Первый звук раздался через пару часов, видимо кто-то из тюремщиков вознамерился проведать, как там поживает мясо, не сдохло ли, не пора ли на вертел? Первой пудовым кулачищем под дых получила Трис, а сдавленный полувскрик-полустон и судорожные попытки сделать вдох подтвердили, что проверка прошла успешно, и орк, как нив чем не бывало, перешел к следующему телу. Я приготовился. Старался не просто не двигаться, а не дышать, чтобы такая мелочь как движение грудной клетки не выдало мою готовность. Я ждал, ждал когда же тюремщик соизволит пнуть по столь удачно подставленным ребрам, а уж в том, что тот заявится в одиночку, я не смел и мечтать. Все шло как по сценарию: орк останавливается и заносит ногу, но вдруг пришедший в себя полутруп в момент соприкосновения ступни и своих многострадальных костей зажимает его лапищу левой рукой. Запоздалое удивление на зеленой роже сменяется гримасой боли, когда правая рука ударяет в колено, выбивая сустав. Зарычавший орк падает, а я как можно быстрее сворачиваю его толстую бычью шею, и снова тишина, лишь слышно как все еще по инерции бьется сердце тюремщика, словно забыв остановиться, не веря, что хозяин мертв, да по-прежнему хрипит восстанавливающая дыхание Трис.
Я принялся дрожащими руками обшаривать тело на предмет любой возможности снять с ноги цепь и помочь выбраться Трис, но ничего напоминающего ключ не было и в помине. Более того, не было и никакого замка, к которому этот самый ключ мог подойти, орки оказались совершенно чужды механизмам, и не удивительно, это не гномы и даже не люди. Тюремщик поступил гораздо проще, сноровисто вогнал стержень мягкого железа в петли полуколец и расплющил, намертво закрепив на щиколотке проклятый рабский атрибут. Даю на отсечение руку — Трис закована также. Зато у тюремщика нашелся отличный кинжал, хотя бы ради этого стоило ворочать эту груду мяса, отличный он оказался не в смысле качества, а своей пугающей массивностью и прочностью. Грубое изделие зеленорожих мастеров ближе к рукояти оказалось толщиной с орочий палец и шириной в орочью же ладонь, что делало из него отличнейший инструмент, чтобы вогнать в звено грубой и дрянной цепи, пока та не разойдется достаточно, чтобы освободиться. Что я не замедлил это проделать.
Упором стала щель скальной породы. Звено отлично расположилось поперек, я вставил в него кончик кинжала и, используя вместо молотка отдаленное подобие боевого топора, добытого у все того же орка, начал вгонять кинжал в стену. Раздавались гулкие удары, режущие кромки мялись, словно были сделаны не из железа, а из податливой меди, но пока что выручала толщина клинка. Звено деформировалось, разбухало и чуть вмялось в дыру, куда я старательно забивал кинжал, из нее осыпалась каменная крошка от раздавленной ударами породы, а затем звено лопнуло.
Выдернув застрявшую цепь, я отложил в сторону измятую и пришедшую в негодность смехотворную пародию на оружие, и, позвякивая остатками цепи, поспешил к Трис. Все это время она внимательно следила за моими действиями, временами поглядывая на черный провал выхода из которого по наши души с минуту на минуту должны были набежать толпы привлеченных шумом орков. Но толи им было плевать на все, что происходит вокруг, толи они настолько привыкли к тому шуму и крикам, что частенько отражаются от каменных стен и отправляются гулять по пещерам, но в итоге никто так и соизволил узнать, что же тут происходит.
Я не обольщался и не верил в мнимую безопасность, рано или поздно сюда так или иначе придут. Придет хотя бы тот человеческий маг-ренегат, что так вольготно чувствует себя среди каннибалов и людоедов, придет, чтобы продолжить свое черное дело. Глупо было бы и дальше столь же самонадеянно звякать металлом о металл и верить, что все обойдется. Да и то, что я использовал в качестве «ключа» годилось разве что на переплавку, окончательно утратив гордый статус оружия. Пошарив вокруг, я перекантовал поближе к Трис каменную подставку с плоским верхом, на которой лежала часть пыточных инструментов, накидал на нее снятую с орка и сложенную в несколько раз одежду. Только после этого на камень опустилась растертая в кровь нога Триссы, а я прислонил к кандалам обмотанный сверху грубой кожей топор. Несколько чуть смягченный и оттого менее шумных ударов чем-то вроде кувалды, и наемница морщась потирает щиколотку.
