Тетки читали книги «Девайтис», «Ингеборг» и «Когда душа замирает», только такие вещи, от которых рыдают. Отец наслаждался. Входил в столовую, растягивался на оттоманке и говорил тетке: «Почеши-ка в голове!» Тетка одной рукой рассеянно шуровала у отца в голове, не прерывая чтения. Все время слушали радио «Загреб», «Лондон», «Беромюнстер». «Радио Беромюнстер» сообщало о пожарах, авиационных катастрофах и других кровавых делах. «Радио Беромюнстер» отметили на шкале красной жирной точкой. У меня в комнате была лодка для гребли. Весла были обрезаны до уключин, у лодки не было дна, лодка была сконструирована для развития мышц. Меня сажали на подвижное сиденье и говорили: «Греби!» Я спрашивал: «Зачем?» Мне объясняли преимущества развитых мышц перед неразвитыми и спрашивали: «Хочешь быть атлетом?» Я отвечал: «Хочу быть сумасшедшим!»

В доме были другие устройства: эспандер, неправильной формы кусок стекла, который клали в молоко, чтобы оно не убегало при кипячении, а также висячий замок американского происхождения, очень странный. У замка не было ключа, он открывался с помощью шифра; замок повесили на погреб, шифр забыли, замок американского происхождения утратил свое предназначение.

Я взял бинокль, принялся рассматривать с обратной стороны различные предметы в комнате. Я открыл, что до раковины с надписью «Абация» – огромное расстояние, как и до гипсового бюста «Читающая», окрашенного, находящегося на шкафу. Бокал с надписью «Никола», как и другой, на котором стояло – «Анка», был похож на далекую башню. Все стало ненастоящим, деформированным, противоположным. Дома были различные надписи. В клозете висел карман с надписью «Для газет!». На бутыли, расписанной разными цветами, веточками и физиономиями, было написано: «Да здравствуют Никола и Анка!» На полотенцах были восклицания: «Утрись мной!» и «Глажу тебе щечки!» На многих флакончиках, расставленных в ванной, было написано: «Наружное!» Это было непонятно.

Дядя сделал шоколадные конфеты, в качестве начинки использовал средство для чистки унитазов, средство называлось «Дермол», видимо, в честь химика. Дядя сказал: «Сам сделал!» – после чего угостил конфетами членов семьи. Все вдруг стали хвататься за животы, дядя сказал: «Я не хотел, честное слово!» Я начал пускать мыльные пузыри. Дедушка спросил: «А чем мне потом бриться?» Я сделал самолет из газетного листа. Отец начал орать: «Я же еще не прочитал!» Я сделал змею из пластилина. Мама глянула на змею с красными глазами и не сходя с места упала в обморок. Я подрезал ножки у стола, за обедом всем пришлось сгибаться. Я нарисовал непристойный рисунок на нижней стороне столешницы, о рисунке никто не знал. Я нарисовал портрет дедушки, совершенно непохожий. Все сказали: «Это дедушка!» Дедушка сказал: «Это придурок какой-то!» Дядя сказал: «Давай рисовать балконы!» На соседних балконах находились велосипеды, старые стулья, удочки, цветы, а также различные узлы с неизвестным содержанием. Дядя постарался срисовать каждую мелочь, потом надписал и подарил мне картинки. Дедушка сказал: «Лучше бы делом занялся!» Я пересчитал все предметы на одном рисунке, их было девяносто семь.

Дядя все сидел и задавал вопросы типа: «Что все это значит?» Или: «Чем займемся?» Дедушка его не понимал и требовал оставить в покое. Дядя вел записи обо всем в большой тетради вместе с кулинарными рецептами и советами хозяйкам. Мне сказали: «Если дашь вытащить зуб, получишь "скорую"!» Я спросил: «Заводную?» Мама сказала: «Да!» Я потребовал представить машинку. Когда ее купили, спросили: «А зуб?» Я сказал: «А он уже не болит!»

Я получил в подарок «деревню» – кучу домиков величиной со спичечный коробок, раскрашенных. К игре прилагался план «Как расставить здания», на обратной стороне были напечатаны педагогические призывы, например: «Не кусайся!» План я выкинул, из «деревни» сделал макет знакомой мне улицы. На одном доме укрепил бумажный флажок. «Здесь мы!» – сказал я. Дедушка заглянул в руководство и спросил: «А что сейчас?» – «Сейчас – люди!» – сказал я.

