Могли бы и Динку писать посадить, окажись она тут. Но под руку подвернулась я. Говорят, есть люди, умеющие дословно записывать за говорящим, при этом совершенно не вдаваясь в смысл сказанного. Я не из таких.

Любопытство когда-нибудь погубит. Но не сейчас.

Знаю весь высший командный состав Армии Север. Учили, кто какую должность занимает. Да и бывают они все у Госпожи. Бывают по одному, по двое, но сегодня они все здесь. Я не замечала, чтобы в Замке готовились к приёму гостей. Но генералы здесь.

Значит, что-то важное решать собрались. Особо умным не надо быть, чтобы понять, какой вопрос обсуждать будут и решение примут.

— Предлагают личную встречу. Церковник этот согласен быть посредником.

— Они на самом деле дурные такие? Я ведь «Молнию» не для красоты ношу. Окажись он на расстоянии выстрела — убью не задумываясь. Да и Меч этот всадил бы в меня кинжал с удовольствием. Уж кто-кто, а церковники должны знать, насколько далеко наша вражда зашла, тем более, сами стоят у истоков.

— Так то когда было. Сейчас считают, уничтожать имеющих душу, пусть и не признающих бога как-то нехорошо. Грешники могут раскаяться.

— Угу. И попутно болтают между собой, являемся ли мы одушевлёнными и есть ли у нас бессмертная душа вообще. Правда, тут им должное надо отдать — они только недавно спорить прекратили, есть ли душа у женщин, да и человек ли она.

— И что решили?

— Как ни странно, есть. Хотя женщина и … дальше много слов нехороших, но их божок зовется «сын человеческий», но был бог-отец, значит, женщина всё-таки человек, и душа всё-таки есть. Правда, я-то знаю — нету у женщины души. Равно, как и у мужчины.

— Молния…

— Ага, твоя, да и моя любовь неразделённая. Говорила уже — если разберусь, как такую ещё сделать — ты первым узнаешь. Но чего нет, того нет.

— Вопрос не в том, бить или не бить, вопрос в том, куда.

Госпожа усмехается.

— Пошутили и хватит. Для обсуждения вопроса «куда?» мы и собрались. Слушаю! Высказываемся по старшинству, начиная с младших. Генералы линии.

В кои-то веки все генералы линии на совете у Верховного. Их пятнадцать, от угольно-чёрного, похожего на лесного зверя Зеона дель Гроэбли до почти мертвенно-бледного голубоглазого блондина Аренкерта.

Сил у большинства совсем немного. Они охраняют границу, препятствуют проникновению разбойничьих шаек. Кого-то серьёзного — хорошо, если смогут удержать у приграничных крепостей до подхода Верховного.

У Зеона линия упирается в море, у Аренкерта теряется в бескрайней холодной тундростепи. Зеон от жителей джунглей отличается только тем, что одежду носит и людей не ест. Хотя, на него глядя, в последнем сомневаешься.

Аренкерт, если не врёт, принадлежит к потомкам знати погибшего Архипелага и в родстве с императорской династией находится. В молодости в одиночку убил ужаса льдов — чудовищного приполярного медведя раза в два превосходящего обычных белых размером.

При этом пишет изящные стихи. Объект слишком многих девичьих грёз везде, где появляется. Как в замок приехал — такие вздохи начались. Сама признаю — генерал ослепительно красив, хотя и не до такой степени, чтобы мне захотелось влезть к нему в постель. Хорошо хоть он гость, а у нас тут крепость, где гостям далеко не везде можно ходить.

Эрескерт сказал про Зеона «я грэд на девяносто процентов, житель джунглей — на десять. Он — наоборот».

Зеона первым и спросили.

— Ничего о этой войне не думаю. Я всю жизнь в лесах и на жаре, в холоде и конным воевать просто не умею. Дохнут у нас лошади. Мухи болезнь разносят. Полосатым ничего, а боевые умирают.

Когда он приехал, много народу сбежалось смотреть. На чёрных великанов с непривычным оружием, на невиданных многими полосатых коней. Я смотреть не пошла. Полосатых лошадей у начальника конницы в зверинце видела. Нам говорили, они выносливые, но очень злобные, и почти не приручаются. Хотя, у генерала и полукровный конь жил, вполне приученный под седлом ходить. Говорили, на дальнем юге пытаются конную стажу границы на полосатых создать. Вот значит кто этим занимается.

