«Если бы я была принцессой…» — любят говорить многие девочки. Марина Саргон так никогда не скажет. Да ещё и посмеётся. Она — принцесса, младшая дочь могущественного императора раскинувшейся на трех континентах Грэдской империи.

Сама Марина на белокурую красавицу в пышном платье и с ангельской улыбкой вовсе не похожа.

Низенькая, черноволосая, стремительная, не полненькая, но довольно крепенькая Марина словно слеплена из живого огня. Сказочного белоснежного замка с башенками у Марины нет, и никогда не было. Лошадей Марина терпеть не может. Белое, розовое и голубое в одежде не выносит, одеваться предпочитает во всё черное. К нему грязь меньше пристает. А в грязи, особенно таких специфических видов, как машинное и ружейное масла, пачкаться приходится довольно часто.

Цветы и музыку Марина не любит. Машины и оружие — это да! Оружие девочка просто обожает, и даже умеет стрелять из настоящего строенного крупнокалиберного пулемёта.

Лучше оружия — только книги про него же! И вообще, любые книги про войну. Отец однажды чуть в обморок не упал (хотя нервы крепкие, летчиком-истребителем был когда-то, не сразу же императором становиться) когда девятилетняя Марина поинтересовалась, при каком способе применения — из баллонов или с использованием артиллерийских снарядов выше убойная сила боевых газов. И бывают ли газовые мины.

Мама вообще старается Марине вопросов не задавать; как подозревает Марина — после того случая, когда она, ещё совсем маленькая, на вопрос матери:

— С какой стороны света восходит Солнце? — ответила так:

— Тебя точный ответ интересует?

— Ну да…

— Солнце вообще не всходит. И не заходит. Это земля вертится.

Читать Марина читает все подряд, не разбирая особо, для какого возраста книжки написаны. Иногда не все понятно. Приходится спрашивать у кого-нибудь из взрослых. Иногда отвечают, чаще же бубнят что-то невнятное, как-то странно, глядя на Марину, словно пытаясь понять, где она набралась таких слов.

Так что вопросов Марина с каждым днём задает всё меньше, читая все больше. Если в одной книге нашлось непонятное слово, то значит, где-то обязательно стоит другая, где слово это объяснено. И в огромной отцовской библиотеке такую книгу хоть с трудом, но можно найти. Постоянный доступ к императорской библиотеке — единственная хорошая часть статуса принцессы, по мнению Марины. Возможность рыться в библиотеке Марина променяла бы только на в два раза большую библиотеку. А вот от статуса избавилась бы с удовольствием. Больно надоело выслушивать, когда по нескольку раз на дню говорят «это неприлично» (а что неприличного в вопросе об особенностях размножения пауков?) или «этого тебе знать не надо» (а Марина считает, что способ производства взрывчатки с использованием краски для волос ей жизненно необходим). Пойманную в парке змею оставить тоже не дали. Хотя змея и не ядовитая. Маме вроде даже плохо стало. Она змей не боится, бывает, даже в сапожках из змеиной кожи ходит. Вытатуированную Змею Еггтов, символ Великого Дома, обвивающую всю левую руку от шеи до кисти никогда не скрывает. Даже какой-то институт, занимающийся изучением тропических змей из своих средств финансирует, и даже дала институту право именоваться «Имени Ея Императорского Величества». Отец по этому поводу съязвил, когда думал, что Марина не слышит «Мода сейчас такая — науке покровительствовать, а она не может не следовать моде. Будь у неё герб- кабан, точно бы образцовую свиноводческую ферму купила.»

Но одно дело змея, лежащая в оборудованном по всем правилам террариуме, и совсем другое дело — рассерженная змея пусть и того же вида в руках у чумазой, словно девка из простонародья, Марины. Потом мама в очередной раз с отцом ругалась, даже Марина кое-что слышала.

Быть принцессой Марине совсем не нравится. Она считает, что это невероятно скучно. Надо часами стоять в неудобных платьях на каких-то непонятных церемониях. Постоянно делать серьёзное лицо, разговаривать на каком-то неживом языке. За столом сидеть чинно, и не вертеться. Да ещё постоянно выслушивать нотации старшей сестры — невозможной зануды, материнской любимицы, красотки и тоже принцессы. Хорошо хоть общение с сестрой не ежедневное — Софи большую часть времени проводит там, где живет императрица. А жить последние пару лет она предпочитает подальше от Загородного дворца императора.

Марине хорошо только в Загородном дворце отца в окрестностях столицы. Дворец окружает огромный, и, по мнению императрицы, ужасно захламленный старыми деревьями, парк. Многие аллеи и дорожки зарастают травой, затерянные в глубине парка павильоны постепенно разрушаются. Немногочисленные старинные статуи уже на памяти Марины сняли, и отправили в музей имени прошлого императора. Дворец и парк когда-то считались охотничьей резиденцией, но от охотничьего убранства осталась только посуда с видами охот, да потемневшие картины с мертвой дичью. Мебель почти вся современная. Под потолком причудливо переплетаются провода, их с каждым днём все больше. В подвальных помещениях, где когда-то были роскошные винные погреба, теперь многолюдно — устанавливают какие-то непонятные приборы с массой циферблатов и лампочек.

Охрана берет перед Мариной на караул, ей это нравится, она отвечает, вскинув руку к виску. Помня высказывание брата: «К пустой голове руку не прикладывают.» — она по дворцу ходит в морпеховском черном берете с эмблемой в виде смеющегося черепа.

Но в последнее время во дворце все больше и больше каких-то новых охранников, не знающих Марину, и не пускающих её в некоторые помещения. Сперва хотела пожаловаться, но, подумав, решила: во дворце ничего не делается без ведома отца, и раз Марину куда-то не пускают — значит так нужно.

Пришла колонна, где много больших и шумных гусеничных машин, некоторые из них ещё не очень давно были танками. Причем не какими-нибудь, а огромными пятибашенными гигантами, стальным олицетворением имперской мощи. Высотой почти с двухэтажный дом, с тремя пушками и десятком пулемётов каждый, они казались несокрушимыми. Марине после парада как-то раз разрешили забраться внутрь одного. Внутри можно было потеряться! Чего там только не было! Блестящие снаряды с черными, зелеными или красными наконечниками, непонятные приборы, всякие тяги и рычаги. Вращающиеся барабаны, заполненные пулемётными дисками. Какие-то таблицы на металле у казёнников орудий. Каучуковые глазки прицелов. Хотела взять на память снаряд от маленькой пушки или пулеметный диск — не дали. Отец даже пошутил, обращаясь к командиру танка: «Ей волю дай — и она у машины главную башню открутит, и скажет, что так и было». По танку Марина лазила почти целый час. Лазала бы и дольше, но императору надо было куда-то ехать. Куда именно — Марина уже забыла. А вот танк запомнился.

Теперь же вместо башен на них — лапы с клешнями, легко поднимающими самое большое дерево. Спереди на машинах огромные отвалы. Некоторые способны таскать за собой чудовищные плуги, проводящие борозду чуть ли не в полтора метра глубиной. Через парк тянут дорогу, к тому же в дальнем углу, возле и внутри самого большого из заброшенных павильонов развернули самую настоящую стройку. Рубят лес, тянут кабели, водружают какую-то конструкцию, напоминающую гнутую сетку от металлической кровати великана.

Марине нравится смотреть на работу машин. Словно вымершие гигантские ящеры выползли поиграть и порезвиться. А люди вокруг им вовсе не мешают.

В парке есть стрельбище. Император туда частенько наведывается. И берет с собой Марину. На стрельбище часто можно видеть совсем непривычные автоматы, винтовки и пулемёты. Об иных Саргон подолгу разговаривает с конструкторами. Марине, тем временем удается пострелять почти из всего. А кое-что даже разобрать (если разрешают). Отец как-то раз сказал, глядя на собирающую автомат Марину: «Ну, если ребенок так с ним обращается, то на вооружение надо принимать». Марина была жутко довольна.

Летом Марина целыми днями пропадает в парке. Здесь ее, по крайней мере, некому отчитывать.

Под корой упавших деревьев можно найти толстых белых личинок жуков, кусачих многоножек, увидеть муравьиные ясли и массу других интересных вещей.

В парке много деревьев, помнящих времена чуть ли не первых Еггтов, а где старые деревья — там и огромные рогатые или усатые жуки. Как-то раз удалось здорово напугать сестренку, засунув большого дубового усача в её ящик с красками. Жук ухватил Софи за палец. Кто больше испугался, жук или Софи, осталось неизвестным. Визгу было много!

— А вдруг он заразный?

Марина в ответ выдала лекцию о царстве настоящих насекомых вообще, и семействе жуков-дровосеков в частности, закончив словами: «Попыталась бы дубовые побеги погрызть- не такие бы челюсти отрастила!»

От рассерженной Софи, взбешенной матери и хохочущего отца благополучно удалось сбежать, тем более, никто Марину особо и не ловил. Почуяв начинающуюся ссору, Софи тоже предпочла заняться чем-нибудь поинтереснее ловли младшей сестры.

Однажды даже удалось поймать огромную черно-желтую бабочку с черепом на спинке. Сначала хотела отнести во дворец и напугать сестру, сказав, что это «смертоносный древесный мозгоед, нападающий ночью, и высасывающий мозги через уши, но ты не бойся, для тебя он не страшен». Но бабочка стала испуганно пищать, и Марина её отпустила. Тем более, Марина прекрасно знает, что «Мёртвая голова» абсолютно безобидное существо, питающееся исключительно нектаром растений, правда, иногда пытающееся воровать у пчел мёд.

В другой раз удалось отыскать гнездо шмелей. Сперва Марина была в восторге, ибо давно хотела посмотреть на личинок разных возрастов, шмели восторгов не разделяли. К счастью, к возвращению императрицы волдыри уже прошли, а не то бы мама опять с отцом поскандалила.

Перемещаться Марина предпочитает бегом — иначе обязательно пропустишь что-нибудь интересное, с лестниц спускается исключительно по перилам, ездить больше всего любит на огромных мотоциклах старшего брата. Она и на других мотоциклах ездила бы с удовольствием, но кроме брата её больше никто не возит. Платья Марина терпеть не может, предпочитая одеваться по-мальчишечьи. В платье по дремучим закоулкам парка одного из Загородных дворцов не особенно-то полазаешь.

Друзей у Марины почти нет. Другие дети, кого она видела на устраиваемых матерью детских балах, кажутся до невозможности спесивыми и глупыми. Стоит бросить в разговоре фразу «мой папа — император» — и все, на лице собеседника как приклеенная застывает фальшивая улыбка. Слушать Марину будут, и будут поддакивать, какую бы глупость она не сказала. Специально путала всем известные вещи, проверяя, поправят ли. Нет, от всех только и слышишь «Совершенно верно, Ваше Высочество!»

Тьфу, аж противно.

Пятилетние дети знают: самая длинная река впадает в Океан Мёртвых или, по-мирренски, Западный океан. Сказала, что в Восточный — подтвердили.

Границы дворцовых комплексов Саргона и одного из соправителей соприкасаются. Иногда Марина через забор перебирается в соседний парк. Он значительно меньше императорского, но, в отличие от него, содержится в идеальном состоянии. Растения, от крошечных кустиков, до огромных сосен, подстрижены, опавших листьев даже осенью не увидишь, дорожки мраморной крошкой посыпаны, цветы и то, похоже, точно по расписанию цветут.

В глубине парка затерян небольшой, со вкусом построенный дворец, отвечающий всем представлениям о жилищах сказочных принцесс. Как раз маленький замок с тоненькими башенками, похожий на праздничный торт. Там живет единственная дочь первого соправителя Эрида Херт.

Если можно построить теплицу для человека, то дворец Эриды именно такой. Там есть всё, чего можно пожелать. В оранжереях круглый год растут тропические фрукты, в зверинце живут экзотические, и все до одного ручные животные, включая старого белого тигра и карликового островного слона.

Бассейн с подогревом сделан, словно затерянное в джунглях озеро. Даже водопад есть. Правда, Эрида плавает плохо, она любит просто полежать в воде на надувном матрасе недалеко от «берега». А с водопада рискует прыгать только напрочь лишенная боязни высоты Софи.

Марина считает Эриду подругой. Пусть у неё причудливая внешность, и она частенько очень странно одевается, но зато с ней всегда есть о чем поговорить. К тому же, во дворце никогда не бывает гостей, а значит — нет и сопутствующего шума и суеты. И никто не заставляет Марину выглядеть, словно манекен из дорогого магазина. Ходи, где хочешь, делай, что хочешь, только в вольер к пещерному медведю не лезь — он хоть и ручной, но всё-таки…

К несчастью, весной и летом много государственных праздников, где присутствие Марины обязательно, а осенью и зимой Эрида часто болеет, так что видеться с ней удается куда реже, чем хотелось бы. Врачи каждый год советуют соправителю на осенние и зимние месяцы отправлять девочку в Приморье. Соправитель на словах соглашается. А на деле, Эрида остается во дворце. Перспектива поездки так пугает девочку, что отец решил — с болезнями Эриды в прошлом справлялись, а вот отправишь на море — точно хуже станет. К тому же, Эрида просто очень любит свой почти сказочный дом.

Мама считает Марину безнадежно испорченным ребёнком. Саргон и особенно старший единокровный брат Сордар от шалостей Марины просто в восторге. Когда отец и мама вместе, они почти всегда ссорятся. На людях же сохраняют подчеркнутую вежливость. Марина достаточно умна и понимает, что «безобразно поставленное воспитание их высочества»- повод, а не причина ссор. Слишком уж несхожи изнеженная императрица и временами по-солдатски грубый император. Императрица жить не может без общения с современными художниками и писателями. Вроде бы и сама что-то сочиняет. Её литературный салон, роскошные балы и маскарады известны всему «высшему столичному обществу» и примкнувшей к нему богеме.

Император — технарь и вояка, любой новый мотор ему в сто раз милее любой картины. Гром пушек на полигоне Саргон предпочтет самой изящной мелодии. Какой поэт или писатель сейчас в моде — ему просто наплевать. А вот виды на урожай риса в Приморье или проблемы с выпуском нового тяжелого танка — весьма и весьма его интересуют.

Марина не помнит времен, когда отец и мать не ругались. Чаще, реже, но больше трех-пяти дней подряд, по наблюдению Марины, вместе им лучше не находиться.

Марина слишком прямолинейна, и в вяло тлеющем конфликте четко стоит на стороне отца, в отличие от хитрющей сестрёнки, сохраняющей хорошие отношения с обоими родителями. Впрочем, последнее время Марина от Софи слышала не слишком лестные отзывы в адрес Кэретты. Не выносящая лжи Марина тут же обозвала Софи «облезлой черно-бурой лисой». Поймать её Софи так и не смогла.

Для охочих до сенсационных статей журналистов императорская фамилия демонстрирует просто идиллию во взаимоотношениях. Гармонию в императорской семье должны подчеркивать «облизанные», как говорит Марина, фотографии. В съемках приходиться принимать участие несколько раз в год. Пусть они редко занимают больше получаса, эти полчаса — самое ненавидимое Мариной время.

