Смерть

Девятнадцатого августа 2008 года мне позвонила моя старшая сестра Куки. Было семь утра.

– Господи, Соня, – сказала она так, словно ее только что ударили в живот. – Брюс умер!

– Что? – спросила я, сбрасывая остатки сна.

– Брюс умер.

– Нет! – воскликнула я. – Когда? Как? Что ты говоришь? – Я бомбардировала ее вопросами, запутавшись и не веря.

– Умер во сне вчера ночью. В Дюранго.

– Да ты шутишь. Я не верю, – ответила я, пребывая в шоке.

Глубоко дыша и говоря уже более спокойно, но все еще взволнованно, она повторила:

– Да, милая. Он умер во сне.

– О нет! Брюс! – закричала я, понимая, что мой брат только что навсегда исчез из моей жизни. – Я говорила с ним только позавчера, он просил подарить ему документалку Роллинг Стоунз «Прольется свет» на день рождения. Я только что ее заказала. Он не мог умереть.

– Знаю. Невозможно поверить, – сказала она таким же потрясенным, как у меня, голосом.

– Как ты узнала? – спросила я. – Кто тебе сказал?

– Ноэль звонила мне. Ей позвонила девушка Брюса и все рассказала. Боялась звонить маме и папе.

– Они уже знают?

– Да. Ноэль ходила туда и сама им все сказала.

Бедная Ноэль. Она была тем ребенком, которому все время приходилось делать такого рода вещи.

– Как они? – спросила я, внезапно за них испугавшись, особенно за маму. Родители уже немолоды. Как они примут эти новости? Они так заботились о Брюсе.

– Не знаю. Хочу позвонить и спросить. Звони Ноэль.

Я повесила трубку и уставилась в пустоту. У моего брата была тяжелая жизнь. Он страдал от шизофрении, биполярного расстройства, зависимости и депрессии, и, словно этого было мало, с подросткового возраста у него было множество физических проблем. Но нам всегда казалось, что он держится молодцом, да и в последнее время мы стали замечать улучшения.

Он был сложным человеком – и из-за болезни, и из-за упрямства. Мы все его любили и старались поддерживать, но он был своенравен и делал все по-своему, что иногда было эгоистично и недальновидно. Мало того, это вызывало у наших родителей не самые приятные эмоции.

В душе он чувствовал себя ребенком. Брюс играл на барабанах, и большую часть своей жизни был в составах разных музыкальных групп. Именно это стало основной причиной его проблем с наркотиками. Они были частью его мира. Он был художником, поэтом и прекрасным поваром. Он любил музыку, еду, друзей, семью и, конечно, своего котенка – Зимушку. У него было огромное сердце, всегда открытое, несмотря на все препятствия.

Самым большим достижением Брюса было недавнее окончание колледжа по специальности компьютерного дизайнера. Из-за психологических проблем ему было тяжело сконцентрироваться, но он шел к цели. Буквально пару месяцев назад вместе с остальными выпускниками университета Колорадо в Денвере он получил свой диплом. В его жизни это был очень важный момент, и мы все очень гордились Брюсом.

На протяжении многих лет мои родители поддерживали его разными способами. Все время, что он жил со своей девушкой, мои родители следили, чтобы он был в порядке. Особенно отец.

Брюс не водил машину, и папа возил его в школу, к врачу и в магазин; помогал оплачивать счета и заботиться о доме. Работы было невпроворот, и это нас выматывало.

И мама, и папа звонили Брюсу каждый день по нескольку раз, и так было много лет. Больше всего отца волновало то, кто ж будет заботиться о Брюсе, когда он сам умрет, хоть мы его и заверяли, что все сделаем. Он все равно волновался – и много. Брюс не был простым человеком, и отца волновало, хватит ли у нас терпения. В последнее время нам всем казалось, что у Брюса все хорошо: после долгих лет драм и печалей он стал чувствовать себя лучше и ответственнее.

Его девушку перевели из Денвера в Дюранго (Колорадо), и он решил провести лето там, чтобы с ней не расставаться. У нее была достойная работа в области фармацевтики – тоже после долгой эмоциональной и финансовой нестабильности. Моя семья почувствовала облегчение, и всем нам было радостно смотреть, как они оба меняются.

Где-то под слоями болезни и пристрастия к наркотикам Брюс обладал нежным характером. У него была лучшая в мире улыбка, на которую просто невозможно было не отозваться. В детстве мы были очень близки, он был всего годом старше меня. Мы играли так, как только брат с сестрой могут играть, и, конечно, постоянно попадали во всякие неприятности.

Все изменилось примерно тогда, когда Брюсу исполнилось десять лет и ему подарили первую барабанную установку. Ради рок-н-ролла меня оставили и забыли. Брюс играл в группе с моим вторым братом Нилом, а потом долгие годы – в других группах. К сожалению, он также начал употреблять наркотики, что пугало меня до смерти. Он попробовал все виды, и часть из них захватила его тело и разум.

В итоге Брюс сломался и признал, что ему нужно лечение, как физическое, так и психологическое, хотя бы для того, чтобы остаться в живых. По крайней мере, решившись на изменения, он прошел весь курс. Казалось, что у него все налаживается – в частности, благодаря отцу.

Мы были взволнованы и даже в какой-то мере взбудоражены, когда Брюс решил переехать в Дюранго. Это показывало, что он был уверен в себе – ведь он уезжал от вечно поддерживавших его родителей.

Уже переехав, Брюс стал заниматься йогой для поддержания формы. Он потерял больше тридцати пяти фунтов, что было прекрасно – ведь, принимая таблетки, назначенные психиатром, он сильно набрал вес. Брюс гордился этим и казался счастливее, чем когда-либо. В общем, буквально два дня назад у нас произошел самый приятный диалог за долгое время, и еще поэтому его смерть казалась невозможной.

В тишине я помолилась за Брюса и за его душу. Потом заказала билет в Денвер. Пора было вернуться домой и проводить его в последний путь.

Похороны казались какими-то нереальными. Мои родители, хоть и ошеломленные, были строги и спокойны. Отец молчал, но явно сдерживал чувства. Он почти не говорил, потому что боролся со слезами, как и все мужчины его поколения. Мама металась от радости по поводу того, что Брюс в раю, до растерянности и горя по поводу его недавней смерти. У нее был вполне очевидный шок.

Мы с братьями и сестрами собрались вокруг родителей и постарались сделать все, чтобы укрыть их от терзающей боли. Я все время думала о том, что он теперь избавился от мучений. И была рада.

Через шесть недель я поехала в Японию на семинар. Поездка была недолгой – я вернулась домой через пять дней. Когда самолет сел, я получила сообщение от моего мужа Патрика, что он встречает меня в терминале (а он этого никогда не делал). В редких случаях, когда он решал меня подхватить, то ждал на стоянке, и я просто заскакивала в его машину с чемоданом. Иногда я просто брала такси. То, что он зашел внутрь и встречал меня там, было странным, как и его голос.

Получив сумку и проскользнув через таможню, я вышла в терминал, там стоял Патрик с абсолютно белым лицом.

Я пошла прямо к нему и спросила:

– Что случилось?

Он потряс головой, взял меня за руку и ответил:

– Прости, Соня. Твой отец умер сегодня утром.

 

Шалтай-Болтай

Вскоре после смерти Брюса и отца моя жизнь стала разваливаться. Нет, не профессиональная жизнь – она оставалась вообще единственным моим утешением. Что бы я ни делала: работала ли с клиентами один на один, вела ли семинары, читала ли лекции – когда я была полезной другим, я вновь была на высоте и в тысячах километров от собственных душевной боли и несчастья. Когда я работала или преподавала, в моей душе вновь царил мир. Проблема заключалась в том, что я не могла работать круглосуточно – хотя были дни, когда и это мне удавалось.

Когда первый шок прошел, я поняла, что очень сильно злюсь. В основном на Брюса. Мой брат принес семье так много боли своей зависимостью, что его смерть стала просто последней каплей. Я пыталась любить его при жизни, но его зависимость и эгоистичность мешали мне это сделать.

На протяжении многих лет я игнорировала его оскорбительное поведение, повторяя себе, что его просто нужно любить и поддерживать вне зависимости от того, что он делает. Все-таки он не был здоров ни физически, ни эмоционально. Я очень старалась быть хорошей сестрой, но он был таким эгоистичным манипулятором, что это много раз меня отвращало.

Я никогда ему этого не говорила. Вместо этого я старалась любить его и принимать таким, какой он есть. Так что я была в ужасе, поняв, что больше не смогу этого сделать. Во мне оказалось столько затаенной злости, что у меня дыхание захватывало.

К тому же мне было стыдно. Я не должна была злиться, ведь он был мертв! Я должна была испытывать любовь и радость, ведь он наконец-то был спокоен.

Все это, впрочем, не отменяло хаоса, драмы и манипулятивности его поведения – вот что меня злило. Почему он был таким глупцом, почему от него ничего не ожидали? Почему за всю ту боль, что он нам принес, не последовало понимания или наказания?

Неписаным правилом нашей семьи (или моим собственным) было то, что, раз я была сильнее и удачливее, мне следовало быть доброй, любящей, не судить и принимать – и не реагировать на постоянное отвратительное поведение. Пока он был жив, я со своей ролью более-менее справлялась. Но теперь все мои чувства внезапно вылезли на поверхность.

Я молилась о том, чтобы мои чувства ушли, но этого не происходило, и я разочаровалась в себе. Злость на мертвого брата никак не вписывалась в мой образ духовного учителя и наставника и потому смущала меня.

Если бы я проговорилась кому-то, что у меня были такие чувства, особенно своим коллегам, меня бы немедленно покарали. Мне говорили: «Прости его», «Не суди», «Такова была карма», «Радуйся, что это была не ты», «Странно, что ты так думаешь». Короче говоря, я слышала те же слова, что говорила себе все те годы, что он был жив. Теперь они лишь злили меня. Я все больше стыдилась себя и молчала.

Особенно я злилась на себя потому, что раскрылась мужу – Патрику. Раньше, когда я жаловалась ему на Брюса, он соглашался с тем, что его поведение неприемлемо, вместо того чтобы просто меня выслушать. Мне просто хотелось услышать: «Соня, мне так жаль». Но этого так и не произошло.

Я злилась на то, что он не смог утешить меня, когда мне было так больно. Почему он не мог просто обнять меня и уверить в том, что все будет хорошо? Почему он не видел, что все эти потери переполнили меня страданиями и горем? Вместо этого он отдалился, оставив меня страдать в одиночестве.

Помимо этого я злилась еще и на отца. Всю свою жизнь я была «хорошей девочкой» и делала все, что могла, чтобы любить его и быть с ним рядом. Но многие годы (по причинам, которых я никогда не пойму) он отвергал меня и дал мне это понять. Когда я была маленькой, он часто выходил из себя и мог дать мне пощечину, а когда я выросла, он говорил, что я была нежеланным ребенком. Когда меня стали публиковать, он не хотел, чтобы у него дома я говорила о своей работе. Мне нельзя было рассказывать о книгах, или о семинарах, или о каком бы то ни было успехе – он боялся, что тогда моя мать окажется в тени.

Я никогда не понимала этого, но все же соглашалась с условиями. Только сейчас они стали вызывать у меня злость. Что за странный контроль? Казалось, что он закрыл мне свет, и это меня ранило – хоть я и не говорила об этом ни ему, ни матери. Я уважала его болезненные и бессмысленные требования и все равно пыталась стать любимой.

Теперь я злилась на отца за то, что он отказывался видеть и принимать мои подарки. Что еще хуже – я злилась на себя за внезапное появление таких незрелых чувств к отцу, при этом именно тогда, когда он умер. Я не ощущала такого на протяжении многих лет, и некоторые из этих чувств я себе вообще никогда не позволяла. «Ну, Соня! Серьезно? Ты еще не проработала детские травмы? Ты жалкая», – говорила я себе.

Отец так любил мою мать, что почти молился на нее и считал ее центром вселенной. Он не хотел, чтобы кто-либо, даже ее дети, превзошли ее. Я думала, что уже нашла какой-то компромисс, и даже стала уважать его преданность. К тому же не так уж и много мне известно случаев настолько великой любви.

Мой отец встретил мою мать – румынку – в маленьком городке Дингольфинг в Германии, ближе к концу Второй мировой войны. Она была бывшей военнопленной, а мой отец – американским офицером, расквартированным в этом городе. Вскоре они поженились. Ему было двадцать, а ей – шестнадцать лет.

Он привез свою беременную жену в Америку, и у них появилось семеро детей. Отец чувствовал себя ответственным за нее по очень многим поводам и окружил ее заботой и верностью, которые смахивали на героические. Он был настоящим рыцарем в сверкающих доспехах. Но, как и рыцарь, он часто рассматривал как угрозу все, что сияло ярче, чем мать.

Меня назвали в честь матери – и я была на нее очень похожа. Я была уверена, что именно это мой отец во мне и не любил. Она должна была быть единственной. Когда он был жив, я как-то мирилась с этим и даже не обижалась. Так почему, как только он умер, я начала злиться на него?

Нельзя сказать, что он мне не помогал. Когда мы с Патриком купили наш первый дом – двухкомнатную развалюху в Чикаго, сразу после того, как я забеременела нашей первой дочкой, – он провел с нами около месяца, без устали помогая нам перестроить дом. Тогда я чувствовала, что он любит меня и хочет показать, на что способен.

Так что нельзя сказать, что я не пыталась как-то исцелить детские травмы до смерти отца. Мне казалось, что пыталась. Я ходила на семинары, наблюдалась у терапевта, прочитала тысячи книг по данному вопросу и училась у тех, кто говорил, что все это – последствия кармы и что никто никогда не был жертвой. И я была на сто процентов уверена, что все это правда. Я жила этими принципами, и в основном жила в мире с жизнью и с отцом.

Он был предан матери, а она была его великой любовью. Если сила этой любви ослепляла его до того, что он причинял мне боль, я это принимала и понимала и даже думала, что это мило. У меня с ним были неплохие отношения, и я знала, что он терпеливый, и любящий, и честный – до последнего вздоха.

Однако через минуту после того, как умер мой отец, сразу после Брюса, все мои старые, забытые чувства снова всплыли наружу, словно лава из вулкана, который я не могла сдержать. Я взрывалась изнутри, и я была в ужасе от того, что это происходит. Я помнила отца, которого боялась, того, что терял терпение и бил меня за малейшие промахи, того, кто был мрачен и зол и считал, что я ему угрожаю. С чего вообще эти чувства стали меня отравлять?

Теперь, как никогда раньше, мне нужно было быть зрелой, участливой и помогать маме, а мне хотелось что-нибудь разнести, чтобы выместить злобу. Хоть я и пыталась спрятать настоящие чувства, мне это удавалось все хуже и хуже.

В итоге моя злоба по отношению к Брюсу и отцу отравила мои чувства и к Патрику.

В книге под названием «Семь способов заставить брак работать» Джона Готмана я как-то прочитала о четырех всадниках апокалипсиса, убивающих брак: критика, презрение, оборонительная позиция и возведение стен. У нас появились все четыре пункта, и день ото дня все становилось хуже и хуже. Проблемы не были новыми, но после смерти отца и брата мне совершенно расхотелось их решать.

Так что между нами разродились битвы – я обвиняла его в отсутствии сочувствия, а он меня в том, что я все чаще спасалась работой. Ни один из нас не делал того, чего хотел другой. Он называл меня безумной. Я называла его жестоким. Он называл меня притворщицей. Я парировала, что это из-за него и что он ведет себя как ребенок. Он возводил ледяные стены. Я сжигала его взглядом. Все дошло до того момента, когда воздух, которым он дышал, отравлял меня, и я ему это сказала. Мне пришлось уйти.

В итоге, понятное дело, я принимала все приглашения преподавать, даже когда их уже было у меня с лихвой. Как минимум плюсом было то, что я уезжала подальше от него.

Честно говоря, в той или иной мере я использовала эту фишку, чтобы сбегать от него, на протяжении долгих лет. Когда мы только поженились, я пригласила его преподавать со мной, но вскоре мы поняли, что ссоримся по дороге на семинары и на обратной дороге. Это разбило мне сердце. Я любила свою работу, а он крал мою радость. Так что в один из дней, после еще одной ссоры, я сообщила ему, что больше не могу с ним работать. Он был шокирован и зол – меня отпустило.

Когда я перестала работать с Патриком, я стала нанимать других людей, которые помогали мне на семинарах. К сожалению, из-за этого в моей жизни появились еще люди, которые, несмотря на мое принятие их талантов, подводили меня и вызывали у меня такое же чувство разочарования и отсутствия поддержки. Я тогда не видела того, что вижу сейчас – в работе мне не нужна была поддержка. Мне нужна была поддержка в жизни, в любви. Мне нужны были сострадание и доброта, забота и уверенность, и я платила этим людям за то, чтобы это получить.

Оборачиваясь назад, я виню себя за эти развалившиеся отношения. «Что со мной не так? Почему те, кто мне сначала нравился, оказались такими неправильными?»

В итоге я дошла до предела и жила на грани нервного срыва. Я не могла выполнять рабочие требования, пока моя жизнь была столь неустойчива и несчастна, а мое раненое «Я» истекало кровью. Мне было грустно. Мне было больно. Мне было одиноко. Мне было стыдно. Мне было тяжело и нервно. Все темные чувства и неисполненные эмоциональные нужды, которые я отбрасывала и забывала, вернулись, чтобы мстить и требовать внимания.

Как-то раз Патрик затеял ссору с одной из наших дочерей по какому-то абсолютно глупому поводу. Мне показалось, что он просто зол и пытается ее контролировать, что ему и высказала. Я объявила ему, что этого достаточно и что я больше не могу с ним жить.

Он не мог мне поверить. Я была тем, кто всегда отходил, отступал и снова пытался. Я не была тем, кто уходит. Я тоже не могла в это поверить. Как и Шалтай-Болтай, я думала, что моя жизнь разбивается на кусочки, и в тот день разбилось все. Я знала, что это произойдет, но не думала, что так скоро. Я не могла все совместить – не хотела.

Мне не нравился Патрик. Мне не нравилось мое несчастье. Мне не нравились мои злость и отрицание. Но что важнее всего – мне не нравилась я сама. И я не хотела продолжать быть тем несчастным человеком, которым я стала.

Мне пора было перестать быть преданной и верной своей семье, хоть это меня и пугало. Я больше не жила своими идеалами, и мне надо было это признать.

Патрик съехал через два месяца и отправился в Брекенридж (Колорадо). Я погрузилась во внутренний мир.

 

Вниз по спирали

После отъезда Патрика я погрузилась в нытье и самобичевание. Мне не нравилось пребывание в этом состоянии, потому что я знала, что, если мои клиенты и читатели поймут то, что со мной происходит, они скажут: «Она ж такая духовная и обладающая интуицией, почему тогда она не смогла с этим справиться? Почему не предвидела?»

Я предвидела. Я просто не хотела верить. Я ощущала себя жуткой неудачницей.

Оглядываясь на последние тридцать лет замужества, я поняла, что все время пыталась поладить с Патриком. Когда мы вместе путешествовали, было весело и хорошо. Но дома мы в основном ссорились. Часто казалось, что мы были не взрослыми женатыми людьми, а злобными братом и сестрой, дерущимися за контроль. Это не удивляло меня, потому что мы оба были из больших семей, в которых нам приходилось биться за желаемое. Однако продолжать в таком ключе было глупо.

Я чувствовала себя деморализованной, разочарованной в себе, и мне было стыдно за такое развитие событий. Я пропагандировала безусловную любовь, прощение и понимание, я работала с духовными наставниками, верила интуиции, но теперь ничто из этого не помогало мне прийти в порядок и наладить отношения с Патриком. Между нами росла стена, и мы не смогли ничего с этим сделать.

Я металась между яростью, печалью и страхом, думая о том, что с нами происходит и что будет дальше. Я была опустошена и взбешена одновременно. И еще – ужасно опечалена.

Моя несчастная замужняя жизнь закончилась, потому что надоела мне. Я не понимала, правда, что и моя жизнь в том варианте, в котором я ее знала, тоже закончилась.

Я начала молиться. Мне требовалось божественное вмешательство, чтобы выйти из старых рамок отношений, которые так прочно обосновались в моей жизни.

Еще мне хотелось, чтобы благородный крестоносец внутри меня, так часто бросавшийся на помощь, умер, не думая о последствиях. В результате таких сражений я была уничтожена, и единственное, что во мне осталось от женственности, превратилось в бесконечную заботу и спасение других за счет себя и прочих более веселых аспектов женственности.

Настало время угомонить внутреннего бойца, то есть ту мужскую энергию, которая постоянно охраняла, смотрела, хранила и работала, чтобы отдохнуть и позволить женской энергии, то есть той, которая воспринимает, открывается и расслабляется, снова взять верх. Я знала, что это и есть мое настоящее «Я», и хотела, чтобы Бог помог мне вернуть все на свои места.

В самом сердце я знала, что именно поэтому моя душа была на пороге этого кризиса. Пора было нырнуть в глубину себя и поддаться происходящему в жизни.

В один из дней я просто упала на колени и стала молиться. Попросив Деву Марию и божественных помощников освободить меня от всех негативных жизненных обстоятельств, которым я уже была готова сдаться, я ощутила, как сильная волна энергии проходит через затылок прямо в мое сердце. Словно Богоматерь проверяла, насколько я честна, знала ли я, о чем просила, и была ли уверена, что хочу именно этого.

Я глубоко вдохнула и поняла, что это оно. То самое.

«Пожалуйста, Пресвятая Дева Мария, – шептала я в молитве, – помоги мне уничтожить те невидимые цепи, что связывают меня, и освободи меня. Дай мне силу отпустить все, что я создала до этого дня, и то, что больше не является моим высшим предназначением, и то, что я люблю и чему служу. Помоги мне успокоить мое мужское «Я», чтобы я смогла посвятить себя божественной женской натуре, потушить огни злобы и страха, которые так долго горели в моем сердце».

После того как я помолилась, я встала и зажгла свечу Богоматери, благодаря ее за то, что она услышала меня. Я была готова сдаться, знала, что пришло время отдать контроль над своей жизнью в руки Господа.

Я выразила свое желание вслух: «Та моя жизнь теперь окончена. То, что творится сейчас, больше не подходит мне, я больше не могу выразить себя. Я прошу, чтобы кокон открылся и освободил мой истинный божественный свет. Я поддаюсь и готова ко всему, что мне даст Вселенная. Так тому и быть».

В этот момент время замерло. Я знала, что небеса услышали меня и что моя просьба будет исполнена. Я ощущала, что внутри что-то сдвинулось. Не было эйфории. Я даже не чувствовала счастья. Наоборот, я была грустна и собрана, слушая, как вокруг меня грохочет ответ Вселенной: «Готовься!»

На следующее утро я вдруг почувствовала, как кто-то внутри меня говорит: «Соня, пришло время излечения, и есть лишь один способ – пройти Камино де Сантьяго. Одной».

 

Паломничество?

Вскоре после того, как умерли мои отец и брат, на одном из моих семинаров появилась женщина с тростью и загипсованной ногой.

Она сидела впереди, и, пока люди собирались, я спросила ее, что случилось. Она рассказала, что повредила лодыжку во время путешествия по Камино де Сантьяго и прервала свой поход. Она спросила в ответ, знаю ли я о Камино, и я призналась, что нет.

– Соня, если кто и должен пройти по Камино, так это ты, – воскликнула она.

– Правда? – заинтригованно спросила я. – Вы так думаете?

– Совершенно точно, – ответила она мне, не уточняя причину.

Я обещала подумать, но когда семинар начался, забыла об этом. По крайней мере, на какое-то время.

Шесть месяцев спустя я вела семинар в Австралии, и ко мне подошла другая студентка, спросив, можно ли показать мне фото с Камино.

«Не знаю, почему, – помялась она, – но мне показалось, что я должна их показать».

Сами по себе фото не были какими-то удивительными, но все равно впечатлили меня. Она давала мне фото, одно за другим, и у меня возникало сильнейшее чувство дежавю, такое сильное, что мне даже понадобилось некоторое время, чтобы сконцентрироваться.

Я хотела поговорить с той женщиной подольше после семинара, но по его окончании она сразу исчезла. Тогда я решила поискать информацию о Камино в Интернете, но после ужина, как часто случалось после семинаров, я отправилась в комнату и немедленно уснула.

На следующий день я летела домой и думала о Камино. Все еще находясь под впечатлением от этих фотографий, я приняла твердое решение включить его в свои планы на жизнь.

Дома я стала немного изучать вопрос, но тоже пока не всерьез. Я была очень занята другими вещами, поэтому задвигала Камино поглубже.

Вот почему меня удивило то, что как-то утром я проснулась и получила это указание. Я и правда ответила вслух, словно бы своему высшему «Я», или всей Вселенной, или тому, что посылало мне сообщение: «Да. Я слышу. Я пойду». Только я не знала, на что соглашалась. Поэтому я вышла в Интернет и стала изучать информацию о Камино.

Камино был одним из самых главных паломнических путей для католиков. Есть паломничество в Рим, в Иерусалим и в Сантьяго в Испании, где, по преданию, захоронены останки апостола Иакова.

В Средние века этот путь, который также называют Путем Святого Иакова или просто Путем, проходили миллионы католических паломников, которые шли, чтобы искупить грехи и очиститься в глазах Господа. Именно поэтому он получил прозвище Пути Прощения, что мне явно и было нужно.

Я читала о Камино и дрожала. Где-то в глубине себя я понимала, что когда-то уже ходила этой дорогой. Озарение было смутным, но несомненным. Я просто знала, что это правда, но не знала ничего больше, кроме этого всепоглощающего чувства.

Легенда гласила, что апостолы после смерти Христа пошли по всему известному миру – по Индии, Египту, Африке, Армении, Персии – распространять Слово Божье. Католические документы гласят, что Иаков был отправлен в Испанию. Его миссия оказалась, правда, неуспешной – обратить в католичество удалось всего семерых за двенадцать лет.

В 42 году нашей эры Иаков вернулся в Иерусалим, где все изменилось, и он стал обращать людей сотнями, включая известного мага Гермогена. Это впечатлило многих и привело к нему еще больше людей, но разозлило Ирода Агриппу – иудейского правителя, который арестовал и казнил святого Иакова, а потом бросил его тело через городскую стену, где его должны были разорвать дикие звери. Но верные последователи подняли его тело и отправили в Испанию на неуправляемой барже, которая в итоге причалила к Галицийскому побережью в северо-западной Испании.

Семеро первых последователей Иакова получили его тело и отвезли в глубь материка для захоронения. После этого на восемьсот лет все забыли о святом Иакове.

Потом как-то раз отшельник по имени Пелайо, который вел тихую, спокойную жизнь, оторвался от повседневных дел, заметив над головой яркую звезду. Затем он услышал небесную музыку и побежал к местному епископу – поделиться наблюдениями. Местные жители, вооружившись заступами и лопатами, последовали за ним туда, где ему было видение, и раскопали могилу в темной пещере около того места. В гробнице лежало тело и письмо, в котором было сказано: «Тут лежит Иаков, сын Зеведея и Саломеи, брат святого Иоанна, обезглавленный в Иерусалиме. Он пришел морем, похоронен учениками». То место, где нашли могилу, теперь известно как Сантьяго де Компостела (Поле звезды святого Иакова). Вскоре там построили церковь.

Испанские короли и епископы были в восторге, даже в экстазе, от такого открытия и стали призывать к паломничеству в Сантьяго. Вскоре миллионы пилигримов потянулись со всей Европы.

Католическая церковь, обладавшая в то время большой властью, отправила группу фанатично религиозных и бесстрашных крестоносцев, известных под именем тамплиеров, защищать паломников на их пути к святыне.

Их услуги по защите паломников распространились по всей Европе, от Иерусалима до Испании и Португалии. В поддержку защиты паломников тамплиеры создали то, что стало первой банковской системой, – паломники могли сдать деньги в одном городе и забрать в другом, чтобы путешествовать без забот, перестав быть соблазном для дорожных разбойников.

Благодаря такому кредиту и продвинутым способам защиты денег тамплиеры стали богаче и влиятельнее некоторых королей.

Они построили несколько соборов и замков, которые служили монастырями и военными заставами, власть их все росла и росла, папы освобождали их от налогов и прочих обязанностей, вменяемых обычным гражданам.

Рост власти тамплиеров привел к зависти и обвинениям в любви к деньгам и силе со стороны их врагов; причины такого отношения частично крылись в сверхзасекреченных требованиях к кандидатам в их ряды и в финансовом суверенитете тамплиеров.

Заполучая все больше и больше власти, они стали требовать у тех, кто хотел к ним присоединиться, пройти испытания, подтверждающие их верность. Эти церемонии никогда не становились публичными, что и привело к падению тамплиеров. Из-за такой секретности их стали подозревать во многих вещах, например в ереси, поклонении языческим богам, содомии и многом другом. Конечно, после ареста некоторые подозреваемые сознавались во всем – под чудовищными пытками.

Тринадцатого октября 1307 года король Франции Филипп Красивый – манипулятор, который задолжал тамплиерам и не мог и не хотел платить долги, – выдал секретные указания захватить тамплиеров по всей Европе и судить их за преступления против Господа и Церкви, дабы забрать у них власть. Все это привело к дурной славе числа тринадцать, выпадающего на пятницу.

Из-за жесточайших пыток, примененных к несправедливо осужденным тамплиерам, многие из них дали ложные признания, включая и главного тамплиера Саладина. Некоторые из этих невинных были заключены и сожжены в Париже, других убивали по всей Европе. Те, кто находился в Испании и Португалии, избежали такой судьбы, и никто не осудил их, хоть они тут же потеряли посты.

Я читала это, и ощущение дежавю усиливалось. С самого детства я переживала сны о том, что была частью какого-то секретного католического общества со странными ритуалами, созданного для защиты людей. Чем больше я читала о тамплиерах, которые защищали древних паломников, тем больше меня переполняло осмысление и, удивительно, скорбь и печаль.

Я писала об этих снах в моей первой книге «Путь интуиции» тринадцать лет назад и часто говорила о них с моей семьей и учениками. Я много раз упоминала, даже не думая об этом, что когда-то я и сама была тамплиером и чувствовала невероятно близкую связь с крестоносцами и средневековой Католической церковью.

Смешно, что в последние несколько лет эти сны исчезли, хоть они и были важной частью моего детства. И пока я читала про Камино, я чувствовала тот же зловещий страх, который преследовал меня во снах.

Меня часто называли воином и даже иногда, смеясь, сравнивали с Жанной д`Арк, за мою способность к бесстрашной конфронтации и борьбе против того, что угрожало мне или тем, кого я люблю. Но дело было в том, что это было то самое воинственное «Я», которое я хотела оставить и не возвращаться к нему.

Мне надоело защищать и охранять внутренний мир – мир духов, интуиции и личной силы – и стоять за тех, кто порочил мой мир и мою работу. Я устала бороться за неудачников и униженных за свой счет и нести тех, кто не мог идти сам. Особенно сильно я устала бороться с «врагом» в лице моего мужа или с кем бы то ни было еще.

Все это проносилось у меня в мыслях, пока я все больше и больше узнавала об истории Камино. В самой глубине сердца я знала, что, возможно, это паломничество было так важно для меня, потому что я хотела стать ближе к древней истории и к той личности, которой я больше не была. Внутри меня самой была темная, тяжелая, мужская энергия, заглушавшая мое женское начало.

Та личность, которой мне хотелось быть и выражать, не была никак связана с сущностью воина. Я любила свою силу, огонь, храбрость, но я устала от войны и хотела открыть сердце смелости совсем другой.

Вот почему мне надо было пройти по Камино. Я знала это своим сердцем.

 

Решение

Когда я решила послушать внутренний голос и совершить паломничество, мне пришлось перепланировать свою жизнь. Ведь намечалась не просто короткая командировка – мне пришлось бы взять отпуск на полтора месяца и вообще пропасть из поля зрения всех знакомых на все это время. Это достаточно долго, особенно перед угрозой развода и при наличии профессиональной ответственности и обязанностей.

Я знала, что это не будет просто. Но обстоятельства никогда не становились на моем пути. Надо признать, что сложность мероприятия фактически стала для меня предпосылкой. Трудности делают жизнь увлекательнее.

Сначала я сообщила обо всем этом дочерям. К моему удивлению, они были «за» и решили меня поддержать.

«Давай, мама, – сказала Соня, моя старшая, – ты говорила, что тебе нужны перемены. Это отличный способ что-то изменить». Соня – прирожденный эмпат – страдала последние несколько лет вместе со мной, что лишь усиливало мое чувство вины.

Вторая моя дочь, Сабрина, была оптимисткой и чирлидером. «Ты сделаешь это, мама. Я знаю, это важно, так что, если твое высшее «Я» настаивает на этом, поверь себе и давай – вперед!»

Осознав, что они понимают и поддерживают меня безо всяких вопросов, я подумала, что пора сообщить Райану, управляющему моими делами, кому я оставляла огромную гору обязанностей и работы. Я не знала наверняка, как он воспримет новость.

Спустя несколько дней я позвонила ему и сообщила, что собираюсь пройти по Камино.

– Что это такое? – спросил он, почти смеясь, когда я сказала, что мне нужно больше месяца отпуска. Его реакция меня не удивила. Он хорошо меня знал и видел, как я совершаю глупости, но не такого размаха.

– Ну, это паломничество на восемьсот километров от подножия французских Пиренеев до Сантьяго в Испании, – рассказала я.

– Ты говоришь про Пиренейские горы? – Он подумал, что что-то не так понял.

– Да, горы.

– Как ты это сделаешь? Тебе только что провели операцию на колене!

Он был прав. Мне ее правда сделали несколько месяцев назад, и я все еще не до конца восстановилась.

– Я не знаю, Райан. Но меня как будто направляют, так что мне это нужно.

– Ты уверена, что тебя верно направляют? – спросил он. – Мне не казалось, что ты такой уж походник.

– Да знаю, это настоящее безумие. Я совсем не походник. Но я им стану, думаю.

– Сколько по времени это займет? У тебя так много семинаров, не уверен, что мы найдем время.

– Я не знаю. Я читала, что путь может занять от месяца до двух, смотря, как быстро ты идешь, – ответила я, очень сильно смеясь. – Если надо, я побегу.

– По Испании? Вот глупости.

Я прямо видела, как он качает головой.

– Я знаю. Это и правда глупости. Но Райан… Мне очень надо. Не знаю, почему, но надо.

– Да, такое бывает с тобой. Ладно. Посмотрим, что у нас впереди.

Мы обсудили расписание и нашли окно ровно на тридцать восемь дней в мае и июне – тогда я как раз и могла бы поехать. Потом надо было появиться в Вене на семинаре.

– Запиши это в мой календарь, Райан, – попросила я.

– О’кей. Записал: «Пройти по всей Испании».

Повесив трубку, я почувствовала, как у меня колотится сердце. Не могла поверить, что только что на это согласилась. Я была готова, и ничто не стояло у меня на пути.

 

Подготовка

До момента начала моего похода оставалось всего две недели, а я была абсолютно не готова. О чем я думала? Это было очень на меня похоже. Не то чтобы я специально откладывала все на последний момент. Дело в том, что я просто редко готовлюсь заранее. Я предпочитаю действовать импульсивно и интуитивно, оставив все вот это планирование на потом. Это всегда бесило Патрика. Вместо того чтобы планировать заранее, я просто погружалась в ситуацию и считала, что в итоге это сработает. И в итоге это работало, пусть и при наличии достаточно сильного стресса. Это раздражало Патрика, потому что он не верил Вселенной, как я. В любых случаях он был мне полной противоположностью и готовился к самому худшему – что раздражало уже меня.

Только не в этот раз – сейчас я шла к походному магазину со списком «Что купить для Камино» и была несколько зла на себя за то, что так долго ничего не делала. Чтобы пройти пятьсот миль по стране, нужно немного больше, чем удача. Мне нужны были хорошие ботинки и время, чтобы их разносить. А, стоп, времени-то не было.

Тем не менее я старалась быть оптимисткой. Я знала, что все получится, потому что я этого хотела, но все это было бы гораздо лучше, если бы я раньше спохватилась.

Короче, я думала, что все, чего я хочу в жизни, – это чтобы мне было уютно. «Очень смешной способ искать уюта, – сказала я себе вслух. – Выбор действия – одно из самых сложных вещей в жизни. Это, конечно, очень умно». Я засмеялась. Это было так похоже на меня – решаться на тяжелые вещи, не раздумывая. Я подумала: вдруг мой способ существования был не лучшим?

«Ну, уже поздно, – произнесла я. – Ты пройдешь по этому пути, и ты выходишь через две недели. Так что скоро все прояснится».

Самой важной частью похода в магазин был отдел обуви – я хотела купить ботинки. Казалось, что это просто – но потом я начала их мерить. Продавец – низкорослый, краснолицый, полный мужчина – оказался профессиональным подборщиком обуви и собирался не просто дать мне пару хорошо выглядящих ботинок и пойти восвояси. Услышав, что я планирую делать, он посерьезнел и сказал, что для успеха предприятия было очень важно купить правильные ботинки и нужно понимать, что времени на подбор уйдет много.

– Я помог нескольким людям подготовиться к Камино, – сказал он, заводя диалог и выставляя пять или шесть пар обуви передо мной. – Последним я помог священнику из Эванстона. Он собирался пройти по Камино, чтобы собрать деньги для детей, которым надо было идти в школу.

Я была обескуражена, услышав это. Так благородно было пойти в паломничество, имея что-то большее, чем личные причины. Неожиданно моя цель показалась глупой.

– Зачем вы идете? – Консультант задал вопрос, развязывая ботинок и подавая его мне.

Я колебалась, не зная, что сказать. Мне казалось, что рассказать о конце брака, о лечении израненного сердца – это слишком личное и слишком эгоистичное дело по сравнению со спасением голодных детей.

Я помолчала.

– Я не знаю, – ответила я, может, не совсем честно. – Я несчастна, и я хочу перестать быть несчастной. Я знаю, что могу стать радостнее и что есть внутри меня более веселое, более близкое «Я» – и я хочу найти с ним контакт. Это то единственное «Я», с которым я хочу найти контакт, то «Я», которое ни на кого не ориентируется.

– Мне кажется, люди потому и ходят в долгие походы. Хорошая идея.

Я натянула ботинок. Он прекрасно сел.

– Эти подходят, – сказала я. – Я их беру.

– Подождите-ка минутку, – ответил он, смеясь. – Не так быстро. Надо убедиться в том, что они вправду подходят и что на протяжении всего похода будут сидеть. Вы в них даже не встали.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я захотела просто схватить ботинки и уйти. Обычно я так и принимала решения. Быстро. Нетерпеливо. Особенно когда кто-то хотел обо мне заботиться. Мне было неуютно тратить время на понимание того, насколько адекватно ко мне относятся и нужно ли это вообще. Я уже волновалась о том, что занимаю слишком много времени консультанта и что по отношению к остальным покупателям это было не очень честно.

Конечно, было сумасшествием так думать. Стало очевидно, что все те похороненные чувства, которые я пыталась перебороть с помощью духовного образования, больше не прятались. Они буквально летели мне в лицо, заставляя меня нервничать. Мне было очень тяжело не наказывать себя за проявление этих чувств.

«Перестань осуждать себя, Соня, – внушала я себе. – Успокойся. Прими свои чувства. То, что ты их игнорировала, привело к нынешней ситуации. Расслабься и прими помощь».

– Мне нравятся эти ботинки. Спасибо за помощь. Я их возьму, – ответила я, пытаясь ускориться, несмотря на мысленную настойчивость.

Нет. Он хотел убедиться в том, что я выбрала правильные походные ботинки, и у меня не было ни одного варианта, кроме как сбавить обороты и начать работать вместе с ним.

– А теперь встаньте и скажите, как они вам, – велел он, и я поняла вдруг, насколько неторопливым и по-настоящему заинтересованным он был. Я вдохнула и постаралась притормозить и помочь себе.

Я сделала, как он велел.

– Все еще отлично, – сказала я, пытаясь его убедить.

– Ну, я не уверен, – парировал он, тряхнув головой. – Походите пару минут, и мы решим.

Я согласилась и быстро обошла магазин. Да, они были вовсе не такими прекрасными. Они давили спереди и больно сжимали шишку на большом пальце.

– Ну как по ощущениям? – спросил он.

– Туговато, – был мой ответ, – но я их разношу, и будет как надо.

– Начало не очень. Когда уезжаете?

– Через две недели, – ответила я.

– Времени не хватит, чтобы разносить. – Он покачал головой. – Поверьте, в походе вам их разнашивать не захочется. Давайте попробуем другую пару.

– Хорошо. – Я уступила. – Вы правы.

И он был прав, потому что чем дольше я стояла в ботинках, тем неудобнее мне становилось, особенно в районе носков – там уже просто горело.

Следующая пара выглядела похуже, но на ноге они сидели гораздо приятнее.

– Вот эти гораздо лучше, – сказала я, шевеля пальцами, – я их беру.

– Придержите лошадей, – засмеялся консультант. – Правильные ботинки – ключ к успеху, так что притормозите и давайте работать вместе. Надо походить минут десять, чтобы понять.

Я снова ходила по магазину, чувствуя себя достаточно глупо. Я никогда не считала себя походником и обычно покупала дизайнерскую обувь, так что сейчас казалась себе самозванкой. Но мне хотелось стать настоящим искателем приключений, так что я и правда притормозила и стала уделять внимание ботинкам. В конце концов, мне и правда хотелось купить хорошие ботинки. И я никуда не торопилась – это просто была моя привычка торопиться. Очень старая привычка.

Я ходила по магазину и думала, что еще мне надо сделать перед поездкой, кроме того, как купить ботинки и прочее. Мне надо было научить дочерей платить за дом. Вдруг оказалось, что у меня целая гора дел и совсем нет времени.

На мне лежало так много ответственности. Я заботилась о доме, о своем деле, о друзьях и дочерях… И уходить от этого на шесть недель казалось рискованным.

Я знала, что это все было важно для моего самочувствия. Я хотела этого и была готова каждой клеточкой своего тела. Однако исчезновение на такой долгий срок было слишком необычным для меня и для моей жизни, и это делало меня уязвимой. Мне надо было верить всем, и Вселенной, и себе так, как я не верила уже очень давно. Мне надо было отпустить контроль над жизнью и позволить вещам происходить самим по себе.

«Хм. Вот, наверное, в чем смысл Камино. Верь и отпускай. Как минимум вот в чем смысл для меня», – думала я, смотря на шерстяные носки рядом с обувным отделом.

Ко мне подошел консультант.

– Ну что, – спросил он, – как вам эти?

– Гораздо удобнее, – ответила я. – В самый раз.

– Прежде чем их брать, скажите, как чувствует себя носок?

– Совсем не туго. Вообще никакого давления.

– А пятка? Поднимается, когда вы идете?

– Немного, – ответила я, – наверное, поэтому мне так удобно.

– Это плохо. – Он потряс головой. – Если пятка гуляет, вы натрете мозоли. Вот еще одна пара носков, проверим, будет ли пятка скользить?

– Еще одна пара?

– Да, в походе иногда помогает надевать две пары носков. Первая пара – как подкладка. Они тоньше, и предотвратят мозоли. Вторая пара – потолще и надевается поверх первой. Она поглощает пот и немного фиксирует ногу.

– Понятно, – ответила я, снимая первый носок, надевая второй, и поверх него еще толстый носок. Потом я снова надела ботинки.

– Ну как, есть разница?

– Так они потуже, – ответила я, вставая, – но очень удобные.

– Так, теперь пройдите по рельефу, – он показал на маленькую горочку. – Надо убедиться, что они хорошо сидят, даже когда вы идете вверх.

Я сделала пару шагов.

– Да, все в порядке.

– Вы скользите?

– Немного. Не очень сильно.

– Это плохо. Если вы скользите, то в итоге собьете пальцы. А это – настоящая катастрофа. Давайте попробуем еще одну пару.

Я сдалась.

– Хорошо. Я готова. Что у вас еще?

– Минуточку. – Он осмотрел все модели. – Да.

Консультант сказал это так, словно нашел, что искал.

– Я сейчас вернусь с еще одними.

Вскоре он пришел с самыми уродливыми в мире ботинками, такими страшными, словно это было такое модное веяние. Они были черно-серыми, большими и казались тяжелыми. Вообще скорее они были похожи не на треккинговые ботинки, а на обычные мужские. Однако, когда я их надела, они оказались вовсе не тяжелыми и сидели на ноге лучше предыдущих.

Я обошла круг почета по магазину, а затем поднялась и спустилась по рельефу, и они все еще отлично сидели. Я надела две пары носков и повторила все сначала, и они прошли тест.

– Да, – теперь я и сама была уверена, – вот они. Я их беру.

– Что еще вам нужно? – Консультант оглядывал полки. – Носки? Рюкзак?

– Мне нужно все. – Я вытащила список. – Стыдно сказать, но я совершенно не готова, и я уезжаю через две недели!

– Вы только что решили это сделать?

– Нет, три месяца назад, но как-то все руки не доходили. Я была ужасно занята, и время просто пролетело. Не знаю, как так вышло.

– Ничего. Вы не первый новичок, который так же начинает первый поход. Не переживайте. Мы все подберем.

Я купила носки, штаны, шорты для походов, накидку от дождя и белую футболку для защиты от солнца. Потом мы стали искать остальное необходимое оборудование.

Я купила бутылку для воды и рюкзак, в который бы все поместилось. Я купила маленький зеленый спальник, который почти не занимал места, и вкладыш для него. Я медленно начинала наслаждаться.

Консультант показал мне большой палец в знак одобрения, и мы пошли дальше.

Потом он продемонстрировал мне мягкий пластиковый предмет и сказал:

– Может, вот это? Иногда очень бывает нужно.

– А что это? – спросила я, пока он распаковывал предмет и скручивал в трубочку.

– Это для того, чтобы пи́сать, – пояснил он. – С такой штукой вам не придется присаживаться. Просто аккуратно приставляете ее, куда надо, и писаете. В итоге вы можете делать это стоя, и это довольно просто.

Интересно, удивилась я. Об этом я тоже не подумала. Вряд ли на Камино будет много туалетов, придется ходить в лес. Ну, почему бы и нет? Возьму и эту штуку.

– Протеиновые батончики?

– Да.

– Мыло?

– Да.

– Палки для ходьбы?

– Абсолютно точно, да!

– Шляпа?

– Да.

– Какая?

– Чтобы солнце на лицо не попадало, – ответила я.

– Вот эта лучше всего, – предложил он и дал мне мягкую панаму, которая была помесью головных уборов Французского легиона и бурки, у нее была завязка, которую можно было закрепить под подбородком.

Она покрывала почти все мое лицо и шею, и была, пожалуй, идеальной. Немного слишком, конечно, но все было немного слишком.

– Мне нравится.

Посмотрев по сторонам, проверяя, все ли мы взяли, он подытожил:

– Думаю, это все. Давайте посмотрим на список.

Я отдала ему уже помятый список, осознав, что все время держала его ужасно крепко, пока мы шли по магазину и консультант выбирал вещи.

Просмотрев список, мысленно отметив каждый пункт, он взглянул на меня и улыбнулся:

– Думаю, это все!

Пока он пробивал товары, мы продолжали болтать. В конце он отдал мне чек и сказал:

– Получилось на восемьсот шестьдесят девять долларов сорок два цента.

Я вдохнула:

– Боже! Так дорого!

Он помолчал.

– Хотите что-то вернуть?

Осмотрев все, что я сняла с полок, надеясь на максимальный комфорт от похода в одиночестве, я сказала:

– Нет. Я не могу. Мне все это нужно, – и передала ему кредитку.

Боже, ужасно дорого! Я дотащила пять тяжеленных сумок до машины, закинула их в багажник одну за другой. Неожиданно я поняла, что мне придется нести на себе все, что я сейчас купила.

«А-а-а-а, как я вообще это сделаю?» – спросила я себя вслух, вдруг чувствуя себя очень плохо от количества и веса моего ближайшего будущего.

«Ну, как сказал консультант, одна нога за другой, вот так», – ответила я на свой вопрос.

 

Два рюкзака и более того

До моего старта оставались считаные дни, и я начинала нервничать все сильнее. Я собиралась выйти из Сен-Жан-Пье-де-Пор – города у подножия Пиренеев в юго-западной Франции, который был исторической точкой начала паломничества по Камино. Я не знала, что лежало за этой точкой, и корила себя за то, что не узнала больше. В самый последний момент я решила купить несколько книг, чтобы, возможно, найти полезную информацию, которая смягчит мое беспокойство, и я буду чувствовать себя более уверенной.

Первая книга, которую я прочитала, была «Паломничество» Пауло Коэльо. Она заворожила меня, и я не смогла от нее оторваться. Автор прошел через множество духовных испытаний на пути из Франции через Испанию, но у него было кое-что, что у меня отсутствовало – проводник.

В один из дней Коэльо атаковал демонический пес. Эта история заставила меня вздрогнуть. Я даже и не думала о том, что на меня может напасть собака, и от внезапного волнения я покрылась мурашками.

Следующей книгой стала «Камино» Ширли МакЛейн. Она тоже подверглась духовным испытаниям, включая то, что чуть не замерзла до смерти, и, к моему ужасу, на нее тоже нападали собаки-демоны. Вот дерьмо! Теперь я не хочу идти. Сама мысль о том, что меня могут атаковать дикие собаки, была уже достаточным основанием для того, чтобы остаться дома.

Когда мне было около шести лет, на меня по дороге домой напал бешеный пес. Я думала о чем-то своем, до дома оставалось три квартала, и тут это безумное животное с пеной у рта кинулось на меня из ниоткуда. Он приближался ко мне, рыча, лая и делая выпады в мою сторону, – я же кричала на всю улицу. Я была в ловушке, казалось, целую вечность, отступая и размахивая школьной сумкой – так я отгоняла пса, чтобы он не подходил.

Произошло чудо – моя старшая сестра Куки проходила мимо и увидела меня и пса. Она уронила сумку, побежала через улицу и стала кричать и наскакивать на собаку со всех сил. Когда та немного отступила, сестра приказала мне бежать.

Мы были дома меньше чем через две минуты. Я дрожала от пережитого ужаса. Сестра моя, тоже дрожа, сидела вместе со мной на крыльце. «Все хорошо. Мы уже дома». Мы обе содрогнулись, осознав, насколько близка была опасность.

Этот случай привел к тому, что я до смерти боялась собак. Прочитав о том, что на Камино такой опыт невероятно возможен, я впала в панику.

Вот дерьмо! Что теперь? Как я смогу оградить себя от диких собак? Ну и конечно, я знала еще из своего опыта тренера интуиции, что, думая о том, чего боишься, ты привлекаешь это к себе. Так что теперь шансы повысились.

Мне нужна была защита. Вот и все. Я не хотела быть застигнутой врасплох бешеным зверем, как это случилось много лет назад. Ну уж нет, мать твою!

Когда я искала в Интернете способы самозащиты, моя подруга Дебра, любительница собак, которая тогда жила со мной, зашла и спросила, может ли она помочь мне с подготовкой. Она знала, что до моего отхода оставались считаные часы, потому что я нервничала все сильнее.

– Думаю, мне нужен перцовый баллончик, чтобы отгонять диких собак. Очевидно, что мое паломничество станет чередой духовных уроков и проверок и дикие собаки станут их частью, потому что я их очень боюсь. Можешь достать мне этот баллончик?

– Перцовый? – переспросила она. – Ты уверена? Я не думаю, что он поможет.

– Может, и нет, – ответила я, не скрывая раздражения. Я была уверена, что собаки достанут меня в любом случае. Я догадывалась, что перцовый баллончик – это жалкая попытка дать себе шанс. Но это было не важно. Он все равно был мне нужен.

– Это только разозлит их, – продолжала Дебра. – Надо избегать визуального контакта и взять здоровенную палку.

– Да я и не собираюсь им в глаза смотреть, – выпалила я, взбесившись от ее лекции. – И у меня нет здоровенной палки. Только палки для ходьбы.

– Они тоже сойдут, – ответила она, совершенно не обращая внимания на мое раздражение.

– Мне нужен перцовый баллончик! Если не хочешь его покупать, нечего предлагать помощь! – Я уже почти кричала. Она явно не ожидала такой реакции.

– Хорошо, – согласилась она, чувствуя, что пора отступить. Я уже настолько сильно нервничала перед лицом возможной опасности, что не могла услышать ее. Она не собиралась в поход, так какое право имела она говорить мне, как справиться с бешеными псами?

Мое высшее «Я» наблюдало за мной, пока я погружалась в липкий страх. Он засасывал меня, как зыбучий песок, а я пыталась остаться на поверхности.

«Почему ты вдруг так испугалась? – ругала я себя. – Люди со всего мира ходили по этому пути на протяжении долгих веков. И я что-то не читала о случаях смертельных нападений бешеных собак в Испании». Я проверила Интернет.

Тем не менее из-за того, что мой страх встречи с дикими псами был так силен, я убедилась в том, что это будет одно из первых испытаний, с которыми я столкнусь. Коэльо и Маклейн были духовными учениками, и оба встретились с дикими собаками. Я тоже духовный ученик, так что почему я не должна их встретить? Может, это было важной частью Камино. Конечно, все это не имело никакого смысла, так что я постаралась вернуться на землю и перевести дыхание.

Всю свою жизнь я гордилась тем, что была бесстрашным воином. Дело было не в том, что я не боялась. Дело было в том, что я не обращала внимания. Чувство страха – это роскошь, которую я не могу себе позволить, потому что если бы я позволила, то не смогла бы заботиться о себе и справляться со своими обязанностями. Я чувствовала страх, стоя перед полным залом народа. Я чувствовала страх, впервые встречая нового клиента. Я чувствовала страх всегда, когда давала интервью. И я, конечно, чувствовала страх перед предстоящим разводом. Но, как истинный воин, я игнорировала свой страх. Я верила своему духу, своей мудрости, своему высшему «Я» и всем моим проводникам по тонким мирам. Я знала, что они будут наблюдать за мной и защищать меня. Именно поэтому я смогла игнорировать мои страхи или хоронить их так глубоко, что они словно бы исчезали. В результате единственное, чего я боялась, были бешеные собаки.

Само собой, поэтому они будут там. Все больше я понимала, что паломничество мое будет состоять из встреч со страхами и эмоциями, от которых я бежала всю жизнь. С того момента, как мне было шесть. Или даже раньше.

К счастью, у меня было много других вещей, на которых можно было сконцентрироваться и немного отойти от постоянного страха.

Мне надо было купить страховку, на случай если что-то пойдет не так (например, на меня нападут бешеные псы), и мне надо было оформить страховку на поездку, если я не смогу дойти до конца и мне придется менять билет.

Это все было очень просто получить – с Интернетом и картой «Американ Экспресс». «Ого, – воскликнула я, снова и снова нажимая на кнопку «Купить». – Это уже совсем недешевое паломничество!»

Потратив тысячу долларов, купив и медицинскую страховку, и страховку для путешественников, я откинулась на кресле и перевела дыхание.

«Мне надо уже выходить. Чем дольше я сижу тут, пытаясь все организовать, тем сложнее и дороже это выходит. Мне надо перестать думать, собрать сумки и пойти!»

Мне не нравились все эти предосторожности и подготовка. Я превращалась в Патрика и готовилась к худшему. Это было на меня совсем не похоже. Пора было вернуться к своему спонтанному и верящему «Я».

«К черту Пауло и Ширли. Собаки-демоны мне тоже не нужны. Это был их опыт. Не мой. Когда мне было шесть, я уже получила урок от собаки. Мой Камино будет более мирным и исцеляющим, – говорила я Вселенной. – Страдания мне не нужны!»

Я начала запихивать в рюкзак гору вещей и думала о том, как же хорошо оказалось стряхнуть оковы чужого опыта. Когда я закончила, рюкзак выглядел как завернутый труп, а на полу лежало еще столько же вещей, при этом места в рюкзаке совсем не осталось. «Я не смогу его перенести через улицу, – произнесла я вслух, – не то что через Пиренеи. Как, черт возьми, я сделаю это с больным коленом?»

Как напомнил мне мой ассистент Райан, недавно мне сделали операцию на колене, заменили чашечку, которую я повредила, выбивая злобу на кикбоксинге. Сейчас я все еще проходила период восстановления. Я уже хорошо ходила, но иногда подниматься и спускаться по ступеням было больно. Внезапно я испугалась, что колено не выдержит.

«Ты права, – колено внезапно пронзила острейшая боль, оно словно бы отказывалось идти. – Это слишком много для меня». Что делать? Я знала, что есть компании, которые перевозили твои вещи из города в город, если ты не хотел нести их, и я вообще думала заказать эту услугу, но так пока ничего и не сделала.

Много раз я спрашивала себя: вранье ли это? Является ли истинным паломником тот, кто несет вещи на себе?

«Но что, если вес слишком велик для колена? Надо ли мне устремиться вперед и надеяться, что я наберусь сил в процессе, или лучше сбавить обороты и позволить кому-то нести этот пятидесятифунтовый труп за меня?»

Я подняла рюкзак и надела его на себя, решив попробовать пройтись. Первые несколько шагов были не очень сложными, особенно с палками.

«Я могу это сделать, не вопрос, – сказала я себе, представляя себя Зеной – Королевой Воинов. – Теперь ступеньки». Идти вниз было нормально. Но когда я развернулась и сделала один шажок вверх, мое колено пронзила боль, и я закричала. Я упала на колени. А прошло всего три минуты.

«И что теперь? Закончится, не начавшись? Или становиться ненастоящим пилигримом – без рюкзака и без страданий?»

«Это мое паломничество, – сообщила я осуждающим голосам в голове. – Какая разница, несу ли я рюкзак сама и ломаю ли колено. Кто судьи?»

Я знала, что Богу не важно, сама ли я несу рюкзак. Не важно это и моему высшему «Я», не важно это и моим проводникам. Только лишь моему эго, ищущему одобрения, было это важно – оно боялось осуждения. Оно вместе с моим внутренним ребенком отказывалось от похода, и мне казалось, что эти личности все ближе и ближе друг к другу. Я вспомнила один разговор с Патриком, еще до того, как мы начали друг друга ненавидеть.

Я сообщила ему, что иду по Камино, и он равнодушно заметил: «Да? Мой друг Тайсон и его восьмидесятиоднолетняя мама идут туда же в одно с тобой время. И она сама несет свой рюкзак. А ты?» А ТЫ? Он знает, что я сломала колено, пытаясь избавиться от негативной энергии. Что за ублюдок, спрашивать меня, смогу ли я посоревноваться с восьмидесятиоднолетней дамой.

Я надела рюкзак и снова попробовала. Я походила по дому несколько минут – плечи невероятно болели – и снова попыталась взять ступеньки штурмом. Два шага вверх – и я снова кричу. «К черту бесчувственные комментарии Патрика, – выпалила я, бросая рюкзак на пол. – Мне абсолютно все равно, осудит он меня или нет. Мое паломничество – не для того, чтобы впечатлять других людей. Я не буду переживать о том, нужна ли мне помощь или нет. Может, мне придется научиться просить помощи. Я точно достаточно слышала об этом от дочерей и Патрика на протяжении многих лет. Я не люблю просить, но это может просто понадобиться».

«Решено, – продолжала я оповещать свое внутреннее чувство вины. – Я не потрачу больше ни секунды на волнения о том, что думают другие. Никто, кроме меня, не думает об этом. Единственный голос, который я буду слушать, – голос моего тела. Пусть он решает. А не мой страх и тщеславие».

«Хороший совет, – ответила я себе самой (да, я часто так делаю). – Что хорошо для моего тела?» Я подумала полминуты и придумала.

«У меня будет две сумки: рюкзак и еще одна. Каждый день у меня на спине будет рюкзак, но не очень тяжело набитый, чтобы не повредить колено, а тяжелая сумка поедет вперед с курьером. Часть я переложу в маленькую сумку и тогда стану настоящим паломником, и мне будет тяжело, но колено я не поврежу».

Решение мне понравилось.

«Отличное решение, – объявила я вслух своему телу. – Только вот мне надо выйти и купить еще одну сумку».

 

Как убрать тяжесть

На следующий день рано утром, твердо решив передать сумку транспортной компании, я вошла в Интернет и начала искать фирмы, которые мне помогут. Одна называлась «Камино Вейс» и располагалась в Ирландии. Эта компания могла не только перевозить сумку из города в город, но и бронировать маленькие апартаменты в каждом городе вдоль Камино.

Зная, что я скорее всего буду идти медленно, а не быстро, учитывая поврежденное колено и отсутствие опыта походов, я, конечно, переживала за то, смогу ли я найти место для сна в укрытиях для паломников. Судя по тому, что я читала, они действовали по принципу «кто первый встал, того и тапки», и часто уже к середине дня были переполнены, и не было сомнений в том, что это происходило куда раньше, чем я могла бы туда попасть. Возможно, бронирование как транспорта, так и места жительства, вместо того чтобы останавливаться в укрытиях, будет правильной идеей, которая всячески облегчит мне жизнь.

Я поговорила с парнем по имени Роланд, который немедленно убедил меня в том, что они смогут найти для меня местечко во всех городах вдоль Камино, а также будут перевозить мою сумку ежедневно и даже смогут обеспечить мне завтрак и иногда ужин.

Это было не очень дорого, учитывая то, сколько я уже потратила. К тому же речь шла о моем эмоциональном спокойствии. В конце концов, я все это делала исключительно ради эмоционального спокойствия.

– Можно мне денек обдумать? – спросила я. – Я, наверное, согласна, мне все нравится, но я хочу убедиться, что я не вру самой себе таким образом. Кто-то говорит, что, если ты не несешь свои вещи и не спишь в укрытиях, ты не настоящий паломник, а мне это не нравится.

– Это ваш Путь, – ответил он. – Почему вы думаете о том, что говорят другие?

– И правда. Я подумаю и перезвоню.

Одну чашечку кофе спустя я приняла решение.

На следующий день Роланд прислал мне письмо с маршрутом, с названиями хостелов, где я буду ночевать, и с картами, которые можно было распечатать. Казалось, что в основном я буду ночевать в однозвездочных отелях с завтраком и ужином паломника, какими бы они ни были, но каждые десять дней мне предлагался трехзвездочный отель без ужина. Отлично. В письме было сообщение: «Мы пришлем вам паспорт завтра».

Далее там объяснялось, что паспортом они называли книжечку, в которой можно было поставить печати из каждого города вдоль Камино. Это значило, что я прошла весь путь, и в Сантьяго в обмен можно было получить сертификат паломника.

Я переживала о том, что могу не найти место, где ставят печати, но вскоре увидела, что Роланд прислал инструкции по нахождению офисов в каждом городе.

Я вздохнула с облегчением и сказала себе: «Думаю, это все. Я все обдумала. Теперь пора просто идти?»

В конце письма была приписка на испанском «Buen Camino», что означает «Доброго Пути».

Я улыбнулась. Я надеялась, что это и правда будет хороший путь.

 

Сборы

Не могу поверить, что возвращаюсь в магазин, думала я, чтобы приобрести второй рюкзак. Купив небольшой рюкзак, я направилась в отдел обуви. В блоге про Камино я прочитала, что треккинговые ботинки были абсолютно необязательны и что легких Меррелов будет более чем достаточно. Автор блога писал так, что мне показалось, что Камино – это просто долгая прогулка в парке. Он говорил, что те, кто считал иначе, – нытики и вообще преувеличивают. Как только я взяла в руки пару ботинок, ко мне подошел молодой продавец и сказал:

– Они очень удобные. Хотите померить?

– Да, знаю, – ответила я. – Они подходят для долгих походов?

– Могут и подойти. Смотря, где вы ходите.

– По Испании. Я прочитала, что для моего маршрута такой обуви достаточно.

– Тогда надо брать, – ответил он. Этот консультант был полной противоположностью того, первого.

– О’кей, – согласилась я, вновь возвращаясь к спонтанному способу принятия решений. – Возьму.

Я заплатила за них и положила во второй рюкзак.

Дома я вытащила все из рюкзака-трупа и стала перекладываться.

Мне надо было решить, что пойдет в рюкзак, который я понесу сама, а что – в сумку, которую понесет кто-то другой.

Именно тогда моя дочь Соня спросила у меня:

– Есть ли у тебя длинные подштанники?

– Нет, – ответила я. – Не думаю, что они мне понадобятся. Уже июнь на дворе.

– Возьми мои на всякий случай. – Она передала мне штаны. – Лучше взять, чем жалеть.

Вскоре пришла Дебра с перцовым баллончиком (да!) и статьей из Интернета о том, что делать, если тебя окружили собаки.

Я взяла баллончик и проигнорировала статью.

– Что еще? – спросила я себя вслух, пока Дебра и Соня оглядывались.

– Ты взяла плащ или ветровку? – спросила Дебра.

– Не-а, у меня есть легкая куртка. Не думаю, что хочу брать плащ.

– Ее может не хватить. Возьми мою накидку – может понадобиться, когда пойдешь по горам.

Соня спросила, взяла ли я теплую шапку и перчатки.

– Нет, но зато взяла шляпу от солнца и бандану.

– Вот эти возьми, – сказала она, давая мне кашемировые перчатки и шапку, которые мне месяц назад прислал друг специально для Камино, а я забыла их положить.

Оглядывая комнату, я вслух вопросила: «Что-то еще?» Я рассматривала гигантскую гору вещей и думала, что проще было взять шкаф. Но потом мои глаза нашли мой тотем, Гамби, который сидел на моем личном алтаре, – глупую, смешную, резиновую зеленую игрушку из детства.

«Гамби! – закричала я. – Я тебя беру!» Гамби всегда был рядом с того момента, как мне исполнилось десять лет. Он был маленький и глупый, но всегда веселил меня. В каком-то смысле он был моим альтер-эго, моим внутренним ребенком, моей совестью и моим высшим «Я». Он должен был быть со мной.

«Подушку я тоже возьму. Почему нет?»

Я застегнула последнюю молнию, и моя дочь спросила:

– Ты точно все взяла?

– Думаю, да. Я готова по максимуму, но я уверена, что вспомню еще про двадцать вещей до того, как выйду за дверь в понедельник. Главное, останови меня, если я слишком нагружусь. Вообще это паломничество должно облегчить мне жизнь, ну а этого не происходит.

 

Последняя ночь дома

В выходные перед отправлением во Францию я преподавала на семинаре в Институте Омега в Ринбеке штата Нью-Йорк. Рейс обратно в Чикаго приземлился в семь вечера в воскресенье. Мне пришлось бежать домой, потому что я уезжала на следующий день, и мне все еще надо было что-то сделать.

Тогда был еще и День матери, и моя старшая дочь приготовила ужин для меня – отпраздновать и проводить. Я была очень тронута ее усилиями, и счастлива, потому что обе мои дочери были рядом. Мне хотелось только, чтобы я лучше могла принимать их прощания и пожелания. К началу похода я стала эмоциональной развалиной.

Все свои обязанности я оставляла на дочерей и на партнера по бизнесу Райана – просто я не хотела думать ни о чем, кроме Пути. Мое высшее «Я» знало, что все будет хорошо, но я все еще нервничала.

Неожиданно я испугалась, что они не справятся в мое отсутствие. Я ничего им не сказала, конечно, но понимала, что в основном мое чувство безопасности возникло из-за того, что я была за все в ответе.

– Я что, совсем ужасный перестраховщик? – спросила я дочерей, пока делала пюре.

Они обе засмеялись:

– Может, совсем немного, особенно если речь идет об обязанностях.

– Вот еще одно просветление от Камино – а я даже не вышла.

– Ни о чем не переживай, мама. Мы все сделаем, можешь нам поверить, – убеждали они меня. – Мы правда очень рады, что ты делаешь это для себя.

– И я тоже.

Я знала, что они правда так думали. Я была так несчастна на протяжении двух последних лет, что они от меня уже устали. Я пыталась переживать шторма, которые иногда сама же и создавала, но между смертями в моей семье и смертью моего брака я переполнилась горем и страданием. Каждый день был как вызов, и только мои дочери меня спасали.

Я понимала, что у них было свое горе, горе детей разведенных родителей. Нам всем нужен был этот перерыв, чтобы справиться с эмоциями. Я уже устала от того, что приносила в их жизни несчастья, и хоть мы были очень близки во время всех семейных кошмаров, нам все равно нужно было время и место, чтобы самим справиться со своими проблемами.

Несмотря на наши с Патриком постоянные прения, мы были очень привязаны к девочкам. Наш развод был причиной того, что девочки злились и страдали. И я, конечно, не винила их. Я винила себя, ну и, конечно, Патрика.

Я решила дать девочкам отдохнуть. Я была так сильно виновата во всем, что боялась, что не смогу уйти. Это значило, что я теряю контроль.

Я была готова и ничего не хотела, кроме как передать ответственность другим (на время) и уйти на отдых. Все казалось слишком сложным. На меня давил не рюкзак (и не два рюкзака). На меня давила ответственность за очень многие вещи, и я не могла брать это с собой на Камино. Это была моя жизнь и мои бесконечные обязанности – и мне надо было разгрузиться.

Я хотела пройти по Камино больше, чем чего бы то ни было еще, чтобы освободиться от вины, злости и стыда, которые я прятала глубоко в сердце. Я молила о прощении за всю эту вину и отрицание. И за то, что не смогла сильнее любить Патрика и простить его, хоть и знала, что я все сделала верно.

Я верила своей системе божественной поддержки и знала, что всегда получу высшую защиту и поддержку. Не верила я только людям, кроме Райана и своих дочерей. Но даже несмотря на то, что я верила им всем сердцем, я не хотела просить от них больше, чем нужно.

Я молилась Богу, готовясь ко сну. Надеюсь, что это будет начало новой жизни. Той, которая позволит мне расслабиться и получить поддержку. С самого раннего возраста я верила, что просить о чем-либо – эгоистично и грешно. Давать – лучше, чем получать. Это что-то духовное. Я должна была стать дающим и не жаловаться и быть хорошей католичкой.

Единственное место, куда я могла обратиться за помощью, – это небеса, и даже их я старалась часто не беспокоить. Я могла попросить своих духов-наставников помочь мне, и они всегда помогали. Но просить людей о помощи я не умела. Это было навязчиво и неправильно.

Все это привело к краху моих отношений, особенно отношений с мужем. Из-за этого я поверила в то, что ни в чем не нуждаюсь, но это было неправдой, и вот поэтому я была такой нервной – особенно с Патриком. Я давала и давала, как меня научили, а свои нужды зарывала все глубже и глубже.

Я даже не обращала внимания на то, что я делаю, пока не наступал момент «последней соломинки», и тогда я взрывалась – а с момента смерти отца это происходило все чаще и чаще. Его смерть открыла ящик Пандоры, в котором всю жизнь я хранила подавленные желания. И теперь они не хотели быть подавленными.

«Мне кажется, что мне всегда было надо больше, чем я готова признать», – подумала я, размышляя над огромной кучей вещей для похода. Неудивительно, что я была так несчастна. У меня есть нужда, и меня это бесит.

Вот что было для меня важным, вот что я хотела изменить, или успокоить, или пережить, или вылечить на Камино. Мне было очень надо. Я была так зла на огромное количество людей и так много раз разрывала отношения из-за ответственности, что не могла себя переносить.

До тех пор пока я не приведу эту часть себя в порядок, я никогда не буду счастлива ни в жизни, ни в отношениях. «Вот это я знаю наверняка, Опра», – произнесла я, укладываясь на кровати.

 

Из Чикаго в Париж

Оказавшись на рейсе Чикаго – Париж, я почувствовала облегчение, наконец-то я была в пути. А ведь я столько сил потратила, колеблясь между предвкушением и страхом перед опытом, что было хорошо наконец-то оказаться в дороге.

«Была не была!» Когда самолет повернул на взлетную полосу, я глубоко выдохнула, возможно, впервые за многие дни. «Ну вот и все, – сказала я себе, – надеюсь, я знаю, что делаю». Едва мы приземлились в Париже, как я схватила оба рюкзака и направилась в Хилтон, чтобы отдохнуть денек и переждать десинхроноз.

Проснулась рано и приготовилась к отлету в Биарриц. Ого. Я никак не могла поверить, что я была так близка к отправной точке. Рейс был в час дня, поэтому у меня еще оставалось время, чтобы не спеша позавтракать перед отлетом. Я вытащила маленькую сумочку, в которой была вся информация о Камино, чтобы взглянуть на свои заметки еще раз. Для пешего похода через всю страну там было не так уж и много. У меня были названия хостелов, где я должна была останавливаться в конце каждого дня, больше не было ничего. Ни адреса, ни телефонного номера. Только названия городов и хостелов.

