Закончив со свидетелем, Влад подошёл к эксперту, который что-то внимательно разглядывал на шее жертвы:

— Что-нибудь нашёл, Вась?

— …М-м-м, пока не уверен. Что-то явно не так, но что именно, пока не могу понять. Посмотрим, что Иваныч скажет.

— Вася, отвлекись на минутку.

— Ну что тебе?

— Листок где?

— Какой листок? — находясь всё ещё в своих мыслях, переспросил эксперт.

— Не тупи.

— Ах да! Так он это, в чемодане у меня.

— Дай его мне.

— Зачем? Это вообще-то улика.

— Я в курсе. Дай. Я верну его максимум через час.

— Хорошо, — Василий вздохнул, понимая, что Влад все равно не отстанет, — только из пакета не доставать! Там могут быть «пальчики». Пошли.

Забрав улику, Влад спустился двумя этажами ниже и вошел в кабинет Северинцева.

Профессор сидел в кресле, поставив локти на колени и вцепившись пальцами в волосы. На низком столике стояла початая бутылка «Реми Мартен» и два стакана, в одном из которых плескалась янтарная жидкость.

Увидев вошедшего Влада, Северинцев выпрямился:

— Выпить хочешь? — он кивнул на бутылку.

— Я на работе. И ты, между прочим, тоже, — сказал Влад, опускаясь в соседнее кресло и мысленно поражаясь, как легко ему удалось перейти на неофициальный тон. Но раз уж профессор не церемонился, с чего бы ему вдруг официоз разводить.

— Как хочешь. А я, ещё выпью, пожалуй, — он взял в руку стакан и отпил глоток. — Не переживай, два глотка хорошего коньяка только мысли прояснят. Я не собираюсь напиваться.

— Рассказывай, — кивнув, потребовал Влад.

— Ты можешь точно сказать, что было на том листке?

— Смотри, — он достал из кармана целлофановый пакет с уликой и протянул его Северинцеву.

Тот его даже в руки брать не стал, просто кинул взгляд и тяжело вздохнул:

— Ты знаешь, что это?

— Понятия не имею. Какие-то звезды.

— Карта звездного неба. Вот это — он всё же ткнул пальцем в лежащий на столе пакет с листком — Большая Медведица.

— И что?

— Однажды я уже видел такую карту. Правда, с небольшой надписью. Я запомнил её, потому что у меня хорошая память и послание было необычным.

— Николаич, я тебя умоляю, не тяни кота за яйца! Время дорого!

— «…Если звезды зажигаются, значит, это кому-нибудь нужно. Жизни не пожалею, только бы вновь покрывать поцелуями твое созвездие, твою Большую медведицу…» — прикрыв глаза, на память процитировал Северинцев.

— Не понял. При чём здесь ты и какие-то чёртовы звёзды?!

— Влад! Дай мне слово, что мой рассказ останется между нами. Что всё это будет не для протокола!

— Хорошо. Я обещаю.

То, что произошло дальше, чуть не выбило обычно невозмутимого Влада из колеи, но он быстро взял себя в руки.

Профессор криво усмехнулся, затем резко встал и рывком спустил штаны до колен, слегка расставив ноги.

— Б….ь, — Влад судорожно сглотнул и покраснев как рак, уставился на его гладкие, лишенные растительности бёдра. На правом, ближе к внутренней поверхности, виднелась россыпь темных родинок, расположение которых в точности повторяло звездный ковш, — ох….ь! — Он всё же налил себе коньяку на два пальца и залпом выпил.

Северинцев шумно выдохнул, быстро оделся и снова усевшись в кресло, начал быстро говорить.

— Ты безусловно в курсе, что для того, чтобы заняться с кем-то сексом, не обязательно быть представленными друг другу по всем правилам.

