Вездеход разведчиков выскакивает чуть ли не под гусеницы "единицы".
— С перепою, что ль? — орёт с башни Марина — Танки!
— Сколько?
— Три!
— Где?
— У моста взорванного.
— Пехота?
— Не видел.
— Хм. Как они туда попали? Какие танки?
— Тяжелые!
— "Драконы"?
— Нет. Какие-то другие. Не видел раньше.
— Сходим, поглядим, что ещё за новинку на нашу голову принесло?
— Ты таких раньше видел? — не убирая бинокля, осведомляется Марина у башнёра.
— Нет. Первый раз вижу.
— И я про тоже; либо разведка чего-то не доразведала, либо последним "Определителем" можно подтереться.
— Командир…
— Что?
— А ведь там болото. Как же они через него?
— Нашли, видать, дорожку. Живьем кого возьмём — поспрашиваем. Давно таких наглых дурней не видела. Словно и не знают, куда заехали.
— Ну, так мы сейчас объясним.
ТТ относительно прочих танков слывёт малошумной машиной, несмотря на впечатляющие габариты. Хотя, шумит он всё равно изрядно, разве, что немногим поменьше, чем другие танки.
— Огонь!
— Один готов!
— Второй тоже!
— Третий разворачивается!
Длинноствольная пушка незнакомца поворачивается точно в сторону "двойки". Кумулятивный с "единицы" всажен в маску пушки. Бой кончился.
Марина выбирается из башни, прихватив автомат.
— Пошли поглядим, кого ухлопали.
Первый танк, если смотреть спереди, цел. Скошенная лобовая броня, размалеванная зелёными и красно-коричневыми пятнами по грязно- желтому фону. Маленький лючок и щель с торчащим пулемётом.
— Когда они камуфляж такой ввели?
— А хрен его знает, у них, вроде, несколько лабораторий сидит, и камуфляж для техники сочиняет. Заметь, пушка какая длинная, чую, с бронепробиваемостью всё в порядке. Хотя калибр… — она прищурилась, — вряд ли больше 80-мм. Жаль, раскурочили мы их, а то надо бы было в тыл уволочь… Хотя, сейчас надо найти ту дорогу через болото, где они проскочили.
— Хм, а лючок такой маленький зачем? Гильзы что ль стреляные выкидывать?
— Наверное, хотя мне он лишним кажется — прочность бортовой брони меньше. Впрочем, и так пробили!
— Так наш калибр и так никакая броня не выдержит!
— Что верно, то верно, но и они нас, думаю, прошибут. Глянь, как катки стоят — я такого не видела, чтобы один другой перекрывал… Хотя, если грязь между катками замерзнет — кисло будет.
— Что за эмблема такая, черная с белым, никогда такой не видел. Гвардейцев что ли на нашу голову прислали?
— Это не гвардейцы.
— А кто?
— Не знаю.
Мехвод "единицы" забирается на танк. Открывает люк над двигателем.
— Точно, новенькое что-то! Движок — на бензине. И марка какая-то непонятная. К нему присоединяется мехвод тройки. Вытаскивает из башенного люка застрявшее тело, сбрасывает с машины. Лезет внутрь.
Мехвод "тройки" высовывается из круглого люка на задней стенке башни.
— Командир, лови трофейчик! — кидает ремень с кобурой, — Первый раз такой пистолет вижу.
Марина вертит оружие в руках.
— Хм. Я тоже.
— Тут и пулемёт какой-то новой конструкции.
Хозяйственный мехвод выбирается наружу уже с пулемётом.
— Ты бы лучше инструмент поснимал! — говорит командир "тройки", — Вон домкрат какой.
— Сейчас снимем!
— Ты остальные инструменты тоже прихвати — пригодятся в хозяйстве.
Окрик "Вылазь!" и очередь по кустам. На дороге появляется человек с поднятыми руками.
— Когда они форму новую ввести успели? — с удивлением сказала Марина — И кто он по званию, понять не могу, — поддакнул башнёр.
— Да это-то, как раз, не удивительно. У них в старых частях зачастую такая дурь со знаками различия, что они сами воют.
Пленный что-то говорит, кивая в сторону стрелка.
— Что он бормочем?
Марина прислушивается.
— Не пойму ничего. А ты? — мехвод из грэдских мирренов.