«Наверное, в этом и заключается паломничество», – подумала я и втиснула сумочку обратно в рюкзак. Нужно было просто положиться на веру и следовать по указателям, обозначающим Путь, – мне рассказали про желтые стрелки и попадающиеся время от времени знаменитые ракушки святого Иакова. Я выглянула из окна гостиничного номера. Небо было практически черным от туч, из которых в сопровождении громовых раскатов извергался дождь. Я засмеялась, отвернувшись. Ну конечно, небеса встревожены. Они чувствуют то же, что и я.

Проверила температуру с приложения в айфоне – всего восемь градусов – холодновато для начала мая. Я была так рада, что в последний момент перед выходом из дома захватила ветровку. Посмотрев прогноз погоды на несколько дней вперед и убедившись, что с погодой все будет так же или еще хуже, я поняла, что она мне очень пригодится. Заново упаковала свой большой рюкзак, который я опустошила прошлой ночью, чтобы в последний раз убедиться, что я взяла все, что нужно, и пошла на завтрак.

Голова была немного тяжелая. Я была голодна, страдала от смены часовых поясов, возбуждена и немного испугана, спрашивая себя, готова ли я завтра начать свой путь. Я знаю, что осуществляю все, что задумала, поэтому мой страх не был серьезным. Я просто думала о том, на что будет похоже мое путешествие. И справлюсь ли я с ним физически. Со здоровьем и силой у меня все было в порядке, но я не назвала бы себя спортивной. Я ходила пешком, танцевала, занималась йогой, время от времени ходила в спортзал и там тягала вес. В последний год, правда – нет, из-за операции на коленке. Все это я учла, когда задумывалась об идее пройти пешком через всю страну. «Ладно, посмотрим», – бормотала я под нос, попивая латте.

Я нервничала. Хоть во мне и живет дух приключений и я люблю окунаться с головой в неизведанное, но я никогда не делала этого одна, по крайней мере ничего подобного с двадцатилетнего возраста. И в прошлый раз, как и сейчас, случай занес меня во Францию.

В то время мои родители много и шумно выясняли отношения, и, как и сейчас, моя семья была на грани распада.

В попытке поддержать одновременно и мать и отца, я оказалась в самом эпицентре их крайне эмоциональных разборок, и в результате поплатилась своими нервами. На мой взгляд, они были не в себе, и мне нужно было оказаться как можно дальше от них. Вдобавок я резко порвала со своим молодым человеком, с которым мы прожили вместе почти восемнадцать месяцев – первые серьезные отношения, а все из-за его постоянно возрастающей тяги к алкоголю и наркотикам. Мне нужен был весь мир. Ему – косяк. И хоть я и знала, что расставание было необходимо, из-за того, что он был опустошен – расставание ошарашило его, я чувствовала себя виноватой. Тогда же я бросила колледж, и мне было стыдно. Я училась по стипендии и была неплохим студентом, поэтому никто не ждал, что я брошу учебу. Ни от кого обычно не ждут, что он бросит учебу. И все-таки я поступила именно так, никому не рассказав об этом и ни с кем не посоветовавшись.

Я бежала из дома. Пыталась начать новую жизнь стюардессой, но вскоре выяснилось, что я совсем не подхожу для подобной работы. Я чувствовала одиночество и разлад со своим духом, грандиозный обман – каждый раз, когда я надевала униформу, чтобы выйти на работу. Работа в авиакомпании была похожа на службу в армии. Мне сказали, что первые шесть месяцев я на испытательном сроке, и любое неверное движение автоматически приводило к увольнению.

Будучи доброй католичкой, я боялась смерти. Нет необходимости говорить, что я не была одной из тех беззаботных, диких натур, обожающих ходить на вечеринки, сношаться с кем ни попадя и всю ночь накачиваться алкоголем и кокаином – как мои коллеги-стюарды. Я не была «крутой» в этом понимании. Я была скромной и серьезной, невероятно чувствительной и глубоко духовной, поэтому все это подноготное безумие, происходившее в гостиницах странных городов между вылетами, травмировало меня и заставляло тревожиться сильнее, чем когда-либо. В этом мире я ощущала себя гадким утенком, рыбой, выброшенной на берег, брошенной на балу девушкой.

Все было перевернутым вверх дном, я была оторванной от этой реальности, не было домашнего комфорта, в душе царило смятение, негде было получить порцию тепла, хотя бы какую-то передышку. Меня часто посещали мысли о переезде во Францию. С детства меня тянуло туда. Несмотря на то что мой отец и был французом и вырос в Штатах во франкоговорящей атмосфере, он никогда не говорил по-французски, ни разу даже не упоминал о Франции. Поэтому мое увлечение Францией, и особенно южной ее частью, не имело никакого отношения к нему. Оно исходило откуда-то из глубины моего сознания, я не понимала откуда.

Однажды, когда мы сидели в комнате отдыха для персонала в аэропорту Кливленда, в разговоре с коллегой я мимоходом упомянула о своей мечте оказаться на юге Франции. Если я когда-то там окажусь, он посоветовал мне город Экс-ан-Прованс и написал мне адрес места, где можно было остановиться. И, как и с паломничеством, в ту же минуту, как он передал мне бумажку с адресом, я окончательно решила отправиться туда. Месяц спустя, ничего не спланировав и даже не подготовившись, я взяла на работе годовой отпуск и была такова.

Как только я добралась до Экса, все встало на свои места, и довольно скоро я сняла комнату на третьем этаже старинного домика, в которой была армейская кровать, маленькая раковина, столик с лампой без абажура, в коридоре же была общая ванная. Обстановка была проще некуда, но как человек, выросший вместе с шестерыми братьями и сестрами, у которого в спальне не было двери, затем съехавшийся с молодым человеком, а затем живший в доме, битком набитом бортпроводниками всех сортов, я почувствовала облегчение, оказавшись наедине с собой.

Обустроившись, я решила найти себе какое-то занятие. В городе я нашла языковую школу, где могла бы изучать французский несколько часов в день, и быстро записалась туда. В остальном же я просто бродила по предместью и городу в попытке почувствовать себя лучше. В основном безрезультатно.

Мне удалось физически дистанцироваться от своей семьи, но эмоциональная боль преследовала меня все время, что я там жила. Я совершенно не представляла, что делать, оказавшись в одиночестве, как справиться с эмоциями, и в итоге все закончилось тем, что мне было одиноко и страшно. Кроме того, денег у меня было в обрез, поэтому я жила, питаясь лежалыми багетами и сыром. После трех месяцев такой жизни я очень сильно заболела.

За два дня до Рождества хозяйка комнаты пришла пригласить выпить чего-нибудь вместе со всеми и нашла меня лежащей на полу – в лихорадке и бреду, страдающей одновременно от болей в спине и животе.

Смутно помню ее, склонившуюся надо мной и запаниковавшую. Она положила мне на лицо холодный компресс, потом я пришла в себя уже в больнице – меня везли в операционную с прорвавшимся аппендицитом и серьезной почечной инфекцией.

Я уверена, что именно мой ангел-хранитель послал ту женщину ко мне в комнату, потому что за все три месяца она ни разу не заходила ко мне. Я вообще редко ее видела, а когда мы встречались, то я избегала разговоров с ней – она была по-французски элегантна, холодна и пугала меня этим. И я была так благодарна ей за то, что она сделала.

После операции я провела следующие девятнадцать дней в больнице, приходя в себя, и это время было ничуть не веселее обычных дней.

И все-таки сейчас я понимаю, насколько хорошо, что все это произошло со мной. Все кончилось тем, что меня нянчили и днем и ночью, а мне это было так нужно! Медсестры, сочувствуя мне, были очень добры и оставались со мной немного дольше, чем положено, чтобы убедить меня, что все будет хорошо. Как же я была им за это благодарна!

Учителя из языковой школы тоже приходили навестить меня, некоторые даже по нескольку раз, и меня это несказанно радовало и трогало. На Рождество и Новый год они даже принесли мне конфет и фиников, заверив меня, что они не испортятся до моего выздоровления.

Даже хозяйка моей квартиры приходила ко мне почти каждый день. Она была гораздо мягче, чем обычно, и относилась ко мне с такой трепетной заботой, что я не могла поверить, что это тот же самый человек, которого я старалась избегать. Эти незнакомцы день за днем дарили мне столько любви и тепла, что беспокойство в моей душе начало исчезать.

Пока я выздоравливала, я была в палате с девяностолетней женщиной, сломавшей ногу. У нее была какая-то форма старческого слабоумия, из-за которой она часами говорила без умолку. Но говорила она не со мной. Она разговаривала с небесами.

Слушая ее безостановочную болтовню, я начала понимать французский. Она говорила с ангелами, умершими близкими, людьми из прошлого (с теми, по кому она скучала, и немного с теми, кто ей не нравился) и какими-то размытыми персонажами. Это было довольно занятно, и в итоге она стала одним из лучших моих учителей французского.

К тому моменту, как я выписалась, я знала язык на таком уровне, чтобы пройти тестирование в Парижском университете, где я и закончила впоследствии свое обучение.

Сидя за завтраком, я думала о том, что целый пласт моей прошлой жизни пронесся в моем сознании, как если бы это все было вчера, хоть я и не вспоминала об этом годами.

Очевидно, я была призвана на Камино, чтобы разобраться со своим давним прошлым. Я копалась в своих старых эмоциональных ранах, даже в тех, о которых давным-давно забыла.

Поедая маленькие кусочки сыра, я думала о том, что некоторые из моих травм могут быть даже старше меня.

Я посмотрела на часы – пора было выходить. Отхлебнув последний глоток кофе и дожевав круассан с шоколадом, я направилась к стойке регистрации, а потом – к автобусу до терминала. Полчаса спустя я прошла регистрацию на рейс, и в руках у меня был посадочный билет до Биаррица.

Целый поток смешанных эмоций захлестнул меня. В какой-то степени я была как ребенок, которого отправляют в летний лагерь. Но в то же время я ощущала себя арестантом, которого только что выпустили из тюрьмы под названием «Жизнь». Вдобавок мне казалось, что я иду по направлению к чему-то, что давно было у меня в душе, – своеобразное возвращение домой, или возврат к тому, что началось давным-давно и должно быть завершено.

Пока мой разум находился в такой свистопляске, душа была на седьмом небе. Я чувствовала поддержку своих ангелов, проводников и духов предков – они подбадривали меня. В душе я знала: что бы ни подвигло меня на это паломничество, из этого выйдет что-то прекрасное – для меня, для моих детей, для моих родных, для всех грядущих поколений моей семьи. Усевшись в кресло для сорокапятиминутного полета, я сказала себе вслух: «Да начнется мое приключение».

 

На старт, внимание…

Аэропорт в Биаррице был крошечным, и вмиг оба моих рюкзака оказались на багажной ленте. Я положила их на тележку и покатила к выходу, где поймала такси до Сен-Жан-Пье-де-Пор, в сорока пяти минутах от аэропорта, где и должно было начаться мое паломничество.

Меня поразило, как холодно было на улице.

– Вот это холод, – сказала я водителю по-французски, подрагивая, пока он укладывал мои рюкзаки в багажник.

Он сразу же согласился со мной и разразился тирадой о том, как отвратительна была погода, не останавливаясь до самого конца пути. Повернув на очередном изгибе шоссе, мы въехали в очаровательный, как будто из Средневековья, город, раскинувшийся близ горной цепи. Он притормозил.

– Это Сен-Жан, – сказал он, обернувшись, чтобы показать мне. – В каком отеле вы остановитесь?

Я достала маршрутный лист и назвала отель «Центральный». Водитель смотрел налево и направо и снова налево, пытаясь найти его. Я тоже искала его взглядом.

Город был небольшим, поэтому мы прокатились по нему еще раз, продолжая поиски. Наконец, он предложил мне забрать вещи и просто поспрашивать у прохожих – так было бы проще найти его, а ему нужно было ехать назад.

Меня не очень обрадовало то, что он не смог помочь мне с поисками, но я знала, что это была конечная точка – дальше нужно было идти пешком, поэтому я согласилась. Водитель выбежал из машины открывать багажник и с грохотом поставил оба моих рюкзака на землю. Он попросил за поездку пятьдесят евро. В этот момент я начала жалеть о том, что взяла с собой столько вещей, и задумалась – а не бросить ли попросту один из рюкзаков, притворившись, что он не мой, вместо того чтобы тащить оба в поисках гостиницы.

Как только он уехал, я почувствовала беспокойство. Что дальше?

Медленно я подняла рюкзак и закинула его на спину, не имея ни малейшего представления, как одновременно тащить и второй. Когда же я обернулась, чтобы поправить лямки, то прямо перед собой, в двадцати футах, увидела вывеску, гласившую «Отель «Центральный».

Я едва не взвизгнула от облегчения и сразу же рванула к входной двери с самым тяжелым рюкзаком, или как я его называла – с сумкой, и забросила его на ступеньки. Затем вернулась назад ко второму рюкзаку. Оставив их на входе, я вошла в вестибюль, решив осмотреться, не обременяя себя тяжестями.

В старом отеле было темно, и за стойкой никого не было. Слева от нее находилась небольшая столовая, там тоже царил мрак. Прямо передо мной – очень крутая, узкая лестница.

Увидев на стойке звоночек, я позвонила, надеясь, что из темноты кто-нибудь да появится. Только после второго звонка из кухни выглянула приветливая пожилая женщина в красном свитере, с волосами, затянутыми на затылке в тугой пучок. Она поприветствовала меня по-французски. Несколько секунд спустя она вышла и спросила, есть ли у меня бронь.

– Да, от «Камино Вейс», – ответила я, про себя молясь, чтобы с бронью все было в порядке.

Женщина несколько секунд хмурилась, этого времени было достаточно, чтобы я слегка запаниковала, и наконец ответила:

– Да.

На мой громкий выдох облегчения она рассмеялась. Потом попросила мой паспорт и дала ключ от комнаты на четвертом этаже.

– У вас есть вещи? – спросила она, возвращая мне паспорт.

– Есть, – ответила я.

И сразу же вышла на улицу, чтобы внести их. Когда я втаскивала второй рюкзак, ее брови нахмурились.

– Номер забронирован только на одного человека, – сказала она, глядя на мои тяжелые сумки.

– Не переживайте, я одна.

Ее брови поползли вверх, выражая ее очевидное недовольство, в то время как я максимально беззаботно тащила сумку по полу, с рюкзаком на плече.

Взглянув на ужасную лестницу перед собой и вспомнив, что моя комната на четвертом этаже, я спросила, нет ли у них носильщика или кого-то, кто мог бы помочь мне с сумками.

– Ах, нет! – ответила она, как если бы я просила дотащить их до луны. – Там недалеко!

Люблю я этих французов. Они умеют заставить тебя чувствовать себя идиотом, даже если ты просишь о какой-то мелочи.

– Ладно, без проблем, – ответила я, улыбаясь, и стараясь вести себя по-паломнически, как будто для меня не составляло труда протащить четыре пролета по лестнице рюкзак, весивший больше чем окоченевший труп.

Она ответила:

– Хорошо.

И в ожидании развлечения уселась смотреть на меня.

Я решила, что начну с сумки и затащу ее первой. Глубокий вдох, колени согнуты, я взвалила ее на плечо, и, сгорбившись как Квазимодо, принялась карабкаться вверх.

«А-р-р-р! – тихонько зарычала я, сбросив сумку на пол. – Ненавижу тебя, чертова Сумка. Между нами все кончено!» Я боролась с ней еще минут десять, и вот, наконец, сбросила сумку в кромешном мраке четвертого этажа, довольная тем, что рядом не было никого, кто мог бы услышать меня матерящейся, как пьяный матрос. Найдя выключатель, я открыла дверь в свою комнату – простую, мрачную, с одной кроватью и маленькой ванной с микроскопической душевой.

В комнате было морозно, а батарея совсем не грела. Внезапно я остро почувствовала десинхроноз, но мне нужно было поднять наверх рюкзак.

К счастью, второй раунд был проще первого, но всю дорогу наверх по лестнице я думала о том, что не собираюсь так мучиться с сумкой все свое паломничество по Испании. Глядя на это чудовище на полу, я вслух сказала: «Готовься к тому, что я от тебя избавлюсь, Сумка. Если ты не докажешь мне, что на что-то годишься, и притом скоро, то наши пути разойдутся». Сумка не ответила мне.

Я оглядела номер, это было достаточно просто – комната была всего восемь футов в ширину, присела на кровать, та скрипела. Подушка была совсем худосочная. «Ха-ха! – рассмеялась я. – Ничего, тощая подушка! У меня есть своя». Я раскрыла Сумку, и вот она – моя мягкая, удобная, приглашающая опустить на нее свою голову подушка.

«Нет, не сейчас, – сказала я подушке. – Мне нужно выбраться в город и найти, где начинается Камино. Надеюсь, разберусь без труда».

Я закрыла дверь, спустилась по лестнице и оказалась на улице. Необычный городок был полон туристов и паломнических магазинчиков. Первое, что я заметила – бесчисленные ракушки, свисающие с витрин и входных дверей практически каждого магазина.

Паломники древности носили с собой ракушки, и на пути в Сантьяго они были их основным помощником. Ракушки служили нескольким целям: их использовали в качестве мисок для пищи, ковшиков для питьевой воды. Ракушки могли использоваться даже как маленькие лопатки. Еще меня вдруг осенило, что мое любимое французское блюдо «Кокиль святого Иакова» – устрицы в сливочном соусе – названо в честь раковины святого Иакова.

Гуляя, я, к своему облегчению, заметила множество новоиспеченных паломников, бродящих вверх и вниз по улице. По крайней мере, я нахожусь в правильном месте – обнадежила я себя. Вдруг я вспомнила о паломническом паспорте, в котором нужно было поставить штамп о начале моего путешествия. Бегом я вернулась в гостиницу, махом преодолела четыре пролета до сумки с паспортом, и, выйдя из номера, заметила, что совсем запыхалась.

«Эге, да это нехороший знак. Надеюсь, я справлюсь, – сказала я себе. – Я ходила всего пять минут, а уже готова потерять сознание». Возвращалась я гораздо медленнее, вновь перешла дорогу и дошла до паломнического бюро, где я должна была поставить первый штамп. Когда я оказалась внутри, мне предложили заполнить анкету о цели моего паломничества. На выбор мне предлагались такие цели: «духовная», «религиозная» и «поиск приключений». Выбрала я духовную. Худощавый лысый мужчина в очках, сидевший за широким столом, поставил мне штамп в один из маленьких квадратиков и дал мне карту. Затем он сказал, что хочет показать мне два маршрута до моей следующей остановки, которая находилась на расстоянии тридцати одного километра в городке Ронсевальес уже на территории Испании. Он сказал, что завтра ожидается снег, и, по его мнению, лучше идти вдоль шоссе, вместо того чтобы карабкаться через Пиренеи, так как в горах может быть опасно в такую погоду. Этого я не учла. Я читала, что самый трудный участок пути находился на перевале через Пиренеи в первый же день. Но это казалось мне прекрасной частью паломничества, и я считала, что должна была пройти через это. И вот мне говорят, что это опасно, и советуют не ходить туда.

Я взяла карту и поблагодарила его. Решу завтра с утра, когда наберусь сил. Затем я спросила у него, где начинается маршрут Камино. Мужчина посоветовал мне идти по главной улице в сторону пригорода, а затем всю дорогу до Сантьяго просто следовать по желтым указателям. На прощание он пожелал мне Доброго Пути.

Выйдя из паломнического бюро с картой в руке, я была встречена стеной из дождя и порывами пронизывающего ветра в лицо.

«Да-а, отстой, – пробормотала я, затягивая покрепче шнурки капюшона моего непромокаемого пончо. – Надеюсь, до завтра немного подсохнет». Затем я принялась бродить по этому очаровательному городку в поисках интересного. Наткнувшись на магазин изысканного шоколада, надумала порадовать себя своими любимыми апельсиновыми корочками в шоколаде. Я решила съедать по одной в конце каждого дня пути как награду за ходьбу. Их хватило бы на следующие три недели, поэтому я была счастлива. Затем я набрела на магазин спортивных товаров, на витрине которого были выставлены непромокаемые штаны. Учитывая, насколько сильным был дождь и насколько уже промокли мои штаны, я представила себе, как сильно вымокну, если дождь продолжится. Сразу же купила и их.

Усталая и голодная, я двигалась дальше и увидела заманчивый французский магазинчик, где продавались колбасы, сыры и всевозможные сорта джемов и печенья. Я по-прежнему была не в состоянии сконцентрироваться, поэтому попросила продавца сделать мне маленький сэндвич с сыром, чтобы дожить до обеда.

С сэндвичем в руке я вновь отважно бросилась под дождь и несколько минут спустя уже набрела на начало пути. Отлично! Теперь я знала, откуда стартовать, если я захочу идти через горы. Сделав это открытие, я почувствовала себя спокойнее.

«Я смогу это сделать!» – сказала я себе, направляясь обратно в номер. Я чувствовала всю силу грядущего путешествия.

Когда я вошла в гостиницу, та же женщина, что регистрировала меня, сидела за стойкой. Она сообщила мне, что паломнический ужин включен в мою бронь и будет подан к восьми. Взглянув на часы – всего четыре, – я поняла, что физически не смогу дождаться ужина.

– Я не пойду на ужин, – сказала я женщине, довольная, что прихватила сэндвич, – увидимся на завтраке.

– Ладно, как вам угодно, – ответила та, не в силах поверить, что я отказалась от ужина.

Медленно преодолела я четыре пролета, включила свет в темном холле и открыла дверь в номер. Снаружи все еще шел дождь, внутри было все так же холодно. Но меня это не беспокоило. Я открыла сумку и нашла там подштанники, вязаную шапочку, перчатки и маленький спальный мешок. Закутавшись во все это, я мгновенно уснула и не просыпалась до шести утра.

 

День 1

Из Сен-Жан-Пье-де-Пор в Ронсевальес

26 километров

Проснувшись, я начала одеваться. Учитывая, как сыро и неоправданно холодно было снаружи, я обрадовалась, обнаружив в сумке кальсоны и теплое пальто, которые я туда закинула в самый последний момент. Без этих вещей мне бы пришлось несладко. Затем я натянула шерстяную блузу с длинными рукавами и жилет-пуховик и принялась надевать обувь – самую важную часть походного снаряжения на сегодня. Поскольку на улице было сыро, у меня не оставалось другого выбора, кроме как надеть тяжелые ботинки. Мои легкие кроссовки промокли бы насквозь, и от них не было бы толку в такую погоду. Поэтому решено. Я откинула их в сторону и взяла свои тяжелые походные ботинки, вспоминая указания продавца о том, как избежать мозолей. Сперва я надела утепленные носки, удостоверилась, что ткань нигде не собралась, а потом надела поверх более плотные шерстяные носки. Наконец, я запрыгнула в ботинки. Они сидели очень плотно, но я вспомнила, как на примерке мне сказали, что, если ботинок плотно облегает ногу, можно избежать мозолей. Сегодня я уж точно не заработаю мозоли.

Затем я упаковала рюкзак и сумку и пошла вниз (точнее, потащилась). Мне кажется, я разбудила весь отель, когда неуклюже толкала сумку вниз по лестнице, создавая такой гам, который мог бы разбудить покойника, – сумка была слишком тяжелой. Внизу я встретила администратора гостиницы, которая смерила меня взглядом из-за созданной мной суматохи. Робко улыбаясь, я спросила, приедут ли за моей сумкой, как было обещано. Она заверила меня, что ее заберут в девять утра. «Оставьте ее здесь», – сказала она, что я с радостью и сделала, так как с меня было достаточно таскать эту сумку на сегодня.

С радостью распрощавшись с этой непосильной ношей, я закинула рюкзак на плечи и пошла в столовую. Я взяла немного сыра и ветчины, теплый круассан и несколько открытых упаковок апельсинового сока. Я поела и выпила две чашки кофе, затем на всякий случай съела протеиновый батончик, который я достала из рюкзака, чтобы мне хватило белка на целый день. У меня еще было отложено шесть штук «на потом», поэтому недостатка в них не было. Я глубоко вдохнула. Пора идти.

Косой дождь лил как из ведра, пока я шла по улице Рю де Ситадель в сторону Дороги Наполеона и начала пиренейской части Пути Святого Иакова. Интересно, взбираться по горам в дождь сложнее? «Что ж, скоро я это узнаю», – сказала я и пошла прямо в ту сторону. Если вчера я сомневалась, переходить ли мне Пиренеи, то сегодня утром мое тело просто указывало мне это направление, и я повиновалась.

Я так торопилась отправиться в путь сегодня, что почти забыла подумать о своих изначальных намерениях. Для меня это было действительно духовное паломничество, благодаря которому я хотела излечить тело и душу – и я хотела отправиться в путь, убедившись в этом. Я уже поняла, как легко мое эго может затуманить осознание истины, создавая ощущение срочности, будто если я пойду быстрее, то я меньше промокну под дождем. Но мой внутренний голос призвал меня чуть-чуть притормозить и вспомнить, что я делаю и зачем я это делаю, прежде чем отправляться в путь. Я подошла к перилам моста, ведущего к тропе, закрыла глаза и начала молиться.

«Пресвятая Богородица, создатель изведанной и неизведанной Вселенной, и Божественный Свет, озаряющий этот старинный и священный паломнический путь, храните и направляйте меня, пока я совершаю это странствие через Пиренеи в Ронсевальес. Пока иду я по этому пути, как сегодня, так и в дни грядущие, помоги избавить меня от того, что моей душе более ненадобно. Смиренно прошу, чтобы мое высшее «Я» наблюдало за мной весь путь, а мой низший разум отпустил все то, что принесло другим людям и мне боль за эту жизнь и жизни прожитые.

Я намерена просить прощения у тех, перед кем я в кармическом долгу, и я прощаю их сама, пока я странствую по пути прощения и превращаю свою боль в понимание и благодарность в данной и будущих воплощениях моего существования.

Аминь».

Это была важная для меня молитва. Со мной такое бывает – подобные молитвы проходят сквозь меня, напоминая, зачем я здесь, чему я пришла научиться и что я должна отпустить. Я была связана этой молитвой, но в то же время было больно осознавать, насколько я была далека, чтобы все это исполнить.

Открыв глаза и увидев под собой потоки воды, направляющиеся в мою сторону, я вздохнула и начала напевать «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной». Правда, в этот раз другие паломники, идущие по тому же направлению, поравнялись со мной, поэтому я запела полушепотом.

Я старалась не поднимать голову, чтобы защититься от дождя, а ритм песни вел меня вперед по тропе, которая устремлялась все круче, круче и круче вниз.

Вскоре, я осознала, что я жду не дождусь, когда же я уже пойду в гору. Сперва меня охватила паника, но с каждым моим шагом она утихала. В течение дня я столкнулась со всеми возможными видами погоды: дождь, снег, снег с дождем, опять дождь, затем солнце и туман… и все по новой, в целом отражая мои эмоции.

Я была в растерянности. Я не знала, какими должны были быть мои мысли. О чем положено думать паломнику? Я пыталась сконцентироваться на чем-нибудь духовном, даже на молитвах, но мысли также быстро ускользали от меня, как и появлялись в моей голове. Я пыталась думать о том, что привело меня сюда, но и это не сработало.

Долгое время я ни о чем не думала и просто пыталась сконцентрироваться на правильном дыхании, совершая шаг за шагом. Как хорошо, что я давно научилась правильно дышать – медленно поднимая диафрагму и выдыхая через нос, потому что именно это мне и помогло преодолеть крутой спуск.

Я вскоре осознала, что единственный способ преодолеть этот двадцатишестикилометровый путь – это идти очень медленно. Это было нетрудно, потому что я не была физически вынослива, чтобы идти быстрее. Пока я шла, у меня болели зад, спина и колени, и мне приходилось много останавливаться, чтобы перевести дух и отдохнуть.

Меня радовало, что такие перерывы позволяли мне полностью насладиться потрясающей красотой, окружавшей меня. Во время ясной погоды, цвета вокруг были невероятны. Всюду простирались волны насыщенной зелени, по которой были раскиданы бутоны желтых цветов, распускающихся, несмотря на холод, а небо было почти бирюзового цвета. Я также заметила, как мне показалось, стервятников или других «падальщиков», которые парили над моей головой. Они подбадривали меня, давая мне понять, что нужно глядеть чуть дальше своего носа на своем пути.

Когда небо было затянуто и густой туман обволакивал все вокруг, что было нередко, мне казалось, словно это был странный сон, словно мое сознание унеслось в другое измерение. Тогда я этого не понимала, но так оно и было.

Казалось, до вершины идти было целую вечность. Радовало то, что я взяла с собой все эти протеиновые батончики (которые были основной моей ношей в сумке), потому что после небольшого перевала в Орессоне в восьми километрах вверх по горе до самого Ронсевальеса перевалов больше не будет. Я съела уже пять штук в течение дня.

Не знаю, что было хуже: подъемы, которые просто убивали мою спину и зад, или спуски, которые убивали мои колени, бедра и пальцы ног. На самом деле я уже столько раз ударялась пальцами ног, что каждый шаг отдавался острой болью, заставляющей меня порой вскрикивать.

Когда я только отправилась утром в путь, меня окружали другие паломники, и я долгое время шла с ними вровень, потому что мы шли довольно медленно. Однако вскоре они меня обогнали, и я часами шла совсем одна вниз по горе. Меня радовало быть в одиночестве. Я чувствовала странную, но воодушевляющую свободу.

Поднимаясь в гору, я шла в основном по каменистым тропам, по которым несложно было ориентироваться, но спускаясь вниз, из-за дождя, снега и слякоти, я увязала в густой и липкой грязи, которая сопровождала меня весь путь. Каждый раз, когда я касалась земли ботинком, грязь засасывала меня, словно зыбучие пески, крепко обволакивая мою ногу, не давая сделать ни шагу. Мне приходилось всячески трясти и вертеть ногой, чтобы высвободиться, из-за чего мои колени начинали болеть, поэтому мне приходилось делать это медленно и аккуратно. Весь день казался похожим на съемку замедленного действия.

Как только я вошла в ритм и уяснила, что единственное, что мне нужно делать до конца путешествия, – это ставить одну ногу перед другой, делать шаг, отталкиваться и дышать, мой разум становился все спокойнее. Затем после бесконечного, как мне казалось, затишья в моей голове мои мысли начали блуждать, вызывая воспоминания об отце.

Я начала чувствовать всю глубину негодования, накопившегося по отношению к моему отцу за эти годы, и все оправдания этому негодованию. Я думала обо всех случаях, когда, как мне казалось, его не было рядом, как он сердился или был раздосадован и бил меня, или как он не поддерживал меня, или не радовался за меня, как он, казалось, совершенно не интересовался мной и моими успехами. Я думала о том, как его редкое присутствие переросло для меня в чувство брошенности и что все это я тайно хранила в своем сердце, как глубокую рану.

Однако пока я шла, эти мысли переросли в мысли о тех трудностях, с которыми отцу пришлось столкнуться в течение жизни. Я начала глубоко размышлять об этом, и мое сердце открылось отцу, пока я проходила последние бесконечные и сложные километры, которые открывались передо мной.

Я вспомнила, как в одно из тех редких мгновений, когда он делился со мной чем-то личным, он рассказал мне один случай. В детстве, во время Великой депрессии, у него была любимая ручная свинка, но его семья зарубила ее и приготовила на ужин, пока он был в школе, а его братья смеялись над ним, когда он расплакался, узнав, что случилось с ней.

Мое сердце пронзила боль, словно его дух шел со мной рядом, пересказывая вновь мне эту историю. Я также думала обо всем, что его семья потеряла во времена Великой депрессии и как много ему приходилось работать всю его жизнь.

Я чувствовала его незримое присутствие, когда думала о том, как он поступил в сухопутные войска, женился на моей матери, когда его отправили в Германию, и как он привез ее, беременную, обратно в США, к себе домой в Айову, чтобы снова уехать еще на один год – исполнить свой долг. И хотя моя мать невероятная женщина, с ней не так-то легко сладить, и на это ему, должно быть, тоже потребовалось немало энергии и внимания.

И ему нужно было о стольких заботиться: семь детей, а также родители, которые жили с нами и целиком от него зависели.

С каждым шагом я осознавала, как это, должно быть, было тяжело. Но он заботился о нас всех и никогда не жаловался. Хотя мы совершенно и не были богаты, мы жили вполне комфортно. У нас всегда было что поесть. Мама шила хорошую одежду. Мы ходили в частную, хотя и не очень престижную католическую школу. И каждое Рождество нас ждало море подарков под елкой. Он следил за этим.

Мой отец был эмоционально закрытым человеком, как и большинство мужчин его поколения, и мне, как ребенку, трудно было это понять. Он был серьезен и мало разговаривал. Теперь, проходя этот путь, я понимала, что я принимала все на свой счет, хотя на самом деле не стоило.

В конечном счете, я начала осознавать, что не только его детство было сложным, но и вся жизнь никогда не становилась проще. Пока мы росли, мой брат Брюс все сильнее и сильнее заболевал. Все это заставляло моего отца нервничать и вызывало у него стресс. Он безустанно заботился о Брюсе, и это становилось все тяжелее. Поэтому отцу так и не удалось в полной мере насладиться уходом на пенсию. На самом деле у него не было ни одного дня, когда бы он мог полностью отдохнуть. В перерывах между заботой о Брюсе и моей матерью легче не становилось.

Внезапно мне стало грустно от того, что я была так сурова со своим отцом. Я чувствовала вес злости и обид, которые я испытывала к нему все эти годы, и он был непосильным. Пока я шла, я начала всерьез обдумывать все те моменты моего детства и поздних лет, когда я была разочарована им или когда мне казалось, что он меня не ценит, или его нет рядом. Вскоре мой гнев и негодование сменились чем-то совершенно иным. Меня обуяла грусть по поводу всех тех моментов, когда я усложняла ему жизнь, и я искренне в этом раскаивалась. Я внезапно осознала, что чувствую вину за те же самые действия по отношению к нему, которые меня так злили по отношению ко мне. Это я не была рядом и не ценила его. Я не радовалась за него. Я не приняла его таким, какой он есть. И пока я шла, я внезапно осознала это так ясно, как никогда раньше.

Хотя мой отец и был скуп на эмоции, каждый день моей жизни он был рядом, поддерживая меня так, как он умел – обеспечивая мое физическое благосостояние и интеллектуальное развитие. У меня выступили слезы благодарности, когда я обо всем этом думала.

«Папа, – сказала я вслух, – спасибо за все, что ты сделал для меня, для всех нас. Я так никогда тебя и не поблагодарила».

Жаль, что у меня не было этих чувств, пока он был жив. Путь уже оказывал свое чудотворное влияние на меня. Вскоре я дошла до небольшой памятной доски – на этом месте когда-то умер паломник, который шел по этой тропе. Это напомнило мне, как скоро нас настигает смерть, как она настигла моего отца.

«Я скучаю по тебе, пап, – я сказала вслух, глядя на могилу. – Ты не жалел себя и делал все, что в твоих силах».

Ронсевальес, казалось, все отдалялся и отдалялся по мере того, как я приближалась к нему, словно Путь пытался одурачить меня. Мне приходилось несколько раз садиться и отдыхать, потому что чем дальше я пробиралась вперед, тем меньше, мне казалось, я преодолеваю.

К концу Пути земля под моими ногами напоминала грязевую ванну, и нигде не было ни пня и камня, на который можно было бы присесть, поэтому я прислонялась к деревьям и отдыхала. И вот, когда я прислонилась, мне казалось, что дерево дышало вместе со мной. Я даже встала и развернулась, посмотрела на него, словно собираясь спросить: «Что, в самом деле?»

Затем я вспомнила, где нахожусь, и вместо этого сказала: «Спасибо».

Вдохнув последний глоток воздуха перед последним, как я надеялась, рывком на сегодня, меня озарило, что, как я впитала в себя отсутствие внимания со стороны отца, я также и сама себе уделяла мало внимания.

Я знала свою цель и не сомневалась в выбранном пути. Это было нечто более глубокое. Все дело в том, что я сама не признавала себя и никогда за себя не радовалась. Я относилась к себе так же, как отец относился ко мне. Я просто заставляла себя продолжать жить, продолжать работать и продолжать отдавать, никогда не жаловаться и никогда ничего не просить.

Внезапно мне стало жаль нас обоих. И я в то же время осознала, что вовсе не отец ранил меня больше всего. Скорее я сама себя ранила, относясь к себе так же, как мне казалось, отец ко мне относился в детстве.

Мне нужно было не его признание. Мне нужно было собственное признание. Мне нужны были любовь и сострадание к самой себе, которые я и правда не ощущала. Сама я испытывала эти чувства ко всему миру, но не к себе.

Я читала, что Путь преподносит вам дар каждый день, если вы достаточно внимательны, чтобы суметь его получить. Это осознание и было даром от Камино на сегодня. Годами я знала, что мне нужно больше любить себя. Годами я знала, что мне нужно было простить отца и избавить себя от этого нарыва на моем детстве. Это не было для меня новым. Однако сегодня впервые внутри меня отдавалось новое чувство.

Пока я шла дальше, я наткнулась на знак, указывающий, что я была в Лесу Ведьм, и от этого у меня пробежал холодок по спине. Я представила, как в Средние века эти леса были полны духами природы, и мне казалось, я чувствовала их взгляд на себе. Интересно, была ли я одной из тех «ведьм», что сожгли заживо в Средние века, как это любили делать испанцы.

«Я вернулась, – внезапно сказала я вслух, – чтобы простить вас». Мне нравилась энергетика, витающая здесь. Она была мощная и требовала к себе почтения.

Слезы покатились по моему лицу, когда я вышла из леса и, наконец, направилась в Ронсевальес. Я не знала, были ли то слезы изнеможения, боли, удивления, что я справилась с этим, или слезы сочувствия к моему отцу, к себе, от того, как детство пробегало у меня перед глазами, становясь яснее, а может, слезы облегчения от того, что мне скоро не придется идти пешком. Возможно, это было все и сразу.

Ух ты! И это был только первый день. У меня кружилась голова. Мне казалось, словно я находилась в альтернативной реальности, а планета Земля и моя жизнь, какой я ее знала, исчезли, став мистической новой реальностью. Пока я плелась по городу, я взглянула на часы. Было шестнадцать тридцать. Я вышла в восемь утра, значит, все было не так уж и плохо, учитывая, что этот день, как говорили, должен был быть самым суровым во всем путешествии. Я разобралась, как дойти до центра города, что было несложно, так как Путь пролегал прямо через него, да и город был крохотным. Я, наконец, дошла до паспортного стола для паломников, где мне поставили второй штамп, чем я очень гордилась.

Теперь мне нужно было найти хостел. Слава богу, это было тоже легко – он был рядом с паспортным столом. Мои ноги, спина, зад, бедра и пальцы ног кричали от боли, когда я полуплелась, полуползла к стойке регистрации. На полу рядом с ней стояла моя сумка среди прочих других, словно спрашивая меня, где я была весь день.

«Думала, я не справлюсь, а? – Я молча усмехнулась, радуясь сверх меры тому, что сумка была здесь. – Ха, что ж! Ты не права».

Оглядевшись по сторонам, пока я ждала очереди на заселение, я обнаружила, что хостел был совсем новеньким. Девушка за стойкой была молода, но немногословна, она сразу же нашла мою бронь и быстро передала мне ключ от комнаты. Третий этаж! Посмотрев сперва на ключ, а потом на сумку, я спросила ее, есть ли в здании лифт. Она снисходительно улыбнулась, словно я задала самый нелепый вопрос на свете, покачала головой, затем с упоением в голосе ответила: «Нет!»

«Ну ладно», – подумала я, вновь осознав, что моя сумка – это мое дело и что только мне и нести багаж. Я была не уверена, смогу ли я сдвинуть его с места, учитывая, что я была без сил. Поблагодарив девушку, я взяла ключ и пошла к лестничному проему, таща сумку за собой.

В последний раз, собрав свою внутреннюю решимость в кулак, словно став Геркулесом, я подняла сумку и потопала вверх без остановки, отметая все причины не делать этого, потому что другого выбора у меня не было.

Пять минут спустя я с сумками в руках заселилась в свою новехонькую, великолепную, чудесную, приятную, светлую комнату с горячим душем и феном. Казалось, словно я была в Ритц-Карлтоне. Мой друг – тотем Гамби, сидевший рядом с сумкой, казалось, был согласен.

Никогда я не была так рада кровати.

Когда я заселилась, мне сказали, что ужин подадут в восемь. Для Испании это было, пожалуй, рано. Я умирала с голоду, но не могла ничем перекусить ближайшие часы, поэтому я съела еще один батончик и решила прилечь.

Проснулась я только следующим утром.

 

День 2

Из Ронсевальес в Субири

22 километра

О боже, как же больно! Проснувшись, я едва могла пошевелиться. Каждый мой мускул болел. И я умирала с голоду. Мой медовый месяц на Пути закончился. Я не могла поверить, что мне придется сделать это снова на протяжении еще тридцати трех дней. О-о-ох!

Как только мне удалось усесться на кровати, я аккуратно встала на ноги и пошла за своей огромной аптечкой. Слава богу, у меня не было мозолей, но у меня все настолько болело, что я просто не знала, как я снова смогу выдержать сегодняшний поход через горы.

Первым делом я потянулась за арникой. Многие друзья мне говорили, что она помогает от боли. Я никогда ее раньше не принимала, поэтому молилась, что она подействует. У меня был самый мощный ее вид, чему я была безмерно рада, и я тут же ее выпила.

Затем я начала втирать крем от боли в мышцах в голени и бедра. И в мой зад. Трудно было поверить, насколько мой зад болел. Как и мои пальцы ног, к которым я едва могла прикоснуться. Мне нужно было прийти в чувство. Мне нужно было выйти из комнаты через полчаса.

Как только крем начал действовать, мне стало чуть легче передвигаться. Вспомнив вчерашнюю сумасшедшую погоду, я решила надеть подштанники, хотя солнце в тот момент светило ярко. Я оделась и натянула ботинки. Как только я сунула ногу в ботинок, я едва могла вытерпеть давление, оказываемое на пальцы. Это в мои планы не входило, а ведь мне пора выдвигаться. «Вот тебе и профессиональный обувщик, – подумала я с сарказмом. – Моя обувь мне совсем не впору».

Я вновь села на кровать и задумалась, что мне делать. Мне нужно было двигаться дальше. Я решила принять обезболивающее, обуться и просто встать и пойти в надежде, что боль смягчится. Я привыкла не замечать боль. Я даже гордилась собой, как я могу выдержать столько боли и не жаловаться. Я прямо как отец, поняла я, натягивая второй ботинок. Хромой походкой я направилась в столовую внизу, и вскоре мои мысли были заняты прекрасным обильным завтраком, который лежал передо мной на буфетной стойке.

Там были и свежеиспеченные круассаны, и большие ломти хлеба с джемом. Там также были нарезанные яблоки и груши в сиропе и ваза с небольшими апельсинами. Там стояли подносы с салями и ветчиной, а на других подносах были разные сорта сыра. Здесь также стоял свежий апельсиновый сок и йогурт. В общем, все, что я люблю. Без всяких сожалений я наполнила свою тарелку, насколько в ней могло поместиться еды, затем официантка спросила меня, не желаю ли я кофе. Заказав кофе с молоком, я уселась и принялась есть.

Наевшись до отвала, я направилась обратно к себе в комнату, чтобы захватить сумку и спустить ее вниз. Перед тем как закончить одеваться, я захватила несколько батончиков, чтобы подкрепиться на пути. Я быстро все рассчитала. У меня было семьдесят пять батончиков, и есть можно было чуть больше двух в день. Я съела уже десять, с тех пор как я вылетела из Чикаго, а я путешествовала по Камино только второй день.

«Надеюсь, где-нибудь в дороге мне встретится магазин, – подумала я, – иначе мне не хватит батончиков». Правда, я не особо об этом переживала. Я знала, что мне на пути встретятся несколько населенных пунктов и даже крупных городов, где я смогу приобрести все, что мне нужно. Я просто так люблю эти шоколадно-мятные батончики, и мне правда не хочется, чтобы они заканчивались.

«Будь бережливой, Соня, – сказала я себе. – Вот тема сегодняшнего дня. Нужно беречь энергию и батончики. Будь спокойной, и все будет хорошо». Перед тем как идти, я зашла в столовую, чтобы наполнить водой гидратор, который я носила вокруг талии. Как только он наполнился, то стал удивительно тяжелым. Затем я налила воды в бутылку из нержавеющей стали и прикрепила ее к рюкзаку. Теперь у меня было достаточно воды до ближайшего источника.

Удостоверившись, что все необходимое для предстоящего похода лежало в рюкзаке, включая солнцезащитную шляпу, теплую шапку, перчатки, крем от загара, плеер, камеру, плащ-дождевик, бандану для шеи и ветровку, я была довольна. В сонном состоянии я вышла из отеля, в лицо мне ударил резкий порыв ледяного ветра, от которого я моментально проснулась.

Несмотря на солнце, было ужасно холодно, поэтому я зашла обратно, сняла рюкзак и раскрыла его, вытащила бандану, ветровку и дождевик и надела их. Я также надела перчатки и шапку и закрыла рюкзак. Теперь я была точно готова.

Когда я вышла на улицу второй раз, мне показалось, что стало теплее, но как бы не так – теплее не было. Я просто была теплее одета. Я бодро отправилась искать желтые стрелки, указывающие направление на Пути. Через несколько метров я подняла голову и увидела большой дорожный знак, гласящий «Сантьяго, 790 км». Сзади него была нарисована желтая стрелка.

Прежде чем пойти дальше, я остановилась и произнесла молитву, чтобы настроиться на сегодняшний день.

«Пресвятая Мария, матерь Божия, прошу, следи за мной на моем сегодняшнем пути и помоги мне добраться до Субири. Направляй мое внимание на желтые стрелки и не дай мне заблудиться. Я также прошу помочь мне держать мое сердце и разум открытыми для всех благ, которые мне преподнесет Путь сегодня. Спасибо».

Сказав это, я была готова идти, и я начала напевать «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной», прямо как вчера. Мне кажется, меня вдохновлял желтый цвет: дорога, выложенная желтым кирпичом, желтые указатели – все это помогало мне. Я даже станцевала что-то вроде джиги, пока никто не видел. Мне стало смешно от этого.

Мне не хотелось думать о предстоящих мне семистах девяноста километрах. Эти мысли были слишком пугающими для моих бедных пальцев ног. Я решила, что буду думать только о тех километрах, которые мне нужно пройти сегодня. Это было куда проще. Мне нужно было прийти в город Субири, в двадцати двух километрах отсюда. После вчерашнего – это был сущий пустяк. Я была настроена оптимистически, когда начала идти вниз по тропе.

Открывался прекрасный вид, и я была поражена, насколько все вокруг меня было оживленно. На деревьях сидело множество птиц, а какая-то загадочная живность шуршала где-то в кустах у меня под ногами вне поля моего зрения.

Вскоре я была окружена по сторонам другими паломниками, шедшими со мной нога в ногу – кто-то шел в одиночестве, кто-то вдвоем, кто-то группами, и у каждого была своя цель этого путешествия.

Я тихо наблюдала за энергетикой этих людей. Здесь были атлетического телосложения мужчины, которые скорее бежали по тропе, чем шли по ней. Тут были и молодые люди, которые болтали и, видимо, не обращали внимания на те трудности, которые им уготовил путь, и они ловко и без малейших усилий продвигались по нему. Было немало людей, которые ехали на велосипеде. Я полагаю, можно ехать по Пути на велосипеде, а не идти пешком, если таково твое желание, и при этом вы все равно получите сертификат паломника. Учитывая крутые спуски и подъемы и неровности земли под ногами, меня удивляло, как вообще кто-то может хотеть путешествовать таким образом. Мне казалось это просто ужасным.

Большинство из велосипедистов имели атлетическое телосложение, словно участники Тур де Франс, и сквозь дизайнерские эластичные костюмы можно было увидеть каждый сантиметр их мощных тел. Интересно, был ли для них Путь соревнованием, а не духовной тропой. В любом случае здесь было трудно ориентироваться на местности.

Проходя мимо групп паломников, я заинтересовалась, что привело их сюда. Они радостно болтали и смеялись, и казалось, что они больше были сосредоточены друг на друге, чем на самой тропе.

Я их вовсе не осуждаю. Мне просто любопытно, что для каждого из них значит этот Путь.

Едва прошло полчаса, с тех пор как я выдвинулась в путь, как погода резко изменилась, небо затянуло, и вновь пошел дождь. Из-за этого образовался густой, пологий туман, который окутал тропу, словно саван, и, помимо тумана и дождя, тропа стала очень скользкой, и по ней стало трудно продвигаться. Здесь было столько влажных, неровных камней, что, только пригнувшись и следя за каждым своим шагом, можно было не упасть, однако я все же несколько раз упала. Хорошо, что у меня были треккинговые палки, которые не раз меня спасали.

Сегодняшний день оказался куда сложнее, чем вчерашний. Земля под ногами была зыбкой и неустойчивой, и я чувствовала себя примерно так же. То состояние любви и расправленных крыльев, в котором я находилась вчера, абсолютно исчезло, и я не могла снова обрести его.

Сегодня я была вынуждена включить режим выживания, и настроение у меня от этого испортилось.

Учитывая, как сложно было идти, неудивительно, что мои мысли были посвящены людям, с которыми я перестала общаться и как трудно мне это далось. Я перестала общаться с подругой, с которой дружила с двенадцати лет. Я больше не общаюсь с двумя людьми, с которыми в свое время работала и путешествовала. Была у меня подруга, с которой я общалась последние лет десять, и, конечно, самое крупное расставание было с мужем.

Почему столько значимых отношений закончились в одно и то же время? Было ли это по их вине? Или из-за меня? Учитывая мой ход мыслей на тот момент, я пришла к выводу, что это их вина. Каждый из них обладал некой эгоистичной стороной, которую я не замечала до последнего времени. Удивительно, как мне удается ясно понимать людские проблемы и видеть энергию их душ, когда дело касается работы, и как я «за деревьями леса не вижу», когда дело касается моей личной жизни. Патрик всегда удивлялся, почему я отказывалась видеть в некоторых людях, которых я пустила в свою жизнь, дурную энергию. Мне казалось, что он просто был зол и черств. Вероятно, он был просто честен, а я просто заблуждалась.

Огорчает, когда ты одержим неким стереотипом поведения, но не замечаешь его до тех пор, пока он не даст тебе пощечину. Моим стереотипом была дружба с людьми, которые мной манипулировали, обманывали меня и подводили. Все началось еще во втором классе, когда мои подруги Лесли и Стефани попросили меня помочь им с домашним заданием, оставили мне его, а сами за моей спиной сговорились перестать со мной дружить, как только они сдадут задание. Это разбило мне сердце, и я годами не могла оправиться от этого. Мне кажется, я была слишком чувствительной.

С течением времени менялись имена и люди, но мой стереотип, как и его исход, не менялись. Я вступала в отношения, которым я отдавала сердце и душу, затем меня предавали и бросали, а я винила себя во всем. Все мои неудавшиеся взрослые отношения были с неуспешными людьми, которым казалось, что им кто-то должен. Я вызывалась быть этим кем-то вновь и вновь.

Возможно, такова была моя карма – быть крестной феей тем людям, от которых я теперь хотела держаться подальше. Наверное, в прошлых жизнях я была знатной мерзавкой, предавала людей, а теперь перед ними в долгу. Возможно, какие-то прошлые жизни были связаны с Путем. Когда я думала об этом, что-то внутри меня говорило: «Да, это карма, да, я была мерзавкой».

«Ну, по крайней мере, я здесь, чтобы очистить карму», – громко сказала я вслух, обращаясь к Мирозданию.

Пока я шла, мне не удавалось войти в ритм. Каждый шаг, казалось, таил опасности. Я все подворачивала одну и ту же лодыжку и ударялась пальцами ног. Ай!

Сегодняшнее мое путешествие было неприятным, словно энергетика тех людей, которых я вычеркнула из своей жизни. Чем дальше я шла, тем сильнее я возмущалась. Почему я попадаю в одну и ту же ловушку?

Такие темные мысли, которые я пыталась стряхнуть с себя, меня удивляли. Я не хотела об этом думать. Не хотела вспоминать все те отношения, которым я решила положить конец. Я уже отпустила этих людей. Я думаю, я могу простить их. Глубоко в сердце я понимала, что, если я их прощу, это самым лучшим образом скажется на моем душевном состоянии. Я уже их простила во многих отношениях и надеялась, что и они меня простили. Но, видимо, я недостаточно простила их, потому что я все равно злилась и была… как бы назвать это чувство? Разочарована. Именно так. Я была в них разочарована.

С такими мыслями я шла дальше, то и дело поскальзываясь, ругаясь и пытаясь не упасть с помощью моих палок на этом бесконечном спуске, который составлял весь мой путь на сегодняшний день.

Разочарование. Какая же в нем неприятная энергетика. Мне это напомнило преподавательниц из начальной католической школы, которую я посещала: они качали головами при малейшем нарушении порядка, будь то смех или неидеально написанная работа, и говорили: «Я так в тебе разочарована». Жуть!

В конечном итоге я начала чувствовать, насколько высокомерно быть «расстроенной». Действительно, кто я такая, чтобы иметь некий поведенческий стандарт, которому другие должны следовать? Кто я такая, чтобы быть «разочарованной»?

Я никогда открыто не обсуждала свои ожидания с кем-либо из моих друзей. Я просто полагала, что люди должны себя вести определенным образом (который, разумеется, определяла я), а если они так себя не вели, они меня очень разочаровывали. Я начала смотреть на отношения с людьми, с которыми я дружила (или «тужила», как выразилась моя подруга Мара из Чикаго), с новой стороны. Хотя я и была счастлива освободиться от этих отношений, я все равно понимала, что не имела права быть разочарованной в них.

Они просто были самими собой, и я не имела права думать, что я могу, должна или стану менять их. Внезапно я почувствовала себя заносчивой и лицемерной. Я осознала, насколько неприятным человеком я, должно быть, выглядела в их глазах. В сущности, мое к ним отношение было вроде: «Будь моим другом и живи так, как я тебе говорю, чтобы не разочаровывать меня».

Не то чтобы я когда-то говорила это или осознанно думала об этом. Нет. И все же, чем дальше шла, тем больше я понимала, что, хотя бы на бессознательном уровне, я подразумевала это и ожидала этого. Неудивительно, что такая дружба кончалась пощечиной мне. Такие отношения не были основаны на любви и принятии друг друга такими, какие мы есть.

Мы просто манипулировали друг другом, без слов заставляя потакать нашим неудовлетворенным потребностям, о которых мы не могли друг другу просто рассказать.

Я покачала головой, придя к этому неутешительному заключению, как вдруг повалилась с ног и скатилась на три метра вниз по горе. Бездыханно сидя в грязи, я глотнула воздух. «Я поняла. Мои отношения – словно мой сегодняшний путь, – сказала я вслух. – Неприятные, грязные, скользкие и размытые».

Я чувствовала облегчение от того, что выпустила этих людей из своей жизни и смиренно приняла то, что они, вероятно, чувствовали то же самое по отношению ко мне.

Правда, мне было грустно, что мы расстались по-плохому.

В тот момент своим сердцем я понимала, что никто из нас не был «плохим парнем» или «хорошим парнем». Мы просто пытались пробраться сквозь наши зыбкие отношения, учитывая то, что мы погрязли в своих стереотипах.

Встав, я попыталась найти равновесие и удостовериться, что я ничего не ушибла. С коленом все было в порядке. Зад болел, но не больше обычного. Я была в порядке. Мой спуск продолжился, а скользкая грязь все не заканчивалась. Легче не становилось ни на секунду. Больше всего меня огорчало то, что я все продолжала ударяться пальцами ног о носы ботинок, и поэтому я не могла сделать ни шагу, не чувствуя мучительную боль.

Пока я шла, я думала, что точно такие чувства я испытывала, будучи замужем за Патриком. Как бы мне ни хотелось простить его и себя заодно, все, о чем я могла думать – это боль, которую я испытывала, пока была его женой. Как и идя по этой жиже у меня под ногами, я никогда не чувствовала себя с ним в безопасности.

Я совершенно не доверяла ему себя.

Как только я об этом подумала, я снова поскользнулась и села в лужу, которая была мне по лодыжку. Грязь тут же затекла мне в ботинок и в носок. «Вот тебе и ответ, Соня, – сказала я вслух, то и дело ругаясь. – Ты вступила в грязь».

Промокшая нога меня раздражала. Когда же это закончится? Я хотела, чтобы боль прекратилась. Я хотела, чтобы путь закончился. Я хотела почувствовать твердую землю под ногами и иметь возможность отвести взгляд с тропы на секунду и при этом не попасть в ловушку какого-нибудь скользкого, шаткого камня и гравия под моими ногами. Это все, что я хотела, но, насколько я могла разглядеть, этому пути конец был еще не скоро.

Мне ничего не оставалось делать, как продолжать идти. Так я и поступила. Шел час за часом, и, судя по моему вчерашнему темпу, я, должно быть, находилась в полпути до Субири. Я хотела есть. И поскольку я выпила всю воду из гидратора и бутылки, мне хотелось писать.

Не видя поблизости ни города, ни деревни, ни одиноко стоящей придорожной кафешки, я уже собралась идти дальше, как вспомнила про воронку для мочеиспускания.

Увидев, что вокруг никого не было, я решила воспользоваться ею.

Я вынула ее из рюкзака и посмотрела на нее недоверчиво. «И как мне ею пользоваться?» – спросила я себя. На самом деле, это было очевидно. Я просто должна была поместить ее на своей «промежности», как выразился продавец, и, собственно, сделать свое дело. Сделать это прямо на тропе было неловко, поэтому я зашла в глубь леса, чтобы уединиться. Когда я решила, что достаточно глубоко ушла, я взглянула на воронку еще раз.

«Я что, правда ею воспользуюсь?» – спросила я себя.

«Да, просто воспользуйся ею и прекрати вести себя, как воображала!» – тут же отрезала я сама себе.

Решив, что писать стоя, словно мужчина, было для меня чересчур, особенно учитывая то, что я пыталась как можно сильнее отстраниться от своего «внутреннего мужского начала», я решила присесть и воспользоваться воронкой. Таким образом, я могла быть уверена, что не попаду на себя, что уже случалось.

Я сняла рюкзак и неловко пыталась пристроить воронку под пончо. Я была не уверена, что она стояла, где надо, но, прежде чем начать, я решила, что все на месте, и принялась делать свое дело. После этого я встала, радуясь, что никто не проходил мимо, и была поражена, что кто-то додумался изобрести воронку. Правда, когда я встала, у меня под пончо было подозрительно тепло. Я увидела, что дурацкая воронка направила струю прямо на заднюю часть моих штанов и кальсон. Мои штаны, носки и вся задняя часть одежды была мокрой. Я таким же образом могла направить на себя шланг.

Мокрая и смущенная, я проклинала воронку и себя на протяжении получаса. Затем я начала смеяться. Ведь действительно, большинство того, что происходит с нами, мы создаем сами. «Большинство?» – спросил мой внутренний голос.

«Ладно, все, что с нами происходит», – сдалась я, чувствуя, какими мокрыми были мои штаны.

Странно, как этот день был полной противоположностью вчерашнего дня. Как черное и белое.

Мне больше не хотелось злиться ни на себя, ни на кого другого. Я надула в штаны и устала от того, что меня надувают. Пора сменить пластинку. Я начала напевать любимые песни, придумывая слова в тех строках, которые не могла вспомнить.

Сперва я запела «Любовь не купить» Битлз, а в конечном итоге пела «Кто-то, кого я знал раньше» Готье. Я прошла в тишине четыре часа и ни с кем не разговаривала последние два дня. На самом деле, мне и не хотелось ни с кем разговаривать. Но петь было здорово.

Прошло еще несколько часов, и все мои негодования исчезли, по крайней мере на тот момент. Кроме тех, которые я чувствовала по отношению к Патрику, но я пыталась их преодолеть. Я не хотела нести груз темных чувств по отношению ни к нему, ни к кому бы то ни было, в том числе к себе. Но продвижения почти не было, как бы я ни пыталась.

Я обратила внимание, что за эти два недолгих дня, тяжелые и неприятные мысли делали поход по Пути невыносимым. Когда я избавилась от дурных мыслей, я осознала, что я могу идти дальше, даже если мне кажется, что я не смогу сделать и шагу. Поэтому меня так раздражало, что некоторые мысли просто намертво засели в моей голове. Их невозможно было выбросить. Чем больше я пыталась, тем больше они усиливались. Я сдалась. Я решила не трогать их.

Наконец я добрела до Субири. Я огляделась в надежде увидеть город. Как такового города тут не было. Лишь несколько печальных, пустых зданий рядом с шоссе. Это не имело значения. Я была рада, что я добралась сюда. И вновь все, что я хотела сделать – это лечь спать.

Хостел найти было нетрудно. Это был небольшой дом прямо напротив постоялого двора паломников в центре города. Я постучала, дверь открыла невероятно худая пожилая женщина и улыбнулась мне. В фойе прямо позади нее стояла сумка, словно ожидая меня с распростертыми объятиями. Я была так рада ее видеть.

Женщина отвела меня в комнату прямо над сумкой, затем остановила меня, сделав жест руками, и оглядела мои грязные ботинки и мокрые штаны. Она указала на них и жестом велела мне снять их, что я с удовольствием и сделала. С меня посыпались ошметки грязи, которые разлетались во все стороны. Я тут же извинилась. Она просто улыбнулась и сказала: «Ничего страшного», – сняла их с меня, и поместила в пакет. Как только я разделась, она указала на комнату позади меня. Это, очевидно, была моя комната. Слава богу, мне не надо было сегодня подниматься по лестнице. Я была слишком немощна, чтобы нести что-либо. Комната была просто обставлена: односпальная кровать, небольшой настенный ручной душ, через тонкую стену от которого располагался туалет, и здесь не было окон. Идеально.

Как только я осмотрела комнату и согласилась там остановиться, она отвела меня наверх и указала на большую раковину, рядом с которой лежали щетка и мыло. Затем она показала на пакет, в котором были мои штаны и обувь.

Одобрительно кивая, я поняла, что она показывает мне, где я могу отчистить свои ботинки и одежду. Стоя лишь в нижнем белье, я тут же принялась это делать. Было непросто вывести грязь и запах мочи, но я справилась. Через несколько минут она вернулась и указала на перила на балконе, на которые я могла повесить мокрую одежду. Я надеялась, что одежда высохнет, хотя на улице была непрекращающаяся изморось.

Как только я развесила одежду и нацепила сухое тряпье, она попросила меня паспорт паломника, где она должна была поставить штамп. Я почти забыла об этом. Затем я спросила насчет ужина. Она показала мне маленькую карту и сказала, что мне нужно пройти два километра внутрь города, где я могу отужинать после шести вечера. Я посмотрела на свои часы. Было уже пять. Мои ноги так болели, что я не знала, смогу ли я дойти туда. Я правда умирала с голода, так как не ужинала с самого начала путешествия, поэтому я тут же начала собираться.

Проблема была в том, что у меня болели пальцы ног. Я так их отбила, что мне было трудно ходить. К счастью, у меня были легкие кроссовки. Они были мягкими и не причиняли моим пальцам боли.

Я приняла душ, оделась и отправилась искать, где поужинать. Я умирала с голоду.

 

День 3

Из Субири в Памплону

20 километров

Я проснулась в шесть утра, готовая к новому дню. Каждый мускул моего тела все еще невыносимо болел. Я думаю, что в этом были виноваты не только суровые условия похода, но и тот факт, что в комнате не было отопления и я всю ночь пролежала, свернувшись калачиком. Я медленно раскрылась и плавно потянулась.

Ай! Пальцы на моих ногах настолько сильно болели, что двигать ими было мучительно. Я выползла из спального мешка, чтобы включить свет и рассмотреть их. Каждый ноготь был в синяках и кровоподтеках. Неудивительно, что пальцы так болели. Я действительно сильно их повредила.

Я открыла баночку арники и выпила две таблетки, а потом и третью, чтобы наверняка. Затем я жирным слоем нанесла мышечный крем, так как это был единственный способ заставить себя хоть как-то двигаться с утра. Гамби молча наблюдал за мной, пока я надевала свою шерстяную кофту и две пары носков. Далее я поднялась наверх, чтобы собрать свое термобелье, штаны и ботинки. Так как в моей комнате окна отсутствовали, я понятия не имела, какую погоду ожидать. Одного я точно не ожидала – крупных хлопьев снега.

Моя одежда! Я выбежала на балкон, обнаружив белье, штаны и ботинки полностью покрытыми снегом и все еще насквозь мокрыми. Схватив их, пытаясь отряхнуть, я думала о том, что день в очередной раз будет непростым.

«Почему же я не взяла две пары штанов? Я ведь взяла достаточно всего остального», – сокрушалась я, в то время как очищала одежду ото льда. Ботинки было бесполезно чистить. Я нигде не могла найти худую женщину, которая встретила меня предыдущей ночью, однако пока я расхаживала по гостиной, я нашла фен. Ура! Я могла высушить феном термобелье и штаны. «Спасибо, духи», – прошептала я, пока бежала вниз с феном.

Сработало. После сушки каждого предмета минут по десять мое белье и штаны были сухими и готовыми к надеванию. Ботинки были другой проблемой. Я вынула стельки и сушила их попеременно на протяжении следующих пятнадцати минут. Мне не удалось их просушить до конца, но они хотя бы были теплыми.

«Что ж, надену больше носков».

Я натянула две пары носков, которые раздражали пальцы на ногах, а затем вставила ноги в ботинки. Ай!

Сделав глубокий вдох и подавив боль, я встала.

«Это просто пытка, – прошептала я. – Что же я сделала со своими пальцами?»

Заставляя себя продолжить, я решила посвятить тот день людям, которые страдают по всему миру. Я жаловалась на холодную, мокрую обувь и ныла от боли в пальцах, в то время как для кого-то это было обыкновенным явлением. Я собралась с духом и перестала жаловаться, остановилась на мгновение, а затем сложила все назад в сумку и закрыла ее. Почему же мне казалось, что она расширяется? Я не покупала ничего и даже съела немало энергетических батончиков, однако мне с трудом удавалось ее закрыть. Я толкала и сжимала все до тех пор, пока не смогла ее застегнуть.

Завершив сборы, я выволокла сумку в фойе. Так как я все еще не нашла худую женщину, которая меня встречала, я достала заранее припасенный маркер, и написала название следующего города и хостела на бумаге, прикрепив ее к сумке при помощи пластыря. В надежде, что этого будет достаточно для того, чтобы сумку доставили к месту моего назначения – Памплоне – городу в Испании, где выпускают на улицы быков.

Открыв входную дверь, я выглянула на улицу, где меня встретил сильный холодный ветер и одеяло из снега. Как мне сообщили предыдущей ночью, позавтракать можно было за углом. Я схватила рюкзак и выбежала наружу, голодная и с отсутствием желания намокнуть.

Мне нужно было пройти пятнадцать метров.

Я вошла в маленькое кафе, в котором за кассой стоял старый испанец. На прилавке лежали круассаны промышленного производства в индивидуальных упаковках и небольшие банки ненатурального апельсинового сока. Там было несколько упаковок масла и джема, которыми я могла позавтракать.

Испанец предложил мне кофе.

«Кофе с молоком, пожалуйста», – попросила я по-испански, расстроившись от вида холодного «завтрака паломника», лежащего передо мной. Он крутился, варил и готовил быстрее молнии и подал мне кофе до того, как я успела сесть. Я схватила кофе и понесла его к пластиковому столу, около которого лежал мой рюкзак. Круассан был безвкусным, а сок можно было пить с трудом, но кофе с молоком был божественным, приготовленный настоящим мастером своего дела. Я улыбнулась испанцу и сказала: «Он бесподобен!» – что, кажется, ему польстило. В ответ он кивнул.

Я потянулась в рюкзак, достала один из двух батончиков, которые я отложила в качестве рациона на день, и медленно развернула его из упаковки. Я решила, что съем половину с кофе, а другую половину – в дороге. Я очень медленно поглощала батончик и кофе, заставляя себя съесть круассан с пластмассовым привкусом, понимая, что мне эта энергия пригодится, как бы он мне ни нравился.

Перед выходом я выпила еще чашку вкусного кофе в надежде, что его тепло меня защитит от снега, который теперь шел сильнее, чем прежде. Спустя несколько мгновений, набравшись сил, я вновь надела ветронепроницаемую куртку, перчатки, шапку, шарф, дождевик, водонепроницаемые штаны и гетры поверх ботинок – покупка, которую я совершила в последнюю минуту в магазине РЕЙ и обнаружила в сумке этим утром. Я была готова.

На улице было красиво. Снег, лежащий на деревьях, выглядел изумительно, а дорога, по которой стелился туман, казалось, заманивала меня в волшебный лес. Высматривая желтую стрелу, которая бы указывала на верное направление, я заметила молодую девушку, согнувшуюся под тяжестью огромного рюкзака. Ее ноги были завернуты в пластиковые пакеты, поверх которых были надеты заснеженные тряпочные кеды. Вид у нее был несчастным и потерянным.

Я подошла к ней и спросила, все ли у нее в порядке. Она уверенно ответила, что все в порядке, а затем покачала головой, глядя на снег.

Я кивнула в знак согласия, указала на ее ноги и сказала по-испански:

– Очень холодно, – предполагая, что она сильно замерзла.

Ей, без сомнения, нужны были носки, но она покачала головой и ответила:

– Нет. В порядке.

Я приняла ее ответ.

– Доброго Пути, – пожелала я, и мы одновременно с ней двинулись в сторону моста, который бы вывел нас из города и вернул на дорогу.

Я остановилась. Настало время молитвы.

«Святая Матерь Божия, мои пальцы болят. Не могла бы ты сотворить чудо и помочь им зажить? Я едва могу ходить. Я нуждаюсь в твоей помощи. Пожалуйста, напомни мне, зачем я это делаю, потому что сегодня мне себя очень жаль. Заранее благодарю тебя. Аминь. Постскриптум. Ангел-хранитель, пожалуйста, предотврати меня от дальнейшего повреждения колена и пальцев ног сегодня. Я хочу получить удовольствие».

Итак, я выдвинулась. Шла я молча. У меня не было настроения петь, и я длительное время не могла даже думать. Дорога вела все выше, выше, выше, затем поворачивала и шла вниз, ниже, ниже, а потом снова вверх. Мои пальцы так болели, что мне пришлось идти очень медленно, дабы не подвергать их нагрузке большей, чем требовалось. Что же мне с ними было делать?

Я была уверена, что по пути будут места, где я могла бы приобрести другую обувь, и все, о чем я могла в тот момент думать, забыв про снег, – возможность найти походную обувь с открытым носом, такую как «Тева». Более того, я часами грезила парой сандалий «Тева». Это помогло мне пробраться сквозь снежную кашу, которую в прямом смысле пришлось преодолевать на своем пути. Через несколько часов я начала на самом деле наслаждаться ледяной красотой, через которую я проходила. Я была так рада тому, что я достаточно тепло оделась. Предыдущей ночью я в кафе услышала о том, что женщина из Канады заблудилась в Пиренеях в день, когда я покинула Сен-Жан, и была найдена мертвой. Это было так грустно. Я не уверена была в правдивости данной истории, но несколько паломников оживленно обсуждали эту тему друг с другом. Я просто слушала. Я знала, что Путь, который я прошла, был сложным и что его закрыли вскоре после того, как я покинула Сен-Жан и направилась в сторону Ронсевальеса. Люди обсуждали эту новость, когда я стояла в очереди за печатью по прибытии. У меня не было даже мыслей о том, что Путь был настолько опасным.

Оказалось, что большинство смертей на Пути за многие годы случались именно в том месте, которое я только преодолела. Мысли о смерти этой женщины заставляли меня содрогаться. Взялась ли я за дело, которое мне не по плечу? Интуитивно я знала, что все в порядке и, несмотря на мышечные боли и боли в пальцах, я была крепка. Я могла справиться с этим Путем вне зависимости от того, что ожидало меня впереди… я была намерена справиться.

Пока я шла, слякоти становилось все больше, да и туман увеличивался. Мои мысли снова переключились на мой брак. Сегодня я была более смиренной. Может, и вправду было лучше для нас обоих завершить отношения сейчас. Смешно, что мы были вместе более тридцати лет, а в конце я задумалась о том, значил ли наш брак хоть что-то для Патрика. Как это произошло?

Если я позволяла себе об этом думать слишком много, я замечала, что снова начинала злиться. «Правда, Патрик? – спрашивала я у его духа. – Так просто мы со всем покончили?»

Конечно, не получив ответа, я вслух ответила сама: «Ладно, я могу принять то, что произошло. Я могу отпустить наши отношения. Кстати, я даже хочу этого. Более того, я не буду пытаться ни за что уцепиться. Я не буду ни за что бороться. Я не стану ввязываться в борьбу такого рода. Это не я. Я просто уйду прочь, как я это делаю в данный момент».

