На следующий день мы познакомились еще с одним действующим лицом, без которого невозможно было представить себе нашу школу. Это был школьный прислужник и истопник Джурач Карабардакович.

Этот Джурач Карабардакович был здоровенный добродушный старикан, весь заросший седой гривой, громадными усами и кустистыми бакенбардами. Все это срослось у него вместе, в точности как у старого австрийского короля Франца-Иосифа. Когда-то в молодости портрет Франца-Иосифа поразил Джурача, и он дал торжественную клятву отрастить себе такую же бороду: «Если король в таких дремучих космах ходит, как конь табунный, почему бы и мне не ходить!»

Из-за этих усов, бороды и бакенбардов наш старикан напоминал восточного разбойника Али-Бабу, бизона, тибетского быка, болотную цаплю, совиное гнездо, старого хряка, камышовую хижину с двумя круглыми окошечками и еще что-то такое совершенно невообразимое.

В молодости Джурачева жена раз десять сбегала от своего косматого благоверного и выходила замуж в другие села. Но, не выдержав долго в чужом доме, снова возвращалась к своему соколу, и они шумно справляли новую свадьбу.

Наряду со своей бородой старина Джурач почитал еще и ракию: сливовицу, яблочную, грушовку, кизиловку, кукурузную и прочие сорта этого зелья. Бывало, он так напробуется ракии у перегонного котла, что тут же свалится, так что мужики садятся на него, как на бревно, в ожидании, когда забулькает варево.

Зато в школе ни один человек не видел Джурача под парами. Даже после самой жестокой попойки ночью наутро он являлся в школу трезвый и умытый и, собрав в кружок ребят, держал перед ними речь о вреде алкоголя.

— Знаете ли вы, дети мои, кто такой пропойца? Пропойца — это осел, чурбан, болван, сивый мерин, пень стоеросовый, грязная свинья и пропащий дурак. И это еще только малая часть его прозвищ, а если бы я вам все их перечислил, так набралось бы по пять штук на каждую букву алфавита.

Говорили, будто бы старина Джурач Карабардакович в ранней молодости где-то там, в своей Лике, гайдучил. Это была последняя славная гайдуцкая дружина с личско-долматинской границы, в ней были такие знаменитые герои, как Лазар Шкундрич, Лука Лабус, Гаян Кукич, Аврам Еванич, Ланга Медич, Чавлин Долматйнец и Раян Меньшой. Какая доля правды во всем этом, определить невозможно. Во всяком случае у Джурача от гайдуцкого прошлого остались серебряные нагрудные знаки, так называемые токи и илики, тяжелые бляхи, какими еще в старину украшали себя гайдуки.

Один раз в году, в день поминовения усопших, когда все крестьяне отправлялись в церковь и на кладбище и зажигали там свечи за помин души покойных, у старины Джурача был неузнаваемо строгий и серьезный вид. Он отправлялся накануне в город, покупал там самую толстую восковую свечу, приносил ее в церковь и ставил за упокой души нашего народного героя Королевича Марко.

Выходит старина Джурач из церкви и, громко шмыгая носом, роняет тяжкие слезы.

— Господи, да что ж это такое? — дивятся Односельчане.

— Умер Марко! — отвечает старина Джурач.

— Какой еще Марко? — недоумевают люди.

— Как это какой! Он самый, Королевич Марко, незабвенный наш герой! — плачет старик. — Боже мой, какая это для меня потеря!

И чтобы залить свое горе, старик Джурач заворачивает в сельскую корчму и там напивается до бесчувствия за упокой души Королевича Марко. А наутро отправляется к нашему пономарю Глише и требует, чтобы тот читал ему песнопения о Королевиче Марко.

— Да смотри, Глиша, как бы у тебя по нечаянности Королевич Марко в темницу не угодил, отведаешь тогда моего кизилового посоха!

