Аналитик в отставке жил в добротном бревенчатом доме в самом центре пригородного поселка. Несмотря на заверения Влада, что их прислал Иван Иваныч, тот долго и придирчиво рассматривал их в глазок, затем потребовал предъявить удостоверения. Только убедившись в подлинности документов, бывший муровец впустил визитёров. Однако при ближайшем знакомстве, пенсионер оказался не таким уж и занудой. Представившись Семёном Михайловичем, он даже извинился за столь неласковый прием, мотивировав это тем, что за годы службы привык осторожничать. Влад был полностью с ним согласен — осторожность лишней не бывает. Семён Михайлович пригласил их на веранду и предложил испить с ним чайку, дескать, за трапезой и разговор быстрей завяжется. Влад и Деня, так и не успевшие заехать в кафешку, от предложения не отказались, тем более что к чаю ещё прилагались домашние пироги и мёд с собственной пасеки.

Познакомившись, Семён Михалыч попросил называть его попросту Михалычем. Пока хозяин хлопотал у стола, вовсю хвастаясь пирогами собственного приготовления (жена-покойница научила, знатной хозяюшкой была, царствие ей небесное) Деня, склонившись к уху Влада, прокомментировал:

— Блин, какая колоритная личность, скажи! Прямо Дед Мороз на каникулах! Встреть я такого на улице, ни в жизнь бы не подумал, что он бывший мент.

— И не говори! — шёпотом согласился Влад, исподтишка разглядывая хозяина дома. До чего же иногда внешность обманчивой бывает.

Высоченный, крепко сбитый Михалыч с небольшим брюшком, абсолютно лысой, блестевшей как бильярдный шар головой, роскошными усами, седой окладистой бородой действительно напоминал то ли былинного богатыря на пенсии, то ли и правда сказочного родственника снегурочки. Образ седого волшебника дополняли по — детски голубые глаза, блестевшие из — под кустистых бровей.

Но за чаем и разговорами Влад понял, что Михалыч не зря вышел на пенсию в чине полковника — несмотря на преклонный возраст, добрый «дедушка мороз» обладал острым умом вкупе с академическими знаниями, феноменальной памятью и, судя по всему, владел гипнозом. А иначе почему он сам того не желая, выложил бывшему аналитику всю свою подноготную, начиная с того где родился и заканчивая собственным скандальным разводом, подробности которого скрывал от всех. То же самое произошло с вконец смущённым Денисом, как на духу выложившим все свои секреты. Уже когда они вышли на улицу парень признался, что чувствует себя выпотрошенным рождественским гусём, и Влад вынужден был признать, что его ощущения мало чем отличаются от ощущений Дени.

Сейчас же, выслушав подробности и вытянув из них мельчайшие детали всех трех преступлений, Михалыч надолго замолчал, погрузившись в собственные мысли и прикрыв глаза. Со стороны могло показаться, что он заснул, лишь сменявшиеся друг друга эмоции на лице, говорили о том, что тот мысленно раскладывает ситуацию по одному ему ведомым полочкам. Наконец, когда Денис уже слегка заскучав принялся рассматривать гулявшего по большому огороженному сеткой вольеру огромного белоснежного алабая, Михалыч пожевал губами и, не открывая глаз, спросил:

— Что, понравилась Нюшка?

— Д-да, — Денис изумлённо моргнул, не понимая, как дедок мог не открывая глаз и практически опустив голову на грудь, узнать куда он смотрит.

— Знатная животинка! — с усмешкой продолжил Михалыч, открыв глаза и лукаво подмигнув обалдевшему Деньке, — дюже чистопородная, зараза. Заводчики за таких кучу бабок обычно срубают. А мне практически даром досталась. Хлопцы наши одного авторитета брали, алабаиху — мамашу Нюшкину нечаянно грохнули в перестрелке. А у неё три щенка. Совсем масенькие ещё. Только глазки открыли. Кобельков то наши кинологи себе забрали, а девочку, я себе выпросил. На пенсию как раз собирался, вот и подыскивал себе охранничка понадёжней. Но это так, к слову. Что до ваших забот, ребятушки…

Было однажды в Москве дельце одно. Очень на ваше похожее. Давно правда, ещё в начале шестидесятых прошлого века. Сам то я тогда совсем пацан был. Только-только в розыск пришёл, после школы милицейской. Годков мне было может чуть больше чем ему, — он кивнул на Дениса, — у опера старого на побегушках. Это ж я потом в науку то подался. Аналитиком стал. А поначалу как вы, тоже нечисть всякую ловил.

