© Чиж-Литаш А., 2018

© ОДО «Издательство “Четыре четверти”», 2018

 

 

Глава 1

Стрелка часов показывала без двадцати одиннадцать вечера. Тишину за окном нарушали проезжающие мимо автомобили, и трамвай с периодичностью в десять минут издавал небольшой гудок.

Десятиэтажное офисное здание дремало, аккуратно прикрыв веки. С парадного входа одиноко светилось окно охраны, хотя бравый сторож уже как час прибывал в объятиях Морфея. Правда, с улицы его силуэт говорил о другом: ночной охранник бдительно следит за обстановкой на мониторе компьютера.

Если бы Василий Николаевич не так сильно утомился за день, болтая с уборщицами, его глаза не болели бы от тактической компьютерной игры, где он в роли стального монстра победил всех врагов, то, возможно, он бы заметил, что в сейфе с ключами от офисов не хватает одного. Возможно, он даже совершил бы обход вокруг здания и, приподняв глаза, увидел, что в одном из кабинетов на седьмом этаже свет так и остался включенным. Тогда бы он обязательно поднялся наверх, чтобы выругаться в тишину, рассказывая пустым коридорам о том, что какой-то болван вновь забыл выключить свет и сдать ключи, или, еще лучше, напился и уснул прямо в рабочем кресле. А ведь такие случаи имели место с периодичностью раз в неделю. И этот факт не мог не радовать Василия Николаевича.

Разбредаясь по домам, подвыпившее руководство оставляло после себя целое банкетное меню. Правда, нарушив его первозданную целостность. Это нисколько не смущало Василия Николаевича. В работе сторожа были свои преимущества. В первую очередь то, что гарантированный завтрак, обед и ужин доставались исключительно ему. Конкурентки, сложив швабры в подсобку, в это время уже опочивали дома на желтых в красные маки простынях.

В своем шкафчике на замке, ключ имелся лишь у Василия Николаевича, он хранил целый набор пластиковых емкостей, которые он специально купил несколько месяцев назад с премии за образцовую работу. И когда «большие» начальники разбредались по домам, он, вооружившись пакетом с контейнерами и присвистывая на ходу, направлялся на банкет. Причем сам Василий Николаевич никому не навязывал свои услуги. Задержавшиеся гости лично просили охранника посодействовать в уборке кабинетов. Порой даже оставляя неплохие чаевые. Этот факт сперва смущал сторожа, ведь гости, по сути, уже щедро благодарили его угощением со стола, но затем Василий Николаевич решил, что уборка стоит гораздо больше, чем полкило отборной ветчины и нескольких тарелок со свежими овощами.

И сейчас, размеренно посапывая в кожаном кресле, Василий Николаевич даже и не подозревал, что всего в нескольких десятках метров над его головой, в яростном танго, кружит смерть.

 

Глава 2

Дубовый стол с ручной резьбой по краям, диван, обтянутый телячьей кожей, шкафы и стулья ручной работы, бесчисленное количество офисных аксессуаров, стоимость которых составляла такое же бесчисленное количество условных единиц, служили главным украшением комнаты. Посреди этого кабинетного шика и необоснованной роскоши лежал персидский ковер. Хозяин кабинета был крайне недоволен, когда кто-либо из подчиненных наступал на него. К слову, это относилось не ко всему контингенту фирмы: уже начальникам отделов ходить по нему было дозволено. Для обычного клерка это была запретная зона. Заходить в кабинет было нельзя, впрочем, дышать возле входа тоже не рекомендовалось.

Пренебрежение витало в коридорах, жило на полках в кабинетах, прочными масками отпечаталось на лицах персонала. Входящий сюда по запаху понимал – здесь живет зло. Описать этот аромат было сложно, практически невозможно. Как будто кто-то специально каждое утро распылял баллон с этой жидкостью, заставляя стены сохранять память. Единожды вдохнув пары этих офисных кулуаров, ассоциации оставались в памяти навсегда, постепенно разрушая разум и пачкая душу.

Кабинет хозяина персидского ковра пах особенно. Сладковатый аромат цветов слился с запахом отсыревшего подвала и только что потушенных сигарет. К слову, сигаретное амбре пропитало не только мебель, но и стены. Выветрить запах из кабинета было невозможно. Хозяин кабинета всячески маскировал аромат, забрызгивая кабинет едкими духами, но подчиненные точно знали, когда была выкурена последняя сигарета. Столь активный интерес к вредной привычке со стороны сотрудников был вызван запретами хозяина дубового стола курить в кабинетах и даже на специально отведенной территории возле здания. Логически аргументировать столь нелогичную цепочку его мыслей не представлялось возможным. Занавес справедливости здесь не опускался никогда. За тридцать лет существования фирмы правды не добился никто. Те, кто боролись за нее, погибли в жестком бою условностей и цинизма.

Хозяин дивана из телячьей кожи всячески пропагандировал товарищеские отношения в коллективе, построенные исключительно на гуманности, справедливости и честности. Хотя ни разу за все время своего правления не последовал ни одному из этих принципов, считая своих подчиненных идиотами, не способными думать, чувствовать и оценивать ситуацию. Единственное, о чем искренне жалел офисный планктон, – это о невозможности изменить ситуацию. Всяческие попытки произвести малейшую революцию терпели фиаско.

Желание владеть умами и сердцами коллег осталось лишь желанием. Повелитель дубового стола, дивана, шкафа, стульев и еще кучи барахла так и остался лишь хозяином кабинета.

 

Глава 3

Персидский ковер лежал не на положенном месте. Левый край был слегка загнут, бахрома спутана. Прямо в центре на бежево-песочном фоне кровавыми красками была нарисована абстракция. Алые капли крови напоминали разбросанные по полю маки. Справа от композиции лежало тело мужчины. На белоснежной рубашке отчетливо вырисовывались следы огнестрельных ранений. На обездвиженном лице читалось удивление. Встреча со смертью в этот день у него запланирована не была. Лист ежедневника был исписан полностью, но в списке дел прощание с жизнью не значилось.

Жертва – глава крупной строительной фирмы «Строй с нами» Мазалевский Артур Валерьевич, считался одним из лидеров на рынке строительства. В должности директора проработал десять лет, а в компании – все пятнадцать. За время работы успел нажить себе не один десяток врагов. Образ жизни, стиль общения, манера ведения бизнеса оставляли желать лучшего. Поэтому десяток пулевых ранений в груди поставил жирную точку в его конфликте с жизнью.

Крепкий сон не позволил сторожу услышать звуки стрельбы. Иначе он давно бы поднял тревогу. Позже Василий Николаевич будет винить себя в том, что не смог спасти бизнесмена, но медики успокоят его, сообщив, что помочь ему было уже невозможно.

Мертвую тишину разряжал негромкий храп Василия Николаевича. Слегка склонив голову набок и приоткрыв рот, он периодически вздрагивал. Ему снился сон о том, что, придя на очередной банкет, он не обнаружил на столе еды. Ни мясной нарезки, ни овощного пиршества, ни заморских деликатесов не было. На пустом столе валялась лишь открытая бутылка красного вина. Кровавая лоза растекалась по скатерти и мелкими каплями падала на пол. От звука капель Василий Николаевич вздрагивал. Страх пропитал его тело, сдавил горло, сковал душу. Тщетно пытаясь проснуться, он все глубже погружался в ночные иллюзии.

Оковы сна разрушил зазвеневший будильник. Стрелка часов показывала шесть утра. Открыв глаза, Василий Николаевич не сразу понял, где он находится. Проведя рукой по лицу, он заметил, что кожа покрыта испариной.

– Белый свет! Сколько же я проспал? Что за кошмарный сон!

Послевкусие сна яркой вспышкой отпечаталось в памяти. Умывшись и оправив форму, он прикурил сигарету и вышел на улицу. Надеясь, что утро с первыми лучами солнца развеет его кошмары. На горизонте только начинало светать. Огни большого города еще освещали дорогу ранним путникам. Василий Николаевич неспешно обогнул офисное здание. Приподняв голову и наблюдая, как клубы дыма растворяются в темноте, он стал рассматривать бесчисленные окошки бизнес-высотки. В одном из них горел свет.

– А это еще что такое? – Василий Николаевич потушил сигарету и быстрым шагом направился к зданию.

 

Глава 4

Александр Петрович Виноградов уже пять минут неподвижно стоял перед зеркалом, пристально рассматривая свое лицо, точнее, одну его составляющую. Смена имиджа была наглядно продемонстрирована на лице полковника. Края всегда идеально подстриженных усов теперь спускались вниз по пухлым щекам. Александр Петрович терзался сомнениями: оставить или укоротить. Главное достояние его лица в последнее время подверглось критике со стороны любимых домочадцев. Алла Владимировна молча улыбалась, бросая озорные искорки в сторону мужа. Настя перешла в открытое противостояние:

– Папа, ты похож на кубанского казака! Хотя нет, лучше на барона Мюнхаузена.

Беляк, когда увидел его, пятнадцать минут заливался смехом:

– Старая умора! Ну ты даешь, дружище! Дай я тебя сфотографирую.

Сергей Васильевич достал телефон и включил камеру:

– Ты просто неотразим! И еще раз, улыбочка!

Наивный и слегка поглощенный мнимым тщеславием, Александр Петрович выпрямил спину и, не отрывая взгляда, посмотрел в камеру.

Сегодня он уже понимал, что старый приятель не оценил его новый облик, а просто решил поиздеваться.

– За живое ведь зацепил, – приглаживая перед зеркалом усы расческой, сказал он. – Ну ничего, я подожду, пока твои оставшиеся три волосины, как осенняя листва, опадут на землю, – полковник запустил свою крепкую ладонь в густую шевелюру.

Решив, что еще денек-другой подумает над тревожащим его вопросом, полковник положил расческу для усов в нагрудный карман тенниски и вышел из ванной.

Легкий июньский ветерок помог ему открыть окно на балконе. Облокотившись о подоконник, Виноградов подкурил сигарету. Клубы дыма в лихом танце обогнули полковника и продолжили движение в сторону кухни. Александр Петрович, спохватившись, быстро закрыл балконную дверь. Алла Владимировна не приветствовала вредную привычку супруга, тем более на территории квартиры.

Поток мыслей о недостатках дворовой парковки прервал телефонный звонок.

– Привет, старина, – по ту сторону телефона послышался родной голос Беляка.

– Привет. Неужели ты про меня вспомнил?

– Ты уже постриг усы? – смех приглушил голос собеседника.

– Нет! И хватит уже мусолить эту тему! – полковник грубым движением потушил окурок.

– Просто я дал себе слово, что не буду находиться с тобой в одном месте, пока ты не уберешь со своего лица физиономию глупого гусара, – в трубке раздался заливистый смех сменившийся кашлем.

– Смотри не подавись!

Александр Петрович вышел с балкона и уютно расположился в своем любимом кресле. Увидев, что хозяин ничем не занят, Бах плюхнулся прямо ему на ноги и завилял хвостом.

– А теперь давай по делу, чего звонишь?

– Хотел предложить тебе выгулять мозги. Сегодня ночью убили генерального директора одной из крупнейших строительных фирм страны.

– Фамилия?

– Мазалевский. Артур Валерьевич. Фигура крупная, но жутко неприятная. По телефону сообщать подробности не буду, все слишком запутанно.

– А твои буржуи как отнесутся к моему участию? Наше общество, знаешь ли, не привыкло к инициативным пенсионерам. Это раздражает. Даже меня.

– После того, как ты раскрыл дело Колесниковых, генерал лабызал тебя на каждом совещании, ты стал героем на Добромысленском. Но после твоего отказа вернуться на работу он больше тебя не вспоминал.

– Это все лирика. Куда ехать?

– Другое дело. Пиши адрес.

Перед входом в кабинет толпился народ. Любопытство брало верх над приличиями. Офисный планктон выл от лоскутных сплетен, собранных по кусочкам и неподтвержденных никакими фактами.

– Его застрели! Две обоймы!

– Нет, я слышала, как один из ментов сказал, что зарезали.

– Кто-то сказал, что он еще жив!

– Не может быть!

– Чушь! Он умер еще ночью!

Правоохранители отогнали толпу на безопасное расстояние, освободив проход в кабинет. Но сейчас, судя по их лицам, они здорово пожалели, что не закрыли от любопытных глаз весь этаж. Назойливости коллег убитого могли позавидовать самые голодные и наглые мухи.

Александр Петрович в черных, идеально отглаженных брюках, темно-синей рубашке и до блеска начищенных туфлях переступил порог строительной компании. Уверенной походкой полковник направился в сторону ярко-оранжевой ленты, заграждающей проход к месту преступления. Рядом с ним шел Сергей Васильевич Беляк. Изысканностью вкуса он не отличался. Оранжевая рубашка, помятые брюки, не видевшие утюга много недель. В руках он держал коричневый портфель, сильно потрепанный временем. Расставаться с ним Беляк не желал уже лет пять. Порой портфель служил ему и столом, и стулом, и даже подушкой.

– Полковник Беляк, а это полковник в отставке Виноградов, – Сергей Васильевич отработанным до автоматизма движением достал и через несколько секунд спрятал в карман удостоверение. Милиционер, стоявший на входе, лишь кивнул головой и отошел в сторону.

– Здесь что-нибудь трогали?

– Работали эксперты и следственная группа.

Сергей Васильевич внимательно осмотрел кабинет: труп лежал посередине ковра. По количеству кровавых подтеков можно было легко посчитать количество пуль, оставшихся в груди жертвы. На первый взгляд, их было не меньше десяти. Зевающий на входе милиционер, наблюдавший картину расследования с восхода солнца, внимательно посмотрел на тело. На секунду ему показалось, что по лицу погибшего пробежала тень усталости. Будто он просил закончить здесь и поскорее унести его отдыхать. Уставший конвоир мысленно отогнал от себя скверные мысли и, отвернувшись от двери, стал рассматривать столпившихся сотрудников.

Александр Петрович присел на корточки рядом с телом и пристально посмотрел в лицо жертве, как будто там хранилась важнейшая информация, ключ к разгадке. Надев перчатки, полковник дотронулся до груди, изрешеченной пулями.

– Двенадцать. И не пулей больше, – задумчиво проговорил он, – гильзы нашли?

– Они у экспертов, – молодой лейтенант внимательно наблюдал за действиями усатого пенсионера.

Александр Петрович встал, медленно выпрямляя спину. Периодически боли еще тревожили его суставы, отзываясь острым ударом в каждой косточке: так они напоминали полковнику о былых болезнях.

Виноградов обогнул стол и удобно устроился в кожаном высоком кресле.

– Комфортненько. Хозяин явно не бедствовал и привык к роскошным вещам.

– У него денег куры не клюют, – сказал Сергей Васильевич, – и, как мне кажется, причина столь быстрой кончины кроется именно в финансовом благополучии.

– Люди так уж устроены, им всегда всего мало, – сказал Виноградов, тщательно рассматривая содержимое стола. – Даже когда нам якобы всего хватает, мы хотим заполучить еще больше.

Александр Петрович аккуратно провел рукой по столу и спинке кресла. Затем, нагнувшись, он провел пальцами по полу и пристально посмотрел на руку.

– Хм. Странно, – еле слышно прошептал он. Резко поднявшись из-за стола, Виноградов подошел к окну. – Значит вот как! Понятно.

Беляк приподнял брови и внимательно посмотрел на полковника.

– Что ты уже унюхал, старый пес?

– То, что твоя нюхалка никогда и не заметила бы! – улыбнувшись, сказал он.

Александр Петрович принялся тщательно рассматривать кабинет, медленными шагами перемещаясь из одного угла комнаты в другой.

– Что там? – спросил Беляк, заметив, что Виноградов снова сидит на корточках.

– Думаю.

– Ну да, в такой же позе легче думается, – добрая усмешка проскользнула по его лицу. Сергей Васильевич знал полковника лет двадцать, поэтому странное поведение товарища было всегда оправданно. Ведь в итоге именно он всегда приходил к разгадке.

– Уважаемый, будьте любезны, продемонстрируйте нам улики с места преступления, – Виноградов обратился к следователю, который как раз опрашивал одного из сотрудников фирмы. Получив одобрительный кивок от Беляка, он протянул полковнику пакет.

– Неожиданный поворот, – полковник взял пакет и, положив его на стол, удобно устроился в кресле. Затем из внутреннего кармана пиджака он достал маленький блокнот, перетянутый резинкой, и черную перьевую ручку. К слову, с ней он не расставался уже многие годы, не признавая других предметов для письма.

Улики – осмотр кабинета Мазалевского А. В.

5 мая 2016 года, время: 10.15 утра.

Отложив на секунду ручку, Александр Петрович внимательно рассмотрел содержимое пакета.

резинка для волос (женская);

два окурка от сигарет. Один от тонкой сигареты, другой от обычной;

пуговица от рубашки жертвы;

чашка со следами губной помады (бледно-розовый цвет);

чашка (без следов помады);

ежедневник жертвы;

мобильный телефон жертвы;

носовой платок.

Аккуратным почерком Александр Петрович выводил одну строчку за другой. Перевернув страницу блокнота, он набросал еще несколько слов:

бусина;

12 гильз;

нет пыли;

отсутствуют документы на столе;

женщина?

Захлопнув блокнот, полковник спрятал его во внутренний карман.

– У меня здесь все. Ты еще долго?

– Я закончил, – ответил Беляк. – Теперь прогуляемся по офису.

У выхода из кабинета полковник остановился и еще раз осмотрел помещение. Кивнув головой и пробормотав себе что-то под нос, как бы соглашаясь с самим собой, Виноградов вышел в коридор. Правда, через несколько секунд вернулся и крепко пожал руку стоявшему на входе милиционеру.

– Всего хорошего, – Александр Петрович быстрым шагом нагнал ожидавшего его Беляка. – С кого начнем? У тебя есть список сотрудников?

– Да, уже есть. Начнем с Сорнякова Сергея Сергеевича. Это его заместитель.

– Сколько всего сотрудников работает на фирме?

– Двадцать пять.

– Хм. Не подходит.

– Что не подходит? Ты о чем?

– Да так, забудь, – сказал полковник и опять что-то пометил у себя в блокноте.

 

Глава 5

Сергей Сергеевич Сорняков, склонившись над рабочим столом, внимательно изучал документы. Кипы бумаг были рассредоточены по всей поверхности. Большинство документов были далеко не первой свежести. Очевидно, чистоплотность не являлась его отличительной чертой, хотя неопрятным его сложно было назвать. По-армейски идеально наглаженные брюки, стрелки которых были нарисованы, как по строительному уровню, хорошо подчеркивали фигуру. Рубашка блестела, будто только что вышла из-под утюга. Светло-русые волосы немного вились, поэтому Сорняков приглаживал их гелем. На первый взгляд определить его возраст было сложно. Он относился к той группе людей, о которых можно было сказать: ему тридцать пять, хотя, может быть и сорок восемь. На самом деле Сорняков недавно разменял четвертый десяток и, если присмотреться, то чуть седые виски сигнализировали об этом.

Казалось, смерть начальника не вызвала у него никаких эмоций. С самого утра он не выходил из кабинета, сплетни его не интересовали, а вся эта суматоха лишь отвлекала от работы. От звуков, доносившихся из коридора, он лишь хмурил брови и недовольным тоном что-то бормотал. Вот и сейчас, услышав стук в дверь, он с раздражением отбросил ручку в сторону.

– Здравствуйте! Полковник Беляк, а это полковник Виноградов. Извините за беспокойство, но нам нужно с вами поговорить об убийстве Мазалевского Артура Валерьевича.

– Да, конечно, проходите, – голос Сорнякова стал мягким и доброжелательным. Он наклонился под стол и на ощупь стал искать улетевшую туда ручку. – Чем могу быть полезен? – рассматривая остатки своей любимой перьевой ручки, спросил он. – Третьего падения она не пережила, – с досадой сказал он.

– Что вам известно об обстоятельствах смерти Мазалевского?

– Практически ничего. Я пришел с утра на работу, а здесь уже работала милиция.

– Где вы находились вчера вечером и ночью? – Беляк что-то помечал у себя в блокноте.

– Дома, где я еще мог быть? Ровно в восемь часов вечера я закрыл свой кабинет, сдал ключи и поехал домой.

– Вы уходили последний?

– Я не знаю. Но я частенько задерживаюсь допоздна. Работы много, а работать некому. Директор только делал вид, что вникает в рабочие вопросы, на самом деле ему было не до этого.

– А до чего ему было? – спросил Александр Петрович.

– До всего, кроме работы. Знаете, я не хочу сплетничать, хотя скоро вы все узнаете. Знал бы, посоветовал вам начать с секретариата, – усмехнувшись, сказал он.

– А если серьезно, – с нотками раздражения в голосе сказал Беляк.

– А если серьезно, то наш директор занимался фигней! Собирал сплетни, разносил их по компании, делясь с каждым. Причем порой рассказывал вещи, которые вообще нельзя было говорить. Его главное хобби было – сталкивать лбами сотрудников, а затем, потирая ручки, наблюдать со стороны, как его подчиненные перегрызают друг другу глотки. В общем, не работа, а песня.

Сорняков поднялся с кресла и подошел к окну. Немного помолчав, он повернулся к посетителям. На его лице сияла улыбка.

– Чем я могу еще быть полезен?

Неожиданная смена настроения удивила Виноградова.

– Какие у вас были отношения? – спросил он, не открывая глаз от Сорнякова.

Пауза длилась несколько секунд, но напряжение успело скопиться в воздухе.

– Обыкновенные отношения, такие, какие могут быть между начальником и подчиненным.

– И все же вы охарактеризовали его не совсем с положительной стороны, дали личную оценку его моральному облику. Почему?

– Вы удивлены, что подчиненный так говорит о начальнике, тем более о мертвом начальнике? Вы хотите правды, господа, ну что ж, мне нечего скрывать. Проще сказать, я его не любил, а он не любил меня. Он всячески пытался от меня избавиться, но у него это не получилось бы.

– Откуда такая уверенность?

– Он ни разу не сказал мне об этом в лицо. Если бы сказал, я бы сам ушел. У него был свой кандидат на эту должность, более покладистый, если можно так сказать. Он всячески лоббировал его интересы, а коллектив настраивал против меня, причем делал это примитивно и гадко. Думал, что я ничего не узнаю.

Сорняков нервно засмеялся.

– Знаете, у меня нет обиды. Сначала меня это раздражало, а потом стало смешно, – Сорняков резко оборвал себя и, повернувшись к гостям, сказал: – Я его не убивал, вы же за этим пришли сюда? Мое алиби может подтвердить жена, дети и сторож, который видел, как я покинул здание.

– Последний вопрос: когда вы уходили, директор был на месте?

– Да, он был на месте, что не свойственно ему. Обычно он уходит раньше всех.

– Вы не знаете, в его адрес поступали какие-нибудь угрозы, кто-нибудь мог желать ему смерти?

Сорняков нервно усмехнулся.

– Ответ на первый вопрос – ничего такого я не слышал, на второй – да.

– И кто же это мог быть? – спросил Виноградов.

– Все, – сказал Сорняков, и металлические нотки в голосе разлетелись по всей комнате.

Виноградов и Беляк переглянулись и, поблагодарив за информацию, вышли из кабинета. Сорняков с выдохом облегчения упал в кресло. Затем открыл шкафчик возле стола и достал металлическую фляжку, наполненную коньяком. Не прерываясь, он выпил ее до дна.

 

Глава 6

– Он алкоголик, – подкуривая долгожданную сигарету, констатировал Виноградов.

– С чего ты взял? Запах? Я вроде не почувствовал.

– Кожа. Она у него сухая и красная.

– И что? Обветрил лицо!

– Нет, она другая. Обветренное лицо шелушиться, а здесь явные признаки больной печени. Конечно, может, я ошибаюсь и он болен, но… Что ты скажешь о дрожащих руках? И не смей говорить мне, что это от волнения. Бред. Они дрожали даже до того, как мы представились.

– И как ты это заметил?

– Очень просто. Привычка! Знакомясь с человеком, первые пять секунд не разговаривай с ним, а внимательно рассмотри! Я называю это «принцип сканирования».

– Ерунда какая-то, – усмехнулся Беляк и, приподняв голову, выдохнул дым вверх.

– Пока человек не знает, кто ты, он остается самим собой. Не вежливым, не глупым, а самим собой. Он еще не успел спрятать свои недостатки, завуалировать секреты, потому что не знает, кто ты и как себя с тобой вести! Когда мы вошли, Сорняков был зол, даже раздражен! Но увидев нас, тут же надел маску доброжелателя. Дальше. Пока мы усаживались, он наклонился и поднял с пола разбитую перьевую ручку. Я обратил внимание, что ее корпус сделал из металла, и, чтобы разбить ее, потребуется сила, а не просто случайное падение со стола. В руках он держал неподлежащий восстановлению канцелярский товар.

– Хочешь сказать, что все это ты увидел за пять секунд?

– Не все, ручку он поднял после того, как мы представились. Дальше. Ты почувствовал запаха перегара в воздухе? Правда, он был спрятан под слоем аромата мужского парфюма. Кстати, дорогого парфюма.

– Ты же знаешь, что весной у меня аллергия на все цветущее! Мой нос с утра капризничает. Вот я и не заметил!

– Ты бы и так не заметил, – еле слышно сказал Виноградов. – Кстати, я ему верю. То, что он говорил про Мазалевского – правда. Заметь, как у него сменилось настроение! Это называется – накипело. Эмоции берут верх над разумом, и мы не контролируем наши языки. Такова уж природа человека. Ты заметил, он даже во взгляде изменился, когда я спросил его про их отношения. Нет, ему не смешно! Он в гневе! Просто эти чувства он утаил. Зачем навлекать на себя подозрение?

Александр Петрович размеренно расхаживал из одного угла балкона в другой. Со стороны казалось, что он разговаривает сам с собой, задавая себе вопросы и получая на них ответы. Сергей Васильевич привык к такому поведению друга и ни сколько не обижался на него.

– Ты думаешь, у него был мотив?

– Думаю, да. Уверен, что не только у него. Здесь все не так просто. Это необычное убийство. По крайней мере, мне так кажется. Ладно, хватит воздух пинать, кто у нас там следующий?

– Если мы придерживаемся штатного расписания, то второй заместитель – Жордин Константин Васильевич. Скольких мы планируем сегодня опросить?

– Людей много, будем стараться по максимуму. Хотя мне еще сегодня огурцы с луком на даче сажать. Так что надо поторапливаться.

Беляк хотел съерничать, но затем передумал и, одарив друга улыбкой, покинул балкон.

Кабинет второго заместителя больше напоминал курилку на опорном пункте. Из-за дыма сигарет хозяина кабинета практически не было видно.

«Ну, хоть не нужно будет терпеть с курением», – подумал Александр Петрович и легонько похлопал по карману пиджака, где лежали сигареты.

Константин Васильевич Жордин был мужчиной тучной комплекции. Черная майка поло плотно облегала все «запасы Родины», хранившиеся под кожей. Пиджак требовал срочной замены, не выдержав пышной комплекции и треснув на спине во время поедания очередной порции гамбургеров. Жордин выглядел весьма добродушно. Мягкие черты лица, пушистые волосы, приятный голос. Отмахнувшись от сигаретного дыма, Константин Васильевич попытался рассмотреть, кто переступил порог его кабинета.

– Здравствуйте, здравствуйте, – повторил он, медленно растягивая буквы. – Я вас заждался уже.

Жордин несвойственным ему быстрым шагом подошел к посетителям и протянул руку.

– Могу сразу снять ряд вопросов. Ушел домой в шесть, на офисе полным ходом кипела жизнь. Затем заехал в магазин за продуктами и домой. Ночью спал как медведь.

Аллегория про медведя вызвала у Виноградова улыбку. Полковник представил себе, как этот большой, потеющий мужчина, накрытый с головой одеялом, храпит в пустой комнате.

– Мое алиби может подтвердить моя супруга, дочь и собака. С последней я вчера провел весь вечер, так как жена и дочь выбесили меня и я с ними не разговаривал.

Беляк, приподняв левую бровь, бросил взгляд на Виноградова, который явно был впечатлен сидящей напротив личностью.

«Колоритный мужчина, – подумал он, – работать с ним, как минимум, нескучно».

– Вы, наверное, хотите спросить, в каких отношения мы состояли? Исключительно в деловых, – засмеялся Жордин. – А если серьезно, то в более или менее нормальных. Я не приветствовал его политику управления, так же, как и манеру общения с подчиненными. Но научить пятидесятилетнего мужика манерам или привить ему моральные ценности – это из области фантастики. Совесть либо есть, либо ее нет.

