам». Соседи как прознали, тут же за голову схватились. «Адмиралы» — последнее слово техники, а то, что у них есть — мягко говоря, не первой свежести. Пояса затянули, и наскребли денег ещё на два, и на этот раз самых современных, броненосца. Часть средств даже по подписке собирали. Оппоненты немедленно заказали у нас ещё два корабля. Год проходит, другой — и в обеих странах стали понимать, что бюджет не резиновый, и от корабельной гонки того и гляди лопнет.

То, что можем себе позволить мы или миррены, не под силу другим странам. Они хотели, как большие, на каждый корабль отвечать другим, более совершенным, и чуть не надорвались в итоге.

Причем нашим за пять кораблей заплатили не то, что вовремя, а даже досрочно. С последней парочкой предполагалась оплата по факту постройки, так что строили им как себе. Миррены же — деньги получат — что-то сделают — и ждут следующей партии. Пока оплата не поступит — работы стоят.

А в столицах и той, и другой страны народ шумит помаленьку. Корабли-то — на рейдах, а в городах зачастую жрать нечего. Неурожай и засуха. А тут ещё новые броненосцы покупать собираются… У местных лидеров хватило ума договориться — и от покупки последних кораблей обе стороны отказались. Миррены-то ладно — они ещё броню навешивать не начали, а мы получили два практически готовых, но совершенно не соответствующих нашим стандартам, корабля. Сама понимаешь, все надписи на кораблях были на их языке. В важных местах их заменили на наши, но много где и оставили. В том числе, и на ручках дверей офицерских гальюнов. «Занято» и «Свободно» — под такими прозвищами эти корабли были известны в нашем флоте. Над служившими на них регулярно смеялись. «С „Занятого“ — звучало почти как „заразный“». Драк на этой почве было…

— А что потом с кораблями стало?

— Да ничего особенного, повоевали в войну не хуже других, а после одними из первых были списаны.

— Стоп… «Занято» и «Свободно»- это, часом, не «Несгибаемый» и «Неукротимый»?

— Они самые. С «Неукротимого» народ ещё «поносниками» звали.

— А уголёк-то кому достался, в смысле, нам или мирренам?

Адмирал усмехнулся.

— Как говорится, в корень зришь. Уголёк сам по себе в топки прыгать не станет. Во время войны ни нам, ни мирренам до республик этих особого дела не было. Ну, а после… Про бомбардировку Чёрных фортов слыхала?

— Конечно! Редкостный интернационал грэдских и мирренских империалистов и их пособников там в боях участвовал!

— О как! Не знал, что этот инцидент сейчас так толкуют!

— Вообще — то, это я так считаю, а не учебники. Согласись, когда грэдские и мирренские корабли совместно обстреливают форты — это, по крайней мере, неординарно.

— Там ещё и весь флот обеспокоенного соседа присутствовал. Те самые пять кораблей нашей постройки, кстати, это был их первый и единственный бой за все время службы.

Президент той республики, хотя и нас, и мирренов «любил» примерно одинаково, вовремя сообразил, что это уникальный шанс заполучить желаемые острова, не испортив при этом отношений ни с нами, ни с мирренами. Без этих кораблей с фортами возились бы дольше.

— А эскадра той страны где была?

— Не поверишь, в полном составе стояла разоруженная на рейде маленького порта недалеко. Причем, замки орудий и детали машины были свезены на старую мирренскую канонерку, лет тридцать уже служившую в тех краях стационером. Местные резали друг дружку в самых причудливых комбинациях, флот объявил нейтралитет и разоружился по первому требованию представителей сверхдержав. В столице шли религиозные погромы, попутно началась кампания против иноземцев, якобы повинных в эпидемиях. Почти обычная в тех краях борьба за власть между несколькими группировками. Их представители чуть ли не дневали и ночевали на наших или мирренских кораблях, всеми силами пытаясь убедить поддержать именно их.

В кои-то веки, Великие державы выступили единодушно. В первую очередь, требовали прекратить резню. (Вопрос с иностранцами к тому времени был уже решен — почти все группировки не горели желанием драться с нашим или мирренским десантом, и в меру сил содействовали переправке людей на корабли).

Потом мы и миррены потребовали передать контроль над фортами. А они, возможно, случайно, открыли стрельбу по парламентерам. Мирренский адмирал был отменным моряком, но отвратительным дипломатом, он считал людьми только мирренов и нас, а всех остальных — безволосыми обезьянами. Он был полный адмирал, а нашей эскадрой командовал вице, получивший приказ в случае начала боевых действий выполнять указания старшего по званию, ну, а адмирал дружелюбных соседей, как потом выяснилось, имел приказ поддержать любую совместную инициативу Великих держав.

Миррены открыли огонь по фортам, те ответили. Подключились мы, потом соседи. В общем, последние форты замолчали к вечеру, а ночью был высажен совместный десант. Не все форты были уничтожены, на некоторых просто разбежалась прислуга, но кое-где местные оказывали серьезное сопротивление. К утру на всеми фортами взвились флаги. Над четырьмя — наши, над тремя — мирренские, а над тремя, что заняли соседи можно было наблюдать занятное зрелище. Один форт ближе к занятым мирренами — над ним мирренский флаг, под ним их собственный, поменьше, над тем, что к нашим ближе — соответственно, наш и их. А на центральном — и наш флаг, и мирренский, и под каждым — их собственный. Кстати, каперанг, чьи матросы взяли этот форт, единственный человек в мире, имеющий и нашу Золотую Звезду, и мирренский Орден Доблести. Всё — за тот форт.

В итоге, «победителю» досталась разоренная страна, причем, на совести совместной эскадры только разрушение фортов. Всё остальное они сами порушили. Мы и миррены сохранили большую часть своей собственности, в самом выигрышном положении оказался сосед, получивший по результатам международного арбитража те самые острова. Он ещё корабли соседа получить хотел, но Великие были против, корабли вернули законной власти. Права на добычу угля президент почти сразу продал мирренам, а у нас заказал крупную партию береговых орудий и нанял дворцовых архитекторов.

Потом его свергли, но это уже другая история.

Ты, как обычно, права, и в самом деле, был там интернационал империалистов.

«Серебряные озера» с формальной точки зрения — охотничий парк ЕИВ. Фактически — причудливая смесь заповедника и парка для избранных. Все звери почти ручные, на них никто не охотится уже много лет. Отдыхать в парке могут позволить себе лишь немногие любители дикой природы. Катера на озерах формально числятся во флоте, да и обслуживают их отставные моряки. Так что маленький военно-морской флаг на корме каждого катера вполне законно веет. К некоторому разочарованию Марины, Сордар берёт далеко не самый большой катер. Но зато, за штурвалом можно постоять, как на настоящем корабле!

Пристают к скалистому островку. На катере обнаруживается топор, как показалось Марине, чем-то на абордажный похожий. Впрочем, Сордар, с его-то габаритами, дуб средних размеров с корнем выдрал бы без проблем. Адмирал не слишком удивился, увидев у сестры толстые охотничьи спички из тех, что в воде горят.

— Только не говори, что уже куришь!

— А что, я ничего!

— Пробовала, значит?

— Один раз всего. Не понравилось. Честно!

— Да верю! Сам в твоём возрасте этим баловался. Потом бросил.

— Ну я же сказала, что мне не понравилось!

— Где хоть взяла? В школе?

— Ну да, на спор.

— Что же ты ещё на спор, интересно, делала?

— Да, ерунду всякую: карбида в бутылку засыпать, воды чуть плеснуть, встряхнуть и пальцем зажать. Ну, и кто первым струсит. Мальчишки говорили, что девчонки с карбидом играть бояться.

Адмирал усмехнулся.

— В моё время так и было. Да и сейчас ты там, думаю, одна такая смелая была?

— Ну да, я выиграла. Бутылку бросила последней.

— Пальцев-то хоть никому не поотрывало?

— Не, только одному из Сонькиного класса стеклом щёку вспороло. Но это не я, он сам виноват, что бутылку близко бросил!

— Здесь, и правда, очень красиво. В таких местах просто отдыхаешь от всего.

Марина сидит, обхватив руками колени.

— Знаешь, на одном из островов живут шерстистые носороги. Самые последние вольные в мире.

— Говорят, они не очень умные.

— Возможно, но без них чего-то в мире будет не хватать. Они громадные- и такие уязвимые. Зимой бы погибли, не подкармливай их лесники. Сам в детстве статью в бюджете МИДв видел — «на порубку веток рогатым коням».

Марина рассмеялась куда тише обычного.

— Сордар, а дай из пистолета стрельнуть.

— Извини, холостых патронов у меня нет.

— Я и боевыми могу.

— Не сомневаюсь.

Видя, что адмирал колеблется, Марина похвасталась.

— Хочешь, я в консервную банку в воздухе попаду?

— Не получится.

— Дай попробовать, и сам убедишься.

— У него очень сильная отдача, ты его в руках не удержишь.

— Я из пулемёта стреляла.

— Того строенного, что ли?

— Ага. Кирпичную стенку размолотила.

— А что у тебя за пистолет? Это же не стандартный флотский.

— Офицерам разрешено приобретать пистолеты любых систем. ПФ хорош, но попросту не для моей руки.

— Дай посмотреть!

Адмирал с усмешкой протягивает сестре громадный пистолет.

— Угадай, что за боеприпас используется. Обойму не доставать!

Марина вертит оружие в руках.

— Хм. Ты что, пистолет под винтовочный патрон себе завел? Здорово, это же целая гаубица получается!

— Угадала. И в самом деле, используется винтовочный патрон. Ещё кобуру к рукоятке пристегнуть можно, и очередями бить.

— Здорово, но я без кобуры хочу попробовать.

— Учти, спуск тугой.

— Ты говорил.

Марина снимает оружие с предохранителя. Стреляет.

— Да, сильная отдача, но я бы, пожалуй, такой себе завела.

— До совершеннолетия и не мечтай.

— Ладно уж. Вечно мне чего-то ждать приходится.

Пистолет Марина возвращать не торопится.

— А давай по мишеням постреляем.

— Сперва в баночку попади.

— Кидай!

Сордар швыряет банку. Воздух рвут два выстрела. В упавшей банке четыре дыры. Марина довольно ухмыляется.

— Неплохо. Теперь моя очередь.

Сордар идет к песчаному склону. По дороге подбирает прутик. Втыкает в склон.

— Ветку видишь?

Марина чуть щурится.

— Да.

— Смотри!

Раз за разом делает пять выстрелов. С каждым от прута отрывает по кусочку в пару сантиметров.

У Марины даже рот от удивления открыт.

— Я не только с крупным калибром хорошо обращаться умею.

— Дай попробовать.

— На. Только учти — пять выстрелов, как и я.

Марине удалось только один раз отстрелить кусок от прутика.

— А патронов в обойме сколько? А то столько уже стреляли.

— Двадцать, не волнуйся, у меня запас ещё есть.

Только теперь Марина рассмотрела пистолет повнимательнее. На рукоятке над эмблемой неизвестной Марине фирмы «Тур» обнаружился золотой значок «За меткую стрельбу».

— Я и не знала, что у тебя есть наградное оружие.

— С формальной точки зрения, нет. По статуту этого знака, разрешено его ношение на оружии. К тому же, знак этот у меня ещё с курсантских лет.

— А что это за «Тур» такой, я что-то про такой завод не слышала.

— Да есть в Приморье такой — Херту принадлежит. Специализируется на спортивных пистолетах, да на всяких чудных стволах для любителей больших пушек. А ты, насколько я помню, гражданским и спортивным оружием никогда не интересовалась. Этот-то «Зубр-120» — почти стандартная модель из каталога. Для любителей извращений есть «Зубр-240», тоже с пристежной кобурой, но со стволом чуть ли не в метр и оптическим прицелом. На заказ могут откидной штык поставить. Иногда штыки к пистолетам бойцы штурмовых групп приделывали в ту войну. Но это тогда, а сейчас… Зачем этот охотничий пистолет нужен — ума не приложу.

— Мне на совершеннолетие подарить.

— Я тебе как-нибудь их каталог пришлю, может, ещё что присмотришь. К примеру, пистолет в зонтике.

— А я зонтиками не пользуюсь!

Сордар пристегивает кобуру, и, уперев в плечо, четырьмя очередями расстреливает обойму по кустам. Падают срезанные ветки.

— Ух ты! Здорово!

— Ты и в самом деле думаешь, что «Зубр» очень хорошее оружие?

— Ну да. Мечта просто.

— Тогда, почему оно на вооружении не состоит?

— Ну… Э-э-э… Дорогое, наверное?

— Это тоже. Но главное — излишне мощное, громоздкое и в бою практически не применимое.

— Но ты же с ним ходишь.

— Хожу. Я и кортик ношу, но это не значит, что ими пользуюсь; это символы моего статуса, как офицера. Это я стрельбой увлекаюсь, а многие из пистолета стреляли только на сдаче нормативов в училище.

— Ты хочешь сказать, что и в морских десантных отрядах тоже стрелять не умеют?

— Вот уж не думал, что ты настолько сообразительна. Десантники, разумеется, стрелять умеют отлично. Но и для них пистолет не более, чем вспомогательное оружие.

Марина недоверчиво посмотрела на пистолет.

— Такие громадные стволы пользуются спросом у богатеньких бездельников, демонстрирующих свою значимость с помощью папенькиных денег, дорогих шмоток и престижных машин. Таким и стволы или клинки тоже нужны самые лучшие. Вроде как я весь такой особенный, престижный, модный и современный. Весь мир мне должен.

— Но ты же не такой!

Адмирал щелкнул сестру по носу.

— По происхождению я самый что ни на есть такой, и ты, и Софи. И народ, особенно сейчас, таких богатеньких бездельников не очень любит. А они своим поведением зачастую провоцируют…

— Что именно?

— Да так, ничего хорошего. — буркнул адмирал и замолчал.

Марина поняла, что Сордар сказал что-то, чего не должен был говорить.

— Всё-таки, зачем тебе такой пистолет, раз он не боевой вовсе?

— Да так, просто я пострелять люблю. — сказал адмирал с такой интонацией, что Марина, кажется, поняла, почему мама, будучи в благодушном настроении, как-то раз назвала Сордара «огромным ребенком».

Потрескивает огонь, Марина ворошит палкой угли.

— Ты думаешь, линкоры уйдут?

— Да. И довольно скоро. На морях начнется новая эпоха, где не будет места закованным в броню колоссам.

Парус верой и правдой служил людям тысячи лет — и всего за сто практически сошел на нет.

Гиганты уже сейчас могут вести бой, даже не видя противника. Дистанции боя всё растут.

— Ты думаешь, самолёты?

— Думаю, не только они. Что будет, если бомбой весом в несколько сот кило станет возможно управлять?

— Ничего хорошего, для тех, в кого она попадёт.

— Ты неисправима… И как почти всегда, права. Управляемые бомбы уже делают. Они пока не совершенны, но это только пока…

То же и с самолётами. Скорости машин непрерывно растут, если удастся довести до ума реактивные двигатели — то скорости вырастут на порядок. Тогда и тактика боя, и всё, что хочешь, изменится. Бывшие повелители морей, в лучшем случае, останутся в роли огромных кораблей поддержки десанта.

— И думаешь, скоро будут такие времена?

— Такие какие?

— Ну… Такие… Практически без наших любимых тяжелых артиллерийских кораблей.

— Думаю, меня к тому времени ещё не успеют списать на берег.

— Не понимаю, почему миррены так помешены на национальном вопросе и чистоте крови? Империя должна быть плавильным котлом, где все народы постепенно сплавляются в один новый. Национальность не должна служить препятствием человеку. К примеру, Марина, ты не забыла, что я ни разу не грэд?

— Как так? — национальный вопрос — один из немногих, совершенно не интересовавший Марину. Она одинаково успешно дралась с приморскими, северными, центральноравнинными, южными и окраинными, попадало от неё и немногочисленным мирренам и представителям других национальностей. Различий Марина не делает, её занимает процесс, а не результат. И тем более, её не волнует цвет кожи или разрез глаз противника.

— А вот так. Отец у нас «пришедший».

— Русский…

— Ну, пусть так, а мама у меня была мирренка. Я даже заговорил впервые на этом языке. Но рос и воспитывался среди грэдов, и стал им, хотя и по-мирренски говорю великолепно. Кстати, глянь вот одну забавную книжечку. Особенно на девятнадцатой странице.

На обложке красной книжечки надпись золотом по-мирренски «Придворный календарь».

На искомой странице — фото Сордара с подписью «Его императорское высочество принц крови. Кавалер орденов: Мирренских: Тима I большой звезды с бриллиантами, Большой офицерской звезды, Горного льва 2, 3 и 4-й степени, Великомучеников 3 и 4-й степени; Иностранных: грэдских» и список на десяток названий, прекрасно известных Марине. После перечисления орденов раздел «имеет; Портрет Его Величества Тима IV украшенный бриллиантами, Коронационный знак, вензелевый знак в память 1000-летия столицы».

— Заметь, календарь этого года. Мне придворные мирренские календари присылают, начиная с совершеннолетия. Даже в прошлом прислали, и в этом не забыли, через нейтралов передали.

— Когда же ты успел столько их орденов получить? Первый даже раньше всех наших…

— Когда в кругосветку ходил.

— Меня бы туда…

— Тебя? Только бунта на корабле, пиратского флага и твоей физиономии с ножом в зубах нам для полного счастья и не хватало.

— Сордар, в отличие от сверстников, я не очень люблю романы про пиратов.

— Угу. А кто фехтовать абордажной саблей учился? И абордажный топор из дворцового музея уволок.

Марина безуспешно попыталась притвориться, что выражение «абордажная сабля» слышит впервые в жизни. Сордар, как ни в чем не бывало, продолжил:

— У мирренов порт один землетрясением разрушило. А мы недалеко были. Приняли участие в спасательных работах. Не то что бы наш вклад был особенно велик; на день раньше туда пришли мирренские броненосцы. Тогда трех лет ещё с Войны не прошло, раны толком не затянулись, и наше участие в спасательных работах в пропагандистских целях использовали по полной. К тому же, я ещё там засветился. Меня кто-то заснял с вытащенной из-под развалин женщиной на руках. К несчастью, красивой. Кстати, я хоть и работал на разборе завалов, ту женщину вовсе не вытаскивал. Меня просто попросили отнести её в лазарет. Попросили пожарные из местных, работавшие на разборе завалов с первых часов… Они очень много повидали за эти дни. Им плевать, кто был перед ними, встреться им император — он потом туда приехал, — и его бы заставили раненых таскать. Собак там ещё видел… Горных, вроде Тайфуна — людей под лавинами ищут. Тут тоже они пригодились…

Снимок попал сразу в несколько газет. Фотографа, я бы убил, доведись встретиться. «Принц-герой» и тому подобная чушь. Кое-кто из писак даже мое происхождение вспомнил, что в свете широко пропагандируемой у них тогда «Теории крови народа» грозило минимум крупным международным скандалом. Письма от дур, дурочек и дурищ всех возрастов. Короче, парусник потом месяц у них стоял, пока героев, причем и их, и нас вместе в столице чествовали. Офицеров наградили орденами, матросы получили специально учрежденную медаль. Меня несколько раз принимал император. Даже фото есть: Тим IV в кругу родных. Я там тоже присутствую. Очень просили для съемки одеться в форму полка, шефом которого когда-то была мама. Даже форму нужного размера в подарок прислали, подарочек от имени императора был, так что отказаться принять я не мог. Это было бы неслыханное нарушение этикета. Да ещё посол наш постоянно советовал, кому и что говорить, на каких мероприятиях бывать, а какие избегать. Я, признаться, далеко не всегда его советам следовал. Отец меня в итоге чуть под арест не посадил, и был бы прав, пожалуй. Но обошлось — наверное, донесли, что я исключительно по-грэдски разговаривал. И делал вид, что по-мирренски не понимаю. Даже от звания шефа какого-то полка крепостной артиллерии отказался.

Ну, а второй орден я получил скучно. У мирренов традиция — при восшествии на престол император награждает следующим по старшинству орденом всех членов императорского дома, находящихся на военной службе. Вот меня в посольство и пригласили в год коронации нынешнего Тима. Ты знаешь, поговорка о бесполезной трате времени «разводить мирренские церемонии» очень даже справедлива. Я идти не хотел, но из МИДв сказали: «Надо!». Остальные ордена тоже получал к каким-то датам. Даже среди самих мирренов многие говорят: «Одна из самых нелепых вещей в стране — наградная система». Я в этом с ними вполне согласен — у меня, человека, чьи корабли нанесли приличный ущерб мирренскому флоту и ещё больший — их торговле, мирренских орденов больше, чем у многих мирренских адмиралов.

— А портретик с бриллиантами какое отношение к этой системе имеет? Или тоже к дате получен?

Адмирал усмехнулся.

— Именно. Причем к самой важной в моей жизни дате, имевшей место почти сорок лет назад.

Марина с усмешкой вытаращивает глаза:

— Что же такого важного ты совершил в возрасте нескольких месяцев? Змеюк в колыбели, что ль, придушил? И кто же их на тебя послать сподобился?

— Шуточки у тебя, Марина…

Она самодовольно кивает.

— Никаких змей я не душил. Просто, — что-то изменилось в лице грозного адмирала, — такой портрет — обязательный подарок их императора любой принцессе их дома при рождении первенца-сына. Мама никогда не прятала этот портрет, он стоял в её спальне, а отец терпеть его не мог. Когда она умерла, я забрал портрет себе. Толком даже не знал, кто там изображен, но слишком уж эта вещь у меня с мамой ассоциировалась. Отцу не нравилось, когда он видел этот портрет уже у меня. Думал невесть что, а на деле, до изображенного, тем более до камушков, мне никакого дела не было. Просто память о ней.

— А сейчас тот портрет где? — негромко спрашивает Марина. Не ладя, и не особенно стремясь ладить с матерью, в глубине души завидует тем, у кого в этом плане всё хорошо.

— Несколько лет назад сдал на хранение в алмазный фонд. Я редко бываю в столице, а стопроцентно надежных сейфов не бывает.

Марина промолчала. Она видела на старых фото невысокую и всю какую-то бесцветную женщину рядом с отцом. Мама Сордара одевалась подчеркнуто скромно. Вела очень тихую жизнь. Ничем она не напоминает яркую Кэретту. Но женщина с фотографий была мамой Сордара. И он её любил тогда, и любит сейчас. А вот Марину мама совсем не любит.

— Слушай, а зачем тебе вообще этот «Придворный календарь» понадобился?

— Да так, вспомнил просто, что ты любишь всякие странные сувениры.

— Да слышал я, как тебя за мирренку приняли, и побить хотели.

Ответная ухмылка Марины просто светится самодовольством.

— Ух, и показала же я им… Только понять не могу, что они во мне мирренского нашли?

Теперь усмехается Сордар:

— С трёх раз догадайся: кто сейчас самая известная мирренка?

Марина пожимает плечами:

— Императрица, наверное.

— Правильно. А она черноволосая, и любит короткие стрижки. Вот тебя и приняли из-за единственного похожего признака. Кстати, черноволосых среди мирренов не больше, чем среди грэдов. Как раса-то мы одно. Сама же знаешь — принадлежность к разным расам не признак принадлежности к разным народам. А у мирренов ещё в прошлом веке, принадлежащих к другой расе чуть ли не за другой биологический вид считали.

— Да знаю я это всё! У нас на юге вон как народ перемешан. Не будь Соньки, первой школьной красоткой бы точно южанка считалась. Совсем чёрная!

— Тима бы инфаркт бы хватил, узнай он, что его дочь с уроженцами колоний общается.

— Да помню я её! Вся она какая-то….,- Марина щёлкает пальцами, пытаясь подобрать нужное слово, — о, вспомнила — в школе про таких говорят «тормознутая».

— «Тормознутая», неплохое словечко, надо запомнить… А если серьёзно, будь я мирренским императором — поостерёгся бы на её матери жениться…

Марина смеётся.

— Сордар — мирренский император! Ха-ха!

— А что, — гигант важно задирает подбородок, — Его Величество Сордар VIII…

— Или IX. Точно, претендент, даже от принятого Династией счёта отделаться не можешь! По мне, так императором любой быть достоин, кто сумел до трона добраться, и на нём усидеть. Права на престол — так, глупости для слабаков. Как там, в старину говорили: «Солдат! Как следует посмотри в своём мешке! Может, там императорский перстень лежит!» Наш отец убедился, что поговорка — правдива. Да и мирренский Сордар IV, похоже, считал так же. Всё-таки правил семнадцать лет, и довольно неплохо.

— Ты права, как обычно, легетимистам повезло, что у него детей не было, а родню покойного императора он перерезать не догадался. Хотя легенд о том, как сторонники Династии отравили сына Сордара, или что после его смерти в Высокой башне Чёрного замка заточили его дочь, более чем изрядно гуляет.

Над новым императором многие смеялись — выбили коронационную медаль, а на ней — цифра «18» вместо единицы. Мол, с чего это коронация только на восемнадцатом году правления? А он сам распорядился эту цифру выбить. Хотя, ума хватило продолжать прежнюю политику, никого не преследовать, иначе бы не миновать гражданской войны, а то и смены Династии. Прямо скажем, отдаленный предок матери первые лет десять сидел весьма и весьма непрочно. Сордара IV, хотя и считают узурпатором, всё — таки обычно пишут ненаследным принцем.

— Слушай, ты так и недорассказал, почему Тиму не следовало жениться? Ведь императрица довольно красива….

— Так император не только о красоте избранницы должен думать…

— Хм, а о чём ещё? У нас-то император, в принципе, жениться может на ком хочет. Ну, или замуж выйти… Как Дины, хотя они императорами и не были.

— У мирренов не так: невеста должна происходить из соответствующего по происхождению рода. Будь у нас так — невесту император мог бы выбирать только среди представительниц Древних Великих Домов.

— Так ведь обычно и бывает…

— На деле. А не на бумаге. У мирренов даже термин есть такой — неравнородный брак.

— Глупость какая-то!

— Не скажи, законы просто так не возникают. У мирренов тоже, знаешь ли, были свои Войны Династий. Тоже жестокие. Вот после них и появились такие законы…

Император, что у нас, что у мирренов, вступая в брак, должен думать о появлении здоровых детей. В прошлом, наличие больных наследников, а точнее, дрязги стоящих за ними лиц, бывало, приводили к жестоким войнам. Относительно Тима. В роду его жены бывали безумцы. Материнский род никогда с ними не роднился, хотя и был равнородным. О нынешнем кронпринце разное поговаривают, а его сестра тебе не очень умной показалась… Хотя, зная тебя…

Марина ухмыльнулась.

— Кстати, Тим в молодости не рискнул заключать брак с, так сказать, романтическими увлечением, хотя и абсолютно равнородной. Знал прекрасно, что у неё в роду — гемофилия. Рисковать не стал. А вот несколько лет спустя — всё-таки рискнул…

— И получил дочку-дуру!

— Кстати, отец почему-то не возражал, когда мама наняла мне учителей — мирренов. Меня ведь грэдскому учили, как иностранному. Я в детстве вроде тебя был — на дикой смеси двух языков, как отец выражается, суржике разговаривал.

— Вообще-то, суржик — это смесь двух конкретных, русского и украинского, а не двух любых языков.

Сордар усмехнулся.

— Кажется, я начинаю понимать, почему кое-кто из моих сослуживцев, когда надо и не надо, говорит: «Ненавижу умных женщин!»

Марина в ответ корчит гримасу и показывает язык.

— А чего ты в «Кошачью» пошёл? Отцу хотел досадить?

— Именно. Хотел показать, какой я независимый.

— И как, получилось?

— Не знаю, но Херт был жутко доволен. Знаешь, в «Кошачьей» традиция — лучшие ученики проводят каникулы в одном из дворцов соправителя. А тем летом и сам Херт в этом дворце жил. Отец по делам к нему приехал, лучших учеников школы представляли Его Величеству. Меня в том числе. Тоже традиция. А я, как назло, самым лучшим был. Фото, где Херт мне руку пожимает, в кучу журналов попало.

— Я видела, тебя тогда, вроде, двенадцать, а ты уже почти с него ростом.

— Потом лет десять конкурс в «Кошачью» был куда выше, чем в «сордаровку».

— В ближайшие лет десять будет точно наоборот. А то и все двадцать лет так будет. Нас-то двое!

— Угу. Мне недавно командир «Дины» фото сына показывал. С большим таким фингалом под глазом. Думаю, ты знаешь, кто поставил.

— А я что? Он первый начал. Нечего было меня «ведьмой» дразнить!

— Хм. Я другую версию слышал…

Марина недоуменно закатывает глаза.

— Отец его хохотал — надо же, сын с Еггтом драться не побоялся. Конечно, смело! Но не надо обижаться, что его побили. Хотя командир «Дины» невысокий, щуплый, да и сын его, судя по фото, такой же…

Марина, ухмыляясь, демонстративно гладит кулачок:

— Я и повторить могу! Он, хоть и невысокий, но меня всё-таки вот на столько выше.

— Марин…

— Чего?

— А не боишься, что саму как-нибудь… поколотят?

— На войне, как на войне!

— Вот именно. Даже у войны есть законы. Только, они не всегда соблюдаются. Кстати, в детстве и я бы тебя, пожалуй, ведьмой назвал.

— Хм. А за что?

— Только притворяться не надо, будто не знаешь.

— А я и не притворяюсь.

— Знаешь, я окончательно поверил в легенду о зелёноглазости первых Дин только когда увидел, что у тебя глаза — зелёные. Раньше думал, что это ещё один миф про Еггтов, да и у мамы твоей глаза карие.

— А я вот всё такое воплощение мифов живое.

— Марин…

— Чего опять?

— Хотя я в детстве с девочками не дрался, для тебя бы, пожалуй, сделал исключение.

— Меня не так-то легко поколотить. И я одного такого мишку, как раз с тебя в детстве размером, уже побила.

— Я в курсе. В «Кошачьей», знаешь ли, тоже дети моих сослуживцев учатся. Ты там знаменитость. В первую очередь, из-за драчливости.

— Ещё не хватало любовные записочки от них получать. — неожиданно угрюмо отвечает Марина.

— Какая же ты ещё маленькая, в сущности.

— Ты насчёт записочек Соньку поспрашивай — если в хорошем настроении будет — покажет, у неё добра этого — два мешка, если не врёт, как обычно.

— А ты ей просто завидуешь!

— Ничего подобного! Глупости какие!

— Завидуешь, завидуешь, иначе я совсем девчонок не знаю!