За ногами последовали руки, и вот уже абсолютно свободная Триса, чуть покачиваясь жадно пьет начинающую пованивать воду из стоящей в углу кадки. Покрутив выщербленный покореженный топор, я с грустью признал правдивыми слухи о непревзойденных орочьих кузнецах и о том дерьме, в которое они умудряются превращать добрую сталь. Но несмотря на качество инструмента, пришла очередь Трис помахать железом и снять с моей ноги обруч, и вскоре на мне осталась только узкая полоска отполированного до блеска металла на шее, и снять ее не лишившись при том головы не представлялось возможным.
Я сгреб в охапку все тряпки, что нашлись в пыточной и соорудил себе что-то на подобие набедренной повязки. С обувь все было так же хреново, как и с одеждой, чтобы не стереть ноги в кровь, пришлось на первое время обойтись простыми обмотками. Прикинув таким образом хоть какую-то одежду, я с не меньшей жадностью чем Трис напился противной, задохшейся воды с металлическим привкусом крови. Скорее всего именно в ней брезгливый маг отмывал руки, а затем в компании наемницы мы двинулся в темноту и неизвестность.
Шли осторожно, на каждом шагу буквально вжимаясь в неровные каменные стены и замирая, прислушивались к малейшему шороху, раздающемуся далеко впереди. Каждое движение, каждый вздох служили одной единственной цели — продвинуться на очередной метр вперед и ни издать ни единого звука. Любая оплошность, любая неосознанная реакция, будь то чих или последствия вздутия живота, могла стать последней в жизни, а я не собирался подыхать настолько позорно.
Но не смотря на все предосторожности, первый же встреченный орк появился настолько внезапно, что я невольно совершил ошибку новичка бездумно смотрящего за стремительно приближающейся смертью. На бесконечно долгую секунду я застыл в оцепенении и нерешительности. Кажется, это зеленорожая тварь вылезла откуда-то сбоку из бесконечных ответвлений коридора завешанных дубовыми вонючими шкурами каких-то животных. Этот орк был воином, впрочем как и все встреченные до этого орки, и совершенно не собирался подобно мне тупо пялиться на своего противника. За ту же самую секунду, в два прыжка он оказался рядом со мной с занесенным для рокового удара двуручным мечом…
Но в этот самый момент в мироздании произошло изменение, орк нелепо качнулся, припадая на правую ногу, взрыкнул и будто в замедленной съемке завалился набок, всего за мгновение до того, как мои мозги должны были украсить местный пейзаж элегантными брызгами. Это поработала Трис, признаться я и подумать не мог, что простым кинутым камнем можно пробить тупую орочью башку, но злоба и неистовая, звериная ненависть наемницы, которою точно такой же орк пытал на протяжении двух дней и вырезал язык, творят чудеса. В этот раз пронесло, орк снова оказался один, и даже звук падения его грузного тела, показавшийся невероятно громким в этой тишине, не привлек ничьего внимания.
— Стой, — я чуть притормозил двинувшуюся вперед наемницу. Я был ей дико благодарен за то, что она спасла мою шкуру. Тут, млять, не реалистичная до дрожи компьютерная игра, а долбанная реальность. А самое поганое, что черта с два сейчас поймешь получиться ли начать все с начала, если конечно не считать началом реинкарнацию, которая еще не известно, толи наступит, а толи нет.
