Задача историка заключается в том, чтобы объективно раскрыть, что, как и почему все происходило в прошлом; литератор же обязан опереться на достижения исторической науки и, рассмотрев минувшее сквозь призму своего мировидения, по-своему проиллюстрировать давние годы и события, подсветить их личным фонарем и, быть может, внести в них сегодняшний смысл, непременно сообразующийся с главными векторами истории. Но что ему делать,.если тема, какую он избрал, в новейших трудах историка поворачивается нежданными сторонами, видится в парадоксальных отдельных ракурсах, постепенно и полностью подменяющих твои знания о той эпохе совершенно другими, противоположными? Следовать этой научной новизне, чтобы, как говорится, не отстать от века, или самому попытаться, опираясь на исторические источники и сопоставляя точки зрения специалистов, самостоятельно увидеть прошлое?

XII-XIII века, нашествие кочевников… Арабский историк Ибн ал-Асир, современник событий: «Не было от сотворения мира катастрофы более ужасной для человечества и не будет ничего подобного до скончания веков и до страшного суда».

Два главных фронта — восточный и западный — да два дополнительных — северный и южный; враги «со всех сторон русские полки обступили». Почему это произошло? Были ли какие-нибудь глубинные причины, вызвавшие, в частности, неслыханное нашествие степняков на Восточную Европу?

«…Я как историк вижу свою задачу в том, чтобы внести необходимую ясность» (Гумилев Л. Н. С точки зрения Клио.-"Дружба народов", 1977, ь 2). Нуждаясь в ясности, ищу в работах современного специалиста-историка конкретные и точные данные о предыстории нашествия XIII века.

Первая и главная причина передвижений конных орд из азиатских степей в европейские, по мнению доктора исторических наук Л. Н. Гумилева,-изменения климата. «…Засуха Х века подорвала хозяйство кочевников в южных, более засушливых местах, кипчаки (половцы) оказались в более выгодном положении: окраины сибирской тайги и многоводные реки спасли их от засухи. Благодаря этим природным условиям кипчаки одержали в Х веке победу над канглами (печенегами) и гузами (узами, торками, туркменами) и, преследуя врага, вступили в причерноморские степи».

Несколько ранее была высказана иная точка зрения, тоже принадлежащая специалисту-историку и этнологу. Только печенегов он называет кенгересами, канглами жесовсем другой степной народ и верно указывает, что печенеги были первыми кочевниками, появившимися в причерноморских степях еще в IX веке, и ни половцы, ни, естественно, засуха Х века были тут ни при чем, так как «во второй половине IX века хазары и гузы заключили союз и так стеснили печенегов, что часть их, обитавшая в Устьюрте, покорностью купила себе покой, а другая часть прорвалась в причерноморские степи и около 890 г. достигла нижнего Дуная…» (Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства. М., 1970, с. 95).

Итак, печенеги появились в Причерноморье из-за военно-политической ситуации IX века в центре Великой Степи, а половцы — все же по причине засухи Х века? Однако существует мнение, что в Х веке никакой засухи в Великой Степи не было и с IV века нашей эры она буйно и непрерывно цвела, хорошо увлажняясь атлантическими циклонами. «Так продолжалось до XIII в. с небольшим периодом усыхания в IX в.». Интересно, что и эта точка зрения высказана тем же автором и в той же упомянутой выше книге! И еще оттуда же опять совершенно противоположное: «…в Х веке Великая Степь превратилась в пустыню»! Книга эта вышла в издательстве «Наука» и рассчитана, как сказано в предисловии, «на широкий круг читателей», но в ней есть немало страниц, при чтении коих читатель только широко разведет руками…

Любознательный Читатель. А чем все же объясняются в книге завоевательные походы степняков в XIII веке?

— Монтолы — де пересидели засуху во влажном ононском бору, а «в XII веке происходило интенсивное увлажнение степной зоны Евразии и количество пастбищ увеличилось за счет изменения природных условий». Больше пастбищ — значит, больше скота и больше людей. Отсюда — внезапное усиление монгольских племен, экспансия орд Чингиза и его потомков.

— Но почему не усилились в XII веке племена, пересидевшие засуху, если она была, на тех же окраинах сибирской тайги, в Бузулукском лесном острове, Кулундинских ленточных борах или в обширнейшем и влажном алтайско-саянском горно-лесном районе?..

— На это ответа нет.

— Когда-то и что-то я слышал о детерминистах прошлого, вульгарно-материалистически объяснявших историю географией…

— В частности, профессора Брюкнер и Туткозский задолго до Гумилева связывали нашествия кочевых народов с засухами в Великой Степи. Они считали, что не увлажнения степи, а периодические усыхания заставляли кочевников в поисках корма для скота и, значит, собственного благополучия устремляться из Центральной Азии в Европу. Сухие периоды, полагали они, приходились на III, VIII и XII века нашей эры. Л. Н. Гумилев не вспоминает об этом, зато ссылается на Г. Е. Грумм-Гржимайло, который «рассматривал двухтысячелетнюю историю Азии целиком, т. е. синтетически».

— Грумм-Гржимайло был сторонником географического детерминизма?

— Посмотрим. У него есть высказывание о тенденции к усыханию сравнительно небольшой Алашанской степи в новое время, но его действительно синтетический подход к двухтысячелетней истории Азии потребовал трезвой оценки взглядов Тутковского и Брюкнера, которые пытались, как он пишет, «установить связь между массовыми передвижениями среднеазиатских народов и сухими периодами в III, VIII и XII веках. И, якобы как следствие, в III веке-нашествие гуннов, в VIII-венгров, в XIIтатар». Следом Г. Е. Грумм-Гржимайло уточняет исторические факты: «I. Гунны появляются в России (теснят вестготов) во второй половине IV века, поход же Аттилы через Германию, закончившийся битвой народов в долине Труа (в 451 г.) был совершен в конце первой половины V века. 2. Мадьяры только в конце IX столетия прикочевывают на берега Дуная из южнорусских степей, куда проникают из-за Волги в начале этого века. 3. Нашествие Батыя на Россию произошло в 1236 году, очевидно, что и выводы, построенные на столь ошибочных данных, не могут быть верными».