Марина в ответ только гримаску корчит.

— С мирренами и наследием Погибшего Материка история вообще довольно странная: сама знаешь, следы пребывания его жителей обнаружены по всему побережью Океана Мёртвых. Это у нас в Приморье высадилось несколько настоящих армий и многие сотни тысяч уцелевших. В Приморье народ обрел новый дом. Но корабли приставали и в других местах побережья. В тот период все приморские народы испытывали на себе влияние грэдской культуры. Грэдские украшения, грэдская керамика проникали в самые отдаленные области материка. На побережье почти все государства даже монеты чеканили по грэдским образцам и даже с грэдскими надписями. Грэдский язык объединял всё побережье, он был известен всем купцам и морякам. Его знали все жрецы и ученые. Да и во многих портах, где смешивались многие народы, практически все знали так называемый «портовый грэдский».

— Так моряки и сейчас почти все испорченным грэдским владеют.

— Это уже другая история, ко временам Погибшего Материка практически не имеющая отношения, и связанная, в основном, с борьбой за колонии накануне той войны.

Во времена катастрофы часть кораблей ушла к побережью полуострова Миррен-И.

Марина хихикнула.

— Что смеёшься?

— Это сейчас он Миррен-И, а тогда он как-то по-другому назывался. Мирренов тогда на побережья не было, они тогда на своем родном плоскогорье сидели, и коз пасли. Пишут, что даже человеческие жертвы своим глупым богам приносили. У них же даже алфавит от страрогрэдского заимствован.

Сордар усмехается.

— Алфавит у них и в самом деле заимствован, только приспособлен к уже сложившейся системе письма. Миррены в то время вовсе не были неразвитым полукочевым народом, как любят писать некоторые наши, не слишком честные историки. Да и в Приморье высаживались не «озверевшие банды морально разложившихся солдат», как любят писать о временах Высадки не слишком честные мирренские историки.

Хотя сейчас речь не о временах высадки, а о том, что случилось значительно позже.

Аристократия на побережье Миррен-И уже ко временам катастрофы говорила почти исключительно по-грэдски. Мало что изменилось, когда побережье завоевали миррены. Они точно так же оказались очарованы грэдской культурой. Точно так же учили своих детей «Высокому грэдскому», давали им грэдские имена, восторгались грэдской литературой. Но они не забывали свой язык, свою религию. Хотя, даже ставя памятники своим правителям и героям, почти всегда изображали, подражая образцам скульптуры с Погибшего Материка.

Особого значения этому не придавалось. Потомки выходцев с Погибшего Материка давным-давно растворились среди жителей побережья. «Портовый» грэдский умер.

Ученые собирали древние рукописи, писали трактаты, причём даже богословские, по-старогрэдски. «Высокий» грэдский постепенно стал языком науки. Основой мирренского законодательства стали кодексы Императоров Погибшего Материка.

Именно ученые и положили начало тому, что принято называть «Грэдским Возрождением». Старогрэдский был языком науки, его знали все врачи и юристы. Ученые того сумбурного века вернули интерес к грэдской литературе и философии. В то время чёткой границы между художником и ученым ещё не существовало, каждый был многогранным. Художник мог спокойно строить метательные машины и лить пушки, а архитектор — изучать звезды. «Грэдское Возрождение» в прямом смысле пришлось ко двору. Самый известный художник того периода, фактически один из зачинателей «Возрождения», был придворным живописцем императора. Естественно, увлечению двора стала подражать вся аристократия, а им — набирающее силу купечество. Сама знаешь, даже появился в архитектуре псевдогрэдский стиль, источником вдохновения служили самые древние постройки в приморских городах. Некоторые архитекторы даже ездили к нам, изучать старые города Приморья. А такое путешествие в то время само по себе было изрядным достижением. Плавание хотя и каботажное, но опасное: от Порта-У-Стены до первого нашего порта — несколько тысяч миль. Об этих визитах миррены сейчас пишут, что архитекторы ездили работать по приглашению «местных аристократов», хотя любой архитектор скажет — у мирренов почти все термины, относящиеся к каменному строительству — грэдского происхождения.

Лет двести назад образованный миррен зачастую знал историю Погибшего Материка лучше, чем свою собственную, и говорил на старогрэдском лучше, чем на родном.

В общем, постепенно среди мирренской аристократии возобладало мнение, что именно они являются духовными наследниками цивилизации Погибшего Материка…

— Хи-хи. То есть, миррены есть Великие Грэды, а мы вроде как неизвестно кто.

— Как ни смешно, но это именно так и есть. Пока мы жили на разных сторонах материка, подобные рассуждения, в принципе, никому не мешали. Новые мирренские книги в то время у нас мало кто читал, да и у них аристократия брезговала книгами на «испорченном» языке. Любой язык со временем меняется. Из так называемого «Высокого» грэдского развились Приморский и Северный диалекты нашего языка. Миррены законсервировали мёртвый язык многолетней давности.

Сейчас у мирренов даже в школьные программы включено, что мирренская цивилизация является наследницей древней цивилизации Погибшего Материка. Причём всё преподносится так, чтобы у учеников не возникало ненужных вопросов, откуда на свете столько людей, говорящих пусть на испорченном, но всё-таки грэдском, и почему эти люди тоже неплохо знают историю Погибшего Материка и считают выходцев оттуда своими предками. Слышала, наверное, как один из деятелей Возрождения пытался вывести генеалогию тогдашней мирренской династии от Императорской фамилии Погибшего Материка.

— Знаю-знаю, наши ученые ещё тогда потешались — у мирренов получалось, что наследник Императора, кстати, не правивший ни одного дня, прожил около ста пятидесяти лет, причем дети у него появились, когда ему было за сто тридцать.

— Мирренов такие мелочи в то время не волновали. Раз в их священных книгах указано, что раньше люди жили чуть ли не по тысяче лет, и только потом, за грехи, бог сократил сроки жизни, то почему бы сыну императора не прожить сто пятьдесят лет? Да ещё происходящему от благочестивого родителя.

Справедливости ради стоит сказать, что и у нас при Дине IV пытались вывести происхождение Дины I от боковой ветви Императорского дома.

Марина снова хихикнула. Сордар продолжает:

— Не понимаю я её. Ведь вполне реальные потомки Императорского Дома как раз в её времена жили.

— Как раз, последняя при ней умерла. А Дина почему-то решила, что зачем-то надо придумать себе такое происхождение для укрепления своего положения. Которое и так не шаталось.

— У великих людей свои причуды. Сама же знаешь, некоторые Великие Дома бесспорно ведут свое происхождение от знатных семей Погибшего Материка. А Дина, видать, не могла забыть, что Дину I кое-кто считал узурпатором и выскочкой. Сейчас, сама знаешь, вновь появились историки, выступающие с аналогичными заявлениями.

— Почему-то в предвоенные годы большинство этих историков были постоянными гостями в мирренском посольстве, а глава этой школы даже имеет Большую Золотую Медаль их Академии и лауреат премии имени Императора Тима I. Не верю я в такие совпадения.

— И в кого же ты такая сообразительная?

— Сама в себя, неповторимую. Научные журналы читаешь — буквально видно, как ученые мужи грызут друг дружку. Хотя сейчас, думаю, грызня пойдёт маленько потише: денежки от Тима-то тю-тю. Кстати, ученые эти словно забыли, что коллекция предметов с Погибшего Материка, собранная только в Историческом музее содержит раз в двадцать больше предметов, чем все мирренские коллекции.

— Зато миррены куда лучше нас умеют любую вещь продемонстрировать с самой выгодной стороны. Собственная история или музейные коллекции — не исключение. Сама знаешь, «Морская дева» из столичного музея — чуть ли не второй герб мирренов. Хотя сама статуя, пусть и материкового периода, всего лишь не очень хорошая, да к тому же повреждённая, копия. Это, кстати, сами миррены признают. Оригинал, причём значительно лучше сохранившийся — у нас. Причём даже не в Императорских музеях, а в Музее Истории Приморья, да и там в запасниках.

— Ну-ну, — протянула Марина, — мне эта статуя никогда не нравилась. Не пойму, что в ней миррены нашли.

— Если уже не первую сотню лет пишут, будто какая-то вещь прекрасна, как-то постесняешься говорить, если она тебе кажется безобразной…

— Если кто-то или что-то урод — то я прямо так и скажу. И плевать, что вокруг подумают.

— Это ты такая, а другие люди предпочтут соврать. Смелость и дерзость не всем присуща. Да и не все данные качества считают достоинством. «Морская дева» давным-давно включена в список мирренских национальных сокровищ и личных сокровищ династии. Писать что-либо плохое о вещах из этого списка — у мирренов как-то не принято.

— У нас-то ничего такого нет….

— А ну как же. Стоит твоей маме какого-нибудь художника или поэта похвалить. И как минимум, несколько лет, нигде ничего плохого про него не напишут. Художника ещё и заказами завалят. Причем, без разницы, умеет ли он рисовать.

Марина пытается изобразить надутую физиономию. Получается не очень. Говорит обиженно.

— Ей почему-то, в основном, такие и нравятся.

— Какие «такие»?

— Те, что рисовать не умеют. Я как-то раз на холсте три банки с краской взорвала. Получилось ничуть не хуже. Только на выставку почему-то не отправили. Что взрослые в этих цветных пятнах да квадратах находят?

Сордар усмехается.

— Я, наверное, недостаточно взрослый, ибо мне такое «художество» тоже не нравиться. Софи…

Марина корчит гримасу и продолжает:

— Знаю-знаю — рисует гораздо лучше. Ну, ничего, скоро вырастет, и это пройдёт.

— Не хотелось бы. — ответил Сордар, тут же получив от Марины метко запущенной шишкой по лбу.

Впрочем, и Марине от ответной шишки увернуться не удается.

— Сордар, подари мне на день рождения заряд Љ5 от орудия «Героя войны».

— Нет, сестрёнка, не могу.

— Почему? Сейчас же списывают часть флотских арсеналов.

— Я не спрашиваю, откуда ты узнала секретную информацию, но у трёх моих сослуживцев дети учатся вместе с тобой. И о твоих похождениях знает почти весь наш флот. Я не хочу подвергать риску быть разрушенной лучшую школу страны.

— И что же про меня пишут?

— Мальчишки пишут, что ты здорово дерёшься. Девчонки — что ты самая противная, злая и невоспитанная девочка школы. К тому же, ты жуткая зазнайка.

«Самую противную» Марина восприняла как комплимент.

— Ну, тогда прокати меня на торпедном катере.

— Это организую, но не раньше каникул и если в море не уйду. Но к турелям и аппаратам не подпущу. Тем более, у нас как раз новые торпеды испытывают.

Марина встрепенулась, и тут же сникла, печально вздохнув.

— Ну, спасибо и на этом.

Адмирал хохотнул.

— Сордар, а на «Владыке» главный калибр как раньше, проволочной конструкции, или что-то другое?

— Центробежное литье.

— Понятно…

— Вот уж никогда не думал, что сидя под луной, буду обсуждать с девочкой особенности конструкций орудий линкора.

— А что, разве есть более интересные темы?

— Какая же ты всё-таки ещё маленькая.

— Вообще-то, я прекрасно знаю, что полагается обсуждать такими… романтическими вечерами. Ты, я думаю, в свое время немало вечеров провел в подобной обстановке, но в значительно более приятном (на тот момент) обществе.

— И в кого ты такая язвочка?

— Сама в себя. Ну, так я права насчет вечеров?

— Права. Лет мне тогда было не сильно больше, чем тебе сейчас…

— Звали её…

— Обойдёшься!

— Обойдёшься… Странное имя.

— Марин…

— Чего?

— Язви поменьше, вот чего. Иначе…

— Что иначе?

— Иначе в ближайшие несколько лет вряд ли кто, кроме меня, согласится составить тебе компанию в посиделках под Луной.

— Сордар, я равнодушна к поэзии, хотя стишок хоть про кого сочинить могу. Плюс адекватно оцениваю достоинства и недостатки моей внешности. И прекрасно знаю свой социальный статус. Так что, если кто в школе начнёт восторгаться моей особой, то эта особа достаточно быстро проведёт ему не слишком сложную хирургическую операцию, после чего определённый орган уже никем и никогда не сможет восторгаться.

— Знаешь ли, Марина, далеко не над всеми вещами в природе, и даже в себе самом, мы властны. Мне тоже когда-то было столько же лет, сколько тебе, и я о девчонках был крайне невысокого мнения. Считал всех плаксами, ябедами и трусихами. Ну, а потом…

— И что было потом?

— Знаешь, Марина, кто-то из мудрецов сказал: «Только тем, кого кусала змея, стоит об этом друг с другом разговаривать». Моя весна уже давно позади. Твоей ещё только предстоит начаться.

— Опять ждать чего-то…

 

Глава 10. Прогулка в столицу

Марина злится на всех. Во всей этой предпраздничной суете она чувствует себя до невозможности чужой. Суета вокруг — словно не для неё. Ехать со всеми заказывать платья — и хочется, и страшно. Точно кто-нибудь над чем-нибудь посмеётся. Хотя бы над ростом, или странным цветом глаз. Конечно, можно с утра пораньше самой направиться в столицу — до вечера её никто не хватится, а она сумеет вернуться. Деньги у Марины есть — при всех реальных и придуманных Мариной недостатках, где какой бал важный для неё или дочерей должен произойти, Кэретта никогда не забудет. На днях Марину отыскал посыльный из «Дворца Грёз» и под расписку (а как же иначе, Кэретта никому не доверяет, и любого служащего во дворце считает потенциальным вором) передал запечатанный четырьмя печатями красного сургуча по углам и одной белого с вензелем императрицы пакет.

Как обычно, Кэретта немногословна и осуждает Марину. На этот раз за то, что она собирается участвовать в мероприятии, на котором должно присутствовать большое количество лиц низших сословий. Но с другой стороны, раз ожидается присутствие ряда лиц «нашего круга», Марине следует одеться подобающим образом. Кроме письма, в пакете обнаружился ещё один пакет — меньшего размера, и тоже с печатями. Взломав, Марина обнаружила несколько банковских чеков, подписанных императрицей. Получить деньги Марина по ним не может, но в любом крупном магазине может набрать товаров на любую сумму, оставив чек в качестве оплаты. Магазину остается только вписать сумму и отнести чек в банк. Впрочем, несколько банковских связок крупных купюр в пакете тоже имеется. Там же и несколько каталогов модных магазинов. Закладочки в них должны указывать на то, как именно Марине стоит одеться на бал.

Марина ругнулась. Отмеченные платья идеально подходили для девочки с фигурой Марины. Эрида, пожалуй, назвала бы их красивыми. Да и Софи вряд ли бы стала презрительно хмыкать. Плохо в платьях только одно — они все отмечены Кэреттой.

Случись невероятное — позови Кэретта Марину съездить в столицу и подобрать платье — Марина согласилась бы, и даже без колебаний надела бы выбранное матерью платье.

Но с пакетом Марина словно получила очередную партию холода и равнодушия.

Нет, завтра или послезавтра в столицу Марина непременно удерёт. Только вряд ли за платьем.

Не особенно порадовало и письмо, запечатанное гербом собственной ЕИВ почты. Какое-то неожиданно крепкое для письма. Странный только герб собственной ЕИВ почты. У отца собственный штемпель. Кто-то из родственников открытку прислал? Вряд ли, праздника-то за пределами школы никакого нет.

Разорвав письмо, Марина и в самом деле чуть не уронила открытку с подставкой. Глянула на фото. Сордар. Да не один. На руках он держит… Без подписи ни за что не поймёшь. Да и в подпись, несмотря на стрелочку-указатель, верится что-то не очень. «Это Тайфун II. Ему два месяца». Если лохматому чудищу ещё ТОЛЬКО два месяца, то каким же он будет в возрасте двух лет? Такими щенки не бывают. Тут что-то не так. Да ещё если учесть немаленький рост самого Сордара. То, что же он на руках держит? Судя по размерам лапищ, этому чему-то точно нет ещё двух месяцев. Марина на руках у Сордара выглядела бы ненамного больше этого щенули. Сверхкорабля ему мало. Теперь решил ещё сверх — пса завести… Хотя, если вспомнить погибшего Тайфуна… Марина вздохнула. У него тоже можно было заподозрить в родне медведя. Притом косматого, жесткошерстного пещерного. Но если Тайфуну медведь приходился где-то прадедушкой, то Тайфуну II — дедушкой, а то и отцом, хотя Марина и знает, что гибридов псовых и медвежьих не бывает.

Ещё и подпись есть на обратной стороне. «Пока решили, что жить он будет во второй башне главного калибра. Там, случись что, а ЧТО-ТО скоро непременно случится, его 600-мм брони как-нибудь защитят. Плавать он уже умеет, а вот перемещаться по трапам — не очень. Есть несколько лишних лап».

В общем, закончился день хоть с капелькой, но чего-то весёлого. А для фотографии даже нашлось место на заваленном столе Марины, не слишком далеко от странноватой новогодней розы, понравившейся только Эр и, вроде бы, Хейс.

Для прогулки в столицу Марина решила одеться, как обычная девочка. Если ускользнуть из школы сразу после завтрака, то сомнительно, что до вечера её начнут искать. В прошлом году её внешний вид у других детей не вызвал недоумения. Ей приходилось видеть фото других девочек в комбинезонах, правда, в бежевых, зелёных и синих. Связки купюр в карманы не лезут. Эрида предложила целую коллекцию сумок, сумочек и сумищ. Марина выбрала одну, правда, дурацкого бело-розового цвета, но зато с кучей отделений, куда помещались не только связки купюр но и банковские чеки. Сумочка, в принципе, мало, чем отличается от других. Разве что отделка уж больно яркая. Марина выбрала сумочку главным образом из-за головы пантеры, так похожей на герб Кэрдин, да, по сути, им и являющийся.

Хотя забор и высоковат, перебраться через него можно в целой куче мест. Количество неофициальных выходов значительно превышает число официальных. Марине все они прекрасно известны. Плюс ещё несколько открыты ей самой. Не каждый догадается спрыгнуть с ветки на забор. К тому же, у известных выходов можно напороться на кого-либо из старост. А снаружи по ночам забор патрулируется вооруженной охраной. От кого должна была охранять школу внешняя охрана, Марина решительно не могла понять. Самих охранников в сером Марина видела только мельком, а вот их псов — гораздо чаще. Громадные псы лаяли, только когда хотели поднять тревогу. Каким-то немыслимым образом, они знали всех учеников школы. Очень часто бывало, что перелезший через забор обнаруживал на лесной тропинке угрюмого массивного зверя. При попытке обойти, зверь глухо урчал. Потом подходил, пихал носом. Беглецу не оставалось ничего другого, как понуро брести к ближайшему официальному входу за заслуженным наказанием.

Марина решила, что с её-то стратегическими талантами, выбраться из школы не составит труда. Выход обнаружен лично ей, по леску в том месте она уже несколько раз гуляла, и не видела ни одного пса. К тому же, если пройти метров сто — обнаружится одно из ведущих в столицу шоссе, и что гораздо важнее — темно-синяя в цветочек автобусная остановка с вывешенным расписанием. Аналогичная находится на другой стороне дороги.

Любители погулять обычно направляются в расположенный неподалеку городок, где ходят пригородные поезда и автобусы до столицы.

Марина нашла новый путь, как добраться в столицу. Автобусы по шоссе пущены только в этом году.

Время, необходимое на то, что бы добраться от столовой до остановки, Марина высчитала с секундомером. Кусты на той стороне ещё с вечера обильно присыпала смесью жгучего красного перца с солью — вычитала в какой-то книге про разведчиков, что это идеальное средство, чтобы сбить со следу собак.

Марина даже слегка запыхалась, пока бежала. Наверное, самый быстрый её забег, правда, без зрителей, ну ничего. Длинный междугородний автобус подходит вовремя.

Двери открываются.

Гардэ!

Марина чуть не подпрыгнула от радости, но в автобус заходит обычным шагом.

Девочка в черном берете со смеющимся черепом с утра пораньше садящаясь в автобус на обычно пустынной в это время остановке, несколько удивляет кондуктора.

Сотка, протянутая в качестве платы за билет, добивает окончательно. К счастью, сдача нашлась — часть маршрута оплачивается по междугороднему тарифу.

Девочка беззаботно устраивается у окна.

Спокойно уйти с автовокзала не удается. Сияет надраенный череп на берете, поблескивает камушками сумочка.

Полицейские, как и сороки, реагируют на блестящее. Сорок в столице мало. Полицейских значительно больше. Двое преграждают путь. Сержант козырнул (Марина чуть не ответила тем же). Представился.

— Девочка, ты что здесь делаешь?

— Выходной. Погулять решила.

— Да что ты говоришь! А документы у тебя есть?

Марина протягивает удостоверение.

— «Сордаровка». Так вот они какие. — показывает удостоверение рядовому.

— Я думал, они постарше.

— Первый уровень второй ступени. Все нормально.

Возвращая удостоверение, спросил:

— А у вас, что, у всех форма такая?

— Нет, только у особо одаренных учениц второй ступени, таких, как я, — сказала Марина и гордо удалилась, оставив полицейских в недоумении.

Хотя и говорят, что ни один план ещё не выдержал столкновения с противником, пока всё удается. Выйдя с автовокзала, Марина отправилась на троллейбусную остановку. Один из символов столицы — огромные, двухэтажные, трехосные троллейбусы. Марина много раз видела их на фото, но никогда не приходилось ездить. Ничего, сейчас исправим.

Огромный троллейбус возвышается над машинами, словно линкор в порту над прочими кораблями. Маршрут пересекает весь город по прямой с севера на юг.

На второй этаж билеты продают тем, кто собирается ехать почти по всему маршруту. Ну, или на половину, как Марина.

Узкая винтовая лесенка на второй этаж, широкие лобовые стекла. Непривычно смотреть на крыши машин. Троллейбус словно плывет. Ход куда мягче, чем у автобуса (или просто в столице дорожное покрытие лучше).

Интересно сравнить вид на одни и те же здания с земли и из окна машины. (Из окна вид красивее).

С покупкой мороженного тоже возникли сложности. С крупной купюры сдачи не оказалось. Хорошо, Марина вспомнила о полученных в автобусе деньгах. Убирает сотку, протягивает купюру номиналом в десять раз меньше. Степень удивления мороженщицы ничуть не снижается, если не возрастает, но мороженное удается получить. С покупкой последующих рожков, шариков, вафельных стаканчиков и брикетиков на палочке с орехами проблем уже не возникало. Правда, стало не хватать карманов, сначала в сумочке, а потом и вообще, что бы складывать монетки. Одну Марина отложила специально — она оказалась последних лет прошлого царствования, и по внутришкольному курсу, вогнавшему бы в ужас любого банковского служащего, ценилась раз в десять — пятнадцать больше своей номинальной стоимости.

Следующий пункт программы как-то всё — дальше и дальше по времени отодвигается. Хотя, вроде как, планировался, как основной — добраться до магазина Младшей Бестии, и что-нибудь там купить.

Впрочем, частично план уже осуществлен — знаменитое на всю страну здание как-то само нарисовалось на горизонте.

«Дворец моды» — знаменитый на всю Империю магазин женской одежды. Под одной крышей собраны сотни, если не тысячи магазинов и магазинчиков, где модница, неважно, с каким количеством денег обязательно найдёт что-то для себя. Иные магазины даже императрица посещает. Они не отмечены гербом, но в женском обществе невозможно сохранить какую-либо тайну, и всем известно, где императрица одевается и какие духи её любимые. Естественно, цены в магазинах, отмеченных вниманием Её Величества, в разы выше, чем в прочих.

Все отмеченные Кэреттой в каталогах платья можно купить именно здесь.

Марина лениво бредёт по бесконечным переходам «Дворца моды». Что интересного может быть в многочасовом копании в различных платьях, шубках, шарфах, большинство из которых первый и последний раз надевается хозяйкой в примерочной, Марина решительно не может понять.

Места вроде становятся знакомыми. Точно, была здесь прошлой зимой вместе с матерью и Софи. Самым известным Магазином во «Дворце», единственным Магазином с большой буквы сестра Кэрдин владеет. Ну, точно, вон на вывеске голова пантеры — герб Ягров. Здесь бы Марину наверняка узнали, и наверняка что-нибудь подсказали. Кое-что, даже из отмеченного матерью, Марине понравилось.

Жалюзи с красной головой пантеры в центре опущены. И как это понимать? Слишком уж радикально план с реальностью не совпал. Интересно, почему? Марина смотрит на циферблат часов так, словно именно там написан ответ. Оказывается, на часы посмотрела не зря. Кроме времени, указана дата. Всё понятно! Марина чуть себя по лбу не хлопнула. Сегодня же родовой праздник Дома Ягров — День бракосочетания старшей сестры Дины I Кэретты Еггт, прародительницы всех Ягров. Праздник обязателен для всех, находящихся в вассальной или иной зависимости от членов дома.

Бестия Младшая придерживается традиции, и принадлежащие ей магазины в дни родовых праздников не работают. Это только Кэрдин может себе позволить собственные родовые праздники игнорировать. Младшая не такова. Хоть внешне, но традиций придерживается. Хотя наряды от неё зачастую и… Скажем так, не вполне традиционны. Точнее, вполне не традиционны. Запуталась, короче.

Если бы где Марина платье и купила, то именно здесь. Но магазин закрыт. Что же, феноменальное невезение, или банальная судьба.

Вздохнув, отправляется дальше. Уйти удается недалеко.

Утыкается носом в пуговицу с гербом. Поднимает глаза. Мундир офицерского сукна, но солдатского покроя. Выше должны располагаться петлицы с эмблемами родов войск. Их нет. Значит, не солдат. Серебряного значка тоже нет. Значит, не из Отряда Дома. Похоже, частный охранник, или, как Сордар выражается — павлин щипанный.

— Ты что здесь делаешь? — значительно менее вежливо, чем полицейские раньше.

— По магазину хожу, — тоже безо всякой вежливости.

На плечо со спины ложиться тяжелая рука.

— Откуда у тебя эта сумочка?

— Подруга дала поносить.

— Не ври, малявка.

— Я не вру.

— Эй, павлины, что вам от девки понадобилось.

Марина поворачивается на голос. И делает мысленно неприличный жест, означающий высшую степень одобрения. Неподалеку стоит Очень Большой Морпех. Ростом пониже Сордара. Немного. В плечах пошире. Немного. Морпехи всегда вступаются друг за друга, или за члена семьи другого морпеха. Охранникам данная информация известна ничуть не хуже, чем Марине, а может даже лучше. Не исключено, что прочувствовано на собственной шкуре.

Взгляды охранников мечутся между двумя предметами: беретом с черепом на голове Марины и втором таком же, венчающем бритую макушку морпеха.

— Ну!? — с интонацией дикого быка перед атакой.

Третий охранник, отличающийся от двух первых меньшим ростом и большим количеством седины.

— Её сумочка. Она чрезвычайно, подчеркиваю, чрезвычайно дорого стоит. Если вам известно, откуда у неё эта сумочка, то инцидент незамедлительно будет исчерпан.

— А что она сама сказала?

— Подруга дала.

— И!? — такое впечатление, что бык взрыл копытом. Сейчас понесётся.

Морпех вроде бы не шевелился, но рука охранника с плеча Марины пропала.

— Откуда она, кстати? Документы смотрели?

Оба охранника резко поскучнели. Седой пробурчал что-то похожее на «недоумки». Морпех чуть заметно качнулся вперёд.

— Эй, павлин, ты чего, совсем обалдел? Какие у малявки документы?

— Спокойно, сержант. Удостоверения личности учеников введены несколько лет назад. Пусть она предъявит школьное удостоверение.

Марина резко протягивает корочку.

Несколько минут назад девочка думала, что выражение «побелел, как мел» — просто такой литературный оборот. Оказалось — нет. Мел ещё желтоватым и пятнистым мог бы показаться по сравнению с лицом седого охранника.

— «Сордаровка»… — выдыхает со стоном, — ма-а-а-ать!

— Чья? — с самым невинным видом спросила Марина.

— Идиоты!

— Кто? — ещё более невинно поинтересовалась она.

— Вы оба. Идиоты. Она — «Сордаровка», учится в школе имени Сордара III. Вы хоть соображаете, чьи дети там учатся? И что их отцы с вами могут сделать?

— Но её сумочка…

— Далась вам эта сумочка! Хоть про то, что «Пантера» сегодня закрыта, могли бы помнить! И что сумочка эта — из прошлогодней коллекции. Сами же на инструктаже были в прошлом году, где говорили, за чем надо следить в первую очередь.

— Вот мы и запомнили…

— Ма-а-а-ать!!! То прошлый год, а то этот! Что «Пантера» прошлогодними коллекциями перестает торговать в начале третьего месяца следующего года забыли?

— Э-э-э…

— Эй, павлин главный, вопросов к девочке больше не имеется? Нет? Ну, и лады. Пусть она топает, куда собиралась. А е… воспитывать своих придурков без неё будешь. Так?

Трое охранников энергично закивали.

Морпех подхватывает стандартный армейский рюкзак.

— А не будь на мне берета, ты бы вступился?

— Конечно. Большой город — не самое лучшее место для прогулок в одиночку.

— Чего здесь бояться? Это же наш город.

— Павлинов бешеных хотя бы.

— Это верно. Спасибо, я не привыкла, что бы за меня вступались.

— Да не за что.

Идут к выходу. Огромный морпех с армейским рюкзаком и маленькая девочка с усыпанной бриллиантами сумочкой.

— Ты счас куда?

— Где-нибудь подальше отсюда погуляю. Совсем расхотелось покупать, что собиралась.

— Мне тоже в этом дворце разонравилось. Никогда столицы не видел. В Восточном Приморье не война, а курорт. А тут такие дела творятся. Подал рапорт, перевели, еду счас к новому месту службы. Морпех я или кто!?

— «Сеем смерть, жнём победу».

— Именно. Правильная ты малявка. Твои-то где все? На Западе или на Востоке?

— На Западе.

— Понятно. Пишут?

— Да.

Легендарный Проспект Грёз. Самое большое сочетание памятников в расчете на квадратный метр в Империи. Марина раньше только мимо проезжала. Теперь можно осмотреть поближе. Как обычно, на фото всё куда красивее, чем в жизни.

Очередное бело-розовое здание причудливой архитектуры последних лет правления предшественника Саргона.

