Александр Петрович стоял перед зеркалом и поправлял темно-синюю бабочку – недавний подарок супруги. Коричневая рубашка и синие брюки прекрасно гармонировали друг с другом. Полковник был неотразим. Улыбнувшись своему отражению, он даже засмущался.

– Непорядок, – сказал он, доставая из кармана маленькую расческу для усов, – наверное, отлежал, – он тщетно пытался уложить непослушный волосок, но тот никак не поддавался. – Ну вот и как я пойду к людям?

Александр Петрович взял с полки в ванной маленькие ножницы и, подойдя к зеркалу, аккуратно отрезал непослушный волосок.

– Идеально! – от улыбки усы разъехались в стороны как гармонь, наполнив лицо полковника нотками доброты и умиления.

В дверь нетерпеливо позвонили.

– Иду, иду, – оторвавшись от своего отражения в зеркале, крикнул полковник.

– Ну ты, отец, даешь! – присвистнув, сказал вошедший в квартиру Беляк. – Одним словом, жених!

– Я же попросил тебя одеться прилично! – полковник был в негодовании. – Ты это называешь прилично?

Сергей Васильевич растерянно смотрел на себя в большое зеркало, встроенное в шкаф.

– Это мои лучшие вещи, – с обидой в голосе сказал он. – Посмотри, какая красивая рубашка, – Беляк бережно разглаживал складки ярко-фиолетовой рубашки, собравшиеся толпой на весьма заметном животе.

– Я далеко не модник, но даже я знаю, что это вышло из моды лет пятнадцать назад! Ты посмотри на свои брюки, они протерлись почти до дыр на твоем седалище!

– Где? Где и что ты увидел? – поворачиваясь спиной к зеркалу, повторял Беляк.

– Ну, вот же, посмотри! Это сколько нужно сидеть, чтобы так протереть штаны! Пословицу точно про тебя придумали, – полковник держал Беляка за штаны и рукой показывал в сторону его седалища.

– Что у вас тут происходит? – приподняв брови, спросила вошедшая в прихожую Настя. – Пап, что ты делаешь? – Настя еле сдерживала смех.

– Доча, иди куда шла! – отмахнулся Александр Петрович.

– Я вообще ничего не понимаю! Ты звонишь мне ни свет ни заря. Говоришь, чтобы я одел свой лучший костюм и ехал к тебе! Зачем? Почему? Ты ничего не рассказал! Я сделал все, что ты просил, а ты все равно не доволен!

– То, что ты быстро приехал, – молодец, но вот насчет лучшего костюма – ты погорячился! – Виноградов еле сдерживал эмоции. – Вот что такое лучший костюм! – он обернулся вокруг себя. – Красота! Приятно посмотреть, не стыдно высунуть нос на улицу!

– Если бы не Алла, ты был бы одет еще хуже меня! Я предлагал надеть форму, но ты запретил.

– Ладно, проехали.

– Теперь ты мне расскажешь, зачем вытянул меня из дома в такую рань?

Полковник приподнял указательный палец вверх, сообщая жестом, что нужно подождать. На столе нетерпеливо жужжал мобильный телефон.

– Евгений, спасибо вам, что перезвонили, – полковник достал из кармана записную книжку и начал что-то быстро писать. – Ага. Понял вас. Через сколько вы сможете быть на месте? Отлично! Тогда через два часа встречаемся на офисе. Все, как договаривались.

– Мы едем на офис? Зачем?

– Затем, что я разгадал загадку! Да-да, можешь уже начинать хвалить меня! Не стесняй себя словами! Я все равно знаю, что я гений! – полковник самодовольно разглядывал в зеркале свое отражение.

– Почему ты мне сразу не рассказал? И кто такой Евгений?

– Ты все узнаешь! Я не говорил, потому что до звонка это было бы неэтично. А вот сейчас я могу нести ответственность за свои слова.

– Хорошо… – Беляк растерянно смотрел на друга, – так ты можешь назвать фамилию убийцы? И все же, кто такой Евгений?

– Евгений – это один очень хороший и умный человек, который мне помог в одном деле.

– В каком?

– Я не буду забегать вперед, всему свое время. Прости меня, друг, но тебе придется немного подождать. Все гораздо серьезнее, чем мы думали… Гораздо сложнее…

– Что я должен делать? – Беляк понял, что друг не шутит и дело действительно серьезное.

– Мы сейчас едем с тобой на офис. Я тебя очень прошу пока никому не звонить, никому не сообщать о случившемся. Я больше не имею никаких законных прав, поэтому окончательное решение принимать будешь ты. Я предупреждаю тебя, выбор будет тяжелым. На весах правосудия сегодня будет две правды: законодательная и человеческая. Выбор будет за тобой.

Сергей Васильевич, не отрывая глаз, смотрел на друга, успевая лишь проглатывать слова.

– Я понял. Поехали, – собрав эмоции в кулак, сказал он.

– Одну минуту.

Полковник взял с полки туалетную воду и принялся поливать себя с ног до головы. Он прыскал на волосы, шею, лицо, закрывая глаза и зачем-то открывая рот.

– Твою налево, – Беляк закрыл нос пальцами, – ты хочешь их всех убить своим одеколоном? – он взял в руки флакон. – Дагер! Каким клопомором ты пользуешься? И этот человек еще что-то говорит про мой внешний вид! Лучше выглядеть так, как я, чем пахнуть, как ты!

– Папа! Ты опять? – Настя подошла к окну и открыла форточку. – Сколько я тебя учила? Нельзя столько выливать на себя туалетной воды!

– Кому ты говоришь? Посмотри на него, он стоит и улыбается! Кстати, твоя вода точно туалетная! Только в другом смысле!

Виноградов молча слушал дочь и друга, лишь вращая головой по сторонам. Потом снова взял духи и несколько раз прыснул себе на лицо.

Конференц-зал напоминал большую студенческую аудиторию. Правда, деревянные парты и стулья заменяли дорогие дубовые столы и кожаные кресла. Окна были закрыты роль-шторами, а пол согревал расшитый незамысловатым узором ковер. К слову, именно он и нарушал официальный стиль помещения, добавляя ему нотки домашнего уюта. Посредине кабинета стоял еще один полукруглый стол с кожаным креслом – место бывшего руководителя. На столе вместе с компьютером был установлен тонкий микрофон. Именно на него в первую очередь обратил внимание вошедший в кабинет полковник.

«Интересная штуковина! Сегодня буду вещать в него, – размышлял про себя Александр Петрович. – Надо в этой жизни попробовать все!» – Виноградов с важным видом расположился в кресле директора.