Будучи рыцарем точного, неподкупного знания, Грумм-Гржимайло отвергает умозрительные построения детерминистов не только из-за перечисленных выше несовпадении, но и ввиду полной их недоказуемости, из-за отсутствия основополагающих данных: «Как ни завлекательна эта гипотеза, как ни пытался профессор Тутковский обосновать ее ссылками на работы авторитетнейших ученых, все же главным ее недостатком остается ее совершенная необоснованность… Она лишена необходимой ей базы, которую могла бы дать ей только история, но именно история и опрокидывает ее».

— Выходит, и Л. Н. Гумилев тоже отвергает предположения Тутковского и Брюкнера?

— В том-то и дело, что нет! Не ссылаясь на предшественников, пишет, что за 2000-летний период «мы отметили три периода усыхания степей, каждый раз сопровождавшиеся выселением кочевников к окраинам Великой Степи и даже за ее пределы» (Гумилев Л. Н. Изменения климата и миграции кочевников. — «Природа», 1972, ь 4, с. 50).

— А как эти периоды усыхания были определены?

— В другой публикации есть ответ, если его можно счесть ответом. "Путем сопоставления исторических событий с явлениями природы удалось подметить причины усиления и ослабления кочевых держав Центральной Азии и обратным ходом мысли (курсив мой.-В. Ч.) датировать периоды усыхания и повышенного увлажнения аридной зоны Евразии (Гумилев Л. Н. Этнос и ландшафт. — Известия Всесоюзного географического общества, 1968, т. 100, вып. 3, с. 199).

— То есть исторические события (как бы следствия), датируются природными явлениями (как бы причинами), хотя причинно-следственная связь между ними научно не установлена?

— Выходит, так… К чести старой русской науки, Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло принципиально утверждал, что попытки найти физико-географические объяснения массовых передвижений народов или, добавим, больших межконтинентальных войн-нашествий «заслуживают того, чтобы на них остановиться, но не с тем, чтоб оттенить нх положительное значение, а для того, чтобы отметить любопытный образчик разъяснения космическими причинами народных явлений огромной важности, выхваченных из истории и трактуемых независимо от данных этой истории».

— Но совсем отрицать влияние географических, природных факторов на историю народов, наверное, нельзя?

— Безусловно. В частности, климат Великой Степи действительно менялся — в течение веков и тысячелетий… Установить циклы вековых колебаний ветров и увлажнении, увидеть их истинное влияние на жизнь людей — задача интересная и, наверное, очень сложная, не терпящая упрощенчества. «…Целесообразно рассматривать человечество как вид Homo sapiens, — пишет, между прочим, Л. Н. Гумилев. — Но тогда все закономерности развития всех видов млекопитающих (курсив мой. — В. Ч.) применимы к людям». Нет, человеческие сообщества все же не скопища леммингов, а их перемещения по лику земли, создание там или сям сильной государственности, большие завоевательные походы зависели не столько от засух или сочности травостоев, сколько от социально-экономических, политических и иных общественно-исторических причин.

— В самом деле, разве можно какими-то климатическими изменениями объяснить завоевательные походы Александра Македонского, Тамерлана или Наполеона, отсутствие больших перемещений народов Великой Степи за последние восемь веков или переселение в Сибирь части русского европейского населения, начатое казаками в XVI веке?

— У Л. Н. Гумилева, кроме неодетерминистской гипотезы, есть новейшая теория «пассионарности» — от латинского «passio», «страсть». Из-за природных факторов, каких-то неясных биологических и космических причин будто бы образуются в определенных районах планеты очаги человеческой активности, рождающие «пассионариев». «…Пассионарность не только передается от родителей к детям, но и возникает в определенные эпохи на строго очерченных регионах с размытыми границами». Среди «пассионариев» ученый числит, например, Александра Македонского и Наполеона, Магомета и Яна Гуса, а к неполноценным, не удостоенным благосклонности природы, относит обширные ареалы и «неполноценные» народы Сибири, Средней Азии, Кавказа, Поволжья, Дальнего Востока, Прибалтики, бенгальцев, тамилов и многие другие народы Индостана, а также Африки, Америки, Западной Европы…

— Это в той же популярной книге?

— Нет, в многочисленных статьях, напечатанных за последние годы в специальных периодических изданиях. Но один лишь пример из реальной истории средневековой Руси полностью опрокидывает искусственные неодетерминистские и «пассионарные» построения. Если в Х веке Великая Степь «превратилась в пустыню» из-за смещения влагонесущих циклонов на север, то на обширных просторах всегда достаточно увлажненной Русской равнины должно было s наступить переувлажнение, что сопровождалось бы расширением болот, подтоплением сел и городов, малым медовым сбором, слабым опылением культурных растений, уменьшением вегетационного периода, вымоканием урожаев, сокращением сенокосных и пахотных угодий, летних и зимних транспортных путей и, как следствие, замиранием политической, хозяйственной и военной деятельности народа, живущего s этом районе Евразии, потерей им той самой пассионарности, какая, согласно той же гипотезе, идет, как говорится, от бога, если счесть «богом» невыясненные природные причины подсознательных психодинамических реакций «вождей», ведущих за собой «толпу».

