…Солнце поднялось уже высоко, и утренний туман клубился и исчезал под его теплыми лучами. Оглядевшись, я решил предпринять вылазку в зеленый прозрачный лес араукарий. За ним виднелись красные скалистые утесы. Я направился к ним, чтобы подняться и осмотреть местность, пока меловые страшилища не пробудились от тяжелого оцепенения сна. Подняться на утес было трудно, но зато с его вершины передо мной открылись чарующие ландшафты мезозоя.
Всюду виднелись густые темно-зеленые леса, вдали широкие мелководные заливы глубокими языками вторгались в сушу, влажное дыхание теплых морей и океанов обвевало одетую в буйную растительность землю.
Как и в каменноугольном периоде, на Земле снова настало вечное лето: окаменелые деревья, найденные во многих местах мира, на Аляске и в Гренландии, показали, что в мезозое климат был ровным, теплым и влажным. Узнали это потому, что годичные кольца древесины на этих стволах слились, а это показывает, что дерево растет равномерно, безостановочно, круглый год.
В лесах росли красные и мамонтовые деревья, стройные темно-зеленые кипарисы, раскидистые кедры, араукарии, увенчанные шишками величиной с человеческую голову, коричные деревья, магнолии, папоротниковые и финиковые пальмы и саговники — с коротким толстым стволом, из верхушки которого торчал пышный пучок ярко-зеленых длинных перьев. Вслед за солнцем поворачивали свои листья-веера на длинных черешках деревья гинкго, на гигантскую высоту вздымали шатры буйной зелени тюльпанные деревья с мощными стволами и ликвидамбары с листьями, как у нашего клена.
Это был несколько необычный, но тем не менее самый настоящий тропический лес из вечнозеленых хвойных деревьев и пальм. Одни из них растут и в наши дни, другие встречаются очень редко, а иные исчезли безвозвратно.
Только к концу мелового периода, когда стало холоднее и близилась новая геологическая революция, эти леса сменились новыми, почти такими, как наши современные.
Это великое изменение лесов произошло как раз накануне гибели ящеров, оно словно предвещало, что время ящеров кончается, наступает царство млекопитающих. Но я находился где-то в меловом периоде, когда признаков упадка ящеров еще нельзя было заметить.
Несколько позже наступило обновление лесов, вскоре должны были вырасти новые деревья: дубы, буки, тополя, ивы, березы, виноград, а на лужайках и прогалинах появиться знакомые нам цветы и травы — первые травы за всю историю растений на планете. Эти перемены вызвали, в свою очередь, появление новых насекомых: в мезозое распространились муравьи, пчелы, осы, бабочки, жуки заплясали над ковром из полевых цветов. Именно тогда появились и, к сожалению, существуют до сих пор назойливые мухи и несносные комары.
Направо, в километре от меня, странные ящеры с лошадиными по форме головами возвышались над пальмами, обгладывая их вершины. Это игуанодоны — птиценогие динозавры. На передних и задних ногах у них копыта, а первый палец передней ноги противостоял всем остальным и нес костяной шип-кинжал. Это орудие защиты. Передними ногами и длинным, как у жирафы, языком игуанодон притягивал к морде ветви.
К птиценогим орнитишиям принадлежали различные растительноядные чудовища с одинаковым строением тела. Они отличались друг от друга главным образом только строением головы.
Кроме игуанодонов, их всех можно назвать утконосыми динозаврами. У них широкий «утиный» клюв, сдавленный с боков высокий и мощный хвост, очень удобный при плавании, и кожные перепонки между пальцами передних ног. Задние ноги, возможно, тоже имели перепонки, натянутые между тремя пальцами.
Все они ходили на двух ногах и, только когда щипали растения, опускались на четвереньки. Их голая морщинистая кожа, темная на спине и серая на брюхе, была усеяна плотными мелкими бляхами шестигранной формы, совсем как шестиугольники пчелиных сот. Каждая группа птиценогих держалась несколько обособленно.
Я видел, как пересекали речку лучшие пловцы среди динозавров — траходонты. Замечательны они были тем, что пасть их представляла собой сплошную «батарею» из зубов.
Тут же плескались и фыркали рептилии со странными наростами на головах — в форме топоров и петушиных гребней, с узкими округлыми наростами на макушках и на затылках, с костяными вздутиями на носовой и лобной части.
Самым большим «модником» из утконосых динозавров был паразауролоф. Над его головой возвышался длинный костяной гребень, который в виде изогнутого костяного пера выступал далеко позади затылка. Причем этого ему показалось недостаточно, и он «перенес» на самый конец пера свои ноздри. Наука пока не может объяснить, чем вызывалось такое своеобразное строение голов динозавров. Возможно, все эти наросты и прочие костяные образования на голове как-то помогали их владельцам дольше оставаться под водой, когда утконосые поедали водоросли на дне рек, озер, заливов и болот. Современные черепахи могут оставаться под водой около часа. Вероятно, и утконосые динозавры обладали такими же возможностями или могли забирать под воду большой запас воздуха для дыхания.
На поляне под моим утесом появились настоящие живые броненосцы — анкилозавры. Они выползли на поляну, волоча брюхо по земле, точно огромные черепахи, усаженные костяными шишками, бляхами на туловище и булавами с кинжалами и массивными дисками на конце хвоста. Недаром их называют рептилиями-танками.
С другой стороны поляны в темных провалах зелени появились приземистые шестиметровые ящеры-стиракозавры, чем-то похожие на носорогов. Их удивительные головы были вооружены страшным оружием: на носу торчал длинный рог, а на затылке поднимался костный «воротник», усаженный по краям длинными изогнутыми шипами. Они принялись пастись, постукивая по земле копытами и тупо озираясь по сторонам.