Просыпаюсь. Что со мной? Не считая того, что почти не спала четверо суток, участвовала в штурме города и пила на голодный желудок. Где я? Лежу на чём-то мягком. Открываю глаза. Огромная кровать под балдахином. У кого же эта такая здоровая быть может? Стены шелком обтянуты, всё что надо золотом украшено. Доспехи кто-то снял.

– Вы очнулись, госпожа?

Анид. Как она здесь оказалась, спрашивать глупо, ибо сама не помню, как сюда угодила.

– Вроде да. Где я? И как сюда попала?

Переходит на шёпот.

– Вы во дворце Храа… -переходит на обычный голос, – Ой, теперь это, наверное Великой Дины дворец. Это спальня самого Всея Мира. Была.

– Я-то как сюда попала, да и ты заодно?

– Вам на площади плохо стало. Вы упали. Великая Госпожа послала за мной. "Единственная трезвая девка, говорящая по-грэдски, в окрестностях, про кого помню!" Вас сюда жених и солдаты вместе со мной отнесли.

Что!!! Жених!!! Какого!!!

Вскакиваю в полный рост, в глазах темнеет, но успеваю заметить лежащие на столике возле кровати пистолеты.

Анид оказывается рядом. Помогает сесть. Массирует виски. На самом деле становится легче.

– Хватит. Попить принеси.

Обежав кровать приносит глиняную бутыль. Чуть не заорала: "Мне воды надо!" Сдержалась. Вырвав бутыль, торопливо пью из горла. Чего я вчера наворотила? Никогда же такого не было.

Не было чего?

– Какой жених, Анид?

– У вас их несколько? Красивый такой. В доспехах почти, как у вас. Так волновался. Спрашивал, не ранили ли вас. Воины из вашей… Колонны? Правильно? Его господином Яграном звали. Ушёл только после того, как я вас раздела и сказала, что вы просто спите. Такой заботливый. И красивый. Повезло вам!

Так!!! Как выражается Динка подцепленной от Рэндэрда фразой.

Это писец! Полный!

Мало мне быть дочерью Линка. Теперь ещё придётся стать невестой Яграна. Солдатики уж разнесут, можно не сомневаться. И кто первый о свадьбе спросит? Тем более, браки между двоюродными разрешены… Что я несу!

Сама-то Анид не догадалась, кто Ягран такой. Старый разговор с Динкой забылся, а имя довольно распространённое.

– Вы так сидеть и будете?

– Хочешь город грабить пойти?

– Не знаю. Как Госпожа решит. Нестроевым ведь тоже можно.

– Тут сидеть буду. И пить. За всё хорошее.

– Может, не стоит?

– Чего?

Говорит торопливо.

– Ваш жених обещал утром прийти. Проверить, как вы себя чувствуете. А сейчас день уже.

– Так не пришёл же.

– Почему? Пришёл. Давно уже.

Ма-а-а-ать!!!

– Где он?

– Сидит через два зала отсюда. Я не знала, как у вас заведено, и велела, как при прежних хозяевах было, в малом гостевом дожидаться. Сказала, что вы спите.

– А он что?

– Ничего. Ждать ушёл.

– И ничего не сказал?

– Нет.

– Ещё кто-нибудь заходил?

– Великая Госпожа совсем рано. Вас осматривала. Сказала только: "Как и следовало ожидать, переутомление". И велела вас не будить, кто бы ни приходил.

– Ладно. Долго ждать заставлять, свинство в любом случае. В таком виде я к нему не пойду. Помоги доспехи надеть.

– Все ваши вещи привезли. Я вон там сложила.

– Там всё равно парадного платья нет.

Думала, взять или не взять. Решила – лишнее. И ещё бы лучше было, реши я вчера с Динкой пойти!

Выгляжу-то я как? Ягран, как ни крути, принц. Ладно, хоть без материнской спеси. Для меня лучше, если бы эта спесь была – тогда бы его здесь не было.

Правда и я человек не из последних. Разбирать вещи, чтобы до зеркала добраться, неохота. Тем более, не очень помню, где лежит. С начала похода либо не до того было, либо чужими довольствовалась. Да уж, до казначея, через час после рукопашной умудряющейся выглядеть словно после императорского приёма, мне далеко.

Стоп, в сумке же зеркальце было.

– Анид, сумку куда дела?

Смотрю, как на чужую. Что там у меня? Походный письменный прибор с чертёжными принадлежностями в футляре. Пороховница. Мешочек с пулями. Ключ, шомпол и прочие принадлежности для ухода за оружием. Тетрадка в одну шестнадцатую листа. Брала, думая, если что в голову придёт, сразу записать. Угу. Так и не притронулась. Нож складной ещё. Вот и зеркальце в кармашке. И всё.

Пытаюсь разглядеть, насколько плохо выгляжу. Зеркальце честно говорит, бывало и лучше.

– Госпожа, тут большое зеркало есть. В соседнем зале.

Плохо выходит отучать так к себе обращаться. Три четверти – по-прежнему госпожа, Осень – остальное.

– Пошли.

Зачем ему зеркала такие от пола до потолка? Причём, нашей работы. Вроде, ничего женоподобного в Мече не было. Правда, я его голову в сосуде со спиртом не разглядывала. Динка говорила, у казначея другие сосуды есть, где половой орган Меча и его сердце лежит. Уточняла, орган очень большой. А вот сердце плохое, могло отказать в ближайшие несколько лет.

По-моему, она врёт, казначей картины собирает, а не отрубленные части тел врагов. Хотя, и на головы убитых посмотреть никогда не отказывалась. Интересно, что будет, если Яграна про сосуды прямо спросить?

Стою у зеркала. Анид рядом. Угу. Если кто тут и женоподобная – это я. Анид – красивая молоденькая девушка, пусть и в солдатской одежде. Даже глазки и губки накрашены.