Сидящие напротив сотрудники с интересом разглядывали полковника. Виноградов удостоил их лишь легким кивком головы и тихим «добрый день». Он заранее созвонился с Жординым и предупредил о встрече, попросив собрать всех сотрудников в какой-нибудь большой комнате. Сейчас, восседая во главе кабинета, полковник пристально всматривался в растерянные лица. Недоумение, волнение, вызов, спокойствие отчетливо читались в выражениях лиц и мимике присутствующих. Все старались выглядеть непринужденно, но волна страха захлестнула всех.

Полковник медленно доставал из сумки вещи и в определенном порядке раскладывал их на столе. Двенадцать гильз, бусина от женской рубашки, резинка для волос, два окурка (тонкий и стандартный), пуговица от рубашки жертвы, чашка со следами губной помады (бледно-розовый цвет), женский носовой платок.

Тишина в кабинете пропахла потом волнения. Полковник, как истинный актер драмтеатра, старался как можно правдивее играть свою роль. Положив один предмет на стол, он плавным движением поправлял его, затем так же медленно тянулся за вторым, выкладывая его на одну линию с предыдущим. Для большего эффекта не хватало лишь тихой барабанной дроби.

Беляку в этом спектакле не досталось роли, он хоть и стоял на сцене, но был лишь непосвященным зрителем. Он знал, что его друг обладает целым списком странностей, но сегодня он смотрел на него с удивлением и восхищением. Сергей Васильевич знал, Виноградов не паясничает, он действительно знает ответ и скоро огласит приговор, указав на убийцу.

Александр Петрович мысленно улыбнулся. Бросив взгляд на присутствующих, он понял, что интрига удалась.

«Ну у них и физиономии, – подумал он. – Правильно, правильно! Бойтесь овцы, волк идет по следу».

– Уважаемые товарищи милиционеры! – Сорняков приподнялся со стула. – Вы не могли сообщить нам, по какому поводу мы все здесь просиживаем штаны?

– Терпение, мой друг. Сейчас вы все узнаете! Тем более, вы все равно просиживаете их в вашем кабинете!

Сорняков хотел еще что-то сказать, но, поймав на себе взгляд Жордина, замолчал и сел на место. Александр Петрович удобно расположился в кресле, предварительно придвинув к себе микрофон. Беляк сидел рядом.

– Раз, раз, – полковник проверял работу микрофона, – как слышно меня? Прием, прием! – рассмеялся он. Увидев выражение лица Беляка, он постарался сделать серьезный вид. – Господа! Сегодня ровно месяц, как ваш руководитель был застрелен у себя в кабинете. Если вы забыли, то я напомню вам, его звали Мазалевский Артур Валерьевич.

Полковник наклонился к Беляку:

– Крутая штука! Надо установить такую у себя дома на балконе и, как только кто-то припарковался на твое место, включать в микрофон милицейскую сирену, – полковник возбужденно смотрел на друга. Беляк не понимал поведение товарища, но не перечил, стараясь оставаться спокойным. – Ладно, потом поговорим.

Он снова перевел взгляд на присутствующих. Радушкина, сидевшая до этого момента со спокойным лицом, раскраснелась. Было очевидно: она взволнована. Бубнов, сложив перед собой руки, постукивал пальцами по ежедневнику в такт придуманной им мелодии. Жордин внимательно следил за действиями полковника. В целом, зрители были готовы к просмотру спектакля. Занавес можно было поднимать.

– Уважаемые господа! Сегодня я собрал вас, чтобы поделиться радостной новостью: личность убийцы установлена. Да-да! Вы не ослышались! Я скажу больше! Я даже успел заглянуть этому мерзавцу в глаза! Я думаю, вам всем будет интересно узнать, кто так безжалостно, я бы даже сказал, кровожадно, лишил жизни вашего руководителя. Но перед тем, как я назову его имя, я хочу рассказать вам несколько увлекательных историй.

Полковник встал с кресла и принялся расхаживать по кабинету. Он проверил, можно ли взять с собой микрофон, но, к его сожалению, шнур был слишком короткий.

– В ходе проведенного мной расследования я совершенно случайно узнал много интереснейшей информации о лицах, приближенных к нашей жертве. Поэтому, господа, не обессудьте! Если вы не возражаете, уважаемая Наталья Дмитриевна, я начну с вас.

Радушкина пожала плечами. На ее лице играла усмешка.

– Мне даже интересно узнать о себе что-то новое, – сказала она.

– Ну что ж, прекрасно! Тогда я начну, – полковник сложил руки за спиной. – Простите, последний вопрос не по теме, вы не возражаете, если я закурю?

Все молчали.

– Отлично! Спасибо за понимание! – Виноградов достал из пачки сигарету и закурил. – Наталья Дмитриевна – женщина удивительная! Те, кто близко с ней знаком, поймут меня с полуслова. Ее живости речи может позавидовать любой политик. Когда мы с вами познакомились, я сразу заметил, что вы доверчивы и эмоциональны. Но я вас недооценил! Браво! Вы сыграли прекрасную роль такой простой сплетницы-дурочки. Приношу извинения за мой примитивный афоризм, но это так. Типичный образ секретарши. На самом деле вы не так глупы, как кажетесь, Наталья Дмитриевна. Я скажу больше, вы чертовски умны! В принципе, как и ваш план, над разгадкой которого мне пришлось поломать голову несколько недель.

Полковник глазами искал, где можно потушить окурок. В итоге так и не найдя пепельницу, он отдал окурок Беляку со словами: «Подержи, пожалуйста».

– Вернемся к нашей первой встрече, – полковник отлистал нужную страницу в блокноте. – Вы сказали, что на работу вас пригласила знакомая с бухгалтерии, точнее, рассказала о свободной вакансии. В тот день я не вдавался в подробности, но для себя пометил ваши слова, – Виноградов остановился и посмотрел на Радушкину. – Вы хотите сказать, что просто пришли в отдел кадров фирмы «Строй с нами» и вас сразу взяли на работу?

– Да. Я не вижу здесь ничего странного, – еле слышно сказала Радушкина.

– Здесь странно все! Мы все прекрасно понимаем, как остро стоит вопрос трудоустройства в современном мире! Ну не может просто так с улицы прийти девушка и устроиться в одну из успешнейших фирм страны! Я сразу отвечу на ваше «почему?». Потому что у директора есть свои дети, племянники, соседи или просто знакомые, которых выгодно устроить на такое теплое место! И ваши знания, опыт, квалификация не играют никакой роли. Это не новость, так везде! Правда, есть еще пути, как устроиться на хорошую работу, но я не буду их называть, иначе женская половина может на меня обидеться, – полковник обвел присутствующих взглядом. – Итак, к чему я все это говорю! К тому, что Наталья Дмитриевна либо, говоря современным языком, «блатная», либо она была знакома с Мазалевским до своего трудоустройства! И я склоняюсь ко второму варианту.

Александр Петрович присел в кресло.