Жил в то время на Москве мужик один. Алесем звали. Из балетных. Кто не понимает — ногами в «Большом» дрыгал, балерун в общем, или как их там правильно называют. Ведущим артистом был и всё такое. И наградил его Господь внешностью ангельской, посмотреть — чисто херувим по сцене скачет. Бабы, понятное дело вокруг такого красотуна в штабеля складывались, ну и он тоже любил так сказать это дело, ну баб то бишь. Причём не худосочных балеринок, а таких чтобы в теле. Чтоб сиськи, задница, всё как положено, а не струганая доска. Ну и соответственно выбор у него был не ограниченный, он только глазиком мигнёт — очередь выстраивалась, выбирай любую. Он и выбирал какая глянется. Каждый день другая у него была. А потом как отрезало. Ходит мимо них, глазки в землю опустит, ни на кого не глядит. Девки в панике, что случилось с их ангелочком ненаглядным? Кто Париса их разлюбезного заморозил? Уж они и так к нему подкатывали и сяк, а он — даже головы к ним не поворачивает. Походили конечно за ним, а потом отстали, других кавалеров до лешего, чего ж циклиться то. Остались только самые стойкие. По-прежнему служебный вход осаждали, внимания его добивались, да сплетни разные сочиняли. И вот в один далеко не прекрасный день, нашли в подворотне недалеко от «Большого» убитую дамочку. Тоже вроде ваших — аккуратненько так положена, ручки вдоль тела, в одежде полный порядок. За исключением того, что задушена. Что тут началось! Девка-то не простая была. Работницам то да колхозницам понятное дело, некогда было особо по театрам шариться. Это только в кино людям бошки забивают счастливой советской жизнью, а в реале всё куда херовей было. Кто-то пахал как раб, а кто-то с золотого блюда жрал.

Потерпевшей оказалась дочка какого-то крупного партийца. Вроде бы даже из окружения самого Хрущёва.

Хай естественно подняли до небес, всех оперов на крыло поставили. А результатов ноль. Алеся этого, который Алексеем оказался за хобот взяли, на Петровку притащили. Да только он ни сном, ни духом. Его вообще в эту ночь в Москве не было, оказывается. Они всей труппой на гастроли в Ленинград уехали вечерним поездом. Отпустили его, ясное дело, причём по приказу с самого верха. Двух недель не прошло — ещё труп. Потом ещё.

Сколько нам нервов тогда помотали, сколько жил вытянули даже вспоминать неохота. Не один генерал погон лишился. В общем пока мы эту тварь поймали, она ещё двоих укокошила.

— Она?! — В один голос воскликнули Влад с Денисом.

— Угу. Она. Убийца бабой оказалась. Балериной. Так сказать, пятый лебедь в последнем ряду. Когда её на Петровку привезли все в ауте были. Мелкая, худая, соплёй перешибить можно.

— Но вы же сказали, что все жертвы здоровыми девахами были. Что ж они, отпор что ли ей дать не могли?

— Девка — то в Москву откуда-то с Дальнего Востока приехала. Батька её с япошками воевал. Короче знала она кое-какие приемчики из восточных единоборств. В школе балетной тихоней нельзя быть. Тот ещё змеюшник. На раз сожрут и не подавятся. Ну она приёмчиками-то и пользовалась. Вырубит деваху, а пока та в отключке валяется — задушит и была такова. Мы когда следственный эксперимент проводили, так мужик здоровенный, который жертву изображал, еле очухался после её удара. Это сейчас куклы используются, тогда мы сами в роли подопытных кроликов выступали.