Я же выгляжу, в лучшем случае, её старшей сестрой, причем сильно старшей, лет эдак на двадцать примерно. Что в десять раз больше настоящей разницы.

Рожа серая, волосы в пыли, глаза – и то серые, ладно хоть они всегда такими были. Да и остальное. Не про доспехи говорю. Когда с Госпожой на приёмах бывала, сравнивала себя с другими благородными девушками. Выводы: мы все, начиная от Динки, оставляя за скобками "Флагмана флота", банально крепче. Все словно из одних жил сплетены. Среди "змеек" ни одной полненькой, или излишне худой. Нет и изнеженно-воздушных, вроде Яграна сестрицы.

Все какие-то…. Угу. Женоподобные. За мужчину, правда, тоже не примешь никого.

– Вы боитесь не понравиться? Я могу макияж сделать, меня учили.

Анид. Чуть не треснула.

– Чем делать-то будешь?

– А я тут всё нашла. Он же тут иногда с женой спал. Вон там ей одеваться помогали.

На одном из зеркал крупно написано непечатное название полового органа. И где солдаты только краску нашли?

– Ладно. Пошли. Вчера порядком подпалила всего. От копоти стоит отмыться.

Больше для собственного успокоения говорю.

Вся косметика – у нас сделана. Как и почти вся остальная обстановка. За всё пришлось золотишком платить. На самом деле думали, люди производящие тонкие ткани, забыли с какой стороны беруться за мечи? Или, считали эти же ткани новые рабы для них будут делать бесплатно?

Сама-то косметикой пользуюсь мало, хотя и не запрещалось никогда. Когда с Госпожой бывала на приёмах, делали причёску как на благородную. Помню, говорили, хорошо, что волос много, всё что полагается, можно из них соорудить, и не надо накладные вешать. Динка добавляла, у некоторых, она покажет у кого, головы вообще бритые, а вместо причёски – парик. Впрочем, не показала.

Не особо обращала внимание, что Анид делает. Только поддакивала. Ну, не разбираюсь в этом. Ведь если не понравиться… Хотя, она ведь не знает, я ей ничего не сделаю. Боится до сих пор. А мне как-то не больно интересно, как их наказывали.

– Готово, госпожа.

Смотрюсь в зеркало. М-да, понятно становится, почему подаривший Мечу за неё столько в своё время заплатил. Её к казначею можно отправлять за лицом ухаживать и причёску делать, и грозная Кэретта будет довольна.

Над моими доспехами красуется головка, в которой я себя узнаю с немалым трудом. Просто принцесса погибшего Архипелага со старинной гравюры. Само воплощение нежности, изящества, доброты и ласки. Точнее, не вся принцесса, а только голова, приделанная к проверенным стрельбой латам

На всякий случай, машу рукой. Отражение делает тоже самое.

Анид, восприняв это по-своему, говорит торопливо.

– Со щеками немного не так, простите. Вы очень редко улыбаетесь, а этот оттенок улыбку должен подчеркнуть.

Она издевается? Ей не нравится оттенок! Всего-то! Да я себя такой в жизни не видела!

– Вам не нравиться, госпожа?

– Нравиться… Не то слово. Я слов просто не знаю таких, чтобы тебя похвалить, Анид. Никогда такой красивой не была. Понимаешь, никогда!

– Но вы ведь очень красива, госпожа. Просто, только не обижайтесь, за собой не очень хорошо следите. Вы, Красная, даже Великая Госпожа.

– Я воин, не принцесса, мне некогда красивой быть. Служанок Госпожа, и в самом деле не держит. Хотя, как раз она – принцесса.

– Но Красная Госпожа одних с вами лет, а выглядит часто. Странно…

– Осмелела ты, Анид. Хорошо. Знаешь. Пойду-ка я к… Жениху. Он меня тоже красивой такой никогда не видел.

– Объявить вас?

– А давай.

Как говорится, живём один раз.

Анид бежит вперёд. Распахивает двери.

– Высокородная Госпожа Ертгард Осень.

Голосок-то у неё что надо, оказывается. Чуть не оглушила. Интересно, что Ягран скажет? А вдруг недоволен будет? Самой смешно. Этот тот случай, когда в случае недовольства, Анид рассчитывает юркнуть мне за спину, а там уж господа пусть сами разбираются.

Яграна я таким только на приёмах видала. Из брони – только панцирь, но какой! Причудливо извиваются резные золотые змеи. Стоит это – примерно двадцать обычных панцирей можно сделать. По мне, так лучше иметь пятьдесят человек в не очень хорошей броне, чем одного в безупречной.

В такой броне в бой никто не пойдёт. Делают, чтобы покрасоваться. Только переводят на глупости труд мастеров.

Или это я просто брюзжу, ибо мне такой брони никогда не купить. Надо посмотреть, чего с храатов набили. Да и во дворце должно быть что-то. Пока более быстрые не позаботились.

Но если броню у меня ещё есть шанс добыть, то с мечом – ноль, притом полный. Клинок работы самой Чёрной Змеи. Их всего-то двадцать три, и больше нет, и никогда не будет. Нет таких кузнецов. Один был. Армейское, то есть считай, произведённое мастерскими Еггтов, оружие, самое лучшее. Но такого там не сделают.

Чёрная Змея не в первый раз не сказала о чём-то, или просто не успела. Мне приходилось держать в руках Динкину "Золотую Змею". Слов нет. Печатных. Им можно и сталь перерубить, и подброшенный шелковый платок рассечь.

Динка говорила, какой-то богач с Юга просил Дину один из мечей продать. Предлагал золота – по весу как тысяча мечей. Верховный сказала – маловато. Тут же накинул до полутора. Потом Динку прогнали, так что, не знает она, чем дело кончилось.

Я спросила.

"У него хоть было столько золота?"

"У него – да. Всем занимается, что деньги приносит. В способах достижения целей – вроде нас, ни перед чем не останавливается. Он с Безглазым в прямом смысле слова, что-то не поделил. Потому нам помогал. И за деньги, и так".

