Честно говоря, к Артуру Агата идти не хочет. Она догадывается, что речь пойдет о Винсенте. И пусть она вчера вроде бы уже примирилась с перспективой совместной работы в компании Коллинза. Все равно оказываясь вплотную к этому — её начинает потряхивать. Но страх страхом, а долго так отворачиваться от проблем невозможно. И чем быстрее она зашагает навстречу этой проблеме, тем быстрее сможет её решить.

Сильви вскакивает при виде Агаты, Агата кивает, но торопливым шагом проходит мимо. Сильви её не останавливает, значит, Артур здесь. При виде Агаты он поднимает голову от бумаг и приветливо.

— Доброе утро, мисс Виндроуз.

— Доброе, — едва шевелятся её губы. Она сейчас ощущает себя тенью, прозрачной невесомой тенью, без толики внутреннего содержания.

«Хватит трястись как побитая дворняжка!»

— Честно говоря, надеялся увидеть вас еще вчера, юная леди, — улыбается Артур. Впрочем, без особой укоризны. Да, вчера Агата сталкиваться с проблемой лицом к лицу не захотела. И она спряталась.

— Мистер Пейтон, расскажите мне, что происходит, — у Агаты нет сил для того, чтобы наполнить эти слова эмоциями, поэтому они звучат как есть — глухо, пусто, чуждо.

Артур смотрит на неё, изучая, пытаясь что-то в ней увидеть.

— Вы и сами все знаете, Агата, — мирно произносит Артур, поднимаясь из-за стола. — Вы и сами понимаете, что происходит и почему оно происходит.

Да. Не нужно никаких пояснений, что Небеса её испытывают. Значит, девочка, говоришь, нужно относиться к прошлому демонов терпимо? А сможешь ли ты так относиться к тому, из-за кого некогда твоя жизнь была отравлена?

— Мне кажется, я не смогу, — Агата прикрывает лицо руками. Внезапно хочется плакать, но сил и эмоций не хватает. Артур подходит, садится рядом, ободряюще улыбается, треплет по плечу.

— Небеса не дают тех испытаний, которые вы не можете вынести, юная леди.

Субординация идет к черту. Агата просто утыкается в плечо Артура и измученно колотит кулаком по собственному бедру. Плакать по-прежнему не получается, но трясет Агату так, будто она бьется в истерических рыданиях.

— Ну-ну, — успокаивающе приговаривает Артур, осторожно поглаживая Агату по спине, — успокойтесь. Ведь в конце концов, именно вы наш ориентир в отношении к демонам, мисс Виндроуз. Покажите нам пример, прошу вас.

Агата выпрямляется. Усилием воли заставляет себя перестать стучать зубами.

— До этого вы говорили со мной более снисходительно, — негромко произносит она.

— Вы внимательны, — Артур чуть улыбается, — просто я вижу, что вы справляетесь. В вас есть необходимая сила.

— Необходимая для чего?

— Мне кажется, еще рано говорить об этом.

— Я могу стать Орудием? — это срывается с языка само. Агата об этом не думала, и это озарение совсем не пронзает её, как полагается подобным мыслям. Как будто она об этом догадывалась, только почему-то даже не думала осознать эту мысль.

— Тут даже не так стоит формулировать вопрос, — Артур хмыкает, — вы бесспорно станете Орудием Небес, мисс Виндроуз, вопрос лишь в том, сколько времени на это понадобится.

— А в чем сложности? — не то чтобы Агате не терпелось обрести силу Орудия, особенно припоминая об прилагающейся куче ответственности, но хочется же понимать, с каким количеством проблем ей предстоит иметь дело.

— В вас, юная леди, только в вас, — вообще-то это звучит слегка оскорбительно, но Агата не перебивает, ждет, что мистер Пейтон закончит мысль, и он продолжает, — силу Орудия вы должны осознать сами. Только вы можете понять, за что вы хотите бороться. Какую проблему хотите решать, и что вам для этого нужно. Когда ваша воля окрепнет достаточно, что Небеса вложат в ваши руки свою силу — тогда вы войдете в Триумвират как полноценное Орудие.

— А как было у вас, сэр? — осторожно спрашивает Агата. — Если, разумеется, в этом нет никакого секрета.

— Я хотел, чтобы появилась возможность сдержать демонов, в этом нет тайны. Мисс Блан — искала самый эффективный метод борьбы с демонами. Кхатон — искал способ облегчить распятым их долю. Мистер Миллер…

— Джон тоже Орудие? — у Агаты даже голова идет кругом от неожиданности.

— А он не рассказывал вам об этом?

Агата качает головой из стороны в сторону.