— И на фига она их убивала?

— Из-за Алеся. Соперниц устраняла. Причём, по её словам, когда он кувыркался с кем попало, она бесилась, но терпела. Надеялась, что и ей когда-нибудь счастье улыбнётся. А вот когда он начал примерного мальчика из себя изображать, тут её и переклинило. Решила, что он себе подружку постоянную нашел. А какую никак вычислить не могла. Вот и мочила всех, на кого он искоса посмотрит. У баб ведь мозги совсем иначе работают. Кто их разберёт, что в их хорошеньких головках делается. Её когда в Кащенко на экспертизу возили, тамошний профессор сказал, что у неё редкая форма психопатии.

— А как вы её вычислили?

— Да никак. Её нам сами балетные и сдали. Когда у неё припадок начался. Алесь то латентным гомиком оказался. Или как там таких называют, которые на два фронта могут.

— Бисексуалы, — подсказал Влад.

— Во-во. Вот он им и был. А чтобы скрыть эту сторону своей жизни, он баб и охаживал, чтобы его никто не заподозрил. Это в наше время всё позволено, а тогда за такие фокусы с лёгкостью можно было и на нары загреметь. Ну а что с ними на зоне делают, вы прекрасно знаете. Но шила, как говорят, в мешке не утаишь. Правда наружу и вылезла. Полюбовник его вместе с ним по сцене скакал. Ну и однажды кто-то застукал, как они в гримерке лизались. Скандал случился тот ещё. Еле замяли. Девка, как узнала правду, кинулась на него, чуть глаза ему не выцарапала, такое орала, что очевидцы мигом поняли, что к чему, тут же нам и стукнули. Она даже отпираться не стала. Сама нам всё и выложила в подробностях. Об одном жалела, что из-за такого мудака жизнь свою в канализацию слила. Но ей всё одно подписанное признание не помогло. Через год после суда «вышак» взяла. А Алесь с милёнком своим на гастроли за границу уехал, да там и остался. Как Барышников. — Михалыч помолчал, будто задумался. — Вот такая гадская бывает жизнь. Ну, так зачем я вам всё это рассказал, поняли?

— Вы считаете, что наш убийца тоже женщина? — осторожно спросил Денис.

— Уверен. Сами посудите — станет мужик возиться, платья расправлять, волосы приглаживать? Нет, конечно. Знавал я, конечно, парочку уродов, которые прямо натюрморты из внутренностей оставляли, но чтобы прически наводить, да розы в волосы вставлять, такого не припомню. Это чисто женские примочки. То, что ты, Влад, профессора того поспрошать решил, это хорошо. Потому что, сдается мне, дамочка где-то рядом с ним крутится. Только осторожней смотри, не спугни. А ему намекни, чтоб осмотрелся чутка. Северинцев этот, я слышал, шибко умный мужик, может сам заметит, что, или тебя на какую мыслишку выведет.

— Спасибо, Михалыч, — Влад встал и протянул старику руку, — очень вы помогли нам. У меня как раз этот кусок с порядком в одежде ну никак в картинку не вписывался. Видимо потому, что с трудом представляю в роли убийцы женщину.

— Э-э, милок, — Михалыч тоже встал, прощаясь, — поживи с моё! Бабы-то ещё кровожадней мужиков бывают. А мстительные какие! Не дай бог! Особенно обманутые. Они же полумер не признают в принципе. Уж если любят, то на всю катушку, а уж ненавидят… Как говориться «за любимого на костёр, любимому нож в спину». Легко.

Ну счастливо вам, ребятки. Заходите, если что, или звоните. Вот держи телефон мой, — Михалыч подал Владу аккуратную бумажку. А ещё лучше, пропуск мне выпиши. Я может загляну, дельце поизучаю, вдруг ещё что нарою, что вы из виду упустили.

— Договорились. — Влад тепло улыбнулся, — очень приятно было познакомиться.

— Взаимно, — рассмеялся в ответ дедок. — Давай, Рыжик, пока. — Он крепко пожал руку Дениса. — Хороший ты парнишка! Отрадно видеть, что и среди нашей братии порядочные менты остались. Не все скурвились.