Дворец младшего Еггта. То есть Маринин. В будущем. Она там не бывала. Никогда. И сейчас заходить совсем не хочется. Марина облизывает мороженное, склонив голову набок и прищурившись изучает собственное владение. Нет уж, как хотите, но жить здесь она не будет. Никогда.

С пятого по девятый месяц дворец работает как музей, и любой желающий может зайти и осмотреть, заплатив символическую плату. Но Марина лучше ещё мороженного купит.

Полицейских на проспекте довольно много, но к Марине они не подходят. Видимо, на фоне причудливо одетой публики, берет с черепом не сильно выделяется.

На Площади у Старого Замка как всегда многолюдно. Как никак, главная площадь страны. Марина нет-нет, да и косится на трибуны. Как-то привычнее смотреть на площадь с них.

Не понимает, откуда у зданий, берутся названия, не имеющие ничего общего с реальным их предназначением. Какой Замок? Да ещё и Старый? Неужели люди не могут отличить крепость артиллерийского периода? Низкие стены, пятиугольные бастионы. Идеальная бастионная крепость. И если этот замок Старый, то где тогда следует искать Новый. И как считать замки Черных Еггтов? Старейшими что ли.

Забредает на набережную. Строить крепость вдали от источника воды, по меньшей мере, глупо. Марина знает — крепость снабжалась водой из колодцев и артезианских скважин. Столичную набережную, фонари и прогулки по ней почему-то часто воспевают поэты. И почему кто-то считает, что здесь гулять интереснее, чем где-либо в другом месте? Фонари, вон, и то не все горят. Хотя, днём-то им зачем гореть!?

Забирается на парапет, проходит пару сотен метров, засунув руки в карманы. Потом усаживается на нагретый камень. Смотрит на воду. Снова становится скучно. Вода и то какая-то сонная. Речные трамвайчики и то на полу — дохлых рыбин похожи. В школе многие хотели покататься на столичных речных трамвайчиках. Считается, что тот, кто не видел огней столицы с борта кораблика, не видел города. Многие уже осуществили мечту. Одна из пристаней прямо по курсу. Но что бы попасть на неё, с парапета придётся спрыгнуть. Не, по речке, пусть и большой, кататься — не для Марины развлечение. Она на настоящем разъездном адмиральском катере в море выходила, и даже у штурвала стояла. Что ей, видевшей море с надстройки линкора, какие-то цветные трамвайчики с кучей ярких лампочек? Что ей хитросплетение огней на берегу? Она видела лучшие корабли мира в парадной иллюминации.

Вот где истинная мощь, вот где истинное величие. Вот о чём стоит говорить «Я видел!» Что огнями крупнейшего города мира хвастать? Их каждый день (если нет опасности воздушной тревоги) зажигают. Вот флот на рейде или в походе — это да, зрелище. В большом городе Марина просто живёт, и прекрасно знает, что многие места только на фотографиях красивы.

Не слишком грациозно, но зато эффектно спрыгивает с парапета, напугав парочку подростков примерно возраста Софи. Девушка даже мороженное уронила. Парень, может, и сказал бы что поласковей маленькой нахалке, но череп на берет и задорные, одновременно страшноватые огоньки в глазах, остановили его, как и многих раньше.

Очень многие раздумывали драться с Мариной, увидев её взгляд.

На набережной больше делать нечего. Можно отправиться в легендарный парк Героев (интересно, есть в этом районе хоть одно здание или сооружение, не имеющее в названии этой приставки?)

В парке масса памятников, в аллегорической, или не очень форме изображающх основные события грэдской истории. Если взять путеводитель по столице, и гулять по парку в соответствии с указанным там маршрутом, то можно совершить своеобразное путешествие в прошлое великой страны от Года Высадки, до кануна Великой войны. Почти восемсот лет истории. Ну да Марина и так прекрасно знает, что, когда и как происходило. Скульптурные напоминания ей без надобности.

Посетители парка назовут хорошо, если десятую часть изображенных. Понять их можно — большинство людей историей не интересуются. Да и Великая Мирренская война и недавно начавшаяся Вторая в памяти многих затмили всё, что было раньше.

Скульптурная группа, украшающая главный фонтан, в аллегорической форме должна изображать высадку первых грэдов. Если бы Марина не знала, что олицетворяют собой эти скульптуры не сильно одетых мужчин, женщин и детей, ни за что бы не догадалась, что изображено.

Марина бросает в фонтан монетку. Ещё один непонятно откуда взявшийся, и неизвестно что означающий, обычай.

Марине нравится совсем другой памятник. Последний из установленных.

Это случилось в сердце тогда ещё Ничьих земель.

В те года и грэды, и миррены где картечницами и грохотом орудий, а где банальным подкупом и игрой на обычаях различной степени дикости покоряли племена и полуфеодальные государства. Золото оплачивалось кровью, а кровь — золотом. Миррены натравливали степняков на грэдских поселенцев, грэды — на мирренских, притом и между собой степняки резались отменно.

Отряд легкой кавалерии из состава гвардейской кавалерийской дивизии, гоняя налетчиков, напоролся на «армию» самого сильно в тех краях повелителя степняков.

Отец повелителя и почти все его дядья и братья несколько лет назад не смогли уйти от палашей грэдских кирасир. Он поклялся самой страшной клятвой своего народа истребить всех грэдов до последнего человека. Ни одного не оставить на племя. Масштабность задачи его не смущала. Клятву стремился выполнить. Поселенцы пугали его именем детей. Поговаривали, что мог вспороть живот пленного и на глазах умирающего съесть его печень. Получил прозвище «Ужас степи». Был дерзок, удачлив, несколько раз уходил из вроде бы смертельных ловушек. Другие повелители стали признавать его власть. Посчитал он себя достаточно сильным для боя с регулярной частью, или сыграла роль роковая случайность — так никогда и не узнали.

Возможности прорваться у грэдов не было. В гладкой степи на уставших конях. Командир приказал перестрелять всех лошадей. Лежа за обледенелыми тушами, кавалеристы стреляли. День. Другой. Помощь подошла только на пятый.

Степняки атаковали раз за разом. Днём и ночью. Конными и пешими.

Было холодно, дул сильный ветер. В пулемётах закипала вода. Из отряда уцелело меньше трети. Из войска «Ужаса степи» не уцелел никто.

Этот бой был последним крупным вооруженным столкновением в Ничьих землях. Вскоре грэды и миррены заключили договор, определявший границы Империй. Степнякам оставалось либо принять жизнь по новым правилам, либо исчезнуть.

Разгрому «Ужаса степи» был поставлен памятник.

Поднимающийся офицер, с револьвером в руке и саблей в другой. Почему-то в широкополой шляпе для жаркого климата (видимо, художник решил, что в степи всегда жарко, хотя на деле, все кавалеристы были в шапках-ушанках на меху и в шинелях из верблюжьей шерсти). Мёртвый конь. Убитый вождь одного из племен. Одна деталь в фигуре вождя должна служить намеком на надвигающиеся грозные события. Медаль на шее. Вырезанная на ней надпись старогрэдским шрифтом, но на мирренском языке «Союзные Империи». Раздававшие такие медали жители юга считали, что Империя может быть только одна.

Убивавшие носителей таких медалей тоже только одну Империю могли представить на свете. Свою.

Изображенный на памятнике офицер чертами лица напоминает отца Эриды. Что не удивительно — командир отряда — её дед. Через год после ставшей легендарной Экспедиции у него родился сын. Будущий Соправитель.

Шпора кавалериста — самая известная часть памятника, почему-то любой, пришедший к памятнику, считает своим долгом коснуться бронзовой шпоры. Ну и результат — сам памятник уже покрылся благородной патиной, а шпора отполирована словно новенькая.

Впрочем, кое-что новенькое в парке появилось. По размерам превосходящее все скульптуры вместе взятые. Огромное серое угловатое здание со странными стальными окнами. На каждом углу здания — массивные бетонные платформы. С каждой смотрят ввысь спаренные стволы чудовищных «близнецов» — самых грозных на свете статридцатимиллиметровых зениток. Их родные братья стоят на всех новых линкорах — на «принцессах», на их старших братьях — самой большой в истории серии линкоров из десяти единиц по под названием «адмиралы», и на гиганте «Владыке морей».

Эти же «близнецы» стерегут от врага город. Для них, а так же зениток поменьше и построены огромные здания, похожие на приземистые башни старинных крепостей — предмет острейшей нелюбви всех ценителей архитектуры- башни ПВО. «Достойные символы нынешнего царствования — бессмысленные орудия устрашения». - как про них говорит даже императрица. Они куда выше старых дворцов и особняков, немногим уступая в росте современным жилым зданиям. Что-то хищное в самом облике этих зданий.

Марине очень бы хотелось посмотреть на город с прожекторной площадки башни, посидеть за штурвалами «близнецов», посмотреть в небо через перекрестия прицелов зенитных автоматов. Ведь могла — пару месяцев назад на выходных ездили в столицу. Марина тогда была в очередной раз наказана, да и так в столицу особенно и не хотелось. Но ей рассказали, что их водили на башню. Рассказали о быстрых лифтах, огромных пушках, складах снарядов. Многие мальчишки решили, что непременно пойдут служить в авиацию, так как батареи ПВО входят в состав авиации, и только по нарукавным эмблемам и поймёшь, лётчик перед тобой, авиационный техник или зенитчик.

Кто-то из мальчишек сказал, что таких больших пушек он в жизни не видел. Марина в ответ только ухмыльнулась. Статридцатимиллеметровая зенитка немаленькая, спаренная тем более, но ей приходилось видеть пушки, по сравнению с которыми «близнецы» могут показаться игрушечными. Ещё до Первой войны стали ставить тяжелые пушки на железнодорожные транспортёры, используя их для обороны крупных портов и военно-морских баз. Когда война разразилась, многие транспортёры отправились на фронты. Полевая артиллерия всех калибров оказалась бессильной против намертво вгрызшейся в землю пехоты. Но даже снаряды, чей вес перевалил за тонну зачастую пасовали перед многометровым бетоном фортов. На рельсы становились всё более и более тяжелые орудия. С рельсов грохотали даже орудия, предназначавшиеся для новых линкоров. Самый мощный грэдский линкор тех лет, «Герой войны» пару лет простоял у пирса. Корабль был полностью готов, но восемь огромных четырехсотдесятимиллиметровых пушек главного калибра решено было установить на транспортёры и отправить на фронт. Расчеты пушек тоже были, в основном, из моряков. Марина помнит фото огромного корабля с пустыми башнями. На крышах башен, словно насмешки, стоят по две — три зенитки. На фотографии возле орудий были расчёты. Крошечные фигурки давали возможность оценить истинные размеры корабля. Экипаж «Героя» на протяжени нескольких лет служил объектом бесконечных ехидных шуточек моряков. «Самый быстроходный линкор флота» — острили про стоящий у пирса корабль. Так и не выйдя во время войны в море, линкор всё-таки участвовал в боях: его зенитки включили в ПВО базы, и они даже сбили мирренский дирижабль. Новые орудия изготовили в самом конце войны. Большинство переживших войну транспортёров и сейчас в строю — снова служат громадины в береговой обороне баз. На сухопутные фронты их пока не отправляют: за прошедшие годы расправила крылья авиация, а позиции транспортёров очень заметны с воздуха. Для прикрытия теперь надо слишком много самолётов и зениток. Но вблизи баз транспортёры грозны по-прежнему. Марина видела один совсем близко, поезд замедлял ход, приближаясь к станции, транспортёр стоял на соседнем пути. Платформа, ощетинившаяся зенитными пушками, вагон для расчета, вагоны, похожие на рефрижераторы, для перевозки снарядов. А потом начался он сам.

Колеса красные, как у паровозов, а сам транспортер шаровый. Флотский цвет. Тележка о четырнадцати колёсах… Или там были две тележки о семи осях? Над ними словно целый вагон без окон, но с какими-то штурвалами и непонятными устройствами. Вагон стоит на массивной платформе. На вагоне большие белые буквы Ф. Г. И. (Флот Грэдской Империи), под ними ещё какие-то обозначения. На крыше, у ограждения виден небольшой кран. За вагоном на платформу опирается огромная металлическая конструкция, похожая на перевернутый мост средних размеров, только сплошной, без ферм. Внутри конструкции и установлено орудие. Казённика снизу не видно, только ограждение и ещё какие-то лебёдки. Вниз спущены две раздвижные металлические лестницы. Ещё откидная платформа со штурвалом. Потом началась то ли вторая четырнадцатиосная, то ли третья семиосная тележка. Потом Марина, наконец, увидела ствол. Похож словно на огромную, висящую в воздухе гладкую колонну. Закончился перевернутый мост. Закончилась платформа с какими-то агрегатами. А ствол всё тянулся. Дуло скрывается где-то над крышей следующего вагона. Самого обычного. Ещё какие-то вагоны. Во главе состава сразу два тепловоза. Бронированных. Таких Марине видеть ещё не доводилось. Перед ними — платформа с зенитками, и ещё одна, с рельсами и шпалами.

Марина целых два дня была под впечатлением. Потом она взошла на борт «Владыки морей».

Башню в Парке Героев построили первой. Марине всё казалось, что отец кого-то этой стройкой проучить хотел. Конечно, башня — это далеко не огромная плотина, но тоже много кому не понравится, что она именно здесь, а не в другом месте.

Первый этаж башни приспособлен для круговой обороны, и по сути дела — огромный ДОТ. Из окон-амбразур на других этажах тоже можно вести огонь. Вокруг башни потому и образовалась такая поляна — что бы пулёметы могли беспрепятственно вести огонь. Конечно, никто не думает, что миррены смогут прорваться к столице, но всё должно быть сделано как надо. Марина знает: башни строят так, что бы они могли прикрывать одна другую, стреляя по наземным целям. Конечно, снаряд «близнеца» разнесёт на клочки любой танк, но ведь здесь никогда не появятся танки, по каким придётся стрелять.

Недалеко от фонтана павильон конечной станции Первой линии подземной железной дороги.

Когда-то, строя первую линию подземной железной дороги, из конца в конец разрыли Проспект Љ1.

Марине всегда хотелось покататься на подземной железной дороге. И сейчас самое время осуществить задуманное.

Монеток теперь много. Марина видела в кино, как оплачивают проезд, так что без проблем оказалась на станции. Мозаичное панно вдоль всего перрона с изображением строительства подземки. Орнаменты и украшения с изображениями кирок, лопат и циркулей в обрамлении шестерен. Ну да, чего же ещё ожидать на станции с названием «Век индустрии». В то время в парке проходила «Всемирная выставка», и только что построенная первая в мире подземная железная дорога на электрической тяге была, по сути дела, одним из экспонатов.

Марина, прищурив левый глаз, с интересом изучает скульптурную группу «Строители подземки». На фото скульптура Марине не слишком нравится. Вживую вид не сильно лучше. Хотя и удостоена Императорской премии. Сама Марина рабочего изобразила бы с киркой или лопатой, но не с молотом. Солдат в форме неизвестно какого полка. Длиннобородый крестьянин, напоминающий какого-то философа древности. Лица у всех троих какие-то испуганно- глуповатые. Вроде такие выражения должны были означать восторг от завершения столь грандиозного предприятия, а троица должна была олицетворять, создавший чудо света народ.

Идея была хороша, подкачала реализация.

Рабочий стоит, словно стремясь загородить нечто, примостившееся между солдатом и крестьянином. Понятно становится прозвище скульптуры — «Выпивохи». Студенты частенько подшучивают над дежурными по станции, ставя к ногам рабочего початую бутылку водки и нескольких стаканов.

Марина усмехается. Будь у неё бутылка со стаканами, она непременно установила бы их у ног рабочего. Уж очень органично они там смотрелись. Словно скульптор специально оставил на постаменте пустое место.

Марина поинтересовался у отца, зачем он дал премию, автору «Выпивох» если скульптура ему не нравится.

«Когда вручается императорская премия?»

«В первое десятидневье второго месяца».

«Правильно. А мой предшественник скончался в середине двенадцатого, и я ещё просто не вошел в курс всех дел. Утвердил всех, кого он планировал наградить. Заодно объяснил, что псевдонародный стиль мне очень не нравится. Творцы осознали».

«А миррены стали писать, что у нас зажимают свободу художникам».

«Они и сейчас так пишут».

Проезжает пару станций. Сразу за парком начинается «Город будущего» — главная выставка Империи. Всё лучшее, что есть в стране можно на ней увидеть. А также макеты да опытные образцы того, что пока не построено. Огромная арка с колоннами — вход на выставку и один из символов столицы. Построена в традициях старых арок Побед. Хотя и куда больше их, выглядит куда легче их. Вздымаются ввысь хрустальные колонны, обвитые барельефами со звездами, старинными щитами, гирляндами из различных ветвей. В орнаменты вполне органично вплетены изображения старинных мечей и вполне современных (на момент постройки) автоматов. Капители — в виде пучка листьев — стиль погибшего Материка. Даже подножия колонн куда выше человеческого роста. У Марины в памяти отложилось детское воспоминание — когда ей было пять лет, в павильоне «Авиация» установили несколько новых самолётов и макет восьмимоторного межконтинентального лайнера. На открытие выставки приехал Саргон. Ни Сордара, ни Софи, ни тем более, Кэретты, не было. Марина помнит, как она робела, поднимаясь по высоченным (с точки зрения пятилетнего ребёнка) ступеням. И как задирала голову, чуть не упав в итоге, стараясь разглядеть капители колонн. Выставку она особо не запомнила, а вот Арка отложилась в памяти. На Выставке она потом была ещё несколько раз, но всегда заходили через боковые входы.

Что бы обойти всю выставку, и хотя бы бегло осмотреть экспонаты, требуется несколько дней, а Марина ненадолго приезжала — батисферу или ещё какую-нибудь диковинку посмотреть. И тогда её подвозили на машине прямо до нужного павильона. Сейчас же Марине захотелось всё самой посмотреть. По выставке ходит много разного необычного транспорта, развозящего посетителей. Есть недавно построенная монорельсовая дорога, ведущая к павильону «Будущее». К павильону «Горное дело» ходит состав, где вагончики оформлены в виде шахтерских вагонеток. Хотя почти все маршруты автобусов и других транспортных средств (к павильону «Железнодорожный транспорт» рельсы проложены и ходит самый настоящий, правда маленький, состав, ведомый ярко раскрашенным тепловозом) охватывают по кругу почти всю территорию «Выставки», у каждого средства есть свой, главный павильон, в стиле основной тематики которого машина и оформлена. И если электромобиль- тягач, таскающий вагончики к павильону «Средней промышленности», выглядит вполне в духе времени, то шасси автобуса, оформленное в виде гигантской хрюшки, ходящее к павильону «Животноводство», по мнению Марины, выглядит просто глупо.

Хотя, по справедливости, тепловозик «Железнодорожного транспорта» ходит тут не по адресу. Его стоило бы перекрасить в армейские или флотские цвета, отправив возить посетителей в отдел выставки «Вооруженные силы» — Марине прекрасно известно, что тепловозик на самом деле маневровый для тяжелых железнодорожных пушек.

В «Вооруженные силы», хотя отдел и занимает больше четверти выставки, Марина решает не идти — помнит по прошлым визитам, что многих действительно интересных новинок там нет, и, наоборот, представлены макеты всяких сомнительной ценности устройств, не существующих в реальности, вроде огромного шарообразного танка или летающего диска, с жуткими лезвиями по краю, предназначенного для разрубания в воздухе вражеских бомбардировщиков. Имеется и макет линзы для генерации космических лучей и сжигания ими целей в глубоком тылу противника.

Конечно, настоящая башня главного калибра от линкора, почти упирающаяся в потолок самого большого павильона, выглядит впечатляюще, но Марина знает — Сордар говорил — башня опытная, откровенно неудачная, по результатам испытаний признана непригодной к принятию на вооружение. Потому она здесь и оказалась — резать на металл такую махину посчитали накладным, а как раз тогда построили специальный транспорт для перевозки крупногабаритных грузов (как раз башни для новых линкоров в первую очередь и подразумевались). На нем по каналам речной системы «Приморье-Центр» башню в столицу и привезли, благо «Выставка» на набережную канала и выходит.

В павильон «Авиация» Марине идти не хотелось, но, увидев новый автобус, передумала. Автобус оказался похож на самолёт. Причём не простой, а реактивный из фантастических романов. Обтекаемая кабина выступает вперёд и возвышается высоко-высоко, почти на уровне третьего этажа. Огромные серебристые с белым буквы «Павильон „Авиация“» тянутся по всей длине машины до хвоста, как у настоящих самолётов со стреловидными стабилизаторами и эмблемой «Имперских авиалиний». Даже две массивных трубы реактивных «двигателей» пониже стабилизаторов стоят. Колёса обтекателями прикрыты, бамперы спереди и сзади выступают очень далеко, и фары на них на изогнутых серебристых стебельках, словно глаза гигантского рака.

Сиденья тоже оказались похожи на кресла в салоне «Стрелы Дины». Раздается шум приглушённый авиационных двигателей. Марину насмешил вопрос какого-то ребёнка: «Мама, мы что, полетим?»

Можно купить множество самых разных сувениров. Марина чуть не обзавелась моделью автобуса в виде свиньи. Думала Хейс из озорства подарить, но потом всё-таки раздумала. Ей на окончание школы Марина что-нибудь серьёзное подарит. А вот Софи хрюшку вполне может получить. Тут, вроде, в «Животноводстве», раньше живых поросят от лучших хозяйств продавали. Только, как его в школу незаметно провезти и где держать? Хотя, в «Животноводство» имеет смысл зайти. Взрослого хряка или свиноматку ведь тоже можно купить. С доставкой по указанному адресу, хе-хе… Или, кого там из сельхоз. живности Сонька особенно не любит? Да нет, вроде бы, ко всем нейтрально относится. К сожалению. Хотя, как бы она отреагировала на огромную тропическую многоножку? Но тут их не продают. А где торгуют всякой экзотической живностью, Марина не знает. Купить самый большой «Путеводитель», что ли? Вон их здесь сколько, самых разных. Или открытку какую-нибудь… Ту же «Свинарку». Но ведь Хейс наверняка, обидится, получив такое. Или же купить фото бронзовой овечки, тоже перед «Животноводством» стоящей? Сидящими на ней любят фотографировать маленьких детей. По крайней мере, такие фото Марина видела у всех, кого родители хоть раз сюда приводили. Фото купить, и Динкерт подарить. Вот уж точно, овца, до сих пор к Эр за цепочкой так и не зашла. Или поискать, где декоративные крысы продаются, выбрать самую злобную и Яздункотте привезти. Хотя, крыску можно и плюшевую купить… Нет, лучше не надо! Вдруг понравится ещё? Всё-таки Марина ничего не купила.

У всех павильонов стоят мраморные статуи, изображающие представителей разных профессий. Статуи — один из самых неизменных атрибутов выставки. Экспозиции постоянно обновляются, а статуи стоят. Появляются новые, но ни одна из установленных перед открытием, не убрана. Сейчас даже не все определить могут, кого они изображают. За прошедшие годы многое изменилось. И если и сейчас понятно, что женщина с поросёнком на руках перед «Животноводством» — свинарка с Окраинных земель, то кого изображает фигура в расстегнутой длиннополой шубе, длинных валенках, ватных штанах, необычном пилотском шлеме и с висящем на груди аппаратом непонятного назначения, сейчас уже многие не скажут. Скажут, что «лётчик», но это не правильно — лётчик вон, рядом стоит. Пальто кожаное у него такое же, как и сейчас.

А вот Марина знает — видела самый первый «Путеводитель», и там была эта статуя, называется — «Командир дирижабля». А штука у него на груди — кислородный аппарат. Всё-таки дирижабли первоначально могли забираться на куда большую высоту, чем самолёты. И павильон тогда «Воздухоплавание», а не «Авиация» назывался. Даже несколько лет причалом для дирижаблей был. Причальная мачта и сейчас стоит. Только воздушные исполины сюда больше не прилетают. Их век оказался короток. Заполненные газом солидные гиганты проиграли маленьким юрким и хрупким этажеркам. Как когда — то холоднокровные исполины проиграли спор мелким зверюшкам, шнырявшим у них под ногами.

Вход в «Авиацию» вживую после ремонта Марина ещё не видела. Только фотографии у Софи видела. Думала, что фото здорово отретушированы, Эрида говорила, что перед публикацией так всегда делают. Оказалось, нет. В стенку бывшего ангара для самого большого в мире дирижабля вделан самолёт. Смотрится новый вход. Кажется, что из ворот ангара выруливает огромный красный самолёт. Хотя, на деле, он намертво вделан в стену.

Вход в павильон расположен между стоек шасси. Марина помнит высоченные колеса «Стрелы Дины», низ фюзеляжа где-то наверху. Лайнер Марине не понравился, хотя и произвел впечатление размерами. Но фюзеляж «Стрелы Дины» спокойно бы поместился между стоек шасси гигантского бомбардировщика. Символа воздушной мощи Империи, никогда не участвовавшего в боях. Самолёт, даже сейчас, на приколе, поражает воображение. Тележки шасси напоминают большие понтоны, установленные на самые здоровые из виденных Мариной, колёс. Стоя рядом, даже не верится, что эта конструкция имеет какое-то отношение к серебристой поверхности над головой. В каждой тележке спереди — дверца. Через неё экипаж попадал в машину, потом по лесенке внутри стойки шасси поднимался в фюзеляж, расходясь по своим местам. Марина знает — экипаж машины мог доходить до тридцати и больше человек. В основном, конечно, стрелки, обслуживающие многочисленные пушки и пулемёты. Машин выпущено немного, и каждая немного отличалась составом вооружения, типом моторов и даже, их количеством. У самой первой машины их было целых четырнадцать. Восемь нормально, по четыре на каждом крыле, ещё два — тоже на крыле, но сзади, между балками хвостового оперения, последние четыре — спарены по два, стоят на пилонах, один винтом вперёд, другой — назад, а сами пилоны — сверху на крыле… или, на фюзеляже.

На других машинах моторов было меньше: на одном не было пилонов, на другом — моторов на задней кромке крыла. Ещё на одном было всего шесть винтов, но зато моторов — двенадцать, каждый винт вращала спарка из двух двигателей. Да и сами винты были куда больше обычных.

Марина знает основные схемы самолётов, «утку» от «летающего крыла» отличит с лёгкостью, но вот схему гиганта назвать затруднится. Фюзеляж у самолёта вроде бы есть, похожая на аквариум его часть, включающая пилотскую кабину и три турели, смотрящие одна точно вверх, другая вниз, третья тоже вниз, но назад, довольно далеко из крыла выступает. Но это, собственно, и всё. За крылом фюзеляж не продолжается. Вместо него появляются две балки, соединяющиеся стабилизатором. Каждая заканчивается турелью, у одних машин со спаркой пулемётов, у других уже с длинноствольной автоматической пушкой.

Бомбоотсеки и прочие авиационные потроха упрятаны внутри толстенного крыла. Сколько бомб может тащить махина, Марина точно не помнит, а вот картинку из старого журнала, где грузоподъемность гражданского варианта машины проиллюстрирована изображением слоников рядом с силуэтом самолёта, помнит. Вот сколько там слоников было? Десять? Точно больше! Двадцать? Может да, а, может, и нет. Во всяком случае, не больше тридцати.

Этот самолет окрашен ярко — красным с желтыми полосами. Цвета легендарного «Солнечного дракона» — самой большой пассажирской машины своего времени.

«Дракон» был двухпалубным. Наверху размещалась самая настоящая прогулочная палуба, словно на океанских лайнерах. Через квадратные иллюминаторы можно было видет, как вращаются огромные винты. На палубу выходили двери самых настоящих кают. В билете так прямо и писалось «каюта такая-то, место такое-то». Всего самолёт мог брать до трёхсот пассажиров. Но с такой нагрузкой он никогда не летал. «Дракон» страшил людей исполинскими размерами. В газетах одно время даже писали, что такая огромная машина просто не сможет подняться в воздух. Газетчики, как обычно, писали о том, в чём не разбирались. Когда «Дракона» строили, уже пару лет летали его военные собратья.

Переброска их на одну из баз на другом материке «помогла» местным лидерам принять нужные грэдам решения.

Но здесь стоит не «Дракон». Это бомбардировщик просто выкрашен так. Да турели, и то не все, сняты.

Бомбардировщики уже устарели. Но они крепкие, очень надёжные (за всё время эксплуатации было только несколько не слишком серьёзных аварий, да и те без жертв, даже ни одной машины не списали). Машины и сейчас летают. Часть переделана в транспортные и десантные, часть — переданы в Авиацию Севера, в том числе и настоящий «Дракон». А здесь оказался самый изношенный бомбардировщик. Сдавать в металлолом пожалели, отправили сюда.

Внутри павильона десятки, если не сотни самолётов и иных, условно летающих, объектов.

Одни стоят, другие подвешены на тросах. Чего тут только нет! Копия первого мирренского воздушного шара. Первые планеры (некоторые даже настоящие), похожие на диковинных птиц. Макеты различных конструкций с причудливыми крыльями, винтами, а то и роторами — они рвались в небо, но так и не увидели его. Оригиналы их конструкций погребли под своими обломками создателей. Но человека не остановить. И вот стоит легендарный «Буревестник» — первый действительно летавший самолёт.

Не первая конструкция известного инженера. Предыдущие машины только по земле бегали. Не летали, но уже подпрыгивали. По следам колес на песке комиссия определила — машина отрывалась от земли. Работу признали перспективной, военное ведомство выделило деньги на следующий проект.

И появился «Буревестник». Инженер много наблюдал за птицами, даже камеру для скоростной съемки изобрел, пытаясь понять механизм движения крыльев. Понял, что машину на принципе машущего полёта построить невозможно. Заинтересовался птицами, способными подолгу парить. Даже ездил на безжизненные острова, где гнездятся самые крупные морские птицы из тех, что предрекают беду морякам… Инжнер застрелил нескольких и долго рассматривал их крылья, делая какие-то наброски и фотографируя. На обратном пути пароход попал в шторм и затонул. Инженер был среди немногих спасенных. Моряки шептались — потревожив птиц, он накликал беду. Шторм не утихал, крейсер трепало здорово, были моменты, когда казалось, что и он пойдёт ко дну.

Но капитан оказался умелым, и корабль смог вернуться в порт.

А потом инженер стал строить птицу из дерева и полотна. Марина с детства помнит картинку — силуэт буревестника в полёте и схема первого самолёта. Не сразу их отличишь. Инженер воспроизвел профиль крыла птицы. Поставил очень лёгкий мотор собственной разработки…

Тот день вошёл во все учебники истории, без разницы, на Севере или Юге материка они изданы. Человек покорил небо. И этот человек — грэд! Первый в небе.