Допустим все же, что переувлажнение Русской равнины в Х веке имело место, однако социально-общественные последствия его были прямо противоположными. В том веке-совершенно исключительном в русской истории! — окончательно сформировалось и вышло на мировую арену огромное раннефеодальное многонациональное государство, первое на этой территории. Вокруг Киева были объединены поляне, словене, древляне, радимичи, северяне, дреговичи, кривичи, вятичи, чудь, меря, весь. Киевская Русь приобщилась к христианству, письменности, международной жизни, нацелилась на усвоение и творческую переработку высочайшей византийской культуры. Формировался этнос, народ-у него была единая территория, центральная власть, общий язык, понятный всем от Карпат до Волги, от Ладоги до Азова. Строились города и погосты, содержались сильные дружины, то и дело снаряжались большие армии для ведения внешних войн. Ни одно столетие русской истории не выдвинуло столько выдающихся государственных и военных деятелей первой руки, как Х век, — Олега Вещего, Игоря Старого, Ольгу Мудрую, Святослава Воителя, Владимира Красное Солнышко, Крестителя, Святого. Каждая из этих очень даже «пассионарных» личностей и события, связанные с ними, могли бы стать темами отдельных исторических романов, не идеализирующих ни личности, ни времена, ни нравы… Это было сильное захватническое феодальное государство, сравнимое по всем статьям с западноевропейской империей Карла Великого, и другим оно в те времена не могло быть. Взрыв политической и военной активности, наблюдавшийся на Русской равнине в Х веке, объясняется, однако, не личными качествами киевских князей, климатическим циклом или «пассионарностью» региона, а глубокими экономическими, социальными и иными объективными историческими процессами…

Кстати, космическо-климатнческая гипотеза и теория «пассионарности» Л. Н. Гумилева — своего рода элементы его «этнической истории», суть которой сводится к тому, что соседствующие так называемые «суперэтносы» должны непременно вступить между собой в вооруженный конфликт и что процесс этногенеза и, в частности, усиления-ослабления степных кочевых держав «происходит не по линиям общественного развития, а по этническому заполнению регионов. Таким образом подтверждается, что этнос не спекулятивная категория, а явление природы, т. е. разновидность биосферы земли» (Гумилев Л. Н. Этнос и ландшафт. — Известия Всесоюзного географического общества, 1968, т. 100, вып. 3, с. 201).

Любознательный Читатель. Может быть, я чего-нибудь недопонимаю, но мне кажется, что умозрительными построениями Л. Н. Гумилева очень легко объяснить причины любой войны или агрессии.

— Вы отлично все поняли… И не столько объяснить, сколько, как это ни покажется чудовищным, оправдать! В глубокой, всесторонне аргументированной статье наш ведущий исторический журнал, в частности, пишет: «Своей концепцией этнической истории Л. Н. Гумилев, по существу, оправдывает жестокие завоевания и кровопролитные межэтнические конфликты. В чем же виноваты Чингиз-хан, Наполеон или Гитлер и, главное, при чем тут феодальный или капиталистический строй, если „пассионарная“ активность таких „героев“ была вызвана биологическими мутациями, а сами они и поддерживавшие их группы, проводя завоевательные войны, следовали лишь биографическим законам развития монгольского, французского или германского этносов?» (Козлов В. И. О биолого-географической концепции этнической истории. — «Вопросы истории», 1974, ь 12, с. 83).

Однажды, выступив одновременно с Л. Н. Гумилевым (в журнале «Природа», 1970, ь 2), академик Ю. В. Бромлей напомнил слова Гегеля о недопустимости «указывать на климат Ионии как на причину творений Гомера или на честолюбие Цезаря как на причину падения республиканского Рима».

В соответствии с основными взглядами Л. Н. Гумилева в его работах немало конкретных спорных высказываний, в частности по истории русского средневековья, и на них следует непременно остановиться, как на «любопытном образчике» объяснения второстепенными, часто надуманными причинами «явлений огромной важности».

«Для решения поставленного вопроса о столкновении монголов с Русью мы должны сделать экскурс в южнорусские степи, где в то время обитали „куманы, иже рекомые половцы“. Когда монголы вытеснили меркитов в долину Иргиза, обитавшие там куманы (половцы) приняли беглецов, тем самым став врагами монголов». И этот, так сказать, проступок половцев называется главной причиной войны с большим воинственным народом, пасшим свои стада от Иргиза до Днестра! Ну хорошо, а какова была причина разорительного нашествия на богатейшие города, на цветущие долины Средней Азии? Очень, оказывается, простая! Хорезм-шах Мухаммед не пропустил караван купцов-разведчиков и казнил монгольских послов. «С этого эпизода начинается кровавая лавина, которой монголы прошли по Средней Азии», — пишет автор.

Первопричину же гибели русской средневековой цивилизации, оказывается, следует искать на Калке, где были убиты «послы» Орды…

Вернемся на Калку, чтобы разобрать очень непростую дипломатическую ситуацию, сложившуюся перед битвой, и военно-тактическую — во время нее. Тумены орды, ведомые Субудаем и Чжэбе, обошли дербентским проходом Кавказский хребет, опустошив перед этим земли афганцев, персов, азербайджанцев, армян, грузин. Обогащенные драгоценной и транспортабельной добычей — сокровищами древних народов, воинственные пришельцы, быть может, уже грезили о далеких родных юртах, путь к которым лежал теперь через всю Великую Степь. Однако на подступах к этой степи они натолкнулись на отчаянное сопротивление аланов, или ясов, предков нынешних осетин, рядом с которыми встали воины других северокавказских народов и многочисленное половецкое войско во главе с ханом Котяком, отлично понимавшим, что его народ обречен, если орда из этих тесных гор вырвется на травяные просторы. В ущельях и распадках она лишалась маневренности, не могла использовать своей массированной мощи, и дело, говоря по-современному, запахло керосином. Тогда Субудай и Чжэбе предложили половцам вроде бы обоюдовыгодное соглашение — мы-де, татары, и вы, кипчаки, одного степного рода, а ваши союзники ясы — чужие и вам, и нам по крови; договоримся не трогать друг друга, и вы за это получите множество лошадей, нагруженных золотом и парчой.

