Вернемся, однако, к лету 1147 года, когда Святослав Ольгович возвращался через землю вятичей на свою отчину, и вспомним некоторые подробности. Святослав, «перешед Оку, ста», потому что умер его «добрый старец Петр Ильин, иж был муж отца его, уже от старости на коне че може идги, бе бо лет за 90». Не от этого ли Петра Ильина-через отца, мать, старших братьев или такого же доброго старца-перешли к Игорю Святославичу «преданья старицы глубокой» и бывальщины о деде его Олеге Святославиче? Зачем было Святославу брать с собою в столь дальний и тяжкий путь человека, родившегося, быть может, еще при Ярославе Мудром, сыне Владимира Крестителя и Рогнеды, умудренного свидетеля стародавних событий и хранителя родовых тайн? Не для того ли, что.б он пел на свадьбе славу князьям «старым» и новым?
А между Москвой и Окой, как сообщает В. Н. Татищев, Святослав Ольгович прошел через два города вятичей-Любек и Сыренск, во второй редакции «Истории Российской» названный почему-то Серенском…
В. Н. Татищеву можно доверять, но иногда не мешает и проверять его по летописным подлинникам. Любек в Ипатьевской летописи назван Лобыньском, и такой город историки действительно числят на Протве, а Сыренском и Серенском ошибочно поименован, кажется, летописный Неренск.
— Татьяна Николаевна! — говорю я археологу Никольской, раскопавшей древнее Дешевское городище и несколько средневековых вятичских городов. — Неренск — это не…
— Нет, нет! Этот город пока не найден. И его не стоит искать на Серене, где стоял Серенск, называемый летописцами также Шеренском. Наш город определен еще до революции, село рядом с городищем и сейчас называется этим именем, ну а раскопки окончательно все подтвердили…
«Наш город»… Это сказано, наверное, потому, что мы с Татьяной Николаевной много о нем говорили. Но как археологические раскопки могут подтвердить название города, если не найдено на этот счет записи на камне или бересте? Современной науке известен археологический уникум — Райковецкое городище. Этот пока единственный полностью раскопанный средневековый русский город,погибший от нашествия орды, условно назван учеными, работавшими там с 1929 года, по имени ближайшего села, что в Житомирской области, однако никто не знает, как он на самом деле назывался в XI-XIII вв. — ни летописи, ни былины, ни народная память, ни топонимика не сберегли его подлинного имени…
— А наш город? — спрашиваю я о поселении, до останков которого не смог доехать осенним бездорожьем.
— Он замечательно сохранился, конечно, с точки зрения археолога. Помню, как впервые мы пришли на этот речной мыс. Серена обтекает его, а с напольной стороны — представьте себе — до сего дня глубокий ров и вал…
И я представляю, как археологи, оглядевшись, ставят палатки, заваривают чай, достают лопаты, ножи, пинцеты, щеточки-кисточки геодезические приборы, фотокамеры, планшеты, миллиметровку, намечают, с какого конца приступать, срезают первый двадцатисантиметровып слой и с волнением начинают перебирать его осторожными и чуткими пальцами. Это нелегкий, кропотливый и очень ответственный труд, потому что культурный слой, переработанный археологами, погибает навсегда, и никто в будущем его уже не восстановит, если даже придет сюда с самыми благими намерениями, совершеннейшими методами, орудиями и приборами, неограниченным запасом времени и средств.