Ослабевшие, дрожащие от напряжения, пыток и усталости ноги подогнулись, и я опустился прямо на орка, медленно сползая по стеночке. Организм подбирался к пределу, к точке невозврата, когда не поможет даже хваленая регенерация. Той воды, что я недавно выпил явно недостаточно, мне нужен материал, много материала для восстановления, черт побери, мне необходима еда. Уже как-то привычно руки потянулись обшаривать покойника в поисках любого полезного предмета, способного продлить балансирующую на лезвии ножа жизнь. И за поясом у него оказалась кость, самая настоящая не до конца обглоданная кость, на которой все еще оставались куски плохо прожаренного мяса, зачем-то засунутая за ремень на манер меча, запас на черной день, не иначе. Я вцепился в нее как в спасательный круг, как оголодавший волк, готовый жрать что угодно, будто это моя последняя трапеза, хотя не исключено, что так оно и окажется. Кому это самая кость могла принадлежать я старался не думать, чтобы меня прямо тут не вывернуло наизнанку, вместо этого я продолжал насыщаться.
Долго это продолжаться не могло, запас, который тупорылый орк таскал на собственном теле быстро подошел к концу, и если я не собираюсь жрать это самое тело, делать мне здесь больше нечего. Но и идти вперед — занятие не из лучших, одному богу известно сколько зеленорожих тварей бездумно шатается вокруг, и совершенно точно одно, чем дальше, тем их окажется больше. Возвращаться назад? Чтобы не самому наткнуться на орка, как было недавно, а терпеливо ждать когда они придут сами? Глупость. Черт, это непроходимая глупость! Если хотим выбраться необходимо делать хоть что-то. Но что?
Вдвоем, уставшие и избитые мы ни что для двух-трех разъяренных бойцов — так, небольшая встряска, возможность размяться и хорошенько смазать лезвие кровью. Значит пробовать прорваться бессмысленно. Красться и пробираться — значит расписаться в собственном слабоумии, да собственно куда красться? Где выход, когда мы находимся черти где в самом центре логова орков? Это очередной способ изощренного самоубийства. Но у меня мелькнула идея, а если нас будет не двое, а больше?! Намного, намного больше! Наверняка мы не единственные узники в этих проклятых мрачных тоннелях, у орков не может не быть заготовленного свежего «мяса», и навряд ли оно упустит шанс убраться отсюда подальше или хотя бы прихватить на тот свет парочку своих тюремщиков!
— Мы идем назад, — тихо прошептал я, беря орка за ногу и кивком приглашая Трис сделать тоже самое, не стоит раньше срока себя обнаруживать.
— Нам нужны еще руки, способные сражаться и без разницы кто это будет: человек или орк, — счел нужным пояснить я. Наемницу не пришлось уговаривать дважды, не пытаясь узнать подробности она взялась за втору ногу, и мы медленно потащились обратно к месту, откуда только что сбежали с таким трудом и где должны были содержаться узники. У нас появился план, а значит появилась надежда.
Всю дорогу, что мы волочили эту тяжеленую тушу до ближайшего поворота, заботливо складывали у стеночки и присыпали пылью, я не переставал крыть себя отборнейшим матом за все случившееся. А в особенности за то, что поверил в свою исключительность, хотя знал, прекрасно знал, что есть в этом мире и боги и чертова прорва кровожадных демонов. И не сказать что мне до сих пор не приходилось обламывать им рога и обрывать крылья, отнюдь, именно на этом я и зарабатывал львиную долю золота, по крайней мере до тех пор, пока из порталов не повалили высшие и ремесло не стало слишком опасным. Я на деле доказал, что демоны не всемогущи, они мрут и попадают в клетки не хуже самых обыкновенных людей и сам же наступил на эти самые грабли.
Я настолько привык к своей силе и возможности возродиться, если дело станет совсем уж хреново, что не мог и предположить возможно себя обмануть и пленить. Смешно сказать, убивая демонов своими руками, я до последнего не верил, что со мной можно сделать нечто похожее, а следовало бы. Но что сейчас толку кусать локти, когда случившегося не изменишь? Пора изобретать способ (как говорят на западе) вытащить наши задницы из дерьма, и для начала нужно разыскать точно таких же неудачников, попавших в лапы орков, вместе у нас больше шансов выбраться из этой вонючей норы.