— Предлагаю выделить столько отрядов, со скольки племенными владениями мы граничим, плюс общий резерв. Из них никто не сможет прийти на помощь другому, так как будет занят защитой своей земли. Таким образом, мы сразу лишим меча половины сил. Даже если он соберёт ополчение — оно уже будет меньше наших сил.

— Предлагаю наносить удар через — там сходится много дорог, плюс возможность действовать по рекам. Главная цель — занятие междуречья. Там самые богатые земли, и мы почти не будем нуждаться в снабжении. Заняв эти земли мы разорвём храатство на три плохо связанные части, и сможем в дальнейшем наносить удары по любой из них.

— Бить надо с моего участка Линии. Заняв район Древних гор мы лишим их источника серебра и золота. Сами знаете, их монеты литые, но из хорошего металла. Мечу нечем станет платить наёмникам и зависимым.

— Он им и так не платит.

— Верно, но и службы он от них может требовать девяносто дней в год, и не больше.

— Думаешь, сможешь лапу на рудники наложить, если твой план примут? Так сразу говорю — не обольщайся. Это серебро мимо казначейства не пройдёт. Хорошенько это запомни.

— Вы предлагаете рубить твари лапы-крылья-хвост, рассчитывая, что она сдохнет от кровопотери. Надо не так, надо сразу бить в сердце, даже не в сердце, а в мозг, чтобы наверняка. Мозг, центр этого мира, символ государства, новый святой град — вот наша цель. По ней и ударим. Всеми силами полевой армии.

— Они говорят, это самый большой город на свете.

— Они недалеки от истины, он больше почти всех наших, и даже насчёт столицы я не уверена. Но у них он один такой. Ударим. Возьмём в осаду. И пусть Меч армию собирает. Мы не будем искать его войско. Он сам к нам придёт. Он разобьётся о наши ряды, пытаясь спасти столицу. Падёт город — падёт и храатство.

Снова чувствую себя как маленькая, отдавая листы. Играет на губах такая знакомая полу усмешка. Вот только куда больше усталости в глазах. Просматривает, ставя на каждом подпись. Подписанные потом сдадут на хранение. Не подписанные придётся переделывать, как она скажет. У меня таких не оказалось.

Говорит задумчиво.

— Когда-нибудь, о происходившем сегодня будут судить по этим записям. И никто не задумается, отражено ли в них то, что на самом деле было сказано… — усмехается.

Я в очередной раз заподозрила, Великая Дина читает мысли, ибо сказала ровно то, о чём я подумала.

— Не боишься?

— Чего?

— Глупенькую из себя не строй, тебе не идёт. Ты ведь поняла, о чём мы говорили. Да и глупо бы было ждать обратного.

— Чего бояться? Меня всю жизнь учили воином быть, убивать я умею, уставы все знаю.

— Знает она… Этот конь не вынесет двоих. Знаешь о чём я?

— Да. Земля очень велика, но место есть либо для нас, либо для храатов. Останется только один, и это будем мы.

Усмехнувшись, перебирается за знаменитый стол. Привычно слежу, как она двигается. Сейчас почти не хромает. Показывает на кресло по другую сторону стола. Знаю, казначей очень злится, когда меня в нём видит. Её вообще слишком волнует, кто на парадах да приёмах рядом с кем стоит или сидит.

Динка говорит, у тёти новый страх — боится, я стану слишком влиятельной. Ей смешно, мне не особенно.

Госпожа показывает на поднос с маленькой жаровней и трубочками. Чуть ли не единственная вещь здесь, что может считаться, безусловно, женской. Мужчины такие длинные и тонкие не курят. В замке можно только гнутые солдатские трубки купить и пайковый табак, и нам его не продают. Вот только у Динки и Линки свои источники, и с остальными они щедро делятся.

— Угощайся, — затягивается сама, не глядя в мою сторону.

Как там это вдыхать надо? Горло першит, кашляю.

Госпожа, чуть щурясь улыбается мало кому знакомой дружелюбной улыбкой.