Сказав это, я ощутила небольшое облегчение.

Спустя примерно час после этого я наткнулась на примечательное место, расположенное около большого дерева. Казалось, что здесь вся паутина горных рек сливалась воедино, вода напористо обрушивалась вниз, счищая все на своем пути. Я села на камень и наблюдала за ней, пока доставала и ела вторую половинку своего энергетического батончика.

Река словно говорила со мной: «Отпусти все, Соня. Не цепляйся и не удерживай ничего. Ни материальные вещи. Ни чувства. Ни прошлое. Ни свои рассуждения. Ни даже свою личность. Пусть все это будет смыто течением реки».

Должно быть, я просидела там около получаса, завороженная разговором реки со мной. Вокруг не было ни души. Внезапно, будто пробуждая меня ото сна, группа смеющихся итальянцев подошла и захотела сделать фотографии на том месте, на котором я сидела, поэтому я вежливо встала и продолжила свой путь.

Я шла на протяжении трех с половиной часов, когда свернула и наткнулась на импровизированное кафе, расположенное в столь глухом месте, в котором порядка двадцати паломников сидели в обнимку, попивая горячий кофе с закусками.

Я была очень рада тому, что обнаружила этот оазис, так как я сильно замерзла и проголодалась. Я подошла к стойке и увидела, что там предлагали замечательную еду, включая фриттату из яйца и картофеля всего за один евро. Я открыла свою маленькую дорожную сумочку, в которой я хранила паспорт, кредитную карту и деньги, вытянула купюру в пять евро и добавила к заказу кофе с молоком.

В ожидании заказа я осмотрелась вокруг. Все были насквозь мокрыми и уставшими. Мое внимание переместилось в угол маленького столика, где я услышала голос американки среднего возраста, которая паниковала, потому что только что обнаружила пропажу кошелька, содержащего все ценные вещи. Она утверждала, что потеряла его где-то между Субири и этим местом.

Она была подавлена, и я могла понять почему. Она все говорила, что ей необходимо вернуться. У нее не было ни паспорта, ни кредитных карт, поэтому свой поход она не могла продолжить. Она, по всей видимости, путешествовала в одиночестве, как и я, и была убита горем.

Несколько паломников окружили ее, демонстрируя озабоченность, и один мужчина, казалось, взял на себя роль человека, который был намерен вытащить ее из сложной ситуации. Он предложил ей достаточное количество денег на то, чтобы добраться назад в Америку, если она хотела дойти вместе с ним до Памплоны.

Она была благодарна, однако настаивала на возвращении тем путем, по которому шла, в надежде на то, что обнаружит по дороге пропавший кошелек. Я ее понимала. На ее месте я бы хотела поступить также.

Я наблюдала за событиями, пока поедала свою фриттату. Я не была уверена в том, чтобы подойти и предложить ей помощь. Так много людей вокруг нее уже собралось, что мне показалось, что она завалена ими. Она просто продолжала говорить: «Я знала, что это произойдет. Я просто знала».

Затем она просто встала со словами «Я возвращаюсь», не приняв помощи ни от кого.

До того как я смогла подскочить и предложить ей денег, она уже пропала из виду.

Надо же! Было так грустно это лицезреть. Я молилась за нее и переживала ее горе, зная, насколько тяжело было добраться сюда. Полагаю, было тяжело бросить все так скоро. Смешно, однако, что она знала, что судьба ей преподнесет такую неприятность.

Когда она ушла, все переглянулись, будто говоря друг другу: «Надеюсь, ты сможешь остаться в игре».

Я улыбнулась разговорчивому мужчине, говорящему с акцентом, по имени Клинт. Он был из Канзас-Сити. Высокого роста, с покрытой снегом ковбойской шляпой, под которой была расположена синяя бандана, закрывающая его уши, на шее у него был ярко-красный шарф. С теплой манерой, присущей людям из Среднего Запада, он быстро находил общий язык со всеми вокруг. Я никогда не была такой. Я застенчива и предпочитаю тихо наблюдать и слушать. Патрик был тем, кто разговаривал с людьми и легко заводил новые знакомства. Я восхищалась этой способностью в нем, хотя я совершенно комфортно себя ощущаю, будучи интровертом.

Если бы я постоянно разговаривала, как бы я могла слышать свой внутренний голос или наставников? Тишина настолько мне необходима. Порой мне кажется, она мне более необходима, чем прием пищи.

В этом плане мы с Патриком были совершенными противоположностями. Он был более социальным, нежели я, и иногда это меня сильно изматывало. Ему нравилось быть окруженным людьми, а мне нравилось быть наедине с собой.

Знаю, что я приводила его в замешательство. Я ведь могла стоять перед аудиторией в три тысячи человек и получать удовольствие от того, что учу их слушать свой дух, и я любила каждый момент этого процесса. Мне это просто удавалось. Однако, когда я не преподавала, я предпочитала молчать. Чем меньше людей вокруг меня, тем лучше. Сколько себя помню, я всегда выбирала быть рядом с семьей и близкими друзьями, а не в толпе.

Не хочу сказать, что мне не нравятся люди. Я их люблю. Дело в том, что я настолько сильно ощущаю энергию других людей, что, когда я нахожусь рядом с людьми, я легко истощаюсь. Я всегда называла себя «глубоководным ныряльщиком», а не «воднолыжником», когда дело касалось социализации. Разговоры вскоре затрагивают очень интимные и глубокие уровни во мне, а я их впускаю. Я не умею вести поверхностные разговоры. Я соединяюсь сердцем к сердцу, душой к душе. Это единственный навык общения, которым я владею. Подключение к людям на таком уровне настолько сильное, что мне необходимо время наедине с собой после таких контактов с другими.

Вскоре после того, как женщина ушла, один за другим мы вставали и возвращались обратно на дорогу. Пожелания «Доброго Пути» распространялись вокруг. Я медленно продолжала идти. Мои пальцы и я больше не были друзьями. Я, честно, не представляла, каким образом доберусь до Памплоны в таком состоянии.

Спустя полчаса я увидела желтый указатель, подсказывающий, что двигаться нужно было направо вверх, хотя слева была широкая асфальтированная пешеходная дорога. Я засомневалась.

Следовать ли мне указаниям стрелки или же прислушаться к интуиции? Интуиция говорила мне держаться пешеходной дороги, однако указатель был повернут в другом направлении. Единственное наставление, которое я получила о Пути, утверждало, что я должна была следовать указателям, поэтому я подавила свой внутренний голос и последовала указаниям.

Путь вскоре возвысился над тротуаром и стал настолько узким, что там хватало места только на одну ногу поочередно. Грязи было много, и она засасывала мои ноги до середины голени, наполняя ботинки своей вязкой консистенцией.

Мне пришлось использовать свои треккинговые палки, чтобы с каждым шагом высвобождать ноги, все это время матерясь, как сапожник. В это время толпы паломников расслабленно шли по тротуару ниже, наблюдая за мной и улыбаясь, пока я там пыхтела.

«Да пусть смотрят, – сказала я про себя. – Кто знает, куда они направляются. Я хоть следую Пути».

Я продолжила свою унизительную борьбу почти по колено в грязи, двигаясь со скоростью улитки, наблюдая за людьми, которые беспрепятственно двигались по тротуару в неправильном направлении, довольная от мысли, что я хотя бы не трачу время, хоть и тонула в грязи.

Однако случилась смешная вещь. Мой путь не отходил от их пути. После сорока пяти минут моей борьбы с грязью моя узкая тропа вывела меня на красивый асфальтированный тротуар, по которому шли сбившиеся с курса и очень сухие паломники, наблюдающие за тем, как я пробиралась сквозь вязкую грязь.

Несколько человек даже начали смеяться в то время, как я смотрела на свои штаны, которые были насквозь мокрыми до колен от грязи. Ситуация была настолько абсурдной, что я сама начала смеяться.

«Хватит слепого следования указаниям», – сказала я, качая головой от помеси отвращения и неверия. Я была единственным паломником, который упустил заметку о том, что тротуар меня приведет туда, куда мне было нужно, и выбрал следование указателям, вместо того чтобы пойти по откровенно простому пути.

Что ж, это точно хороший опыт сегодняшнего дня. Не закрывай глаза на очевидные вещи!

Это послужило мне прекрасным уроком. Сколько раз я игнорировала подсказки интуиции, только чтобы потом сожалеть об этом? Я ведь знала это. Почему же я в этот раз поступила так?

Глубоко внутри я осознавала, что, когда дело касалось моих отношений, когда в них все шло наперекосяк, вместо того чтобы просто уйти, я оставалась в игре, надеясь, что при помощи своей преданности и благих намерений я могла исправить то, что было неправильным. Я не могла.

Скорее этот внутренний конфликт меня сводил с ума. Я по-прежнему любила людей, с которыми меня больше ничего не связывало. Мне нравилось в них верить. Я верила в чистоту душ. Я отдавала себя без остатка этим отношениям. Однако моя интуиция убеждала меня в том, что отдавать все, что у меня было, – значило отдавать слишком много. Это была моя проблема, и на интуитивном уровне я это понимала. Но я игнорировала то, что я ощущала, потому что меня учили до конца оставаться в игре. В особенности касательно брака. Когда я сказала: «Я согласна», – это означало, что я не выхожу из игры, несмотря ни на что. Чьи это были правила? Кто сказал, что это хорошие правила? Тем не менее я им следовала, хоть и могла пойти более простым путем и избежать страданий. Неудивительно, что все разрушилось у меня на глазах.

Это являлось великой дилеммой моей жизни. Следовать правилам или же следовать моим правилам? Являясь правильной католичкой, я научилась следовать лишь единственным правилам. Глядя на всю грязь, которой я была покрыта, я с того момента решила начать следовать своим правилам. Да и вообще, к черту все правила!

С этим решением в голове я прошла весь путь до Памплоны, который, кстати говоря, был самым длинным за всю мою жизнь. Было достаточно сложно добраться туда, но ради Пита мне еще пришлось пройти через весь город до старой его части, чтобы найти свою гостиницу. После долгих часов хождения то вверх, то вниз по снегу под дождем дорога через всю Памплону безжалостно вела снова вверх, а с меня на тот момент уже было достаточно.

«Путь, ты, наверное, издеваешься! Это уж слишком отдает католичеством! Достаточно мучений для одного дня», – плакала я, в то время как волочила ноги в направлении пункта назначения.

Я уже точно могла сказать, что это паломничество добиралось до самого центра моих древнейших и обременяющих жизнь мучениями убеждений. Пока я толкала себя сквозь город, я начала замечать, как мои убеждения наслаивались друг на друга. Некоторые из них были невообразимо вдохновляющими – они позволяли мне напрямую достигнуть высшего «Я», советоваться с наставниками и испытывать поддержку сил Вселенной. Другие убеждения меня обременяли – взятые из раннего детства, а может, из прошлых жизней, – обвиваясь вокруг меня словно цепи, наложенные монахинями, Церковью, родителями, заставляли себя ощущать маленькой, беспомощной, запуганной девочкой.

«Я – сплошное противоречие, – подумала я, с грустью качая головой от путающихся, противоположных друг другу мыслей и убеждений, которые управляли моей жизнью. – Я ведь знаю, что нельзя такое допускать. Почему я до сих пор окружена этим беспорядком и чувствую себя несчастной?»

«Пожалуйста, Господи, освободи меня от всех убеждений, за которые я цепляюсь и которые удерживают меня от счастливой и настоящей меня. Я так сильно хочу распрощаться со всем этим старым хламом!»

Я просила у Бога помощи, пока двигалась вперед. Я чувствовала, что меня удерживали и обременяли мои убеждения, которые были скрыты в самой глубине моего бытия на протяжении вечности, подобно плесени в подвале или паутине на чердаке, разлагаясь под моим сознанием. Настало время устроить капитальную уборку в голове, начиная с самого начала.

Однако не все убеждения и мысли были прозрачны и ясны – их нельзя было просто взять и стереть при помощи мысленного очистителя загрязнений и, вуаля, – все чисто. По крайней мере, точно не на эмоциональном уровне. Мне не хотелось чувствовать себя плохо. Я не хотела злиться. Я не хотела быть жертвой. Я не хотела разбивать себе сердце. Тем не менее именно так я себя чувствовала, но я не желала стыдиться этого.

Не только я стыдилась своих переживаний, но меня стыдили и другие за эти чувства. Монашки в школе. Мои родители. Духовные наставники, чьи работы я читала и с которыми я общалась. Никто не допускал проявления негативных эмоций. Все они говорили или намекали на то, что переживание таких темных чувств было неправильным. Не говорю, что я в них купалась. Скорее я яростно их отрицала, отвергала и игнорировала всю свою жизнь, как меня и учили.

Путь поднимал на поверхность и резал эти глубокие раны, которые я носила глубоко внутри себя. Это были раны, от которых я бежала. Они преследовали меня, словно призраки. Если я намеревалась обрести то, чего я в действительности сильно желала, мне необходимо было смириться с этими призраками. Я это знала.

Посмотрев вверх, я наконец-то увидела каменный вход в старую часть Памплоны.

Старый город был захватывающим: средневековый, наполненный извилистыми улочками и открытыми площадями, которые переносили меня во времени. Город был оживленным: все сидели на улице, несмотря на дождь, попивая маленькие чашечки кофе, закусывая тапас, запивая вином или пивом. Я не ожидала увидеть настолько яркую, современную и образованную толпу.

На самом деле после дня в одиночестве было легко сбиться в этой суете, поэтому я попросила местного, хорошо одетого мужчину в возрасте помочь мне найти гостиницу. Увидев, что я была паломником, он предложил проводить меня туда, вместо того чтобы просто указать направление, за что я была ему сильно благодарна, так как я не говорила по-испански, и я слишком устала, чтобы бродить в поисках нужного мне здания.

Спустя пять минут я стояла перед симпатичным маленьким хостелом, в то время как добрый мужчина пожелал мне Доброго Пути.

Я едва могла подняться по ступенькам из-за поврежденных пальцев, но, когда я дошла до верха, я была обрадована тем, что увидела свою сумку рядом со стойкой регистрации, а также лифт!

«Да! Спасибо, Господь, за маленькие чудеса».

Я снова сделала это, а времени было всего половина пятого дня. Я смогла добраться до места всего за восемь часов, что, кажется, и было темпом, которого я старалась придерживаться.

Моя комната была небольшой, но очень удобной. Я испытала особый восторг от вида большой ванны, в которой я могла расслабиться.

Больше мне ничего не хотелось.

Однако для начала мне необходимо было потратить немало сил на то, чтобы отстирать свои испачканные грязью штаны, носки и ботинки, а затем подсушить их хоть немного.

Завершив стирку и сушку, я приняла долгую ванну.

Было семь часов вечера, когда я вновь вышла в поисках ужина. Шумный город, в который я вошла несколькими часами ранее, теперь будто бы вымер. Я задумалась, не галлюцинировала ли я, когда видела толпы людей на улицах. Куда все подевались? Все маленькие кафе и бистро были уже закрыты, и теперь это напоминало мне город-призрак.

Все еще шел дождь, и казалось, что с каждой минутой становилось все холоднее. Я зашла в маленький винный бар и спросила, что случилось со всеми.

Молодой человек, который там работал, рассказал, что после обеда тут все закрывается до восьми часов вечера. Расстроенная, я попросила бокал красного вина и картофель фри, который оказался очень вкусным.

Сидя в баре, я думала о Памплоне, описанной Хемингуэем, и о забегах быков. Моя Памплона немного отличалась. Я бежала от преследования своих самобичеваний.

С этой мыслью, сломленная усталостью, я вернулась в свою комнату и легла спать.

Я начинала привыкать к этому.

 

День 4

Из Памплоны в Пуэнте-ла-Рейна

23 километра

Я резко вскочила в темноте, пытаясь дышать, будто кто-то меня душил. Я была в недоумении, и несколько минут я не могла даже понять, где я. Я сидела в темноте, тяжело дыша, пытаясь вспомнить сон. Он был вариацией постоянно возникающих сновидений, которые я часто видела в детстве, где я была частью тайного религиозного ордена. В этом сне группа представителей ордена, в которой находилась и я, исполняла ритуальную церемонию. Было темно, может, даже была ночь, и я не могла сказать, что это было за место. Внезапно на нас сзади напали люди, которые пришли нас убить. Я проснулась и пыталась отбиться.

Я нащупала выключатель, сердце в груди еще колотилось, и постепенно возвращалась из кошмара в реальность. Когда я включила свет и осмотрелась вокруг, то вспомнила: «Точно. Я же в Памплоне».

Я неспешно начала двигаться. Мои ноги и пальцы на них будто бы горели и доставляли невыносимую боль. Вздохнув, я тем не менее встала и посмотрела на часы. Времени было шесть часов утра. Я решила сходить в душ, чтобы разогреться, так как в комнате снова было холодно.

«Что за проблема у них с отоплением?» – пробурчала я, чувствуя себя раздраженно из-за увиденного сна, ноющего тела и ледяного пола под ногами.

Душ смыл все остатки той пелены, которой меня окутал мой кошмар, и я вскоре снова была готова идти в бой. Только настроение не улучшилось. Я была раздраженной и хмурой.

Даже Гамби раздражал меня, глупо улыбаясь на моем рюкзаке, будто бы его ничего в этом мире не заботило. Я резко закинула его в сумку и застегнула ее со словами: «И чего ты так радуешься?» Ответа я и не ждала.

В комнате снова не было окна, поэтому я была без понятия, какую погоду ожидать. С учетом того, что перед сном шел ливень и было жутко холодно, я решила одеться теплее. Я надела свежевыстиранное и сухое (ура!) термобелье, шерстяную водолазку, чистые (ну, практически) штаны и две пары шерстяных носков перед тем, как начать заталкивать свои разбитые ноги в ботинки.

Они протестовали. Ни под каким предлогом мои пальцы не будут вдавлены в эти ботинки даже на день. Крича от боли, я их медленно вынула и приняла поражение.

«Ладно, ладно, я вас услышала, – сказала я своим разъяренным пальцам. – Я надену другую пару обуви. Надеюсь, что там не так дождливо, как вчера». Другие ботинки не сильно лучше сидели в районе пальцев, но они были мягкими и гибкими, а когда я их надела, то хотя бы смогла встать и медленно походить на месте.

«Они заживут, Соня, – сказала я, поддерживая сама себя. – Просто продолжай двигаться – шаг за шагом».

Мне удалось собрать вещи и закинуть сумку ровно за десять минут, затем я двинулась в фойе за завтраком. Я оставила сумку в углу рядом со стойкой регистрации – там же, где я обнаружила ее предыдущим вечером – и пошла в столовую. Там меня встретил шведский стол, от вида которого у меня сильно разыгрался аппетит, особенно учитывая то, что на ужин я съела только картофель фри.

Разложены там были круассаны, сыры, злаки, йогурты, стоял свежевыжатый апельсиновый сок, а также большое количество свежих фруктов. «То густо, то пусто», – подумала я. Рада тому, что сегодня – густо. Я медленно ела, замечая других паломников со мной в столовой. Почти всех из них я видела на разных отрезках пути за последние три дня, поэтому мне показалось вполне естественным улыбнуться и поздороваться с ними.

Две ирландки в возрасте, Маргрет и Вэл, сидевшие вместе напротив меня, поинтересовались, в первый ли раз я иду по Камино, на что я дала положительный ответ.

– А вы? – спросила я.

– Мы здесь уже второй раз, – они обе ответили почти в унисон, со своим лирическим ирландским акцентом.

– Мы пытались впервые пройти по Пути около трех лет назад, но Вэл повредила лодыжку на пятый день, и нам пришлось отступить. И вот мы снова делаем попытку его пройти, но теперь решили разбить Путь на секции, – рассказала Маргрет.

– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась я.

– Мы собираемся идти всего неделю, а потом поехать домой. Мы вернемся в следующем году, и пройдем еще неделю, а через год – еще одну неделю. Мы на себя слишком сильно давили в первый раз, поэтому решили выбрать такой подход. А вы? Вы пройдете весь путь?

– Надеюсь, – ответила я. – Я не уверена, потому что сильно повредила пальцы на ногах и теперь очень больно ходить.

– Сожалею, – вздохнула Вэл. – У Маргрет была такая же проблема в прошлый раз. Это из-за Пиренеев. Во время спуска большое давление идет на пальцы.

– Вот оно что, – воскликнула я, благодарная за сочувствие и понимание. – Я их так сильно повредила, что теперь больно даже стоять.

– Только полегче, – предостерегла Маргрет, – а то повторите нашу ошибку и вам придется сдаться.

– Обязательно, – уверила я ее, сама не представляя, каким образом мне удастся на себя не давить, когда мне нужно было ежедневно проходить по двадцать пять километров в среднем, чтобы не отставать от своей сумки и гостиничных бронирований.

«Что ж, если смогу, то смогу. Нет – так нет, – подумала я, попивая апельсиновый сок. – Не буду заранее об этом волноваться».

После завтрака я пошла к стойке администратора, чтобы мне поставили печать в моем паспорте паломника до того, как направиться к выходу.

Меня встретило свежее утро и яркое солнце, впервые за несколько дней. На земле лежал слегка припорошенный снег, который, по всей видимости, двигался за мной из Субири, и солнечный свет, который, отражаясь, танцевал на площади, захватывал дыхание своей красотой. Внезапно я ощутила вдохновение.

«Святая Мария, Матерь Божия, пройди со мной сегодня и помоги мне дойти до следующего пункта в целости…»

Я прервала свою молитву, чтобы убедиться, что я положила свои энергетические батончики в куртку. Я ощупала карманы – они были там.

Я продолжила:

«…пожалуйста, помоги мне пребывать в хорошем расположении духа, пока я иду, быть открытой и внимательной ко всем благословениям, которые Путь приготовил для меня на сегодня. Спасибо и аминь».

Сделав глубокий вдох и установив цель, я двинулась к ней, отталкиваясь палками для ходьбы. Хорошо, что я их взяла. Они меня так выручали: помогали обходить препятствия, вытягивали из грязи, не давали мне упасть. Я ощущала себя четвероногим существом, и мне очень нравилось это чувство.

Пока я шла, мои мысли вернулись ко сну, который мне приснился той ночью, но его негативная энергия покинула меня. Он напомнил мне далекое воспоминание, которое было едва уловимо.

Я думала о смысле своего сновидения и искала желтые указатели.

Интуитивно я чувствовала, что все, что было во сне, было так или иначе связано с самим Путем и с тем, как я его проходила в прошлых жизнях – будь то пилигримом или рыцарем. Но концепция прошлых жизней казалась не совсем правильной, когда я задумалась над такой возможностью. Скорее это напоминало альтернативную реальность, противоположную прошлому существованию, в которую я вновь вошла с началом Пути. Сказать наверняка было сложно, так как такие вещи никогда не бывают совершенно ясными.

Однако я не могла долго думать о сновидении. Путь меня снова затянул, и мне необходимо было полностью сконцентрироваться на своих действиях. Указатели плясали то тут, то там, и если бы я за ними не следила, я бы точно сбилась с пути. Кроме того, к моему несчастью, путь был тяжким и был наполнен еще бо́льшим количеством очень крутых подъемов, что заставило не только пальцы ног, но и ноги целиком гореть в агонии.

Пока я шла, начала раскрываться тема дня, как, казалось, это происходило каждый день с начала моего похода. В тот день темой стал гнев!

Я проснулась испуганной, а затем разгневанной, почти в таком же настроении, в котором я пребывала последние несколько лет. Безусловно, я не всегда была разгневанной, но осознала, что в моей жизни было несколько людей, которые оставили меня особенно рассерженной. Я также поняла, что существовали некие повторяющиеся темы, или модели, которые относились к этим людям, что тоже меня сильно злило.

Помимо людей, которые меня сильно раздражали, меня в особенности злило наставление, которое мне давалось с раннего детства, о том, что мне было непозволительно злиться. Никогда.

Будь то мой отец, монахини в школе или же люди, с которыми я сталкивалась на жизненном пути, мне всю жизнь твердили, что злиться – это неприемлемо. Если я и злилась, то все считали, что я дерзкая, опасная, дефектная, а также заслуживаю порки или иного наказания за так называемое «грехопадение». И наказания я получала в полной мере.

Создавалось впечатление, что быть женщиной, или «верующим», или же и тем и другим одновременно подразумевало забыть о злости и просто стать сговорчивым зомби, принимающим любое дерьмо, которое ему подадут.

«Черта с два!» – крикнула я в никуда.

Хотя я и слышала данное послание на протяжении всей жизни, я никогда не принимала его. Я сопротивлялась. Я бунтовала. Я отказывалась подчиняться, становиться мягкой, контролируемой, покорной. Вместо этого я была вне себя от гнева. Также при необходимости я нападала на тех, кто пытался заставить меня принять это сообщение, прибегая к крикам, воплям, протестам.

«Не говорите мне, что делать! Не обходитесь со мной таким образом! Не ведите себя, как идиоты! Не делайте вид, что не ведете себя как идиоты, когда так и есть! Не отрицайте своего пассивно-агрессивного поведения! Не бейте меня! Не игнорируйте меня! Не называйте меня сумасшедшей! Не выгоняйте меня! Не манипулируйте мною! Не будьте трусами!»

Умею же я показывать характер! Я могла разойтись до невероятной степени. Может, роль тут играет латиноамериканская кровь, но, когда меня провоцировали, я с катушек съезжала.

За пару недель до моего отъезда у меня была сравнительно серьезная ссора с другом. Он много выпивал во время ужина, и с каждым бокалом мартини его заносило все сильнее и сильнее. В один момент я с ним не согласилась на тему какого-то пустяка, а он подскочил и накричал на меня в полный голос посреди ресторана.

Ну, я просто встала и ушла. Тем не менее проблема была в другом. Спустя несколько дней мы встретились, и он обвинил меня в том, что я слишком озлобленная, чтобы быть его другом.

То есть то, что я получила в полной мере, – было в порядке вещей, но то, что я с ним не согласилась и ответила ему, – было для него слишком. Он сказал, что рядом со мной «небезопасно».

Я кипела, когда думала об этом. Затем я подумала об отце. Мне в особенности запрещалось показывать характер при нем. Если я это делала и позволяла себе ответить ему, меня усмиряли как минимум тяжелым ударом по голове и отправляли в свою комнату. Он приказывал мне «заткнуться и исчезнуть». От этой мысли у меня внутри все бурлило.

Патрик тоже обвинял меня в неумении держать свой гнев под контролем. Он был прав. С ним я точно этого не умела. Он давил мне на все точки, и в последнее время я могла лишь взрываться. Он был единственным человеком за всю мою жизнь, который настолько сильно приводил меня в бешенство, ну, может, за исключением матери. Хотя, если подумать, то все же хуже ее. Незадолго до того, как он ушел, все, что ему необходимо было сделать, чтобы меня разозлить, – быть просто рядом.

Худший момент в этом – не то, что Патрик и другие люди осуждали меня. Худшим было то, что я сама себя осуждала и стыдилась того, что чувствовала гнев. Я попалась на крючок. Я испытывала гнев и одновременно стыдилась того, что злюсь. Я в любом случае проигрывала: что бы я ни сделала, я не могла справиться с негативом.

Я должна была уметь контролировать свой гнев. Я должна была оставаться спокойной и уравновешенной. Начнем с того, что я не должна была вообще начинать злиться. Я ведь духовный человек. Я – учитель. Мне ведь покровительствуют духовные наставники. Почему я вообще должна злиться? У меня был инструмент, показывающий, каким образом не позволять гневу возникать! Я посещала сеансы терапии и практические занятия с целью научиться контролировать гнев. Все попытки провалились.

Я была неудачницей и дефектной в плане духовности из-за своего гнева. Все осуждения других людей накладывались поверх моего собственного недовольства собой, вгоняя меня глубже в пучину гнева и стыда, тем самым создавая порочный круг, по которому я бежала. Именно по этой причине я сейчас находилась здесь, пытаясь пройти Камино.

Чем дальше я шла, тем чаще меня охватывал гнев, усиливаясь по мощности, чтобы потом стихнуть. Спустя долгое время волны гнева начали не только стихать, но и покидать мое тело, оставляя меня с ощущением спокойствия вместо раздражения. Сначала я на это не обратила внимание. Это произошло, когда я была сосредоточена на достижении пика следующей высокой горки, а затем следующей, и еще следующей.

В то время как мои физические усилия становились интенсивнее, моя внутренняя борьба утихала. Чувство несправедливости начало улетучиваться, а затем и скрытые ощущения стыда постепенно начали утихать, пока я вдыхала и выдыхала, медленно переставляя ноги, снова и снова, полностью толкая свое тело вверх. Мышцы ног будто бы горели и, тая, превращались в невыносимую боль, перетекающую в пальцы ног. У меня не было никаких других вариантов, кроме как сосредоточиться на движении вперед, оставляя весь свой гнев позади себя, хотя бы на время.

Наконец, я начала идти вверх по очень длинному и крутому подъему, известному как Холм Всепрощения на Камино. «Как вовремя», – подумала я про себя, постепенно поднимаясь в горку. В тот момент мне это было необходимо. Энергия, исходящая от миллионов паломников, за многие века прошедших этот отрезок пути ради того, чтобы простить и быть прощенными, была ощутима. Теперь настала моя очередь оказаться в этом месте. Но что конкретно я хотела отпустить сегодня?

Я не могла ответить на этот вопрос, потому что мне не удалось сконцентрироваться на нем на необходимое для поиска ответа количество времени. Мне требовалось полное сосредоточение внимания, для того чтобы просто добраться до верха, так как это был самый крутой подъем за весь день.

Было очень ветрено: ветер будто бы пытался меня оттолкнуть назад. Я продолжала движение. Было холодно, но хотя бы светило солнце и было сухо. Шаг за мучительным шагом я добралась до вершины.

По достижении цели я оглянулась вокруг и отдышалась. Я заметила еще несколько паломников в этом месте – они фотографировались на фоне больших металлических статуй паломников. За ними другие паломники смотрели на долину, расположенную внизу.

Впечатленная своим достижением, я подошла к статуям и встала перед ними. «Я сделала это, и я намерена простить, – сказала я им, на тот момент переполненная радостью до такой степени, что не могла злиться ни на кого, включая себя. – Я не хочу больше испытывать гнев. По крайней мере, сейчас».

Я стояла на вершине, глядя на долину, и ощущала облегчение. Вид далеких холмов и заснеженных гор словно поддерживал мое решение. Движение навстречу всепрощению по такому долгому пути заживило мои душевные страдания. Я ощутила, насколько тяжелым было бремя боли и гнева, которое я все это время носила с собой.

«Пожалуйста, пожалуйста, простите меня, – молилась я. – И, пожалуйста, милостью этого места, помогите мне целиком и искренне простить других». Ветер в ответ подул мне прямо в лицо.

Вскоре мой взгляд пал на другого паломника, и я робко попросила его сфотографировать меня на фоне статуй на мой фотоаппарат. Он с радостью согласился, а по его акценту я поняла, что он из Австралии.

– Ух ты, ну и путь вы проделали из Австралии, – восхищенно воскликнула я после того, как он меня щелкнул. Я была впечатлена, что он прилетел издалека, только чтобы пройти Камино.

– Да, – ответил он со своим сильным австралийским акцентом. – Очень длинный.

– Что ж, спасибо за фотографию. Хотите, я вас тоже щелкну?

– Конечно, почему бы нет? – ответил он так, будто ему было безразлично, протягивая мне свой телефон.

Сразу после этого другой мужчина, который только добрался до вершины, подошел к нему и сказал: «Я сделал это», – пытаясь отдышаться. Они явно были друзьями. Они были смешными и дружелюбными, поддразнивали друг друга и меня, пока мы расслаблялись на ветру. Было здорово посмеяться.

Вскоре, в достаточной степени насладившись Холмом Всепрощения, мы решили, что пора идти дальше. Было очень холодно и слишком ветрено, чтобы оставаться там.

Хотя по километражу отрезок дня был короче, чем предыдущие, ввиду крутого спуска, по которому я шла, он мне показался вдвойне длиннее. Требовались все усилия, чтобы только удерживаться на ногах, так как моя легкая обувь, в отличие от ботинок, не защищала от камней, попадающихся на пути. Без защиты плотной подошвы моих походных ботинок мои ноги с каждым шагом повреждались все сильнее и сильнее. Круглый гладкий гравий, которым был покрыт мой путь, выскальзывал из-под ног с каждым моим шагом, угрожая подвернуть мне лодыжку, что временами ему удавалось.

«Здорово. Это то, что мне нужно», – проскулила я, зная, что это только ухудшит состояние и без того поврежденных ног.

Как же хорошо, что я взяла с собой палки. Без них я могла бы получить более серьезные травмы. Все, что я могла делать, – это не торопиться, дышать и сосредоточиться на спуске.

Наконец, я наткнулась на кафе, где двое австралийцев сидели снаружи, попивая пиво, с таким расслабленным видом, будто они наслаждались теплым летним днем на пляже. Казалось, что они без труда промчались вниз, подобно двум горным козлам, что вызвало во мне зависть и неуверенность в себе. У них обоих были поношенные ковбойские ботинки, и у них не было треккинговых палок. Как они вообще смогли так быстро спуститься вниз? Почему у меня это заняло столько времени? У меня даже нет тяжелого рюкзака. Что со мной не так? Почему мне так больно? Я настолько ничтожна, что не могу это безболезненно пройти?

Самопорицающие мысли обрушались на меня каскадом, пока я пробиралась к их столику. Они были даже без теплых курток, хотя на улице жутко холодно.

Я покачала головой от горечи несправедливости и скинула рюкзак и палки. Я посмотрела на часы – времени было половина одиннадцатого утра. Я шла чуть больше трех часов. Я забрела в кафе, где меня встретил невысокий старик, который на ломаном английском предложил мне сэндвич.

«Да, спасибо», – ответила я на испанском, с энтузиазмом кивая, готовая принять немного белковой пищи. Я заметила, что завтраки паломников были скудны на белок. Хорошо, что у меня были энергетические батончики.

Он указал на меню, чтобы выяснить, какой именно, и, ознакомившись с перечнем, я выбрала сэндвич бокадильо и кофе с молоком. Внезапно я ощутила голод.

Он ушел в кухню и спустя некоторое время вынес мне огромный сэндвич с яйцом на огромной половинке батона хлеба и горячую кружку латте.

«Я никогда это не съем, – сказала я, принимая свой заказ. – И так дешево». Я отдала всего по евро за сэндвич и за кофе.

Я направилась к столику, где оставила свои вещи. Австралийцев уже не было, и мне осталось наслаждаться сэндвичем в одиночестве.

Первый кусок был горячим и вкусным, и он попал в точку. Я даже не заметила, как проглотила весь сэндвич и хотела еще.

Я закончила свою трапезу протеиновым батончиком и начала все запивать остатками кофе, когда внезапно услышала лай собак не так далеко. Я выпрямилась, наклонив голову, внимательно прислушиваясь.

«Черт! Я совершенно забыла захватить перцовый баллончик, – вспомнила я. – Надеюсь, он мне не понадобится».

Собаки приближались, но у меня хотя бы была возможность спрятаться в кафе при необходимости. С начала Пути я ни разу не задумалась о диких собаках.

Сделав последний глоток кофе, я затаила дыхание, прислушиваясь к приближающемуся лаю. Я разберусь с ними сейчас. У меня не было желания бежать от них.

«Спокойно, Соня, – успокаивала я себя, – ты в безопасности. Не волнуйся. Дыши и не смотри им в глаза».

Я потянулась за палками.

«Видимо, сегодня просто один из этих дней», – ухмыльнулась я, вспоминая, как проснулась с ощущением тревоги из-за кошмара.

Тут появилась эта «дикая стая». Она состояла из двух чихуа-хуа и старой облезлой дворняги, не больше восемнадцати сантиметров в высоту. Я чуть не взорвалась от смеха, когда их увидела.

Мой смех так сильно напугал одну из чихуа-хуа, что она подскочила почти на полметра и побежала обратно. Это лишь насмешило меня еще сильнее.

«Видимо, я прошла тест псами-демонами, – подумала я, – на сегодня точно».

Продолжая смеяться, я подняла рюкзак и закинула его на плечо. Я схватила свои палки и накинула солнцезащитную кепку. Ветер стих, и небо было кристально чистым. Я в уме выполнила быстрый расчет и пришла к выводу, что мне осталось идти около десяти или двенадцати километров. Я не замечу, как доберусь до цели.

Путь выровнялся, и теперь мои ноги просто ныли, вместо того чтобы гореть. Шаг за шагом.

Как это происходило в конце каждого дня, в голове появилась ясность, которой не было еще секунду назад.

Пока я шла, я поняла, что больше не хотела злиться, но если я выбирала злость или же это было необходимо, то у меня было полное право испытывать и проявлять данное чувство, при этом не позволяя никому меня отчитывать и винить за это. Наложение запрета на это чувство было равноценно удушению. Гнев сигнализировал о том, что мой предел достигнут, а мои границы пересечены. Лишение гнева было равнозначно потере собственной личности.

Я больше никогда не буду стыдиться того, что испытываю гнев. Вместо этого я внезапно ощутила покровительство и сострадание по отношению к себе и своему чувству гнева. Гневная «Я» была раненой «Я». Под всей этой злостью на самом деле скрывалось чувство обиды. Я использовала гнев в качестве защиты от разрушения под тяжестью боли. Он отвлекал меня, чтобы я могла продолжать движение. Я носила свой гнев, подобно доспехам, защищая самые уязвимые, самые слабые части себя. Части, которые мне совершенно не нравились.

Я даже испытывала сострадание к уязвимой себе под всем этим гневом. Я начала целиком осознавать ее присутствие, осознавать настолько сильно, что мне захотелось зарыдать. И я это сделала.

Вместе с тем я почувствовала такое спокойствие и умиротворение, какое я не испытывала никогда прежде.

Я посмотрела вверх. Я смогла разглядеть указатель на Пуэнте-ла-Рейна. Я добралась.

 

День 5

Из Пуэнте-ла-Рейна в Эстеллу

21 километр

Мой отель должен был иметь название «НеприятнОтель», подумала я, когда собиралась освобождать номер. Начиная с того момента, как я зашла в него вчера днем, персонал вел себя недружелюбно.

Когда я только прибыла, я подошла к стойке, прихрамывая, только чтобы меня встретили десятиминутным ожиданием две женщины за стойкой, которые болтали друг с другом. Наконец одна из них повернулась и грубо спросила «Да?» на испанском, будто я ее отвлекала.

Когда мне удалось донести до нее, что я бронировала номер, она заглянула в свою книжку, нашла мое имя, потянулась, схватила ключ и дала его мне, не говоря ни слова и даже не посмотрев на меня. Затем она сразу вернулась к оживленной беседе со второй женщиной. Оглянувшись вокруг, я нигде не заметила свою сумку.

Я подождала, пока в разговоре наступит пауза, и спросила о сумке. В ответ она лишь пожала плечами. Я подождала еще несколько минут, надеясь на то, что их разговор закончится. Поняв, что он не закончится, я спросила еще раз. На этот раз она закатила глаза и пальцем показала на лестницу, ведущую вниз, по-прежнему не говоря ни слова.

Предполагая, что она имела в виду «Посмотри внизу», я проволокла ноги до ступенек и потихоньку начала спускаться, внезапно поняв, что колено у меня невыносимо болело. Достигнув того, что напоминало пещеру, я в темноте увидела свою сумку, стоящую среди многих других вещей. Я подняла ее и потащила вверх по лестнице к фойе, призвав последние имеющиеся силы в себе. Затем я посмотрела на ключ. Опять третий этаж. Ах!

Я вновь направилась к лестнице, когда женщина за стойкой остановила меня.

«Нет!» – сказала она и кивнула в другом направлении.

Лифт. Ура!

Широко улыбаясь в то время, как я пыталась затолкать сумку, рюкзак, палки и себя в то узкое пространство, которое называется европейским лифтом, я спешно нажала на кнопку третьего этажа, чтобы поскорее от них сбежать.

Скинув вещи в номере, я вышла обратно и перекусила замечательной испанской паэльей – первой, которую я увидела за все время с начала пути, и запила все бокалом вкуснейшей испанской риохи. Сочетание усталости, еды и вина меня обессилило. Было пять часов вечера. Я вновь отказалась от ужина и к шести часам уже спала.

Проснулась я в замечательном настроении. Я была счастлива, потому что впереди был сравнительно короткий день – всего двадцать один километр до следующего пункта назначения – города Эстелла. Несмотря на боль в теле, в особенности в ногах, я тем не менее с радостью ждала нового приключения. Путь звал меня, и я не могла дождаться, когда снова на него встану.

Завтрак снова был шведским, на этот раз скудным. Сухие куски хлеба, кофе быстрого приготовления, апельсиновый сок в банках. Какое жуткое место, подумала я. Я решила, что не буду есть больше, чем мне было необходимо, так как у этого места и у еды здесь была такая энергетика, впитывать которую я не хотела. Я лучше зайду куда-нибудь по пути и заплачу за приличный завтрак, чем накажу свой бедный организм этими низкосортными продуктами.

Я оставила сумку у входа со всеми остальными сумками, аккуратно написав название следующего пункта назначения на бумаге и прикрепив ее пластырем наверняка, на случай если равнодушная женщина за стойкой не захочет разбираться, и двинулась в путь. Все еще страдая от мучительных болей во всех мышцах из-за изнурительных нагрузок, мне пришлось идти медленно. У меня не было другого выбора.

Спустя всего несколько мгновений после выхода из «НеприятнОтеля», я заметила веселое кафе ниже по улице, наполненное до предела другими радостными пилигримами, и я в него зашла, чтобы позавтракать чем-то более питательным, чем то, от чего я отказалась в отеле.

Принимаясь за горячий испанский омлет, свежевыжатый апельсиновый сок и свежезаваренный горячий кофе с молоком, я начала замечать, что все, что происходило у меня внутри, незамедлительно отражалось на моем внешнем восприятии.

Вчера, когда я была наполнена гневом и раздражением, меня встретили с таким же отношением у стойки регистрации в отеле. Я также узнала, каково быть окутанной энергией гнева. Ощущения далеко не из приятных. Сегодня я потеряла к этому интерес.

Допивая остатки сока, я глянула на часы. Было почти девять тридцать. Я еще никогда не выдвигалась настолько поздно, но внезапно я поняла, что не было никакого правила, которое бы говорило о том, что мне нужно было выходить рано. В отличие от других паломников, которые спешили занять спальное место в общежитии для паломников, прежде чем их все займут, в следующем городе, я поняла, что мне торопиться было незачем.

Более того, поздний выход позволял мне избежать «часа пик» на Пути. Ранним утром потоки паломников соединялись воедино, выливаясь из различных хостелов, общежитий и отелей, чтобы начать день полным ходом. Временами рядом со мной шли двадцать, а то и более паломников в течение первого часа ходьбы. Я была рада, что сегодня пропущу весь этот поток.

Мне не нравилось ощущение столпотворения каждое утро, а Путь местами был настолько узким, что толпы было не избежать. Было очень тяжело сосредоточиться на собственных мыслях, когда какой-нибудь паломник шел настолько близко, что я слышала его дыхание. Так как я хотела всего этого избежать, я заказала еще чашку кофе и расслабилась еще на какое-то время.

Было приятно не спешить, учитывая, что мои ноги болели. По правде говоря, я не двигалась слишком быстро, но у меня была тенденция как-то торопить себя изнутри. Я уже некоторое время осознавала это.

У Патрика был темп более высокий, чем у меня, и с первого дня знакомства с ним мне приходилось спешить, чтобы не отставать от него. Он часто говорил: «Пошли! Пошли!» – требуя, чтобы я двигалась быстрее, когда я уже была на пределе. Прожив в таком темпе на протяжении тридцати лет, будто находясь в режиме постоянной аварийной готовности, я начала думать, что это мое обычное состояние, хотя для меня это было неестественным.

Такое внутреннее давление держало меня в состоянии взволнованности и тревожности. Я решила после такого осознания посвятить день своему естественному, спокойному ритму: не давить на себя, не двигаться быстрее и вовсе не торопиться – что-то отличное от того, к чему я привыкла.

Я неспешно оплатила счет, собрала все свои вещи и двинулась в путь. Высматривая желтые указатели, я начала напевать «Следуй желтой кирпичной дороге». (Песня из фильма «Волшебник страны Оз» с Джуди Гарленд в главной роли. Выражение стало нарицательным обозначением пути, ведущего к счастью. – Прим. пер.).

Покидая город, у меня был последний шанс полюбоваться красивой архитектурой. Пуэнте-ла-Рейна являлся крупным пересечением дорог, по которым паломники направлялись в Сантьяго. Величественный мост с шестью крупными арками в романском стиле был специально построен для того, чтобы паломники могли безопасно переходить через бурную реку в этом месте. Кроме того, сам город появился в этом месте с целью приютить поток паломников, которые направлялись в Сантьяго. На энергетическом уровне я вошла в поток уже прошедших паломников и ощутила прилив сил от их количества. Как только я вышла из города, я остановилась и прочла свою молитву.

«Святая Богородица, помоги мне пройти этот путь сегодня в комфортном мне темпе и избавь от страха, который заставляет меня давить на себя и идти быстрее, чем мне удобно. Помоги мне быть открытой для даров Пути и, пожалуйста, помоги мне игнорировать боль в пальцах ног, потому что она меня пугает. Аминь, и спасибо».

Сказав это и поставив перед собой четкую цель, я вновь отправилась в путь, свободная от вчерашней энергии гнева, размышляя о том, как испытывать и как выражать гнев правильно. Только думать над этим долго мне не удалось. Путь снова требовал полного сосредоточения, и на место мыслей пришла безмолвная концентрация внимания, в то время как я старалась переставлять ноги, одну за другой, высматривая указатели.

Хорошие новости заключались в том, что, несмотря на пальцы ног, мои мышцы уже не так сильно болели сегодня по сравнению с предыдущими днями. Мое тело начало приспосабливаться к нагрузкам, и я чувствовала себя сильнее, чем когда-либо раньше.

Двигаясь по пути, я была вдохновлена спокойствием, окружающим меня. Моя душа, мне казалось, исцелялась красотой, особенно те части моей души, которые были сильно повреждены. Я заметила сокола, парящего надо мной, будто неподвижно. Когда я посмотрела вверх, ко мне внезапно подошла женщина родом из Швейцарии и сказала, что когда сокол так парит, то он представляет собой Святой Дух. Я никогда раньше такого не слышала, да и парящих соколов не видела. Я приняла это за знак сегодняшнего дня и почувствовала себя наполненной энергией и под наблюдением хранителей.

Было все еще достаточно холодно на улице, но светило солнце, и яркие цвета вокруг были прекрасны. Трава была высокой и ярко-зеленой, а цветы – прелестными. Однажды я видела знак, на котором было написано: «Цветы – способ Бога выражать смех», – и я подумала, что сегодня был день, наполненный восторгом и смехом, так как вдоль моего пути повсюду были красные, синие и желтые цветы. Я даже не могла вспомнить время, когда была окружена такой красотой.

Каждый день, вставая на Путь, я начала встречать одни и те же лица, которые вместе со мной перебирались из города в город. Когда мы проходили мимо, мы желали друг другу «Буен Камино» или «Доброго Пути». Мне нравилась эта традиция, потому что она являлась простым способом сказать столько всего за раз. Буквально она была способом сказать «доброй дороги». Она также значила «здравствуйте», «так держать», «удачи», а также «до свидания» или «я не хочу продолжать разговор, мне бы хотелось вернуться к своим мыслям».

Одна фраза говорила обо всем этом, никого не обижая. Все просто было предельно понятно.

Сегодня впервые за свой Путь мне хотелось немножко пообщаться с другими паломниками. Может, дело было в том, что мое тело окрепло, и сегодняшний отрезок было легче преодолевать, вследствие чего у меня оставалось больше энергии на разговоры. В любом случае я чувствовала себя социальной.

Я остановилась в кафе, чтобы выпить кофе с молоком, где я снова встретила женщину из Швейцарии, которую, как оказалось, звали Инга. Она шла уже почти два месяца, начав в Швейцарии. Я была так впечатлена этим, что у меня аж рот раскрылся от удивления. Ей пришлось идти через Альпы, а тут стояла я, с трудом прошедшая через Пиренеи.

Я поделилась с ней тем, как мне было тяжело последние четыре дня, и она мне посоветовала не судить себя строго. Ей также было тяжело первые несколько дней. Затем она сказала: «Знаете, это не сам Путь такой сложный. Сложно нести весь свой моральный и эмоциональный багаж с собой. Путь не приветствует негативную энергию и призывает расстаться с ней. Если держитесь за свое горе, Путь будет непреодолимым. По крайней мере, это то, к чему пришла я».

Я знала, что все, что она сказала, было правдой. Я сама это испытала. Но нельзя было просто взять и перестать думать о том, о чем я думала, и испытывать то, что я испытывала.

Мне нужно было все обдумать в своем сознании, принять это и только потом, когда я буду готова, отпустить это. Я поделилась с ней этой мыслью.

«Вы правы», – ответила она, грустно кивая.

Мы допили кофе, и она отправилась в туалет, а я – в путь, так как мочевой пузырь у меня, как у верблюда, да и мне не хотелось стоять в очереди из десяти человек.

На пути я встретила двух других паломников, стоящих на обочине. Один из них испытывал трудности с дыханием.

Я остановилась и предложила помощь.

Тот, что задыхался – ирландец, – сказал, что у него астма и что вся зелень и цветы вокруг его душили. Ему действительно было тяжело дышать.

Я показала ему несколько дыхательных техник, чтобы облегчить дыхание, потому что я видела, что у него большие проблемы. Одна из этих техник помогла ему успокоиться и более-менее ровно дышать. Я тоже выдохнула с облегчением.

Поблагодарив, он убедил меня в том, что привык к такой борьбе и, как всегда, прорвется.

«Я просто молюсь в такие моменты, – сказал он. – Кажется, помогает, раз я еще здесь».

Пожелав им хорошей дороги, я продолжила свой Путь. Вскоре мои мысли вернулись к теме моего гнева и источнику этого чувства. Я хотела поскорее докопаться до сути и отпустить эту тему.

Пока я шла, меня внезапно осенило, что, когда я была, как мне казалось, щедрой по отношению к друзьям, временами даже чересчур, если они не возвращали такую щедрость, точнее, сам дух щедрости, когда мне это было необходимо, я очень сильно злилась. И это был гнев, который не отпускал.

Это было нелегким откровением. Если другие не разделяли моих ценностей или же не имели тех же приоритетов, то есть не давали моим потребностям такой же уровень приоритета, какой я уделила их потребностям, я чувствовала себя глубоко раненной и использованной. Это являлось корнем всего чувства гнева во мне.

«Надо же, я никогда прежде не осознавала всей глубины этих ощущений», – подумала я. Пока у меня не появилась возможность провести время наедине с собой, пройтись в одиночку в окружении природы и изучить то, что включало это негативное чувство, я не могла разглядеть эту ловушку подсознания.

Когда я пришла к осознанию этого факта, я снова знала, что причина моего несчастья содержалась не в других, а во мне. Будто огромная лампа зажглась в темной комнате, я наконец-то поняла, как именно я доставляла себе столько боли, и, таким образом, у меня появилась возможность прекратить это.

Я долго шла с этим прозрением. Чем больше я шла, тем более отчетливо я видела всю ситуацию. Моя щедрость и доброта к другим сначала проявлялась в форме энтузиазма, но постепенно, к сожалению, превращалась в заботу и спасение, в принятие ответственности за людей, которые настолько безответственно вели себя, что попадали в серьезные неприятности, в том числе и в финансовом плане. Снова и снова я приходила им на помощь по собственной воле, до тех пор пока меня это не вымотало. Всегда классический герой, спасающий положение, – неудивительно, что я злилась. Я устала от этой своей «правильности». Те, кого я постоянно выручала и поддерживала, ожидали от меня такого поведения, потому что я делала это постоянно по собственной воле, и через некоторое время они даже перестали пытаться удовлетворить свои потребности и выполнить обязанности самостоятельно, так как им было это незачем. Правильно я сделала, что разорвала все эти отношения – ради всех.

Может, я бессознательно воплощала в жизнь грандиозную миссию отца, которую он выполнил по отношению к моей матери, и привлекала нуждающихся людей для ее реализации. В то время как ее нужда была серьезной, когда она была молодой, только освобожденной военнопленной без семьи и без всяких средств к существованию, мои так называемые «жертвы» вовсе не нуждались в спасении. Им всего лишь требовалось повзрослеть и взять ответственность за свои жизни, а мне – уйти с дороги и позволить им сделать это. Во всяком случае, они поощряли мою нездоровую привычку, а я должна была перед ними извиниться.

Я также заметила, как игра в героя давала мне ощущение контроля. Очевидно, что сейчас я за все расплачивалась. Не то чтобы я сознательно на это шла. Это происходило автоматически. Когда кто-то рядом со мной казался мне потерявшим контроль, меня это раздражало, и я чувствовала себя обязанной спасти его или ее с целью восстановления ощущения упорядоченности. Такая черта также являлась пережитком детства, так как в моей семье было много пугающих и вышедших из-под контроля моментов.

Путь и я продолжали наши глубокие размышления об этом поведении, когда внезапно я наступила на камень, появившийся из ниоткуда, который каким-то образом покатился, и я так быстро полетела вперед, что упала и ударилась головой. Создалось ощущение, что Камино пытался в меня вбить здравый смысл. Униженная, но несильно пострадавшая, я не могла не понять посыл.

«Ай!» – я громко крикнула, потирая место удара.

«Ладно, я поняла. Я не осознавала этого раньше, – сказала я Вселенной, оправдываясь. – Теперь я понимаю. Спасибо».

Я начала расслабляться. Подобно нахождению огромного ключа к разгадке очень старой, раздражающей и болезненной проблеме, я была переполнена счастьем. Я поняла. Я смогла увидеть, как мое собственное поведение доставило мне столько боли и неприятностей. Таким образом, я могла и найти выход.

Я объявила Вселенной, что отныне стану следовать политике «Каждый сам за себя». Затем засмеялась собственной шутке.

Однако я действительно решила больше машинально не принимать ответственность за других, предварительно не подумав. Придется потренироваться и развить чувство осознанности, но я была готова на это. Если этого не сделать, то я лишь продолжу причинять боль себе и другим.

Я ощутила, как волна облегчения накрыла меня, несмотря на одновременно проявившуюся в ногах и теле физическую боль и усталость. Я решила немного отдохнуть.

Я устала от того, что столько требую от себя и от других. Мне нужен был перерыв.

Из кармана я достала энергетический батончик. Словно подарок от Вселенной, рядом с дорогой стоял большой камень, на который я смогла сесть и наблюдать за проходящими мимо паломниками.

Я ела медленно и расслаблялась, запивая батончик водой из своей бутылки.

На самом деле это был первый раз за весь Путь, когда я позволила себе отдохнуть. До этого момента каждый день был наполнен тревожностью, когда я заставляла свое тело двигаться вперед, переживая о том, что не доберусь до следующего пункта назначения.

Тяжесть осознания того, как я сама себя заставила страдать и вследствие чего была отравлена обидой и гневом, наконец-то покинула меня. Теперь, когда я четко видела выход из этого положения, мое тело начало отпускать всю мою печаль, оставляя ощущение пространства внутри меня.

Внезапно я начала верить в то, что у меня получится добраться до Сантьяго, несмотря ни на что. Мой организм справится. Как-нибудь.

С таким осознанием еще одна огромная волна облегчения нахлынула на меня.

Я встала. Мне оставалось еще несколько километров до Эстеллы, моего следующего пункта назначения, и если сегодняшний день и был похож на предыдущие, то только тем, что последние несколько километров были самыми трудными.

Мой разум молчал остаток дня. Я шла в тишине и ощущала дух Пути во время движения. Этот Путь был наполнен мощной энергией. Я ощущала энергию всех тех, кто прошел по нему до меня, и это было почтительно. Я чувствовала, как их души сопровождают и поддерживают меня, их энергия сливается воедино с моей. Я была одна, но шла я с миллионами.

Двигаясь вперед, я избавлялась от одного ожидания за другим. Я чувствовала себя освобожденной, избавившись от ожиданий. Ожиданий относительно других. Относительно себя. Какой замечательный подарок преподнес мне сегодня Путь!

 

День 6

Из Эстеллы в Лос-Аркос

20 километров

Я проснулась до восхода солнца и лежала в своей очень маленькой кровати, в очень холодной комнате в темноте. Тело было онемевшим и болело в разных местах. Ничего во мне не желало куда-либо идти сегодня. Мне даже не хотелось быть там, где я была. Мне было наплевать на Путь. Мне не нравилась Испания. Я устала от всех этих усилий и готова была ехать домой.

Хоть убей, я не могла вспомнить, зачем мне нужно было это делать. Пройтись через всю страну? О чем я вообще думала? Пальцы на ногах готовы уже были отвалиться, а мышцы задней поверхности бедра болели, словно сумасшедшие. В чем вообще был смысл?

Я получила, что мне нужно было. Мне не требовалось больше так страдать и дня. И я решила, что не буду.

В голове мысли проносились в поисках пути выхода. Я могла сесть на автобус до Бургоса, следующего крупного города, оттуда добраться до Мадрида на поезде, а затем улететь домой. Мне было все равно, сколько это будет стоить. Я решила покончить с Путем раз и навсегда.

«Именно так я и сделаю, – решила я, – дома я буду завтра к обеду». Такая мысль пленила меня.

Я включила светильник. Рядом с ним сидел Гамби и глядел на меня так, словно спрашивая: «Ты шутишь? С каких пор ты сдаешься, как только испытываешь малейший дискомфорт?»

«Малейший дискомфорт? Я сейчас потеряю свои пальцы. Это больше маленького дискомфорта – это пытка!» – огрызнулась я в ответ. Он лишь сидел и улыбался мне.

Игнорируя его, я направилась в душ. Я очень замерзла, и мне нужно было согреться. Из маленького окна было видно, что снова шел дождь, и это только распылило мое недовольство по отношению ко всему, связанному с Путем. Негодуя, я повернула кран и «распыляла» на себя тонкую струйку едва теплой воды, которая еле лилась, на протяжении пяти минут. Затем я сдалась, потому что эта неудачная затея нисколько не помогала мне согреться.

Вздохнув, я вышла из душа и обмакнула себя тонюсеньким миниатюрным полотенцем, которое висело рядом. Бумажная салфетка, может, даже лучше бы справилась с этим. Я села на крышку унитаза и принялась разглядывать свои пальцы.

Даже легкое прикосновение к ним заставило меня крикнуть от боли. Каждый палец был ярко-красным вокруг ногтя, а сами ногти были черными. Я их очень серьезно повредила, а ежедневная тряска и удары, которые они принимали на себя, когда я ходила вверх и вниз по горкам, ничуть не помогали. Я надеялась, что по пути мне попадется магазин, в котором я могла бы купить походную обувь с открытым носом, но пока что ни одного такого магазина мне не встретилось. Я все еще носила свои легкие ботинки, но подошвы ног начинали догонять состояние пальцев.

Одеваясь, я надела на себя больше одежды, чем раньше, чтобы справиться со своей дрожью. Поверх того, что я обычно носила, я накинула еще и пуховый жилет, который я прихватила с собой (слава богу), закрыв его своей тяжелой ветровкой, а голову прикрыла кашемировой шапкой. После этого я пошла вниз на завтрак.

Столовая была переполнена паломниками, которые весело общались друг с другом. Как только я зашла, несколько знакомых лиц поприветствовали меня радужными улыбками и теплыми словами «с добрым утром». Знакомый паломник из Канады, Джозеф, подошел сзади меня у буфета и завязал разговор.

– Как вы сегодня? – спросил он с веселым выражением на лице.

Не имея никакого желания портить ему настроение своим унынием, я решила соврать:

– Замечательно. А вы?

– Я просто отлично! – ответил он. – Не против, если я к вам присоединюсь?

– Конечно, нет, – сказала я, уверенная в том, что быть хорошим собеседником у меня не получится.

Однако, как только мы сели за стол, я была рада, что он присоединился. Он так легко смеялся и был настолько переполнен радостью от того, что проходит Путь, что его позитивная энергия была заразительной.

– Это была мечта всей моей жизни, – поделился он, жадно поедая свой тост, – а теперь я на пенсии и в добром здравии, поэтому я так счастлив, что мне наконец-то выпала такая возможность. Находиться здесь, на этом священном Пути, с другими паломниками вроде вас – честь для меня.

Мне стало стыдно, что я готова была сдаться всего несколько мгновений назад. У него было столько энтузиазма, что я вновь начала воссоединяться с духом путешествия, который каким-то образом покинул меня ночью.

– Вы вдохновляете меня, Джозеф, – призналась я. – Когда я проснулась, у меня совершенно не было настроения куда-либо идти сегодня, не говоря уже о двадцати километрах. По правде говоря, я даже собиралась бросить все и вернуться домой раньше.

– Нет, не собирались, – ответил он, отбрасывая в сторону мое признание, будто оно было совершенно незначительной проходящей мыслью. – Вы просто на пороге нового уровня, вот и все. Так всегда происходит. Вы сняли первый слой вашего разума, и вам предстоит начать раскрывать второй. Не переживайте по этому поводу. Просто продолжайте переставлять ноги, одну за другой, невзирая на то, как вы себя чувствуете, и это пройдет.

– Вам когда-нибудь хотелось перестать? – спросила я. Мне было любопытно, всегда ли он такой веселый.

Он громко засмеялся:

– Каждое утро. Я просто не обращаю внимания на эти мысли. Я просто продолжаю идти.

Затем он повернулся и с серьезным лицом спросил:

– Вы ведь несерьезно о том, чтобы все бросить? Вы так далеко уже продвинулись. Более ста десяти километров из Сен-Жана до этой точки.

– Нет, несерьезно. Я просто в замешательстве, потому что пальцы на ногах сильно болят, и тяжело продолжать идти с такой болью.

– Дайте взглянуть, – попросил он.

– Мне слишком стыдно их показывать вам, – резко ответила я, шокированная тем, что он попросил об этом. – Они некрасивые.

– Да бросьте. С каких пор у паломников красивые ноги? Вы бы мои видели.

Это заставило меня засмеяться:

– Хорошо, если вы правда уверены.

Я сняла ботинки и стянула носки, указав на повреждения.

Достав очки из нагрудного кармана, чтобы лучше рассмотреть мои ноги, он посмотрел на меня и сказал:

– Неудивительно, что вам так больно. Под вашими ногтями очень сильное давление из-за скопившейся там крови.

Я кивнула в ответ, довольная тем, что получила хоть какое-то объяснение жутким мучениям, в которых я находилась.

– Как-то давно я был медбратом в сухопутных войсках. Я расскажу вам, как лечить ноги. Вам нужно найти иголку и аккуратно поддеть ноготь каждого пальца ею, поднимая его вверх над подушкой ровно настолько, сколько окажется достаточным, чтобы выпустить кровь. Сначала будет больно, но как только вы это сделаете, давление уменьшится. Вам станет гораздо лучше, я обещаю. У вас есть спиртовые салфетки?

– Да, есть, – ответила я.

– Отлично. А противовоспалительная мазь?

– И это тоже есть.

– Ну тогда вы готовы к операции, – сказал он, смеясь. – Главное, не забудьте протереть иголку спиртовой салфеткой прежде, чем начать, чтобы избежать инфекции, а по окончании нанесите мазь.

– Хорошо, я займусь этим после завтрака, – ответила я, смеясь вместе с ним. – Все лучше, чем терпеть эту боль. Спасибо, Джозеф. Вы – мой первый ангел на Пути.

– Я польщен! – улыбнулся он, пожелав мне удачи.

После завтрака мы пожелали друг другу Доброго Пути, и он направился к выходу, а я – обратно в номер. Попав в него, я первым делом схватила аптечку и нашла иглу, спиртовые салфетки и противовоспалительную мазь, а затем сорвала с себя носки. Я была готова сделать это.

Медленно я ввела иголку под первый ноготь. «Ай! Ой! Ай!» – приговаривала я, пока загоняла иглу настолько глубоко, насколько могла вытерпеть. В этот момент, как Джозеф и описывал, из-под ногтя потекла кровь. Я была удивлена тем, насколько ее много. Завороженная, я надавила на ноготь, чтобы выжать из пальца еще крови, и сразу почувствовала облегчение. Знала бы я об этом раньше!

«Что ж, нет смысла в сожалении о прошлом», – подумала я, принявшись за второй палец, а затем за третий, а там и четвертый, освобождая каждый из них от страданий.

Я завалилась на кровать, вздыхая с облечением, перед тем как заняться второй ногой. И снова я была за делом.

Я немного поторопилась в этот раз и проколола палец, что усилило боль. «Учись, Соня, – сказала я сама себе, в то время как Гамби пристально наблюдал за мной с ночного столика. – Не торопись. Все получается лучше, когда ты делаешь все не спеша».

Завершив операцию на обеих ногах, я намазала пальцы, потом нанесла еще слой, чтобы он наверняка подействовал, перед тем, как надеть носки. Я удивилась тому, насколько мне стало легче, когда я натянула ботинки. Мои пальцы еще болели, но уже не так, как несколькими минутами раньше.

Внезапно я поняла, что снова смогу ходить, и у меня снова появилось желание шевелиться.

«Видишь, Гамби, – радостно сказала я, упаковывая вещи в сумку и готовясь к выходу, – мы никогда не знаем, какие хорошие вещи несутся нам навстречу. Я не ожидала встретить ангела Пути сегодня, но он тем не менее появился. А теперь я могу продолжить свой путь без этой мучительной боли. Разве это не здорово?»

Так как я была счастлива из-за того, что мне так быстро стало лучше, я решила, что Гамби может сегодня покататься на мне, вместо того чтобы быть зажатым другими вещами в сумке, и я закрепила его под лямкой рюкзака на груди так, чтобы он выглядывал.

«Поехали!» – скомандовала я, не выбегая из номера, но двигаясь значительно быстрее, чем в последнюю пару дней.

После того как я сдала сумку и выписалась из номера, получив штамп в паспорте паломника, я вышла из отеля в ливень и начала искать желтые указатели.

Я сразу же заметила первый и направилась по его указанию к кругу, но там я не могла найти следующий, хоть убей. Мужчина, который работал в гараже недалеко от места, где я находилась, стоял и наблюдал за тем, как я хожу вокруг круга. Когда я уже в третий раз проходила круг, он подошел и указал мне на стрелку, которую я в упор не видела.

«Видимо, сегодня день ангелов Пути», – сказала я вслух, благодарная за то, что мне не пришлось дольше наворачивать круги.

Я остановилась, чтобы прочитать свою молитву на день.

«Пресвятая Богородица, спасибо тебе за ангела Пути по имени Джозеф, которого ты мне послала этим утром. Я так благодарна ему за то, что помог мне облегчить боль в ногах. Я особенно ценю подарок в виде его смеха и энтузиазма, когда, к сожалению, меня покинуло и то и другое. Я прошу о помощи на Пути сегодня для того, чтобы находить указатели и не потеряться. Пожалуйста, дай мне осознание, чтобы я не упустила ни одного подарка на Пути в этот день. Спасибо и аминь».

Прочитав ее, я наконец-то начала отрезок дня длиною в двадцать километров в ожидании того, что он мне принесет. Первые два километра вели меня через окраину Эстеллы – не очень интересная прогулка, ведущая к крутому подъему. Впервые за все время я была рада видеть этот подъем, так как он вселял надежду на спасение от бетонного уныния, через которое я проходила.

С еще восприимчивыми пальцами на ногах, я все же неплохо справлялась с каждым шагом вверх, испытывая гораздо меньше боли, чем в первые несколько дней. Чем дальше я шла, тем красивее становились виды. Туман держался низко у земли, в то время как я проходила мимо виноградников, окруженных высокими соснами. Я будто бы купалась в облаках.

С каждым шагом мое настроение становилось все лучше, и вскоре я пела так громко, как только могла. В этот день все казалось таким расслабленным, и мне нравилось путешествовать в одиночку через такую волшебную реальность.

Сосны издавали замечательный запах и напомнили мне о воскресных поездках в горы в Колорадо, куда мы ездили каждое лето всей семьей, чтобы устроить пикник и поиграть в горных ручьях. Внезапно я осознала, что испытываю ту же радость и энергию, которую я испытывала, будучи ребенком.

Изобилие цвета вокруг меня ослепляло своей яркостью и разнообразием: небо было пепельно-серым, сосны глубоко-зеленого цвета танцевали на фоне других всевозможных оттенков зеленого, а крошечные красные бутоны цветов устилали дорогу, будто создавая ковер, по которому я шла.

Несколько раз вид был настолько ошеломляющим, что мне хотелось просто сесть и впитать все, что меня окружало, и я это сделала. Одно лишь присутствие в таком окружении вытягивало из меня всю накопившуюся грусть и печаль. Я буквально ощущала энергию земли под ногами, у нее был собственный пульс и сила. Она была настолько мощной, что я соскользнула с пня, на котором сидела, и вместо этого пересела на землю. Мне было все равно, что она мокрая – мой дождевик меня спасал. Я даже позволила себе лечь на землю, чтобы она своей энергией сотворила чудо с моим тяжелым сердцем.

Путь извивался и вел через тихие пастбища, и через какое-то время я наткнулась на место под названием Ираче, где был расположен частный виноградник, а рядом с ним – фонтан, где паломники могли бесплатно наполнить свои фляги вином в дорогу.

Неудивительно, что там стояли несколько паломников с флягами и бутылками. Не желая упустить бесплатный нектар, я тоже встала в очередь.

Молодой француз, стоящий передо мной, нервничал. По-видимому, у него не было ни бутылки, ни фляги, в которую он мог бы налить вина. Я решила предложить ему свою флягу для воды, которая у меня находилась на поясе. Он был крайне удивлен и спросил меня несколько раз, уверена ли я, так как он видел, что фляга была дорогой.

Я ему ответила, что была абсолютно уверена и, более того, даже рада избавиться от лишнего веса. Тем более что у меня еще была бутылка.

Он взял флягу и побежал к фонтану, где наполнил ее вином доверху, смеясь от восторга, в то время как брызги падали на него. Его друг встал передо мной, чтобы сфотографировать его, а затем попросил меня сфотографировать их вдвоем. Я с радостью согласилась, очарованная их детской радостью от того, что они нашли бесплатную выпивку.

Как только я передала им камеру обратно, парни двинулись в путь, а я подошла к фонтану, чтобы наполнить свою бутылку вином, не желая упустить свою долю «крови Христовой». В момент, когда я включила кран, из него выпала всего пара капель. Фонтан, видимо, высох. Я не могла в это поверить! Я так сильно удивилась, что аж засмеялась.

«Хорошие поступки не проходят безнаказанно», – сказала я себе в шутку.

Что ж, мне точно не требовалось пить вино с утра. Было только девять тридцать. Я хотела всего лишь поучаствовать в ритуале, и это у меня получилось. Вскоре после этого к фонтану подошли две женщины, жаждущие получить бесплатный алкоголь на день. Они были не менее расстроены, чем я, когда обнаружили, что он пуст.

Мы все пожали плечами в знак смирения и решили пофотографировать друг друга, чтобы у нас осталась хотя бы память о винном фонтане посреди глуши.

Дождь продолжал моросить, а туман не рассеивался, когда я снова отправилась в путь. Недалеко от фонтана располагался монастырь, который посещали паломники с десятого века, и перестал он работать всего тридцать лет тому назад. Двери монастыря были закрыты, как и двери всех церквей и монастырей, которые попадались мне по пути, начиная с Сен-Жана.

«В чем же дело?» – Я задумалась, возмущенная тем, что очередной монастырь был закрыт. Я присела на минутку около него и достала энергетический батончик, думая о паломниках, проходящих это место на протяжении более тысячи лет. Должно быть, в те времена им было очень тяжело. У них не было перевозчиков, которые бы транспортировали их сумки, да и обувь у них, наверное, была не слишком хорошая. Я лишь могла представить, какие преданность и вера у них должны были быть.

Хоть я сегодня шла очень медленно, желания торопиться у меня не было. Я сидела у дороги, наблюдая за другими паломниками, проходящими мимо меня. Я видела немцев, японцев, австралийцев, испанцев, итальянцев, тайцев и поляков – и это всего за двадцать минут. Я восхищалась тем, сколько разных национальностей, культур и возрастов повидала эта древняя дорога, ведущая в Сантьяго. Вскоре я начала замерзать и поняла, что пора идти. Единственным способом согреться была быстрая ходьба. Я шла молча и вслушивалась в звуки природы вокруг.