В своей фундаментальной книге «Земля вятичей», вышедшей в 1981 году, Т. Н. Никольская подвела итоги раскопок земли наших предков, и теперь мы довольно полно представляем их образ жизни, экономику, культурные и торговые, в том числе международные, связи, многое можем сказать об их верованиях, ремеслах, обычаях, художественном вкусе, жилищах, крепостях. На сегодняшний день обнаружено 1183 кургана и 1161 селище и городище вятичей, и почти все они, подчеркну, располагаются вдоль рек. Как бисер, нижутся поселения и захоронения наших предков по берегам Оки, Москвы-реки, Верхнего Дона, Десны, Болвы, Угры, Клязьмы, Вори, Нары, Лопасни, Прони, Протвы, Неручи, Осетра, Серены, Вытебети, Истры, Рузы, Упы, Навли, Зуши. На крайних восточных пределах расселения славян вятичи освоили чрезвычайно важный и выгодный географический район — из него шли удобные речные пути в бассейны. Волги, Днепра и Дона, что, возможно, в какой-то мере предопределило исторические судьбы потомков вятичей…
Филологическое путешествие в прошлое можно повторить, археологическое — никогда, по есть в этих науках и кое-что общее, например почти безграничный объем информации об истории и культуре навсегда ушедших в небытие эпох. В самом деле, если взять, скажем, русский язык XII века, то кроме сведений, что он нес, это целый мир! И как он различен в летописях, литературных произведениях, церковных книгах, проповедях, переводах, берестяных грамотах, оставаясь совершенно неизвестным в разговорной речи и диалектах! А насколько отличаются по языку великие памятники нашей средневековой словесности-"Слово о полку Игореве", «Поучение» Мономаха ц «Слово» Даниила Заточника! И археологический материал, добытый в различных местах, всякий раз по-новому рассказывает о быте, искусстве, образе жизни, верованиях, орудиях труда, жилищах, военной технике, ремеслах, торговых связях, событиях далеких времен и о многом-многом ином, имеющем, как в литературе, свои трудные тайны…
— Как глубок серенский ров?-продолжаю я расспрашивать Татьяну Николаевну Никольскую.
— Еще сейчас от заплывшего дна до гребня вала метров десять будет.
Ничего. Хотя козельский был много глубже.
— А о стенах ничего не скажете?
— Стояли. В нескольких местах раскопали фундаменты. И вообще орешек этот был маленьким, но довольно крепким, с ядром.
— Вы имеете в виду детинец?
— Да. С преградьем и селищами. И вообще, там столько неожиданностей!
— Например?
— Даже не знаю, с чего и начать… В слоях — вся история средневекового Серенска. Сняли плотный слежавшийся слой, потом пошел рыхлый, серовато-бурый с включениями сожженной глины, мелких камней, золы, извести; мертвый прах над погибшим городом. А под ним главное — мощный черный сухой слой: уголь, зола, известь, обожженная глина, уголь и снова сплошной уголь. Город сгорел сразу весь и дотла! Ниже были кое-где еще следы пожара, которые можно связать с междоусобной войной 1232 года, отмеченной в Воскресенской летописи. Город, кстати, назван там Сереньском. А вскоре он был уничтожен полностью. Главное открытие при раскопках — тот самый сплошной слой всепожирающего пожара…
Да, трагедия небольшого вятичского города обернулась подлинным археологическим открытием! Нежданное бедствие застало Серенск в пору его расцвета, и слой смерти, так же как, скажем, в Помпее или Старой Рязани, рассказал о нем и его жителях больше, чем может рассказать культурный слой какого-либо другого человеческого поселения, пришедшего в упадок постепенно. Татьяна Николаевна перечисляет находки. Предметы быта и орудия труда: ножи, топоры, ключи от цилиндрических замков, обломок косы-горбуши, спиральное сверло, гончарная керамика, дужки от ведер, сланцевое пряслице, обломки бронзовой чаши, пинцет, двусторонние костяные гребни, стремена, шпоры, удила, подковы, скребницы, замок от лошадиных пут, книжные застежки, писала… Женские украшения: бронзовые и серебряное колечки, подвески и браслеты, стеклянные, хрустальные и сердоликовые бусины, изделия из золота — два перстня, серьга, трехбусинное ажурное кольцо…
— Золотые украшения вы числите на последнем месте?
— В археологии раздробленная кость или обломок сосуда бывает куда дороже золота. Вы слышали, конечно, о глиняной корчаге из Гнездовского городища с надписью Х века «гороухша» или «горушна»?
Да, горшку этому, предназначенному для горчицы, воистину нет цены. Он свидетельствует, что за сто лет до первой дошедшей до нас русской книги, великолепно исполненной каким-то дьяконом Григорием для известного новгородского посадника Остромира, и за два с половиной века до «Слова о полку Игореве» среди простых людей на Руси бытовала письменность! Значит, было и обучение письму и чтению, значит, были и книги, бесследно канувшие в Лету…
— Серенские раскопки не дали ничего подобного старорязанским кладам или глубинной полноте Райковецкого городища, — продолжает Никольская, — но мы добыли свое, не менее ценное, позволяющее сделать очень важные выводы. Найдено около четырнадцати тысяч предметов! Правда, из них более половины — стеклянные браслеты, а также металлические — пластинчатые, витые, плетеные.