Коварный замысел полностью осуществился — половцы-кипчаки, получив обещанное, предали ясов, покинули кавказские предгорья и рассыпались по своим становищам, а орда прошла с мечом и огнем по Северному Кавказу, причем часть ясов примкнула к победителям и вместе с ними устремилась на север, чтоб отомстить половцам за измену.

«Монголы вели войну корректно», — пишет Л. Н. Гумилев, замалчивая, однако, правду о подлом обмане в 1223 году половцев, дружить с коими пришельцы договорились! Орда с лихвой вернула подаренную добычу, дочиста разграбив половецкие становища, столь корректно «отблагодарив» за доверие, победу над ясами и их северокавказскими соседями. Половцы в поисках спасения и защиты устремились на Русь, во главе с тем же Котяком, сообщившим, что «сей род неведомо откуда приде, днесь землю нашу поплениша, а вашу заутро пришед, возьмут».

Русские князья немедленно «начаша воинство велие совокупляти», отложив традиционные распри. "Тогда татарове, уведавше, прислаша послы своя, рекуще: «почто хощете на ны итти кровь пролияти? Мы же не приидохом на вы, ниже на землю вашу и ничто вамо заяхом, а имамы рать с половцы. И аще хощете покой нмети, устроиве мир, половец же к себе не приемлите». Это был тот же, только что успешно использованный на Кавказе, «ход конем»! Конечно, половцы, у которых тоже было рыльце в пушку, рассказали русским о «корректности» полководцев орды, поэтому «князи же рустии прияша сие зло, яко татаре сольстити хощут, не послушаху» послов, разгадали коварный замысел пришельцев, намеревавшихся разбить врагов поодиночке. И вот послы-разведчики были убиты. Не раз и не два, что становится даже навязчивым, Л. Н. Гумилев утверждает, будто войны, что вела орда, вызывались убийствами ее послов, и этим простым логическим перевертышем все жертвы страшной агрессии превращаются в виновных.

Издревле предполагается, что посол — выравниватель, успокоитель международных отношений, посредник добрососедства, а «послы» орды были не кем и не чем иным, как последними разведчиками и провокаторами, предъявляющими оскорбительные и непомерные требования грабительского войска, готового в любом случае броситься на очередную жертву. Ничего не стоит выбрать из подробностей бесчисленных военных походов орды несколько примеров убийства ее лазутчиков или ультимативных провокаторов, но правильно ли, не разобрав ни одного конкретного случая, строить на этих единичных фактах целую концепцию? Конечно, то время было жестоким для всех, и где-то, возможно, посланцы орды были убиты по случайности, всегда и везде непредусмотренно нарушавшей любую закономерность мирного человеческого общежития или военной обстановки, где-то из-за их безмерно наглых, оскорбительных требований, предусматривающих, скажем, выдачу княжеских жен и дочерей полководцам орды, гдето-из-за военно-тактических соображений момента, дабы, например, уничтожить соглядатаев-врагов, увидевших крепостные сооружения и силы осажденных, отрезать себе путь к отступлению или капитуляции, ожесточить обороняющихся, чтоб оин защищались, не рассчитывая на пощаду. Люди средневековья, конечно, куда лучше, предметнее нас представляли себе организованную беспощадность и аморальность орды…

Да, послов орды, впервые появившихся в 1223 году у границ Руси, как свидетельствует русская летопись, действительно убили, и якобы в ответ на это победители «так жестоко расправились» с русскими князьями, «настелив на них, связанных, доски и под стоны, хруст ребер и грудных клеток устроив пир над полководцами врага, задыхающимися от унижения и ярости, один за другим умирающими от ран».

Однако кем были убиты эти «послы», история в точности не знает. В. Ян в свое время писал, что послы-сольстители были на обратном пути перебиты половцами. В таком случае казнь русских князей после битвы — не отмщение за убийство послов, а убийство послов — отмщение половцами за коварное нарушение северокавказского договора, разгром их становищ и вернейший способ исключить любые дипломатические варианты как для орды, так и для русских.

Было, однако, некое историческое обстоятельство, важное для прояснения ситуации. Когда русские войска «сташа на Днепре», «татарове прислаша другие послы, рекуще: „почто послушали есте половец конюхов и послы наша избиша? И оже мира не хощете, идите к нам, а мы готовы“. Князь же велики отпусти послы тыя» (курсив мой.-В. Ч.). Если русские по своей этической недоразвитости не понимали общепринятых еще с доисторических времен деликатностей в обращении с послами, то почему они их отпустили на этот раз, когда терять стало нечего и вопрос о скорой битве не на жизнь, а на смерть был предрешен?..

Субудаю пришлось хорошо подумать, как выманить русские отряды в степь, рассыпать и лишить объединенной, ударной силы, а потом свершить привычное и простое дело, да так, чтобы надолго запомнили эти наивные урусы каменный мешок Калки-реки, которую, как говорили в Степи, вечное синее небо послало Субудаю, он-то знал, что сам нашел ее на половецкой земле и выбрал местом беспроигрышного сражения; противники за восемь суток беспорядочного преследования мелких конных отрядов истощили свои силы в безводной степи, а его воинство хорошо отдохнуло за эту неделю у прохладной, с высокотравными берегами реки.