Осторожно приподнимая шкуру за шкурой, что заменяли здесь старые добрые двери, мы находили все новых и новых пленников. К телам, которые начали жрать зеленорожие твари, к калекам потерявших руки и ноги, с пустыми безжизненными глазами, я не подходил…, боялся. Страшно было не то, что они опасны или же сошли с ума и стали непредсказуемы, а то, что я точно так же мог валяться у стены, доведенный до состояния безвольного овоща. Я больше не обольщался своей волей, все мы можем какое-то время терпеть пытки и боль, но и сломать можно каждого — все зависит от мастерства палача. Знаю, милосерднее было бы их всех прикончить, быстро, без боли, оказав таким образом последнюю милость, на которую так скупы зеленорожие выродки. Но я побоялся, вернее откровенно испугался, что после их хладнокровного убийства остальные, потеряв остатки разума, бросятся на меня с кулаками и оскаленной пастью, как дикие звери, окончательно скатившиеся в пучину безумия. Вечный полумрак, вонь немытых, порой гноящихся тел, постоянный страх боли и смерти, а самое ужасное наглядный пример, что вскоре станет с тобой, разъедали разум пленников. Многие до последнего не замечали нашего присутствия, более того, даже когда с них снимали цепи, разрезали веревки эти… это мясо было способно только следовать в ту сторону в которую его толкают, не более. Лишь двое мужчин, что попали сюда относительно недавно попросили в руки оружие.
Обреченность, рабская покорность что завладела людьми поражали до глубины души, дикими кошками скреблись где-то глубоко внутри, нагнетая тревогу и страх, столько безысходности в одном единственном месте невозможно представить, это чудо, что наш маленький отряд увеличился хотя бы вдвое. В следующей камере было десятеро мужчин и трое женщин, две из которых сошли с ума и после освобождения постоянно пытались перегрызть себе вены. Было страшно, откровенно страшно смотреть на всех этих сломленных людей и при этом самому сохранить хладнокровие, но у нас есть цель и ее нужно достичь — остальное потом. В третьей камере было трое орков, но их прикончили даже раньше, чем я успел набрать в легкие воздух и остановить высохшего от голода юношу с маниакально блестящими глазами. А ведь эти трое орков были единственными, кто мог указать направление в котором стоит идти. Не думаю, что они бы попытались предать, в конце концов ничего хорошего их не ждало, а перспектива быть сожранным заживо объединяет не только разные расы, но и непримиримых врагов.
Я с силой ударил в грудь гордого собой человека, что секунду назад совершил кровавую расправу над прикованными к стене заключенными, и пока тот ошалело хлопал глазами заломил кисть и забрал из руки нож. Мне не нужны те, кто не способен себя контролировать и окончательно испортит дело, бросившись на первого попавшегося зеленорожего выродка, похоронив как себя, так и выдав на расправу всех остальных, проще прикончить его сейчас, сразу. Я полоснул отобранным ножом по горлу излишне прыткого и старательно вырывающегося человека.
— Так будет с каждым, у кого моча вместо мозгов, — зло прошипел я, а Трис сбила с ног двоих двинувшихся на меня с кулаками людей.
— Идиоты! Кто-нибудь из вас представляет в какую сторону нам идти? Или может кто-то сомневается, что этих орков прирезали бы свои точно так же как и нас? — Тишина. Кто-то даже оживает и начинает понимать в каком дерьме мы плаваем, но половина по прежнему отупевшее от страха мясо и лишь одна женщина не преставая что-то шептала. Я прислушался.