"Угу. В следующий раз за тебя две тысячи твоего веса предложит. И на Юг поедешь".

"Треснет кое-что! Пусть к тёте с этим лезет. Она деньги очень любит, и считает, продать и купить можно всё. Только не все правильную цену предложить могут".

Подспудно ждала, Ягран применит кое-что из арсенала таких красавчиков – повязку на голову, или руку на перевязь. Как тут дурочке не пожалеть раненного героя!

Насчёт "принц до такого не опустится" – есть пример того же Безглазого. Опуститься можно намного ниже.

– Не замечал раньше, что ты такая красавица!

– Угу. Спасибо! Ты тоже, вроде, не урод.

– Меня уже предупреждали, ты страшно грубая и дерзкая на язык, девушка.

– Интересно, кто? – молчит, – Тогда, угадать попробую. Казначей?

Кивает.

– Неужели она думает, будто ты не знаешь слов, каких, по её мнению, благородным девушкам знать не положено?

Смеётся.

– Я кавалерист вообще-то, а они неизящной словесностью не ругаются, они ей разговаривают.

Теперь уже мне смешно.

– Вижу, после вчерашнего уже оправилась. Давай по городу прокатимся.

– Хм. А зачем?

– Не хочешь?

– Думаю просто.

– Осмотримся как следует. Как-никак, новые столицы наместничеств не каждый день появляются.

– Ладно, едем. Осматривать будут, скорее, нас.

– Пусть. Мне болтовня надоела. Мама узнала, что тебе плохо стало, не успел я в лагерь вернуться. Ты не только языкастая, но и зубастая. Все же знают, ты очень уж сама по себе. Ни с кем близко не сходишься.

– В каком смысле?

– Во всех. Мне просто наконец хочется самому на людей глянуть. Самому решить, насколько правду про того или иного говорят. Надоело быть вежливым, или холодным с теми, кого вовсе не знаю.

– И знакомство это решил с меня начать?

– Ха! А почему бы и нет? Столько… разнообразного про тебя наслушался, что сам решил удостовериться, сколько правды, а сколько – нет.

– Моим мнением мог бы поинтересоваться.

– А ты против?

Пожимаю плечами.

– Нет. Только мой конь в лагере остался.

– Снова нет. Он внизу осёдланный стоит.

Твою же мать! Знал же, что соглашусь. Все Еггты сообразительностью отличаются, не зря говорят. Хотя, будь они не столь сообразительными, много чего не было бы. Включая меня.

– Осень, ты куда?

– Пистолеты возьму. Не дело им валяться, пока меня не будет.

У Яграна тоже два пистолета у седла. Рукоятки обычные, без украшений.

– Куда поедем?

– Показать можешь, что ты вчера подпалила? Ночью, в лагере, говорила. "Потом награду от своего имени командиру этой части пошлю".

– Передумает, как узнает, кто это был.

– Не передумает.

– Только не говори, что ты постараешься.

– Не скажу. Она же знает, где какая колонна шла. Верховный тоже тебя наградить обещала. Я с ней утром говорил.

– Завидно? Можно подумать, тебя забудут. Особенно, казначей.

– Нет. Я ничего не заслужил.

Молчу. На месте Кэретты, я бы, пропихнула Яграна в командиры одной из колонн. Хоть заместителем к Динке, в крайнем случае. Жизнь не завтра кончится. Заслуги лишними не бывают.

Но его имя не было названо ни разу.

– Даже не спросила, чем наградят.

– Объявят. Наградят, как всегда, непричастных.

– Как так?

– А вот так. Меч этот своим религиозным рвением, да банальной тупостью сделал не меньше, если не больше, чем все наши пушки, клевец твоей матери и мои пистолеты, вместе взятые.

– Шуточки у тебя.

– Ага. Мрачные, как я сама.

– Домой не тянет?

– А тебя?

– А я теперь не знаю, где у меня дом. Это столица нового наместничества. Город теперь будут звать в честь матери. Она, или отец, не решили ещё и будет наместником. С утра уже отправила сообщения "мельницей" – готовить двор к переезду. Мне сказала сёстры приедут обе.

– Не слышала, чтобы они куда-то ездили, кроме ваших загородных владений.

– Врагов теперь нет.

– Кто знает…

– Почему ты такая угрюмая?

– Приехали.

Спешиваемся. Опять та площадь, только теперь с другой стороны. Только теперь не надо никуда бить, и головой вертеть, чтобы болт не словить.

Широким жестом показываю в сторону закопчённых стен собора.

– Вот! Мой скромный вклад в разрушение поповского государства.

– Поближе посмотрим?

Крыша прогорела и рухнула. Кое-где ещё дымиться. Мертвецов убрали. Судя по сладковатому запаху горелого мяса, не всех.

– Второй по значимости храм был. Тут столько святынь хранилось.

– Говорю, как сыну казначея, хранилось в золотых сосудах да ларцах. Горелое надо разобрать, а не взрывать сразу.

– Разберём! Время есть.

Дальше едем. Одновременно смешно и охота сквозь землю провалиться. Что Яграна, что меня все встречные узнают. Большинство, не слишком твёрдо стоя на ногах, нас приветствуют. Угу. Только кроме уставного по улицам катится громовое.

"Слава молодым!"

"Слава жениху и невесте!"

На одной улице солдаты состязание устроили – кто кого переорёт. Тон задавали из нашей колонны.

"Слава невесте!"

Им противостоят солдаты колонны, где была казначея да артиллеристы Эрескерта. Да вот и он сам в обнимку с коричневой девушкой из обозных. Орали что было сил. Но наши оказались громче.

Блин! Так дальше пойдёт, как бы день настоящей свадьбой не кончился. Хотя, Ягран меня не коснулся даже. Угу. Коснёшься тут, когда почти всюду один металл.