Фотографии любят публиковать журналы в ярких обложках. Как свои, так и иностранные. Если Марина видит такую фотографию — больше этот журнал она читать никогда не будет. Так что с недавних пор в круг её чтения входят, в основном, технические и научные журналы. А там из фотографий родственников появляются только фото отца, да и то не часто.

Особую неприязнь матери вызывает министр безопасности Кэрдин Ягр — красавица, ничем не уступающая императрице внешне, наделенная прекрасным умом, острым языком и специфическим чувством юмора. Марине Кэрдин нравится, с ней всегда есть о чём поговорить. Если удается её о чем-нибудь спросить — всегда ответит, а не скажет «ты ещё маленькая». Несколько лет назад императрица спросила у дочери, с кем она дружит. Марина честно ответила — с Сордаром, Эридой и Кэрдин. Ответ Кэретте очень не понравился. Мама за глаза зовёт Кэрдин «Чёрной ведьмой». Хотя именно о предках Кэретты по женской линии ходит слава как о великих колдуньях. Отец, когда мама не слышит, называет Кэрдин «Чёрной жемчужиной». Министр и в самом деле предпочитает в одежде этот цвет. Марине иногда кажется, что будь у отца сестра, она непременно была бы такой, как Кэрдин.

Марина видела много старых газет и журналов. В изданных двадцать лет назад попадались фотографии императора и молодой главы Великого Дома Ягров Кэрдин.

«Сенсация! На Первый бал года Его Величество прибыл в обществе юной Ягр», «Его Величество и сопровождающий Его Глава дома Ягров посетили пострадавший от наводнения регион», «На открытии памятника/спуске корабля/первом запуске завода присутствовали Его Величество и Глава дома Ягров». Таких фотографий и заголовков было не просто много, а очень много. На нескольких снимках Кэрдин отчетливо беременна. Император тоже присутствует. Но вместо шумихи на несколько номеров о подготовке свадьбы, в светской хронике только промелькнуло сообщение о рождении у главы Дома Ягров сына Ярна Ягрона. Марина неплохо разбирается в запутанных отношениях Великих Домов, и знает — фамилия Ягрон значит, что его мать — полноправная Ягр — родила его вне брака. (На перспективы в будущем получить огромное наследство Кэрдин происхождение Ярна не влияет никак, после смерти матери он станет полноправным Ягром, и главой Великого Дома.)

Спустя несколько номеров начинается шумиха о подготовке к свадьбе Императора и знатнейшей девушки Империи, истинном Еггте в двадцать восьмом колене Кэретте Еггт. Глядя на свадебные фотографии, можно подумать, что они сделаны вчера — красавица-императрица не изменилась совершенно. Глаза-льдинки и сейчас смотрят столь же презрительно и холодно, как полтора десятка лет назад. Очень не любит Марина этот взгляд. Пусть подхалимы всех мастей и говорят, что он напоминает взгляд Первых Еггтов. Да и взгляд самой Марины, если на то пошло.

Сколь не похож он на таящий игривые искорки, переполненный иронией и едкой, но незлобной насмешкой взгляд Чёрной Ведьмы Кэрдин.

Марина умна, и прекрасно понимает, почему императрица и Кэрдин терпеть друг друга не могут. Что думает мать о Кэрдин, Марина прекрасно знает. Мысли Кэрдин ведомы только ей, но никаких резких высказываний об императрице при Марине Кэрдин не допускает.

Годы идут, но Кэрдин со страниц журналов и газет и не думает пропадать. Только теперь окончательно и бесповоротно прописалась в официальной хронике правительственных изданий. Могущественный министр, негласный пятый соправитель.

Марина знает о неправительственных изданиях, отец их читает, иногда ругается, чаще смеётся, но Марине их читать не дает, хотя вся поступающая во дворец мирренская пресса в её полном распоряжении.

Сказок Марина с раннего детства терпеть не может. Принцессы похожи на кого угодно, только не на живую принцессу Марину-Дину дерн Оррокост Саргон-Еггт.

С раннего детства Марина знает о существовании вещей, загадочнее любых сказок — других миров, связанных с этим непонятными каналами. Люди довольно часто приходят из ниоткуда, иногда уходят в никуда. Живут, строят, любят, воюют. Марина и себя считает сопричастной к тайне — отец происходит из того мира. Очень много лет назад, во время Великой Войны, молодой лётчик взлетел на перехват самолёта-разведчика. Взлетел там, а приземлился здесь.

Существуют ли миры из сказок, Марина с уверенностью сказать не может. Раз есть два мира, то почему бы не быть нескольким? Она знает, что Мир-2 очень похож на Мир-1. Похож в главном — и там, и здесь живут люди. Различий тоже не меньше, чем сходств. Другие государства, другие народы. Люди из Мира-2 иногда попадают в Мир-1. Чаще всего во время войн.

Отец часто говорит на родном языке. Его знает всё императорское окружение. Они все легко переходили с одного языка на другой. Марина слушала. Незаметно выучила оба. Ей только потом объяснили, что она на двух языках говорит.

Марина помнит — лет до семи её многие не понимали — волнуясь, в разговоре она начинала мешать грэдские и русские слова. Она тоже не понимала: если два слова одинаковы по смыслу, то почему бы не заменить одно другим? Отец хохотал, и говорил, «Никогда не думал, что вновь услышу суржик. Притом от родной дочери!»

Летом прошлого года император позвал Марину, сел с ней в бронированный трехосный легковой автомобиль и куда-то поехал.

Марина вертелась, чуть ли не каждую минуту спрашивая «А куда мы едем?» Император сказал: «Помолчи. Едем в самую секретную лабораторию нашей страны».

Заинтригованная Марина молчала всю дорогу.

Машина остановилась.

— Выходи, приехали.

Самое секретное место Марину откровенно разочаровало. Роща. Тут и там разбросаны аккуратные домики. Все какие-то совсем не интересные. И что здесь такого секретного? Шутка какая-то не слишком смешная.

— А что, в этих маленьких домиках живет кто-то важный?

Саргон усмехнулся.

— Жить там никто не живёт, но место одно из важнейших в мире.

— Что, разве это хранилище золотого запаса?

— Нет, то, что там находится, гораздо важнее.

Марину удивить сложно.

— И что там?

— Пилон, — коротко ответил Саргон и больше ничего не добавил.

Возле одной из дверей офицер протянул Марине какой- то желтый картонный квадратик. Саргон достал такой же и прицепил на одежду. Марине прищепка не понравилась, и она захотела сунуть картонку в карман.

— Не советую, — усмехнулся Саргон, — там дальше будут солдаты. У них приказ — если в коридоре появится кто-то без спецпропуска — да, этого самого — они должны стрелять на поражение и поднимать тревогу. Именно в таком порядке. Причем стрелять они должны в любого, у кого нет пропуска.

— Даже в тебя?

— Даже в меня. В любого.

Марина торопливо вешает пропуск обратно.

Двери лифта несколько удивили Марину. Куда может вести лифт из одноэтажного дома? Солдаты в панцирях, словно штурмовики Великой войны, касках и с автоматами выглядят почти привычно и немного страшновато. Что же они там охраняют такое, что даже Император так просто не войдёт?

В лифте всего три кнопки. Но он всё едет и едет.

— Тут глубоко?

— Тридцать метров. Восьмиэтажный дом. Потом ещё на десять метров вглубь.

Двери распахиваются. Новый коридор. Закругляющийся. Разноцветные кабели по стенам.

— А что это на потолке? Пожарные распылители?

— Нет. При опасности оттуда пойдёт газ. Пара вдохов — смерть. Противогазы не помогут.

Марина на всякий случай пристроилась поближе к отцу. Он идёт уверенно — неоднократно бывал здесь.

Не дверь — огромный стальной люк, открывающийся поворотом штурвала. Внутри ещё один люк. Первый закрывается. Собравшихся обдает каким-то белым горьким дымом. Только потом открывается второй люк. У Марины ещё слезятся глаза.

Несколько рядов пультов, круглые экраны, похожие на радиолокационные. Даже пульсирующие стрелки по кругу пробегают. За пультами очень много людей в форме и штатском. Военные почему-то не связисты, а все из Частей Особого назначения. Марина с интересом рассматривает малознакомые петлицы и нарукавные эмблемы.

— Не туда смотришь, — говорит Саргон, — здесь только системы управления. Самое важное вон там.

Марина смотрит, куда показывают. Перед экранами, вместо стены, голубоватое стекло, расчерченное в клеточку. За ним — две массивные колонны, усыпанные изоляторами и опутанные проводами. Между ними — похожий на клетку металлический каркас.

— Смотри внимательно. Не на экраны — на клетку. Очень мало на свете людей, кому приходилось видеть подобное, и почти все сейчас здесь. Ты теперь тоже причастная к тайне.

Марина страшно горда. Что за тайна — пока не особо важно. Важно другое — её сочли достаточно взрослой для того, до чего ещё не доросла старшая сестрёнка.

Все, как по команде, надевают затемненные очки. Марина тоже.

— Сигнал принят!

— Прогрев!

Слышно гудение генераторов.

— Пошел пробой!

Гудение генераторов нарастает. Внутри каркаса пробегают молнии.

— Полная мощность!

Пульсирует голубое свечение. Марине показалось, что внутри возник силуэт человека. Моргнула. Силуэт всё четче.

— Фиксация!

— Запуск возврата!

— Есть!

Свечение меняет цвет на ослепительно-белый. Смотреть больно даже через затемнённые очки, но Марина всё равно смотрит. «Ты увидишь то, что приходилось видеть лишь немногим». Хотя для Марины важнее всего — Софи в число немногих не входит и будет чем перед ней похвастаться.

Сквозь ослепительное свечение по-прежнему виден силуэт. Слышно только гудение установок.

— Осуществлен возврат!

Свечение гаснет мгновенно. В чёрном круге стоит человек. Вроде бы обычный. Его обдают струями белого пара. Медленно, словно пробуя силы, сходит с постамента.

— Идите к шлюзу номер два.

Тёмные очки с зеркальным отливом. Блеск не стеклянный. Что это за прибор у него в ухе? Загнутый и доходящий почти до рта? Вроде бы из целлулоида и металла. Покрой одежды непривычный.

Подходит к императору. Вскидывает руку в приветствии.

— Ваше Величество! Подполковник Крекст докладывает: испытания установки «Пилон-2» прошли успешно. Осуществлен переброс в Мир-2 и возврат в Мир-1. В процессе пребывания осуществлялся сбор информации научного и разведывательного содержания. Основной объем информации сохранен на электронном носителе.

— Показывайте, полковник!

Крекст достал из сумки что-то вроде большой папки матового серебристого цвета чуть больше альбомного листа. Поблескивает серебром странная эмблема в виде надкусанного яблока.

Раскрывает. Марина видит черный экран и расплющенную клавиатуру, словно от пишущей машинки. На черном фоне засветился четырёхцветный флажок и непонятная надпись. Сначала Марина решила, что это вроде очень маленького телевизора. Но возникшее на экране изображение зеленого холма под синим небом неподвижно. Это что, проектор для просмотра фотографий? Крекст кладет пальцы на прямоугольную панель. Марина с удивлением понимает, что смена картинок на экране напрямую зависит от движения пальцев полковника.

Появилось изображение вроде бы водолазов в белых скафандрах. У них за спинами — звёзды! Синее — поверхность планеты. Съемка сделана в космосе!!! Марина успевает закрыть рот, прежде, чем кто-то заметил.

Отцу не до неё. Как в калейдоскопе, сменяются картинки невиданных пятнистых и песчаных (явно тяжелых) танков с длиннющими пушками, мелькают серебристые самолеты без винтов, хищные серые корабли почти без пушек, но с чем-то похожим на чудовищные торпедные аппараты, трубы закрыты и зачем-то задраны вверх.

Марина считает, что знает про корабли если не всё, то очень многое. Но она никогда не слышала про корабли «ракетный крейсер», «фрегат УРО», «эсминец УРО» или «вертолётоносец». Она не понимает, зачем на кораблях пропеллеры в кольцах, и как здоровенные посудины могут выбираться на берег, выпуская из себя четырёхосные броневики непривычных силуэтов.

Показывают город, у многих людей в карманах крошечные, Марина ладонью закроет, рации. Люди зачем-то постоянно переговариваются друг с другом, хотя и рядом идут. Машины непривычно ярких расцветок и странных форм.

— Смотри внимательно, Марина, — необычно серьезным, словно с министром говорит, голосом произносит Саргон.

Переливается разными цветами грибовидное облако. Пульсирует словно живое. Чудовищный ветер сминает и переворачивает автобусы и машины. От записи веет замогильным холодом и лесным пожаром одновременно. Страшно!

— Это ураган? — шепотом спрашивает девочка.

— Это не ураган, Марина. Это оружие. Самое страшное из созданного руками людей. Мы пока ещё не умеем делать подобного.

Саргон говорит, невидяще глядя на экран. Марина считает себя очень смелой. Но от слов отца становится холодно и жутко.

— Можно я пойду? Я устала.

Не поворачиваясь, император сухо бросил:

— Иди.

Только наверху, когда страшные гвардейцы остались позади, мир вновь заиграл яркими красками. Марине вновь стало весело и хорошо. Память о холодке, веявшим из загадочной коробочки, осталась.

Повнимательнее взглянув на отца, Марина совсем успокаивается. Напугавшие её кадры он видит не впервые, и даже не в десятый раз. А раз так- то вряд — ли Марине придётся наблюдать облако где-либо, кроме как на киноплёнке. Но в машине всё-таки спрашивает:

— В том мире знают о нас?

— Сложно сказать. Кое-кто из пришедших смог уйти. Нам многое нужно в их мире, но им ещё больше может понадобиться в нашем. Нас много, пожалуй, даже больше, чем их, но мы отстаем в развитии. Отстаем очень сильно. Мы сокращаем разрыв, но очень медленно. Если и знают — то хранят, как самую страшную государственную тайну. Небольшое вторжение мы в состоянии отбить, а на большое они сейчас не пойдут.

— То есть, будь бы наоборот, мы или миррены ударили бы по тому миру?

Саргон пристально смотрит на дочь. В такие моменты веришь, что её отдаленная прапрабабка полмира перевернула.

— Непременно. Слишком велик соблазн решить все проблемы за чужой счёт. Пока в выигрышном положении мы. Мы знаем, работы в каких разделах физики могут привести к открытию переходов. Знаем и… Блокируем работы в этих направлениях различными методами. Нам о них известно, им о нас — нет. Пока нет, ибо они ничуть не глупее нас или мирренов.

— Но ты же сам оттуда…

Тень чего-то непонятного мелькнула на лице императора.

— Той страны, страны великой мечты, уже нет. Большую, и, пожалуй, лучшую часть жизни я прожил здесь. Здесь мой дом, здесь моя страна. В конце-концов, здесь банально ты. Страну я буду защищать от любого врага, даже если он появится с моей бывшей родины. Тем более, там сейчас ничего хорошего не происходит.