Вокруг было столько маленьких птичек, поющих друг другу, что мне на мгновение показалось, что я слушаю хор. Их песни действовали успокаивающе, а километры проносились незаметно. Я и не заметила, как наткнулась на кафе, где было очень много паломников, в основном итальянцев, которые были настолько оживленными и приветливыми, что мне показалось, что я захожу на закрытую вечеринку, устроенную лично для меня. Я добралась до свободного кресла за столиком и решила, что настало время выпить кока-колы.

Джузеппе – самопровозглашенный лидер группы – энергичный и очень красивый мужчина с темными густыми волосами, ясными глазами и заразительной улыбкой, подскочил и представился, как только я присела. Когда я сказала, что меня зовут Соня, он вскинул руки вверх и сказал, что считает меня почетной итальянкой. «Чао, Соня!» – сказал он, произнося каждый слог отчетливо. Он повторил мое имя больше пяти раз. Это меня заставило смеяться.

Я также познакомилась с Кристианой и Августиной. Кристиана ужасно сильно напомнила мне женщину, которая причинила мне много боли в прошедшем году. Когда я впервые увидела ее на Пути несколько дней назад, я запаниковала: «Вы, должно быть, шутите! Она последовала за мной сюда!» Вскоре, я поняла, что она не была моим врагом, но у меня все равно была неприязнь по отношению к ней, и я держала дистанцию.

Конечно, сейчас мы оказались лицом к лицу. Неудивительно, эта спокойная женщина, сидящая передо мной, оказалась самой доброй и нежной душой из всех, что я когда-либо встречала.

Я слушала Кристиану, когда она пыталась мне «показать и рассказать» – ее итальянские руки жестикулировали как сумасшедшие в то время, как она говорила, – что пройти Путь было мечтой всей ее жизни. Она была ярой католичкой и на протяжении многих лет молилась о том, чтобы это сделать, но никогда не думала, что ее мечта окажется возможной. Затем, откуда ни возьмись, ее начальница из больницы, где она работала, внезапно дает ей отпуск и средства на то, чтобы она в этом году прошла Камино, ссылаясь на то, что она слишком стара, чтобы пройти его сама, и просит Кристиану пройти его за них двоих. Кристиана плакала, когда рассказывала эту историю, а меня это так тронуло, что я заплакала вместе с ней.

Все действие разворачивалось под единственным зонтом, который закрывал наш стол, где мы пытались укрыться от сильного ливня. Мы быстро допили свою колу и решили, что пора выдвигаться. Я натянула капюшон на голову, перед тем как выйти из-под зонта. К счастью, дождевик-пончо, надетый на ветровку, создавал такое ощущение, будто я была завернута в большой пакет, и смягчал ледяной воздух. Я взглянула на часы. Времени было час дня.

Мне оставалось порядка восьми или девяти километров до Лос-Аркоса, и я рассчитывала добраться до пункта назначения до четырех часов с учетом еще больных пальцев. Несмотря на то что сегодня я практически устроила забастовку, я была довольна своим прогрессом. Кто знает, может, я даже успею добраться туда вовремя и немножко поспать, а затем ради разнообразия сходить полноценно поужинать. С этой мыслью я схватила свои палки и выдвинулась. У меня была цель, и я намерена была ее достигнуть.

Начав идти, я обнаружила, что пальцы на ногах уже не так сильно болели, возможно, еще и потому, что я больше пыталась сфокусироваться на стрелках и не потеряться. Хоть утро и пролетело незаметно, в обед время будто замедлилось. Казалось, что я никогда прежде так медленно не ходила. Это было сравнимо с безуспешным топтанием на месте.

«Помоги мне! – сказала я, когда казалось, что силы во мне кончились. – Мне нужно добраться до Лос-Аркоса сегодня. У меня нет другого выбора – сумка ждет меня».

В тот момент, будто из ниоткуда, возле меня появился мужчина и пожелал «Доброго Пути». Он был симпатичным, ростом около ста девяноста сантиметров, с густыми светлыми волосами, дружелюбным лицом, широкой улыбкой, приятной энергией и с намерением поговорить. Обычно я предпочитала молчать на Пути, так как дома я разговариваю постоянно. Я хотела слушать, медитировать, молиться и идти в тишине.

Однако он казался таким добрым, а я через силу себя заставляла идти, поэтому я начала с ним разговаривать с целью отвлечься, надеясь на то, что с ним я смогу двигаться быстрее, нежели в одиночку, ковыряясь в собственных мыслях.

Мы сначала обменялись любезностями, и вот я уже изливала ему душу, не заметив, как так получилось. Ему не пришлось сильно настаивать, чтобы я рассказала ему, что я залечивала раненое сердце, пытаясь исцелиться от очень давних страданий и боли, которые я игнорировала всю свою жизнь. Я поделилась с ним, насколько мне стыдно было за разрыв отношений, как сильно я злилась на бывшего мужа и как несчастно я себя ощущала из-за наступивших перемен. Я встала на Путь, чтобы залечить сердце и оставить прошлое позади.

Казалось, будто я разговариваю с давним другом. Я была удивлена тем, сколько всего я на него вылила, но он вроде бы был не против, наоборот, даже настаивал на том, чтобы я продолжала говорить.

Вскоре он спросил, как меня зовут, и я ответила: «Соня».

В ответ я поинтересовалась, как его зовут, довольная, что познакомилась с таким человеком.

Он ответил: «Патрик».

Я замолчала. Про себя я спросила у Вселенной: «Ты шутишь, да?»

Первый человек, с которым у меня сложился содержательный разговор, который открыто поддерживает и понимает меня, и его зовут Патрик! Я не смогла сдержать смех, качая головой в неверии.

Затем я сказала себе: «Конечно, она издевается. И, конечно, я встретила его сейчас, спустя час после того, как поняла на примере Кристианы, насколько важно не проецировать свои чувства из прошлого на кого-то, кто появился сейчас. Какая божественная шутка!»

Патрик спросил, почему я смеюсь.

Я сказала, что мужа зовут Патрик.

Он замолчал, и я видела, что он этим расстроен.

Затем он сказал:

– Дайте угадаю. Ирландец, обаятельный, красивый, скрытный, конфликтный, держит обиду годами, зависит от настроения, из неблагоприятной семьи, с ним тяжело поладить?

– Вы с ним знакомы? – спросила я, смеясь еще сильнее.

– Ну, мне знаком такой тип. Я родился и вырос в США, но корни у меня ирландские. Но, надеюсь, вы не будете злиться на меня за это, – ответил он, искренне улыбаясь.

– Конечно, нет, Патрик. Ни в коем случае, – сказала я.

Через несколько часов мы были в Лос-Аркосе. Он шел такой легкой походкой, что казалось, что он пританцовывает, несмотря на тяжелый рюкзак за спиной.

Я еле волокла ноги, будто мне было девяносто пять лет, и мне казалось, что я не смогу сделать еще шаг.

Оказавшись в центре города, он спросил, где я остановилась. Сообщив свой хостел, я задала аналогичный вопрос.

– Я остаюсь в общежитии для паломников, если для меня найдется там свободное место, – ответил он. – Но я бы хотел вас проводить до вашего хостела сначала, если вы не возражаете.

Я сказала, что в этом не было необходимости, но меня зацепили его хорошие манеры и благородность. Он все же отправился меня провожать.

Я настаивала на том, чтобы он ушел, так как времени было много и все общежития уже могли быть полностью заполнены.

Он согласился:

– Да, вы правы. Мне нужно найти спальное место. Знаете, что? Давайте тут встретимся в семь тридцать вечером. Мы могли бы поужинать вместе».

Я взглянула на часы. Времени было половина пятого.

– А, и кстати, – продолжил он. – Обещаю, что не буду к вам приставать, поэтому вы можете расслабиться и просто наслаждаться компанией.

Это снова заставило меня смеяться, но и одновременно успокоило, так как такая мысль уже приходила мне в голову.

– Я ценю это. Скоро увидимся, – ответила я.

Он был моим первым спутником на ужин с тех пор, как я начала этот Путь. Я пообещала себе, что не буду больше с ним разговаривать о своей боли. Мне не хотелось этого.

За ужином мы встретили других паломников, с которыми виделись по пути сюда. В итоге мы все вместе весело провели время за вином, только я не поспевала за остальными, особенно за Патриком.

Будучи асоциальной до этого момента, я в этот вечер насладилась компанией этих людей и историями, которыми мы делились друг с другом. Незаметно для меня наступила ночь. Времени было почти десять часов – так поздно с начала пути я еще не задерживалась.

После ужина Патрик спросил, не против ли я, если он и завтра присоединится. Я отказала ему, но попросила не воспринимать лично. Мне нравилось находиться в его компании. Мне просто было необходимо на время остаться наедине со своими мыслями, и прохождение пути в одиночестве оказывало заживляющее действие, принося с собой важные личностные откровения. Он был вежливым и сказал, что он понимает. Мы пожелали друг другу спокойной ночи и Доброго Пути и разошлись.

Прежде чем отправиться спать, я задумалась над тем, должна ли я была согласиться. Однако мое сердце и интуиция были непреклонны. Мне нужно было как можно больше ходить молча и в одиночестве. Именно так я исцелялась. Я послала ему положительную энергию и отпустила сомнения. Он был моим последним ангелом Пути на этот день. Не нужно было больше думать об этом.

Проваливаясь в сон, моей последнею мыслью было: «Патрик. Серьезно, Путь? Патрик?!»

Затем все погасло.

 

День 7

Из Лос-Аркоса в Логроньо

26 километров

Я проснулась в шесть часов утра под кукареканье петуха, выбираясь из сна, в котором я вела серьезный разговор со средневековым богословом – возможно, монахом – о присоединении к ордену тамплиеров. В этом сне я спрашивала, что мне необходимо сделать, чтобы стать одной из них. Он привел меня в библиотеку и показывал мне старые книги, которые мне нужно было прочесть, чтобы подготовиться к своим «экзаменам», когда прозвучал мой естественный будильник.

Я лежала в кровати и думала о том, какая может быть связь между мной и тамплиерами. У меня еще с раннего возраста были сильные ощущения того, что я как-то была связана с орденом, но как бы я ни старалась вспомнить, что именно нас связывало, дверь к той части меня, что могла бы пролить свет на этот вопрос, была в большинстве случаев закрыта, приоткрываясь лишь изредка, чтобы позволить мне уловить кусочки воспоминаний, которые было тяжело связать воедино. Те чувства, связанные с орденом тамплиеров, что я носила с собой, давили на меня.

Я встала и включила свет. На удивление, я чувствовала себя отдохнувшей и очень голодной. Я доковыляла до обогревателя, чтобы проверить свою одежду. Она была приятно теплой. Я открыла ставни на окнах в надежде увидеть солнце, но меня снова встретили серое небо и ливень. Расстроенная, я решила быть благодарной за дождь. По крайней мере, в такую погоду проще идти. Если бы на улице была жара, то было бы гораздо сложнее.

Одевшись, я собрала сумку и направилась вниз на завтрак. Впереди был очень длинный маршрут – двадцать шесть километров, – и я прошлой ночью слышала, как другие паломники обсуждали, что на пути будет много крутых горок, поэтому я поскорее хотела выдвинуться. Мне также начинали нравиться длинные созерцательные прогулки и откровения, которые они приносили, и я не могла дождаться, когда узнаю, что Путь для меня сегодня приготовил.

Завтрак оказался замечательным. Круассаны были свежими, а также в буфете обнаружились испанские омлеты, тарелки, наполненные свежими фруктами и несколько видов сока. Лучшее, что там было, – восхитительный кофе. Я выпила две чашки, потому что давно не пробовала настолько хорошего кофе. Я была рада начать день с такого завтрака, так как это означало, что я могу сэкономить один батончик в дороге. Мои запасы начинали иссякать, а мне еще предстояло продержаться три с половиной недели. Чтобы не съесть их слишком быстро, я клала себе в карман по одному батончику в день, что было достаточно рискованным, так как бывали дни, когда подолгу не было возможности поесть и попить. Я наполнила свою бутылку водой, убедилась в том, что следующий пункт назначения был разборчиво написан и крепко закреплен к сумке, выписалась из номера, получила штамп и выдвинулась. Времени было семь часов.

Дождь прекратился через час, и солнце начало выглядывать сквозь облака. Первые несколько километров были легкими, так как идти пришлось по природным дорогам, что было здорово, потому что на некоторых отрезках пути приходилось идти по асфальтированным дорогам или по обочинам крупных шоссе, что плохо сказывалось на ногах, да и было не очень приятно. Однако вскоре дорога начала вести вверх, и мне пришлось подниматься по гравию и камням в горку, отчего колено снова дало о себе знать. Я пользовалась своими палками для ходьбы, чтобы не соскальзывать вниз, но я настолько сильно за них держалась, что мои руки начали жутко болеть. Ну, по крайней мере, у меня появилась новая боль, которая отвлекала меня от хронической боли в пальцах ног. По какой-то причине все эти боли – и старые, и новые – заставили меня смеяться. «Я безнадежна, – подумала я. – Почему я не прочитала памятку о том, как лучше физически подготовиться к этому?» Постепенно я вошла в ритм и смогла перевести фокус с изменяющегося рельефа обратно к своим мыслям. Все еще думая об ордене, я размышляла над тем, почему некоторые аспекты или остатки этого отпечатка прошлой души настолько сильно во мне проявлялись.

С первой горки я спустилась в крошечную деревню под названием Торрес дель Рио. Времени было всего девять пятнадцать. Вскоре я наткнулась на маленькую восьмиугольную церковь XII века постройки, которая называлась Иглесиа дель Санто Сепулькро. К моему восторгу, она была открыта – первая открытая церковь с начала моего пути. Я позже узнала, что все церкви открыты с утра, но закрываются в обед. Попав в нее, я обнаружила, что эта церковь была связана с орденом тамплиеров и с другим схожим восьмиугольным строением, расположенным в Иерусалиме, под названием храм Гроба Господня. В простом интерьере было расположено достаточно пугающее распятие XIII века и сводчатый потолок в форме восьмиконечной звезды, и больше ничего. Однако энергия была ощутима. Я тихо сидела и молилась в течение какого-то времени, вспомнив, что я забыла помолиться, когда вышла этим утром из отеля.

«Святая Мария, Матерь Божия, независимо от моей прошлой жизни и того, как она связана с орденом тамплиеров, я прошу о том, чтобы тяжесть и давление, связанные с этой темой и которые я так давно ношу в своем сердце – может, на протяжении нескольких жизней, – начали рассеиваться и покидать меня по мере прохождения Пути. Если у меня есть незавершенные дела или уроки, которые карма хотела бы мне преподнести, то, пожалуйста, подари мне знание о них, чтобы я могла вырасти и покончить с этим прошлым. Если же это лишь пережитки прошлой жизни, которые не требуются моему сердцу и не связаны с твоими планами на меня на сегодняшний день, то помоги мне избавиться от этой энергии и позволь ей двигаться дальше, заменив ее спокойствием и умиротворением в моем сердце. Знаю, что прошу многого, но, надеюсь, что ты осуществишь это. Аминь и спасибо».

Я сидела в тишине, впитывая благодать церкви еще некоторое время. Через мгновение очень старая француженка, тихо вошедшая, пока я сидела там, начала петь псалом очень красивым сильным голосом, а акустика церкви усилила звук и наполнила церковь ее пением до самого потолка. Я закрыла глаза, чтобы лучше воспринять песню. Когда пение прекратилось, я открыла глаза и повернулась, чтобы поблагодарить женщину, но та уже исчезла. Я чувствовала благодарность за то, что Путь преподнес мне такой подарок. Я задержалась в церкви еще на минуту, и в это время, подобно вспышке, пришло ощущение энергии духов тысячи паломников, которые когда-либо проходили через эти двери. После этого снова все стало спокойно.

Вновь оказавшись на Пути, я думала о расставании с прошлым. Столько всего мне хотелось отпустить. Я хотела освободить себя от боли, которую я испытывала от всех отношений, которые когда-либо были у меня в жизни и рухнули, подобно карточному домику, за прошедший год. Больше всего мне хотелось отпустить чувство вины, которое я испытывала от неудачного брака. Я хотела избавиться от страха приближающегося развода. Однако чем больше я шла, тем больше я думала о том, почему это было так тяжело.

Я точно не хотела испытывать эти горькие чувства. И все же одного моего разумного решения отпустить их было недостаточно. Бог знает, сколько раз я пыталась – практически ежедневно. Так почему же я все цеплялась за эти чувства? Или эти чувства цеплялись за меня?

Это не был вопрос, на который я не могла ответить. Мне было очень тяжело отпустить Патрика, будто бы мы с ним были связаны чем-то, что не хотело нас отпускать, несмотря на то что мы решили иначе.

С этим осознанием я шла некоторое время, просто замечая энергетическую связь между нами. Она была очень сильной. Я не могла просто стряхнуть ее. Так как я не хотела с ней бороться сегодня, как я часто делала, я пыталась направить внимание обратно на окружение и снова почувствовать дух Пути.

Я шла на протяжении длительного времени, в течение которого разум молчал. Затем я снова начала думать.

Есть что-то, от чего я прячусь? Именно поэтому я не могу высвободиться от того, от чего я хочу быть свободной? Знаю, что скрывала свои настоящие нужды длительное время. Не только от других, но и от себя. Может, я очень нуждаюсь в поддержке, и я отрицала это всю свою жизнь. Может, я хочу расслабиться и перестать доказывать всем вокруг свою праведность, беря столько ответственности на себя за все, а взамен прося лишь малость. А потом я злюсь из-за того, что то, о чем я просила, оказалось не тем, что я действительно хотела. Может, я устала требовать так много от себя, и я злюсь, потому что другие не считают нужным делать это так, как делаю я. Может, я не совсем понимаю, как я себя чувствую и как чувствуют себя другие. Может, я совершенно запуталась. Может, если я это все приму, то мне будет проще расстаться с прошлым.

Эти мысли поразили меня, словно из пушки. Они были запутаны и разлетались в разные стороны и взрывались все одновременно на поверхности моего сознания, будто попкорн в горячем масле. И все они казались верными.

«К черту все! – внезапно крикнула я в полный голос. – Я устала от всего этого утомительного ожидания!»

Это настолько сильно меня удивило, что мне пришлось присесть. Земля манила меня. Она была такой успокаивающей. Она не ожидала от меня ничего. Она была доброй к моей душе. Правда была в том, что я лишь хотела дать отдохнуть своей душе и ногам без чувства вины. Я так и сделала.

 

День 8

Из Логроньо в На́херу

30 километров

Сегодня мне нужно было сконцентрироваться. Вчера, прямо перед поворотом на Логроньо, я пропустила желтый указатель и прошла три километра в другом направлении. Это означает, что мне пришлось еще три лишних километра пройти, чтобы вернуться на Путь. К счастью, меня заметил фермер и сказал, что мне необходимо развернуться, когда я проходила через его поле. Если бы не он, то кто знает, куда бы я забрела. Конечно, это все случилось под конец дня. А-а-а-а! Это была пытка. К моменту, когда я добралась до хостела, я уже была почти в слезах от усталости и боли.

Сегодня мне предстояло пройти тридцать километров. Я не могла себе позволить слишком долго об этом думать, потому что эта мысль заставляла меня нервничать еще до начала пути. Единственным утешением было отсутствие мозолей на ногах. Спасибо двум парам носков за это. Паломник, с которым я вчера познакомилась за ужином, был вынужден уехать из-за того, что у него такие огромные мозоли появились, что он вовсе не мог ходить. По сравнению с ним мои проблемы с пальцами казались мелочью. По крайней мере, я продолжала двигаться вперед. Другой проблемой были мои щиколотки – из-за боли в пальцах я не могла надеть свои походные ботинки. Несмотря на так называемую «операцию», пальцы все еще были восприимчивы к прикосновениям, и надевать ботинки было невыносимо. Вторая пара обуви не имела поддержки голеностопного сустава.

Хостел в Логроньо был обычным. Кровать была не больше раскладушки, а тепла снова не было, даже в душе. Мне было все равно. Я пропустила душ, завернулась в спальник, надев термобелье и шапку, и крепко заснула.

Наутро я проснулась голодная и быстро побежала на завтрак. Завтраки паломника были очень разными на Пути. Они были либо превосходными и насыщенными, либо – ужасными, а то и хуже. Завтрак сегодня был наихудшим вариантом из всех. Один сухой кусочек хлеба, быстрорастворимый кофе и масло, если попросить трижды. Это было все.

По крайней мере, у меня была возможность разделить печаль с другими паломниками, вместо того чтобы страдать в одиночестве. Со мной были Аня и Мартин из Германии, Томас из ЮАР и Хуан из Аргентины. Хуан и Томас проходили Путь не пешком, а на велосипедах. Мне было интересно, сложно ли им приходилось. Были моменты, когда некоторые участки на Пути казались настолько крутыми и скользкими, да еще и были покрыты гравием и камнями, что я и представить не могла, как можно проехать там на велосипеде. Даже от одной мысли об этом мне стало не по себе.

Они сказали, что им не было слишком тяжело – они не ездили по тропинкам. В основном они ездили по шоссе и спокойно проезжали порядка шестидесяти пяти километров ежедневно. Они планировали проехать все восемьсот сорок километров из Сен-Жана до Сантьяго всего за две недели. Вот это да! У них был совершенно другой опыт прохождения Пути, отличный от моего. Я поинтересовалась, была ли у них возможность воспринимать Путь и познать себя. Оба ответили, что такой возможности не выпадало, но это и не было целью для них. Ими двигал чисто спортивный интерес.

«Интересно. Целый мир здесь, но каждый из нас в своем собственном мире», – подумала я. Хуан и Томас вскоре спешно выдвинулись в дорогу, перекинувшись со мной пожеланием Доброго Пути. Аня и Мартин были совершенной противоположностью. В день они проходили максимум половину пути, который я преодолевала за день, и планировали двигаться в таком режиме на протяжении двух недель, после чего хотели сесть на поезд до Мадрида, а оттуда домой. Они сказали, что вернутся в следующем году и продержатся еще две недели. С их темпом и таким планом они сказали, что прохождение всего Пути у них займет около шести лет. Мы все над этим посмеялись.

Разочаровавшись в завтраке, я сдала сумку, выписалась из номера и решила зайти в ближайшее кафе и заказать багет с яйцом или сэндвич, как тот, который я ела несколько дней назад. Второй завтрак был более насыщенным, чем первый, и я ела медленно, наслаждаясь им, взяв пример с Ани и Мартина. Хоть мне и удавалось временами притормозить на Пути, я все еще осознавала, насколько сильно я на себя давила постоянно, поэтому было приятно просто расслабиться и не делать так сегодня.

Более того, хоть передо мной был длинный путь, я приходила во все свои пункты назначения около четырех часов после полудня (не считая вчерашнего дня, так как я заблудилась), поэтому час или два особой роли не сыграют. Солнце еще светит и ужин не подается до восьми часов вечера, так что зачем спешить?

Оплатив счет, я также дала паспорт паломника, чтобы в него поставили печать, так как в хостеле я забыла это сделать. Я так рада, что вспомнила об этом; мне нравились эти ежедневные печати паломников. Они были словно знаки победы, каждый из которых говорил: «Да, я сделала это!» Каждый штамп мне напоминал о том, где я только что была и чего мне стоило туда добраться. Я не хотела пропускать ни одну из них. Некоторые были замысловатыми. Некоторые были связаны с религией. Некоторые – совершенно непримечательные. Однако иметь их в паспорте означало быть настоящим паломником. И мне это нравилось.

Оказавшись на Пути, я двинулась к выходу из города по желтым указателям через то, что казалось самой длинной, мрачной, серой и бесконечной бетонной окраиной.

Возможно, единственный плюс прохождения этой бетонной каторги заключался в том, что я осознала, насколько важно было находиться на природе и как благоприятно она действовала на меня. Живя в Чикаго, я так быстро и сильно отдалялась от природы. Теперь мне лишь хотелось отдалиться от бетона и асфальта и вернуться в окружение природы. Я поняла, насколько сильно она мне была необходима. Несмотря на все пройденные мною тренинги и курсы, замечательных учителей и наставников, ничего не успокаивало меня сильнее, чем прогулки в одиночку по восемь часов в день в окружении природы: без отвлечений, без технологий, без телефона – только звучание внутреннего голоса.

Когда я наконец-то добралась до природной тропы, я так обрадовалась, что решила идти до следующего города, не проронив ни одной жалобы.

Мой энтузиазм, однако, продлился недолго. Вчерашний дождь превратил тропу в болото липкой грязи по щиколотку, которое так и норовило снять с меня ботинки.

«Да что такое! Я так рада тебя видеть, а ты со мной так обращаешься? Так нечестно!» – пожаловалась я Пути. Каждый шаг давался с трудом, так как земля напоминала клей, и мне приходилось останавливаться и завязывать ботинки потуже снова и снова, до тех пор пока мне не надоело, и я просто сдалась, позволив грязи засосать их. Это было издевательством!

Через некоторое время я нашла сухое место, где смогла присесть и переобуться в походные ботинки, которые были привязаны к рюкзаку, так как легкие ботинки не справлялись с грязью.

Когда я надела ботинки, я едва не потеряла сознание от боли. Тем не менее мне нужно было их надеть. Они были более устойчивыми. Липкая грязь не так сильно их удерживала. Я приняла три таблетки ибупрофена и сняла вторую пару носков с ног. Это помогло. Хоть мне и пришлось приложить усилия, пока я шла, мне хотя бы не нужно было так сильно бороться, чтобы сделать всего лишь шаг.

«Какого черта! – я ругнулась сама себе, не зная, смеяться мне или злиться из-за нового вызова. – Как только мне кажется, что я готова к следующей трудности, мне снова выпадает какое-то непредвиденное обстоятельство. Ну и метафора к моей жизни».

«Сосредоточься, Соня. Просто переставляй одну ногу за другой, продолжай идти», – подбодрила я себя. По крайней мере, выглянуло солнце и становилось теплее. Путь был непростым, но не таким сложным, как вчера.

Пока я шла, я начала замечать кучи из камней – небольшие алтари, созданные паломниками для чтения молитв, выражения намерений и соблюдения традиций священного паломничества. Внезапно я вспомнила, что забыла помолиться, прежде чем начать идти сегодня утром, и мне захотелось сделать это немедленно, поэтому я начала собирать мелкие серые камушки, чтобы создать свой собственный алтарь. Я оказалась у озера, где присела на землю и начала строить свой алтарь и молиться.

«Святая Богородица, я так благодарна тебе за это путешествие и тем, кто шел по Пути до меня, направляя меня в верном направлении указателями. Спасибо вам, наставники в духовном мире. Спасибо за то, что направляете мои мысли и мои ноги так, что, когда я сбиваюсь с Пути, я возвращаюсь, а когда я готова сойти с Пути, я себя останавливаю. Я чувствую ваше присутствие и опять же я вам благодарна. Аминь».

Я долго сидела и слушала пение птиц, думая о своих намерениях и ожиданиях от этого путешествия. Моя молитва все выражала. Я хотела вернуться к своему духу и больше не блуждать в боли от прежних ошибок. Я хотела быть в настоящем и отпустить прошлое. Я глубоко вдохнула и посмотрела на красоту вокруг меня, подкрепляясь энергетическим батончиком. Может, из-за того, что я не зависела от технических приборов уже более десяти дней, я обнаружила, что звуки природы на меня действуют заживляюще. Я не шевелилась более тридцати минут. Затем я вспомнила, что Путь сегодня был длинным до следующего города, и я решила, что пора вставать.

Каждый раз, когда я останавливалась, чтобы отдохнуть, мне требовалось несколько минут, чтобы снова начать движение, так как мои ноги и тело болели так сильно, что даже с коротким отдыхом они затвердевали и отказывались двигаться. В такие моменты мои треккинговые палки оказывались полезны. Я их использовала, чтобы двигаться вперед, когда разум и тело пытались меня удержать.

Пока я шла, я думала о молитвах. «Бог знает, в моем сердце всегда есть молитва, – сказала я вслух. – Будто я никогда не перестаю молиться. Мне интересно, почему, когда я молюсь намеренно, строя, например, алтарь, молитва кажется такой мощной. Знаю, что Бог не нуждается в моих молитвах. Видимо, я сама в них нуждаюсь».

«Разве это паломничество не является сплошной ходячей молитвой? – спросила я сама у себя. – Разве я не молюсь, просто находясь здесь?»

«Так оно и есть, – подумала я. – Но когда я озвучиваю голосом такую ходячую молитву, я чувствую себя открытой для Божьей благодати. Я слушала птиц. Вижу, что вы молитесь через пение. Я сегодня тоже буду молиться через песню».

С такой мыслью я начала петь одну песню за другой, растаптывая грязь под собой. Я пела знакомые песни. Я придумывала песни. Я пела знакомые мелодии, накладывая на них слова. Я напевала псалмы типа «Великой Благодати» и «Аллилуйя», а также песни группы «Роллинг Стоунз». Я пела рождественские и детские песни. Я набивала ритм своими ботинками, шагая вперед, пытаясь удерживать темп. На Пути сегодня было мало паломников, поэтому я могла петь громко, изливая душу, и я была за это благодарна. Я слишком робкая, чтобы петь перед другими. Сама того не осознавая, я пропела весь путь до На́херы. В этот момент, словно оазис посреди пустыни, прямо перед главной площадью города появился магазин с различным походным обмундированием, в том числе и с обувью, которая даст моим ногам передышку.

Я была настолько благодарна, что чуть не упала на колени: «Да! Мои молитвы были услышаны. Аллилуйя! Спасибо, Господи!»

Я открыла дверь в рай, вошла, присела и практически умоляла парня за стойкой помочь мне. Он сочувственно посмотрел на меня. Я явно была очередным страдающим паломником, ищущим помощи. Я стянула с ног грязные ботинки и носки и показала ему свои пальцы, больше не беспокоясь о том, насколько ужасно они выглядели. Он подошел и, едва взглянув на мои ноги, отпрянул и на ломаном английском воскликнул: «Ой! Мне очень жаль».

Потратив час и двести пятьдесят долларов, я радовалась не одной, а двум парам новенькой походной обуви, которая заменит ту несчастную пару, что едва не лишила меня пальцев ног. Одной парой были ботинки фирмы Кин. У них была настолько широкая носовая часть, что они напоминали клоунские ботинки. Цирковой эффект усиливался ярко-оранжевым цветом. Второй парой были сандалии фирмы «Тева», к которым прилагалось две пары серых шерстяных походных носков, которые смягчали давление от лямок. Мои молитвы услышаны.

Я качала головой, в то время как проходила по главной улице, – я не верила своему счастью. Затем я засмеялась. Я сейчас была здесь, этакая примадонна, привыкшая к одежде от Прада, городская Соня, которая была обута в уродливые резиновые ботинки, в еще более уродливые носки и напоминающая девушку, сбежавшую с фермы хиппи из-под Орегона. Более того, я была в восторге от новой пары «Тева» и новых носков! Переполненная радостью, если быть более точной. Да, настоящее духовное преображение имело место во мне. Я теперь выглядела как настоящий паломник. Да и чувствовала я себя так же.

Хромая, я двигалась вперед с четырьмя парами обуви – одной в рюкзаке, двумя парами – привязанными к нему, и еще парой на ногах, – пока не нашла свой хостел, который, к счастью, был неподалеку. Ну и денек!

 

День 9

Из На́херы в Санто-Доминго-де-ла-Кальсада

21 километр

Утро было прекрасным. Настолько прекрасным, что мне хотелось выйти как можно скорее, на случай если вдруг снова пойдет дождь. Сегодня день был более коротким – всего двадцать один километр, – однако немаленькую часть пути занимал крутой подъем. Никаких проблем. Я уже начала привыкать к этому, да и теперь у меня были мои новые клоунские ботинки, так что я была на низком старте.

Я проглотила еще один незабываемый завтрак паломника, думая о том, что чем дальше я шла, тем хуже становился завтрак. Все, что они могли предложить, – это два кусочка тоста и маленькая чашка кофе с молоком, который был не так плох. Второй кусочек тоста мне пришлось у них выпрашивать, получив еще и взгляд, наполненный ненавистью. С таким опытом позади я положила Гамби в карман, собрала сумку, которая стала тяжелее, чем в начале пути, и взяла с собой три батончика, так как я слышала, что на сегодняшнем отрезке не будет ни кафе, ни магазинов. Я взяла третий батончик на случай, если это окажется правдой.

Я оставила сумку в фойе, получила штамп и выскочила на улицу. Я надела свою тяжелую ветровку, так как было достаточно прохладно и ветрено, когда я выходила, но вскоре пот тек с меня ручьем, и мне пришлось ее снять. Она мне сильно мешала, и мне явно не хотелось ее целый день носить с собой, тем не менее я затолкала ее в рюкзак и продолжила путь.

«Святая Богородица, пожалуйста, помоги мне держать эмоции под контролем, а сердце открытым, чтобы я могла научиться тому, чему должна научиться сегодня. Пожалуйста, пусть мне еще будет прохладно сегодня. Аминь».

Путь был усеян цветами, в основном ярко-красными маками. Это, конечно же, вновь заставило меня напевать песни из «Волшебника страны Оз». В клоунских ботинках я сегодня чувствовала себя Страшилой.

Многочасовая прогулка в тишине была лучшей медитацией в моей жизни. Много раз я ловила себя на мысли, что я даже ни о чем не думала. Я просто присутствовала в настоящем. Мне нужно было присутствовать. Как в «Подсказках Бульки» – детективном шоу, которое мои дети смотрели в детстве, – Путь требовал от меня полного сосредоточения. Если я была недостаточно внимательной, я могла пропустить информацию для паломников или желтый указатель, а затем уйти в неверном направлении. К счастью, я сейчас развивала шестое чувство на Пути, все раньше замечая, что теряю бдительность, тем самым возвращая себя в настоящее и возвращаясь на верный путь. Однако каждый шаг считался.

В результате отвлеченности от мыслей на сердце становилось легче. Столько всего, что я принесла с собой на Путь, постепенно исчезало либо потому, что я отпускала эти вещи, либо менялись мои взгляды. Самой важной частью было то, что гнев и боль от отношений с отцом заменились нейтральным отношением. Я ощущала, как его дух шел со мной, и я с ним разговаривала.

«Отец, я знаю, что ты сейчас со мной, – сказала я. – Я чувствую тебя. Что ни говори, но именно то, что ты преследовал цели, вместо того чтобы избегать проблем, дало мне сил и смелости встать на этот путь».

Я думала о вере своего отца. Он мало говорил, но у него была глубокая вера в Бога, и он вселил эту веру в меня. Мой отец никогда не жаловался. Он молча принимал то, с чем ему приходилось сталкиваться. Он спокойно делал то, что должен был. Имея семерых детей, со всеми проблемами, которые мы ему доставляли (а их было много), он все равно ежедневно рано просыпался, надевал свою лучшую одежду, всегда выглядел и вел себя как джентльмен и упорно работал.

У него были правильные ценности, и работа была одной из них. У него не было иллюзий, что жизнь позаботится о нем. По его мнению, она была такой, какой ты ее создал. Я не думала об этом, когда он был жив, но он никогда не ходил в колледж и не очень много читал, так как много работал. Однако люди его уважали. Они хорошо к нему относились и лестно отзывались о нем.

Он зарабатывал на хлеб продажей тракторов и фермерского оборудования, но, несмотря на невысокий статус, он выигрывал награду в области продаж, становясь лучшим продавцом год за годом, и только выход на пенсию остановил его. Он был последовательным и надежным и обращался с клиентами с той же преданностью, с какой он заботился о своей семье. Если у кого-то возникала проблема, то он работал до тех пор, пока не улаживал ее. Его клиенты это видели и оставались преданными ему год за годом.

Чем больше я шла, тем больше я понимала, насколько хорошим человеком был мой отец и как сильно я была на него похожа, переняв у него как положительные качества, так и не очень. Я редко жаловалась и не любила показывать слабость. Может, поэтому я не чувствовала поддержку как в браке, так и в отношениях с друзьями. Может, я просто не открывалась поддержке.

«Отец, – произнесла я вслух. – Я не уверена, что работа в одиночестве также хороша для меня, как была для тебя. Мне кажется, пора это изменить». В этот момент дунул прохладный ветер, будто бы говоря: «Хорошая идея».

Продолжая путь, я заметила, что сегодня не пели птицы. Вокруг была тишина. Солнце становилось теплее и ярче, и я надела свою шляпу, напоминающую головные уборы Иностранного легиона, довольная, что выпал шанс ее надеть.

Сегодняшний день, видимо, решил возместить то количество солнечного света, которого не было всю предыдущую неделю. Через какое-то время я решила присесть у дороги, чтобы немного остыть. Вскоре на пути появился австриец и пожелал мне Доброго Пути, а затем спросил разрешения посидеть со мной. Я была удивлена такой открытостью, но сразу его пригласила: «Конечно, присаживайтесь».

Мы разговорились, и он спросил у меня о моих успехах на Пути. Я рассказала, что, на удивление, я все еще была в игре, хоть и было тяжело из-за боли в пальцах ног. Он кивнул в поддержку. Я задала ему тот же вопрос. Он неплохо справлялся, но не ожидал такой холодной погоды, и ему было непросто, так как у него не было куртки. Без раздумья я предложила ему свою.

Он посмотрел на меня так, будто ослышался:

– Простите?

Я повторила:

– У меня есть куртка, которую я больше не хочу носить. Вы можете ее взять.

– Сегодня тепло, – ответил он, – но это может измениться.

– Я так не думаю. Уже почти июнь, – ответила я, в то время как потянулась в рюкзак за курткой и протянула ее ему.

Удивленный, он спросил:

– Хорошая куртка. Вы уверены, что хотите ее отдать?

– Да, уверена, – ответила я. – А если она вам не понадобится, отдайте ее кому-нибудь другому.

Он был в восторге, положив куртку в свой рюкзак.

Затем я спросила, взглянув на его высокие кеды, не нужна ли ему обувь.

– Что вы имеете в виду? – смеясь, поинтересовался он.

– У меня есть несколько пар обуви. Вам нужна обувь? – объяснила я.

Он засмеялся еще сильнее, показывая на свои большие ноги.

– Вы, американцы, такие добрые, – сказал он, – но я сомневаюсь, что ваши ботинки налезут на мои ноги.

Я вынуждена была согласиться.

– Очень жаль. Я бы с удовольствием отдала вам пару.

– Вы слишком щедрая, – заметил он.

– Что ж, я бы согласилась с вами, но мне просто тяжело нести столько вещей с собой. Если б вы взяли пару, то мне стало бы легче, – ответила я.

– Вижу, к чему вы клоните. В таком случае я рад взять куртку, чтобы облегчить вашу ношу, – сказал он, поднимаясь.

Австриец зажег сигарету, пожелал Доброго Пути и поблагодарил меня, а затем двинулся в путь.

«Продолжай идти вперед», – говорил мне Путь. Даже когда я хотела немного посидеть, он не давал мне расслабиться.

Вскоре я негодовала по поводу новой обуви. Она пропускала мелкие камушки, которые впоследствии оказывались в моих носках. Я долго это отрицала, так как была очень рада тому, что мои пальцы не так страдают, но в конечном итоге отрицание не помогло. У меня были полные носки камней и песка, и это жутко выводило меня из себя.

Мне приходилось останавливаться каждые пятнадцать минут, чтобы снять ботинки и вытряхнуть из них камни. «Почему же продавец не сказал мне, что такое возможно? – проворчала я. – Он ведь знал, что такое может случиться. Не могу поверить, что он меня не предупредил». Затем я подумала вслух: «Если я сама создаю собственный опыт, то на что я рассчитываю, постоянно усложняя все? Но я же постаралась выбрать правильную обувь!»

Я продолжала идти.

«Ладно. Я должна была привыкнуть к своим ботинкам, но все же… это уже слишком!» – пожаловалась я.

«Слишком – для твоей уверенности, что ты мало ноешь», – я чувствовала, как Путь реагирует на мои жалобы.

Это заставило меня замолчать на какое-то время.

Я прошла более четырех часов в клоунских ботинках, пока окончательно не решила их снять.

«Вы бесполезны! Вы уволены!» – накричала я на них.

Я вытряхнула бесконечное количество камней из них и кинула их в рюкзак, еще подумав о том, чтобы их сразу выкинуть. Я вновь надела старые ботинки. «Хорошо, что я взяла их с собой. Еще четыре часа вытряхивать камни и песок из ботинок, и я бы сошла с ума!» – пробормотала я.

От ботинок заболели пальцы. Но у меня не было другого выхода. Такими темпами, останавливаясь каждые пару минут, чтобы очистить обувь от камней, я и до наступления темноты не дошла бы до места.

Я схватила свои палки, вернула себя на тропу и продолжила идти.

Вскоре путь привел меня, как мне показалось, к современному городу-призраку. Там было много новых домов, недавно отстроенное поле для гольфа, но все казалось заброшенным. Это было странно – нигде не было людей. Я задумалась, как это место оказалось посреди моего средневекового путешествия.

Я представила, что трагическая экономическая ситуация Испании похоронила этот город. Однако даже такое логическое объяснение не избавляло это место от странности. Путь меня выносил далеко за пределы этого мира и переносил в другой, более мистический. Выйти из этой мистической частоты, попав в такой город-призрак, было сравнимо с рекламной паузой с временной воронкой, в которую я попала из своей альтернативной реальности – сверхъестественного фильма, который менял мою жизнь.

С городом-призраком позади меня я вошла в последнюю часть этого дня, действие в которой разворачивалось по большей части на шоссе. Мне пришлось уворачиваться от грузовиков и машин, проносящихся мимо меня на высоких скоростях. Высвободившись из этого сумасшествия, я вернулась на естественную тропу, которая вела меня в Санто-Доминго.

Чем ближе я была к центру города, тем более красивым становился средневековый город. С ним была связана одна из самых романтичных легенд о Камино. Согласно легенде, семейная пара и их сын шли по Пути в Сантьяго и остановились в Санто-Доминго на ночлег. Дочь трактирщика пыталась привлечь внимание сына, но тот ее отверг. Она была так возмущена, что спрятала в его рюкзаке серебряную чашу, а своему отцу сказала, что он ее украл. Трактирщик поймал его и повесил. Его родители, смирившиеся с участью сына, продолжили свой путь в Сантьяго. По возвращении они обнаружили, что их сын еще на виселице, но он все еще жив. Они побежали к городскому шерифу, который в этот момент только сел за ужин, и рассказали ему о том, что их сын все еще жив, на что шериф ответил, что их сын не более живой, чем петух, которым он собирался ужинать. В этот момент петух в его тарелке встал и начал кукарекать. Это чудо заставило шерифа побежать к виселице и освободить сына, а также извиниться перед ним. Это чудо приписывается святому Доминго, который работал всю жизнь на улучшение дороги для паломников, а также строил больницы, чтобы о них заботиться. Эта легенда чересчур нереалистичная, так как путь до Сантьяго и обратно занял бы не менее двух месяцев, но она мне все равно нравилась.

Пройдя чуть дальше, я увидела величественный собор Святого Доминго, в который я направилась прямиком еще до того, как начала искать свой хостел. Внутри собора у меня аж перехватывало дыхание. Мне особенно понравились сложность и красота алтаря, находящегося в передней части собора. Он представлял собой как силу средневековой церкви, так и силу Пути. Я с трудом представляла, как был построен этот собор так много веков тому назад, сколько потребовалось сил и средств. Первый вариант собора был построен еще в XII веке, а последний – в XVIII.

Собор пробудил во мне осознание глубокой истории, которую в себе содержал Путь. Я вновь ощущала энергию ордена тамплиеров, а также всех тайных религиозных сообществ, которые надзирали за строительством этого величественного здания. Путь представлял собой не только дорогу прощения, он также был дорогой великих намерений. Чтобы пройти этот Путь, необходимо было обладать несокрушимой верой, так как в Средние века паломники встречались с препятствиями, некоторые из которых были опасными для жизни. Не уверена почему, но в тот момент мне показалось, что я уже не в первый раз прохожу Камино. Будто волна энергии накрыла меня, я внезапно поняла, что моя душа уже испытывала это все раньше.

Я просидела в соборе некоторое время, а затем мне захотелось выйти на улицу. Впервые с начала Пути мне не хотелось бежать в гостиницу; вместо этого я присоединилась к другим паломникам, и мы пошли выпить по бокалу белого вина под солнцем на городской площади. Атмосфера была живой, все были рады солнцу и теплу, ну и, конечно же, ощущению достижения цели, которое посещает нас ежедневно по приходе в новый пункт назначения.

Я расслабилась и слушала разговоры, которые окружали меня. За моим столиком сидели две монахини из Мексики и одна из Канады, а также еврей из Нью-Йорка. Еще я увидела своего австрийского друга, которого, как я узнала, зовут Эрик, и женщину из Голландии по имени Петра, которую я время от времени видела на Пути, начиная с Сен-Жана. Мы все пребывали в праздничном настроении и пили вино с оливками в течение часа. Затем внезапно вино на нас подействовало почти в одно время, и все, включая меня, начали собираться и уходить, чтобы отдохнуть до ужина. Я была удивлена тому, что у меня были силы сидеть и наслаждаться с другими после долгого пути. Обычно я так сильно хочу отдохнуть, что сразу иду в гостиницу и сплю. Сегодня я не чувствовала себя уставшей.

Мой хостел был настолько ужасным, насколько городская площадь была замечательной. В номере была маленькая душевая и маленькая кровать, но мне больше и не требовалось. Я сняла ботинки, сходила в душ, а затем легла подремать, зная, что ужин нигде в городе не найти еще в течение нескольких часов. После всех этих оливок я не была голодной. Более того, я решила, что хочу спать до утра. Я подкрепилась батончиком и быстро провалилась в сон.

 

День 10

Из Санто-Доминго в Белорадо

22 километра

Завтрак в гостинице был завернут в полиэтилен. Круассаны были завернуты в полиэтилен. Фрукты были завернуты в полиэтилен. Кофе был пакетиком быстрорастворимого порошка, а с ним в полиэтилене были завернуты маленькие упаковки искусственных сливок. Я вежливо отказалась от таких угощений, сказав, что у меня сегодня проблемы с желудком, чтобы не обидеть добрую женщину, которая мне настойчиво давала все эти полиэтиленовые пакетики. Я побежала наверх, собрала сумку, схватила Гамби с ночного столика, положила его во внешний карман рюкзака, получила штамп и выписалась из гостиницы, сразу отправившись на поиски места с хорошим завтраком.

«Святая Богородица, пожалуйста, помоги мне добраться до Белорадо. У меня болят ступни, и мне нужна твоя помощь. Спасибо и аминь».

Недалеко от гостиницы, вниз по улице, я заметила привлекательное кафе рядом с собором. Когда я вошла, то увидела двух знакомых паломников из Сиэтла, Элис и ее сестру Кейт, обеим было не больше двадцати пяти лет. Они сидели в кабинке, нога Кейт лежала на стуле, а сама Кейт выглядела так, будто испытывала сильную боль.

Поприветствовав их, я спросила у Кейт, что произошло с ее ногой. Она ответила, что у нее была острая дистрофия ткани сухожилия и она не могла ходить, поэтому она скорее всего сойдет с пути и полетит в Германию к друзьям.

«О нет. А ты, Элис? Что ты будешь делать?» – спросила я.

Элис ответила, что продолжит путь. Сегодня Кейт собиралась добраться до следующего города на автобусе, а там они с Элис планировали встретиться и окончательно решить, останется ли Кейт. Элис подтвердила, что завершит Путь, несмотря ни на что. С ними сидел молодой парень из Амстердама, который желал продолжать идти вместе с Элис. Она хотела идти самостоятельно и сказала ему об этом прямо, так же как я два дня назад говорила Патрику.

Было приятно видеть, что я была не единственной на Пути, кто ценил свое время в одиночестве. Элис испытывала то же самое, и она сказала мне об этом. Пройти весь этот Путь в окружении священной энергии было тем, что необходимо было беречь и ценить. Ведь так легко сбиться с толку пустыми разговорами, которые уносили тебя далеко от силы Пути. Я все еще сожалела о том, что столько времени потратила на Патрика, которого я встретила на Пути, хоть он и был не против.

Я беспокоилась об этом. Я не хотела направлять свое время и внимание на свое раненое эго. Я хотела излечить душу и освободиться от раненых и самовлюбленных частей во мне, которые заставляли чувствовать себя жертвой.

Пожелав всем «Доброго Пути», я села за стойку и заказала бокадильо с яйцом, заметив, что я была человеком привычки. Здесь было столько разных блюд, и я бы все могла попробовать, но сэндвич с яйцом был моим основным блюдом, так как я знала, что с ним я не прогадаю.

Наевшись, я отправилась в путь. День был солнечным, но холодным, и я пожалела, что так поторопилась отдавать свою куртку. Тем не менее я была укутана несколькими слоями одежды, и я знала, что, как только я начну двигаться, я согреюсь. Я была рада, что у Эрика была куртка. Ему она была нужнее, чем мне.

Путь из города проходил через реку, и, когда я посмотрела вниз, я подумала: как древние паломники переходили через такие реки? Эта река была длинной и широкой, а из-за дождей вода в ней значительно поднялась. Должно быть, раньше это было очень опасно. Я задумалась, водились ли в реке змеи.

Путь вскоре вывел меня на шоссе. Много людей жаловались на шоссе, но мне сегодня было все равно. Иногда, конечно, становилось страшно, когда грузовики и машины будто бы не замечали толпу людей с рюкзаками, идущих вдоль края шоссе.

В какой-то степени мне даже нравилась смена обстановки с камней и гравия, которые лежали на естественном пути. Мои ноги благодаря глупым клоунским ботинкам были все в мозолях, а пара ботинок «Тева» с носками создавали такую же проблему, что и клоунские, пропуская мелкие камушки в носки.

Мне было суждено проходить все время с больными ногами. С этим фактом я уже смирилась, а теперь пыталась искать плюсы. По крайней мере, на шоссе могло попасть меньше камней в носки. Я радовалась такому небольшому положительному моменту.

Состояние моих ног было ужасным. У меня были фиолетовые пальцы, мозоли, а теперь еще и появлялось жжение, которое усиливалось при хождении. Я думала, что дело может быть в нерве, проходящем вдоль стопы сбоку, а затем задумалась, как мне вообще это лечить.

Постепенно Путь уходил с шоссе и вел в сторону холмов, и вскоре я оказалась посреди этих холмов, идущая то вверх, то вниз под теплым солнцем.

Я забыла с собой сегодня прихватить энергетический батончик, и чем больше я шла, тем более голодной я становилась. Я все надеялась на кафе по пути, но сегодня ничего такого не появлялось в поле зрения.

Уровень сахара начал падать, и я начала отчаиваться. Мне необходима была еда, чтобы продолжать путь. До Белорадо было еще как минимум пятнадцать километров. Мне приходилось часто устраивать передышки, чтобы не потерять сознание, а затем я начала засыпать, как часто происходит, когда у меня резко падает уровень сахара в крови.

Я некоторое время еще заставляла себя идти, но вскоре мое тело было опустошено. Черт! Я уже выпила всю воду, что у меня была, и теперь у меня не было ни еды, ни воды. Почему же я так торопилась, что забыла захватить батончик? Это было серьезно. Я не могла просто взять и остановить проходящего паломника, попросив его дать мне еды. По крайней мере, это было последнее, что мне хотелось сделать.

Я села и начала молиться о помощи. Может, если я отключусь, то кто-нибудь найдет меня и вызовет «Скорую». Это было бы здорово. Я лежала на земле и смотрела на небо где-то полчаса, когда мне пришла в голову мысль посмотреть в рюкзаке – может, там есть батончик, про который я забыла. Я, конечно, пыталась принять желаемое за действительное, но, так как у меня не было энергии продолжать движение, я решила заняться этим.

Я вытрясла содержимое рюкзака на землю, и, к моему удивлению, оттуда выпала тонкая закрытая упаковка вяленой индейки, которую мне дала моя подруга Дебра до моего отъезда. Я ее затолкала в рюкзак в Чикаго и совершенно про нее забыла.

Я разорвала упаковку так быстро, как только смогла, и вцепилась в мясо, словно дикое животное. Я клала в рот больше, чем могла прожевать, и мне пришлось сбавить темп, чтобы проглотить это все.

«Аллилуйя! Еще одно чудо на Пути!» – крикнула я. Мне все же не придется гнить здесь вдоль тропы.

Белок насытил меня, и через двадцать минут – то время, за которое он дошел до моей кровеносной системы, – я снова шла по тропе. Я поглотила почти всю упаковку, но оставила немного на случай, если до Белорадо не попадется ни одного кафе.

Я была так рада своей находке, что снова начала петь.

«Аминь! Аминь! А-а-минь. А-а-минь, а-а-минь, а-минь, а-минь, и еще раз!» – напевала я, довольная, что снова в игре.

Путь извивался, поворачивал, поднимался и опускался – это все успокаивало мою душу.

Я шла прогулочным шагом, не желая сжигать свои запасы слишком быстро, на случай если мне не подвернется еще случая подкрепиться.

Пока я шла, я впервые за очень долгое время внезапно начала скучать по Патрику. Не по Патрику с Камино, а по мужу Патрику. По крайней мере, я скучала по тому, кого называла «хорошим Патриком».

Мы достаточно много путешествовали и разделили много диких приключений. Были моменты, когда нам приходилось нелегко, чтобы найти еду, и именно Патрику всегда это удавалось лучше. Он присматривал за запасами еды и всегда следил, чтобы я хорошо ела.

Он был замечательным поваром, и, когда мы были дома, о его ужинах ходили легенды. Я бы многое сейчас отдала за такой ужин прямо сейчас.

Еще мы много лет назад ездили в путешествие по Испании и Марокко. Это было в начале нашего брака, когда мы так любили друг друга. Мне тогда с ним было весело.

Я начала думать, что пошло у нас не так. Так вышло, что я, уверенная в браке до смерти, сама ушла.

Я очень чувствительна к энергии. Энергия Патрика меня сжигала. Может, неправильно, что я так себя чувствовала. Может, мне стоило больше медитировать и больше абстрагироваться, чтобы не реагировать так остро на него.

Может, он сильно переживал, а я неправильно поступила, сделав из этого проблему. Все эти мысли лишь путали меня. Он был тем, кем являлся. Какое тут могло быть решение? Я так хотела найти это решение, потому что я так по нему соскучилась в тот момент.

Может, со мной тяжело поладить? Может, я настолько восприимчива к энергии, что мне лучше жить одной и держать дистанцию от людей? Я была таким интровертом, что почти всегда искала укрытие. Мне всегда было хорошо одной. Но только не сейчас, когда я шла по этому красивому широкому пути, окруженная густым лесом и поющими птичками. Я подумала о том, что Патрик, который любил длительные прогулки на природе больше всего на свете, был бы в восторге от Камино.

Я хотела разделить этот опыт с ним.

«Как жаль, что мы все сломали», – произнесла я вслух.

Может, мы были слишком разные и слишком уязвимые, чтобы жить вместе. Я знаю, что долгое время носила раны в сердце. Думаю, Патрик тоже был ранен. Он не был плохим. Ему было так же больно, как и мне.

Мы ранили друг друга. И как же Патрик с Пути был прав касательно обид ирландца. Я никогда не встречала человека, который бы мог обижаться так долго, как Патрик. Я быстро могла пережить неприятность, а он мог кипеть днями, месяцами, годами. Я терпеть не могла эту черту в нем. Я говорила: «Ну ладно тебе. Ты все еще расстроен? Отпусти эту ситуацию уже».

Может, вот разница между латиноамериканцами и ирландцами. Будучи латиноамериканкой с франко-румынскими корнями, я часто горячилась и показывала характер, но я также быстро двигалась дальше. Временами я взрываюсь, но я отпускаю все. Ну, или пытаюсь, по крайней мере.

В конечном итоге я много за что держалась, и у меня была сильная обида на Патрика. Выходит, что не только у него такая проблема.

Пока шла, я постепенно начинала осознавать, что держаться за негативные вещи было для меня очень плохо. Чем больше я могла разобраться в ситуации и отпустить ее, тем лучше для меня.

Столько всего прояснялось, и столько всего я понемногу отпускала, пока шла. Но я еще не была у цели, о чем свидетельствует тот поток, который я выпустила на Патрика с Пути, когда он спросил меня о моей жизни.

Мне нужна была помощь, чтобы отпустить.

Я часто обвиняла Патрика в чрезмерной гордости и недостатке душевности, а тут я оказалась виновата в том же самом. Я даже начала осознавать, что я считала себя более просвещенной в душевном плане, чем Патрик. Я думала, что в нем нет духовности, потому что он часто был негативным и судил строго обо всем. А я была лучше?

Обычно я не сужу людей, но Патрика я судила и обвиняла нещадно. Получается, я не отличалась от него.

В этот момент сокол спикировал и приземлился прямо передо мной. Он смотрел на меня и не двигался. Я тоже не двигалась. Мы стояли неподвижно на расстоянии нескольких метров друг от друга. Он смотрел мне в глаза, и я почувствовала его душу. В тот момент, когда я вдохнула, он взлетел почти в замедленном режиме. Он был огромным и красивым. Через мгновение его уже не было.

Этот сокол был духом Патрика. Я это знала. Его тотемом был сокол, и много соколов прилетало к нему за последние годы. Я знала, что его дух прилетел, чтобы дать мне понять, что Патрик услышал все, о чем я говорила и думала о нем на духовном уровне. Он присутствовал во время моего прозрения.

Интересно, а мой дух приходил к нему?

Я шла в тишине еще два часа, затем, как всегда, я вползла в город, нашла свою гостиницу, а после ужина заснула крепким сном.

 

День 11

Из Белорадо в Сан-Хуан-де-Ортега

24 километра

Моя гостиница была совершенно новой и такой комфортной, что я чуть не заплакала от облегчения и благодарности. Еще до того, как я зарегистрировалась, мне уже предложили бокал вина и оливки, а затем меня поприветствовал хозяин гостиницы. Я обратила внимание на то, что у них работала прачечная, что мне было необходимо, так как в раковине не отстирывалась грязь и пот с одежды. Уверена, что я начинала пахнуть, как средневековый паломник, а это не было приятно. Добравшись до своего номера, я собрала все вещи, которые требовалось постирать, и передала их милой англичанке, которая работала за стойкой регистрации. Она рассказала, что сама прошла Камино пять лет тому назад, и этот опыт настолько сильно изменил ее взгляды, что она вернулась в Испанию и стала помогать другим паломникам. Я могла ее понять. У меня уже сильно менялись многие ценности, а я прошла всего двести тридцать один километр. Мне оставалось еще около шестиста километров до цели.

После того как я разобралась с грязными вещами, я приняла очень долгий горячий душ, а затем заснула в новой кровати. Будильник прозвенел в восемь вечера, и я отправилась на ужин. Он был восхитительным. Мне подали рагу из бобов и свинины, свежий овощной салат, а на десерт – рисовый пудинг. На ужине я встретила знакомых паломников, которые, как и я, были в восторге от ужина, так как у нас пока не было ужина лучше.

Двое американцев, Чарльз и Лоуренс, друзья, живущие в разных частях мира – в Париже и ЮАР, прибыли вчера, чтобы начать свое паломничество. Они оба работали на Государственный департамент и решили ежегодно встречаться на неделю, чтобы пройти отрезок Пути. Это был их второй год. Джон из Кливленда с женой Фрэнсис тоже были здесь для прохождения отрезка Пути. Они прошагали четыре дня, и у Джона возникли проблемы. По-видимому, два дня назад он поскользнулся на мокрых камнях и упал, ударившись сначала спиной, а затем коленом. Теперь он преодолевал сильную боль.

Я чувствовала себя лучше обычного и была рада тому, что, несмотря на состояние моих ног, я была в хорошей форме. После ежедневных прогулок минимум по двадцать километров на протяжении уже десяти дней я действительно становилась сильнее, и у меня уже не было серьезных жалоб. Мы мило разговаривали за бокалом красного вина, но вскоре все пошли в номера готовиться ко сну.

На следующий день небо было чистым. Солнце снова светило. Ура! Мне хотелось начать как можно скорее. Я оделась в свежевыстиранную одежду, собрала сумку и положила Гамби в карман.

«Готов, Гамби? – спросила я, прежде чем затолкать его в карман. – Интересно, какой неожиданный опыт мы получим сегодня».

Завтрак был волшебным. Я съела три домашних круассана, сэндвич с яйцом, два стакана свежевыжатого апельсинового сока и две большие горячие кружки свежесваренного кофе с молоком. Я так наелась, что мне хотелось вернуться в кровать. Это означало, что пора начинать. Несколькими минутами ранее Джон, Фрэнсис, Лоуренс и Чарльз выдвинулись в дорогу, проснувшись гораздо раньше, чем я. Я решила не торопиться, наслаждаясь последним глотком прекрасного кофе, затем получила штамп и уже шла к выходу, когда Джон и Фрэнсис зашли обратно.

– Вы забыли что-то? – спросила я у них, удивленная увидеть их снова.

– Нет, – ответил Джон. – Мы решили не продолжать. Мне слишком больно, чтобы идти дальше. Лицо у него было серым, и он едва мог встать. Фрэнсис сделала вид, что полностью согласна с ним, но было заметно, что она расстроена. Она села напротив меня, пока я надевала свои перчатки, в то время как Джон ковылял к компьютеру, чтобы попытаться изменить планы и организовать поездку домой.

– Вы нормально отнеслись к такому внезапному завершению, Фрэнсис? – спросила я.

Она пожала плечами.

– Мне пришлось, – ответила она, а затем добавила: – Мне нужно было довериться своим первым ощущениям и поехать одной. Джон настоял на том, чтобы присоединиться, но с самого начала путешествия у него не произошло ничего хорошего. Мне кажется, его мысли не были здесь изначально, и это повлияло на наше путешествие.

– Очень жаль, Фрэнсис. Мне очень жаль это слышать. А вы не можете отправить его домой и продолжить самостоятельно? Есть ли причины, по которым вы тоже должны уехать, не считая командной солидарности? – поинтересовалась я.

– Он никогда на это не пойдет. Идея хорошая, но этого не случится, – вздохнула она.

– Что ж. Будем надеяться, что ему станет лучше и вы сможете вдвоем справиться. Сожалею, что вам пришлось бросить все, можно сказать, еще до начала, – подбодрила я ее.

– Я тоже. Доброго Пути! – пожелала она.

Я надела свою маленькую сумочку, накинула рюкзак, затолкала Гамби в карман, схватила свои любимые палки и направилась к выходу.

Вот это да. Я не представляю, как бы я справилась, находясь рядом с человеком, которому нужно, чтобы я была рядом при каждом его шаге. Я бы сошла с ума, если бы мне было необходимо подстраиваться к чужому темпу и у меня были бы трудности с полным сосредоточением на своем опыте.

В этот момент я почувствовала огромную благодарность за свою свободу. Это был дар.

Первый длинный отрезок Пути лежал через шоссе, но машин было немного, поэтому я не сильно переживала об этом. Затем дорога ушла в сторону замечательного участка из сладко пахнущих сосен.

Через какое-то время другой паломник, который шел быстро и разговаривал по телефону, обогнал меня. Это был первый. Я не могла представить, что тут вообще можно найти сигнал связи, не говоря о том, чтобы разговаривать. Следом за ним шел второй паломник, пытающийся не отставать от первого. Язык телодвижений говорил о том, что первый пытался убежать от второго и они по этому поводу ругались. В любом случае было ясно, что они недовольны друг другом. Затем первый повесил трубку и посмотрел на меня.

Мое присутствие, казалось, было приятным отвлечением для первого, и он робко поприветствовал меня. Я почувствовала его замешательство, когда я его поприветствовала в ответ, но продолжила двигаться дальше. Он замедлил шаг и шел рядом на протяжении пятнадцати минут, держась от меня всего в полуметре. Высокий, ростом порядка ста девяноста сантиметров, темнокожий, с кудрявыми волосами, одетый в тяжелую куртку-ветровку с большим количеством карманов, в одном из которых лежал его телефон, – он держался около меня. Временами он посматривал на меня, игнорируя понятие личного пространства. Ситуация была крайне неловкой. Если я шла быстрее, то он догонял. Если замедлялась, он повторял за мной. Наконец, я остановилась в надежде, что он отдалится и я смогу вернуться к собственным мыслям и молитвам, но он тоже остановился и сел рядом со мной.

Хорошо. Это явно человек, посланный мне.

Как выяснилось, он был греком и по-английски говорил плохо. Греческого я не знаю, но я говорю по-французски, поэтому разговор мы вели на непонятной смеси греко-французского, однако это сработало. Он тоже шел на протяжении двух недель, и послезавтра у него был последний день. Человек, идущий с ним, не был его другом, но он не оставлял его в покое. Я сочувственно кивнула. Время на Пути особенное, и я понимала, что тратить его в плохой компании было ужасно. Или в любой компании – чем я и занималась, пока мы сидели.

Мы улыбались и пытались общаться. Он казался хрупким и, как и я, пытался найти потерянные кусочки себя. Я задумалась над тем, было ли это основной причиной, по которой люди приезжали сюда. Его энергия была какой-то прилипчивой, и мне не нравилось это чувство. Спустя пять минут пустых улыбок и затрудненного общения, я подскочила и пожелала ему Доброго Пути, уже сделав несколько шагов от него. Думаю, он понял намек, так как я заметила, что он еще сидел и ждал своего знакомого.

Как только я снова оказалась на тропе, то почувствовала облегчение от того, что избавилась от него. Каким бы хорошим он ни был, я чувствовала, насколько сильно он пытался привязаться ко мне.

Я задумалась о том, почему он так себя вел. Он ведь только встретил меня. Может, он и по жизни себя так ведет. Я – полная противоположность. Я – свободная птица. Я не хочу, чтобы что-то или кто-то приставал ко мне. Я никогда не любила это.

Во многих смыслах мы с Патриком подходили в этом плане. Он не был против, когда меня не было рядом, и я тоже не возражала, когда мы были порознь. Точнее, не считая последнего времени, когда я постоянно отсутствовала, но это было намеренно, чтобы я могла избегать его. Это ему не нравилось.

Я ускорила шаг на случай, если хрупкий грек снова меня догонит. Путь начал постепенно подниматься. Он был широким и вел через рощи величественных дубов. Солнечный свет плясал сквозь листву, и мне казалось, что моя душа купается в чистой любви. Я несколько раз останавливалась, наслаждаясь своим присутствием в таком окружении. Достав энергетический батончик из рюкзака, я подвернула штаны впервые за все время пребывания на пути и расслабила свою душу.

Я почувствовала, как у меня расслабляется нутро – мне редко удавалось это сделать за всю жизнь. Моя жизнь была слишком сумасшедшей, чтобы полностью расслабиться. Я постоянно была начеку. Я прислушивалась к интуиции, чтобы разведывать ситуации, определять опасность, находить возможности. Я делала это для себя и для других. Так как это еще и являлось моей работой, мое внутреннее «Я» всегда было наготове – состояние, к которому я давно привыкла, но которое меня изнуряло. Расслабить свои внутренние сенсоры на некоторое время было здорово.

Я встала, как доела батончик, так как мне предстоял еще долгий Путь. Вскоре рельеф изменился, и мне пришлось подниматься на крутую горку, которая казалась бесконечной. К этому моменту я поняла, что в горку лучше идти маленькими шагами и делать это медленно, не забывая дышать. Я вспомнила свой тяжелый подъем в Пиренеях. «Ты прошла долгий путь, детка», – сказала я себе, делая следующий шаг. Казалось, что это было век назад. Спасибо, Господи, что я стала сильнее с тех пор. Все, что я помнила, – это эмоциональный страх и физическую угрозу, которые я испытывала в самом начале.

Пока я шла, я думала о том, сколько раз страх делал ситуации хуже, чем они есть на самом деле. Это мне напомнило о моей любимой цитате Марка Твена: «У меня было много переживаний в жизни, большинство из которых никогда не случились». Я смеялась над этим, пока ползла наверх, думая о том, сколько переживаний и неприятностей я создала, еще только готовясь к Пути. Со стороны я теперь видела, сколько энергии я потратила ни на что.

Пройдя дальше, я наткнулась на группу французских паломников, сидящих около тропы под деревьями. У них был пикник.

Я сталкивалась с этой группой с тех пор, как я покинула Сен-Жан, и, надо признать, мне нравился их подход. Каждый день один из них тащил за собой немаленькую повозку, прикрепленную к поясу, а в ней были еда, скатерть, складные стулья и несколько маленьких столиков. Каждый раз, когда я их встречала, они сидели вдоль тропы, разделяя между собой целую трапезу, в которую входили вино, сыр, хлеб и шоколад. Я знала об этом, так как несколько раз сидела достаточно близко, чтобы разглядеть то, что они ели. Это было тяжело – тащить целую повозку еды по Камино, особенно через грязь и под дождем, а также по всем камням, которые лежали на Пути; но опять же зная французов – для них было невозможным пройти через Путь без хорошей еды.

Я услышала, как они обсуждают «грустную американку», у которой не было никакого здравого смысла, потому что она ела только энергетические батончики вместо здоровой полноценной еды, не догадываясь о том, что я говорю по-французски. Это была неправда. Я могла питаться полноценно, но не считала нужным идти на такие подвиги, как они, только чтобы поесть.

Пока я сидела, я вспомнила, что не молилась этим утром. Я сначала корила себя за это, а потом подумала: «Может, я начинаю чувствовать поддержку глубоко внутри себя, поэтому молитвы мне кажутся не так необходимы, как в самом начале пути». В тот момент я успокоилась. Я не чувствовала себя отрешенной от Бога. Я находилась в самом центре его благодати.

Но это привело меня к следующей мысли: я не должна относиться к молитве как к способу попросить что-либо. Я должна молиться с благодарностью за все, через что я проходила, за каждую секунду этого невероятного паломничества.

«Святая Богородица, я чувствую себя благословленной этим таинственным Путем и твоей любовью и наставлением, которые сопровождают меня при каждом моем шаге на Пути. Спасибо, что позволила моему сердцу и разуму сказать «да» возможности этого паломничества, а также за то, что позволила мне принять все эти дары и исцеление, через которое я прохожу в этом путешествии. Аминь».

Я встала и сказала «Салют» компании французов, что означало «Пока!». Они улыбнулись, довольные услышать родной язык. Затем я пожелала им Доброго Пути, на что они в унисон ответили тем же.

Я продолжила двигаться к вершине, которая находилась на высоте более тысячи метров. Достигнув ее, я снова села отдохнуть. Взглянув на красоту вокруг меня, я закачала головой от удивления.

Я некоторое время восхищалась тем, насколько необычно было то, где я находилась по сравнению с тем, к чему я привыкла дома и как далеко от него я сейчас была, будто на другой планете, в другом мире. Это было так. Может, дело было в лей-линиях, на которых лежал Путь, или же энергии Млечного Пути, простирающегося над ним, но я ощущала себя не на планете Земля. Этот Путь был чем-то другим. Чем-то внеземным.

Я начала спускаться. Мне нужно было быть осторожной, так как нагрузка сказывалась на моем колене. Я стала спускаться вниз, словно съезжая с горы на лыжах – плавно, из стороны в сторону. Это сработало. Мое колено перестало так сильно болеть.

Как же я благодарна Патрику. Он был профессиональным инструктором по владению лыжами, и много лет назад я научилась у него правильно кататься на лыжах. До нашего знакомства, я просто скатывалась с горы, как тяжелый мешок, много раз калеча себя.

Может, я даже ему обязана была своей жизнью. Если бы не он, я могла бы быть мертва или стать паралитиком. Я направлялась именно по этой траектории, судя по тому, как я каталась.

Это вернуло мои мысли к Патрику. Я знаю, что ему бы понравилась эта прогулка. Мне интересно, что бы случилось, если бы мы прошли Путь вдвоем.

Мы бы наверняка ругались из-за нашего разного подхода ко всему. Он бы шел так быстро, что я бы сильно разозлилась и устала в попытке угнаться за ним. Это бы разрушило весь положительный опыт для меня. Или нет? Я не была уверена.

После непродолжительного спуска передо мной снова был подъем, на этот раз гораздо более крутой.

Я выбрала тот же подход, что и при спуске. Я ходила из стороны в сторону, поднимаясь вверх при помощи треккинговых палок. Я даже не представляю, как бы я справилась без них. Они толкали меня вперед, тянули вверх, не позволяли мне падать и держали меня на ногах.

После восьми с половиной часов ходьбы я наконец-то прибыла в Сан-Хуан – маленькую средневековую деревню, которая была значимым местом для древних паломников. Мне нравилась атмосфера здесь. Я перешла через небольшую речку и оказалась на старой улочке. В тот момент, когда я проходила мимо единственного общежития для паломников, оттуда выбежали две женщины, прикрывая рты и подавляя рвоту. Одна из них заметила меня и сказала: «Я настоятельно не рекомендую здесь оставаться. Там ужасно грязно и отвратительно пахнет».