А я не сегодняшняя подружка Эрескерта, целоваться при людях не стану. Динку, значит, он вчера так и не нашёл. Или у той были другие планы.

Замечаю, женщин на улицах куда больше, чем следовало ожидать. Причём, не только обозные или вчерашние рабыни, но и явно местные.

Хм, по мне так им бывших рабынь стоит опасаться. Многие тут раньше бывали, и за нами увязались не столько за безопасностью или заработком, сколько за сведением старых счетов. Солдату только намекни, где поживиться можно.

Я не сомневаюсь, таких намёков высокой степени прозрачности, сказано уже немало, и ещё много будет. Ладно, хоть за эти дни всего не разнесут, да и ценности в городе – конечная величина.

Песенки самого развесёлого содержания из тех, что на свадьбах распевают.

В нашу честь!

Твою же мать!!!

Ягран улыбается, всех приветствуя. Мне остаётся делать тоже самое.

Интересно, казначею и Верховному доложили уже?

Странно, Динка по дороге не попалась. Она обожает про всё первой узнавать. Или просто от Эрескерта старается держаться подальше, не слишком полагаясь в такие дни на свою силу и дерзость? Стоп-стоп, Змеи же всяко где-то недалеко должны быть.

Или тоже набрались уже? Вряд ли, ведь в городе ещё не все буйные мертвы.

– Застрелили кого-нибудь ночью в городе, принц? – говорю, улыбаясь самой обворожительной улыбкой, что в силах придумать. Хорошим манерам вообще-то учили, только я предпочитала это время в башне просиживать.

– Да вот не удалось как-то. Хотел со Змеями. Но не сложилось…

Игру принимает, или так насмехается? Он Ягр, не Еггт, но змеиная зелень во взгляде та же.

Или это усталость во мне говорит? Спал-то он за последние дни куда дольше меня.

Если бы не Анид, вообще бы из спальни не вылезла. Только хорошие мысли как всегда, приходят позже, чем надо.

– Что-то ты, Осень, совсем невесёлая.

– А обязана быть?

– Так вроде как. Столько лет в этот поход собирались.

– Сам-то что не веселишься?

– Так я ничего не сделал.

– Многие из них, – показываю на веселящуюся толпу, -тоже. Но им это не мешает.

– Большинство просто хотели разграбить большой город. Немало и тех, кто вдобавок хотел убить вчерашнего господина, или просто кого-то из старых господ. Мне же до этого дела нет. Им же потом и чинить, то что разрушат сегодня.

Чем заняться вино пить да девушек тискать – сейчас не охота, беседы о древних временах или стихосложении – сейчас никто не способен по целому ряду причин.

Вон так что ли развлекаться? – кивает в сторону церкви, где над входом висит несколько бородатых тел в чёрном и коричневом, – Кстати, не знаешь, за что их?

– А что тут знать? Приказ Верховного. Священников любого ранга убивать, где найдут. Простое выполнение приказа. Им даже не спрятаться сейчас особо.

– Почему?

– Просто всё. Бороды да наряды видишь? Вон у того золотом должно было быть расшито. Кто-то себе на подкладку ободрал. Наряд-то ещё можно снять. Кстати, под ним наверняка будет какое-либо уродство или цепи.

– Это зачем?

– Плоть смирять.

– Можешь кого-нибудь снять да спросить. Или поискать, кого ещё не вздёрнули. Удушение у них позорная смерть. Короче, священники скорее согласиться остаться без головы, чем без бороды.

– Без головы, или ещё без чего?

– Ещё чего у них и так у многих нет. Вот солдаты их и ловят, на бороды глядя, да тряпки почти как у женщин, глядя.

– Воины у них тоже бороды носят. Это признак свободного человека.

– Рыбак рыбака видит издалека. Солдат себе подобного всяко отличит. И поверь, чем больше повесят да зарежут – тем нам лучше будят.

– Хм. Я тут заметил, на улицах местных женщин много. А им что носить положено, чтобы рабынями не выглядеть.

– А им положено волосы покрывать. Как я даже шлюха ходить не будет. Но мне как-то на эти их правила… В шапке буду ходить когда холодно, а в шлеме – в бой. У них ещё и строжайший запрет на ношение женщинами мужской одежды был.

Смеётся, глядя на мои доспехи.

– На самих себя эти законы они не распространяли.

– Мне как-то дела. Скоро из всех их законов, да богослужебных книг большой костёр будет. Кто будет против – туда же полетит.

– Сколько я перечитал про отличия одних священников от других, да их обрядах дурных. Не думал, что и ты про всё про это знаешь.

– Ты читал, да не подумал похоже. Зачем лазутчики, зачастую жизнью рискуя, всё это собирали.

– Теперь это никому не нужно. Разве, историкам, что ещё не родились.

– Так задача выполнена. Знаешь, какой народ или там храатство изучают тщательнее всего? Тех, кого хотят уничтожить. Что здесь и произошло. Они не особо интересовались, как и чем мы живём. А я вот даже ранги этих тушек вспомнить могу. Только их теперь нет. А я есть.

– Ясно теперь почему тебя Верховный приблизила.

– Я сюда мстить пришла. Только и всего. Дела мне до местных законов нет. Я просто хочу, чтобы их не было.

– Потому их и не было – мы слишком быстро основные силы Меча этого снесли. Они же могут либо в набеги ходить, либо наёмниками у кого-либо служить. Что означает, по сути, те же набеги. Благо, спрос на рабов тут до недавних времён был постоянный.

– Так совсем ничего, кроме грабежа, и не могут?

– Слывут хорошими охотниками и рыбаками. Соль добывают.

– Что-то не верится, будто у них хватит ума рассол качать.

– Правильно, что не веришь, у них копи, не шахты, добыча открытая. Даже до нас отсюда розовая соль доходила.

– Как же их вообще тут терпят?

– А тут вроде как северное приморье до Кэрдин. только на суше. Наместники слабы, до столицы далеко.