В кухне смешивали различные жидкости неопределенного цвета, мама говорила: «Это ликер!» В доме были другие емкости с надписями «От блох!», «Смертельно!», «Компот из персиков!». Отец хлебнул из бутылки без этикетки и сразу плюнул. На паркете осталось белое пятно от каустической соды, с отцом ничего не случилось.

У мамы были формочки. Формочки изображали кенгуру, сердце и автомобиль, очень маленькие. Из печенья составлялся следующий список: животные, органы, гараж. Четвертая формочка была с браком, негодная, и не изображала ничего. Печенье-сердце давали младшей тетке, незамужней, печенье-ничего попадало отцу, в связи с его неспособностью сформировать представление о форме. У мамы были и другие приспособления, например герметическая кастрюля марки «Рекс», увлажнитель, электробигуди. У отца была сокольская униформа с огромным количеством пуговиц. Я заперся и приступил к застегиванию. Рукава были длинные, очень опасные; когда я дошел до середины, рукава упали и закрыли ладони. Вокруг поднялся жуткий шум, домашние стучали в стены, угрожая страшными карами. Дедушка схватил стул и выломал дверь. Отец вошел с ножницами и порезал униформу на кусочки. Тетки плакали. Мама сказала: «Нет нам спасения!» Младшей тетке платье разрезали по другому поводу. Внезапно с ней случились судороги неизвестной природы, она закатила глаза, отрывисто дышала. В бессознательном состоянии произносила имя какого-то героя, а также другое, мужское. Мама разъяснила: «Это она где-то слышала!» К вечеру, так и не справившись с ее руками, обычно слабыми, принесли ножницы и осторожно, приблизительно по швам, распороли черно-красный бархат.

Отец во сне читал лекции по организации движения соколов, дедушка просыпался, садился на кровати и спрашивал: «Что там еще?» Дядя, изъятый из послеобеденной дремы, подходил то к одному, то к другому и говорил, заглядывая в лицо: «Ну, что я вам говорил!»

В доме были необыкновенные вещи, многие из них пришли в посылке из Детройта, от нашего родственника Йована Непомука, поэта и американца. Йован Непомук писал стихи об эскалаторах, об угнетенной черной расе, в посылке были маленькие аппараты для устранения радиопомех, крем дневной и ночной, а также униформа утенка Дональда из комиксов, с трубкой, уменьшенной, фальшивой. Мама и тетки мазались кремом, строго придерживаясь требований руководства по употреблению, я надел слишком тесную форму, сшитую по эскизам Элси Крайслера Сегара, великого изобретателя комиксов. Дедушка сказал: «А мне ничего не прислали!» Это была жизнь, как всегда несправедливая. Мама сочинила поздравительные стихи, меня одели в присланную форму и сказали: «Если прочитаешь как следует, получишь полтину!» Я залез под стол и сказал: «Не буду!» Потом я сказал: «Ладно!» – но стихи, написанные для этого случая, забыл. Вместо них я поклонился и сказал: «Я получу полтину!» Тетки прыснули, мама сказала: «Это неслыханно!» Отец сказал: «Браво!» Все это было печально. Дядя сказал: «Есть дела и поважнее!» Дедушка сказал: «Если так, то да!» Я по «Радио Беромюнстер» слушал трансляцию бомбардировки Лондона, английского королевского города. Я получил в подарок солдатиков в положении «Товсь!», марки «Линеол». Я построил их так, чтобы они целились в теток, которые рисовали. Они сказали: «Фи!» Дядя сказал: «Это пустое дело!» Свояк взялся переодеваться. Из останков испорченных и порванных платьев сшил что-то вроде мешка, весьма просторного. Влез в этот мешок, заботливо сшитый со всех сторон, запихал туда же старые портьеры, грязное белье, тряпки сомнительной ценности и, переодетый таким образом, влетел к нам под индейские вопли. Мама намазала лицо американским ночным кремом. Дядя натянул на волосы черную сеточку с монограммой. Тетка накрутила волосы на круглые и пустые внутри отрезки металла. Отец по ошибке срезал бритвой половину уса. Дедушка не переставал спрашивать: «Кто такие?» Свояк начал занятия. Собрал всех нас вокруг стола и, будучи по случаю жары в одних трусах, спрашивал: «Что такое Мадагаскар?» Тетки и мама отвечали как могли. Потом последовал вопрос: «Каков принцип действия подводной лодки?» Единственно правильный ответ гласил: «Принцип действия подводной лодки есть потопление!» Были еще какие-то вопросы, затем следовали ответы, совершенно неожиданные. Свояк попросил дедушку дать определение дубины. Дедушка сказал: «Нашли дурака!» Свояк сказал: «Знания никому не помешают!» Учеба сорвалась. Были различные животные. Мама приносила живность, кудахтающую, курицы при каждом прикосновении теряли перья. Какое-то время курицы были моими, вроде игрушек, потом мама говорила: «А сейчас я их прирежу!» Дедушка протестовал: «Хватит крови!» Курицы, недорезанные, летали по комнатам, заливая кровью мебель. Это было страшно, но весело. В передней была вешалка. Мама называла ее «авандекорация». Авандекорация состояла из оленьих рогов, очень маленьких. На рогах висели пальто. В столовой, в горках, за стеклом лежали раковины, морские звезды и ежи, извлеченные из различных морей. На столе стояла огромная раковина. На раковине был нарисован парусник, несомый бурей, ужасная картина морской стихии. Под картиной была надпись «Абация». Раковина, приложенная к уху, испускала шум и еще что-то, похожее на ругань сквозь зубы. Животных приносили дядя и некоторые другие родственники. Родственники были во всем мире. Мой дядя Йован Непомук, американец, писал в Детройте стихи об эскалаторах. Одна моя тетка жила в городе Писек, Чехословакия, неизвестном, но существующем. Все они писали письма и присылали разные мелочи: дневные и ночные кремы, а также висячие замки, открывающиеся с помощью шифра. Дедушка говорил: «Делать нечего!» Дядя заставлял теток задумать какое-нибудь слово, потом пытался разными способами угадать его. Позже, опираясь на задуманные слова, разъяснял им их характер, привычки и отрицательные черты, весьма многочисленные. Тетки говорили: «Это неправда!»