– У него могли быть недоброжелатели в коллективе?

– Недоброжелатели – как хорошо сказано! Честно, я не знаю в нашем коллективе человека, который испытывал бы теплые чувства к нашему руководителю. Может, так и нельзя говорить в свете сегодняшних событий, но это правда. И лукавить я не буду.

Пухлыми пальцами Жордин достал из пачки сигарету и, немного помяв в руках, прикурил.

– Господа, вы курите? Угощайтесь.

Александр Петрович кивком поблагодарил собеседника и достал из кармана сигареты. Все трое погрузились в облака дыма. Тишина, казалось, длилась несколько минут, хотя угольки сигарет только начали тлеть.

– Знаете, я всегда считал, что достойную смерть нужно еще заслужить. Для этого нужно как минимум прожить достойную жизнь. Мазалевский за свои годы сделал много того, чего делать не надо было. Самое ужасное, что он не сожалел о своих поступках, ему не было стыдно, он ни разу не раскаялся… То есть до последнего вдоха он так и не успел покаяться. Даже перед самим собой. Знаете, не обязательно воровать или совершить мошенничество, чтобы на тебя повесили клеймо мерзавца. Можно мило улыбаться людям, говорить комплименты, обещать, но стоит дождаться, когда дверь захлопнется, и реки грязи начинают просачиваться сквозь стены.

– Да уж, ваш шеф был вовсе не в авторитете, – задумчиво сказал Беляк.

– Его это не особо напрягало, он просто жил как умел, – Жордин потушил сигарету в темно-синей фарфоровой пепельнице. – Знаю лишь одно – это сильно обижало людей. Людей не нужно обижать, нужно жить дружно, – улыбнулся он.

– Вы не замечали в последнее время изменений в его характере или поведении? – Александр Петрович снова делал пометки в блокноте.

– Особо нет. Может только стал раздражительней что ли. Но не думаю, что он собирался отдать концы. Он очень боялся потерять свое место. Я бы назвал это паранойей. Ведь он был наемным генеральный директором, ну и владел каким-то процентом акций. Основной пакет был у Миклашевича. Он являлся владельцем сразу нескольких фирм, причем не только в Беларуси. Не знаю и, видимо, уже не узнаю, но Мазалевский, наверное, ни разу не прокололся наверху. Руководство было им довольно, свои косяки он умело маскировал. Поразительно, но он всегда выходил сухим из воды.

Виноградов что-то быстро писал в блокноте, периодически поднимая глаза на Жордина, потирая усы и кивая головой. Собираясь уходить, они искренне поблагодарили «Подозреваемого № 2», как он был записан у него в блокноте, пообещав обязательно найти виновного. На что Жордин ответил, что ему все равно.

Проводив гостей, он присел за стол и нажал кнопку «Секретарь».

– Наташа, жди гостей. Ты в своем уме? Я же тебе все объяснил! – от прежнего тона не осталось и следа. – Зачем я только тебя послушал?

Дверь вновь отворилась, и в кабинет заглянул полковник:

– Простите, я, кажется, забыл свой блокнот, – Виноградов проследовал к столу.

– Конечно, проходите, я уже весь в работе.

– Да-да, извините! А вот и он! – на краю стола лежала записная книжка. – Какой я рассеянный! Старость – не радость.

Еще раз принеся извинения, Виноградов покинул кабинет, на этот раз плотно затворив за собой дверь.

 

Глава 7

Небольшой, но уютный кабинет был заставлен цветами в вазонах. Они были повсюду: на столе, шкафу, с десяток на подоконнике, несколько пальм на полу, плюс пять полок, обвитых вечнозелеными, были подвешены практически под потолком. Это место могло показаться райским уголком, на самом же деле, здесь можно было сойти с ума. Холлы больниц с их дюжиной цветов отдыхали.

Александр Петрович настороженно переступил порог кабинета и замер на месте. От обилия красок у него закружилась голова.

– Есть кто-нибудь в кабинете? Это милиция, – практически шепотом спросил Виноградов. Полковнику казалось, что если он заговорит громче, то из офисного дендрария выскочит дикий дверь или экзотическая птица зайдется в злом щебете.

– Я здесь, проходите, – из-за большой пальмы, листья которой были похожи на лопухи, выглянула женщина.

– Добрый день. Мы вас не сильно отвлечем, позвольте задать вам несколько вопросов касательно пренеприятнейшего события, которое произошло сегодня ночью, – как можно любезней спросил Виноградов.

Представившись, Александр Петрович протянул даме руку и крепко пожал ее.

– Наталья Дмитриевна Радушкина. И мне очень приятно. Вы знаете, я вас уже давно жду! Вы все ходите по кабинетам, а ко мне никак не заходите! Я уже думала, что вы и не придете.

Она была похожа на рыжего попугая, который мог без остановки чирикать часами, отвлекаясь лишь на то, чтобы поесть или попить.

– Не беспокойтесь, мы обязательно поговорим и с вами, и с остальными сотрудниками, – добродушно сказал Виноградов. – Я заметил, что вы увлекаетесь флористикой?

– Вы заметили? Спасибо! Да, цветы – это моя слабость. Вы знаете, у каждого из них есть имя. Я лично выбирала, отталкиваясь от характера каждого цветка!

Полковник и Беляк быстро переглянулись, одновременно приподняв брови.

Радушкина продолжала:

– Вот этот фикус – Степан Андреевич! Вы только посмотрите, какой он важный, я бы даже сказала, высокомерный! А вот эта роза – Александра Александровна. Она одновременно и хрупкая, и статная. А вот это…

Фразу ей не дал закончить полковник, который понял, что этот монолог может продолжаться бесконечно.

– Все это очень интересно, но не ответите ли вы на несколько наших вопросов?

– Конечно, конечно! Простите, просто, когда разговор заходит о цветах, я становлюсь совершенно неконтролируемой! Могу говорить о них часами! Они мне как дети. Вы даже представить себе не можете, какой это хлопотный труд! Два раза в неделю надо…

Александр Петрович чувствовал, что еще минута и он больше не сможет держать лицо. Усы были натянуты в горизонтальную струну, а хрусталики глаз были готовы в любую секунду лопнуть.

– Скажите, как давно вы знакомы с Мазалевским?

– Ой, такое чувство, что сто лет, а на самом деле полтора года. Мне совершенно случайно предложили эту работу. У меня здесь работает знакомая в бухгалтерии, так она мне сразу и сказала, когда освободилась должность. Я была очень рада, так как сидела без дела.

Радушкина продолжала щебетать, не давая даже малейшей возможности вставить слово. Виноградов и Беляк по очереди открывали рот, со стороны напоминая рыб из аквариума.

– Работа секретаря, конечно, не вершина айсберга, но для начала карьеры – не плохо. С бумагами, правда, сложнее, чем с цветами. Бумагу ведь нужно читать, вникать, а я этого не люблю…

Полковник попробовал прервать словесный поток:

– Где вы находились с 19.00 вчерашнего вечера и до 06.00 сегодняшнего утра? – спросил полковник.

Не ожидая такой быстрой смены настроения, Радушкина немного растерялась:

– После работы я зашла в магазин, потом в ремонт обуви, относила туфли, там сломался каблук. В последнее время обувь стали делать очень некачественную. Ох уж эти китайцы! Смешной народ. Живут как муравьи!

Немного помолчав, она продолжила:

– Так о чем вы меня спрашивали? А, вспомнила, что я делала после работы? Так вот, после ремонта обуви я зашла в магазин, а потом сразу домой. Там я поела, немного почитала и уснула прямо перед телевизором, со мной такое часто бывает! Проснулась я в часа три ночи и перебралась на кровать. А с утра сразу поехала на работу. Представляете, в метро встретила одну знакомую, так она меня не узнала!

Александр Петрович подумал, что, скорее всего, ее знакомая сделала это умышленно, спасая себя от утренней головной мясорубки. В голове у этой женщины определенно фарш. Виноградов подумал о том, как было бы здорово набросить ей на голову одеяло, чтобы она мгновенно уснула. Так он всегда поступал со своим, правда, сейчас уже мертвым, попугаем, который бесконечным щебетом доводил полковника до истерики.

Говорить она могла часами, причем не уставая. Ни в семейных, ни в любовных отношениях с противоположным полом она не состояла. От того неистово мучалась жаждой общения. Подруг с каждым годом становилось все меньше, а выдерживать коммуникативную атаку подруги становилось все сложнее. Будучи одинокой, она научилась радоваться тем вещам, которые для другого человека ничего не значили.

Цветы заменили ей людей, а общение – отношения. Порой казалось, что это не настоящее ее лицо, а картонная маска, на которой столь грамотно были прорисованы все эмоции, присущие человеку.

– Простите за вопрос, вы курите? – неожиданно спросил Виноградов. – Просто у меня и у моего друга закончились сигареты, а я заметил на вашем столе пачку.

Беляк вопросительно посмотрел на товарища. Тот лишь сверкнул в его сторону глазами.

– Да, угощайтесь, – она протянула пачку тонкого «Винстона», – можете курить прямо здесь. Сегодня все на нервах, курят чуть ли не в коридорах.

Она прикурила сигарету. Долго не раздумывая, ее примеру последовали Виноградов и Беляк. Пребывая в тишине, полковник внимательно рассматривал «друзей» Радушкиной. Казалось, они наблюдают за посетителями, готовые в любую минуту вступиться за свою хозяйку.

Полковник аккуратно убрал только что упавшие на плечо стебли высокой драцены.

– Наталья Дмитриевна, прошу заранее простить меня за возможно некорректный вопрос, но это необходимо.

Она внимательно посмотрела на полковника. Александру Петровичу показалось, что что-то изменилось в ее лице. Появилась настороженность, пропало любопытство.

– В каких отношениях вы состояли с Мазалевским? – Виноградов сделал прямой выстрел, не дав ответчице шанса собраться. Он не сводил с нее глаз, надеясь мгновенно прочесть ответ на свой вопрос.

– Уверяю вас, исключительно в деловых. Я обычная провинциальная девушка, работаю секретаршей. Такие мужчины, как Мазалевский, в мою сторону и не смотрят. «Принеси-подай» – вот кем я была для своего начальника. Если честно, то он даже имени моего запомнить не мог, каждый раз называл то Олей, то Катей. Про фамилию я вообще молчу!

– Вас это обижало? – спросил Беляк.

– Вроде нет, – немного подумав, сказала она. – Любому человеку хочется, чтобы к нему относились уважительно, а называть его именем, которое дано от рождения, – должно быть нормой, даже у очень занятых начальников.

– Как бы вы охарактеризовали своего руководителя? – полковник достал из грудного кармана блокнот и сделал быструю пометку.

«Винстон»

Наталья Дмитриевна взяла в руки пепельницу и небольшими шагами стала ходить по кабинету, огибая свой цветник. Она немного изменилась в лице, налет глупости растворился, ему на смену пришла грусть и озадаченность.

– Знаете, говорят о покойных либо хорошо, либо никак. Поэтому не хочется сейчас выливать ведра грязи на мертвеца, который, наверное, еще лежит за стеной, – она внимательно посмотрела на полковника. – Поверьте, я знаю о своих недостатках, – она немного улыбнулась, – я постараюсь быть в своем ответе как можно сдержаннее. Запомните, а вы, полковник, запишите в своем блокноте, убить этого человека мог любой в нашей компании. Я не говорю о контингенте, с которым он общался за пределами офиса. Большей мрази я не видела.

Полковник удивленно посмотрел на Беляка, но промолчал.

– Я говорю такие слова, сдерживая тот поток грязевых рек, готовых вылиться из меня. Он моральный убийца. За все время работы с ним, я честно пыталась разглядеть в нем фрагменты человеческой души, но там ничего нет! Там действительно ничего нет! – повторила она и потушила сигарету так, что все пальцы перекрасились в черный цвет.

– Вы можете привести конкретный пример его поступков?

– Не могу. Каждое его слово, поступок можно сравнить фактически с убийством человека. Он никого не уважал, не ценил, – Радушкина снова потянулась к пачке, – и не любил…

Огонь от зажигалки кровавыми искрами заиграл у нее в глазах.

– Знаете, никому нельзя желать смерти и мы, возможно, не узнаем, имеем ли право забирать жизнь у человека, даже если он действительно достоин высшей меры наказания. Но, я думаю, на все воля Божья. И кто-то сверху, управляя нашими руками и головами, принимает решение.

Полковник удивленно, не отрывая глаз, смотрел на Наталью Дмитриевну. Она поймала его взгляд, разгадала его и, улыбнувшись, спросила:

– Александр Петрович, вы согласны со мной?

Полковник не растерялся и быстро ответил:

– В целом, да. Это меня и удивило. Ваша философия в этом вопросе очень схожа с моей. И все же, что плохого сделал вам ваш начальник? Ведь признайтесь, если бы все было так плохо, вы могли бы найти себе новое место работы.

– Не могла. Сейчас очень сложно с работой, да вы и сами знаете. Мне очень нужны деньги, я коплю…

Она резко замолчала.

– Вы хотите знать, какие поступки он совершал? Если я начну говорить, то вы не выйдете из этого кабинета месяц. Честно, я не хочу говорить об этом. Кстати, я вам не предложила ни чая, ни кофе! Не справилась со своими прямыми обязанностями, – она нервно рассмеялась. – У меня сегодня еще очень много дел, нужно успеть полить все цветы, разобрать документы за два дня. Вы даже не представляете, как порой скучно читать эти документы! Иногда я начинаю засыпать!

Радушкина вновь вернулась к своему первоначальному состоянию. Хотя полковник уже был не уверен, кто стоит перед ним: глуповатая, с языком без костей секретарша или глубоко несчастная и одинокая женщина. Пока Виноградов делал пометки в блокноте, она продолжала болтать. На мгновение ему показалось, будто кто-то включил запись на магнитофоне, немного ускорив ее для быстрого прослушивания.

Полковник с облегчением вздохнул, когда дверь приемной с громким стуком захлопнулась за его спиной.

 

Глава 8

Товарищи молча шли к машине. Немного уставшие и озадаченные, они не успели сделать и половину того, что запланировали. Александр Петрович молчал, периодически потирая пальцами усы. Те, кто знал его привычки, понимал, полковник может нарушить усатую прическу лишь в случае глубокого погружения в себя. Проще сказать, он думал и не замечал ничего вокруг.

У Виноградова была черта, которая крайне раздражала его родных и друзей, остальные при первых встречах не улавливали суть. Если полковник был чем-то крайне увлечен: любимым фильмом, работой на огороде или просто думал о чем-то неимоверно важном – он не слышал никого. Причем он даже не делал вид, что слушает. Иногда звать его можно было несколько раз, стоя в метре от него, но все было зря. Супруга и дети так и не смогли смириться с этой чертой характера главы семейства, друзья подшучивали над ним и порой специально говорили про него гадости, но он даже ухом не вел.

Вот и сейчас Беляк тщетно пытался достучаться до друга, то и дело, задавая ему вопросы. Когда монолог ему наскучил, Сергей Васильевич резко одернул товарища за плечо:

– Ау, я с кем разговариваю уже пятнадцать минут? Ты хоть что-нибудь услышал?

Полковник вздрогнул, как будто очнулся после крепкого сна.

– Не мешай. Я думаю.

– Молодец, что ты думаешь! Может, тогда поделишься мыслями, мне вообще-то тоже есть, что сказать, – с обидой в голосе произнес Беляк.

Полковник уловил нотки настроения друга и лишь улыбнулся.

– Понимаешь, мой друг, в этом деле слишком много нестыковок. Множество вопросов, на которые у меня пока нет ответов. И это мы только начали расследование.

Виноградов и Беляк сели в машину. Александр Петрович, пробурчав что-то себе под нос, отодвинул сидение автомобиля назад и удобно вытянул ноги.

– Я смотрю, государство не перестает экономить на правоохранительных органах. Разве это машина? Это же консервная банка. Я не говорю уже о технических характеристиках этого чуда инженерной мысли.

– Ты просто до сих пор злишься на родную милицию! Ты еще консервных банок не видел. И, кстати, эта машина не предназначена для погони, она предназначена для того, чтобы возить мое тучное тело по служебным вопросам.

Виноградов ухмыльнулся и посмотрел на мелькающие за окном жилые дома. Воспоминания о бывшем месте службе не давали ему покоя уже второй год. Полковник искренне верил в суть знаменитого выражения «время лечит». К сожалению, пока лекарство от этой болезни он так и не нашел. Микстура в виде коньяка и виски, которую он принимал, так и не помогла ему, наоборот, лишь еще больше губила его здоровье.

Почти два года прошло, как полковника «попросили» освободить должность начальника уголовного розыска города. Причем просьба была равнозначна приказу. Александр Петрович пытался сопротивляться, но он сразу же проиграл: рука несправедливости и подлости легла на плечи его подчиненных. Бесконечные проверки, вызовы на ковер, угрозы увольнения… Виноградов понял, что это может продолжаться бесконечно. Через несколько дней, собрав вещи, он ушел, тихо закрыв за собой дверь. Дело Колесниковых частично вернуло его к жизни, открыло второе дыхание, но на приглашение вернуться назад он ответил отказом. И вот сейчас он вновь в игре. Рядом Беляк, новое убийство и голова работает на полную мощь. Полковник невольно улыбнулся и подкурил сигарету:

«Теперь хоть не придется по вечерам слушать Настины истории про бомжей и кражи мобильников, – подумал он, – мне и самому будет, что рассказать ей. И вообще, когда она уже окольцуется со своим ухажером и съедет к нему. Сколько можно ходить уже! Второй год пороги обивает».

– Кстати, как тебе Настин ухажер? – будто читая мысли товарища, спросил Беляк. – Сколько можно уже тягаться?

Виноградов ухмыльнулся.

– Не поверишь, я только что об этом думал! Надо с ней серьезно поговорить! А то она со своей службой всех женихов растеряет. Но этот вроде ничего такой. Основательный.

– Основательный?

– Ни одного опоздания! Представляешь? А это говорит о многом! Да и любит он ее, это видно.

– Ну так пусть женятся, – сказал Беляк, тщетно пытаясь поймать волну любимой радиостанции.

– Так я же не против! Надо с ней поговорить, а то она уже заигралась в опера.

Машина мчалась по проспекту, ловко виляя между малолитражками и автобусами. Город томился в летних лучах солнца, глубоко вдыхая частицы свежего воздуха лишь тогда, когда солнце пряталось за облака. Пары углекислого газа продолжали пропитывать городской асфальт, стены домов, витрины магазинов. А изредка попадающиеся на пути деревья, как мощные наносы, пытались быстро переработать элементы таблицы Мендлеева в частицы кислорода. Каждый раз при взгляде в окно полковник недовольно шевелил усами и хмурил брови.

– Слишком много машин! Уму непостижимо! Если произвести опрос, кто и куда сейчас едет, то большая часть людей занимается ерундой. В магазин три метра пройти – они садятся в машину! Это не просто экологическая катастрофа, это апогей лени! Апокалипсис разума и тела! Это я не говорю тебе о культуре вождения, о взаимоотношениях на дороге.

После этих слов Виноградов помассировал виски и демонстративно положил руку на область сердца. Беляк знал, что философствовать его друг начинает, когда хочет переключить свои мысли с больной темы. Хотя на этот раз товарищ кивал искренне, выражая полную солидарность в адрес сказанного.

На сборы Александру Петровичу понадобилась пара минут. Беляк еле успел докурить сигарету.

– У тебя дачная сумка собрана как тревожный чемодан?

– Что-то в этом роде, – улыбнувшись, сказал полковник. – Мы на твоей поедем или на моей?

– Поехали на моей, завтра с утра все равно возвращаться на службу, а комплект одежды «запасной» лежит в багажнике. А где супруга?

– Алла дома. Я ей объяснил в двух словах, что нам нужно поговорить, ну и у меня есть пара неотложных дел на даче.

– Лук посадить? – усмехнулся Беляк.

– Не ваше дело, товарищ полковник, – улыбаясь во все тридцать два, сказал Виноградов.

Двери машины захлопнулись, и старушка «Лада» резво помчалась по улицам столицы. Уже через пятнадцать минут урбанистический пейзаж сменился живописным ландшафтом. Александр Петрович в очередной раз подумал о своей даче: «Как же здорово, что я ее купил!»

 

Глава 9

Виноградов по-хозяйски обвел взглядом просторы своего участка и удовлетворенно закивал головой. Грядки были идеально размечены. Не было сомнений: если перемерять каждую рулеткой, разница не составит даже миллиметра. Открыв дверцы теплицы, полковник выпустил на улицу аромат солнца, травы и зреющих помидор. Довольно улыбнувшись, Александр Петрович продолжил экскурсию для друга. Сергей Васильевич вежливо кивал головой и курил одну сигарету за другой.

– Вот мое последнее достижение – стойка для виноградника! А вот сам виноград!

Беляк посмотрел по сторонам стараясь найти долгожданный кустарник.

– Ах, вот он! Я сперва и не заметил! – вежливо сказал Беляк, разглядывая куст винограда, больше похожий на крупный сорняк.

– Он еще маленький, но к следующему году подрастет.

Виноградов принялся в красках рассказывать, как листья винограда оплетут металлический заборчик, специально поставленный для него. И как уютно здесь будет. И как же здорово будет сидеть за столиком, спрятавшись от посторонних глаз и наслаждаясь великолепием природы.

Александр Петрович сиял. Беляк посмотрел на друга, как на сумасшедшего.

– Где у тебя пиво? – спросил он.

Александр Петрович недовольно оторвал взгляд от воображаемого виноградника:

– В холодильнике. Ты же знаешь!

Сергей Васильевич резво направился в сторону дома:

– Замечательная идея с виноградником, – отдалившись на несколько метров, крикнул он. – Тебе взять пиво?

Виноградов лишь махнул рукой и, еще раз осмотрев угодья, направился в сторону дома. На самом деле его мысли были поглощены не столько огородом, сколько убийством Мазалевского. Вопросов было слишком много, а ответы не спешили четкими пазлами складываться в голове.

Вместе с Беляком они быстро накрыли на стол в беседке. Чисто мужской ужин украшал стол: пиво, криво нарезанные овощи – Беляк старался как мог – в таком же стиле были нашинкованы колбаса и сыр. Александр Петрович, увидев сложенную горками нарезку, недовольно посмотрел на товарища.

– Ну, прости меня, эстет! Как умею, тем более на вкус это никак не влияет.

– Жениться тебе надо, старый пень! Может хоть кто-то научит тебя элементарным бытовым вещам!

Сергей Васильевич, не сказав ни слова, аккуратно разлил пиво по бокалам, не проронив ни капли на стол.

– Зато смотри, как пиво наливать умеет! Идеально! – не успокаивался полковник.

– Ежедневные тренировки! Это тебе не колбасу ровно порезать. Здесь нужен глаз-алмаз!

Звон хрустальных пивных бокалом нарушил первозданную тишину. Сделав пару глотков, довольные товарищи приступили к трапезе.

– Итак, дружище, что мы имеем? У тебя уже есть мысли относительно убийства Мазалевского? – чередуя слова с глотками холодного пенного, спросил Беляк.

Александр Петрович внимательно посмотрел на Беляка:

– Пока сложно делать выводы. Картина не ясна. Но интересные моменты есть. И в этом весь сок!

Виноградов достал из кармана записную книжку и быстро пробежался глазами по содержимому.

– Ты помнишь, сколько отверстий оставил убийца в теле жертвы?

– Да, если не ошибаюсь, то двенадцать.

– Тебя ничего не смущает?

Беляк задумался и прикурил сигарету.

– Ну, подумай. Что здесь странного? – Виноградов пристально посмотрел на друга и, не увидев в его глазах ответа, продолжил. – Сколько патронов вмещает себя магазин пистолета, из которого он был убит?

– Восемь, – быстро ответил Беляк.

– А убийца выстрелил двенадцать раз! Вопрос: зачем? Ведь Мазалевский наверняка умер если не от первого ранения, так от второго точно. Зачем тогда убийца перезарядил пистолет и выпустил еще четыре? Почему тогда не все шестнадцать? Было бы ровно два магазина.

– Может ярость? Злость? Сначала стрелял и не мог остановиться, а потом, перезарядив и сделав несколько выстрелов, остановился.

– Надоело? Устал?

– Ну да!

– Не знаю. Мне кажется, что здесь что-то не так.

Александр Петрович достал сигарету из пачки и принялся пальцами разминать табак.

– Я уверен, что это важная деталь в расследовании. Не стоит забывать об этом. Пометь у себя в голове этот пункт.

Беляк мысленно поставил галочку, хотя понимал, что сам он вряд ли разгадает эту загадку. Виноградов всегда был для него примером не только офицера и друга, но и человека особого склада ума. Дела, которые друг щелкал как орешки, для Беляка были тайной. Когда Беляк остался в управлении один, он понял, какой утратой для всей милиции стало увольнение Виноградова. Белорусский Пуаро – так про себя он называл Александра Петровича, но вслух об этом никогда не говорил. Понимал, что друг, при всем его воспитании, зазнается. От мыслей Сергея Васильевича отвлек голос полковника:

– Пыль. На полу не было ни грамма пыли.

– Ты о чем? Какая пыль?

– Помнишь, в кабинете жертвы я несколько раз ронял вещи? Я делал это специально, в надежде найти улики. И обнаружил один странный факт. Пол был идеально вымыт, даже в самых отдаленных уголках кабинета не было пыли.

– Может быть, уборщица накануне убрала кабинет? Что здесь странного?

– На первый взгляд ничего, но я обнаружил кое-что интересное. Подоконники в кабинете были с налетом пыли. Никто так не делает уборку! Тем более женщина.

– Может, забыла?

– Бред! Сначала всегда вытирают пыль, особенно в офисах. Как можно вымыть каждый угол в кабинете, а про подоконник, который находится на виду у всех, забыть?

Виноградов так сильно сжал сигарету, что весь табак высыпался на стол. Взяв из пачки новую, полковник прикурил ее и принялся ходить вокруг беседки.

– На полу было то, что требовало тщательной уборки! Но что? Ведь кровь была разбрызгана по ковру, а не по полу. Зачем его нужно было мыть?

– Резонный вопрос, – сказал Беляк, – в этом есть смысл.

– Я нашел на полу бусину. Она похожа на бусину от женской блузки. Не уверен, что она может относиться к делу, но все-таки. Вспомни, на столе лежала женская резинка для волос, а в пепельнице один из бычков был дамский и со следами помады.

Виноградов подошел к столу и стряхнул пепел.

– У меня такое чувство, что кто-то хочет, чтобы мы поверили в то, что это женских рук дело. Но мне кажется, что это холодный мужской расчет. Что скажешь, дружище?

– Помимо сотрудников, Мазалевский мог нажить себе десятки врагов за пределами офиса. Все-таки не хозяйственным мылом торговал в ларьке подземного перехода. Но что-то мне подсказывает, что это не разборки бизнес-авторитетов. Дело носит личный характер. Здесь есть история. И не одна.

Товарищи обменялись взглядами, понятными только друг другу. Сергей Васильевич открыл бутылочку холодного пенного и наполнил стаканы. Обласканные дуновениями ветерка и укутанные нежной прохладой летнего вечера, друзья так и просидели в беседке, пока солнце не спряталось под одеяло из облаков, намекая всем, что уже давно пора отдыхать.

 

Глава 10

Открыв глаза, Беляк изрядно удивился, увидев не привычный потолок дачного домика, а бескрайние просторы голубого неба. Вечерние посиделки не закончились для друзей несколькими бутылочками пива. Остатки недельного коньяка теперь тоже бродили в желудке Сергея Васильевича. Тщательно протерев глаза кулаками, Беляк приподнялся с качелей, на которые присел за минутку до сна, и пристально посмотрел по сторонам, пытаясь определить местонахождение своего друга.

Александр Петрович уже несколько часов трудился над навесом для машины: что-то тщательно измерял и заносил данные в блокнот. Беляк не поверил своим глазам.

– Доброе утро! – увидев друга, крикнул полковник. – Как настроение? Ты какой-то помятый для человека, который провел ночь под открытым небом! Где свежая кожа? Блестящие глаза? А губы? Почему такие пересохшие? – Александр Петрович смеялся.

– Ты должен быть в таком же состоянии, как и я! Который час? Мы не проспали на работу?

– Ну, я то точно не проспал, а вообще сейчас семь утра.