Несколько минут занял тот полёт. Но эти минуты запомнились на века!

По праздникам в воздух часто поднимаются копии «Буревестника». А сам он здесь. Стоит прямо у входа. Хотя, как раз он и должен быть в воздухе. Хотя бы и вися на тросах. Он символ. Символ победы над небом. Полной и окончательной. «Буревестник» просто красив. Красив, словно птица, подарившая ему имя. Это не летающая сосиска первого мирренского дирижабля, чья оболочка сделана из желудков целых трёх тысяч коров, погибших при наводнении. И пусть эта сосиска поднялась в небеса на несколько лет раньше «Буревестника». Небо будет принадлежать им, а не потомка «летающей колбасы» — такое прозвище придумали своему первому дирижаблю сами миррены. Читавшая много книг не для своего возраста, Марина так же знает и другое, неприличное обозначение дирижабля, данное не кем-нибудь, а самим императором Тимом IV — «Летающий ***». Впрочем, аппарат ему понравился, и деньги на постройку новых были выделены. Любовь Тима IV к крепким выражениям уже к тем временам в поговорки попала.

Потом была война. И три маленьких самолётика- биплана, построенных по проекту создателя «Буревестника», средь бела дня бомбами с фосфором сожгли ангары и пять огромных дирижаблей. От пожаров ещё и склад бомб взорвался.

Уже после войны подсчитали, сколько стоили три самолётика. И сколько — уничтоженное ими. Цифры отличались на десятки порядков. Цифры наглядно говорили, кому — самолётам или дирижаблям — владеть небесами.

Павильон «Авиация» отдан, главным образом, гражданским машинам. Военные, в основном, собраны в «Вооруженных силах». Но самые знаменитые истребители и бомбардировщики есть и здесь. Хотя, больше всего даже не гражданских, а различных экспериментальных, гоночных и рекордных машин.

Марине нравиться один самолётик, в шутку прозванный «Дракончиком» — машина по схеме напоминает гиганта. Гидросамолёт серебряный с алым. Маленькое и стремительное воплощение скорости. Два мотора — спереди и между балок хвостового оперения. Казалось, что лётчику с трудом нашлось место между двигателями.

Но именно конструктор и пилот этой машины весьма чувствительно щёлкнули по носу мирренов, увезя домой «Кубок Императора» — успевший стать легендарным приз (и неплохая денежная сумма вдобавок) «коя будет вручена человеку любого пола, возраста, вероисповедания или отсутствия оного, преодолевшему менее чем за два часа расстояние 1200 км по указанной трассе. Машина может быть как мирренской, так и любой иностранной конструкции». Когда приз учреждался, рекордом скорости было 243 км\ч, и скептики считали, что приз будет вручен, самое меньшее, через пятьдесят лет. Они ошибались. Гонка объявлялась ежегодной, победитель получал малый кубок. Погибших авиаторов (а их было немало) миррены хоронили с воинскими почестями и орудийным салютом. А сам «Кубок» оставался недосягаем. Манил отчаянных авиаторов и лучших конструкторов всех стран. Одни хотели показать свою лихость, другие — инженерные таланты.

Саргон — маньяк во всём, что касается покорения небес. Кубок собственного имени учреждать после мирренов как-то несолидно. Но этот кубок будет наш! Саргон азартен — и лучшие КБ разрабатывают к каждой гонке несколько машин. Они выступают успешно, четыре малых Кубка тому подтверждение. Но талантливых инженеров да пилотов отчаянных и у мирренов хватает. Да и в других странах люди с головами водятся — два малых Кубка на другой материк ушли.

Наконец, появился этот самолётик, увёзший «Кубок» к грэдам. К скоростям уже привыкли. Гонка и слово «впервые». На прошлогодней впервые превысили скорость в 450 км\ч. У мирренов заключались пари, сколько лет ещё «Кубок» будет служить украшением «Дворца прогресса». На эту гонку ставили только неисправимые оптимисты. Они и выиграли, ибо гидроплан несся со скоростью свыше шестисот километров в час. Кубок ушёл к грэдам. Вот он, под стеклом, возле самолёта стоит. Серебро, золото, эмаль. Аллегорические фигуры, чей смысл Марине не понятен. А на основании — фамилии всех, погибших в погоне за призом. Фамилия — и год гибели. Без разницы, кто погибший — мирренский принц крови или безвестный авантюрист. Миррены, хотя и не любят вспоминать, куда «Кубок» ушел, эпоху Гонки очень любят. Книги есть про каждую гонку и про все вместе. Биографии участников, наборы открыток с изображением участвовавших в гонке самолётов. Даже игрушки детские в виде самых известных гоночных машин.

Последняя глава в мирренских книгах об истории Гонки всегда одному и тому же посвящена. И даже название обычно одно и тоже — «Опоздавшее чудо». Ибо через месяц после последней гонки миррены достроили и испытали самолёт, показавший ещё большую скорость. Слишком уж тщательно готовились миррены к следующей гонкие. Проводили очень скрпулёзные расчеты, продули в аэродинамических трубах множество моделей. Машина получилась солидная. Но она опоздала.

Видимо, не зря ещё перед гонкой писали про будущего победителя «Крылья Империи» — известнейший мирренский авиационный журнал: «Самолёт и пилот несут на себе признаки какого-то легкого сумасшествия, граничащего с гениальностью».

Верно подметили! Три авантюриста — Саргон, конструктор и пилот, что называется, нашли друг друга. Император хотел, чтобы кубок оказался у грэдов, и готов был давать деньги на самые безумные проекты, конструктора в инженерной среде одни считали гением, другие — безумцем, но созданные им машины самых невероятных схем успешно или не очень летали, ну а пилот даже на драконе согласился бы летать, если бы его изловили. Очень уж любил он в лучах славы греться. А на опасности он просто плевал. Всем было понятно — случись что с машиной — шансов спастись у пилота не будет — его разрубит вторым винтом. «А, наплевать», — сказал он, — «парашют, значит, брать не надо. Машина легче будет». И полетел без парашюта. Одни считают его героем, другие — полным психом. Как бы то ни было, безумный самолёт с безумным пилотом завоевали «Кубок».

Марина никогда и никому не скажет, что ей нравится пилот, завоевавший кубок. У Софи на стене его портрет висит. Софи по фотографии нарисованный. А сама фотография пилотом подписана. Мальчишки завидуют… Даже пытались Марину подговорить, чтобы она фото стащила. Марина, хотя и знает, где оно лежит, отказалась. Такие вещи должны принадлежать только тому, кому вручены. Как орден или медаль.

Марине кажется, что она чем-то похожа на пилота — гонщика, хулигана и отчаянного аса многочисленных колониальных войн последнего десятилетия. Читая про «Кубок», у Марины и появилась мысль украсть знамя «Кошачьей». Вроде как вражеский символ, вроде как играли по правилам, врагом придуманным. И выиграли! Знамя тоже вражеский символ. Просто так бы не отдали. Ну, так с бою взять ещё почётнее!

А конструктор самолёта и сейчас жив-здоров. Марина его даже знает немного. Он много раз бывал у Саргона. Вёрткие фронтовые истребители сражаются на фронте. Стерегут небо больших городов стремительные перехватчики. Дремлют под палубами авианосцев тупоносые хищники с причудливо сложенными крыльями. Хотя Марина и знает — про него говорят «мастер импровизаций». Что допускает различные толкования.

От былого названия в павильоне осталось немного: гондола дирижабля-бомбардировщика, один из моторов, часть пассажирского салона и несколько кают недавно разобранного последнего пассажирского исполина.

Присутствует и маленький истребитель-биплан. Большие потери дирижаблей во время войны любви у мирренов к воздушным кораблям не отбили. Всё-таки по бомбовой или иной нагрузке, а также дальности полёта самолёты пока ещё с исполинами конкурировать не могли. У них только жечь гигантов прекрасно получалось. Миррены и решили: пусть дирижабль несёт на себе истребители для самообороны. Сказано-сделано. На войну дирижабль-авианосец не успел. Зато стал «звездой» первой послевоенной Международной промышленной выставки. На грэдских военных шедевр мирренского дирижаблестроения произвел впечатление. Саргон всеобщего оптимизма не разделял, но и правом «вето» на кажущиеся спорными статьи военного бюджета, не воспользовался. Дирижабль-авианосец, в пику мирренам чуть ли не в половину больший их шедевра по объему, построили. Разработали и маленький, изящный, похожий на игрушку, но всё-таки весьма и весьма зубастенький, истребитель. Дирижабль мог не только выпустить все самолёты при угрозе нападения, но и принять их обратно потом. У каждого биплана на верхнем крыле был особый захват, которым он мог прицепиться к опускаемой из ангара штанге. Прицепленным к штанге истребитель и стоит. Словно собираясь отправиться в полёт. Он единственный сохранён, остальные ушли в металлолом.

Гиганты сторон часто патрулировали океан в районе «зон особых экономических интересов», нервируя недавнего противника.

Мирренский дирижабль-авианосец разбился во время шторма, погубив большую часть команды. Грэдский монстр, хотя и попал в тот же шторм, уцелел. Сообщил всему миру о трагедии, приняв паническую радиограмму, переданную с маломощного вспомогательного передатчика гибнущего исполина. Когда шторм подутих, принял участие в спасательных работах, подобрав нескольких уцелевших, в том числе тяжело раненного капитана, одного из создателей дирижабля. Командира и экипаж грэдского монстра из политических соображений Тим V наградил орденами. Саргон их тоже без наград не оставил. А огромный дирижабль сперва поставили на профилактический ремонт, а потом и вовсе решили разобрать, после того, как второй мирренский дирижабль-авианосец во время обычного патрульного полёта бесследно исчез в промежутке между двумя сеансами радиосвязи. Сперва подумали — помехи, но дирижабль и потом на связь не вышел. И на базу в срок не вернулся. Подняли другие дирижабли, отправили корабли. Не нашли ничего. Совсем.

Что с ним стало — так никто и не узнал. Только спустя два года правительство маленькой приморской страны известило мирренов, что жители крошечной рыбацкой деревушки нашли на берегу спасательный круг с названием воздушного корабля. И больше ничего. Миррены отправили экспедицию. Несколько месяцев прочёсывали берег и прибрежные леса. Но круг так и остался единственной находкой. Океан умеет хранить тайны.

Отдельно под стеклом выставлен комплект посуды из буфета пассажирского дирижабля, выполненный в бело-голубых тонах с золотой каймой, и с видами дирижабля, пролетающего над различными городами. В соседней витрине — конверты с марками, погашенные особым штемпелем специальной «дирижабль-почты». Дирижабли несколько лет летали почти через весь континент. Свои пассажирские дирижабли грэды построили отчасти из-за вечного соперничества с мирренами. Рейсы дирижаблей были довольно популярны в среде богатых бездельников обеих империй. Считалось модным провести два-три дня в воздухе, потом дней десять придаваться развлечениям в той или другой столице, и лететь назад. Как-то раз даже свадьба на дирижабле была устроена.

Недавно были обнаружены месторождения «солнечного» газа, подходящего для заполнения воздушных кораблей куда лучше, чем пожароопасный водород. Мирренское министерство транспорта даже переговоры вело о закупках грэдского газа. Почти договорились, Саргон даже получил от Тима официальное заверение, что газ будет использован исключительно в мирных целях. Но как раз в то время в одной из малых стран произошел инспирированный мирренской агентурой военный переворот, в результате которого было свергнуто правительство, ориентировавшееся на грэдов. Хотя из грэдов никто не пострадал, Саргон не удержался от шпильки мирренам, объявив «солнечный» «стратегическим сырьём, не подлежащим экспорту». Миррены в ответ запретили рейсы грэдских дирижаблей над своей территорией, сославшись на их пожароопасность. Грэды ответили тем же. Министерство Авиации давно уже подыскивало благовидный предлог, чтобы вывести дирижабли из эксплуатации. Мирренский запрет пришелся как нельзя кстати. Дирижабли разобрали. Носовая часть одного из них попала в «Авиацию». А рекламный плакат прощального рейса от Столицы до Столицы, состоявшегося по личному разрешению Тима и Саргона, как подарок на совершеннолетие одному из младших принцев крови, висит сейчас в комнате Софи. У неё даже чашечки из сервиза с дирижабля есть. Вроде бы, когда распродавали с аукциона предметы интерьера с последних дирижаблей, два сервиза закупил МИДв. Точно Марина не помнит, одну чашечку «случайно» разбила, отчего Софи сперва чуть не заплакала, а потом захотела поколотить Марину. К счастью, зашла Эр, и драка не состоялась. Чашечку потом Марина видела склеенной. Раньше Марина посмеивалась над вздохами сестры, что ей никогда не удастся полетать на дирижабле. Ей не признается, но сейчас Марина сестру где-то даже понимает. Всё-таки с уходом воздушных кораблей оказалась перевернутой довольно интересная страница в истории покорения человеком неба.

Всё-таки первенство в преодолении Океана Мёртвых по воздуху за мирренами. Впервые океан пересёк их дирижабль. Даже груз и почту доставил. Обратный рейс был не столь удачен, пришлось вернуться, не пройдя и пятой части пути.

Чтобы про мирренов не говорили, они не из тех, кто на достигнутом останавливается. У них даже поговорка есть: «с горной вершины видно новую». На этот раз решили совершить нечто, что ни грэды, ни кто-либо иной не в силах будут превзойти. Максимум повторят. Ещё до войны объявили о постройке дирижабля, предназначенного для кругосветного перелёта. Война отсрочила, но не отменила план. Тем более, годы сражений дали бесценный опыт эксплуатации дирижаблей в самых разных условиях. Ещё до подписания мирного договора огромный воздушный корабль был заложен. Имя дали в честь бога — повелителя ветров из мифов, пришедших ещё с Погибшего Материка. Полёт планировался длительным, поэтому гондола дирижабля была больше полусотни метров в длину и оборудована всем лучшим, что только существовало в то время для воздушных путешествий. Полёт занял почти месяц. Хотя дирижабль три раза снижался для заправки, с формальной точки зрения он не садился, хотя, часть экипажа и пассажиров сходили на землю, и наоборот, на борт дирижабля поднимались посетители. Те из команды, кто за время полёта ни разу не покидал борта, были награждены высшей степенью «Золотого льва» — военного ордена, ранее такой награды удостаивались только асы. Остальные члены команды тоже получили «львов», но более низких степеней.

У гондолы дирижабля есть несколько стэндов, посвященных покорению неба. Один — о кругосветном перелёте. Интересного там мало — краткий текст, старые газеты с сообщениями о ходе перелёта. Несколько фотографий самого дирижабля. Разглядывая витрину, Марина кисло поджимает губы — ну как по закону подлости, под стеклом обнаруживаются сонькины часы. Зачем Софи на позапрошлый День Рождения понадобились массивные карманные часы в золотом корпусе с рельефным узором на крышке известнейшей мирренской марки, Марина сперва понять не могла. Даже съязвила «Зачем тебе часы, ты же жилетов не носишь. А-а, догадалась — в прошлом номере „Географического вестника“ было фото вождя с какого-то тропического острова. В ушах — раковины, в носу — кабаньи клыки, само лицо всё ритуальными шрамами изрезано. Ожерелий — как у тебя примерно, и к одному — часы мирренские привешены. Блестят, и правда, здорово. Ходят, или нет — не знаю, но стрелок нет, четко видно. Ты, чтобы полегче было, механизм скажи, что бы вынули». Примерно в середине монолога Марины, Софи сделала попытку её поймать. Безуспешно! Пока Софи за ней бегала, Марина ещё много чего ей наговорила, на предмет куда лучше часы прицепить — к прическе, или к браслету на ногу, а может, спицу в нос, а часы на ней на цепочке повесит. А потом сфотографировать, и в подарок на Острова отправить. Туземцы обалдеют, а местные модницы точно возьмут на вооружение. Кстати, они по двадцать — тридцать колец на шее носят, отчего шеи у них, как у жирафов, а ещё, они зубы в чёрный цвет красят. Кстати, дарю идею, обязательно попробуй… Марина ещё много чего бы придумать могла, но перепалку сестёр услышал Сордар. Марина, проворно показав сестре на прощание язык, спряталась у него за спиной. Софи, метнув самый свирепый из возможных в её возрасте, взглядов, убежала. Сордара взгляд сестры жутко развеселил. Фарфоровая куколка с картинки не сможет быть страшной, даже если очень захочет. Марина даже слегка обиделась, когда Сордар сказал, что и у неё быть страшной тоже ну никак не получается.

Потом Сордар объяснил Марине, что это за часы. Оказывается, небольшая серия часов была выпущена специально к годовщине кругосветного перелёта. Каждый механизм имеет порядковый номер. Продавалась исключительно мирренским придворным и крупным чинам военного ведомства, причастным к перелёту. Из экипажа получили только командир и старший офицер. В «свободную» продажу было выпушено целых тристо пятьдесят штук, Сордар даже сказал, что если бы миррены этих часов не делали, они бы ещё один такой дирижабль построить смогли. Да и покупали часы не абы кто. После кругосветного полёта, дирижабль стал совершать регулярные трансокеанские и трансконтенинтальные рейсы. Пользоваться услугами корабля было по карману только очень богатым деловым людям, живущим по принципу «время-деньги», либо наоборот, столичным бездельникам, совершенно не ценящим ни времени, ни денег. Часы им казались чем-то вроде знака принадлежности к закрытому клубу для избранных из избранных. Самым маловажным фактом для них было, что часы ещё и отменно точны и надёжны. Марка известнейшнего поставщика флотских хронометров и других точных приборов многим из пассажиров дирижабля попросту неизвестна. Гораздо важнее знак на внутренней стороне крышки «Поставщик Двора ЕИВ».

Теперь уже Марине захотелось за Сонькой погоняться, чтобы часы отобрать. Опять интересная техническая штуковина мимо неё проскочила. Видела же у Соньки каталог известнейшей мирренской антикварной фирмы валялся. Там она наверняка эти часы и высмотрела. Марина же не знала, что в таких каталогах, кроме всяческих глупостей, попадаются и действительно интересные вещи. Она раньше толтко оружейные каталоги и смотрела.

Такая редкость, их всего несколько сот штук в мире! Сордар, впрочем, поинтересовался не хочет ли она такие же на свой День Рождения, и если да, то они у неё будут. Благо, мирренскому антиквару дай заказ — и он нужную вещь из под земли достанет. Марина поблагодарила… и отказалась. Раз у Соньки есть — ей такого же не надо.

Привезла ли Софи часы в школу, Марина точно не знала. Скорее да, чем нет. Но вот похвастаться ими не перед кем — подруги в авиации не разбираются. А Эриде часы показались некрасивыми.

Точно в центре зала установлена самая знаменитая в Империи летающая лодка. Самолёт, совершивший первый трансокеанский перелёт, машина, конечно, интересная. Но тут главная достопримечательность — кто лётчик. Портрет командира экипажа возле машины имеется. Подписи нет. И так всем известно, кто самый знаменитый грэдский лётчик. История перелёта Марине прекрасно известна.

При всех недостатках, предыдуший властитель грэдов на делах, касавшихся вопросов национального престижа, не экономил. Полёт должен был состояться под патронажем наследника. Мало кто знал, что Наследник сам лететь собрался. Доброжелатели, причём искренние, всерьёз опасавшиеся, что в случае появления другого наследника страна может погрузится в хаос, и искренне беспокоившиеся за жизнь Саргона, сообщили императору. Основания для беспокойства были — после назначения наследником Саргон дважды попадал в аварии на машинах, и один раз — на самолёте. Во всех случаях отделывался царапинами, но везенье не может продолжаться бесконечно. Тем более, расследование показало, что если одна авария автомобиля и самолёта произошли по техническим неисправностям, плюс человеческий фактор — полетать наследнику вздумалось после попойки в обществе гвардейских офицеров. То расследование второй аварии показало — машина кем-то была испорчена намеренно. Саргон был популярен, но многие Великие Дома и довольно значительная часть генералитета не одобряли выбор императора. Как бы то ни было, узнав о решении наследника, император издал указ, запрещавший Его Высочеству пересекать океан на чём-либо, кроме водоизмещающих кораблей и судов. На прямое нарушение императорского указа Саргон бы никогда не пошёл. Но, по традиции, указ, адресованный наследнику, вступал в силу не с момента подписания, а с момента вручения. Но когда императорский курьер прибыл в столицу Приморья, где Саргон был наместником-соправителем, наследника там не было. Он в то время находился примерно над серединой океана. Оставалось только ждать. Трансокеанский телеграфный кабель в то время уже был проложен. Радиосвязь на такие расстояния в те времена ещё не осуществлялась. Долгие часы томительного ожидания. Одни ждали новостей, другие — их отсутствия. Сам факт полёта скрывали от императора, благо он делами интересовался всё меньше и меньше, переваливая их на Саргона. Если на каком-либо решении он видел подпись Саргона, то тут же подписывал, даже не читая. Даже многие недображелатели императора стали говорить, что назначение Саргона — действительно мудрое государственное решение. Иронии в тех словах не было. И вот жизнь наследника висит, как казалось многим, на волоске.

Но вот патрульный крейсер передал на базу флота, что над ним пролетел самолёт, шедший с западного направления. Телеграмма ушла в Приморье, потом в Столицу. Пока она шла до столицы, в Приморье приняли новую. Командующий Третьим флотом сообщал, что самолёт Его Высочества совершил успешную посадку прямо в акватории базы.

Саргон вполне бы мог совершить и обратный перелёт, но по прямому проводу от Императора, вместе с поздравлениями, пришел приказ возвращаться на корабле. Что и было выполнено. Недображелателям, пытавшимся поднять вопрос о нарушении Воли Императора, было сказано, что во-первых, победителей не судят, а во-вторых, лодка на стоянке является вполне водоизмещающим объектом, к тому же, числящимся в составе флота.

Полёт прославил наследника. Хотя он сам не считал его чем-то выдающимся. Его на Север тянуло. Перелёт через полюс организовать. Хотя грэдский флаг к тому времени уж лет десять как развивался над полюсом.

Ничей другой флаг там физически не мог оказаться — земли северней полярного круга ещё за полвека до этого были объявлены неотъемлемой частью империи, миррены в ответ поступили аналогично со льдами вблизи южного полюса. Грэды это не одобрили — объявление приполярных вод мирренскими поставило китобоев перед выбором — либо заниматься браконьерством с перспективой попасть в мирренскую тюрьму с конфискацией судна и улова, либо покупать у мирренов квоты на забой китов — неизбежное следствие увелечение себестоимости добытого. Спор из-за районов китобойного промысла потом послужил одним из многочисленных поводов к прошлой войне.

Шанс достигнуть северного полюса был только у грэдов. На приполярные территории просто не допустили бы иностранную экспедицию. У мирренов была идея достичь полюса на дирижабле, но дипломатический зондаж показал — такой полёт грэды воспримут чуть ли не как личное оскорбление Императора. Это притом, что создатель дирижабля (и мирренское Военное ведомство) были согласны чтобы экспедиция на 50 % состояла из грэдов. Создателя дирижабля, получив отказ, пожав плечами стал готовить экспедицию к Южному полюсу.

Так что с юридической точки зрения проблем для полёта через полюс не было ни малейших. Император всё больше и больше удалялся от дел, и на очередную идею наследника никак не прореагировал. А Саргон запланировал полёт ни много ни мало, трёх тяжелых самолётов, и далеко не сразу, после споров с лётчиками и конструкторами выбрал их тип.

И на этот раз предпочтение отдано летающим лодкам, разработанных тем же КБ, что и летавшая через океан. У лодок необычайно длинное крыло, расположенное над напоминающем предельно увеличенный поплавок для гидроплана, фюзеляжем. Там располагались два пилота и штурман. Специально для полёта, в крыле поставили ещё одно управление. Всего на трёх лодках должно было лететь двадцать три человека. Хоть по количеству участников надо было превзойти команду мирренского дирижабля из семнадцати человек, всё-таки добравшихся до южного полюса. Участников экспедиции оказалось даже двадцать четыре — механику лодки Љ2 начальник экспедиции и командир лодки Љ1 разрешил взять в полёт любимицу — проживавшую на базе беспородную собачонку по кличке «Сосиска».

Полёт прошел успешно, участников встречали как героев. Марина помнит кадры кинохроники — открытые кареты из конюшенного отдела МИДв. Словно большой выезд глав Великих Домов. Императорские кирасиры с палашами наголо. Даже фильм был снят, что в то время — редкость. Улицы засыпаны приветственными листовками, Софи хвастается у неё все образцы есть. Может, и не врёт.

Если имена всех членов экспедиции сейчас назовут только отъявленные любители авиации, то Сосиску теперь знает любой. Собака — покоритель полюса стала, наверное, самым известным псом в мире. Игрушки, изображающие весёлую собачку в полётном шлеме по сегодняшний день производятся и успешно продаются, причем, несмотря на сложные отношения между странами, Сосиска прекрасно известна как грэдским, так и мирренским детям. Про неё и сейчас снимают мультфильмы. У Марины в детстве тоже было несколько таких собачек. А у Софи дома и сейчас здоровенная улыбающаяся плюшевая псина в шлеме, очках, кожаной куртке да ещё и с толстой сигарой в зубах в комнате сидит. (И где только Сордар такую Сосиску раздобыл!? Её даже в музейной экспозиции нет. Хотя, судя по покрою куртки, да отсутствию ярлыков, псина, скорее всего, мирренская. По крайней мере, Марине хочется чтобы было именно так. Впрочем, вредная привычка думать говорит о другом — Сордар, наверное, заказал пошить собачку в единственном экземпляре. Стоило бы Марине попросить даже Кэретту — такая же собака вскоре бы появилась и у неё. Но во-первых, собака уже есть у Софи, а во-вторых — кроме книг и оружия Марина ничего просить не будет. Вещи необходимые, а без всего остального можно обойтись).

Под одним крылом летающей лодки в большем застеклённом стеллаже расположилось несколько сотен «Сосисок» со всех концов света — тканевых, плюшевых, меховых, деревянных и изо всех прочих материалов, служащих для изготовления игрушек. Габариты тоже отличаются сильно — самая маленькая в спичечном коробке поместится, а самая большая Сордара повыше будет. Есть даже несколько серябряных и золотых, плюс одна мраморная, размером куда больше оригинала.

Оригинал была сукой, и когда спустя несколько месяцев после полёта принесла щенков, их за большие деньги приобретали для своих детей даже главы Великих Домов. Марина знает, что во дворце Эриды живёт совершенно невзрачный пёсик, по слова Эр являющийся прямым потомком «Сосиски». Марина выражала осторожные сомнения в его происхождении, он сомневалась что велась столь тщательная родословная. Впрочем, сосиски пёс любил как и легендарная прародительница. Про себя же Марина уверенна — зная Херта, можно не сомневаться — когда маленькой Эр захотелось щенка Сосиски, он и в самом деле приказал разыскать пёсика, происходящего от неё.

Стоит громадный триплан, один из обслуживавших первую трансконтинентальную линию. Уродливо прекрасен блестящий фюзеляж, словно продирающийся через подкосы и расчалки коробки крыльев.

У самого выхода — один из последних экспонатов — громадная восьмимоторная пассажирская летающая лодка, способная без посадки преодолеть почти двадцть тысяч километров. Марина знает — когда флот ходил в поход, военные модификации этой машины осуществляли дальний дозор. Здесь же выставлен пассажирский вариант. Можно подняться на борт, но с точки зрения Марины в рядах кресел и даже нескольких купе нет ничего интересного; на «Стреле Дины» купе куда просторнее, хотя лайнер меньше лодки и берёт меньше пассажиров. Часть салона переоборудовано в маленький кинозал, где демонстрирую короткий цветной фильм, показывающий взлёт лодки, её полёт над портом и посадку. Громадина, отрывающаяся от воды — действительно, завораживающее зрелище. Особенно, контрастно в сравнении с первыми кадрами фильма — от лодки отходит катер, люди на нём кажутся игрушечными. Лодка с носа чем-то напоминает военный корабль, даже не верится, что такое сооружение может оторваться от воды. Но Марина этот фильм уже видела, причём, в три раза более длинный — вариант, снятый для Императора.

Сама «Стрела Дины» есть только в виде фотографий да модели с прозрачным бортом, позволяющем видеть салон. Модель Марине не понравилась — она помнит, что у настоящего самолёта крылья расположены не так, и форма у них другая. Император про многие вроде бы гражданские образцы техники частенько шутит: «Мы мирные люди, но наш бронепоезд…» Впрочем, даже Марина знает, что разработка многих проектов пассажирских самолётов осуществлялась в соответствии с требованиями Министерства обороны.

Полусонная Марина на полном автопилоте выбирается из автобуса. Насыщенный денёк подходит к концу. Вот посидит на скамейке и пойдёт в школу (до чего же не охота лезть через забор).

Подняв глаза, обнаруживает всего-навсего Хейс. Ой!

— Заставила ты всех поволноваться!

— Как ты узнала? — сонно спрашивает Марина, не обращая внимания, куда её ведут.

— С автовокзала позвонили полицейские, спросили, имеют ли ученики право появляться в городе без сопровождения взрослых. Едва услыхав про морпеховский берет, директор сразу же сообразил, кто пропасть сподобился. Он сказал, что такое правило есть, сам же по другой линии звонил в канцелярию Загородного… Соединили сразу с Его Величеством. Он сказал: «Пусть гуляет. Залезть на склад боеприпасов у неё всё равно не получиться. Город уже пережил налёт — переживёт и Марину!»

— Значит, опять всё было не по-настоящему.

— Ну как, выловила её? — спрашивает Софи, когда Хейс вернулась.

— Ну да. Делать, в сущности, и нечего было.

— А она что?

— А ничего. Сама сходи, да спроси, только она спит, наверное.

— Вот, прямо сейчас и пойду.

— Не зря Марина говорит, что ты вредная.

— Ну вот, и ты её защищаешь, — Софи отвечает, в точности воспроизведя излюбленную интонацию Марины.

Хейс смеётся в ответ.

— Шла бы, ты спать, Софи. Времени-то уже сколько!

— А, какая разница! В этом месяце никто, и нигде за порядком не следит. Весна же всё-таки! И экзамены уже кончились!

— М-да. Тут ты права. Я как-то и забыла уже, что не надо ничего учить, по крайней мере, какое-то время.

— Что ты постоянно учишь и учишь? И так же всё знаешь.

