Настя сидела в кресле и наблюдала за папой. После того, как она подробно рассказала ему все о вчерашней встрече с нотариусом, Александр Петрович уже полчаса неподвижно стоял возле окна. Целая сигарета почти истлела в пепельнице. Он то и дело хмурился, а затем как будто напрягал все мышцы лица, не давая эмоциям выйти наружу. В этот момент он был похож на ребенка, лет двенадцати. В таком возрасте дети уже стараются не так сильно проявлять свои эмоции, неумело сдерживая их под маской спокойствия и сосредоточенности.

– Пап, может, расскажешь мне, что ты узнал из писем?

– Боюсь, здесь быстро не получится. У меня в голове не укладывается то, что я узнал. А после того, что ты мне рассказала, я совсем запутался. Все мои предположения оказались неверными. Я не вижу логики.

Александр Петрович медленно расхаживал по комнате, скрестив руки за спиной. Наступая ему на пятки, Бах, не останавливаясь ни на секунду, ходил за хозяином. Несмотря на мрачную обстановку в доме, Настя не могла сдержать умиления при одном только взгляде на них.

– Настя, мне надо подумать. Я попрошу тебя любой ценой привезти сегодня ко мне Анну Константиновну. Это очень важно. Я не знаю, как ты это сделаешь, но ты должна. Дело зашло слишком далеко. И у меня есть предположение, что это еще не конец этой истории, – сквозь зубы сказал Александр Петрович.

Поймав этот взгляд, Настя взяла сумку и, быстро одевшись, вышла из квартиры. Она видела этот взгляд всего несколько раз в жизни. И сейчас она понимала – отец не шутит. Все очень серьезно.

В доме Колесниковых царила тишина. После вчерашнего вечера Екатерина Владимировна еще не вставала с кровати. Дети разъехались по домам, и женщина снова осталась наедине со своим горем.

Зайдя на кухню, Настя никого не увидела. Уже собираясь уходить, она услышала тихие всхлипывания в кладовке. Открыв дверь, она увидела Анну Константиновну: скукожившись, женщина сидела среди коробок с овощами и плакала. Увидев Настю, она закрыла лицо руками и зарыдала еще громче.

– Анна Константиновна! Дорогая! Что случилось? Вас кто-то обидел? Скажите мне что-нибудь, не молчите!

– Настенька, – еле слышно проговорила она, – что я наделала! Я так больше не могу! Не могу больше врать! Я жить не хочу, понимаешь?

– Что случилось? Как я могу вам помочь?

– Я не достойна жить! Я думала, что Бог меня накажет, и я умру, но я почему-то живу. Наверное, это и есть наказание – жить.

Закрыв лицо руками, она рыдала в тишину. От слез у нее опухло лицо, и она выглядела старше своего возраста. Настя, молча, стояла и не знала, что делать. Ей надо было каким-то образом заставить приехать ее к папе.

– Анна Константиновна, вам надо успокоиться. Так и сердце может не выдержать. Давайте я вам помогу встать.

Женщина сидела и смотрела на Настю. Через несколько секунд она протянула ей руки.

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из хозяев знал о том, что ты видела меня в таком состоянии.

– Я никому не скажу. Обещаю.

Видя, что женщина собирается уйти в комнату, Настя решила действовать напролом.

– Вам надо поехать со мной. Это важно. Вопрос жизни и смерти.

– Я? Зачем? – Анна Константиновна была испугана. Лицо побледнело.

– Это может прозвучать странно, но я не могу вам сказать. Вы скоро сами все узнаете. Мой папа хочет с вами поговорить.

– Александр Петрович? Но зачем? Он же работает в милиции! Вы хотите меня отправить за решетку?

– Никто не собирается отправлять вас за решетку! Успокойтесь! Вы разве сделали что-то плохое?

Настя резко замолчала. Все это выглядело очень странно. Почему она заговорила про тюрьму? За что она себя винит? Может, это она убила Илью?

Пытаясь не показывать эмоции, Настя вплотную подошла к Анне Константиновне и взяла ее за руку:

– Поверьте мне, все будет хорошо. Я обещаю.