– Я никак не могу привыкнуть к твоим алкогольным суперспособностям. Мы же пили и ели одно и то же. Тогда какого черта, ты, усатая зараза, такой бодрый? Обалдеть! Он еще и что-то пилит! – Беляк держал в руке только что отпиленный ровный брусок дерева. – Ты во сколько встал?

– Около пяти, – улыбнувшись, сказал Виноградов, – ты так сладко храпел на весь двор, что я решил тебя не будить. Иди собирайся и поехали на работу! Только не вздумай похмеляться, а то алкотестер в дежурке заклинит.

Беляк бросил усталый взгляд на друга и побрел в сторону летнего душа. Через полчаса машина тряслась по крутым колдобинам и ямам дачного кооператива. За окном мелькали деревья, небольшие речушки, а на верхушках лугов паслись грязные овечки.

«Неужели их так трудно помыть? – размышлял полковник. – Фу-фу, как свиньи!»

Александр Петрович вновь собранный и сосредоточенный смотрел в окно и курил. Беляк неспешно управлял своим четырехколесным другом и зевал в открытое окно.

– С кем у нас сегодня запланирована беседа?

– Беседа? – улыбнувшись, повторил Беляк. – Ты бы еще сказал чаепитие.

– Давай без сарказма! Ты меня понял.

– Дай вспомнить, – Беляк усиленно пытался вспомнить фамилии сотрудников. – Щербакова – это бухгалтер фирмы, затем Иванова – кадровик и суровый прораб Сорокин со своей командой.

– Командой?

– Рабочими. Там их не так много. В основном фирма работала по договору подряда. Кстати, тоже не понятно почему! Такая солидная компания должна была иметь свой штат профессионалов, а не нанимать каждый раз новых сотрудников.

– Занятно.

– Вот и я о чем! Ну и на сегодня все. У нас останется на завтра начальник отдела снабжения с менеджером и главный инженер. Кстати, тот еще типчик, я тебе скажу.

– С лица вроде добродушный.

– Не знаю, не знаю. Любезничал он со мной похлеще любого голодного кота.

– Кота? – улыбнувшись, повторил полковник.

– Да! Именно кота! Вот такое сравнение пришло мне в голову! Я тоже умею играть аллегориями. Не один ты у нас тут эрудит!

Полковник прыснул от смеха.

– Я думал, ты и слов таких не знал! Аллегории! Эрудит! Я горжусь тобой, мой почти лысый друг!

Беляк решил больше не спорить. Спустя несколько минут тишины, убедившись, что Виноградов смотрит в окно, он провел рукой по редеющим волосам.

«Действительно, почти лысый, – подумал он, – надо с этим что-то делать. Молодой ведь я еще! Всего-то сорок шесть!»

Глаза Виноградова смеялись. Боковым зрением он видел, что делал Беляк, а интуиция практически дословно подсказала ему мысли лучшего друга.

Машина резво зарулила на Добромысленский. При виде большого начальника шлагбаум быстро поднялся, пропуская гордость российского автопрома на территорию столичного Скотленд-Ярда. Виноградов нервно потирал ладошки. Чувство тоски и обиды вновь пронзили его сердце, когда он увидел родное управление. Каждое дерево, каждый кустик, каждое окошко в здании было до боли ему знакомо. Спроси у него, кто сидит в том или ином кабинете, и полковник, не раздумывая, назовет фамилию. Беляк сказал, что заскочит на несколько минут и они поедут на фирму Мазалевского.

Александр Петрович решил не выходить из машины, дабы не привлекать к себе внимание со стороны снующих по территории коллег. Снова закурив сигарету, Виноградов пытался перебить столь знакомый запах воспоминаний никотиновым ароматом. Сегодня, стоя перед храмом правосудия, Александр Петрович пытался ответить себе на вопрос, который мучал его уже который год. Он мысленно представлял себе, как его вызывают в главк, как он поднимается по лестнице, ведущей к кабинету генерала, как его начальник жмет ему руку, тепло похлопывая по спине, и задает вопрос, который эхом прошлого звучит у полковника в голове каждый день: «Мы разобрались в ситуации, ваше увольнение – ошибка! Мы просим вас вернуться на службу».

Единственное, в чем не был уверен Виноградов, так это в развязке этой короткометражки. Ведь он так и не нашел ответ на главный вопрос. Но в глубине души он осознавал, что финал этой картины уже никогда не будет переписан.

– Черт с ним! – еле слышно сказал полковник. – Подумаешь, погоны, будем работать и помогать, так сказать, неофициально.

– Ты чего, дед? Ностальгируешь? – на лице Беляка играла улыбка. – Не стоит оно того. Ты же и так в деле. Только рабочий день ненормированный, в хорошем смысле, и бумажки по несколько часов заполнять не надо. Правда, и денег не платят, но ты ведь инициативный пенсионер с активной гражданской позицией.

Виноградов смотрел на друга, не сводя глаз, периодически покачивая головой в такт его словам:

– Ты все сказал?

– Нет. А что? – удивленно спросил Беляк.

– Значит, все сказал. Поехали, психолог-любитель.

– Ишь ты, какая цаца! Слова не скажи, сразу губы дует.

– Есть новости по делу Мазалевского? Заключение экспертов?

Александр Петрович быстро перевел тему, стараясь не показывать свои истинные эмоции.

– Ничего толкового. Двенадцать пулевых ранений в область груди. Обнаружены отпечатки пальцев Мазалевского, других отпечатков нет, что, к слову, очень странно. К нему же заходили сотрудники или посетители. Хоть чьи-нибудь отпечатки должны были сохраниться!

– Кто-то перестарался, заметая за собой следы, – полковник задумчиво потирал усы, пальцами подкручивая кончики. Достав из кармана блокнот, Виноградов сделал небольшую пометку.

Отсутствуют отпечатки пальцев.

– А что со следами обуви?

– Ничего, все чисто. Только следы Мазалевского.

– Чушь! Как такое возможно? Как убийца мог так вымыть пол, чтобы остались только следы жертвы? Он летал по воздуху? Бред!

Александр Петрович злился. В такие моменты он напоминал большой старый самовар, пыхтящий и покрывающийся испариной. Достав из кармана белоснежный платок, полковник промокнул мокрый лоб.

– В этом деле слишком много нестыковок. Нет логики. Мой мозг закипает от абсурда.

Полковник вновь открыл записную книжку.

Отсутствуют следы обуви (???!!!)

– Давай, газуй! У нас очень много работы.

Сергей Васильевич нажал на педаль газа, и старушка «Лада» взвыла от неожиданной скорости, но, уловив настроение хозяина, резво помчалась по проспекту, ловко обгоняя своих иностранных подруг.

В офисе компании «Строй с нами» жизнь шла своим чередом. Внешне ничего не напоминало о вчерашних трагичных событиях. Люди расхаживали по коридорам, компьютеры гудели, сообщая всем о разгаре рабочего дня, а принтеры выплевывали важные бумажки, которые быстро разлетались по кабинетам начальников. Яркие летние наряды сотрудниц, светлые брюки и тенниски мужчин, поющие на подоконниках радиоприемники – все вокруг кричало, что жизнь прекрасна. Трауром здесь и не пахло. Лишь оранжевая ленточка на двери бывшего начальника напоминала о скорбных событиях ушедшего дня.

– Недолго плакала старушка, – еле слышно сказал Виноградов, разглядывая смеющихся сотрудниц в коротких пестрых платьях, – в воздухе витает жажда жизни с примесью аромата счастья. Странно, не правда ли?

– С одной стороны, да, а с другой… Вспомни, что вчера говорили коллеги о покойном. Что-то я не припомню ласковых слов. Или хотя бы нейтральную характеристику а-ля «нормальный руководитель, со своими заморочками».

– Как-то не вериться, что человек мог так сильно достать такое количество людей! Посмотри на их лица! Такое чувство, что сегодня у них корпоратив по этому случаю!

Из кабинета в конце коридора вышли Сорняков и Жордин. Заместители что-то живо обсуждали, периодически прерываясь на смех. Увидев знакомые лица, мужчины мгновенно стерли настроение со своих лиц и быстрым шагом направились в сторону правоохранителей.

– Добрый день! Что-то вы к нам зачастили, – вежливо спросил Сорняков. – Может к черту эту милицию! Давайте к нам! У нас коллектив хороший, да и зарплата побольше вашей будет.

– Насчет зарплаты я еще соглашусь, а вот коллектив… Я пока не вижу здесь никакого коллектива.

– Вы просто нас плохо знаете! Мы отличная компания!

– Настолько отличная, что на следующий день все забыли о своем начальнике? Или он любезно попросил вас после его ухода не скорбить, а веселиться? – Александр Петрович аккуратно сложил руки на животе и пристально посмотрел на собеседника.

Сорняков слегка замялся, выждал секундную паузу, но ответил:

– Скажите, вот вы, как воплощение честности и справедливости, хотели бы все время жить в лицемерии и интригах? Я думаю, ответ очевиден. Вот и мы не хотим. Я еще вчера сказал вам, что сплетничать я не буду, но и скорбеть тоже. Для меня этого человека не существовало при жизни, не существует и теперь. Поверьте, это не только мое мнение. Это точка зрения коллектива. Именно поэтому, собираясь сегодня на работу, мы все как ни в чем не бывало встали, выбрали красивый летний наряд, почистили зубы в ванной, напевая любимые мелодии, а по пути на работу сделали музыку в машине погромче, чтобы весело начать этот прекрасный день! И мы честны перед собой.

Александр Петрович внимательно слушал, изредка дотрагиваясь рукой до усов.

– Это прекрасно! Честность и справедливость – это замечательно. В наше время эти качества столь редки, как солнечные дни в нашей изумительной стране, – медленно, растягивая слова, сказал полковник. – Друзья мои, тогда давайте будем честны до конца. Ответьте только на один вопрос: с чего столько презрения и неуважения к своему руководителю? Ну же! Давайте быть честными до конца! Может, именно ваши ответы помогут разгадать тайну смерти этого человека!

Александр Петрович покраснел. Его дыхание участилось, он чувствовал, что все здесь что-то недоговаривают.

– К сожалению, ответ на ваш вопрос лежит не на поверхности, он спрятан глубоко внутри каждого из нас. Просто так ответить не получиться. Я не думаю, что мы нарушим протокол допроса или накликаем на себя ваш праведный милицейский гнев, если не поделимся с вами своими личными мотивами и обидами.

На секунду Сорняков остановился, как бы собираясь с мыслями и не позволяя себе сказать лишнего.

– Прошу извинить нас, но нам нужно ехать по неотложным делам. Я так понимаю, вы теперь здесь частые гости, поэтому не прощаюсь. Удачного расследования, господа.

На протяжении всего диалога Жордин молчал, изредка поднимая глаза на гостей. Вот и уходя он лишь кивнул головой, так и не произнеся ни одного слова.

– Прямо дворцовые тайны! – ухмыльнувшись, сказал Беляк. – Все что-то знают и никто ничего не говорит! А повлиять на них мы не можем. Не заставишь же их рассказывать свои обиды и унижения!

– Их, может быть, и нет, а вот представительниц прекрасного пола – можно попытаться. Говоришь, сегодня у нас по плану бухгалтер Щербакова и…

– Делопроизводитель Иванова, – добавил Беляк, – и что от этого?

– До знатока женской психологии тебе, конечно, далеко. Хотя, как выяснилось, не только женской…

Сергей Васильевич сделал гримасу, как будто только что съел лимон.

– Ну да ладно, – продолжил Виноградов, – понимаешь, женщины более общительные и доверчивые, чем мужчины. Их легче вывести на эмоции, отключив при этом разум. Особенно, если это касается личных обид!

– Тогда бери дело в свои руки, женский психолог. Я лишь наблюдаю.

– Не забывай про принцип сканирования! – серьезным тоном сказал Виноградов. – И следи за их лицами! Эмоции! Человек не может до конца скрывать свои эмоции. Когда стрела пронзает яблочко, она оставляет след. Так и здесь. Если мы найдем ахиллесову пяту, ты это сразу почувствуешь.

Сергей Васильевич изумленно смотрел на своего друга, который, казалось, был одержим сложившейся ситуацией. Высокий, статный, усатый полковник семенил по коридору, то и дело останавливаясь и что-то помечая в своем маленьком блокноте.

– В конце концов, – не выдержав, сказал Беляк, – мы пойдем? Нас уже давно ждет Щербакова. Что ты сегодня завелся?

– Понимаешь, у меня такое редко бывает, но я чувствую себя дураком! Точнее, кто-то здесь хочет сделать меня дураком! И тебя тоже! Я чувствую, что ответ находится где-то совсем рядом, а я, как старый слепой пес, не могу найти эту гребаную кость.

В ту же секунду любимая ручка полковника была разломана пополам.

– Ну вот, что ты наделал! – сказал Беляк. – С виду такой интеллигентный и спокойный мужчина, а на самом деле настоящий псих!

Александр Петрович с грустью посмотрел на останки любимой перьевой. Мысленно выругав себя, он положил поломку в карман, пообещав, что вечером обязательно попробует ее починить.

– Мне нужно пять минут на перекур, и я буду готов к разговору.

– Только побыстрей, нас уже ждут, – сказал Сергей Васильевич, одновременно вспоминая, где он оставил сигареты.

 

Глава 11

Кабинет бухгалтера находился в конце коридора и был спрятан от посторонних глаз. Металлическая дверь без таблички говорила о том, что по ту сторону кабинета хранятся какие-то секреты. Лучи летнего солнца освещали просторные апартаменты денежного сейфа компании. Хотя сам по себе финансовый храм выглядел довольно бюджетно и без излишеств. Очевидно было лишь то, что хозяином кабинета была женщина. Аккуратные занавески, чистые подоконники, цветы в милых кашпо и идеальный порядок на столах.

– Вы позволите войти? – приоткрыв дверь, спросил Виноградов.

– Конечно, заходите! Добрый день! Я так понимаю, вы из милиции?

– Добрый день! Да, мы те, кого вы ждете с самого утра. Простите, что задержались, беседовали с вашими руководителями.

Светлана Анатольевна жестом руки пригласила гостей присесть на заранее подготовленные стулья.

Виноградов, усаживаясь на кожаный стул, аккуратно рассматривал собеседницу. На вид Щербаковой было около сорока лет. Гладкие волосы на затылке были собраны в аккуратный пучок. Брючный деловой костюм не подчеркивал красивую фигуру, а, наоборот, скрывал изящные женские формы. Полковника сразу смутило выражение лица женщины, точнее, как он любил говорить, душевные шрамы. Оттенки грусти играли на ее лице, то демонстрируя разочарование жизнью, то пытаясь скрыть глубокую обиду и боль.

– Вы, наверное, хотите, чтобы я рассказала, где была в тот вечер?

– Вы хорошо осведомлены о методах работы правоохранительных органов, – с улыбкой заметил Виноградов.

– Я просто люблю смотреть детективные сериалы. А этот вопрос всегда задают первым.

– Спешу вас разочаровать! Я привык сперва знакомиться с людьми, а уже потом задавать им вопросы. Особенно, если человек никак не причастен к преступлению, – Виноградов пристально посмотрел на собеседницу.

Щербакова, не отводя глаз, ответила:

– С одной стороны, вы правы, но мне кажется, что мы все причастны к этому убийству.

Беляк, дремавший на стуле, резко оживился. Вчерашний коньяк все еще давал о себе знать.

– Интересно. Продолжайте.

– Я не имею в виду, что мы причастны к убийству в прямом смысле. Но косвенно виноваты все. Мы не очень жаловали нашего начальника, вот судьба и изменила свой ход.

– Вы чересчур суеверны, Светлана Анатольевна, – улыбнувшись, сказал полковник. – Женщинам свойственно так думать, но я верю только фактам. Поэтому не будьте к себе столь суровы, вашей вины здесь нет.

Щербакова встала и, подойдя к шкафу, аккуратно поправила папку.

– Люблю, когда во всем порядок. Это успокаивает.

– Я вас понимаю! Сам педант! – Виноградов демонстративно стряхнул с рукава пылинку. – Светлана Анатольевна, где вы коротали время в вечер убийства?

Александр Петрович встал и подошел к окну. Щербакова стояла к нему спиной. Он не видел ее лица, но слышал голос. Он был уверен, что так проще проникнуться интонацией собеседника и поймать неуловимые нотки лжи или обрывки тайны.

– Я со своей подругой коротала вечер в кафе «Пилот», это рядом, – она рукой показала в сторону окна. – Подруга подтвердит мое алиби, ее данные записали ваши милиционеры, когда разговаривали со мной в день убийства.

– Никогда не слышал про такое кафе, – задумчиво сказал полковник.

Беляк приподнял глаза и с усмешкой посмотрел на товарища, вспомнив, что единственное кафе, которое посещал полковник, снесли еще в девяностых.

– Это новое кафе. Открылось совсем недавно. Знаете, очень милое место, – присев в кресло, сказала Щербакова. – Мы просидели там до одиннадцати, а затем вместе доехали до Пушкинской и разошлись по домам. Мы просто живем недалеко.

– Вы очень сильная женщина, – потирая усы, сказал Виноградов.

– Простите, не поняла вас.

– Просто просидеть допоздна в кафе в будний день – дело нелегкое! Утром ведь нужно вставать на работу! Требуется много сил! У вас был важный повод?

Светлана Анатольевна на несколько секунд растерялась.

– Повода никакого не было. Просто устали, захотели девушки отдохнуть, – улыбнувшись, сказала она.

– Скажите, вы уважали своего руководителя? Ценили его как профессионала? Он был хорошим человеком? – резко спросил полковник.

Светлана Анатольевна явно не ожидала такого вопроса. Молчание прервал звонок. Она быстро подняла трубку спасительного телефона. Перебросившись несколькими словами по работе, она быстро закончила разговор.

– Извините, рабочие моменты.

Было очевидно, что этого времени ей хватило, чтобы собраться с мыслями. Ее лицо вновь засияло доброжелательностью и спокойствием.

– Руководитель как руководитель. Обычный. У меня с ним были исключительно деловые отношения. Дружбу мы не водили, семьями не дружили.

– То, что с ним никто не дружил, мы поняли еще в первый день. Ваши коллеги отзывались о Мазалевском нелестно, я бы сказал, даже грубо. Все говорили о его ужасном характере. У нас сложилась характеристика какого-то, простите, морального урода, – поправляя стоящие на полке папки, сказал Беляк.

– Странно.

– Что именно? – Виноградов тщательно следил за выражением лица собеседницы.

– У меня немного другое мнение. Я бы сказала так – невоспитанный человек. Он не умел вести себя в обществе. Не умел вежливо общаться с подчиненными. Очень много врал. Причем все знали, что он врет. Когда он начинал говорить, его речь больше напоминала грязевой поток. Намешано было все! Работа, плохие подчиненные, строители-идиоты, его дети, водитель, одежда! Все подряд! Это безумно утомляло.

Немного помолчав, она продолжила:

– Знаете, очень неприятно, когда корзину чужого грязного белья выворачивают перед вашим лицом. Не просто выворачивают, а перебирают каждый предмет, тщательно рассматривая его и комментируя.

Александр Петрович обратил внимание на ее руки. Они дрожали, перебирая элегантные часики с золотым ремешком.

– Он всегда был прав. Все кругом были виноваты, а он – нет. На совещаниях выносились личная жизнь коллег. Но знаете, что самое ужасное? – в ее голосе читались нотки злости, даже неожиданно проснувшейся ненависти. – Все молчали! Никто не перечил ему! Как будто все воды в рот набрали! Стыдно! Мне стыдно за своих коллег, мне стыдно перед собой!

Щербакова пристально посмотрела в глаза полковнику:

– Знаете, убийцы повсюду. Нужно только присмотреться. Точнее, распахнуть глаза, – она сделала паузу. – Морально он был уже мертв. Все убили его.

Виноградов не сводил глаз с собеседницы, боясь спугнуть ее, как охотник боится спугнуть долгожданную дичь.

– Видно, кто-то не выдержал, – продолжила она. – Я думаю, надо поискать повыше. Конкурентов у него было много. Да и на руку он был нечист. Как итог – пуля в голову.

– Точнее, в грудь, – поправил полковник.

Щербакова не обратила внимания на его слова. Медленными шагами она подошла к окну и с интересом принялась рассматривать длинные ветви березы, периодически постукивающие по оконному стеклу.

– К сожалению, это все, что я могу вам рассказать. Простите, что ничем не помогла.

– О! Вы можете не переживать на этот счет. Вы очень помогли!

Беляк не ожидал столь быстрого окончания беседы. Кивнув головой, он поплелся за Виноградовым. Оказавшись в коридоре, полковник жестом руки попросил его помолчать. Достав из кармана записную книжку, Виноградов сделал несколько пометок:

Кафе «Пилот» – около 23.00.

«Убийцы повсюду. Нужно только присмотреться. Точнее, распахнуть глаза» (???).

Спрятав блокнот во внутренний карман, Александр Петрович быстрым шагом направился к кабинету с табличкой «Делопроизводство». Беляк лишь открывал рот, пытаясь что-то спросить у товарища, но полковнику было не до разговоров. Он думал.

За большим полукруглым столом сидела молодая женщина. На вид ей было не больше тридцати пяти лет. Внешне она напоминала голливудскую актрису. Правда, какую именно, сложно было сказать. Подобная красота вызывала, с одной стороны, интерес, с другой, наоборот, скуку.

Полковник лишь подумал о потере индивидуальности. Слишком много красивых лиц, а забываются они через минуту. Стереотипное мышление женщин, навязанные образы и стремление быть молодой и красивой в любом возрасте – все это пугало полковника.

Беляк тоже размышлял о хозяйке кабинета. Он был уверен, что с ее внешними данными заполучить любую должность было делом нетрудным.

«Таких красоток по офисам пруд пруди, – размышлял он, пожирая красавицу глазами, – интересно, есть там что-нибудь внутри? Хотя с таким лицом это, наверное, не имеет значения».

Красавица предложила гостям стулья и горячий чай. Виноградов, уже забыв, какая пища будоражила его пищевод с утра, охотно согласился. Помимо этого на горизонте виднелась корзинка с печеньем. А перспектива наполнить желудок не только чаем значительно улучшила его настроение.

Когда слова стали покидать уста девушки, товарищи обрадовались: красота была дополнена интеллектом. Кадровик рассказала, что работает у Мазалевского уже полтора года. На работу устроилась не по блату: узнала от знакомых, что есть вакансия. Пришла, прошла собеседование и на следующий день уже сидела перед монитором нового компьютера. С генеральным директором пересекалась редко, работала в связке с его заместителями, поэтому охарактеризовать его с какой-либо стороны не могла.

– Ваши коллеги утверждают, что Мазалевский был не просто тиран, а «урод»! – стряхивая крошки печенья с усов, сказал полковник. – Прошу прощения за грубые слова, но я лишь цитирую одного из ваших коллег. Какое из качеств вашего руководителя могло так сильно кого-то разозлить, что он получил не одну пулю в сердце?

– Знаете, за полтора года работы я ни разу не оставалась с ним наедине, лишь раз в квартал приходила на совещания, где подводились итоги, – Елена Павловна кружилась в танце со своим кожаным стулом.

– Еще чая? – любезно спросила она и улыбнулась. Беляк был очарован красавицей. Все вопросы отступили на второй план. Последние десять минут он витал в облаках, точнее, в мыслях о Елене Павловне. Виноградов заметил увлеченность друга подозреваемой. Он знал, что в любовных делах Беляк полный профан, а на этом поле ему ничего не светит кроме еще одной чашки чая и милой беседы об убитом шефе.

– В день убийства вы не заметили ничего подозрительного? Может, к нему приходили какие-нибудь люди? Может, у него случился конфликт с кем-нибудь из сотрудников?

Она задумалась. Было видно, что она пытается вспомнить детали позавчерашнего дня.

– Женщины – удивительные создания! От ваших ушей и острых глаз редко что-то может ускользнуть! Тем более, уважаемая Елена Павловна, ваш кабинет расположен напротив кабинета Мазалевского. И, как я заметил, двери вы не закрываете.

– Да, у меня ни кабинет, а проходной двор! Каждые пять минут кто-нибудь заходит! Это сейчас все знают, что вы здесь, поэтому и тишина, – улыбнувшись, сказала она. – Если честно, то ничего подозрительного я не заметила. Обычный день. Посетителей было немного. Днем приезжали заказчики. Мы сейчас занимаемся строительством нового жилого комплекса «Наши». А больше, кроме сотрудников, к нему никто не заходил. Но, я повторюсь, это только то, что я видела. Я не слежу за его кабинетом, поэтому больше ничего, что вам было бы полезно знать, я не расскажу.

– Где вы находились позавчера после 21.00?

– Я была дома. Это могут подтвердить мои соседи по площадке. Я как раз приглашала их на ужин, – Иванова продиктовала адрес.

В своем блокноте полковник сделал пометку:

Улица Севастопольская, дом 16, кв. 9

Соседи – квартира 10 (Екатерина Андреевна Пыжова и Степан Викторович).

– К сожалению, его фамилию я не помню, – подарив полковнику улыбку, сказала она.

– У вас очень вкусное печенье! Я руку на отсечение даю, что это домашнее! – сказал полковник и отправил очередную печенюшку к себе в рот.

– Я сама пекла, – немного смутившись, сказала она, – а как вы догадались?

– По вкусу! Это печенье сделано с любовью. В магазине такое не продается. Вашему мужу повезло! – Виноградов внимательно посмотрел на Иванову.

– К сожалению, я не замужем. Но печенье действительно домашнее. Пекла для друзей.

– Для соседей-друзей? – уточнил полковник.

– Именно так, – Елена Павловна снова расположилась в кресле и принялась перебирать бумаги на столе.

Виноградов намек понял. Задав еще несколько уточняющих вопросов, он распрощался с Еленой Павловной, уводя за собой уже безнадежно влюбленного Беляка.

– Какое же у тебя дурацкое лицо! – сказал Виноградов, не сдерживая презрения в голосе. – И так каждый раз! Почему ты тупо молчишь, а я должен отдуваться за двоих? Ах, да! Твое либидо при виде красивой юбки зашкаливает, и кровь от головы отливает к…

– Ну хватит нотаций! А может это судьба?

– Какая еще судьба?! Без обид, мой престарелый друг, но здесь тебе ничего не светит. Подожди! Не перебивай!

Беляк только и успевал открывать рот от возмущения, глотая загазованный воздух проспекта.

– Во-первых, она моложе тебя почти в два раза, а во-вторых, я уверен, что у нее есть мужчина. Такие красавицы, да еще и умницы, не сидят долго у окна в ожидании принца. И услышь меня! Принца, а не старого дворецкого, – после этих слов Виноградов расхохотался, давясь дымом сигареты. – Я тебе посоветую присмотреться к Радушкиной Наталье Дмитриевне. Может она и не столь привлекательна, но тебе точно не будет с ней скучно. Мне кажется, что рот у нее не закрывается даже во сне.

Александр Петрович продолжал смеяться, разглядывая злобное лицо своего дражайшего друга. Тот, в свою очередь, лишь кривлялся, пытаясь скрыть за маской равнодушия обиду и разочарование.

– А теперь давай серьезно! Что ты думаешь по поводу Ивановой? Ну какой из нее убийца? Мне кажется, она и муху убить не сможет, – метясь бычком сигареты в урну, сказал Беляк.

– Не знаю. Я никому из них не доверяю. Давай сначала все проверим. И вообще, где твой профессионализм и чуйка? Все, давай выбрасывай из головы глупости и включайся в работу! – Виноградов старался быть серьезным, но все его нутро смеялось. – Кто там у нас еще сегодня? Надеюсь, не женщина. С меня хватит стрел амура!

– Нет. Мужчина, – Беляк достал из кармана записную книжку, – Сорокин Игорь Андреевич.

– Это еще кто такой? Тоже большой начальник? – недовольно спросил полковник.

– Вроде того. Начальник материально-технического отдела. Одним словом, завхоз!

– Каждый суслик в поле агроном! – Виноградов со злостью потушил сигарету и быстрым шагом направился к зданию.

В представлении Виноградова, завхоз – это человек зажиточный. Перед глазами сразу возникло два образа: школьный завхоз и заместитель начальника главка по тыловой части. И если первый был мужиком шустрым и хозяйственным, то ко второму это никак не относилось. Бывший коллега уже давно прирос к стулу, а свои хозяйские дела вел исключительно по телефону. Поднять сто двадцать килограмм живого веса из-за стола мог только начальник ГУВД или еще более «звездный» чиновник. Завхоз известной строительной фирмы, или, на современный лад, начальник материально-технического отдела, занимал золотую середину между двумя представленными типажами.