У меня даже брови поднялись от удивления. «Хорошо. Не буду», – ответила я, зная, что я там не остаюсь и очень рада этому факту.

Я высматривала вывеску своей гостиницы, пока шла по улице, и вскоре она всплыла передо мной. Это было милое маленькое местечко, расположенное за небольшой калиткой, и выглядело оно достаточно прилично, напоминая мне бутик-отель. Я была рада. Вот это удача.

Я подошла к входу и увидела вывеску, на которой сообщалось, что никого не было внутри и получить свой ключ можно в кафе «Сан-Хуан», расположенном ниже по улице.

Пять минут спустя я оказалась на красивой террасе, на которой паломники сидели за столиками, выпивали, расслаблялись и наслаждались теплым солнцем. Я оглянулась вокруг. В центре этой террасы я заметила кафе «Сан-Хуан». Сняв свои перчатки и поставив палки к стене, я зашла внутрь.

Работник кафе был очень занят и игнорировал меня больше десяти минут, пока я стояла у стойки. Он в одиночку справлялся со всеми заказами, разливая холодное пиво из крана, заваривая кофе, открывая бутылки и наливая красное вино.

Наконец он посмотрел на меня и сказал:

– Да?

Я была немного напугана, потому что выглядело все так, будто мне лучше сразу быстро рассказать, что мне было нужно, так как я врывалась в его мир.

– Да. У меня бронь в гостинице дальше по дороге, – ответила я.

Не дав мне закончить, он покачал головой и сказал:

– Она полная.

– Нет, – огрызнулась я. – У меня там забронирован номер. Они ожидают меня.

– Нет. Там мест нет, – повторил он.

Я начала нервничать. Такого раньше не происходило. Достав маленькую сумочку, в которой хранился мой паспорт, кредитные карты и список бронирований, я показала ему бумагу.

– Видите? – спросила я почти девчачьим голосом, указывая на листок. – Вот оно. Вот название гостиницы и номер бронирования.

– А, нет! – Он драматично махнул руками и сказал: – У меня нет такого бронирования!

Он был явно раздражен тем, что я его беспокою.

Затем он схватил записную книжку со стеллажа за ним и начал листать ее на случай, если он упустил что-то. Мое сердце колотилось.

– Ничего для вас, – подтвердил он самодовольно.

– Но вот же подтверждение из компании «Камино Вейс», – я спорила.

– Эх, «Камино Вейс». Они ошиблись. Нет никаких «Камино Вейс», – сказал он в ответ.

Я была такой расстроенной и уставшей, что готова была разрыдаться.

– Но вот же, здесь написано, – промямлила я, указывая пальцем на мятый листок, который я таскала с собой. Меня уже трясло от волнения, так как я боялась, что мне придется ночевать в общежитии, которое я проходила по дороге сюда. Да и я понятия не имела, где может быть моя сумка.

В этот момент он сказал:

– Успокойтесь, странница. Я проверю.

Он указал мне на стул, налил мне большой бокал вина и пригласил присесть.

Надеюсь, мне это не понадобится. Однако я все равно была благодарна этому.

Он снял трубку и на протяжении десяти минут сильно ругался на кого-то на испанском, затем посмотрел на меня и покачал головой.

– Знаю, – сказал он мне.

Я глубоко вдохнула и залпом выпила вино. Я надеялась, что его последняя фраза значила: «Я знаю, где твоя гостиница, где твоя сумка, и все это находится неподалеку».

Он повесил трубку и сказал:

– Вы сегодня остаетесь в пяти километрах отсюда.

– Что? Нет! – крикнула я, слишком уставшая, чтобы идти еще пять километров. – А как же моя сумка?

– Ваша сумка у нас, но брони нет, – сказал он, теперь пытаясь меня подбодрить, так как его явно не прельщала мысль о заплаканном паломнике, рухнувшем у него посреди кафе.

– Не переживайте, – сказал он на плохом английском. – Человек едет за вами. Он отвезет вас и вашу сумку в гостиницу.

– Хорошо, – выдохнула я с облегчением.

Мне стало интересно, кто этот «человек», а потом мне стало все равно. Раз он не заставит меня идти пешком еще пять километров, да еще и сумку привезет, тогда он явно мой друг.

Но поездка на машине. Это считается жульничеством?

Нет! Я так много прошла. Если у меня случилось несчастье и мне подают машину, то я не должна отказываться. Я подавила в себе чувство вины.

– Где находится моя гостиница? – спросила я у бармена, как только пришла в себя.

– У шоссе, – ответил он.

– Меня привезут завтра сюда обратно, чтобы я могла продолжить свой путь? – пыталась выяснить я.

– Да, все хорошо. Если хотите, то сделают, – ответил он на ломаном английском, возвращаясь к уже накопившимся листкам с заказами, которые перед ним клали. Затем он налил мне еще один бокал вина.

Забавно, как оно сейчас хорошо идет. Целый день все идет скачками – то подъем, то падение.

Через пятнадцать минут подъехала старая разваливающаяся машина, в которой на заднем сиденье лежала моя сумка, будто крича: «Эй! Я скучала по тебе. Запрыгивай, давай!»

Следующее, что я помню, – это то, что я стояла перед испанским мотелем экономкласса, расположенным рядом с шоссе.

Он не был настолько привлекательным, как бутик-отель, который я увидела ранее в Сан-Хуане. Я бы не сильно расстроилась, если бы не увидела сначала тот отель, но так как я рассчитывала на другое, то мотель теперь казался гораздо хуже.

Я поторопилась с выводами. Это был достаточно новый мотель, и мой номер оказался очень хорошим, с большой кроватью, огромным душем и глубокой ванной, в которой я пролежала настолько долго, насколько смогла. Было так приятно расслабить свои напряженные мышцы.

Хорошо быть гибкой и независимой. Это был урок дня. Плыви с течением. Доверься Пути. Он никогда не подведет.

«Спасибо, Господи!» – я громко крикнула, пока лежала в ванной.

Я приготовилась подремать и, взглянув на сумку, вспомнила про свои палки: «О нет! Я забыла их!»

Как я должна была идти дальше? Мне они были необходимы. Я подбежала к стойке и попросила парня, который меня подвез, узнать, были ли они еще там, где я их оставила. Он позвонил в кафе, но, повесив трубку, покачал головой. Их давно уже там не было.

Черт! Внезапно предстоящая дорога показалась мне гораздо более тяжелой, чем сегодня.

«Не волнуйся, – я успокоила себя. – Ты сделаешь это. Купишь новые палки, как только доберешься до Бургоса. Всего один день потерпеть».

Это меня успокоило, оставляя меня лишь с мыслями о том, что между мной и Бургосом лежало двадцать четыре километра.

В этот момент я повернулась, и передо мной оказался грек, которого я встретила сегодня днем.

– Соня, – расплылся он в улыбке и пристал ко мне, словно клей. – Я так рад тебя видеть. Мы поужинаем сегодня?

Мне хотелось ответить «Нет!», но так как в гостинице была только одна столовая, а поблизости не было ничего из кафе и ресторанов, то такой ответ вряд ли бы оказался вежливым. Мы в любом случае оказались бы вместе за ужином. Я улыбнулась и сказала:

– Да, конечно.

Мы встретились с греком в семь часов. Я была удивлена, что в гостинице больше не было ни одного паломника. Мы с ним были вдвоем, не считая парня за стойкой, официанта и повара. Он был уверен, что наша встреча в таком неожиданном месте означала, что мы должны были провести время вместе, вдвоем.

Может, он был прав, так как мы находились на Пути, а здесь ничего не происходило просто так. Он спросил меня, что привело меня на Камино, и я просто показала на область, где было мое сердце, и сказала, что оно разбито. Он кивнул, а затем показал на свое и ответил: «У меня тоже».

Затем, капля за каплей, он начал изливать мне душу. С помощью ломаного языка и словаря, а также языка жестов он рассказал мне все о детстве без отца и о матери, пускавшей домой бесконечный поток мужчин, которые его всячески обижали. У него сводило мышцы лица, когда он говорил об этом. Затем он начал плакать и рассказал, что он всегда был полон стыда и ненависти к себе, а также в нем было столько гнева, что он временами хотел убить кого-нибудь. Я видела, что ему очень больно, и во мне пробудилось сострадание.

Чем больше было вина, тем свободнее он говорил, а с каждым бокалом всплывало больше деталей. Он поведал мне о многих темных секретах, включая его сексуальные проблемы, его зависимости, финансовые проблемы, а также депрессию и попытки суицида. Затем он рассказал, что однажды в глубоком отчаянии он видел сон, в котором ему было сказано, что он должен пройти Путь, а также в этом сне он видел и мое лицо. Это и была причина того, почему он так пристально смотрел на меня утром.

Грек был настолько поражен, что не мог отвести от меня взгляда. Он боялся подойти ко мне, когда я села отдохнуть, потому что он знал, что я не хотела ни с кем разговаривать, но он чувствовал, что должен был попробовать, хоть и очень стеснялся.

Ему казалось, что он потерял меня навсегда, когда я ушла вперед (убежала), и он был расстроен в течение всего дня, думая о том, что он упустил то, о чем сон ему пытался сказать. Когда он вновь увидел меня в гостинице, то понял, что я была его ангелом, и почувствовал необходимость со мной всем поделиться.

Путь – таинственное место, и я верила, что он может говорить правду. Я тоже считала, что наша встреча – не просто совпадение, так как мы столкнулись в таком месте, особенно учитывая, что он только в последний момент передумал ночевать в общежитии для паломников, так как там было слишком грязно и он не смог бы там продержаться ночь.

Мы еще четыре часа разговаривали. Я больше слушала, чем говорила. Затем я сказала, что у него красивая душа. Он заплакал сильнее и ответил, что никто никогда не говорил ему такого. Он не чувствовал себя красивым. Я убедила его в обратном.

Так как Камино является дорогой всепрощения, я спросила, нашел ли он возможность во время похода отпустить боль из прошлого и начать прощать, сказав, что я сейчас проходила через это. Он покачал головой и ответил: «Немного. Сейчас мне гораздо лучше после нашего разговора». Он также сказал, что для того, чтобы полностью исцелиться, ему придется пройти весь Путь, но это было невозможным для него сейчас, так как необходимо вернуться на работу послезавтра.

Он поделился, что на самом деле был расстроен тем, как мало он прошел за двенадцать дней, с тех пор как начал свой путь в Сен-Жане, хотя сам не знал, чего он ожидал. Затем он увидел меня с утра, и его вера в Бога была восстановлена. Он сказал, что я его родственная душа и ангел.

Может, это была правда. Я не знаю. Я верю, что родственные души помогают друг другу на душевном уровне. Они необязательно являются любовниками, как многие думают. По правде говоря, мне кажется, такое редко бывает. Они сходятся вместе на божественном уровне, чтобы помогать друг другу духовно расти и оставаться верными себе.

В таком случае мы могли быть родственными душами. Хоть время, проведенное вместе, позволило нам помочь друг другу, надо признать, что я не испытывала к нему такой привязанности, какую он испытывал ко мне. Казалось, будто он пытался приклеиться ко мне, что заставило меня оградиться от него на энергетическом уровне, но он, очевидно, не заметил этого. Он все искал мои руки, а затем подолгу их держал и не отпускал. Я позволяла это до тех пор, пока мне становилось некомфортно.

Несмотря на его энергию, я знала, что он очень раним, и была рада тому, что могу стать его жилеткой, в которую он мог поплакать. Я видела, что это облегчало его страдания. Я делала все возможное, чтобы дать ему увидеть себя с другого ракурса, показать, каким видела его я – красивым мужчиной с красивой душой, которая находилась в процессе восстановления.

Я говорила ему, что верю в то, что он излечится, и убеждала, чтобы он сам в это поверил. Он замолчал на некоторое время, а затем ответил: «Я верю в это. Теперь, когда ты мне об этом говоришь, я начинаю верить».

Иногда достаточно лишь одного человека, который видит нас в истинном свете и помогает нам не забыть, кем мы на самом деле являемся, чтобы полностью восстановиться. Для меня это был мой учитель, Чарли Гудман, которого я встретила, будучи подростком. Я также это увидела в своей сестре Куки и в своих дочерях. Более того, я рада, что могла стать таким человеком для других – ясное зеркало, которое отражало их свет и душу. Моя душа очищалась благодаря этому.

Я сидела с ним до упора, но вино и длинный изматывающий день, а также повышенный уровень внимания, который требовался для общения с ним, сказывались на моем самочувствии, и я начинала засыпать. Мне не хотелось его грубо прерывать, но мне нужно было спать. Я зевнула и сказала, что рада буду видеть его утром, пожелав спокойной ночи.

Мы оба встали и огляделись. Вокруг не было ни души. Официант давно ушел, и везде было темно. Я направлялась в свою комнату, когда грек поинтересовался, где был расположен мой номер. Я ответила, а он сообщил, что его номер совсем рядом, через холл. Я улыбнулась и начала поворачивать ключ, когда он схватил меня сзади и попытался поцеловать.

Я оттолкнула его, что было непросто, так как он был пьян с двух бутылок вина. Это было нелепо, и он чуть не упал, что заставило его вцепиться в меня сильнее, а затем попытаться снова меня поцеловать. Я схватила его руки, которые по мне теперь скользили, и с силой толкнула их к нему, помогая держать равновесие, а затем, улыбаясь, сказала: «Спокойной ночи. Хороших вам снов».

Он выглядел так, будто сейчас заплачет, но в тот момент я понимала, что этому виной выпитый алкоголь, а не ранимая душа. Затем я повернулась как можно спокойнее, открыла дверь и пожелала ему Доброго Пути.

Он снова начал направляться ко мне, но я была шустрой, уже спрятавшись в номере за закрытой дверью еще до того, как он успел сделать второй шаг.

«Ух! – сказала я вслух своим ангелам. – Я всегда рада помочь человеку, но, пожалуйста, пусть это будет происходить, когда вокруг больше людей. Это было тяжко».

Не зная, плакать или смеяться, я решила посмеяться. Мы, люди, так часто путаемся, не зная, как правильно вести себя друг с другом в интимные моменты. Столько людей убеждены, что интимность обязательно приводит к сексу, когда на самом деле это не та связь, которая нам требуется. Я не против секса, но зачастую связь, которая нам требуется, – это связь с самим собой, со своим духом. Мы не можем этого получить, вступая в связи с другими, особенно с незнакомцами, хоть это многие делают. Я помолилась за грека и поблагодарила ангелов за то, что дали мне возможность побыть с ним сегодня. Я действительно надеялась на то, что помогла ему немного залечить душу. Спустя две минуты я крепко спала.

 

День 12

Из Сан-Хуана в Бургос

22 километра

Я проснулась с первыми лучами солнца с целью не пересекаться с греком. Глубоко внутри я чувствовала, что наша встреча завершена. Не было смысла в долгом прощании, которое затянется до Бургоса. Да и я хотела побыть наедине со своей душой и своими мыслями.

Перед выходом я сдала сумку, указав название гостиницы в Бургосе, чтобы мы с ней встретились потом без проблем. Я кивнула парню за стойкой, указывая на то, что сумка моя была там, и он ответил мне тем же жестом, будто говоря: «Понял». Затем я схватила кофе и тост, но ела я быстро, чтобы не разрушить свой план побега.

Я также попросила, чтобы мне поставили штамп, но парень за стойкой безразлично кивнул влево, где стояли чернила и печать на краю стойки. Я ожидала, что он подойдет и поставит печать сам, как это было обычно принято, однако вскоре сообразила, что мне придется самой это сделать, если я хотела этого. Я немного расстроилась из-за отсутствия церемонии, посвященной моему упорному труду. Но опять же мой Путь имеет значение только для меня, поэтому было логичным, что я сама поставлю себе печать.

Перед тем как выйти, я попросила, чтобы мне дали водителя, который подвез меня вчера, чтобы он отвез меня обратно, как мне и обещали. Парень за стойкой ответил: «Нет, он не работает сегодня». Это означало, что мне либо придется идти пять лишних километров, либо идти по шоссе до самого Бургоса. Я решила двигаться по шоссе, так как преодолеть необходимо было всего двадцать два километра, а сегодня я была физически изможденной. Не думаю, что я бы прошла лишние пять километров.

«Святая Богородица, помоги мне помнить о том, что все, что происходит на Пути, не происходит без причины, а затем помоги мне понять эту причину. Спасибо и аминь».

Я молилась на ходу, в ужасе от того, что я могу не дойти до Бургоса. И что тогда? Я не могла вызвать такси, а других транспортных средств здесь не было. После того как я прочла молитву, мне пришла мысль послушать плеер, чтобы музыка помогла мне двигаться дальше – то, чего я еще ни разу не делала на Пути. Это была отличная идея. В тот момент, когда музыка начала протекать через меня, мой разум успокоился, и ожила моя душа. Я шла под музыку диско, рок-н-ролла, индийских мантр, баллад и библейского блюза. Я протекала по пути вместе с дождем, подпевая музыке, будто пролетала на ковре-самолете.

Это продолжалось до тех пор, пока мой плеер не разрядился, и я снова осталась в тишине, наедине с собой, в двенадцати километрах от пункта достижения. Я съела второй энергетический батончик за день и огляделась вокруг. Так как я была на шоссе, тут не было места, где бы я могла отдохнуть, укрывшись от холодного, резкого дождя. Мне оставалось лишь переставлять одну ногу перед другой.

Интересно, как я могу облегчить этот Путь?

Я начала думать обо всех вещах, что тянут меня вниз и гложут душу. Удивительно, но то, что всплыло на поверхность, шло из глубокого детства и юности – то, о чем я давно позабыла и отбросила.

Может, виной были сексуальные издевательства, которые грек пережил в детстве, но я вспомнила о нескольких крайне травмирующих нападениях, которые я пережила в подростковом возрасте. Я не рассказывала никому о них, так как мне было стыдно за это. Более того, я испытывала вину за эти случаи, будто они имели место по моей вине.

Худший из этих случаев произошел, когда мне было шестнадцать. Меня позвали для того, чтобы я провела сеанс интуитивного предсказания для мужчины, который жил в домике в горах, в часе езды от моего дома в Денвере. (Да, я знаю, что это было совершенно глупо, но опять же я была глупым подростком.) Он сказал, что кто-то, с кем я работала, направил его ко мне, поэтому я решила, что все будет в порядке. Мне и в голову не пришло подумать иначе.

Когда я приехала, он был немного пьян. Это напугало меня, но я попыталась притвориться, будто не заметила, когда я начала сеанс. Внезапно он сказал, что предпочел бы, если бы я вела сеанс, стоя голой перед ним, а затем вытащил пистолет из жилета и приставил его мне ко лбу, приказав мне раздеться. Я сильно испугалась и оттолкнула его. Затем я повернула направо и направилась к выходу со скоростью пули. Только дверь была не справа, а слева, поэтому вместо того, чтобы выбежать наружу, я вбежала в стену, разбив очки и оглушив себя. Тем не менее я смогла добраться до двери и выбраться наружу до того, как он смог меня остановить. В панике я добралась до машины и доехала домой по темным горным дорогам, едва различая то, куда я еду. Уверена, что единственная причина, по которой я доехала домой в целости, заключалась в том, что мои ангелы направляли машину домой.

Я не рассказала своим родителям, потому что я была напугана и боялась, что получу за то, что оказалась в такой ситуации. Я винила себя за то, что произошло, и чувствовала вину и стыд. В тот момент я не понимала, насколько сильно этот опыт меня травмировал. Я осознала это спустя долгое время, когда мне снились сны, в которых я вновь переживаю эту ситуацию снова и снова, испытывая ту же панику, прежде чем проснуться.

Постепенно я просто затолкала весь этот опыт в самый дальний угол своего сознания и забыла про него. До сегодняшнего дня то есть. Пока я шла, я будто снова оказалась на месте происшествия. Только на этот раз я действительно разозлилась. Я начала кричать на этого парня, будто я говорила напрямую с ним:

– Как ты смеешь?

– Кто ты вообще такой, чтобы угрожать подростку вроде нее?

– Трус и неудачник, вот кто.

– Ну и больной же ты!

Я кричала на него, пока у меня не сел голос, впервые в жизни подарив голос той части себя, что пережила этот опыт.

Я теперь была рада тому, что оказалась одна на шоссе, потому что я могла кричать столько, сколько считала нужным. Я не имела такой возможности на Пути, так как там ходили другие паломники. Идеально ведь?

Пока я кричала, казалось, что дождь смывал всю боль и ужас, связанные с этим происшествием, которые сидели внутри меня все эти годы. Я очищалась.

Чем сильнее я выражала свой гнев, тем больше я чувствовала себя снова той шестнадцатилетней девочкой. Я ощущала тот оптимизм, тот энтузиазм, а также ту доверчивость. Я чувствовала свою радость, и добрые намерения, и желание служить, и я удивилась, что, несмотря на этот опыт, я не потеряла такие качества – смогла сохранить их в себе, даже когда моя жизнь была под угрозой. Я не замкнулась и не стала циничной. Я не поверила в то, что жизнь была небезопасной. Я полюбила тот сильный и независимый дух, который был во мне тогда и который до сих пор живет внутри.

Было так приятно позволить той напуганной части себя проявить свой голос и зарычать.

Я восхищалась гениальности Пути. Вчера я помогла греку, а сегодня благодаря его истории Камино помог мне. Я не заметила, как прошла еще семь километров. Мой гнев утих, а на его место пришел покой. Я раскопала, а затем отпустила чувства вины и стыда, которые были закопаны давным-давно.

Я перестала винить себя за чужие поступки.

Я перестала чувствовать себя так, будто сама напросилась на нападение.

Я перестала прятаться и притворяться, что этого не было.

Я перестала мучить себя из-за того, что произошло.

Комбинация физического труда и выпуска гнева освободила меня от этого старого опыта. А вместе с тем, на удивление, я смогла простить человека, который причинил мне эту боль. Сколько всего он, наверное, пережил, раз пошел на такой отчаянный поступок. Как печально и стыдно за него.

Я осталась лишь с нейтральным отношением и состраданием к этому мужчине, а также с глубоким чувством любви и уважения к той маленькой девочке, которая жила во мне. Я увидела, как этот опыт повлек за собой череду других травм и угроз, похожих друг на друга. Как только я это осознала, подобно карточному домику рухнули и все последующие происшествия.

Впервые в жизни я отпустила все эти ситуации. Это было настоящим всепрощением, и оно меня подбодрило.

Я глубоко вдохнула, когда подходила к окраине Бургоса. Дождь прекратился, когда я шла вдоль бесконечно простирающихся промышленных зданий на окраинах в сторону сердца города. В центре возвышался старый собор.

Прежде чем начать искать свою гостиницу, я зашла в собор, чтобы зажечь свечку в знак благодарности за то исцеление, которое я испытала сегодня. Темное место в моей душе было вновь освещено, и я испытывала покой вследствие этого. Я была удивлена, как Путь на меня благоприятно воздействует. Я никогда не знала и даже не догадывалась, что это было той частью, которой требовалось исцеление.

Собор представлял собой ошеломляющий шедевр готической архитектуры. У него был невероятный сводчатый потолок и витражный купол, от которого захватывало дух. Я пришла в восторг от идеальных пропорций и величественности, особенно учитывая, что построен собор был очень давно, между XII и XV веками.

Я побродила по собору и наткнулась на статую Мадонны с младенцем, тронувшую меня. В отличие от большинства готических произведений искусства эта статуя вызывала теплые чувства, когда я смотрела на нее. Я сидела возле нее и молилась длительное время, затем зажгла свечи за дочерей и за семью, и еще одну за грека. Он так сильно мне помог – больше, чем я могла себе представить прошлой ночью.

После похода по собору я вышла, чтобы найти свою гостиницу. Я была счастлива узнать, что она всего в пяти минутах ходьбы от него. Сумка ждала меня рядом с галантным парнем за стойкой регистрации, который помог мне с въездом в номер. Обнаружив простой, но очень приличный интерьер с односпальной кроватью, тонкой подушкой, большой ванной – только нагрев воды еще не включили, – я оставила сумки и отправилась на поиски лучшего обеда, чем предлагали в гостинице, а затем на поиски новых палок для ходьбы. Мне удалось решить оба вопроса чуть больше, чем за час, что крайне сильно обрадовало меня. Я устала, и мне требовался отдых и расслабление, чем я и занялась.

 

День 13

Из Бургоса в Орнийос-дель-Камино

20 километров

С утра меня снова встретило дождливое серое небо, поэтому я утеплилась большими слоями одежды. Я постирала вещи вечером и положила их на обогреватель, так что сегодня я чувствовала себя свежей, и мне хотелось работать. Так как ощущение жжения, которое мучило меня сбоку стопы, усиливалось с каждым разом, ходить становилось непросто. Я втерла крем арники в стопы и забинтовала их. Это немного помогло. Мои пальцы начинали восстанавливаться, поэтому я надела свои высокие ботинки. Спасибо, Господи, они сели хорошо, а то мне предстояло сегодня идти двадцать километров. Я так хотела, чтобы у меня был еще день на отдых, но мое расписание этого не позволяло, поэтому я отбросила эту мысль.

Гамби наблюдал за мной с ночного столика, как всегда улыбаясь. «Ладно, Гамби, можешь снова покататься впереди сегодня», – сказала я, положив его в рюкзак вместо сумки.

На случай, если ноги устанут от ботинок и начнут болеть, я привязала к рюкзаку еще и ненавистные клоунские ботинки. Я также закинула в него таблетки арники. Мои ноги горели, поэтому к арнике я добавила еще ибупрофен. Я собиралась бороться с болью напрямую.

Оказавшись внизу, я передала сумку парню за стойкой в фойе, получила штамп, подкрепилась посредственным завтраком паломника, состоящим из тостов, йогурта и отвратительного кофе с молоком, а затем двинулась в путь.

До того как начать путешествие, я решила посетить собор еще раз. Шикарное витражное окно храма гипнотизировало меня. Я почувствовала энергию сакральной геометрии в этом окне, хоть и не являюсь экспертом в данном вопросе. Я купалась в его розовом свете, читая молитву по четкам и молясь, чтобы в моем браке случилось чудо. Я не была уверена в том, как должно выглядеть это чудо, так как мне не хотелось возвращаться к жутким отношениям с Патриком. Я не могла этого сделать. Но я и будущего не видела. И даже не чувствовала его. Все, что я чувствовала, – это боль, в которой была я и мои дочери. Я не имела понятия о боли Патрика. Может, он испытывал ее, только очень хорошо скрывал.

Завершив свою молитву, я решила попросить еще одну печать в соборе, поэтому я отправилась в заднюю часть храма в поисках кого-нибудь. Меня встретил добрый мужчина, который попросил меня следовать за ним, и я так и поступила. Он привел меня в ризницу, надел одеяние священника и благословил меня, а затем поцеловал мой лоб и пожелал: «Доброго Пути, паломник. Ты – красивая сестра Христа». Затем он положил мне руку на спину, на уровне сердца, и сказал: «Веруй, странница. Все хорошо».

Такой неожиданный поворот событий убедил меня, что мои молитвы услышаны. Я ощутила бодрость, покидая собор. Следуя за ракушками, обозначающими путь за собором, я заметила спящего молодого человека или же потерявшего сознание, лежащего на земле в маленьком дверном проеме. У него была ракушка на рюкзаке, который валялся рядом с ним, ноги его были босыми, а рваные тряпочные кроссовки лежали около рюкзака. Я остановилась и пристально посмотрела на него. Затем я внезапно нагнулась и подобрала одну кроссовку, чтобы сравнить ее с моим клоунским. Так как у меня достаточно большой размер ноги, я не удивилась, что размер совпал. Я сняла свою обувь с портфеля и положила рядом с ним в надежде, что они его больше поддержат, чем поношенные кроссовки. Я не знаю. Может, он любил свои кроссовки, но на случай, если нет, то ему могут клоунские понравиться больше. Он ни разу не пошевелился за все время. Он был без сознания.

Закончив с ним, я была готова начать.

«Святая Богородица, помоги мне насладиться каждым шагом Пути сегодня и не жаловаться. Спасибо и аминь».

Я была рада покинуть оживленность большого города. Это было удивительно, так как я люблю мегаполисы и крупные города, особенно я люблю свой город. И все же я была вдали от городской суеты уже несколько недель, и покидать Бургос было облегчением. Мне хотелось тишины и покоя в окружении природы, и добраться туда мне хотелось как можно скорее. Это заняло некоторое время, так как из Бургоса нужно было выйти.

Дождь прекратился, и солнце начало выглядывать из-за туч, что подняло мне настроение. Было все еще холодно. Мои новые палки начали раздражать меня. Мне нужно было их раскрутить, чтобы отстроить по высоте, но тем не менее они понемногу проваливались по мере движения. Каждые полчаса я становилась похожа на Квазимодо, и мне нужно было останавливаться, чтобы их снова отрегулировать. Я потеряла терпение спустя несколько часов и вовсе их сложила, прикрепив к рюкзаку. Сегодня будет еще один день без палок. Ну, хоть дорога была более-менее ровной.

Я оказалась на отрезке Камино, который назывался Месета и представлял собой плоскогорье с небольшими холмами, с широкими фермерскими угодьями и открытыми полями. Однажды мой друг, который прошел Путь тремя годами ранее, сказал, что «ты не постиг глубокой созерцательной энергии Пути, пока не оказался на Месете». Мне было интересно, что он хотел сказать этим и будет ли у меня аналогичный опыт.

Первое, что я заметила, – малое количество деревьев. Вокруг были открытые пространства. Это сильно повлияло на мои мысли. Я меньше обращала внимания на физическую боль, зато сосредоточилась на эмоциональной.

Я задумалась, как я поспособствовала своему несчастью. Сколько всего было из-за ошибок этой жизни, а сколько – карма предыдущих жизней? Я понимала, что ответ включает в себя немного из обоих вариантов. Я знала, что у меня есть карма из предыдущих своих жизней, связанных с этим Путем, и, может быть, это паломничество частично заключалась в поиске прощения за древние ошибки и грехи. Я даже чувствовала, что мы разделяли карму с Патриком, и, может, он тоже как-то был связан с Путем. Я предположила, что я была рыцарем, который убил его. В этой жизни явно он меня убивал в переносном смысле. Может, он был королевских кровей, а я была рыцарем из ордена тамплиеров, которого он подкупал. Может, я была испорчена коррупцией. Может, он был коррупционером. Может, мы оба были плохими, и теперь настало время расплатиться за грехи. Было забавно попытаться рассмотреть различные сценарии в голове.

Неудивительно, что я снова остановилась на сценарии с рыцарем-тамплиером. Я уже не сомневалась, что это было частью моего прошлого, но я не была уверена насчет Патрика. Кем он был в своей прошлой жизни? Может, он был неудавшимся паломником, и я, рыцарь-тамплиер, не смогла спасти его на Пути, вследствие чего я так отчаянно пыталась спасти его в этой жизни. Может, я несла в себе какое-то древнее чувство вины, которое хотело вырваться наружу.

Может, все было более жутким. Может, он занял денег и не смог их вернуть, и мне пришлось его убить. Или, как рыцарь-тамплиер, я не показывала снисхождения относительно строительства своего замка и заставила бедных (Патрика) работать до смерти. Теперь мое воображение распалилось, и я начала снова обвинять себя во всем.

Католическая церковь в Средневековье была крайне богата, о чем свидетельствуют все невероятные церкви, которые стояли на Пути. Их строительство требовало огромных вложений, и, хоть большая часть шла от королей и королев, некоторые вложения шли от бедного народа. Я думала, где в этой картине были мы с Патриком.

Может, Патрик был бедным крестьянином, а я была богатым рыцарем-тамплиером, и поэтому нам пришлось встретиться вновь, чтобы сгладить наши кармические различия во власти. Может, я пользовалась положением и использовала власть против Патрика, и теперь мне нужно было расплатиться за это. Я чувствовала что-то такое, но я не совсем это видела. Опять же, может, он был «плохим парнем», а я – пострадавшей. Может, мне нужно было его простить, чтобы освободить нас обоих.

Вот почему я была здесь. По завершении Пути я рассчитывала избавиться от любой негативной кармы, которая меня связывала с Патриком, чтобы мы оба смогли двигаться дальше.

Может, расхождение наших путей и было тем чудом, о котором я молилась.

В любом случае чувствовала я себя плохо. Я не хотела развода. Я не хотела проходить через это. Я не хотела сломанной семьи. Я не знала, чего хочу, не считая уверенности в том, что мне хотелось спокойствия. Все остальное на данном этапе жизни казалось не важным. Я лишь хотела покоя, принять то, что было между нами, и двигаться дальше.

Я вернулась из своих мыслей, потому что снова пошел дождь и поднялся ветер. Я затянула дождевик и укуталась в нем в надежде, что это защитит меня от сильного ветра и от моих мыслей, которые я раскапывала, пока шла.

Я колебалась между сильным чувством вины и сожаления и крайней степенью гнева. Это длилось некоторое время. Я пыталась молиться, я даже пыталась петь, но мой разум не давал мне покоя. Я довела себя до состояния нервозности и напряженности, и ходьба тут уже не помогала.

Я испробовала все, чтобы успокоиться. Я говорила с высшим «Я». Я говорила с духом Патрика. Я ругалась и говорила всем, что я о них думаю.

Я покричала на Бога и даже сказала Деве Марии и другим святым, что они подвели меня, и я очень сильно на них злилась. Затем я перестала. Увидев кафе, я решила, что мне пора отдохнуть, выпить колы и перекусить.

Зайдя внутрь, я увидела своего друга – Патрика с Пути. Я была уверена, что потеряла его в бездне Камино, и поэтому была очень рада видеть его снова. У него были счастливые ирландские глаза, которые заставили меня тоже смеяться.

«Патрик! – крикнула я, обнимая его. – Я думала, что потеряла тебя навсегда!»

Он тоже был рад меня видеть. Мы сидели и обменивались рассказами о том, что пережили после нашей последней встречи. Он начал кашлять и не очень хорошо себя чувствовал, рассказал, что все, кто оставался в общежитиях для паломников, кашляли и жаловались на боли в груди, бронхиты, головные боли и так далее, и это распространялось быстро.

Он выглядел уставшим и признался, что сегодня ему было тяжело, потому что он прокашлял всю ночь и не мог уснуть. К счастью, сегодня отрезок был не таким длинным, и нам оставалось пройти пять километров. Он спросил, не против ли я, если он составит мне компанию, и я с радостью согласилась.

Я знаю, каково это, чувствовать себя плохо. Отвлечение помогает. Более того, я устала от своих мыслей на сегодня. Когда я встала со стула, одна из моих палок сложилась, и я чуть не выкинула ее.

– Тупые палки, – сказала я Патрику, поведав историю о том, как я оставила свои палки у кафе и какими новые палки были бесполезными.

– Вот – можешь взять мои.

– Правда? – схватила я его палки, пока он не передумал.

– Я совершенно не против. Я ни разу их не использовал, предпочитаю обходиться без них. Мне они не нравятся, – ответил он.

Осмотрев палки, я поняла, что они ничем не отличались от тех, что я забыла в Сан-Хуане. Я была в восторге.

– О, боже, Патрик! Спасибо тебе огромное! Теперь я могу продолжать, – проверещала я.

Он посмеялся.

Мы начали идти, и я спросила, как он себя чувствовал. Он не очень хотел концентрировать внимание на своем самочувствии и поэтому спросил, как чувствовала себя я. Я поделилась тем, что у меня был эмоционально напряженный день и что я тонула в мыслях о Патрике и нашем браке.

Чем больше мы шли, тем больше он меня подбадривал и просил поделиться с ним своими чувствами к Патрику-мужу, говоря, что видит, как я пытаюсь сдерживать себя. После третьей или четвертой попытки разговорить меня, я взорвалась. Я не затыкалась в течение получаса, ругаясь, как пьяный сапожник все это время.

Хоть я и понимала свое недовольство все эти годы, я никогда не позволяла себе ругаться и материться, когда я говорила о Патрике, так свободно, как я это делала сейчас. К моменту, когда я закончила, Патрик с Пути был шокирован. Мне ничего не оставалось, кроме того, чтобы смеяться. И смеялась я еще и еще. Я освободилась от того, что меня удерживало весь день. Патрик смеялся со мной. Ему, казалось, стало так же хорошо, как и мне. Следующее, что я помню – как мы вошли в Орнийос.

 

День 14

Из Орнийос-дель-Камино в Кастрохерис

18 километров

После случая «изгнания нечистой силы», когда я ругалась, как сумасшедшая по пути в Орнийос, я постепенно начала отходить и отпускать темные чувства, которые так долго меня сковывали.

Пошел ливень, когда мы дошли до центра этой маленькой деревушки и начали искать свой ночлег. Патрик с Пути вскоре узнал о том, что единственное общежитие для паломников было заполнено, а следующее находилось в десяти километрах от деревни. В то же время я узнала, что моя гостиница вообще располагалась в другом месте, в пяти километрах от Орнийоса в противоположном направлении. Мне либо пришлось бы идти, либо подождать час, чтобы меня забрали, по словам испанского паломника, который позвонил в гостиницу, после того как я трижды обошла всю деревню вдоль и поперек и не нашла ее там.

Так как кашель Патрика ухудшился, мы спросили о дополнительном номере в моей гостинице, но оказалось, что и там свободных мест не было. Чтобы не терять время и не опоздать к моменту, когда следующее общежитие заполнится паломниками, он решил, что ему пора идти дальше. Расстроенные, мы пожелали друг другу Доброго Пути с надеждой на новую встречу.

У меня был еще свободный час, и я пошла в единственное кафе поблизости, чтобы пообедать. Это место было забито паломниками доверху, и мне пришлось ждать, пока освободится столик. Как только представилась такая возможность, я сразу заняла место, так как я замерзла, промокла и проголодалась. Мой столик был на четверых, и раз у меня было три свободных стула, я пригласила троих паломников, которые ожидали, пока освободится столик. Они с радостью подсели ко мне.

После того как мы заказали свинину, картофель и салат (все, что у них было в наличии), мы начали беседовать. Все трое плохо говорили по-английски. Двое были австрийцами и один – из Германии. Они встретились на Камино несколькими днями ранее и теперь путешествовали вместе. Они начали оживленно что-то обсуждать на немецком, не обращая на меня внимания, но я была не против, так как сильно устала, чтобы вести диалог, не важно, на каком языке. Я лишь хотела поесть и оказаться в номере, чтобы подремать.

Не успев съесть и половину из того, что я заказала, попробовать десерт или выпить вина (да, здесь всегда вино лилось рекой), я увидела машину, которая приехала за мной, чтобы отвезти в гостиницу. Я повернулась к ребятам и сказала, что они могут доесть то, что у меня осталось, но я не успела даже встать со стула, когда моя бутылка вина уже была открыта, а еда лежала у них в тарелках.

Когда я села в машину, я спросила у женщины-водителя, прибыла ли моя сумка.

– Да, она там. Никаких проблем, – ответила она мне, улыбаясь.

Затем я узнала, сможет ли она меня с утра отвезти обратно.

– Конечно. Во сколько вам удобно?

Мммм, мне нужно было подумать. Затем я спросила:

– Восемь часов устроит?

– Отлично, – улыбнулась она. На этот раз я была уверена, что обещание будет выполнено, и расслабилась.

– Спасибо. Кстати, во сколько ужин в гостинице? – поинтересовалась я.

– Когда вам угодно, – ответила она непринужденно.

– Как насчет полседьмого? – обрадовалась я.

– Да, без проблем, – ответила она с желанием угодить.

Я была рада, что ужин будет так рано. Я не была уверена, что продержусь дольше.

– Я смогу где-то постирать одежду? – одолевала я ее.

– Да, я постираю ее для вас.

– Это не требуется, спасибо. Я сама могу это сделать.

– Нет. Вы – гостья. Я постираю для вас, – настояла она.

Я была рада получить такую помощь. Грязь, пыль и пот снова осели на моей одежде, и необходимо было ее постирать. Ванные и раковины не слишком подходили для этого, а мне было стыдно, что я так пахла.

Водитель сообщила мне, что гостиница была новой и что они с дочерью в ней же жили и управляли всем. Она относилась ко мне как к гостю в своем доме, и я была очень признательна ей. Было приятно получить такой теплый прием.

После ободряющего сна я проснулась в пасмурное, но не дождливое утро. Хозяйка уже приготовила завтрак: три вареных яйца, свежий апельсиновый сок и тост. Затем она попросила мой паспорт паломника, чтобы поставить в нем штамп. Допивая кофе с молоком, я была осведомлена о том, что моя сумка уже в машине и что хозяйка сама отвезет ее в следующую гостиницу. Это было приятно. Иногда я переживала, что она потеряется, потому что другие паломники рассказывали, как их вещи теряли при перевозке. Я запрыгнула в ее старую машину и пристегнулась. Через пятнадцать минут я снова была на Пути, а Гамби катался на мне спереди.

Когда я делала первые шаги, солнце начало появляться, но мощный ледяной ветер дул мне прямо в лицо. Он становился сильнее с течением времени, и вскоре я боролась с ним, ожидая, что меня сдует.

Это было впервые. Я уже встречалась со снегом, дождем, морозом, а теперь мне встретился арктический ураган. Счастливица.

«Ладно, Путь, – сказала я, качая головой, – давай уже, начинай».

Пришло время помолиться.

«Святая Мария, Матерь Божия, помоги мне справиться с этим ветром и продолжать двигаться вперед. Я открыта всем дарам Пути, которые он мне преподнесет сегодня. С благодарностью, аминь».

Хоть я и знала, что мне остается лишь переставлять ноги и следовать желтым указателям и синим ракушкам на пути, это все же было нелегко. Ветер был настолько сильным, что мне пришлось бороться за каждый свой шаг. С другой стороны, это успокоило мои мысли, и я была только за. Было приятно сосредоточиться на настоящем моменте и освободиться от любых мыслей. Я ощущала себя невесомой и спокойной, когда на меня влияло такое окружение во время ходьбы.

Постепенно мой разум привык к ветру, мысли снова закружились вокруг моих жизненных обстоятельств, и меня охватила глубокая печаль. До этого момента я была слишком разгневанной, чтобы чувствовать печаль. Сегодня это чувство неожиданно охватило меня, подобно шторму. Моя защита пала, и я осталась лишь со своей уязвимостью. Мне также было стыдно за свою уязвимость, потому что отец учил меня, что быть слабым неприемлемо. Тем не менее я не могла перестать. Я разрыдалась.

В этот момент я осознала, как гнев создавал ощущение защищенности и как на самом деле он блокировал мои чувства печали и грусти. Я всегда считала, что Патрик из нас двоих обладал такой защитной реакцией. Теперь я поняла, что я ничем не отличалась от него. Я хотела, чтобы он открылся передо мной, в то время как я оставалась закрытой. Это было нечестно – словно просить рыцаря снять доспехи, в то время как его противник будет стоять защищенный.

Я боялась настроений Патрика и как они контролировали все вокруг. Я была такой восприимчивой, что впитывала его чувства как губка, а это меня расстраивало и оставляло лишь ощущение удушья. В ответ я пыталась побороть эти чувства, чтобы не испытывать влияние негативной энергии. Мои попытки порадовать его были больше эгоистичными. Я хотела, чтобы он чувствовал себя лучше, чтобы мне самой стало легче. Это не работало. Это лишь раздражало и злило меня. Вот почему я так много путешествовала. Я никогда не признавалась ему, но мне действительно было лучше, когда его не было рядом.

Чем больше я шла среди этих ветров, тем сильнее я путалась в мыслях. Я ощущала себя неудачницей. У меня всегда были высокие идеалы в жизни. Я любила развивать внутренний дар людей; я посвятила жизнь тому, чтобы раскрывать их потенциал. Видеть, как жизни моих клиентов меняются к лучшему, было величайшей радостью в моей жизни. Однако в своей собственной жизни те же самые идеалы создавали нереалистичные ожидания, которые лишь расстраивали меня и заставляли чувствовать себя отвергнутой.

Мой разум вернулся к моему повторяющемуся сну: ритуалы, тяжесть, а теперь отчаяние и печаль, которые ассоциировались с орденом. Могла ли моя смерть в другой жизни произойти также из-за завышенных идеалов? Тех идеалов, что не разделяли люди, которых я любила и которым служила? С каждым шагом я все больше думала о том, как я одновременно завершила все отношения. Создавалось ощущение, будто я вновь воссоздаю всю историю заново.

Мне необходимо было очистить и освободиться от этой энергии. Мне нужно было отпустить все с любовью, всепрощением и состраданием, чтобы наверняка освободиться. Мне необходимо было перестать думать, что мои благородные идеалы были единственными правильными, и дать людям жить так, как они считали нужным. Это именно то, что значит: «Доброго Пути» – каждый ищет путь, лучший для себя.

Мне нужно было отставить те завышенные стандарты, которые я установила не только для себя, но и ожидала, что другие будут им соответствовать. Конечно же, не сознательно. Я считала, что я была любящей и заботливой, когда в действительности я лишь навязывала свое видение правильного поведения другим. Возможно, это было слишком – и для них, и для меня. Пора было развеять эти идеалы и закопать такие мечты. Мне нужно было найти более нежный, более сочувственный способ.

Может, я действительно подключилась к истории своей души, а может, и придумывала все. Это не имело значения. Сообщение оставалось тем же: «Отпусти прошлое. Расслабься. Пропусти. Прости. Двигайся дальше».

Мой разум вернулся к окружению. Путь сегодня был захватывающим, с ярко-зелеными полями, окружающими его. Я видела таблички, на которых было написано, что до существования Камино здесь пролегала древняя римская дорога. Я задумалась: сколько людей прошло по ней до меня? Сотни? Тысячи? Миллионы?

Я чувствовала энергию чистой любви, которую испускала природа вокруг меня. Мне казалось, будто я не воспринимаю природу снаружи, как я обычно делала. Вместо этого я ощущала себя частью этой энергии. Я была частью природы. С каждым моим вдохом все оживало. Деревья вокруг меня были живы и наблюдали за мной. Птицы надо мной наблюдали за мной. Интересно, они наслаждались мною так же, как я наслаждалась ими?

Солнце отбрасывало длинные тени на пути, и когда я это увидела, я почувствовала всех своих предков, идущих рядом со мной. Я также чувствовала души бесконечных потоков паломников, которые шли рядом. Я почти слышала их шаги и их дыхание. Я вошла в какое-то альтернативное состояние, где больше не было понятий настоящего времени и пространства, хоть я еще помнила о них. Я не смотрела на себя сверху, но я и не чувствовала себя в своем теле. Затем, будто я пробудилась, ко мне вернулось третье измерение, и я оказалась в настоящем.

Месета действительно влияла на меня. Ранее темная часть меня начинала набираться светом. Ни с чем не сравнить то ощущение, когда отпускаешь боль, которая преследовала тебя веками. Я боялась начать замечать и осознавать то, что происходило, чтобы не спугнуть. Я начинала испытывать сострадание к себе.

Я поняла, как все эти старания повлияли на формирование моей души; они также заставили меня пренебречь своей природной человеческой уязвимостью. Поддержание своих высоких ожиданий вымотало меня.

Я также знала, что причина, по которой мы с Патриком встретились в этой жизни, состояла в том, чтобы найти безусловную любовь и сострадание к себе и друг к другу. У нас не было других альтернатив и не было выхода. Наша совместная судьба была тем единственным, что значило между нами. Правда, я пока не поняла, в чем она заключается.

Наконец, я добралась до деревни Кастрохерис, осознавая, что ветер стих.

 

День 15

Из Кастрохериса в Фромисту

25 километров

Я рано проснулась и к семи утра уже была готова выходить. Ожидался длинный день, мне сказали, что мне опять предстоит долгое карабканье по холмам с несколькими остановками по дороге. Так что я сложила три энергетических батончика в рюкзак для подзаправки, хотя я знала, что мне нужно будет как минимум двенадцать. Я не понимала, что происходит с моей ногой, но хоть я и обмотала бинтом стопы, я все равно не могла ступить и шагу без жгучей боли. Я была на половине пути к Сантьяго, так что надеялась, что бинт и моя нога выдержат. Пока я шла, боль на время утихала, но стоило мне остановиться даже на пару минут, она обжигала мои ноги. «Наказание, – говорила я про себя, – это наказание за все мои предыдущие грехи. Пока я иду, они будут прощаться, но я должна заслужить это прощение».

Гамби смотрел на меня с тумбочки, словно спрашивая, сможет ли он поехать спереди сегодня. Я посмотрела на него и сказала: «Без проблем, считай, ты уже там». Он заставил меня улыбнуться. И другие улыбались тоже, когда видели его. Он абсолютно точно заслужил свое место. Он был неплохим амулетом, и я была рада, что взяла его с собой за компанию.

Набив все оставшиеся вещи в сумку, я спустилась на завтрак. Придя туда, я встретила молодую женщину из Канады по имени Рита, которая страдала от такого же кашля и насморка, как и Патрик с Пути. Она была несчастна, потому что была одета не по погоде и не могла согреться, из-за чего она и потратила деньги на хостел вместо приюта для паломников.

Я поняла, как так получилось, что она была плохо одета. Кто бы мог подумать, что нам надо будет так укутываться? Тем более что был почти июнь, но при этом было так холодно, что казалось, что сейчас как минимум март (по канадской погоде). Пока она делилась своими несчастьями со мной, ее грудная клетка засвистела, как бы говоря нам о том, что это самая холодная весна с 1816 года и что вся северная Испания была так же расстроена, как и она.

Я не могла выносить ее несчастного вида, так что я быстро поднялась наверх, открыла сумку и взяла одну из моих шерстяных кофт с длинным рукавом, шерстяные носки и запасной пиджак, которые у меня были, и отдала их ей, надеясь принести хоть какое-то облегчение. Сначала она отказывалась их брать, но я настояла, так что она сдалась и надела все на себя, так как на ней была всего лишь тоненькая юбочка и топ, тонкий пиджак и сандалии без носков.

Ее кашель звучал серьезно, а глаза были красными, так что я спросила, не лучше ли ей будет отдохнуть денек и отправиться в путь завтра, потому что у нее могла быть лихорадка. Она покачала головой и объяснила, что встречается со своим парнем в Фромисте, а пока нет никаких способов связи с ним, поэтому она и должна идти. Я покачала головой. На что только не идут женщины ради любви.

Я пожелала ей Доброго Пути.

Мне понадобилось еще несколько минут, чтобы завершить завтрак, а затем я вернулась в комнату. Застегнув сумку, я положила ее на стол и поставила печать в паспорте до того, как отправилась в путь.

По дороге я обнаружила, что небо было чистым, и солнце светило, но все равно было холодно и ветрено. Бее! Но единственное, что я могла делать, – это ставить одну мою ногу впереди другой и следовать желтым стрелкам. Несмотря на холод, мне было сегодня спокойно. Тяжесть, которую я принесла на Камино, постепенно начинала уходить, и я стала переходить в более счастливое расположение духа. «Святая Мария, Матерь Божия, спасибо тебе, что помогла мне очистить прошлое. Аминь».

Пока я следовала указателям и стрелкам в Камино по пути к концу города, я начала петь: «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной», стараясь подобрать слова к происходящему, смеясь над собственной глупостью. Я даже пару раз смогла подпрыгнуть, несмотря на больные ноги.

Недалеко от города я заметила старичка, который скорее бежал, чем шел по Камино. На нем не было ничего, кроме шортов для бега и тонкой футболки, в такой холод. Он выглядел так, будто весит не больше, чем тридцать пять килограммов.

Голландская пара, которая шла рядом со мной, заметила мою реакцию на происходящее и сообщили, что он бежит по Камино от Франции. Они рассказали, что старик заключил сделку с Богом, когда его двадцативосьмилетнему сыну диагностировали рак. Он пообещал Господу, что, если его сын выживет, он пробежит по Камино сто раз. Сын выжил, поэтому он и выполняет свою часть уговора. Это был его девятый раз.

Я никогда не видела такого тощего человека за всю свою жизнь, но я заметила, что он бежит с широкой улыбкой на лице, как будто это был какой-то вид медитации. Камино словно отправляет вас в альтернативную Вселенную, наполненную светом и магией, если вы открыты этому. Я уверена, что, как только он начинал бежать, он покидал Землю и попадал в другой мир.

Наблюдение за ним, гарцующим, словно тощая скаковая лошадь, утихомирило мои больные кости. Я пожелала ему Доброго Пути, когда он пробегал мимо нас, но старик убежал быстрее, чем смог нам ответить. Хоть я и впечатлилась его поведением, но мне нравилось идти по Камино со своей черепашьей скоростью. Я жила в быстром темпе с шести лет, с тех пор как я пошла в школу. Каждое утро я как вихрь носилась по дому, торопилась, просыпаясь, одеваясь, поедая завтрак, моя посуду, брала рюкзак, находила туфли и пальто, заскакивала в машину, соревнуясь с братьями за место у окна, – и все это за двадцать минут.

И даже если это было не так плохо, то когда я выбегала из машины в школу до звонка, меня встречали внушающие ужас хмурые монашки, которые торопили меня весь оставшийся день, осыпая меня проклятиями каждый раз, как я сделаю что-то не так.

Возможность двигаться медленнее словно исцеляла меня сейчас. Беготня, которую я совершала по дому, не позволяла мне познать свои чувства. В результате слишком многое было откинуто на потом, а затем запрятано в моем подсознании.

Словно вещи, которые выкидывают в подвал, потому что больше не нужны и бесполезны, мои отброшенные и поврежденные чувства копились до тех пор, пока я не достигла момента, когда уже не было больше места для складирования. Теперь я смогла наконец разобраться в старых вещах, чтобы вылечить и укрепить душу.

Пока я шла, я вспомнила то, как я была подростком и смотрела ужастик, который назывался «Не заглядывай в подвал». Это был, возможно, самый кровавый, жестокий и безбожный фильм, который я видела в своей жизни. Смеясь, я произнесла: «Вот и моя настоящая встреча с «Не заглядывай в подвал». Мне пришлось заглянуть в подвал, так как призраки моих разбитых эмоций все еще не были отвержены. Я должна была хорошо обойтись с этими древними чувствами, чтобы они могли излечиться. Я не могла их больше прятать.

Может быть, это и есть превращение. Чувствовать переживания, потом позволять им проходить, вместо того чтобы покрывать их или отталкивать. Вот что меня меняло.

Мои мысли вернулись к настоящему и к тропе.

Сначала я шла по плоской местности, а затем повышение пообещало долгий подъем. Казалось, что я никогда не заберусь на вершину. Но с божьей помощью, не имея никакого другого варианта, кроме как продолжать идти вперед, я наконец сделала это. Как только я покинула вершину, я увидела мужчину на другой стороне дороги, который сидел у импровизированной остановки и продавал кофе, воду и бананы. Так как на всей дороге до этого не было никаких кафе, я посчитала, что это хороший знак. Попросив бутылку воды и банан, каждый из которых стоил всего один евро, я села и осмотрелась. Весна разрасталась обильными массивами ярких цветов так далеко, докуда хватало глаз.

Когда я закончила есть банан, я встала. «А-а-ай!»

Мои ноги «ныли». Я задержала дыхание и постаралась унять боль до того, как начала опять двигаться, аккуратно идя вперед, опираясь на палки. Через несколько минут движения сильная боль стихла и превратилось в легкую и ноющую. Тропа спускалась с холмов, как я и сказала раньше, что было невероятно хорошей новостью и благом для моего колена.

Я начала вихлять по тропе из стороны в сторону, хотя должна была бы идти прямо. К полудню солнце все сильнее жарило, и я стала снимать слои одежды, потому что начала сильно потеть. Я была благодарна своей панаме, которая скрывала мое лицо от солнца спереди, и своим солнцезащитным перчаткам, которые я надела совсем недавно из-за того, что мне кто-то сказал, что руки могут сильно обгореть, если идти с палками весь день.

Пока я спускалась, я случайно набрела на деревню, которая называлась Итеро де ла Вега, где зашла в церковь XVI века, расположенную совсем рядом с заправкой. Я никогда не прекращу удивляться тому, какие красивые эти средневековые церкви, стоящие в центре неизвестности. Что меня больше всего поражает, так это то, что практически в каждом храме, в который я заходила, не было стандартного распятия около алтаря, как в других католических соборах по всему миру. Вместо того там стояла статуя Девы Марии, излучающая намного более теплый свет божественного присутствия. Я нашла, что это довольно неожиданно и парадоксально – средневековая церковь, очень светлая и теплая.

Однажды я поняла, что надо планировать свой день так, чтобы зайти в церковь в то время, когда она открыта, так что это было важной частью моего распорядка на Камино – зайти хотя бы в одну церковь за день и помолиться. Это стало своего рода медитацией для меня. Когда молилась сегодня, я заметила, что мое сердце словно потеплело и на душе стало спокойнее. Злость ушла каким-то образом, освободив место для более тихой энергии. Возможно, после того как я получила шанс быть услышанной, жизненная необходимость в гневе пропала. Я прошла через это и оказалась на другой стороне.

Само путешествие сегодня было очень долгим, а так как мои ноги ныли, оно казалось мне бесконечным. Тем не менее хоть и долгое, но оно было не очень тяжелым с тех пор, как я покинула тот холм, были даже моменты настолько мирные, что я не хотела, чтобы они заканчивались.

Особенно мне понравилось идти вдоль канала, который вел в Фромисту, в конце дня. Это была спокойная, тихая тропа, и погода стала такой же, как и в один из первых приятных дней около двух с половиной недель назад.

Когда я шла, я думала о двух мужчинах, которых я встретила на обеде в отеле. Один из них – семидесятидвухлетний мужчина по имени Колум из Ванкувера, а другой – Алан из Родезии. Колум был очень хорошего мнения о нем, потому что тот был каким-то там актером в отставке. Колум носил выглаженную белую рубашку, чистый галстук и отполированные ботинки. Алан был крепким, высоким, мускулистым, одетым в футболку, облегающую его мощные руки, и кожаные сандалии. Оба были невероятно дружелюбны.

Я довольно скоро поняла, что оба по происхождению ирландцы. Алан шел по Пути в первый раз, а Колум вернулся, потому что он ходил две недели по Камино до Сантьяго пару лет назад, а теперь хотел пройти часть, которую он пропустил, чтобы совершить полное путешествие.

Также я думала о группе женщин, которые были в хостеле прошлой ночью. Все они решили остановиться в хостеле, потому что многие в приюте для путешественников заболевали. Все кашляли прошлой ночью.

Одна из женщин, которых я встретила, Шарлин, начала путь в Арле во Франции – другом известном пункте для начала пути по Камино, и к тому моменту прошедшая уже тысячу сто километров немногим больше, чем за два месяца. Это было лучшее время в ее жизни – после многих лет прислуживания другим она наконец наслаждалась тишиной и миром путешествия так сильно, что даже не могла нормально это описать.

Я спросила ее, не чувствовала ли она одиночество во время своего пути по Камино, и она восторженно ответила: «Нет, никогда! Как бы мне хотелось, чтобы это все было навсегда! Я одна. Я свободна…»

Она объяснила, что провела большую часть своей жизни, заботясь и страдая от алкоголиков, начиная с ее отца, потом продолжая ее мужем, даже ее боссом и заканчивая сыновьями. Теперь, как сказала она, с этим покончено. Это – путешествие освобождения. Она даже не была уверена, вернется ли она во Францию после завершения пути.

«Я теперь на пенсии, – сказала она, – мне не надо возвращаться назад. Я могу остаться и жить в Испании. Мне пока все очень нравится».

Она говорила так, как будто она только что освободилась из тюрьмы, и я не могла не отметить ее чувство свободы в стороне от ее несчастий дома. Я внимательно слушала, так как понимала, что это примерно то же самое, что я должна совершить во время своего собственного путешествия души, когда я добреду до Сантьяго. Я не хотела больше ухаживать за взрослыми людьми, которые не смогли сделать это сами.

Несмотря на прекрасную тропу, последние несколько километров были серьезным испытанием для меня. Мне пришлось отдыхать каждые пятнадцать минут, потому что мои ноги ужасно ныли. Я достала свой плеер и начала петь, чтобы пройти последние три километра. В мантрах Кундалини-йога было больше всего «о-м-м-м», и они были самыми простыми для исполнения.

С помощью свыше я добралась до Фромисты примерно к пяти часам и прошла прямо в центр города в поисках своего хостела. Так как город был очень маленький, не было возможности пропустить его – хостел стоял прямо напротив церкви на главной площади.

Проходя мимо торгового центра, я заметила группу путешественников, сидящих на теплом солнце и пьющих пиво. Среди них был Патрик с Камино!

Я подошла, крепко обняла его и спросила, где он остановился. Он сообщил о приюте для паломников, который находился в следующем доме от моего хостела. У Патрика было несколько бутылок пива за поясом, как и у других за столом. До этого я пила только вино в небольших количествах под конец дня, но сегодня, под прекрасным и приветливым солнцем, холодное пиво было тем, что нужно.

Я быстро зарегистрировалась на ночь и получила ключ от комнаты, обрадовавшись, что смотритель уже отнес сумку наверх. На Камино ты остаешься один на один со своим рюкзаком, так что такое было редкостью.

Потом я вышла обратно наружу и села за стол к остальным, заказав большое холодное пиво. Первый глоток был прекрасен! А как утоляет жажду! Неудивительно, что все пили с таким удовольствием.

Я спросила Патрика, как он себя чувствует сегодня, и он ответил «наверное, лучше», но он все равно до сих пор кашлял и боролся с болью в горле и груди, которая словно выворачивала его наизнанку. У него также появилась сильная боль, пробегающая по нервам его ног. Они были словно в огне. Он сказал, что почти не может заснуть, настолько это больно, настолько, что он даже не может терпеть простыню под собой. На секунду я задумалась: почему мы, с нашими ногами, охваченными огнем, вообще делаем это? Неужели мы совсем с ума сошли?

С ним сидели два молодых американца, Джон и Алексия, оба из Кливленда, – два друга, путешествующих по Европе после выпуска, и Камино оказался для них самым приемлемым по деньгам видом путешествия. Джон приехал в Фромисту сегодня на автобусе, потому что потянул сухожилие и повредил колено два дня назад, да так, что он просто не мог больше ходить. Это был второй день его путешествия на автобусах, и, как он сам сказал, возможно, завтра он тоже поедет – все зависит от того, насколько будет болеть нога.

Несмотря на боли, мы все были настроены по-боевому. Это была незапланированная «Вечеринка на Камино».

Я села рядом со всеми ненадолго, наблюдая за тем, как пиво исчезало сразу же, как только его подавали. Все за столом постепенно пьянели, пока истории все набирали громкость, прерываемые громкими раскатами смеха.

Вдруг немного похолодало, так что я решила пойти в свою комнату, чтобы принять горячий душ и немного поспать до ужина. Так как единственный ресторан в городе был в хостеле, я согласилась встретиться с Патриком с Пути и остальными в столовой в восемь вечера. Таким образом, у меня оставалось полтора часа на отдых.

Я пошла прилечь, но поняла, что мне и не нужно отдыхать сегодня, в отличие от предыдущих двух недель, когда под конец дня я была полностью выжата. Я точно становилась сильнее, и, несмотря на мою больную ногу, я чувствовала себя достаточно хорошо. В особенности я была благодарна за то, что не подхватила «лихорадку Камино» – то, как был назван кашель и боль в груди среди путешественников. Больше половины тех, кто останавливался в приютах, и многие из тех, кто останавливался в хостеле, в той или иной мере болели этим. Это в основном было темой разговора с другими паломниками.

Я приняла горячий душ в комнате, и теплые приятные одеяла в кровати восполнили недостаток тепла. Помимо этого я наслаждалась личным пространством. По крайней мере, я не была больна.

В конце концов, я решила закрыть глаза, и следующим, что я помнила, было утро.

 

День 16

Из Фромисты в Каррион-де-лос-Кондес

19 километров

Я проснулась на следующий холодный, но солнечный день и, выглянув в окно, могла бы сказать, что дул ветер, но не так сильно, как было пару дней назад. Усталость все еще отзывалась во всем моем теле, поэтому идти пешком совсем не хотелось. «Может, вызвать такси до Карриона», – громко сказала я. Но Гамби смотрел на меня так, будто говорил: «Не выйдет».

«Хорошо, – я резко повернулась к нему и скинула свой спальник. – Не пытайся заставить меня чувствовать себя виноватой!»

Я осмотрела свою ногу. Она все еще болела по всей длине стопы. Хостел, в котором я остановилась, был довольно современным и по какой-то причине меня заселили в комнату со всеми удобствами. Так что я проследовала в душ, куда поставила стул, и сидя под струей горячей воды смывала с себя остатки сна.

Высушившись, все еще чувствуя себя уставшей, я сняла свои вещи с батареи, на которую повесила их прошлой ночью. Они были приятно теплыми. Перед тем как надеть носки, я обмотала ноги бинтами и выпила несколько таблеток обезболивающего, чтобы заглушить боль. Это немного помогло. Я сложила таблетки ибупрофена в карманы, чтобы выпить во время завтрака для полнейшего облегчения. Засунула все в сумку, взяла свой маленький кошелек, в котором лежал паспорт, кредитки, мой паспорт путешественника, список хостелов, телефонных номеров и несколько евро, – кинула его в рюкзак и отнесла все к стойке регистрации.

Пока я веселилась на вечеринке вчера, я думала о том, как сегодня я буду в одиночестве и тишине еще один день. Я хотела прислушаться к моему сердцу и Богу.

«Святая Мария, Матерь Божия, я слушаю. Пожалуйста, веди меня сегодня. Аминь».

За последние несколько дней я начала замечать разительные различия в вибрациях моего эгоистичного сознания и моего духа. Когда мое эго преобладало в моей жизни, я чувствовала себя жертвой, изолированной от всего, отвергнутой, одинокой и нелюбимой. Все это с негодованием кричало во мне, обвиняя всех тех, с кем я не виделась на протяжении многих лет. Оно находило чужие ошибки и обвиняло всех, кто встречался на моем пути, в моем неблагополучии. На самом деле даже интересно наблюдать мое эго в действии.

Я знала, что это не мой настоящий дух, но никогда до этого я не понимала, насколько мое эго разрушительно. Оно не хотело быть решительным. Оно не хотело быть мирным и наполненным сочувствия. Это точно не было прощение. Скорее наоборот. Мое эго хотело быть несчастным, страдающим, держащим всех вокруг за врагов и мстительным.

К счастью, чем больше я шла, тем менее я была заинтересована в своем эго. По сути, я приближалась к той точке, когда я могла недолго слушать его, и мне уже надоедало, и заметила, что это все звучит как заевшая пластинка.

Я поняла, что это мешает мне двигаться дальше и отбрасывает меня назад к переживаниям и страданию. Я поняла, насколько сильно это вредит моему стремлению достичь более мирного состояния. И вот я шла и изучала свое эго, пытаясь вернуть контроль, потому что я знала, что вскоре оно совсем не будет на меня влиять.

Оно пыталось сделать все возможное, чтобы кинуть меня обратно в нору боли и страдания. Оно подбрасывало мне в голову негативные мысли, как отравленные дротики, говорило мне, что Патрик хочет причинить мне боль, что мой развод будет ужасным, что мне лучше постоянно оглядываться, потому что существует много людей, уверенных, что я ничтожество, для которых я – посмешище. И оно не сдавалось в своем желании опять зажать меня в свои тиски, полные страха. Но, в отличие от того времени, когда я только начала ходить по Камино, эти мысли уже просто не застревали надолго. Они взлетали во мне и уходили обратно, раньше как мощные взрывающиеся фейерверки в моей голове, а сейчас уже скорее как сумеречные светлячки. Они все еще были там, но уже не имели никакого влияния.

Я глубоко вдохнула и почувствовала себя живее, чем раньше. Воздух рано утром был ледяным, но сейчас он постепенно нагревался, и мне пришлось снять пиджак и шерстяную кофту. В конце концов, я шла только в одной футболке и все равно жутко потела.

Тропа была приятной и ровной. Я думала о своем брате Брюсе впервые за долгое время. Я чувствовала его присутствие все утро. Он не был путешественником, как я. Он часто думал, что я сумасшедшая, потому что путешествую так много, и говорил мне об этом. Я почти купила ему футболку в магазине в одном из городов, потому что это была наша традиция. Ему нравились футболки, которые я покупала ему, и всегда очень ждал их. Я уже была на кассе, когда вспомнила, что он уже мертв. Я не могла поверить в то, что я совсем забыла об этом. Я скучала по нему, и мне было грустно, что я никогда больше не смогу купить ему футболку.

Мне нравилось идти, петь гимны и песни и разговаривать с новой возвышенной собой и своими предками. Я словно чувствовала их рядом с собой. Я знала, что меня они сопровождают во время моего путешествия, и я была благодарна за эту невидимую поддержку. Я возрождала свой дух. Я понимала, что именно не подчинялось мне, и чувствовала, что моя плохая карма в отношениях подходит к концу. Этого еще не произошло, но я знала, что я уже на верном пути.

Так вышло, что я зашла в город, известный благодаря своему Тамплиерскому собору. Я видела его на расстоянии. Это была массивная постройка, и я почувствовала мощь, которая возвела его. Я остановилась на несколько мгновений, чтобы посмотреть на собор. Почему-то я помнила это место. Не так, как место, где я жила, а как место, которое я хорошо знала.

Подойдя ближе, я заметила маленькое кафе прямо перед собором, заполненное путешественниками, которые ели ланч и пили кофе. Я подошла к стене, окружающей собор, положила рюкзак и свои палки и начала подниматься по лестнице.

Я испытывала странное чувство – полное ощущение того, что все происходящее – дежавю. Я чувствовала странную ностальгию, когда смотрела на резьбу вокруг входа. Мое сердце замирало. Я вошла и огляделась. Собор представлял собой громадную постройку, но при этом не слишком впечатляющую или красивую. Внутри было не так много украшений – храм был холодным и строгим.

Это не то место, чтобы чувствовать себя живым. Я села и закрыла глаза. Я больше хотела чувствовать это место, чем видеть его. Вместо того чтобы открывать дверь в прошлое, как я думала, это произойдет, я неожиданно почувствовала, что дверь закрывается. Я потрясла головой, чтобы проверить, правильно ли я направляю энергию.

И я делала это правильно. Я молилась, задержав дыхание, чтобы освободить свою карму от ассоциаций с этим местом и рыцарями ордена тамплиеров. Это было очень тяжелое чувство. Я молилась за все души, которые были связаны с этой историей, молилась за их свободу и мир. Я молилась за родителей, братьев и сестер, за отношения, которые закончились, за Патрика. Особенно я молилась за своих дочерей, чтобы они всегда были свободны от этой духовной истории, чтобы они не следовали примерам моему и Патрика. Я чувствовала себя виноватой и говорила им об этом.

Оковы разрывались. Я постепенно освобождалась. Что-то большое внутри меня сдвигалось с места. Я чувствовала себя менее привязанной к прошлому. Я чувствовала себя более свободной для того, чтобы идти прямиком в умиротворение.

Я ненадолго села и начала молиться, перебирая четки. Потом я поднялась и прошлась по собору. В другом его конце было место, в котором можно было поставить печать в мой паспорт путешественника.

Я вышла наружу под лучи ослепляющего солнца. Вернулась, чтобы забрать свои палки и рюкзак, и увидела Патрика с Пути за столом кафе, залитого солнцем и широко улыбающегося мне.

«Привет, Патрик. Как ты сегодня?» – спросила я его, как только плюхнулась рядом с ним.

Он сказал, что начинает чувствовать себя лучше. Он встретил двух молодых людей из венгерской баскетбольной команды в приюте для путников прошлой ночью, и они подлечили его каким-то странным снадобьем, которое неожиданно сработало. Я спросила, можно ли присоединиться к нему (хотя я уже сделала это), и он с удовольствием согласился. Потом зашла в кафе, чтобы заказать свой любимый бокадильо с яйцом и колу. Я вернулась обратно на улицу, села и спросила Патрика, осмотрел ли он уже собор. Оказалось, что пока нет – ему даже не было особо интересно. Я удивилась. Моя связь с этим местом была очень сильной и чуть ли не самым главным на всем Камино. А у него, кажется, не было вообще никакой связи.

Мы немного посидели, преимущественно молча, а потом он попросил последить за его рюкзаком, пока он сходит осмотреть собор. Он ушел и вернулся меньше чем через пять минут. Я спросила его мнение о храме, на что он ответил: «Хм, ну нормально. Но не очень впечатляюще…»

Я засмеялась. Каждому свой Камино.