— Ну… — Артур запинается. — Наверное, зря я об этом заговорил. Просто для него быть Орудием довольно болезненно.

Эти слова вызывают любопытство. Хотя объективно Агата действительно мало лезла в жизнь Джона. Предполагала, что он сам расскажет ей все, что нужно, а он, похоже, не спешил загружать её своими слабостями.

Так. Это все, конечно, замечательно, но кажется, Агата собиралась здесь говорить о некоем суккубе, которого до сих пор держат в камере.

— Как дела у Винсента? Джон говорил, у него проблемы с самоконтролем?

— Ерунда, — отмахивается Артур, поднимаясь, — четыре экзорцизма, и еда… У него был шестой день без посещения — голод был очень обострен.

Так. Это уже хорошая новость.

— Я могу с ним встретиться? — спрашивает она у Артура, и тот, помедлив, кивает. А вот это уже… страшновато. Теперь от встречи сложно отвертеться. Она же Поручитель. С большой буквы, мать её.

Каждый шаг по коридору в сторону блока камер Агате дается с трудом. И все же — она шагает. Можно забиться в своей комнате под одеяло, можно рыдать, можно трястись от страха — но это все не к лицу именно ей, как защитнику демонов. Если она будет вести себя так необдуманно, слабо, бесхарактерно, как вела себя до этого, то о каком уважении вообще следует вести речь? Триумвират и дальше будет относиться к ней как к маленькой девочке, которая только и может, что делать глупости.

Винсент лежит на кушетке, положив на глаза руку, защищаясь от сияния светоча. Вскакивает, как только открывает дверь. Белая рубашка прячет от глаз Агаты его печать на груди, его посмертные шрамы. Черные волосы зачесаны назад. Не такие длинные, как у Генри, но их достаточно, чтобы зачесать в хвост. Не такой и страшный, как ей думалось, даже рога у него небольшие, в три раза меньше, чем у Генри.

Вообще, сейчас, глядя Коллинзу в лицо, Агата по-прежнему ничего не понимает. Он в смертной жизни был разве что на семнадцать лет старше, чем выглядит сейчас его душа. Но в общем и целом — в его внешности не находилось особых изъянов, даже наоборот — он наверняка пользовался вниманием женщин. Зачем бы ему вообще понадобилось принуждать к чему-то простую девчонку? Из возможных ответов, оставался только «так просто, захотелось». Просто захотелось кого-то сломать, раздавить унижением и болью. И только думая об этом, Агата, не может оттеснить на задний план эмоций лютующую колючую неприязнь.

— Ты? — Винсент выдыхает это, глядя на Агату широко распахнутыми глазами. Они не пересекались до этого, хотя и умерли в один день. Их развели по разным слоям, и Агата очень старательно игнорировала слой серафимов-воинов, как только узнала, куда был направлен Коллинз. Да, закрыла глаза и надеялась никогда не столкнуться. Благо в Чистилище было полно места и полно народу.

— Ваш поручитель, мистер Коллинз, — замечает Артур. Когда за спиной стоит Орудие Небес — не так уж и страшно. Шевельнись Винсент сейчас — и его скуют оковы святой стали, что подчиняются воле Артура.

— Почему не тот, другой? — глухо спрашивает Винсент, не спуская взгляда с Агаты. Тяжелый взгляд. Ну естественно. С людьми, которые тебя убили, не так уж приятно встречаться, даже демону.

— Он говорил от моего лица, — Агата отвечает сама. Если бы у её платья были карманы, она бы сейчас спрятала в них руки. Пальцы все еще подрагивают. Самая нервная и слабая часть тела.

Как так вышло? За те семь лет, что она здесь, Винсент успел сорваться настолько, что заслужил распятие.

— Сколько он был распят? — Агата оборачивается к Артуру.

— Чуть меньше полутора лет, мисс Виндроуз, — у мистера Пейтона официальный тон. Будто напоминает, как сейчас нужно держаться.

— И что со мной будет? — Винсент щурится. — Меня отправят обратно?

— Окончательного решения… — начинает Артур, но Агата его обрывает.

— Нет, — сухо говорит она, — будешь работать.

— А если не буду? — Винсент кривит губы, явно пытаясь показаться опаснее, чем он есть. А похож на себя смертного, сверх меры наглого. В груди шевелится неприязнь, но нет, Агата сейчас не даст ей волю. Вообще не даст.

— Отказ от работы грехом не является, — Агата пожимает плечами, — а вот грешить — лучше и не начинай…

— И ты не боишься? — с легкой угрозой спрашивает Винсент. Какой-то риторический вопрос, при учете чутья и он однозначно знает, что её действительно практически трясет. Впрочем, позволять ему себя запугивать Агата не собирается.