Сорокину Игорю Андреевичу на вид было лет сорок. Как выяснилось позже, в паспорте значились те же цифры. Он был среднего роста, с весьма заметным животом, пропитанным будничным пивом, пятничной водкой и калорийной едой. На макушке не хватало волос. Такой прической природа наградила Игоря Андреевича еще с рождения. Но тому, кто сталкивался с ним впервые, казалось, что накануне вечером жена выдрала ему клок волос.

Виноградов, бросив взгляд на прическу собеседника, изо всех сил сдерживал улыбку, не давая смеху вырваться наружу. Зато Беляк, как не старался, не смог скрыть своего настроения.

– Добрый день. Мы из милиции. Вас должны были предупредить насчет нашего визита, – расплываясь в улыбке, сказал Беляк.

Обменявшись любезностями, мужчины сразу перешли к заранее известному диалогу. Как выяснилось, Игорь Андреевич работает в компании полгода. Не скрывает, что пришел по знакомству: с Мазалевским был знаком еще с юных лет, вместе заканчивали университет. Отношения между старыми приятелями складывались хорошо, конечно, той дружбы, что была в юности, и след простыл, но приятельские отношения сохранились. Общались в основном по работе, иногда Мазалевский мог угостить приятеля чашкой кофе или выкурить вместе сигарету, но в гости домой никто друг друга не приглашал.

– Позавчера вечером вы случайно не пили с ним кофе? Нам сказали, что вы уходили позже обычного. Может, вы видели кого-нибудь незнакомого в кабинете вашего руководителя? – Беляк рассыпался в вопросах.

– Действительно, я задержался на работе, правда, чаи с начальником не гонял, – усмехнувшись, сказал Сорокин. – Мы закупаем новые компьютеры, поэтому я ждал ответа от поставщиков.

– Разве для этого не придумали мобильные телефоны? – доставая из кармана записную книжку, спросил Виноградов.

Сорокин засмеялся:

– Все не так просто. Я ждал не только звонка, но и письма, где были указаны все нюансы по технике. На самом деле, я задержался всего на час, поэтому я вне подозрений. Вечер провел в компании жены и дочери. Об этом они вам с удовольствием расскажут.

Сорокин крутился из стороны в сторону в своем кожаном кресле. Пропорции его тела не совпадали с размерами стула. Поэтому он так красочно напомнил полковнику фрагменты советских мультфильмов: маленький король на тонких ножках и с пухлым брюшком утопает в троне.

К сожалению, никакой новой информации Виноградов не узнал.

– Ну и скукота, – захлопнув за собой дверь, сказал он. – День в…, в общем, в пустую! Никто ничего не видел, никто ничего не знает! Детский сад! Обычный день, все работают как лошади, на работе конфликтов ноль, незнакомцев ноль, а начальник, как дуршлаг, весь в дырках! И на следующий день все хорошо! Все смеются, улыбаются, как будто человека и вовсе не было! Вот вдумайся, какой надо быть тварью, чтобы о тебе на следующий день никто и не вспомнил. Ан нет, прошу прощения, вспомнил! Хотя, услышав, как его называют, он наверняка захотел бы умереть еще раз!

Виноградов вприпрыжку бежал по коридорам далеко не бюджетно обставленных офисов. Было неслышно, что именно он говорит, но его усы танцевали болеро.

– Куда ты несешься? – запыхавшись, кричал Беляк. – У нас еще Бубнов!

– Иди один. С меня сегодня хватит этой клоунады! Я хочу скорей домой, мне нужно срочно умыться. Эти бесчувственные люди запачкали не только мою одежду, они плюют прямо в душу!

Он остановился. Беляк, наконец догнав его, перевел дыхание.

– Я бы не судил их так строго, если бы они дали мне ответ! Ответ на главный вопрос: за что они так его ненавидят? Но они молчат. И здесь два варианта: либо они чего-то не договаривают, либо они просто зажрались жизнью. Ну ладно, один, ну два человека, но все! – полковник побагровел от злости.

Немного помолчав, разглядывая товарища, он снова бросился в гонку по лестнице:

– Стадный инстинкт, мать его! – крикнул он.

Слова эхом разлетелись по коридорам и кабинетам важных начальников и их лощенных подчиненных. Усатый полковник, покидая здание, на мгновение обернулся и мысленно плюнул на эти вычурные и одновременно ничтожные, придуманные и уверованные людьми правила игры, правила жизни.

 

Глава 12

Июнь капризничал. Редкие солнечные дни сменяли дожди с ветрами. Но температура на градуснике стабильно держалась выше двадцати. Александр Петрович был одет не совсем по погоде. Со своим домашним теплым костюмом он не расставался даже летом. Серые штаны и уютная байка, как говорил полковник, грели не только тело, но и душу. Угодить с одеждой Виноградову не мог никто. Его очаровательная супруга Алла Владимировна часами ломала голову над прилавками магазинов в поисках новой рубашки или брюк, но все попытки были тщетны. Единственной удачной покупкой, приобретенной на распродаже в ЦУМе год назад, оказался этот костюм. Алла Владимировна очень переживала, что муж не расстается с любимым нарядом ни на день, а появившиеся «морщины» на обновке не стали поводом для покупки новой вещи.

Застегнув байку под самый подбородок и укрыв ноги пледом, Виноградов пытался согреться в любимом кресле. Покачиваясь взад-вперед, он по крупицам собирал события вчерашнего дня, анализируя детали, пропуская их через сердце и голову, в надежде получить результат. У полковника отчетливо сложилось представление, что он не видит самого главного – морали преступления. Мотив также установлен не был, но места для фантазии хватало: деньги, зависть, коррупция, женщина… Полковник жонглировал словами, пытаясь понять, кто такой Артур Валерьевич Мазалевский.

– Что мне вообще о нем известно? – вслух задал себе вопрос полковник. – Фактически ничего. Успешный бизнесмен, владелец акций строительной компании, но не ее абсолютный хозяин. Над ним есть голова побольше – Миклашевич Сергей Сергеевич. Может, это его рук дело? Может, Мазалевский перешел ему дорогу? Надо навести справки об этом Миклашевиче.

– Мазалевский, Мазалевский, – постукивая пальцами по подлокотнику кресла, повторял полковник. – Личность, мягко сказать, неординарная. Как рассказывал Беляк, в должности директора он проработал десять лет. До этого еще пять лет был заместителем, правой рукой. Предыдущий директор проработал почти десять лет, можно сказать, стоял у истоков создания фирмы. Его фамилия была на слуху в строительном бизнесе, а потом он резко уволился, вроде как по семейным обстоятельствам. Нужно обязательно уточнить, что там произошло! – Виноградов сделал пометку в блокноте. – По-моему, Мазалевский был женат, – пролистывая записи, размышлять он, – точно, вот оно! Так, супруга Мазалевская Оксана Владимировна, умерла в прошлом году от инфаркта. Два года лежала в психиатрической больнице. Всю жизнь проработала учителем русского языка и литературы. В браке они прожили двадцать пять лет. Солидная цифра! – встав с кресла и подойдя к окну, сказал Виноградов.

Подкурив сигарету прямо в комнате, Александр Петрович набрал Беляка.

– Слушай, зайчик мой, нужна твоя помощь.

– Я же просил тебя не называть меня так!

– Твоя фамилия подразумевает уменьшительно-ласкательное обращение в различных вариациях. Я тебе не за этим позвонил. Попроси своих ребят разузнать про одного человека.

– Какого? – сменив гнев на милость, спросил Беляк.

– Мазалевскую Оксану Владимировну, жену нашего жмурика. Только пусть не просто распечатают бумажки из базы, а походят ножками. Соседи, знакомые, врачи из психбольницы. Мне нужна информация, отчего она лечилась и отчего произошел инфаркт. Пусть ребятки сделают в лучшем виде, как я люблю.

– Сделаем. Завтра будет готово. Мысли есть?

– Пока пытаюсь синхронизировать информацию, – потушив сигарету в глиняной пепельнице, сказал полковник. – А у тебя есть для меня новости?

– Пока нет, проверяю наших офисников. Пока все чистенькие, даже противно!

– Не может быть! Должно быть что-то, за что можно зацепиться! Ищите!

– Когда снова едем на фирму? У нас еще осталось несколько знакомств!

– Кто это? – спросил Виноградов, одновременно разбрызгивая по комнате освежитель воздуха в надежде, что супруга не унюхает запах табака. В прошлый раз Алла Владимировна сделала мужу контрольное, как он любил говорить, предупреждение: еще одна сигарета в комнате – перекур переносится на улицу. Поэтому сейчас полковник, как настоящая ищейка, вдыхал полной грудью воздух, пытаясь таким образом очистить комнату. – Вроде не пахнет.

– Ты меня слышишь? – в трубке послышался голос Беляка. – Ау!

– Да, говори, кто там у нас остался?

– Бубнов Олег Викторович – бригадир, говорят, толковый мужик, потом ведущие специалисты, другими словами, главные работяги – Коваль Александр Васильевич и Роговцов Валерий Григорьевич.

Александр Петрович быстро записывал фамилии.

– Начальник отдела снабжения Ульянова Виктория Сергеевна и менеджер Коско Екатерина Петровна, – Беляк медленно зачитывал фамилии, зная, что его друг все конспектирует. – Это все.

– Еще половина пути… – растягивая буквы, сказал Виноградов.

– Мои ребята уже опросили всех, если хочешь, можешь просто почитать протоколы допроса.

– Протоколы я, конечно, почитаю, но ты же знаешь, что я хочу лично заглянуть всем в глаза. Ведь, не забывай, мой друг, именно там таиться истина! – улыбнувшись, сказал полковник.

– Вот именно там, а не в вине, где ты ее все время ищешь! – подтрунивая над другом, сказал Беляк. – Все, дружище, отключаюсь, пошел работать. Это пенсионерам дома хорошо, сиди себе в кресле, покачивайся и кури одну сигарету за другой.

– Не говори ерунды! Я вкалываю не меньше тебя!

Положив трубку, полковник молча сел в кресло.

Настя ворвалась в дом ураганом. Хлопали двери, стучали сапоги, свистел ветер, когда она пробегала по длинному коридору квартиры.

– Папа! Папа! – забежав в комнату к отцу, крикнула она. – Просыпайся! Пока ты спишь, кто-то изуродовал твою машину!

Полковник сквозь сладкий сон пытался понять, что происходит. Но, услышав про изуродованную машину, подпрыгнул с места и понесся сломя голову к окну.

– Ааааааа! Какой ужас! – прокричал он и, обувая на ходу туфли, помчался вниз по лестнице. Настя бежала за ним.

На парковке перед домом стоял новенький Фольксваген. Правда, новым он уже не выглядел. Стекла были залиты белой краской, колеса проколоты, а на левом крыле автомобиля – надпись, нацарапанная ключом: не лезь, будет только хуже. Полковник, схватившись за голову, бегал вокруг автомобиля и причитал:

– Ироды! Нелюди! Я же ее только купил! Мне кредит еще пять лет отдавать!

На секунду Насте показалось, что папа теряет сознание. Присев рядом на скамейку, Виноградов продолжал повторять:

– Бедная моя ласточка! Как же так?

– Папа, ты мне лучше скажи, во что ты вляпался? Ведь очевидно, что это не месть соседа, на чье место ты поставил машину!

– Да ни во что я не вляпался! Кому я нужен? Пенсионер, да и только!

– Думай, папуля! Это стопроцентная месть! Так, я вызываю наших.

– Не надо. Я позвоню Беляку.

Одной рукой полковник набирал номер друга, другой поглаживал свою «девочку», как он обычно любил называть свой автомобиль.

– Алло! Ты не поверишь, Серый, кто-то изуродовал мою машину! Бери парочку своих орлов и бегом ко мне составлять протокол.

Полковник медленно размешивал сахар в кружке с кофе. Тем временем Беляк молча курил в окошко на балконе, разглядывая любопытных прохожих, собравшихся поглазеть на четырехколесного «потерпевшего». Милиция еще работала с «жертвой»: фотографировала «места ранений», протоколировала осмотр «тела», допрашивала свидетелей.

– Если не ошибаюсь, с тобой такое впервые? – спросил он.

– Угрозы всегда были, но чтобы посреди белого дня творить такое! Это впервые! – полковник так разозлился, что расплескал кофе по всему блюдцу. Выругавшись, он взял чистое и подал его другу. – Я представляю, как расстроится Алченок, когда узнает про машину. Она и так переживает, что я ввязался в эту кутерьму, а тут еще и открытая угроза…

– Ты думаешь, что это кто-то из фирмы Мазалевского?

– Я в этом уверен! Только кто именно? Знаешь, что меня радует? Мы ходим рядом с убийцей! Он сам себя подставил, испортив мою машину, – полковник демонстративно закрыл глаза и взялся за сердце. – Бедная моя малышка!

– Да хватит уже ныть! Да, новая машина! Да, испортили! Но у тебя ведь она на каско! Тебе все возместят! Скажи спасибо своим дочерям, которые уговорили тебя раскошелиться на нормальную страховку!

– Это уже не то! Пусть ее даже покроют самой лучшей краской, но я ведь буду знать, что она испорченная! Это как с человеком: больной орган доктор вылечит, а шрам после операции останется на всю жизнь! Ладно, я попробую с этим смириться.

– А насчет убийцы ты прав. Это зацепка! Кто-то очень недальновиден.

– Я скажу больше. Я практически уверен, что это сделала женщина.

– Женщина?

– Да! Мужчины так себя не ведут. Мужчина не будет обливать краской машину и оставлять небольшие царапины. Он взял бы что-нибудь тяжеленькое и хорошенько поразбивал бы стекла, предварительно попрыгав на капоте. По крайней мере, я бы именно так и поступил.

– Да ты псих! – присвистнув, сказал Беляк.

– А что, я не прав? Мужик не будет пилочкой для ногтей царапать надпись.

– С чего ты взял, что пилочкой? Шерлок, поделитесь идеями!

– Элементарно, Ватсон! Возле колеса я нашел вот это! – Виноградов достал из кармана женскую пилочку для ногтей!

– Я разочарован! Я думал, ты путем выстраивания логических цепочек установил, что преступник – женщина. А ты просто нашел улику! – сказал Беляк. – Ну ты, усач, и даешь!

Полковник провел рукой по усам, как будто проверяя, на месте ли они.

– Шутки шутками, а ты возьми дело по моей ласточке на личный контроль! Ты помнишь про жену Мазалевского? Мне срочно нужна информация по ней.

– Помню, мои ребята уже работают. Думаю, к завтрашнему вечеру я дам тебе ответ. Слушай, раз выходной у тебя не задался, поехали на фирму. Нам есть с кем побеседовать.

– С удовольствием! Пусть видят, что их дешевые угрозы нас не напугали, – допивая кофе, сказал полковник, – подожди, я переоденусь, но сперва по вкусной сигаретке после горячего кофе.

Чокнувшись кружками, они подошли к окну и закурили.

«Алла точно выгонит меня на площадку», – затягиваясь сигаретой, подумал он и принялся искать глазами освежитель воздуха.

 

Глава 13

Бубнов Олег Викторович внимательно читал документы, которые только что принесла Радушкина. Внушительная кипа корреспонденции не пугала его, а, наоборот, помогала отвлечься от гнетущих мыслей. Бубнов ответственно подходил к любому делу: будь то замена розетки или строительство двадцатиэтажного дома. В свои тридцать восемь он успел освоить все строительные специальности. Поэтому, когда Мазалевский предложил ему должность главного инженера, а как говорят в народе, бригадира, он согласился не раздумывая. Бывший начальник переманил его у конкурентов, соблазнив приятной зарплатой и привлекательным социальным пакетом.

– К тебе можно, – в дверях показалась голова Жордина.

– Конечно, заходи, – Бубнов закрыл папку с документами.

– Я так понимаю, наши жандармы сегодня придут по твою душу?

– Наверное. Не переживай, я знаю, что им сказать. Все как мы договаривались. Никто не должен отступать от плана.

– Ты же знаешь, я человек, который не противоречит своим решениям. Но я все думаю, правильно ли мы поступили? Не возомнили ли мы себя тем, кому мы молимся?

– Нет. Мы все сделали правильно. Лично у меня не было другого выхода. Ты меня понимаешь? – почти прокричал Бубнов. – Это было мое спасение!

– Тише. Я все понимаю! И я полностью тебя поддерживаю!

Разговор был прерван. Аккуратно открыв дверь кабинета, на пороге показались Виноградов и Беляк. Александр Петрович сегодня был одет не по-праздничному. Перебирая свой гардероб, он наткнулся на темно-синюю рубашку и черные джинсы.

«Это наряд прямо для меня. Нет повода радоваться, есть только мысли для грусти! Бедная моя ласточка!» – подумал он.

Наряд Беляка, как обычно, не отличался изысканностью и вкусом. Старые голубые джинсы, родом из девяностых, и свитер, имевший такой срок годности, что даже моль отказывалась обедать им. Сергей Васильевич не знал, что такое мода и что одежду уже можно купить в любом торговом центре или гипермаркете. Он был холостяк. Не закоренелый, а просто холостяк. О женщинах он мечтал, но отношений боялся. Седые года уже наступали ему на пятки, а он все еще думал о голубоглазой нимфе и парочке милых детишек, снующих по квартире. Виноградов искренне хотел помочь другу наладить личную жизнь, но безрезультатно.

– Здравствуйте, Константин Васильевич, – протягивая руку, сказал Виноградов. – Как поживаете?

– Я удивлен! Вы помните мое имя?

– Память – мой главный соратник! Без нее в моем деле нечего делать.

– Так может вам пора на пенсию?

– Спасибо за заботу, но я уже там! Да-да, вот такой вот инициативный пенсионер! Не стоит растрачивать слова восхищения, я и так все знаю. – Виноградов быстро переключил внимание на второго собеседника. – Добрый день, Олег Викторович. Мы к вам с важным разговором. Тема вам, я так полагаю, известна.

– Наслышан о вас, Александр Петрович. Свои-ми допросами вы изрядно утомили наших сотрудников, – стараясь казаться добродушным, сказал он. – Я уже все рассказал вашим коллегам.

– Вы правильно делаете, что не носите форму, она не располагает к доверительной беседе, – ухмыльнувшись, сказал Жордин.

Полковник пропустил мимо ушей ехидное замечание Константина Васильевича и, удобно расположившись на стуле, приступил к беседе.

– Пока уважаемый заместитель не покинул нас, хочу поделиться с вами интереснейшей историей. Представляете, кто-то сегодня утром изуродовал мою машину! Так мерзко надругался над ней! – полковник не сводил глаз с собеседников, как бы сканируя их. – Интереснейшее совпадение, – продолжил он, – как только я познакомился со всеми вами, моя машина подверглась нападению! Так еще и такому эмоциональному и циничному! – полковник встал со стула.

– Не пониманию, а при чем тут мы? – с явным недовольством спросил Жордин.

– Знаете, я просто пенсионер. Я не делаю никому ничего плохого. Здороваюсь с соседями, не сорю в подъезде, не паркую машину на чужие места и газоны, кормлю бездомных котов и птиц, – полковник мерял шагами кабинет, – коллекционирую фотографии, сажаю на даче помидоры и огурцы. Скажите, что из вышеперечисленного могло разгневать людей, чтобы они так по-зверски надругались над моей машиной! И тут я встречаю вас! Мы знакомы всего три дня, и вот результат! Не правда ли, интересное совпадение? – Виноградов обвел присутствующих глазами.

– Действительно, – растягивая звуки, повторил Жордин.

Бубнов стоял возле окна и молчал.

– Ладно, это все, что я хотел вам рассказать. Просто не удержался, чтобы не поделиться новостью. Константин Васильевич, можно попросить вас оставить нас наедине с товарищем Бубновым.

– Конечно, конечно, я удаляюсь. Олег, потом договорим, – пожав руки правоохранителям, Жордин закрыл за собой дверь.

Олег Викторович старался держать лицо, но было заметно, что он взволнован. Александр Петрович, немного успокоившись, присел на стул. Беляк последовал его примеру и, не спрашивая разрешения, плюхнулся рядом.

– Будем знакомы, Олег Викторович. Слышал о вас много лестных отзывов!

– Например? – с интересом спросил Бубнов.

– Например, толковый мужик, – заглянув в блокнот, сказал полковник, – мне, как сыщику, всегда интересно мнение людей друг о друге, так проще составить объективную картину о человеке. Так вот про вас я слышал только приятные слова.

– Чем-то, наверное, заслужил.

– Олег Викторович, из протокола допроса я знаю, что в вечер убийства вы находились дома. Ваше алиби подтвердили ваши соседи, которые коротали вечер вместе с вами. Я хочу лишь попросить вас охарактеризовать вашего руководителя. Точнее, бывшего руководителя.

– Нетипичный протокольный вопрос, – ухмыльнувшись, сказал он, – я бы назвал его человеком контрастов. В нем сочетались очень противоречивые качества. Благородства в нем, конечно, было мало, как и порядочности, но зато он считал себя человеком, обладающим хорошим чувством юмора. Правда, в этом тоже был свой минус, юмор он использовал только в отношении других, над собой он смеяться не умел. И не дай Бог кто-нибудь отпустит в его сторону шуточку.

– Редкий человек любит и может посмеяться над собой, – заметил Виноградов.

– Понимаете, он не прощал никого и не считался ни с чьим мнением, – будто не слыша слов полковника, продолжал он. – При всей своей ершистости, он был обычным трусом, который боялся любой ответственности.

Виноградов понял, что Бубнов может еще долго характеризовать своего шефа.

– Подскажите, а как он вел себя с коллегами?

– Я повторюсь, он никого ни во что не ставил! Считал, что лишь он знает, что нужно делать и как нужно жить!

Полковник заметил, что у Бубнова дрожат руки.

– Он столько лет стоял у штурвала компании, неужели он ничего не сделал для развития фирмы?

– Как сказать. Он создавал иллюзию работы. Приписывал себе заслуги других. За счет этого и выезжал, – Бубнов говорил уже более спокойным тоном. – Понимаете, такие люди уже мертвы. Поэтому расставаться с жизнью ему было не страшно. Не думайте, что мы все такие бесчувственные. Нет. У нас такая же душа и сердце, как и у вас. Просто мы устали. Устали от постоянных унижений, оскорблений, лжи…

– Почему никто не остановил его, не прекратил этот ужас? – спросил полковник.

– Как видите, кто-то все же прекратил. У кого-то явно сдали нервы. Всему есть предел. Даже бесчеловечности есть предел.

– Какое у вас интересное печенье, – вдруг спросил Виноградов, – извините, я просто голодный.

– Угощайтесь, – Бубнов протянул корзинку с печеньем.

– Очень вкусное! Я такое не пробовал. Просто я большой поклонник выпечки, – прожевывая сдобу, сказал полковник. – Домашнее?

– Нет, в магазине купил, – не раздумывая ответил Бубнов.

– Очень вкусное! Я обязательно поищу на прилавках!

Беляк, приподняв брови, смотрел на друга, который уплетал чужое печенье, испачкав все лицо в крошки. На мгновенье Сергей Васильевич подумал, что друг от голода несет какой-то бред.

– Угощайся, – будто прочитав мысли Беляка, сказал полковник и протянул ему печенье.

Беляк хотел отказаться, но, увидев злые огоньки в глазах полковника, покорно открыл рот. Беседа продолжалась еще минут десять. Затем, отблагодарив за помощь и второй завтрак, Виноградов и Беляк вышли из кабинета.

– Что это было за представление? – выйдя из здания, спросил Беляк.

– Серый, ты просто олух! – подкуривая сигарету, сказал полковник. – Ты так ничего и не понял?

– Нет. Но мне было стыдно за тебя! Ты не мог подождать, пока мы закончим, и потом пообедать?

Александр Петрович старался сдержать эмоции. Про себя он посчитал до десяти, представил овец, пасущихся на зеленой лужайке, и даже сделал дыхательную гимнастику. Беляк все это время смотрел на него, как на сумасшедшего.

– Знаешь, Серый, это тебя надо было отправлять на пенсию, а не меня! – сказал полковник. – Ведь у тебя поролон вместо мозгов! Как ты мог не догадаться в чем дело?

– Ну, давай, жги! Просвети тупицу!

– Вчера Иванова угощала нас таким же печеньем! Но ты был поглощен созерцанием ее красот. Она рассказывала, что испекла его сама!

– И что? Ну угостила Иванова коллегу печеньем!

Виноградов посмотрел на друга глазами, полными разочарования. Сперва он хотел высказаться по поводу умственных способностей товарища, но решил промолчать.

– Сережа, она не угостила его на работе, как это принято между коллегами, она испекла печенье для него! Я скажу тебе больше, угостила она его печеньем дома!

– С чего ты взял?

– Когда тебя коллега по работе угощает печеньем, он дает тебе несколько штук, но не целый пакет, так?

– Возможно.

– А на столе у Бубнова стояла целая корзина такого же печенья! Здесь напрашивается только один вывод: они пара! Вероятнее всего, даже живут вместе! – Виноградов довольный собой, посмотрел на Беляка, ожидая как минимум оваций.

– Возможно, ты прав, – сказал Беляк, – и что нам это дает?

– Напрашивается сразу вопрос: почему они скрыли отношения? Вот смотри, – полковник начал быстро переворачивать листики блокнота, пытаясь найти нужную запись, – вот она! Смотри, Иванова Елена Павловна, тридцать четыре года, не замужем, детей нет.

– Когда ты успел у нее это спросить?

– Когда ты ронял на нее свои слюни, – усмехнувшись, сказал Александр Петрович. – Кстати, соберись, Серый! Что-то ты в последнее время совсем невнимательный.

– Он тоже не женат? – пропустив мимо ушей замечание друга, сказал Беляк.

– Нет. Но ты проверь его слова, когда приедешь на базу. Я чувствую, это важно, только пока не понимаю, почему, – поглаживая усы, сказал полковник. – Ладно, кто еще жаждет встретиться с нами сегодня?

– Коваль и Роговцов, правда, нужно ехать на стройку. Здесь недалеко, на проспекте Дзержинского.

– Хоть какое-то разнообразие, – потирая руки, сказал Виноградов, – я устал от офисного планктона, душа требует народа, – пропел он и снова закурил сигарету.

По дороге к машине Беляк пристально рассматривал друга.

– Все забываю у тебя спросить, чего ты сегодня оделся, как будто у тебя траур? Весь в черном. У меня настроение портится, как только на тебя посмотрю!

Александр Петрович стал похож на пыхтящий самовар.

– У меня траур! Моя машина разбита! Ты забыл? – полковник изменился в лице.

– Ничего я не забыл! Просто не думал, что ты настолько расстроишься!

– Давай, звони своим орлам. Спрашивай, нашли ли они что-нибудь?

– Я звонил. Пока тишина.

– Бестолочи! Ничего не могут сделать сами!

Беляк решил не комментировать и, обогнав товарища, пошел в сторону машины. Но через несколько секунд не выдержал, обернулся и покрутил пальцем у виска. Полковник как раз поднял глаза. Увидев «дружеский» жест, он начал что-то кричать в сторону друга. Но западный ветер подхватил его слова и быстро унес их вдаль, наверное, на юг.

 

Глава 14

Александр Петрович внимательно разглядывал пролетавшие мимо него этажи бетонных высоток. Дешевый каркас и монолит захламил улицы и переулки столицы, перекрыл кислород, оставив для легких лишь углекислый газ. Полковник инстинктивно вжался в сидение. Новый образ города пугал его, заставлял чувствовать себя лишним.

«Зачем строить дома в таком количестве? – размышлял он. – Как семечки в подсолнухе, один рядом с другим так, что прогуляться по квартире в нижнем белье, не закрывая штор, не получится. Все равно эти квартиры не будут доступны простым смертным. Очередной бизнесмен купит своему непутевому сыну или лентяйке дочке квартиру, где те будут пить, гулять и заниматься непотребством».

– Страшно. Как шпроты в банке! Где деревья, где трава? – уже вслух сказал он. – Ах да, простите, запамятовал, парковки, паркинги и десятки гипермаркетов на один километр земли. Это же все так необходимо нам. Как я только жил раньше без трех огромных магазинов, пяти салонов красоты, боулингов-шмоулингов? – с раздражением в голосе, крикнул полковник. – Серый, вот скажи мне, ты уже делал себе обертывание или педикюр? О! Или пилинг? – уже с улыбкой на лице, спросил он.

– Если честно, то из того, что ты сейчас назвал, я догадываюсь лишь о значении слова пилинг. Это, наверное, что-то связанное с рыбалкой! – со знанием дела, ответил Беляк. – По-моему, я читал об этом в одном журнале.