Мы еще немного понаблюдали, как другие путники приходили и уходили. Вскоре я увидела Джона с Алексией. Он ковылял по лестнице собора. Очевидно, что он все же решил сегодня идти, хоть и выглядел так, словно испытывает дикую боль. Когда они заметили нас, то подошли поздороваться, но извинились и продолжили движение. Патрик с Пути спросил меня, можем ли мы пройтись вместе до Карриона. Я сомневалась, потому что действительно больше люблю ходить одна и в тишине. Но сейчас я нарушила свое правило и согласилась, потому что это было не очень далеко. Несколько часов не сделают разницы. Тем более все случившееся на Камино имеет свою причину. Я чувствовала, что прогулка с Патриком – как раз такой случай.

Компания помогла мне отвлечься от своих больных ног. Мы довольно быстро пустились в путь. Пока мы шли, я расспрашивала его о жизни. Он сказал, что любит молиться и что это – неотъемлемая часть его жизни. Изначально Патрик хотел стать священником, но планы поменялись, и вместо этого он стал инженером. Он живет на небольшом острове недалеко от верхнего мыса штата Мичиган, и приходской священник там разрушил весь его положительный опыт посещения церквей своей ядовитой энергией и гнилым, злобным поведением.

Патрик решил пойти по Камино после просмотра фильма «Путь» Эмилио Эстевеза и Мартина Шина несколько лет назад и захотел получить такой же изменяющий жизнь опыт, как и люди в фильме. Затем он спросил меня, есть ли у меня камень, который надо нести на Круз-де-Ферро. Я удивилась, потому что ничего не знала ни о камне, ни о Круз-де-Ферро.

– О, Соня, это важная часть Камино, – сказал он. – Это место, где все паломники оставляют свое бремя. Ты должна найти камень, который бы отражал твою духовную ношу, и отнести его на Круз-де-Ферро, чтобы поучаствовать в традиции.

– Насколько большой твой камень? – поинтересовалась я.

– Не очень большой.

– Я собираюсь найти большой камень, я хочу оставить все свои невзгоды позади.

– Уверена, что хочешь тащить с собой большой камень? – засмеялся он.

– Абсолютно! Мою сумку перевозят, так что я могу взять действительно большой камень.

Я огляделась, пока мы шли, и глаза остановились на здоровом камне у дороги. Я наклонилась и подняла его. Он был действительно тяжелый. То, что надо. Это был мой камень, и он должен был быть именно с этого места на Камино, где мое прошлое начало отступать.

– Да, это довольно большой камень. Уверена, что не слишком большой для тебя, Соня? – удивленно спросил Патрик.

Я подумала пару секунд, пока держала его в руках.

– Да, он выглядит подходящим, – ответила я. – Это он.

Я сложила его в рюкзак, и мы продолжили движение.

Мы шли и болтали – это была приятная перемена, мне нравилась компания Патрика с Пути. Но вскоре после того, как я нашла камень, я начала чувствовать себя изможденной, как будто бы у меня начинался грипп. Я стала кашлять, довольно скоро появилась сильная головная боль, и я утратила все свои силы.

– О нет, Патрик, я вдруг почувствовала себя плохо.

Он увидел это по моим глазам и сказал:

– Возможно, ты подхватила ту заразу, которая бродит тут повсюду.

– Вероятно. Где же эти венгерские баскетболисты, которые помогли тебе?

– Я не видел их с утра, – ответил он. – Давай я понесу твой рюкзак.

– Патрик, я только что сложила туда большой камень. Теперь он слишком тяжелый. Тебе и своего, наверное, хватает.

– Все нормально, Соня. Давай его сюда.

Из-за лихорадки я чувствовала себя так, будто тащу тонну кирпичей. Поэтому я была очень рада снять свою сумку. Я внезапно почувствовала себя слабее, и меня начало знобить. До того как я отдала Патрику сумку, я вынула оттуда всю свою одежду, которую сняла утром, и надела ее обратно.

– Спасибо тебе огромное, Патрик. Я очень благодарна тебе за помощь.

Мое состояние быстро ухудшалось. Это было странно. Я чувствовала облечение, что Патрик был тут, чтобы помогать мне продолжать путь.

– Как далеко нам еще идти?

Он сказал, что несколько минут назад видел указатель, гласящий, что осталось четыре километра.

Оставшаяся часть пути прошла как в тумане. Мы немного говорили, но было тяжело сконцентрироваться из-за головной боли. Мне было неловко, что я не такая-то и хорошая компания для него.

Патрик был так добр, что велел мне не беспокоиться по поводу этого. Каким-то образом мы дошли до Карриона, и он сказал, что ему надо найти приют для паломников, чтобы остановиться там. Я сообщила ему название своего хостела, и он ответил, что встретит меня там в восемь, чтобы поужинать. Я забрала у него рюкзак и обняла его, когда он собирался уходить в приют.

Я побрела дальше в город. Это был один из самых милых городов, которые я видела с того момента, когда была в Санто-Доминго. Улицы вились вокруг и выглядели привлекательными для их исследования, так что я была довольно разочарована тем, что я так себя плохо чувствовала.

Было время сиесты, и это значило, что магазины были закрыты с полудня и до четырех. Было уже почти четыре, так что я пошла помедленнее, потому что хотела зайти в аптеку и купить каких-нибудь таблеток для горла – чувствовала, что они понадобятся. Пока я шла, я встретила Чарльза и Лоренс, с которыми мы общались несколько дней назад, и узнала, что они остановились в том же хостеле, что и я. Они сообщили, что это просто фантастически отреставрированный монастырь. Чарльзу он понравился, Лоренс сказала, что в нем немного тяжело.

Они пришли двумя часами ранее и были уже на пути обратно в город – они хотели осмотреться. Мне же нужно было пройти еще пару километров, чтобы добраться до хостела.

Увидев его, я была поражена. Это был большой монастырь, окруженный прекрасными садами. Гостевые комнаты были отлично отреставрированными монашескими кельями. Стены отделаны темным деревом, отполированным до блеска. Пол был мраморным, а окна – резными, с тяжелыми бархатными занавесками, которые спадали на пол. Я чувствовала громадное облегчение от того, что нахожусь в таком шикарном месте, даже несмотря на то, что чувствовала себя очень плохо.

Ужин был в восемь, а сейчас было всего пятнадцать минут пятого. Прекрасно. Я могу полежать до этого времени. Патрик пообещал, что он придет сегодня вечером, так что мы поедим вместе. Я не знала, пойдет ли он куда-то еще или останется в городе.

Но сейчас я была уверена, что у меня грипп, так что я выпила немного ибупрофена, надеясь, что моя головная боль и озноб пройдут. Я была настолько плоха, что еле дышала, а когда я легла, все стало еще хуже. Так что я решила поспать, полусидя на кровати. Вроде получилось.

Я проснулась в восемь пятнадцать вечера и спустилась вниз, чтобы проверить, ждет ли меня Патрик с Пути. Его не было.

Разочарованная, я отправилась в ресторан одна, но потом заметила Чарльза и Лоренс, которые сидели за столом в углу. Я заняла небольшой столик прямо напротив них, так что мы провели прекрасный вечер за беседой, даже несмотря на то, что я чувствовала себя хуже, чем обычно.

Чарльз предложил мне средство против отеков, узнав, что я еле дышу. Отчаявшись, я взяла его. Я выпила несколько бокалов вина, и меня уже вырубало прямо за столом. Я долго шла в свою комнату, потому что монастырь был очень большим, и было не так-то и легко найти дорогу обратно. Я восхищалась залами, и мне казалось, что мимо меня проходят призраки монахов. Освещение в монастыре было довольно тусклым, и в нем было множество дверей и уходящих в стороны коридоров.

Через какое-то время я нашла свою дверь. Я была уставшей, и мне надо было поспать, что я и сделала.

 

День 17

От Карриона до Кальсадильи-де-ла-Куэста

17 километров

Я проснулась с болью в груди и сильным кашлем, и это слишком сильно напоминало лихорадку. За ночь жар спал и сменился на озноб, и каждый мускул моего тела болел и ныл от ходьбы и еще и от моего общего состояния. Мне было жалко себя, и я не хотела подниматься, потому что была абсолютно жалкой, но я увидела Гамби, который пялился на меня из темноты, и поняла, что у меня нет вообще никаких оправданий.

«У тебя даже нет мышц, Гамби, так что не смотри на меня так», – цыкнула я на него, пока стягивала с себя спальник, и громко потянулась. Стены старого монастыря были такими толстыми, так что я была уверена, что меня никто не слышал.

«Я встала!» – крикнула я в никуда и поплелась в ванную и включила свет. Я даже не имела понятия, сколько было времени, потому что окна в моей комнате были закрыты деревянными ставнями, так что все казалось темным. Я включила душ и посмотрела на часы. Было полвосьмого утра. Войдя под воду я долгое время просто стояла, позволяя ей стекать по моей голове и моим плечам, надеясь, что это утихомирит мой кашель. Не помогало. Потом я поплелась к окну и открыла ставни, думая о том, всю ли жизнь теперь я буду плестись как черепаха, учитывая, насколько сильно болят мои ноги. На улице было прекрасно и солнечно. Я знала, что предстоящий день был одним из самых коротких, потому что мне надо было пройти всего семнадцать километров до моего следующего пункта назначения, что по стандартам Камино считалось небольшой прогулкой.

«Я смогу это сделать», – громко сказала я себе, радуясь случаю. Продолжая думать вслух, я произнесла: «Надеюсь, завтрак здесь приличный. Мне нужен крепкий кофе, и я смогу сегодня все». Гамби как будто бы моргнул в подтверждение моих слов, пока я одевалась и собирала все в сумку. «Мне не нужно твое одобрение, – энергично сказала я ему, засовывая его в карман. – Ты-то только едешь всю дорогу. Я одна тут что-то делаю вообще. Так что держи свое мнение при себе».

Я проверила, висит ли на моей шее кошелек с паспортом паломника, в который я смогу поставить печать. Два раза я чуть не забыла поставить печати, так что я решила, что буду держать кошелек не в рюкзаке, а где-нибудь на виду, чтобы точно не забыть об этом в будущем.

Я все еще не была готова к тому, чтобы стаскивать все свои вещи вниз, так что я решила, что сначала позавтракаю, а затем уже вернусь наверх. Возможно, я почувствую себя лучше и энергичней.

Путь к столовой был найден, и я увидела приличный буфет, чему была очень рада. Потом я заметила, что кофе был в термосах, а не свежесваренным и с молоком, как я хотела, так что я подозвала официанта и попросила сделать такой специально для меня.

Он заметил, что я не очень хорошо себя чувствую (признаю, я немного изобразила для убедительности), так что он пощадил меня и отправился выполнять мою просьбу. Я не хотела есть так сильно, как думала, потому что все, что я положила на свою тарелку, не казалось мне таким аппетитным, как вначале.

Я взяла небольшую миску, наполнила ее простым йогуртом и добавила туда немного хлопьев из пластикового контейнера, потом налила в стакан апельсинового сока. И села. Чарльз и Лоуренс вошли в комнату вскоре после и поприветствовали меня. Они были в превосходной форме, может быть, потому, что идут они только несколько дней и не застали большую часть дождей, которые сопровождали меня последние несколько недель.

Чарльз увидел, что я мало ем и сказал, что мне лучше было бы нагрузить в себя еды до того, как я отправлюсь, потому как в путеводителе сказано, что по пути остановок для перекуса будет мало, если они вообще будут. Я взяла его совет на вооружение и заставила себя съесть большой тост с маслом и джемом и залила все это второй чашкой прекрасного дымящегося свежезаваренного кофе.

– У меня есть энергетические батончики, – заверила я их, благодарная их заботе. – Я сложу несколько в карман на случай того, если у меня закончится топливо.

Я закончила завтракать и пожелала им Доброго Пути, когда они сказали, что не собираются в дорогу еще как минимум пару часов. Они хотели насладиться утром, потому что это был их последний день до отъезда домой, и они желали смаковать каждую минутку.

Вернувшись в комнату, я собрала вещи и направилась к лифту, который ехал вниз в холл. Когда я спустилась, то увидела, что на мое имя пришло письмо. Оно было от Патрика с Камино. Он пришел в хостел, чтобы отужинать со мной, но, когда увидел, что меня не было внизу, понял, что я заснула. Патрик не хотел, чтобы мне звонили в номер и беспокоили меня, потому что знал, что я чувствую себя преотвратно, так что подождал несколько минут и вернулся в город.

«Черт», – подумала я, чувствуя себя неловко от того факта, что мы прошли весь этот путь и так и не пообедали вместе. Я не знала, увижу ли его сегодня. Не помню, далеко ли ему надо пройти, но я точно знала, что он уходит обычно рано утром, так чтобы добраться до следующего города ко времени, когда сможет найти место в приюте для паломников. Это означало только то, что мы вряд ли встретимся на дороге.

Я отдала сумку на стойке регистрации, чтобы ее взяла транспортная компания, и поставила печать в паспорт. Выйдя наружу, я заметила гигантский туристический автобус с дюжиной постояльцев из отеля, садившихся в него.

«Интересно, куда они направляются? – спросила я сама себя, услышав, что они говорят по-немецки. – Мы находимся непонятно где».

Они были абсолютно счастливы и выглядели так, будто прекрасно проводили время. Многие из них пожелали мне Доброго Пути, когда я шла мимо них с целью найти следующую желтую стрелку на Камино.

На улице было тепло, и птицы громко пели, когда я искала лучший путь на тропе. Солнце светило мне в лицо, и я медленно шла под ним. Я была очень благодарна Патрику с Пути за те треккинговые палки, что он мне дал, особенно в сегодняшний день, потому что я чувствовала себя крайне дерьмово. Они помогали мне двигаться дальше, несмотря на то что мое тело страдало.

«Святая Мария, Матерь Божия, дай мне сил для того, чтобы двигаться дольше. Спасибо, аминь».

Тропа была ровной и шла между деревьями по древнеримской дороге в город под названием Асторга. На Камино сегодня было мало народу. Я шла несколько часов и не видела людей. Было так тихо, что я даже начала беспокоиться о том, что пошла не туда, хотя было достаточно желтых стрелок и указателей.

Может быть, из-за того, что я не очень хорошо чувствовала себя сегодня, я вдруг поняла, что у меня больше нет никакого желания находиться один на один с собой. Глубоко внутри я понимала, что я изо всех сил старалась быть любящим, добрым и благородным человеком так долго, как я могу себя помнить, что вся негативная карма, которую я несла всю жизнь, выплескивалась наружу. В этом месте я чувствовала подлинную нежность души, которую до этого никогда не испытывала.

Это чувство связано с той закрытостью, которую я испытала вчера в соборе тамплиеров. Внутри я чувствовала, что что-то невероятно древнее и тяжелое, наполненное стыдом, поднималось наверх из глубин моего существования. Под ним находилась целая матрица из глубоко засевшей и хорошо спрятанной неуверенности, под влиянием которой находилась вся моя жизнь.

Я никогда открыто не признавала себе или кому-то еще по каким-то причинам свою незащищенность. Вместо этого я загоняла себя в саморазвитие и самовоспитание, для того чтобы постепенно побороть все это в себе тяжелым трудом.

Сейчас я могла видеть, как мои усилия сходили «на нет», но я осознавала, как много стыда вообще несу в себе и пытаюсь скрыть его всеми силами. Сейчас я поняла, что всегда чувствовала, что со мной что-то не так на протяжении всего времени, что я себя помнила, и что бы это ни было, как бы я ни пыталась, я не могла избавиться от этого.

Не было причины в том, что я делала или не делала, как я поступала или не поступала. Не было причины и в моих взглядах, происхождении или в чем-то, к чему я могла приложить хоть какие-либо силы. Это было намного глубже. Это не было связано с моим детством. Мне кажется, я была рождена с этим. Это было частью моей души. Это было тем самым ощущением, которое мне надо было стереть здесь. Причем не только во мне, но в тех людях, которых я могла затронуть.

Эта незащищенность и стыд были связаны с каким-то долгом и раскаянием и были чем-то, что я могла уменьшить, только если я посвящу свою жизнь полностью служению другим. Странно, но я знала это на протяжении очень долгого времени, причем не только желая помогать своей маме и семье, но и кому-либо, кто встречался на моем пути. Я двигалась по жизни скорее с помощью своей интуиции, чем сознания, я часами торчала в библиотеке, изучая духовные вопросы с тех пор, как мне исполнилось десять лет. Они не были связаны с католическими учениями, которые преподавались в школе, а скорее с метафизическими практиками, которые были даже запрещены в школах.

Чтение книг по метафизике стало моей страстью, и я проводила больше времени в библиотеке, чем в других местах. Я шла туда и с целью обрести покой, и уединение, и с целью обогатиться знаниями, которые чаще всего приходили ко мне с помощью высших сил.

Пока я шла, прошлое открывалось для меня заново. Когда я была моложе и не имела ответственности за других, я была проводником только для себя. Я чувствовала, как определенное давление в моем сердце постепенно уменьшалось. Мне бы хотелось, чтобы те знания, которыми я делилась с другими, отозвались хоть небольшой болью во мне. По многим причинам я могла бы назвать свою жизнь счастливой. Я обожаю своих дочерей, они – лучший подарок в моей жизни. Также я понимала, что я на нужной работе. И даже будучи в самой середине испытаний, в моем сердце была громадная любовь ко всему и всем, от чего и кого я страдала, даже к Патрику.

Кажется, это все потому, что я выросла так, как могла в своих мистических практиках, теперь у меня было достаточно сил и смелости, чтобы разбираться в каждом моменте моей жизни с целью достижения гармонии с душой, несмотря на то что она была в полном беспорядке. Я не боялась вопрошать о своих желаниях и нуждах, которые находились на глубочайших уровнях сознания. Я желала избавиться от всего, к чему я была привязана, даже от брака и семьи, моей репутации, моего дома, моего комфорта – только для того, чтобы достичь наивысшего уровня соединения со своей душой.

Мне казалось, что я нахожусь в той точке, когда я могу смело встретиться со всеми тенями и темными уголками своей души. Глубоко внутри я знала, что мне нужны прощение, понимание и любовь даже больше, чем когда-либо, причем в большей степени от самой себя.

Я моргнула и вернулась в настоящее под жаркое ослепляющее солнце.

У меня была лихорадка, мне нужен был отдых. Спасибо Чарльзу за то, что он посоветовал мне взять дополнительные батончики и воду, потому что остановок, где можно было бы подкрепиться, не было. Не было даже места, чтобы сесть возле тропы. Пока я отдыхала на земле, поедая батончик, я думала о том, много ли изменится после сегодняшнего. Мои запасы постепенно истощались, а я была только на половине пути к Сантьяго.

Я достала панаму и надела ее. Светило яркое солнце, и последнее, что мне вообще было нужно, это солнечный ожог. Я намазала солнцезащитный крем на лицо, руки и ладони. Потом я встала и опять пошла вперед.

Сегодня я брела медленно, хоть я и шла по мягкой земле. Даже несмотря на то, что до следующего города, где я должна была остановиться, было всего семнадцать километров, мне казалось, что я доберусь туда только к ночи.

Сразу после этого я услышала голоса впереди меня и заметила, что автобус, который я видела сегодня утром у отеля, остановился, и из него выгружалась целая толпа немецких туристов. Сначала я не поняла вообще, что происходит, но потом догадалась, что это их пешая прогулка по Камино, без которой их путешествие не будет иметь никакого смысла.

Я засмеялась, наблюдая за этим. Теперь мне не казался таким нечестным тот факт, что я посылала свою сумку впереди себя. Все потому, что я видела целую толпу веселых людей, разделенных на пары, которые постепенно отправлялись вперед по тропе. Я хотя бы шла полный путь, а не кусочками, как они. Потом я прекратила их осуждать. Ведь некоторые люди думали, что я такая же, как и они, потому что я не несу свой собственный рюкзак из города в город, да и не останавливаюсь в приютах для паломников. Помни, Соня, у всех свой Камино.

Кто знает? Может быть, они уже сто раз прошли по Пути, а сейчас просто возвращаются.

Забавно, как разум быстро все сравнивает и осуждает, потому что ему хочется духа соревнований. Почему меня вообще должен беспокоить тот факт, что эти люди едут по Камино на автобусе? Я даже не знаю их. Если быть честной, я жалею, что не спросила водителя автобуса о том, не мог бы он меня сегодня подкинуть. Но было уже поздно. Толпа постепенно уходила вдаль по тропе вместе со мной, а автобус остался далеко позади.

Я точно не знала, как вести себя в этой ситуации. Я чувствовала себя, как франкфуртская сосиска внутри хот-дога. Впереди меня было около двадцати немцев, по шесть или семь с каждой стороны по бокам и около двадцати сзади. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

Выбора не было, кроме как ускориться, потому как я не очень хотела застрять посреди немцев. Я не знала, хватит ли у меня энергии идти быстро сегодня, но каким-то образом у меня это вышло. Через десять минут они были далеко позади меня, а я вернулась к своим мыслям.

«Уф! Это было странно!» – подумала я, благодарная Богу за то, что опять смогла вернуться на тихое, никем не потревоженное разговорами и звуками Камино. Мое сердце сильно билось одновременно и от всего происходящего, и от облегчения, которое я испытывала. Я хотела быть одна. Я не желала, чтобы на меня влияла энергия других людей. Это для меня было так ясно, что я засмеялась, когда вспомнила, как Камино продемонстрировал мне такую ситуацию с целью напомнить важность тишины на Пути, про которую я совсем и забыла. Я ценила и нуждалась в этом. Мне не нужен был совсем никто.

Я не сбавляла скорость. И до того, как я смогла достичь этого состояния, я набрела на небольшой оазис посредине тропы, наполненный другими паломниками, которые пили кофе, ели закуски и наслаждались солнцем. Как эти люди вообще здесь оказались? Откуда они пришли? Я не видела никого, кроме тех немцев, впереди себя за весь день, а тут находилось по крайней мере пятнадцать путников.

Я удивленно покачала головой по пути к столу, где я смогла снять свой рюкзак и палки. Уровень сахара в крови был так мал, что мне была необходима бутылка холодной колы. Когда я села, чтобы насладиться ей, я заметила, что туристический автобус был чуть дальше по дороге. Через несколько минут подошли немцы и сели в него. Они прошли около пяти километров. Я покачала головой от понимания того, как люди отличаются друг от друга, выпила колу и съела еще один батончик. Мне было хорошо.

 

День 18

От Кальсадильи-де-ла-Куэста до Саагуна

22 километра

Я добралась до Кальсадильи днем к половине третьего, что было моим рекордом. К этому времени я была настолько голодна и промокла, что мне хотелось лишь поесть и лечь спать. Я была уверена, что у меня поднялась довольно высокая температура, поскольку заболела голова и меня сильно лихорадило. К счастью, вышло солнце, и, так как это был небольшой город, найти дорогу до отеля не составило труда.

Когда я пришла, то увидела перед стойкой регистрации сумку в ожидании меня. Я была очень рада ей, потому что мне не терпелось заселиться в свой номер, достать подушку и спальный мешок, принять ибупрофен и лечь спать. Единственным положительным моментом в температуре было то, что практически весь день она отвлекала меня от боли в ногах, что было приятным облегчением.

Регистратор оказался приятным и доброжелательным испанцем, который любил физический контакт. Он держал меня за руку, пока передавал ключи от номера, и прикоснулся к моей спине, когда я наклонилась за своим снаряжением, которое я положила на пол, перед тем как войти. Он любезно предложил проводить меня до номера и понес сумку. Лифт до третьего этажа, где находился мой номер, был очень маленьким. Мы вдвоем и еще с сумкой еле протиснулись, чему он был особенно рад. Мы практически вплотную поднялись в трясущемся лифте, и несколько раз он наклонился ко мне, хотя я знала, что в этом не было необходимости.

Хотя все это было довольно странно и неудобно, я слишком устала, чтобы беспокоиться об этом. Даже наоборот, мне пришлось улыбнуться тому, как ему удавалось быть настолько близко ко мне без особой нужды. Учитывая всю мрачность города, где единственным развлечением, насколько я могла судить, было приветствовать путников, я восхищалась тем, как он использовал свои чрезмерно галантные манеры, чтобы скрасить однообразие. Как только мы приехали на третий этаж, он проводил меня в заднюю часть хостела подальше от шума в холле и ресторана внизу. Затем он заключил меня в крепкие и очень долгие объятия, из которых мне пришлось вырваться со словами «Большое спасибо, сеньор» по-испански. Повернувшись к нему спиной, я прошла к двери. Он отступил и смотрел мне вслед, но когда я зашла в комнату, повернулся и ушел (слава богу).

Оказавшись в комнате, я бросилась на кровать и закрыла глаза. «Пожалуйста, не дай мне заболеть еще больше, – попросила я вслух у Вселенной. – Что-то мне нехорошо», – простонала я и позволила себе расслабиться, чувствуя себя слишком усталой, чтобы даже снять куртку.

Не успев заснуть, я услышала довольно громкий шум, доносившийся снизу. Я слушала с закрытыми глазами, но не могла понять, что происходит. Впрочем, мне не хотелось разбираться, так что я просто лежала на кровати, пытаясь отстраниться от всего.

У меня ничего не вышло. Шум становился все громче. Я могла слышать все виды языков, разносившихся вокруг, волны смеха и пения. Казалось, что мой маленький хостел стал пристанищем для всех местных путешественников, которые все прибывали с еще большим смехом и пением. Окончательно отчаявшись уснуть, я вспомнила, что хотела есть, так что решила привести себя в порядок и присоединиться к веселью внизу.

Как только я сняла ботинки, то снова почувствовала боль в ногах. Я ходила в них каждый день, потому что, несмотря на то, какую боль они причиняли моим чувствительным пальцам, они могли отвлечь от электрических волн боли в ступнях. Я забинтовала ноги, и, чтобы не намочить их в душе, обмотала их пластиковыми пакетами и закрепила на щиколотках резинками для волос, что было довольно изобретательно. Эта уловка работала уже семь дней, но я знала, что мне надо найти еще бинтов, потому что они заканчивались.

После душа я приняла три таблетки ибупрофена и пожалела, что у меня нет сиропа от кашля, потому что простуда в груди мстила и давала о себе знать. Пришлось спуститься вниз и утопить печаль в красном вине.

Там я увидела почти каждого пилигрима, которого я встретила в Пути, начиная с Сен-Жан-Пье-де-Пор, за исключением Патрика с Камино. Я заметила итальянцев, Колума и Алекса, и еще немцев и австрийца, с которыми я сидела в кафе за одним столом несколько дней назад. Я увидела паломника, у которого была астма в самом начале, и даже французов с их фургоном, припаркованным перед хостелом. Это было похоже на неожиданное воссоединение. Все приветствовали друг друга, радуясь тому, что зашли так далеко.

Поскольку обычно я тихо себя веду, поначалу я села за столик и просто улыбалась, но вскоре почувствовала себя словно в кругу лучших друзей. Шум преимущественно исходил от группы паломников из Ирландии, которые пили много пива и пели, а также от двух громких голландцев и двух парней из Англии, которые вели себя точно так же: пили пиво и пели песни.

На столах было так много бутылок с вином, что кто-то дал стакан мне в руки, налил до краев со словами «Доброго Пути», прежде чем я успела возразить, так что я чокнулась со всеми и присоединилась к празднику.

После двух больших бокалов вина я почувствовала легкое опьянение и поняла, что, если не добавить, по крайней мере, немного хлеба к этому, я могу отключиться, так как у меня уже кружилась голова, когда я садилась за стол. Я встала, пошла к стойке бара и попросила бокадильо с яйцом, который быстро приготовила официантка. Он был огромный, и мне показалось, что я не смогу съесть его целиком. Но я превзошла саму себя и проглотила его в считаные минуты, облизала пальцы и удивилась, что он успел исчезнуть.

Количество паломников на вечеринке выросло до тридцати, и, несмотря на веселье, мне пришлось сдаться и вернуться в номер. Из-за вина, теперь уже больного горла и полного живота у меня просто не было сил продолжать развлекаться.

По дороге к лифту я прошла мимо стойки регистрации и увидела, как любвеобильный испанец оформлял другого гостя – теперь это был мужчина средних лет из Канады. Регистратор кинул его ключ от номера на стойку, даже не взглянув на гостя, и кивнул ему в сторону лифта с ухмылкой. Это так отличалось от моего королевского приема, что я удивилась. Тряхнув головой, я продолжила путь к лифту, куда заходил канадец, и услышала, как он сказал про себя: «Боже, что за болван этот парень!»

Он нажал кнопку третьего этажа, и мы поехали вверх. Выйдя из лифта, он посмотрел на свой ключ и увидел, что его номер был направо от лифта и окна выходили на очень шумный холл. Он снова простонал, потому что шум уже практически вышел из-под контроля. Я посмотрела на него и посоветовала:

– Не можешь ничего с этим сделать – просто присоединись.

– Видимо, придется, – согласился он. Затем мы одновременно пожелали друг другу Доброго Пути и разошлись в разные стороны.

Я проспала до следующего утра почти четырнадцать часов. Сон был беспокойный, мне было очень холодно, и я кашляла почти всю ночь, так что наутро я не чувствовала себя особо отдохнувшей. Тем не менее я встала и решила принять горячий душ и собираться. Мне просто хотелось идти дальше и покончить со всем в Пути. Казалось, что все это уже затянулось.

После душа я упаковала сумку и запихнула Гамби в карман. Внизу было тихо, когда я вошла в лифт и нажала кнопку вниз.

В этот раз меня встретил другой регистратор – тихий молодой человек, который, как я полагала, приходился сыном тому, кто оформлял меня вчера.

Он осведомился, хорошо ли мне спалось, и сообщил, что позавтракать можно в столовой, прилегающей к холлу. Паренек был полной противоположностью самоуверенному, чересчур эмоциональному отцу, и мне стало интересно, приходило ли ему в голову самому пройтись по Пути, просто чтобы уйти отсюда.

Вскоре мои мысли ушли от него к буфету. Там были хлопья, йогурт, крупные ломти хлеба с маслом и джемом, свежевыжатый апельсиновый сок и термосы с кофе. Как бы аппетитно это ни выглядело, я выбрала йогурт и сок, потому что с утра проснулась с очень больным горлом.

Я осмотрелась и заметила, что этим утром в столовой было много паломников, но они вели себя тихо. Честно говоря, у многих из них было похмелье. «Ну, ничего, сегодня это пройдет», – подумала я в надежде, что то же самое можно будет сказать и о моем горле.

Кофе был плохой, так что я доела йогурт и пошла к бару в холле, где заметила кофемашину. Я заказала большой стакан кофе с молоком и села на стул, пока бариста его готовил. Затем я вспомнила, что надо поставить штамп в паспорте паломника, так что я достала его из маленькой наплечной сумки и отдала его баристе для заветного признания, что я зашла так далеко.

Светило солнце, но ветер дул будь здоров, и я поняла, что день будет холодным. Решив, что я была недостаточно тепло одета, я подошла к сумке, открыла ее и надела вторую шерстяную рубашку с длинным рукавом поверх первой. «Так-то лучше», – подумала я, пытаясь побороть озноб по всему телу.

Я допила последние вкусные капли кофе, надела рюкзак и сверху маленькую сумку, засунула Гамби спереди и направилась к двери. Я слышала, что по пути будет всего пара мест, где можно перекусить или выпить кофе, так что я удостоверилась, что моя бутылка с водой наполнена до краев и что у меня есть в наличии как минимум два энергетических батончика.

Снаружи меня обдало ледяным воздухом, но солнце светило ярко. Я надела походные перчатки, панаму от солнца, вытащила палки для ходьбы и отправилась в путь. Моим ногам потребовалось несколько минут, чтобы начать слушаться, но для начала они захотели испытать мою решительность продолжать путь, посылая сверхсильные электрические импульсы по краям ступней, но меня было невозможно заставить сбросить скорость или отговорить от предстоящего путешествия.

«Ультрейя!» – сказала я вслух, что значит «вперед» по-испански. Несмотря на стертые ноги и больное горло, я была паломником и должна была продолжать путь.

«Святая Мария, Матерь Божия, пожалуйста, дай мне сегодня силы, потому что мне нехорошо. Спасибо и аминь».

К счастью, сегодня дорога была ровной, и ветер немного утих. Я погрузилась в мечты, осознавая, что по мере того, как я шла, мое сознание погрузилось в фантастическое состояние. Двигаясь от момента красоты и необычайности вокруг меня к моей жизни дома и дискомфорту, с которым мне придется там столкнуться по возвращении, к прошлым жизням и несбывшимся мечтам и снова обратно.

Ритм моих шагов погрузил меня в состояние глубокой медитации, и на несколько часов мой внутренний голос затих, по мере того как я плавно вошла в место покоя с Богом. Я поняла, что, пока я шла, я очищала себя от темноты, греха, боли и горя, причиненные как собой, так и другими. Вместо чувства злости и обиды, с которыми я начала Путь, я ощутила интересную смесь замешательства и любопытства, задаваясь вопросом, как в песне Токинг Хедс: «Как я сюда попала?»

Вокруг не было ничего примечательного, кроме обычного вида Пути: желтой стрелки, каменных форм и знака, согласно которому я шла по тропе, проложенной в IX веке. Это меня поразило. В IX веке! Это произошло двенадцать веков назад. Вот сколько уже путешествуют по этой дороге под Млечным Путем.

По мере того как шло время, я снова почувствовала, как вхожу в другую реальность. Может, мое физическое тело находилось в настоящее время именно здесь, но остальная часть меня перешла в другое измерение сквозь пространство и время. Мое «Я» постепенно исчезло, и я начала видеть свою жизнь более отвлеченно, чем когда-либо.

Я знала, что путешествие до Сантьяго символизировало внутренний путь к моему сердцу и душе. Я знала, что уходила от старой кармы, отпуская свое прошлое, исцеляя раны, пока природа восстанавливала мои силы по мере моего возвращения к чистой и неиспорченной сущности.

И все же я поняла необходимость этого путешествия. Просто сказать себе или кому-то другому «Я прощена» или «Я прощаю» было недостаточно, чтобы изменить мою карму, ровно как и пройтись по Пути. Я уходила от травмы, горя, злости, стыда и праведного гнева, чувства никчемности и лишних мыслей и любого порочного человеческого восприятия, которое мешало проявлению моей истинной сущности.

Мне нравилось путешествие, несмотря на трудности, боль, отсутствие удобств, вызовы, кажущиеся иногда бесконечность и бессмысленность. Суть Пути Иакова была в возвращении к себе, в благословении, в прощении, доверии, дисциплине, молитве и вере.

Я выдохнула и присела. Пришло время перекусить. Мои силы подходили к концу, и я была на грани обморока. Я почувствовала, что полностью вспотела, а больное горло было как будто в огне. Я поняла, что это что-то более серьезное, чем простуда. Я сняла вторую шерстяную рубашку и завязала ее на талии. Я также завязала куртку на талии и сняла походные перчатки, так как даже в них было слишком жарко. Я легла на землю, чтобы отдохнуть. Все мои мысли были о том, что, по крайней мере, у меня нет волдырей на ногах. Ни одного. Средств для их обработки в сумке и рюкзаке хватало на открытие клиники для лечения ног, но даже самые маленькие волдыри появились лишь, когда я носила клоунские ботинки. Закрыв глаза, я подумала, что, должно быть, брежу, раз думаю об этом, лежа на земле.

Мне было все равно. Земля была прохладная, а я разгоряченная. Я лежала, пока не остыла. Солнце плясало над равнинами, и я могла видеть волнистые линии энергии солнца, отраженной от земли. Мне захотелось узнать, сколько еще идти до ближайшего города.

Это было не важно. Я дойду, когда должна дойти, так что я продолжила путь. В дороге я могла действительно ощущать охраняющее и вместе с тем воинственное присутствие тамплиеров. Оставшиеся деревни были в большинстве разрушены, однако эта область когда-то была их оплотом, и их энергия все еще чувствовалась в воздухе. Интересно, на что были похожи их жизни.

Я услышала свой внутренний голос: «Точно ничего веселого не было». Чем больше я шла, тем выше была температура.

Медленно продвигаясь вперед, я внезапно крикнула: «Помогите! Я горю». И тут сгусток энергии прошел сквозь меня, и я увидела себя в огне на костре инквизиции. Видение лишило меня слов и немного напугало. Это не была мысль. Это было воспоминание!

Пот лился по моему лицу, когда я сняла панаму. Мне было настолько жарко, что на мгновение мне захотелось снять даже штаны. Я начала молиться, и мой голос произнес: «Я прощаю себя. Я прощаю их. Я прощаю всех. Я прощаю все. Я прощаю всех нас».

Я плакала и, наверное, немного бредила от температуры под палящим солнцем, но через несколько мгновений снова поднялся ветер и принес прохладу. Я вернулась на Путь. Мне даже стало немного холодно. Впереди виднелся знак, на котором было написано, что Саагун был совсем рядом.

Вдруг я оказалась на окраине Саагуна и пошла вдоль железнодорожных путей к центру города, что казалось путешествием во времени в будущее. Казалось, будто я вхожу в город во времена Дикого Запада. Я перешла через пути, и впечатления от этого города очаровали меня. Было воскресенье, и празднично одетые жители города прогуливались, ели мороженое и ходили, держась за руки. Далее я вышла на городскую площадь, обрамленную ресторанами и кафе, где, казалось, весь город наслаждался воскресным обедом. Дети, одетые в лучшие воскресные наряды, танцевали и бегали по площади, в одном из углов которой находился алтарь Девы Марии. На столе алтаря, заваленном цветами, стояла накрашенная кукла почти в человеческий рост в фиолетовом плаще и в парике. Выглядело немного сюрреалистично, но мне понравилась эта театральность. Я продолжала идти в поисках своего хостела, когда заметила знак местного пункта «Скорой помощи». Не раздумывая, я направилась туда. После звонка в дверь мне открыла молодая женщина, и я показала на свое горло.

Она предложила мне присесть и сказала, что доктор придет через минуту. К моему удивлению, доктор действительно пришла через минуту, и, что даже лучше, она немного говорила по-английски.

Я сказала ей, что у меня очень сильно болит горло, и, возможно, поднялась температура. Она померила температуру и сказала, что градусник показал тридцать девять и четыре градуса. Затем она осмотрела горло и сразу поставила диагноз: «У вас инфекция, возможно стрептококк. Выглядит очень серьезно. Вам необходимо лекарство».

Я согласилась. Мне было очень плохо, и было необходимо лекарство.

Она выписала мне рецепт и дала адрес аптеки.

– Открыто сегодня? – спросила я, зная, что сегодня воскресенье.

– Да, до двух часов дня, – ответила она.

Я поблагодарила ее за помощь и спросила, сколько я должна, в надежде, что лечение обойдется дешево, так как у меня совсем немного евро с собой.

– Бесплатно. Вы паломница. Идите с Богом, – ответила она.

– Спасибо, – сказала я, полная благодарности за ее помощь и доброту.

Взяв рецепт я отправилась искать аптеку. Это заняло больше времени, чем я предполагала, но, в конце концов, я нашла ее. Фармацевт дал мне пенициллин и таблетки для рассасывания и велел отдохнуть. Я положила на прилавок бинты, радуясь, что могу приобрести еще и это.

Я заплатила, вышла и направилась к хостелу, который был в пяти минутах ходьбы от аптеки. По пути я натолкнулась на Клинта из Ронсевальеса. Он был удивлен и вроде как рад меня видеть. Клинт представил меня двум другим паломникам – Виктории и ее сыну Эрику, которые сидели рядом с ним и пригласили меня присоединиться. У Виктории было энергичное решительное лицо, покрытое морщинами, слишком глубокими для ее возраста, что говорило о жизни, проведенной на открытом воздухе под солнцем. Ее сыну Эрику было около тридцати лет, он носил серьги в обоих ушах, у него был жидкий хвостик на голове, плохо скрывающий лысеющую макушку, и вызывающее выражение лица. Слишком усталая, чтобы думать о них в этот момент, игнорируя очевидное напряжение между ними – и в явной необходимости подкрепить угасшие силы, – я остановилась и выпила стакан свежевыжатого апельсинового сока, перед тем как пойти в хостел и зарегистрироваться.

«Я смогла, и сумка смогла», – выдохнула я с облегчением по дороге в номер. Приняв пенициллин, я легла на неровную односпальную кровать, размышляя над воспоминанием о костре, увиденном мной несколько часов назад. Казалось, будто ничего и не было. Конечно, подобные мысли не приходили мне в голову до этого дня. И все же я знала, что оно было реально, и я поняла, что открылся и прояснился еще один эпизод из прошлого, буквально выжженный моей лихорадкой.

 

День 19

От Саагуна до Эль-Бурго-Ранеро

17 километров

«А, черт! Как болит горло!» – очнувшись, я поняла, что горло болело так же сильно, как и вчера. Я начала петь про себя песню Алиши Киз «Девушка в огне», потому что мое горло точно было в огне. Еще до начала паломничества я решила, что эта песня будет одной из тем моего путешествия, но не думала, что до такой степени.

«Воды!» – вздохнула я, потянувшись к свету в надежде, что Гамби сможет мне помочь. Я не могла даже простонать – так сильно болело горло. «Ну ладно, просто сжигаю остатки старой кармы», – прошептала я вслух каким-нибудь невидимым помощникам в комнате, пытаясь смотреть на вещи с оптимизмом.

По крайней мере, спала температура. Я проснулась вся в поту, но без головной боли, так что это был прогресс. Хотелось есть. Я приняла горячий душ, чтобы проснуться, согреться и облегчить боль в горле. Я быстро оделась, собрала сумку, запихнула Гамби в карман, надела рюкзак и кошелек через плечо и спустилась вниз. Настало время Пути!

Рядом со стойкой регистрации находилось маленькое кафе, где на прилавке уже были расставлены тарелки с тостами, маленькими стаканами с апельсиновым соком и крошечными пакетами йогурта на каждой. Я была расстроена своим скудным завтраком паломника, потому что была действительно голодна. Затем я вспомнила кафе, где сидела вчера с Клинтом, и решила вернуться и заказать там второй завтрак, после того как я освобожу номер в хостеле. Я проглотила вкусный кофе с молоком (хоть он не разочаровал) и заказала вторую чашку из-за его восхитительного вкуса. Теплый напиток ослабил боль в горле. Затем я приняла прописанный доктором пенициллин, получила штамп в паспорте паломника, оставила сумку на стойке регистрации и вышла. Я не была уверена, почему у меня было такое хорошее настроение, учитывая мое самочувствие, но подозревала, что это связано с вчерашним освобождением от очередного гигантского груза негативной кармы, что сделало меня гораздо счастливее.

Я посмотрела на часы и поняла, что уже девять часов утра, поэтому час пик для паломников ранним утром уже закончился. Так как сегодня мне предстояло пройти не так много и не было причин торопиться, я решила немного побродить по городу после завтрака.

«Пресвятая Богородица, помоги мне сегодня избежать болезни. Спасибо и аминь».

В отличие от воскресенья сегодня Саагун напоминал город-призрак, по крайней мере в такой ранний час. На площади я с сожалением обнаружила, что Девы Марии с ее плащом и париком уже нет, а большинство маленьких кафе закрыто, что оставляло ощущение грусти и заброшенности. Я поискала церковь, но не нашла ее, так что решила просто идти, словно следуя негласному правилу Пути, согласно которому ты не можешь идти назад, хотя я задавалась вопросом, не я ли сама придумала это правило.

Выход из города петлял через несколько маленьких улочек. Иногда в оставшейся части города я видела красный крест тамплиеров, нарисованный на углах разных зданий, но постепенно мои глаза опустились на землю и желтые стрелки, ведущие меня обратно к Пути. Следуя им, я снова начала напевать про себя «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной».

Паломничество по Камино де Сантьяго во многом напоминало поход к Изумрудному городу, так как в некотором смысле это было героическим путешествием к истинному и святому состоянию бытия. Каждый день предвещал очередные трудности и вознаграждение, и это было похоже на поиски сокровищ: обнаружить вознаграждение, не сбившись с пути из-за препятствия, – в точности то, что испытали Дороти и ее друзья.

Было холодно, но солнечно, пока я шла по ровной и лишенной растительности дороге, за исключением нескольких деревьев вдоль нее. Сама дорога была широкая и шла параллельно шоссе, но я не возражала, так как по ней было легко идти.

Я была рада тому, что, несмотря на два завтрака, положила энергетический батончик в рюкзак этим утром, потому что уже через два часа ходьбы я почувствовала голод. Пока я сидела и наслаждалась батончиком, я увидела довольно много незнакомых паломников, и мне стало интересно, откуда они пришли. Может быть, они приехали на поезде до Саагуна и начали идти отсюда. Два дня назад в хостеле я нечаянно услышала разговор красивой блондинки лет пятидесяти о том, как она приехала в Саагун и взяла такси до Кальсадильи, чтобы начать путь оттуда. Она приехала, чтобы завершить Путь с того места, где она и ее муж остановились тремя годами ранее.

Они планировали вернуться и закончить Путь в этом году, уже купили билеты и приготовили все необходимое, но затем ее муж внезапно скончался при нелепых обстоятельствах во время поездки на лыжах. Она была подавлена горем и надеялась, что завершение Пути самостоятельно поможет залечить ее раны.

Мне стало интересно, на что было бы похоже вот так внезапно потерять Патрика, и при этой мысли меня бросило в дрожь. Я знала, что наш брак расстроился, но я была бы убита горем при внезапной смерти Патрика. На самом деле, по рассказам, муж той женщины напоминал Патрика. Тот тоже был искателем приключений, любил кататься на велосипеде и лыжах и путешествовать – все, что любил делать Патрик.

Моя собеседница сказала, что вместе им было весело, несмотря на то что ему не нравилось работать учителем химии в старшей школе, и поэтому они отправлялись в эти путешествия, чтобы жизнь стала интереснее. Теперь после его смерти ей было очень одиноко и казалось, что жить дальше было незачем. Она не делилась всем этим со мной. Я просто сидела рядом. Она была абсолютно убеждена, что без ее молодости ни один мужчина больше не заинтересуется ею, так чего можно было ожидать?

Хотя я ей сочувствовала, ее разговор вызвал у меня раздражение. Мне кажется, многие женщины чувствуют определенную долю давления оставаться молодыми и красивыми, потому что наш мир помешан на молодости; но слышать, как женщина на самом деле считает свою жизнь законченной из-за возраста и принимает страх того, что она уже не может привлечь мужчину, выводило меня из себя. Я едва сдержалась, чтобы не сказать, что она прекрасна и совсем обезумела, если думает, что из-за старости она утратила всю ценность и теперь ее ожидают только отказы – как будто любовь мужчины вообще считается единственным смыслом существования. Я бы вмешалась, но тогда это показалось мне неправильным. Я знала, что она не будет слушать меня.

Так что я просто слушала и чувствовала, что ее дух сломлен. Конечно, я понимала, что она все еще была в трауре, вместе с которым появлялись различные страхи. Я понимала, потому что тоже сомневалась в личной жизни с кем-то, кроме Патрика. И хотя я пока что не могла это представить, я определенно не верила, что мой возраст может быть помехой и что это единственное, ради чего стоит жить.

С другой стороны, подумала я, может быть, мне надо было услышать ее рассказ, если я тайно разделяла некоторые ее страхи. В конце концов я, как и всякая женщина, стараюсь выглядеть красивой и да, молодой. По крайней мере, в остальной жизни помимо Пути. Хотя даже здесь я слежу за кожей и защищаю ее от солнца, чтобы избежать морщин. Так чем же я отличаюсь от нее? Неужели я тоже выпила из этой чаши бреда, которая предполагает, что моя ценность и привлекательность для мужчины зависят от того, насколько молодо я выгляжу?

Может, и так, потому что ее разговор заставил меня почувствовать себя неловко. Настолько, что сразу же отсела подальше от нее – так ее энергия влияла на меня.

Может, я услышала этот разговор, потому что Путь сейчас просит меня взглянуть в глаза своим страхам старения и необходимости мужского одобрения, подумала я. Может, уже стоит признать в себе старуху, перестать бежать от нее и принять стареющую себя. Может, с возрастом приходят мудрость и внутренняя красота, непревзойденная и могущественная. Может, мне стоит принять это.

Я начала размышлять о том, что я в принципе считаю красивым. Я знаю, как сильно я люблю и нуждаюсь в красоте и как много я стараюсь воссоздать ее в своей жизни. У меня красивый дом. Я создаю прекрасные чувства в своих учениках, когда я работаю с ними. Но чувствовала ли я себя красивой?

По большей части да, но все же с утратой и горем последних лет я не чувствовала себя такой красивой, как хотелось бы. Я также чувствовала, что злость делает меня менее красивой. Не то чтобы я не верила в пользу злости. Иногда приступ злости прекрасно разбивает на осколки то, что причиняет нам вред, и освобождает нас от этого влияния. Злость прекрасна, прямолинейна и блистательна.

Но я думала не о такой злости. Злость, не являющаяся прекрасной, статична и инертна. Застоявшаяся злоба. Злоба, которая обижается, обвиняет и действует как жертва. Это не прекрасно. Такая злоба уродлива и крадет красоту жизни. Я пережила подобную утрату красоты, когда чахла от этих застоявшихся чувств. По крайней мере, сейчас (слава богу) я освобождалась от застоявшейся злобы и возвращалась к красоте своего духа во время ежедневной ходьбы.

«Спасибо, Путь, – сказала я вслух в благодарности. – Спасибо тебе».

Также я подумала о доминирующей энергии и страхе той женщины. Ее страх был осязаем. Она жила в нем. Я молилась за нее, за то, чтобы она нашла дорогу к себе и ушла от этого темного чувства страха, поглотившего ее. Как ужасно чувствовать себя слишком беспомощной, чтобы превзойти его!

После мыслей о той женщине я подумала, нет ли у меня таких же страхов. Может, та женщина, так боявшаяся постареть и больше не чувствовать себя любимой, была храбрее меня, потому что, по крайней мере, была открыта и честна. Она говорила о своих страхах, в то время как я прятала свои в тени.

Мысли продолжали появляться. Может, суть Пути была в том, чтобы остановиться и посмотреть на все чувства и страхи, которые я прятала из-за того, что они лишали меня силы и красоты. Может, пришло время перестать осуждать даже эти темные стороны своей души и просто принять, что временами меня одолевают те же страхи, что и ту женщину. И может, пришло время вывести свои страхи на свет, как сделала та храбрая женщина, чтобы они тоже смогли двигаться дальше.

Была ли я готова освободиться от страха старения и обменять сияние молодости на внутренний свет мудрости? Честно, пока еще нет. Мне все еще хотелось чувствовать себя молодой. Я хотела быть молодой. Но что, если я отброшу эти привязанности? Что, если я полностью приму себя, стареющую женщину, и избавлюсь от страха стать старухой? Что будет тогда?

Могу ли я просто чувствовать себя комфортно в своем теле и любить нынешнюю себя? Всю себя и все свои страхи?

Хотелось ответить на эти вопросы «да» и верить этому каждой клеточкой своей души. Но я еще не пришла к этому полностью.

Я также знала, что все горе и печаль, которые я носила в своем сердце насчет неудачного брака и других несостоявшихся отношений, связаны с тем, что я пока не могу принять себя. Как бы ни было тяжело признавать, я знала, что это правда.

Когда я увидела, как другая женщина отвергает себя, мне стало грустно, это выглядело как огромная потеря для нее и для мира. Я не хотела терять ни одну частичку себя или отвергать какую-либо часть себя. Я хотела обнять, чуствовать, полностью любить и разделять все части меня.

«Неудивительно, что мое горло сегодня горит», – подумала я. Мои собственные слова и, что важнее, мои собственные мысли и убеждения не любили и не уважали меня. Дело не в том, что Патрик не любил меня. Это я не любила себя, а потом винила его.

Мое больное горло очищало все, что держало меня в западне, все, что заставляло меня чувствовать, что я неполноценна и всегда буду такой. Пора было освободить себя от всего, что заставляет меня отвергать себя, и вместо этого полностью полюбить мое прекрасное «Я». Я помолилась, чтобы прийти к этому. Это мое Сантьяго. Вот куда я стремлюсь.

В это время я вспомнила благословение коренных американцев, которое гласило: «Пусть твой путь будет полон красоты».

Я решила следовать этому. Я буду идти в красоте сегодняшней меня весь день. И я пошла, напевая про себя: «Эта девушка в огне!»

 

День 20

От Эль-Бурго-Ранеро до Мансильи-де-лас-Мулас

19 километров

Придя в отель, я вновь натолкнулась на знакомых, которые уже стали моими друзьями по Камино. Там была и Линда, ступившая на Путь во Франции, в Ле Пюи, и шла уже три месяца. Там были и Петра из Голландии, и Ганс с другом Питером из Германии, и Клинт со своим новым напарником по Камино Дином, сорокалетним паломником из Англии, которого он повстречал несколькими днями ранее. Больше всего меня обрадовала встреча с моим милым канадским другом родом из Ванкувера – Колумом.

Алан, его приятель по путешествию, ушел вперед, поэтому Колум был предоставлен самому себе, завершая свое паломничество. Он собирался закончить его в Леоне через два дня.

Мы сидели в баре хостела за парой стаканов пива и говорили о его жизни. Он рассказал, что убежал из дома в шестнадцать и с тех пор не возвращался назад и не оглядывался на прошлое. Он рассказал, что ушел, потому что его мать была настолько унылой и негативной, что, как ему казалось, высасывала из него всю душу. Он переехал в Америку, получил гражданство, но его собрались призвать в армию, поэтому он женился на канадке и переехал к ней, чтобы не служить во Вьетнаме. У него были две дочери и трое внуков, одного из которых любил всем сердцем. С другими он потерял связь, считал, что «огонь их душ потух» и не мог находиться в их «тусклом» мире.

Общение с ним привело меня в восторг. Я немного поговорила с ним о Патрике, и он посоветовал остерегаться ирландцев. «Есть такой тип ирландцев, что живут в убожестве, не замечая чудесного мира вокруг. Тухлые ребята, вот они кто. Лучше от них держаться подальше». Близился день рождения Патрика, и я сомневалась, нужно ли связаться с ним и поздравить.

«Нет, – ответил он, не моргнув глазом. – Не похоже, что он сможет принять дар твоего благословения, поэтому не запаривайся. Эти ирландцы вечно любят затаить обиду и пострадать. Оставь. Двигайся дальше».

Я оценила его точку зрения, хоть та и не вполне совпадала с моей.

Правда, в его совете отпустить всех тех, кто не был готов открыть сердце и принять твою любовь, был резон. Я точно знаю, что нельзя заставить человека сделать это. Я попробовала и провалилась. Прав он был и когда говорил, что не стоит тратить время на тщетные усилия.

У Колума – необычная душа. В нем был поэтичный ирландский дух, и мне это нравилось. Он рассказал, что читает и пишет по одному стихотворению в день. Я попросила его прочитать одно из них, но он рассмеялся и покачал головой.

Что я ценила в Колуме больше всего, так это его чистую и беззастенчивую душу. Он говорил все, что чувствует, и не ходил вокруг да около. Он не давал оценку своим чувствам и не смягчал их. Он просто выставлял всего себя наружу, как бы заявляя «бери или уходи». Его в самом деле не волновало, что о нем думают. Я спросила, всегда ли он был таким. Подумав с минуту, он ответил: «Я рано понял, что лучше мне умереть, чем жить ради чьего-либо одобрения. Так что да, я всегда был таким. Почему бы и нет? Никому до меня нет дела, так почему я должен беспокоиться о мнении других? Я хороший человек. Я себя знаю и люблю себя. Я люблю жизнь, и если буду искать одобрения, то потрачу частичку своей жизни. А я не собираюсь ее тратить впустую, никогда. Моя жизнь принадлежит мне».

Я спросила Колума о его возрасте.

– Мне семьдесят три, и я очень бодр, – ответил он. Так и было. Я восторгалась его чувством собственного «Я», хотела чувствовать то же самое.

– Знаешь, Колум, хотела бы я быть похожей на тебя.

Он рассмеялся в ответ:

– Удачи с этим. А я пойду вздремну.

Мне это тоже показалось хорошей идеей, потому что ужин подавали не раньше восьми, а на часах было только три. Так что я последовала его примеру.

Хостел был совсем непритязательным, но моя комната оказалась на удивление большой, в ней даже была маленькая ванна, так что я смогла, наконец, открыть сумку и постирать вещи. Мне это было совершенно необходимо. Приняв ванну и подремав, я спустилась к ужину, но есть мне не особо хотелось. Температура спала, но чувствовала себя я все равно паршиво, а горло жутко саднило. Я увидела Колума, пьющего пиво с другими паломниками, но не была настроена на общение, поэтому продолжила есть суп в одиночестве и ушла спать.

Следующим утром я искала его, но Колум уже ушел. Поняла, что мне будет не хватать его.

Я решила еще ненадолго задержаться в городе и позавтракать. Это было невероятно: омлет с картофелем, два больших стакана свежевыжатого апельсинового сока, несколько только что испеченных круассанов и большая чашка кофе с молоком. Казалось, я завтракала в пятизвездочном отеле, хотя на самом деле это был самый обычный хостел. И все это было приготовлено и подано с такой любовью, что я уходила в блаженном настроении с очередным штампом паломника и обновленным самосознанием.

«Пресвятая Богоматерь, спасибо за общество Колума. И за чудный завтрак, что был подан с утра. Благодарю тебя. Аминь».

Сегодняшний маршрут был довольно коротким – всего девятнадцать километров, а дорога была относительно ровной. Выйдя из хостела, я всецело отдалась мечтам, освободившись от мыслей, от откровений, полностью сосредоточившись на настоящем моменте.

Птицы пели так громко, что временами казалось, будто все их пение посвящено мне одной. Даже подумать не могла, что птицы могут так громко петь. Шла я медленно из-за покалывающей боли в стопах. Мне стало интересно, отчего с самого начала Камино у меня было столько проблем с ногами. Но я еще не успела сформулировать вопрос, как ответ уже пришел мне в голову. Я поняла, как мало опоры бывало у меня под ногами и как мало значения я придавала потребности в этой опоре. Я приучила себя не обращать внимания на то, что мне было по-настоящему нужно в жизни, а теперь все это настигало меня. Передвигаясь по Камино едва ли не ползком, я поняла, что мои ноги требовали, чтобы я обратила внимание на свое самоистязательное поведение, требовали, чтобы я покончила с этим навсегда.

«Я поняла, – сказала я вслух для Камино. – Я слышу вас. Я не хочу, чтобы послание убило меня током!» Я начинала раздражаться. Чем дальше я шла, тем очевиднее становилось, что признание необходимости поддержки и понимание, где ей заручиться, сыграют важную роль в улучшении моих будущих отношений. Если я сама не понимала, что мне было нужно, то как другие могли понять это? Неудивительно, что я так обозлилась на Патрика. А я была такой страдалицей. Буээ! До последнего момента мои потребности становились очевидными и мне, и окружающим лишь после того, как я срывалась, измотанная.

Чем больше солнце жгло мой затылок, тем четче я видела, что взяла на себя роль супергероя – отдавала, делала, спасала, сохраняла, решала, создавала им из воздуха, что им было нужно, – и что на самом деле все это началось еще в моем детстве, когда я росла в этом безумном, переполненном людьми доме. Еще я поняла, как легко я потеряла ощущение собственного «Я», и в особенности своего тела. Я слишком много работала, путешествовала, советовалась с другими, взяла на себя слишком много ответственности за других, ни на минуту не задумываясь даже: а нужно ли мне все это делать, хочу ли я всего этого, есть ли у меня силы на все это? И, если быть честной, мне это нравилось. Мне нравилось, что я могу взяться одновременно за столько дел. Я была под впечатлением от своих суперспособностей. Но каждый раз, когда мне казалось, что я парю в небе, какая-нибудь мелочь сбивала меня, и я падала оземь. Так было перед началом моего Камино. Я работала слишком много часов в день, а по выходным еще и преподавала, да еще и колесила по всей стране. Со стороны казалось, что я справляюсь со всем практически без труда, внутри себя же я была полностью опустошенной, я не знала, сколько еще так протяну. Насколько я была опустошенной, стало понятно в тот день, когда я сошла с рейса в Чикаго и выехала на машине домой. Застряв в беспросветной пробке на шоссе, я обнаружила, что у меня почти что кончился бензин, а рядом не было ни съезда, ни заправки. Вместо того чтобы решить проблему как взрослый человек, я вышла из себя и принялась орать на машину, на пробку и на саму себя, а под конец и вовсе разрыдалась. К тому моменту, как я на остатках бензина доползла до заправки, я была совершенно опустошена. Лишь тот факт, что в машине я была одна и никто не видел меня в таком плачевном состоянии, хоть как-то помогал мне держаться. Из воспоминаний я вернулась к происходящему. Солнце пекло нещадно, и, кроме пары чахлых деревьев, не было никакого спасения от жары. Не было спасения и в воспоминаниях о других случаях, когда я загоняла себя и выжимала из себя все соки, помогая другим. Такое поведение было неотъемлемой частью меня. И от этого становилось только хуже. Мне же хотелось наслаждаться пением птиц и вернуться к сладким мечтам. Куда это ушло? Когда и почему я свернула в этот туннель эмоционального ада? Я была поражена тем, что бурлило внутри меня, ведь многие из эмоций и переживаний были настолько старыми, что даже не верилось. Мне даже вспомнилось то опустошение и отчуждение, которое настигло меня в пяти-шестилетнем возрасте. «Что, в самом деле, Соня? – спросила я у себя. – Пора тебе избавиться от этого дерьма». Мне думалось, что я покончила с прошлым.

Мне думалось, что я покончила с расстройством и злобой, и вот она я – все по новой, снова в ярости. Меня бесило превращение в страдалицу. Меня бесил каждый человек в моей жизни, позволявший мне вести себя как мученица, вместо того чтобы помочь мне расслабиться, вместо того чтобы убедить меня, что я не несу ответственности за других. Меня бесило осознание того, что единственным человеком, который может взвалить на себя ответственность за все это, была я сама. И это расстраивало меня еще сильнее, потому что это было мученическое отношение к себе и к тому же неправда. Больше же всего меня бесило, что я была настолько опустошена сейчас, и ноги болели так, мать их, сильно, и, несмотря на все приложенные усилия и потраченные деньги, я так и не получила никакого облегчения! Я была такой очумевшей от всего этого, что просто остановилась и заорала изо всех своих сил: «А-а-а-а!» К счастью, рядом никого не было, но, даже если бы кто-то меня и услышал, мне было бы все равно. И уже со следующим глотком воздуха глубокое, до костей пронизывающее облегчение снизошло на меня, ведь я, наконец, отпустила все эти годами копившиеся эмоции. Следующим звуком, который я издала, было тихое «Аххх». Мое сознание успокоилось, четко осознавая освободившееся место в теле, костях, легких, клетках, из которых я выпустила старую, ядовитую энергию. Я чувствовала, что внутри меня стало больше места для вдоха, больше места моей жизни.

 

День 21

От Мансильи-де-лас-Мулас до Леона

19 километров

Я пришла в Мансилью-де-лас-Мулас ближе к часу дня. Моим глазам предстал великолепный открытый рынок в самом центре площади, где сотни людей толкались, продавая свежие фрукты и овощи, сыры, ветчину и одежду, в то время как музыканты играли в углу площади, а в кафе сидели местные и пили пиво и вино и расслаблялись под теплым солнышком. После того как я побродила по рынку и купила фруктов, я решила найти свой хостел, который был в нескольких кварталах от городской площади. Встретила меня угрюмая, ко всему безразличная девочка-подросток, вся в татуировках. Она смотрела испанскую мыльную оперу, и мне пришлось ждать перерыва на рекламу, чтобы завладеть ее вниманием. Когда я сказала ей о брони, та закатила глаза, покачала головой, как будто это было что-то невозможное, и исчезла за дверью, которая вела, очевидно, в кухню. Десять минут спустя я уже забеспокоилась, что она ушла на сиесту и просто оставила меня здесь одну, пока не кончится ее сон. Я громко позвонила в колокольчик, чтобы разбудить ее или привлечь еще чье-нибудь внимание. Добрых пять минут спустя она вышла-таки из-за кухонной двери, источающая скуку и равнодушие ко всему, включая меня. В итоге она взяла ключ и молча направилась к ряду дверей, предполагая, что я пойду за ней. «Постойте», – сказала ей я, оглянувшись на свою сумку. Девушка повернулась ко мне и наблюдала, как я жестами показывала ей, что ищу свой багаж. Было очевидно, что она поняла меня, но вместо того, чтобы помочь с сумками, просто открыла одну из дверей и показала пальцем внутрь, даже не удосужившись посмотреть в мою сторону. Ее поведение было настолько вызывающим, что я рассмеялась. Мне предстояло самостоятельно тащить свои сумки. Я с глупым выражением посмотрела, не протянет ли та руку, чтобы помочь. О чем я думала? Девушка смотрела на меня с расстояния в десять футов и даже пальцем не пошевелила. Мне потребовалось время, чтобы затащить вещи по лестнице: два подхода к сумкам по четырем пролетам ступенек, а она стояла и безразлично взирала на происходящее. Наконец мы вошли на небольшую веранду, где и находилась моя комната. Проходя мимо стиральной машинки, девушка кивнула головой в ее сторону. Великолепное зрелище! Затем я последовала за ней к своей комнате. На обратном пути я заметила, что стирка стоит несколько евро и попросила стирального порошка. «Да», – ответила администратор по-испански тусклым голосом и стала спускаться вниз по лестнице. Затем пропала в кухне, оставив меня стоять возле стойки, прямо как когда я только вошла в хостел. Вышла из кухни уже другая женщина, монотонный голос и черты лица которой подсказали мне, что это ее мать. Я улыбнулась, спросила: «Порошок?» – и показала на свои вещи, изображая жестами стирку. «Да», – ответила она и тоже ушла. Я огляделась вокруг – мне показалось, что я забрела в Сумеречную Зону, потому что эти женщины вели себя как вылитые зомби.

К моему удивлению, мать вернулась всего лишь через минуту, держа в руках две маленькие коробочки с порошком, и попросила за них два евро. Я взяла порошок и пошла наверх. Раскрыла сумку, собрала грязное белье и направилась к машинке. По пути я осмотрелась вокруг и заметила, как прекрасна была веранда, украшенная пышными растениями и цветами, с удобными шезлонгами. До недавнего времени было довольно холодно, чтобы сидеть в шезлонге, но последние два дня выдались теплыми, так что я улеглась на один из лежаков и сразу же уснула.

Разбудил меня шум, производимый на веранде другими паломниками, и я побежала проверить машинку. Она только что достирала, поэтому я встряхнула одежду и развесила на сушилке в уголке. Затем я спустилась вниз по лестнице, чтобы осмотреть город.

Вернувшись в хостел, я встретила свою подругу Петру, а еще Ганса и Питера – они только что заселились. Оба что-то пробормотали про команду из зомби-мамаши и зомби-дочурки, на что я лишь рассмеялась: «Испытание Камино». Вечером компания из десяти паломников пригласила меня в ресторан, о котором Петра слышала хорошие отзывы. По дороге к нему я увидела местную церковь и заглянула туда. С тех пор как я была в церкви, прошло много дней, и было приятно вновь посидеть в тишине и помолиться. В церквях по-настоящему чувствовались сила и история Камино. Столько паломников многие сотни лет проходили через эти двери с той же целью, что и у меня, – чтобы простить и быть прощенными, чтобы продолжать жить в мире.

Я прочитала молитву и поблагодарила Господа за то, что так далеко продвинулась. Сейчас я преодолела две трети пути до Сантьяго, и пусть идти было тяжело, каким-то чудесным образом я продолжала свой путь.

Потом я встретилась с той компанией, правда, она выросла до двадцати человек, и в тот момент, когда я к ним подсела, я уже жалела об этом. Не то чтобы мне они не нравились. Просто мне хотелось побыть в тишине и задумчивости, а эта толпа была ужасно шумной. Кроме того, на всю нашу компанию был только один официант, поэтому ждать пришлось невероятно долго. Я покинула их сразу после супа и салата, потому что я пробыла в ресторане уже больше трех часов и слегка окосела от их веселья. Я была так рада, что есть выражение «Доброго Пути», потому что это было единственным, что мне было нужно сказать, кивнув, и все меня поняли. Двадцать раз «Доброго Пути» повторилось мне в ответ, пока я шла к двери вместе с пятью паломниками, последовавшими моему примеру.

На следующее утро я отправилась по улице, которая вела в маленькое кафе, из которого я слышала пение мужчины. Когда я вошла, он дружелюбно поприветствовал меня. Я заказала свой любимый завтрак: бокадильо с яйцом и кофе с молоком, конечно. Вдруг я вспомнила, что перед отъездом не поставила паломнический штамп в хостеле, поэтому я попросила об этом официанта, что он с удовольствием и весьма торжественно проделал. Уходила я в чистой одежде, счастливой и готовой достигнуть моей следующей остановки – Леона. Шагая из города, я была счастлива вернуться к своему тихому и мирному движению Камино и удалиться от чужой энергетики. Мне хотелось остаться наедине со своими мыслями, чувствами, духом, озарениями, и я заметила, что все это быстро исчезало, когда я находилась в слишком большой компании. Каждый творит свой Камино, мой же – путь тишины и уединения. Но как я ни хотела медитативного путешествия, это был не тот Камино, с которым я столкнулась. Исключая короткую и мирную прогулку на выходе из городка, сегодняшний Путь стал самым серьезным пешим испытанием за все время. Длинные участки его пролегали вдоль очень оживленного шоссе, и был даже момент, когда мне пришлось сделать безумный рывок через все четыре полосы, чтобы попасть на противоположную сторону. По правде, безумный рывок с моими больными ступнями и ноющим коленом был физически невозможен. Меня хватило лишь на жалкое подобие прыжков, которые привели меня почти под колеса огромного сигналящего грузовика, увильнувшего от меня, но оставившего мою нервную систему рассыпанной по полотну дороги. Спокойствие вернулось ко мне только во время прогулки вдоль бесконечных рядов уродливых складских помещений, которые окончательно высосали из меня остатки жизненных сил. Единственным чудом была скорость, с которой я пришла в Леон. Спустя пять часов я уже стояла напротив кафедрального собора на центральной площади, пораженная величественной красотой здания. Войдя внутрь, я почувствовала прилив гордости за все те безумства, что я совершила на пути сюда. Еще я была счастлива, что стояла здесь невредимой, а не лежала под колесами грузовика.

Церковь была великолепна. Перед лицом архитектуры, витиеватых витражей, многочисленных алтарей и арочных сводов я могла лишь поражаться мастерству людей, построивших все это давным-давно. Теплый золотистый свет заполнял собор сквозь витражи, придавая ему еще более величественный вид.

Пока я бродила внутри собора, я чувствовала, будто за мной наблюдают. Несколько раз я оборачивалась, уверенная, что позади меня кто-то стоит, но там никого не было. «Кто бы ни присматривал за мной, – прошептала я, – спасибо ему за то, что спас меня сегодня».

После собора я отправилась бродить по городу – живому и суетливому. Прямо за площадью я наткнулась на заведение, предлагающее паломникам лечебный массаж стоп. Неожиданно для себя я решила войти. Мне нужна была помощь. Массажист был крепким, радушным и серьезным человеком. Ростом он был около пяти футов и шести дюймов, черноволосый, под белым докторским халатом – большое распятие на кожаном шнурке. Он улыбался, но ни слова не говорил по-английски. Я показала на свои ступни, он же – на массажный стол. Сняла носки и ботинки, и он жестом предложил мне лечь лицом вниз. Я подчинилась, но не понимала, зачем.

И вот, я лежу лицом вниз. И он начинает массировать мои плечи. Плечи – не ступни, но было так приятно, что я не стала останавливать его. Может быть, он просто плавно переходил к ним. Внезапно ощущения перестали быть приятными. Он принялся бить и мять мою спину, вдавливая в нее свой локоть и костяшки пальцев с такой силой, что у меня перехватило дыхание. Я повторяла: «Нет, нет, ступни», – лицо мое было вдавлено в массажный стол, а он колотил по спине и плечам все жестче и сильнее, не обращая никакого внимания на мои возражения. Несколько раз я пыталась перевернуться и показать на ступни, но он прижимал меня обратно, приговаривая: «Секунду, секунду», – впиваясь пальцами в ребра и спину. Я громко молила о пощаде, но чем громче я кричала, тем громче он повторял: «Секунду!» Наконец, после получаса или около того, он остановился. Ни разу он не прикоснулся к моим ступням, но даже такому битью я была рада. Мне предстояло идти еще двенадцать дней, и если бы он проделал то же самое со ступнями, я не смогла бы выйти за дверь. Перед тем как закончить, он начал надо мной громко молиться по-испански, а затем вылил святую воду мне на спину. Повернув меня лицом вверх (наконец-то), сказал на практически безупречном английском, что я была благословлена. Выйдя оттуда, я никак не могла понять, было ли это хорошей идеей. За исключением ступней, я действительно чувствовала себя лучше.