— Значит, и правда не куришь. Думала, моя тебя перехваливает.

— Уверена?

— Исходя из доступных мне данных о состоянии войск.

— Уверена она… Я вообще-то, тоже. Ладно, колесо обороты сбавило, а то как белка вертелась. Три границы, южане, внутренние враги, да ещё миррены. И так невесело, да ещё Рэдд на них словно помешался. Подбивает флот строить и за экватор идти. Адмирал Юг всецело его поддерживает — ещё бы, тот с ним деньгами поделился, а денег у Рэдда в разы больше, чем кажется. Говорил, чтобы адмирал заказал побольше тяжёлых пушек в приморские крепости.

— Плакали генеральские денежки. Дине и мне он тоже про мирренские зверства много рассказывал.

Смеётся.

— Ай да Рэдд, всюду поспевает! Вот адмирала ты плохо знаешь. Он хоть и пират наполовину, в некоторых вопросах предельно честен. Мирренов слишком много развелось в водах у наших владений, и он их опасается. Заказ уже размещён, аванс получен и честно пропит.

Нравится ей иногда дурачиться, словно Динке сестра с разницей в год.

— Ладно, шучу. Осадный парк готов полностью, даже пара личных игрушек нашего бледненького отлита. Мастерам без работы долго сидеть вредно, так что работы уже начаты, только как он пушки к себе повезёт — не моя забота. Мне ведь доступ в Южные воды как бы не нужнее, чем адмиралу. Знаешь, зачем?

— Да. Вы сами разрешили те доклады читать.

— Я не одной тебе разрешила. Только… Итак, что прочитала?

— Селитра. Оттуда к нам идёт селитра и порох. У нас в селитряницах она вызревает куда медленнее. Местные пасут своих быков на определённых пастбищах. Потом пастбище выжигается.

Селитра была у южан, но у них были только осадные орудия.

— И плохой порох. За Линией пусть придурки, да не совсем, и не просто так меня зовут огненным демоном.

— Они знают про нашу артиллерию?

— Знают, что я умею рушить крепостные стены, и — в глазах играют озорные искорки, — укрепляют их.

— Как?

— Обходят по кругу с крестами, молитвами и брызганьем святой водой. Правда, они не ждут, что я приду. Так, на всякий случай. Этот Меч возомнил, сокрушить нас — священная миссия. Только вот сокрушалку отрастить я ему не дам.

О стратегии, тактике, составе пороха, использовании артиллерии иногда нам рассказывала сама Госпожа. Даже о сложном умудрялась говорить с любимыми злыми шуточками. Самое сложное понимала самая глупенькая, записывая за Госпожой. Меня больше всего поразило, с какой скоростью она заряжает ружья, как обычные, так и «дыроколы». Динка и то с завистью смотрела, хотя стрелять может куда больше нас.

Учили яды делать и распознавать. Вот уже не знаю как, но младшая сестра убедила старшую дать несколько уроков. Запомнилось надолго. Знала, конечно, дочери Чёрной Змеи ничего не умеют делать плохо. Но показанное казначеем завораживало. Яд в еде, яд в питье, нанесённый на кожу, убивающий при рукопожатии, яд в туши для век, лаке, креме или помаде. Обыденная вещь, способная убить. Другая помада, убивающая при поцелуе в губы, или даже в щёку. Медленные, быстрые и почти не распознаваемые яды. Говорила ровно, но мне показалось, с какой-то злобной радостью описывала действие медленного яда, что распознаётся легко, но противоядия от него нет. Кажется, ей повезло угостить этим ядом кого-то из старых врагов, и до конца полюбоваться агонией. На фоне этого рассказа показ, как можно спрятать крупинку отравы под ноготь и подкинуть в бокал уже совершенно не смотрелось.

Уже к концу первого урока казначея многие сидели с белыми от ужаса лицами. Была зима, южане и мы грелись по крепостям. Уроков казначея стали бояться. Все, кроме бесстрашной Динки и меня. При мне казначей говорила сестре, никогда и никому из её девчонок не навредит. Всё верно, а вот насчёт не пугать никого не договаривались. Тем более, не столько она пугала, сколько некоторые сами додумали, исходя из слов Кэретты, невесть что.

Многие части ядов совсем не сложно достать.