— Сколько же могло быть жителей в этом городке?
— Общая площадь городища шесть гектаров, детинца — менее полугектара. Жителей в Козельске было четыре-пять тысяч, в Серенске от пятисот до тысячи человек, но за стенами и в детинце могли укрыться от врага подгородние.
— И все равно, Татьяна Николаевна, в Серенске не могло собраться несколько тысяч женщин, украшенных браслетами.
— Вот-вот. И с этим обстоятельством связано первое наше важное открытие!
Археологи, оказывается, раскопали следы производства стеклянных украшений, браслетов и перстней, дом ювелира, гончарную печь, сыродутный горн, нашли шлаки цветных металлов, отходы и полуфабрикаты, медные матрицы, около пятидесяти литейных форм для браслетов, перстней, колец, крестиков… Это был город металлургов, гончаров, ювелиров!
— Вперемежку — мастерские и жилища, жилища-мастерские, снова мастерские и жилища…
Да, за лесами, в безопасной сторонке от больших водных и сухих путей, стоял этот замечательный городок средневековых русских мастеров, вырабатывавший на сбыт разнообразную промышленную продукцию! По Серене она сплавлялась к Жиздре и Оке, расходилась во все концы земли вятичей. Значит, это был также город торговцев?
— Да, и с обширными связями, — подтверждает Татьяна Николаевна. — Одна из самых интереснейших находок — особые известняковые формочки для отливки браслетов. Я даже не поверила своим глазам, когда увидела на половинке первой из них едва различимые буквы. А в другой полевой Сезон — обломок той же формы и тоже с буквами. Сложила в целое. Это было почти невероятно! Не знаю, поймете ли вы мое состояние?
Еще бы не понять! В 1936 году недалеко от древнейшей киевской Десятинной церкви, погибшей при штурме города ордой, была найдена литейная форма с несколькими непонятными буквами. В 1948 году обнаружилась в земле парная форма, и надпись прочли — это было литейное приспособление некоего мастера Максима. И вот археолог Никольская находит в вятичском городе ремесленников Серенске три литейные формочки с буквами, которые при совмещении дали то же имя! Кто это был — киевлянин или вятич? Работал он постоянно в древней столице Руси или Серенске? Изготовлял ли формы, так сказать, серийно, для продажи, или ездил туда-сюда ставить литейное дело? Где и когда он погиб? Мы ничего этого не знаем, но три редчайшие археологические находки дали нам имя средневекового русского мастера и засвидетельствовали связи между маленьким городком Серенском, затерянным в вятичских лесах, и самим стольным Киевом!
— Серенские литейные формы дали еще несколько археологических сенсаций,говорит Татьяна Николаевна.
Да, это так. Найдена форма с изображением человеческого лица-значит, серенские мастера отливали барельефы-портреты! Интересно, что на оборотной стороне каменной формы изображен княжеский знак — трезубец, сокол. Точно такой, как на плинфах знаменитого черниговского храма Параскевы Пятницы…
И еще несколько слов об одной исключительно важной серенской находке, своеобразно, неоспоримо, материально подкрепляющей некоторые особенности «Слова» и, в частности, в какой-то мере его подлинность. Боже, сколько было истрачено слов, чтобы объяснить и оправдать языческое мировидение автора! Да одно это отличительное свойство, говорящее, по выражению Пушкина, «о духе древности» великого произведения, исключает позднейшую подделку! И вот для тех последних скептиков, кто еще стоит — качается на том, будто на переломе XII-XIII веков на Руси уже не должно бы вроде быть рецидивов язычества. и, следовательно, явления самого «Слова», я с удовольствием и удовлетворением сообщу о серенском открытии: Т. Н. Никольской в прахе погибшего города найдена литейная форма, изображающая сцену языческих русалий. Вспоминая, что в 1113 году именно у Серенска был убит язычниками киевский миссионер Кукша, рассматриваю снимок этого изделия XIII века. Динамичные контуры трех женщин, вырезанные уверенной рукой. Одна, запрокинув голову, пьет из кубка, другая играет на музыкальном инструменте, третья зашлась в бесовской пляске. Драгоценнейшая, редчайшая находка! Если у нас нет абсолютно никаких доказательств, что «Слово о полку Игореве» исполнялось или читалось при жизни его героев и автора, отчаянно смело и кощунственно возродившего в тогдашней литературе, а значит в сознании современников, память о языческих богах и верованиях, то сцена русалии, отлитая по этой серенской форме, тайно или явно распространялась по Руси уже после создания поэмы. Слава археологии!
