Бубнов Олег Викторович внимательно читал документы, которые только что принесла Радушкина. Внушительная кипа корреспонденции не пугала его, а, наоборот, помогала отвлечься от гнетущих мыслей. Бубнов ответственно подходил к любому делу: будь то замена розетки или строительство двадцатиэтажного дома. В свои тридцать восемь он успел освоить все строительные специальности. Поэтому, когда Мазалевский предложил ему должность главного инженера, а как говорят в народе, бригадира, он согласился не раздумывая. Бывший начальник переманил его у конкурентов, соблазнив приятной зарплатой и привлекательным социальным пакетом.

– К тебе можно, – в дверях показалась голова Жордина.

– Конечно, заходи, – Бубнов закрыл папку с документами.

– Я так понимаю, наши жандармы сегодня придут по твою душу?

– Наверное. Не переживай, я знаю, что им сказать. Все как мы договаривались. Никто не должен отступать от плана.

– Ты же знаешь, я человек, который не противоречит своим решениям. Но я все думаю, правильно ли мы поступили? Не возомнили ли мы себя тем, кому мы молимся?

– Нет. Мы все сделали правильно. Лично у меня не было другого выхода. Ты меня понимаешь? – почти прокричал Бубнов. – Это было мое спасение!

– Тише. Я все понимаю! И я полностью тебя поддерживаю!

Разговор был прерван. Аккуратно открыв дверь кабинета, на пороге показались Виноградов и Беляк. Александр Петрович сегодня был одет не по-праздничному. Перебирая свой гардероб, он наткнулся на темно-синюю рубашку и черные джинсы.

«Это наряд прямо для меня. Нет повода радоваться, есть только мысли для грусти! Бедная моя ласточка!» – подумал он.

Наряд Беляка, как обычно, не отличался изысканностью и вкусом. Старые голубые джинсы, родом из девяностых, и свитер, имевший такой срок годности, что даже моль отказывалась обедать им. Сергей Васильевич не знал, что такое мода и что одежду уже можно купить в любом торговом центре или гипермаркете. Он был холостяк. Не закоренелый, а просто холостяк. О женщинах он мечтал, но отношений боялся. Седые года уже наступали ему на пятки, а он все еще думал о голубоглазой нимфе и парочке милых детишек, снующих по квартире. Виноградов искренне хотел помочь другу наладить личную жизнь, но безрезультатно.

– Здравствуйте, Константин Васильевич, – протягивая руку, сказал Виноградов. – Как поживаете?

– Я удивлен! Вы помните мое имя?

– Память – мой главный соратник! Без нее в моем деле нечего делать.

– Так может вам пора на пенсию?

– Спасибо за заботу, но я уже там! Да-да, вот такой вот инициативный пенсионер! Не стоит растрачивать слова восхищения, я и так все знаю. – Виноградов быстро переключил внимание на второго собеседника. – Добрый день, Олег Викторович. Мы к вам с важным разговором. Тема вам, я так полагаю, известна.

– Наслышан о вас, Александр Петрович. Свои-ми допросами вы изрядно утомили наших сотрудников, – стараясь казаться добродушным, сказал он. – Я уже все рассказал вашим коллегам.

– Вы правильно делаете, что не носите форму, она не располагает к доверительной беседе, – ухмыльнувшись, сказал Жордин.

Полковник пропустил мимо ушей ехидное замечание Константина Васильевича и, удобно расположившись на стуле, приступил к беседе.

– Пока уважаемый заместитель не покинул нас, хочу поделиться с вами интереснейшей историей. Представляете, кто-то сегодня утром изуродовал мою машину! Так мерзко надругался над ней! – полковник не сводил глаз с собеседников, как бы сканируя их. – Интереснейшее совпадение, – продолжил он, – как только я познакомился со всеми вами, моя машина подверглась нападению! Так еще и такому эмоциональному и циничному! – полковник встал со стула.

– Не пониманию, а при чем тут мы? – с явным недовольством спросил Жордин.