– Наталья Дмитриевна последние два года состояла в любовных отношениях с ныне покойным генеральным директором, – полковник выпалил это на одном дыхании.

– Что вы себе позволяете? – встав с места, крикнула Радушкина. – Я больше не намерена слушать этот бред!

– Я забыл сказать, дорогие друзья! Никто не покинет наше мероприятие пока я и мой драгоценный товарищ не разрешим вам. Иначе нам придется продолжить разговор в месте не столь теплом и уютном.

Радушкина немедленно села на свое место.

– Итак, Наталья Дмитриевна устроилась на фирму, как мы уже поняли, по знакомству. Но Артур Валерьевич по своему характеру – мужчина непостоянный: общение с Радушкиной ему наскучило и он отправился на поиски нового приключения. Правда вот Наталья Дмитриевна разрывать отношения не планировала, особенно профессиональные. Поэтому и пригрозила бывшему любовнику рассказать про них его жене и сыну. Испугавшись последствий, Мазалевский оставил Наталью Дмитриевну. Через несколько месяцев она сообщила ему, что он скоро станет папой. Как вы понимаете, он этой новости не обрадовался, – полковник сделал паузу и заглянул в свой блокнот. – Владислав Радушкин – ваш сын…

– Замолчите! – сквозь слезы крикнула Радушкина. – Я не хочу этого слышать…

– Успокойтесь! Он жив и находится в Минске. Я нашел его в детском доме номер два. Мазалевский не сильно и старался спрятать его от вас.

Наталья Дмитриевна не сдерживала слез. Пропитанные болью, они одна за другой скатывались по бледным щекам.

– Я знаю, что вы хотите сейчас же поехать туда, но потерпите, пока мы закончим.

Она лишь кивала головой, вытирая лицо белоснежным платком.

– Самое главное, что он жив и здоров. Я понимаю вашу боль. Мазалевский поступил так, как люди не поступают… Этому нет оправдания! Два года назад он забрал у вас ребенка, представив суду доказательства вашей проститутской «деятельности».

– Я не проститутка! Это все получилось случайно, один раз! Я с ним и познакомилась там! Меня подруга уговорила попробовать… Я не хотела… Но у меня не было денег. А мне очень нужны были деньги. Я его встретила и поняла, что это мой шанс.

– Я знаю, что ваша сестра больна и требуются деньги на ее лечение. Я все понимаю. Но Мазалевскому было наплевать на ваши проблемы, в том числе и на вашего совместного ребенка. Он и вас оставил на работе как напоминание, как трофей. Это поведение скрытого садиста, – полковник снова достал сигарету. Он волновался не меньше, чем присутствующие.

– Да, я брала у него деньги. Я должна была помочь сестре. Я понимала, что это низко, мерзко, но на кону стояла жизнь сестры, – ее голос дрожал, слова звучали нечетко, а мысли путались от обиды и боли. – Он забрал у меня ребенка! Никто не знает, что это такое, когда у тебя забирают твоего малыша! Лучше бы меня убили, разрезали по частям – это не было бы так больно! – Радушкина кричала сквозь слезы. – Он говорил, что это наказание мне за обман! Он узнал, что я с ним только ради денег. А ему от проститутки сын не нужен. Он все время это говорил…

Щербакова встала и налила ей стакан воды. Виноградов стоял возле окна и курил. Его сердце выпрыгивало из груди, он понимал, что копает слишком глубоко, но у него не было выбора.

– Держитесь, Наталья. Теперь у вас есть ради чего жить. Я обещаю, в ближайшее время ваш сын будет у вас.

Радушкина с неимоверной благодарностью посмотрела на полковника и еле заметно прошептала:

– Спасибо.

– Давайте вернемся к главному герою. Кто такой Мазалевский? Откуда он? Кто его семья? Вы все говорили мне о том, какой он нехороший человек. Это я мягко выражаюсь. Но никто из вас не назвал мне причину. Никто! Я задумался, почему все молчат? Что этот человек сделал такого ужасного? Я начал изучать каждого из вас. Я смог разглядеть ту сторону, что была скрыта от посторонних глаз. Ваши тайны. Вашу боль. То, что вы так усердно прятали за улыбками и равнодушием.

Все смотрели на Виноградова, не отводя глаз. Он понимал, читая выражения их лиц, что попал в самое сердце.

– Сорокин Игорь Андреевич, вы были знакомы с супругой Вашего руководителя?

– Виделись пару раз на мероприятиях.

– Милейшая женщина, не так ли? Я бы даже сказал, что у нее ангельские черты лица. И, насколько мне известно, она была женщиной честной и благородной. Я говорю была потому, что Оксана Владимировна скончалась от инфаркта. Умереть в таком возрасте – это крайне ужасно. Я в таких же годах, но, поверьте, у меня все только начинается. А она, к сожалению, больше не сможет насладиться этой прекрасной жизнью. Знаете, в чем вопрос? По желанию Бога ли она отошла на тот свет или кто-то все-таки помог ей сделать шаг навстречу мнимой судьбе? Как вы считаете, Игорь Андреевич?

– Понятия не имею, о чем вы говорите!

– Я так и думал, – полковник недовольно зашевелил усами. – Вы, как никто другой, сможете рассказать нам, кто такой Мазалевский Артур Валерьевич и кто его жена! – он значительно повысил тон, придавая своим словам еще большую значимость. – Я думаю, родной брат будет знать, как умерла его сестра! Узнать правду было проще простого. Вы просто не подумали, что мы будем копать по линии жены, но, увы…

– Это не имеет никакого значения.

– Поверьте, имеет! Вы очень любили свою сестру. Можно даже сказать, обожали ее. Вы знали, как ей неимоверно больно от поступков мужа. Именно вы были с ней рядом, когда она лежала в больнице. Кстати, Мазалевский ни разу не навестил супругу в больнице, но зато всем рассказывал, какой он несчастный и одинокий.

– Он изменял ей практически на ее глазах! Обижал, оскорблял! Она все терпела и молчала! Это он загнал ее в могилу! Если бы не он, она была бы жива… Моя Оксана! – Сорокин закрыл руками лицо и, качаясь из стороны в сторону, повторял ее имя.

– Держитесь, мой друг. Уже ничего не вернуть.

– Она любила его, искренне, неподдельно. А он? Он пользовался ее добротой, вытирая об нее ноги! Урод! Туда ему и дорога.

Сорокин отошел к окну. Полковник решил закончить на этом диалог, видя, какие эмоции вызывает его рассказ у присутствующих. В принципе, он и не надеялся на другую реакцию, понимая, что нет ничего хуже, чем ворошить старые, незажившие раны.

– Уважаемая, Елена Павловна. Если вы не возражаете, я хотел бы немного познакомить вас с коллективом.