— Татьяна Николаевна, — продолжаю я разговор, до сути коего, чрезвычайно интересной и нужной мне, мы пока не добрались; подхожу со стороны и вроде бы издалека: — При том, гозоря по-современному, промышленном потенциале, что имел Серснск, и навыках его мастеров не делали ли там оружия?
— По количеству, характеру, расположению и сочетанию находок можно с уверенностью утверждать, что Серенск также и город оружейников. Знаете, сбыт этого товара во все времена был гарантирован…
— А что за находки?
— Ну, прежде всего кузнечные горны, специальный инструмент — кувалды, наковальни, а также отходы и полуфабрикаты изделий. Во-вторых, огромное количество археологически сохранившегося, легко опознаваемого оружия и средств защиты воинов…
При неполном раскопе Серенска найдено сто двадцать три каленых наконечника стрел, шесть наконечников копий, сабля, сабельные ножны, мечи, железные кистени, бронзовая булава, восемь обрывков кольчуг, пятьдесят девять пластин от брони.
— Есть и вполне сенсационная находка, — говорит мне Татьяна Николаевна.
— Что вы имеете в виду? — спрашиваю.
— Железная личина, — торжественно произносит Никольская, и я вздрагиваю. — Кованая защитная маска, почти точно повторяющая черты лица воина.
Вздрагиваю потому, что до этого разговора успел уже написать о «железных воинах» на козельских стенах, допустив, что если в далеком залесном Вщиже, раскопанном академиком Б. А. Рыбаковым, обнаружилась «личина», то в такой стратегически важной крепости, как Козельск, они тоже должны бы быть на вооружении! И вот оно, подтверждение, — в Серенске, ремесленной и оружейной мастерской Козельского удельного княжества, найдена железная маска! Их пока всего несколько экземпляров в распоряжении ученых, но надо учесть, какая еще лежит перед нами археологическая целина. Между прочим, на вооружении западных рыцарей «личин» в то время не было, они надевали на головы цилиндрические ведра с прорезями для глаз. «Ведра» эти были тяжелы, громоздки, сужали обзор…
Подвожу разговор к наиболее важному для меня:
— В вашей краткой специальной публикации о раскопках Серенска гибель города не датирована…
— Это время нашествия орды, чему в археологическом материале нашлось бесспорное доказательство. Десятая часть наконечников стрел — по классификации знатоков средневекового оружия — монгольские так называемые «срезни». Они откованы грубо, наспех и даже несколько напоминают каракорумскне.
— Необыкновенно интересно! — продолжил я тему. — Конечно, радиокарбонный метод не может уловить разницу в год-два, но нет ли других способов определить, когда погиб Серенск-в 1238 или 1239-1240 годах?
— В летописях о взятии Серенска нет ничего — ни в наших, ни у Рашид-ад-Дина, ни в монгольских или китайских источниках. А для вас эта разница в один-два года имеет значение?
— Да! — откликнулся я. — Очень важное.
— Не знаю, как вам помочь. У меня были другие задачи.
— Ну, а если представить общую картину гибели Серенска? Ров там не был слишком трудным препятствием, это не Козельск. И осадных орудий для низких стен, очевидно, не потребовалось. Да и тащить их через лесное бездорожье — дело нереальное. И налет был достаточно внезапным, хотя вполне возможно, что сторожа и предупредили город за несколько часов до штурма. Професспональные воины, взявшие до этого столько сильно укрепленных городов, очевидно, по арканам и лестницам, сделанным на скорую руку, пошли на общий яростный штурм и, овладев в нескольких местах стеной, ворвались в город. Может, даже среди ночи…
— При раскопках детинца мы, между прочим, обнаружили одну археологическую загадку.