— …рик, он убил Рика, убил, убил, убил…, — а потом она дико завизжав побежала на меня, прямо на выставленный в непроизвольном рефлекторном движении нож… Не добежала… Ее вырубили свои же, те самые, что сидели с ней в одном каземате. Едва из ее рта вырвались первые громкие звуки, как рука с зажатым в ней острым камнем молниеносно ударила в затылок женщине. Так было нужно. Так было правильно. Люди, что окончательно пришли в себя, не собирались подыхать из-за причуд обезумевшей бабы своими криками привлекающей внимание, они хотели жить. Здесь и сейчас можно было узнать что стоит каждый из присутствующих, заглянуть в самое нутро, в самые потаенные уголки сознания, кто из них готов сделать все, чтобы выжить, а кто давно себя похоронил. В полумраке пещер раскрылись такие потаенные частички души, что обычно надежно скрываются под налетом цивилизации, теперь видно кто способен сражаться и убить любого, даже своих, все что угодно, чтобы выжить и выбрать из этого ада. Да, это подлецы и удийцы, но именно с такими мне по пути, они не привлекут к себе внимание, не станут безумно орать, их рука не дрогнет в решающий момент, а остальные же… Они не нужны и опасны.
На созданный нашей возней шум поспешил заспанный, отчаянно трущий глаза здоровенными кулачищами и что-то ворчливо бурчащий себе под нос недовольный орк. Его мнение о зарвавшемся никчемном мясе мы имели удовольствие расслышать издалека и вдоволь им насладиться, лишний раз убедившись, что пора отсюда убираться. Триса убила его тихо и быстро, как умеют только самые опытные наемники не раз проделывающие нечто подобное, одно точное движение ножа и огромная туша валится на каменный пол, выплескивая фонтанчик крови из маленькой, смехотворной на этом исполинском теле ранки.
— Уходим, быстро! — прошептал я, но услышали все, после того как затих тюремщик эти слова прозвучали даже громче чем вопли несчастной сумасшедшей.
Не знаю стоило ли нам разделяться, но было бы опасно таскать за собой балласт не до конца очнувшихся, как будто сонных людей и ожидать незаметности, рано или поздно они ошибутся и тогда…, тогда я бы хотел оказаться от них как можно дальше. Меня одинаково не прельщала перспектива как быть зарезанным орком, так и уроненным на пол окончательно съехавшей с ума толпой. Я отправил их дальше по узкому коридору, в котором располагались камеры или скорее рабские загоны для скота, поскольку дорогостоящими дверьми из редкого в степи дерева никто не озаботился, предпочитая цепи, крепкие веревки да закрывающие проходы шкуры. Тот самый мужик с зажатым в руке окровавленным камнем вызвался стать старшим в новой группе, уж кто-кто, а он точно не упустит возможности увеличить свои шансы на выживание, в пару к булыжнику он получил пусть измятый, но все же кинжал, чем был весьма доволен. В его задачу входило освободить максимум пленников, в том числе орков и расправиться с недовольными и мутящими воду идиотами, уж этот подонок одинаково режущий своих и чужих не упустит возможности повысить свои шансы на выживание, скатертью ему дорога.
Ну а я с Трис и еще двумя не самыми вымотанными пребыванием в плену воинами отправился в сторону из которой пришел сонный тюремщик. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться, если он вскоре не вернется, на его поиски придут другие, и лучше бы расправиться с ними раньше, чем они поднимут тревогу. Припав к земле и аккуратно приподняв самый краешек закрывающий проход шкуры я внимательнейшим образом осмотрел помещение «караулки». Расстеленная на полу подстилка, объедки, обглоданные кости, опрокинутый кувшин, вероятно в недавнем прошлом с чем-то спиртным, и трое вповалку развалившихся орков, безмятежно, с громким свистом всасывающих воздух. Осторожно убравшись в сторону я дал полюбоваться на представленную картину Трис, а затем и обоим воинам, чтобы все смогли запомнить диспозицию (расположение) и не мешать друг-другу у входа.
— Там еще как минимум двое у входа, — едва слышно прошептал один из воинов, во всей этой суматохе и хаосе, я даже не удосужился узнать его имени. Вопросительно посмотрел на Трис, та утвердительно кивнула, подтверждая правоту говорившего и показала три пальца…, значит она заметила троих помимо спящих, плохо. Я снова улегся на холодный камень пола и отодвинул край шкуры, на этот раз внимательно прислушиваясь. Так и есть, слышно натужное сопение пары глоток, какое-то шуршание и треск огня в стороне.