В своей массовой публикации («С точки зрения Клио». — Журнал «Дружба народов», 1977, ь 2) Л. Н. Гумилев снова утверждает, будто монголы вообще «объясняли войну против Руси как месть за убийство их послов»! Но «каков же был первый камешек этой лавины?» — спрашивает автор и отвечает с прежней последовательностью, выставляя попутно совершенно другую причину, вызвавшую «войну против Руси», и «подкрепляя» свою концепцию очередной подменой понятий, возвращающей нас на Калку:

«Убийство послов русскими князьями, среди которых был Мстислав Козельский и Черниговский, монголы воспрнняли как предательство гостей, что, как известно, в Степи считалось худшим из преступлении. Нападение на свое отступавшее войско они сочли вызовом, на который ответили кровавым набегом в 1237-1241 годах…»

Да, довелось дожить до таких времен, когда недоказанное убийство «послов» орды русскими князьями выдается за непреложный факт, сам этот сомнительный факт — за главную причину неслыханного нашествия, когда организованные степные грабители именуются гостями, а беспорядочное преследование разрозненными отрядами русских арьергарда быстрой конницы, без риска и потерь заманивающей врага в смертельную ловушку, нападением на отступающее войско, даже вызовом; удивительно, что все это печатается огромным тиражом в современном периодическом журнале!..

Но если первый «камешек» завоевательной лавины — бегство меркитов под защиту половцев, за что монголы должны были непременно отомстить, «ради чего и появились в 1223 году в донских степях», то ради чего они появились в степях и горах, принадлежавших киданям, меркитам, найманам, в государствах чжурчжэней и тангутов, в Корее, Индии, на землях афганцев, персов, азербайджанцев, Багдадском халифате, Грузии, Сирии, Армении, Китае, Польше, Моравии, Далмации, в Поднестровье, Тибете, Бирме, Вьетнаме, у японских берегов и даже на острове Ява? Ради чего они на обширных просторах Евразии творили неслыханные жестокости?

Монголы, как сообщает Л. Н. Гумилев, своих убивали «охотно, но просто» — ломали спину или вырывали сердце; чужих еще более охотно и не так «просто» — снимали скальпы, расчленяли по суставам, живьем сжигали в кострах. В кафедральном соборе польского города Сандомира я видел тридцать три огромные картины, изображающие исторические подробности нашествия орды. На каждом из полотен — новые изощренные способы умерщвления, которым подверглись здешние священники и монахи в 1240 году. Однако самые, должно быть, чудовищные казни придумывал, как свидетельствует история, Хулагу, брат великого хана Монке, посланный завоевывать Переднюю Азию. Разгромив Багдадский халифат и казнив последнего аббасида, он направил угрожающее ультимативное письмо владетелю Сирии Насиру, правнуку знаменитого Саладина, главного врага крестоносцев. Насир с достоинством ответил: «Ваше высочество, мне пишете, что считаете себя орудием божьей кары, обращенным на тех, кто заслуживает его справедливый гнев, что вы нечувствительны к людской скорби, что вас не трогают человеческие слезы и что бог исторг из вашего сердца всякое чувство жалости. В этом вы правы: это величайшие из ваших пороков, и в то же время это черты характера, которые свойственны дьяволу, а не должны быть присущи государю. Это добровольное признание вас позорит». Защитника Мосула князя Салиха Хулагу приказал зашить в бараньи шкуры и обрек на медленную смерть от зноя и червей. Другому арабскому князю, одному из потомков Саладина, он вырывал клещами куски мяса из тела и забивал ими рот жертвы…

Нет, нашествия орды объяснялись вовсе не местью за укрытие беглецов, уничтожение «послов» или преследование «отступавших»! Причинами нашествия было: добывание в походе прокорма для воинов и лошадей, захват драгоценностей, дорогих мехов и тканей, скота, наложниц и рабов для паразитической степной олигархии, обращение народов и государств в бесправных данников; жестокости же орды стали проверенным способом деморализации жертв страхом.

Тему о мифических посольско-дипломатических деликатностях, якобы морально возвышавших степных завоевателей XII века над прочими народами, хорошо иллюстрирует один пример. Открывая кровавую эпоху внешне-военной экспансии, Чингиз-хан в 1210 году грязно оскорбляет посла соседнего государства чжурчжэней, как бы завещая своим потомкам, если они сильны, презирать любые правила международных отношений. Г. Е. Грумм-Гржимайло: «История показывает, что монголы не придавали большого значения договорам и вообще не стеснялись нарушать свое слово, данное врагу даже при самой торжественной обстановке».

А Л. Н. Гумилев настойчиво продолжает поиск оправдательных причин военной степной агрессии XIII века. Пишет: «Влекомые по степи необходимостью закрепиться на каком-то рубеже, — а это было непросто, — монголы дошли до самой Палестины, где только и были отбиты». Не повальный разбойничий грабеж, не обращение в рабов и данников всех встречных народов ради обогащения олигархической степной верхушки, удовлетворения ее непомерного властолюбия, а, оказывается, необходимость «закрепиться на каком-то рубеже» влекла по Евразии орду, трудностям закрепления которой «на каком-то рубеже» современный историк даже вроде бы сочувствует!

Итак, «объективные» природные факторы и несколько донельзя субъективных и частных причин якобы вызвали невиданные в истории человечества захватнические войны!