Глише хорошо известен вспыльчивый нрав его друга, и он внимательно следит за выбором куплетов. Но вот однажды пономарь в подпитии возьми да и начни читать следующие строки:

Не успел пономарь произнести последние слова, как Джурач вскочил, точно лев, схватил чтеца за шиворот и за пояс, брякнул его об землю, взгромоздился ему на грудь и прокричал:

Видит церковная крыса, что настал его черный час, и выдвинул в свою защиту такую песню:

Подобное обещание оказывает свое действие. Джурач поднимается, извлекает Глишу из дорожной пыли, а тот кидается за новой бутылью ракии, к которой они и прикладываются до тех пор, покуда старина Карабардакович, воодушевившись и повеселев, не заводит новый стих:

Когда же, преисполненный боевого духа, старый отправляется домой, пономарь Глиша провожает его напутственной песней, которую он бормочет себе в бороду:

Кроме любви к Королевичу Марко, у Джурача была еще одна великая и неизменная любовь: ко всей школьной детворе. Всем было хорошо известно, покуда ты учишься в школе, даже в каникулы, ты находишься под покровительством и опекой бывшего гайдука Джурача Карабардаковича. Он выгораживал ребят перед жандармами, перед полевым обходчиком, перед лесником и даже ограждал от родительского гнева.

Увидит старина Карабардакович, как какой-то родитель тащит своего сына за руку, собираясь задать ему взбучку, и сейчас же кидается мальчишке на выручку:

— Эй, ты, остановись! Не смей трогать этого мальца!

— Этот малец табак у меня таскает! — жалуется на бедокура отец.

— Покуда он в школе учится, я за него отвечаю, — гремит старина Джурич, — и ты его не имеешь права бить!

— Когда же проучить его за гадкие проделки? — упрямится родитель.

— Подожди, пока он школу кончит!

— Когда он школу кончит, я ему и так курить разрешу! — продолжает упорствовать отец.

— Коли так, за что же тогда сейчас бить? — укоряет разбушевавшегося папашу старина Карабардакович.

В первые же наши школьные дни Джурачу Карабардаковичу как раз пришлось вызволять из беды второгодника Славко Дубича, по прозвищу Дубина. Вот как это было.

Желая избавиться от школы, наш второгодник Славко надумал ни мало ни много, как жениться. Слышал он, что женатым не разрешено учиться в начальной школе, и договорился с одной шестилетней девчонкой из соседнего дома, что она выйдет за него замуж. Девчонка согласилась за две пригоршни орехов и раскрашенную алюминиевую брошку. И вот в один прекрасный день приводит Дубина ее к своему отцу и торжественно заявляет:

— Вот моя невеста, я женюсь! Так что скажите учительнице, что я больше в школу ходить не буду.

— Ах вот оно что! Мало того, что ты на второй год остался, так ты еще и жениться надумал! — рявкнул отец и схватился за ремень. — Сейчас я тебе закачу славную свадьбу!

Расстегнул родитель ремень, сгреб жениха в охапку и ну его по заднему месту вразумлять: вот тебе женитьба, вот тебе женитьба! Вжикает в воздухе ремень, а Славко верещит как зарезанный:

— Ай, спасите, погибаю!

На его счастье, случись тут проходить мимо нашему школьному прислужнику и истопнику Джурачу Карабардаковичу, услышал он Славкины вопли, ворвался во двор, где чинилась расправа, и взмахнул своим мощным кизиловым посохом:

— Стоп, прекратить пальбу!

— Как это прекратить, когда я только что пристрелялся! — крикнул разъяренный отец.

Джурач зверем ринулся на него, вырвал из рук ремень и пригрозил корявым пальцем:

— Прекратить порку! Пока малый в школе учится, он под моей защитой.

— Он же второгодник! — съязвил отец.

— А второгодник еще и под удвоенной защитой, потому что он так сильно полюбил школу, что решил по второму разу первый класс пройти! — не замедлил отразить удар наш славный покровитель.

Таким образом Славко Дубина был вызволен из-под ремня, а заодно и свадьбы избежал.