Иванова молчала. Аккуратными линиями она рисовала на странице ежедневника цветы. Миниатюрная розочка, бархатистый пион и черный тюльпан… Штрих за штрихом вырисовывалась картина.

– Подскажите, когда человек давно работает на одном и том же месте, он наверняка благоустраивает его? Расставляет на подоконнике цветы, как Радушкина, приносит личные вещи, например, фотографии, как Жордин, календарики и другие безделушки. Всегда чувствуется, что в этом кабинете работает человек. А в ваших апартаментах я этого не почувствовал. Он пустой. Я обратил на это внимание в день нашего знакомства, но сначала не предал этому значения, – полковник пристально посмотрел на Иванову. – Вы сказали, что работаете на этой фирме полтора года.

– Все верно.

– За это время вы не принесли ни одного горшка с цветком? Вы так не любите свою работу?

– Просто не считаю нужным забарахляться, – Иванова говорила спокойным голосом, – а это преступление, товарищ милиционер?

– Ни в коем случае. Ваше преступление состоит в другом. Вы действительно работали на фирме Мазалевского. Правда, уволились в прошлом году, а месяц назад, на следующий день после убийства Мазалевского, вернулись. Вопрос: зачем?

– Это совпадение. Артур Валерьевич давно предлагал мне вернуться, но у меня не получалось.

– Год назад вы уволились. Если не ошибаюсь, по собственному желанию.

– По семейным обстоятельствам, – Иванова начала нервничать. – Я не буду вдаваться в подробности.

– Зато я буду, – тоном, не терпящим возражений, сказал полковник. – Заранее приношу вам извинения, но я вынужден говорить. Год назад Мазалевский изнасиловал вас прямо в его кабинете! Отвратительнее поступка быть не может. Но, я знаю, что именно вы спровоцировали его. Инициатива сначала шла от вас. Вы хотели легких отношений, подкрепленных дорогими подарками, вкусной едой и элитными напитками. Все пошло не по вашему плану. Он больше не хотел заводить отношения на работе. Нотки флирта он уловил, – полковник сделал паузу, ему было сложно говорить о таких страшных вещах спокойным тоном. – Если не ошибаюсь, это был новогодний корпоратив. К концу вечера ваш руководитель был пьян. Я не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что у вас не было выхода.

Иванова закрыла лицо руками.

– Вы не обратились в милицию, так как он угрожал вам?

– Он сказал, что если я открою рот, то его ребята зашьют мне его. Я знала, что так и будет.

– Олег Викторович Бубнов влюбился в вас с первого взгляда, – продолжил полковник, – сначала вы не заметили его, но когда случилась беда, он первый протянул вам руку помощи. Так завязалась дружба, которая впоследствии переросла в настоящее крепкое чувство. Бубнову не давало покоя то, что преступник не понес наказание. Он понимал, что Мазалевский со своим капиталом и связями минимизирует срок, а может, отделается и условным.

Бубнов сидел рядом с Ивановой. За все время он не издал ни звука. Полковнику на секунду показалось, что он даже рад, что правда стала известна всем:

– Продолжайте, полковник, – улыбаясь, сказал он, – все верно говорите. Я восхищен!

– Спасибо. В ходе моего небольшого расследования я узнал, что ваше алиби, возможно, ненастоящее. В ходе допроса вы не упомянули, что ваш сосед – это ваш родной брат. И живете вы не один, а с Ивановой. К чему обман? Или это все же правда?

– Так значит это вы армейский друг моего брата? – Бубнов хлопал в ладоши. – Браво! Мы голову сломали, гадая, кто к нему приезжал! Честно, я восхищен! Продолжайте.

– Если бы не печенье, я еще долго блуждал бы в темноте.

Все в недоумении посмотрели на Виноградова.

– Они поняли, о чем я говорю, не так ли?

Иванова слегка кивнула головой.

Александр Петрович старался говорить быстро, но понимал, весь монолог займет у него не один час…

– Щербакова Светлана Анатольевна сразу покорила мое сердце: интеллигентная, красивая, умная, скромная женщина. Эти качества столь редки в наше время. Но больше всего меня впечатлили ее глаза. Я прочитал в них горе. Вы прятали свои слезы за семью замками, приказав себе, что ни одним жестом не покажите, что на самом деле творится у вас на душе. Но я разглядел вас сразу. Это я уже потом с моим верным другом применил возможности современной техники и узнал, что именно скрыто от посторонних.

Щербакова, не отводя глаз, наблюдала за Виноградовым. Было видно, что ее взгляд пропитан уважением к усатому милиционеру. Она с нетерпением зрителя, следящего за кульминацией игры актеров на сцене театра, ждала развязки, осознавая, что счастливого конца здесь не будет…

– С историей семьи Щербаковой знакомы все присутствующие. Все происходило на ваших глазах. Те, кто работает на фирме давно, знают, как создавалась эта семья, насколько она была счастлива и какую трагедию постигла в конце. Светлана Анатольевна, я знаю, что ваш муж не виновен. Мы обещаем, что поможем вашему супругу добиться правды.

– Спасибо, – еле слышно сказала она.

Полковник внимательно просматривал свои записи в блокноте, боясь упустить важные детали.

– Константин Васильевич Жордин, – полковник выдержал интригующую паузу, – личность интересная, я бы даже сказал, колоритная. Еще при первом знакомстве я разглядел в вас человека справедливого и честного, но, как мне показалось, обиженного то ли на судьбу, то ли на конкретную личность. Судьба к вам благосклонна: прекрасная жена, дочь, уютный дом и очень милый пес. Значит нужно искать в другом месте. В каком? Правильно, на работе. Где человек проживает семьдесят процентов своей жизни. Но кто из этих милых людей смог нарушить ваш покой? Я рассмотрел все варианты и понял, что это человек, которого уже нет в нашем списке. Человек, которого кто-то вычеркнул жирным стержнем. Но что он мог сделать плохого такому профессионалу, как вы?

Жордин старался сохранять присущее ему спокойствие, не выдавая волнение, пробивающееся наружу сквозь дрожь пальцев и легкую испарину на лице.

– Вы на этой фирме своеобразный хозяин, отец большой семьи. Подчиненные любят и ценят вас, когда возникают проблемы, то они идут к вам за помощью. Это очень мило, не правда ли?

– Не вижу в этом ничего плохого, – Жордин развел руками.

– Наоборот, это замечательно! Именно благодаря таким сильным личностям существует такое понятие, как коллектив. Но, как известно, у всякого успеха есть завистники. В нашем случае это именно так. Мазалевский понимал, что никогда не сможет добиться расположения коллег, а об уважении речи вообще не шло. Поэтому, продумав всевозможные рычаги влияние на вас, он привел их в действие. Схема была примитивна донельзя и соответствовала его морально-нравственным качествам. Ограничить вам доступ к деньгам, а именно лишить премий, бонусов и остальных офисных «заначек». О профессиональном росте речи даже не шло. Мне известно, что вы уже полгода как могли руководить филиалом в Санкт-Петербурге. Вы знаете об этом?