Пришел теткин брат, стали его кормить. Брат рос с огромной скоростью, на брате все трещало. Из нескольких моих старых брюк ему сделали одни, временные. Тетка выставила брата на конкурс, проводимый журналом «Стража на Ядране», на самого толстого ребенка в Югославии. Брат занял второе место, сразу после ребенка-монстра Арпада Рожавельджия из Суботицы. Начали выходить какие-то комиксы о джиннах. Их было семь. Брата рисовали с какими-то зверями, для открыток. На открытках брат ехал на какой-то корове верхом, затем нес какого-то маленького вола на плечах.

Были и другие дети, тоже теткины братья. Существовали их фотографии. Я выкалывал им глаза шилом. Я давил мух на стекле. Я утопил воробья в какой-то бочке на заднем дворе. Дядя сказал: «Это жизнь!»

У одного друга был «фотоаппарат» – сооружение из бумаги, которое от нажатия пальца открывалось, и внутри появлялся рисунок. Мне хотелось иметь этот аппарат ручной работы, но друг не хотел его отдавать. Я разорвал аппарат пополам, но путем исследования обрывков не сумел проникнуть в тайну конструкции. Обрывки я потом выкинул. У меня была машинка, пожарная. Один тип сказал: «Я тебе дам трех солдатиков в положении «лежа», а ты мне – ее!» Получив солдатиков, я сказал: «Давай пожарку поставим в желоб!» Машинка скатилась в канализацию, так что у меня остались солдатики, а у типа – ничего.

Отец проснулся утром, пошел в ванную и, ударившись ногой о стол, разбил большой палец. Кровь хлынула из-под сломанного ногтя струей. Дядя вертелся у швейной машинки марки «Грицнер», игла проткнула ему указательный палец. Я, развеселившись, бегал по комнате, вскочил на стул, оттуда на стол, оттуда на неостывшую плиту. Все мы лежали и стонали, отец и я с ногами, поднятыми вверх. Свояк сказал: «Я это уже где-то видел!» Меня сунули в ванную. «Хочу кораблик!» – сказал я. Мне давали все, лишь бы я вымылся. В этот раз дали гондолу, сувенир из Венеции, оловянную с позолотой. Гондола сразу потонула. «Как море!» – сказала мама. «Только уменьшенное!» – добавила она. Уменьшенными были дома, которые составляли «деревню». В школе нас заставили делать «маленькие магазины», картонные. В витрине моего стояла уменьшенная Эйфелева башня с надписью «Франсе». Все это были вещи ненастоящие, карликовые, искусственные. Я построил из бумаги монастырь Любостинь, в соответствии с прилагаемым руководством. Еще я с помощью склеивания сделал самолет «Фоккевульф». В ванной у меня был «уменьшенный океан». Дядя сказал: «Я могу сделать абсолютно любую вещь, но в миниатюре!» На чердаке я сделал «дом» из старых ящиков, в «дом» притащил разные предметы – вилки, например, черепки, ситечко для чая. Я хотел остаться там, но меня выкинули, ситечко между тем заржавело от сырости. Дядя сказал: «Сейчас сделаем подводную лодку!» Дедушка это дело пресек. Он сказал: «Хватит с ума сходить!»