Анна Константиновна внимательно посмотрела Насте в глаза, как будто пытаясь прочитать ее мысли. Убедившись, что она говорит серьезно, женщина лишь кивнула головой. Взяв со стола платок, она направилась к дверям. Настя последовала за ней.

Александр Петрович сидел на табуретке в коридоре и чистил обувь. Если присмотреться, то можно было увидеть свое отражение в каждой паре ботинок. Несмотря на это, полковник продолжал усиленно тереть свои коричневые туфли. Погрузившись в свои мысли, он не заметил, что за этим увлекательным занятием он провел уже целый час. На самом деле все его мысли были далеко от домашних дел. Складывая в голове разбросанные пазлы истории смерти Ильи, он никак не мог найти главную деталь.

Письма Анны Константиновны не столько пролили свет на вопросы, сколько еще больше запутали. Виноградов не мог поверить в то, что смерть Ильи – дело рук Анны Константиновны. Исходя из писем, с одной стороны у нее был повод для мести, с другой – это бессмысленно. Вопросов было больше, чем ответов. Взяв в руки очередной ботинок, Александр Петрович с удивлением посмотрел на него.

– Зачем я их чищу? Они ведь идеально чистые! – сказал он Баху, который все это время сидел рядом и наблюдал за действиями хозяина.

Смахнув пылинку с ботинка, он аккуратно составил обувь на полку. На каждой полке стояли три пары обуви: светлые, черные и коричневые. Туфли были отсортированы таким образом, чтобы каждый день в зависимости от погоды у него было в запасе две пары чистой обуви: светлая и темная. Все члены семьи знали эти правила и неукоснительно соблюдали их.

Однажды Настя поставила рядом с папиной обувью свои туфли. Неделю она пыталась тщетно найти их по всей квартире. Спустя месяц Алла Владимировна обнаружила их на балконе в коробке со старой обувью, которую планировала отвезти на дачу. На вопрос: «Зачем ты это сделал, папа?» Александр Петрович ответил, что какая разница, где им стоять, все равно они не на своем месте. С того раза семья четко усвоила: свою обувь ставить отдельно.

Убрав все на свои места, полковник окинул взглядом стеллаж с туфлями. Сделав несколько шагов в сторону комнаты, он развернулся и снова подошел к полке. Наклонившись к полке, он сдвинул левую пару туфлей на полсантиметра вправо.

– Вот теперь, как я люблю. Все идеально, – сказал он вслух. – Можно и перекурить.

Закурив сигарету, Виноградов стоял на балконе и смотрел, как во двор заезжали машины. Быстро, как муравьи, она сновали по двору в поисках места для ночлега. Часы показывали начало шестого. Люди, с полными сумками продуктов и с детьми под мышкой, спешили домой.

Полковник волновался. Настя должна была уже дать о себе знать. Набрав в очередной раз номер дочери, Александр Петрович услышал лишь гудки. Закурив вторую сигарету, он облокотился на подоконник и, не отводя взгляда, смотрел на заезд во двор.

Через несколько минут полковник увидел машину дочери. Она была не одна. Через закрытое окно был виден силуэт женщины.

– Молодец, доча. Я знал, что ты сможешь.

Александр Петрович, быстро затягиваясь, докурил сигарету. Потушив окурок, он побежал в ванную, взял с полки освежитель и, вернувшись обратно, стал забрызгивать сигаретный дым.

Спустя минуту в дверь позвонили. На пороге стояли Настя и Анна Константиновна. Женщина выглядела, как испуганный котенок, который всего несколько дней как оказался на улице, и не знает, что его ждет впереди. Александр Петрович приветливо поздоровался и протянул руку.

– Я бесконечно признателен вам, что вы нашли для меня время.

– Я не понимаю, зачем вам понадобилось поговорить со мной. Настя мне ничего не объяснила. Просто сказала, что надо ехать.

Александр Петрович бросил на Настю благодарный взгляд. Она в ответ лишь опустила глаза в пол.

– Проходите, пожалуйста, на кухню. Вы будете чай?

– Да, спасибо.