— Тоже ничего. Не по-нашему болтает. Кокнуть его и всё тут!
— Погоди ты кокать, — Марина подходит вплотную к пленному. Что грэдские миррены зверино ненавидят императорских — слишком известная вещь, — Много ты танкистов не мирренов видел?
— Да этот, пожалуй, первым будет.
— Вот то-то и оно… Имя! Звание! — рявкнула Марина.
Пленный, похоже, уловил только интонацию. Однако, вытягивается, и что-то торопливо отвечает. Марина и мехвод переглядываются. Они оба опять ничего не поняли.
— Документы его где?
— Вот.
— Дай сюда!
Листнула — и присвистнула. Понимать — понимает обрывками. Но понимает. Хотя язык и не мирренский. Вообще, не из этого мира язык. И документ. И сами танки эти. Но как это может быть? Снова ткнула пальцем в пленного. Память на язык включается как-то постепенно.
— Дойче?
— Вас?
— Дойче, я спрашиваю? — Марина переходит на немецкий. Языками другого мира она владеет.
— Я-я немец, господин офицер, баварец.
— Эсэсовец? — почему-то вспомнилось отцовское ругательство.
— Нет… И не член НСДАП.
— Вижу, — буркнула Марина; историю той войны, с которой сюда попал Саргон, она знает неплохо. Даже по униформе кое-что помнит. Ничего напоминающего череп с костями на форме пленного не присутствует, — Кто там у вас сейчас император?
— Не понимаю, какой император? Вильгельм уже умер.
— Так! Кто такой Тим V?
— Впервые слышу это имя. Вы русские? То есть, советские?
"Единица" показывается из лесу. Пленный на неё глянул с плохо скрытым удивлением.
— Быстро же у вас новый танк сделали!
— Стараемся!
— Ладно, хватит болтать. Попытаемся вот эту красотку уволочь. Движок надо попробовать завести, а нет — на буксире уволокем. Пока — давай связь с батальоном, пусть БРЭМ высылают.
— Нет связи. Ни с кем. Только треск на всех частотах. У "двойки" и "тройки" тоже.
Марина сравнивает карту со своей. Совпадает только течение речки. Всё остальное… Вместо мирренских позиций — населённый пункт, через него проходит железная дорога.
— Дорога пропала!
— Как пропала!?
— А вот так. Была и нет. Чаща!
Вскоре вернулись и от болота. Оно осталось на месте. Что в сложившейся ситуации не прибавило оптимизма.
— Говорил, что каждый куст тут знаешь?
— Так точно!
— Так откуда это здесь взялось?
— Не знаю… Но места эти нехорошими считаются. Люди здесь пропадают. Не то, чтобы часто, но с концами. И не в болоте.
— А чужие люди не появляются?
— Старики говорили, раньше бывало… Да и перед войной…
— Что перед войной?
— Да из столицы приезжали. Кто — не знаю, но солдат в оцепление поставили и что-то в лесу искали. Потом слухи ходили, что весь район хотят переселить. Да не успели.
— Я вот карту смотрю… Мысль — пока одна. Бредовая, но что есть, то есть. В общем, сравниваем вот эти два участка. Почти полное совпадение. Назад — не пройти, дорога только вперёд. Тем более, нам туда и надо по первоначальному приказу.
— А что там… Впереди…
— Если нам очень повезёт — то так называемый "разрез".
— Что это такое?
— Да так… Есть такие места там, где "люди из ниоткуда" появляются. Не те, что с войн, там в каждом случае история особая, а обычные. Из тех, что в лес за грибами пошёл, а к нам вышел. Многие странные вещи рассказывали. Выходит так, что некоторые участки местности словно и там, и уже здесь. Водят человека по лесу — и он говорит, что валун этот здесь всю жизнь лежал. Дерево вон, ещё в прошлом году сломано. Всё это было там. И вдруг оказалось здесь. И у нас тоже люди исчезали в никуда. Я подозреваю, что мы выскочили из одного разреза и теперь должны найти второй. Думаю, он здесь. Кстати, примерно на таком расстоянии от того леса в нашем мире находится одна из зон. Считающаяся малоактивной.
— Поражаюсь, командир. Есть хоть что-нибудь, чего ты не знаешь?