— Но ведь и там где-то стоит похожий пилон. И его могут найти…

Саргон пристально взглянул на дочь.

— Не зря говорят, что ты умна. Это единственный пилон с двусторонней связью. Как видишь, здесь он очень хорошо спрятан, да и там укрыт не хуже.

— Только здесь кругом наши, а там — чужие.

— Верно. Только чужим сейчас дел до высокой физики нет.

— Такое время долго продолжаться не может. Иначе у них страна кончится.

— А она и так к этому движется. Человек может умирать несколько дней; государство — несколько десятков, а то и сотен лет. Мне их не жаль — сами у себя стали рушить всё, что могли — ну, значит, так им и надо. Мы за последние пару лет добыли больше информации, чем за тридцать лет до этого. Знаешь, я иногда думаю, что в крахе той страны, где я родился, виновата Великая война. Она вымела генофонд нации — нас, несколько миллионов лучших, воспитанных в духе великой идеи — от нас не осталось детей. Зато всякие двуличные и трусы успешно размножились. И потомки их в первом, и во втором поколении оказались такими же. Паразиты разъели тело. Изнутри. Теперь наступил закономерный финал. Они разъели мозг. Горько, что все так подходит к концу. Горько, но закономерно. Ужи да пингвины из неизвестных тебе стихов размножились в невероятных количествах. Погибли соколы да буревестники. Мы мечтали о звездах. До войны. И знали во время — если хочешь увидеть их — сперва надо увидеть чёрные кресты в прицеле. Уже здесь я узнал, что мой соотечественник был первым, кто поднялся в космос. Но даже сейчас нет баз на Луне и человек ещё не ступал на Звезду войны.

— На Марс.

— Что бы ступить на его поверхность, нужны другие люди. Но здесь… Если опять война выметет генофонд нации…

— То даже мне вряд ли удастся ступить на Красную планету.

— Именно так. Но история слишком часто повторяется. И здесь. И там. Никому из нас не удастся увидеть высадку на Красной планете. И вряд ли придётся подержать в руках лунный грунт.

Марине стало грустно. Чего-то красивого и загадочного она уже никогда не увидит.

Вернувшись домой, Марина сразу же отправилась в библиотеку искать книги про другой мир. Нашлось немало. За десятидневье прочла многие, бегло просмотрев остальные.

Другой мир… Мир, как мир, ничего особенного.

Он не кажется загадочным или притягательным. В чём-то — другой, а чем-то похожий. Иные очертания материков — и такие знакомые линии государственных границ. Там, как и здесь хватает войн, крови, смертей, ужасающей нищеты одних и варварской роскоши других. Что-то красиво, что-то безобразно. Как и здесь. Причудливый коктейль из величественного и ничтожного. Как и здесь. Марина никогда не видела Великой мирренской стены, но знает, что она существует. Примерно тоже для неё теперь значит и великая китайская стена — существует где-то в тех краях, куда Марине совершенно не хочется отправиться.

Увлечение императора — скоростные машины. В его коллекции — несколько десятков авто. В МИДве имеется даже отделение под названием Собственный ЕИВ Гараж. Саргон запросто разговаривает с механиками, да и сам может заглянуть под капот. Шутит «Здесь я оказался благодаря поврежденному мотору». Марина слышала, как он говорил Кэрдин. «Я иногда завидую своим механикам и шоферам помоложе. Прекрасно знаю — они частенько берут машины, чтобы покатать своих подружек. Они могут нестись, словно ветер сквозь лунную ночь. Слышать восторженный визг. Быть молодым — какое же это счастье. Они не понимают этого. Пусть пьют жизнь полной чашей».

«Ты рассуждаешь, словно старик», — холодно сказала Кэрдин.

«Я и есть старик. Вспомни, сколько мне лет».

«Я помню. Ты и сам когда-то гонял так, что твои механики удавились бы от зависти, если увидели. Они всё-таки хоть немного должны беречь машины; ты же их не щадил».

«Ты тоже. Шоссе, ночь, скорость. Почти полёт. Наши машины идут колесо в колесо. Развевается твой шарф, развеваются твои волосы — тогда они были длинными. Ты смеешься, такая близкая и недостижимая».

«Сама иногда удивляюсь — скорость за двести — а ни ремней безопасности, ничего. Как я могла так ездить?»

«Ты уже тогда была Бестией. А я вновь почувствовал себя молодым».

Потом они долго говорили о делах. А Марина всё гадала, знают они или нет, что их подслушивают.

Осень и зиму император проводит в столице. Кэретта предпочитает проводить это время года на море. Софи часто ездит с ней. Марина предпочитает оставаться с отцом. Взгляды на воспитание дочерей у Саргона и Кэретты отличаются радикально. Марина интересуется техникой — Кэретта шокирована, Саргон доволен. И первым, и вторым — одинаково.

Марине нравится бывать в гараже, когда отец там. Ходит вместе с механиками вокруг машин, обсуждает технические детали. Марина с некоторого времени замечает, что понимает всё, о чём они говорят. Заглянув под капот, иногда понимает, что они хотят сделать до того, как скажут. Бывает, Саргон, а бывает, кто из механиков или шоферов предлагают что-то глобальное: «А давайте, на С-130 мирренский движок с „Кометы-14“ поставим!» — или «Что если на „Иноходца“ второй мотор и привод на задний мост присобачить?» После начинается весьма живое и деятельное обсуждение. Спорят громко, и все сразу, император запросто может наорать на механика, а тот на императора. Взаимоприемлемое решение рано или поздно находится, обсуждаемую машину закатывают на яму или укатывают в мастерскую. Решение отмечают несколькими кружками пива.

Бывает, что спор решают продолжить на следующий день, и тогда столы завалены листами ватмана с чертежами.

Через несколько дней опять собираются все вместе. С массой весьма язвительных и не всегда цензурных комментариев либо гоняют двигатель на стенде, либо закатывают модернизированный агрегат в кузов тяжелого грузовика и, погрузившись на десяток машин, едут испытывать на полигон Автомобильного института. В таком случае за ними едет машина с радиостанцией. Бывало, услышав доклад офицера связи, император надолго устраивался за рацией, а то и уезжал назад в столицу, к большому неудовольствию Марины.

Саргон не возражает, если в гараже околачиваются сыновья механиков. Император их всех по именам знает, и они не удивляются, если он подзывает к себе невысокую черноволосую девочку и разговаривает с ней. Особо девочка ни с кем не дружит, но уважением пользуется: если её толкнуть, то хныкать не станет, а даст в глаз. К тому же, она очень хорошо разбирается в машинах. Марине больше нравится быть обычной девочкой, нежели принцессой.

Глумёж над машинами приводит иногда к неожиданным результатам. После «испытаний» в прошлом году поступило прошение на высочайшее имя с просьбой о разрешении начальнику императорского гаража перейти в Автомобильный институт на должность главного конструктора. Подобное прошение было крайне необычным: технический персонал МИДв обычно работал до пенсии, выгнать могли только разве за серьёзное уголовное преступление. В МИДв на работу сложно поступить, но уйти ещё сложнее.

Начальник гаража подтвердил — да, он желает работать в институте- там лучше смогут раскрыться его качества как инженера. Император отпустил его с самой лестной характеристикой.

Другое увлечение императора, граничащее с единственной любовью — военная авиация. Император даже финансирует собственное КБ, занимающееся, в основном, гоночными самолётами и истребителями. Есть и небольшой авиационный завод, производящий главным образом различные машины нетрадиционных схем. Но на аэродроме и в ангарах Марине бывать не нравится. Отложилось детское воспоминание: на металлической ферме закреплена какая-то огромная труба, перед ней стенд с приборами. Протяжный вой, сопло выбрасывает длиннющий столб пламени. Марина падает не столько от испуга, сколько от неожиданности.

С той поры на самолёты Марина предпочитает смотреть либо с земли, либо на картинках. Наземная техника, включая многотонные громады танков и пышущие огнём поезда, кажется Марине неопасной, теплой, почти живой и домашней. В серебристых фюзеляжах самолётов словно таится какая-то скрытая угроза. Потенциальная угроза для любого забравшегося в кабину.

Со всеми атрибутами сказочных принцесс Марина знакома прекрасно. Замки, роскошные наряды, кареты. В замках, как правило, холодно, скучно, самые известные давно переделаны в музеи. Интересно только в «Замке Ведьм» — одной из крепостей, построенной отдаленным предком Марины Диной I. Гениальным полководцем, впервые за сто лет, объединившим страну. Талантливый механик и химик именно в этом замке ставила большинство опытов. По некоторым легендам, именно здесь Дина I и умерла. «Замок ведьм» никто не называет как основательница — «Херктерент» — на старогрэдском языке, мертвом уже в её времена «Крепость у реки». Крепостей, расположенных у той или иной реки довольно много. Жители окрестностей таких крепостей издавна добавляли к своему имени «Херктерент». Постепенно приписка стала фамилией. Только у Великих домов, вроде Еггтов, полная фамилия включает перечисление всех владений, некогда принадлежавших Дому. Полная фамилия Марины занимает почти целую страницу мелким шрифтом. Хотя обычно Марина представляется как Марина Саргон, или, если официально Марина-Дина дерн Оррокост Саргон-Еггт.

Подолгу жила в «Замке у реки» и Дина II, тоже слывшая чернокнижницей и даже умевшая поднимать мертвецов. Со времен Матери и Дочери, имевших одинаковое прозвище «Чёрная», слава о замке идёт самая дурная. У Дины II по слухам здесь жили ручной дракон и гигантский подземный червь, подрывавший для неё стены вражеских крепостей.

Во дворе много загадочных машин, изготовленных по чертежам Дины I. О наиболее жуткой говорят, что в неё бросали врагов Первых Еггтов. Хотя на деле — машина всего-навсего камнедробилка, да и Дины по меркам своего времени были очень гуманными правительницами. Чёрную славу про них разнесли уже в последующие века писатели и историки, многие из которых происходили из родов, лишившихся при Еггтах титулов и земель.

В «Замке Ведьм» Марина была только однажды. Весной прошлого года отмечалась дата победы Дины, отчасти в знак победы, отчасти из-за выгодного географического положения замок и был построен. У его стен и поставили инсценировку легендарной битвы. Марина ехать не хотела, но папа сказал: «Надо!» — а мама в кои-то веки с ним согласилась.

Представление не очень понравилось. Марина представляла Дину молодой, красивой черноволосой женщиной невысокого роста. (В общем см. портрет Марины из тех, что в официальных учреждения вывешивают, где она на десять лет старше). Актриса, игравшая Дину оказалась наполовину седой, почти старухой, довольно высокого роста. Хотя взгляд её Марине понравился. С такой смесью нечеловеческой гордости и ярости и в самом деле могла смотреть легендарная воительница. К тому же, по книгам Марина представляла Дину в коротком красном платье, рогатом шлеме, золотых поножах и с волнистым мечом. Эта же была в полном доспехе, без шлема, с шестопером.

Она попыталась сказать отцу и матери, что Дина неправильная. Отец хохотнул, мама, хотя и наморщила нос, тоже сказала, что Марина не права.

— В каком году была битва?

Марина ответила.

— Правильно! А кто командовал кавалерией на правом фланге?

— Линк Ехт.

— Кто он такой?

— Старший сын Дины.

— Верно, к тому времени женатый человек и отец троих детей. Так что подумай сама, как выглядела мама Линка. События этой битвы описаны во множестве источников, включая народные песни и легенды. В большинстве упомянут шестопер, в оставшихся оружие не названо. Доспех — копия подлинного, хранящегося в Историческом музее. Рассчитан как раз на женщину подобного роста.

Мама добавила.

— В случае, если персонажем какого-либо публичного представления является член дома Еггтов, кандидатуру актера на эту роль утверждает глава дома Еггтов. Обычно я вполне доверяю выбору столичных режиссеров, здесь постановку готовил провинциал, и потребовалось моё личное присутствие. Актриса очень похожа на женщину — Еггта соответствующего возраста. Я словно увидела тётку, умершую больше двадцати лет назад. Более того, она происходит хотя и из обедневшего, но достаточно благородного рода.

— И когда-нибудь и я должна буду утверждать актеров?

Саргон и Кэретта переглянулись. Семейные отношения внутри клана Еггтов особой теплотой никогда не отличались. А Марина и Софи уже сейчас не слишком ладят.

— Да.

К золотым каретам у Марины отношение довольно скептическое. Красиво — да, но неудобно и медленно. К неудовольствию Марины, в середине лета отмечается очередная, к несчастию (с точки зрения Марины), круглая дата восшествия на престол. Государственные праздники Марина не любит — они почти все так неудачно сгруппировались, в трёх летних месяцах, что между ними не заметен ещё один — день рождения Марины. А вот день рождения сестренки нагло устроился в первом десятидневье двенадцатого месяца, далеко от всех прочих праздников, и отмечается весьма пышно.

Государственные праздники — скучная и не интересная обязанность — опять напяливать платья из разряда «сначала не знаешь, как надеть, а потом не поймёшь, как ходить». Снова делать лицо, будто по прямой линии от истукана происходишь. Не говоря уж про бесконечные одёргивания со стороны матери, Софи, а иногда даже и отца.

Разница со сказками — кони вороные. В первой карете — отец с матерью, во второй — старшие братья, в третьей — она с сестрой. Марине не понравилось — медленно, скучно, шумно. Отец напоминает парадный портрет самого себя, и примерно столько же разговаривает. Мама, как обычно в таких случаях, потрясающе красива и похожа на ледяную скульптуру.

Красота нарядов никогда не волновала Марину.

Ладно, хоть парад интересно смотреть. Даже сестрёнка помалкивала, с разинутым ртом наблюдая за проносящимися над трибунами эскадрильями. Марина даже чуть не сказала ей: «Рот закрой. Муха залетит». Сама, как завороженная, смотрит на стальные ряды наземной техники. Хотя, в конце-концов, даже парад смотреть несколько наскучило. Все — таки, почти шесть часов просидеть на одном месте. Да и спросить про непонятные машины не у кого — Сордар смотрел парад не из императорской ложи, а, как и другие моряки, с трибуны морского ведомства.

Весной и летом император подолгу живёт в одном из Загородных дворцов в окрестностях столицы. Чаще всего — в Южном.

Марина любит прятаться на галерее Большого кабинета. Особенно, когда у отца собираются разные люди. Акустика великолепная, слышно всё очень хорошо. Иногда ничего не понятно, но всегда интересно.

Несколько раз в год приезжает сводный, или, как говорит мама, «единокровный» брат Марины контр-адмирал Сордар. На флоте считают, что Сордар одним своим видом может обратить в бегство любой неприятельский флот. По габаритам адмирал похож на вставшего на задние лапы пещерного медведя. Сила — соответствующая. Морпехи с линкоров болтают, будто у них хранится лом, завязанный адмиралом морским узлом.

Гигант — один из немногих взрослых, кто всегда готов выслушать Марину. Всегда разговаривает, как со взрослой. И дурачится на пару с ней, как ребёнок.