Влад кивнул, соглашаясь, и профессор продолжил:

— …Это был мой последний курс и последняя перед выпуском вечеринка. Экзамены мы уже сдали, дипломы еще не получили… краткий миг абсолютного безумия. Мы отмечали в одном из корпусов общежития, курсы перемешались, народу было море, а выпивки еще больше. Водка, портвейн, пиво — убойный коктейль, особенно, если не заморачиваться закуской. Я… почти ничего не помню из того вечера. Видимо, вырубился и меня отнесли в свободную комнату. Очухался я от поцелуев. Было темно, шторы закрыты, да и ночь уже наступила. Я лежал совершенно голый, а какая-то девчонка буквально облизывала меня с ног до головы, тихо шепча мне — какой я красивый, особенно восхищаясь моей «Большой медведицей», — Северинцев снова криво усмехнулся. — Всем моим подружкам она нравилась. Трахнуться со мной у них называлось — «слетать на Большую медведицу».

Несмотря на то, что я был в ураган пьяным, завела она меня быстро, а вот кончить не мог довольно долго. Но, она так терпеливо и самозабвенно отдавалась и шептала, что я необыкновенный, самый лучший, что она давно искала именно меня и что это счастливейший миг в её жизни. Эту болтовню я помню только потому, что она повторила её раз сто, и я чувствовал себя польщенным. Когда я кончил, она меня целовала ещё очень долго, особенно усердствуя в районе этой дурацкой Медведицы… Она сказала мне, что я отмечен звездной печатью, что это знак особой судьбы… Чушь всякую несла. А потом мне стало так херово, я чувствовал, что если сейчас же не доберусь до унитаза, меня вывернет прямо на неё. Так что я нацепил футболку и джинсы и поплёлся в туалет, пообещав вернуться. Туалет был на другом конце коридора, меня так штормило, что я еле- еле успел. Проблевавшись и умывшись холодной водой, я напрочь забыл, куда мне надо возвращаться, а тут еще подошли мои друзья и увели меня обратно на вечеринку. Больше я не видел свою загадочную ночную подружку. Я был молод и мне нравилось думать, что это было таинственное приключение, поэтому даже не пытался узнать с кем тогда трахался. Сначала я ждал, что кто-нибудь подойдет и признается, но этого не произошло, а перед самым отъездом в Питер, мне пришло письмо. С такой же звёздной картой и припиской. Я почитал, поудивлялся, а потом выбросил и забыл. До сегодняшнего дня. Вот и всё. Прошло уже пятнадцать лет и для меня это только смутное воспоминание. Если бы не этот чёртов листок, я никогда бы и не вспомнил.

— Воспоминания не убивают людей, Николаич, — хмуро отозвался Влад.

После долгой паузы он убрал в карман пакет с картой и устало поднялся с кресла:

— Я должен подумать, как всё это связано с нашими жертвами. Но, по моему мнению, именно в ту самую ночь в её голове что-то замкнуло — если мы имеем на руках четыре трупа. Вот только почему она так долго ждала?

— Может жила не здесь?

— Возможно.

— В центре много врачей, закончивших наш вуз?

— Больше половины, полагаю. Наш главный сам его заканчивал и предпочитает подбирать родные кадры.

— Ладно, разберёмся. В любом случае, её поимка теперь дело времени. Уж слишком она подставилась, грохнув последнюю девчонку. Либо занервничала, либо терять больше нечего. Слушай, профессор, может ты отпуск возьмёшь? Чтобы не отсвечивать.

— Нет необходимости. Я послезавтра в Бельгию улетаю. На неделю. Симпозиум по кардиохирургии.

— Хорошо. Это нам на руку.

— Влад.

— Что?

— За Нарой присмотри. Если с ней что-нибудь случится, я не знаю… — он сокрушенно помотал головой.

— Что, крепко она тебя зацепила? Вижу, что крепко. Нарка — девчонка, что надо! Смотри не упусти. Потом как-нибудь пересечёмся в более подходящей обстановке, и я тебе расскажу, какая она замечательная. И не переживай. С ней всё будет в порядке. При условии, что пока не будешь рядом крутиться.

— Не буду.

— Ну, мне, пора, — Влад протянул руку для прощания, — а ты неплохой мужик, профессор…

— Саня.

— Саня, — согласно кивнул Влад, широко улыбнувшись, — пойду я. А то мне ещё кучу бумаг писать. Точно больше ничего не помнишь?

— Нет. Я ж тогда с утра такой отходняк словил, думал сдохну вообще. Ты иди. А то тебя там напарник уже, наверное, заждался.