Наконец я нашла дорогу к своему хостелу и с радостью обнаружила, что он находился в здании средневекового монастыря. Комната у меня была маленькая, но уютная – как раз то, что мне и было нужно.

После регистрации я занесла сумки в номер и как следует поспала. Проснувшись, пошла в ближайшее кафе и порадовала себя пиццей, салатом и бокалом лучшего красного вина. Я сидела в кафе и отдыхала перед очередной долгой прогулкой по главной площади. Ложась спать, единственное, что я смогла вымолвить, было: «Слава богу, я все еще держусь!»

 

День 22

Из Леона в Мазариф

24 километра

Вчерашнее ясное небо затянулось тучами, и на смену теплу пришел проливной дождь. Я не спешила вставать с кровати и серьезно обдумывала вариант воспользоваться такси, так как сталкиваться с мерзостью за окном не хотелось совсем. Мне был необходим перерыв. Я устала. И пострадала. Все еще не решив, поддаться ли искушению, я доползла до душа. Мои ноги явно голосовали за такси. Я посмотрела в зеркало, спрашивая себя, как быть. Несмотря на свое нежелание двигаться, я выглядела на удивление бодрой, и мое отражение сказало: «Поймешь после завтрака».

«Вполне честно», – ответила я и затем приняла долгий душ под горячей водой. Я распаковала сумку и пересчитала оставшиеся энергетические батончики. На оставшиеся тринадцать дней у меня было восемь штук. Я надела кальсоны, шерстяную кофту с длинными рукавами и повязку на голову, хотя раньше и думала, что она мне не понадобится. Боль в пальцах стала немного утихать, хотя не было никаких сомнений, что под ногтями развивается инфекция. Больше меня беспокоила постоянная стреляющая боль по бокам ног. «Надеюсь, я не угробила свои ноги навсегда», – произнесла я вслух, выразив тревогу последних дней.

Но все, что я могла сделать – это продолжать идти, и в данный момент это означало добраться до столовой. Я ходила по коридорам, следуя за запахом кофе, и не могла не поражаться красоте этого старого монастыря, несмотря на тягостное ощущение присутствия духов прошлого. Потребовалось некоторое время, чтобы найти то, что я искала, но, в конце концов, я оказалась в залитой светом столовой, заполненной довольными паломниками, которые подкреплялись перед началом дня. Вскоре я обнаружила причину их радости. Шведский стол был будто из другого мира. Свежевыжатые соки всех сортов, круассаны и другая выпечка, тосты, йогурты, сушеные и свежие фрукты, сыры, а также картошка и яичница – и все это изобилие регулярно обновлялось руками очаровательной испанской женщины, которая приветствовала всех с такой теплотой, что настроение просто не могло не подняться. Какое облегчение после вчерашних нечеловеческих мучений!

Я нагрузила свою тарелку, налила три стакана разных соков и оглядела присутствующих: пять итальянских байкеров, закаленная на вид франкоговорящая пара, молодой англичанин и русская женщина – все, как и я, оценили завтрак по достоинству.

Вдохновившись едой и положительной энергией, наполняющей комнату, я отказалась от мыслей о такси и набралась решимости продолжать идти. Но, чтобы довести дело до конца, я вернулась к буфету и взяла еще три печеных яблока, два банана, немного сыра и хлеба. Заворачивая еду в салфетки, чтобы забрать с собой, я думала, не воровство ли это. Но мне было все равно. Мне нужна была поддержка в пути, и еда со стола могла справиться с этим намного лучше очередного энергетического батончика. Я вернулась в комнату и собрала рюкзак, который становился легче с каждым днем. Когда я спускалась вниз, Гамби болтался на рюкзаке, кошелек был внутри. На стойке регистрации мне сообщили, что звонили из хостела, в котором я останавливалась днем ранее, и просили передать, что я оставила на сушилке свои штаны, носки и одну из шерстяных кофт и что я могу их забрать.

«Зараза! Мои вещи!» – я совершенно забыла о них. Я тяжело вздохнула. Возвращаться в дом зомби мне совсем не хотелось. Кроме того, это же Камино! Ты не можешь идти назад. Ты просто продолжаешь идти дальше. Так что я сказала регистратору: «Передайте им, что они могут оставить их себе или отдать другим паломникам. Я иду дальше». Я попросила паломнический штамп для паспорта, завернулась в дождевик, сказала по-испански: «Вперед!» – и направилась к двери.

Ракушки, которые должны были вывести меня из города, были вкопаны в землю и практически незаметны, так что мне нужно было быть предельно внимательной, чтобы не сбиться с курса. Мне пришлось идти полтора часа все по тем же унылым пригородам, прежде чем я вернулась к природной красоте Камино.

Я потеряла счет времени и не понимала, какой был день. Я не отрывала взгляда от желтых стрелок, ибо успела дважды за утро свернуть не туда, и каждый раз приходилось возвращаться. Наконец, я оказалась в небольшом городке под названием Вирхен дель Камино и скользнула в кафе, чтобы немного подсохнуть и насладиться перерывом. Сидя со своим кофе, я закрыла глаза и прочитала молитву.

«Святая Мария, Матерь Божия, пожалуйста, открой мое сердце для благости и помоги мне простить и отпустить все то, что мешает мне полюбить себя и ту жизнь, что ты дала мне. Аминь».

Дорога шла равниной вдоль шоссе, и только редко пролетающие аисты разбавляли однообразный пейзаж. Буря в моей голове в последние дни стала утихать, и я чувствовала (или, возможно, просто надеялась), что она не вернется. Мой разум был спокоен и чист, так что я могла слышать, как Камино говорит со мной:

«Видишь, как развернулись события твоей жизни и как на это повлияли решения, которые ты делала?» Оглядываясь в прошлое, я могла видеть, что именно привело меня к тому, что я оказалась здесь. Я переборщила с усердием в своих отношениях. Я решила делать слишком много. Я решила упорствовать и пытаться заставить работать те вещи, которых не было. Я решила противодействовать Патрику, а не отвечать ему, и я выбрала разочарование в нем, вместо того чтобы пытаться его понять.

«Я вижу, но я всего лишь человек. Я делала то, что мне тогда казалось правильным, – оправдывала я себя перед Камино, но остановилась. – Ладно. Это правда. Иногда я делала что-то совершенно осознанно, – призналась я. – Я решила бороться. Накапливать обиды. Я сама решила оставаться расстроенной».

Было хорошо наконец признаться себе в этом. Это помогло мне понять, что я не была жертвой. Только я сама в ответственности за свое несчастье.

«Да. Я рад, что ты теперь понимаешь это», – казалось, что Путь говорит со мной тусклыми лучами солнца, гуляющими по равнине.

«Ты теперь видишь, как сама принимала решения, а потом обвиняла в этом других, будто они тебя заставляли?» – продолжал спрашивать Камино.

«Каким образом? – ответила я. – Я не понимаю».

«Ты уверена, что не понимаешь?»

«Думаю, я стала работать так усердно, потому что любила то, что я делала. Но когда я перенапряглась и выдохлась, я обвинила Патрика в том, что он недостаточно работает, чтобы поспевать за мной».

«Да».

«Я пыталась угодить своему отцу слишком долго, вместо того чтобы отказать ему, а потом обвинила его в застое».

«И это тоже, да».

Чем дальше я шла, тем отчетливее я видела, как мои собственные решения уничтожали все, что я чувствовала. Я не выбирала сложившиеся ситуации, конечно, но я решала, как на них реагировать.

Правда в том, что некоторые мои решения были чудесными. Я решила следовать своей интуиции и учить делать это других. Я решила путешествовать с Патриком и нашими дочерьми, и это было одним из лучших решений в моей жизни. Я решила писать книги, потому что люблю это, хотя мой первый издатель и спрашивал меня, является ли английский моим родным языком. Я решила сохранить брак и растить дочерей вместе с Патриком, потому что он хороший отец. Это прекрасные решения, и я рада, что приняла их.

Другие решения были далеко не лучшими, и я могла отчетливо видеть, как они привели к боли, которую я испытывала. Так, я решила, что меня сложно любить, и это заставило меня переусердствовать и делать слишком много, чтобы доказывать, что я заслуживаю любви. Тогда мне казалось, что мною пользуются или меня не понимают. Я определенно должна пересмотреть это решение, потому что оно не работает. Меня нетрудно любить, хотя со мной иногда бывает тяжело. Но с кем не бывает? Мы все имеем светлые и темные стороны.

Я также решила верить, что Патрик не был хорошим человеком. Этот выбор сделал меня раздражительной и замкнутой, и теперь вижу, как сама провоцировала его не быть хорошим человеком. Конечно, Патрик не идеален, и он действительно временами вел себя неправильно. Но помимо этого он мог быть любящим и добрым и всегда помогал тем, кто в этом нуждался.

Я также могла видеть, что эти решения не связали меня на всю жизнь. Чем дальше я шла, тем яснее становилось, что пришло время для новых решений. И начать следовало с того, чтобы перестать чувствовать себя жертвой и начать избавляться от чувства беспомощности.

Я была так погружена в свои мысли, что вошла в Мазариф, где планировала остановиться, и вышла из него, не заметив этого. Когда я это обнаружила, я развернулась и отправилась на поиски своего отеля. Я обошла город три или четыре раза, но так и не смогла его найти. На самом деле, кроме одного небольшого хостела-ресторана для паломников возле церкви, в этом городе не было ничего. Расстроенная, я зашла в бар паломнического хостела и заказала бокадильо с яйцом, затем спросила официанта, не знает ли он, где находится моя гостиница. Он покачал головой и сказал, что в Мазарифе такого места нет.

Я еще раз взглянула на лист, где был отмечен мой маршрут, и показала официанту, но он снова покачал головой.

Я уже научилась не приходить в отчаяние от подобных подножек в пути, так что попросила официанта узнать о моей гостинице у других работников. Он скрылся на кухне. Через пять минут оттуда вышла низкая коренастая женщина и сообщила, что нужное мне место находится в десяти километрах отсюда. Я чуть не подавилась. «Нет, я не хочу идти так далеко! Я не могу. Не сегодня!» – Я заплакала.

Немного успокоившись, я спросила, можно ли заказать такси. Она покачала головой и сказала, что в Мазарифе нет такси. Я поверила ей. Если тут нет людей, почему здесь должно быть такси?

– Вы можете остаться здесь, – предложила она.

– Я бы очень хотела, – ответила я. – Но мои вещи ждут меня в хостеле. Я должна их получить.

«Дерьмо, – выругалась я про себя. – Какой отстой».

Смутившись, я извинилась за свою истерику, на что она сказала:

– Не беспокойтесь. Я позвоню им и скажу, что вы устали.

– Хорошо, – ответила я, не ожидая, что это что-то изменит. Я заказала колу, пока она звонила. Мне нужно было много сахара, чтобы идти дальше, особенно теперь, когда снова пошел дождь.

В это время женщина взволнованно говорила по телефону, не переставая повторять: «Да, да, да», – и с жалостью глядя в мою сторону. Наконец повесив трубку, она сказала: «Все хорошо! Он вас подберет. Через час».

Я была счастлива это услышать. Горячо поблагодарив ее за помощь, снова села и расслабилась. Тогда я в этом нуждалась. Я устала от постоянной нагрузки. Мне хотелось, чтобы меня подвезли. К счастью, так и получилось.

«Прекрасно», – сказала я, благодаря Камино за такой поворот событий. Позволить кому-то мне помочь – это было новое решение для меня, которое необходимо было принять прямо сейчас.

Полтора часа спустя я сидела в удобнейшем фермерском доме перед камином, закинув ноги и попивая красное вино, окруженная самыми прекрасными хозяевами, каких я только встречала в пути. Жена хозяина, Марселла, тихая женщина лет пятидесяти с теплыми карими глазами и доброй улыбкой, настояла, чтобы я отдала всю одежду в стирку, и отправила меня вздремнуть, наказав в восемь присоединиться к ним на ужине.

Наслаждаясь таким теплым приемом, я полностью расслабилась, поспала, а после меня ждали вкуснейшие угощения: домашнее блюдо из свежей рыбы, приготовленные на пару овощи из сада, салат, домашние сыры и хлеб, восхитительный торт и шоколадные конфеты.

Засыпая в ту ночь, я думала, как же прекрасно быть окруженной заботой и нежностью. Мне это было нужно!

 

День 23

Из Мазарифа в Асторгу

30 километров

В это утро меня разбудил аромат свежеиспеченного хлеба и кофе, так что я без труда поднялась с кровати и спустилась вниз, не заботясь даже о том, чтобы переодеться. Внизу на столе был потрясающий омлет с тушеными помидорами, поданный вместе с корзинкой еще теплого хлеба, домашним джемом и горячим кофе с молоком, от которого шел пар. Спустя некоторое время, моя чудесная хозяйка, Марселла, вошла в столовую и, бодро поприветствовав меня, вручила стопку выстиранного белья и спросила, может ли она или ее муж Мигель сделать что-нибудь для меня, прежде чем я отправлюсь в путь.

Подумав о нескольких оставшихся энергетических батончиках, я спросила, не будут ли они возражать, если я возьму с собой немного хлеба и сыра. Через десять минут я была нагружена хлебом, сыром, фруктами, джемом, ветчиной и шоколадом. Я с благодарностью взяла все предложенное и упаковала в рюкзак, радуясь, что буду есть в пути что-то новое.

После завтрака я приняла горячий душ, упаковала сумку и приготовилась идти. Как обычно, было холодно, и шел дождь, так что я тепло оделась, радуясь, что не выложила подштанники несколько дней назад. После я снова спустилась вниз, чтобы насладиться последней чашкой кофе перед долгим переходом. Я бы с большим удовольствием пожила в этом чудесном доме еще неделю.

Мигель спустил сумку на первый этаж, уверяя, что скоро доставит ее к моей следующей ночлежке. Хорошо, что мне не пришлось самой нести сумку вниз, хотя она и потеряла значительную долю своего веса за время путешествия. Собственно, как и я сама – утром мне пришлось вытащить шнурки из моих бесполезных легких кроссовок и плотно ими обвязаться, ибо штаны начали спадать.

Еще немного задержавшись, я попросила поставить штамп в моем паломническом паспорте и взяла несколько фотографий хозяев, чтобы помнить их доброту еще долго после того, как мое приключение закончится.

Пришло время отправляться в путь. Я спросила, как мне выйти к Камино, и была рада узнать, что дорога продолжается прямо от задних дверей дома. Я крепко обняла хозяев, а они сердечно пожелали мне Доброго Пути.

Под дождливым небом Камино вел меня через сельские угодья вдоль железной дороги, и на душе у меня было спокойно. Я была так благодарна за ту простую доброту и любовь, которую мне подарили прошлой ночью, что теперь я ощущала себя самым счастливым человеком на Земле. Даже моя белая походная рубашка вернулась ко мне не только выстиранной, но и идеально выглаженной. За мое решение осуществить это паломничество они отнеслись ко мне с таким уважением – я просто не могла в это поверить. Их любовь была настолько целебной, что многое из того, что тревожило меня последние дни, куда-то отступило. И было так хорошо ощущать это и продолжать идти.

Вскоре я наткнулась на потрясающий каменный мост, ведущий к соседнему городу. Я остановилась и прочитала о нем на табличке. Мост Пуэнте-де-Орбиго был одним из самых длинных и старейших средневековых мостов в Испании, будучи построенным в XIII веке над еще более старым римским мостом. Этот мост считался одним из наиболее значительных исторических памятников на маршруте, и я могла понять почему. Его двадцать арок перевели меня через реку Орбиго. Я прошла через место, известное как Пасо Хонросо, или Дорога Почета, получившее это название из-за легендарного рыцарского турнира, состоявшегося здесь в 1434 году.

Согласно легенде, рыцарь по имени Дон Суеро де Киньонес, отверженный прекрасной дамой, чтобы защитить свою честь, бросал вызов всякому рыцарю, который пытался перейти через мост. Рыцари со всей Европы приезжали, чтобы принять его вызов, но он успешно охранял мост в течение тридцати дней. Затем он отправился в Сантьяго, чтобы принести благодарственные молитвы за обретенную свободу от любви, чувствуя теперь, что его честь полностью восстановлена.

Я думала о Доне Суеро и о той, что его отвергла. Мы действительно привязываемся к тем, кто делает нам больно, если мы не можем их простить. И именно поэтому мы продолжаем страдать еще долго после того, как рана была нанесена.

Это и есть прощение? Освобождение от того, что держало тебя в неволе?

«Я тоже хотела избавиться от зависимости», – думала я, когда переходила через мост. И единственный способ этого достичь – бороться, как Дон Суеро, с тем, что лишает свободы. Я должна бороться с сожалением и горечью. С растерянностью и осуждением. Со стыдом и смущением. Но в первую очередь я должна была перестать воспринимать себя как жертву.

Пришло время освободиться от этих тягостных мыслей, потому что ничего хорошего из них не выходит. Ничего. Они не приносили мне успокоения. Не вдохновляли меня. Не заставляли меня чувствовать себя лучше. Из-за них мне становилось грустно, и я чувствовала себя пустым местом. Это был худший из возможных вариантов рабства, в котором только мог оказаться человек, и я решила, что с меня хватит. Пока я шла, я поняла, что мне нужно больше, чем просто понять, почему все получилось так, как получилось, хотя это тоже было важно.

Я поняла, что все время в браке я сталкивалась со своей собственной кармой и своими духовными испытаниями. Я также поняла, что это был мой выбор родиться в той семье, в которой я родилась, чтобы получить все эти духовные уроки, которые моя семья предложила мне. Я даже поняла, что я сама была ответственна за все отношения, в которые я была вовлечена в течение жизни, чтобы, пройдя через них, получить духовный опыт.

Я даже простила всех, кто делал мне больно, и хотела, чтобы они также простили меня. Я больше не хотела быть связанной своим отношением к ранам. Но, несмотря на понимание всего, мне все еще было больно.

Все, чего мне хотелось, – повернуться к Богу и избавиться от боли в сердце и душе. Я хотела получить прощение за то, что слишком долго цеплялась за свою боль. Я хотела освободиться от всего этого и открыться для любви. Я хотела простить себя за отказ от той любви, что мне предлагали Бог и мое высшее «Я». Именно для этого я отправилась в это путешествие. Именно этого прощения я искала.

Я вернулась к реальности. Мост плавно перетек в средневековый город. Дождь утих, можно было снять капюшон, чтобы осмотреться. Казалось, я была здесь раньше. И это была не просто мысль, скорее, что-то похожее на дежавю. Я пересекла мост и чувствовала, будто сама принимала участие в его строительстве.

Я сошла с моста и оказалась в центре городка под названием Оспиталь-де-Обриго. Было раннее утро, поэтому все было закрыто и на улице не было ни души. Только забавного вида мужчина на слишком маленьком для него велосипеде колесил взад-вперед по улице. Его яркий желто-оранжевый жилет с надписью «Охрана» казался неуместным в этом крайне тихом месте, в котором просто не могло быть ничего опасного. Но я пришла к выводу, что ничего в пути не происходит со мной просто так. И если это был знак, то, вероятно, он означал, что я в безопасности.

Он проехал мимо меня несколько раз, искоса поглядывая на меня с легкой улыбкой. Я начала думать, что он может быть ангелом. Это была неожиданная мысль, но как только она пришла ко мне, я почувствовала, как по телу пробежал озноб. Я обернулась, чтобы посмотреть, где он, но он исчез. Я села, чтобы перекусить и дождаться, когда велосипедист вернется. Но он больше не появлялся. «Ладно, Камино, я поняла тебя. Все хорошо. Спасибо», – сказала я вслух. Я упаковала рюкзак и встала. Дождь пошел с новой силой, так что я снова завернулась в дождевик, подняла треккинговые палки и приготовилась идти.

Вскоре ландшафт начал меняться. Равнина сменилась идущими один за другим холмами. Земля была усеяна круглыми мокрыми камнями, скользкими, как лед, из-за чего я постоянно падала. Кроме того, идти приходилось по целым рекам из грязи, образовавшимся в результате недель дождя. Я направила все свое внимание на то, чтобы контролировать каждый шаг и не упасть лицом в эту жижу. Я перепрыгивала через лужи, хватаясь за ветки деревьев, и так я медленно продвигалась вперед, будто играла в Твистер сама с собой. Один неверный шаг мог привести к неприятному падению, поэтому долгое время я шла, не отрывая взгляда от земли. Один раз я поскользнулась и наткнулась ребром на свою палку. Рюкзак слетел со спины и приземлился в трех метрах от меня прямо посреди лужи грязи, Гамби – еще тремя метрами далее. Дождевик сделал из меня человека-ледянку, так что я смогла проползти несколько метров вниз по дорожке, прежде чем сорвалась на бег и смачно врезалась в пень. Первые несколько минут я пыталась осознать произошедшее, потом ругнулась, потом засмеялась и, наконец, встала, чтобы подобрать свои разбросанные вещи. Когда я снова двинулась в путь, скользкие круглые камни, к счастью, сменились шершавыми плоскими, а дорога пошла равниной, что позволило мне вернуться в умиротворенное состояние.

Меня окружали сады, мох покрывал стволы деревьев, и туман, застилавший все вокруг, будто танцевал между ними. Мне казалось, что феи и духи следят за тем, как я медленно продвигаюсь вперед. Я снова погрузилась в тот другой мир, в который попадала снова и снова. Я задавалась вопросом, делает ли так Путь с каждым или это я сама, продолжая идти, настраивалась на другую реальность? Но это не важно. Этот мир полностью окутал меня, как будто я завернулась в теплое и уютное одеяло.

Вскоре я наткнулась на самодельное паломническое святилище. На меня смотрела статуя паломника в полный рост, с маской на месте лица, одетого в настоящую одежду и держащего большую трость. За статуей стоял большой металлический крест, у основания которого лежала насыпь круглых камней, оставленных другими паломниками. Крест как будто выполнял роль привратника у входа в совершенно новое измерение Камино. Я осмотрелась и нашла большой круглый камень, который положила к другим у креста.

Дорога дальше представляла собой смесь из красной грязи и камней, повсюду были ямы и обрывы. Погода значительно улучшилась, вышло солнце, но все еще было прохладно. Тем не менее я вспотела, поэтому сняла несколько слоев одежды и убрала их в рюкзак.

Грязь на тропе высохла, и, хотя по камням ходить было все еще тяжело, я уже не была обязана следить за каждым своим шагом, как несколько часов назад. Я могла оторвать взгляд от земли и любоваться просторами, открывшимися передо мной. Мне становилось легче и радостнее. В этот момент меня ничего не волновало. Ни прошлое. Ни будущее. Я жила только настоящим, и на душе у меня было спокойно.

Я не только смотрела на природу, я чувствовала себя ее частью. Я не была одна, я была связана со всем вокруг. Мое эго наблюдало за мной, но молчало. Я чувствовала себя полностью проснувшейся и ожившей, и меня не мучили мои раны и мое прошлое.

Около половины четвертого я подошла к концу древней римской дороги и оказалась на окраине Асторги – моего сегодняшнего пункта назначения. Я пересекла железнодорожные пути и вышла к неброской церкви.

Внутреннее убранство церкви внушало благоговение. Богоматерь смотрела на меня с алтаря, и я произнесла молитву благодарности за то, что продержалась еще день. Потом я вспомнила, что у Патрика день рождения.

«Матерь Божия, всем сердцем и душой благодарю тебя за то, что присматриваешь за мной. Я также хочу поблагодарить за все подарки, которые получила от Патрика. Сегодня его день рождения, и я хочу подарить ему освобождение от моего гнева и обиды и молитву от всего сердца, что он сможет найти свое счастье и внутренний покой. Я благодарю тебя за помощь, без которой я не оказалась бы здесь. Я молюсь, чтобы у него был счастливейший день рождения. Аминь».

Я поставила свечку в честь его дня рождения и послала ему любовь. «Спасибо, Патрик, – прошептала я, – с днем рождения». Я посидела в церкви еще немного и прочитала молитву по четкам в благодарность за все, что встретилось мне в Пути. Потом я встала, подняла свои палки и углубилась в город, пока не вышла к красивой площади на вершине холма. Я увидела свой хостел сразу же, и слава богу, потому что минуту спустя в небе затрещали молнии, сопровождающиеся сильнейшим ливнем, с которым я сталкивалась на Камино.

 

День 24

Из Асторги в Рабаналь де Камино

19 километров

Я проснулась рано, готовая продолжать путь. Мне предстояло снова идти в горы, и я хотела выйти пораньше, так как знала, что подъем будет долгим. Мое тело чувствовало себя прекрасно, за исключением вечно ноющих жалких ног. Но они еще могли идти. Я не могла остановиться.

Открыв деревянные ставни, я выглянула на улицу. Все еще немного дождило, площадь была усеяна закутанными в дождевики паломниками с рюкзаками, напоминавшими кучу огромных черепах, бредущих в одном направлении.

Столовая была в соседнем здании. Сдав сумку администратору гостиницы и забрав у нее купон, я отправилась на завтрак.

От других паломников я узнала, что подъем на Рабаналь был достаточно пологим и на его протяжении мне встретится несколько кафе, поэтому я отказалась от попыток доедать свой завтрак и заглянула в рюкзак, чтобы убедиться в наличии энергетических батончиков.

«Матерь Божия, спасибо. Спасибо. Спасибо. Я снова отправляюсь в путь. Аминь».

Я еще раз взвесила свой большой камень, прежде чем убрать его в рюкзак. Он действительно был довольно тяжелым, и я подумала вдруг, что перестаралась, выбирая камень. Нет, все было, как надо. Я шла по городу в направлении Камино, следуя за другими паломниками, вместо того чтобы искать желтые стрелки. Вскоре я вышла к потрясающему собору на другом конце города. Женщина-паломник из Германии попросила разрешения меня сфотографировать, я с удовольствием согласилась и тоже сняла ее. Я подошла к дверям церкви, но они, что неудивительно, были закрыты.

Ушло несколько минут на то, чтобы выйти из города. Пейзаж был таким же навязчивым, как и днем ранее. Густой мягкий туман стелился по всей земле, достигая колен. Я могла чувствовать, как духи природы выглядывают из-за деревьев и перешептываются между собой, пока я прохожу мимо.

Все было так пропитано какой-то мистикой, что я не могла в это поверить и останавливалась каждые несколько минут, чтобы сделать фотографии.

Пока вокруг сгущался туман, у меня внутри становилось все яснее. В тот день меня разрывало от сострадания по отношению к каждому человеку, которого я встречала в своей жизни, и я плакала почти два часа, пока шла. Я могла видеть, что каждый человек делал лучшее, на что он был способен, а я требовала от людей того, что они дать не могли, и в итоге разочаровывалась. И мне становилось нестерпимо грустно от осознания того, что я редко прислушивалась к другим.

Может быть, это было связано с тем, что я росла с мамой, которая была практически глухой после войны, и от нее я научилась прислушиваться к потокам энергии, вибрации, к своей интуиции… но я никогда не придавала значения тому, что было на самом деле высказано. Я никогда не думала об этом раньше. Это, должно быть, сильно задевало людей в моей жизни.

Можно сказать, что я стала такой же глухой, как моя мать, слушая только то, что я хотела услышать, и необязательно то, что хотели до меня донести другие. Это было одной из основных жалоб Патрика, и теперь я наконец поняла, что он был прав. Я не слушала многое из того, что он мне говорил. Неудивительно, что наши отношения закончились такими проблемами.

«Мне очень жаль, Патрик, – сказала я вслух, надеясь, что его дух услышит меня, – чтобы исцелять дух, нужно слушать. Я с этим не очень хорошо справлялась, да?»

Я также видела все те замечательные вещи, которые он принес в мою жизнь. Чудесные блюда, которые он с такой любовью готовил для меня и нашей семьи. Великолепный сад, который он посадил для нашего дома. И то, как он познакомил меня с кемпингом и катанием на велосипеде и каноэ, как он учил меня собирать лучший хворост и разжигать костер. И, конечно же, наши две удивительные дочери. Мой отец тоже многому меня научил: концентрироваться на работе и доводить дело до конца, чинить практически все, что сломалось, быть находчивой и несгибаемой и не позволять жизни сбивать меня с ног.

Я получила от них обоих так много, но большую часть того, что они мне дали, я не замечала из-за моего израненного и замкнутого эго. Осознав это, я почувствовала, будто на самом деле получаю все эти подарки прямо сейчас.

Никогда не поздно почувствовать любовь других, даже если мой брак распался, а отец умер. Любовь, которую они испытывали ко мне, не исчезла. Она все еще существует.

Если это так, то вся любовь, которой я когда-либо делилась, тоже никуда не делась. Я вдруг поняла, что любовь никогда не теряется. Не уходит. Она ждет, пока каждый из нас будет готов ее принять.

Я столько страдала из-за отсутствия любви, тогда как на самом деле все дело было в моей неспособности эту любовь получать, потому что мое эго тщательно уворачивалось от нее.

Я была любима. Мы все были. И будем. Все мы. Всегда. Я шла и чувствовала любовь повсюду. Все вокруг меня дышало любовью. Деревья. Птицы. Цветы. Камни. И я. Все это время. Я была любовью, даже если мое сознание долго держало это в тайне. Это было настолько возвышенное чувство, что я боялась думать об этом слишком много и таким образом потерять.

Чем выше я поднималась, тем холоднее становилось, и через некоторое время мне пришлось искать кафе, просто чтобы согреться и отдохнуть. Однако прошел еще час, прежде чем я нашла одно. Я вошла в маленький городок под названием Крусес, где я остановилась, чтобы выпить кофе с молоком. Я была в таком отрешенном состоянии, что, пока пила, просто сидела и смотрела в пустоту. С моего дождевика стекала вода, Гамби сидел за столом, рюкзак лежал у меня в ногах.

Мой разум пребывал в очень странном состоянии. Мне казалось, что все, происходящее в моей жизни, было взаимосвязано. Я видела, что и как влияло на события всей моей жизни. Я могла видеть, как эта цепочка причин и следствий проходила через все мое прошлое и настоящее, затрагивая моего отца и брата, мою работу, моих дочерей, путешествия, книги, преподавание и мои отношения, в первую очередь с Патриком. Все это было связано. И к тому же преисполнено любви.

Это ощущение взаимосвязи всех событий начало проявляться вчера, когда я просила у Бога прощения за нелюбовь к себе. И усилилось оно в Пути, который постепенно освобождал меня от старой боли, открывая под ней совершенно новую меня. Мое сердце возвращалось в исходное состояние. Раны стали заживать, и я чувствовала прощение в воздухе. Прощала я, прощали другие, прощал Бог всех нас. Что-то невероятное происходило со мной, когда я шла, и я знала, что причина этому Камино. Энергия Пути меняла меня.

Постепенно вернувшись к реальности, я огляделась, чтобы посмотреть на сидящих вокруг. Я заметила пожилого испанца, осматривающего свою ногу, и увидела огромный волдырь на его пятке, который, должно быть, причинял дикую боль. У меня всегда было с собой много средств от мозолей, поэтому я подошла к мужчине и предложила свою помощь.

Он отказывался принять мою помощь, но, когда я показала ему все обилие бинтов и мазей, что у меня было, быстро передумал. Я аккуратно обработала его рану перекисью и заклеила ее большим пластырем. На его лице отразилось облегчение, но я не понимала, от того ли это, что боль утихла, или его просто утешала мысль, что ему больше не нужно идти и тереться израненной пяткой о ботинок. Затем я встала и пожелала ему Доброго Пути. Я снова была в Пути.

Подъем становился все круче и круче. Похолодало, и я начала замерзать. Мой камень казался тяжелее, чем когда-либо, и тянул меня вниз. Наконец, я оказалась в маленькой деревушке под названием Рабаналь. Я только вошла и стала осматриваться, как вдруг столкнулась лицом к лицу с Патриком с Пути.

Мы побежали друг другу навстречу и тепло обнялись. Я была рада его видеть. Я думала, что больше никогда его не увижу. Он рассказал мне, что пришел сюда два дня назад. Я только качала головой. Как он сделал это? Я шла так быстро, как могла, и едва успевала добраться за день до следующего города.

В Рабанале был небольшой монастырь, основанный немецкими монахами, и они пригласили Патрика отдохнуть у них несколько дней. Его мучила страшная боль в обеих ногах, и он едва мог спать по ночам, поэтому он с радостью принял приглашение и находился там уже второй день, надеясь, что остаток времени принесет ему облегчение.

Он проводил меня до моего жилища, имеющего вид старой швейцарской дачи, и подождал, пока я заселюсь. Сумка еще не прибыла, но я была уверена, что она вот-вот будет. Затем мы договорились встретиться в шесть часов вечера на паломнической мессе в монастырской церкви.

Я предложила ему поужинать со мной, но он отказался, потому что ужинал с монахами и не хотел их обижать. Так что мы выпили пива и поговорили в течение часа, пока я не сказала, что мне нужно поспать перед мессой.

К тому времени сумка уже прибыла, и я втащила ее в свою комнату на третьем этаже. К сожалению, она не казалась такой легкой, как два дня назад. В конце концов, мне это удалось, я заселилась и расслабилась. Долго не получалось заснуть из-за боязни пропустить мессу, поэтому через полчаса я спустилась вниз, чтобы взять себе колы.

Там я встретила еще трех паломников, с которыми я сталкивалась в пути. Тут были Виктория и ее сын Эрик. У нее шло все хорошо, но Эрик каким-то образом надорвал мышцу в лодыжке и теперь отказывался от всех лекарств, предпочитая естественный процесс заживления. Они оба были раздражены. Я предложила ему свои лекарства, в том числе и из натуральных компонентов, но он отказался еще до того, как я успела все перечислить. Было ясно, что Камино был для него путем покаяния, и он не хотел, чтобы ему мешали.

Его мать закатила глаза и рявкнула на него: «Ты капризный дурак! Я не могу этого выносить». Я тихонько отошла в сторону – этот разговор был явно не для меня. Я поговорила с остальными, пока не пришло время мессы. Там я слушала красноречивого немецкого священника, проводящего мессу на английском с вкраплениями из других пяти языков. Закончил он, пожелав всем паломникам Доброго Пути, затем спросил, нет ли желающих поговорить с ним после мессы. Я решила, что я хочу.

Мы поговорили о разрыве моего брака и моем стремлении смиренно жить дальше. Он долго слушал и потом сказал: «Отпустите и любите его. Как вы и обещали, выходя за него замуж. Попробуйте и предоставьте остальное Господу».

Я пообещала. Я отпущу его и буду всегда любить в своем сердце. Я чувствовала, что могу сделать это. Я также хотела полюбить себя. Это моя следующая задача. Я поблагодарила священника, он благословил меня и обнял.

Я встретила Патрика с Пути, который ждал меня снаружи церкви, и пожелала ему успехов. Мы договорились встретиться через несколько дней. Следующее, что я помню, это как я лежала в кровати, поедая энергетический батончик вместо ужина.

Я чувствовала умиротворение и просто хотела спать. На следующий день мне предстояло добраться до самой высокой точки Камино – Круз Ферро, где я должна была оставить свой камень, а вместе с ним и тяжкое бремя, которым он был. Я была готова.

 

День 25

Из Рабаналя в Понферраду

32 километра

Я проснулась рано утром, готовая к долгому подъему на Круз Ферро. Я знала, что мне предстоит несколько часов непрестанной ходьбы, так что я положила два из шести оставшихся энергетических батончиков в рюкзак, чтобы быть готовой к тому, что меня ждет. Затем я упаковала сумку и начала спускаться на первый этаж. Мне удалось дотащить ее до второго этажа, где байкер-аргентинец, увидев мои мучения, забрал сумку и помог отнести ее вниз. Хорошее начало дня.

После быстрого завтрака из кофе, тоста и стакана апельсинового сока я поставила штамп в паспорт и вернулась в комнату за палками, Гамби и рюкзаком. Я надела шерстяные шапку и перчатки, натянула на уши повязку и вышла навстречу жесткому холодному ветру под темным мрачным небом. Я была готова идти.

«Матерь Божия, пожалуйста, помоги мне отпустить все то, что меня тяготит. Даже то, что я все еще хочу удержать. Аминь и заранее спасибо».

Крутой подъем сразу же стал испытанием для моего колена, но я продолжала идти. Пока я медленно поднималась, я еще раз вспоминала все, что меня тяготит, чтобы ничего не забыть в нужный момент. Я слишком далеко зашла в этом паломничестве и не могла опустить предоставленную мне возможность.

В первую очередь в голову приходили мои обычные жалобы: слишком много работы и чувства ответственности за то, что меня даже не касалось; года, которые я проживала в уверенности, что меня никто не любит и не ценит, как мне хотелось бы. Ничего нового.

Тем не менее чем дальше я шла, тем очевиднее становился тот факт, что все те вещи, которые делали меня несчастной, не были первопричиной моих тягот.

Всему виной были мои собственные страх и гнев, даже ярость по отношению к этим и многим другим вещам. На меня давило недоверие к тем, кто был добр со мной. Я могла доверять только себе, и именно так я и решила поступать. Меня тяготила ложная вера в то, что я должна трудиться без перерыва, потому что меня учили, что любовь это и есть тяжелая работа. Мне мешало убеждение в том, что я не имела на все обилие моих чувств. И сожаления о прошлом. Это и были те помехи в моей жизни, от которых я хотела избавиться. Это были не события или поступки, а именно моя собственная эмоциональная замкнутость и неспособность простить всех, кто причинял мне боль. После многих дней в пути я научилась этому, и теперь я ощущала себя счастливой и умиротворенной.

Подъем был тяжелым, и было до ужаса холодно. Но я не возражала. Через несколько часов я наткнулась на небольшое кафе и решила там отогреться. Мои пальцы замерзли, и я успела сильно проголодаться.

Когда я вошла внутрь, я подивилась количеству знакомых паломников вокруг камина в центре комнаты. Там были Клинт и Дин, Ганс, Питер и Линда. Я увидела и Викторию, но без Эрика. Я спросила о нем, и она закатила глаза.

«Я оставила его позади этим утром, – сказала она. – Мне пришлось. Мы, не переставая, ругались с тех пор, как вышли на Камино. Я хочу разгрузиться. Его постоянный контроль и несамостоятельность меня душат. Мне необходимо было уйти, так что мы договорились встретиться с ним в Сантьяго, если он туда доберется».

Я одобрила ее решение и пожелала ей Доброго Пути, и она прошла мимо меня к выходу. Прежде чем сесть, я осмотрелась. Это было старое хиппарское заведение, заполненное пацифистскими знаками, запахом ладана и тоннами сувенирных футболок и прочих приятных памятных вещиц, каждую из которых мне хотелось купить.

Но я понимала, что не могу запечатлеть полученный опыт, поэтому не купила ничего. Затем мой взгляд упал на колоду карт под названием «Камино», в которую были включены советы паломников, шедших в Сантьяго. Я вытащила одну из карт, она гласила: «Не бойтесь чужой критики».

Этот совет заставил меня задуматься. Меня резко критиковали всю мою жизнь, что автоматически делало этот совет моим девизом. Меня осуждали за то, что я была откровенной и сильной, но недостаточно женственной. Меня осуждали за излишнюю веселость в отношении моей рабочей группы, говорили, что меня невозможно воспринимать всерьез.

Большую часть моей жизни меня осуждали просто за то, что я была собой, и, хотя мне было больно, это меня не останавливало. Вместо того чтобы упасть под градом критики, я рьяно отбивалась от нее. Теперь мне даже не хотелось этого делать. Я просто хотела игнорировать осуждение со стороны тех, кто был ко мне равнодушен. И хотела, чтобы кто-то одобрил меня и помог мне жить в покое. Это было бы прекрасно. Я решила, что буду за это молиться.

Выпив чашку горячего шоколада и доев свой последний энергетический батончик за сегодня, я закуталась в дождевик, взяла рюкзак и свои палки. Меня звала вершина.

Этот день должен был стать поворотным для моего паломничества. За три недели ходьбы я докопалась до самых глубоких ран и выбросила их из своей головы и тела вместе со всей горечью и болью, которые они мне причиняли. У меня была возможность окончательно выпустить все это из моего тела и из моей жизни. Пришло время оставить все позади и открыть себя для полной и свободной жизни.

Когда я снова вышла на дорогу, туман стал еще гуще, а вместе с ним стало и холоднее. Я наконец достигла вершины и сквозь туман едва могла различить гигантский железный крест, стоящий на самой верхней точке горы. Но он был там. Я пришла в Круз Ферро – в место, где я могла освободиться и попросить прощения.

Подойдя к кресту, я была поражена огромным количеством мелких камушков, талисманов и молитв, сложенных вокруг него. Было в этом что-то сюрреалистическое – увидеть столько молитв и боли, которые символизировали эти предметы. Тут были фотографии, плюшевые мишки, письма, маленькие святилища, сложенные из камней, обувь, четки и многое другое. И в каждом предмете была заключена чья-то боль.

Все это напомнило мне о том, каким болезненным может быть человеческий опыт и как мы бессильны против этой боли. Нет другого пути для людей. Мы можем только храбро встречать все невзгоды.

Мы не можем почувствовать любовь, пока мы не откроем наши сердца, а когда мы их открываем, они могут разбиться. Так это работает. Если мы закрываемся, чтобы защитить себя, и преисполняемся гневом, мы сами разбиваем свои сердца. Если мы ждем от других любви, которой не можем дать себе сами, мы разочаровываемся и начинаем чувствовать себя отвергнутыми, что ранит нас еще сильнее.

Только тогда, когда мы действительно любим самих себя и можем простить всех людей и поступки, которые причиняли нам боль, только тогда мы можем исцелиться и обрести душевный покой. Другого пути нет. Невозможно жить без боли. Потери – это неотъемлемая часть жизни. Только тогда, когда мы чувствуем боль и что-то теряем, мы можем позволить эмоциям пройти через нас, чтобы потом исцелиться и жить со всей возможной полнотой.

Глядя на эту гору страданий, оставленных другими, я поняла, что мне не нужно было стыдиться своей боли. Мне не следовало чувствовать себя неудачником оттого, что я испытывала гнев и страх. Какой бы одухотворенной я теперь ни была, я оставалась человеком, которому приходится сталкиваться с болью и потерями.

Я отталкивала мысль о том, что потери не позволяли мне развиваться. Я не принимала свою боль, что в итоге закончилось взрывом. На Камино я наконец-то призналась себе в этом, и это позволило мне идти дальше. Моя боль больше ни застревала внутри. Я могла честно сказать, что я отпустила свою боль, а она в ответ оставила меня. Между нами все было кончено.

Я положила свой камень под крест и поблагодарила всех людей в моей жизни, которые как-то затронули мою душу, за любовь и преподанные мне уроки. Я отпустила свой гнев, свою боль, душевную боль, свой страх, попросила прощения за все свои беды и простила их сама. В ту секунду, когда я клала камень, я могла чувствовать, как последние остатки боли выпадают из меня на землю. И все, что я оставила в этом месте, – это благодарность.

Перед уходом я достала Гамби и посадила его на камни. Он долгое время поддерживал мое настроение и юмор, когда мне казалось, что я все потеряла. Я сделала несколько фотографий с ним, чтобы потом вспоминать все с улыбкой. Затем я опустилась на колени и помолилась за всех людей в моей жизни, благодаря их духов за то, что они повлияли на меня. Я побыла там еще несколько минут, но начала замерзать, поэтому решила больше не задерживаться. Я подобрала Гамби и была готова двигаться дальше. Потребовалось некоторое время, чтобы найти тропу в тумане, и я начала медленно спускаться.

Ледяной ветер дул мне в лицо так неистово и безжалостно, как будто хотел свести со мной счеты. Но, вместо того чтобы бороться с ним, я позволила ему срывать с меня вредоносные убеждения, за которые я до сих пор цеплялась.

«Давай же! – кричала я, обращаясь к ветру. – Делай свою работу! Уноси это все!» Мне казалось, что я купаюсь в чистейшей любви. Несмотря на холод, нежная теплая энергия проникала в мои глубины и занимала место, которое освободилось после ухода печалей и страха. Я исцелялась.

Холод освежал. Вокруг тропы росли волшебные цветы. Мое сердце освобождалось от старой тягостной энергии. Я наконец выбралась из тумана и спустилась в огромную горную долину. Это было невероятно. Прошлое осталось позади. Теперь я была свободна.

 

День 26

Из Понферрады в Вильяфранку-дель-Бьерсо

23 километра

Я проснулась рано утром в Понферраде, по-прежнему поглощенная эмоциями предыдущего дня. После того как я вышла из-под холодного облака на вершине горы, я многие километры шла через восхитительную горную долину, заполненную цветами всех видов и оттенков. От этого захватывало дух.

Мое сердце пело. Мне казалось, что я сбросила несколько тысяч лет кармы. Слова не могут передать того блаженства, которое я ощущала. Все чувства обострились. Цвета, окружавшие меня, были настолько яркими, что мне приходилось постоянно останавливаться только для того, чтобы любоваться ими. Небо было кристально чистым, и птицы пели так громко, что я могла подумать, будто это галлюцинация. Может быть, это она и была. Или именно так должны работать чувства, когда мы не тонем в губительной энергии горького опыта прошлого и обид. Сладчайшие ароматы цветов ударяли мне в голову с такой силой, что мне казалось, будто я только что обрела чувство обоняния. Но в тот день я чувствовала все запахи.

Я была погружена в настоящее и чувствовала, что каждая клетка моего тела работала на полную мощность. Несмотря на это, я была абсолютно расслаблена и спокойна. Должны ли мы так чувствовать себя все время? Так ли мы ощущаем себя, когда мы молоды и неопытны?

Все, что я точно знала, – это то, что я была одним целым с окружающим, и ничего не стояло между мной и красотой и спокойствием чудесного настоящего. Мне предстоял долгий путь до следующий остановки, но я все равно шла медленно, чтобы насладиться этими невероятными ощущениями. Я хотела, чтобы это продолжалось.

Через несколько часов я оказалась в небольшой деревне Молинасека. Мне нужно было поесть. Когда я зашла в кафе, то обнаружила, что там не было мест. Я терпеливо ждала своей очереди, не желая ни с кем разговаривать. Я боялась, что, если заговорю с кем-то, даже если просто закажу бокадильо с яйцом, я упущу окутавшее меня спокойствие, а я не была к этому готова.

Поэтому официанту на кассе, мальчику лет пятнадцати, я просто указала пальцем на то, что хочу заказать. Он улыбнулся и поднял большой палец. Потом спросил, не хочу ли я взять чего-нибудь попить, и я указала на колу в меню. Он кивнул и исчез в кухне.

Я осмотрелась. Некоторые люди оживленно разговаривали. Другие, как и я, молча смотрели в пространство, осмысляя полученный опыт. Молодая женщина встала из-за стола, и я смогла снять рюкзак и сесть. Было хорошо отдохнуть. Я не осознавала, как я устала, пока не опустилась на стул.

С облегчением вздохнув, я расслабилась и стала ждать еду. Через две минуты мой сэндвич и кола появились на стойке. Я встала, забрала их и снова села. Мне не хотелось думать. Мне не хотелось снова забрести в ту кроличью нору, которая принесла мне столько боли. Я хотела отдохнуть и просто быть.

Я посидела еще немного, но мне нужно было пройти еще восемь километров до Понферрады, поэтому я заставила себя встать. Я подняла рюкзак, получила штамп в паспорт и вышла. Ярко светило солнце, и было трудно поверить, что совсем недавно я дрожала от холода и шла через густой туман.

Чем ниже я спускалась, тем становилось ярче и теплее. Вскоре я сняла большую часть своей одежды, но все равно потела. День контрастов. Я шла и чувствовала, как что-то еще отслаивается от меня. Старая карма от тех душевных переживаний, которые я перенесла как тамплиер. Я чувствовала, как тяжесть и напряжение – эта удушающая мрачная энергия – отрываются от моих костей и летят к свету. Вместе с ней отступали чувство вины и осуждения и прочие негативные эмоции. Их место заняло ощущение легкости бытия, ранее мне незнакомое. Каким-то образом я сожгла свою карму и освободилась для полной и счастливой жизни.

Предстояло пройти еще несколько километров под гору, прежде чем тропа упрется в город. Наконец за поворотом показался чудесный замок тамплиеров, построенный в XII веке. Я и не подозревала, что мне встретится такое. От этого вида захватывало дыхание. Казалось, он попал в наш мир из сказки. Завороженная, я просто стояла и смотрела на возвышающуюся над всем вокруг громадину замка, чувствуя, как на нее отзывается каждая клетка моего тела.

Я не была уверена, что делать дальше. Сначала найти гостиницу и потом вернуться в замок или пойти туда прямо сейчас? Я была сбита с толку. Глядя на внушительное сооружение, я решила, что хочу перейти через ров по подъемному мосту незамедлительно. Но, к моему удивлению, замок оказался закрыт. Странным образом это освободило меня. Я не должна была входить внутрь, по крайней мере не в тот момент.

Отойдя, я еще раз посмотрела на замок снизу вверх. Тогда я прошла через площадь, нашла туристический офис и спросила, в какое время можно было попасть замок на следующий день.

Женщина за стойкой покачала головой и сказала, что он будет закрыт и завтра, и откроется только днем после. Приняв этот факт, я вышла. Я понимала, что двери были закрыты для меня, потому что я покончила с энергетической привязанностью к тамплиерам.

Я не должна была идти назад даже для того, чтобы посетить замок. Я должна была двигаться дальше. Так и было нужно.

Я закрыла глаза и ощутила прикосновение теплого солнца на лице. Холод и серость ушли так же, как и вся та тяжелая энергия, что я носила с собой всю жизнь. Я заказала стакан красного вина и медленно его потягивала. Оно казалось невероятным на вкус. Я устроила себе вечеринку по случаю выпуска из старой жизни.

После я решила прогуляться по средневековому городу. Все было наглухо закрыто, и я поняла, что было воскресенье. Были открыты кафе, но не магазины. Я не могла даже купить сувениры, связанные с тамплиерами, которые смотрели на меня с витрин каждого магазина вокруг замка. С прошлым было покончено, мое новое священное приключение начиналось здесь и сейчас.

Чуть глубже в городе я обнаружила собор. Я вошла внутрь и села, чтобы прочитать молитвы по четкам в благодарность за окончание этой тяжелой главы моей жизни. Было темно и немного грустно, ничего вокруг не было видно. Другой паломник бросил монету в прорезь на алтаре, и он засветился, почти как в кинотеатре, освещая великолепную многоуровневую картину, заполненную фигурами святых, окружающих Деву Марию. Потом из ризницы вышла пожилая испанская женщина и зажгла свечи на алтаре с другой стороны. Через некоторое время после этого зазвонили колокола, и началась месса. Оглядевшись, я увидела среди присутствующих около десяти очень старых испанцев и россыпь паломников. Я осталась на мессу и после поставила свечку за каждого в моей семье.

Я побрела на улицу и направилась к гостинице. Это был простой старый отель, расположенный на площади прямо над замком. Я вошла в вестибюль, где по телевизору показывали футбольный матч, который никто не смотрел. В углу меня терпеливо ждала сумка.

В помещении не было никого, поэтому я позвонила в маленький колокольчик на регистрационной стойке. Через несколько мгновений из кухни выбежала девушка, готовая мне помочь. После заселения я поднялась в свою удобную комнату, с относительно новой кроватью и теплым одеялом. В комнате было слишком жарко. Я без сил свалилась в кровать. Какой же невероятный день! Я с трудом могла поверить, что всего семь часов назад я стояла на вершине. Казалось, что я очутилась в какой-то временной воронке, потому что перед моими глазами пробегала вся моя жизнь.

Я выдохлась, поэтому мгновенно заснула.

На следующее утро, когда я проснулась, в городе было все еще тихо. Я приняла душ и начала одеваться, когда заметила, что на моих перчатках лежит блестящий американский пенни, какой мне когда-то в детстве подарил мой отец. Я могла слышать его голос: «Помни, Соня, мы верим в Бога». Я заплакала, потому что знала, что это мой отец оставил там эту монетку, пока я спала. Больше ей было неоткуда взяться.

«Спасибо, папа, – плакала я, – спасибо за то, что идешь со мной. Спасибо тебе за все, чему ты меня научил. Я так тебя люблю». Мне нужно было сесть, чтобы прийти в себя. Я была поражена этой находкой и любовью, которая только что обрушилась на меня с небес и распространилась по всему телу.

«Хорошо, пап, – сказала я, когда закончила одеваться, – пойдем». Я быстро поела и тронулась в путь. Спустя десять минут ходьбы я покинула сюрреалистическую реальность средневековой Понферрады и вступила в совершенно другой мир. Современная Понферрада была серой, тоскливой, и понадобилась целая вечность, чтобы выйти из нее. Медленно продвигаясь через город, я жаждала умиротворенной красоты Камино больше, чем когда бы то ни было.

Примерно через час я столкнулась с бразильцем лет двадцати пяти по имени Паоло, который едва мог ходить. Он остановился и показал мне почему. У него было так много волдырей на ногах, похожих на измельченную пшеницу. Я предложила ему свои оставшиеся пластыри, и он взял их все. Он заклеил свои ноги и решил, что будет ходить в носках, так как не сможет надеть ботинки поверх пластырей. Я пожелала ему Доброго Пути и продолжила идти.

За пределами современной Понферрады я вышла к пасторальным пейзажам. Эта часть Камино, известная как Галиция, когда-то была заселена древними кельтами, поэтому из всех кафе и магазинов доносились звуки волынки. Это было неожиданно, но оттого не менее прекрасно.

Прямо возле тропы находился большой винный завод, и я сделала остановку, чтобы перекусить. Внутри я нашла нескольких хмельных паломников, очевидно, хорошо проводящих свое время, которые радушно предложили мне к ним присоединиться. Я отказалась. Я знала, что если я начну пить сейчас, то не захочу делать это в дальнейшем.

Переход предстоял не такой долгий, как днем ранее, но, несмотря на это, мне казалось, что я никогда не дойду, так я была измотана вчерашними впечатлениями.

«Пожалуйста, закончись! – кричала я, обращаясь к Камино. – Я больше не могу идти сегодня! Пусть это закончится!»

«Почему безмятежность требует так много?» – думала я. Я освободилась от прошлого, но настоящее давило на мои нервы все с большей силой.

Это была простая усталость. Я проходила в среднем двадцать девять километров в течение последних двадцати пяти дней подряд, и для сегодняшнего дня это было слишком много. После подъема должен быть спад. Я размышляла, пока мое раздражение росло. Нельзя было ждать, что я буду вечно парить в облаках. На сердце у меня все еще было светло и свободно, но мое тело, особенно мои ноги, разрывалось от боли, и я устало толкала себя вперед. У меня не было выходного с тех пор, как я начала свое путешествие, и сегодня я это ясно ощутила.

Тем не менее я продолжала идти. Что еще мне оставалось? Было глупо тратить свою энергию на то, чтобы противиться Пути. Теперь я это хорошо понимала. Вместо этого я молилась.

«Пресвятая Мария, Матерь Божия, я устала. Если у тебя есть парочка незанятых ангелов, пусть они направят ветер в мои крылья. Я была бы очень признательна. Спасибо. И аминь».

Никакого ветра. Я продолжала идти.

И в конце концов я дошла до Вильяфранки-дель-Бьерсо. Это был очаровательный городок, заполненный маленькими кафе и ресторанами, расположенными вдоль всей чудесной площади, проходящей через весь город. Я зашла в кафе и тут же заказала себе большое холодное пиво. Я добралась. Я потратила время на то, чтобы выпить пива, прежде чем найти гостиницу, но мне не повезло. Мне пришлось пересечь город трижды, прежде чем я решила остановиться и спросить дорогу. Хорошо, что я сделала это, потому что к гостинице вели незаметные ступеньки в конце площади, которые я бы никогда не нашла самостоятельно.

Гостиница располагалась в каменном средневековом здании, так что внутри было темно и прохладно, что было особенно приятно после целого дня под палящим солнцем. Я позвонила и стала ждать. Я слышала голоса, но никто не выходил. Я начинала терять терпение. Почему они заставляют меня ждать?

В тот момент у меня уже не было паршивого настроения, поэтому я удивилась резкому наплыву злости. Я снова позвонила. Через минуту вышел человек, которого я слышала. «Зачем вы снова звоните? – огрызнулся он на меня на прекрасном английском. – Я услышал вас и в первый раз».

Вау! Он был еще более сволочным, чем я. Я сделала глубокий вдох. Он напугал меня своей суровостью.

– Простите, – сказала я, – я была не уверена, что вы слышали.

Он был груб и вручил мне ключ, не глядя в глаза.

Я спросила о сумке, и он сообщил, что та стоит в заднем коридоре. Он отвел меня туда и указал на лестницу.

– Ваша на третьем, – сказал он с пренебрежением. Он повернулся, чтобы уйти, затем остановился и рявкнул: – Ужин в семь.

– Хорошо, – ответила я.

В семь я снова спустилась, изрядно проголодавшись.

Должно быть, я была единственным гостем, потому что накрыто было только для меня. Через секунду после того, как я села, грубый мужчина вышел и практически швырнул тарелку передо мной. Меня раздражало, что он был все еще не особо милым. Я взяла ложку, попробовала суп и – о, боже! Суп был потрясающим. Я не могла поверить, что нечто настолько вкусное мне дает такой троллеобразный человек. Я вылизала тарелку до блеска. Вскоре он снова вышел, бросив передо мной тарелку с жареной свининой и овощами и стакан компота. И я снова была потрясена. Я съела все до последней крошки, едва сдерживаясь, чтобы не есть слишком быстро. Грубый мужчина определенно был фантастическим поваром.

Когда он вынес десерт – апельсиновый пирог с домашними взбитыми сливками, – я была готова умереть.

– Вау! Это невероятно. Спасибо, – сказала я. Он просто бросил на меня взгляд, хмыкнул и вышел из комнаты.

Я съела весь свой десерт и выпила два бокала вина. От начала и до конца мой ужин подходил для гурманов.

Пока я сидела, потягивая вино, я задавалась вопросом, почему Камино дает мне такой опыт именно сейчас.

Я чувствовала себя настолько возвышенно днем ранее только для того, чтобы столкнуться с парадоксально сочетающимися сообщениями от этого грубияна.

Я прислушалась к направляющим меня силам и поняла, что я должна быть счастлива независимо от того, что происходит с окружающими меня людьми.

Будучи эмпатом, я часто остро реагировала на энергию и настроение других людей, и, даже если у меня самой было хорошее настроение или ощущение счастья, это все уходило под влиянием чужих негативных эмоций прежде, чем я могла их остановить.

Какой великолепный урок – и с такой вкусной едой.

Когда ворчун поинтересовался, не хочу ли я кофе, я просто улыбнулась и сказала:

– Нет, спасибо, но спасибо за прекрасный ужин. Вы – просто волшебник на кухне.

Он остановился, посмотрел на меня и немного улыбнулся, потом повернулся и ушел.

Я решила последовать его примеру и вернуться в комнату, будучи окончательно измотанной.

Я взглянула на Гамби, пока засыпала.

«Знаешь, что, Гамби? Пришло время перестать позволять другим диктовать мои чувства».

Он, как и всегда, улыбнулся.

 

День 27

Из Вильяфранки в О Себрейро

28 километров

Я проснулась, молясь Богу о том, чтобы он держал мое сердце открытым и мое эго спокойным. Вчера во время прогулки я продолжала размышлять, как еще я могла бы себя разгрузить. В глубине души я знала, что пришло время отказаться от всякого контроля над всем в моей жизни и вручить себя воле Вселенной и Бога.

Я все еще тосковала по поводу своего разрушенного брака, но я знала, что должна довериться Богу и его планам на меня и что все будет в порядке. Настало время принять происходящее и просто слать Патрику любовь. Это было сложно. Но я просто должна была поверить в вещи, которые были мне нужны: в поддержку хороших отношений с дочерьми, в крепкую дружбу и в мир в моем сердце. Я должна была освободиться, искренне веря в то, что все будет хорошо.

Физически я чувствовала себя на удивление хорошо. Конечно, мои ноги горели, но остальное мое тело было полно желания двигаться дальше. Я быстро упаковала сумку и спустилась на завтрак. Ворчуна нигде не было видно, но на его месте была привлекательная женщина, которая представилась его женой. Она дала мне прекрасный завтрак из бекона, яиц, тостов, свежего сока и кофе.

Я пошла в свою комнату, спустила вниз сумку, оставив ее на стойке регистрации, повесила Гамби на лямки рюкзака и произнесла: «Ладно, Гамби. Пора идти».

«Святая Мария, матерь Божия, пожалуйста, закрой двери в мое прошлое, чтобы я никогда больше не возвращалась к тем страданиям. Аминь. И спасибо».

Стоял великолепный день. Небо было ясным, воздух свеж, и повсюду благоухали цветы. Я не отвлекалась от ходьбы, потому что мне предстоял еще один крутой подъем на гору к О Себрейро. Первая часть перехода прошла мирно, и довольно скоро я столкнулась с теми же французами, которых я встретила на обратном пути в Пиренеях. Они устраивали пикник перед маленькой церковью на окраине деревни.

Я помахала им рукой, и они, узнав меня, пригласили присоединиться к ним. Я не была голодна, но все равно приняла приглашение. Они предложили мне свежий инжир, копченую колбасу, ломтики твердого сыра, курагу, жареный миндаль, темный шоколад и свежий хлеб. Это было впечатляюще.

Мы разговаривали на французском, что было приятно, ведь я практически не говорила на Камино, за исключением некоторых фраз, пока не добиралась до города в конце дня.

Я выяснила, что французы не собираются проходить весь путь до Сантьяго, а хотят закончить в О Себрейро, после чего возвращаться во Францию на свадьбу сына одного из них. Они решили вернуться весной следующего года, чтобы пройти маршрут до конца. Я думала, что было позорно сходить с тропы, поскольку они больше трех недель потратили на путешествие, только для того, чтобы бросить все в последнюю неделю. Но их это устраивало.

Я посидела с ними некоторое время, а потом Камино призвал меня. Мы пожелали друг другу Доброго Пути, и я ушла. Я запела свою любимую песню «Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной».

Мое путешествие походило на то, как Дороти шла в Оз. Я тоже хотела, чтобы дом пришел ко мне, хотела вернуться домой к покою, домой, где мое сердце и дух будут чувствовать себя в безопасности и будут встречены с любовью. Мне очень хотелось отбросить всех демонов, которые мешали вести благословенную жизнь, предложенную мне, и больше всего я хотела встретиться со своими страхами и покончить с ними.

Только я знала, что страхи будут возвращаться. Это просто неизбежно для человека. Страх перед неизвестностью мучает всех людей, и мы ничего не можем с этим поделать. Но я также знала, что не только страх причиняет мне боль. Проблема была в том, что я пыталась прятать свой страх и позволяла ему контролировать меня, вместо того чтобы просто принять его и отложить в сторону.

Я прошла через небольшой городок, заметив паломника, оживленно говорящего по телефону на испанском и вертящего в руках свою походную палку, словно это была удлиненная дубинка. Но он не выглядел пугающим. Он просто развлекался.

Я думала о том, чего я боялась. Тогда я стала называть свои страхи вслух, как это делал Трусливый Лев на пути к Оз. Это закончилось пением: «Львы, тигры и медведи, подумать только! Львы, тигры и медведи, о, боже мой!» Я ускорила свой темп и шла все быстрее и быстрее, пока почти не сорвалась на бег, а затем спонтанно перешла к воодушевляющему исполнению «Где-то над радугой», подпрыгивая и раскручивая собственную палку, не переставая смеяться всю дорогу из города.

Тропа постепенно поднималась, и вместе с тем становилось холоднее. На дороге было много грязи, камней и глубоких борозд, что несколько усложняло путь. Мне приходилось идти медленно, но я все же двигалась. В конце концов, я вышла к маленькой деревне, где заметила несколько лошадей и группу людей рядом с ними, беседующих с паломниками. Когда я подошла к ним, они спросили: «Не желаете подняться на вершину верхом?»

Я остановилась. Я знала, что до вершины было еще восемь-десять километров, и идея с лошадью казалась заманчивой.

– Нам нужно три человека, чтобы поехать, и пока у нас только двое. Так что, если вы к нам присоединитесь, мы сможем отправиться, – продолжил испанский ковбой.

Очень заманчиво.

– Ну давайте, – уговаривала меня одна из женщин, – я читала, что это считается как ходьба.

– Это недорого, – сказал человек с лошадьми, – всего двадцать евро до самой вершины.

Взглянув на гору, я решила, что это правда недорого.

– Я не уверена, – засомневалась я. – Я ездила верхом раз в жизни. И не особо успешно.

– Не проблема, – заверил меня испанский ковбой, – я вас научу.

Два других паломника смотрели на меня умоляюще.

– Пожалуйста, – сказал один из них. – Я не хочу подниматься пешком. Мои ноги сегодня так болят. Вы можете это сделать. Я буду за вами следить, я хорошо знаю, как держаться в седле.

Я взглянула на Гамби. Он улыбался.

– Ладно, – сказала я, – я сделаю это.

Спустя две минуты я сидела в шлеме на большой серой кобыле, первая в линии после гида. Я посмотрела вниз на свисающего с рюкзака Гамби и спросила: «Готов?»

Я сделала все возможное, чтобы следовать инструкциям, но мой зад так скакал вверх и вниз, что мой мозг был несколько ошеломлен, и я не слышала, что говорит гид. О, господи! Это было намного, намного хуже ходьбы. На что я согласилась? Я сильно похудела во время путешествия, и не осталось ничего, что могло бы хоть как-то смягчить удары о седло. Я пыталась попасть в ритм езды, но безуспешно. Оу!

Гид, кажется, этого не замечал.

«Йиииха! Едем, едем», – он продолжал подстегивать. Я не понимала почему – ведь я ехала. Просто не так быстро, как ему хотелось. Тропа была местами настолько крутой и узкой, что моя лошадь не могла ставить ноги между камнями и грязью и потому постоянно скользила и дергалась.

Ударяться о седло было пыткой, и мне было смешно, потому что я понимала, что меня ждет страшная боль в заднице и две уничтоженные ноги. «А почему бы и нет?» – думала я. Может, и неплохо полностью убиться перед тем, как я закончу.

Пока все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы вести лошадь и не свалиться с нее, мы рысью и полугалопом поднимались прямо к облакам, и иногда мне удавалось оглядываться на долину, от вида на которую захватывало дух.

Я наконец освоилась при поддержке моих более опытных товарищей и стала неплохо справляться, как вдруг из ниоткуда выпрыгнула собака и начала злобно лаять на мою лошадь.

Испугавшись, лошадь рванула с места, как летучая мышь, вместе со мной, судорожно вцепившейся в поводья. Мы летели с дикой скоростью. Каким-то чудом мне удалось сохранять спокойствие. Я не хотела, чтобы этот долгий путь закончился падением с лошади.

Я не теряла головы и осторожно натянула поводья, впечатав ноги в лошадиные бока и говоря: «Тпру, Нелли!» – хотя мою лошадь и звали Гвида. Казалось, она меня поняла. После трех ужасных минут она успокоилась и перешла на рысь. Гид и два других наездника гнались за нами.

«Отличная работа, йииха! – кричали они. – Вы справляетесь!»

Я тоже так думала. Но мне, пожалуй, хватило верховой езды. Я хотела закончить – прямо сейчас! Но я не могла. Мне пришлось ехать еще полчаса, прежде чем гид объявил: «А вот и он. Конец».

Все захотели сфотографироваться с лошадьми, поэтому мы достали камеры и сделали несколько снимков. Мы смеялись, обнимались и желали друг другу «Доброго Пути», после чего продолжили поход к вершине, до которой оставалось еще сто метров.

Как только я вошла в город, я обнаружила, что Гамби исчез.

О нет! Он, должно быть, упал во время дикой скачки.

Я была так расстроена, что почти заплакала. Гамби – моя муза. Мой дружок. Игрушка, которая была у меня с детства, теперь лежит где-то на Камино. Я чувствовала себя одновременно ужасно и нелепо.

«Это просто игрушка, Соня. Ты можешь купить другую, когда вернешься домой», – рассуждала я. Это правда, я могла. Но все-таки это было большой потерей. Я разговаривала с Гамби всю дорогу. Я смеялась вместе с ним. Он приглядывал за мной. Я покачала головой.

Я напомнила себе, что должна была отпустить все привязанности.

Хорошо бы его нашли, и он поднял бы настроение какому-нибудь другому паломнику. Я знала, что он сделает это, будучи такой глупой игрушкой. Кто-то мог его найти, и, возможно, это будет человек, нуждающийся в ободрении. Я вошла в церковь на вершине и поставила свечу. Пришло время хоронить друга.

«Прощай, Гамби! – сказала я, молясь в знак благодарности. – Ты был отличной компанией».

Когда я вышла из церкви, я отметила: «Вернуться домой и заказать другого Гамби».

Я оказалась в маленькой деревушке на вершине горы. Она была очаровательной. Я посмотрела на часы. Пришло время для обеда. Здесь, в Галиции, недалеко от моря, было представлено совершенно иное меню без бобов и свинины, и я была этому рада.

Я нашла кафе недалеко от гостиницы и заказала изумительное овощное рагу, приготовленного на гриле осьминога, кукурузный хлеб и большой бокал вина. Я решила, что не выйду на тропу, пока не помину Гамби прощальным блюдом.

После обеда я прошлась по сувенирным магазинам. Они были заполнены сувенирами, связанными с кельтами и Камино, каждый из которых мне приглянулся. Я купила два креста Святого Иакова для моих дочерей и, подумав, взяла еще один для Патрика, хотя даже не представляла, как и где смогу ему его вручить.

Потом я заселилась в гостиницу. Подойдя к комнате, я увидела ожидающую меня в коридоре сумку. «Ура, ты это сделала! Надеюсь, твоя поездка была не такой тяжелой, как моя!» – сказала я, занося ее в комнату.

После довольно долгого сна я вернулась на улицу, чтобы насладиться видами. Я стояла на самой вершине горы, и долина подо мной выглядела захватывающе. Передо мной лежали обширные леса, целые поля цветов, а вдалеке виднелись заснеженные горы. Похолодало, и снова пошел дождь, но я испытывала любовь к каждой частице этого туманного и мрачного Камино. «Спасибо, Господи! Я так счастлива быть здесь. Я становлюсь все свободнее. Я отпускаю все. С этого момента все в твоих руках. И спасибо, что не дал мне упасть с лошади сегодня».

Я сделала несколько фотографий и вернулась в свою комнату, чтобы заснуть. Я спала до утра, и мне всю ночь снилось, как я еду верхом на диком жеребце через луга, искрящие полевыми цветами и бабочками.

 

День 28

От О Себрейро до Триакастелы

21 километр

День начался с яркого солнечного света, но было очень холодно. Я была так счастлива, что прошлой ночью мне удалось поспать в спальнике с подушкой, ведь в моей комнате не было отопления, а то, что мне предложили в качестве местной подушки, больше походило на тонкое полотенце. Но это не имело значения. Я спала как убитая.

Мой копчик ныл от вчерашней поездки верхом, и ходить было чуть больнее обычного. Я осмотрелась в комнате. Мне не хватало Гамби. Несмотря на его странности, он составил мне прекрасную компанию на Камино. «Ну что ж, Гамби. Покойся с миром», – произнесла я. Его исчезновение было еще одним уроком, который преподал мне Камино. Для меня он значил, что, в конце концов, мы должны отпускать все, к чему привязываемся, ведь ничто не вечно, кроме нашего выбора любить. И все же было печально, что Гамби пожертвовал жизнью ради моего урока.

Я была в плохом настроении. Отчасти из-за простой усталости и уверенности, что теперь мои ступни были полностью стоптаны. Я была уверена, что никогда больше не смогу носить каблуки. Одна мысль о них причинила боль, когда я прошаркала по своей крошечной комнатке в душ.

Вода была обжигающе горячей, и я быстро согрелась. Так как сейчас я находилась на вершине, мне предстоял спуск, который займет весь день. Я не была уверена, будет ли это хорошо для моего колена. Я огляделась и обнаружила свои палки для ходьбы. Слава богу, что Патрик с Пути разрешил оставить их. Они превращали меня в четвероногую ходячую машину и позволяли следить за положением колена на опасных спусках, один из которых ожидал меня сегодня.

Затем я нашла свои походные перчатки и лежащий на них пенни, который дал мне отец, там же, где я оставила их прошлой ночью. «Доброе утро, пап. Готов отправиться в путь?» – спросила я вслух. Сегодня я отчетливо чувствовала его присутствие и любовь.