Марина знает, что мама Сордара очень не любит. А ей он нравится. «Полвека скоро, такого рода, а ведёт себя — словно и не принц вовсе, совершенно неподобающую жизнь ведёт» — говорит о нем императрица. О возрасте Сордара Кэретта говорит неправду — адмиралу и сорока ещё нет; да и всё остальное Марина считает глупостями. Марина о разнице между двадцатилетними и сорокалетними совершенно не задумывается — для неё и те, и другие проходят по категории чуть ли не стариков. Категория взрослых состоит из одного человека — Софи. От отца или брата приходилось временами слышать одобрение своих действий. От зануды-сестры — никогда.

Марина любит читать и в какой-то книжке по биологи недавно прочла про инстинкты…

В ответ на миллион первое замечание Софи последовал ответ: «Твои претензии ко мне обусловлены латентным материнским инстинктом, обостренным пуберентным состоянием, связанным с избыточной выработкой гипофизом циклопизических френноновых гормональных телец прерывистого типа». Сестрёнку удалось сразить наповал. Софи стояла, открыв рот и хлопая глазами. Коктейль из биологических и собственного Марининого производства, терминов вышел просто убийственным.

Софи пожаловалась, что Марина её обругала такими словами, что и произносить нельзя. Саргон поинтересовался у Марины, что именно она сказала сестре. Марина охотно повторила. Саргон лёг. Софи непонимающе захлопала длиннющими ресницами. Император ещё продолжал хохотать, когда пришёл Сордар. Попросил объяснить причину веселья. Император воспроизвёл фразу Марины. Адмирал согнулся от хохота. Взглянул на Софи, потом на скорчившую ей рожицу Марину — снова согнулся. Софи непонимающе вертит головой, не понимая, почему все хохочут. Пытается улыбнуться. Хохот не смолкает. Софи застывает, как от удара. Понимает — смеются НАД НЕЙ. Лицо мгновенно становится каменным. Осанка — словно у статуи. Церемониальный кивок. Разворачивается и уходит. Смех стих. Саргон недоуменно смотрит на дверь. Сордар молчит. Ему показалась, что в глазах Софи слезы. Слезы — то показались, а вот кулачок, вцепившийся в подол платья — нет. Стало как-то неудобно. Только Марина продолжает светиться, словно надраенная медяшка.

— Кажется, мы несколько переборщили, — по-русски сказал Саргон, — она обиделась.

— Ну, так нечего быть такой три «З».

— Расшифруй!

— Злобной Зазнаистой Задавакой.

Саргон невольно ухмыльнулся.

Марина ещё долго ходила очень довольная тем, что проучила Софи.

Сордар необычайно серьёзен, и Марина сразу понимает — приехал он вовсе не к ней. Адмирал сразу идёт в кабинет императора.

У подъезда одна за одной останавливаются черные автомобили с номерами морского ведомства. Марина впервые видит столько высокопоставленных офицеров флота за раз.

За столом сидят не только моряки, причем Сордар — далеко не самый старший. Марина насчитала четырех полных, шестерых вице- и десять контр- адмиралов (в том числе и Сордара), ещё были капитаны первого ранга, несколько главных конструкторов и непременная участница большинства совещаний министр безопасности Кэрдин по прозвищу Бестия. Марина несколько удивилась, увидев её не в тёмно-синем костюме, а в генеральской форме.

Говорили о каком-то большом походе. Согласовывали, какие корабли примут участие. Марина даже услышала знакомое название — линкор «Елизавета». Два года назад Марина спускала корабль на воду. На церемонии должна была быть Софи, но она в то время заболела. Речей Марина не запомнила, но бутылку о борт разбила удачно. И огромная стальная громада, набирая скорость, заскользила к воде. Громадный корабль украшен гирляндами. Марина знает, что каждый флажок на самом деле какая-то буква или знак, но прочитать не может. Зато она знает, какие флаги подняты на трёх временных мачтах.

На фок-мачте — флаг завода, строящего корабль, на грот-мачте — чёрно-красный государственный флаг, а вот на бизани — личный штандарт Марины, положенный ей как младшей, но всё-таки принцессе.

Спуск корабля она во всех подробностях описала сестре, проиллюстрировав рассказ номером еженедельного журнала, где на одной из фотографий чётко виден развевающийся флаг Марины.

К удовольствию Марины, сестра была в бешенстве (как-никак, второе имя у неё Елизавета). Софи с нескрываемым гневом спросила отца, почему он не перенес спуск корабля.

На что Саргон ответил, что график постройки линкора — очень важная вещь, не зависящая от капризов маленьких девочек. Подслушивавшая разговор Марина расхохоталась. Софи терпеть не может, когда её называют маленькой. Марина потом пару месяцев сестру «мелкой» дразнила.

Впрочем, Саргон предложил Софи принять участие в спуске нового тяжелого крейсера. Софи, прекрасно знающая, что крейсер, даже тяжелый, — куда меньше, чем линкор, отказалась.

Моряки уходят. В кабинете остаются только Саргон и Кэрдин. И Марина на галерее.

— Ну, думаю, в случае мобилизации твоего любимого анекдота про винтовку на троих, не получится.

— Это не анекдот, Пантера.

— Винтовка на троих… Так не бывает.

— Бывает, как раз в армии того императора, в год свержения которого я родился, так дело и обстояло. Мобилизации подлежит девять миллионов человек, а винтовок на складах — три миллиона.

— Ну, тогда мне понятно, почему тот император в подвале расстрелян был. Хотя я где-то слышала, что винтовка на троих — история с той… Твоей войны.

— Она была не моей… Вернее, не только моей. Тогда решалась судьба уникальнейшего государства. Решалось, жить или нет моему народу. Всякого тогда было… Я тебе говорил, оказавшись здесь, я первое время чувствовал себя чуть ли не предателем. Второе лето не лучше первого, вновь встал вопрос, выстоим ли. А я тут. Схемки черчу, да язык учу. Притом, — Саргон усмехнулся, — не для кого-нибудь, а для самых настоящих их благородий с царем во главе. На аэродроме, когда только сел, увидев погоны, чуть стрелять не начал. До того погоны только в кино и видел, да слышал песенку про адмирала, у которого из российского только погон и остался.

У отца самое страшное ругательство было — золотопогонник, — смешно становится даже Марине, она рот зажимает, чтобы не расхохотаться. На императоре — черный маршальский мундир для ношения вне строя. Присутствуют и золотые погоны с маршальскими звездами. У Кэрдин погоны тоже золотые с поперечной черной полосой — знаком принадлежности к безопасности.

— Наверное, я потому относительно легко втянулся в новую жизнь, что близких мне людей там не осталось никого. Мама умерла, когда мне было десять лет. Молодая, а казалась почти старухой. Ей довелось побывать в контрразведке того самого… адмирала. О товарищах спрашивали… Об отце спрашивали… Пытали. Отец говорил, что одного из палачей ему довелось встретить, и, как говорится, за все спросить.

У него орден был, «Боевого Красного Знамени», в те времена — большая редкость. Умер за пару лет до Великой войны. Не от старости. Ему досталось на фронтах. Повоевал с адмиралом, да и не только с ним… Когда хоронили, называли героем. Та власть, за которую воевал отец, дала мне всё. Я сам воевал за то же, что и отец. Не думая, что окажусь здесь. И даже был к «Знамени» представлен. Получить не успел.

— Я когда-то тоже не сразу разобралась, почему «контра белогвардейская» такое страшное оскорбление. Когда поняла, решила, что мой предок и более крепких слов заслуживает.

— Как-то не сразу стал замечать, что мир всё-таки другой. Сначала казался чем-то вроде фильмов про старую жизнь. Первое, что понравилось — когда обнаружил, что государственной церкви тут не существует. Совсем. Бывшему члену «Союза воинствующих безбожников», — он усмехнулся, — весьма понравилось. Потом… Когда патент на дворянство получил… Тут тогда ещё не знали, как заставить пулемёт стрелять через авиационный винт. Работали над этим. А я просто хорошо знал конструкцию всех самолётов, на которых приходилось летать. Знал и как синхронизатор работает. Ещё кое-что по мелочам предложил, как-никак, авиетку в свое время построил. По цельнометаллическим машинам мои знания пригодились.

— Всевозможные сверхдальние перелеты — во многом твоя идея.

— Моя, но уже потом. Когда избрали наследником. Когда планировали трансокеанский перелёт, я сразу сказал, что командиром экипажа буду я. Мальчишество, но захотелось стать местным Чкаловым. Потом я и через полюс летал. И участвовал в так называемой «Комиссии по изучению сверхдальних перелетов», по сути, разрабатывавшей требования к межконтинентальному бомбардировщику. Самолет, пересекший полконтинента без посадки, в перспективе может доставить туда и бомбу.

Сначала считал себя этаким военспецом, или военным советником. Тем более, что мои политические взгляды никого не волновали. В первый год отказался работать седьмого числа одинндцатого месяца. И ничего — поинтересовались только, является ли этот праздник постоянным или переходящим. Потом появились другие… пришедшие. С той же войны, что и я. Война кончилась, — император помрачнел, — и без меня справились, хотя крови было пролито… Когда появились вновь пришедшие, я стал понимать — что-то изменилось. Во мне. Их не удивляли погоны — там их тоже ввели. Но они с трудом поверили, что я воевал в той же армии, что и они. Им казалось, что я либо потомок белоэмигрантов, либо вообще англичанин. Признаться, в пустынной форме, пробковом шлеме и с револьвером я и правда весьма походил на колонизатора с карикатуры. Оказалось, что я успел подцепить акцент, и на родном языке стал говорить, словно иностранец. Выпили за Победу. И как-то вдруг как накатило — я осознал, что всё. Долги отданы, связи разорваны. Того капитана больше нет, я даже для вновь прибывших уже не свой, я советник военного ведомства третьего ранга. Да и они уже не тот самоходчик из-под Праги, и танкист из-под Берлина. Тот, что из-под Берлина, дёрганый был. Тоже, как у меня, там не осталось ничего; но у меня-то нормально, если так можно выразиться, а у него… Мобилизовали в сорок первом, он из Белоруссии был, и до сорок четвертого не знал ничего. В сорок четвертом узнал… От его деревни не осталось ничего. Вообще, ничего. Их всех убили. Так было не только у него, так было почти везде в тех краях.

— За что? — совершенно без выражения спросила Кэрдин.

А Марина посильнее зажала рот, что бы не крикнуть то же самое. Взгляд Кэрдин скользнул по галерее. Кажется, что черные глаза, словно Х-лучи, видят сквозь любую преграду.

— Ни за что. Они только себя считали людьми, нас же… Недочеловеками.

— Довольно обычный мирренский расизм.

— В какой-то степени, ты, Пантера, как обычно, права. Расизм. Только в сотни, если не тысячи, раз худший. У мирренов предел фантазии — «Этнографический заповедник». Знаешь про такой?

— Разумеется. В центре Южного материка«…для охраны редких животных и примитивных племён». Самый настоящий заповедник с егерями и браконьерами. Причем браконьеры, особенно из аристократов, не только и не столько на зверей охотятся. В административном кодексе даже статья есть: «За убийство представителя примитивного племени — далее список — на территории заповедника — месяц общественных работ, или штраф- пять минимальных размеров оплаты труда».

— Даже миррены признают, что у примитивных племен есть какие-то права. А то, что творил враг на земле моей бывшей Родины… Хорошо, что я этого не видел. Север был всё-таки специфическим театром войны. Там не только с врагом сражаешься, но ещё и с природой. Тяжело там было… Хотя, в то время нигде медом не мазали. Я за год с лишним ни одного живого врага вблизи не видел. Нескольких с гарантией к рыбам отправил. Один у берега брякнулся, достали. Истребитель. Ягер — охотник по- ихнему. Имена тут мне казались на немецкие похожи… Мне показали документы ягера того. Фотографии… Не старше меня был, а уже с фрау и киндером. Его зажигалку я уже здесь потерял, пистолет до меня кто-то прикарманил, а крест союзникам на виски сменяли.

— Виски… Виски… Что-то вроде «Островного ячменного», выдержанного в дубовых бочках?

— Примерно. Не понимал англичан, почему они так гоняются за всякими немецкими сувенирами. А меня от этих крестов тошнило. С детства у меня крест с чем-то мерзким и враждебным ассоциировался. А тут ещё чёрных крестов принесло.

— Ты орден того мира носишь…

— Ношу. Последнее, что из того мира осталось.

— Про самолёт забыл.

— Ну, это уж плод неумеренного подхалимажа. Его же по нескольким ведомствам растащили. Это уж МИДв, точнее, лично министр решил таким образом выслужиться. Подарок ко Дню Коронации, так сказать.

Когда увидел в ангаре — онемел. Сомневаюсь, что в день выпуска «Ишак» выглядел лучше. Настолько он был неестественно-новеньким. Словно из другого мира…

Чуть улыбнулся император, на лице Кэрдин тоже что-то дрогнуло.

— Показалось — взлетишь — и окажешься там. Серое море, серые скалы — и тот разведчик, уходящий на одном моторе. Даже подумал — что если взлететь — снова окажешься там. Молодым. Чем тогда будут казаться воспоминания о происходившем здесь? Бредом, сном или последствием контузии?

Сев в кабину, я понял одно — как в одну и ту же воду нельзя войти дважды, так не вернёшься и в молодость. Там другие свели с ними счёты.

— Я хорошо понимаю намёки. «Хранитель». И не пытайся сказать, что это твои стихи. Хватит с нас «Тачанки» и прочего, чем ты разнообразил отечественный песенный репертуар.

— У тебя, Кэр, отменная ирония. Чем же тебе «Все четыре колеса» не угодили? Сама же тачанки использовала, когда «министершей» звалась. И заметь, я никогда не утверждал, что «Тачанку» написал.

— Вся столичная полиция третий день ржет: четверо великосветских балбесов, включая двоих членов Великих Домов первого ранга уволокли с киностудии пулемёт и ворох холостых патронов, водрузили его в кузове пикапа и помчались под «Тачанку», открывая пальбу на каждом перекрёстке. Убить — никого не убили, но массу народа перепугали. Кончилось тем, что пришлось применить «гусеницу», и пикап этот с пропоротыми шинами улетел в пожарный водоем. Придурков этих выловили, хотя и не стоило. Медики зафиксировали многочисленные переломы, ушибы и гематомы, полученные при оказании сопротивления. Знаешь, чья машина, и кто за рулем был?

— Конечно, знаю. Пусть месяцок посидят, подумают. Им повезло, что никого не покалечили, и штраф за испорченное городское имущество оплатили чуть ли не раньше, чем квитанция пришла. А то бы получили всё, что полагается. Я полицейское управление поставил в известность, что бы всех принимавших участие в задержании наградили ведомственной грамотой. И что бы об изменениях в их служебном положении докладывали в МИДв.

— Скряга ты… Нет, что бы часы именные от своего имени пожаловать, или орден какой дать. Награда есть — хорошо, с занесением в личное дело — совсем замечательно, и ни медяка не потрачено. Сплошная экономия!