Жордин кивнул.

– Он сделал все, чтобы вы не заняли эту должность. Если бы у него были полномочия, то он давно бы уволил вас, но за вашей спиной стоял Миклашевич. О том, что вам предложили должность, вы узнали приблизительно через месяц после отказа?

– Да, – Жордин нервно провел широкой ладонью, – все именно так, как вы говорите. Мазалевский похоронил мою репутацию. Первое время со мной даже наши партнеры не хотела вести переговоры.

– Он рассказал, что вы редкостный блатной подонок, – Виноградов прищурившись, прочитал запись в блокноте. – Насколько я могу судить, он, характеризуя вас, описывал свои качества. Вы в курсе, что Мазалевский сказал, будто вы изнасиловали сотрудницу и дело не вышло дальше офисных дверей благодаря вашим связям? Большинство ваших петербургских партнеров старше вас и имеют взрослых дочерей, поэтому данного аргумента было достаточно, чтобы прекратить с вами отношения.

– Я в курсе, – Жордин нервно усмехнулся, – у меня друг там работает, он мне рассказал.

– Я не буду опускаться до пересказа сплетен, в которых купался весь офис. Главным героем этого дешевого романа были вы. То, что я слышал, – омерзительно! Можно личный вопрос?

Жордин кивнул головой.

– Почему вы по-мужски не объяснили ему, что он… хм… не прав?

– Поверьте, я ему объяснил, – злая и одновременная грустная улыбка проскользнула по его лицу. – Моя жена чуть не ушла от меня! – встав со стула, резко сказал Жордин. – Вы представляете ее реакцию, когда она узнала, что я изнасиловал свою подчиненную? Это не игра! Он едва не сломал мне жизнь! Он разрушал все, к чему прикасался, пачкал грязью всех, кто стоял рядом. Когда я пришел выяснить к нему отношения, он сказал, что это была дурацкая шутка! Стоял и смеялся!

– И вы просто взяли и ушли?

– Нет. Я ударил его и сломал ему нос, – Жордин тяжело вздохнул. Он мысленно вернулся в тот мерзкий осенний день. Ему показалось, что он почувствовал, как снова заныла рука, а в воздухе появился запах крови.

Александр Петрович достал из кармана пачку сигарет. В упаковке лежало две сигареты. «Придется опять стрелять у Беляка», – подумал полковник, и, вспомнив вкус «Короны», скривился, как после съеденного лимона. Прикурив сигарету, он несколько секунд наблюдал за клубками дыма, которые медленно поднимались к люминесцентным лампам. Затем, повернувшись к присутствующим, неожиданно сменил тему:

– Этот конфликт объединил Жордина со своим коллегой Сорняковым Сергеем Сергеевичем.

Сорняков вздрогнул, услышав свою фамилию.

– Сергей Сергеевич уже не первый год тихо враждовал с Мазалевским. По сути, это была такая псевдовойна. Ни один, ни второй никогда не высказывали друг другу в глаза претензии, хотя дословно знали, что про него говорит коллега. К сожалению, узнать, почему Мазалевский не уволил вас, мы уже не сможем, но причину я назову. Артур Валерьевич хотел назначить вместо вас своего человека. Я узнал кто это. Некий Алексей Носов – редкая гадость, а не человек. Уровень его моральных качеств соответствовал требованиям Мазалевского. Лицемер, «шестерка», как величали его в своих кругах, в общем, гнилой человечек. Скажу вам больше, от него даже пахнет гнилью, как будто он уже разлагается изнутри. Да-да, я встречался с ним, – полковник опередил вопрос Сорнякова, не дав ему открыть рот. – Знаете, в чем была ваша ошибка, где вы подставились?

Сорняков молчал, опустив глаза в пол, напоминая школьника в кабинете директора.

– Алкоголизм! Вы начали выпивать и весьма успешно освоили новое хобби. Все бы ничего, но вы начали приходить в таком виде на работу, а однажды пьяным сели за руль и попали в ДТП. В рабочее время! Мазалевский обо всем знал. И опять вопрос: почему не уволил? Может чувство вины? Из-за вашего брата…

– Это он виноват в его смерти! – прокричал Сорняков. – Он виноват! Это он тогда сидел за рулем той машины! Он сбил его! – его голос дрожал, комок слез подступил к горлу.

– Доказательств, что он был в состоянии алкогольного опьянения, нет, я читал протокол допроса. Чего, к сожалению, не скажешь о вашем брате. В его крови был обнаружен алкоголь. Это печально. В данной ситуации все играло против вас.

– Он еле стоял на ногах! – Сорняков подошел к полковнику. – Он даже не остановился, чтобы помочь ему! С ним в машине сидела проститутка, она и позвонила в милицию. В итоге он отделался условным сроком!

Александр Петрович молчал. Он старался не демонстрировать свое личное отношение к тем фактам, которые оглашал. Но его сердце уже разрывалось на кусочки. Он мечтал обрушить свой праведный гнев на того, кто уже был наказ судьбой.

– Он извинялся передо мной, предлагал деньги, – Сорняков курил в открытое окно, – деньги! Он думал, что так сможет компенсировать мне смерть брата… Мы с Сашей не виделись полгода. Это, наверное, рок, судьба! Я стараюсь так думать. Иначе как можно объяснить такое совпадение? Он переходил дорогу к нашему офису, правда, не по пешеходному переходу. Здесь многие так перебегают, наискосок, – Сорняков показал рукой на угол улицы. – Но трезвым он бы его увидел. Сукин сын, – он закрыл лицо своими широкими ладонями и застонал.

– Женщина, хм, легкого поведения, которая находилась с ним в машине, дала показания?

– Да, она заняла нейтральную позицию. Сказала, что он выскочил прямо под колеса.

– А алкоголь?

– Он особо не пьет, наверное, коротал время в поезде, выпил пива.

– Да уж, судьба… – полковник глубоко вздохнул, набирая полные легкие воздуха.

Беляк за все время диалога не сказал ни слова, лишь порой убедительно кивая головой в такт словам полковника. Он был восхищен и одновременно обижен на друга. Как можно было не рассказать все это заранее. Теперь Сергею Васильевичу оставалось лишь ждать. Ждать главного ответа на интересующий всех присутствующих вопрос: кто убийца?

– Я понимаю, что вы устали. Я и сам не люблю долгих совещаний, стараюсь уважать время других людей, но у нас сегодня особенный повод, требующий времени и сил. Спешу вас заверить, финал уже близок, – полковник загадочно улыбнулся, подняв вверх указательный палец.