— Что именно?
— Невероятное количество горелого зерна.
Я онемел.
— Понимаете, ну просто — сплошное зерно! — восклицает Татьяна Николаевна. — Толстый слой. Везде! Давали на исследование специалистам. Рожь, мягкая пшеница. Конечно, город ремесленников обменивал свои изделия на сельскохозяйственные продукты, выращенные на примыкающем распаханном водоразделе, но не ясно, почему перед гибелью Серенска столько зерна оказалось в его детинце, — аналогов этому нигде нет! Один найденный в детинце нож, облепленный горелыми зернами, я так и оставила…
Она продолжала говорить, а я слушал и не мог произнести ни слова… Будто из-за стены голос:
— Быть может, это был свежий осенний урожаи, но почему он оказался в детинце в таком количестве?
— Нет, — прихожу я в себя. — Дело было весной.
— Вы так думаете?
— В апреле 1238 года, — уточняю я. — Когда часть орды стояла у Козельска.
Степным воинам, прошедшим с боями тысячу километров по зимним дорогам, ничего не стоило в любое время года преодолеть водоразделом каких-то сорок верст — это два-три дневных перехода на истощенных конях, если выбирать сухие и малолесные места. Остаткам орды в тот момент позарез нужно было зерно! И еще три обстоятельства исключают гибель Серенска во время второго набега на Русь: 1. В 1239-1240 годах орда шла хлебородными и густонаселенными южными землями, не нуждаясь в фураже. 2. Даже Переяславль, Киев и Чернигов были попутными пунктами в далеком западном походе, не говоря о других небольших попутных городах. Было бы абсурдным отклоняться далеко на лесной север ради какого-то крохотного ремесленного Серенска, если полководцев орды не соблазнил ни Брянск, ни Любеч, ни даже древний богатый Смоленск, где только каменных церквей, наполненных драгоценной утварью, стояло к тому времени около двадцати. 3. Субудай и Бурундай, Бату и Кадан, некоторые сотники, тысяцкие и рядовые участники второго западного похода прекрасно помнили, что весь водораздел за Жиздрой с его двумя городами — Козельском и Серенском — они превратили в мертвую пустыню; там не было ни жилищ, ни скота, ни зерна, ни людей.
— Да, вы знаете, — задумчиво произносит Никольская, — при раскопках Серенска мы на каждом шагу обнаруживали человеческие скелеты. Поврежденные огнем и совсем целые, женские и детские в том числе. Ох, много! В бывших погребах и подвалах жилищ, в мастерских, постройках детинца… Наверное, задохнулись дымом, погибли в пламени…
Может, жители этого средневекового рабочего городка защищались до последней возможности и, поняв, что гибель неизбежна, сожгли себя вместе с зерном?
Любознательный Читатель. Ну, знаете, это уж, наверное, из области чистой фантастики!
— Почему же? Те времена доподлинно знают также… Стоял в Азербайджане богатейший город Ганджа. Прорвавшаяся из Персии орда обложила в 1235 году этот город и взяла приступом. Армянский летописец Киракос пишет; «Тогда жители, видя город во власти неприятеля, частью сожгли себя вместе со своими жилищами, чтобы не попасть в руки неприятелей, частью сожгли все, что можно было сжечь, и остались только сами», но враги «перерезали всех жителей, не различая ни мужчин, ни женщин, ни детей». Возможно, так было и в Серенске.