— Не заработали они на орден. Да и время сейчас… Сама знаешь — время какое. Скоро много орденов давать придётся. Не за ловлю пьяных водителей.

— Я знаю. Но время это пока не пришло…

— Пока нет, но ходит оно очень близко…

— Хватит о грустном, Кэр.

— Как скажешь.

— Третья мировая война на моем веку. А если считать ещё ту, во время которой родился — то четвёртая. Знаешь, я стал уставать от такого количества войн.

— Переговоры ещё не кончились. Вчера они сделали довольно серьезные уступки на наши требования.

— Это предел, на который они согласны. И ты, и я знаем — дальше отступать они не станут. Нам нужно гораздо больше, чем они согласны уступить. Я это буквально всеми органами чувств ощущаю. Мы уже призвали на учебные сборы десять возрастов во всех приграничных округах. Во внутренних — три последних.

— Они сделали тоже самое. Плюс снизили призывной возраст на один год, что позволило им начать обучение двойного числа новобранцев. Плюс отменен ряд льгот, дававший отсрочку от призыва. Среди горцев Южного материка в этом году завербовано втрое больше обычного.

— У нас заканчивается формирование шести тяжелых танковых дивизий. Плюс работы по спецпроектам продвигаются очень успешно.

— Они тоже ведут работы над какими-то спецпроектами. Причем, имеются достаточно серьёзные подозрения, что их спецпроекты аналогичны нашим. Во всяком случае, из их научных журналов пропали любые упоминания о работах с радиоактивными элементами.

— Ты думаешь?

— Я не думаю, я анализирую поступающую информацию и делаю выводы.

К Софи приехали несколько чиновников из министерства Культуры. Один знаком Марине — первый заместитель министра. Марина знает, что сестра рисует гораздо лучше, чем она. Год назад отец спросил «Завтра открывается персональная выставка Софи. Пойдёшь?».

«Нет», — ответила Марина, — «на Сонькину мазню я и дома могу полюбоваться». Саргон только усмехнулся. Ему прекрасно известно — Марина страшно завидует гениальной художнице — старшей сестре.

Увидев чиновников из министерства, Марина почувствовала себя обиженной. Неужели мазня Соньки представляет такую ценность? Говорить-то Софи: «Я, если захочу, гораздо лучше нарисую!» — можно сколько угодно, но только самой себе признается Марина — рисовать даже вполовину так же, как сестра, она не сможет никогда.

Несколько часов отбирали картины и рисунки Софи для предстоящей выставки в мирренской столице.

В столице Марине не нравится. Если бы её отпустили гулять одну, то она может, и нашла бы что-нибудь интересное. А из окна машины многого не разглядишь. Огромный город заполнен рвущимися ввысь зданиями. Запертым в каменном мешке ощущаешь себя. Дворцы величественны и красивы только на фотографиях. Внутри же зачастую только мебель в чехлах. Даже часть Императорских дворцов законсервирована. Саргон предпочитает жить в Загородных резиденциях, Кэретта больше любит столицу, а её приморскую резиденцию Саргон терпеть не может, про строящийся Дворец Грёз и говорить нечего — вряд ли там император когда — либо по своей воле появится. Большую часть года император и императрица проводят по-отдельности.

Марина знает — отец считает, что штат МИДв непомерно раздут, в первую очередь за счет обслуги дворцов. Несколько раз проводил сокращение штатов. Мама с ним в корне не соглашалась, замечая, что двор окончательно утратил былой блеск и превратился в помесь казармы со строительной конторой. Саргон только отмалчивался. Высвободившиеся средства он тратит на финансирование смелых авиационных проектов. Некоторые из машин поставили десятки мировых рекордов, другие приняты на вооружение. Император больше любит общаться с авиационными конструкторами, чем с представителями великосветского общества. Несколько ссор императора с императрицей вызвано тем, что на испытания новых самолетов он брал обеих дочерей. А на испытаниях сверхдальнего шестимоторного лайнера «Стрела Дины» (самолет создан на основе сверхдальнего бомбардировщика, или наоборот, «Стрела» планируется к переоборудованию в бомбовоз) даже летал вместе с ними через пол континента. Кэретта откуда-то узнала, что при полёте были неполадки с одним двигателем. Сама Марина неполадку и устранение благополучно проспала. Самолет экспериментальный, наряду с другими новинками на нем испытывали различные классы пассажирских салонов, в том числе, и трёхместные купе. Спальные места — два как обычно, а третье — поперёк купе над дверью. Там Марина и спала. И даже прослушала, как Саргон пригрозил одного запаниковавшего техника «выдворить наружу для устранения неисправности». Софи весь полет бродила по самолёту из конца в конец, подолгу глядя в каждый иллюминатор. Потом долго бродила вокруг севшей машины, зачем-то трогая колёса и стойки шасси. Даже фото Софи у стойки шасси есть, колесо куда выше её.

На следующий день после полёта между Саргоном и Кэреттой разразился очередной скандал.

Марина представить не могла, что мама умеет так ругаться. (Хотя родители не знали, что Марина их подслушивала). Император слушал довольно долго. Потом сказал слегка непонятную Марине фразу: «Ваше Величество, советую не забывать, что для получения титула Вдовствующей Императрицы, моя кончина не является обязательным фактором». Кэретта осеклась на полуслове. Ссора на этом и закончилась. Марина поняла смысл отцовской угрозы, только прочтя последнюю редакцию «Закона об императорской фамилии». Титул Вдовствующей Императрицы могла получить и жена здравствующего императора. «Дальнейшее супружество с коей не представляется возможным». Саргон угрожал Кэретте разводом. Это в первую очередь означало утрату значительной части содержания от казны, что для известной транжиры Кэретты воистину страшно. Доходы с фамильных владений Еггтов уже давно с трудом перекрывают расходы на их содержание.

Кэретта не Кэрдин, легко и беззаботно распродававшая имения и дворцы. Кэрдин просто умна. Земля, конечно, ценность, но не меньшая ценность находящееся под и возвышающееся над ней. Деньги, вырученные за проданные имения, идут на постройку новых и модернизацию старых заводов. Большая часть состояния Кэрдин — не земли с замками, а заводы и лаборатории. Разразись война — взревут моторы танков — на марке двигателя — пантера Ягров. Обрушатся на врага миллионы снарядов — на ящиках — пантера Ягров. Армейские повара будут варить супы из концентратов — на коробках — пантера Ягров. Денежки за выполнение государственных заказов рекой потекут в сумочку Главы Дома Ягров. Мечта многих, поступающих в технические университеты — получить стипендию Дома Ягров. Молодой инженер будет безбедно жить, работая на предприятиях Дома Ягров.

Даже безопасность государства — в том числе и безопасность Дома Ягров.

Столица — город из тех, где сколько бы ни было денег, лишиться всего можно легко и быстро — столько соблазнов предоставляет огромный город. В туристических проспектах столицу называют красивейшим городом мира. Марине приходилось читать мирренские проспекты, где аналогичное мнение высказывалось о собственной древней столице. Красота строений совершенно не волнует Марину. Когда видишь каждый день памятники архитектуры, да в некоторых ещё подолгу живешь, то всё приедается. Особенно, если хорошо знаешь, где на потолке трещина.

Может, кому и нравится четкий строй гвардейской пехоты, но Марине это зрелище уже приелось. Парадная форма на настоящую не похожа, зачем такие султаны на шлемах, понять невозможно. Современные автоматические винтовки в руках гвардейцев в старинных мундирах выглядят утонченным издевательством. Над чем именно — Марина точно сказать не смогла бы.

Вопреки известной поговорке, императрица опаздывает. Караулу дают команду «Вольно!».

По недовольному лицу отца, Марина решила, что императрица и Софи опоздают, самое меньшее, на час.

Так что можно спокойно прогуляться вдоль состава. Она слышала, что это новый поезд Его Величества. Присланный с завода альбом с фотографиями вагонов просмотрела очень бегло.

Теперь выпала возможность поближе рассмотреть их все, а не только детский вагон, как на старом поезде. Императорские, свитские, багажные и служебные вагоны её не особенно заинтересовали. Почти такие же, как и в старом поезде, разве, что краска блестит, а так даже барельефы с государственным гербом на том же месте прикручены.

А вот вагон перед локомотивом её заинтересовал. Длиннее обычного, приземистый, с амбразурами для пулемётов вместо окон, но, что самое главное — с пушками! По длинноствольной тяжелой зенитке спереди и сзади. Да из середины корпуса высовываются ещё две маленьких, но зато каждая с четырьмя стволами по два в ряд. Из ниши поднят прожектор, посредине вагона — башенка, а в ней какое-то устройство, поблескивающее окулярами, вроде бы оно называется зенитный дальномер, но в правильности названия Марина не уверена.

Вместо водившего старый состав паровоза с именем на борту, словно у корабля, во главе состава тёмно-синий с чёрным, блестящий, словно громадный жук, многоосный тепловоз. Он куда больше старого локомотива. Пройдясь мимо него несколько раз, Марина так и не смогла решить, нравится ей тепловоз или нет. Вроде бы внешне куда мощнее паровоза, а по лошадиным силам так вообще втрое сильнее. Марина читала, что на испытаниях тепловоз развил скорость 220 км/ч! Самый быстрый железнодорожный транспорт в мире! Но всё-таки немного не хватает громадных красных колёс, хитросплетения тяг и облаков дыма и пара. Приходилось не раз слышать паровозные гудки. А вот Марине погудеть так и не удалось Да и первым локомотивом, превысившим скорость в двести километров в час как раз был старый паровоз. Пусть рекорд «всего» 202,76 км/ч. Всего на одном перегоне. И пусть говорят, что век пара катится к закату. Движимые паром машины ещё рано отправлять на свалку истории. Рекорд поставлен в год, когда родилась Марина. У Марины в детстве даже был игрушечный Императорский локомотив. Моделей сделали три: одна осталась на заводе, другая поступила в Музей железнодорожного транспорта, а третья была отправлена в дар Императору. Достаточно скоро состав попал на растерзание принцессам. Поделили состав своеобразно: все пассажирские вагоны Софи забрала себе, всё удивляясь, почему Марина не возражает. А Марина хотела ПАРОВОЗ.

Она в него просто влюбилась. Тяги, колёса длиннющий корпус, странный тендер с каким-то конденсатором (вроде из-за него паровоз может преодолевать очень большие расстояния, нигде не заправляясь водой). Пусть Софи забирает хоть все вагоны. Марине нужен только паровоз.

Марина готова была умолять сестренку оставить ей ПАРОВОЗ. К счастью, Софи ничего не заметила, и с полчаса делила вагоны. Марине досталась почти половина (в основном, свитские, багажные и вагон с электростанцией) Вагоны Марину не волновали. Главное — ей достался ПАРОВОЗ.

Зимой Марине попался учебник «Инженерная графика» для машиностроительных факультетов.

Прочтя, она загорелась идеей сделать такой же рисунок своего ПАРОВОЗА. Чертёжные приспособления и бумагу доставили быстро. Все бы ничего, но паровоз она решила нарисовать в масштабе один к пяти. Причем в трёх проекциях и отдельно — чертёж кабины машиниста.

Несколько дней Марина с циркулем крутилась вокруг модели машины, снимая нужные размеры.

Сордар чертежи одобрил, сказав «Хорошо, что не чертёж линкора был, на галерее Большого дворца пришлось бы вешать».

Бывший императорский локомотив теперь будет водить составы по второй трансконтинентальной дороге. Он ещё долго прослужит! Марина даже решила как-нибудь в будущем прокатиться на ведомом им составе. Ей ещё не приходилось ездить по второй трансконтинентальной.

Для Марины и Софи в новом поезде отведён отдельный вагон. И называется на плане «Вагоном Их Высочеств», а не «детским», как раньше. Марина стремительно пробегает его из конца в конец. С количеством зеркал строители явно перестарались; зачем установили портативный рояль, Марина решительно не понимает. Количество цветочков в бутоньерках просто бесит!!!

Точно посередине состава — большой вагон всего с несколькими окнами. В нем установлена мощная радиостанция. Сейчас на крыше поднята штанга с изоляторами, к ней проведены провода со станционного телеграфа.

Так, а вот это уже интереснее: вагон императора прицеплен перед вагоном с радиостанцией, а вагон императрицы — за ним.

Ещё один вагон с зенитками прицеплен — в хвосте состава.

Поездка должна занять почти три дня, хоть длительных остановок нигде не планируется. Могли бы доехать куда быстрее, но встречи с главами местных администраций, пусть и краткие — протокольная формальность при подобной поездке. Ладно, хоть Марине на эту скукотень смотреть не обязательно.

Поездка началась неплохо: Софи решила ехать в вагоне императрицы, а в министерский вагон на одной из станций должна сесть Кэрдин. Она не любит пышные церемонии. А так же шокировать публику. Но последнее у неё как-то само собой получается. Её прогулки по столице без охраны давно уже повод для всевозможных историй разной степени правдивости. Одна из городских страшилок, очень популярных в окружении императрицы — прогуливаясь, Кэрдин высматривает симпатичных мальчиков, затем её люди похищают приглянувшихся… И больше о их судьбе ничего не известно. Ни одного имени похищенных не называется, но в окружении императрицы все уверены, что счёт идёт на десятки, если не сотни. Под большим секретом поговаривают, что Кэрдин принимает ванны из человеческой крови, и именно благодаря этим ваннам, Кэрдин выглядит лет на двадцать-двадцать пять; никак не больше.

Хотя в последнее время количество симпатичных молодых людей резко увеличилось как раз в окружении императрицы.

На станции, где должна садиться Кэрдин — ни почетных караулов, ни оркестра. Поезд просто замедлил ход, и изящная фигура в черном плаще легко запрыгнула в вагон. Марина всё прекрасно видела. Одним из трёх лиц, встречавших министра, было неугомонное Их Высочество.

На этот раз против неудобного черного платья и такой же шляпки Марина не возражает. Понимает, что действительно надо. День высадки — с одной стороны праздничный день, именно с этого дня ведётся летоисчисление, но с другой — это и день траура по тем, чьи корабли так и не дошли.

Каждый год в этот день, на протяжении уже многих сотен лет свершается одна и та же церемония.

В воду опускают венки.

По традиции, заведенной императором Сордаром III, каждый новый император свершает церемонию в год после вступления на престол. Своеобразной традицией для императоров считается посещать церемонию хотя бы раз в пять лет. Саргон данной традиции придерживается неукоснительно.

Ещё при Дине IV выстроен по старым чертежам причал. Никогда ни один корабль не приставал здесь, хотя установлены мощные кнехты. Причал — памятник всем погибшим кораблям с Архипелага. Со временем пустой причал стали считать памятником всем, чьи жизни забрала океанская стихия.

В конце предыдущего царствования недалеко от мыса Слез нашли остатки корабля с погибшего Архипелага с грузом статуй. Газеты вещали об обнаружении императорских сокровищ погибшей Империи. Но археологи достаточно быстро разобрались — корабль погиб, самое меньшее, за 150 лет до гибели архипелага, и его груз представлял собой заказанные неизвестным богачом одного из прибрежных государств убранство для виллы и статуи для парка.