— А можно мне Нюшу погладить? — смущённо попросил Деня, — она такая красавица! Просто глаз не оторвать!

— Нюшку то? Чего ж нельзя то. Пойдём. Она у меня девушка воспитанная. Знает с кем вежливо надо обращаться, а кому и в горло вцепиться не грех. Влад, ты как, с крошкой моей не желаешь знакомство свести.

— Нет, спасибо. Я воздержусь, пожалуй, — Влад не понаслышке знал, на что способны такие вот «крошки», поэтому знакомиться с Нюшей не спешил.

Зато Денька, похоже, нашёл родственную душу. Ещё целых полчаса они с дедом наблюдали за вознёй огромной алабаихи, как щенок резвившейся в компании молодого опера.

— Мальчишка ещё! — с умилением прокомментировал Михалыч.

— Она его не поранит? — тревожился за напарника Влад.

— Та не. Собаки ведь чувствуют, кто как к ним относится. А парень, похоже, собачек очень уважает! Из него бы замечательный кинолог получился.

— А я думаю, из него классный опер выйдет, — возразил Влад. — Но зато я знаю, что подарить этому оболтусу на день рождения. Ну ладно, что-то загостились мы у вас. Денька! Нам пора, Вылезай уже. Поигрались и будет.

— Уже иду, — Денис ухватил Нюшку за ошейник и что-то шепнул ей в ухо.

Алабаиха согласно гавкнула, радостно завиляла куцым хвостом и смачно облизала Денькино лицо. Словно умыла на прощание.

— Ну что, собаковод-любитель, — уже сидя в машине, спросил Влад, наблюдая как Денис вытирает щёки и нос белоснежным платком, — по домам? Или ещё куда намылился?

— Домой. Сначала в душ, а там видно будет.

* * *

Маша просидела у постели Евы почти до восьми часов вечера. Она бы и на подольше осталась, но явившийся на вечерний обход дежурный хирург, отправил её домой, на все протесты категорически заявив, что девочке необходим отдых. Уже переодевшись и достав телефон, Маша с удивлением обнаружила три пропущенных вызова. От бабушки. Гадая, что могло случиться, если бабка так настойчиво пыталась до неё дозвониться, она набрала домашний номер.

— Але, — буквально через минуту раздалось в трубке, — ихто это?

— Ба, привет, это Маша. Что случилось? Ты часом не заболела?

— Бог миловал. А ты наверное была бы рада-радёшенька, чтоб бабка быстрей околела.

— Ба — а…

— Не дождёсси, внученька моя разлюбезная! Я ещё ого-го!

— Баба Паша, может, хватит уже ссор? Вот ведь и не общаемся почти, а ты всё равно на меня за что-то злишься.

— Да, это я по привычке. Как хоть живёшь-то?

— Хорошо. А ты чего звонила?

— Я тут на антресолях нынче разбиралась. Хлам всякий выкидывала. Так матки твоей вещички нашла. Цельную коробку. Видно дед от меня спрятал, чтоб не выбросила. Хочешь, можешь заехать забрать. Чай память какая-никакая от матери-то. Я хоть и терпеть её не могла, но Ирка тебя любила без памяти. Это да! Мамкой хорошей была, это не отнять. Когда они в горы тогда собирались, Алёшка её еле оторвал от тебя. Чуяло видно сердце материнское, что не увидит дитя свово. Так что — заберёшь вещички? А то я на помойку снесу.

— Не вздумай! Я заберу обязательно! Прямо сейчас и приеду.

— Тока ты давай шустрей, а то я к Захаровне на дачу собралась. Она мне огурцов дать обещалась. Зять её за мной через час приедет.

— Я мигом, ба!

Едва Маша отключилась, как снова раздался звонок.

— Привет!

— Ой, Денис! Как здорово, что ты позвонил! Ты не мог бы забрать меня с работы. А то мне к бабушке срочно надо.

— Конечно мог бы. А ты что до сих пор в клинике делаешь?