Где большое количество женщин, неважно какого возраста, там ссоры и склоки неизбежны. Госпожа ведь когда говорит про нас, «у меня в замке чудный цветник», но когда приходится вмешиваться в слишком далеко зашедшую, вплоть до упёртого в грудь оружия, ссору, от неё услышишь «ну и змеятник я тут развела».

Одна из причин ссор — грызня за внимание Госпожи и Динки. Понятно, последнее время многие сильно не любят меня. Но не любят втихую, каких либо проделок различной степени злобности могу не опасаться. Лицо малоподвижное, смеюсь редко. Никто не знает, что у меня на уме, и чего ждать от Угрюмой. Ведь если что не так — просто бью кинжалом в сердце без предупреждения.

Плохая слава — временами хорошая вещь, чем беззастенчиво и пользуюсь. Так и мне спокойнее, и излишнюю злобу кое-кто при себе придержит. Сталь ведь тоже, в общем-то, серая. Как и мои глаза. Иногда глянуть достаточно, или из-за угла резко выскочить, чтобы человек крепко задумался, стоит ли некоторые вещи делать.

После уроков казначея некоторое время все, кроме меня и Динки, ходили в перчатках. Многие стали прятать по самым дальним углам косметику. Перестали что-либо давать друг другу. Дружеские и не очень, поцелуйчики, тоже прекратились.

Табак тоже просить друг у друга перестали.

Нам курить вроде как нельзя, но многие дымят втихаря, беря пример с Динки. На уроке кто-то набралась храбрости и спросила казначея, можно ли табак отравить. Последовало подробное объяснение, как именно.

Только Динка веселится по-прежнему. Чёрные ногти, и ставшие чёрными после урока про косметику, губы, смотрятся совсем уж зловеще. Да и для меня как-то иным светом заиграло, что Госпожа помадой, пудрой да прочими тенями не пользуется.

Далеко не сразу всё стало по-прежнему. Умеет всё-таки казначей шутить, мрачно, как и остальные Еггты, и одновременно, своеобразно.

— Подожди.

Динка идёт к двери и запирает. Что ещё в голову взбрело?

Достаёт деревянный ящик, окованный железом с двумя замками.

— Вот, — протягивает тяжёлый пистолет с колесцовым замком, — Видишь? Сказали, тебе можно показать.

Верчу в руках.

— Казнозарядный?

— Не просто. Видишь?

Показывает пояс с двадцатью двумя гнёздами, в каждом бронзовый цилиндрик.

— Знаешь, что это?

— Похоже на зарядную камеру для пушки, только маленькую.

— Хм. Верно. Пошли, постреляем, — перебросив пояс через плечо, идёт отпирать дверь.

— Ты пороховницу не взяла.

— А твоя внизу лежит? Правильно? Для показа хватит того, что есть.

Не целясь, стреляет в мишень.

— Теперь смотри! — отводит рычаг у замка. Часть ствола отходит вбок. Резко вытаскивает такой же цилиндр, как на поясе. Вкладывает новый. Снова стреляет.

И всё повторяется. Третий выстрел. Пятый. Десятый.

— Понимаешь, что это значит?

— Да. У этого оружия скорострельность в десять раз больше, чем у обычного пистолета. Его так сложно делать?

— Ты как всегда, в самую точку. Не столько сложно, сколько дорого. И главное — невозможно произвести количество патронов, что хотя бы для сотни стрелков на бой хватило. Если бы их можно было делать быстро — давно на том берегу океана сапоги мыли. А так — с десяток таких стволов только, да и то, каждому стрелку помощник нужен — патроны снаряжать.

— Стрелок с помощником, пусть даже двумя, заменят десяток а то и два. Всё равно, выгодно. Наверно, и ружья такие есть?

— Есть, и ма говорит, за ними будущее. Но дульнозарядные в разы проще и их можно делать намного быстрее.

Теперь смотри и запоминай, покажу как разбирать-собирать, и патроны снаряжать. Что так смотришь?

— Ты же никогда и никому не объясняешь ничего.

— А вот тебе велели объяснить и показать. Ты из тех, кто должен уметь пользоваться любым из имеющегося у нас оружия. Так что, смотри, и запоминай.