– Знаете, я просто пенсионер. Я не делаю никому ничего плохого. Здороваюсь с соседями, не сорю в подъезде, не паркую машину на чужие места и газоны, кормлю бездомных котов и птиц, – полковник мерял шагами кабинет, – коллекционирую фотографии, сажаю на даче помидоры и огурцы. Скажите, что из вышеперечисленного могло разгневать людей, чтобы они так по-зверски надругались над моей машиной! И тут я встречаю вас! Мы знакомы всего три дня, и вот результат! Не правда ли, интересное совпадение? – Виноградов обвел присутствующих глазами.

– Действительно, – растягивая звуки, повторил Жордин.

Бубнов стоял возле окна и молчал.

– Ладно, это все, что я хотел вам рассказать. Просто не удержался, чтобы не поделиться новостью. Константин Васильевич, можно попросить вас оставить нас наедине с товарищем Бубновым.

– Конечно, конечно, я удаляюсь. Олег, потом договорим, – пожав руки правоохранителям, Жордин закрыл за собой дверь.

Олег Викторович старался держать лицо, но было заметно, что он взволнован. Александр Петрович, немного успокоившись, присел на стул. Беляк последовал его примеру и, не спрашивая разрешения, плюхнулся рядом.

– Будем знакомы, Олег Викторович. Слышал о вас много лестных отзывов!

– Например? – с интересом спросил Бубнов.

– Например, толковый мужик, – заглянув в блокнот, сказал полковник, – мне, как сыщику, всегда интересно мнение людей друг о друге, так проще составить объективную картину о человеке. Так вот про вас я слышал только приятные слова.

– Чем-то, наверное, заслужил.

– Олег Викторович, из протокола допроса я знаю, что в вечер убийства вы находились дома. Ваше алиби подтвердили ваши соседи, которые коротали вечер вместе с вами. Я хочу лишь попросить вас охарактеризовать вашего руководителя. Точнее, бывшего руководителя.

– Нетипичный протокольный вопрос, – ухмыльнувшись, сказал он, – я бы назвал его человеком контрастов. В нем сочетались очень противоречивые качества. Благородства в нем, конечно, было мало, как и порядочности, но зато он считал себя человеком, обладающим хорошим чувством юмора. Правда, в этом тоже был свой минус, юмор он использовал только в отношении других, над собой он смеяться не умел. И не дай Бог кто-нибудь отпустит в его сторону шуточку.

– Редкий человек любит и может посмеяться над собой, – заметил Виноградов.

– Понимаете, он не прощал никого и не считался ни с чьим мнением, – будто не слыша слов полковника, продолжал он. – При всей своей ершистости, он был обычным трусом, который боялся любой ответственности.

Виноградов понял, что Бубнов может еще долго характеризовать своего шефа.

– Подскажите, а как он вел себя с коллегами?

– Я повторюсь, он никого ни во что не ставил! Считал, что лишь он знает, что нужно делать и как нужно жить!

Полковник заметил, что у Бубнова дрожат руки.

– Он столько лет стоял у штурвала компании, неужели он ничего не сделал для развития фирмы?

– Как сказать. Он создавал иллюзию работы. Приписывал себе заслуги других. За счет этого и выезжал, – Бубнов говорил уже более спокойным тоном. – Понимаете, такие люди уже мертвы. Поэтому расставаться с жизнью ему было не страшно. Не думайте, что мы все такие бесчувственные. Нет. У нас такая же душа и сердце, как и у вас. Просто мы устали. Устали от постоянных унижений, оскорблений, лжи…

– Почему никто не остановил его, не прекратил этот ужас? – спросил полковник.

– Как видите, кто-то все же прекратил. У кого-то явно сдали нервы. Всему есть предел. Даже бесчеловечности есть предел.

– Какое у вас интересное печенье, – вдруг спросил Виноградов, – извините, я просто голодный.

– Угощайтесь, – Бубнов протянул корзинку с печеньем.

– Очень вкусное! Я такое не пробовал. Просто я большой поклонник выпечки, – прожевывая сдобу, сказал полковник. – Домашнее?

– Нет, в магазине купил, – не раздумывая ответил Бубнов.

– Очень вкусное! Я обязательно поищу на прилавках!

Беляк, приподняв брови, смотрел на друга, который уплетал чужое печенье, испачкав все лицо в крошки. На мгновенье Сергей Васильевич подумал, что друг от голода несет какой-то бред.