Одеваясь, я задумалась о том, каково это – быть в Раю и как там мой брат. В последние дни я чувствовала и его дух – то находившийся рядом со мной, то порой пропадавший. «Передай от меня привет Брюсу Энтони, пап, скажи, что я люблю его», – прошептала я.

Две секунды спустя на козырек прямо за окном ванной села красивая бабочка. Я поняла, что это был дух моего брата, который говорил: «Спасибо».

Завтрак был сносным. Круассан был не первой свежести, но тост с маслом и джемом был вкусным. А за еще один евро здесь подавали свежевыжатый апельсиновый сок, так что я попросила два стакана. Воспаление горла давно прошло, но в груди чувствовалась простуда, и апельсиновый сок стал замечательным средством от кашля.

После завтрака я порылась в рюкзаке и вытащила мою косметичку с паспортом, чтобы проставить в нем печать, прежде чем отправиться в путь. Когда я выносила свою сумку на порог, в хостел вошел мужчина, который должен был перевезти мой багаж; он забрал у меня сумку и положил в свой фургон.

Я была счастлива видеть, что сумка пристроена, так как это означало, что у меня на одну проблему меньше. Я засунула косметичку обратно в рюкзак, проверила, что у меня в запасе было еще четыре энергетических батончика, вытащила шляпу и перчатки и отправилась в путь.

Небо уже затянулось облаками и выглядело так, словно вот-вот должен был начаться дождь. «Плевать», – подумала я, давно привыкнув к дождю и смирившись с тем, что он скорее всего будет преследовать меня до самого Сантьяго.

«Святая Мария, Матерь Божия, молю тебя, обуздай мои душевные волнения, чтобы они не ввели меня в уныние. Помоги мне оставаться в настоящем моменте и радоваться красоте и силе этого дня. Аминь, благодарю тебя».

Пока я спускалась вниз, на меня нахлынула волна замечательных воспоминаний о детстве. Я вспомнила, как мой отец учил меня водить и брал с собой в горы за пределами Денвера, где мы жили. Я только получила свои водительские права и показала ему одним субботним утром. Он взглянул на документ, а затем внезапно велел: «Запрыгивай в машину». Он проехал примерно пятьдесят километров от границы Денвера к вершине горы и там припарковался. Потом он повернулся ко мне и сказал: «А теперь вези-ка нас домой».

Я испугалась и воскликнула, что не смогу, но он просто произнес: «Хватит ныть. Садись за руль».

Именно так я и поступила. Я залезла на сиденье водителя нашего «Фольксвагена Жук» шестьдесят седьмого года выпуска, включила зажигание и сцепление, и с резким толчком мы тронулись с места. Он почти не делал замечаний, кроме: «Сними ногу с тормоза. Сбрасывай скорость, сбрасывай скорость, изменяя направление». Я сделала, как он сказал. Иногда он говорил более строго: «Не надо ехать на тормозах, ты сожжешь их».

«Хорошо, пап. Не буду».

Если ему и было страшно, он не показывал этого. Наконец, мы добрались до дома. Это было одно из самых счастливых впечатлений моего детства. «Спасибо, папочка!» – закричала я и обняла его, успокоившись и чувствуя гордость за свой успех. Он просто улыбнулся и вошел в дом.

С тех пор я не думала об этом событии, но теперь понимала, что в тот день он полностью доверился мне. Как он должен был быть уверен во мне! Благодаря его вере в меня в тот день я научилась постоянно верить в себя. Возможно, именно поэтому мне всегда хватало смелости и воли начать то, чего я никогда не делала, включая и это паломничество.

Пока я шла, в памяти всплыло еще несколько радостных отрывков из прошлого, большая часть из них были связаны с Патриком и тем счастьем, которая приносила замужняя жизнь.

Я вспомнила некоторые из наших одиночных поездок, включая путешествие через Испанию до Танжира в день, когда море бушевало настолько сильно, что каждого пассажира на борту сразила морская болезнь. Я ужасно страдала от отвратительных звуков рвоты, раздававшихся по всей палубе. Патрик вытащил из своего рюкзака пару резиновых галош для своих ботинок, которые он всегда носил с собой, и отдал их мне, чтобы я не стояла на остатках чужого обеда. Он был так учтив.

Я также вспомнила то время, когда мы остановились в итальянском городе Ассизи с нашими дочерьми, которым тогда было пять и шесть лет. Было туманно и холодно, и мы притворялись, что по волшебству оказались в Средневековье. Некоторое время спустя мы зашли в ресторан, устроенный прямо в городской стене, где отведали лучшей пиццы в мире и послушали музыкантов, игравших на лире и дульцимере.

Возвращаясь ко всем этим замечательным моментам, которые мы разделили вместе, в своем сердце я написала Патрику письмо, благодаря его за подаренные мне счастливые минуты. Внезапно я осознала, что отцовская привычка игнорировать мои подарки досталась и мне. Я никогда не благодарила Патрика так много, как должна была бы. От этого мне стало грустно. Не было ничего легче, чем радоваться его любви чуть больше, но я не делала этого.

Чем дальше я шла, тем круче становился спуск.

Тропа была удивительно спокойной. Она вилась через фермерские поля, где я прошлась рядом со стадами коров. Я увидела и лошадей, которые глядели на меня, словно оценивая, из-за ограды загонов.

Иногда тропа вела по обочине шумных автомагистралей, затем поворачивала обратно в поля, поросшие цветами и деревьями. Я не встретила ни души почти за все утро и могла в тишине наблюдать не только за природой, но и за своими мыслями.

За эти три с половиной недели молчания и уединения я все больше осознавала, что, хоть и обстоятельства моей жизни были довольно непростыми, именно мысли создавали самые серьезные трудности. Самым главным сейчас было отпустить эти мысли, которые не имели никакого значения, и сохранить для себя лишь любовь от всего прошедшего. Я надеялась, что смогу это сделать.

Я вспомнила свое замужество и пожалела, что не смогла в то время отдавать больше любви Патрику и себе. Я поняла, что нехватка времени и места на заботу о самой себе сказалась и на наших отношениях.

И теперь, когда я столько времени провела одна на природе, раздумывая над своей жизнью, мне стало намного легче найти путь к покою, состраданию, принятию и любви.

Мы оба нуждались во времени и пространстве, чтобы вновь познать все эти вещи. Патрик и я происходили из больших семей, живших в крошечных домах, так что личное время и место, где мы могли бы побыть одни, были для нас лишь детской мечтой. Мы даже и не знали, что они нам необходимы. Если бы мы понимали это, то все бы изменилось.

Теперь я осознавала, что больше никогда не пожертвую собой. Просто побыть в одиночестве, чтобы справиться со своим горем, полностью почувствовать свои ощущения и энергию тела, – вот что помогло мне на этой волшебной тропе. Чем дольше я шла, тем больше ощущала себя свободной от своего прошлого.

Примерно в полпути от Триакастелы тропа вновь начала круто подниматься. Я пыхтела и потела по пути наверх под яркими обжигающими лучами солнца, но в этот раз я чувствовала помощь моих ангелов. Я также ощущала, что меня поддерживают мои отец и брат. Каждые пятьсот шагов я слышала: «Молодец, Соня. Ты справляешься. Продолжай идти. У тебя все получится». Голоса в моей голове раздавались так громко, что мне казалось, что это галлюцинации.

Я всегда достаточно сильно чувствовала присутствие духовных спутников в моем сердце, но никогда не испытывала ничего подобного. Я была просто окружена – одни теснились позади меня, другие тянули вперед. Мне казалось, что я иду по узкой горной дороге, полной людей.

«Хорошо, хорошо, – наконец воскликнула я, рассмеявшись. – Я сделаю это!»

На вершине я нашла маленький оазис – кафе с видом на долину внизу. Я зашла внутрь и заказала бокадильо (да, знаю, у меня нет никакой фантазии, но я человек привычки) и большой стакан прохладной кока-колы. Затем я вновь вышла на природу, чтобы найти местечко под теплым солнцем, где я стала ждать свой заказ.

Рядом со мной я услышала, как молодая женщина рассказывала подруге про свое больное горло, и я предложила ей пастилки от кашля, которые остались у меня еще с Карриона. Она с благодарностью приняла их.

Уже готовясь сесть обратно, я увидела Клинта и Дина, сошедших с крутой тропы и радостно глядевших на кафе. Они приземлились около меня и перевели дух.

В тот же момент официант подал мой сэндвич. Он был огромный. Я посмотрела на них и предложила разделить его с ними. Их не нужно было уговаривать. Пока они пошли в кафе, чтобы заказать себе еще по стакану газировки, я разрезала сэндвич на три части. Он был невероятно вкусным, хотя и обжигающе горячим.

В тот момент я испытывала благодарность просто за то, что была жива. Камино снял с меня все неважное, внешнее и заставил меня понять, что у нас есть все, что нам нужно, мы обладаем необходимым временем, стоит лишь осознать это.

Освежившись, мы поднялись один за другим и вновь вышли в дорогу. Нам предстоял долгий путь, и самый крутой его отрезок был еще впереди. Идти было все сложнее, но в то же время тропа стала удивительно красивой. Пока я шла, Путь вновь заговорил со мной.

«Любовь всегда рядом, – сказал он. – Тебе не нужно бояться, что ты потеряешь ее. Ты находишься в потоке любви, и она постоянно окружает тебя». Слушая это, я поняла, что, пока я мучилась с разводом и чувствовала себя подавленной из-за неудавшегося замужества, я также ужасно боялась, что никогда больше не найду и не испытаю подобной любви в свой жизни. На самом деле я никогда не была уверена в своих любовных талантах, и страх, что я никогда больше не полюблю, вновь начал нарастать во мне.

«Найду ли я любовь снова? – спросила я у Камино. – Знаешь, порой я сомневаюсь в этом. Я совершенно точно не хочу искать ее специально или даже думать о том, что она нужна мне, но все же».

«Нам всем необходима любовь, – ответил Путь. – Но ты не должна искать ее. Она прямо здесь. Посмотри вокруг себя и почувствуй ее. Просто откройся ей».

«А как же насчет «романтической» любви? – вновь задала я вопрос. – То чувство, когда ты находишься рядом с тем, с кем ты должен быть?»

«Ты и есть человек, который дарит такую любовь», – было мне ответом.

«Ты считаешь, что я должна принять то, что не состою в отношениях?»

«Не важно, состоишь ли ты в отношениях или нет с другим человеком. То, что ты действительно ищешь, – это чувство любви к себе и ко всей Вселенной».

«Я верю в это, но все же я останусь одна, когда вернусь обратно. Или, по крайней мере, я скорее всего проведу всю свою оставшуюся жизнь без партнера. Я даже не могу отрицать это».

Камино замолчал. Затем он сказал: «Ты никогда не останешься одна. Твое сознание заставляет тебя думать, что это не так».

«Но я останусь незамужней».

Путь выслушал, но не ответил.

Вскоре я подошла к самому древнему, сучковатому и огромному дереву, которое я когда-либо видела. Я почувствовала, что должна присесть у его корней и отдохнуть. Я закрыла глаза и осторожно облокотилась на него. Я спросила у него: «Ты не против, если я посижу здесь, около тебя?»

Кажется, оно ответило: «Конечно, оставайся».

Сидя там, я почувствовала, что мое сердце подпитывалось энергией и укреплялось силой и чистой безграничной любовью дерева. Оно успокоило не только мой разум, но и всю мою нервную систему. Оно разрешило мои страхи и жажду обладать чем-либо или кем-либо.

Я медитировала под кронами дерева долгое время. Я совсем не торопилась к месту назначения. Я была счастлива находиться здесь. Под этим могучим древним деревом улетучились все мои сомнения. Я знала, что со мной все будет в порядке. Я знала, что мы все будем счастливы.

Не помню, сколько времени я провела под деревом, но прохладный ветер внезапно пробудил меня от моего покоя, словно говоря, что мне нужно было продолжить путь.

Час спустя я прибыла в Триакастелу. Я пережила еще один день.

 

День 29

От Триакастелы до Саррии

21 километр

Проснувшись этим утром, я увидела, что снова шел дождь. Но я должна была выйти на мой вымокший, хлюпкий Путь, так что я начала одеваться. Я собралась и позавтракала, поставила штамп в паспорте и отправилась в дорогу.

«Святая Мария, Матерь Божия, я готова обучиться всему, что укрепит мой дух и поможет мне лучше служить тебе сегодня. Аминь».

Меня окружала тишина, пока я шагала по тропе, но, лишь пройдя примерно три километра, я поняла, что погода была довольно теплой, даже несмотря на дождь. Мне стало так жарко от всех тех слоев одежды, что скрывались под большим пластиковым пакетом, который я звала пончо, что я чуть не потеряла сознание. Было ощущение, что я шла по горячей сауне.

Я остановилась и начала раздеваться, дойдя почти до самого нижнего белья. Я сняла свою шерстяную кофту и жилет, повязку с головы, затем подвернула свои штаны так, что они начали походить на шорты, и сняла пончо. Мне было все равно, промокну ли я. Я умирала.

Сняв жаркую одежду, я продолжила идти и тут заметила, что вся дорога была покрыта черными липкими слизняками. Я посмотрела вперед. Они были повсюду. С их помощью Камино посылал мне важный знак на сегодняшний день.

Мое сознание повторяло: «Слизняки и пиявки. Слизняки и пиявки». Чем больше я видела их, тем больше думала о тех людях в моей жизни, которые и были, и остаются до сих пор слизнями и пиявками.

Это были люди, которые не могли нести ответственность за самих себя. Люди, которые были мертвым грузом, не платили по счетам или постоянно лгали. Люди, которые больше интересовались выгодой, которую они могут получить от других, нежели тем, что они могут дать окружающим.

Я припомнила, как развлекала множество слизней и пиявок, потому что не обладала достаточной волей, чтобы сказать: «Оставьте меня. Я не нуждаюсь в вас». Слишком долго и слишком далеко тащила этих людей. И кто ответит, почему? Просто так получилось.

Я шла и думала, что пришло время перестать потакать таким личностям. Например, тем, кто не собирался быть честным. Или тем, кто был более склонен драматизировать проблему, чем искать выход. Или тем, кто жалел себя и ожидал, что другие, включая меня, спасут их от их собственных эмоциональных неурядиц. Я поняла, что позволяла слишком многим паразитам насыщаться моей энергией и иссушать мой дух. Пришла пора стряхнуть с себя всех слизняков и пиявок.

«Спасибо тебе, Камино. Я все поняла», – произнесла я вслух, обходя отвратительных склизких существ и пытаясь не раздавить их, что было довольно непросто, ведь они были абсолютно везде!

Но чем дольше я шла, тем больше начинала осознавать, что настоящими слизнями и пиявками в моей жизни были не люди, а скорее мои собственные забытые мысли, которые тянули меня к земле и высасывали всю радость.

Я подумала, что все эти негативные, самоуничижительные мысли и убеждения лишь питались моей энергией, ничего не давая взамен. Они крали мои жизненные силы, мою радость, мой покой и мое чувство любви к себе. Они высасывали мой дух.

Послание было предельно ясным. Настала пора, когда мне требовалось тщательно отбирать то, что становится частью моей жизни, будь то люди или мысли. Настала пора избавляться от всего, что не поднимало мой дух. Настала пора действительно сильно полюбить себя. Больше никаких слизняков и пиявок!

Вскоре я обнаружила симпатичную постройку у края тропы, которая была похожа на церковь, но не являлась ею. Дверь была открыта, и я зашла внутрь. Помещение было крошечным. Здесь стояло несколько стульев, на стенах висели маленькие пейзажи, горели свечи, но здесь не было ни души. В передней части комнаты на небольшой подставке лежала открытая Библия, и в ней были отмечены слова: «Верь в Господа».

Я прочла фразу несколько раз, затем присела и приступила к молитве. Я поняла, что эти слова были сущностью Камино. Это было путешествие от страха и боли к излечению и вере в Господа.

Немного погодя в комнату вошел мужчина и представился. Его звали Эрнест. Затем он спросил меня, хочу ли я помолиться вместе с ним, и я с радостью согласилась. Тогда он взял мои руки и произнес благодарственную молитву за то, что я оказалась здесь. Я была так растрогана и приятно поражена его поступком, что почувствовала себя любимой и уважаемой в его присутствии.

После нашей совместной молитвы он рассказал, что приехал на Камино из Англии десять лет назад настолько печальным и беспомощным, что хотел покончить со своей жизнью, но, завершив свой путь, оздоровился. После этого он понял, что сможет порвать со своей старой жизнью, и вернулся, чтобы попытаться помочь будущим паломникам. Так он обнаружил это место и начал создавать свои произведения и принимать путешественников. Это была его благодать, и с тех пор он чувствовал себя спокойным и умиротворенным. Я обняла его, и он пожелал мне «Доброго Пути», и вскоре я вновь отправилась в дорогу.

Через некоторое время я вступила на тот отрезок Пути, где все казалось странным, волшебным и внеземным. Все перевернулось с ног на голову. Я не могла найти ни одного указателя. Я потерялась. Я продолжила идти вперед и натолкнулась на несколько развилок, на каждом из направлений меня ожидал густой туман. Я была растеряна и не знала, где нахожусь и куда мне следует направляться.

Вокруг никого не было, так что, следуя своему инстинкту, я повернула налево, где дорога прояснилась. Я смогла разглядеть перед собой домик, похожий на рабочий сарай.

Когда я подошла ближе, то увидела, что сарай прилегает к дому, дверь которого была открыта. Я позвала хозяев. Затем я смело шагнула внутрь, надеясь узнать, как мне выйти обратно на Камино. Внутри меня встретил престарелый, щетинистый мужчина, говоривший по-испански и носивший красную бандану на голове. Он пригласил меня на кухню, чтобы выпить чашечку кофе. Каким-то удивительным образом я поняла каждое его слово, хотя он и говорил на испанском.

Я поблагодарила его и вежливо отказалась, утверждая, что мне просто нужно было вернуться на дорогу, но он помотал головой и сказал, что Камино привел меня к нему не просто так и я должна остановиться и отдохнуть. Увидев свет в его темных глазах, я поняла, что он говорил правду. Так что я сняла рюкзак, приставила палки к стене и села за стол.

Он приготовил мне очень крепкий кофе и затем произнес:

– Тебя привел сюда Антонио, твой брат.

Мое сердце замерло, когда я услышала это.

– Он хотел, чтобы ты пришла сюда и узнала, как он счастлив, что ты находишься на Пути.

Мои глаза наполнились слезами. Этот человек не мог знать моего брата или его имя, но это было первое, о чем он сказал мне. Он продолжил:

– Антонио помогает тебе справиться с тревогами и хочет, чтобы ты знала об этом. Он также говорит, что находится с отцом и очень счастлив.

Я лишилась слов, услышав это от него. Затем мужчина сказал:

– Пожалуйста, пройди в мою комнату для молитвы.

Потом он провел меня из кухни в невероятный зал для медитаций, стены которого были украшены предметами, созданными из кристаллов и камней.

– Это комната, где можно излечиться, – сказал мужчина. – Пожалуйста, отдохни, пусть земля восстановит твое тело и сердце. Оставайся так долго, как захочешь.

И тут он покинул меня.

Я присела, удивленная тем, что меня привел сюда брат. Я чувствовала его присутствие и знала, что все это было правдой, ведь мой брат увлекался камнями всю свою жизнь. Я также ощущала, насколько счастлив он был находиться здесь со мной.

Я услышала, как мой брат поет: «Пусть Господь Бог осветит твой путь». Я почувствовала, что меня окружает его любовь.

Некоторое время я молилась, пытаясь осознать, насколько вдохновляющим был этот день, а затем поблагодарила Бога и всех моих проводников и особенно моего брата, который привел меня сюда.

Вскоре я вернулась на кухню, где мужчина открыл мне, что он является шаманом и хочет, чтобы я обрела свое тотемное животное. В тот же момент он вытащил стопку старых потрепанных карт, завернутых в шкурку какого-то животного, положил их передо мной и попросил перемешать и вытянуть одну карту. Мне попалась карта с пауком. Мужчина улыбнулся и сказал, что мое женское начало обрело былую цельность и полностью излечилось. Мне больше не нужно было сражаться, пришло время посвятить себя творчеству.

«Следуй за пауком, куда бы ты ни шла, – посоветовал он. – Это твой духовный защитник. Он поможет тебе».

Затем он произнес: «Странница, пока ты будешь идти по этой дороге домой, твой брат будет сопровождать тебя».

Я не смогла сдержать слез, услышав его слова. Это была правда. Я сбежала из дома, когда была совсем юной. Теперь я шла обратно домой.

Он отложил свои карты и подарил мне прекрасный необработанный кристалл, сказав, что мудрость и сила Камино будут всегда со мной, сосредоточенные в этом кристалле, ведь он был найден на горе, где мы сейчас находились.

Я уложила его в рюкзак и поблагодарила шамана крепкими объятиями.

Он сказал: «Отправляйся с миром. Все хорошо. Доброго Пути».

И я поверила ему.

Я ступила за порог и начала свой путь, совершенно забыв спросить его, как вернуться обратно на Камино. Десять минут спустя я вернулась к той самой развилке, на которой я остановилась раньше, но в этот раз дорогу мне указывала огромная желтая стрелка.

Через два часа я прибыла в Саррию.

 

День 30

От Саррии до Пуэртомарино

23 километра

На следующее утро я вышла в путь достаточно поздно. Я проснулась, отведала вкуснейшего завтрака и запила его двумя чашками ароматного кофе с молоком перед стартом. Затем я вернулась в свою комнату и упаковала свою большую сумку. Я оставила ее на стойке регистрации и проставила печать в паспорте примерно в девять тридцать. Положив его в маленькую сумочку, болтавшуюся у меня на шее, я вышла на улицу. Прямо напротив хостела находился сувенирный магазин, и я, будучи отъявленным шопоголиком, не смогла пройти мимо него. Там я нашла самые разнообразные безделушки с видами Камино, включая палки для ходьбы, пончо, открытки, крестики Святого Иакова, ручки, записные книжки с желтыми стрелками-указателями Камино, голубые и желтые ракушки и многое другое. Я решила купить парочку небольших сувениров для дочек, прекрасная осознавая, что для них они не будут иметь никакого особого значения и я впустую тратила деньги. И все же я должна была сделать это. Мое путешествие подходило к концу, и, возможно, это была моя жалкая попытка подольше удержать в руках магию Камино.

Затем я прошла внутрь города и была удивлена его очаровательной атмосферой. За прошлую ночь я успела соскучиться по этому ощущению, так как находилась рядом с хостелом и не смогла осмотреть окрестности.

Я уже сделала множество фотографий прекрасной церкви, когда мне повстречался парень из Ирландии по имени Аллен – очень разговорчивый молодой человек, который только прибыл сюда и должен был начать первый день Пути. Он путешествовал с другом по имени Джонни и был очень рад отправиться в дорогу. Они были разными, как день и ночь. Аллен был солнечным и открытым человеком, в то время как Джонни был смурным и серьезным и лишь один раз буркнул: «Здравствуйте».

Аллен сказал, что может пофотографировать меня на фоне церкви Санта Марина – впечатляющего здания готического стиля, – и взамен я тоже сфотографировала их. После этого мы поболтали еще несколько минут, я подбодрила его и пожелала «Доброго Пути».

Прежде чем покинуть город, я вошла в церковь, которая уже успела открыться, пока я делала фотографии. Я быстро произнесла молитву по четкам, осмотрелась вокруг, и очень серьезная женщина, сидевшая в дальнем углу церкви, проставила в моем паспорте еще одну печать паломника.

Сделав это, я вышла из города и через пятнадцать минут ходьбы вспомнила, что у меня остался всего один энергетический батончик и ни одной монетки. Так что я развернулась и пошла обратно в город, чтобы найти банкомат. Когда я вернулась на дорогу, было уже половина двенадцатого дня.

Но день был солнечным и светлым, и я решила не торопиться. Мое сознание и сердце полнились радостью, я хотела петь. И я пела несколько часов.

Вскоре я встретила мужчину, сидевшего у дерева с картонкой, на которой было написано: «Бесплатные фрукты». Они выглядели аппетитно, так что я остановилась и спросила, не могу ли взять один апельсин. Мужчина был очень дружелюбным и радостно предложил мне свои фрукты.

Я заметила, что рядом с ним лежала гитара, и попросила его сыграть и спеть мне песню. Он густо покраснел и сказал, что стесняется, но после моих упрашиваний в конце концов согласился. Сначала он пел так тихо, что я могла едва расслышать слова, но я все равно похвалила его и долго аплодировала.

Этого оказалось достаточно, чтобы он продолжил петь и играть все громче и громче, пока он не начал петь в полный голос, песню за песней. Внезапно я поняла, что слушаю частный тридцатиминутный концерт.

– Вот это да! Спасибо! Это было просто прекрасно! – поблагодарила я его.

И это было так. Он засмеялся, сияя, как солнце. Поблагодарив его еще раз за трогательную песню, я спросила, как его зовут.

Он улыбнулся и ответил:

– Патрик.

«Ну конечно, Патрик, – подумала я, покачав головой. – Ух ты, Камино, ты делаешь все, чтобы я не забыла о нем, не так ли?»

Мы посмеялись и обнялись, и затем он поднялся, чтобы дать мне подарок, в точности как вчерашний шаман. Он порылся в сумке, которая висела на ветке дерева, и вынул деревянный крест, вырезанный его руками.

«Это подарок от Камино, потому что ты сделала мой день радостным», – сказал он.

Я приняла его с благодарностью и, после того как мужчина пожелал мне «Доброго Пути», вновь отправилась в дорогу. Через некоторое время я остановилась на ланч в придорожном кафе. Внутри было невероятно много путешественников. Я совсем не знала, откуда они взялись, ведь мне не встретился ни один из них, в то время как Патрик номер два пел свои серенады.

Теперь я была убеждена, что Камино был волшебным круговоротом, где сосуществовали сразу несколько реальностей. Либо все эти люди сошли с автобуса, который остановился на другой стороне улицы прямо перед моим появлением. Я заказала кока-колу и тортилью с яйцами и картошкой. От моего путешествия оставались считаные дни, и я почти не ела ничего, кроме сэндвичей с яйцами, осьминогов и свинины с картошкой. Пришло время немного расправить крылья и попробовать новые блюда.

Через несколько минут я заметила Аллена и Джонни, которые устало поднимались по дороге. Тяжело дыша, они вошли в сад у кафе, чуть не падая на землю.

Я вспомнила, как чувствовала себя в первый день пути, пересекая Пиренеи, и насколько ужасно это было. Я сочувствовала им. Не так уж просто было идти по дороге, особенно если вы не привыкли ходить пешком на такие большие расстояния.

Мы поболтали, но совсем немного, так как они встретили других паломников, с которыми познакомились на Камино, так что я вновь уединилась. Мне подали мою тортилью, и я наконец смогла расслабиться и понаблюдать за толпой, ожидая, пока остынет мой обед.

Мои ноги так болели, что я думала, что мне придется прибегнуть к услугам врача, когда я вернусь домой. Я решила просто попросить Бога излечить их и верить в то, что они пройдут, как только я перестану ежедневно мучить их.

После обеда я вновь отправилась в путь, радуясь тому, что додумалась снять немного денег в городе. Мой энергетический батончик был давно съеден, и я была уверена, что могла бы заказать еще одну тортилью и сэндвич с яйцом, если бы позволяло время.

Тропа извивалась и путалась, вела в леса, бежала около дороги, поднималась вверх и падала вниз и, наконец, вывела меня к огромной реке. Мне пришлось идти по подвесному мосту, и я очень волновалась, ведь страшно боюсь высоты. Сильный ветер дул прямо мне в лицо, так что порой я боялась потерять равновесие и упасть в реку под мостом. Я всерьез думала о том, чтобы передвигаться ползком.

«Сосредоточься, Соня, – велела я себе. – Перестань думать о том, как ты падаешь в реку. Ты просто впустую нервничаешь. Ты в безопасности и легко достигнешь другого берега».

Я просто продолжила идти, опустив голову и далеко выставляя ноги, делая один шаг за другим и не глядя на крошечный забор у края моста. Казалось, что весь путь длился вечность, но на самом деле он занял лишь пять минут.

Наконец я дошла до берега. Фух! Я чувствовала себя так, будто бы увернулась от пули, хотя на самом деле совсем не была в опасности. Мое сознание просто сыграло со мной злую шутку.

Стоя на твердой земле, я взглянула вверх. Прямо передо мной была крутая, высокая и широкая лестница, ведущая к городу, и на самом верху спокойно сидел Клинт и махал мне рукой. Я не заметила его до этого. Теперь я была счастлива, что не стала ползти по мосту. Я была бы ужасно смущена, если бы он увидел это.

Я помахала в ответ и начала подниматься к нему. Мне показалось, что Камино был слишком суров, заставляя путешественников идти по этой лестнице после целого дня пути, в особенности после того моста. Но в любом случае мы должны были сжечь наши грехи. Возможно, паломники нуждались в дополнительном усилии, чтобы точно очистить карму, перед тем как дойти до Сантьяго через несколько дней.

Пыхтя и задыхаясь, я наконец добралась до верха и плюхнулась около Клинта.

– Ждешь Дина? – спросила я его.

– Да, ты не видела его?

– Он не так далеко. Я видела его недавно, он снял ботинки и присел покурить.

– Люблю этого парня, – сказал Клинт, и я знала, что это правда. Дружба, начавшаяся на Пути, должна была быть особенной, ведь здесь люди освобождались от неискренности и эгоцентризма и слушали лишь движения своих сердец. По крайней мере, Камино давал возможность путешественникам следовать направлению духа.

– Я счастлива, что ты нашел такого замечательного друга, Клинт. Наши друзья – вот что важно, не так ли?

– Именно так! – ответил он.

Затем я встала на ноги и пожелала ему «Доброго Пути». Еще раз повернувшись к реке, увидела Дина, машущего рукой и легко и быстро приближавшегося к нам.

Я прошла в глубь города и подошла к местной церкви, где помолилась в благодарность за новый прекрасный день на Камино. Я не чувствовала ни злости, ни горести, ни страха, ни отчаяния уже несколько дней. Я была спокойна, счастлива быть собой и готова с радостью принять все, что бы ни ждало меня в жизни. Каким чудом было это ощущение!

Покинув церковь, я попала на площадь, окруженную маленькими кафе, и увидела Патрика номер один, который сидел прямо передо мной с бокалом холодного пива в руке и улыбкой.

Я тотчас же подошла к нему и присоединилась к трапезе.

– Патрик, я так счастлива видеть тебя!

Мы засмеялись, я заказала большой бокал холодного пива с лимонадом и присела рядом. Патрик спросил, как прошел мой день, и я попыталась рассказать ему все, что произошло, но сразу остановилась. В ту секунду, когда я начала перечислять все те замечательные моменты, которые пережила, они потеряли всю свою прелесть, а я совсем не хотела, чтобы это случилось.

Я лишь сказала:

– День был в духе Камино.

Он улыбнулся и ответил:

– Понимаю. Этим все сказано.

Мы сидели и отдыхали по большей части в тишине, ведь мы оба были слишком уставшими. Мы попивали наше пиво и наблюдали за остальными паломниками. Через некоторое время мы встали и пошли каждый своей дорогой. В хостеле меня ждал мой паломнический ужин, а Патрик договорился поужинать с другими пилигримами из отеля, где он остановился. Мы обнялись, пожелали друг другу «Доброго Пути» и отправились в наши места ночевки.

Засыпая, я подумала обо всем, что случилось со мной с тех пор, как я начала это невероятное путешествие несколько недель назад. Я вышла на дорогу разбитой и потерянной, а теперь я чувствовала себя сильной и все более и более спокойной каждый день. Я была рада. Камино излечивал меня.

 

День 31

От Пуэртомарино до Палас-де-Рей

23 километра

Я проснулась, чувствуя себя ребенком. Сердце было полно счастья, хотелось скорее начать день. Ярко сияло солнце, все было зеленым, и казалось, что наступило настоящее лето – хоть и было холодно. Я вылезла из кровати и вышла за дверь очень медленно – оставались последние четыре дня на Пути, и я хотела запомнить каждую минуту.

На завтраке я столкнулась с Алленом и Джонни, они явно ссорились по какому-то поводу. Улыбнувшись, я оставила их наедине. Они признали меня, но не захотели прерывать общения, чтобы поздороваться.

Это меня не расстроило. Сейчас мне хотелось остаться в тишине, желательно подольше, и не хотелось упускать ни единого откровения, которое могло бы на меня сойти.

После завтрака я оставила сумку внизу, поставила печать и вышла на дорогу. Я шла за желтыми стрелками через город, потом пошла по дороге через центр города к вершине холма, вниз к реке и дальше.

Эта часть реки не была такой широкой и ветреной, как вчера, что меня порадовало – я не хотела пугаться так рано утром.

Я была очарована тем, что Камино вел меня в глубокий зеленый лес, который распадался на несколько маленьких подлесков. Мягкий туман струился меж деревьев, везде распускались цветы, наполняя воздух сильным и сложным ароматом коровьего навоза и розовых лепестков – даже я это учуяла. На деревьях пели птички, пчелки вились над цветами. Коровы жевали, фермеры работали, природа была в цвету. Все было таким живым – и я тоже.

Тропа начала извиваться вверх по холму примерно через час после начала похода и стала довольно крутой. Я притормозила и взяла палки, чтобы поддержать ногу и колено, потому что они начали болеть.

Сегодня на Пути я увидела больше паломников, чем во все предыдущие недели. Иногда казалось, что я нахожусь на Камино среди пятиста человек – мимо меня проходило множество групп в десять-пятнадцать человек, и больше Путь не был моим.

Меня предупреждали, что так случится, потому что многие решают пройти только сто последних километров Камино. Это была та минимальная дистанция, которую надо пройти, чтобы получить так называемый «компостельский» сертификат паломника и отпущение за прошлые грехи от Католической церкви.

Мне пришлось напрячься, чтобы остаться собранной, когда ритм Камино изменился. Я не хотела, чтобы толпы отняли у меня внутренний мир. Я решила, что это лишь еще одна возможность подготовиться к обычной жизни после Камино, когда я вернусь к прежнему ритму и требованиям. Сохранение внутреннего мира в процессе прорывания через толпу – отличная практика.

Дорога была грязной – ничего удивительного после всех этих дождей в последние несколько недель, и она часто была похожа на клей. Я вспомнила, как пробивалась по грязи в Пиренеях, в начале пути, и мне показалось, что круг замкнулся. Я поняла, что это просто напоминание о том, что не надо застревать в грязи ни тут, ни в жизни.

Через некоторое время вокруг так сильно запахло коровьим навозом, что я чуть не вырубилась. Как люди это выдерживают? Они вообще это чуют или это стало уже частью их жизни?

Удобрение необходимо для того, чтобы помочь росту, так что это я тоже решила рассматривать как метафору. Думаю, что надо считать старую боль и страдания удобрениями в жизни, которые помогут мне расти.

Я была благодарна за это все и не хотела, чтобы жизнь менялась тем или иным образом. Все, что происходило в моей жизни, привело меня сюда, в это прекрасное и мирное место, и, если бы жизнь моя была иной, я бы не была здесь и сейчас. Я смотрела вокруг и понимала, что не хотела бы отказываться от этого момента за все блага мира, и была благодарна всему и всем, кто меня сюда привел, – даже смерти родственников и разрыву с Патриком.

Я наткнулась на такой завлекательный пенек, что решила присесть. Сидя, я смотрела на рюкзак. Внутри лежали легкие ботинки и сандалии, на случай если я захочу снять ботинки, но каждый раз, когда я пыталась их надеть, ноги начинали болеть так сильно, что я просто физически не могла двигаться.

Итак, я вытащила их и решила оставить на пути. Может, кому-то понадобится новая обувь. Одну пару я поставила на пенек рядом с собой, а вторую – на пенек чуть подальше, чтобы другие паломники их увидели. Они были совершенно новыми и, может, кому-то смогут послужить. Я очень на это надеялась.

Теперь у меня за спиной лежали только плеер, пластыри, крем, бутылка воды и куртка. Я сбросила так много веса, что чувствовала себя перышком. Даже штаны спадали.

Наконец, когда я уже очень устала, я вошла в Палас-де-Рей, где собиралась провести ночь. Войдя в город, я услышала, как вдалеке группа играет очень бодрую кельтскую музыку – на волынках и барабанах. Чем глубже в город я уходила, тем громче она становилась. Я дошла до хостела и поняла, что музыка идет оттуда.

Там была в разгаре свадебная вечеринка. Все были снаружи, на газоне, – смеялись, пели и танцевали под музыку, празднуя счастливый день. Я приняла это за знак новой любви и жизни, и поучаствовать в ней, наслаждаясь праздником – прекрасный способ закончить день.

Хостел состоял из нескольких зданий. Как только я устроилась, то вновь вышла наружу и села на солнце, наслаждаясь живой музыкой и вечеринкой.

Наконец к отелю подошел Патрик с Пути и сказал, что он остановился в паломнической гостинице немного дальше, но пришел проверить, как я тут. Радость от встречи была велика, и мы решили поужинать вместе в ресторане хостела. Мы посидели на солнце и выпили вина, ожидая ужина. К счастью, до ужина оставался всего час – отель понимал, что пилигримы устали и хотят поесть пораньше.

Как только мы собрались садиться, внезапно появились Джонни и Аллен, увидев меня, они спросили, можно ли к нам присоединиться. Патрику идея, кажется, была не по душе, но я не возражала и оставила выбор ему. Он колебался с минуту, а потом сказал: «Да, конечно», – и вот мы уже сидели вокруг маленького столика в углу ресторана, читая меню.

Мы сделали заказ, нам принесли вино, Джонни и Аллен начали говорить. К нашему ужасу, они жаловались на хостел, меню, погоду и суммы, которые они заплатили за комнату. Потом они перешли на американских политиков, корпоративную Америку, Англию, Германию, Церковь, других паломников и прочее. И это все за пятнадцать минут! Потом они стали нападать на президента и американцев, Патрик встал, как патриот, желая защитить честь нации. Вскоре спор распространился на всех троих.

Я была в ужасе от происходящего, потому что это влияло на мое спокойствие, полученное на Камино. Мне было интересно, понимают ли Джонни и Аллен, что такое духовное паломничество. Несколько раз я пыталась успокоить мужчин, выводя разговор на нейтральную тему, но Джонни, казалось, лишь разогревался и не хотел обращать внимания ни на меня, ни на Патрика.

Наконец я сделала прямой намек – прямо попросила их сменить тему, объяснив, что в своем созерцательном путешествии я потеряла желание участвовать в подобных разговорах. Но они лишь закатили глаза и хмыкнули.

Вместо того чтобы успокоиться, они направили негативную энергию на меня, не только проигнорировав мою просьбу, но и став более агрессивными. И снова я вежливо попросила их сменить тему. Я убедила их в том, что дело было не в личных пристрастиях, а в том, что я просто не могла их слушать.

Все это время я думала: что же с ними не так? Ни от кого на Пути я такого не слышала, и это застало меня врасплох.

Вторую мою просьбу они встретили каменным молчанием и злобными взглядами. Патрик теперь хотел защитить не только меня, но и всех американцев. Так что через какое-то время они начали заново.

После моего дорожного спокойствия было очень сложно быть окруженной такой токсичной энергией. Я закончила есть суп и поняла, что лучше не станет, а с вином станет еще хуже. Так что я встала, пожелала всем «Доброго Пути» и вернулась в комнату. Я была, как и они, удивлена своим уходом, но чувствовала облегчение от того, что сбежала от негатива.

«Что это сейчас было?» – спросила я себя, возвращаясь в комнату. Интересно, почему на Камино мне пришлось получить такой неприятный опыт. Возможно, чтобы дать мне почувствовать всю силу негативной энергии?

Возможно, Аллен и Джонни были ангелами, которых послали мне, чтобы показать, что надо очень хорошо следить за тем, что я даю людям, или они были зеркальным отражением меня самой, которое могло быть столь же негативным, как мое позитивное «Я». Возможно, они были громким и ясным предупреждением о том, что мне надо как можно быстрее отдаляться от плохих людей и не давать им вовлечь себя в порочный круг.

Все три идеи казались верными, и я была благодарна за этот опыт, хоть он и застал меня врасплох и оставил меня в расстроенных чувствах. Именно так для меня работал Камино.

Я чувствовала свою вину за то, что оставила Патрика с ними, но потом я поняла, что он сам о себе позаботится. Мне не надо его защищать. Он мог бы так же легко уйти, как и я. Ушел ли?

Я слишком устала, чтобы продолжать анализ, поэтому отправилась спать, поняв, что чем быстрее засну, тем быстрее проснусь и поем. Я закрыла жалюзи, комната погрузилась во мрак, я помолилась и уснула.

 

День 32

От Палас-де-Рей до Арзуа

28 километров

Переход. Это то, что я почувствовала в тот день. Энергию перехода. Сегодня был первый из трех последних дней, когда я собиралась закончить свое паломничество в Сантьяго, и по этому поводу у меня были смешанные чувства. Часть меня не хотела, чтобы это путешествие заканчивалось, потому что оно во многом изменило мою жизнь: тело, ум, эмоции и мой гораздо более просветленный дух. Другая часть меня знала, что сегодняшний переход будет долгим и относительно обременительным, и я беспокоилась о своих ногах. Они очень болели.

Я также много думала о том, сколько тревоги во мне вызывали переходы и что я чувствовала неопределенность. Я еще не закончила здесь и еще не могла начать там, так что мне приходилось балансировать между энергетическим толчком, отталкивающим меня от того, что мне нужно было закончить, и тягой к новому опыту, и ожиданием.

Пока я завтракала, я поняла, почему переходы вызывают во мне такие чувства. Потому что, когда я в состоянии перехода, я ничего не контролирую. Во время перехода я должна уступить контроль вере и надежде.

Моменты перехода опасны. Если вы не сконцентрированы, могут произойти безумные вещи. Я могла потерять равновесие, потеряться, или могло произойти что-то еще. Я должна была быть бдительной до самого конца.

«Я также должна остерегаться сентиментальности, – говорила я себе. – Я легко могу подумать: «Жаль, что это заканчивается», вместо того чтобы воспринимать это нормально, зная, что, когда это закончится, мой дух приготовит для меня новые впечатления, не менее содержательные».

Кто знает? Я думала, пока ела тост. Мое сознание склонно бросать тень на мой внутренний пейзаж, когда я не уверена. Это игра, направленная на то, чтобы отвлечь меня от нынешнего момента. И все же мысли не давали мне покоя.

Пока я пила кофе с молоком, я думала об изменениях, с которыми мне придется столкнуться, когда закончится мое паломничество. Поток мыслей заполонил сознание. Смогу ли я придерживаться глубинно целебного понимания, которым одарил меня Путь? Или я снова усну и погружусь обратно в старое, которое вызвало столько боли? Камино дало мне эти дары. Теперь от меня зависело, смогу ли я назвать их своими и сделать их постоянной частью себя. Я сомневалась, что смогу.

Я решила, что лучшим способом пройти через эту неопределенность того, что впереди, – это быть в настоящем, в пути, который лежит передо мной, и сконцентрироваться на сегодняшнем переходе. С тех пор как я начала свое паломничество, были моменты, когда мне нужно было карабкаться и карабкаться только для того, чтобы влезть на гору и так же быстро с нее сойти. Так я узнала, что лучше определить свои намерения, а затем довериться духу и Богу вместо того, чтобы просто мысленно забегать вперед. Жизнь колеблется то вверх, то вниз, иногда в стороны, а иногда кругами, но если я буду оставаться здесь и сейчас, я смогу правильно реагировать, не проигрывая наихудшие сценарии развития событий с тем, чтобы мое эго чувствовало контроль.

На этой ноте я встала, допила сок, взяла рюкзак и начала удаляться, не желая разбудить еще больше злости, чем та, что уже пробивалась в моем мозгу. Я продолжала избавляться от этих мыслей, пока застегивала куртку.

Пока я шла, я намеренно обращала внимание на все, на что могла, с каждым шагом, прося моих наставников и ангелов помочь мне помнить о том, чтобы не бежать впереди себя сегодня и в будущем. Я хотела быть в том моменте и впитывать все в настоящем, веря в то, что будущее само о себе позаботится.

Я молилась и молилась, пока шла, прося о помощи Богоматерь, всех моих ангелов и наставников, мою семью на той стороне и особенно брата и отца, чтобы мой переход по Камино и обратно в жизнь в Чикаго был постепенным и простым и я не вернулась обратно в трагедию и страх.

К счастью, я знала достаточно и достаточно повзрослела за свою жизнь, а особенно во время этого паломничества, чтобы теперь полностью и безоговорочно верить в Бога и Вселенную и передать весь свой личный контроль под волю Бога. Я чувствовала себя в полной безопасности, делая это.

Возможно, это произошло из-за того, что я больше не чувствовала старой боли и печали в моем теле, которую я принесла в Камино. Я очистилась и пришла к чистой интуиции, ничего не ожидая. Но если бы у меня были какие-то надежды на Камино, то, как я себя ощущаю теперь, далеко бы превосходило все мои ожидания. Прохождение Камино освободило меня от оков, прежде сдерживающих меня в злобе и обиде. Они прошли. Моя карма очистилась.

Я теперь также чувствовала удивительно глубокую волну любви и привязанности к Патрику. Я видела, сколько боли из его личного прошлого сдерживало его так же, как и меня, и все, что я к нему теперь чувствовала, – сострадание и понимание, почему он действовал именно так. Мы вместе пришли в эту жизнь для того, чтобы помочь друг другу освободиться от этой старой боли и кармы, и мы должны были пробудить друг друга, чтобы идти дальше. Я была в этом полностью уверена.

Мое исцеление происходило именно сейчас. Я надеялась, что оно произойдет и с ним. Конечно, я не могла этого знать, но я интуитивно чувствовала, что он больше не борется со мной, что он сможет расслабиться и обратить свое внимание на себя и в свое собственное сердце, став более добрым и любящим. Я хотела, чтобы он смог это сделать. И я молилась за это.

Пока я шла, небо менялось от солнечного до облачного, что мне нравилось, поскольку это было благоприятно для прогулок. Я довольно много думала об окончаниях, воспринимая их как естественные завершения, которым я противлюсь, которые навязываются мне и которые я выбираю сама, возможно, также навязывая их себе сама.

Мне стало понятно, почему мы не можем придерживаться чего-то еще, кроме страха или любви. Мы должны выбирать. Я выбрала любовь, но страх пытался меня вернуть. Я была так рада тому, что сегодня я смогла от него избавиться. Теперь я знала, что я больше никогда полностью не поддамся страху. Я буду встречаться с ним каждый день. Я просто должна была идти дальше, когда его замечала, и не позволять ему меня охватить.

Путь был все еще таким прекрасным, что мне казалось, что я была на личном курорте самой природы. Цветная флора, поющие птицы, сильный запах травы и сена и даже коровий навоз исцеляли мою душу. Я пропитывалась всем, как только могла, и стала предвкушать прибытие в город Мелид, который был на полпути до Арзуа.

Несмотря на обильный завтрак утром, после всего лишь супа на ужин я была голодна. Я слышала, что в Мелиде есть особенно хороший ресторан, известный своими запеченными осьминогами, поэтому я туда и направилась.

Мысль о жареном осьминоге скрасила долгий поход, и вскоре после часа дня я вошла в дверь ресторана. К моей радости, там сидел Патрик с Пути, который посмотрел на меня и улыбнулся. Я была так рада его видеть, после того как покинула его прошлым вечером.

– Патрик! Как прошел ужин прошлым вечером? Прости, что я ушла, но мне пришлось, – выпалила я залпом.

– Так же плохо, как и первая половина, – сказал он с улыбкой. – Что за придурки!

– Знаю. Странно было встретить такую энергию на Камино, да? Хорошо быть готовым к тому, насколько сильна негативная энергия до того, как мы закончим паломничество, что скажешь? Так что мы не будем сами распространять плохую энергию, когда сойдем с Камино.

– Можно и так посмотреть, – согласился он. – Я надеюсь, что я не встречу их еще раз. Если встречу, буду игнорировать.

– Понимаю, – сказала я и сняла рюкзак. – Давно тут?

– Ну, примерно час, – ответил он, подмигивая. – Тебя жду.

– Как ты так быстро ходишь? Я не бегаю, но и не плетусь.

– Я ухожу рано. Люди в паломнических гостиницах рано встают, вот и мне приходится.

– Тогда ты, наверное, тоже есть хочешь? Съедим осьминога!

Потом мы бродили по городу. Было воскресенье, и на площади был большой рынок, где продавали невероятные товары и еду. Мы гуляли и искали место, где штамповать паспорта. Нам сказали, что нужно идти в церковь, что мы и сделали. Там шла служба, и мы решили остаться, чтобы не быть грубиянами, потому что, когда мы вошли, все повернулись и посмотрели на нас, словно говоря: «Как вы смеете прерывать нас?»

Служба закончилась, и мы обошли вокруг церкви. Это было очень мощное место. В одном углу стояла статуя Христа в пурпурных одеждах. Он был похож на Дракулу, с которого стекает кровь. Ого!

Там были и другие статуи, например Богородицы и святых, все очень божественные, и мне хотелось увидеть всех.

Патрика не так захватило это место, и он ждал меня снаружи. Я ускорила шаг и пошла к нему. Казалось, что Патрик взволнован. Я спросила, все ли в порядке, а он ответил, что хочет успеть найти место в гостинице. Так что мы оставили идею с печатями и продолжили идти.

Путь был тернист и изменчив, как и погода. От теплой и сухой она менялась на дождливую и холодную каждые тридцать минут. Мы надевали накидки, снимали их, надевали, решали не надевать, промокали, надевали и снова снимали.

Это раздражало, но мы смеялись над всей ситуацией. У Патрика очень сильно болели ноги, и он сказал, что едва стоит.

У меня с собой было обезболивающее, так что я его ему предложила. Он взял таблетки и благодарно меня обнял.

Полуденный переход все продолжался. Мы болтали, так что было полегче, но чем больше мы шли, тем сильнее я нервничала – ноги уже агонизировали. Мы были не в лучшем состоянии и подшучивали друг над другом – два старых чудака, ползущих по Пути.

Наконец мы дошли до города Рибадизо, что было приятно. Мы уже подходили к Арзуа, он был всего в трех-четырех километрах. Войдя в город, мы увидели паломников, которых встречали по дороге. Они сидели на террасах и пили пиво, обсуждая прошедший день.

Тут была большая паломническая гостиница, и я просила Патрика остаться, но он хотел пройти со мной до Арзуа. Что бы я ни делала, он не менял решения, так что я перестала пытаться. Он взял пива, а я – колу и картошку. Очень хотелось есть. Как только нам принесли заказ, снова пошел дождь, но уже более сильный. Схватив вещи, я и Патрик побежали под навес. Через пять минут дождь кончился.

Мы остановились поболтать с теми паломниками, которых знал Патрик, а я сообщила, что мне пора дальше, так как темнело и я боялась, что ноги не выдержат. И снова мы были в пути.

Последние несколько километров были настоящей пыткой. Дождь лил, не прекращаясь, а мы шли по полям и лесам, и вошли в серый тоскливый город, который растянулся вдоль дороги. Казалось, что мы двигались, не приближаясь к цели ни на шаг.

Мы продолжили идти по желтым стрелкам и шли еще час. Впереди возникли указатели на отели, и вот перед нами был тот, где я должна была заночевать. Патрик зашел посмотреть, есть ли комната для него, но хозяин сообщил, что все занято.

Я чувствовала себя ужасно. Казалось, что он не так сильно переживал, как я, говорил, что дальше есть еще несколько хостелов, так что он найдет место. Мы обнялись, пожелали «Доброго Пути» и решили, что встретимся в моем хостеле завтра вечером – так как это будет предпоследняя ночь на Камино, а он хотел войти со мной в Сантьяго.

Он вышел в дождь и исчез. Я взяла сумку и пошла в комнату. Ужин будет через час, и у меня было время высушиться и переодеться. Какой же это был долгий и ветреный день.

 

День 33

От Арзуа до Аменала

23 километра

Солнце поднималось все выше, становилось жарче. Постепенно я начала снимать с себя всю ту одежду, в которую завернулась холодным утром. Судя по солнцу, было уже около полудня, значит, я шла уже четыре часа. Я решила остановиться и позавтракать. Минут через пятнадцать я набрела на небольшое открытое кафе, заполненное паломниками, загорающими на солнце и пьющими пиво и кока-колу. Откуда они взялись – ведь на протяжении многих часов я никого из них не видела. Странно, что это снова происходило.

Я заметила свободный столик и села за него. Я сняла рюкзак со спины и хотела достать кошелек, чтобы вытащить деньги и заказать обед, но обнаружила, что кошелька на мне не было. Не позволяя себе паниковать, я стала искать его в рюкзаке, хотя на самом деле была уверена, что там его нет. Я посмотрела и убедилась в этом. Я постаралась глубоко дышать и сконцентрироваться, чтобы не выпасть в осадок. В том кошельке была кредитная карта, все мои деньги, паспорт, билет домой и паспорт паломника с марками, наклеенными в пути. Я расплакалась. Что мне делать? Я старалась оставаться спокойной и пошла в кафе просить помощи, но там никто не говорил по-английски. Я была в полном замешательстве. Я же прошла четыре часа и могла потерять его в любое время. Идти назад? Далеко ли я дойду? Что, если кто-то нашел его? Как они мне его передадут? Или наоборот, надо мчаться вперед и сделать звонок из ближайшего хостела? Я начала метаться по сторонам, и чем больше я бегала кругами, тем сильнее расстраивалась. Я начала молиться. Мне срочно нужно было чудо. В этот момент Джонни и Аллен вошли в кафе, оба взглянули на меня, и Аллен подошел и спросил:

– Соня, с тобой все в порядке?

Я разразилась плачем и сказала ему, что потеряла кошелек со всеми документами. Мне нужна была помощь, а я не знала испанский достаточно, чтобы даже попросить о ней. Подошел Джонни:

– Что происходит?

Аллен рассказал ему, потому что я уже была не в состоянии говорить, мне казалось, что мне «крышка» и я потихоньку начинаю терять над собой контроль.

Аллен предложил:

– Садись, я закажу тебе кофе.

– Я видел тебя за завтраком. Ты останавливалась с тех пор? – спросил Джонни, стараясь приободрить меня.

– Нет, я все время шла, – ответила я, качая головой.

Он вынул мобильный, подключился к Интернету и одновременно начал говорить с женщиной за прилавком на хорошем испанском, спрашивая, какие кафе и хостелы расположены между тем местом, откуда мы стартовали утром и тем кафе, где мы сейчас находились.

Они что-то рявкали друг на друга и по телефону, в то же время он кивал мне и просил продолжать пить кофе. Я не могла пить, настолько сильным был стресс, я могла только молиться.

Через пятнадцать минут он стал говорить с кем-то новым на другом конце провода. «Да, да, да», – сказал он и повесил трубку. Потом повернулся ко мне и произнес:

– Я нашел его.

– Где? – Я была в шоке.

– Кто-то увидел его на тропе примерно в четырех километрах от того места, откуда мы вышли утром, и принес его в хостел – в нем была бумажка с твоим именем.

– Слава богу! – вскричала я с облегчением. – Мне надо вернуться и взять его.

– Не надо, – ответил он. – Я велел ему послать его вместе с твоей сумкой в хостел, где ты остановишься сегодня вечером – ведь твоя сумка все еще оставалась там.

– Ты шутишь? Ну и чудо!

– Он передал, чтобы ты не волновалась. Все на месте, никто ничего не украл.

Я была поражена:

– Боже мой! Ты мой ангел-хранитель, Джонни! Я не знаю, как тебя благодарить! Ты спас меня.

Он громко рассмеялся:

– Никто еще не называл меня ангелом.

– Но ты ангел! Ты мой ангел, я так благодарна тебе! – сказала я и обняла его. Ему стало неловко.

Аллен достал пять евро:

– Я заплатил за кофе. Надеюсь, этого хватит добраться до хостела.

Я взяла деньги и обняла его. Они посмотрели на меня и сказали: «Хорошо, Доброго Пути» – и ушли.

Я осталась сидеть в молчании. Мои темные ангелы двухдневной давности спасли меня. Кто мог знать, что меня ожидает такой опыт сегодня?

«Слава богу! Благодарю вас, ангелы-путеводители. Благодарю тебя, папа. Благодарю тебя, Брюс Энтони. Благодарю вас, рыцари, и всех, кто охраняет меня».

Я вновь отправилась в путь, напевая старую песню «Джонни Ангел». Я думала о том, как на самом деле мало мы знали друг друга. Два наихудших паломника на всем Пути стали сегодня моими любимыми. Вот что значит, что мы никогда не должны никого судить. Ведь мы не знаем, кто они на самом деле и кем могут быть. Я уже знала об этом раньше, но теперь по-настоящему поняла.

«Благодарю тебя, Путь, за этот урок. Я уверена, что не забуду его».

Следующие два часа мне казалось, будто ангелы укрывают меня одеялом. Дорога была длинной и постоянно меняла направление. Я шла через поля и леса, пересекала дороги. Погода постепенно становилась все хуже, а дождь все сильнее, и я испугалась. Одно облако даже показалось мне издалека похожим на смерч. Я побежала. И вот, наконец, я вбежала в хостел. Как только я оказалась внутри, мне сказали, что кто-то собирается заехать за мной и отвезти в другое место, того же хозяина.

– Здесь ли мой кошелек? – спросила я с тревогой.

– Нет, никакого кошелька.

– А сумка?

– И сумки нет.

– Тише-тише, Соня, – сказала я, стараясь себя успокоить. – Все просто находится в следующем отеле.

Через пять минут за мной приехала машина. Водитель почти не говорил по-английски, но был добр и дружелюбен ко мне. Я немного расслабилась. Добравшись в хостел, я спросила о своем кошельке. Парень сказал, что ничего не знает. Я спросила насчет сумки. Меня провели в другую комнату, где она стояла. Я объяснила ситуацию с моим кошельком, и он позвонил в хостел, из которого поступила моя сумка. Нам пообещали перезвонить через полчаса. Я снова провалилась во мрак. Что, если его не привезут? Не было смысла пялиться на этого парня, пока тот молча глядит на телефон, так что, взяв сумку, рюкзак и палки, пошла в свою комнату. Я сидела на кровати и думала, что же будет, если я останусь без кошелька. Мне так ничего и не пришло в голову, поэтому я решила принять душ и надеяться на лучшее. Я просто отпустила все, зная, что до сих пор все было нормально и так и будет продолжаться. Я расстегнула сумку, и оказалось, что кошелек в ней. «Ура!» – как мне и сказали, внутри действительно все было на месте. Сегодняшний день – это настоящие американские горки. Не могу поверить!

Засыпая, я думала о полученном сегодня уроке и о том, как много добра кругом, как порой оно прячется у нас прямо перед глазами. Надо только иметь веру в других и в жизнь, иметь терпение и холодный рассудок, когда происходит что-то неожиданное, не забывать молиться и верить, что мы всегда получим любовь и поддержку, если отпустим ситуацию и позволим ей просто быть.

«Путь! – говорила я, засыпая. – Я была не готова к сегодняшнему уроку, но мне было необходимо получить его прежде, чем я отправлюсь домой. Я никогда не забуду его. Благодарю тебя!» – И я поставила будильник на четыре утра. Мне нужно было пройти еще пятнадцать километров до Сантьяго, а я хотела успеть к десятичасовой мессе в соборе. Меня очень радовало, что я прошла паломнический путь, но было грустно, что все закончилось. Какое замечательное приключение! Мой ум как будто танцевал! Я засыпала с большим трудом.

 

День 34

От Аменала до Сантьяго-де-Компостела

15 километров

Когда будильник прозвонил, за окном еще стояла густая тьма. Я не сразу осознала, где нахожусь. Мне снилось, что я принимаю участие в религиозной церемонии, посвященной моему прибытию в новую землю: до этого я многие годы провела на корабле. В моем сне зазвонил колокол – это была часть торжественной церемонии. Теперь, начиная просыпаться, я понимала, что это звонил будильник. Я выключила его и сидела в темноте несколько минут, пока не вспомнила, что сегодня иду в Сантьяго.

– Все сходится, – сказала я вслух, думая о своем сне, – по крайней мере, я надеюсь прибыть в новую землю.

Я посмотрела на часы. Было четыре утра. Пора в путь. Ноги так болели, что мне приходилось ступать очень аккуратно, даже пока я шла в душ.

– Ноги, не подведите меня, – сказала я, вспоминая одну из любимых песен в стиле диско – «Нация в ударе».

Я зашла в душ, и горячая вода потекла по лицу и спине. О, какое это было блаженство!

«Не могу поверить, что буду в Сантьяго уже через несколько часов. Разве это не сон?» – продолжала я говорить сама с собой.

Вытершись, я быстро оделась. Одежду я приготовила с вечера, вместе с палками, перчатками и повязкой на голову; монетками, которые дал мне отец, и кристаллом, полученным от шамана, а также деревянным крестиком от Патрика номер два – певца. Так что одевание заняло не более минуты. Я собрала сумку и сказала ей: «Невероятно! Мы с тобой прошли всю страну. Мне совсем не верится. А тебе?»

Потом я посмотрела на рюкзак. «И ты, мой маленький друг. Мы уже почти дома».

Затем с большим трудом я втиснула свои больные ноги в ботинки.

– Ой-ой-ой, – сегодня было больнее, чем обычно. – Мы уже почти пришли – я отчаянно пыталась ободрить свои ноги. – Я обещаю вам долгий заслуженный отдых после путешествия. А когда отрастут ногти, то я вам и педикюр сделаю.

– Да, конечно, – отвечали они равнодушно. – Просто давай заканчивай с этим.

Я нежно погладила их.

– Я знаю. Потерпите еще немножко. Сегодня последний день.

Я все собрала и ринулась вниз по ступенькам. Мне надо было быть очень осторожной, чтобы не шуметь в холле – ведь было еще так рано, и я не хотела никого разбудить. Мне нужно было преодолеть три этажа, это было сложновато, но у меня получилось. Внизу было по-прежнему очень темно, но в кофейне рядом со столом администратора горел свет. Я зашла в нее и увидела вчерашнюю официантку. Она должна была отвезти меня в тот другой хостел, чтобы оттуда я могла продолжить свой путь. Она сказала, что позавтракать я смогу там же. Я положила сумку и палки на заднее сиденье и расстегнула рюкзак, проверяя, на месте ли кошелек. На месте. Все в порядке, можно ехать.

Тот хостел находился всего в нескольких минутах езды, и это было хорошо, ведь я хотела позавтракать перед выходом, а уже практически было шесть утра. Если я хотела успеть к мессе для паломников в соборе, мне уже пора было выходить.

Оказавшись снова в хостеле, я оставила сумку у администратора, дала паспорт, чтобы в нем наклеили марку, и наконец села за стол, чтобы выпить кофе с молоком и съесть теплый шоколадный круассан. Тут я вспомнила, что собиралась вчера вечером встретиться с Патриком в хостеле. Мне было интересно, что с ним и увижу ли я его снова. Он был для меня благословением и защитником на нашем пути. Я полюбила его и молилась, чтобы увидеть его. Я взяла со стола яблоко и отправилась в путь. Небо было ясным и полным звезд. Я искала Млечный Путь. Хоть я и не астроном, но я увидела его. Он освещал мою дорогу и направлял меня домой.

По дороге я не знала, о чем думать, и стала вместо этого молиться:

«Пресвятая Матерь Божия, не могу поверить, что уже почти пришла в Сантьяго. Это было такое невероятное путешествие к центру моей души и обратно. Теперь я возвращаюсь домой прощенной, здоровой, исцеленной и в мире. Я даже не представляла, что путешествие так исцелит меня. Я так благодарна. Благодарю тебя за все твои благословения. Доведи меня благополучно до конца пути. Не могу найти слова, чтобы выразить то, что у меня в сердце, так что пусть молчание будет моей молитвой в оставшуюся часть пути. Аминь… благодарю, благодарю, благодарю».

По дороге я ощущала миллионы паломников, прошедших Путь прежде меня. Я знала, что они провожают меня до Сантьяго. На сердце было спокойно. Я слушала Бога, наполненная смирением и благодарностью. Моему духу было легко, как никогда. Солнце встало, и небо взорвалось розовым и оранжевым блеском. Птицы начали петь, приветствуя наступивший день. Конец путешествия не мог быть более прекрасным. По дороге я размышляла о силе прощения. Ведь оно преобразило все мое бытие. Но я знала, что это не произошло ненамеренно. Прощение, по крайней мере в моем случае, приходило постепенно. Мне нужно было почувствовать свои раны и травмы и выразить к ним уважение, прежде чем я могла освободиться от них. На протяжении многих лет я пыталась простить при помощи духовных банальностей, но, несмотря на мои амбициозные идеалы, мне удавалось только загнать свои раны еще глубже в тело. Признание моей боли освободило меня от нее. Я всегда хотела простить, но только когда я позволила себе быть полностью со своей болью, жить с ней изо дня в день, она начала облегчаться и постепенно покидать меня, позволяя мне раскрыться для большего понимания того, как люди делают больно друг другу, в том числе я сама. Так я нашла сострадание и смогла простить и получить надежду на прощение.

Не то чтобы я стала совершенно спокойна и мой гнев полностью исчез. Я не захлебнулась от своей праведности. Это не было таким спокойствием, от которого бы мне пришлось прятаться в стыде от причиненной мной боли или оправдывать свое поведение.

Истинный покой наступил, когда я позволила себе полностью пережить свой человеческий опыт и принять, что бы ни выяснилось, в этой или другой жизни, люди все равно продолжают делать то, что считают правильным и необходимым, поэтому мы все остаемся одновременно жертвами и насильниками. Мы все ранены и ранили друг друга по этой причине. И все мы невиновны.

Поэтому я почувствовала сострадание ко всем нам. Я также узнала, что нельзя заставить простить. На самом деле меня больше ранили те, кто стыдил меня за то, что я не могу быстро простить, чем те, кто первоначально сделал мне больно. Я не могла простить просто потому, что кто-то знал, как мне следует себя чувствовать. Прощение действует не так – и в моем случае, и во всех остальных. Прощение не могло прийти в обход моих чувств или благодаря тому, что другие скажут мне, что чувствовать. Мне надо было пройти сквозь это, чтобы простить. Нет ничего такого, что невозможно простить. Я была ранена и наносила раны другим. И все равно я знала, что я – прекрасный дух, возлюбленный Богом. Как и все мы. Это принесло облегчение мне. Теперь я хорошо понимала, что имел в виду Христос, когда сказал на кресте: «Прости им, ибо не ведают, что творят». В своем раненом состоянии я не знала, как глубоко мое поведение влияет на других. Прощая всех остальных, я знала, что также нуждаюсь в прощении. На самом деле паломничество было Путем Прощения. Я молилась в тишине и благодарности за свое освобождение и просила освободить от боли всех в моей жизни и в мире. Путь был опьяняющим. Кругом были разные оттенки зеленого – деревья и мох, о существовании которого я даже не подозревала. Небо было кристально чистым – это было еще одно благословение, если вспомнить, как тучи и дождь сопровождали меня на всем протяжении пути от Сен-Жана. На сердце тоже было чисто. Я чувствовала, что со мной идут отец и брат. Я также ощущала своих прекрасных духов-помощников. Это были мои предки, мои рыцари, мои ангелы-хранители и паломники, прошедшие Путь до меня. Завеса между этим миром и тонкими мирами пала, и мой дух общался с духами, окружающими меня. Я ощущала себя собой больше, чем когда-либо. Не просто этим временным «Я», в этом теле и этой жизни. Я была связана со своим истинным «Я», я переживала полноту своей божественной природы. Я больше не боролась, не была раненой или испуганной, ничего подобного. Мне только надо было продолжать путь в любви, и все будет хорошо. В этом я была полностью уверена. Несколько часов спустя я вошла в пригород Сантьяго. Мое сердце замерло, эмоции переполняли меня. Я перешла реку и направилась к центру города. Я начала плакать. Посмотрев наверх, я увидела шпили собора Святого Иакова невдалеке. Это был мой Изумрудный город. Я сделала это.

Вскоре я увидела знак «Добро пожаловать в Сантьяго» на шумной развязке, желтая стрелка указывала путь к историческому центру города. Все еще не веря, что дошла, я внимательно следила за желтыми стрелками, не желая потеряться под конец путешествия. Я продолжала настойчиво идти вперед. До мессы оставалось двадцать минут. Я должна была успеть. Несмотря на боль в ногах, я пошла быстрее. Через десять минут я уже была в историческом центре. К собору меня сопровождал звук волынок. Подойдя поближе, я увидела, что волынщик был одет полностью в средневековый костюм. Рядом я увидела других людей в средневековой одежде. Они провожали паломников в собор. Это было, конечно, туристическое развлечение, но оно мне очень понравилось. Средневековые люди стали моими проводниками, пока, наконец, я не дошла до большой площади, на которой передо мной высился собор, самый величественный из тех, что я видела в своей жизни. Я была поражена его величием и тем, что наконец дошла. Глубоко вздохнув, я произнесла: «Все, Соня. Мы дошли».

Несколько мгновений спустя я взобралась по лестнице, зашла вовнутрь и оказалась в толпе народа. Я увидела много знакомых лиц, встречавшихся мне по дороге. Мы смеялись и обнимались, одновременно делясь восхищением от того, где мы оказались.

Церковь была набита, и я поняла, что, если хочу сидеть во время мессы, место нужно найти прямо сейчас. Я начала подходить к алтарю, пытаясь пробраться поближе, и вдруг услышала шепот: «Соня, садись здесь». С удивлением я обернулась и увидела Сару – одну из женщин, ехавших со мной на лошади в О Себрейро.

– Сара! Спасибо! – ответила я, радуясь, что могу сесть так близко к алтарю. Почти сразу началась служба. Было трогательно находиться среди паломников из ста шестидесяти пяти стран со всего мира, собравшихся там в этот день. Священник, служивший мессу, был совершенно фантастическим, его проповедь была обращена прямо к моей душе.

«Теперь, когда вы прошли Путь, вы можете идти дальше в Божьей благодати. На сердце будет легче – ведь вы освободились от прошлого». В конце проповеди он сказал: «Доброго Пути, паломники. Возьмите с собой благословения Пути, и пусть он не окончится здесь. Доброго Пути навсегда!»

Прежде чем окончилась служба, вышли еще двенадцать священников. Они подняли Ботафумейро – огромное кадило, наполненное ладаном. В древности оно использовалось для того, чтобы окурить паломников и отбить их неприятный запах после долгого пути. Двенадцать человек подняли кадило над толпой и принялись раскачивать его из стороны в сторону. Это выглядело очень необычно. Нам повезло: такое происходит не каждый день. Мне очень хотелось увидеть это событие, и я не верила своему счастью. Дым наполнил собор священным ароматом. Этот момент еще глубже запечатлелся в моем мозгу и в клетках моего тела. Мы причастились и получили благословение священника. Я еще немного посидела в храме после службы, а потом встала в очередь приложиться к статуе Святого Иакова.

Потрясенная, я вышла из церкви и направилась к офису Компостелы, чтобы получить официальный сертификат, подтверждающий совершение паломничества. У меня спросили имя и написали его на латыни.

– Поздравляем! – сказали мне и вставили сертификат в специальную трубу, чтобы он не помялся при переезде.

– Спасибо, – ответила я, с гордостью держа сертификат в руках.

Затем я снова пошла в переднюю часть собора. Там я увидела многих знакомых паломников: Кейт и Элис, Линду, Клинта и Дина, Ганса и Питера и даже Эрика, которому я отдала свою куртку несколько недель назад. Было так здорово всех увидеть! Затем из толпы ко мне бросился Патрик с улыбкой во все лицо – как будто в замедленной съемке. Мы закричали, обнялись и стали кружиться.

– Мы сделали это, Патрик! Мы, старики, сделали это! – кричала я ему. Мы смеялись, фотографировались, танцевали, обнимались с другими. Потом все закончилось. Теперь я должна была нести пламя прощения домой в Чикаго. Я в последний раз поцеловала и обняла всех, и затем мы с Патриком решили пообедать. Потом, как по наитию, мы решили сделать татуировки с символами Пути – он на руке, я на ногах.

– Не хочу забывать об этом, Патрик, – кривилась я от этой последней боли в своей ноге. – И это мне не даст забыть.

Нам было пора расстаться. Патрик направлялся в Финистерре, ему предстояло пройти еще сто пятьдесят километров. Я летела рано утром на самолете, чтобы встретиться с дочками в Вене. Там я должна была провести семинар через несколько дней. Я почти не могла ходить. Стоя под проливным дождем, мы просто смотрели друг на друга и улыбались.

– Доброго Пути, Патрик, – сказала я и обняла его в последний раз. – Доброго Пути.

– И тебе, Соня, – ответил он. – Доброго Пути!