– Настя, завари, пожалуйста, чай. А вы проходите в зал.

Провожая женщину в комнату, Александр Петрович обратил внимание, что она вся дрожит.

– Анна Константиновна, я не буду томить вас долгими прелюдиями. Скажу прямо, – полковник сделал паузу и посмотрел в глаза женщины. – Я ни на секунду не сомневаюсь, что Илью убили.

Анна Константиновна с ужасом в глазах посмотрела на Виноградова.

– Вы думаете, что это я? Я так и знала, что вы так подумаете! Но это не я! Я вам клянусь!

Анна Константиновна подскочила с дивана и, схватившись за голову, продолжала кричать.

– Я клянусь вам всеми святыми, что я не делала этого!

Александр Петрович подошел к ней и взял ее за руки.

– Я знаю. Успокойтесь.

– Знаете? – женщина с удивлением посмотрела на него. – Тогда зачем вы меня позвали?

– Чтобы узнать, зачем вы отдали свою дочь Колесниковым? Я знаю, что Даша – ваша родная дочь.

Виноградов стоял напротив Анны Константиновны и смотрел ей в глаза. Женщина, тяжело вдохнув, как будто задыхаясь, медленно села на диван. Закрыв лицо руками, она зарыдала. Настя, услышав плач, зашла в комнату.

Александр Петрович, стоя на коленях возле женщины, что-то еле слышно говорил ей.

Настя не знала, что ей делать. Пауза, как гитарная струна, медленно растягивалась, готовая в любую секунду порваться.

Анна Константиновна, взяв себя в руки, перестала плакать и посмотрела в глаза полковнику:

– Александр Петрович, вы человек с огромной светлой душой, не запачканной грязью жизни, должны меня понять. Я не оправдываю себя, но иначе поступить в тот момент я не могла.

Настя принесла салфетки. Вытерев слезы, Анна Константиновна начала исповедь. Именно исповедь, потому что это был монолог души. Души и сердца.

Сорок лет назад Анна Константиновна вышла замуж за Валерия Константиновича Рыбина, который в то время работал агрономом в колхозе. При вступлении в брак любви не было. Не стало ее и потом. Первые пять лет Анна Константиновна работала уборщицей на складе. Муж с утра и до ночи пропадал в колхозе, лишь вечером позволяя себе расслабиться за бутылкой. Первое время молодая женщина смотрела на это сквозь пальцы, понимая, что муж устает. Через несколько лет супруг стал прикладываться не только к бутылке, но и к жене – ежедневно одаривая ее синяками и ссадинами. Однажды, не выдержав побоев, женщина собрала все свои вещи и решила уйти от мужа. Просчитав по времени, что супруг еще на работе, Анна Константиновна, взяв вещи, направилась к выходу. В дверях она столкнулась с мужем. Он с первой секунды понял, что происходит.

– В тот вечер я думала, что умру, – сделав паузу, сказала Анна Константиновна. – Я никогда не знала такой боли. Меня били всем, что только было под рукой. Я не знаю, как я выжила. Наверное, Бог знал, что мне надо жить. Есть ради кого жить.

Через неделю Анна Константиновна узнала, что она беременна. Несколько месяцев она скрывала радостную новость от мужа, зная, что он не хочет детей. Тем более, что он на два месяца уехал в Могилевскую область на работу – в разгаре была уборочная.

Когда скрывать беременность стало невозможным, женщина рассказала супругу. Реакция была предсказуема.

– Он сначала весь покраснел, даже бордовый стал, – вспоминает Анна Константиновна, – а потом как начнет все громить вокруг. Я только и успевала, что прятаться. Меня он в тот день не тронул.

В тихой комнате было слышно, как женщина бесшумно глотала слезы. Было видно, как болит ее душа, изрезанная невидимыми ранами, спрятанными под оболочкой тела.

– Очень страшно вспоминать тот день. Очень страшно. Он пришел домой трезвый. Молча, просидел час за столом. Потом встал и резко так, прямо в лицо, сказал, чтобы я рожала.