– С рыбалкой? Странно. Почему тогда эта надпись мигает над входом в салон красоты возле моего дома? Хотя от этих бизнесменов-самоучек можно всего ожидать! Они готовы на все, лишь бы деньги лопатой грести. Парикмахерская и рыбалка. Интересно.

– Может, пока голова сохнет, они там рыбу ловят для развлечения?

– Идиоты! – представив себе эту картинку, Виноградов не смог сдержать смех.

Витая в мыслях Александр Петрович не заметил, как машина подъехала к стройке. На заборе виднелась огромная тентовая растяжка «Выбирая наши дома – вы выбираете настоящую жизнь!»

«Тьфу, – снова мысленно выругался полковник, – опять дома!»

Удивленный голос Беляка вернул полковника на землю.

– Смотри! Это же наши! Что они здесь делают?

Виноградов быстрым шагом направился в сторону милиционеров, курящих возле УАЗа.

– Что здесь произошло? – демонстрируя удостоверение, спросил Сергей Васильевич.

– Труп на стройке, – ответил лейтенант, – Роговцов Валерий Григорьевич. По предварительным данным, нарушил правила безопасности и упал с седьмого этажа.

– Ясно. Где следователь?

Лейтенант показал в сторону здания.

– Это же наш несостоявшийся подозреваемый, – присвистнув, сказал полковник, – интересно.

Зрелище было не из приятных. Полковник, видавший за свою службу все краски жизни, мысленно поблагодарил супругу за отсутствие обеда в своем желудке. Тело Валерия Григорьевича Роговцова как раз упаковывали в чехол. Беляк жестом руки попросил коллег задержаться и дать возможность осмотреть тело.

– Спасибо. Можете увозить, – через несколько минут сказал Беляк. – Заключение судмедэксперта пусть сегодня вечером положат мне на стол, – он давал последние указания. – Где я могу найти Коваля Александра Васильевича и старшего стройки?

– Вон они, – правоохранитель показал рукой в сторону кунгов.

Коваль оказался мужчиной лет сорока пяти. Внешне он напоминал директора комбината, водителя троллейбуса, охранника метрополитена, но не строительного разнорабочего. Гладко выбритый, аккуратно одетый, и даже бетонная крошка на клетчатой рубашке и вытертые колени в джинсах не вызывали неприязни, а, наоборот, дополняли образ строителя. При рукопожатии полковник обратил внимание, что руки у него чистые и честные. Виноградов всегда говорил, что мужской характер спрятан в рукопожатии и достаточно просто пожать руку, чтобы понять, кто стоит перед тобой.

«Честный, волевой, открытый, – полковник мысленно давал характеристику новому знакомому, – такой вряд ли толкнет товарища с седьмого этажа… Хотя в этой жизни чего только не бывает».

– Я не могу поверить, что он мертв! – сказал Коваль. – Только сегодня утром мы вместе разрабатывали план работы на неделю, а на выходных с семьями собирались на природу.

– Вы были близко знакомы с Роговцовым? – спросил Виноградов, достав из кармана ручку и блокнот.

– Мы работаем у Мазалевского уже пять лет. Мы пришли в один день, а знакомы еще со школьной скамьи. Причем все трое.

– Трое? – заметил Беляк. – А кто третий?

– Мазалевский, – удивленно сказал Коваль, покручивая грубыми пальцами сигарету. – Мы учились в одном классе. Вместе выпускались, а потом Артур уехал в столицу, а мы остались в Волковыске. Возможностей для учебы в городе не было, да и родители зарабатывали немного, поэтому пришлось остаться и учиться работать руками.

– А как оказались у Мазалевского?

– Он как-то приезжал к родителям, увидел, наверное, в каком плачевном состоянии мы находимся, и сжалился над нами. Отказываться от работы было глупо. У меня на руках семья, пожилые родители, а у Валеры, пусть земля ему будет пухом, вообще мать лежачая, трое детей. Отказываться было глупо. Работа, в принципе, тоже грязная, но зарплата все-таки отличалась. В лучшую сторону.

Полковник внимательно слушал, делая пометки в блокноте:

– А школьная дружба возобновилась или у вас были исключительно деловые отношения?

– Деловые. Он отдалился. Сами понимаете, большой начальник! Ему статус не позволял общаться с нами, – с пренебрежением в голосе добавил Коваль. – У нас руки грязные, по локоть в бетоне.

– У кого еще грязные, – пробубнил себе под нос Виноградов, – лучше по локоть в бетоне, чем по горло в дер… – добавил он, оборвав себя на полуслове.

Коваль с интересом посмотрел на полковника.

– Что сегодня здесь произошло? Был ли ваш коллега в трезвом состоянии?

Мужчина замялся. Александр Петрович сканировал его глазами.

– В момент падения я не был с ним. Он работал наверху. Поднялся, чтобы проверить работу своих подчиненных, он был старшим участка, а уже через пятнадцать минут лежал внизу.

– Вы не ответили на мой вопрос! Он был пьян? – настаивал полковник.

– Я не знаю, насколько сильно, но да. Я почувствовал от него запах еще с утра, но разговаривал он нормально и отдавал отчет своим действиям. Он сказал, что вчера немного выпил.

– И часто пил?

– Бывало. В последнее время у него были проблемы в семье. Денег не хватало. Вот он и расслаблялся по вечерам, – Коваль вытер рукой капли пота, бегущие из-под каски. – Он, наверное, оступился и упал.

Он закурил. Тишину прерывал лишь звук тлеющей сигареты. Гнет печали навис над ними. Полковник нутром чувствовал, что Коваль говорит правду. Но действительно ли он споткнулся или кто-то помог ему сделать шаг вперед? Эта мысль будоражила Виноградова.

«Здесь есть взаимосвязь? Или это череда совпадений? – размышлял он. – Сегодня нужно будет хорошенько подумать».

Пометив всю необходимую информацию касательно убийства Мазалевского и ознакомившись с протоколами допроса свидетелей, Виноградов и Беляк вернулись в машину.

– Я сейчас поеду на работу и проверю всех, как мы и договаривались, а заодно разберусь с делом Роговцова. Вечером тебе скину по факсу все документы.

Услышав слово «факс», полковник недовольно зашевелил усами и нахмурил брови.

– Или ты хочешь поехать со мной? Все будут рады тебя видеть!

– Нет уж, спасибо! Я же сказал, что в управление больше ни ногой.

– Ты так и не простил? Те, кто убрал тебя, давно уже получили по заслугам! Генерал вообще возвращал тебя! Это ты отказался, – с детской обидой в голосе сказал Беляк.

– Дважды в одну реку не войти, – выдыхая дым, сказал полковник. – А по поводу прощения – это не ко мне. Ты же знаешь, Бог простит. Наверное, простит…

Поймать момент тишины в мегаполисе невозможно. Но в это мгновение Сергею Васильевичу показалось, что он не слышит шум за окном, лишь сердце друга, изрезанное обидами судьбы, стучит громче всего на свете.

 

Глава 15

Принтер одну за другой выплевывал бумажки на ковер. Александр Петрович нажимал на кнопки, пытаясь остановить это безумство, но все было безрезультатно.

– Замечательный подарок по случаю ухода на пенсию! – ворчал он. – Вот зачем он мне на пенсии? Ксерокопировать рецепты закатки помидор и делиться ими с соседками? Молодец, Серый! Я пришлю тебе документы по факсу. И вот как мне разобраться, где здесь этот факс? – не успокаивался он. – Как вообще по телефону может прийти напечатанный документ?

Бах сидел рядом и вилял хвостом, с интересом наблюдая за странной игрой хозяина с какой-то коробкой.

– Папуля, привет, – из коридора раздался звонкий голос Насти. – Мы пришли!

«Кто это, мы? – подумал полковник. – Опять этот в дырявых штанах пришел?»

– Здравствуйте, Александр Петрович. Как поживаете? – в пороге стоял Дмитрий, молодой человек Насти, улыбаясь, он протягивал руку.

Александр Петрович нехотя поднялся и поздоровался с потенциальным зятем.

– Ты так и не купил себе новые штаны? Я же предлагал тебе деньги, если у тебя проблемы.

– Папа, что ты пристал к нему! Каждый раз одно и то же!

– Александр Петрович, прошу прощения, не успел переодеться после работы.

– Ты в этом еще и на работу ходишь? – с искренним ужасом в голосе спросил полковник. – Дожились!

– Я вижу, вам нужна помощь? Что именно вы хотите сделать? – Дима пропустил язвительные шуточки мимо ушей.

Александр Петрович сначала хотел сказать, что справится сам, но взглянув еще раз на пластмассовую махину, сдался.

– Мне нужен факс, – сказал он и со злостью стукнул кулаком по чудо-машине, – я не знаю, как его включить! Мне срочно нужно получить документы, а Беляк не нашел лучшего выхода, чем передать их таким образом.

Дима в считанные секунды запустил аппаратуру. Через пятнадцать минут заветные документы уже были в руках полковника. Не поблагодарив своего спасителя, он взял бумаги и отправился к себе в кабинет. Дима был знаком с характером полковника, поэтому даже и не думал обижаться.

– Настя, где мама? – крикнул из комнаты Виноградов.

– Она еще на работе. Кого-то подменяет, будет позже.

– Кого она еще там подменяет? – пробубнил полковник.

Разложив документы и усевшись в кресло, Александр Петрович мгновенно погрузился в работу.

– Мазалевская Оксана Владимировна, – вслух прочитал он, – вот оно! Так я и думал! – полковник довольно заерзал на стуле. – Умерла год назад от инфаркта. Два года кочевала по больницам. Страдала сильной депрессией, дважды пыталась покончить с собой. Причина, в чем причина? – полковник глазами пожирал буквы, в надежде скорее найти ответ. – Банально, все как всегда банально. Измена. Постоянно изменял жене. Молодец Беляк, хорошо сработал, – полковник довольно покачивался в кресле, но через секунду замер.

– Ну и урод! Приводил любовниц домой, пока жена лежала в больнице. Проходил по делу о групповом изнасиловании, но в итоге вина доказана не была, – Виноградов отбросил документы в сторону, и принялся вытирать руки, как-будто только что испачкал их. – Кажется, я начинаю понимать убийцу, – подумал полковник, – да только за эти факты он уже достоин парочки пуль!

Семья для Александра Петровича была важнее всего на свете. С супругой они прожили уже тридцать лет, и все эти годы он был верен ей, как самый преданный пес своему хозяину. Поэтому новости о прошлом жертвы вызвали у полковника отвращение.

– И это только то, что стало достоянием общественности, немыслимо, сколько еще скрыто от чужих глаз! – полковник искал сигареты. – В чужую душу лучше не соваться, а не то можно свою запачкать.

Закурив, Александр Петрович взял следующий факс.

– Заключение судмедэксперта, – прочитал он. – Что тут у нас?

В документе сообщалось, что смерть наступила в результате падения с седьмого этажа. До момента падения погибшему никакие физические увечья нанесены не были, следов борьбы не обнаружено. Мужчина скончался на месте.

– Ничего нового я не узнал, – полковник жадно перебирал документы в надежде найти заветное письмо, но больше Беляк ничего не прислал. Не выдержав, он набрал номер Беляка.

– И это все? – недовольно спросил он.

– А что ты еще хотел? Подробнее не бывает. Мои ребята прямо сочинение тебе написали, – было слышно, что он улыбается.

– Что по моей машине?

– А, вот оно что! Ничего по твоей машине! Отстань от меня! – прокричал Сергей Васильевич. – Никакой информации! Ты же сам знаешь, как раскрываются такие дела! Свидетелей нет, видеонаблюдения нет, улик толком никаких! Я не волшебник!

– Чего ты орешь?

– Да потому что ты достал уже со своей машиной! Носишься с ней больше, чем со своими детьми! Тот, кто тебе ее разукрасил, все равно деньги вряд ли вернет.

– А справедливость? Это нечестно! Хулиганы должны быть наказаны! – тоном учителя сказал Виноградов.

– Справедливость? Какая справедливость! Тебе сколько лет? Десять? По-моему, пятьдесят! Такое чувство, что ты не в милиции служил, а в школе с детворой работал, – у Беляка накипело. – Ты все веришь в честность, справедливость, людскую доброту! Нет этого! Атрофировалось у людей. Люди обманывают, убивают, предают, грабят и уродуют машины! Это сущность человека, манера жизни. Спустись, наконец, на землю!

Полковник молчал.

– Это ты у нас такой уникум! В свои годы еще не разучился верить в лучшее! Даже я уже разучился! А ты веришь! Причем искренне, как дети…

– Ты же знаешь, что между машиной и тобой, я выберу тебя? – усы полковника расплылись в улыбке.

– Да ладно? – сменив гнев на милость, спросил Беляк.

– Можешь не сомневаться! И хватит хандрить. Давай через полчаса в нашей кафешке. Сто грамм коньяка наполнят наш вечер смыслом!

– Выезжаю, – сказал Беляк и повесил трубку.

Александр Петрович с предвкушением потер руки и пошел одеваться.

 

Глава 16

Встреча с Викторией Ульяновой и Екатериной Коско состоялась в кафетерии рядом с фирмой Мазалевского. Беляк решил больше не травмировать психику друга и встретиться на нейтральной территории.

Начальник отдела снабжения и ее менеджер мирно поедали овощной салат в дальнем углу зала. Обеим девушкам на вид было не больше тридцати лет. Одеты стильно, но сдержано: под стать должности и рабочей обстановке. Волосы убраны в хвост, ни намека на флирт. Виноградов поприветствовал девушек легким кивком головы.

– Особенно приятно, когда работа доставляет удовольствие, – сказал он, присев за столик, – вот как сегодня! Не каждый день можно провести обед за приятной беседой с очаровательными барышнями.

Девушки расплылись в улыбке.

– Я и не знала, что милиционеры могут быть такими галантными и интеллигентными, – улыбнувшись, сказала Виктория. – Я думала, они ходят с пистолетом, бранятся и всегда не в духе.

– Это глупые стереотипы, – сказал полковник, – хотя пистолет у нас имеется.

– И где же он? – с нескрываемым любопытством спросила Екатерина.

– Он спрятан в носке у моего товарища, – полушепотом сказал Виноградов и кивком головы указал на Беляка.

– Да вы что! – взвизгнула Екатерина. – А почему в носке? Я думала, пистолет прячут под пиджаком или носят на ремне брюк.

– Просто товарищ полковник не такой, как все. Ему легче стрелять из положения лежа, а из носка доставать быстрее.

Беляк, округлив глаза, смотрел на товарища.

«Что за чушь он несет?» – подумал он.

Но полковник был в ударе. Помимо эпизода про хранение пистолета в носке, Александр Петрович рассказал еще несколько супергеройских историй, где Беляк Сергей Васильевич спасает город от котов-убийц и предотвращает похищение сирен с дежурных машин милиции. Девушки смеялись до слез, окончательно забыв, по какому поводу все здесь собрались.

– Уважаемые барышни, я прошу прощения, что мы отняли у вас время, но нам нужно задать вам несколько вопросов касательного смерти вашего руководителя, – Виноградов был собран и сосредоточен, смеха как и не было.

– Конечно! Мы же для этого сегодня и собрались, – Виктория нервно крутила в руках лож-ку. – Задавайте вопросы, мы постараемся вам помочь.

– Исходя из протокола, складывается забавная ситуация. Вы подтверждаете алиби друг друга, – слегка улыбнувшись, сказал Виноградов. – Если я правильно понял, то тот вечер вы проводили вдвоем?

– Все правильно. Мы праздновали мой день рождения, – сказала Виктория, – вообще он у меня был в начале месяца, но все никак не было времени погулять.

– Поздравляем. Здоровья вам!

– Спасибо! Я как раз вступила в ту возрастную фазу, когда первым начинают желать здоровья! – отшутилась девушка.

– И как нынче проводит праздники молодежь? – Александр Петрович пристально разглядывал Викторию, он был уверен, что видел ее где-то раньше, но никак не мог вспомнить где.

– Почти в домашней атмосфере. Кафе «Васильки» знаете? Это наше любимое место. Поужинали и поехали по домам, – Виктория бросила взгляд на Екатерину, будто спрашивая, все ли она правильно сказала. Девушка убедительно кивала головой.

– Как-то уж совсем по-домашнему, – с грустью сказал Беляк, – нам под пятьдесят, но мы гораздо веселее отдыхаем! В прошлом году на мой день рождения мы с Александром Петровичем…

Виноградов бросил на друга уничтожающий взгляд.

– … в общем, весело было, – закашлялся Беляк. – Подскажите, как давно вы работаете у Мазалевского?

– Около года, мы с Катей устроились почти одновременно. Мне знакомые сказали, что есть вакансия. Я и до этого работала в строительной компании, поэтому опыт работы в этой области у меня есть, – Виктория складывала вещи в сумку, стараясь не сталкиваться взглядом с Виноградовым.

Полковник чувствовал это, поэтому продолжал сканировать собеседницу.

– Екатерина, вы работаете в одном отделе с Викторией?

– Да, менеджером, – до этого момента девушка молчала.

– Может, вы знаете, кто мог желать зла вашему начальнику? А может, слышали или видели что-нибудь подозрительное в день убийства?

– Ничего необычного не было, все шло по плану. Я видела Мазалевского с утра на совещании, а потом еще и вечером, около пяти.

– В каком настроении он был? Может, был подавлен или зол?

– На удивление, в хорошем. Вечером даже смеялся, – в голосе Виктории читалось злорадство. – Хорошее настроение у шефа – большая редкость, он улыбается и сюсюкает очень редко. Женский пол не в счет…

– Насколько мы знаем, это его слабость, – добавила Екатерина, – другими словами – старый бабник.

– Откуда такая информация? – заинтересованно спросил полковник.

– Об этом все знают. Я, конечно, свечку не держала, но о его похождениях все говорят, – сказала Виктория. – Я не удивлюсь, что из-за этого его жена в больнице лежала, а потом и вообще… – она сделала паузу, – сердце не выдержало.

Полковник изменился в лице, багровый румянец тенью лег на его лицо. Он вспомнил вчерашнее письмо Беляка с характеристикой Мазалевского. Чувство отвращения нахлынуло с новой силой.

– Вы думаете, жена знала о его похождениях? – спросил он.

– Я уверена, – выпалила Екатерина. – Насколько я знаю, он даже не скрывал этого. Не скрывал даже от нее.

– Да уж, – вздохнул Сергей Васильевич, – вот это перебор. Девушки, а на работе в последнее время у вас были конфликты? Мазалевский унижал кого-нибудь прилюдно?

– Конфликты происходили каждый день, – сказала Виктория, она заметно оживилась, когда разговор приобрел доверительную форму. – Правда, только с одной стороны. С шефом никто в спор не вступал, это бесполезно. Он сам всегда затевал разборки, копался в чужом белье, а потом выбрасывал все наружу. Но в лицо человеку никогда не говорил правду, только за спиной, при других коллегах.

– Нетрадиционные подходы к управлению коллективом, – Виноградов что-то помечал у себя в блокноте:

Унижение

Лицемерие

Слабохарактерность

Завуалированная диктатура

Сексуальная расторможенность

Склонность к алкоголизму

– Как он относился к алкоголю? – спросил полковник.

– Положительно. Пил практически каждый день, – сказала Виктория. – Мешал все подряд: виски, водку, коньяк, в общем, все, что было на столе. У него от такого количества спиртного сносило голову! Он был непредсказуем.

Полковник снова взял ручку и сделал еще одну пометку в записной книжке:

Алкоголизм – первые сигналы белой горячки.

«Ужас, – подумал полковник, – в совокупности всех качеств и привычек этого человека, это был настоящий моральный урод».

Виноградов никогда не вешал на людей ярлыки, придерживаясь того мнения, что все мы немного гнилые, немного святые. Но ввязавшись в это расследование, Александр Петрович осознал, что он разочарован. Разочарован не в жизни, а в человеческой натуре. За свои пятьдесят с хвостиком он встречал слишком много мерзавцев и убедил себя верить исключительно в лучшее в человеке. Но Мазалевский перечеркнул все, став для Виноградова напоминанием, до какой степени может опуститься человек.

Еще немного поговорив с девушками, товарищи покинули кафетерий. Несколько минут они безмолвно шагали по проспекту, разглядывая новую рельефную тротуарную плитку. Беляк первым нарушил тишину:

– Мерзкий типок нам попался. У меня настолько смешанные чувства, что я не знаю, кого мне больше винить: убийцу или жертву? На моем веку такое впервые.

– Аналогичные чувства, – тихим голосом сказал полковник. – Как тебе девушки? Не в том смысле, что ты подумал.

Беляк улыбнулся:

– По-моему, нормальные, правда, с днем рождением они меня удивили!

– А у тебя вообще мозги есть рассказывать, что мы делали на твой день рождения? Какой позор! Я думал, еще слово и я ударю тебя!

– По-моему, весело было!

– А по-моему, стыдно! – покраснел полковник.

– Ладно, забыли! А ты тоже, Петросян! Что за чушь ты нес в начале? Я спас город от котов-убийц! – размахивая руками, сказал Беляк. – Идиот!

– Я набивал тебе цену! Ты же ищешь себе жену. Вот я приписал тебе парочку положительных качеств, – рассмеялся полковник. – Но, я думаю, ты не в их вкусе, иначе не объяснишь, почему они не спросили твой номер.

Сергей Васильевич сначала хотел что-то сказать товарищу, но потом махнул рукой и пошел к машине. Виноградов плелся дальше. Снова разболелась спина. Поэтому ритм ходьбы пришлось сменить.

Выехав на проспект, Беляк мысленно вернулся на год назад в день своего рождения.

– Ну подумаешь, голые после бани лепили во дворе снеговика! Нашел чего стесняться, – Беляк посмотрел на Виноградова и рассмеялся.

Полковник в недоумении разглядывал друга. Но тот, не проронив ни слова, лишь продолжал улыбаться.

 

Глава 17

Полковник медленным шагом прогуливался по набережной Свислочи. Он думал о том, как бы эффектно он смотрелся с тростью в руках. Мысленно он держал в руке металлическую трость с деревянной ручкой и, опираясь на нее, вышагивал по мостовой. Фантазия вдохновила его на покупку аксессуара. На самом деле, сильные боли в спине возобновились на фоне стресса. Супруге и дочерям он ничего не говорил, решив лишний раз не беспокоить их по пустякам. Алле Владимировне рассказывать категорически нельзя, иначе ближайшие две-три недели полковник проведет в больнице или, в лучшем случае, в санатории. Настя сейчас с головой в работе и отношениях, а Оля, обосновавшись в Петербурге, теперь редкий гость дома. Оно и понятно: муж, работа.

В последнее время Виноградов не чувствовал себя одиноким. Новое расследование вернуло его к жизни, пробудило в нем новые силы и желание вставать по утрам. После предательского увольнения прошло почти два года, но полковник понял, что эта рана не затянется уже никогда. Он убеждал себя и окружающих, что счастлив и милицейскую форму давно пора было повесить в платяной шкаф. После дела Колесниковых, которое он успешно раскрыл, находясь уже на пенсии, генерал предложил вернуться, но Александр Петрович поставил точку.

Новое дело, Беляк, ежедневное расследование теперь стали смыслом прожитого дня. Мозг полковника трудился без выходных и перерыва на обед. Уже неделю он непрестанно пытался вычислить убийцу Мазалевского, но пока безрезультатно.

«Кто это сделал? Почему двенадцать пуль, а не восемь, как позволяет магазин? Зачем убийца перезаряжал пистолет? Зачем идеально вымыл пол? Бусина, резинка от волос, остатки губной помады на чашке, тонкая сигарета. Кто-то хочет убедить нас в том, что убийца – женщина? А на самом деле это мужчина? Или это хитрая двухходовка и убийца все-таки женщина?

Умно и оригинально обманывать, говоря правду, – полковник довольно улыбнулся, – интересный ход. Просто слишком много в этом деле женщины. Может, одна из возлюбленных решила отомстить своему любовнику? Если бы жена была жива, я бы сделал ставку на нее, но этот вариант отпадает сразу», – продолжал размышлять полковник, бросая голодным уткам хлебные крошки.

«Убийство из-за денег и власти, – Виноградов рассматривал следующий вариант. – Миклашевича мы проверили, он чист. В это время находился в другой стране. Да и мотива у него не было. Если бы он захотел, он бы в три секунды убрал Мазалевского с должности, а его пакет акций выкупил по привлекательной цене. Конкуренты? Девяностые прошли, да и не в России живем, у нас так дела не решаются. Здесь что-то другое, что-то более глубокое, – размышлял полковник, – здесь замешан человеческий фактор.

Кто эти одиннадцать человек? Коллеги? Враги? Друзья? В нормальном коллективе люди не чужие друг другу. Они не просто работают рядом, они дружат, общаются, уважают друг друга, но не ненавидят! Да, неприязнь, обида, злость – стандартный пакет рабочих эмоций. Но что происходит здесь? Неужели Мазалевский действительно такое чудовище или это подчиненные скрывают свои истинные лица?

Сорняков Сергей Сергеевич – первый заместитель. Разве можно назначать своей правой рукой человека, который тебя презирает и ни во что не ставит? Зачем ему убивать Мазалевского? Из-за должности – так вопросы такого рода назначений решает не он, а Миклашевич. Да и психотип у Сорнякова не тот, он больше похож на того, кто будет устраивать революцию за закрытой дверью своего кабинета. В коридор с транспарантом он не пойдет. Да и проблемы с алкоголем очевидны: дрожащие руки, сухое лицо, резкие перепады настроения. Он лучше проведет время с бутылкой, чем пойдет выяснять отношения с начальником.

Следующий, Жордин Константин Васильевич – второй заместитель. Тучный добряк с приятными чертами лица. Справедливый, жесткий, эмоции держит при себе. Личное мнение о начальнике не высказывал, охарактеризовал завуалированно, но неприязнь и неуважение чувствовалось. Мотива для убийства нет. Делить ему с Мазалевским тоже было нечего. Правда, есть одно НО!»

Александр Петрович вспомнил, как специально забыл в его кабинете блокнот и, вернувшись за ним, услышал, как Жордин кричал на кого-то в трубку. Резкая смена настроения смутила полковника. Мог ли он притворяться весь разговор? Конечно, мог! Но зачем?

Ненасытные утки окружили Виноградова со всех сторон. Своей болтовней они мешали полковнику думать.

– О! Одиннадцать! – Александр Петрович пересчитал пернатых. – Прямо как в моем случае! Не хватает только мертвого гуся. И болтают – клювы не закрываются. Каждый хочет рассказать свою историю и свою правду, – полковник кинул остатки крошек и присел на скамейку.

– Наталья Дмитриевна Радушкина – растягивая звуки, сказал полковник, – экземпляр! Женщина – музыкальная шкатулка. Правда, в другом смысле: постоянно поет одну и ту же песню противной интонацией. Ужасно болтливая, даже глуповатая. Или она просто хочет казаться такой? Зачем тогда весь этот спектакль? Зачем столько ненужных слов? Как эта девушка устроилась на такую фирму секретарем? По объявлению? Чушь несусветная! Такие должности давно «проданы» несмышленым детям, глупым любовницам или просто хорошим знакомым. Тогда зачем она врет? Какую роль эта женщина сыграла в жизни своего начальника? Что она сделала, чтобы получить это место?

Александр Петрович пролистывал свои записи.

«Она тогда сказала, что копит деньги на что-то, – вспоминал полковник, – но резко оборвала фразу, как будто боялась проговориться. У этой женщина есть тайна, я уверен в этом!» – Виноградов ручкой обвел ее фамилию. Немного подумав, он перелистнул страницу.

«Щербакова Светлана Анатольевна – главный бухгалтер, – полковник глазами пробежался по своим записям. – Интеллигентная, скромная женщина с грустными глазами. – Александр Петрович явно помнил, какой грустный у нее был голос. «Убийцы повсюду, нужно просто открыть глаза». Какое нелепое объяснение она дала этим словам! Все виноваты в смерти Мазалевского, все его недосмотрели, недолюбили! Ерунда какая-то! Очевидно, с Мазалевским у нее была своя история. И, судя по всему, финал был печален и трагичен. Она явно скрывала свое презрение к бывшему начальнику, прятала его за протокольными словами и нелепыми объяснениями.

