Сказав снять плащ, мать принялась за штопку порванной одежды. Я, в свою очередь, получил наказ не покидать избы и помогать младшей сестре по дому. Вернувшийся домой отец неожиданно послал меня к тележнику Леониду, имея при этом насупленный вид.
Возражения матери, что меня не следует отправлять одного через всю деревню, опять "натолкнулись" на пришедшего в ярость отца. Я так же не стал перечить, это было и не принято и бесполезно. Накинув на плечи не до конца "починенный" плащ, я спешно покинул дом, сожалея мысленно только о том, что так и не успел пообедать.
Отправленный с пустячным поручением, я имел собственное мнение о том, чем может закончиться навязанная "прогулка". Никуда идти я не собирался и, выйдя за ворота, я пробрался вдоль внешней стороны забора до задней части двора. В пожухлой траве валялась на подобный случай узловатая палка, подняв ее и прислонив к крепким доскам, я перелез забор и пробрался в курятник. Три десятка наседок кормили с утра и вечером, так что мое присутствие на верхних стропилах пристройки до темноты не должны были обнаружить.
Спокойно посидеть под скатом крыши мне не дал случайно услышанный разговор. Мать отловила отца, направлявшегося в стойло к лошади, и, уверенная что ее никто не слышит, решила один на один выяснить столь странную реакцию Савелия на заботу о моем здоровье.
-На учебу Женьке просила? Марише приданое надо? Долги, что твой прадед наделал, кто отдавать будет?! - слова матери я не расслышал из-за кудахтающих под ногами кур, но голос отца наседкам было не заглушить.
По лицу матери покатились слезы. Мужик, которого еще недавно я считал своим отцом, раздраженно махнул рукой. Дождавшись, пока на дворе никого не будет, я шмыгнул к забору и перемахнул два метра одним махом. Обиды как таковой на, судя по всему, "продавших" меня людей не было. Разум пятнадцатилетнего паренька, сформировавшегося на воспоминаниях тридцатилетнего мужчины, позволял абстрагироваться от одолевающих молодое тело эмоций.
Но, несмотря на разумные доводы, что я и сам, на месте рачительного хозяина, позаботился бы о здоровых побегах, отщипнув слабый, но пьющий соки, стебель, мне никак не удавалось успокоиться. Мысли прыгали с одно на другое, вспоминая слухи, что ходили по дворам о тележнике Леониде и пропадающих не одаренных детях.
Поля и огороды, раскинувшиеся вокруг деревни, простирались на добрую сотню верст. Обладающие способностью управлять бахиром, крестьяне возделывали землю на огромной территории. Техники стихий Воды, Земли и Воздуха, подходящие для сельскохозяйственной деятельности наилучшим образом, передавались от отца к сыну, от матери к дочери. Пройдя обряд, юноши и девушки становились полноправными членами своих семей, начиная приносить ощутимую пользу домашнему хозяйству.
С наступлением холодов все сельскохозяйственные работы были прекращены и я мог спокойно бродить, не опасаясь случайных встреч с деревенскими жителями. Заложив огромный крюк вокруг полей, я брел по прихваченной морозами тропинке, не обращая ни на что внимания и копаясь глубоко в себе.
Время шло, и испытанный шок стал стихать, уступая место рациональному взгляду на сложившуюся ситуацию. На небе начали проступать первые звезды и пробравшийся сквозь одежду холод помог "осознать", что я все придумал. История, что родной отец продал меня тележнику Леониду, была "шита белыми нитками" и теперь я искренне недоумевал, как сам смог в такое поверить. Приободрившись и оглядевшись вокруг, я узнал место, куда убрел в своих терзаниях. Ушел я не так чтобы сильно далеко, но чтобы осторожно вернуться в деревню, требовалось не менее двух часов.