— Да, я у подруги дежурила. Ей сегодня операцию сделали. Так ты приедешь?

— Вообще-то я в сторону твоего дома еду. Сейчас развернусь и минут через пятнадцать буду. У входа меня жди.

— Спасибо. Увидимся.

Денис отключился, а Маша помчалась к лифту. Нажав на кнопку вызова, она не глядя попыталась засунуть телефон в кармашек сумки, но в спешке промахнулась, и бедная старенькая «Нокия», плюхнулась на кафельный пол.

— Вот блин! — Маша опустилась на корточки собирая то что осталось от телефона. — Разбился. Что же теперь делать?

…- Маша? — раздался позади неё знакомый баритон, — объясни пожалуйста, какого дьявола, ты здесь делаешь?

Она обернулась. Позади неё возвышался профессор Северинцев. Увлёкшись собиранием останков почившего телефончика, она не слышала, как открылись двери бесшумно подъехавшего лифта.

— Э-мм, добрый день.

— Угу. Скорее вечер, — мрачно проворчал он, поджав губы. — Так что же ты здесь делаешь?

Пришлось Маше во второй раз объясняться, да ещё и выслушивать суровую отповедь не только в свой адрес, но ещё и в адрес её «дуэньи», как выразился профессор. Судя по его виду, он был злой как чёрт, а Маша просто под раздачу попала. Гадая, кто же так умудрился его разозлить, она покорно шагнула в лифт, зажав в кулачке многострадальный телефон.

— Это что за хлам? — поинтересовался Северинцев, пока они ехали в лифте.

— И вовсе не хлам. Это мой телефон. Он сломался. Вы не знаете, где его можно починить?

— Нигде. Его место в мусорном ведре. Сейчас мы заедем в салон и купим тебе новый, а потом я подброшу тебя домой.

— Дядя Саша, спасибо, конечно, но за мной сейчас приедут.

— Твой рыжий рыцарь?

— Его Денис зовут.

— Ну-ну. Ладно, — он достал из кармана бумажник и отсчитал несколько купюр, — держи тогда. Надеюсь, кавалер твой разбирается в технике.

— Нет, дядя Саша. Я не могу взять. Тут слишком много денег!

— Маша, — Северинцев закатил глаза, — давай хоть ты со мной спорить не будешь. Я сегодня чертовски устал. Если я даю такую сумму, значит, рассчитываю, что ты купишь себе нормальный аппарат, а не очередную дешёвку. Считай, что это подарок от твоего покойного отца.

— Спасибо, — прошептала Маша, глядя на него счастливыми глазами — дядя Саша, вы такой… Вы необыкновенный!

— Серьёзно? Маш, не нужно делать из меня доброго ангела. Ты меня совсем не знаешь. Ну, всё. Приехали. Симка то хоть в порядке?

— Да.

— Позвони, как доберешься до дому.

— А вы разве сегодня к нам не приедете?

— Нет!

Это «нет» было сказано таким тоном, что Маша поёжилась.

«Они что — поссорились? — подумала она, во все глаза глядя на мрачного, как туча профессора. — Этого только не хватало!»

Северинцев стремительно покинул здание, ещё раз напомнив про «позвонить» и направился на автостоянку, а Маша осталась дожидаться Дениса.

Коробка с мамиными вещами оказалась довольно внушительной и тяжёлой. Маше с трудом удалось вытащить её из подъезда, потому что Денису она запретила подниматься с ней. Потом от бабкиных комментариев продыху бы не было. Загрузив коробку в багажник, они заехали в салон сотовой связи, где Маша выбрала симпатичный розовый смартфон. Тоже «Нокию» в память о почившем телефончике.

В результате, до дому Маша добралась ближе к одиннадцати вечера.

— Марья, блин горелый! Где тебя черти носят? — встревоженная Нара, встретила её у порога, — я звоню — телефон не доступен. В отделении девчонки сказали, что ты давно ушла, я уже чего себе только не напридумывала.