Ценности статуй это нисколько не умалило. Большую часть отправили в столичные музеи, а одну, изображающую скорбящую женщину (историки определили — богиню, персонаж полузабытого мифа, потерявшую в войне с подземным богом всех детей) установили в центре причала. Казалось, что место для статуи словно заготовлено ещё при Дине IV — настолько удачно вписалась она в старинный памятник.

Марина любит рассматривать модель «Елизаветы». Модель корабля состоит из двух частей. Разрезана по диаметральной плоскости и можно увидеть все внутренности огромного корабля: цепной ящик, кубрики команды и каюты офицеров, погреба со снарядами, элеваторы, огромные машины. И везде — у орудий, в кубриках и каютах — фигурки моряков. Присутствует и корабельный кот, устроившийся у кормового флага. Можно даже рассмотреть прицелы — кольца зенитных автоматов. У катапульты на корме миниатюрные моряки готовят к запуску самолёт-разведчик. В ангаре ещё три самолёта со сложенными крыльями. Огромная модель в 35 раз меньше оригинала. Марина может разглядывать её часами.

Марина думала, что модель большая не только сама по себе, но и представляет один из четырёх самых больших кораблей в мире — недавно вступившие в строй четыре новейших линкора.

Застав как-то раз Марину за изучением модели, Сордар поинтересовался, можно ли построить корабль больше и лучше «Елизаветы». Марина честно ответила, что невозможно. Сордар почему-то только усмехнулся.

Марина считала «Елизавету» огромным кораблём. До тех пор, пока не увидела линкор, на котором отец собирался держать свой флаг во время плавания.

У Марины для описания корабля просто нет слов: сказать «плавучий остров» — не сказать ничего. Настолько огромен линкор «Владыка морей». Самый большой корабль, когда-либо бороздивший океаны. Корабль настолько огромен, что капитана для командования не нашлось. Понадобился адмирал. А ещё Сордар сказал, что даже вспомогательный калибр на линкоре больше, чем главный калибр тяжелого крейсера. И ещё, на корабле живёт громадный, серый, косматый волкодав по кличке Тайфун, знающий всю команду и признающий хозяином только Сордара. Как пёс умудрялся уживаться с наглым рыжим корабельным котом — оставалось загадкой природы. Про кота говорили, что он всегда оказывается на борту перед выходом в море. Каким бы неожиданным этот выход ни был. Хотя погулять котяра любил, и, судя по разодранному уху, отличался весьма боевитым нравом.

Марине понравилось, что огромным кораблем командует огромный человек — единокровный брат контр-адмирал Сордар Саргон. Два гиганта великолепно подходят друг другу.

Маме на корабле не нравится, отец на её претензии хмуро отмалчивается, Софи страдает от морской болезни и лежит пластом. Зато Марина в полном восторге. Тайфун её признал, позволил погладить. А уж после того как Марина угостила его печенкой…

Корабль полностью в её распоряжении. Никто, по крайней мере, несколько дней не будет доставать всякими мелочными придирками.

Обрадовалась, увидев зенитные автоматы, такие же, как и на модели «Елизаветы».

Огромные механизмы, приводимые в движение маленькими штурвалами. Масса разных интересных приборов. Её даже пустили на место наводчика в одной из башен главного калибра. Зрелище поднимающихся по мановению руки громадных стволов было поистине завораживающим. Ещё Марине сказали, что снаряд огромного орудия летит почти на семдесят километров.

В общем, несмотря на портящуюся погоду, день для Марины с каждым часом всё светлее и светлее.

А уж поездка на лифте почти на самый верх носовой надстройки вместе с Сордаром…

На несколько секунд Марина застывает в немом оцепенении — настолько завораживающе выглядит открывшаяся картина.

Серое море, серое небо, тучи на горизонте. На гребнях волн уже появляются первые барашки. Марина знает — по морской шкале сейчас умеренный ветер. Она стоит на самой верхней наблюдательной площадке на башнеподобной носовой надстройке линкора. Выше, если не обращать внимание на башню главного дальномера и антенны радаров, только небо. Марина знает — на этой площадке наблюдатели находятся только в бою. Ходовая рубка — ярусом ниже, вокруг неё — тоже площадка с биноклями.

Сейчас здесь только двое — Марина и командир линкора, контр-адмирал Сордар Саргон.

Марина впервые столь далеко вышла в море. Она видела маршрут на карте, и знает, что довольно долго придется идти по пользующимися самой дурной славой водам — столетия назад здесь полностью погиб от массовых извержений вулканов и землетрясений, насчитывавший сотни островов архипелаг — прежняя Родина грэдов. Не всякий историк теперь скажет, как раньше назывался океан. Теперь он зовётся Океан Мёртвых.

Марина не вполне поняла по карте, где заканчивается Море Слёз и начинается собственно Океан; спросила брата.

— Сордар, покажешь мне, когда океан начнется?

Адмирал смотрит вдаль. Отвечает не поворачиваясь.

— Мы уже давно по нему идём. Сейчас всё с картами мудрят, я по старым сужу. От траверза Маяка Слёз Мёртвый океан начинается.

От слов адмирала веет холодком. Марина поежилась. И от ветра, и вообще…

— Значит, под нами…

— Не здесь… Здесь только их корабли могут быть…. Они дальше. Милях в трехстах к юго-западу.

— Ты ходил там?

— Да.

— И что там?

— Ничего. Океан Мёртвых. В старину, особенно в бурю, многие говорили, что видят их, души погибших. Иные, кому повезло пережить страшные бури в тех водах, говорили, что видели в разрывах волн города-призраки. Говорят, что морские птицы — это души. Их души. Души погибших. Они и сейчас кричат. Я не знаю, правда ли это.

Приходилось видеть извержение вулкана. Завораживающе. И страшно, ибо понимаешь — над этой стихией ты не властен. Как не были властны они.

— Ты думаешь, много погибло?

— Я не историк; есть разные цифры. Планов и описаний столицы сохранилось больше всего, по самым скромным подсчетам, в Городе жило не менее двух миллионов постоянного населения. На архипелаге было очень много крупных городов. Считается, что столица не была самым крупным. Южный порт был больше. Верю, удобная гавань на пересечении стольких торговых путей. Описаний сохранилось не так много, но и там жило не меньше, чем в столице.

Помнишь результат первой переписи?

— Да. 5 345 698 человек от младенца до старика. Но это же было спустя десять лет после высадки! И ещё многие ушли на другие земли.

— Не многие. Даже самые оптимистично настроенные историки считают, что не более миллиона. Да и перепись… Десять лет прошло. Они без конца воевали. Сначала просто потому что хотели выжить. Ты знаешь, почему на побережье столько скал и столько холмов зовется «красными»?

— Да. В старом языке это звучит как «Кровавые скалы» и «Кровавые холмы».

— Приморье — земля, впитавшая слишком много нашей крови. Первые наши города стоят на костях. А там, — адмирал показал в безбрежную океанскую даль, — там, в трехстах милях к юго-западу, океан стал могилой почти для пятидесяти миллионов человек. И это ещё одна из самых низких оценок. Там могила породившей нас цивилизации. Хорошо, если спасшиеся сохранили десятую часть наследия погибшего архипелага. Какой взлет человеческого духа был прерван силами стихии! Столько было потеряно! Кое в чем мы только в прошлом веке смогли догнать их.

Пересекая те воды, наши корабли издавна приспускают флаг. Проходя над местами, где были Великие города, корабли отдают почести, словно павшим собратьям.

Марине становится грустно. Что-то очень красивое исчезло безвозвратно. Адмирал, чуть усмехнувшись, продолжил.

— Есть ещё живые памятники погибшему Архипелагу. Рыба-угорь. Да-да, именно угри, дальние родичи того самого, кем ты в детстве до полусмерти перепугала Софи.

В древности угри нерестились в прибрежных водах Архипелага. Потом он погиб. А угри поколение за поколением возвращаются нереститься в те воды, где родились когда-то. Может, они гибнут после нереста, может, возвращаются в эти воды вновь — ученые пока не знают.

Марина с умным видом смотрит на брата снизу вверх, и тоном ректора, изрекает.

— Я думаю, легендарный морской змей — это ни что иное, как гигантский угорь.

— А я думал, ты в сказки не веришь…

— Никаких сказок. Знаешь про хрустальных угорьков?

— Конечно, личинки обыкновенных угрей. Когда они поднимаются в реки, их массово ловят. Каких сразу едят, каких содержат потом в лагунах, а каких подсаживают в пруды к карпам.

— А знаешь, что на больших глубинах с батисферы видели гигантских хрустальных угорьков, почти два метра в длину. И если разница в размерах между личинкой и взрослой рыбой такая же, как у обычных угрей, то представляешь, какая рыбища из такой личинки вымахает?

— Никто таких гигантов не видел…

— Но это же не значит, что их нет! Мы же ещё не освоили больших глубин, кто знает, что там попадется!

Адмирал промолчал. Сестренка в очередной раз права.

Но и он в морской биологии кое-что понимает.

— Некоторые животные могут размножаться на личиночной стадии. Так что, то могли быть именно такие личинки, никогда не переходящие во взрослую стадию.

Но Марине явно хочется, чтобы морской змей существовал. Да и Сордару, по большому счёту, тоже. Они оба прекрасно знают — в морских глубинах таится ещё много загадок. Человек рано или поздно разгадает их все.

— Сордар, а если туда, ну, где Архипелаг был, батисферу опустить, то что от городов осталось, наверное, можно будет увидеть вновь?

— Батисфера… Не знал, что ты и это слово уже знаешь…

Марина довольно усмехается.

— Я в неё даже лазила! Она тем летом была в павильоне «Наука» на Государственной выставке. В люк еле пролезла. Внутри столько всяких приборов, но так тесно! Даже мне одной, а они вдвоем спускались. За мной крышку люка закрутили. Даже кувалдами по ключам били, что бы плотнее закрыть. Грохоту было! Там вообще великолепный аттракцион был: видел, наверное, огромный аквариум с морскими рыбами? Он три этажа здания занимает. Там даже настоящие акулы плавают. Ну вот, батисферу туда опускали, словно в море. Кстати, как потом оказалось, я была единственной, кто рискнул этим аттракционом воспользоваться. Какие же все трусливые оказывается!

Смотришь на рыб через иллюминатор кварцевого стекла. Можно включить — выключить прожектор. Надеваешь наушники и переговорную трубку, и разговариваешь с теми, что на верху. Весь воздух, на несколько часов — в баллонах на стенке, там же и поглотители для углекислоты. Вообще, здорово, смотришь на рыбу, а она с той стороны стекла — на тебя. Ртом хлопает — то ли съесть тебя хочет, то ли наоборот, хочет что-то сказать. Кстати, ты знаешь — рыбы говорят, только мы их не слышим?

— Конечно, знаю, гидроакустикой уже довольно давно занимаются, «разговоры» китов и дельфинов иногда принимают за шумы подлодок.

— Жаль, что аквариум тот не очень глубокий, всего-то метров десять, а ведь батисферу можно опустить на пятьсот метров! И даже больше!

— Километр сто тридцать два метра.

— Что?

— Эту батисферу опускали на километр сто тридцать два метра. С корабля — кабелеукладчика. В Морском Генштабе решили профинансировать экспедицию. Вопрос о спуске к Архипелагу тоже обсуждался. Ученого, главным образом, волновало, что у дна очень сложный рельеф, и можно запутать, а то и оборвать трос. Ты, часом, не запомнила, кто о батисфере рассказывал?

— Запомнила, конечно — маленький такой, сухонький и лысенький, очень быстрый и говорливый, дядечка. Он ещё столько про всяческих морских рыб и прочую живность говорил. Показывал заспиртованную удивительную рыбку-стеблеглаза. Сама маленькая, на змейку похожа. А глаза — на длиннющих, больше трети длины тела, стебельках.

— Этот дядечка, как ты выражаешься, и есть изобретатель батисферы. Он ученый, очень крупный океанолог. Про рыбку он тебе не просто так говорил. Я этих ученых не понимаю — человек побывал на немыслимой глубине, а гордится тем, что смог доказать, что эта рыбка, стеблеглаз — не особое семейство рыб, а личинка золотистого дракона — довольно давно известной тропической глубоководной рыбы.

— Да ну? Он вообще-то про всех рыб очень интересно рассказывал. Я потом все-все книги про морских обитателей, что смогла найти, прочитала.

— Интересно, что твоя мама сказала, когда ты в батисферу лазала?

— А её там не было.

Адмирал усмехнулся.

— Почему-то, я именно так и думал.

Мне потом рассказывали про рекордный спуск. Ему по телефону передают поздравления, а от только: «Угу. Рыбы такого-то вида держаться парами. Запишите». В порт, он не военный, вскоре после рекордного спуска, приехал известный мирренский адвокат из столицы. Оказывается, ученый получил неплохое наследство, по завещанию, написанному почти триста лет назад.

Жил у мирренов, при императоре — моем тезке, порядковый номер шесть, чудак-богач очень знатного рода. Считал себя ученым, писал умеренно бредовые трактаты — к примеру, утверждал, что если из медного шара диаметром шесть с половиной метров выкачать весь воздух, то такой шар с вакуумом сможет поднять человека, а если несколько таких шаров прикрепить к паруснику, то можно получить воздушный корабль. Расчет-то на подъемную силу шара он правильно сделал, только про такую вещь, как атмосферное давление напрочь забыл, или вовсе не знал. Расплющило бы его шар ещё в процессе откачки воздуха.

Слыл покровителем наук и искусств. Одами в его честь тогда многие мирренские поэты кормились. Когда помер — родственники устроили суд, требуя признать его умалишенным — состояние у него было неплохое, но большую часть он завещал академии наук с условием, что будет основан университет его имени. Родственникам не оставил ничего. Ну, а оставшуюся часть состояния разделил на равные доли, кои следует вручить«…человеку любого состояния, расы или вероисповедания, коей сам, или с использованием любых неодушевленных предметов, сможет подняться в воздух на высоту 60 локтей и спустится обратно». Родственники на высочайшее имя прошение подали с просьбой признать завещание недействительным. Именно пункт про полет должен был служить доказательство ненормальности.

К несчастью безутешной родни, именно в этот день мой тезка присутствовал на запуске первого воздушного шара.

Изобретатель был настолько смел, что сам поднял свое творение в воздух. С тех пор воздушные шары такой конструкции, зовутся его именем.

Так что император признал завещание действительным. Изобретатель шара тут же получил свою долю наследства. В окрестностях мирренской столицы по сегодняшний день существует Университет имени того богача. Второй по значимости, после университета Тима II университет у них.

Ещё долю наследства получил экипаж дирижабля, совершившего первый трансокеанский перелет.

А три части завещания ещё ждут своих обладателей.

Изобретатель батисферы побывал на глубине свыше 500 локтей, и вернулся живым. Насколько я знаю, сейчас сидит и думает — как бы батисферу самоходной сделать.