– От них был кое-кто.

– Отказала?

– Обещала подумать. Недолго.

– Что предлагает?

– На службу принять, признать за ними права на вечное владение междуречьем, жалованья тоже хочет, взамен обязуется границу от всех врагов защищать. В общем, они и Мечу примерно также служили. Когда у того деньги были – старались его земли не грабить. Мне такие соседи не нужны. Тем более, и границы-то здесь не будет.

Пусть соль добывают да зверьё с птицей бьют кто-нибудь не столь буйные.

– Откажешь.

– Конечно. Главный страх в этих краях – они. Прижмём – все остальные сговорчивее будут.

Карты и у меня, и у неё – одинаковые. Только если мне надо добраться из точки один в точку два, проведу прямую, найду кратчайший путь.

Динка понятия "прямая дорога" не знает совершенно. Увидит что-то занятное – и сразу туда. Ум вывернутый, как и у меня, только в другую сторону, занятными кажутся разные вещи.

* * *

Лезет по лестнице, глаза навыкате, за оружие не схватился. С верхней ступени бью ногой в грудь. Валится. За ним! Почти не отбивается. Заношу кинжал, целя в глазницу.

– Живой кто есть?

– Сюда!

Глазки влажно блестят.

– Быстро ты оседлать его решила. Раньше бы сказала, покрасивее кого тебе бы нашла… Ну да, я же предлагала.

Стоит среди побоища. Сияющая-сияющая, довольная-предовольная. Где-то понимаю. Раз! Два! Полусотни не существует, у нас же даже раненых нет.

* * *

– Не пересидим.

– А?

– Не пересидим, говорю. Это Белые Знамёна.

– Что?

Хватает мою трубу, хотя её мощнее. Кривя лицо, всматривается.

– Похоже, они.

– Разрешите обратиться.

– Да.

– Кто эти Знамёна? Не слышал про таких.

– Зверьё из зверья. Убийцы из убийц. Дали клятву уничтожать врагов господа везде, где встретят. Дали обет безбрачия и целомудрия.

– Цело… Извините, не понял.

– Даже овец не ебут. Отличаются особым рвением в поиске и уничтожении колдуний и ведьм. Пользовались особым покровительством этой… Головы заспиртованной.

– Что-то они на выручку к нему не торопились.

– Это не они медленные, это мы – быстрые.

– Как подойдут все, так и полезут.

– Знаю! Мы когда должны были на месте быть?

– Вчера.

– Значит, раньше чем завтра не хватятся. И ещё дня три… Значит, не меньше пяти. Скорее, больше. Может, связываться не захотят?

– Эти? Вряд ли. Им Устав предписывает убивать безбожников везде, где встретят. Тем более, мы их братьев побили.

– Каких братьев? Ах да, братья в их вонючем божке.

– Почему вонючем?

– Так попы во внешности ему подражают. Значит, раз сами не моются и воняют, как свиньи, то и спаситель их таким же был. Так! Рондер! Иди, корзину найди. Голов у этих наруби и сюда принеси. И скажи, пусть быстрее стенку строят. Вторая пушка чем заряжена?

– Ничем.

– Зарядить ядром. Пересчитать, сколько гранат.

Влезает на зубец. Алые латы, золотые рога. Слева два волнистых клинка, справа висит седельный меч. Когда успела? Она же таким никогда не пользуется… Смотрится! Держит в опущенной правой руке за бороду отрубленную голову.

– Катись отсюда, пока цел. А ещё лучше – вон роща, иди и на суку повесься, овцелюб. Я потом вас, дохлых, всё равно там всех развешу! Деревьев хватит, я думаю. На, вот тебе, на дорожку!

С размаху швыряет, попав прямо под ноги коня знаменосца.

– Рондер, давай! – тот высыпает корзину.

Поворачивают коней.

– Пли!

Стреляю. Гремит Динки дырокол, не разглядела, кому отдать успела. Конь под "послом" валится. Ай да я! Знаменосец сброшен на землю умирающим конём. Третий несётся, что есть сил.

Уперев руки в бока, Маленькое Чудовище оглушительно хохочет.

– Чего разлеглись? Встали, и ножками, ножками. Это вам для ускорения!

Швыряет очередную голову, попав на это раз пониже спины бегущему послу.

– Чего встали, перезаряжайте!

Осеняет.

– Дай свою карту.

Сравниваю. Так и есть!

– У тебя это место обозначено, у меня нет. Ты когда свою брала?

Резко схватив обе, впивается глазами.

– Понимаешь, что это значит?

– Да! Кто-то скоро попрощается с яйцами. И другими частями тела.

– Для этого надо сперва выбраться.

– Как догадалась?

– Тушь чуть другого оттенка. Присмотрись.

– Точно… Значит, не карту подменили, а только это подрисовали…

Я Маленькое Чудовище убью! Если жива сегодня останусь.

– Будь у меня эта Молния – просто в воротах бы встала, да сожгла бы всех нахрен.

– Только тех, кто пошёл бы прямо на ворота.

– Дуй на свою стену, зануда!

* * *

– Старика! Старика бейте! – если кто и убьёт, точно не ты. Захлёбывается собственной кровью.

Старик – это я. Из-за шлема кажусь выше. Маска – испещрённое морщинами лицо с усами и бородкой. Слишком мелькаю между зубцами. Слишком много уже пало от мой руки.

Их словно не становится меньше.

Сквозь грохот боя всё равно слышно, как командует Динка.

* * *

Сидим с Динкой спиной к спине посередине двора. Не слишком удобно, но сейчас плевать. Остальные сидят, привалившись к стенам. Псы и то умаялись, валяются кто где, вытянув лапы. Только один здоровую кость обгладывает. Подозреваю, недавно это чья-то нога была. Хотя, несколько упорных, правда, особо не напрягаясь, разбирают стенку. Ещё трое пошли седлать лошадей. Хотят ещё крови пустить напоследок. Только вот, если я что-то в кавалерийских боях понимаю, исход схватки за лесом уже предрешён. И стенку они разобрать не успеют.