— Всего знать невозможно. В мире ещё много непознанного.

— Ну и познаешь всё как-нибудь потом! Сейчас же весна. Мне летать хочется!

Хейс хватается за голову.

— Опять! Может, обождёшь немного?

— Ну… Я в переносном смысле вообще-то.

 

Глава 11. Бал

Похоже, о сдаче экзаменов во всей школе только Марина и не волнуется. В библиотеке, или с книжкой в руках в последний весенний месяц можно увидеть даже самых завзятых бездельников.

Параллельно в женских корпусах переполох почище предновогоднего. Выпускной бал! Волнуются все, ученики старших классов могут приглашать учениц младших. Включая первый год. Писк стоит! Ведь в этом году школу заканчивает принц Яроорт. Кого он пригласит? Большинство уверено, что Софи. Но многие надеются, что выбор принца падёт на неё. Так же немало смельчаков, считающих, что его предпочтут принцу. Тем более, Софи ещё никому не сказала «да».

Но большинство с замиранием сердца ждет, что её пригласят. И может, даже принц.

Хотя и принц волнуется, набираясь смелости, что бы подойти к той единственной.

— Выпускной бал… Меня пригласили. А я… Сказала: «Подумаю». - но отвечу нет.

— Почему? — спросила Софи. Скольким старшеклассникам она сказала «подумаю», а скольким четко ответила «нет», уже и не помнит. — Он тебе не понравился?

— Не хочется что-то.

Вот так ответ. Софи прищуривается. Чуть рукой по лбу не хлопнула. Как же сразу не догадалась!!! Хейс же фактически сирота, и денег на бальные платья у неё элементарно нет. Софи бы дала сколько угодно, но гордячка Хейс никогда не попросит.

— Хейс, а ты знаешь, кто такая Бестия Младшая?

— Понятия не имею.

— Ну, а «Теренн»?

— Ругательство из лексикона Марины.

— Я серьёзно.

— И я не шучу. Трижды ей «отвр.» вкатывала — несколько девочек плакали, когда она говорила «Ты и с „Теренн“ страшная, а без него ещё страшнее».

— Хм… Убить Марину за её шуточки давно уже очередь стоит. Если серьёзно, то «Теренн» — известнейшая мирренская марка одежды. И кстати, слово женского рода. А Бестия Младшая- владелица известнейшего столичного ателье. Лучшего. К тому же, сама модельер.

— Не понимаю, причем тут я.

— Ты что, газет не читаешь?

— Кроме рекламы и спорта, читаю почти всё.

— Тогда понятно. Дай какую-нибудь.

Развернула рекламу.

— Читай. У неё рекламная акция — лицам, идущим на золотую медаль, платья для выпускного бала она шьет бесплатно.

— Это розыгрыш.

— Нет, не розыгрыш. Бестия Младшая — Ягр, единокровная сестра Кэрдин. Бестия только у неё одевается, да и Её Величество тоже марку весьма и весьма ценит. Редко кто из поставщиков двора имеет право изображать на гербе и печатях фирмы большой герб Ныне Царствующего Императора. На моей памяти, только Бестия Младшая такое право и получила.

— Ну, если так… — Хейс смутилась, — но понимаешь Софи, моды, наряды… Это те вещи, в чем я ноль без палочки. А так хочется быть…

— Красивой, — заканчивает Софи, — я всё прекрасно понимаю. Съездим завтра вместе.

— Да… Но… Постой… Раз она Ягр, то она тебя знает.

— Она и тебя знает!

— Откуда?

— Видела тебя с экскурсией в столице, потом сказала сестре, а та уже мне передала: «Я буду не я, если её не будет на балу в первой паре, и будет на ней не моё платье».

— Куда это вы направляетесь? — прямо посреди коридора уперев руки в бока, стоит Марина.

Череп на берете надраен сильнее обычного. Оскал какой-то странный. Что у черепа, что у Марины.

— В столицу. За платьями для выпускного бала.

— А… Ну, удачно съездить.

Марина резко разворачивается и убегает.

— Что-то она последнее время какая-то раздражительная и злобная, — говорит Хейс, — что-то у неё не так…

Софи задумчиво смотрит вслед сестре. По её мнению, от Марины хоть круглые сутки можно прикуривать.

— С чего это она в такую рань поднялась? Да и злющая она какая-то, — задумчиво говорит Хейс, глядя вслед Марине.

— Ты тоже заметила?

— Ну да, может у неё и правда что-то случилось?

Софи только плечами пожимает в ответ.

— Словно Марина, тут автобуса ждём.

— Угу, — Софи не выспалась, и слегка не в духе, — Только в отличии от неё не через забор убегали.

— Может, надо было её с нами позвать? Ведь если сама выбирать будет… То как бы меч Эриды не притащила.

— Вот ещё! Два дня подряд в столице гулять — жирно для неё будет. Ещё узнать надо, не натворила ли она чего там.

— Не натворила.

— С трудом верится.

— Автобус подходит.

— Где? — непонятно чему радуется Софи.

— А нам можно в эти магазины ходить?

— А почему нет? Они же для всех.

— Ну, всё таки…

— Ты что, забыла, как наши на Новый год выделывались?

— Ну и что? Знаешь, когда несколько лет подряд видишь одно и то же, становится скучновато.

— Странная ты… Весело же было!

— Не знаю, я спала.

— Прямо там?

— Нет, у себя.

— Ах да, я и забыла… В общем, наряды они в основном здесь покупали, кроме разве что тех, кто шить умеет.

— Я умею, только, знаешь ли, ненавижу этим заниматься.

— Меня одно время пытались вышивке учить. Но ничего не получилось.

— А Марину не пытались?

Обе смеются.

Софи уверенно идёт впереди. Хейс по сторонам старается оглядываться так, чтобы незаметно было. Она впервые во «Дворце моды». Хейс всегда чувствует легкую неуверенность, оказавшись в новом месте. Только самой себе признает — последний раз она так волновалась, впервые увидев школьный автобус. Но тогда-то — новая жизнь для неё должна была начаться. А что же сейчас?

Магазин Бестии Младшей во «Дворце» самый большой. Из столичных, может, и не самый крупный, но точно самый знаменитый.

День не рабочий, народу в магазине мало. Продавщицы, в основном не намного старше Хейс, хотя и скучают откровенно, в сторону пары школьниц взгляд нет-нет, да бросят. Глупеньких Младшая Ягр у себя не держит. Если вторая по значимости клиентка магазина хочет быть не узнанной — её никто не узнает и не побеспокоит. Софи и Хейс с шуточками успевают обсудить только пару маскарадных платьев, прежде чем появляется хозяйка.

Первой её Хейс замечает.

— Софи, кто это, такая красивая? — шепчет она.

— Где? — Софи оборачивается: — Ой!

Чуть не падает.

— Сама… Всё пропало!

— Что пропало? — со странным акцентом осведомляется подошедшая к ним хорошо сложенная молодая женщина, явно имевшая среди родни богинь с Погибшего Материка.

— Па… Пантера!

— Да, меня так многие называют. И что тут такого? Почему бы мне не находиться в собственном магазине?

Хейс молча стоит рядом. Она почти сразу заметила, что Софи в магазине узнали. А теперь… Что бы там в школе про всеобщее равенство не говорили, здесь реальный мир.

Красавица поворачивается к Хейс. Та внутренне напрягается. Чуть руку на ножны не положила. Младшая Ягр тоже с мечом. Весьма логично смотрящимся за широким шелковым поясом. Платье невиданного Хейс покроя с широкими рукавами, всё в фантастических цветах. Холодных. Неживых.

С рознью между аристократами и всеми остальными, боролись всё время существования школы. Не то, что бы без успехов, но стоило появиться какой-нибудь Ленн, или её аналогу из другого лагеря — как всё начиналось по-новой. Аристократки и между собой неплохо грызутся. Достаточно Софи и Марину вспомнить. Или на несколько уровней выше глянуть — война Кэретты и Кэрдин.

Хейс невольно чуть не ссутулилась, вжав голову в плечи. Она никому не говорит, что стесняется своего высокого роста. В начале учебного года, увидев заметно вытянувшихся за лето одноклассников, решила было что всё, рост наконец остановился. Ан нет, к Новому году опять обнаружила, что выше всех, да и к весне ничего не изменилось. А тут, глядя на хоть и причудливую, но всё-таки гармонично сложенную младшую Ягр, становится вдвойне неудобно. Хейс кажется, что Ягр про себя смеётся над её неловкими движениями. Всё-таки, Ягр, как и Софи, из самых Древних Великих Домов. А Хейс откуда? Тут совсем некстати вспоминается грубая шутка Марины, за которую она от Хейс получила очередное «отвр» по поведению за десять дней: одну аристократку, когда речь зашла о происхождении, Марина срезала фразой «Мы все из одного места происходим!» И уточнила, из какого именно. Аристократка попыталась упасть в обморок.

— Ты Хейс? — тоном утверждения говорит Младшая Ягр, — Софи говорила о тебе. А даже если бы и нет — я Ягр, а мы всегда держим словом.

Софи не привыкать, когда пол магазина вокруг неё вертится, а вот для Хейс это внове. Кто такая Хейс, в магазине знать не знают, но видя, как с ней хозяйка и Софи разговаривают, предполагают кого-то очень важного.

А у Хейс, кажется, проснулся имеющийся у всех женщин инстинкт — набрать как можно больше вещей, большинству из которых навеки суждено сгинуть в недрах шкафа. Данный инстинкт в большинстве случаев сдерживается исключительно количеством денег. Хейс о деньгах сегодня может не думать, а Софи уже отдала Пантере подписанный императрицей чек.

Хейс смотрит в зеркало.

— Ой! Неужели, это я?

— Как видишь. Тебе бы ещё прическу соорудить — и вообще бы принцесса… Нет, молодая императрица была!

— Кто бы говорил…

— Я в императрицы не собираюсь.

Хейс смеётся.

— В императрицы, причём, без императора, у нас только Марина собирается.

— Не, из неё только Главный Сапёр получится.

— У нас нет такой должности.

— Ты и этим интересуешься.

— Время-то военное.

— Это верно.

Хейс закружилась.

— Софи! Здорово-то как!

Сын соправителя Яроорт. Объект слишком многих девичьих грёз.

Обожательниц, бегавших за ним повсюду, холодно игнорирует. Столь же холодно, то есть никак он не отреагировал и на распространенные Мариной стишки про него, самого оскорбительного содержания. На подначки друзей, что за такое Марину надо, как минимум, убить, холодно бросил: «Я с детьми не воюю».

Фраза дошла до Марины. И вызвала нескрываемую ярость.

Неожиданности не произошло.

На бал Яроорт пригласил Софи.

Поблескивает короткое алое платье Софи. Плечи обнажены. Словно колье охватывает шею. Лиф в четыре ряда отделан искусственными бриллиантами. В центре свернулась сверкающая камушками Еггтовская змейка. Черные перчатки. Черная сумочка на серебряном шнуре. Лакированные туфельки на шпильке.

В волосах сияет диадема.

Стены вздрогнули от дружного стона всех мальчишек школы. Стон удачно дополняло шипение всех девчонок, включая родную сестру красавицы.

Марину никто не пригласил. Самоубийц не нашлось.

— Смотри, веселись осторожнее, директор как-то говорил, что большой зал нуждается в ремонте…

Бал открывают лучшие выпускники. Хейс и — первая пара.

От второй пары буквально веет ледяной гордостью. Гордая осанка, невозмутимые лица, холод в глазах. Настоящие принц и принцесса. Яроорт и Софи. И пусть наряды из тех же ателье, что и у всех остальных. Что-то в осанке, в движениях скользит.

Вид сверху замечательный, только Марине не до того. Надо успеть установить заряды, протянуть проводку. А потом надо бежать на сборище неудачниц — алиби себе обеспечить. Всяко в первую очередь на неё подумают, так надо, чтобы её побольше народу видело, когда рванёт.

Сзади кто-то запыхтел. Какого?!

Марина резко (насколько позволяют балки перекрытия) разворачивается.

Дмитрий. Почему-то Марина даже не удивлена. Это одновременно и радует. И злит.

— Ты зачем сюда влез?

— Тебя искал.

— А за коим?

— Книги отдать.

— Занес бы в комнату.

— Тебя там не было.

— С чего ты взял? — осведомилась Марина, с середины фразы сообразив, что ляпнула глупость.

— Свет не горел, а ты ложишься поздно.

«Откуда он это знает? Наверняка, Сонька разболтала! Прибью сестренку!»

— Что ты замышляешь?

— Ничего!

— Марина, не обижайся, но ты довольно предсказуема. Даже школьные собаки знают, что ты можешь пребывать только в трёх состояниях: сидеть за книгами, устраивать гадости и спать. Так как сейчас ты не читаешь, и ни спишь — то остается одно.

— Люстры! Я хочу в конце была уронить на них!

— Как ты это сделаешь?

— Нашла, где они крепятся… Каждое крепление — на четырех болтах. У каждого заложен заряд. Все соединены. Стоит подать ток — все люстры упадут на пол. Для полноты счастья, нашла одну из канализационных труб. Тоже заминировала. Вот здорово будет — по всем этим нарядам — да свежими фекальными массами! Там ещё мои бомбы есть с… Тебе лучше не знать, с чем.

Гримаса, похожая на звериный оскал искажает лицо.

— Я не дам тебе этого сделать.

— Интересно, как? Мне замкнуть провода — дело двух секунд. Понимаю, почему ты не там: решил проверить на всякий случай- не замышляю ли я чего. Ведь так охота повеселиться без проблем!

— Я не мог туда придти один…

— Подруженьки не нашлось? Хошь, назову с пяток, кто только о тебе и мечтает? Ещё успеешь добежать!

— Марина… Я хотел… Я думал…

— Думал индюк перед тем, как попасть в суп!

— Мне бы отказали…

Марина ощерилась:

— Привыкай! Жизнь, в основном, из разочарований состоит!

— Я… я тебя позвать хотел.

Гремит музыка, но их оглушает другим. Глаза в глаза. Как молнию бросили. Тяжело дышат. Оба. Марина мотнула головой. Хрипло отвечает.

— Ну и позвал бы меня, дурак!

— Но, Марина… Кто я, и кто ты…

— Ну, кто, говори! Какая из моих мерзких кличек тебе больше нравится? Называй любую, не стесняйся! Я их все знаю! Говори!!!

— Ты принцесса, а я…

— Дурак!

Она резко отвернулась. Что-то раскрутив в устройстве, с яростью шарахнула о стену.

— Всё!!! Проваливай с дороги!!! Взрыва не будет!!! Заряды сниму на днях!!! Какие же все дураки!!!

В небе искрятся огни фейерверка. Огненными хвостами искриться год. Затем появляется цифра «40» — Юбилейный выпуск. Цифру встречают восторженными воплями. Огни, бенгальские свечи, хлопушки. Словно Новый Год. Даже лучше. Новый Год всегда в свое время, а такие вечера случаются считанные разы в жизни.

Рано утром Марина заходит к Софи. Дверь нараспашку. Сестра лежит поперек кровати в платье, скинув только туфли. Недавно проснулась. Прическа сбита, сама не выспавшаяся, уставшая, но до невозможности счастливая. Аж потолку улыбается.

— Маринка, ты? Вчера так здорово было!!!!

— Уж точно, — буркнула сестра, — незабываемо! — шмыгнула носом, — Хейс уезжает. Пошли, попрощаемся.

Софи легко вскакивает. И тут же сгибается.

— О мои бедные ноги! — разгибается и босиком, прихрамывая, идет к двери. — Натерла себе всё, что только можно…

— До непотребных ассоциаций? — снова шмыгнув носом, спросила Марина. Ей стыдно за вчерашнее. И наплевать, что единственный человек, знающий всё, никогда и никому не разболтает. Ночью она не спала. Ползала по межэтажным перекрытиям, снимая заряды.

Софи протягивает руку:

— Помоги! Как же вчера было здорово!!!

Дверь у Хейс открыта.

— Собираешься?

— Да. — Хейс с усмешкой застёгивает небольшой чемодан. Хлопает по крышке. — Всё, что нажила!

Чемоданчик, да коробка с бальным платьем. Вроде, мало, но Хейс, несомненно, счастлива.

— Куда ты теперь? — Марина опять шмыгнула носом.

— Маринка, да что ты такая кислая? Жизнь не кончилась, наоборот, всё только начинается! Мы ещё не раз увидимся!

— Собираешься поступать в университет?

— Да. Золотая медаль номер один плюс в свидетельстве изрядно добавляют шансов.

— Да они у тебя и так выше некуда! Меня не забудь позвать, когда в АН принимать будут!

— Непременно!

Хейс выходит в коридор. Школьное платье без привычного значка старосты, но зато с золотым значком первой выпускницы. Чемодан в руке. Через плечо- перевязь с лакированными ножнами. По ним и через многие годы спустя бывшие выпускницы узнают друг друга. На оголовье рукояти — герб школы.

Навстречу — Ленн, уже в платье по последней моде, но тоже через плечо перевязь с мечом. Школьным, как и у Хейс.

Хейс кивает ей. Ленн чуть гримасу не скорчила. Остановилась на секунду. И тоже кивнула в ответ. Что было-то прошло, теперь другая жизнь начинается.

— В столицу мы тебя отвезём.

— У вас же нет прав.

— Можно подумать, нас когда-либо волновали такие мелочи.

— Тебя-то, Марина, уж точно нет!

— Ты не волнуйся, на этот раз всё будет законно.

У ворот школы стоит длинный, сверкающий белизной и серебром, автомобиль. Передних осей — две, вместо одной. Полностью застеклённый салон напоминает кабину самолёта и подчеркивает ощущение скорости. Изящны плавные линии корпуса. Скорость превыше всего.

— Говорят, модель даже в аэродинамической трубе продували — завороженно шепчет Софи, — авторская работа. Называется «Машина будущего». Сенсация позапрошлогоднего салона. Её Тим V хотел для коллекции приобрести. А отец сказал: «Символ скорости должен быть грэдским!» — и сам купил машину. Тим хотел заказать вторую…

Марина спотыкается, и чуть не падает. Хейс успевает её подхватить. Софи отбирает у неё коробку с платьем.

— Ты что?

— Устала. — сонно отвечает Марина.

У машины стоит Сордар. Адмирал в повседневной форме. Колодки в четыре ряда. Над ними сияет звезда. Софи замечает и другое — узкую красную нашивку возле Звезды. За тяжелое ранение. Он же не писал, что был ранен в рейде!

Невдалеке группа мальчишек. Смотрят с немым восторгом. Живой герой войны, да ещё и Золотой звездой награжденный! Кортик и огромная деревянная кобура настоящие! Да ещё на невиданной машине!

Удивление сменяется полной ошарашенностью: прославленный адмирал оказывается, знаком с обеими Херктерент, да ещё и Хейс!

— Вчера было награждение. Завтра уезжаю. Война ждать не будет. Пусть корабль пока на ремонте — кое-что стоит проконтролировать лично.

Сордар всегда сам садится за руль. С шофёрами не ездил с тех пор, как права получил.

Он привык управлять многотысячетонными гигантами с небрежной легкостью профессионала до мозга костей. Он и на суше в ловкости обращения с машиной поспорит с любым автогонщиком. А уж мотоциклы — чуть ли не главная любовь адмирала после моря, кораблей и оружия.

— Марина… — оборачивается с переднего сидения Софи.

Хейс подносит палец к губам.

— Т-сс. Она спит.

Марина прикорнула в уголке огромного сиденья, подобрав под себя ноги.

— Что это с ней? — шепотом говорит Софи, — Совсем уставшая, будто кирпичи таскала.

— Да, небось, как и ты, вчера на балу уплясалась. На себя в зеркало глянь — тоже до сих толком не проснулась. — бросает через плечо адмирал.

— Её не было на балу. — сказала Хейс.

— Да? А я и не заметила. Мне казалось, у неё есть кавалер для бала.

— Видимо, тебе показалось. Ты вчера вообще мало что вокруг замечала. Я, впрочем, тоже.

— Что это ты включил?

— Да так, сигнализация. Если кто попытается влезть — получит удар током. Заодно сирена завоет.

— Разве у тебя могут попытаться украсть?

Сордар махнул рукой:

— У нас повсюду, и все воруют. Как там по поговорке — плохо лежит все, что гвоздями не прибито.

— Пойдем к Бестии Младшей? У неё новая коллекция.

— Нет. Лучше взять что-нибудь попрактичнее.

Сордар хрюкнул от смеха.

— Что такого?

— Писаки из желтой прессы. Сфотографировали нас вместе. Уже сбежали. Опять про меня сплетни пойдут…

— С чего?

— Вас они не узнают. Ну а про меня напишут что-нибудь про любовь к малолетним девочкам. Жена одного офицера об аристократах газетные сплетни коллекционирует. Что гораздо смешнее — во все верит. Он иногда рассказывает, чего от жены про меня слышал — вся кают-компания ржёт. Я чуть ли не полстолицы совратил. Известный анекдот про моряков в борделе теперь про меня рассказывают.

Марина хихикает. Хейс и Софи непонимающе уставились на неё. Марина охотно поясняет:

— Неужели не знаете? Ну, это тот, где в конце Сордар говорит: «А нас учат на руки… э-э-э… не попадать!»

Из чего именно, объяснить, или сами догадаетесь?

— Марина… — весьма осуждающе начал адмирал.

— А что, я ничего, а они и так скоро все узнают, если уже не знают.

Адмирал промолчал. Этого анекдота он сестре не рассказывал. Сообразительность и любознательность Марины частенько заходят не туда. Похоже, вся подборка анекдотов про мичмана Глетта- невообразимого пошляка и циника, а так же бабника и алкоголика, ей уже известна.

Софи смотрит непонимающе. У Сордара и Марины частенько получается говорить друг с другом так, что сами понимают с полуслова, а окружающие теряются в догадках. Хотя по намекам в общем-то понятно, о чем идёт речь. Марине просто в очередной раз захотелось показаться взрослее, чем на самом деле.

Нет, искусства казаться маленькой и глупенькой миленькой девочкой Марине точно никогда не освоить!

— Незадолго до окончания школы администрация сообщила мне, что следует вступить в права наследования. Оказалось, дядька завещал мне все свои деньги. Думаю, даже если не поступлю, хватит, что бы снять квартиру на год. Работу-то с таким аттестатом без проблем найду…

— У меня идея получше: в «Доме у Старого Замка» хочешь пожить?

Хейс весело смеётся:

— Даже я знаю, сколько стоит снять в нём квартиру. Специфическое чувство юмора — у вас семейная черта.

— Да не снимать. Я в своей практически не живу. Как говорится, располагайся.

Хейс поняла — отказаться — обидеть всех троих. А грозный адмирал имеет ту же черту, что и сестра — говорить, что сказал, ничего больше не имея в виду.

— Держи ключи! — адмирал кидает связку, Хейс ловко ловит, — На днях придут из МИДв, принесут все нужные бумаги.

— Будут проблемы — скажи одно: «Хочешь с Чёрным Сордаром поссориться?». Действует безотказно. Заодно и фотку из той газетёнки показать можешь. Надо же ей хоть раз послужить доброму делу!

— Сордар, а почему ты Чёрный?

— А, я это только сейчас придумал, что бы всяких недоумков пугать. Грязь она того… и позолоченной бывает! Вон этот ключ от сейфа, там два пистолета и патроны. Надумаешь по баночкам пострелять — бери.

 

Глава 12. Дворец Грёз

Марина не любит бывать у Кэретты. Точнее, не просто не любит. НЕ-НА-ВИ-ДИТ! И плевать, что стройка Дворца Грёз наконец закончена. Да, здания и парк обещают быть великолепными. Только большинство людей там будет… Не особо хорошими. Даже Ленн и её подруги на их фоне могут показаться приятными и милыми собеседницами. Это лето целиком предстоит провести у императрицы. Право же, Марина с куда большим удовольствием осталась бы в школе. Пыталась подать заявление, что раз столица объявлена прифронтовым городом, то, как уроженец прифронтового района, она просит администрацию разрешить ей провести летние каникулы в школе. Директор вызвал Марину. И отказал. Оказывается, прифронтовой город сам по себе — это совсем не то, что прифронтовой город, находящийся в прифронтовом районе. Некоторые из городов, объявленные прифронтовыми, находятся на Севере, и миррены физически не в состоянии нанести им какой-либо урон. Уроженцы всех прифронтовых городов, не входящих в районы, должны проводить лето по месту жительства. Упоминание Мариной «особых семейных обстоятельств» директора искренне позабавило.

Ладно, хоть на пару дней в Загородный удастся заехать.

Марина притаилась на галерее. В привычном месте помещается с трудом. Интересно, знают ли, отец и Кэрдин, что их подслушивают? Почти сразу поняла — речь идёт об императрице.

Вспомнился довольно старый разговор. Тогда отец ругался с матерью. И причиной конфликта была… Кэрдин и её дружба с Мариной.

«Она не должна с ними общаться! Она же…»

«Несколько лет назад она увидела то, что просмотрели мы оба, — холодно сказал император, — и ты, и я. Только благодаря Кэрдин наша дочь растет и развивается нормально. Не в том месте, где пребывают некоторые твои родственники. Помни об этом!»

«Да она ей это все и подстроила!»

«Кэр..»

«Не смей меня так называть!» — закричала императрица, — «Ты её так звал! Да и зовёшь, наверное!»

«Раньше ты не обижалась на Кэр», — император чуть повысил голос: — «В конце-концов, исторически сложилось, несколько имён имеют одинаковую уменьшительную форму, и я тут ни причём! Кэр, я слишком хорошо знаю, насколько сильно одна женщина может ненавидеть другую. Рационального в этой ненависти — ноль процентов. Держитесь подальше одна от другой. И хватит об этом».

«Она же…»

«Она Ягр, и никогда не пойдёт против Еггта. Хоть об этом помни!»

А сейчас отец и Кэрдин обсуждают императрицу.

— Она даже со мной консультировалась относительно, так сказать, — Кэрдин скривилась, — «своего круга». Признаться, даже я удивилась — все, кто хоть близко касался чего-то подобного, изгнаны нашей, — новая гримаса, — «блистательной» из «своего круга» навсегда. Кроме того, в последнее время, на её балы и маскарады часто приглашаются «перспективные» молодые люди. Включая некоторых Ягронов.

— Точнее, целый один Ягрон.

— Поражаюсь Вашей проницательности, Ваше Величество!

— Так что скажешь в общем?

Отвечает бесцветным голосом:

— Тебе интересно мнение человека Кэрдин Ягр, или министра Бестии.

— Хотелось бы выслушать обоих.

— Человек скажет: будь у меня дочери, к личностям вроде Кэретты, я бы их не подпускала на пушечный выстрел.

— А что скажет министр?

— Это один из самых роскошных дворцов в мире, плюс расположенный в великолепном месте, созданы условия для всех видов отдыха и обеспечена великолепная (это моя профессиональная оценка) безопасность.

— Великолепие в кубе… Ты её по-прежнему не выносишь, — отвечает Саргон и направляет взгляд в то место, где обычно прячется Марина. Марине становится холодно и неуютно, но император почти сразу отводит глаза. А Марине так хочется, что бы он услышал человека Кэрдин Ягр. Но сегодня император услышал министра.

Кэрдин ушла. Входит Софи. Марина чуть не застонала. Софи последнее время почти всегда одевается как взрослая, а на этот раз выглядит просто классической леди, о чьем возрасте не скажешь ничего определенного: может, двадцать, а может, и сорок. Марина уверена — такой ей никогда не бывать. Молча завидовать получается с трудом.

Император взмахнул рукой в знак приветствия, говорит устало.

— Ты достаточно взрослая. О коде 941 знаешь?

— Какой-то из спецсигналов, — отвечает Софи, зачем-то озираясь по сторонам. Марина чуть не хихикнула. Софи что-то пытается высмотреть в том месте, где Марина никогда не пряталась.

— Правильно. Тебе, да и Марине, пожалуй, о нем стоит знать. При серьёзной опасности достаточно набрать телефон полиции или безопасности и сказать: «Код 941». Это значит — члену императорского дома угрожает опасность. Такой звонок моментально фиксируется, и принимаются меры.

— Какие?

— Любые. Включая самые жесткие. Только помни одно: применяй код, только если тебе и в самом деле будет угрожать опасность. Я не пугаю, но мы в очень сложное время живём.

— Я понимаю.

— Только учти, — проделки Марины основанием для кода 941 не являются.

Марина снова хихикнула. Пафос момента нарушен. Правильно! А то уж больно Сонька возлюбила высокопарные фразы.

Как ни относись к затее Кэретты построить Дворец-Мечту не считаясь ни с какими тратам, следует признать — вкус у императрицы отменный, и архитекторы, ею нанятые, талантливы. Словно воздушные здания раскинулись по холмам. Нежная зелень. Красота мрамора, какого-то особого, словно теплого изнутри. Гроты в скалах и скульптуры в них, словно созданные природой. Журчание фонтанных струй. Часто не поймёшь, где созданный руками человека фонтан, а где природный родник или водопад. Все вместе призвано создавать ощущение покоя и умиротворения.

У кого другого, может, и создаст. Но Марину всё вокруг БЕСИТ!!! Тепло камня — и холод людей.

Фонтаны-сюрпризы, запрятанные среди кустов. Неудачно наступил — и мокрый с ног до головы. Остроумие — уровня пятилетнего ребенка. Только нет даже поблизости от парка пятилетних детей, способных оценить всю глубину задумки! Ручные олени, большеглазые косули и какие-то мелкие пятнистые оленьки с клыками, как у свиньи, по парку бродят. В ладони тычутся, чего-то выпрашивая. У-у-у, попрошайки, можно подумать, не кормят вас тут. А знаете, сколько вашего брата в этом парке вашей нынешней хозяйкой перестреляно было? Это сейчас она, как мода на защиту редких животных пошла, любительницей природы стала, а в прошлом чуть ли не последнюю предгорную зебру, у которой только шея и полосатая, застрелила. Тогда мода на охоту была, сейчас на защиту животных.

Марина бродит по парку, пиная или сшибая утащенным из оружейной залы учебным деревянным мечом, ни в чем неповинные цветы да кусты. Это лето, похоже, будет худшим в её жизни.