— Не-а. Нет наверное.
— Как же это у тебя так выходит — знаний — как у учёного, пьешь — любой алкоголик от завести удавиться, материшься — портовые грузчики так не умеют.
— Просто я девочка умная, книжки в школе читала, а не как некоторые — мяч гоняла.
— Что и ругаться тоже по книгам научилась.
— Нет. Не только по ним. У меня моряки в родне имеются. Хотя… В книгах я тоже много чего прочла.
— И что, в книгах пишут, как ругаться? Да ещё так… — он не нашел слов.
— Как я, короче, — ухмыляется Марина, — Да, пишут. И ещё и не такое. Я как-то от скуки прочла "Полный словарь табуированной лексики". Занимательно! Если бы портовые грузчики соберутся его почитать — откроют для себя очень много интересного.
— Шуточки у тебя командир…
— Весёлые и остроумные.
— Командир! А марка у трофея какая? Надо же его называть как-то.
— "Пантера".
— А что это значит?
Марина не сразу сообразив, что сказала название по-русски, переводит.
— Кошка Ягров здесь так зовется.
Послышались смешки.
— А давайте, как выберемся, министру в подарок отправим. Пусть перед министерством поставит!
— Нет, лучше сестре её давайте подарим! Будет пред магазином стоять в какой-нибудь весёленький цвет выкрашенный. Девочки на ней фотографироваться будут!
— Кто про что, а ты всё про девок!
Раздается оглушительный свист. Пленный так чуть не упал. Источник свиста, то есть Марина, в полный рост стоит на башне.
— Так! По поводу девок на "Пантере" — я первая, и пошли все лесом! А, ну, у кого тут "мыльница" была? Быстро сюда тащите! Я тоже фотографироваться люблю!
Марина усаживается на маске пушки, так, что ствол оказывается между ног. Глубокомысленно изрекает:
— И почему мужикам так нравятся фото девушек… С ба-а-а-альшими та-а-а-акими пушками, — заканчивает она томным голосом, обхватив ствол руками и совсем по-кошачьи выгнув спину.
Заржали так, что птицы перепугались.
— Точно, младшей Ягр в подарок отправим. А на борту напишем "Прекраснейшей Ягр от танкистов 15 ТТП".
— Да нас Кэрдин за такую надпись всех поубивает, — орет Марина не слезая с "Пантеры".
— Слышь, командир, а ты себе "Пантеру" забери! Перед замком поставишь и сбоку напишешь "Ручная". Только вот врать не надо, что у тебя замка нет. Или, ещё лучше: в белый цвет прикажешь выкрасить, и по полям, как леди на скакуне разъезжать будешь. Ты представь только: Ты на белой "Пантере", в белой шляпке с вуалью на башне, платье розовом с тонкой сигаретой в длинном мундштуке на башне сидишь… Меня к себе мехводом-лесничим возьмёшь, и ливрею с кивером выдашь. Будем на кошке кататься, да прЫнца тебе на белом жеребце высматривать… Командир, ты чего?
Марина уже стоит на земле. Плотоядно изучив развешенные инструменты, останавливает выбор на ножницах для резки колючей проволоки. С победным воплем, отдирает, и раскрыв, устремляется на шутника.
— Держите его! Щаз отрежу кое-что, напрочь думать о принцессах забудет!
С воплем "Мама!" под оглушительный хохот, остряк бросается в кусты. Марина — за ним. Не добежав пары шагов, останавливается.
— Вылазь, пока я добрая! С прЫнцами я уже знакома. Жеребцы их куда симпатичнее.
— Да ну… — раздается из кустов недоверчиво., — и как же проверяла?
— Да так, парочку кастрировала…
— Кого? ПрЫнцев, или жеребцов?
— Хочешь проверить, имеется ли у меня опыт проведения подобных операций? — Марина выразительно щёлкает ножницами.
— Точно, — говорит башнёр, — давай, на нём проверим, я если что, ассистировать буду!
— Так у нас же наркоза нет! — доносится из кустов.
— Ничего, я тебя, как в старину, кувалдой по башке стукну. Она у нас есть. Специально для тебя, возьму новую, трофейную!
У дороги стоит съехавший в кювет двухосный грузовик. Танки останавливаются. Разведчик первым спрыгивает с брони. Вскоре возвращается. Протягивает какое-то удостоверение.