С нетерпением ждал я окончания летнего археологического сезона 1980 года: что нового найдет Т. Н. Никольская, продолжающая раскоп Серенска? Быть может, новые «срезни», меч или целую сохранившуюся в золе кольчугу, наполненную костями безвестного русского воина? Не каждый читатель, верно, знает, что это простое защитное средство было чудом средневекового мастерства. Полная кольчуга делалась из многих тысяч мелких колечек, и подобное стальное одеяние было найдено однажды на Куликовом поле. А для тех, кто пока совсем лишен уважительного интереса к родной старине, я кратко сообщу об одном ювелирном чуде — тверских колтах, сработанных на Руси задолго до нашествия восточных орд. Слово «колты» — старинное, и его трудно сыскать в современных словарях; означает оно ушные подвески, женские серьги. Представьте себе кольцо с полукружием внизу, к которому припаяно шесть миниатюрных серебряных конусов. На каждый конус напаяны колечки диаметром чуть поболе полумиллиметра из проволоки толщиной в две десятые миллиметра. И вот в каждом из тысяч этих кольцевых гнездышек сидит крохотное зернышко серебра диаметром в четыре сотых сантиметра! Размеры эти установлены специальной современной микрофотосъемкой, и я не понимаю, попросту отказываюсь понимать, каким образом мастер почти тысячу лет назад мог без микроскопа или хотя бы сильнейшей линзы проделать такую тончайшую, поражающую воображение работу!.. Звездчатые эти колты дивно искрили, переливались, сияли, играли при легчайшем повороте головы тверской модницы. Волшебное творение средневекового русского ювелира чудом дошло до наших дней — его сохранила земля, и им сегодня можно полюбоваться в ленинградском Русском музее. И другие изделия средневековых ювелиров поражают воображение-серебряные, например, так называемые лунницы с резнью. Представьте себе миниатюрную вещицу, на которую плотно, рядочками напаяно 2250 мельчайших серебряных зерен, каждое из которых в 5-6 раз меньше булавочной головки. А в Государственном Историческом музее в Москве хранится оправа с крестовидной прорезью, которую специалисты считают верхом совершенства средневековой русской ювелирной техники. Вот что о ней пишет Б. А. Рыбаков: «Между двенадцатью камнями, оправленными в золото, мастер устроил целый цветник из миниатюрных золотых цветов, посаженных на спиральные пружинки в 4-5 витков, припаянных только одним концом к пластинке. Спиральные стебельки были сделаны из рубчатой золотой проволоки. Цветы имеют по пять тщателыю сделанных лепестков, фигурно вырезанных и припаянные к пестику. На пространстве в 0,25 кв. см рязанский мастер ухитрился посадить от 7 до 10 золотых цветов, которые колыхались на своих спиральных стеблях на уровне лиловых самоцветов». Нет, не могу себе представить, как такое можно сделать без микроскопа!
Не знаю, делали ли серенские мастера нечто подобное, — пока такого не найдено, но вполне возможно, что, кроме товаров, так сказать, широкого потребления, вятичские ювелиры мастерили изделия и высшего запроса.
— В этом сезоне я ничего сверхнеобычного пе нашла, — говорит мне Татьяна Николаевна. — Однако есть кое-что новенькое, помогающее подсветить историю…
— Что именно?
— Бронзовый замочек так называемого херсонесского типа в виде лошадки, рукоять меча, три креста — энколпиона, то есть сделанные из двух половинок миниатюрные складни с полостью. А в глубоком подвале на краю детинца обнаружена серенская архаичная керамика, но вам это, наверное, неинтересно.
— Каким временем определена?
— Началом одиннадцатого.
— Так это же для меня самое важное! — обрадовался я. — Ведь если в Серенске производилась гончарная керамика в начале XI века, то это дочернее поселение образовалось, вероятно, позже своей «метрополии», то есть Козельска.
— Вполне возможно. Подтверждения, однако, надо искать в Козельске… И в подвале том, знаете, опять останки людей. И всюду — зерно! Скелеты буквально засыпаны зерном! Пшеница и рожь…
Под конец беседы с Татьяной Николаевной Никольской попросил я подарить мне одно горелое зернышко из Серенска.
— Зачем?
— Положу в прозрачную коробочку и поставлю на стол.
Через некоторое время я получил небольшую бандероль; в ней были обгоревшие зерна ржи из серенского раскопа ь 6, пласт 2, кв. 18, произведенного летом 1980 года. Склеил я из этих зерен что-то отдаленно напоминающее семилопастные вятичские височные подвески, положил в овальную коробочку с эмалевой крышкой, на которой изображен Дмитрий Донской. Зерна урожая 1237 года видны сквозь решетчатый орнамент этого изделия, выпущенного к 600-летию Куликовской битвы.