Оказалось не сильно сложнее обычного пистолета. Усвоила с одного раза. Расстреляла оставшиеся патроны.

Сидела потом вместе с Динкой, патроны перезаряжали. Довольно быстро, но не для боя занятие. Если каждый стрелок должен запас на несколько боёв иметь, да то, что в обозе и на складах.

Счёт начинает идти уже на десятки миллионов. Столько мы сделать не в состоянии. Хочется надеяться, пока.

* * *

Нет, действительно не представляла, сколько солдат в Армии Север. А теперь единственным по-настоящему крупным вооружённым формированием во всей Империи. Одно дело, читать штатную численность. Пусть и заниженную. И совсем другое видеть всё в живую. Знала, в столице полно солдат, город изначально строился как крепость и лагерь. Редко бывая в городе, не придавала значения.

Да и многие части последние года были в других местах. Сейчас же собираются все и всё, что можно собрать. Город просто не рассчитан на такое число людей. Кругом развёрнуты временные лагеря, хотя, в них по-моему в основном перешедшие на нашу сторону бывшие части Безглазого и других колеблющихся.

Кажется, в Замке впервые при мне штатная численность гарнизона. Людей новых очень много. Нам все велено носить офицерские наплечники и мечи. Впрочем, почти всех и так с прислугой не перепутаешь, даже если захочешь.

Пока никаких происшествий не было.

Госпожа почти всё время на стрельбище — отстреливает новые орудия. Да и мы там часто бываем. По-настоящему стрелять учимся. И в пешем строю, и с коня.

Динка уже оценила кавалерийские пистолеты. Ружьё и пара положены всем. Не всем ещё роздали, но многие, в том числе и я, за свой счёт обзавелись. Колесцовые замки надёжнее, хотя и дороже.

Поняла уже, в пехотном строю главное не меткость, а быстрота перезаряжания. К нарезным дыроколам это не относится, но сколько таких ружей сделано? Динка хвастается многозарядным нарезным ружьем. Говорит, оно как пять дыроколов стоит. Не врет, скорее всего, тем более, двуствольными пистолетами обзавелись многие.

Ружей навидалась всяких. Лёгкие, как у нас, с рук стрелять. Тяжёлые — только с упором, можно и без, если с Начальника конницы ростом. С расширенным стволом — бить картечью.

Странным показалось гранатовое ружьё. Ствол короткий, калибр большой, отдача вообще с ног многих сшибает. Есть варианты для пехоты и конницы. Приказано, стеклянными гранатами стрелять только из таких ружей. Не поняла, Динка охотно разъяснила. «Стекло бьётся. Осколков много мелких. В ране застрянут — готовое заражение. Даже, если и уйдёт — недолго протянет. Выгода сплошная. Там, куда идём народу много, но вот в хороших доспехах — не то, чтобы очень».

Сказала и облизнулась страшновато.

— Доспех видите? За Линией такие очень любят покупать. Этот мастер там самый известный. Стоит раз в десять дороже, чем те, что на вас. А теперь стреляйте.

Пробито. Никто не промазал. Почти решето получилось.

— А теперь пусть любая, у кого простой доспех, снимет и поставит на стойку.

Решилась рыженькая Кэрдин. Она хоть и не самая младшая, но очень маленького роста и ходить в броне не любит.

— Что встали? Стреляйте!

Опять никто не промазал.

— Видите? Только вмятины. Кто ещё на тяжесть жаловаться будет? За Линию такой металл не продают. Его не берут наши пули, их стрелы не возьмут и подавно.

Кэрдин ежится.

— Стольки пулями меня бы точно сбило с коня и сильно контузило.

— Угу. Если бы я из «дырокола» бахнула — вообще убила бы.

— Дин, я тебе ухи как-нибудь оторву за шуточки. Не забыла, сколько дырокол перезаряжать надо?

— Ты же хотела дыроколами всех вооружить.

— Хотела и сейчас хочу. Но нет двух вещей. Времени и денег.

— Но если найдём, то броня станет ненужной. Сталь, что пулю дырокола держит, сделать можно, но ходить в такой броне только дядя сможет, да ещё Рэдд может быть.

— Если ты заметила, Линк сейчас больше интересуется облегчённой бронёй.