Конкретно обвиняются солнце, циклоны и дожди, а также недалекие и недогадливые жертвы агрессии с их, получается, незаконными правами на самозащиту, претензиями на человеческое достоинство и свободу, стремлениями помочь в беде соседям; такого, кажется, еще никогда не бывало в исторической науке… Самое, пожалуй, удивительное в концепции Л. Н. Гумилева то, что он категорически отрицает основную исходную причину, из-за которой «монголы оказались в Восточной Европе». Он пишет: «Распространенное мнение заключается в том, что они стремились „завоевать мир“. В 30-е годы эта идея была настолько распространена, что даже известный романист В. Ян озаглавил финальную часть своей трилогии о монголах „К последнему морю“, имея в виду Адриатику. Для наших современников, к счастью, этот вопрос не столь ясен, и они значительно менее категоричны». Подумать только — «к счастью»!

Но ведь это «распространенное мнение» считалось аксиомой не только в 30,е годы XX века, но даже в 30-е годы XIII века! Решение о нашествии на Европу было принято в 1229 и 1235 гг. общемонгольскими курултаями, исполнявшими наказы умершего Чингиза. Снова раскрываю «Юань-чао би-ши» («Сокровенное сказание», или «Тайную историю монголов»), в которой есть некоторые подробности, важные для нашей темы. "Огэдай (Угедей), вступивши на престол, так совещался с братом своим Чаадаем (Чагатаем): «Отец наш, царь Чингиз, оставил народы еще не завоеванные…» (Здесь первый переводчик памятника П. И. Кафаров считает не лишним сделать примечание, уточняющее значение китайских иероглифов: «вэй вань ди»-собственно «недоконченные»)… В перечислении этих «недоконченных» народов некоторые их названия вполне понятны современному читателю: Кэшмир (северо-индийская провинция), Кича (Кипчаки), Булгар (государство волжских болгар), Асу (ясы, осетины), Олусу (урусы, русские), а в китайской «Юань-ши» («Истории монголов») упоминаются еще и не-ми-сы (немцы)…

С эпохи средневековья об этой химерической идее знала и Европа. Венгерский монах Юлиан, побывавший осенью 1237 года в южнорусских степях, первым донес до западных стран весть, что татары собираются, как он писал; тподчинить себе весь мир". Несколько позже Плано Карпини подтвердил: «Замысел татар состоит в том, чтобы покорить себе, если можно, весь мир».

Л. Н. Гумилев, оказывается, все же осведомлен неплохо,, если через несколько страниц, забыв, очевидно, о том, что утверждал ранее, пишет: «… в пролитой крови утонула идея всемирной (курсив мой.-В. Ч.) монгольской монархии». Значит, она, идея эта, все же существовала?

Для наших современников это совершенно ясно еще и потому, что найден подлинный манускрипт середины XIII века, редчайший и ценнейший политический документ, из первых рук свидетельствующий об идее всемирной монгольской империи. Это письмо самого Гуюк-хана, привезенное Плано Карпини осенью 1247 года папе римскому Иннокентию IV в ответ на его буллу.

История письма драматична и несколько таинственна. О нем узнали еще в XIII веке из многочисленных рукописных копий записок Плано Карпини, а позже — из печатных изданий и переводов его книги. Папский посол поведал, что перед отъездом на родину ему вручили это письмо, которое он перевел на латынь. Ханские писцы заставили переводить ее обратно отдельными фразами, "желая знать, не ошибаемся ли мы в каком-нибудь слове, и приговаривая: «смотрите, чтобы все хорошенько понять, так как нет пользы от того, что вы не поймете всего…». Затем они вручили подлинник письма, дважды скрепив его ханской печатью. Он был написан «по-сарацински», «чтобы можно было найти кого-нибудь в тех странах, кто прочитал бы ее, если пожелает Господин Папа».

И вот случилось так, что письмо потерялось, — ни латинского, ни «сарацинского» текстов! Либо «Господин Папа» и его преемники не пожелали, чтоб кто-то прочел наглое и унизительное ханское послание, либо необъятные ватиканские архивы были в таком состоянии, что найти ценнейший исторический документ не удавалось почти семь веков. Историки не только не знали содержания письма, но долго и безуспешно гадали, что вообще это значит — «по-сарацински»…

Представляю волнение и радость польского ученого монаха Кирилла Каралевского, который обнаружил в архивах Ватикана узкий и длинный, более метра, свиток, склеенный из двух кусков ветхой бумаги. Большие красные печати, персидские письмена… Это случилось лишь в… 1920 году!

Виднейшие тюркологи, иранисты и монголоведы перевели текст ханского послания к главе европейского христианского мира. За угрожающей вводной строкой, написанной по-тюркски: «Силою вечного неба (мы) Далай-хан всего великого народа; наш приказ», — следовало предостерегающее, приказное, презрительное, хотя местами и не совсем внятное письмо, в котором явные и скрытые угрозы перемежаются-сменяются покровительственной иронией, оправданиями кровавых агрессий… убийствами послов (!), принципиальным провозглашением права грабить и уничтожать народы, наглейшими ультимативными требованиями и, наконец, — именем бога! — прямой угрозой войны. Вот это интереснейшее письмо-приказ слово в слово:

"Это приказ, посланный великому папе, чтобы он его знал и понял.

После того как держали совет в… области Karal (Керулен), вы нам отправили просьбу о покорности, что было услышано от ваших послов. И если вы поступаете по словам вашим, то ты, который есть великий папа, приходите вместе сами к нашей особе, чтобы каждый приказ Ясы мы вас заставили выслушать в это самое время.

И еще. Вы сказали, что если я приму крещение, то это будет хорошо; ты умно поступил, прислав к нам прошение, но мы эту твою просьбу не поняли.