— Нарусик, прости меня, пожалуйста! Я с Евой задержалась. Потом к бабке ездила, за мамиными вещами, — Маша кивнула на стоявшую у её ног коробку, которую Денис помог донести до квартиры. — У меня телефон сломался. Мы с Денькой заезжали за новым. Вот, смотри, какая прелесть! — Она протянула Наре новенькое розовое чудо в белом кожаном чехольчике и вытащила из пакета коробку с документами. — Пока проверяли, пока инет подключали, вот время и пролетело незаметно.

— Это тебе Денис купил? — подивилась Нара. — Не слишком ли дорогой подарок, для нескольких дней знакомства.

— Нет. Мне дядя Саша денег дал. Сказал, что это как бы от папы. Я понимаю, что дорого, но… а как же без телефона.

— Дядя Саша, значит. Ну что ж — молодец, что заботится. Только мы ему с получки всё равно деньги отдадим.

— Нар, вы что — поссорились?

— С чего ты взяла?

— С того, что вижу. Ты вся такая злючка, он так вообще, как не знаю кто! Что случилось?

— Ничего. Он меня из бригады выпер!

— Фига се! За что? Он хоть объяснил?

— Угу. Только мне его объяснения не подходят.

— Ты знаешь, Нарусик, мне кажется, он уже стопятьсот раз пожалел об этом!

— Уже без разницы.

— Нар.

— Ну что?!

— Может, вы всё же помиритесь? А? Вдруг ты просто его как-то не так поняла? Ну не может такого быть, чтобы он тебя вот так с бухты-барахты выгнал.

— Мань, всё я прекрасно поняла! И даже где-то с ним согласна…

— Вот видишь…

— Но! Он мог просто сказать мне об этом. Так, мол, и так! Я ведь не дура, сама бы попросилась в другую бригаду. А он… Всё решил сам! Ну и пусть! Всё равно бы из этого романа ничего хорошего не вышло.

— Почему?

— Потому что мы слишком разные!

— Это не правда!

— Маша! Давай закроем эту тему. Пожалуйста! Я больше не хочу об этом говорить.

— Хорошо.

— Ты голодная?

— Нет. Мы с Денькой в пиццерию заехали.

— Ясно. Я тут жду её…

— Нар, ну прости!

— Ладно. Проехали. Тогда давай в душ и спать. А то у меня сегодня не день был, а кошмар какой-то.

— Уже иду. Только позвоню кое-кому.

— Я даже знаю кому именно.

— Ну да, дяде Саше. Ты только не обижайся, ладно? Я просто обещала.

— Я и не обижаюсь. Ещё чего. Звони, раз обещала, а я спать пошла.

Нара легла в постель и отвернувшись к стенке, никак не могла заснуть, слушая как щебечет по телефону Маша. Денег ей родители дали достаточно, чтобы хватило оплатить ремонт Моти и она твёрдо решила прямо завтра с утра отнести их Северинцеву.

Уже почти засыпая, она думала, что профессор, конечно, тот ещё засранец, но хотя бы к Машке относится по человечески. Интересно — почему? Сначала дорогие джинсы, теперь вот телефон. Тоже не из дешёвых. В заботу о дочери покойного друга не слишком верилось. А если… ей вспомнилась тёмная родинка — фасолинка на загорелой спине и мысль о том, что Машка его дочь, которую Нара тогда отмела как насквозь бредовую. А что если её догадка верна? И Северинцев всё прекрасно знает?

Нара даже проснулась и села в постели, уставившись на Машку, копавшуюся в коробке. — «Тогда всё встаёт на свои места, — подумала она. — Вот только какого лешего он ей-то ничего не говорит?»

Наре стало любопытно. Ей так хотелось во всём разобраться, что она даже на минуточку забыла о ссоре с Северинцевым.

— Нар, ты чего? — спросила Маша — не спится?

— Так, ничего. Всё нормально. Ложись давай. Завтра вставать рано. Потом инспекцию маминых вещей проведёшь.

— Ты спи. Я только чуточку почитаю. Смотри что я нашла, — она протянула пухлую тетрадку в голубом дерматиновом переплёте. — Это мамин дневник.