– Олег Викторович, я вынужден снова вернуться к вам, точнее к вашим подчиненным: Ковалю и Роговцову, который трагически погиб.

– Насколько я знаю, никакого криминала там нет, – уверенно ответил Бубнов, – чистая неосторожность.

– Я тоже так думаю, хотя скажу вам из своего опыта, ни в чем нельзя быть уверенным! Даже в собственных силах! – Александр Петрович устал ходить, ныла спина, поэтому удобно расположившись в кресле, он вновь оказался перед микрофоном. – Вы знали, что ваши подчиненные сидели за одной школьной партой с Мазалевским?

– Да.

– А вы знали, что сподвигло вашего руководителя взять к себе на работу этих замечательных людей? Может, их профессионализм? Или желание помочь бывшим товарищам, у которых возникли финансовые трудности?

– Я не знаю. Но, я уверен, что им вряд ли двигали благородные помыслы.

– Здесь я с вами полностью согласен. Я скажу вам больше, он взял их на работу из жалости. Не той человеческой жалости, благодаря которой мы кормим бездомных котов на улице, со щемящим сердцем бросаем монеты в ладони безногому попрошайке, а той жалости, которая тешит наше самолюбие, подкрепляет собственное эго за счет никчемности других. Омерзительное качество, присущее роду человеческому!

Коваль Александр Васильевич сидел с каменным лицом. Ни морщинки, ни движения.

– Уважаемый Александр Васильевич, я знаю, что вам тяжело все это слушать. Вы потеряли друга, коллегу. Но потерпите, так нужно, – полковник отеческим тоном старался успокоить мужчину, видя, как он еле сдерживает гнетущую его боль. – Олег Викторович, вы в курсе, что ваши подчиненные отдавали пятьдесят процентов зарплаты Мазалевскому?

– Нет… – Бубнов был шокирован, – Саша, это правда?

Коваль молчал.

– Саша, почему ты мне не рассказал? Все же в курсе, как вам были нужны деньги! Дети, больные родители…

– Давайте я отвечу на этот вопрос, – полковник приподнял руку, как школьник, желающий ответить на уроке. – Потому что Мазалевский запретил им это делать. В противном случае он выкинул бы их на улицу. У них не было выбора. Понимаете, просто не было выбора! – Виноградов начинал накаляться.

– Я еще ничего, но Валера держался из последних сил! Сами понимаете, трое детей, лежачая мать… Как они теперь будут без него! – Коваль еле сдерживал слезы. – Такое чувство, что эта фирма проклята! Обернитесь, взгляните, какие разгромленные судьбы у этих людей, – он обвел рукой присутствующих, – а Мазалевский, он как воплощение темной стороны человечества. Иногда мне казалось, что все это розыгрыш. Ну не может в одном человеке быть столько дерьма! Ан нет, оказывается, может… В последние дни меня посещает мысль: а вдруг Валера покончил с собой? Не выдержал? Он был очень уставший, приходилось подрабатывать по выходным. Может, сдали нервы?

– Вы думаете, он мог предать своих детей, жену и мать? Глупости, – полковник сказал тоном, нетерпящим сомнений. – Это просто судьба. Беспощадная судьба-злодейка, – полковник достал из пачки последнюю сигарету.

Все снова молчали. Полковник курил и внимательно изучал записи в блокноте. До финиша осталось всего несколько шагов. Он знал, что они будут столь же тяжелыми, как и предыдущие девять. Девять из одиннадцати.

Сейчас же предстояло вскрыть десятую карту – даму бубновую.

– Виктория Сергеевна, я все время вглядывался в ваши черты лица. Мне казалось, что я уже где-то встречал подобный разрез глаз и овал подбородка. Вы скажете, что мы все похожи друг на друга, и я даже с вами соглашусь! Но эти глаза! Я был уверен, что встречал их раньше. И я вспомнил! Мне пришлось изрядно покопаться в вашем прошлом, правда, я нашел все ответы.

Александр Петрович достал из внутреннего кармана пиджака фотографию. Несколько секунд он, не отрываясь, смотрел на нее, будто-то не решаясь показать ее присутствующим.

– Вы знаете, кто изображен на этой фотографии? – полковник повернул фото лицом к присутствующим.

– Вы издеваетесь? – усмехнувшись, спросила Иванова. – Это наш бывший руководитель.

– А вот и нет, – полковник глазами встретился с Ульяновой, – Виктория, а вы узнаете человека на этой фотографии?

– По-моему, Иванова дала исчерпывающий ответ, – ответила она.

– Ох уж эти женщины! Сплошные завесы тайны! – полковник еще раз пробежался глазами по фотографии. – Это ваш отец, Виктория, и вы прекрасно об этом знаете. Жаль, что он так и не успел с вами познакомиться.

Ульянова смотрела на полковника с вызовом. Она была уверена, что полковнику все известно, поэтому скрывать какую-либо информацию было глупо.

– Много лет назад отец бросил вас, так и не успев познакомиться. Узнав от вашей матери, что вы появились на свет, он был весьма огорчен. На тот момент у него уже была семья, недавно родился сын. Вы ему были ни к чему. Когда ваша мама пришла к нему за помощью, он выбросил ее на улицу. Когда она пригрозила рассказать правду его семье, Мазалевский сделал все, чтобы ее уволили с работы. Это было предупреждение. Первое и последнее. Больше она к нему не приходила. Вы не должны были узнать правду. Ваш отец был военным, служил в Афганистане, где погиб в ходе наступательной операции. Эту довольно популярную историю вам и рассказала мама, – полковник старался говорить спокойно, по возможности щадя чувства Виктории.

– Он выкинул ее на улицу, как щенка, – сквозь слезы сказала она. – Такое невозможно простить и забыть!

– Будьте сильны, дитя мое! Когда вы узнали правду, вы сразу решили отомстить за слезы матери. План у вас был продуман до мелочей. Вы даже профессию выбрали не ту, что хотели, а ту, с которой можно было устроиться на фирму к отцу! В итоге, красный диплом был у вас в кармане. Дело оставалось за малым: трудоустроиться к Мазалевскому. Но и здесь вы все продумали заранее! Вы каким-то образом умудрились попасть на практику в эту компанию и успешно зарекомендовали себя. Поэтому трудоустроиться вам было не сложно, – полковник мысленно аплодировал смелости и решительности Виктории. – На протяжении полугода плечом к плечу вы трудились рядом с отцом, который даже и не подозревал, что рядом ходит его родная дочь. А теперь самый главный вопрос: зачем вам все это было нужно?

Ульянова смотрела на полковника и молчала.

– Ну что ж, тогда я отвечу на этот вопрос! Для того чтобы убить вашего отца! Наказать его за то, что он сделал с вашей мамой, за то, что лишил вас полноценного детства! Я угадал?