— Водитель мёртв. Это у него было.
Еггты славятся выдержкой. Иначе бы Марина уже ругалась последними словами, бегая кругами вокруг машин. Даты в документах ей не нравятся. Очень не нравятся. Не нравятся куда больше, нежели трофейный танк.
— Сходи ещё посмотри, все бумаги, что найдёшь, принеси. Особенно, газеты.
Газету разведчик нашёл. Опасения нагло переросли в уверенность. Придётся ставить всех пред свершившимся фактом.
— А нас ведь опять перебросило… Это не тогда, где мы "кошку" захватили.
— А когда?
— Как минимум, за два года до того. Хреново… Хотя, местность, похоже, та же самая. Эй, на "двойке"! Краска есть?
— Была где-то…
— Найти и кресты на трофее замазать! А то народ тут нервный, пальнут, и спрашивать не будут. Хотя, вряд ли пробьют. Особенно, нас… Раз уж попали на чужую войну, надо сразу решить, к кому примкнуть, иначе от обеих сторон по мозгам получишь! Кстати, а что в грузовике?
Разведчики возвращаются к машине.
— Ящики какие-то… А в них тол похоже… — спустя некоторое время, — ух ты, похоже и шнур с детонаторами есть!
Марина с интересом заглядывает в кузов.
— Кто тут сапером был?
— Так машина сломана.
— А ты проверял?
— Нет.
— Ну, так займись. Машину с собой возьмём — больно жирно взрывчаткой разбрасываться. Не заведём — на буксире потащим.
— Есть!
"Тройка" следит за дорогой, экипажи "двойки" и "единицы" выбрались наружу. Достали мертвого водителя. Двое с "двойки" деловито машут лопатами, копая могилу. Разведчик копается в моторе.
— Даже странно, что машина не загорелась.
— А нечему гореть было — её не с воздуха. Похоже, в кабине ещё кто-то был, он водителя и стрельнул. И деру дал… Сложно всё тут…
Разведчик ворчит.
— Тоже, похоже, как у нас машину делали из принципа, чтобы самый тупой крестьянин сломать не мог.
— Хватит ворчать! Почему не заводится? Мне посмотреть?
Кажется, разведчик слегка испугался. Познания Марины в моторах давно уже стали легендой. Все знали — если что-то не заводится — надо звать её. Починит непременно, но зато, в процессе починки и, особенно, после, наговорит столько всего интересного про того, кто довел мотор до такого состояния, что "виновник торжества" долго ещё будет всеобщим посмешищем, да ещё и кличка может прилипнуть из числа самых ёмких эпитетов, пожалованных Херктерент.
— Да всё уже, готово.
— Чудненько!
На холмик положили найденную в машине каску. Поехали дальше. Вездеход впереди, ТТ, "Пантера" за ними, колонну замыкает грузовик
Несколько машин. Три ещё дымятся. Съехавший на обочину автобус. Мертвые лошади, какие-то непривычного вида повозки. И тела. У машин, на поле, повсюду.
— Что здесь произошло?
— А сам-то как думаешь?
— Колонну расстреляли с воздуха. Но… — он непонимающе замолкает.
— Что "но"?
— Это же гражданские. Я не вижу ни одной военной машины… И тут дети…
— Значит, не врали…
— Что?
— Да так, ничего… Слышал, как миррены бунты в колониях подавляли?
— Так они же аборигенов вообще за людей не считали. Я, если честно, не очень верил, что они деревни со всеми жителями уничтожали.
— Знаешь, пока Степь не завоевали, была у мирренов поговорка: "За рекой божьи заповеди не действуют".
— Знаю. — зло ответил заряжающий, — Они эту поговорку сперва как раз против нас и придумали, мол отступники — не люди. В старину, перед Исходом, бывало в деревне казнили всех мужчин от пятнадцати лет. Деревни сжигали зимой, выгнав жителей.
— Здесь хуже, — глухо сказала Марина, — здесь будут жечь вместе с жителями. Не знаю, про вас, или ещё про кого придумали тут поговорку. Но здесь её по-полной применят.
Эти… Что с крестами, только себя людьми и мнят, а все остальные — так, скотина двуногая. Да к тому же, ещё и вредная. И уничтожать их надо только за факт существования. Сам видишь — гражданских пострелять для них так, вид развлечения.