– Угощайся, – будто прочитав мысли Беляка, сказал полковник и протянул ему печенье.

Беляк хотел отказаться, но, увидев злые огоньки в глазах полковника, покорно открыл рот. Беседа продолжалась еще минут десять. Затем, отблагодарив за помощь и второй завтрак, Виноградов и Беляк вышли из кабинета.

– Что это было за представление? – выйдя из здания, спросил Беляк.

– Серый, ты просто олух! – подкуривая сигарету, сказал полковник. – Ты так ничего и не понял?

– Нет. Но мне было стыдно за тебя! Ты не мог подождать, пока мы закончим, и потом пообедать?

Александр Петрович старался сдержать эмоции. Про себя он посчитал до десяти, представил овец, пасущихся на зеленой лужайке, и даже сделал дыхательную гимнастику. Беляк все это время смотрел на него, как на сумасшедшего.

– Знаешь, Серый, это тебя надо было отправлять на пенсию, а не меня! – сказал полковник. – Ведь у тебя поролон вместо мозгов! Как ты мог не догадаться в чем дело?

– Ну, давай, жги! Просвети тупицу!

– Вчера Иванова угощала нас таким же печеньем! Но ты был поглощен созерцанием ее красот. Она рассказывала, что испекла его сама!

– И что? Ну угостила Иванова коллегу печеньем!

Виноградов посмотрел на друга глазами, полными разочарования. Сперва он хотел высказаться по поводу умственных способностей товарища, но решил промолчать.

– Сережа, она не угостила его на работе, как это принято между коллегами, она испекла печенье для него! Я скажу тебе больше, угостила она его печеньем дома!

– С чего ты взял?

– Когда тебя коллега по работе угощает печеньем, он дает тебе несколько штук, но не целый пакет, так?

– Возможно.

– А на столе у Бубнова стояла целая корзина такого же печенья! Здесь напрашивается только один вывод: они пара! Вероятнее всего, даже живут вместе! – Виноградов довольный собой, посмотрел на Беляка, ожидая как минимум оваций.

– Возможно, ты прав, – сказал Беляк, – и что нам это дает?

– Напрашивается сразу вопрос: почему они скрыли отношения? Вот смотри, – полковник начал быстро переворачивать листики блокнота, пытаясь найти нужную запись, – вот она! Смотри, Иванова Елена Павловна, тридцать четыре года, не замужем, детей нет.

– Когда ты успел у нее это спросить?

– Когда ты ронял на нее свои слюни, – усмехнувшись, сказал Александр Петрович. – Кстати, соберись, Серый! Что-то ты в последнее время совсем невнимательный.

– Он тоже не женат? – пропустив мимо ушей замечание друга, сказал Беляк.

– Нет. Но ты проверь его слова, когда приедешь на базу. Я чувствую, это важно, только пока не понимаю, почему, – поглаживая усы, сказал полковник. – Ладно, кто еще жаждет встретиться с нами сегодня?

– Коваль и Роговцов, правда, нужно ехать на стройку. Здесь недалеко, на проспекте Дзержинского.

– Хоть какое-то разнообразие, – потирая руки, сказал Виноградов, – я устал от офисного планктона, душа требует народа, – пропел он и снова закурил сигарету.

По дороге к машине Беляк пристально рассматривал друга.

– Все забываю у тебя спросить, чего ты сегодня оделся, как будто у тебя траур? Весь в черном. У меня настроение портится, как только на тебя посмотрю!

Александр Петрович стал похож на пыхтящий самовар.

– У меня траур! Моя машина разбита! Ты забыл? – полковник изменился в лице.

– Ничего я не забыл! Просто не думал, что ты настолько расстроишься!

– Давай, звони своим орлам. Спрашивай, нашли ли они что-нибудь?

– Я звонил. Пока тишина.

– Бестолочи! Ничего не могут сделать сами!

Беляк решил не комментировать и, обогнав товарища, пошел в сторону машины. Но через несколько секунд не выдержал, обернулся и покрутил пальцем у виска. Полковник как раз поднял глаза. Увидев «дружеский» жест, он начал что-то кричать в сторону друга. Но западный ветер подхватил его слова и быстро унес их вдаль, наверное, на юг.