Динка фляжку протягивает.

– Хошь? Дрянь их церковное вино. Кровь их бога, видите ли! Да нет ничего другого.

Отпиваю. Вкус как вкус.

– Ты красное просто не любишь.

– Слышишь?

Чуть поворачиваю голову. Динка относится к редкой породе людей, умеющих шевелить ушами. Связано это с её удивительным слухом или нет, не знаю. Гордится страшно, ибо из Еггтов больше так не умеет никто.

– Да. Сбор трубят.

– Погнали наши городских, как Рэдд выражаться любит.

– Когда свадьба?

– А по шее?

– Уже получила.

– Сильно?

– Броню не пробили, и, вроде, ничего не сломали, но, чую, ниже шеи я вся синяя.

– Ага, я слышала, как орали "Старика бейте!"

– Про адского демона тоже что-то было.

– Ну так. Я же знала, с кем иду воевать. Потому так… – замолкает.

– Что-то случилось?

– Пошли-ка на стену.

Не охота, но надо.

Наигранная весёлость куда-то делась. Динка сейчас до жути напоминает мать, жаль, это так редко бывает.

– Эй, кому заняться нечем. Осмотрите этих. Ищите любое оружие с посеребрёнными клинками, – уже тише бросает мне, – демона по их вере, можно убить только серебром, ну или изгнать какими-то там молитвами. Если хоть что-то найдут. Понимаешь, что это значит?

– В ставке есть лазутчик.

– Во-во.

– Но ведь демон не только ты.

– Что хочешь сказать?

– Если они все такие из себя борцы за веру, то посеребрённое оружие против демонов и так может быть.

– Может быть. Но я задницей чую – они на одного определённого демона охотились. Ну точно! – поднимает посеребрённый обломок клинка. Рукоять украшена косыми крестами, или, как их называет тот же генерал Рэндэрд, свастиками.

– Я и перерубила. И клинок. И хозяина. Вон валяется.

Неопределённо машет рукой. Разрубленных на две и более частей вокруг предостаточно. Судя по ранам, кто-то очень лихо орудовал тут волнистыми мечами. У кавалеристов почти ни у кого таких нет.

– Вон ещё один.

– Смотри, тоже несут.

Переглядываемся.

– Какая сука! – с яростью выдаёт Динка.

– Жаль, всех побили.

– Может, Линк возьмёт кого.

– Те, трое, что в начале взяли.

– Дай я тебя поцелую, умничка. Живодёр, где ты там!

Так и лежат у стенки связанные. Куда им ещё деваться. Кажется, за время боя из животов у них вышло всё. Живодёр идёт за нами, вертя в пальцах нож чуть побольше сапожного шила. Видя его пленные стараются отползти. Хорошо запомнили. Он может заставить человека умирать очень долго и очень мучительно. Нам он хвастался, точно знает сколько в человеке костей, и каждую из них может сломать самым болезненным из возможных способов. Если он так хвастается, интересно, как угрожает? Я бы такого человека приближать к себе не стала, но Динка это Динка.

– Привет, засранцы! Поболтаем?

Живодёр присаживается возле крайнего слева, не прекращая ножом играть.

– Кто приказал ехать сюда?

– Сотник.

– Ответ неверный.

– А-а-а! – Живодёр ему палец сломал.

– Спрашиваю ещё раз.

– Глава церковного округа. После утренней молитвы. Сказал, что господь избрал нас для уничтожения демонического отродья. Нам велели седлать коней, а он остался со старшими братьями.

– Как этого главу звать?

– Брат Андор.

– Слыхала… Рэдд ма подсказал, какого-то разбойника наказали, отрубив ему одну руку, одно руку, одно яйцо и выколов один глаз. Ма понравилось, сказала, что этому Андору так и сделает, только ещё одну ногу отрубит, а яйца вырвет оба, притом лично. Святому человек они ни к чему. И он так поживёт, прежде чем ему голову пилой отпилят, – замечаю, Живодёр слушает очень внимательно. Не сомневаюсь, предложенное он скоро на ком-нибудь попробует. Он из тех людей, кому просто нравится убивать. Как, к сожалению, и Динке.

– Что именно он натворил

– О-о-о! Много чего. Из особо интересного – он себя крупным знатоком медицины возомнил. Трактаты всякие пописывал. В одном ма прочла… Угадай, что он призывает отрезать новорождённым девочкам? Подсказываю, у мужчин этого нет.

– Больной ублюдок.

– По мнению ма, за одно это казнить следует медленно и мучительно. Тот, кто дурацкие книжки пишет в десятки раз опаснее тех, кто их читает. Кстати… Эй, засранцы, из вас кто читать умеет?

Головами мотают, Живодёр уже другой нож в пальцах вертит. Динка, ухмыляясь на него смотрит.

– Ответ верный. Зачем мясо мечей грамоте учить? В немом благоговении святым отцам внимать должны. Вдруг научившиеся читать поймут, что за хрень в святых книгах написана?

– Смотри-ка, чьё знамя! – Динка часто-часто и глупо-глупо моргает, совершенно по-дурацки ухмыляясь при этом.

Достала уже своими шуточками! Несколько часов назад чуть не умерли, притом, во многом из-за неё и дурной привычки слишком вольно понимать приказы.

Хотя, она права, знамени Яграна тут быть не должно.

– И он сюда направляется. Как раз с той стороны такие виды! – совсем уж откровенно мурлыкает. Придавить иногда хочется. Другое дело, она сама кого хочешь придавит, или скорее, на кусочки порежет.

Как раз та стена. И все, кто под ней.

– Иди, встречай, на тебе кровь, кстати.

– Где

– Везде, вообще-то. Жаль, шлем сняла, там даже на усах было. Будто пила.