— Да я их… Станем — стрельну этого.
— Отставить! Чем ты тогда будешь лучше их? Кстати, учти, мы для них сейчас по категории местных проходим — похожи слишком.
— Не могло же тут… Ну, побить всех…
— Не знаю… Сам видишь, солдат тут нет… Люди просто испугались… Разбежались.
— Но мертвецы… Оставлять так…
— Ты думаешь, что им стоило вернуться, и похоронить их?
— Не знаю… Наверное.
— Они испугались… К тому же, я местных по лицам плохо различаю, и насколько помню, тут запросто могут убить просто за принадлежность к неправильной национальности или социальной группе… Тут выбор — или бежать, или взять винтовку и встретить смерть в лицо… А здесь те, кто просто не могли ничего сделать.
— Связь есть, я их слышу, но ничего не понимаю.
Марина берёт наушники.
— Стандартный радиообмен. Я только кое-что понять могу. И мы это… крестовых слышим!
По дороге навстречу пылят пехотинцы. Для роты — мало, для взвода — много. Все с оружием, несколько раненых. Несут два разобранных пулемёта.
Кажется, на пехоту произвел впечатление откровенно грозный, хоть слегка и помятый вид танков. Хотя ощущение мощи как-то не очень сочеталось с оторванными надгусеничными полками и откровенно небрежной покраской. Но габариты машин вселяют оптимизм.
— Эй, бойцы, куда путь держите? Командир кто?
— Сами-то кто будете?
— Рота танков особого назначения. Я командир, капитан Марина Саргон. Кто командир?
— Убили. Теперь я, похоже, — выходит немолодой боец.
Марина отметила, что винтовка у него — самозарядная, похожая на мирренскую.
— Я наверное.
Ещё раз окидывает взглядом.
— Танкисты есть? — о местной форме представления хотя и не туманные, но от идеальных далёкие. Да и непривычно не видеть погон.
— Повторяю: танкисты есть? У меня экипаж не полный, нужно три человека.
Выходит один. В синем комбинезоне покроя почти как у грэдов.
— Я — в петлицах и правда силуэт танка. На плече — пулемёт с дисковым магазином.
— Кто такой?
— Младший лейтенант Петров.
— Как тут оказался?
— Не сомневайтесь, товарищ капитан, — вступил в разговор сержант — из разведбата нашей дивизии. От Т-38 его только пулемёт и остался. Напрочь машина встала. Водителя в бою убили.
— Документы.
Бегло просматривает. Возвращает.
— Ну, давай лезь на полосатого. Пулемёт отдай кому-нибудь. Только учти — экипажи у меня особые — из испанских республиканцев. Причем не просто испанцев, а басков, кого и сами испанцы через пень-колоду понимают. Немцев ненавидят, воевать умеют, только по-русски ни черта не понимают. Ну, трогаем!
— Товарищ капитан, — снова сержант, — возьмите нас с собой. У нас даже гранат почти не осталось, а если танки…
Марина раздумывала недолго.
— По машинам! И ещё. Водители есть?
— Я!
— Поведёшь грузовик. Мне заряжающий как-то в танке нужнее.
— Товарищ капитан, а зачем вы вообще здесь? Да ещё с такими машинами?
— Потому мы и здесь, и именно с такими машинами. Немца изучил уже?
— Да так, немного…
— Ну так вот. Там, — она выразительно посмотрела наверх, — сразу поняли, что война будет долгой и трудной. А врага надо знать. Наша задача — захват и доставка в тыл исправных образцов боевой техники противника. Разведка дал нам кое-какую информацию… И вот результат, — кивок в сторону "Пантеры", — опытный немецкий танк Т-5 "Пантера". На весь Рейх их было три штуки. Было. Теперь — ни одной. Провели фронтовые испытания, олухи! Две в хлам, а третья — вон стоит. На станцию бы её, да в Москву. Пусть изучают.
— А танков, как ваши, много ещё?
— Огорчу тебя, лейтенант. Все КВ-7 РККА ты пред собой видишь. Дорогая и сложная машина. А война такая светит, что танков много надо по принципу "дешево и сердито". Вряд ли ещё такие КВ сделают.