— Ты хочешь назад?

Винсент вздрагивает, меняясь в лице. Нет. Не хочет.

— Значит, пошли со мной, — твердо произносит Агата.

Она забирает Винсента в отдел. И Артур с ней не спорит, не возражает ни словом. Кажется, он удивлен той твердостью, с которой Агата принимает решения, даже сама она слегка этому удивлена, но невозможно прятаться от самой себя вечно.

— Забавно, — замечает Винсент, когда они уже заходят в штрафной отдел, — забавно видеть тебя в серафимах, малышка.

— Агата. Можешь звать меня по имени, — ей бы хотелось бы вместо этого рассмеяться ему в лицо, сказать, что она чувствует то же самое, наблюдая его в помилованных, но это низко. Она — его поручитель. Мелочным ссорам тут не место. Он мог бы снова взъесться с этим своим «а если не буду», но молчит, раздраженно кривя губы.

— Ты думал, меня сорвет? — спрашивает Агата.

— Ну, вряд ли как меня, — развязно ухмыляется Винсент, — но отродье из тебя могло выйти неплохое. В большинстве своем они все сломанные и трусливые твари…

— Не вышло, — Агата с трудом не закатывает глаза. Странно, а сейчас он почему-то кажется таким… нестрашным. Будто беззубым. Впрочем, он-таки добивается, чтобы у неё испуганно подпрыгнуло сердце — уже в кабинете, стоит только закрыть дверь, как Винсент резким толчком вжимает Агату в стену, вышибая из груди напуганный вскрик.

Кажется, что он должен что-то сказать, но он молчит и тяжело дышит. Его пальцы лежат на шее Агаты. Да, похоже, не одна миссис Коллинз до сих пор не простила Агате смерти Винсента. Он сам тоже не простил. И кажется, его это бесит даже сильнее, чем кого-либо другого.

— Убери руки, — спокойно произносит Агата, глядя ему в глаза, — я считаю до трех, Коллинз, после этого — читаю защитную молитву.

— Не успеешь, — тихо шипит он и слегка усиливает давление пальцев на горло.

— Раз…

На самом деле Агата страшно лажает — она смотрит в глаза суккубу. Вот прямо сейчас он может просто провернуть зрачки в глазах, и она замолчит, замрет, зачарованная гипнозом. Но именно в этом и смысл. Она не боится. Максимум, который ей грозит — несколько часов в Лазарете.

— Два!

Винсент делает шаг назад, опускает глаза. Агата выдыхает. Где-то сбоку окна удивленно позволяет себе закашляться подавившаяся Анна.

— Сладкий, — тихонько вздыхает она, — ты бы поаккуратнее. За такой книксен тебя её любовник сначала уроет — потом вспомнит про испытательный срок. Тебе очень повезло, что его тут нет сейчас, кстати.

У Винсента, смотрящего на Агату, сужаются глаза.

— Любовник? — выдыхает он. — У тебя?

— Не твое дело, — Агата с трудом удерживается от неприличного жеста.

— Любовник, любовник, — безжалостно вмешивается Анна, — и можешь мне на слово поверить, сладкий, с этим парнем шутить не надо. Он с Холма Исчадий. Мы с тобой — щенки. В сравнении.

— Ладно, — кажется, Винсент пытается дистанцироваться от этих мыслей. Агата даже впервые задумывается о том, что скорей всего ему тоже придется не просто. В конце концов, он оказался в Чистилище раньше своего срока. Он был в этом отчасти виноват сам, но Коллинз был из тех, кто однозначно дорожил смертной жизнью, в ней он был успешен, в ней он ни в чем себе не отказывал. А Агата отправила его в Чистилище, где подобные вещи не только не поощрялись, но и быстро вылезали в виде демонических меток. Ведь жил бы и жил, трахал бы смазливых студенточек, наслаждался бы высоким положением. Но её рука даже не дрогнула, нажимая на курок. И нет больше его спокойной жизни. Есть только её последствия. Нужно бы попытаться проникнуться к нему сочувствием, но пока что получается просто на него не смотреть и сдерживать порыв швырнуть в суккуба стулом.

— Что нужно делать? — тихо спрашивает Винсент. У Анны.

— Успокоиться, — хмыкает она, — вон тот стол — твой, занимай. Ты как? Держишься? Или может, экзорциста?

— Утром отчитывали, — устало отзывается Винсент, — просто перекрыло.

— Ох, я понимаю, — кажется, Анна пытается флиртовать, по крайней мере голос у неё томный, — у неё еще и запах нереальный. Как её с ним еще не сожрали — ума не приложу.