Так и стою. Что-то не так. Стенку разобрали, пушку откатили. И все куда-то делись.

Так, а со мной-то что не так? Клинки в ножнах, пистолеты вот только не заряжены.

Влетает. Хм. Сегодня, он похоже, в бою всё-таки побывал. Шлем даже снять успел. Обводит взглядом двор. Меня словно не заметил. К сестре приехал, так и думала. Она на воротами прямо за его спиной стоит и рожи корчит.

Снова на меня посмотрел. Лицом изменился. Как слетело оттуда всё его матерью наведённое. Не к сестре он мчался, не к сестре.

Бежит ко мне. Подхватывает на руки.

Какого! У меня же сплошной синяк по всему телу.

– Ты плачешь?

Угу. Реву. Слёзы от боли во всех местах выступили. И если он меня поставит, я тогда точно упаду.

Дойдёт, что мне больно сделал?

– Ты ранена?

Надо же, догадался.

– Почему молчишь? Всё в порядке.

Угу. И ещё помолчу, лишь бы такой голос послушать.

Не понимаю! Ничего не понимаю впервые в жизни! Что с ним? Что со мной, кроме того, что отбито всё, что можно. Или так больно просто потому, что впервые так серьёзно пострадала в бою?

– Сумасшедший…

– Знал, что так скажешь.

– Я тебе не пара.

– Глупая ты, хотя и страшно логичная.

– Я страшно уставшая, контуженная и, вероятно, раненная, но не глупая.

Смеётся непонятно чему. Что-то я в жизни пропустила. Сколько уже меня держит. А я не лёгонькая, да в полной броне. Ещё не забыла, выше его была, да что там я, Динка была длиннее. И вот как всё повернулось. Хотя, он и сейчас, если меня и выше, то ненамного.

– Я люблю тебя, Осень Ертгард. Боялся, не успею сказать.

Вот так так! Одновременно хочется ругаться последними словами и плакать неизвестно от чего. Слёзы и так на глазах.

– Хоть и побита, помирать не собираюсь. Пошли, поговорим спокойно. И поставь меня, наконец.

В глазах потемнело, чуть не упала. Удержалась на ногах всё-таки. Угу. Потому что он подхватил.

Непойми откуда хохочет Маленькое Чудовище.

– Девушек вокруг полно, а он в самую ненормальную после меня втюрился.

– Я всегда ненормальных обожал, дорогая сестрёнка, – весело несётся в ответ. Меня, впрочем, поддерживать он не забывает.

Слышу, Ягран посылает кого-то за их врачом. Что, и казначей здесь? Вряд ли, в кои-то веки отпустив от себя любимого сыночка (или тот смелости набрался и сам удрал?), уж точно всеми возможными способами о его безопасности позаботилась.

Маленькое чудовище рядом, подхватывает тоже.

– Нести меня не надо. Сама доползу как-нибудь.

В храме уже нет никого. Устраивают в самой освещённой части.

Динка убегает, бросив на прощанье.

– Я там скажу, чтобы вас не беспокоили.

– Убью! – вроде, одного возраста, только сколько раз ощущала, будто намного старше её.

– Ты что делаешь? – почему-то шепчу, нащупывая левой рукой рукоять стилета. Старые привычки никуда не делись. Мало кто умеет столько ножей за раз в одежде прятать. Даже Динка на спор не всё находила.

– Тебе броню надо снять. Дышать легче будет.

Отпускаю рукоять. С ума, что ль схожу? Взялся, так пусть стаскивает. Всё равно, ничего из желаемого особо не нащупаешь. Да и видел он меня уже много раз в куда более лёгкой одежде, чем сегодня.

Вот только сейчас не так, как тогда.

Действительно, дышать легче.

– Хватит! Отбой не трубили ещё.

Садится рядом. Прислоняется. Не отстраняюсь, но и головы на плечо не кладу.

– Всё наоборот.

– Что наоборот?

– С тобой всё наоборот.

– Чем с кем?

– Чем с книгами. Храбрый воин спешит на выручку к беззащитной девице, доказывая ей и всем свою храбрость. А тут… Мне тут говорили, будто ты считаешь меня трусом.

– Я такого не говорила.

Смеётся.

– Как ни крути, доказательств моей храбрости ты не видела, зато на твои насмотрелся.

– Кроме как в высшей математике, никому ничего не доказывала. Просто дело делала.

– Дважды сестру от смерти спасала.

– Напомни про второй раз.

– Сегодня.

– Её от самой себя спасать надо.

Почему он опять смеётся?

– Странная ты.

– Сам говорил, любишь таких.

– Не таких, а тебя одну, неповторимую.

Прислушиваюсь к себе. Пока слышу только, что давно не ела.

– Рожки донесли, на тебя сейчас почти все девушки и не очень в лагере сильно злы, – "рожки" детское прозвище Маленького Чудовища, я даже помню, был у неё такой шлем с рожками, словно у косули, заодно, знаю, только Ягран, и может быть, его сёстры, могут Динку так называть.

– Почему? – вообще-то, прекрасно понятно, вот только пусть он это вслух скажет.

– Ты лишила их даже теоретической возможности заполучить самого желанного жениха Империи, – усмехается, – Будь осторожна, они могут попытаться тебе отомстить.

– Кишка тонка.

– Я просто не в состоянии постоянно за тобой присматривать.

– Я уже большая девочка. Сама за собой присмотреть в состоянии.

– Те же рожки говорили, тебя даже убить обещали.

– Не станут.

– Откуда такая уверенность?

– Будь дело только в тебе, красавчик Империи главный, кто-то, может и рискнул бы меня извести, ты бы снова стал свободным и для охоты пригодным. Что с неё спустили бы шкуру, притом в прямом смысле и живьем – люди не всегда о таких мелочах задумываются. Травить возомнившую о себе, в лучшем случае, бастардку, а то и вовсе, простолюдинку – это одно. А вот покушение на личного представителя Верховного – совсем другое. Тут даже в случае успеха, и сам, и ближайшее окружение, и родня, лишаются всего. Плюс наследница Верховного – мой друг, а ссорится с ней – тоже чревато. Да и тебя никто не отменял. Так что, получается, я самый защищённый в Империи, человек.