– Попали в яблочко! – с усмешкой в голосе сказала Ульянова.

– Хочу сразу обратиться к вашей подруге Екатерине Коско. Такой преданной и самоотверженной дружбе может позавидовать каждый. Даже мы с Сергеем Васильевичем не столь близки, хотя, наверное, нужно спросить у него, – полковник с любовью посмотрел на старого друга, который все это время молча сидел рядом. – Екатерина была главным помощником для Виктории, можно сказать, вдохновителем! Она была готова идти с вами хоть на край света. К слову, именно здесь вы сейчас и находитесь. Дальше осталась лишь пропасть… – Виноградов выдержал эффектную паузу и продолжил. – Когда вы придумывали план убийства вашего отца, вы осознавали, что вас могут посадить в тюрьму на полжизни? Вы понимали, что ваша мама лишится единственной дочки? Вы это понимали? – полковник кричал.

– Я не могла допустить, чтобы он и дальше наслаждался жизнью, разрушая чужие!

– А о вашей матери вы подумали?

– Я только о ней и думала! – слезы катились по красивым напудренным щекам Виктории, горячо обжигая кожу.

– Екатерине, в отличие от вас, нечего было терять, кроме собственной жизни. Она выросла в детском доме, не зная, кто такие мама и папа. Она с пеленок была зла на весь мир. А вот теперь, дорогие друзья, давайте зададим себе вопрос: разве так поступает настоящий друг? А может, Коско просто вымещала свое зло, свою обиду через вас? Ведь именно Екатерина подталкивала вас к очередному шагу. Вы просто выполняли чей-то грамотно составленный план. Я даже не уверен, осознавала ли Екатерина, чем именно она руководствуется. Так кто в этой ситуации главный преступник: тот, кто побудил более слабого, внушив ему свою правду, или тот, кто нанес удар?

– Наверное, оба, – нерешительно ответила Екатерина, – ведь человека нельзя заставить делать то, чего он на самом деле не хочет.

Александр Петрович встал с кресла. Медленными шагами он обогнул стол, оказавшись прямо перед своими зрителями. Одиннадцать пар глаз пожирали его взглядом. Полковник понимал, что пора заканчивать спектакль и оглашать приговор.

– Поступки каждого из вас останутся лишь на вашей совести. Именно вам придется коротать оставшийся срок с этой болью. У вас два выхода: либо вы научитесь с этим жить, либо жизнь у вас будет короткая и несчастливая. Человек, чья совесть сгнила уже давно, а может судьба уготовила для него такое испытание, уже лежит под землей. Он больше не будет унижать вас, оскорблять, издеваться, предавать… Одним злом на этой планете стало меньше.

Александр Петрович начал перебирать разложенные по порядку на столе улики.

– Знаете, в самом начале нашего знакомства я не понимал, почему вы столь жестоки к этому человеку. Вы все говорили, что он плохой, перечисляя некоторые его отрицательные качества, но никто из вас не говорил ничего конкретного. На следующий день после убийства вы не скорбили, были одеты нарядно, а в коридорах офисов был слышен смех. Я был сперва шокирован вашим эгоизмом и черствостью, но сегодня я понимаю вас. Понимая каждого из вас, я все же скажу, что убийство – это не всегда единственно правильный выход. Тот, кто это сделал, должен будет понести наказание за совершенное преступление. Приговор все равно буду выносить не я. Мне осталось лишь назвать имя того, кто свершил правосудие.

Полковник взял со стола, где лежали улики, резинку для волос. Покрутив ее немного в руках, он подошел к Коско и отдал ей.

– Если не ошибаюсь, то это ваша вещь, – ласковым голосом сказал Виноградов.

Екатерина не говоря ни слова, взяла резинку и положила в карман. Александр Петрович начал брать со стола улики и по очереди раздавать их присутствующим.

– Бусина от вашей синей блузки, – протягивая украшение Ивановой, сказал полковник. – Товарищ, Жордин, возьмите носовой платок. Олег Викторович, а это вам, – Виноградов протянул два окурка от сигарет.

Раздав все вещи, Александр Петрович присел на край стола.

– Я все время не понимал, почему двенадцать выстрелов? Почему не три или хотя бы восемь? Я убежден, что жертва скончалась уже от первых двух выстрелов, так как они были произведены прямо в сердце. Зачем убийца перезарядил пистолет и выпустил еще четыре пули, а не восемь, как вмещает в себя магазин! Зачем? Этот вопрос не давал мне покоя ни днем ни ночью! А потом все встало на свои места, – Александр Петрович вновь закурил, – мой дорогой Сергей Васильевич, посчитайте, пожалуйста, сколько человек сидит перед вами!

– Одиннадцать, – не раздумывая ответил Беляк.

– Одиннадцать! А выстрелов двенадцать! Почему? Кто-то произвел два выстрела! Да-да, мой друг, все сидящие перед вами люди – убийцы Мазалевского! Точнее, как они считают себя, судьи!

Сергей Васильевич обвел взглядом присутствующих. Никто и не думал возражать.

– А кто тогда двенадцатый? – спросил Беляк.

– Одну минуту! – полковник подошел к входной двери, – входите Евгений. Она с вами?

В кабинет вошел молодой человек и женщина.

– Знакомьтесь, Ольга Владимировна, мама Виктории Ульяновой.

– Мама, что ты тут делаешь? – поднявшись со стола, спросила Виктория.

– Это ты что здесь делаешь? Ты же уехала в Германию полгода назад. Ко мне домой приходит незнакомый молодой человек и рассказывает про тебя страшные вещи! Якобы ты хочешь убить своего отца?

– Он уже мертв, – сказал полковник, предлагая женщине стул.

– Это она его убила?

– И она тоже, – ответил полковник, – двенадцатый выстрел произвела Виктория за свою маму. К слову, которая не имеет никакого отношения к убийству. Я все правильно говорю, Виктория?

Ульянова молчала.

– Доченька, но зачем?

– Я уже все рассказала. Ты прекрасно знаешь зачем!

– Спасибо, Евгений, – полковник пожал руку молодому человеку, – вы мне очень помогли в раскрытии преступления.

– Звоните. Для вас я всегда свободен, – Евгений похлопал полковника по плечу и вышел из кабинета.

– Вы допустили еще несколько серьезных ошибок. Вы всеми силами хотели заставить меня поверить, что убийство совершила женщина и перестарались. Слишком много было явных улик: следы губной помады, бусина, заколка для волос и так далее. Поверьте опытному сыщику – это сразу же бросается в глаза. Идеально чистый пол. Я понимаю, почему вы вымыли полы. Вы хотели убрать следы такого огромного количества людей и тоже перестарались. Чтобы не вызвать подозрений, вам нужно было вымыть не только полы, но и убрать пыль с подоконников. Ни одна уборщица не оставит пыль на таких видных местах, другое дело, если она не вымоет каждый угол комнаты, как в вашем случае.