И еще. Вы послали мне такие слова: «Вы взяли всю область Majar (Венгров) и Kiristan (христиан); я удивляюсь. Какая ошибка была в этом, скажите нам?» И эти твои слова мы тоже не поняли. Чингиз-хан и Каан послали к обоим выслушать приказ бога. Но приказу бога эти люди не послушались. Те, о которых ты говоришь, даже держали великий совет, они показали себя высокомерными и убили наших послов, которых мы отправили. (Так вот, оказывается, какие монголы объясняли войны и жестокости убийствами их «послов»! — В. Ч.) В этих землях силою вечного бога люди были убиты и уничтожены. Некоторые по приказу бога спаслись, по его единой силе. Как человек может взять и убить, как он может хватать (и заточать в темницу)?

Разве так ты говоришь: «Я христианин, я люблю бога, я презираю и…» Каким образом ты знаешь, что бог отпускает грехи и по своей благости жалует милосердие, как можешь ты знать его, потому что произносишь такие слова?

Силою бога все земли, начиная от тех, где восходит солнце, и кончая теми, где заходит, пожалованы нам. Кроме приказа бога так никто не может ничего сделать. Ныне вы должны сказать чистосердечно «мы станем вашими подданными, мы отдадим вам все свое имущество». Ты сам во главе королей, все вместе без исключения, придите предложить нам службу и покорность. С этого времени мы будем считать вас покорившимися. И если вы не последуете приказу бога и воспротивитесь нашим приказам, то вы станете (нашими) врагами.

Вот что вам следует знать. А если "вы поступите иначе, то разве мы знаем, что будет, одному богу это известно.

В последние дни джамада-оль-ахар года 644 (3-11 ноября 1246 г.)".

На печатях же переводчики прочли следующий текст:

«Силою вечного неба народа великих Монголов Далай-хана приказ. Если он прибудет к покорившемуся народу, то пусть они почитают его и пусть боятся».

Удивительное совпадение: Чингиз-хан, Угедей-хан, Бату-хан и Гуюк-хан — первые враги и губители монгольского народа — вместе со своими раздувшимися от человеческой крови военными советниками цинично оправдывали собственные преступления именем бога; спустя семь веков ворвалась на нашу землю бронированная западная орда, солдаты которой носили ременные пряжки с надписью «Gott mit Uns», то есть «Бог с нами»…

Заключительная тирада статьи Л. Н. Гумилева звучит так:

"Найдены развалины Трои, раскопана Вавилонская башня, спасены сокровища Тутанхамона, прочтены иероглифы майя, раскрыта подделка летописи, совершенная Иваном Грозным, оспорен односторонний взгляд на монголов…

Хвала Клио!"

Удивительно не то, что Л. Н. Гумилев полагает, будто им руководительствует божество, — удивляет и, правду сказать, поражает скромность ученого.

Свято верю в науку, это единственное средство проникнуть в тайны природы, понять закономерности развития общества, познать человеку самого себя. Допускаю в числе научных методов познания сущего гипотезы, анализ более или менее достоверного и более или менее спорные выводы и предположительные обобщения. Однако нет, кажется, в сегодняшнем научном арсенале способов, которые помогли бы раскрыть причины заведомо ненаучного подбора фактов и тенденциозного истолкования исторических истин.

Не стоило бы, пожалуй, уделять построениям Л. Н. Гумилева такое внимание, если б он не был столь настойчив и последователен, а его возможные оппоненты столь холчаливы. И вот я, русский писатель, интересующийся родной историей и отнюдь не претендующий ни на какие открытия в ней, снова раскрываю его книгу: «Две кампании, выигранные монголами в 1237-1238 и 1240 гг., ненамного уменьшили русский военный потенциал. Например, в Великой Руси пострадали города Рязань, Владимир и маленькие Суздаль, Торжок и Козельск».

Две короткие фразы, но сколько в них пренебрежения очевидными данными истории, сколько сознательно передернутых фактов, сколько оскорбительного для наших предков, а значит, и для нас! Неожиданные грабительские набеги орды уважительно именуются «кампаниями», которые так называемые монголы «выиграли». «Военный потенциал» и «города» — не одно и то же, так что пример в данном случае логически неоправдан, ненаучен, и «широкий круг читателей» в этом месте, надеюсь, еще раз недоуменно и широко разведет руками, расширив круг понимающих. Называя далее «Великой Русью», должно быть. Рязанское и Владимиро-Суздальское княжества XIII века, автор числит в них Козельск, принадлежавший Черниговской земле в качестве центра его дальнего удельного княжества, и Торжок, что, не будучи княжеским уделом, вел большую и самостоятельную торговлю, являясь фактически торговым филиалом и новгородцев, и владимирцев, и тверян, административно-пограничным пунктом и военной крепостью общерусского значения, состоявший в 1237 году под протекторатом Новгорода. Впрочем, это мелочь, и куда важнее здесь общий список городов и будто бы мимолетное словцо «пострадали»…

Что бы вы подумали, дорогой читатель, если б вдруг узнали, что в 2700 году, то есть также через семьсот с лишним лет после событий, некий ученый напечатает на нашей с вами родине книгу, в которой сделает следующее сенсационное открытие: за несколько кампаний, «выигранных» немецкими фашистами в 1941-1942 гг., пострадали города Минск, Сталинград и маленькие Торжок, Жиздра и Козельск? Такое сравнение при всей его полемичности хорошо иллюстрирует методику Л. Н. Гумилева. Ведь почти во всех русских городах орда полностью уничтожала жилища и население, включая, как сообщается в летописях, младенцев, «сосущих млеко», а если уж затевать разговор об истинных масштабах разорения Руси в 1239— 1240 годах, то как можно делать вид, что за эти годы не были превращены в руины Киев, Чернигов, Переяславль, Новгород-Северский, Владимир-Волынский, Галич и превеликое множество других русских городов?! Доктор исторических наук П. П. Толочко пишет: «О разгрома Южной Руси Л. Н. Гумилев просто умалчивает. Правда, был разорен Киев (отрицать этот факт исследователь на решился), но случилось это, „потому что киевлянеубиля монгольских парламентариев“… Старание Л. Н. Гумилева преуменьшить результаты монголо-татарского нашествия в XIII в. резко расходится с данными науки…» (Толочко П. П. Киев и Киевская земля в эпоху феодальной раздробленности XII-XIII веков. Киев, 1980, с. 209).