Примерно определившись кто и как будет действовать мы тихими хищными силуэтами ворвались внутрь. Один направился резать глотки спящим, ничего не подозревающим и продолжающим безмятежно сопеть телам, а остальные устремились к выбранным целям, каждому по своей. Нашим козырем была внезапность и скорость, ни один орк так и не успел взяться на меч или нож, настолько зажравшимися и уверенными они себя чувствовали в собственной грязной вонючей норе. Они сдохли как скот на скотобойне, мой, самый дальний, не соизволил даже повернуться ко мне лицом, так и завалившись вперед с застрявшим в черепе топором. Все прошло быстро, а самое главное без лишнего шума, что гораздо важнее любых возможным потерь.
У стены тлел небольшой бездымный костерок, над ним остывал опустевший на две трети котел, а на подстилке на полу, среди трупов, натекшей крови и обглоданных костей лежали объедки, возможно чьи-то объедки. Не стоит судить нас, мы были голодны. Вымотаны быстротечной стычкой с врагом. Голод и усталость на корню задавили брезгливость и посторонние мысли, котелок с тягучим варевом опустел за секунды, а объедки со «скатерти» были заботливо собраны остальным, тем, кому не повезло остаться голодными. По хорошему надо бы перед уходом проведать кухню, ведь между смертью и медленной агонией от голода под палящим солнцем на радость падальщикам, я бы выбрал просто смерть. Так что без запаса еды нет смысла бежать, раскинувшаяся вокруг степь сработает не хуже цепного пса, не оставив ни единого шанса.
Внезапно шкура бесцеремонно отодвинулась в сторону и внутрь шагнул завязывающий штаны орк. «Херов засранец!» — про себя выматерился я. Умудрился разминуться с костлявой, напрягаясь в сортире. Может оно, конечно, и к лучшему, будь он здесь, и мы могли бы не справиться, вот только никто не ожидал его появления, и, судя по округлившимся глазам, он отнюдь не ожидал увидеть жрущих начальственный паек заключенных. Прямо в глаз с глухим звуком ему и воткнулся брошенный Трис нож, вторым, менее удачным оказался бросок воина, его снаряд прошел по касательной так и не сумев пробить толстую лобную кость, оставляя на коже глубокую рану. А единственное, что успел за эти секунды сделать я — это взяться за рукоять топора, которым не так давно колол черепа. Вот она роковая разница между бойцом, опытным убийцей себе подобных, с малых лет привыкшим к виду крови и выпущенных кишок, и бывшим интеллигентом чуть менее пары лет назад вляпавшимся в это дерьмо.
Уходили из караулки основательно прибарахлившись металлом: шесть увесистых топоров, два меча и восемь ножей, брали все, что хотя бы в теории может защитить и убить. Если на орках была надета кожаная броня, не смотря на размер не брезговали даже такой пародией на амуницию. Трупы же так и остались внутри, их было негде прятать, а кровь…, натекшие под ногами лужи заметит даже слепой. Если не считать эти мелочи, то сходили удачно, группе «подонка», как я его окрестил, повезло меньше, они потеряли девятерых. Двоих он зарезал сам, назвав трусами и укрепляя свои качества лидера, одному свернул шею приготовленный сородичами на мясо орк, а остальные храбро сложили головы, отправляя на тот свет обходящего камеры тюремщика. Как и чем он мотивировал почти безоружное стадо броситься на вооруженного громилу орка я предпочитал не думать, вероятнее всего люди встали перед выбором, либо мертвый трус — либо мертвый герой.
Противно? Подло? А если бы увидев угрозу побежало бы не двое, а все? Часть из них убили бы в спину, часть успела скрыться, а несколько минут спустя пещерный житель звал бы товарищей на сафари (охоту за животными), глотком спиртного и каплей адреналина скрашивая серые будни друзей. Но не смотря на потери, наше общее количество увеличилось, число узников перевалило за пять десятков, среди которых нашлось место четверым оркам. На них-то у меня и была основная надежда, кому как не им знать, как выбраться из этого ада?