– Браво, товарищ полковник! Браво! – Жордин аплодировал, – Друзья, этот человек заслуживает оваций. Я был уверен, что никто не догадается, как все обстояло на самом деле. Фактов для этого у милиции было слишком мало. Они искали бы не среди своих, а среди конкурентов, бизнесменов. Здесь нужен был не просто сыщик, а человек, любящий и понимающий людей. Такой человек сначала думает о людях, а потом уже о гонораре. Вот вы и подумали о нас. Кто мы? Почему себя так ведем? Это и подсказало вам ответ на вопрос. Ведь явных мотивов у нас не было. Все было спрятано за семью замками. А вы нашли ключи. Мне даже не так обидно теперь сесть в тюрьму! Гордость берет за нашу милицию.

– Я польщен, – полковник слегка поклонился, – спасибо за теплые слова. Но позвольте мне поставить точку в этой истории.

План убийства Мазалевского родился совершенно случайно. Одна трагичная история цеплялась за другую, выплывая наружу. Когда стало известно об изнасиловании Ивановой, коллеги собрали товарищеский суд, на котором и было принято решение наказать виновного. Список статей уголовного кодекса, по которым вы решили судить своего начальника, занял далеко не один лист блокнота. Вы понимали, на какой риск идете, но также понимали, что у вас нет другого пути. Дата и время были определены заранее. У каждого было продумано и подкреплено фактами алиби. Я думаю, что вы никак не могли определиться, кто произведет выстрел. Будет ли это один человек или каждый удостоится чести наказать негодяя. В итоге, двенадцать выстрелов было произведено, преступник наказан, – полковник посмотрел на Беляка, – Сергей Васильевич, давайте попросим наших коллег рассказать, как все произошло на самом деле.

Все присутствующие переглянулись между собой. Растерянность, обида, усталость читались на их лицах. Было видно, они мысленно решают, кто будет говорить. Молчать больше не было смысла.

– В принципе, добавить нечего, – разведя руками, сказала Иванова, – если вы хотите знать, кто именно стрелял, так знайте, это была я. Меня никто не заставлял, я сама так решила. В тот вечер никто не ушел с работы вовремя. Все ждали, пока последние офисники покинут рабочие места и мы останемся одни. Мазалевский не знал, что мы еще на работе. Он редко заходил к нам в кабинеты, не считая заместителей. По сути, мы были для него отбросы. Он даже не стеснялся демонстрировать свое отношение к нам. Зато, когда ему было нужно, он расстилался красным ковром, чтобы только угодить нам, – Иванова вздрогнула. – Знаете, после общения с ним все время хотелось помыться. Он пачкал все, к чему прикасался: будь то человек или трубка телефона. Извините, я опять отошла от темы. Так вот, ровно в половине десятого вечера мы зашли к нему в кабинет. Он был удивлен, я бы даже сказала, испуган.

– Он что-нибудь спросил у вас?

– Он сказал, что не вызывал нас и чтобы мы немедленно покинули его кабинет. Никто не ушел. Все стояли и смотрели ему в глаза. Мы заранее определились, кто будет говорить.

– Я зачитал ему список статей уголовного кодекса и наказание ими предусмотренное, – перебил Елену Жордин. – Он сначала отшучивался, потом разозлился, а затем и вовсе собрался звонить в милицию. Мы попросили его извиниться перед каждым за причиненное им горе, но он сказал, что ни в чем не виноват, тем самым окончательно развязав нам руки, – Жордин замолчал, он погрузился в воспоминания того жуткого вечера. – Концовку вы уже знаете. Иванова взяла пистолет и выстрелила одинадцать раз. Последний выстрел попросила сделать Ульянова за свою мать, – он посмотрел на маму Виктории. Женщина, опустив голову, молчала. На ее лице читался ужас.

– В лучших традициях классического детектива, – еле слышно проговорил полковник.

– Знаете, уже прошел месяц, и я могу посмотреть на наш поступок на стороны, – размышлял Жордин. – Скажу вам: мы все сделали правильно. Буква закона была не писана для этого человека. Он в любом случае избежал бы наказания и продолжал бы сеять зло.

– А вы не думаете, что не вам решать, кому топтать землю на этой планете? Может, вы заигрались в третейского судью? – полковник рассуждал спокойно, стараясь не показывать одолевавшие его эмоции.

– Возможно. Также возможно, что мы спасли пару десятков затравленных душ. Мы не боги, но я уверен, что кто-то сверху управлял нашими мыслями и поступками. И сейчас я не говорю от себя, я оглашаю наше общее мнение. Мы вместе совершили преступление и вместе готовы понести наказание, но на суде мы молчать не будем. Я надеюсь, все, что вы рассказали нам сегодня, продемонстрировав ваши гениальные дедуктивные способности, вы расскажите и в зале суда. Мне больше нечего добавить.

Виноградов нервно постукивал ручкой по столу, наблюдая за реакцией Беляка. Сергей Васильевич был собран и спокоен. Последние пятнадцать минут он размышлял, как правильно ему поступить. Он знал, на что намекает полковник и знал, что вот-вот он огласит мысль, терзающую его.

– Я не могу решить вашу судьбу. Я могу лишь косвенно повлиять на решение правоохранительных органов. Закон уже не в моих руках. Я всего лишь пенсионер, который по доброте душевной и наличию свободного времени помогает своему лучшему другу, – полковник пристально посмотрел на Беляка.

Сергей Васильевич не поднимал глаз. Он понимал, что как только посмотрит на друга, не сможет принять решение, к которому склонялся.

– Мой друг, тебе предстоит нелегкое решение. Но именно ты должен принять его. Мое мнение ты уже знаешь, лишнего я говорить не буду. Ты просто положи на часу весов правду и закон и посмотри, что перевесит.

Полковник отошел к окну и закурил. Ветерок подхватывал дым, кружа его в легком танце, и быстро уносил прочь. Александр Петрович понимал, насколько сейчас тяжело его другу, но решение он должен был принять самостоятельно. Последние два дня Виноградов размышлял над вопросом, на который никто и никогда не сможет получить ответ. Он старался думать не головой, а сердцем, совестью, душой… Наверное, именно там и хранятся ключи ко всем разгадкам, а не в умных книжках с толстым переплетом. Услышав шум, он обернулся: Беляк складывал в портфель документы и ежедневник. Звук молнии, затем щелкнули две застежки, и Сергей Васильевич уже стоит у дверей. В пороге он обернулся и махнул головой полковнику, как бы говоря: «Пошли домой». Двери закрылись.

Уже почти переступив порог, Виноградов обернулся:

– А вот с моей машиной – это зря. Ой, как зря, – полковник вышел. В помещении воцарилась тишина.