Что же касается территории еще не существовавшей тогда «Великой Руси», то я приведу здесь примерный список городов, разграбленных и сожженных ордой только за зиму 1237/38 года в Рязанском и Владимирском княжествах: Пропек, Бель, Ижеславец, Исады, Новый Ольгов, Борисов-Глебов, Старая Рязань, Рославль, Коломна, Москва, Стародуб-на-Клязьме, Владимир, Суздаль, Ростов, Боголюбов, Юрьев-Польской, Переяславль-Залесский, Городец, Константинов, Кострома, Дмитров," Мышкин, Кснятин, Кашин, Бежецк, Углич, Ярославль, Красный Холм, Волок Ламскнй, Тверь — тридцать городов!

Вы заметили, конечно, дорогой читатель, что я не упоминаю в этом длинном списке, отдельно числя, героически сражавшиеся Торжок и Козельск, — они были взяты весной 1238 года и не входили в состав Рязанского или Владимирского княжеств. Не называю я также больших городов «Великой Руси» Мурома и Нижнего Новгорода, разоренных ордой в 1239 году, Вологды, тоже павшей, согласно Воскресенской летописи, зимой 1238 года, смоленских и черниговских Ржева и Дорогобужа, Ельни, Вязь" мы и Обловя, Вщижа и Серенска. Учтем также, что не все тогдашние города успели попасть в летописи, судьба многих известных — неизвестна, и я вспоминаю заметки Александра Грибоедова, который живо интересовался исто. рией и топонимикой средневековой Руси. Называются эти записи «Desiderata», то есть «Пожелания», и вот одно место из них: «Между именами городов великого княжества Рязанского в исчислении русских городов (…) иные нам знакомы, другие вовсе исчезли. Наша историческая география много бы свету приобрела, кабы кто потрудился определить их местоположение. Например, где полагать должно Торческ, Тешилов, Крылатеск, Неринск (Норильск?), Кулатеск и тот Рославль или лучше Ярославль-Польский.» (курсив А. С. Грибоедова.-В. Ч.).

Как мог ученый-источниковед пренебречь общеизвестным свидетельством летописца, который с пунктуальной точностью сообщает об успехах первой, так сказать, кампании орды на Владимирской земле: «В един февраль месяц взяша четырнадцать градов»? И пусть большинство из них были действительно маленькими, но почему из общего количества разрушенных русских городов называется ничтожная их доля? Неужто затем, чтобы искусственно, хотя и в неясных целях, приуменьшить тяжкую напасть, что обрушилась на Русь лютой зимой 1237/38 года?

Это по меньшей мере грешно: наши далекие предки, подарившие нам величайшее счастье — жизнь на земле, пустыми глазницами смотрят нам вослед, а их уцелевшие современники уже тогда точно и кратко назвали то, что произошло, погибелью Русской земли.

«Поищем причину „погибели“?» — попутно спрашивает Л. Н. Гумилев и тут же ответствует: «Только ослепление непомерным эгоизмом лишило князей Рюрикова дома воли к сопротивлению. Только их полная неспособность объединиться…» Ах, как все, оказывается, просто!..

Исторически сложившаяся феодальная раздробленность, малочисленность дружин и ратей, большие труднопреодолимые расстояния для оповещения и сборов войск у русских, и в то же время прекрасно поставленная разведка, внезапность нападения, огромный боевой опыт и гибкая военная тактика степняков, наличие у них новейшего оружия — китайских баллист и чжурчжэньского огня, жестокость как средство деморализации противника, умение заинтересовать и обеспечить разбойничьей добычей, собрать и дисциплинировать беспрерывными казнями большое разноплеменное и разноязычное войско — вот некоторые подлинные и достаточно важные причины побед орды.

Назвав лишь пять «пострадавших» городов «Великой Руси», автор тут же делает очередное сногсшибательное открытие: «Прочие города сдались на капитуляцию и были пощажены». Ни больше ни меньше! Но разве ж не было сражения под Коломной, во время которого погиб воевода Еремей Глебович, а из осаждавших — сын самого Чингиза Кулькан? Разве не сражались с мужеством и яростью герои-москвичи? Они хорошо понимали, что обречены — «зане не успеша утвердити» крепостных стен. И вот внезапно напавшее многотысячное войско врага только пятидневным штурмом овладело будущей великой русской столицей, захватив в плен дорогую добычу-Владимира Юрьевича, сына великого князя, руководившего обороной.

Рязань, Владимир, Суздаль, Переяславль-Залесский, Боголюбов да и все другие большие и маленькие русские города, о которых с таким пренебрежением пишет Л. Н. Гумилев, стояли в те трагические дни насмерть, бились до последнего человека, способного держать в руках топор или меч, варить и лить со стен смолу, ковать багры и иаконечники стрел, метать камни. Несчетные тысячи дружинников, воевод, ополченцев, мирных жителей и не меньше пятнадцати русских князей погибли в зиму 1237/38 года; и нельзя выбросить из истории это общенародное и повсеместное сопротивление врагу, нельзя допустить попыток опорочить наших предков!

Напомню: знаменитый русский историк XIX века А. И. Костомаров писал, что при нашествии орды ча Русь «не сдался ни один город, ни один князь». Советский академик М. Н. Тихомиров: «Мы не знаем русского города, который сдался бы на милость победителя».