— Да уж, я глянул краем глаза — богато живёте! Все машины с рациями, снаряды просто зверские, пулемёты все какие-то новые. А уж про пушки вообще молчу…
— Рассчитаны на пробивание 200-мм брони с дистанции в километр, — не удержалась Марина от хвастовства.
— Да это же почти линкоровская броня!
— На КВ уже под 100-мм стоит, а у меня как раз 200. Да и немцы не сильно дурные. Тоже, думаю, нагородят скоро зверинец. Они ещё один тяжелый танк делают. Помощнее этого. Хотя, думаю, года через два, не раньше.
— Да к тому времени…
— Ты и в самом деле думаешь, что война за это время кончится? После всего, что видел.
— Не знаю.
— Ну, так слушай тех, кто знает. Я уже воевала, знаю о чем говорю. За дурь уже кровью расплачиваемся.
— За дурь чью?
— Много чью! Вот скажи, с какого*** АБТУ распорядилось использовать для обучения танкистов на КВ Т-27 и БТ самые старые? Как говорится, глупость, или измена? А кто у нас АБТУ руководил? Звезду свою ставлю — Павлова не сегодня-завтра снимут и он пойдёт под суд. Только, пролитого уже не поднять. И не он один, умный такой.
— Воздух!
Пехотинцы, уже ученые, сразу же сиганули с брони.
Кажется, эти двое просто не нашли другой цели, и решили отбомбиться по маленькой колонне. Они слишком привыкли за эти дни к почти полной безнаказанности. Что чревато. Рванувшиеся навстречу огненные трассы оказались неприятным сюрпризом. 15-мм пулемёты, да стрелки не раз уже отражавшие атаки мирренских штурмовиков. Те тоже часто атаковали с пикирования. Марине не так давно засчитали сбитый штурмовик. Что же, вести огонь из зенитного пулемёта — прямая обязанность командира машины.
Один бомбардировщик так и врезался в землю, не выходя из пике. Второй задымил. Появляется белый купол.
— Живьем его! — кричит Марина.
Кажется, только теперь у пехотинцев пропали последние сомнения, что странные танкисты на самом деле свои.
Лётчика вскоре приводят. Он злобно смотрит одним глазом. Второй закрыт, украшенный огромным синяком.
Впрочем, Марину он смерил весьма наглым взглядом. За что тут же и получил удар, от которого согнулся, вытаращив глаза и хватая ртом воздух.
— Дальше повезём, или тут шлёпнем? Больно уж неохота пехоту злить, а они на нас и так косятся.
— Нам-то он не к чему.
— Если не застрянем тут навсегда. Тогда очень даже может пригодиться. У них-то сейчас с пленными небогато.
— Угу, особенно, с такими, как тот первый.
— Вообще-то ещё мы сами есть.
— Что наладил уже взаимопонимание с местными? — спрашивает Марина у командира "двойки", обнаружив у него на ремне штык-нож от местной самозарядки.
— Ну да, поменялись. Боец, похоже, вообще хотел сменять самозарядку на обычную винтовку, ту, что с грузовика взяли. Самозарядку глянул — неплохая, но плохо обученной пехоте такую лучше не давать. Я за нож сначала предложил бутылку бренди трофейного…
— А говорил, что оно кончилось. Смотри у меня!
— Да так, неприкосновенный запас, так сказать, в ход пришлось пустить.
— Выберемся — проставишься своим НЗ. А то мне пайковая водка как-то не очень.
— Проставлюсь. Тот боец трофей не оценил. Тогда я часы предложил — он согласился. Зато теперь у меня в коллекции такой нож есть, какого ни у кого в мире больше нет.
— Угу. Так уж и ни у кого. У сержанта вон точно такая же самозарядка.
— Так я имею в виду, у нас.
— Пока что мы у них, а здесь такие ножи — вещь довольно распространенная.
— Ну и что? Значит, ножа мирренского десантника ни у кого из них нет.
— Что, думаешь, здесь тоже есть любители ножичков вроде тебя?
— Конечно. Люди везде одинаковые.
— Развилка дорог. Где-то там — возможно, разрез. Различие в картах начинаются только здесь.
— И что?
— И ничего. Помнишь тех, кого мы обогнали?
— Ну?