В те секунды Анна Константиновна поняла, что теперь она выдержит все. Появился смысл жизни. Смысл ждать завтрашнего дня. Но радость была поспешной.

– Ты будешь рожать, но только рожать. Потом отдашь дитя. Я не буду растить его. Я тебе говорил, что не хочу.

Анна Константиновна замолчала и внимательно посмотрела на Александра Петровича и Настю, которые сидели, не двигаясь уже полчаса. Даже Бах, бегая по квартире и радостно облизывая всех присутствующих первые минуты, сейчас лежал в ногах хозяина и периодически поскуливал.

– В тот момент я почувствовала такую боль, что все побои мужа показались мне лишь поглаживаниями. Я знала, что, как он сказал, так и будет. И ничего не изменить.

Убедившись, что муж не изменит решения, Анна Константиновна решила бежать.

– Я снова собрала вещи. Ехать решила к троюродной сестре в Жлобин. Родители умерли, а из близких людей только она. Не знаю как, но он, наверное, почувствовал. Как только я вышла за порог, он вошел во двор.

В те минуты Анна Константиновна подумала, что сейчас он убьет ее. Но муж решил ограничиться побоями. На этот раз он бил не как обычно в живот, а по лицу.

– Наверное, пожалел ребенка, – сказала Анна Константиновна, – он не хотел его убивать… Просто не хотел растить.

Когда пришел срок рожать, Анна Константиновна снова завела разговор с мужем. Но он был непреклонен. В голове каждую секунду стремительно мелькали мысли “Что делать? Куда бежать?” Но бежать было некуда и не к кому.

– Я до последнего не могла принять мысль, что у меня заберут моего ребенка. Что я никогда не смогу подержать его на руках, петь ему песни, учить его ходить…

Несколько секунд Анна Константиновна, закрыв глаза и запрокинув голову назад, сидела неподвижно. Было видно, что женщина сдерживает слезы, стесняясь снова заплакать.

Встав с дивана, она подошла к окну и вдохнула свежего воздуха. В комнате стояла тишина. Спустя несколько минут она продолжила рассказ:

– После родов Дашеньку сразу забрали. Я даже не успела толком ее рассмотреть. Помню только ее маленькие ручки, тянувшиеся ко мне навстречу. Я отказалась от ребенка. Муж увидел дочь, но даже после этого он не изменил решение. Врачи еще долго уговаривали меня оставить ребенка, но я отказалась… Не знаю, как я пережила тот день. Думала, что умру. Но, Бог, наверное, простил меня, потому что знал, что я не виновата.

Анна Константиновна снова села на диван, сделав глоток воды, она пристально посмотрела на воду, как будто пытаясь увидеть там свое отражение.

– Спустя несколько лет я узнала, что Дашеньку удочерили. У меня подруга работала в детском доме, и она мне сразу же позвонила. Я хорошо помню тот день. Помню даже, во что была одета Екатерина Владимировна. Дорогое красное пальто, черный шарф, элегантно наброшенный на плечи и черные замшевые сапоги. В руках была маленькая сумочка с золотой пряжкой. Я раньше таких вещей и не видела. Она шла к машине. За руку она держала мою Дашеньку. Я долго думала, как поступить, понимая, что возможно это мой последний шанс…

В этот момент Бах поднялся с коврика и подошел к Анне Константиновне. Усевшись рядом, он положил голову ей на колени.

– Хороший пес, – нежно сказала она и почесала Баха за ухом.

Поскулив, Бах свернулся клубочком возле ее ног и закрыл глаза.

– Я подошла к ней, когда она садилась в машину. Она, наверное, тогда подумала, что я сумасшедшая. Я схватила ее за рукав и попросила поговорить со мной. Сначала она оттолкнула меня и села в машину, но, услышав, что Даша моя дочь, вернулась назад. Меня тогда, как прорвало. Я говорила без остановки, плакала, кричала, переходила на шепот и снова кричала. Екатерина Владимировна оказалась порядочной женщиной. Она внимательно выслушала меня, ни разу не перебив. Тогда, стоя на обочине шоссе, ведущего в город, мы обе понимали, что ничего нельзя изменить. Я просто хотела знать, что моя дочь будет в надежных руках, что ее будут любить. По-настоящему.