Ничего, сегодня я узнаю, что скрывает от нас госпожа Щербакова, – полковник в предвкушении гладил свои усы. – Иванова Елена Павловна – головокружительная красотка, кадровик. Бедный Беляк, – Виноградов грустно вздохнул, искренне сочувствуя другу в вопросах любовных отношений. – Девушка рассказала, что вечер она коротала дома, это могут подтвердить ее соседи. Нужно обязательно встретиться с этими соседями, – полковник сделал пометку в блокноте. – Помимо приятных внешних данных и наличия интеллекта, девушка прекрасно готовит, – Виноградова удивил этот факт, набор таких качеств он считал редкостью у современных молодых особ. А тут все и сразу. – Иванова рассказала, что в тот день к Мазалевскому приходили заказчики. Беляк уже проверил их – все чисто, никакого криминала. Какой мотив мог быть у этой хрупкой девушки? Наверное, никакого. Зачем ей врать и убивать своего шефа? Единственное, что смутило Виноградова, это печенье, которое она испекла и которое он потом увидел на столе у Бубнова. Виноградов подозревал, что Иванова и Бубнов состоят в отношениях, но скрывают это от коллег. Почему? Может просто не хотят смешивать личное и работу? Или им есть, что скрывать? Почему Бубнов соврал, сказав, что купил это печенье в магазине?»

Вопросы один за другим сыпались в голове у полковника. Он не понимал, почему это печенье играет для него такую важную роль, но он точно знал, что это зацепка. Был ли мотив для убийства у Бубнова? Где его дорога, простого бригадира, могла пересечься с дорогой Мазалевского? Что у них могло быть общего? Виноградов играл с фамилиями, как с пазлами, примеряя один кусочек за другим, в надежде, что мозаика сложиться.

История с Ковалем и Роговцовым лишь добавила вопросов. Действительно ли Роговцов сам упал? Или ему кто-то помог? Может, Коваль, его друг? Или это Роговцов убил Мазалевского и, не справившись с виной, покончил с собой? Эта версия не понравилась Виноградову, и он продолжил жонглировать уликами и фамилиями. Результаты судебной экспертизы показали, что действий насильственного характера в отношении Роговцова не осуществлялось. То есть следов борьбы нет, он не сопротивлялся, драки не было. Может, он действительно решил покончить с собой или случайно споткнулся и упал? Вскрытие показало, что в его крови присутствовал алкоголь, а это, как известно, вызывает у человека совсем другой ход мыслей. Что на самом деле произошло на стройке?

Александр Петрович поднялся со скамейки и зашагал по набережной. Вторник, половина двенадцатого утра. Людей на улице было немного. Июнь не радовал жаркой летней погодой, обволакивая прохожих своим грустным настроением. Небо тосковало: облака еле-еле плыли по небосводу, а ветер в полудреме подгонял их вперед. Погода толкала к мыслям, а не к празднику, к медленным прогулкам, но не к суетливым делам. Александр Петрович, погрузившись в это настроение, завидовал сам себе. Свобода мыслей, свобода движений помогала ему обрести себя, не растрачиваться на ненужное и бесцельное. Без рамок и границ времени. Не отвлекаясь на работу и обеденный перерыв по графику, на строгих начальников и завистливых подчиненных. Свобода. Свобода от суеты и бессмысленности.

Полковник сделал остановку. Засмотревшись на проплывающий экскурсионный паром, он закурил сигарету. Кто еще остался в его списке подозреваемых? Сорокин Игорь Андреевич – главный прораб. Университетский приятель Мазалевского.

«Вряд ли он таким образом отблагодарил бывшего однокурсника, – размышлял полковник. – И в этом случае явный мотив убийства отсутствует. Сорокин говорил, что они общались, даже могли выпить кофе и выкурить по сигарете. В данном случае – это почти дружба. Больше никого Мазалевский к себе так близко не подпускал. А может Сорокин – «стукач»? Может, их приятельские отношения были построены именно на этом? Так с виду и не скажешь. Наоборот, такой простой, свой в доску мужик».

Полковник аккуратно потушил сигарету и выбросил ее в урну. Затем, прихрамывая, дошел до скамейки.

– Ну и на десерт Ульянова и Коско, – вслух сказал полковник. Проходящий мимо мужчина вопросительно посмотрел на Виноградова. Тот, поймав взгляд незнакомца, отмахнулся от него рукой. – Я бы сказал, очень странные девушки, – продолжил вслух рассуждать он.

– Была ли правда в их словах? Все как-то скомкано и неправдоподобно. Этот рассказ о дне рождения… Коско сначала вообще боялась открыть рот и лишь поддакивала Ульяновой. Девушки определенно что-то недоговаривали. Но что именно? Их трудоустройство так же, как и Радушкиной, остается под вопросом. Освободилась вакансия и их сразу взяли в одну из успешнейших строительных компаний страны! Очередная ерунда! Не верю! Но чтобы девушки безжалостно всадили двенадцать пуль в своего начальника – готовый сценарий для боевика.

– Двенадцать пуль! – вскрикнул полковник и подскочил со скамейки. – Я уверен, что ключ к разгадке таится именно здесь! Именно в этих дурацких двенадцати пулях. Почему не тринадцать или одиннадцать?

Виноградов трижды обошел вокруг скамейки, как будто ответ был спрятан под деревянным сидением. Прохожие удивленно рассматривали усатого мужчину, который разговаривал сам с собой, периодически подпрыгивая со скамейки и жестикулируя.

– Какой же я идиот! – вскрикнул полковник. – Идиот, идиот! – он продолжал ругаться и топать ногами.

– Сумасшедший! Совсем из ума выжил! – сказала проходящая мимо бабуля. – Ты чего кричишь, галделый? Я же спугалася!

– Бабуля, идите домой! Я просто кое-что вспомнил.

Старушка пошаркала ногами, продолжая бранить сумасшедшего усатого незнакомца.

– Как я раньше до этого не догадался! Все как на ладони лежит! – Виноградов, напевая себе под нос любимый «Есаул», закурил сигарету. Достав из кармана брюк телефон, он набрал номер Филатова, своего хорошего приятеля по службе.

– Евгений, вы узнали, что я просил? – замерев, спросил он. – Спасибо. Буду у вас через два часа. Нужно еще заехать в одно место.

Александр Петрович пролистал блокнот и нашел нужную запись.

– Улица Севастопольская, дом 16, квартира 9. Ну вот и все! – с облегчением сказал он. – Осталось лишь кое-что проверить.

Виноградов довольно потер руки и зашагал в сторону остановки, слегка прихрамывая на правую ногу.

 

Глава 18

Улица Севастопольская принадлежала старому району города. Здесь жили старые дома, повидавшие на своем веку немало интересных личностей. Музыканты, художники и писатели когда-то творили в этих стенах. Сегодня за кирпичной кладкой, пропитанной нотами музыки и словами прозы, жили пьяницы, работяги заводов и должники. Последние за свои проступки лишились уютных квартир в красивых многоэтажках и переехали жить в дома поскромнее.

Жили здесь и несчастные, у которых не осталось другого выбора, чем пустить корни еще глубже. Полковник стоял посреди умирающего двора и с грустью рассматривал останки чужих жизней.

– Эпичная картина, – сказал он, внимательно разглядывая старые деревянные окна, – я думал, в Минске таких мест уже нет, все снесли к чертям собачим.

При всей удручающей на первый взгляд картине, двор был уютный. Попадая внутрь, гость чувствовал себя защищенным от всего мира. Земля утопала в зелени: густые деревья, колючие кустарники, десятки разновидностей цветов. Было очевидно, что местные хозяюшки проводили свой досуг пропалывая метры клумб с цветами и грядок с огурцами, которые ровными рядками тянулись за домом.

Александр Петрович нажал звонок квартиры под номером девять. В коридоре послышались шаги:

– Кто там? – спросил женский голос.

– Пыжова Екатерина Владимирована? – задал встречный вопрос полковник.

– Что вам нужно?

– Я друг Бубнова Степана Викторовича. Служили вместе, я из России приехал! Еле нашел его, – наклонившись, в дверную щелку кричал полковник.

Спустя несколько секунд дверь, обитая старым дерматином, открылась. В проеме показалась голова женщины. На вид ей было не больше сорока лет, светлые кудрявые волосы были завязаны в пучок на макушке, легкий дневной макияж подчеркивал красивые черты лица. Женщина с опасением разглядывала полковника. Александр Петрович как только мог демонстрировал дружелюбное настроение. Усы веером распахнулись по лицу, а кожа над губами натянулась так сильно, что полковнику на мгновение показалось, что она сейчас треснет, как яичная скорлупа.

– Здравствуйте! Я еле нашел, где живет мой друг! – продолжая улыбаться, сказал он. – Вы, наверное, его супруга?

– Почти супруга, – оттаяв, сказала Екатерина Владимировна, – проходите, пожалуйста. Правда, Степана сейчас нет дома, он на работе.

– Как жалко, у меня осталось три часа до поезда, а еще нужно успеть заехать в гостиницу.

– Я даже позвонить ему не смогу, он на службе отключает телефон.

– Он так и остался служить Родине?

– Да, уже подполковник! – с гордостью сказала она. – Служит в бригаде. Он очень расстроится, когда узнает, что вы к нему приезжали и не застали. Для него армейская дружба – это святые отношения.

– Еще обязательно свидимся! Главное, что мы нашлись! – ликовал полковник. – Я сейчас напишу ему свой адрес и телефоны, тут есть и белорусский номер. Пусть звонит, я у вас частый гость, – Виноградов аккуратным почерком выводил только что придуманные цифры и буквы.

– Может быть, чай или кофе?

– Не откажусь!

Хозяйка скрылась на кухне. Полковник, не теряя ни секунды, подскочил со стула и принялся внимательно рассматривать помещение, изучая каждый предмет. Небольшая комната с высокими потолками была захламлена. Старая советская стенка, выкрашенная в бордовый цвет, лишь пачкала комнату. Пластмассовая люстра со множеством побрякушек криво висела под потолком. Картонные коробки, забитые вещами, не поместившимися в шкафу, теперь жили в углу комнаты. Там же поселились деревянные лыжи, старый телевизор «Горизонт» и поломанный торшер. Обстановка в комнате кричала: нужно переезжать!

«Да уж, военная служба не в чести, судя по размеру зарплаты Бубнова, либо они просто плюшкины, – размышлял полковник, рассматривая диковинные предметы из советского прошлого. – Это все не то! Неужели ничего нет? – поднявшись на носочки Александр Петрович изучал содержимое буфета, защищенное стеклом. – Вот оно!» – он еле сдержал эмоции, чтобы не крикнуть.

В коридоре послышались шаги Екатерины Владимировны. Виноградов, достав из-под стекла фотографию, спрятал ее в карман брюк.

– А вот и чай, – расставляя чашки, сказала она.

– Благодарю. Уважаемая Екатерина Владимировна, расскажите мне про Степу, как он живет, холост или нет? – улыбнувшись, сказал полковник.

– Как видите, скромно живем. Все никак не можем насобирать на новую квартиру. Накопить нужную сумму невозможно, а кредит дают с такими процентами, что нам останется лишь пить воду и хлеб есть.

– Я думал, что военным предоставляют льготный кредит.

– Предоставляют, правда, очередь на него длиною в жизнь, – с грустью сказала она, – поэтому вот так и живем. Тесновато, конечно, но мы не жалуемся.

– Дом у вас, конечно, старый. Соседи хоть хорошие?

– Дом сыпется, а соседи разные. Есть и пьяницы, но есть и порядочные люди.

– Молодежи, наверное, мало? Не с кем вам пообщаться по душам, – полковник разговаривал дружелюбно, пытаясь не вызвать подозрения своими вопросами. – Я видел, как одна очаровательная особа выходила из подъезда, наверное, это ваша подруга-соседка.

– Лена? Высокая блондинка?

– Да-да, – полковник закивал головой, – так что жить можно! Главное, чтобы соседи были хорошие.

– Это Иванова Лена, моя соседка по площадке, мы давно дружим. Странно, почему она в это время дома? Она должна быть на работе, – вслух размышляла Екатерина, – наверное, что-то забыла дома.

– Делаю ставку, что она модель!

– А вот и нет! Она инспектор по кадрам в строительной фирме, – хозяйка загадочно улыбнулась усатому гостю. – Вы часом не влюбились?

– Я большой поклонник женской красоты! Правда, сегодня я был просто ослеплен!

– Спешу вас расстроить: Лена занята, не замужем, но помолвлена.

– Такие девушки не должны жить одни! Кто-то постоянно должен ими восхищаться! – полковник рукой погладил усы. – Ой! – он посмотрел на часы, – мне пора бежать. Поезд!

– Как же так, вы ведь ничего не узнали о Степе?

– Мы обязательно встретимся. Я буду в Минске через неделю и наберу его. Главное, что я его нашел, теперь будем не разлей вода, – полковник семеня ногами двигался в сторону выхода. – Екатерина Владимировна, мне было приятно с вами пообщаться, вы очаровательны!

Полковник быстрым шагом спускался по лестнице.

– Подождите! – Екатерина Владимировна догоняла гостя, – вы же забыли записать Степин номер!

– Ах да! Дырявая голова! – полковник разозлился на свою невнимательность. – Спасибо огромное! Я сегодня какой-то рассеянный.

Записав номер телефона, Александр Петрович еще раз извинился и вышел из подъезда.

– Ну и идиот! – вслух выругался Виноградов. – Как можно допустить такую ошибку? Хорошо, что Екатерина оказалась женщиной наивной и невнимательной и не заметила мой нездоровый интерес к ее соседке.

Завернув за угол соседнего дома, Александр Петрович присел на скамейку и достал спрятанную в кармане брюк фотографию. Со снимка улыбались двое мужчин, очень похожих друг на друга. Сомнений не было, это был бригадир Бубнов и его брат Степан.

– Ну и к чему был весь этот цирк? – выдыхая дым, сказал полковник. – Почему Иванова сразу не сказала, что встречается с Бубновым? Почему скрыли, что по соседству живет его брат? Конечно, таким образом ребята обеспечили себе алиби. Но я думаю, дело не в этом.

Полковник просматривал свои записи в блокноте.

– Ну, хитрая лиса! Она же сказала, что забыла фамилию соседа. Умно и одновременно глупо! Участковый записал показания, а на фамилию внимания не обратил. Это просто недопустимо! – Виноградов подскочил со скамейки. – Если бы младший лейтенант Козлов, – полковник достал из сумочки копии протоколов допроса, – не формально подошел к делу, то я бы не потратил столько времени и давно получил бы ответы.

Полковник медленными шагами мерял расстояние от скамейки до песочницы. Увидев вдалеке бегущего ребенка, он быстро потушил сигарету.

«Что же вы скрываете, госпожа Иванова? – полковник неторопливо шел в сторону остановки. – Где на самом деле вы были в тот вечер? Может, задержались на работе? И почему Бубнов не сказал мне правду? Кто эти люди и какую роль они сыграли в жизни Мазалевского? Уверен, если я отвечу на этот вопрос, все встанет на свои места. А где его искать, я определенно знаю».

Присвистывая, Александр Петрович, бодро зашагал среди старых трехэтажек, обвитых умирающим плющом.

 

Глава 19

Полковник аккуратно расставлял банки с закатками на полках в гараже. Сначала трехлитровые, затем литровые и в конце пол-литровые с вареньем и медом. Дары лета продолжали радовать глаз яркими красками, поочередно выглядывая с полок.

– А здесь что за беспорядок? – Виноградов наклонился над ящиком с луком. – Надо же перебирать, а не просто брать не глядя. Это Настя, как всегда, прибежала, взяла лук и за собой не прибрала. А я сейчас должен корячиться, – полковник, стоя на коленях, выбрасывал гнилой лук в мусорное ведро.

Гараж для Виноградова был третьим домом, после квартиры и дачи. Снаружи абсолютно неприметная металлическая дверь не выдавала всех красот, таившихся внутри помещения. По периметру помещения от пола до потолка находились полки. Их содержимое было спрятано от посторонних глаз длинной ширмой цвета хаки. Сбоку находилась лестница в погребок. Бледно-розовая плитка украшала стены подвала. Длинные глубокие полки были предназначены для хранения закаток и банок. Полковник был человеком хозяйственным, поэтому запасов провизии ему и его семье хватило бы, как минимум, на полгода.

На полу везде лежали коврики, наверху – линолеум. Казалось, что даже машина перед тем, как заехать внутрь, должна была разуться, оставив колеса за порогом гаража. Полковник продумал все до мелочей: размеры каждой полочки, системы хранения овощей и вещей, специальные отсеки для колес и даже чердачное помещение.

– Чердак в гараже! – это что-то невероятное, каждый раз восхищался Беляк. – Ладно бы гараж был отдельным строением, но это многоуровневый гаражный кооператив! Гениально!

При входе справа на стене висели фотографии со службы полковника: вот он с Беляком на дне милиции, вот с операми после задержания, а вот с Настей на ее выпускном в Академии. Полковник совместил невозможное в одном месте: кабинет, гараж, подвал и даже бар.

В гараже раздался звонок:

– Ну ты даешь, брат! – на пороге стоял Беляк. – Зачем тебе в гараже дверной звонок?

– Чтобы такие, как ты, не врывались без стука или, наоборот, не барабанили ногой в дверь, пачкая ее до невозможности! – Виноградов показывал рукой на поцарапанную наружную стенку гаража. – Это все ты!

– Все так делают! – оправдывался он.

– Да ладно! Безрукие, – да, безмозглые тоже, ты к кому относишься? – полковник с вызовом смотрел на друга. – Ладно, заходи! Стоишь в пороге как неродной, – оттаяв, сказал он. – Но еще раз стукнешь ногой, будешь сам красить двери! Я тебе это гарантирую!

– Договорились, – Беляк в предвкушении потирал руки, – ну что, давай по питюне?

– Есть повод?

– А разве он нам когда-нибудь был нужен? – товарищи громко рассмеялись и направились в сторону лестницы. Удобно расположившись на кожаном стуле, Беляк закурил сигарету.

– Вот все у тебя хорошо здесь! Но, черт возьми, холодно! Что летом, что зимой, – с улыбкой на лице сказал он. – Если бы не твой бар, насморк был бы нам обеспечен.

– Если бы не мой бар, тебя здесь было бы не нарисовать, – разливая коньяк по рюмкам, ответил Виноградов. – Что ты хочешь, это же подвал! Если ты хочешь поставить кондиционер, я не откажусь. Кстати, – чокаясь рюмками, спросил полковник, – какой праздник?

– День бухгалтера, – улыбнувшись, сказал Беляк, – замечательный праздник.

– Что ты несешь? – полковник, скривившись после рюмки, вдыхал запах свежей корочки хлеба.

– Щербакову помнишь, бухгалтера Мазалевского?

– Конечно. Что с ней?

– Я думаю, она причастна к смерти Мазалевского. Точнее, ее муж…

– Выкладывай!

Беляк рукой показал на бутылку:

– Холодно у тебя, наливай.

Коньяк плавно растекался по кровеносным сосудам, согревая самые укромные уголки тела полковника. На щеках мгновенно заиграл румянец, а строгие морщинки исчезли, делая Александра Петровича на лет десять моложе. В последние недели он был слишком напряжен, практически не разговаривал с родными, полностью погрузившись в свои мысли. Сегодня впервые за много дней усталость исчезла, а на лице появилась тень спокойствия.

– Муж Щербаковой осужден на семь лет с конфискацией имущества, – Беляк выдержал эффектную паузу.

– И? Чего ты молчишь?

– Хотел тебя заинтриговать, ну да ладно. Как я выяснил, три года назад он работал начальником финансового управления на фирме у Мазалевского. Все денежные операции осуществлялись, как понимаешь, через него. Конкуренты, наверное, позавидовали успеху фирмы Мазалевского и решили проверить, насколько честно те зарабатывают деньги. В скором времени на фирме с проверкой появились сотрудники ОБЭП и тут началось…

– А жена работала с ним?

– Ты забегаешь вперед! Подожди, – Беляк наслаждался своим преимуществом над другом, порционно предоставляя информацию. – В ходе проверки наши коллеги накопали много интересных фактов. У Мазалевского было несколько отлаженных схем увеличения личной прибыли. И как ты уже догадался, ни одна из них не была честной и, соответственно, законной. Наш бывший начальник понял, что ему светит от семи до пятнадцати с конфискацией имущества и быстро перевесил вину на своего главного бухгалтера. Ошибка Щербакова была в том, что на фиктивных документах стояла его подпись. Мазалевский изначально знал, что подставляет его, тем самым страхуя себя.

Полковник тяжело вздохнул и разлил остатки коньяка по рюмкам.

– Две только на похоронах пьют.

Беляк утвердительно закивал.

– За прекрасных дам, – полковник стоя опустошил рюмку. – Продолжай.

– Вкратце я тебе все рассказал. Сейчас Сергей Щербаков коротает свои деньки в тюрьме. Имущество конфисковали: ни машины, ни квартиры. У разбитого корыта остались жена и двое детей.

– А как Щербакова здесь оказалась?

– Она работала здесь еще до него. На работу ее устроил бывший директор. Он же привел на фирму и Сергея Щербакова. А дальше все по накатанной: любовь, свадьба, дети. Ходят слухи, что он изначально не сработался с Мазалевским. Щербаков не хотел быть замешан в криминальных схемах, поэтому все время отказывал своему шефу, чем вызывал у него бурю отрицательных эмоций. Но, несмотря на постоянные конфликты и отказы, Мазалевский умудрился подставить своего коллегу.

– Печальная и старая история. И что ты думаешь, он отомстил ему из тюрьмы?

– Не знаю. Может супруга?

– Выпустила двенадцать пуль? Слабо вериться, что эта хрупкая женщина способна на такое, – полковник задумчиво крутил в руках пустую рюмку. – Хотя мы и не такое видели.

– Знаешь, я бы тоже за такое отомстил. За свою семью, за детей, – Беляк нервно закурил очередную сигарету. – Везде бабки! Вонючие бабки! Люди помешались на материальном! На шмотках, тачках, квартирах, побрякушках… Скоро весь мир передавится за эти бумажки!

– А мы останемся! И как самые чистые из рода человеческого, поможем миру встать с колен! – полковник мечтательным тоном растягивал каждое слово. – Серый, вот куда тебя несет? Ты все равно не спасешь весь мир. Люди так устроены, ты их не переделаешь. А твоя миссия на этой земле – чистить мир от разного рода подонков. Ведь если мы этого делать не будем, то тогда кто? Эх, милиция, милиция… – Виноградов с грустью посмотрел на пустую бутылку, – сколько ты мне дала и сколько ты у меня забрала? Скажешь, все по-честному? Нет, не соглашусь…

– А может, это Щербаков врет? Может, он на самом деле подворовывал у родной фирмы?

– Не думаю. Я же проверил его не просто по базам, а навел подлинные справки. Человеческие. Надежные источники утверждают, что он здесь ни при чем, – Беляк демонстративно потирал ладони от холода. Вспомнив, что полковник не понимает язык жестов, Сергей Васильевич сказал ему прямо в лоб:

– Ну и холод у тебя здесь! Надо согреться, наверное.

– Я понял, что ты хочешь выпить, когда ты только начал тереть руки. Просто решил посмотреть, на сколько тебя хватит, – рассмеялся Александр Петрович, – ну ты и пьешь!

– Кто бы говорил! Давай уже, наливай! Еще по одной и хватит, – Беляк в нетерпении тер ладони.

– Ты же знаешь, что четыре нельзя! Надо только нечетное количество! Сколько я буду это повторять! Традиции должны быть во всем. Выпивающему без них никак, иначе в две секунды превратишься в алкаша, – полковник взял с полки новую бутылку пятизвездочного и наполнил рюмки.

– Где ты был вчера с утра? Я не мог до тебя дозвониться.

– Я тут один интересный факт накопал про твою возлюбленную Иванову и товарища Бубнова. Скажу сразу: тебе с ней определенно ничего не светит! Занята барышня.

– Исключительно важная информация, – с иронией отметил Беляк.

– Очень важная! – ответил Виноградов. – Как я и говорил, они встречаются, можно даже сказать, живут гражданским браком.

– Вот это новость! – присвистнул Беляк. – Странный выбор… Он далеко не красавец…

– О чем ты думаешь! – полковник встал со стула и принялся расхаживать по небольшой комнатке. – Ты лучше задай себе вопрос, почему они скрыли отношения? Ты понимаешь, что их алиби, скорее всего фикция!

Беляк снова присвистнул.

– Вот и я о том же! Я был вчера у соседей, которые якобы подтвердили их алиби, и знаешь кто это?

Сергей Васильевич молча опрокинул рюмку.

– Там живет его брат с женой!

– Чего ты вообще решил к ним пойти?

– Меня насторожил тот факт, что Иванова помнила имя и отчество своих соседей, но запамятовала фамилию. Вот скажи, ты знаешь имя и отчество своих соседей?

– Нет, – немного подумав, ответил Беляк.

– А их фамилию?

– Скворцовы, вроде.

– Вот видишь! А она наоборот. Плюс, это печенье не давало мне покоя. А тут все сразу встало на свои места. Благо, жена у брата Бубнова оказалась дамой доверчивой и разговорчивой. Она мне и рассказала, что к чему, – полковник достал из кармана фотографию и протянул Беляку.

– Похожи, – Сергей Васильевич пристально рассматривал фотографию. – У меня только один вопрос, под каким предлогом ты попал к ней домой?

– Я представился армейским другом ее мужа, она меня и впустила.

– На редкость доверчивая особа.

– Если они врут, то где они были в тот вечер?

– Или, наоборот, им некому было подтвердить их алиби и они решили перестраховаться, чтобы подозрение не пало на них?

– Глупость, – полковник закурил сигарету, продолжая ходить из угла в угол. – Я уверен, что этой паре есть что скрывать. Ничего, я скоро узнаю, что к чему. Обязательно узнаю.

Виноградов потушил сигарету и до краев наполнил рюмки коньяком. Чокнувшись, товарищи мысленно выпили за правду. За чистую правду. Чтобы ее в жизни было как можно больше.

 

Глава 20

Александр Петрович стоял перед зеркалом и поправлял темно-синюю бабочку – недавний подарок супруги. Коричневая рубашка и синие брюки прекрасно гармонировали друг с другом. Полковник был неотразим. Улыбнувшись своему отражению, он даже засмущался.

– Непорядок, – сказал он, доставая из кармана маленькую расческу для усов, – наверное, отлежал, – он тщетно пытался уложить непослушный волосок, но тот никак не поддавался. – Ну вот и как я пойду к людям?

Александр Петрович взял с полки в ванной маленькие ножницы и, подойдя к зеркалу, аккуратно отрезал непослушный волосок.

– Идеально! – от улыбки усы разъехались в стороны как гармонь, наполнив лицо полковника нотками доброты и умиления.

В дверь нетерпеливо позвонили.

– Иду, иду, – оторвавшись от своего отражения в зеркале, крикнул полковник.

– Ну ты, отец, даешь! – присвистнув, сказал вошедший в квартиру Беляк. – Одним словом, жених!

– Я же попросил тебя одеться прилично! – полковник был в негодовании. – Ты это называешь прилично?

Сергей Васильевич растерянно смотрел на себя в большое зеркало, встроенное в шкаф.

– Это мои лучшие вещи, – с обидой в голосе сказал он. – Посмотри, какая красивая рубашка, – Беляк бережно разглаживал складки ярко-фиолетовой рубашки, собравшиеся толпой на весьма заметном животе.

– Я далеко не модник, но даже я знаю, что это вышло из моды лет пятнадцать назад! Ты посмотри на свои брюки, они протерлись почти до дыр на твоем седалище!

– Где? Где и что ты увидел? – поворачиваясь спиной к зеркалу, повторял Беляк.

– Ну, вот же, посмотри! Это сколько нужно сидеть, чтобы так протереть штаны! Пословицу точно про тебя придумали, – полковник держал Беляка за штаны и рукой показывал в сторону его седалища.

– Что у вас тут происходит? – приподняв брови, спросила вошедшая в прихожую Настя. – Пап, что ты делаешь? – Настя еле сдерживала смех.

– Доча, иди куда шла! – отмахнулся Александр Петрович.

– Я вообще ничего не понимаю! Ты звонишь мне ни свет ни заря. Говоришь, чтобы я одел свой лучший костюм и ехал к тебе! Зачем? Почему? Ты ничего не рассказал! Я сделал все, что ты просил, а ты все равно не доволен!

– То, что ты быстро приехал, – молодец, но вот насчет лучшего костюма – ты погорячился! – Виноградов еле сдерживал эмоции. – Вот что такое лучший костюм! – он обернулся вокруг себя. – Красота! Приятно посмотреть, не стыдно высунуть нос на улицу!