Существовали различные фотографии, на одной, скажем, был отец. У него была трость и шляпа, он проходил мимо банка и выглядел много старше. Было фото мое и моей мамы с какими-то родственниками. Мама сбивала сливки известным приспособлением, которое называется мутовка, все это происходило в каком-то саду. На другой фотографии все поднимали стаканы, это было в винограднике, на ней я был совсем маленький. Существовала совсем старая фотография, на которой дедушка был верхом на коне, а бабушка, в белом платье, стояла рядом и держалась за сапог, фотография была очень твердая. На другой фотографии был отец в своей лавке смешанных товаров в момент обслуживания покупателя, за спиной видны различные консервы и коробки с надписями «Кнайп», «Херц», «Мыло», сам отец был в фуражке, выглядел неряшливо, вследствие движения, которое он в это мгновение совершал. Была еще одна фотография, на которой отец совершенно спокойно стоял перед своей лавочкой, причем так, чтобы были видны разные коробки, которые стояли у дверей, и была вывеска с большими буквами «ЧОСИЧ» и еще с чем-то. Было еще несколько фотографий, снятых на улице, на которых я ем мороженое. Мама говорила: «Улетевшее время!» Дедушка говорил: «Как же!» Мама употребляла различные препараты для дневного и ночного времени, а также лекарства под названием «Пронтозил», «Алга» и тому подобное. Отец ушел продавать мясорубки, пришел домовладелец и сказал: «Хочу осмотреть сантехнику!» – но сразу же попытался ущипнуть маму за руку. Она сказала ему: «Вон!» Хозяин ответил: «А чего вы, собственно, ждали?» Отца не было два дня, потом он сказал: «Сейчас буду спать со скоростью 50 км/час, чтобы нагнать!» Отец принес рыбу, мама сказала: «Это для вас, я же – Боже упаси – не притронусь, боюсь костей!» Мама положила в постель резиновый мешок, полный горячей воды, сказала: «Пусть хоть грелка меня согреет!» Мама взяла меня за руки и сказала: «Мы одни!» Господин профессор встретил нас в парке и сказал: «Старайтесь думать о чем-нибудь прекрасном!» Я сказал господину профессору: «Я могу выговорить ПОПОКАТЕПЕТЛЬ!» Он сказал: «Браво!» Отец выписывал какие-то цифры на красивом картоне, отец говорил: «Это спецификация!» Мама пролила на картон черный кофе, случайно. Я на каких-то картонках рисовал корабли, а также моряков, только похуже. Отец сказал: «Наплевать!» Существовал шлягер: «И любят песню лимоны и сливы, и любит песню каждый зеленщик!» – что-то вроде торгового гимна. Мама обычно пела песни, гладя белье, несмотря на зубную боль. Вечером мы играли в необыкновенную игру «Не злись, человече!». Потом меня повели к врачу, врач спросил: «Он во сне дергается?» Мама ответила: «Дергается!» Врач что-то писал, затем сказал: «Это психическая травма в результате преждевременного неумеренного участия в напряженной игре!» Потом сказал мне: «Смотри на облака и ни о чем не думай!» Я ответил: «Ладно!» Мама купила мне кубики; я сказал: «Это ерунда!» Я хотел читать книгу «Необыкновенные приключения Карика и Вали», русского происхождения. Мама сказала: «Это тебя погубит!» Я сказал: «Ну и пусть!»

У меня были игрушки, игрушки приносил господин Гиршл, коммивояжер, знаток различных стран. Игрушки были следующие: заяц, лягушка, карлик. Больше всего я любил лягушку. Заведя, я положил ее в постель к тетке; вечером тетка сняла покрывало и завизжала – жестяное чудовище прыгнуло ей на грудь. Были и другие заводные предметы: граммофон с трубой, часы и так далее, но лягушка была единственным прыгающим предметом, лягушку я любил больше всего. Потом была еще змея, подвижная, деревянная. Эту змею, красиво окрашенную, дядя обычно пихал маме за пазуху или в карман фартука, мама падала в обморок, не выбирая места. В обморок падали тетки: от сильных сцен в книге, от жары, иногда от грусти. В обморок упал дядя, случайно, свалившись со стула. Отец упал в обморок при попытке опохмелить его уксусом. Дедушка, который никогда не падал в обморок, говорил: «Врут все! – и потом добавлял: – Хватит безобразничать!» Я хотел упасть в обморок, но не сумел.