Анна Константиновна снова сделала глоток воды. Лицо женщины было бледным. Руки дрожали. Она все время робко приглаживала край затертой юбки. Как будто успокаивала себя.

– Екатерина Владимировна оказалась женщиной с большой и светлой душой. Достав из сумки листок бумаги, она начала что-то писать. Закончив, она протянула его мне. Там был адрес. Новый адрес моей Дашеньки. Она сказала, что я могу ей писать, и она обязательно ответит. Она сдержала свое слово.

– Так вот откуда все эти письма, – сказал Александр Петрович.

– Да. Мы переписывались пятнадцать лет. Пятнадцать долгих лет. Муж ничего не знал. Я хотела от него уйти, но он сказал, что убьет. А если сбегу, то найдет и убьет. Бежать мне было некуда, да и незачем. Жизнь казалось бессмысленной. Каждый день, ложась спать, я уже ждала, когда закончится следующий день. Жила лишь письмами. Фотографии Даши, которые мне присылала Екатерина Владимировна, я складывала в толстый пакет и закапывала во дворе за сараем. Каждый день я надеялась, что Бог услышит мои молитвы и накажет мужа за свой поступок. Так и случилось. Через пятнадцать лет он умер. Нелепая смерть. Попал под свой же комбайн. Пьяный был. С товарищами отмечали день зарплаты и уснули в поле. Друзья в сторонке легли, а он прямо под ковшом комбайна. С утра водитель завел машину и поехал. Говорят, что он даже ничего не почувствовал, так во сне и умер. Мне все равно было. Я даже не плакала, когда хоронила.

После этих слов Анна Константиновна даже изменилась в лице. Горечь и боль сменились на гнев и отвращение. Лицо исказилось в кривой улыбке.

– Я написала Екатерине Владимировне о смерти мужа. Тогда она и предложила мне работу домработницы. Невероятная женщина! Я могла не только уехать от воспоминаний и устроится на работу, но самое главное, она разрешила мне быть рядом с дочерью. Единственным условием было молчание. Даша ничего не должна была знать о моем существовании. Просто Анна Константиновна Бобко. Просто домработница. Я согласилась, не раздумывая. Тот день стал самым счастливым за всю мою жизнь… Я, наконец-то, обрела смысл просыпаться с утра и ложиться вечером в ожидании нового счастливого дня. Если бы мне сейчас сказали подождать еще десять лет хотя бы ради одной встречи, я бы согласилась.

Закончив рассказ, Анна Константиновна посмотрела на Александра Петровича, который все это время сидел, не двигаясь, на краешке стола.

– Я не причастна к смерти Ильи Николаевича. Я ему была благодарна и сама отдала бы за него жизнь. Не раздумывая.

– Я знаю. Я верю вам.

– Александр Петрович, я могу вам одно сказать точно: тот, кто это сделал, жил под одной крышей с ним.

– Вы что-то знаете?

– Нет. Я просто чувствую. Поверьте мне.

– Я вам верю. Но мне нужны доказательства.

– Вы кого-нибудь конкретно подозреваете?

– Пока я не могу ничего сказать. Преждевременные выводы могут оказаться ошибочными. А я не могу этого допустить.

Анна Константиновна в ответ лишь кивнула головой. Виноградов попросил Настю выгулять Баха, который уже добрых пятнадцать минут напевал какую-то грустную песню под дверью. Как только дверь захлопнулась, полковник пододвинул стул поближе к Анне Константиновне и сказал:

– Мне крайне необходима ваша помощь.

– Конечно. Только скажите, что я могу для вас сделать.

– Поговорить. Расскажите мне самые несущественные вещи, на которые вы обратили внимание. За последний месяц.

– Например? Я не совсем поняла.

– Анна Константиновна, вы – женщина. А женщины всегда видят то, что представителям противоположного пола незаметно.

Анна Константиновна внимательно посмотрела на полковника, пытаясь прочитать пробегающие в его глазах мысли. Немного подумав, она начала говорить…