— А какие части остаются неполученными?

— Одна — человеку, первым ступившему на Луну, вторая — я думаю, её вряд ли когда-нибудь получат, хотя кто знает — человеку, побывавшему на Солнце, и третья — тому, кто откроет планету, принадлежащую к системе другой звезды.

Марина хитро смотрит на адмирала.

— Ну, давай, говори, вижу — что-то опять замыслила.

— Да ничего я не замыслила. Просто интересно стало, с чего это вас, военных моряков, так батисфера заинтересовала. Живность морская ведь вас всех только в гастрономическом плане интересует. У вас даже своя китобойная флотилия есть.

— До чего ты наблюдательна! Нас интересовала в первую очередь возможность использования батисферы при проведении судоподъемных и спасательных работ. А в перспективе — и диверсионных. В нынешнем виде батисфера применима только при визуальном осмотре затонувших объектов, и то с осторожностью. Положительным моментом является относительная независимость от внешних источников. В общем, думаю, в обозримом будущем, мы увидим самоходную батисферу.

— А я на ней куда-нибудь слазаю.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул адмирал.

Сордар неожиданно склоняется к биноклю. Разогнувшись, берет телефонную трубку. Что-то говорит. Марина понимает только слово «курс». Адмирал поворачивается к сестре.

— Переговоры о титулах знаешь?

— Кто же их не знает? Как-никак первая встреча нашего и мирренского императора.

— Да как раз многие миррены и не знают. Любят у них в учебниках, да и не только в них писать об извечном противостоянии. Хотя так было не всегда… Да и не везде… У них считается, что народу вредно знать, что в прошлом с грэдами удавалось договариваться. Пусть и по таким, неважным сейчас, вопросам.

Сама знаешь, наша и мирренская титулатуры отличаются довольно сильно. К тому времени было уже несколько скандалов из-за неверного и даже оскорбительного с нашей или их точки зрения именования официальных лиц в книгах или на приемах. Вопрос согласования титулатуры, «равновеликого имявеличания», формально считался важнейшим на тех переговорах.

О таких мелочах сейчас мало кто помнит, но тогда вопрос принадлежности среднего течения реки был одним из важнейших. О титулах, в основном, паркетные шаркуны спорили. Хотя результаты переговоров о титулах попали во все учебники. И кстати, тот договор формально до сих пор действует. Мирренский цензурный комитет с месяц назад даже официальное предупреждение одной газете вынес«…за неподобающее изображение ЕИВ Императора…», ну, там дальше полный титул нашего отца следовал, кстати, он как-то раз говорил, что свой полный титул наизусть не помнит. Предложил мне назвать свой — я тоже, оказалось, не помню.

Марина хихикнула.

— А ты не хихикай! Свой-то титул тоже наверняка не назовёшь.

— Нет, назову свой, а заодно твой и отцовский полный; я в детстве много каких глупостей назапоминала с лёту.

— Ну, так вот, газете вынесли предупреждение, а по их законам — три предупреждения — закрытие издания без права возобновления. Свобода слова — вещь хорошая, но когда война — несколько излишняя.

— А чем переговоры о границе кончились?

— В тот раз обе стороны оказались достаточно умны, что бы понять — заглотить все не получится. Противник, хоть и готов уступить кое-что, но до определенного предела. Надавишь чуть сильнее — последствия будут непредсказуемы. Река и стала границей.

— Точно! Я вспомнила карту!

— Вот потому там и договорились встретиться. Вроде как город, где одна половина наша, а другая — мирренская. Хотя это считалось так. От центральных властей далеко. Были времена, когда корабли туда раз в два года заходили. Императорскому курьеру и то скакать неизвестно сколько было. Железную дорогу туда до сих пор не дотянули, правда, причины на то другие… А так, народ там смешанный жил.

— Что-то не слышала я про такой город.

— Его больше нет. Ни на наших, ни на их картах.

— Как так? Там же такие важные переговоры происходили…

— Это тогда они важными казались, а сейчас выглядят дипломатическим курьёзом. Про них даже говорят с грустной иронией: единственное решение великих держав, устроившее обе стороны. Да и проходили переговоры не в городе, а на островке посредине реки, чуть ближе к мирренскому берегу.

— Островка тоже, скажешь, теперь нет?

— Почему, есть. Остров Смерти называется.

Марина поежилась. Океан мёртвых, потом ещё остров смерти. Ветер что-то усиливается. Неуютно. Страшновато. Но интересно.

— Почему он так зовется? И что это за город такой был?

— Сначала там мирренская торговая фактория была. Потом наши на другом берегу реки форт вроде как для наблюдения построили. Так и жили. Лет сто, наверное, даже поговорка была, и у наших офицеров, и у мирренских: «Дальше форта не пошлют» — в смысле, самая что ни на есть дыра. Дыра-дырой, а народу постепенно все больше там становилось — земли неплохие, рыбы в море навалом. Одно время даже думали, что первая трансконтинентальная магистраль в городе будет заканчиваться, но решили, что столь важная станция на самой границе — как-то не очень.

Фронт стал по реке. Лето было очень жарким, самым жарким за все время наблюдений. Река очень сильно обмелела. Кто первым решил занять остров, сейчас неважно. Важно, что другая сторона с потерей не смирилась. И началось. Сколько раз островок переходил из рук в руки — не сосчитать. Говорили, вниз по течению вода красная текла. Артиллерия, минометы, газы, огнемёты — всё, что хочешь и в любых количествах. Самолёты — штурмовики там применили впервые, там же и газовые бомбы испытали. Понравилось!

Ходили слухи, что миррены оборудование со строительства подземной электродороги привезли и туннели тянули. Хотели то ли под остров, то ли под наши позиции на том берегу подвести, и фугасы в десятки тонн заложить. Было ли это там — не знаю, а на других участках фронта с такими «кротовинами» сталкиваться приходилось.

Граница в итоге так по реке и осталась. А города не стало. Бои за остров шли несколько месяцев. За это время все разрушили.

Да и немного найдётся желающих жить в месте, где лопатой в землю ткни — в осколок снаряда попадешь. А чуть копнешь — череп найдёшь.

Город решили не восстанавливать. Просто упразднили административную единицу. Руины сровняли с землёй, щебёнку куда-то вывезли Оставшееся выровняли бульдозерами. Даже земли завезли и место засыпали — что бы все поскорее травкой заросло. Словно и не было никогда города. Крови море пролили, оставшись при своем.

Относительно этого участка границы договорились — на расстоянии тридцати километров от границы не держать никаких войск, кроме обычных пограничных частей. Это и их, и нас устраивало — в тех краях, на случай прорыва фронта была оборудована вторая оборонительная позиция. Как раз, километрах в тридцати. На всякий случай, уже за ней третью начинали оборудовать. И сейчас вновь за неё взялись. Да и миррены свои укрепления в порядок приводят.

А остров решили объявить нейтральным. Вроде как в память о погибших. Там вперемешку кости лежат. Наши, их. Никому разгребать не хотелось. Если карту той части Приморья в большом масштабе найдёшь, то увидишь, что остров окрашен белым. У мирренов белый — траурный цвет.

— Я знаю. Как-то раз на большой карте долго искала, где же у нас нейтральная зона — так и не нашла.

— Гладенький сейчас остров. Только травка и растет. А посредине памятник стоит. Совместный. Огромный каменный куб, расколотый по диагонали. Чёрный камень — наш, серый — их. На стороне, обращенной к своему берегу — звезда наша, пятиконечная, а к мирренам смотрит их императорская с семью лучами. Текст ниже — один и тот же. «Исполнившим свой долг».

— Стоп! Я видела фото этого памятника со звездой и надписью. Но думала, что на памятнике больше ничего нет.

Сордар усмехается.

— На сто процентов уверен, что мирренка твоего возраста сказала бы про памятник то же самое, имея в виду совсем другую звезду.

— Не, не сказала бы.

— Почему?

— Так они же тупые, куда хуже Соньки, и вообще, знать не знают, где такой памятник стоит.

— С чего ты решила, что мирренки тупые? — адмирал вроде обычным голосом спросил, но Марина понимает, — сказанное брату не понравилось.

— Так миррены сами ругаются, что у них женское образование поставлено куда хуже, чем у соседей. У них же закон о всеобщем образовании на девочек распространили уже при нынешнем Тиме.

— Не знал, что тебя ещё и такие вопросы интересуют…

— Не то что бы очень, но раз мы к мирренам идём, то я кое-что про них почитала, особенно на темы, могущие коснуться меня.

Мама, как обычно, не в духе. Она не любит корабли. Все. За единственным исключением — бывшая Государственная яхта. С немыслимой роскошью построенный в последние годы Предыдущего царствования формально боевой корабль. Размером с трансокеанский лайнер, а стоимостью — как пять. Он зовётся «плавучим дворцом». Назван в честь умершей жены императора «Дзиара». Парадная лестница из самого редкого мрамора украшена зеленью, древними статуями и фарфоровыми вазами. Высота потолка в обеденном зале — семь метров. Есть танцевальные залы, бассейн с подогревом, зал для игры в мяч и даже зимний сад, где по веткам тропических растений прыгают яркие птички. Почти во всю длину корабля по правому борту оборудована прогулочная галерея, оформленная, словно столичная улица. На «Дзиаре» впервые оборудовали специальный гараж для автомобилей путешественников (это притом, что строилась она в те года, когда автомобили ещё не вышли из разряда дорогих игрушек). Сейчас в гараже небольшая выставка дорогих и редких автомобилей. Верхом идиотизма Марине кажется один из них — «Фламинго». Построенный по заказу дочери императора (закончившей свой век в клинике для умалишенных). Она считала фламинго прекраснейшим из земных существ. Заказ был сделан известному конструктору тех лет. Машине попытались придать максимальное сходство с птицей. Ручной работы корпус из дерева и гипса с имитацией оперения. Изогнутая птичья шея, двери водителя в виде крыльев, розовая раскраска с золотыми цветами. Обивка изнутри из гобеленов также с имитацией оперения. Машина была в изобилии нашпигована всевозможными техническими новинками. В салоне стоял своеобразный машинный телеграф: на нем отмечены посещаемые хозяйкой машины дворцы, театры и магазины — дёрнешь ручку — водитель получает отпечатанный приказ, куда ему ехать. В груди птицы установлена мощная электрическая фара. Впервые на автомобилях. Ещё фонарики смонтировали в глазах и на серебряном ошейнике. В салоне — электрическое освещение. Тоже впервые. На выхлопную трубу, неизвестно зачем, установлено что-то вроде ксилофона, управляемого из салона. Для настройки «инструмента» вроде бы даже приглашали известного музыканта. Мелодию вполне можно было исполнить. На корме машины устанавливалась специальная конструкция, призванная увеличить сходство с птицей, периодически выбрасывавшая на дорогу смесь извести с водой. Ещё радиатор машины вырабатывал большое количество пара, периодически выпускавшегося через клюв. Обошлось всё это чудо — как десять «Чёрных драконов» — самых дорогих в ту пору мирренских машин, доступных только богатейшим людям, да и то не всем. Ездить машине пришлось примерно столько же, сколько «Дзиаре» в моря ходить. Извергающая пар и оставляющая на дороге белые пятна розовая машина привлекала толпы зевак. Заодно, сильно пугала лошадей. Произошло несколько аварий, обошлось без убитых, но раненые имелись. Ещё нескольких излишне любопытных обварило паром. Столичная полиция взвыла — видя на машине эмблему МИДв, сделать она ничего не могла. К счастью, об авариях и жертвах узнал министр двора и доложил императору. А у него хватило ума запретить поездки этого агрегата. Машина так и стояла в Собственном ЕИВ гараже до воцарения Саргона. Ходили слухи, что по двору гаража любящий необычные машины молодой император на «Фламинго» всё-таки катался, но слухи есть слухи. А фактом стало, что при переоборудовании «Дзиары» в музей из МИДв в экспозицию поступило много всевозможных причудливо-бесполезных технических диковинок, в том числе и «Фламинго».

Несмотря на то, что она почти не ездила, машина очень известна. В детских книжках, чье действие происходит лет 50–60 назад, на картинках почти все машины изображают с гнутыми шеями различных птиц. Можно подумать, других автомобилей в то время не было, хотя Марина знает и про похожий на торпеду с колёсами экспериментальный электромобиль, впервые в истории превысивший скорость в 100 км/ч, и про опять же опытные аэромобили, какие с пропеллером как у большинства самолётов спереди, а какие и сзади, в те годы был построен и первый броневик, и первая амфибия, и оригинальный одноосный тягач для паровых насосов столичных пожарных команд. Но почему-то памятником автомобилестроению той эпохи стал именно несуразный «Фламинго». Даже сейчас по столице колесят отделанные под старину машины с птичьими, змеиными или драконьими шеями и головами. Их очень любят туристы и новобрачные, так что среди машин преобладают «Лебеди». Только вот Марина птичек терпеть не может. Как живых, так и механических. И самыми уродливыми из автомобилей ей кажутся все, напоминающие «Фламинго».

Ещё Марина знает — создатель «Фламинго» и до, и после него разработал много разных машин. Несколько раз удостаивался уже при Саргоне Императорской премии, стал кавалером почти всех Гражданских степеней орденов. Кажется, чуть ли не к девяностолетию конструктора решили издать альбом с изображениями всех созданных им машин. Макет альбома старику понравился. За исключением одного — он попросил убрать из книги всякие упоминания о «Фламинго», и о своей работе над ним. Просьбу уважили, но первый вариант альбома поступил в личную библиотеку императора, где и попался на глаза Марине.

Имеется на «Дзиаре» и конюшня, а так же помещение для собак. В апартаментах Его и Её Величеств даже краны умывальников в виде рыб и дверные ручки в виде дельфинов сделаны из золота. На полу и стенах — мозаичные панно морской тематики. Отделка кают — из самых ценных пород дерева. В приемной Её Величества — фальшивый камин из какого-то редкого мрамора. Бронзовые статуэтки морских божеств с погибшего материка. Картины старых мастеров на стенах.

Крупные лайнеры того времени могли брать до двух тысяч пассажиров, «Дзиара», будучи таких же размеров рассчитывалась максимум на триста человек императорской свиты.

В море «яхта» практически не выходила. Старый император совершил на ней только одно плавание и то без наследника.

Принимая дела после смерти императора, Саргон добрался и до яхты. В сопровождении командующего флотом взошёл на борт. Осмотром остался недоволен. Сказал: «Самый бесполезный корабль нашего флота. Я на нём в море никогда не выйду!»

«Но представительские функции…»

«С представительскими функциями вполне справится любой корабль нашего флота, на котором Я подниму свой флаг. Не так ли, адмирал?»

«Так точно»- ответил тот. Решением молодого императора он, на самом деле, был донельзя доволен, ибо сам был не прочь держать флаг на «Дзиаре». А император продолжил.

«Поэтому повелеваю: установить у пирса, откуда Его Величество последний раз выходил в море, и сделать общедоступным музеем Его Величества. Военно-морской флаг — не спускать».