– Если бы не Алла, ты был бы одет еще хуже меня! Я предлагал надеть форму, но ты запретил.

– Ладно, проехали.

– Теперь ты мне расскажешь, зачем вытянул меня из дома в такую рань?

Полковник приподнял указательный палец вверх, сообщая жестом, что нужно подождать. На столе нетерпеливо жужжал мобильный телефон.

– Евгений, спасибо вам, что перезвонили, – полковник достал из кармана записную книжку и начал что-то быстро писать. – Ага. Понял вас. Через сколько вы сможете быть на месте? Отлично! Тогда через два часа встречаемся на офисе. Все, как договаривались.

– Мы едем на офис? Зачем?

– Затем, что я разгадал загадку! Да-да, можешь уже начинать хвалить меня! Не стесняй себя словами! Я все равно знаю, что я гений! – полковник самодовольно разглядывал в зеркале свое отражение.

– Почему ты мне сразу не рассказал? И кто такой Евгений?

– Ты все узнаешь! Я не говорил, потому что до звонка это было бы неэтично. А вот сейчас я могу нести ответственность за свои слова.

– Хорошо… – Беляк растерянно смотрел на друга, – так ты можешь назвать фамилию убийцы? И все же, кто такой Евгений?

– Евгений – это один очень хороший и умный человек, который мне помог в одном деле.

– В каком?

– Я не буду забегать вперед, всему свое время. Прости меня, друг, но тебе придется немного подождать. Все гораздо серьезнее, чем мы думали… Гораздо сложнее…

– Что я должен делать? – Беляк понял, что друг не шутит и дело действительно серьезное.

– Мы сейчас едем с тобой на офис. Я тебя очень прошу пока никому не звонить, никому не сообщать о случившемся. Я больше не имею никаких законных прав, поэтому окончательное решение принимать будешь ты. Я предупреждаю тебя, выбор будет тяжелым. На весах правосудия сегодня будет две правды: законодательная и человеческая. Выбор будет за тобой.

Сергей Васильевич, не отрывая глаз, смотрел на друга, успевая лишь проглатывать слова.

– Я понял. Поехали, – собрав эмоции в кулак, сказал он.

– Одну минуту.

Полковник взял с полки туалетную воду и принялся поливать себя с ног до головы. Он прыскал на волосы, шею, лицо, закрывая глаза и зачем-то открывая рот.

– Твою налево, – Беляк закрыл нос пальцами, – ты хочешь их всех убить своим одеколоном? – он взял в руки флакон. – Дагер! Каким клопомором ты пользуешься? И этот человек еще что-то говорит про мой внешний вид! Лучше выглядеть так, как я, чем пахнуть, как ты!

– Папа! Ты опять? – Настя подошла к окну и открыла форточку. – Сколько я тебя учила? Нельзя столько выливать на себя туалетной воды!

– Кому ты говоришь? Посмотри на него, он стоит и улыбается! Кстати, твоя вода точно туалетная! Только в другом смысле!

Виноградов молча слушал дочь и друга, лишь вращая головой по сторонам. Потом снова взял духи и несколько раз прыснул себе на лицо.

Конференц-зал напоминал большую студенческую аудиторию. Правда, деревянные парты и стулья заменяли дорогие дубовые столы и кожаные кресла. Окна были закрыты роль-шторами, а пол согревал расшитый незамысловатым узором ковер. К слову, именно он и нарушал официальный стиль помещения, добавляя ему нотки домашнего уюта. Посредине кабинета стоял еще один полукруглый стол с кожаным креслом – место бывшего руководителя. На столе вместе с компьютером был установлен тонкий микрофон. Именно на него в первую очередь обратил внимание вошедший в кабинет полковник.

«Интересная штуковина! Сегодня буду вещать в него, – размышлял про себя Александр Петрович. – Надо в этой жизни попробовать все!» – Виноградов с важным видом расположился в кресле директора.

Сидящие напротив сотрудники с интересом разглядывали полковника. Виноградов удостоил их лишь легким кивком головы и тихим «добрый день». Он заранее созвонился с Жординым и предупредил о встрече, попросив собрать всех сотрудников в какой-нибудь большой комнате. Сейчас, восседая во главе кабинета, полковник пристально всматривался в растерянные лица. Недоумение, волнение, вызов, спокойствие отчетливо читались в выражениях лиц и мимике присутствующих. Все старались выглядеть непринужденно, но волна страха захлестнула всех.

Полковник медленно доставал из сумки вещи и в определенном порядке раскладывал их на столе. Двенадцать гильз, бусина от женской рубашки, резинка для волос, два окурка (тонкий и стандартный), пуговица от рубашки жертвы, чашка со следами губной помады (бледно-розовый цвет), женский носовой платок.

Тишина в кабинете пропахла потом волнения. Полковник, как истинный актер драмтеатра, старался как можно правдивее играть свою роль. Положив один предмет на стол, он плавным движением поправлял его, затем так же медленно тянулся за вторым, выкладывая его на одну линию с предыдущим. Для большего эффекта не хватало лишь тихой барабанной дроби.

Беляку в этом спектакле не досталось роли, он хоть и стоял на сцене, но был лишь непосвященным зрителем. Он знал, что его друг обладает целым списком странностей, но сегодня он смотрел на него с удивлением и восхищением. Сергей Васильевич знал, Виноградов не паясничает, он действительно знает ответ и скоро огласит приговор, указав на убийцу.

Александр Петрович мысленно улыбнулся. Бросив взгляд на присутствующих, он понял, что интрига удалась.

«Ну у них и физиономии, – подумал он. – Правильно, правильно! Бойтесь овцы, волк идет по следу».

– Уважаемые товарищи милиционеры! – Сорняков приподнялся со стула. – Вы не могли сообщить нам, по какому поводу мы все здесь просиживаем штаны?

– Терпение, мой друг. Сейчас вы все узнаете! Тем более, вы все равно просиживаете их в вашем кабинете!

Сорняков хотел еще что-то сказать, но, поймав на себе взгляд Жордина, замолчал и сел на место. Александр Петрович удобно расположился в кресле, предварительно придвинув к себе микрофон. Беляк сидел рядом.

– Раз, раз, – полковник проверял работу микрофона, – как слышно меня? Прием, прием! – рассмеялся он. Увидев выражение лица Беляка, он постарался сделать серьезный вид. – Господа! Сегодня ровно месяц, как ваш руководитель был застрелен у себя в кабинете. Если вы забыли, то я напомню вам, его звали Мазалевский Артур Валерьевич.

Полковник наклонился к Беляку:

– Крутая штука! Надо установить такую у себя дома на балконе и, как только кто-то припарковался на твое место, включать в микрофон милицейскую сирену, – полковник возбужденно смотрел на друга. Беляк не понимал поведение товарища, но не перечил, стараясь оставаться спокойным. – Ладно, потом поговорим.

Он снова перевел взгляд на присутствующих. Радушкина, сидевшая до этого момента со спокойным лицом, раскраснелась. Было очевидно: она взволнована. Бубнов, сложив перед собой руки, постукивал пальцами по ежедневнику в такт придуманной им мелодии. Жордин внимательно следил за действиями полковника. В целом, зрители были готовы к просмотру спектакля. Занавес можно было поднимать.

– Уважаемые господа! Сегодня я собрал вас, чтобы поделиться радостной новостью: личность убийцы установлена. Да-да! Вы не ослышались! Я скажу больше! Я даже успел заглянуть этому мерзавцу в глаза! Я думаю, вам всем будет интересно узнать, кто так безжалостно, я бы даже сказал, кровожадно, лишил жизни вашего руководителя. Но перед тем, как я назову его имя, я хочу рассказать вам несколько увлекательных историй.

Полковник встал с кресла и принялся расхаживать по кабинету. Он проверил, можно ли взять с собой микрофон, но, к его сожалению, шнур был слишком короткий.

– В ходе проведенного мной расследования я совершенно случайно узнал много интереснейшей информации о лицах, приближенных к нашей жертве. Поэтому, господа, не обессудьте! Если вы не возражаете, уважаемая Наталья Дмитриевна, я начну с вас.

Радушкина пожала плечами. На ее лице играла усмешка.

– Мне даже интересно узнать о себе что-то новое, – сказала она.

– Ну что ж, прекрасно! Тогда я начну, – полковник сложил руки за спиной. – Простите, последний вопрос не по теме, вы не возражаете, если я закурю?

Все молчали.

– Отлично! Спасибо за понимание! – Виноградов достал из пачки сигарету и закурил. – Наталья Дмитриевна – женщина удивительная! Те, кто близко с ней знаком, поймут меня с полуслова. Ее живости речи может позавидовать любой политик. Когда мы с вами познакомились, я сразу заметил, что вы доверчивы и эмоциональны. Но я вас недооценил! Браво! Вы сыграли прекрасную роль такой простой сплетницы-дурочки. Приношу извинения за мой примитивный афоризм, но это так. Типичный образ секретарши. На самом деле вы не так глупы, как кажетесь, Наталья Дмитриевна. Я скажу больше, вы чертовски умны! В принципе, как и ваш план, над разгадкой которого мне пришлось поломать голову несколько недель.

Полковник глазами искал, где можно потушить окурок. В итоге так и не найдя пепельницу, он отдал окурок Беляку со словами: «Подержи, пожалуйста».

– Вернемся к нашей первой встрече, – полковник отлистал нужную страницу в блокноте. – Вы сказали, что на работу вас пригласила знакомая с бухгалтерии, точнее, рассказала о свободной вакансии. В тот день я не вдавался в подробности, но для себя пометил ваши слова, – Виноградов остановился и посмотрел на Радушкину. – Вы хотите сказать, что просто пришли в отдел кадров фирмы «Строй с нами» и вас сразу взяли на работу?

– Да. Я не вижу здесь ничего странного, – еле слышно сказала Радушкина.

– Здесь странно все! Мы все прекрасно понимаем, как остро стоит вопрос трудоустройства в современном мире! Ну не может просто так с улицы прийти девушка и устроиться в одну из успешнейших фирм страны! Я сразу отвечу на ваше «почему?». Потому что у директора есть свои дети, племянники, соседи или просто знакомые, которых выгодно устроить на такое теплое место! И ваши знания, опыт, квалификация не играют никакой роли. Это не новость, так везде! Правда, есть еще пути, как устроиться на хорошую работу, но я не буду их называть, иначе женская половина может на меня обидеться, – полковник обвел присутствующих взглядом. – Итак, к чему я все это говорю! К тому, что Наталья Дмитриевна либо, говоря современным языком, «блатная», либо она была знакома с Мазалевским до своего трудоустройства! И я склоняюсь ко второму варианту.

Александр Петрович присел в кресло.

– Наталья Дмитриевна последние два года состояла в любовных отношениях с ныне покойным генеральным директором, – полковник выпалил это на одном дыхании.

– Что вы себе позволяете? – встав с места, крикнула Радушкина. – Я больше не намерена слушать этот бред!

– Я забыл сказать, дорогие друзья! Никто не покинет наше мероприятие пока я и мой драгоценный товарищ не разрешим вам. Иначе нам придется продолжить разговор в месте не столь теплом и уютном.

Радушкина немедленно села на свое место.

– Итак, Наталья Дмитриевна устроилась на фирму, как мы уже поняли, по знакомству. Но Артур Валерьевич по своему характеру – мужчина непостоянный: общение с Радушкиной ему наскучило и он отправился на поиски нового приключения. Правда вот Наталья Дмитриевна разрывать отношения не планировала, особенно профессиональные. Поэтому и пригрозила бывшему любовнику рассказать про них его жене и сыну. Испугавшись последствий, Мазалевский оставил Наталью Дмитриевну. Через несколько месяцев она сообщила ему, что он скоро станет папой. Как вы понимаете, он этой новости не обрадовался, – полковник сделал паузу и заглянул в свой блокнот. – Владислав Радушкин – ваш сын…

– Замолчите! – сквозь слезы крикнула Радушкина. – Я не хочу этого слышать…

– Успокойтесь! Он жив и находится в Минске. Я нашел его в детском доме номер два. Мазалевский не сильно и старался спрятать его от вас.

Наталья Дмитриевна не сдерживала слез. Пропитанные болью, они одна за другой скатывались по бледным щекам.

– Я знаю, что вы хотите сейчас же поехать туда, но потерпите, пока мы закончим.

Она лишь кивала головой, вытирая лицо белоснежным платком.

– Самое главное, что он жив и здоров. Я понимаю вашу боль. Мазалевский поступил так, как люди не поступают… Этому нет оправдания! Два года назад он забрал у вас ребенка, представив суду доказательства вашей проститутской «деятельности».

– Я не проститутка! Это все получилось случайно, один раз! Я с ним и познакомилась там! Меня подруга уговорила попробовать… Я не хотела… Но у меня не было денег. А мне очень нужны были деньги. Я его встретила и поняла, что это мой шанс.

– Я знаю, что ваша сестра больна и требуются деньги на ее лечение. Я все понимаю. Но Мазалевскому было наплевать на ваши проблемы, в том числе и на вашего совместного ребенка. Он и вас оставил на работе как напоминание, как трофей. Это поведение скрытого садиста, – полковник снова достал сигарету. Он волновался не меньше, чем присутствующие.

– Да, я брала у него деньги. Я должна была помочь сестре. Я понимала, что это низко, мерзко, но на кону стояла жизнь сестры, – ее голос дрожал, слова звучали нечетко, а мысли путались от обиды и боли. – Он забрал у меня ребенка! Никто не знает, что это такое, когда у тебя забирают твоего малыша! Лучше бы меня убили, разрезали по частям – это не было бы так больно! – Радушкина кричала сквозь слезы. – Он говорил, что это наказание мне за обман! Он узнал, что я с ним только ради денег. А ему от проститутки сын не нужен. Он все время это говорил…

Щербакова встала и налила ей стакан воды. Виноградов стоял возле окна и курил. Его сердце выпрыгивало из груди, он понимал, что копает слишком глубоко, но у него не было выбора.

– Держитесь, Наталья. Теперь у вас есть ради чего жить. Я обещаю, в ближайшее время ваш сын будет у вас.

Радушкина с неимоверной благодарностью посмотрела на полковника и еле заметно прошептала:

– Спасибо.

– Давайте вернемся к главному герою. Кто такой Мазалевский? Откуда он? Кто его семья? Вы все говорили мне о том, какой он нехороший человек. Это я мягко выражаюсь. Но никто из вас не назвал мне причину. Никто! Я задумался, почему все молчат? Что этот человек сделал такого ужасного? Я начал изучать каждого из вас. Я смог разглядеть ту сторону, что была скрыта от посторонних глаз. Ваши тайны. Вашу боль. То, что вы так усердно прятали за улыбками и равнодушием.

Все смотрели на Виноградова, не отводя глаз. Он понимал, читая выражения их лиц, что попал в самое сердце.

– Сорокин Игорь Андреевич, вы были знакомы с супругой Вашего руководителя?

– Виделись пару раз на мероприятиях.

– Милейшая женщина, не так ли? Я бы даже сказал, что у нее ангельские черты лица. И, насколько мне известно, она была женщиной честной и благородной. Я говорю была потому, что Оксана Владимировна скончалась от инфаркта. Умереть в таком возрасте – это крайне ужасно. Я в таких же годах, но, поверьте, у меня все только начинается. А она, к сожалению, больше не сможет насладиться этой прекрасной жизнью. Знаете, в чем вопрос? По желанию Бога ли она отошла на тот свет или кто-то все-таки помог ей сделать шаг навстречу мнимой судьбе? Как вы считаете, Игорь Андреевич?

– Понятия не имею, о чем вы говорите!

– Я так и думал, – полковник недовольно зашевелил усами. – Вы, как никто другой, сможете рассказать нам, кто такой Мазалевский Артур Валерьевич и кто его жена! – он значительно повысил тон, придавая своим словам еще большую значимость. – Я думаю, родной брат будет знать, как умерла его сестра! Узнать правду было проще простого. Вы просто не подумали, что мы будем копать по линии жены, но, увы…

– Это не имеет никакого значения.

– Поверьте, имеет! Вы очень любили свою сестру. Можно даже сказать, обожали ее. Вы знали, как ей неимоверно больно от поступков мужа. Именно вы были с ней рядом, когда она лежала в больнице. Кстати, Мазалевский ни разу не навестил супругу в больнице, но зато всем рассказывал, какой он несчастный и одинокий.

– Он изменял ей практически на ее глазах! Обижал, оскорблял! Она все терпела и молчала! Это он загнал ее в могилу! Если бы не он, она была бы жива… Моя Оксана! – Сорокин закрыл руками лицо и, качаясь из стороны в сторону, повторял ее имя.

– Держитесь, мой друг. Уже ничего не вернуть.

– Она любила его, искренне, неподдельно. А он? Он пользовался ее добротой, вытирая об нее ноги! Урод! Туда ему и дорога.

Сорокин отошел к окну. Полковник решил закончить на этом диалог, видя, какие эмоции вызывает его рассказ у присутствующих. В принципе, он и не надеялся на другую реакцию, понимая, что нет ничего хуже, чем ворошить старые, незажившие раны.

– Уважаемая, Елена Павловна. Если вы не возражаете, я хотел бы немного познакомить вас с коллективом.

Иванова молчала. Аккуратными линиями она рисовала на странице ежедневника цветы. Миниатюрная розочка, бархатистый пион и черный тюльпан… Штрих за штрихом вырисовывалась картина.

– Подскажите, когда человек давно работает на одном и том же месте, он наверняка благоустраивает его? Расставляет на подоконнике цветы, как Радушкина, приносит личные вещи, например, фотографии, как Жордин, календарики и другие безделушки. Всегда чувствуется, что в этом кабинете работает человек. А в ваших апартаментах я этого не почувствовал. Он пустой. Я обратил на это внимание в день нашего знакомства, но сначала не предал этому значения, – полковник пристально посмотрел на Иванову. – Вы сказали, что работаете на этой фирме полтора года.

– Все верно.

– За это время вы не принесли ни одного горшка с цветком? Вы так не любите свою работу?

– Просто не считаю нужным забарахляться, – Иванова говорила спокойным голосом, – а это преступление, товарищ милиционер?

– Ни в коем случае. Ваше преступление состоит в другом. Вы действительно работали на фирме Мазалевского. Правда, уволились в прошлом году, а месяц назад, на следующий день после убийства Мазалевского, вернулись. Вопрос: зачем?

– Это совпадение. Артур Валерьевич давно предлагал мне вернуться, но у меня не получалось.

– Год назад вы уволились. Если не ошибаюсь, по собственному желанию.

– По семейным обстоятельствам, – Иванова начала нервничать. – Я не буду вдаваться в подробности.

– Зато я буду, – тоном, не терпящим возражений, сказал полковник. – Заранее приношу вам извинения, но я вынужден говорить. Год назад Мазалевский изнасиловал вас прямо в его кабинете! Отвратительнее поступка быть не может. Но, я знаю, что именно вы спровоцировали его. Инициатива сначала шла от вас. Вы хотели легких отношений, подкрепленных дорогими подарками, вкусной едой и элитными напитками. Все пошло не по вашему плану. Он больше не хотел заводить отношения на работе. Нотки флирта он уловил, – полковник сделал паузу, ему было сложно говорить о таких страшных вещах спокойным тоном. – Если не ошибаюсь, это был новогодний корпоратив. К концу вечера ваш руководитель был пьян. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что у вас не было выхода.

Иванова закрыла лицо руками.

– Вы не обратились в милицию, так как он угрожал вам?

– Он сказал, что если я открою рот, то его ребята зашьют мне его. Я знала, что так и будет.

– Олег Викторович Бубнов влюбился в вас с первого взгляда, – продолжил полковник, – сначала вы не заметили его, но когда случилась беда, он первый протянул вам руку помощи. Так завязалась дружба, которая впоследствии переросла в настоящее крепкое чувство. Бубнову не давало покоя то, что преступник не понес наказание. Он понимал, что Мазалевский со своим капиталом и связями минимизирует срок, а может, отделается и условным.

Бубнов сидел рядом с Ивановой. За все время он не издал ни звука. Полковнику на секунду показалось, что он даже рад, что правда стала известна всем:

– Продолжайте, полковник, – улыбаясь, сказал он, – все верно говорите. Я восхищен!

– Спасибо. В ходе моего небольшого расследования я узнал, что ваше алиби, возможно, ненастоящее. В ходе допроса вы не упомянули, что ваш сосед – это ваш родной брат. И живете вы не один, а с Ивановой. К чему обман? Или это все же правда?

– Так значит это вы армейский друг моего брата? – Бубнов хлопал в ладоши. – Браво! Мы голову сломали, гадая, кто к нему приезжал! Честно, я восхищен! Продолжайте.

– Если бы не печенье, я еще долго блуждал бы в темноте.

Все в недоумении посмотрели на Виноградова.

– Они поняли, о чем я говорю, не так ли?

Иванова слегка кивнула головой.

Александр Петрович старался говорить быстро, но понимал, весь монолог займет у него не один час…

– Щербакова Светлана Анатольевна сразу покорила мое сердце: интеллигентная, красивая, умная, скромная женщина. Эти качества столь редки в наше время. Но больше всего меня впечатлили ее глаза. Я прочитал в них горе. Вы прятали свои слезы за семью замками, приказав себе, что ни одним жестом не покажите, что на самом деле творится у вас на душе. Но я разглядел вас сразу. Это я уже потом с моим верным другом применил возможности современной техники и узнал, что именно скрыто от посторонних.

Щербакова, не отводя глаз, наблюдала за Виноградовым. Было видно, что ее взгляд пропитан уважением к усатому милиционеру. Она с нетерпением зрителя, следящего за кульминацией игры актеров на сцене театра, ждала развязки, осознавая, что счастливого конца здесь не будет…

– С историей семьи Щербаковой знакомы все присутствующие. Все происходило на ваших глазах. Те, кто работает на фирме давно, знают, как создавалась эта семья, насколько она была счастлива и какую трагедию постигла в конце. Светлана Анатольевна, я знаю, что ваш муж не виновен. Мы обещаем, что поможем вашему супругу добиться правды.

– Спасибо, – еле слышно сказала она.

Полковник внимательно просматривал свои записи в блокноте, боясь упустить важные детали.

– Константин Васильевич Жордин, – полковник выдержал интригующую паузу, – личность интересная, я бы даже сказал, колоритная. Еще при первом знакомстве я разглядел в вас человека справедливого и честного, но, как мне показалось, обиженного то ли на судьбу, то ли на конкретную личность. Судьба к вам благосклонна: прекрасная жена, дочь, уютный дом и очень милый пес. Значит нужно искать в другом месте. В каком? Правильно, на работе. Где человек проживает семьдесят процентов своей жизни. Но кто из этих милых людей смог нарушить ваш покой? Я рассмотрел все варианты и понял, что это человек, которого уже нет в нашем списке. Человек, которого кто-то вычеркнул жирным стержнем. Но что он мог сделать плохого такому профессионалу, как вы?

Жордин старался сохранять присущее ему спокойствие, не выдавая волнение, пробивающееся наружу сквозь дрожь пальцев и легкую испарину на лице.

– Вы на этой фирме своеобразный хозяин, отец большой семьи. Подчиненные любят и ценят вас, когда возникают проблемы, то они идут к вам за помощью. Это очень мило, не правда ли?

– Не вижу в этом ничего плохого, – Жордин развел руками.

– Наоборот, это замечательно! Именно благодаря таким сильным личностям существует такое понятие, как коллектив. Но, как известно, у всякого успеха есть завистники. В нашем случае это именно так. Мазалевский понимал, что никогда не сможет добиться расположения коллег, а об уважении речи вообще не шло. Поэтому, продумав всевозможные рычаги влияние на вас, он привел их в действие. Схема была примитивна донельзя и соответствовала его морально-нравственным качествам. Ограничить вам доступ к деньгам, а именно лишить премий, бонусов и остальных офисных «заначек». О профессиональном росте речи даже не шло. Мне известно, что вы уже полгода как могли руководить филиалом в Санкт-Петербурге. Вы знаете об этом?

Жордин кивнул.

– Он сделал все, чтобы вы не заняли эту должность. Если бы у него были полномочия, то он давно бы уволил вас, но за вашей спиной стоял Миклашевич. О том, что вам предложили должность, вы узнали приблизительно через месяц после отказа?

– Да, – Жордин нервно провел широкой ладонью, – все именно так, как вы говорите. Мазалевский похоронил мою репутацию. Первое время со мной даже наши партнеры не хотела вести переговоры.

– Он рассказал, что вы редкостный блатной подонок, – Виноградов прищурившись, прочитал запись в блокноте. – Насколько я могу судить, он, характеризуя вас, описывал свои качества. Вы в курсе, что Мазалевский сказал, будто вы изнасиловали сотрудницу и дело не вышло дальше офисных дверей благодаря вашим связям? Большинство ваших петербургских партнеров старше вас и имеют взрослых дочерей, поэтому данного аргумента было достаточно, чтобы прекратить с вами отношения.

– Я в курсе, – Жордин нервно усмехнулся, – у меня друг там работает, он мне рассказал.

– Я не буду опускаться до пересказа сплетен, в которых купался весь офис. Главным героем этого дешевого романа были вы. То, что я слышал, – омерзительно! Можно личный вопрос?

Жордин кивнул головой.

– Почему вы по-мужски не объяснили ему, что он… хм… не прав?

– Поверьте, я ему объяснил, – злая и одновременная грустная улыбка проскользнула по его лицу. – Моя жена чуть не ушла от меня! – встав со стула, резко сказал Жордин. – Вы представляете ее реакцию, когда она узнала, что я изнасиловал свою подчиненную? Это не игра! Он едва не сломал мне жизнь! Он разрушал все, к чему прикасался, пачкал грязью всех, кто стоял рядом. Когда я пришел выяснить к нему отношения, он сказал, что это была дурацкая шутка! Стоял и смеялся!

– И вы просто взяли и ушли?

– Нет. Я ударил его и сломал ему нос, – Жордин тяжело вздохнул. Он мысленно вернулся в тот мерзкий осенний день. Ему показалось, что он почувствовал, как снова заныла рука, а в воздухе появился запах крови.

Александр Петрович достал из кармана пачку сигарет. В упаковке лежало две сигареты. «Придется опять стрелять у Беляка», – подумал полковник, и, вспомнив вкус «Короны», скривился, как после съеденного лимона. Прикурив сигарету, он несколько секунд наблюдал за клубками дыма, которые медленно поднимались к люминесцентным лампам. Затем, повернувшись к присутствующим, неожиданно сменил тему:

– Этот конфликт объединил Жордина со своим коллегой Сорняковым Сергеем Сергеевичем.

Сорняков вздрогнул, услышав свою фамилию.

– Сергей Сергеевич уже не первый год тихо враждовал с Мазалевским. По сути, это была такая псевдовойна. Ни один, ни второй никогда не высказывали друг другу в глаза претензии, хотя дословно знали, что про него говорит коллега. К сожалению, узнать, почему Мазалевский не уволил вас, мы уже не сможем, но причину я назову. Артур Валерьевич хотел назначить вместо вас своего человека. Я узнал кто это. Некий Алексей Носов – редкая гадость, а не человек. Уровень его моральных качеств соответствовал требованиям Мазалевского. Лицемер, «шестерка», как величали его в своих кругах, в общем, гнилой человечек. Скажу вам больше, от него даже пахнет гнилью, как будто он уже разлагается изнутри. Да-да, я встречался с ним, – полковник опередил вопрос Сорнякова, не дав ему открыть рот. – Знаете, в чем была ваша ошибка, где вы подставились?

Сорняков молчал, опустив глаза в пол, напоминая школьника в кабинете директора.

– Алкоголизм! Вы начали выпивать и весьма успешно освоили новое хобби. Все бы ничего, но вы начали приходить в таком виде на работу, а однажды пьяным сели за руль и попали в ДТП. В рабочее время! Мазалевский обо всем знал. И опять вопрос: почему не уволил? Может чувство вины? Из-за вашего брата…

– Это он виноват в его смерти! – прокричал Сорняков. – Он виноват! Это он тогда сидел за рулем той машины! Он сбил его! – его голос дрожал, комок слез подступил к горлу.

– Доказательств, что он был в состоянии алкогольного опьянения, нет, я читал протокол допроса. Чего, к сожалению, не скажешь о вашем брате. В его крови был обнаружен алкоголь. Это печально. В данной ситуации все играло против вас.