Неправильный дворец, неправильные звери. Всё вокруг неправильное. Так нельзя. Окружающие императрицу чуть ли не хором говорят. «Эта глупая война». Марину злит, когда так говорят. Война какая угодно, только не глупая. Злая, кровавая, страшная — это да, но вовсе не глупая. Марина уже видела слезы детей, потерявших отцов. Сордар не говорил, но Марина заметила: что-то с левой рукой у него не то. И ещё она запомнила гримасу боли, исказившую лицо адмирала в тот момент, когда он думал, что его не видят. На этой войне убит Тайфун, в конце-концов. Пусть он был всего лишь псом! Но он умер на боевом посту. Как человек. И увидеть его ещё раз Марина хотела бы куда больше всех местных собачонок. Да и людей, пожалуй, тоже. Пусть так говорить, и даже думать неправильно.

Война рядом, совсем близко, дотянулась почти до каждого. А здесь словно не замечают её. Только страдают, что на известный курорт, неизвестно зачем ставший прифронтовым городом, уже не съездишь. Или какую-то там ежегодную выставку молодых мирренских живописцев не посетишь. Всё «эта глупая война» виновата.

И это взрослые люди! Да они хуже несмышленых малолетних детей! Дети по крайней мере, могут вырасти. А эти «миленькие», «дорогие» и «драгоценные» — уже нет.

Говорят о чем угодно, только не о событиях на фронтах. Громкоговоритель у себя Марина сразу же отключила — он транслирует какую-то местную станцию, передающую исключительно веселую музыку, и почти не сообщающую сводок. Да ещё и диктор говорит каким-то дурацким голосом, даже не совсем понятно, мужчина он или женщина. Хорошо хоть обнаружился приемник в корпусе красного дерева с хромированными ручками и клавишами из слоновой кости. Зачем такая отделка, Марина решительно не может понять, но приемник и в самом деле великолепный — ловит все станции, о которых хоть краем уха слышала Марина. На модную новинку — телевизор — Марина взглянула только из интереса. Черно-белое изображение, выпуклый экран, несколько ручек для настройки. Смотреть не особо интересно — подумаешь, видишь диктора, читающего то, что уже слышал по радио; ну и что с того, что у него карта за спиной висит? А фильмы смотреть Марина и так не любит.

Как-то неправильно, что столько дорогих и не особо нужных вещей собраны в одном месте. Марине начинает казаться, что не будь Дворца Грез вполне могло быть два «Владыки морей». А то и три.

Кэретта и раньше с холодком разговаривала, а теперь вообще в айсберг самый натуральный превратилась. Ещё и белое в этом году в моде!

— Фе. Как это, должно быть, ужасно, каждый день общаться с вульгарными девками из простонародья!

А Марина подумала о Хейс.

Слушая Кэретту, Марина предпочитает помалкивать. Императрица, как и дочери, славится редкостным упрямством, и никого из троих ещё никому не удавалось переубедить.

На новую отделку комнат дочерей Кэретта не поскупилась. Уж насколько Марину сложно поразить чем-либо, но тут и у неё челюсть отвисла. Марина думала, краны в ванной позолочены — присмотрелась — оказалось из чистого золота. Да и сама ванна похоже, из какого-то ювелирного сплава.

Даже пристрастия дочери до какой-то степени пыталась учесть — картины на стенах — сплошь портреты Первых Еггтов и их сражения. Всё бы замечательно — только Марина слишком уж хорошо умеет считать.

Балы, маскарады, блестящее общество, всевозможные возвышенные «творческие» личности. День сменял ночь, а ночь сменяла день. Они не замечали происходящего, кружили, словно мотыльки у огня. Они тонули в удовольствиях, не видя окружающей их жизни.

Софи чем-то напоминает её… Привязанность к месту. Её любимый Загородный. Дом, где всегда можно обрести тишину и покой, место, где отдыхают тело и душа.

У Кэретты — Дворец Грёз, мир волшебной, и, прямо скажем, довольно-таки недоброй сказки. Словно у короля, строившего потрясавшие воображение волшебные замки, и не замечавшего, что пуста казна. Король жил в мире грёз. Поэты, художники и композиторы часто бывали в его волшебных замках. Некоторых из них король считал величайшими гениями. Щедро оплачивал все их оперные постановки. А они презирали его.

То же было и тут — блеск, богема… Им кажется, что вокруг атмосфера вечного праздника…

Марине просто душно в такой атмосфере.

Улыбки в лицо — и черная зависть пополам с ненавистью в спину.

Весь этот блеск был каким-то искусственным, а Марина терпеть не может фальши.

После посещения пары «литературных вечеров» Софи окончательно отказалась воспринимать «современное искусство». Художники и поэты раздражают Софи куда больше их творений. Изнеженные тонкие пальцы, маникюр перстни и амулеты с «языческими» символами. Культ всеобщего упадка и утонченного порока. Рассуждения о потустороннем. Обстановка всеобщей изнеженности. Глядя на некоторых личностей, Софи задавалась вопросом — какого они пола.

Обнаружился и брат Яроорта. На выпускном балу Софи спросила: «Я слышала, что твой брат художник».

«Художник — это ты, а он просто ничтожество. Если ты — слава Дома Еггтов, то он — позор нашего Дома.»- необычайно резко ответил Яроорт, сразу же переведя разговор на другое.

М-да, посмотрев на картины, посвященные тем, кого Сордар и Марина именовали в лучшем случае «пидарасами», Софи согласилась с мнением принца.

О достоинствах стихов Софи не взялась бы судить. Язвительные стишки Марины (даже те, где объектом насмешек выступала сама Софи) ей нравятся куда больше, чем слышанное здесь.

Братья совсем непохожи. Если Яроорт со временем станет точной копией отца, то на кого похож старший, так сразу не поймёшь. Длинные черные волосы, тонкие черты лица. Если смотреть только на лицо, то можно принять за сестру Яроорта. Не слишком привлекательную. Софи вспомнила разговор двух подружек в школе, одна фото принца впервые увидела.

«Это что за страхолюдная девица?»

«Вообще-то, это молодой человек…»

«Хм, — повертела фото в руках, — какой симпатичный!»

Яроорт немного скучен своей правильностью. Всё в нем, словно в книге открытой. Ни загадки, ни тайны. Брат не такой, словно аура тайны, пьяняще-недозволенный аромат загадки обволакивают его. Яроорт словно старинный живописный канон, все пропорции точно выверены, на лице никаких эмоций. Картина в академическом жанре с изображением героя. Абсолютно неживая картина.

Брат не каноничен. Во всем. Высок, одевается, словно благородный разбойничий атаман старинных баллад. Этакий романтично — порочный герой-любовник. Красив какой-то утонченно-нездешней красотой. (Насколько Софи помнит, бабка его была южанка с примесью мирренской крови).

Не понравились Софи только руки брата Яроорта. Пальцы длинные, тонкие, чуть ли не тоньше, чем у Софи. А вот лака, бесцветного да перламутрового, на ногтях у него точно куда больше. Софи лаком пользуется редко. Постоянное общение с самыми разными красками никакой маникюр не выдержит.

Да ещё и кольца эти. Серебро, платина или какой-то ювелирный сплав — Софи без разницы. Столько колец мужчина носить не должен. Резное кольцо, заканчивающееся словно когтем неведомого зверя, скрывает фалангу полностью. Софи неприятен коготь, почему-то кажется, что он вот-вот вонзится в щеку или в обнаженную руку. Медленно так разрывая кожу.

Старо-новые подружки (ни одна в «Сордаровке» не учится, да и «кошечки», пожалуй, поумнее будут) довольно много рассказывают о своей излишне близкой дружбе с мальчиками. В разговорах немалое место занимает обсуждение частей тела, обычно прикрываемых на старинных статуях каким-либо листом. Так же активно обсуждается находящееся на противоположной от листа стороне. По мнению многих, именно округлости этого места являются самым привлекательным в мужчине. О типах и размерах обычно прикрываемого рассуждают с большим знанием дела. Софи в разговорах не особенно активна, выкручивается, в основном за счет блестящего знания анатомии и физиологии. Подружки считают её жутко «продвинутой» — Софи лихо сыплет старогрэдскими терминами, обозначающими различные части органов размножения, а так же характер совершаемых ими действий.

Было, конечно, что одного из своих обожателей Софи подговорила попозировать ей в позе знаменитой статуи копьеметателя. (Уговаривать пришлось не особо долго). И таком же костюме, из одного копья состоящем. Дело было почти перед самым отъездом, на самом дальнем островке. Копьеметатель весь сеанс косился на Софи. На ней был самый открытый из купальников. В процессе рисования одна из лямок (по толщине немногим от толстой нитки отличающаяся) «случайно» развязалась. Копьеметатель стал немногим менее краснее вареного рака. Дальше хихиканья дело, впрочем, не дошло, хоть копьеметателю и удалось коснуться привлекшего его столь большое внимания маняще выпуклого предмета. Уже собираясь, Софи, словно невзначай развязала вторую лямку верха купальника. Разумеется, он свалился. Всю дорогу до школы «копьеметатель» был очень задумчивым и молчаливым. До вечера ходил как пришибленный. Софи тогда считала себя очень смелой. А Ленн ещё недавно казалась жутко распущенной девушкой. М-да, на фоне нынешних старо — новых подружек Софи, Ленн выглядит чуть ли не скромницей. Да и смелость определять стоит какими-то иными критериями, чем глубина познаний анатомии противоположного пола.

Подружки подговаривают и Софи попробовать с кем-либо, многозначительно посматривая в сторону красавчика — принца. Одна достаточно тонко намекает, что если боишься с мальчиком, то можно получить удовольствие от девочки, это гораздо приятнее… А можно, и с двумя мальчиками сразу попробовать… Софи весело отшучивается, внутренне зверея. И это они ей год назад казались такими взрослыми и умными!?

Не будь последнего года — кто знает, может, и рискнула бы. Царящая во дворце Кэретты обстановка вседозволенности и утонченного наслаждения пьянит. Но год был, да ещё Марина на день рождения довольно зло съязвила над популярностью Софи у мальчишек. Прислала в подарок университетский учебник «Лечение венерических заболеваний», а так же «Клиническая гинекология». Шуточные подарки Марины обычно складировались Софи в самом дальнем углу шкафа. Но эти учебники (один, к тому же, в двух томах), начав пролистывать, Софи в итоге от корки до корки прочла. Отчасти из-за нескольких закладок, засунутых в разные места книг. Вредина Марина читает все книги, какие находит. И наверняка, при первом удобном случае начнет щеголять познаниями из этих. Чтобы в случае чего не ударить в грязь лицом, когда Марина опять начнёт умничать, книги Софи прочитаны. Софи поняла далеко не всё, но ряд иллюстраций весьма красноречив. Да и подробные описания течения различных заболеваний и путей их распространения тоже не прибавляют оптимизма. Так что определенные выводы для себя Софи сделала.

Грустный гепард на серебряной цепочке, карманные собачонки с бантиками и бриллиантами на ошейниках. Говорящие попугаи. Тоже с ошейниками.

С гепардом на цепочке Кэретта обожает появляться перед гостями. Даже костюм есть «Повелительница Природы». Марина подозревает, что гепард Суховей просто глуп от природы, иначе давным-давно бы удрал из Дворца Грёз, сожрав перед этим всех карманных собачек и искусав как следует хозяйку. А так чинно вышагивает, и даже позволяет горлышко почесать. До такой степени зажравшийся, или просто дурак.

Марину откровенно взбесил костюм матери для соколиной охоты. Весь чёрный, с золотой полумаской сокола, словно у сестры Дины II. На какой руке полагается держать птицу, Марина не знает, и не желает лезть в книги, чтобы узнать. Левый рукав материнского костюма, от шеи до кончиков пальцев — из какой-то странной белой кожи, похожей на человечью. Рука эта… Словно выползок змеиный. Ничего против змей не имеет Марина. Но словно вся ложь, окружающая мать, сосредоточена в белом рукаве. Ещё при прошлом царствовании многие знатные дамы блистали не только туалетами и драгоценностями, но и великолепными цветными татуировками на руках, плечах, и если верить живописцам, иных частях тел. На картинах татуировки выписывались столь же тщательно, как и ордена мужчин. На придворном портрете не важно лицо, Марина читала где-то, что в позапрошлом веке лица на парадных портретах великие мастера доверяли рисовать ученикам. Даже не самым талантливым. Лицо на портрете неважноно, но если художник ошибется в изображении награды… То, в лучшем случае, ничего не получит за работу.

Татуировки женщин были своеобразными отличительными знаками Великих Домов. Отчасти, мода стала проходить из-за Саргона, когда стало известно, что самый завидный жених — наследник терпеть не может женщин с татуировками. Тогда Саргон женился на мирренской принцессе. Мода на отсутствие татуировок осталась.

Еггты могут себе позволить плевать на любую моду. Марина знает — у всех женщин Еггтов есть татуировка на левой руке в виде змеи. У кого-то больше, у кого-то меньше. Сонька на совершеннолетие собирается наколоть тоненькую змейку у кисти. Эскизы показывала. Марина тоже от родовой традиции отказываться не собиралась. Попросила Софи сделать эскиз в виде рогатой гадюки от кисти до локтя. Как у Дины I. И чтобы в один цвет. Всё равно, татуировку лучше, чем у Кэретты, не удастся сделать никому и никогда. Кэретта по размеру и красоте татуировки могла бы дать фору всем четырем Динам, вместе взятым. Кончик змеиного хвоста доходит до ногтя среднего пальца. Роскошная, яркая, черная с золотом, красным. Змея, словно живая, обвивает руку. Каждая чешуйка неповторима. Со стороны кажется, что кожа переливается. С шеи императрицы словно смотрит всевидящий глаз с вертикальным зрачком. Чего-то в великолепной змее нет. Что-то важное утрачено. Прежние змеи не были такими пышными. Но их называли мудрыми. А про великолепную так никто не скажет.

Белый рукав, скрывающий великолепную змею. В детстве Марина боялась, что изображенная змея оживет, и укусит её. До смерти. Змея вползала в детские кошмары. Не змеи вообще, а именно эта, живая-неживая ядовитая змея. Змеи молчаливы. Как и Кэретта. Сухи и холодны. Как императрица. Марина не помнит, что бы мать её хоть за что-то похвалила. Маленькой Марине, бывало, хотелось прижаться к матери, услышать ласковое слово. Что бы кто-то погладил волосы. Кэретта словно исполняла обязанность. Ту, от которой, и рад бы избавится, но не можешь. Как и все дети, Марина чувствовала настроение взрослых. Должно было быть в Кэретте какое-то человеческое чувство, имеющееся у отца, у огромного и такого доброго брата. Что-то теплое исходит от них. Но ничего подобного в Кэретте нет. Мама любит только себя. Марина поняла это, ещё будучи совсем маленькой. И место в материнском сердце Марина занимает вряд ли большее, чем лохматые, или наоборот, бесшерстные, собачонки. С ними императрица хоть иногда разговаривает. Даже ласковые нотки можно услышать. В адрес собачонок. Но не Марины. Собачонки ухожены, собачонки всегда сыты. Все собачьи радости им доступны. Но с ними иногда разговаривают. А с Мариной — нет.

Собачонки шныряют под ногами. Мелкие, злобные, так и норовят исподтишка за ногу схватить. Привыкли, что им все дозволено. От пинка Марины обиженно заскуливший комок злобной шерсти с блестючкой на ошейнике умчался со скоростью хорошего ядра.

«Убью в следующий раз!» — крикнула Марина вдогонку, потирая укушенную щиколотку. Даже через штаны больно, зубки острые, как у крыски. Можно подумать, тупая псина могла понять. Жрет только особым образом приготовленную фазанью печень, да по углам гадит. Хотя прошедшая через кишечник печенка Марине ещё нигде во дворце не попадалась, не может же её вовсе не быть? Марина ещё раз злобно посмотрела вдогонку сбежавшей собачонке. Интересно, если в корм подлить смесь сонных капель со слабительным, что будет? В слабительных препаратах Марина разбирается, так что с дозировкой вряд ли ошибётся.

Императрица свору холеных пародий на собачье племя просто обожает. Бегают везде, мисочка у каждой серебряная. У особо зажравшихся по две, три, даже семь и десять у некоторых. Готовить для собачек даже специальный повар с двумя помощниками наняты. И даже парикмахер, называющийся непроизносимым мирренским словом, имеется. Ветеринар в штате дворца состоит, и вроде даже не один. Наверняка, ещё и модельер с ювелиром, на псинок работающие, из МИДв зарплату получают.

Кормят по расписанию, на выставки возят, расчешут — умоют — клизму поставят.

Сумасшедший дом какой-то.

И эти собачники считают себя нормальными людьми! Элитой нации!

В одном из кабинетов… По крайней мере, императрица называет кабинетами помещения, где нет ни одной книги и нет официальных, да и вообще, каких-либо других бумаг — обязательных принадлежностей кабинетов Саргона. Почти в каждом кабинете Кэретты- застекленный стеллаж, где на подставках стоят чучела собачонок. У каждой табличка. Имя, годы жизни и подпись вроде «Милый», «Дорогой», «Нежная пусечка», «Пушистик». Стены украшены портретами, самыми настоящими портретами противных мелких псов. Судя по датам, тут целые династии, или как там это у собак называется, изображены. Судя по некоторым датам, некоторые псы и сейчас ещё обивку на мебели портят. Да ещё и сертификаты, похожие на настоящие дипломы о дворянстве, подтверждающие происхождение псинок на трёх из четырёх стен красуются. Даже награды перечислены!

Марину как током ударило. Псы с бантиками, пёсики с челками и брошками на ошейниках.

Но нигде, нигде во всем огромном дворце, Марина не видела ни одного, даже маленького своего портретика! Её здесь словно нет! Она словно пустое место для хозяйки Дворца Грёз! Софи и то… Но припомнив портреты, Марина не может с уверенностью сказать, Софи на них, или Кэретта в детстве. Вот уедет Марина… (Поскорее бы!) И ведь даже следа не останется, что она здесь была.

Вспомнилось… В школе по выходным родители и близкие родственники могли посещать учеников. Как-то раз, Марину остановила незнакомая женщина, и спросила, где она может найти свою дочь, назвав незнакомые Марине имя и фамилию. Марина ей так и сказала, что не знает. А женщину явно смущали размеры парка и корпусов школы, а так же количество перемещающихся во всех направлениях (в том числе и по деревьям, Марина перед разговором на суку сидела) детей. Да и видок Марины тоже наводил на некоторые мысли. День не учебный, и большинство учеников ходит не в школьной форме, а в одежде по вкусу. На Марине, разумеется, любимый берет со смеющимся черепом.

«Может, ты её видела?» — как-то неуверенно спросила женщина. Марина по говору определила — северянка, и явно волнуется, что столичные её не очень понимают. Ленн, да и Софи, пожалуй, точно бы сделали вид, что ничего не понимают. Грэд должен говорить на центальноравнинном диалекте, и всё тут. Не умеешь — значит, глуп просто, и разговаривать с тобой не о чем.

Женщина достала из-под платья медальон. Открыв, протянула Марине. Фотография маленького мальчика, и девочки, чуть старше Марины. Лицо девочки знакомо. Точно, вокруг Соньки отирается, художница.

«Она, наверное, в студии, вон то здание с застекленной крышей».

Глаза женщины слегка округлились. Марина ответила на северном диалекте. Тётенька, ты не думай, на Севере и кроме твоей доченьки умненькие девочки найдутся.

Поблагодарив, женщина заспешила в указанном направлении. Марина, неизвестно зачем, увязалась следом.

«Мамочка!» — радостно закричала девочка, бросаясь на шею матери.

Марине тогда стало почти больно. Что там Кэретта носит в медальоне, Марина не знает, но уверена — точно не её или Сонькину фотографию на пару с локоном.

Великолепный зверинец с самыми редкими животными. В ухоженном загончике весело похрюкивают какие-то карликовые свинки. Почему-то вблизи них частенько крутится Софи. Притаскивает им что-то вкусненькое. Чешет брюшко. «Видать, нашла родственные души»- со злостью думает Марина.

По какому принципу зверьки подобраны — Марина догадалась почти сразу. Это не собрание диковинок для развлечения больного ребенка, как у Херта, и не биологические коллекции, как в школе. Тут всё подчинено одному — мода. Модно держать карликовых собачек, экзотических поросят, хорьков, норок и их гибридов между собой, каких-то здоровенных ящериц и тупоносых косоглазых кошек. Плюс обязательные для Главы Дома Еггтов змеи. Да звери престижа, что-то вроде живых символов, статуса Дома. Львы, пара обычных, да целый прайд горных безгривых, леопарды, пятнистые и черные. Что-то без конца роющие в загоне, оформленном как уголок дубравы, кабаны. Медведи нескольких видов, включая косматых и очень ленивых, пещерных. Как и всё во Дворце, Зверинец содержится в нереально-идеальном состоянии. И как и всё во дворце, запредельно раздражает Марину.

Костюмы некоторых гостей кажутся Софи откровенно странными. К примеру, жены третьего секретаря Херта, принадлежащей к одному из Великих Домов. Женщина, немногим младше Кэретты, обожает шокировать всех покроями своих туалетов. Сам третий секретарь у императрицы почему-то никогда не появляется, хотя знатен, к Великому Дому Первого разряда принадлежит, а таким людям у Кэретты всегда дверь открыта.

Вроде бы стандартное черное вечернее платье, плотно облегающее фигуру. Все бы ничего, но платье из полупрозрачной материи. И под ним ничего нет. Софи часто видела в безумно дорогих журналах откровенные фотографии этой женщины. Как в откровенных платьях, так и без них, только кокетливо завернувшуюся в боа. Кэретта говорит, что платье «очень смелое». Смелость или нет носить подобные туалеты — Софи не знает. А к мнению Кэретты прислушиваться что-то неохота. Что от этой безусловной красавицы через сколько-то лет останется, кроме пожелтевших фотографий? У неё детей нет…

С Софи Кэретта разговаривает нечасто. Довольно милая болтовня, как с человеком, с кем незачем портить отношения. Чем-то Кэретта в разговоре неуловимо напоминает Ленн. Впрочем, с внешним дружелюбием общаться с неприятным человеком, Софи и сама умеет. Спасибо императрице, её школа.

«Со стороны никто и не скажет, что мы мать и дочь. Вроде просто две светских подруги, болтающие о пустяках вроде умений поваров, новинок Теренн и „Пантеры“, да рассуждений о привлекательности того или иного мужчины. Неужели эти живые эталоны красоты, вкуса и стиля, кумиры миллионов мужчин и женщин на самом деле настолько ограничены?»

— Вообще-то, Сордар про кронпринца сказал: «Если у них на флоте все капитаны похожи на флаг-капитана этого линкора, то, случись война, дайте мне „Славу“, авианосец и пяток эсминцев — и про мирренский флот вы больше никогда и ничего не услышите».

Кэретта наморщила носик (она не любит, когда при ней упоминают сына императора, человека на несколько лет старше её, дружба дочерей с единокровным братом императрице тоже не нравится, хотя прямо она не возражает — Сордар, при всех своих чудачествах, по представлениям Кэретты — человек «нашего круга»), но с Софи согласилась.

— Ты знаешь, дорогая, мне их высочество тоже крайне не понравился… Есть в нём что-то… Как не от «Дома Льва»… Всё в этой жизни переменчиво… Война кончится. Но можете быть уверены — никто из Еггтов невестой кронпринца не будет.

Кстати, твой кавалер с бала — Яроорт, кажется — партия нашего круга. Причем, даже происхождение без изъянов, что в наше время — редкость. Так что, считай, что все разрешения от Главы Дома на любые — последнее слово с какой-то липко-загадочной интонацией произнесено — отношения тобой получены. Но я бы рекомендовала тебе обратить внимание на другого…

Софи изящно улыбнулась в ответ. Затягивается сигаретой. В школе за курение ей бы влетело, в Загородном, пожалуй, тоже, а здесь… Кажется, становится понятно, почему Марина так не любит бывать во «Дворце Грёз». Здесь даже атмосфера отравлена.

— К тому же, он первый ученик.

— Мама, вы ошибаетесь. По итогам года, первой по учебе признана Хейс Рект…

— Девка из простонародья. Ты не забывай директор: выходец из низов, как и всякий человек подлого звания, имеет затаённую мечту — унижать представителей благородных домов. Ему представилась возможность реализовать мечты быдла. Вот он и реализует мечты- пользуясь своей властью, выдвигая в школьные знаменитости не представителей благородных семейств, а лично ему симпатичных, не знаю в каком качестве, выскочек. Пока он директор, никто из представителей благородных домов не появиться в списках лучших учеников. Какое он ничтожество!

«Особенно, если вспомнить, что в прошлом году все лучшие к этим самым благородным домам относились, кстати, вполне заслужив свои звания. Если сама получаешь удовольствие, унижая других, нечего думать, что остальные получают удовольствие от того же самого. Хотя люди склонны мерить всех по себе. Особенно, в дурном». - подумала Софи.

— Второй — Марина. Третьей — я. А он только четвёртый. Кстати, хулигань Марина поменьше, была бы первой.

— Рада за вас, но, мои дорогие, когда же вы наконец, поймёте: зачем девушкам вашего круга все эти физики-химии? Для чего убивать годы на заучивание неизвестно чего? Вам нужны хорошие манеры, языки, танцы, поэзия и живопись допустимы, но… Вы же опускаетесь до уровня всех этих выскочек… У Марины полностью отсутствуют какие-либо манеры…

«Нет, мы просто доказываем, что в роду Еггтов ещё не перевелась древняя слава. И в нас есть ещё кое-что. Кроме хороших манер!»

— Для нашего рода ещё необходимо искусство фехтования… Ты с нового года могла бы уже блистать на столичных балах…

— Однако, до окончания школы меня там не будет. Это говорю я, Софи-Елизавета дерн Оррокост Еггт-Саргон.

— Это твоя воля, и я не в праве её оспаривать.

Знай Кэретта, что после окончания школы Софи твёрдо решила идти в авиационное училище и стать лётчиком-истребителем — не одобрила бы подобное решение дочери. Впрочем, желание Софи после войны окончить Академию Изящных Искусств она бы тоже не одобрила.

У эфеса рапиры Кэретты изображен герб. Герб на оружии может носить только победитель ежегодного соревнования на Императорский приз. На одной из рапир Кэретты — пять гербов. «Три из них я взяла, уже будучи императрицей. Этот — она показала на четвёртый — за победу над Кэрдин».

Кэретта резка, временами грубовата, но Марина терпит молча. Как ни крути, а Кэретта и в самом деле великолепный фехтовальщик. Лучший в стране, а может, и в мире. Марине в школе, когда хотела заняться фехтованием, тренер едва посмотрев на то, как она держит оружие да делает выпады, сказал: «Классическая Еггтовская школа! Высшей пробы! Девочка, в начальную группу я тебя взять не могу — тебе там просто нечего делать. Ты их всех превосходишь. А взять в другие группы — не имею права по причине твоего возраста. Приходи года через полтора — прославишь школу и себя. А пока- извини». Кажется, это был единственный случай, когда Марина искренне гордилась матерью. Радости, впрочем, не было — на фехтование Марина пошла только потому, что туда не взяли Софи. Хотелось уделать сестренку, похваставшись, что её взяли туда, куда не приняли Софи. Понятно, почему Софи не приняли.

— Закройся! Плечо выше! Ан гард! Секунда! Терс! Полукруг!

Снова удар, пришедшийся плашмя.

— Упряма, — говорит Кэретта, — хорошо. Атакуй!

Снова уводит в сторону клинок Марины.

Марина не успевает задержать удар. Кэретта падает на четвереньки.

— Мама!

— Ничего! Хороший удар! На сегодня, пожалуй, достаточно.

Холодная красота матери отталкивает.

— Мама, мне нужны деньги. Много.

— На что?

— Книги. Очень дорогие. Для учебы. Сказано, что бы у всех было к девятому. — Марина ненавидит просить. Ещё больше она ненавидит лгать. Кому бы то ни было. Несмотря на военное время, все учащиеся в полном объеме обеспечиваются литературой. Просто на книги Кэретта не даст. Но и не допустит, что бы у дочери не было чего-либо, имеющегося у всех.

— Учеба… Не понимаю, зачем вас обеих понесло в эту школу… — Кэретта словно сама с собой разговаривает — Девочке нашего круга достаточно просто быть красивой…

Марине кажется укол во фразе «быть красивой» — прекрасно знает, что обладает не слишком привлекательной внешностью, до сестры далеко, а уж до матери… Кэретта, словно не замечая Марины, подходит к зеркалу. Снимает серьги, достает из шкатулки другие, прикладывает к ушам, решая, подходят ли они к платью. Эта пара её не удовлетворила, достает другую…

— Мама! — напомнила о себе Марина.

— Что? А ты ещё здесь… Где второй сейф в Голубом кабинете, знаешь?

— Да.

— Он не заперт. А даже если и заперт — код цифровой, день, месяц и две первые цифры года моего рождения. Там миллиона полтора… Должно хватить… Возьми, сколько нужно.

— Спасибо! — сказала Марина, подумав: «Она что, и в самом деле не знает, что сколько стоит?». Что мама не считает деньги, Марина знает давно. Но держать миллион в незапертом сейфе… А сейфов во дворце около двадцати… Марине вспомнился подслушанный разговор отца с замминистра обороны по танковой промышленности. Саргон сказал:

— Девятьсот пятьдесят тысяч за машину в случае начала серийного производства… Машина неплоха, но бюджет у нас не резиновый. Машина другого КБ во сколько обойдется?

— Около семисот тысяч, но в настоящее время для принятия на вооружение не пригодна, требуется доработка.

— Пусть займутся. И оба КБ должны подумать о снижении стоимости своих агрегатов. Мы богаты, но не настолько, чтобы платить по миллиону за танк…

Лично Марине нужно было чуть больше тысячи, и она знает, что далеко не каждый квалифицированный рабочий столько зарабатывает за месяц. А вот знает ли об этом Кэретта…

Насчет сейфа Кэретта сказала правду. Денег там оказалось даже не полтора, а два миллиона. Марина взяла, сколько просила. Но в сейфе кроме денег ещё какие-то ящички- коробочки. Марина решает посмотреть, что в них. Вдруг какое-нибудь оружие. Конечно, Марина предполагает, что если пистолет у матери и найдётся, то наверняка будет серебряным с золотой гравировкой и наверняка, какими-нибудь драгоценными камушками на рукояти. Но уж лучше такой, чем никакой. К тому же, его можно будет попросить у матери- обожающая холодное оружие Кэретта к огнестрельному относится безо всякого пиетета. А вот украшениями своими Кэретта давала Софи пользоваться. И даже курить разрешала, если сестрёнка не врёт. Да не врет, похоже, Марине вино пить никто не запрещает.