— Они по этой дороге уходят. Все. Раненые. Гражданские. Если мы сейчас двинемся, а на дорогу хоть броневики разведывательные выскочат, они там такого наделают…
— Что предлагаешь, командир?
— Стоим тут до вечера. Сунется кто — объясним, что с нами лучше не связываться. Стемнеет — двинем дальше. Немцы ночью воевать не особо любят.
Кажется, капитан просто плюнул на всё. Если батальоном (хотя что там от батальона осталось?) взялась командовать странная девка со своими то ли испанцами, то ли, вообще, басками да приблудными пехотинцами, то, как говорится, вперёд и с песней. Иногда проще всего перевалить ответственность на другого. Раз уж другой так уверен, что надо делать, и просто светится энергией и вовсе неуместным оптимизмом. Словно "Малой кровью, могучим ударом" в голову ударило. Хотя, с такими танками и немудрено. Пусть, один из них и немец отбитый. Но Звезду-то она где-то получила, и судя по тому, как угрюмые испанцы чуть ли не в рот ей смотрят и с полуслова выполняют приказания… Капитан кое-что в людях понимает — давно танкисты знают командира. Видели, за что она Звезду получила, да и у них хватает наград, пусть и испанских.
Марина стоит у танка. Курит. В уши словно ваты натолкали. Кажется, всё, сегодня больше не сунутся. Получили своё… Хотя, без пехоты вряд ли бы отбились. Ругать немцев можно сколько угодно — ругай, не ругай — с танками они бороться умеют. Непривычные габариты и монструозные размеры машин если и могли напугать, то кого-то другого. Да и танкисты с артиллеристами стреляли метко. Кто другой бы — уже погорел. Да и ей, по большому счёту, повезло — успела заметить, как разворачивают тяжелую зенитку. Зенитчики могли бы натворить дел. Вот только командир "единицы" не за красивые глаза высшую награду своего мира имеет. Сила столкнулась с силой. Пусть и немного чужой для этого мира.
Подходит капитан. Марине даже шевелиться лениво. А вот капитан каким-то другим стал. Заматерел словно. Неужели, бывает так быстро? Хотя, кто знает. Она-то второй год воюет, мехвод с "двойки" — так вообще, с первого дня, а вот для них — первые бои.
— Капитан, не спросил… У тебя Звезда не за Испанию?
Хотелось соврать, но передумала. Люди почти всегда слышат только то, что готовы услышать.
— Нет, там вместе всё набралось, но по сути, за прорыв укрепленного района. ДОТ заткнула, да несколько пушек уничтожила.
— Понятно. На этом? — он хлопает по броне.
— Нет, на другом. Штурмовом с… шестидюймовой, — Марина впервые в жизни употребляет это слово вживую, хотя, калибр орудия ею и сокращён почти на два дюйма, — гаубицей. Мне эти паразиты ствол прострелили в конце концов. Броню взять так и не смогли. Хотя, стреляли метко. Как эти…
— Видел такой со здоровенной башней весной. Так и подумал, что ты из Ленинграда… Подумал вот, — он кивнул в сторону машин, — похоже, твои интернационалисты домой всё-таки вернутся, — хлопнул по броне, — своим ходом.
— Ну, до Пиренеев ещё топать и топать. Хотя…
— Теперь почему-то думаю — дойдём!
— Ага. Много слышала про места, где не бывала ни разу — поглядеть охота.
— Тут их дальше задерживать не имеет смысла. Знаю одно — нас тут они рано или поздно накроют. Поэтому — "Пантеру" взрываем, у неё всё равно топлива почти не осталось, а сами продолжаем движение.
— Здесь же война…
— Там тоже… Тут-то и без нас справятся, а вот там.
— Вот тол и пригодился! Давай, сапёр, минируй так, что бы только железки искорюченные после взрыва остались.
Сапер свое дело знает крепко. От танка осталась просто груда искорёженного металла. Башню разорвало, крышу выбило, командирскую башенку и то сорвало, ствол пушки разошелся лепестками словно чудовищный цветок.
— Восстановлению не подлежит, — флегматично констатирует Марина, — теперь и самый грамотный инженер не разберётся, чем это раньше было.
— Металлолома сейчас по лесам много валяется.
Петров только вздохнул.
— Удачи тебе, капитан.