Уже не смеётся, а просто хохочет.

– Те же рожки мне передали слова Верховного. "Яграну по шее надо дать – стащил лучшую розочку из моего цветника".

Слегка по шее его и стукнула. Он так же легко – мне.

Тут дверь почти вынесли – врач с помощниками явился. Принца выставили наружу. Вслед за ним отправили четверых помощников – раненными заняться. Остался сам старший врач и помощница, судя по виду – его дочь. Вроде, у Госпожи видеть приходилось. Из оставшихся доспехов меня вытряхивают куда быстрее, чем это получилось у меня самой, даже и не побитой.

Перевязки делать учили. Раны обрабатывать тоже, самые простые ещё и зашивать. Вроде получалось. Но тут. Не сравнить просто. Тут ещё рассказы Динки наложились, какая рана больнее. Всё чаще от неё слышишь о человеческой боли…

Замотали-залатали быстро и ловко. Знает врач казначея своё дело! Хотя и ворчит всё время. Про то, что я за здоровьем и внешностью не слежу. Молчу. Не обольщаюсь, его дочери двадцать пять точно есть, а выглядит получше моего. Насколько я знаю, в походы побольше моего ходила.

Казначей их слушает. Нечасто старшая сестра смотрится моложе младшей. Или в той больше внутреннего огня, и она быстрее сгорает?

Выхожу. Полной грудью из-за повязки дышать не могу. Но солнце сияет определённо ярче.

Ягран ещё здесь, и явно, никуда уезжать не собирается. Мой шлем в руках вертит. Если он про больную голову…

– Получше стала выглядеть. Голова не болит?

Убью!

Оглядываюсь по сторонам. Моего оружия вблизи не наблюдается. Предусмотрительный!

– Весело получается: в книгах обычно невеста встречает изрубленного жениха. У нас – наоборот – таскал на руках израненную невесту.

– Тебя за такие слова знаешь кто порубить может?

Мотает головой.

– Не сможет.

– Почему?

– Клевцом рубить нельзя.

– Ты повторяться начинаешь.

– Зато, ты – неповторимая!

– Быстро поднялись. Ломили бы как сегодня – через пару дней кончился бы порох. Потом стало бы вовсе грустно.

– Лазутчиков взяли. Потому и поняли, вы в опасности.

– Случайно, не в типографии или картографическом отделе?

Ягран не мать, удивляться не успел разучиться.

– Откуда знаешь?

– Пока штурм отбивать готовились, с Динкой о девичьем поболтала. Карту её посмотрела. Включила мозги. К счастью, не я одна тут умная.

– Давно подозревали.

– Знаю. Из скрытых?

– Один – да. Остальные – не знаю. Сюда сорвался.

– В тенёк пошли, мне ко всему ещё не хватало на солнце перегреться.

– Глаза закрой.

– Зачем?

– Узнаешь!

– Вот!

На протянутой ладони лежит массивное "Змеиное кольцо". Как у него, как у Чудовища, как у казначея. Как у них всех, кроме не носящих украшений, Госпожи.

– Понял, могу тебя потерять. Так толком не сказав ничего и не сделав для тебя. Там внутри твоё имя. Как у нас.

Не знаю, что сказать. Мне приходилось терять. Только не помню. В голове всё перемешано. Я ведь безродная сирота, притом круглая.

Слишком хорошо знаю, кто он. Пусть пока, в первую очередь, только сын своей матери. Но и я не пустое место.

Либо разойдёмся, как в море корабли. Либо… Не слишком ли о себе возомнила? Вовсе нет. Слишком памятен пример Великого Генерала. И Линки, втихую ненавидящие единокровных сестёр. Жест принца шириной от одного океана до другого. И вряд ли о кольце не знают Верховный и её дочь. Во казначей, да, может и не знать.

– Я не из тех, кто в телохранителях нуждается.

– Это мы ещё поглядим. Мне как-то твоя голова и всё остальное нужно в целом состоянии. Планы самые серьёзные.

Пинаю в бок полушутя. Он так же с усмешкой замахивается. Отстраняюсь.

– Не надо, там болит, – больно уж охота на испуганного сына Еггта посмотреть. Хотя и вру насчёт боли. Немного.

– Точно всё хорошо? А то ведь знаю тётину привычку изображать цветущее здоровье при почти смертельных ранениях.

– Сам сказал слово "почти".

– Так и ты – не тётя. И она с телохранителями ездит. Вот и ты будешь.

– Своих-то где потерял?

– Так этим делом сообразительные люди занимаются, они и сами понять могут, когда в них не нуждаются.

– Императорские посланники поодиночке ездить не боятся.

– Ха! Кому они нужны? Их убивать себе дороже. Вот ты мне нужна. Знаю, сейчас что-то другое говорить надо. И даже знаю, что. Но не лезут в голову слова.

– Если лезут, я не поверю.

– Почему?

Смеюсь.

– У одних и тех же учились изящной словесности и хорошим манерам, принц.

– Только ты большинство этих уроков, как говорят, прогуляла.

– По уважительным причинам.

– И это знаю. Не просто же так ты так хорошо теперь считаешь.

– Вообще-то, лучше всех, по крайней мере от этого места до старой линии.

– Скромная ты!

– Ага. Есть такое. Как выражается Верховный: "лучшее украшение девушки – скромность и полупрозрачное платье".

– Ага, знаю. У сестры такое платье видел.

– У какой именно? А то их у тебя восемь, если не ошибаюсь.

– Представить в таком могу трёх. Ну, и тебя ещё, что самое интересное.

Лучше промолчать, я в таких платьях четырёх видела. Правда, остальных четверых только мельком видела.