В лакированных ящичках да бархатных коробочках лежат какие-то украшения. Не интересно. Следующий ящичек заперт на миниатюрный висячий замок. Ключик прилагается. Марина открывает. Пистолета нет и здесь. Есть несколько маленьких целлофановых упаковок какого-то белого порошка. Все запечатаны каким-то странным знаком с изображением цветка. Марина недавно читала биографию умершего несколько лет назад известного физика. Несколько раз упоминалось, что для стимулирования мыслительного процесса он употреблял наркотики. И даже утверждал, что ряд открытий непосредственно связан с их приемом. Может, попробовать? Курить Марина пробовала — не понравилось, вино- понравилось. Надо и порошок попробовать, тем более, что от одного раза ничего не будет… Сколько он там нюхал? Или он не нюхал, а в десны втирал? Пожалуй, стоит попробовать… Но не сегодня. Сегодня Марина за книгами поедет. А вот на днях… Тем более, тут и так скукотища смертная. Даже лень смотреть, что в последних коробочках.

Дворец просто огромен. Кое-кто из гостей живёт месяцами. У некоторых нравящихся императрице художников, даже мастерские в павильонах дворца. Гостей всегда много, но сейчас среди них слишком велико количество молодых людей на три-пять лет старше Софи. К одному из них императрица излишне (причем по мнению как Софи, так и Марины) благоволит. Кэретта называет его принцем. Блестящий молодой человек. Красавец. Софи почувствовала себя обиженной — она не привыкла, что бы мать называл принцем кого-либо, кроме детей императора и соправителей. Решила проверить в «Ежегоднике Великих Домов» — неофициальном списке высших аристократических родов. Мечта слишком многих честолюбцев обоего пола попасть на страницы «Ежегодника». Машинально пролистывая первые страницы сборника, Софи к некоторому удивлению довольно быстро находит принца. Оказалось, принцем он именуется на самом законном основании — он правнук императора. Притом по женской линии. Кэретта пригласила поэтессу (вместе с сыном, разумеется) провести лето во «Дворце Грёз», «вдали от грязи и мерзостей столичной жизни».

Прочитав о происхождении принца, Софи почувствовала своеобразный укол. Кэретта временами говорит о себе «мы». И она неоднократно упрекала дочерей: «Мы никогда не путаем титулов великих домов, а вот вы обе — постоянно». Упрек справедливый, но зачем помнить то, что никому не нужно?

Самое интересное, оказалось, Софи давным-давно знает мать принца, правда, не лично. Известная поэтесса, автор многочисленных стихотворений самого романтического содержания. Большинство школьных подруг Софи всю весну восторгались новым сборником. Софи прочла, особого (точнее, вообще никакого) восторга не испытала. Не то, что бы романтика и лирика Софи так уж чужды, как-никак, стишков разной степени бездарности получено очень много. Не все, конечно, бездарны, но первое понравившееся стихотворение Софи показала Хейс, а та, усмехнувшись, достала с полки книгу неизвестного Софи поэта, и показала стихотворение. Софи разозлилась, и хорошо, что записочка была без подписи, иначе отправитель рисковал бы стать, самое меньшее, главным школьным посмешищем. А мог бы и трупом стать.

Хейс ещё посоветовала сходить в библиотеку, и посмотреть разделы лирических стихотворений в сборниках вроде «Как быть неотразимым». Софи просмотрела. Выводы сделала. Больше ни одно стихотворение из обнаруженных в школьном почтовом ящике не произвело ни малейшего впечатления. Те, что казались хорошими, в лучшем случае были написаны ещё до рождения Софи, а в худшем — около двух тысяч лет назад.

А кто-то ночами над книжкой плакал.

У Марины, большую часть весны читавшей только технические справочники, о качестве каких-либо стихов спрашивать бесполезно. Увидев перед отъездом сборник у Эриды, Софи поинтересовалась, как ей стихи. «Какие-то глупости она пишет, эти цветы вообще не пахнут. А восторгаться весной приморским голубоцветником невозможно — они осенью цветут. Я знаю. Вообще, мне её стихи не нравятся».

Принц, кажется, привык, что молоденькие девочки от него без ума, и чуть ли не пищат от восторга, когда видят. То, что Софи смотрит на него как на пустое место, принца несколько озадачило. Софи, неизвестно зачем, спросила у сестры: «Ну, и как тебе принц?»

Марина ответила с обычной безапелляционностью: «Это просто какая-то Ленн в штанах!»

Можно подумать, кому-то из друзей Софи от Марины доставались лестные определения.

Марина добавила: «К тому же, он ещё и дурак набитый: в нашу школу поступал, баллов не набрал. Его даже к Херту не взяли — видать, совсем тупой».

Софи запомнила сказанное сестрой. При всех своих недостатках, даже о неприятных ей людях, Марина никогда не расскажет какого-либо слуха. Скажет только то, в чём абсолютно уверена.

Факт, что принц сейчас учится на знаменитом медицинском факультете столичного университета, на Софи особого впечатления не произвел. Хотя матушка принца по степени транжирства недалеко ушла от императрицы, все-таки перевести на счет Университета сумму с большим количеством нулей, она вполне в состоянии, а в администрации Университета всегда хватает сообразительных деятелей, прекрасно понимающих, какого рода ответная услуга требуется взамен.

От внимания принца к своей персоне Софи стала откровенно уставать. Не то что неприятен, или как-то не так себя пытается вести. Какое-то подспудное неприятие: если почти каждый день слышишь, как кого-то нахваливают, поневоле начнешь в нем искать что-то, не заслуживающее похвалы.

В начале восьмого месяца Софи стала зачеркивать дни в календаре, остававшиеся до отъезда в школу. Как-то зайдя к Марине, увидела висящий на стене календарь аналогичного содержания, только дни зачеркивались с первого дня пребывания. Некоторые крестики поставлены так энергично, что бумага порвана. Софи присмотрелась — в эти дни у Кэретты были какие-либо празднования. Там Марина стабильно отсутствовала. Мнение о происходящем, как обычно, скрывать не стала.

Подруги постоянно подговаривают Софи взять с собой Марину. Софи отшучивается: «Да она ещё маленькая!». Глядя на окружающую компанию, Софи почти радуется, что Марина не смотрит на неё влюбленными глазками, как некоторые младшие сестры в других семьях. Марина никогда не станет ей подражать. И не сделает каких-либо глупостей просто за компанию. Но зато непременно сделает то, что побоялась сделать Софи. Отчасти и поэтому она и не зовёт с собой Марину. Она-то может отказаться от бокала излишне крепкого вина, но Марина, увидев отказ Софи, тут же этот бокал выдует и второй потребует.

Курящие девочки возраста Марины, одевающиеся излишне откровенно, даже по мнению любящей шокировать нарядами Софи. Марина тот ещё подарочек, но с сигаретой её Софи не видела.

Многозначительно посматривают на Софи, говоря, что сегодня они будут веселится у красавчика- принца. Запас благоразумия Софи не на столько высок для отказа от приглашения, но достаточно высок, что бы отказаться от поездки с полупьяными подружками, прямо заявляющими, что права им папа купил. Да Софи скорее с Сордаром на мотоцикле поедет, чем с ними на розовом кабриолете, напоминающем упавший гигантский шкаф с колесами. Судя по количеству хромированных штучек да полированности прочих поверхностей, шкаф безумно дорогой и модный.

Машину Софи взяла из гаража Дворца Грёз. Явно, не модную, за новинками автопрома императрица не следит, и ездить предпочитает на массивных, тяжелых, бронированных, чем-то похожих на танки автомобилях, аналогичных тем, что использует Саргон. (Хоть в чем-то вкусы Императора и Императрицы совпадают) Каждая из машин собирается вручную, отделывается по индивидуальному проекту. Внешне машины императора и императрицы похожи, отделкой салона отличаются довольно сильно.

Шофер немолод, насколько Софи помнит, Кэретта ездит исключительно с ним. Что же, при всех недостатках императрицы, в лихачестве её никто никогда не обвинял.

На вечеринку Софи слегка опоздала, не сразу найдя парикмахера, всё-таки появляться без прически у принца как-то не солидно. Перед входом особняка в беспорядке стоят несколько дорогих машин. Оба шкафа на колёсах тоже присутствуют. У одного- разбиты две фары из четырех, центральный прожектор, помята решетка радиатора, крыло, спущено одно из передних колес. Софи на этой машине и должна была ехать. Шофер Софи оказался единственным, кто чётко поставил машину на отмеченное на стоянке место.

Из окон доносится веселая музыка. Судя по всему, вечеринка уже в самом разгаре.

Принц возлежит на широченном диване. Шелковая чёрная рубашка полностью расстегнута, рукава закатаны. Сложен принц отменно. На шее болтаются несколько амулетов. На стеклянном столике перед ним — несколько насыпанного полосками белого порошка. Поблескивают металлическими частями пара шприцов в открытых деревянных коробочках. Софи с детства не любит даже вида шприцов. Когда-то во время болезни брали кровь на анализ. Игла в вене — самое неприятное ощущение из испытанных Софи. Игла в вене- самый большой страх Софи. Скрещивает руки, словно желая защититься. Жалеет, что платье без рукавов.

На диванах и креслах расположились остальные. На маленьких столиках- такие-же полоски. Ладно хоть нет шприцов. Объятия нескольких парочек уже начинают переходить в следующую стадию. Их подзадоривают пьяноватыми возгласами. Ага, вот и столы, заставленные бутылками. Среди разнокалиберных емкостей присутствуют и запретные почти для всех собравшихся крепкие напитки.

Софи приветствуют как-то излишне весело. Принц попытался подняться, и не смог этого осуществить, рухнув обратно. Каким-то шальным взглядом смотрит по сторонам. Наконец, находит искомое. Заполненный шприц. Поднимает. Выдавливает капельку на конце иглы. Приглашающее протягивает Софи. Она холодеет, и столь откровенно морщится, что даже принц что-то соображает.

— «Жемчужная пыль». Высшей очистки. Зря отказываешься.

Сноровисто всаживает иглу себе в вену, медленно опуская поршень. Хорошо, на Софи никто не смотрит. Она зажимает рот, с трудом сдерживая рвотный позыв.

— Первый раз в вену — конечно, страшновато. Хотя именно так лучше всего… Не стесняйся, можешь нюхнуть, вот малая доза. Настоящий порошок веселья. Нюхнул — и полдня счастлив.

Подмешав бриллиантовую пыль в кофе, можно убить — стучит в висках Софи фраза из какого-то романа. Бриллиантовая, или всё-таки жемчужная пыль смертельна?

Уже попробовавшие, откровенно глуповато хихикают, да и глазки у них блестят как-то странно. Софи чуть было не согласилась, только чтобы всё это побыстрее кончилось, лишь бы только не видеть этих шприцов. Липкий страх всё-таки не полностью овладел ей. Даже смогла спросить, где телефон. Она решила сперва позвонить Яроорту, и поинтересоваться, что это за порошки веселья такие.

Едва услышав про порошки, Яроорт, заорал в трубку.

— Ничего не бери! Это опасно! Б… Убью этого выродка! Жди меня! Буду через двадцать минут!

Вообще-то внизу стоит машина с шофером. И Софи может уехать в любой момент. Но больно уж хочется узнать, чем дело кончится. Страх куда-то отполз, но на стол Софи старается не смотреть.

Когда Яроорт вошел, Софи каким-то десятым чувством поняла: сейчас будут убивать. Яроорт просто страшен. В распахнутом кожаном плаще, так похожем на знаменитый отцовский, присутствующий на большинстве официальных портретов соправителя. Под плащом — мундир Пятого полка Гвардейских стрелков- подшефной соправителю части. Яроорт, как сын шефа полка, имеет право носить такой мундир. Софи вспомнила — у неё же есть мундирные платья нескольких полков.

Софи вдруг понимает, до чего же чужим в этом пьянящем дурмане ощущает себя принц. От него словно полыхнуло войной. Той войной, о которой не помнят собравшиеся здесь. Реальной, и довольно неприглядной жизнью, ворвавшейся в искусственный и насквозь фальшивый мирок.

В бешенстве Яроорта словно слышен крик: «И за ЭТИХ я должен воевать?!!!!!». Он чужой здесь. До невозможной степени чужой. Он словно кричит, обращаясь только к Софи: «А ТЫ что среди них делаешь?!»

А брат ничего не понял.

— О, Ярик пришел! Хочешь повеселиться?

Яроорт пнул стул. Одна из девиц испуганно взвизгнула. На мгновение пригнулся. Когда встал- в руке вытащенный из сапога волнистый кинжал самого зловещего вида. Софи знает: такие кинжалы — один из знаков отличия солдат Пятого полка Гвардейских стрелков.

В лице брата что-то изменилось. Он попытался приподняться. Зачем-то схватился за один из амулетов. Яроорт преодолел разделявшее их расстояние поистине звериным прыжком.

Софи вспомнила, что дальний предок Яроорта во времена Дины IV прославился ещё и тем, что разрубил командира вражеского отряда от плеча до седла одним ударом. Потомок лихого кавалериста явно собирался повторить его подвиг. Только проделает он это ме-е-е-е-е-едленно.

Кто-то завизжал. А Яроорт уже прижимает брата к полу, приставив кинжал к горлу:

— Где ты взял дурь, мразина?

— У её Величества в сейфе в Голубом кабинете. Она там брала-а-а! Все приглашенным по упаковке подарила-а-а!

— Врёшь! Убью!

— Я-я не-не…

Софи стоит довольно далеко, но слышит, как у братьев зубы стучат. От ярости у одного и страха — у другого. Пора бы и вмешаться. Софи уже рот открыла, но её опередили:

— Не думаю, что происходящее понравится вашему отцу, принц.

Голос незнакомый. В дверях стоят двое. Софи чуть сощурилась. Нет, не ошиблась. Вошедшие в форме без знаков различия. Но самый важный знак при них- маленький серебряный значок с головой кабана- родовой герб соправителя. Только у пяти Великих Домов осталось древнее право содержать военные отряды, не входящие в состав армии. Маленькие отряды преданных лично главе Великого Дома.

В весьма недавнем прошлом члены отрядов довольно часто отчаянно резались друг с другом, защищая противоречащие друг другу интересы хозяев. Да и сейчас… Софи знает, что отец недолюбливает «Змей» Кэретты, и никогда не останется ночевать в месте, где охрана только из них. Да и у Кэретты настроение резко портится, стоит человека со значком «Пантеры» Ягров, увидеть…

Софи вспомнила, что шофер носит Змею Еггтов. Он-то как здесь оказался? Очень нехорошо «кабаны» и «змей» друг на друга посматривают.

— Заберите… это, — устало сказал Яроорт и ушел, ни на кого не глядя, и ни с кем не попрощавшись.

Софи почувствовала себя в коротком шелковом платье с обнаженными плечами, ярким макияжем, в маленькой шляпке, про которую Марина бы непременно сказала «дурацкая», а то и чего покрепче… Почувствовала себя. Да просто до невозможности отвратительно. Легкие словно физически обожгло. Словно, на глубине, когда не хватает воздуха. Рвёшься к поверхности, пробить водную гладь, выпустить скапливающуюся в легких отраву. Вдохнуть свежего воздуха, не отравленного ничем.

Яроорт словно нырнул в мутное болото. И среди гнили, грязи и мерзости увидел ещё недавно казавшуюся идеалом. Такую же, как и все остальные. А как же сама понять не могла, что в болоте, и оно медленно, но необратимо затягивает? Гнилушки светятся в темноте, но это мёртвый свет.

Липкие путы надо рвать. Иначе, так и завязнешь. Бесповоротно. Вырваться! Скорее вырваться, Софи протягивает руку к шее, словно стремясь расстегнуть пуговицу воротника. Воротника нет. Только душащее ожерелье с пушистой бархоткой. Словно ошейник, собачий ошейник. Душно! Софи рвет ожерелье, ломая замочек и ноготок.

Всё в каком-то тумане.

— Софи, ты уже уходишь?

Не узнает стоящую. Но если та не исчезнет, то Софи ударит. Не как в девчоночьей драке. По болевой точке, как учили на рукопашном.

— Её высочество действительно хочет уйти. — незнакомый голос. Точно! Это один из «кабанов». Другой старается поставить на ноги рыдающего принца. Вот так красавчик- размазня и трус. Что-то в голосе и взгляде «кабана» сквозит такое. Полузнакомый силуэт из поля зрения Софи пропадает.

Кажется, она сейчас упадёт. Кто-то подхватывает её. Словно в детстве Сордар. Она выпрямляется. Сордара здесь нет. К сожалению. Есть шофер.

А Софи не совсем помнит, как оказалась возле машины.

Она даже не знает имени человека… Какого! Ко всем мирренским демонам! Еггт она или кто!

— Змей, — говорит Софи по-старогрэдски. Змей — обращение члена Дома к гвардейцу, — поедем отсюда.

Он молча распахивает перед ней дверцу.

— Подожди. Я на переднем поеду.

Шофер ничего не сказал.

Дорога идёт между правильных, каких-то нереальных, и всё равно, красивых полей. Побродить бы по ним…

— Змей. Останови здесь.

Снимает туфли, босая бредёт по росе. Что же тут вокруг творится? Почему всё так… Неправильно? Роса холодит ступни. Хочется скинуть платье, и кататься по ней, смывая прилипшую мерзость. Выдергивает из волос заколку. Одну, вторую, пятую. Безжалостно уничтожая если и не шедевр, то весьма и весьма достойное произведение парикмахерского искусства. Волосы рассыпаются по спине.

Почему? Ну почему в этом мире всё так неправильно? Кто друг, кто враг? Перепутала в первый раз… Или в очередной.

Змей стоит у машины. Бесстрастно смотрит.

— С вами всё в порядке?

Протягивает руку, помогая выбраться на дорогу.

Как-то странно, вот так ощущать под босыми ногами асфальт. Каждый камушек. Туфли искать не будет.

— Да. — Софи отвечает, только вновь забравшись на переднее сиденье.

Змей заводит мотор.

— Куда едем? Домой… Или…

— Или? — переспрашивает Софи.

Он кашлянул.

— Не мое дело, советовать Члену Дома, но, как верный долгу вассал Дома, я бы советовал Члену Дома вернуться обратно в школу.

От силы два часа езды. К тому же на этой машине. Просто ухватиться за решение, предложенное другим, как за соломинку. Всегда проще, когда за тебя решают другие… Решать человек должен сам, и ответ сам держать, если что. Вроде бы всё просто. Но…

Софи и Змей переглянулись. Подумали одно и тоже.

— Марина. Мне нельзя ехать, оставляя её там.

— Предложите уехать и ей.

— Ты думаешь, что всё так просто, Змей?

— Я высказал свое мнение. Ваше дело решать.

— Поехали домой. Завтра поговорим. Ты подумал, что будет с тобой, если выполнишь предложенное?

— Ничего. Я должен выполнять любую волю Чёрного Еггта, если она не противоречит моей присяге, и воле Главы Дома. Глава Дома относительно младших членов Дома не давала мне никаких указаний.

— Эта история не должна выплыть наружу.

— Вы имеете в виду, на публику?

Софи кивает.

— За ограды этих поместий выходит только то, что хотят владельцы.

— Я так и думала. Но соправитель…

— Он всё и так знает. Некоторые добровольно наложенные рамки держат крепче любых оков.

— Тогда… Змей, ты слышал, что он говорил о… — Софи замялась, не зная, что сказать. Речь ведь идёт о матери.

— О Главе Дома, — заканчивает Змей за неё, — я докладывал Главе Дома о не самых лучших увлечениях принца. Её указание — «не обращать внимание на грехи молодости».

Софи захотелось ругаться. Самыми грязными словами из обширного лексикона Сордара. Даже тут перекос представлений о плохом и хорошем. Да какой перекос? Абсолютно дичайший крен! Полное смещение представлений с заменой всех общепринятых минусов на плюсы! И главное — моральные устои разрушены у тех, кто по идее, должен подавать пример их сохранения! Марина, похоже, думает примерно тоже, и просто не может четко сформулировать словами угнетающее её.

Вернувшись, Софи проверила сейфы в Голубом кабинете. Там и в самом деле, кроме украшений, лежат какие-то препараты. В том числе, и известные Софи сильнодействующие лекарства. Некоторые из них очень дороги. Сейф закрыт кодовым замком. Не все так плохо. Это Софи Кэретта сказала коды от некоторых сейфов с украшениями. Марине-то украшения даром не нужны. Заодно вспомнилось, что «избранных» императрица только в Голубом кабинете и принимает. А семья Яроорта к «избранным» как раз относится. И, возможно, императрица тоже смотрит на мир через сладковатый дурман. Тогда всё совсем плохо. Но может, и нет. Софи вспоминает заторможенность принца, да и некоторых подружек. Чтобы стремительная и ловкая Кэретта нуждалась в каких-то препаратах. Не верится. Но факты — вещь упрямая.

До Большого Бала Софи потерпит. Как-никак, пара дней осталась. А уж на Балу она устроит. Все надолго запомнят. Кэретта их обеих после бала точно выгонит. И вряд ли когда-нибудь захочет принимать у себя Софи и Марину.

— Ты Марину не видел? — презирая утонченное обращение, Софи последние несколько дней грубит всем подряд, с трудом удерживаясь от украшения речи непечатными идиомами в «лучших» традициях младшей сестры. Принц ей уже смертельно надоел. Хотя бы тем, что с убийственным постоянством попадается на пути, а потом, словно приклеенный, таскается следом.

— Их высочество направилась в Голубой кабинет.

У принца вечно что-то с языком случается, стоит в разговоре упомянуть Марину. Говорит о ней — словно титулы из справочника зачитывает.

Софи рванулась по анфиладе, принц, разумеется, увязывается следом. Пусть Марине вряд ли что-то может понадобиться в сейфе с украшениями. Но зная её любопытство, лучше всё-таки проверить.

Марина лежит лицом вверх, рука безвольно откинута, глаза закатились, изо рта пена.

— МАРИНА!!!!!!!!!!!

Принц вжимается в стену, влез бы внутрь, если мог.

— Что с ней?

— Передозировка, похоже…

— Вызывай врача!!!

— Её Величество отпустила на три дня весь медицинский персонал. Звонить надо в город…

— Звони!!!!! Где у неё тут телефоны?!!!!!!!!!

Принц косится на Марину.

— Они приедут только часа через два-три. За это время их высочество… — он осёкся.

— Может умереть?

Он кивнул.

— Лекарство есть?

— Там, в сейфе…

— Код?

— Не заперт…

От обилия препаратов рябит в глазах.

— Какое?

— Не помню… Упаковка с двумя зелеными полосами.

Софи вышвыривает препараты на пол.

— Это?

— Да…

— Что дальше?

— Две ампулы в шприц и прямой укол в сердце…

— Если врёшь — тут и подохнешь, — сквозь зубы цедит Софи, расстегивая комбинезон Марины.

— Я этого делать не буду — даже руки за спину убрал.

— Сама сделаю. В анатомии разбираюсь!

Иглы страшны. Очень страшны. Таких Софи ещё не видела. Но надо. Надо перебороть страх. Иначе всё. Шуточек Марины больше не будет. Самой Марины не будет! Сердце вот тут! Еле слышно, но ещё бьётся.

Тело Марины выгнулось дугой, из горла вырывается то ли крик, то ли хрип. И всё. Девочка лежит неподвижно. Из уголка рта появляется струйка крови.

В глазах красавицы беснуется адское пламя.

— Маленькая… Я отомщу за тебя… Я клянусь…

Безжизнен взгляд зеленых глаз. Похоже, всё… Софи опускает голову сестры. Целует в лоб.

Снова смерть во взгляде.

— Ты мне наврал!!!! Это было не лекарство!!!! Я убью тебя!!!!!!!

Зрачок пистолета смотрит прямо в лицо. Он пытается отползти, зная, что бесполезно. В лицо пышет еггтовская ярость самой высшей пробы. Все бесполезно. Или… Трясёт пальцем.

— Там… там… там!!!!

Только презрительная ухмылка в ответ.

— Жил как дерьмо, так хоть сдохнуть попытайся, как человек.

— Она жива!!!!!!!!!! Обернитесь!!!!!!!!

— Да пош…

Пистолет падает на пол. Софи услышала хрип сестры.

Марина дышит. Отрывисто засасывая воздух, и словно выплёвывая выдох. Дышит тяжело. Но дышит!

Принц стоит. В руке пистолет. Похоже, впервые в жизни держит в руках оружие. Нехорошо смотрит.

Софи буравит его ненавидящим взглядом.

— Что ты хочешь, трус? Что бы ты ни сделал — помни: от Императора и Кэрдин не сбежишь! Они тебя…

Он шагнул вперед.

— Я не хуже вас знаю, что они со мной могут сделать.

Поднял пистолет стволом вверх. Повернул боком. Постоял так пару секунд. И демонстративно положил, почти швырнул оружие на стол. На лице непривычная жесткость. Человек словно стал на десять, а то и двадцать лет старше.

— Мое слово ничто против вашего. Прошу об одном — скажите правду. Я не хочу умирать.

— Катись отсюда, дурак, получай большее, чем ты заслуживаешь — никто не узнает, что ты был здесь!

Только дойдя до телефона, Софи догадалась положить пистолет. Гудки тянутся, словно часы.

— Код 941!

Секундная пауза и четкий ответ:

— Звонок зафиксирован! Боевые группы выехали. Есть возможность описать ситуацию?

Софи тяжело вздыхает. Напряжение медленно отступает.

— Там есть врач?

— Общего профиля. Нужен определённый специалист?

— Да. По лечению последствий тяжелых отравлений.

Вторая лестница охвачена светом. На вершине стоит… Вторая Кэретта. То же серебристое платье, манто на плечах, изысканная прическа с диадемой, тонкая сигара в длинном мундштуке… Только на цепочке вместо гепарда — самый обыкновенный черно-белый поросёнок. Оглушительный свист. Поросенок стрелой несётся по лестнице. Гепард рванулся… Цепь лопнула!

— Что вы себе позволяете, Ваше Высочество? — голос Кэретты легко перекрывает шум.

— Смотри! — у дочери голос не хуже материнского.

Софи вытягивает руку и переворачивает сумочку. Тонкой струёй сыплется белый порошок. Разжав руку, Софи говорит.

— Марина нашла это. У тебя!!! — кулак разжат, палец с обломанным наманикюреным ноготком указывает на Кэретту словно клинок, — Она попробовала эту дрянь! Передозировка! И её…

— НЕ-Е-Е-Е-ЕТ!!!!!!!!! — словно смертельно раненный зверь кричит императрица, падая на колени и вцепившись ногтями в лицо.

Софи стоит как манекен, Кэретта напоминает ожившего мертвеца. По лицу императрицы течет кровь. В большом зале — сумасшедший дом.

С грохотом распахивается дверь. Вращая глазами, словно жерлами орудий, у входа танком возвышается Сордар. За его спиной слева стоит Бестия-Кэрдин. Трость держит, словно для драки. Молча торжествует. Саргон стоит, словно памятник самому себе. Сзади ещё кто-то. Явно с оружием.

— Где Марина?!!!!!!!!!!!! — раненым зверем взревел Сордар.

Тонкий звеняще-злобный голос в ответ:

— Её отвезли в госпиталь ВМА. Она будет жить.

Ходячий танк прошел через зал. Сграбастал сестрёнку. От души расцеловал в губы.

— Ну, Сонька, я этого тебе до гроба не забуду!!!!

— Кажется, с финансированием двора её императорского величества будут проблемы, — сказал Саргон.

 

Глава 13. Холодная осень

Слухи о несчастном случае с Мариной достигли школы намного раньше её самой. Софи, только приехав, обнаружила, что аристократки, а следовательно, и их окружение вовсю сплетничают о несчастье с Мариной. Некоторые даже говорили, что она умерла. Отрицать что-либо бесполезно — на злополучном празднике присутствовали сотни людей, включая нескольких учеников школы. На все вопросы Софи огрызается так, что иным выражениям старший брат позавидовал бы. Естественно, странная грубость Софи только увеличивает количество слухов. Версий масса. Как далеких от реальных событий, так и не очень.

Наркотики в разговорах тоже проскальзывают. Недоумевают, когда Марина успела связаться с преступными элементами, и как осуществлялись поставки. Императрицу вспоминали только в таком ключе — «Как ей тяжело, что у неё такая дочь». Софи жалельщиц прибить была готова. Ложь, повторенная несколько сот раз, становится общепринятой истиной.

Кажется, людей определенного сорта копание в чужом грязном белье волнует больше, чем сводки с фронтов.

Версии мальчишек- любителей подраться оригинальностью не блистали — большинство считает, что Марину покалечило при испытаниях новой взрывчатки, а если она чем и отравилась- то не иначе хотела произвести боевой газ. На их вопросы Софи хмуро отмалчивается. Врать не охота, говорить правду — тем более. Они хотя бы о Марине беспокоятся искренне.

Эрида переволновалась из-за Марины и заболела, из канцелярии соправителя сообщают, что раньше третьего десятидневья в школе она не появится. И очень просят её не беспокоить.

Письма от Кэретты приходят почти каждый день, но Софи их не читает. Швыряет в дальний ящик стола. Каждый раз, получив очередное, порывается разорвать его вместе со всеми остальными. И каждый раз что-то останавливает. Писем за пару десятидневок чуть ли не больше, чем за год. Хотела бы что-то важное сказать — могла бы и приехать, Дворец Грёз вовсе не на Луне находится.

Софи почти рада, что её и Маринин почтовые ящики в разных местах. Даже краем глаза не увидишь, есть ли там что.

Софи в госпиталь не звонит — и так знает, что Марина идёт на поправку, а особых тем для разговоров у сестёр никогда не водилось. Обе болтать не любят. Да ещё неизвестно, что сестрёнка скажет. Последние дни перед отравлением она очень агрессивно по отношению ко всем окружающим была настроена.

Как-то раз в ящике обнаружилось письмо от Хейс. Она пишет, что была у Марины, предлагала встретиться. Софи отвечать не стала, просто позвонила в Загородный и потребовала машину и охрану. Второй раз за год вспомнила о статусе и причитающихся правах.

Впервые вот так едет в столицу.

Всё никак не может привыкнуть видеть Хейс не в школьной форме. Да и Хейс в этой квартире…

— Ей одиноко, лежать вот так. Условия, конечно, там замечательные. Но это всё-таки госпиталь… Она ведь знает, что ждать некого.