Влад вышел, оставив Северинцева наедине со своими воспоминаниями и спустился вниз. За время беседы с профессором, он успел получить кучу смс-ок от Дени и нашёл его сидящим на диване в холле.

— Ты где был? — напустился на него Денис, — я тебе писать уже замучился.

— С профессором общался. Что-нибудь опять стряслось или ты просто успел соскучиться.

— У тебя дурацкие шутки, Влад, — обиделся Денька, — с недосыпу что ли?

— Угу. Видимо.

— Тело уже увезли?

— Давно.

— Так. Значит пока больше нам здесь делать нечего. Пошли в отдел. А завтра обязательно навестим местные «кадры».

— Зачем?

— Не строй из себя идиота, Денис, — строго сказал Влад, — тебе это не идёт. Нам предстоит просто гигантская и донельзя муторная работа. Пересмотреть личные дела сотрудников за пятилетний период. Вадика что ли с собой прихватить? Втроём быстрей управимся. Ладно, там посмотрим. Может вообще тебя с ним отправлю. Давай уже, двигай, может ещё вздремнуть чутка удастся.

* * *

Нару разбудили тихие всхлипы — Маша опять плакала. Тяжко вздохнув, Нара спустила ноги с кровати и босиком прошлёпала к дивану. Маша лежала свернувшись калачиком, лицом к стене и уткнувшись носом в подушку. Опустившись на краешек, она тихонько обняла Машу за узкие плечи, склоняясь к уху:

— Машунь, девочка моя родная, ну скажи мне, что происходит. Пожалуйста, — почти выдохнула она, — у меня же сердце кровью обливается, когда я вижу тебя такой несчастной. Мы же ведь с тобой как сёстры, пожалуйста, поделись со мной, выплесни из себя свою боль и тебе сразу же легче станет. Ты же знаешь, я умею хранить тайны, и клянусь, что никто ничего не узнает. Машенька, ты слышишь меня?

Маша поначалу сопротивлялась и пыталась вывернуться из её ласковых объятий, но потом притихла и вдруг повернулась к Наре, обвила руками её шею, спрятала лицо у неё на груди и затихла. Нара тихонько гладила её по спине и молча ждала. Наконец, Маша зашептала, быстро-быстро, словно боясь остановиться и передумать. Слова перемежались тихими всхлипами, половину окончаний она просто глотала и Нара с трудом разбирала её бормотание.

— Машенька, я понимаю, тебе пока трудно всё это осознать, — Нара продолжала баюкать её словно обиженного ребёнка, — но ты должна понять одно, что бы не случилось в прошлом, какой бы она не была, прежде всего она твоя мама. И ты должна помнить её именно как свою маму, — доброй, заботливой и бесконечно любящей тебя. Если бы она была жива, она бы сделала всё для того, чтобы ты была счастлива! То что ты узнала… что ж… жизнь ведь она очень сложная, а твоя мама была просто глупенькой юной девушкой. Она просто запуталась, а рядом не было никого, чтобы помочь справиться со всем, разобраться. Представь, что очень юную девушку, выбросили в бушующий океан и оставили совсем одну. Чтобы выжить, не захлебнуться, не разбиться о скалы, ей пришлось барахтаться изо всех сил, пока она не нашла тихое пристанище на маленьком острове, который стал для неё отдельно взятой вселенной. Твой папа стал для неё этим островом. Который вселил в неё надежду и наполнил её жизнь смыслом и любовью. Который принял её всю — со всеми грехами и недостатками. И поверь мне, совершенно не важно, кем был твой настоящий отец…

— … Для меня важно, — тихо перебила её Маша, — я очень люблю своего папу и никогда не стану думать о нём, как о чужом человеке…, но мне просто очень-очень хочется увидеть того, другого… не знаю — зачем.

Она подняла голову и посмотрела на Нару, глазами полными надежды.

«Бедный ты мой ребёнок, — Нара разглядывала заплаканное личико, распухший покрасневший нос и в её душе рождалась такая отчаянная нежность к этой хрупкой девушке, что она на мгновение почувствовала себя её матерью».

— Я помогу тебе найти его, — прошептала она, мысленно представляя кого именно она об этом спросит.