Сказать, что это решение Саргона разочаровало адмирала — не сказать ничего. Но приказ Его Величества — обсуждению не подлежит.

Из дворцов, построенных за последние сто лет, «Дзиара» была самым роскошным.

Кэретта влюбилась в корабль с детства. Она, как, впрочем, и любой желающий, осматривала яхту, заплатив символическую сумму. Мечтала выйти на нём в море императрицей. Стать императрицей — получилось, выйти в море — нет. Император упёрся — на этом корабле он в море не пойдёт. На каком угодно другом — пожалуйста. Хоть огромный мирренский лайнер «Императрица» готов зафрахтовать для свадебного круиза. «Императрица» славилась роскошью. Но малахитовых колонн на ней не было. Да и краны из чистого золота были только в нескольких самых дорогих каютах, причем художник — декоратор специально приезжал посмотреть на «Дзиару». Ещё Саргон хорошо умел считать деньги, прекрасно зная — один выход в море «Дзиары» обойдётся дороже многомесячного фрахта «Императрицы». Кэретта хотела отправиться в путешествие только на «Дзиаре». Но императору роскошь яхты отвратительна. Символизирует всё худшее, что было в стране до него. Прежде всего, совершенно бездумную и бессмысленную тягу высших слоев к роскоши.

Саргон держал слово. Все официальные визиты — только на боевых кораблях, обычно — самом быстроходном крейсере. Морское свадебное путешествие так и не состоялось. Тогда они, наверное, впервые не поняли друг друга. Саргон был непреклонен, хотя корабль находился в идеальном техническом состоянии, и недавно своим ходом совершил переход на построившую когда-то верфь для мелкого ремонта.

Мечта отправится куда-нибудь на «Дзиаре» давно уже стала навязчивой идеей Кэретты. В её (фамильном) Приморском дворце есть несколько картин идущей под всеми парами со штандартом императрицы на наклонной фок-мачте яхте. Есть и метровая модель из чистого серебра. Мама почему-то говорила, что «Дзиара» до сих пор самый быстрый корабль в мире.

Марина только хмуро молчала в ответ. С чего императрица решила, что яхта когда-либо такой была? Роскошь, комфорт пассажиров ну и надёжность — вот что было главным при проектировании и постройке яхты. Угля яхта потребляла неимоверное количество, скорость развивала — как обыкновенный крейсер тех времён. Корабли уже давно ходят преимущественно на нефти. Меркантильный интерес тоже играет роль: «Дзиара» давно уже превратилась в главную городскую достопримечательность, на неё валом валят приезжие. «Когда она стоит — приносит доход, стоит сдвинуться с места — одни убытки» — эти слова можно вывешивать перед входом в парк «Дзиары» на набережной, где яхта пришвартована. Марина всё это и многое другое прочла в справочниках, написанных профессиональными кораблестроителями. Но императрица не верит написанному. Она принадлежит к людям, считающим: «Я сказала, значит, так и есть!»

К мирренам Кэретта тоже хотела пойти на «Дзиаре». Саргон опять не дал согласия; Марина полностью на его стороне: на фоне огромных линкоров «Дзиара» смотрелась бы как одна из противных хохлатых материнских собачек среди стаи свирепых волкодавов. Хотя разница в размерах была бы не столь впечатляющей.

С кормовой прожекторной площадки хорошо видны идущие строем корабли. За флагманом следует «Елизавета», далее «Кэретта», «Кэрдин» и «Дина». За ними — вторая эскадра. Тоже пять кораблей — линкоры типа «Адмирал» первой серии. Ещё дальше — пять «Адмиралов» второй серии. Очередной виток смертельно опасного соревнования. Считалось, что миррены строят шесть линкоров очередного поколения. Оказалось — не шесть, а восемь. Грэды только что спустили на воду «Адмирала» и собирались спускать трёх других. Если всё идёт как надо, первый корабль в серии сдается точно в срок. У второго — срок постройки меньше, у третьего — ещё меньше. Четыре места на стапелях освобождаются в небольшой срок. Кораблей не может быть меньше, чем у врага. Спешно закладываются ещё четыре линкора. Пусть в других местах уже заложены четыре куда более совершенные «Принцессы». «Адмиралов» можно строить быстрее. И их построили!

Безбрежное море, насколько хватает глаз. Громадные корабли. Природной стихии противостоит равная сила, созданная руками людей. Кажутся игрушечными крейсера и эсминцы. Почти на горизонте виднеется несколько силуэтов довольно крупных судов. Под охраной крейсеров идёт колонна танкеров. Машины линкора за час могут проглотить семдесят, а то и больше тонн топлива.

Ближе к середине похода бледно-зелёная Софи стала выбираться на палубу. Ей всё ещё плохо, и она даже не реагирует на шуточки сестры. Передвигается по палубе, держась за стенку. Подъем на кормовой мостик к отцу, наблюдающему за запуском самолётов-разведчиков сравним с подъемом на горную вершину.

Софи завороженно следит за подготовкой машин к полёту.

Такое восторженное удивление на лице дочери Саргон видел нечасто.

— Можно мне… На месте стрелка…

— Посидеть? — не понял император.

— Нет… Взлететь! — такой смеси мольбы и восторга в жизни не видел много чего повидавший император.

Саргон посмотрел на бледное лицо дочери. Восторженный взгляд карих глаз не может оторваться от самолёта. Император думал недолго. Плевать, что Кэретта не одобрит. Зато Софи будет счастлива! Он ещё не забыл, как впервые в жизни увидел самолёт. Наверное, он сам когда-то такими же глазами смотрел на обтянутый полотном, весь в хитросплетениях растяжек, биплан, как Софи сейчас смотрит на дюралевую летающую лодку. Когда-то он был счастлив, просто коснувшись машины. Тогда он решил, что обязательно будет летать. Мечта сбылась. Он стал пилотом. Весьма неплохим.

— Лети, — сказал он дочери.

И она молнией срывается с места. Запуск отложен на несколько минут — Софи подбирают комбинезон. Лётчики на летающих лодках почти все невысокие, так что подходящий размер нашли без труда.

Марина запуск разведчика наблюдает через прицел зенитного автомата. Злится. Жалеет, что не может дать очередь. Ей самой как-то не пришло в голову попросить прокатиться на самолёте. Хотя вчера удалось посидеть в пилотской кабине. Не этой машины, другой, стоящей в ангаре, Марина все бортовые номера запомнила. С утра похвастаться перед Софи не удалось. Теперь и вовсе не получится.

А любая вещь, сделанная Софи, тут же теряет всякую привлекательность для Марины. Она ненавидит быть второй. Софи, словно специально, не может не быть первой.

Разведчик стартует. Сделав несколько кругов над кораблями, успешно приводняется. Марина к тому времени перебирается к крану для подъема и спуска машин. Больно уж хочется посмотреть, в каком виде Софи из кабины доставать будут. Целую или по частям.

К огромному разочарованию, на приставную лесенку Софи выпрыгивает весьма лихо. Довольная-предовольная. Буквально сияет от восторга. Словно подменили её. Утром полутруп напоминала, а сейчас вон какая. Лётчица выискалась!

Софи замечает Марину. Весело смеясь, машет ей шарфом.

Марина морщится, словно наевшись кислятины. Софи будто ничего не замечает. Размахивая шарфом, бежит к кормовому мостику.

Марина провожает её взглядом, мысленно желая сестре разбить нос где-нибудь на рельсах или на трапе.

Сама Марина никуда не пошла. Остается досматривать, как разведчику складывают крылья и на специальной тележке отвозят машину в ангар.

Кортик Марине выпросить так и не удалось, зато получила штык-нож с ножнами от автоматической винтовки морпехов. Тут же нацепила полученный от них же матросский ремень и прицепила к нему ножны. Наличие столь неоднозначных дополнений к наряду вызвало одобрительную ухмылку отца и шоковое состояние матери.

А тут ещё Тайфун сунул нос в адмиральский салон. Жил он тут раньше и иногда заскакивал по привычке. Воспользовавшись разгорающейся ссорой, Марина быстренько убежала. А отец вскоре появился на ходовом мостике. Он не особенно удивился, обнаружив там Марину. Ходовой мостик, радиорубка, боевые посты и кают-компания — тем места, где по определению не могла появиться Кэретта.

Море спокойное, на небе ни облачка.

Саргон и Марина стоят на нижнем ярусе мостика, наблюдая за зарядкой команды.

Подходит вахтенный офицер.

— Ваше Величество, Вас немедленно просят подняться на ходовой мостик.

— Что случилось?

Офицер ответил одним словом:

— Идут…

Марина, разумеется, увязалась за отцом.

Выше этой площадки — только ажурные антенны радаров.

Марине нравится сюда забираться. В обычные дни тут никого нет. А на площадке установлено много очень мощных биноклей, через них интересно смотреть на другие корабли и просто на море.

Сейчас на площадке много народу. Марина сразу увидела Сордара и командующего эскадрой адмирала.

— Где?

— Идут навстречу. Обнаружены разведчиком с крейсера. Скоро будут видны на радарах.

— Авианосное соединение?

— Пока не обнаружено.

— У нас?

— Все разведчики в воздухе, авиагруппы готовы к вылету.

— Доклад с РЛС. Приближаются одиночные самолёты. Высота — триста и две тысячи метров.

— Эскадрильи прикрытия?

— В воздухе. Имитируют заход на перехват.

Огромная шестимоторная летающая лодка идёт низко. Один из биноклей, не отрываясь, следит за ней. Марина знает — некоторые бинокли — объективы фотоаппаратов или кинокамер. Уже через несколько часов снятое ими будет пристально изучать флотская разведка.

— «Кашалот», — говорит Сордар, — базовый разведчик. Скорее всего, из эскадрильи ТF-5. Если справочники не врут, у него дальность до полюса и обратно.

Все мирренские самолёты, вне зависимости от официальных обозначений, у грэдов именуются в честь представителей животного царства, у мирренов ситуация аналогичная, только как обозначения используют имена, вперемешку и грэдские, и мирренские.

— Разведчик с «Кэретты». Запрашивает разрешение.

— Принимаем! Заодно и поглядим, как у тебя принимают самолёты.

Сордар усмехается. Императорский приз «Лучший корабль флота» в прошлом году линкор получил вовсе не из-за фамилии командира. «Владыка морей» может нести на борту до десяти самолётов-разведчиков. Сейчас на нём семь, так что место в ангаре имеется.

Площадка круговая, при необходимости можно видеть всё происходящее на корме. Никто смотреть не стал. Хотя Марине очень бы хотелось посмотреть, как машину краном поднимают из воды, ставят на тележку, складывают крылья и по хитросплетению рельсов, имеющих шуточное название «приморская-сортировочная», везут в ангар. Ничего из этого увидеть сегодня не удалось. Но Марина особенно не переживает — поход будет долгим, ещё и не такое удастся повидать.

Сейчас Марина смотрит туда же, куда и взрослые — вперёд.

Докладов поступило только два:

— Приводнился!

— Поднят на борт!

Люк лифта распахнулся. В длинном чёрном кожаном плаще, черном бархатном берете, и с непременной тростью появляется Кэрдин.

— Как ты сюда попала? — в разговорах даже на публике, Саргон и Бестия давно уже обходятся без званий и чинов.

— Прилетела на разведчике. Исторические моменты стоит видеть своими глазами.

— И ты здесь? — не особенно удивилась Бестия, — Что же, правильно, хорошенько смотрите, Ваше Высочество, и запоминайте! Сейчас делается история!

А Марина представила лицо мамы, когда та узнает, что на корабле Кэрдин. Марина прекрасно знает — у сына Бестии и у неё — один отец.

— Приняли вызов. Сейчас крутятся.

— Кто?

— «Мурены», пятой или шестой модели.

— У нас «Сотки»?

— Да. Третьей модели.

— Это последняя эскадрилья на них?

— В первом соединении — да.

— Случись что, «Сотки» пятой серии будут для них неприятным сюрпризом.

— Так и они наверняка не последнюю серию «Мурен» гоняют.

Силуэты, появившиеся вдали, не выглядят ни грозными, ни страшными. Силуэты всё ближе.

— Кто головной?

— «Тим IV». Похоже, первая и вторая дивизия линкоров нас встречают.

— Не думал, что они успеют закончить его модернизацию.

— А они успели. Башни среднего калибра сняты, вместо них — зенитки установлены.

— Мы тоже успели кое-что сделать, — Сордар гладит ограждение мостика, словно любимого волкодава.

— Охранение авианосного соединения передает: объявилась «Божественная восьмерка» в полном составе.

— Надо было думать, что они объявятся. «Адмиралы» где?

— Скоро появятся!

— Пятдесят один выстрел. Всё как положено.

— Не все, — Сордар необычайно угрюм, — приспускают флаг командующего эскадрой. Поднимают вымпел принца крови… Вот паразиты!

Кэрдин стоит словно статуя. Только губы чуть-чуть шевелятся.

— Сейчас точно по уставу, дадут тридцать один выстрел, в качестве отдания почести находящемуся на борту принцу крови.

Сордар нервно расхаживает взад-вперед, убрав руки за спину. Он сын императора от первой жены — мирренской принцессы. По мирренским законам он является принцем крови и даже имеет гипотетические права на престол. В очереди наследников он восемдесят девятый. У грэдов правящей династии как таковой не существует. Уже несколько сот лет действует система, при которой император назначает наследника из числа известных военачальников или министров. За четыреста лет было всего два случая, когда императором становился родственник предыдущего. Сам Саргон до назначения наследником был главным маршалом авиации и командующим ВВС. Собственно, выделение авиации в отдельный род войск во многом инициатива Саргона.

О мирренском происхождении Сордара в империи уже давно никто не вспоминает. Зато миррены не забывают, что потенциальный наследник принадлежит к их царствующему дому, и напоминают Сордару об этом при каждом удобном случае. На каждый прием в посольстве по случаю главных государственных праздников (дни рождения императора, императрицы и наследника, а так же день коронации) Сордар всегда получает приглашение. Злится, и пишет вежливый отказ, ссылаясь на занятость делами службы.

Салют гремит. Тридцать пять выстрелов.

— Поднять сигнал. «Со спуска флаг не разобрал!»

— Неплохо, — сказал Саргон, — Поднять вымпелы императрицы, ненаследного принца и принцесс. Пусть только попробуют притвориться.

С «Тима IV» вновь забухала пушка. Всё по правилам сорок один залп- императрица, по тридцати одному — салют в честь сыновей императора кроме наследника (будь на борту «Тима» мирренский кронпринц — грэды бы дали сорок один залп), по двадцати одному — в честь дочерей.

На корабле кипит работа. Матросы собирают из металлических конструкций различной формы каркасы, устанавливают вокруг некоторых палубных устройств и затягивают брезентом.

Корабли идут борт о борт. Наблюдатели, свободные от вахты офицеры и даже некоторые матросы вовсю фотографируют мирренский линкор. На его борту тоже поблёскивают десятки объективов.