— Почему?

— Подумай сама. Ты много знаешь её друзей, кроме Эриды? Она удивилась, увидев меня.

— Как она? Обрадовалась?

— Поправляется. Сказала, что не ждала. Ни меня, ни вообще никого. Сказала, что ошиблась в тебе. Не ожидала, что придёшь на помощь. Была почти уверена, что Сордар всё про тебя придумал. Кажется, она впервые в жизни ему не поверила.

Софи невесело усмехнулась. Понять, по каким критериям оценивает людей Марина, может только сама Марина.

— А откуда ты узнала? В газеты ведь ничего не попало.

— Сордар сказал. Приехал ночью. Очень поздно. Сначала я испугалась. Он был реально страшен. Но с порога сказал, в чем дело. Поехали к ней. Потом… — Хейс замялась.

— Говори. Вряд ли чем-то меня теперь можно удивить.

— Марина не хочет никого видеть. Вообще. Она никогда излишним дружелюбием не отличалась. А тут… Я видела — она с трудом сдерживается, что бы на меня не наорать. Я просто вовремя ушла. И это ещё не всё… Это касается Её Величества.

— Выкладывай. Нечего на потом оставлять. Пить отраву — так до конца.

— Её Величеству запрещено там появляться. По-моему, свобода перемещения Её Величества, тоже ограничена.

— Это ещё почему? — взвилась Софи. Статью «Основных законов» о запрете на ограничение перемещения помнит четко.

— Если я правильно поняла, это как-то связано с тем, что нашли на балу. Вроде, начато расследование, и до его окончания…

— Императрица посажена под домашний арест, только это не афишируется. Так?

— Я думаю, да.

— Я не знала, — снова вспомнились нераспечатанные письма. Как-то неприятно стало. Софи взглянула на Хейс. Ей тоже разговор не слишком-то нравится. Стоп! Есть же куда более приятная тема, — Сама-то ты как? Поступила?

— Да. Куда собиралась.

— Поздравляю! Кого-нибудь видишь?

— Да. Поступили почти все. Кое-кто даже на один факультет со мной.

— Кто же?

Хейс усмехнулась.

— Ленн.

— Никогда бы не подумала.

— Я тоже удивилась.

— У тебя же статьи были, ты с институтами вела переписку. А она…

— Она, оказывается, тоже. Статьи зачастую были в тех же номерах, что у меня. Даже полемика своеобразная шла.

— Я же читала, хотя честно признаю, понимала не все. Но Ленн-то там не было.

— Была, — усмехается Хейс, — У неё имен поменьше, чем у тебя, но тоже хватает. Статьи подписывала одним из тех, каким в обычной жизни никогда не пользовалась. Недавно Ленн с одной аристократкой из Великого Дома первого ранга поссорилась. Чуть до крови не дошло.

— Ленн ссорится с аристократией… Что-то изменилось в этом мире.

— Возможно. Они из-за Марины поссорились.

— О как! Давай-ка подробнее!

— Просто та девушка была на балу, где всё и случилось. И она стала утверждать, что много раз видела Марину, так что уверена — она юная наркоманка со стажем. Тут-то Ленн за меч и схватилась, а та — за свой. Ленн кричала, что за гнусную клевету на Дом Еггтов убить мало. Это мне передали. А как они напару кружили друг против друга, словно рассерженные кошки, сама видела. Шипели они, пожалуй, получше настоящих кошек, а если учесть, что дело было после посвящения в студенты, то все были при полном параде. Ленн была со школьным, и тем самым родовым мечом. У той тоже было два меча. И обе были настроены очень серьезно. Первой кровью не обошлось бы.

— А как ту девушку… звали?

Хейс называет имя. Софи чуть не выругалась в лучших традициях старшего брата. Имя знакомо. Более чем и весьма давно. Одна из тех, что почти всё лето расточала комплименты Софи. Подговаривала на связь с принцем. Казалась такой милой и приятной. Софи почти верила в её искренность. Почти, ибо с раннего детства знает — искренность живет где-то далеко от Кэретты и её окружения. В очередной раз ошиблась.

Хотя Марина про неё да и прочих старо-новых и сказала «У нас змея на гербе, у них — в сердце».

— И как? — почти с испугом спросила Софи.

— Еле растащили. Кое-кому пришлось наставить на них пистолеты. Я только тогда поняла, насколько Ленн смелая.

— В жизни бы не подумала, что ты её похвалишь.

Хейс усмехнулась. Безо всякого веселья.

— Ты можешь вспомнить хоть один пример её трусости?

Софи призадумалась. Она бы назвала Ленн неприятной, двуличной, злобной… Но трусливой…

— Нет… Я не помню ничего такого. Нежелание ссориться с детьми могущественных людей можно назвать инстинктом самосохранения, но не трусостью.

— Я тоже не помню ничего, кроме переразвитого инстинкта самосохранения. Тогда Ленн показала именно смелость в чистом виде. Та девушка… Не знаю, известно ли тебе, но она имеет на мече уже два герба.

— О как! И неужели Ленн этого не знала?

— Думаю, знала. И всё равно поступила так.

— Никогда не думала, что ты станешь хвалить Ленн.

— Я просто стараюсь быть объективной. В этом мире нет ничего неизменного.

Хейс склоняется над столом, так, чтобы смотреть прямо в глаза Софи.

— Не знаю, знаешь ли ты. Но тогда… зимой я искалечила Ленн. У неё теперь очень плохо гнётся правая рука… А фехтовала она и раньше не блестяще…

— И вызвала человека с двумя гербами, — задумчиво заканчивает Софи, — Либо и в самом деле, отчаянная смелость, либо циничный расчет — их ведь растащили.

— Мне кажется, я умею отличать истинную смелость от показной. Хотя… Не знаю, последнее время я всё вокруг вижу в черном свете. У Ленн переразвитое желание считать себя аристократкой, но клевета на Великие Дом- оскорбление, смываемое только кровью.

— А ты знаешь — я вспомнила кое-что. Тьенды хотя и Великий Дом второго разряда, но Дом очень древний. Тьенды — вассалы Дома Еггтов со времен Дины III. Оставить без ответа клевету на Еггта — нанести несмываемый позор на честь своего Дома. Ленн ещё верит в благородство. Пусть и в благородство только среди избранных.

— Та девушка угрожала, что Ленн навлечет на себя гнев Дома Еггтов.

Софи расхохоталась с истерическими нотками.

— Гнев Дома… Размечталась. Вздумала за Еггта решать. После сказанного о Марине… Пусть только на глаза мне попадется- узнает, что такое Гнев Дома на самом деле. Как же ничтожества любят упиваться собственной значимостью! НЕ-НА-ВИ-ЖУ! Ложных друзей, притворные восторги! И ложь, бесконечную ложь вокруг! Она же мне уже после писала! Сочувствие выражала! Сука!

Хейс коснулась руки Софи.

— Я понимаю, как тебе сейчас тяжело, но не надо озлобляться сверх меры. Вспомни достойных людей, Марину, Эриду, Сордара, даже Ленн и Динкерт. Не стоит озлобляться на мир из-за нескольких мудаков. Просто не надо вдаваться в крайности — носить розовые очки, или в каждом встречном видеть врага. Вспомни, как все кричали, когда ты с вышки прыгала. Вспомни, что творилось, когда ты была в небе — ведь все были рады за тебя, и завидовали самой белой завистью.

Вспомни всё это.

— Я всё помню, Хейс.

Помолчали немного.

— Я довольно долго считала родителей чуть ли не своими личными врагами.

Софи промолчала. Сказать что-нибудь хорошее про Кэретту, да и Саргона она сейчас не в состоянии.

— Знаешь, я недавно получила от родителей письмо. Впервые за столько лет.

— И как же оно тебя нашло?

— Было послано на адрес школы, дальше — дело техники. Писали довольно банальные вещи, что все давным-давно меня простили, что любят меня. Всё довольно банально. Там ещё принято, что дочка уходит из семьи. Звали в гости. Сестрица в город уехала, замуж собирается.

— Так ей же… — Софи помнит, что у Хейс вроде бы трое сестёр, и она старшая.

— Всё правильно, шестнадцать, на селе рано женятся. Пишут, что мое фото из журнала вырезали, и на стенку повесели. Они поздновато, но всё-таки поняли — у каждого свой в жизни путь. Надо только помочь найти этот путь. Они — не смогли, я сама отыскала.

— Знаешь, я чуть-чуть испытала на себе пресловутую «звездность». Сама знаешь, Столичный университет не то место, куда попадают только благодаря знаниям. Богатенькие студенты-бездельники столь же неотъемлемая часть университета, как и башенные часы. Пока сдавала экзамены, вокруг крутились молодые люди из хороших семей, — иронию в голосе Хейс только глухой бы не услышал. — Пытались завести знакомство поближе. Приглашали, кто к себе, кто в ресторан. Похоже, у богатеньких бездельников ведётся своеобразная игра — кто затащит в постель больше молоденьких провинциалок. А первая «Сордаровка»- что-то вроде главного приза.

— Мерзковато.

— Такова жизнь. Но они забывают, что я куда взрослее и циничнее, чем кажусь. Видать, кроме прочего, сыграла роль и наследственность- дядя- комендор, да и отец не раз в штыковые ходил. Один, особо настырный, любитель сладенькой провинциальной клубнички, похоже решил в доску разбиться, но Приз получить.

— И каковы результаты?

— Знаешь, я тоже решила поиграть. Позволила проводить. До дому.

— И что?

— И, собственно, все. Мы дошли до дома. Шли, разумеется, самой кривой дорогой. Довольно мило болтали. Потом дошли.

— Ты говорила, что дошли. Дальше-то что было?

— Так ничего и не было. Я показала, где живу. У него отвисла челюсть, и глаза вылезли на лоб. Видимо, размер Дома у Старого Замка произвел впечатление. Я не вру, глаза вылезли в самом деле. Потом сказала, что квартиру мне предоставил Чёрный Сордар. Я и не знала, что можно бегать так быстро. Точно, Имперский рекорд по бегу, как минимум. Такой талант пропал! Больше никого из этой компании я не видела. Интересно, за кого они меня приняли?

Впервые за несколько десятидневок Софи становится весело. Она погрозила Хейс пальцем:

— Смотри, у него специфическое чувство юмора и право давать свою фамилию детям от женщин, с кем он не состоит в законном браке.

— Ну, не думаю, что он задумал меня удочерить.

Обе хохочут. Нервное напряжение последнего месяца медленно отступает.

Софи наклоняется к Хейс.

— Слушай, у тебя закурить будет?

— Сколько тебе лет?

— Ты больше не староста.

Хейс протягивает пачку недорогих сигарет. Софи в ответ достает из сумочки янтарный мундштук.

— В магазинах мне не продают, придется обращаться к школьным «контрабандистам». Видимо, за лето я слишком пристрастилась к этой отраве.

Хейс протягивает зажигалку. Оказывается, пистолет всё время лежал на столе. А Софи и не заметила! Вот уж действительно — хочешь что-нибудь спрятать, положи на самое видное место!

Софи затягивается. Конечно, не отборный табак колониальных сигар из Дворца Грёз. Но отравы в нем в разы меньше. Тут, по крайней мере, только табак.

— Слушай, а что бы излишне назойливых молодых людей пугать ты свою зажигалку не использовала?

— Намеренно — нет, а случайно получилось как-то раз.

— Расскажи!

— Был один. Явно из себя принца изображал, ну, того, чьи фото в школе у половины под подушками лежат.

Софи резко затягивается. Вспоминать принца не хочется совершенно. Это для Хейс он как был глупой картинкой, так и останется ею навсегда, а для Софи… Прототип от картинки отличается сильно. Настолько, что чуть не зарезан на глазах Софи. И, в принципе, за дело.

— Фотки принца, думаю, скоро лежать перестанут…

— Да? Вполне возможно. Над кем-нибудь другим рыдать будут. Ну, а этот изображал принца. Волнистые черные волосы до плеч, довольно грязные, между прочим. Перстни с непонятными символами на пальцах. Костюмчик такой… Знаешь, наверное, этакая пародия на парадный гвардейский мундир с увеличенным в десять раз количеством золотого шитья, аксельбантов, позументов и в пятьдесят раз завышенной ценой?

— Знаю, конечно. Шуточка от братца Херенокта: «Софи, ты уже большая, так что знай: гвардейца надо обходить спереди, автобус — сзади, а любого в паркет-гвардейском мундире — стороной».

— Ну, так вот. В общем, считал он себя этаким живым воплощением мечты провинциальной дурочки. Знаешь, ты, конечно, красоваться умеешь, но до этого деятеля даже тебе далеко будет…

Софи демонстрирует крепенький кулачок. Хейс хохочет, вновь закуривая от пистолета.

— В общем, демонстрировал он себя со всех ракурсов. Я же в школьной форме последнего класса, а форма-то во всех школах одинакова. Ну а глазки у меня от природы удались…

Софи кидает в Хейс подушку. Мимо!

— В общем, я вся такая невинная девочка из себя. А он такой красавчик- соблазнитель….Достает он трофейную сигарету, изящно так закрывает портсигар…

— А ты?

— А я протягиваю ему зажигалку и говорю: «Закуривай». Софи кивает на стол.

— Эту зажигалку?

— Ну да.

Обе хохочут.

Этакое двухметровое тепличное столичное растение. Нечто вроде гигантской росянки, поедающей всяких мелких глупых мошек да мышек. И серая мышка, вдруг превратившаяся в такую же серую, когтистую и клыкастую рысь. Мур-мяу! Рысь! Настоящую! Да ещё подставляющую к голове растения пистолет.

— И что с ним стало?

— Сигару выронил, да на задницу упал. Жаль, не в лужу. Ну, а я сочла излишним трудом объяснять, что это зажигалка.

— А вообще, каково это — быть взрослой? Какие-нибудь особые ощущения появились?

— У Марины спроси. Вот уж кто-кто, а она-то себя давно взрослой считает.

— Ей сейчас не до дурацких вопросов.

— Верно… Хотя, знаешь, после той ночи и поездки к Марине. Как-то иначе стало все восприниматься. Наверно, с той ночи стоит отсчитывать мою взрослую жизнь. Через пару дней снова приехал Сордар. Привез разрешение на ношение оружия. Он по каким-то своим флотским каналам пробил его день вместо положенного срока. Ещё дал адрес хорошего магазина и сказал, что бы я непременно подобрала там плечевую кобуру под пистолеты из сейфа, ну, или другой пистолет купила. Деньги, сказал тоже можно из сейфа брать.

— Купила?

— Нет ещё. Собиралась сходить.

— Сходи и купи обязательно. Сордар в жизни не дал ни одного плохого совета. Его даже Марина слушает. Иногда.

Хейс усмехнулась.

— Знаешь, я бы сейчас выпила немного вина.

— Так в чем проблема?

— Не осуждаешь?

— Нет, немного выпить и я бы не отказалась. Немного алкоголя помогают снять напряжение. А последний месяц не назовёшь легким. Только идти на улицу неохота. Сыро — Хейс как-то по-домашнему улыбнулась — а я слишком тут согрелась.

— Так здесь же есть вино! Ты что, «погреба» Сордара не видела?

— Нет. Винный погреб на третьем этаже. Оригинально!

Софи смотрит совершенно серьёзно. Хейс удивленно поднимает брови.

— Погреб, что, в этой квартире?

— Ну да.

Похоже, Хейс, вполне комфортно устроившаяся в одной комнате и кухне, в остальные помещения просто не заходила. Тем более, в занятой комнате одна стена полностью занята книжными шкафами.

«Погребом» Сордар называет комнату без окон, с пола до потолка заполненную стеллажами с винными бутылками.

Софи с видом знатока расхаживает между стеллажей по проходу, придирчиво изучая этикетки. Она не знаток изысканных вин, хотя ей известен с десяток сортов винограда и довольно много марок вин. Но неизвестно зачем хочет казаться аристократкой, разбирающейся в хорошем алкоголе.

Кажется, из всего наличного вина Сордар употребляет только один вид. Крепчущее зерновое вино на лесных травах, которое в окрестностях старой столицы в деревнях гонит каждый второй, не считая первого, зовется «Диновка». По легендам, прославленная воительница только его и пила, и даже оставила напитку свое имя. Как бы то ни было, но указ Дины II, подтверждающий право уроженцев той местности гнать «Диновку» (так и названную в указе) в любых количествах, равно, как и право торговать ею — исторический факт. Если бутылка на полке не запыленная, то это непременно «Диновка».

Бутылку Софи выбрала главным образом из-за тонкого горлышка и изящной формы. Ну, и название тоже знакомо — «Золото долины», марка, когда-то принадлежавшая Императорскому Дому. Саргон много лет назад продал все императорские виноградники. Он вообще считал, что быть помещиком — не императорское дело. Вот заводами владеть — совсем другое. Новый владелец виноградников не посрамил старой славы, медалей и призов, как на государственных, так и на международных выставках вина «Золото долины» за прошедшие годы взяли немало.

Хрустальных бокалов последний раз, похоже, касался кто-то из рабочих МИДва, заканчивавших отделку квартиры много лет назад.

Бутылка водружена в центр стола.

— Вот.

— И как мы её открывать будем?

Недоуменно переглядываются.

— Очевидно, штопором.

— Ты его здесь видела?

— Нет. Но я и не искала.

Поиски штопора на кухне ни к чему не привели. В комнате, занятой Хейс, его тоже не оказалось.

Огромный штопор нашелся только в «погребе». Спокойно висел на стене на протяжении многих лет на крючке в виде виноградной ветви с гроздью. Софи попыталась сообразить, в каком положении относительно друг друга должны находиться подвижные части и бурав. Безуспешно. Да и что-то подсказывает — бурав должен смотреть острием вниз, а не ввех. Хейс оказалась удачливее, хотя и она не сразу смогла сообразить, что при вкручивании в пробку, рукоятки должны подниматься вверх. Но в конце-концов, пробка с успехом извлечена.

За успешное решение проблемы пробки и выпит первый бокал.

Хейс раскраснелась, глаза Софи отказываются фокусироваться в одной точке. Вроде бы одна бутылка на столе была. Тогда почему их сейчас две… Или три? Ну, да их у Сордара ещё много…

— За что пьем?

— За будущее. Пусть сбудутся мечты.

Дзинь.

Звонок в дверь. Софи торопливо прячет пустую бутылку под стол. Хейс идёт открывать, хотя дверь и так не заперта. Возвращаются вдвоем с Императорским курьером.

Марина завтра возвращается в школу.

С утра Софи крутится у Главного корпуса. Вряд ли кто догадывается, что она ждёт сестру.

Длинный черный автомобиль с номерами морского ведомства. Софи готова была спорить на что угодно — большинство узнало Марину только из-за стоящего рядом гиганта Сордара. Марина в школьной форме (обычно она форму носит только на уроках). Софи только сейчас обратила внимание, насколько вытянулась и похудела сестра. Мрачной не кажется, но и весёлой не назовёшь. Оживший шарик ртути больше не напоминает.

Сордар держит Марину за руку, словно маленькую. Нехорошо посматривает по сторонам, словно выискивает врагов. И так огромный, кажется ещё больше. Что-то в нём непривычное для Софи.

Наверно, он таков там, в безбрежном море, на мостике линкора. Там, где отовсюду из-за горизонта, с неба, даже из-под воды может прийти смерть.

Софи стоит, засунув руки в карманы плаща; конец восьмого месяца в этом году хоть и солнечный, но холодный. Хочет подойти к брату и сестре — и не решается. Словно чувствует себя виноватой. Ведь знала же, где наркотики лежат — и ничего не сделала.

Они подходят сами.

Марина протягивает руку.

— Спасибо! Я так тебя толком и не поблагодарила. Ты спасла мне жизнь.

Рукопожатие. Крепкое! Сил у сестренки меньше не стало.

— Ничего! За тебя Сордар отработал. До сих пор ребра болят.

— Да я и повторить могу, — распахивает медвежьи объятия.

Софи торопливо делает шаг назад.

— Вот уж не надо!

Усмешка Марины не похожа на прежнюю.

— Ты почему сейчас в столице? Война кончилась?

— Вы обе неисправимы. Линкор сейчас стоит на ремонте. А так как некоторые узлы и агрегаты категорически отказываются соответствовать анекдоту про девять женщин и один месяц, то ещё месяца три нам моря не видать. А мне в столице уже и сейчас противно.

— Почему? — спросила Софи, — Ведь с довоенных времен почти ничего не изменилось.

— В том-то и дело, что ничего не изменилось. Зато в других городах изменений более чем достаточно, и можешь мне поверить, далеко не в лучшую сторону. Только здесь осколок довоенной жизни, который мне видеть приятно. А вот творящееся в столице — вовсе нет. Так называемое «высшее общество» — бо льшего количества мерзавцев на один квадратный километр я в жизни не встречал. Пир во время чумы в самом разгаре. Липкая патока, где вязнет и гибнет всё живое.

Марина глянула исподлобья.

— Хочешь сказать, что чуть не засосало и нас?

— А ты сама так не думаешь?

— Я — нет. Это общество высокоинтеллектуальных подонков меня бы попросту уничтожило. Насчет Софи — не уверена.

— Возможно, та партия попала в сейф не случайно.

— Она туда по воздуху пролетела? — окрысилась Марина.

— Разумеется, нет. Порошок — отрава сам по себе, но вскрытая тобой упаковка была отравой в квадрате. Порошок, хотя и дрянь, но всё-таки определенного состава, а в той упаковке состав был другим. Сознательно, или по недосмотру — сейчас разбирается следствие.

— То есть, ты хочешь сказать, что я отравилась не потому, что попробовала дурь, а потому, что дурь была измененного состава, и отравился бы любой, открывший ту упаковку? То есть, возможно, имело место быть покушение? И не факт, что на меня?

— Очень похоже на то. Тебя две вещи спасло- то, что Софи вовремя вмешалась, и что ты взяла для пробы очень маленькую дозу. Возьми… Стандартную для таких случаев- тебе бы уже ничто не помогло. Да и способ, тобой выбранный… С чего ты взяла, что надо в десну втирать?

— Читала где-то, — буркнула Марина.

— Почему-то, я так и думал.

Невеселый смешок в ответ.

— А кто поставлял, это известно?

— Давным-давно. Теперь-то производителей «Жемчужной пыли», да и не только их взяли в оборот. Но… что-то не чисто. «Пыль», да и остальные, естественно, не хотели терять клиентов из района поместий. За поставками следили, качество товара, если можно так выразиться, контролировалось очень жестко. Упаковку отравили уже после того, как партия попала в район поместий. Может, даже во дворце. Вот так, Марина. Это было покушение. И не на тебя.

— Всё куда сложнее, чем кажется, — очень серьёзно ответила девочка. — То есть, вскрой я другую упаковку, — и ничего бы не было?

— Было бы. Я б тебя выдрал, если бы узнал.

— Чем?

— Ремнем.

— Шуточки у тебя.

— Ты сейчас во всём обвиняешь мать… Не говори ничего, я тебя слишком хорошо знаю. Попытайся её понять. Хотя бы прочти, что она тебе писала.

— Да она с весны ничего не…

— Ты школьный ящик уже успела проверить?

— Когда? Я всё время тут была.

— Советую это сделать, — говорит Софи, — Она мне написала… После несчастья довольно много писем. Куда больше, чем за год до этого.

— И ты их все прочла? — с вызовом говорит Марина.

Софи выдерживает взгляд беснующегося зеленого пламени. Глаз не отводит.

— Нет. И пока не собираюсь.

— Интересно, есть среди Еггтов хоть одна не стерва? — ворчит Сордар, — Прежде чем обвинять кого-то, подумай, только ли он в этом виноват.

— Намекаешь, что я сама виновата?

— Отчасти, да. Вином вы обе, например, рановато заинтересовались. Да и что ты, Софи, уже куришь, я знаю.

— Ну, курю. Немало. — с вызовом начинает Софи, — И что, преступление?

— Нет, конечно. В такое время люди взрослеют куда быстрее…

А та ситуация — виноваты все, и одновременно — пока неизвестен главный виновник. Кто-то желает, что бы императорский Дом посетила смерть. Причем, логика этого-то кого-то мне непонятна. Атаковать не имеющих реального влияния на ситуацию в стране Членов Дома… Непонятно.

— Сордар. Туда ли ты смотришь? Ты уверен, что она не знала об отравленной упаковке? Ведь она сама дала мне код от сейфа.

— Да, уверен. При всех её недостатках, я бы не сказал, что у неё совсем уж атрофировался материнский инстинкт. Я прямо скажу, на что ты старательно тут намекаешь — бред. Кэретта не намеревалась отравить тебя. И никак не подталкивала тебя к суициду. Такие бредовые версии- издержки твоего возраста, Марина.

— Угу. Зато я почти уверена, что она сказала следователям, кто эту упаковку туда подбросил, если её вообще подбрасывали.

— И кто же?

— Спорю, была истерика, и она вопила, что это люди Кэрдин всё подстроили, а сама Пантера только и мечтает, как бы её вместе с нами со свету сжить. Было такое?

Сордар замялся.

— Значит, да?

— У неё и в самом деле была очень сильная истерика. Не самое легкое и приятное зрелище. Она много чего в запальчивости наговорила.

Марина смотрит победоносно. Словно получила блестящее доказательство своей правоты.

— Не всё так просто. Допустим, она и меня обвиняла.

— Тебя? — Марина хохочет. — Ты-то здесь причем?

— Именно меня; ты не смейся. Я же вроде как миррен… Если тебе какая-нибудь версия не нравится, то это не значит, что её сразу следует отбрасывать.

— Всё, что наболтала эта истеричка, про тебя, Кэрдин, да неважно, про кого ещё, для меня не значит НИЧЕГО! Нормальный человек никогда до такого не додумается!

— Ты умеешь быть жестокой, Марина!

Она угрюмо кивает в ответ. Кажется, привычка казаться хуже, чем есть на самом деле, начинает работать против неё.

— Что бы она там не наболтала…

Сордар резко прерывает её:

— Что бы там не было сказано разными людьми и в разное время, тот, кто это сделал, по сегодняшний день представляет опасность. Причем, — Сордар выразительно посмотрел на Марину, — неизвестно, для кого именно. Ты не там, где надо, врагов ищешь, Марина.

— А где их надо искать?

— А ты уверена, что они тебе нужны?

Редкий случай, когда Марина не нашлась, что ответить.

— Ты на будущий год уже заканчиваешь школу. Молодец! Что дальше собираешься делать, ещё не думала?

— Пока нет. На свой линкор ведь меня не возьмёшь? — она грустно усмехнулась.

Сордар помрачнел.

— Шутили, шутили — и дошутились — в училища ВМФ на некоторые специальности стали брать женщин. Людей уже начинает не хватать, а конца мясорубке не предвидится. Призывной возраст уже снижали; год-другой — и снизят снова. Ладно, хоть воинскую повинность на женщин пока распространять не думают — а то у мирренов уже до этого доходит.

— Здорово!

Сордар аж рот от удивления разинул, а Марина поясняет:

— Раз у них уже сложности с призывом, а у нас они только предвидятся- то значит, войну мы выигрываем.

— В очередной раз сражен твоей логикой — только есть одно маленькое но: мирренская призывная система имеет много отличий от нашей. Так что, по формальным признакам установить, у кого хуже демографическая ситуация, невозможно. Факт только то, что и у нас, и у них естественный прирост в минусах.

— В продолжении данной веселой темы, — зло сказала Софи, — за лето — ещё у пятерых. У кого отца, у кого — брата старшего.

— Мне можешь про это не говорить. Похоронки подписывает командир части. Я совсем недавно подписал восемьдесят шесть. В основном — зенитчики и из аварийной партии. Двадцать два-двадцать три года в основном. Память хорошая. Я весь экипаж по именам знаю.

— Восемьдесят шесть… Много. Почему? Ты же говорил, что корабль пострадал не сильно.

— Любое попадание крупнокалиберной пули в человека — смертельно. На мирренском палубном истребителе таких пулеметов четыре в крыльях. Ещё два обычных пулемёта — синхронные. Линкор атаковали двадцать четыре машины — истребительная авиагруппа тяжелого авианосца в полном составе. Где они забыли пикировщики и торпедоносцы — не знаю. Расчет зенитного автомата — девять человек. В ряд вдоль бортов на верхней палубе. Что бы было больше зенитных стволов. Почти все новые установки — открытые. Большинство погибло именно при налете истребителей.

Его ловил весь мирренский флот Океана Мёртвых. Он играл в кошки-мышки со смертью. Софи не знает, скольких ловушек он избежал. Но он здесь. Провел корабль сквозь огонь. Ушёл от целого флота. Потерял восемдесят человек. Много это, или мало? Софи не знает. Судя по потопленным кораблям, мирренов погибли сотни, если не тысячи. Мир Сордара живёт по другим законам. Жизни не значат ничего. Жестокий мир. Настоящий мир. У кого-то получается жить, не замечая его. А кто-то не может найти места в этом мире. Вроде должен защищать тех, кто тебе дорог. Но они оказываются беззащитными перед угрозами, от которых не в силах защитить самые мощные орудия. Какие-то не те законы в этом мире действуют.

— Пора прощаться. Через два часа самолет. Не знаю, увидимся ли ещё.

Марина хватает его за рукав.

— Сордар, ты чего?

— Ничего, Марина. Слишком большие дела затеваются. Всякое может быть.

— Архипелаг Сунь-Лу-Су, — совсем как взрослая говорит Марина.

Сордар с усмешкой сдвигает берет ей на нос.

— Ты всегда очень хорошо знала географию.

— Ты же можешь остаться на берегу, — говорит Софи, — тебе же предлагали должность начальника артиллерийского училища. Подай рапорт. Учить других — тоже важное дело.

— Нет, Софи. Страна сделала для меня очень много хорошего. Теперь пришло время платить долги. Сын императора я или крыса береговая? Я ненаследный принц Сордар Саргон. И мое место — в рубке линкора. Пусть миррены знают, кто идёт на них. Пусть наши знают, кто среди них. Я Сордар Саргон, контр-адмирал, командир лучшего в мире линкора, демоны меня задери. Миррены меня уже знают. Теперь узнают совсем хорошо. Те, кто в живых останутся.

— Ты вернешься, Сордар, я знаю, — шмыгнув носом, говорит Марина.

— Я немало слышал о твоих проделках, думаю, скоро услышу о делах.

— Услышишь.

Адмирал ушел в ночь.

Навстречу славе.

Или смерти.

Навстречу судьбе.