— Правда?

— Да. Только обещай мне, что одна ты никуда не поедешь, не сорвешься без меня в ту деревню. Если нужно будет, мы вместе поедем туда. Обещаешь?

— Ладно. Только ты тоже должна мне кое-что пообещать.

— Что?

— Помириться с дядей Сашей. Разве ты не видишь, как он страдает? Он уже скоро ночевать будет под нашими окнами. Да, он обидел тебя, но он же не специально, он не хотел, правда! Просто поговори с ним.

Нара смотрела на взъерошенную Машу и улыбалась — раз уж она снова села на любимого конька и заговорила о дяде Саше, значит не зря они устроили эти ночные посиделки и Маше удалось справиться с собой. Выговориться, выплеснуть все страхи и сомнения. Закрыть за собой дверь в прошлое и продолжить идти по жизни дальше.

— Сама-то не хочешь с ним помириться? Ты нагрубила ему — забыла?

— Я извинюсь, завтра же.

— И с Денисом помирись.

— А ты с дядей Сашей, — упрямо повторила Маша.

— Хорошо. Если ты этого хочешь.

— Очень.

— Мы поговорим.

— И помиритесь.

— Да.

— Точно?

— Маша! Может мы всё-таки хоть чуточку поспим?

— Только не уходи никуда. Давай сегодня вместе спать.

— Давай.

Маша подвинулась, освобождая место, а когда Нара улеглась рядом, обвила руками её плечи, зарываясь носом в её шею:

— Ты самая лучшая в мире, — прошептала она, — спасибо богу за то, что он познакомил меня с тобой.

— Спи уже, болтушка моя.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

* * *

На следующий день после полудня, Маша робко постучалась в кабинет Северинцева.

— Войдите, — раздался знакомый голос.

Маша приоткрыла двери и протиснулась в образовавшуюся щель:

— Здравствуйте, Александр Николаевич.

— Маша? Что-то случилось?

Он подошел к ней, взял за плечи и заглянул в глаза и Маша подумала, что он выглядит очень уставшим и каким-то… другим. Как-будто за эти сутки с ним что-то произошло.

— Тебя кто-то обидел? — в его голосе звучала тревога.

— Нет. Я пришла… в общем у меня были не очень хорошие дни, я вела себя ужасно, нагрубила вам. Простите меня, пожалуйста.

— Ох, Машка, — профессор покачал головой и улыбнулся, — не пугай так больше. Я уж было подумал… — он прервался на полуслове, — неважно. Я заметил, что у тебя не всё гладко. Но надеюсь, что сейчас уже всё хорошо?

— Почти. Можно вас попросить?

— О чём?

— О моём папе. Вы же дружили с ним. Расскажите, каким он был?

Несколько минут, он просто стоял, глядя на неё и Маша видела, что в его глазах плещется что-то очень похожее на вину. Затем, неожиданно притянул к себе, Маша оказалась в кольце его сильных теплых рук, чувствуя, как бьётся его сердце, и она доверчиво прижалась к нему, а он клонившись к её уху, шепнул:

— Я всё тебе расскажу, малыш. Всё- всё. Обязательно. Но только не здесь и не сегодня. Завтра я улетаю в Бельгию. А когда вернусь, приду к тебе, и мы обязательно поговорим. Договорились?

Маша кивнула, и профессор ещё крепче прижал её к себе и поцеловал в макушку.

— Кхм, — донеслось от двери неожиданное покашливание.

Профессор резко поднял голову, по-прежнему обнимая Машу.

— Вас не учили стучаться? — обратился он к кому-то поверх Машиной головы. В его голосе сквозил весь холод мира. — Будьте любезны покинуть мой кабинет. Я не желаю никого видеть. Для связи со мной существуют телефоны и если Вам нужно что-то обсудить, потрудитесь набрать номер, а сейчас закройте дверь с той стороны.

Тихое «извините» больше напоминало змеиное шипение и дверь с треском захлопнулась.

— Чёрт! — Северинцев отпустил Машу и почти отпрыгнул в сторону, — Чёрт!! — снова повторил он, закрывая лицо руками, — этого только не хватало…