– Он еле стоял на ногах! – Сорняков подошел к полковнику. – Он даже не остановился, чтобы помочь ему! С ним в машине сидела проститутка, она и позвонила в милицию. В итоге он отделался условным сроком!

Александр Петрович молчал. Он старался не демонстрировать свое личное отношение к тем фактам, которые оглашал. Но его сердце уже разрывалось на кусочки. Он мечтал обрушить свой праведный гнев на того, кто уже был наказ судьбой.

– Он извинялся передо мной, предлагал деньги, – Сорняков курил в открытое окно, – деньги! Он думал, что так сможет компенсировать мне смерть брата… Мы с Сашей не виделись полгода. Это, наверное, рок, судьба! Я стараюсь так думать. Иначе как можно объяснить такое совпадение? Он переходил дорогу к нашему офису, правда, не по пешеходному переходу. Здесь многие так перебегают, наискосок, – Сорняков показал рукой на угол улицы. – Но трезвым он бы его увидел. Сукин сын, – он закрыл лицо своими широкими ладонями и застонал.

– Женщина, хм, легкого поведения, которая находилась с ним в машине, дала показания?

– Да, она заняла нейтральную позицию. Сказала, что он выскочил прямо под колеса.

– А алкоголь?

– Он особо не пьет, наверное, коротал время в поезде, выпил пива.

– Да уж, судьба… – полковник глубоко вздохнул, набирая полные легкие воздуха.

Беляк за все время диалога не сказал ни слова, лишь порой убедительно кивая головой в такт словам полковника. Он был восхищен и одновременно обижен на друга. Как можно было не рассказать все это заранее. Теперь Сергею Васильевичу оставалось лишь ждать. Ждать главного ответа на интересующий всех присутствующих вопрос: кто убийца?

– Я понимаю, что вы устали. Я и сам не люблю долгих совещаний, стараюсь уважать время других людей, но у нас сегодня особенный повод, требующий времени и сил. Спешу вас заверить, финал уже близок, – полковник загадочно улыбнулся, подняв вверх указательный палец.

– Олег Викторович, я вынужден снова вернуться к вам, точнее к вашим подчиненным: Ковалю и Роговцову, который трагически погиб.

– Насколько я знаю, никакого криминала там нет, – уверенно ответил Бубнов, – чистая неосторожность.

– Я тоже так думаю, хотя скажу вам из своего опыта, ни в чем нельзя быть уверенным! Даже в собственных силах! – Александр Петрович устал ходить, ныла спина, поэтому удобно расположившись в кресле, он вновь оказался перед микрофоном. – Вы знали, что ваши подчиненные сидели за одной школьной партой с Мазалевским?

– Да.

– А вы знали, что сподвигло вашего руководителя взять к себе на работу этих замечательных людей? Может, их профессионализм? Или желание помочь бывшим товарищам, у которых возникли финансовые трудности?

– Я не знаю. Но, я уверен, что им вряд ли двигали благородные помыслы.

– Здесь я с вами полностью согласен. Я скажу вам больше, он взял их на работу из жалости. Не той человеческой жалости, благодаря которой мы кормим бездомных котов на улице, со щемящим сердцем бросаем монеты в ладони безногому попрошайке, а той жалости, которая тешит наше самолюбие, подкрепляет собственное эго за счет никчемности других. Омерзительное качество, присущее роду человеческому!

Коваль Александр Васильевич сидел с каменным лицом. Ни морщинки, ни движения.

– Уважаемый Александр Васильевич, я знаю, что вам тяжело все это слушать. Вы потеряли друга, коллегу. Но потерпите, так нужно, – полковник отеческим тоном старался успокоить мужчину, видя, как он еле сдерживает гнетущую его боль. – Олег Викторович, вы в курсе, что ваши подчиненные отдавали пятьдесят процентов зарплаты Мазалевскому?

– Нет… – Бубнов был шокирован, – Саша, это правда?

Коваль молчал.

– Саша, почему ты мне не рассказал? Все же в курсе, как вам были нужны деньги! Дети, больные родители…

– Давайте я отвечу на этот вопрос, – полковник приподнял руку, как школьник, желающий ответить на уроке. – Потому что Мазалевский запретил им это делать. В противном случае он выкинул бы их на улицу. У них не было выбора. Понимаете, просто не было выбора! – Виноградов начинал накаляться.

– Я еще ничего, но Валера держался из последних сил! Сами понимаете, трое детей, лежачая мать… Как они теперь будут без него! – Коваль еле сдерживал слезы. – Такое чувство, что эта фирма проклята! Обернитесь, взгляните, какие разгромленные судьбы у этих людей, – он обвел рукой присутствующих, – а Мазалевский, он как воплощение темной стороны человечества. Иногда мне казалось, что все это розыгрыш. Ну не может в одном человеке быть столько дерьма! Ан нет, оказывается, может… В последние дни меня посещает мысль: а вдруг Валера покончил с собой? Не выдержал? Он был очень уставший, приходилось подрабатывать по выходным. Может, сдали нервы?

– Вы думаете, он мог предать своих детей, жену и мать? Глупости, – полковник сказал тоном, нетерпящим сомнений. – Это просто судьба. Беспощадная судьба-злодейка, – полковник достал из пачки последнюю сигарету.

Все снова молчали. Полковник курил и внимательно изучал записи в блокноте. До финиша осталось всего несколько шагов. Он знал, что они будут столь же тяжелыми, как и предыдущие девять. Девять из одиннадцати.

Сейчас же предстояло вскрыть десятую карту – даму бубновую.

– Виктория Сергеевна, я все время вглядывался в ваши черты лица. Мне казалось, что я уже где-то встречал подобный разрез глаз и овал подбородка. Вы скажете, что мы все похожи друг на друга, и я даже с вами соглашусь! Но эти глаза! Я был уверен, что встречал их раньше. И я вспомнил! Мне пришлось изрядно покопаться в вашем прошлом, правда, я нашел все ответы.

Александр Петрович достал из внутреннего кармана пиджака фотографию. Несколько секунд он, не отрываясь, смотрел на нее, будто-то не решаясь показать ее присутствующим.

– Вы знаете, кто изображен на этой фотографии? – полковник повернул фото лицом к присутствующим.

– Вы издеваетесь? – усмехнувшись, спросила Иванова. – Это наш бывший руководитель.

– А вот и нет, – полковник глазами встретился с Ульяновой, – Виктория, а вы узнаете человека на этой фотографии?

– По-моему, Иванова дала исчерпывающий ответ, – ответила она.

– Ох уж эти женщины! Сплошные завесы тайны! – полковник еще раз пробежался глазами по фотографии. – Это ваш отец, Виктория, и вы прекрасно об этом знаете. Жаль, что он так и не успел с вами познакомиться.

Ульянова смотрела на полковника с вызовом. Она была уверена, что полковнику все известно, поэтому скрывать какую-либо информацию было глупо.

– Много лет назад отец бросил вас, так и не успев познакомиться. Узнав от вашей матери, что вы появились на свет, он был весьма огорчен. На тот момент у него уже была семья, недавно родился сын. Вы ему были ни к чему. Когда ваша мама пришла к нему за помощью, он выбросил ее на улицу. Когда она пригрозила рассказать правду его семье, Мазалевский сделал все, чтобы ее уволили с работы. Это было предупреждение. Первое и последнее. Больше она к нему не приходила. Вы не должны были узнать правду. Ваш отец был военным, служил в Афганистане, где погиб в ходе наступательной операции. Эту довольно популярную историю вам и рассказала мама, – полковник старался говорить спокойно, по возможности щадя чувства Виктории.

– Он выкинул ее на улицу, как щенка, – сквозь слезы сказала она. – Такое невозможно простить и забыть!

– Будьте сильны, дитя мое! Когда вы узнали правду, вы сразу решили отомстить за слезы матери. План у вас был продуман до мелочей. Вы даже профессию выбрали не ту, что хотели, а ту, с которой можно было устроиться на фирму к отцу! В итоге, красный диплом был у вас в кармане. Дело оставалось за малым: трудоустроиться к Мазалевскому. Но и здесь вы все продумали заранее! Вы каким-то образом умудрились попасть на практику в эту компанию и успешно зарекомендовали себя. Поэтому трудоустроиться вам было не сложно, – полковник мысленно аплодировал смелости и решительности Виктории. – На протяжении полугода плечом к плечу вы трудились рядом с отцом, который даже и не подозревал, что рядом ходит его родная дочь. А теперь самый главный вопрос: зачем вам все это было нужно?

Ульянова смотрела на полковника и молчала.

– Ну что ж, тогда я отвечу на этот вопрос! Для того чтобы убить вашего отца! Наказать его за то, что он сделал с вашей мамой, за то, что лишил вас полноценного детства! Я угадал?

– Попали в яблочко! – с усмешкой в голосе сказала Ульянова.

– Хочу сразу обратиться к вашей подруге Екатерине Коско. Такой преданной и самоотверженной дружбе может позавидовать каждый. Даже мы с Сергеем Васильевичем не столь близки, хотя, наверное, нужно спросить у него, – полковник с любовью посмотрел на старого друга, который все это время молча сидел рядом. – Екатерина была главным помощником для Виктории, можно сказать, вдохновителем! Она была готова идти с вами хоть на край света. К слову, именно здесь вы сейчас и находитесь. Дальше осталась лишь пропасть… – Виноградов выдержал эффектную паузу и продолжил. – Когда вы придумывали план убийства вашего отца, вы осознавали, что вас могут посадить в тюрьму на полжизни? Вы понимали, что ваша мама лишится единственной дочки? Вы это понимали? – полковник кричал.

– Я не могла допустить, чтобы он и дальше наслаждался жизнью, разрушая чужие!

– А о вашей матери вы подумали?

– Я только о ней и думала! – слезы катились по красивым напудренным щекам Виктории, горячо обжигая кожу.

– Екатерине, в отличие от вас, нечего было терять, кроме собственной жизни. Она выросла в детском доме, не зная, кто такие мама и папа. Она с пеленок была зла на весь мир. А вот теперь, дорогие друзья, давайте зададим себе вопрос: разве так поступает настоящий друг? А может, Коско просто вымещала свое зло, свою обиду через вас? Ведь именно Екатерина подталкивала вас к очередному шагу. Вы просто выполняли чей-то грамотно составленный план. Я даже не уверен, осознавала ли Екатерина, чем именно она руководствуется. Так кто в этой ситуации главный преступник: тот, кто побудил более слабого, внушив ему свою правду, или тот, кто нанес удар?

– Наверное, оба, – нерешительно ответила Екатерина, – ведь человека нельзя заставить делать то, чего он на самом деле не хочет.

Александр Петрович встал с кресла. Медленными шагами он обогнул стол, оказавшись прямо перед своими зрителями. Одиннадцать пар глаз пожирали его взглядом. Полковник понимал, что пора заканчивать спектакль и оглашать приговор.

– Поступки каждого из вас останутся лишь на вашей совести. Именно вам придется коротать оставшийся срок с этой болью. У вас два выхода: либо вы научитесь с этим жить, либо жизнь у вас будет короткая и несчастливая. Человек, чья совесть сгнила уже давно, а может судьба уготовила для него такое испытание, уже лежит под землей. Он больше не будет унижать вас, оскорблять, издеваться, предавать… Одним злом на этой планете стало меньше.

Александр Петрович начал перебирать разложенные по порядку на столе улики.

– Знаете, в самом начале нашего знакомства я не понимал, почему вы столь жестоки к этому человеку. Вы все говорили, что он плохой, перечисляя некоторые его отрицательные качества, но никто из вас не говорил ничего конкретного. На следующий день после убийства вы не скорбили, были одеты нарядно, а в коридорах офисов был слышен смех. Я был сперва шокирован вашим эгоизмом и черствостью, но сегодня я понимаю вас. Понимая каждого из вас, я все же скажу, что убийство – это не всегда единственно правильный выход. Тот, кто это сделал, должен будет понести наказание за совершенное преступление. Приговор все равно буду выносить не я. Мне осталось лишь назвать имя того, кто свершил правосудие.

Полковник взял со стола, где лежали улики, резинку для волос. Покрутив ее немного в руках, он подошел к Коско и отдал ей.

– Если не ошибаюсь, то это ваша вещь, – ласковым голосом сказал Виноградов.

Екатерина не говоря ни слова, взяла резинку и положила в карман. Александр Петрович начал брать со стола улики и по очереди раздавать их присутствующим.

– Бусина от вашей синей блузки, – протягивая украшение Ивановой, сказал полковник. – Товарищ, Жордин, возьмите носовой платок. Олег Викторович, а это вам, – Виноградов протянул два окурка от сигарет.

Раздав все вещи, Александр Петрович присел на край стола.

– Я все время не понимал, почему двенадцать выстрелов? Почему не три или хотя бы восемь? Я убежден, что жертва скончалась уже от первых двух выстрелов, так как они были произведены прямо в сердце. Зачем убийца перезарядил пистолет и выпустил еще четыре пули, а не восемь, как вмещает в себя магазин! Зачем? Этот вопрос не давал мне покоя ни днем ни ночью! А потом все встало на свои места, – Александр Петрович вновь закурил, – мой дорогой Сергей Васильевич, посчитайте, пожалуйста, сколько человек сидит перед вами!

– Одиннадцать, – не раздумывая ответил Беляк.

– Одиннадцать! А выстрелов двенадцать! Почему? Кто-то произвел два выстрела! Да-да, мой друг, все сидящие перед вами люди – убийцы Мазалевского! Точнее, как они считают себя, судьи!

Сергей Васильевич обвел взглядом присутствующих. Никто и не думал возражать.

– А кто тогда двенадцатый? – спросил Беляк.

– Одну минуту! – полковник подошел к входной двери, – входите Евгений. Она с вами?

В кабинет вошел молодой человек и женщина.

– Знакомьтесь, Ольга Владимировна, мама Виктории Ульяновой.

– Мама, что ты тут делаешь? – поднявшись со стола, спросила Виктория.

– Это ты что здесь делаешь? Ты же уехала в Германию полгода назад. Ко мне домой приходит незнакомый молодой человек и рассказывает про тебя страшные вещи! Якобы ты хочешь убить своего отца?

– Он уже мертв, – сказал полковник, предлагая женщине стул.

– Это она его убила?

– И она тоже, – ответил полковник, – двенадцатый выстрел произвела Виктория за свою маму. К слову, которая не имеет никакого отношения к убийству. Я все правильно говорю, Виктория?

Ульянова молчала.

– Доченька, но зачем?

– Я уже все рассказала. Ты прекрасно знаешь зачем!

– Спасибо, Евгений, – полковник пожал руку молодому человеку, – вы мне очень помогли в раскрытии преступления.

– Звоните. Для вас я всегда свободен, – Евгений похлопал полковника по плечу и вышел из кабинета.

– Вы допустили еще несколько серьезных ошибок. Вы всеми силами хотели заставить меня поверить, что убийство совершила женщина и перестарались. Слишком много было явных улик: следы губной помады, бусина, заколка для волос и так далее. Поверьте опытному сыщику – это сразу же бросается в глаза. Идеально чистый пол. Я понимаю, почему вы вымыли полы. Вы хотели убрать следы такого огромного количества людей и тоже перестарались. Чтобы не вызвать подозрений, вам нужно было вымыть не только полы, но и убрать пыль с подоконников. Ни одна уборщица не оставит пыль на таких видных местах, другое дело, если она не вымоет каждый угол комнаты, как в вашем случае.

– Браво, товарищ полковник! Браво! – Жордин аплодировал, – Друзья, этот человек заслуживает оваций. Я был уверен, что никто не догадается, как все обстояло на самом деле. Фактов для этого у милиции было слишком мало. Они искали бы не среди своих, а среди конкурентов, бизнесменов. Здесь нужен был не просто сыщик, а человек, любящий и понимающий людей. Такой человек сначала думает о людях, а потом уже о гонораре. Вот вы и подумали о нас. Кто мы? Почему себя так ведем? Это и подсказало вам ответ на вопрос. Ведь явных мотивов у нас не было. Все было спрятано за семью замками. А вы нашли ключи. Мне даже не так обидно теперь сесть в тюрьму! Гордость берет за нашу милицию.

– Я польщен, – полковник слегка поклонился, – спасибо за теплые слова. Но позвольте мне поставить точку в этой истории.

План убийства Мазалевского родился совершенно случайно. Одна трагичная история цеплялась за другую, выплывая наружу. Когда стало известно об изнасиловании Ивановой, коллеги собрали товарищеский суд, на котором и было принято решение наказать виновного. Список статей уголовного кодекса, по которым вы решили судить своего начальника, занял далеко не один лист блокнота. Вы понимали, на какой риск идете, но также понимали, что у вас нет другого пути. Дата и время были определены заранее. У каждого было продумано и подкреплено фактами алиби. Я думаю, что вы никак не могли определиться, кто произведет выстрел. Будет ли это один человек или каждый удостоится чести наказать негодяя. В итоге, двенадцать выстрелов было произведено, преступник наказан, – полковник посмотрел на Беляка, – Сергей Васильевич, давайте попросим наших коллег рассказать, как все произошло на самом деле.

Все присутствующие переглянулись между собой. Растерянность, обида, усталость читались на их лицах. Было видно, они мысленно решают, кто будет говорить. Молчать больше не было смысла.

– В принципе, добавить нечего, – разведя руками, сказала Иванова, – если вы хотите знать, кто именно стрелял, так знайте, это была я. Меня никто не заставлял, я сама так решила. В тот вечер никто не ушел с работы вовремя. Все ждали, пока последние офисники покинут рабочие места и мы останемся одни. Мазалевский не знал, что мы еще на работе. Он редко заходил к нам в кабинеты, не считая заместителей. По сути, мы были для него отбросы. Он даже не стеснялся демонстрировать свое отношение к нам. Зато, когда ему было нужно, он расстилался красным ковром, чтобы только угодить нам, – Иванова вздрогнула. – Знаете, после общения с ним все время хотелось помыться. Он пачкал все, к чему прикасался: будь то человек или трубка телефона. Извините, я опять отошла от темы. Так вот, ровно в половине десятого вечера мы зашли к нему в кабинет. Он был удивлен, я бы даже сказала, испуган.

– Он что-нибудь спросил у вас?

– Он сказал, что не вызывал нас и чтобы мы немедленно покинули его кабинет. Никто не ушел. Все стояли и смотрели ему в глаза. Мы заранее определились, кто будет говорить.

– Я зачитал ему список статей уголовного кодекса и наказание ими предусмотренное, – перебил Елену Жордин. – Он сначала отшучивался, потом разозлился, а затем и вовсе собрался звонить в милицию. Мы попросили его извиниться перед каждым за причиненное им горе, но он сказал, что ни в чем не виноват, тем самым окончательно развязав нам руки, – Жордин замолчал, он погрузился в воспоминания того жуткого вечера. – Концовку вы уже знаете. Иванова взяла пистолет и выстрелила одинадцать раз. Последний выстрел попросила сделать Ульянова за свою мать, – он посмотрел на маму Виктории. Женщина, опустив голову, молчала. На ее лице читался ужас.

– В лучших традициях классического детектива, – еле слышно проговорил полковник.

– Знаете, уже прошел месяц, и я могу посмотреть на наш поступок на стороны, – размышлял Жордин. – Скажу вам: мы все сделали правильно. Буква закона была не писана для этого человека. Он в любом случае избежал бы наказания и продолжал бы сеять зло.

– А вы не думаете, что не вам решать, кому топтать землю на этой планете? Может, вы заигрались в третейского судью? – полковник рассуждал спокойно, стараясь не показывать одолевавшие его эмоции.

– Возможно. Также возможно, что мы спасли пару десятков затравленных душ. Мы не боги, но я уверен, что кто-то сверху управлял нашими мыслями и поступками. И сейчас я не говорю от себя, я оглашаю наше общее мнение. Мы вместе совершили преступление и вместе готовы понести наказание, но на суде мы молчать не будем. Я надеюсь, все, что вы рассказали нам сегодня, продемонстрировав ваши гениальные дедуктивные способности, вы расскажите и в зале суда. Мне больше нечего добавить.

Виноградов нервно постукивал ручкой по столу, наблюдая за реакцией Беляка. Сергей Васильевич был собран и спокоен. Последние пятнадцать минут он размышлял, как правильно ему поступить. Он знал, на что намекает полковник и знал, что вот-вот он огласит мысль, терзающую его.

– Я не могу решить вашу судьбу. Я могу лишь косвенно повлиять на решение правоохранительных органов. Закон уже не в моих руках. Я всего лишь пенсионер, который по доброте душевной и наличию свободного времени помогает своему лучшему другу, – полковник пристально посмотрел на Беляка.

Сергей Васильевич не поднимал глаз. Он понимал, что как только посмотрит на друга, не сможет принять решение, к которому склонялся.

– Мой друг, тебе предстоит нелегкое решение. Но именно ты должен принять его. Мое мнение ты уже знаешь, лишнего я говорить не буду. Ты просто положи на часу весов правду и закон и посмотри, что перевесит.

Полковник отошел к окну и закурил. Ветерок подхватывал дым, кружа его в легком танце, и быстро уносил прочь. Александр Петрович понимал, насколько сейчас тяжело его другу, но решение он должен был принять самостоятельно. Последние два дня Виноградов размышлял над вопросом, на который никто и никогда не сможет получить ответ. Он старался думать не головой, а сердцем, совестью, душой… Наверное, именно там и хранятся ключи ко всем разгадкам, а не в умных книжках с толстым переплетом. Услышав шум, он обернулся: Беляк складывал в портфель документы и ежедневник. Звук молнии, затем щелкнули две застежки, и Сергей Васильевич уже стоит у дверей. В пороге он обернулся и махнул головой полковнику, как бы говоря: «Пошли домой». Двери закрылись.

Уже почти переступив порог, Виноградов обернулся:

– А вот с моей машиной – это зря. Ой, как зря, – полковник вышел. В помещении воцарилась тишина.

 

Глава 21

Щедрое солнце делилось своим теплом с окружающим миром. Ровно скошенная трава изо всех сил тянулась вверх, стараясь как можно быстрее вырасти. Цветы на аккуратно высаженных клумбах пропитали своим ароматом дачный воздух, насытив его нотками любви и счастья. Александр Петрович вышел из дома и потянулся всем телом вверх, отпуская себя в объятия нового дня. Несколько минут он босиком гулял по зеленому ковру, протыкая пятки мелкой деревянной щепкой.

– Да ну в баню эту пользу! Алла как вычитает что-нибудь в своих умных журналах! – полковник, перепрыгивая через останки бревен, громко ругался. – Ваш желудок будет лучше работать, если каждое утро вы будете босиком ходить по земле. Мой желудок будет в порядке, если я не буду бросать в него гастрономический мусор!

Облачив ноги в удобные шлепанцы, Виноградов направился в центр сада. Посередине участка, среди раскинувших свои ветви яблонь, стояла огромная бочка, внешне напоминающая большой пластиковый контейнер для мусора. Эту чудо-емкость полковник выиграл у соседа в карты. К слову, последний расстался с ней без слез, так как планировал вывезти ее на свалку.

Полковнику потребовалась неделя, чтобы привести будущий бассейн в идеальное состояние. Он вычистил его внутри и снаружи, до блеска натер металлические крепежи и даже смастерил небольшую лестницу. Мечта о собственном бассейне была воплощена в реальность. Правда, ни Настя, ни Алла Владимировна так и не решились поплавать в нем.

– Ну и как тут плавать? – спросила Настя, впервые увидев новый бассейн, – сюда же помещается только один человек. А на поверхности торчит лишь голова!

Полковнику для счастья больше и не нужно было. Надев новые плавки, которые он специально приобрел для водных процедур, и взяв полотенце, Александр Петрович отправился в первый заплыв.

– Вот черт! – крикнул полковник, так как лестница под его ногами с треском разлетелась на составляющие: доски в одной стороне, гвозди в другой.

Картина напоминала рисунок из комикса: тучный усатый полковник висит на краю пластиковой бочки, стараясь всеми силами не упасть на землю.

– А вот если бы у тебя не было живота, то ты бы без проблем забрался бы и без лестницы, а так ты застрял, дружище! – сквозь слезы смеха проговорил только что подошедший Беляк.

– Я тебе сказал приехать к десяти, а сейчас восемь утра! – из последних сил говорил полковник.

– А я как чувствовал, что нужно приехать пораньше, – все еще смеясь, говорил Беляк, – вот почему я не зарядил с утра телефон?

– Заткнись и подтолкни меня!

– Ага, ты меня раздавишь. Я сейчас схожу за стулом.

– Быстрее! Я сейчас упаду!

Сергей Васильевич вернулся через минуту с табуреткой в руках. Операция по спасению полковника была завершена успешно. Погрузившись в теплую, как парное молоко, воду, полковник прикрыл глаза.

– Ради таких мгновений стоит ждать нового дня. Подай мне сигаретку и зажигалку, а лучше сразу прикури, а то у меня руки мокрые.

– Может, тебе еще и массаж сделать?

– Не откажусь, – полковник улыбался. С мокрых усов мелкими струйками сочилась вода.

– Вытри усы, иначе ты своими кустами потушить сигарету!

– Какими кустами?

– Которые растут у тебя над губой!

– А, ты об этом.

– Когда ты уже сбреешь их? Ты как экспонат! Последний из усатых! Уже никто не носит усы, это не модно, да и не гигиенично!

– Это еще почему? – затягиваясь сигаретой, спросил полковник.

– Представляешь, сколько мусора у тебя там скапливается за день! Ворсины, кусочки еды и даже, наверное, мухи! – Беляк рассмеялся. – Я представляю себе, как ты разговариваешь, а у тебя из усов вылезает муха, – Сергей Васильевич плакал от смеха.

– Что ты несешь? Усы – это не просто волосы на лице. Это целая философия! Да кому я объясняю, – полковник смотрел на плачущего от смеха друга. – Тебе пора освежится! – Полковник набрал полные ладони воды и вылил ее на голову другу.

– Все, все! Я больше не буду. Просто проснулся в хорошем настроении. К слову, впервые за последние месяцы. Если честно, то я думал, что после того как мы закрыли глаза на исход дела Мазалевского, я вообще не буду спать, все время размышляя, правильно ли я сделал. Но сейчас я практически уверен, что мы все сделали верно.

– Я в этом даже не сомневаюсь. Знаешь, иногда закон не определяет истинную вину человека. Нужно потратить много сил, времени, чтобы докопаться до правды. Но не всегда это возможно. Нам повезло, что так все сложилось. Жертва оказалась главным преступником. И все благодаря кому? Правильно! Благодаря мне!

– Кто бы сомневался! Может, все-таки подумаешь о возвращении в родное управление?

– Дважды в одну реку не войти. И давай раз и навсегда закроем эту тему.

Беляк знал, что именно так и будет. Поэтому это был последний раз, когда он задавал этот вопрос.

– Мне воистину жалко, что рядом с нами плечом к плечу ходят вот такие Мазалевские. Он собрал в себе самые мерзкие качества человека, которые даже по отдельности представляют угрозу для общества. Да, ты не ослышался, именно угрозу. Ведь душевные раны, в отличие от физических, порой не затягиваются никогда, – полковник протянул Беляку окурок сигареты, чтобы тот выкинул его в урну. Сергей Васильевич приподняв левую бровь, посмотрел на друга. – Тебе же не сложно? – полковник улыбнулся своей лучшей улыбкой.

Беляк аккуратно потушил окурок в глиняной пепельнице с гравировкой «Девяноста пять лет милиции».

– Знаешь, Серый, ты когда-нибудь задумывался о том, что остается после смерти человека? Кто-то скажет, ничего, кто-то скажет, память, а кто-то упомянет об оставшейся квартире или машине. Я не соглашусь ни с одним вариантом. После смерти умирает лишь тело, а человек остается жить. Его слова каждый день будут откликаться в сердцах его детей, его поступки станут примером для других людей, его творения навечно войдут историю, воспитая далеко не одно поколение личностей. Его запахи пропитают стены квартиры, и каждый раз, вдыхая их, мы будем вспоминать, что перед тем, как уйти на работу, он выливал на себя флакон духов. Его вещи станут достоянием его детей, и при взгляде на старый свитер или вечернее платье они будут вспоминать, как их мама кружилась перед зеркалом в новом наряде или папа, чтобы согреться, надевал вязаную кофту.

Полковник вылез из воды и вытерся полотенцем.

– Я могу продолжать еще очень долго, но к чему я это все говорю: после нашей смерти мы не умираем, но есть люди, которые после себя оставляют лишь прах. Прах, который подхватывает ветер, навсегда рассеивая его в вечности. Прах на ветру. И больше ничего.