ЛЕТНИЕ ПЕРЕГОВОРЫ 1939 ГОДА И СУДЬБА ФИНЛЯНДИИ

© O.A. Ржешевский

Оккупация и раздел Чехословакии, означавшие демонстративное нарушение Германией продиктованных ею же условий мюнхенского соглашения, поставил Англию, Францию и их союзников перед непредсказуемой альтернативой. Если непосредственно после Мюнхена многие посчитали Н. Чемберлена и Э. Даладье миротворцами, то теперь пало очевидно, что политика "умиротворения", а вместе с ней и англо-французская концепция безопасности, суть которой заключалась в том, чтобы удержать захватнические устремления Германии и ее союзников 5 определенных рамках, терпят крах. Бесцеремонные действия нацистских лидеров усилили тревогу в Англии и Франции, многих малых и средних государств Европы: будет Гитлер и дальше двигаться на Восток (23 марта немецкие войска вступили в Мемель), повернет на Запад или умерит свои аппетиты? Лондон и Париж взяли курс на то, чтобы, с одной стороны, успокоить общественное мнение, а, с другой – поставить Гитлера перед фактом возможного заключения военного союза с СССР. Было заявлено о предоставлении гарантий Польше, Румынии и еще некоторым странам, принят ряд мер по укреплению обороны, начаты переговоры с советским правительством.

Разразившийся в Европе предвоенный политический кризис и внутриполитическое положение западных демократий создали определенные предпосылки для результативности таких переговоров. "Мы окажемся в смертельной опасности, – говорил Черчилль в палате общин, – если не сможем создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией". Лидер либералов Ллойд Джордж предупреждал Чемберлена: "Действуя без помощи России, мы попадем в западню 1.

Обстановка вынуждала англо-французские круги действовать. Каким образом? Поиски велись в различных направлениях. В одном из меморандумов, разработанных английским правительством, говорилось: "Желательно заключить какое-либо соглашение с СССР о том, что Советский Союз придет к нам на помощь, если мы будет атакованы с Востока, не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но также, вероятно, и потому- и это самое главное… что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз…"2.

В настоящее время представляется возможным рассмотреть ход летних переговоров 1939 г. с учетом ранее не известных документов и других материалов, опубликованных во Франции, а затем в России 3. Это тем более необходимо, поскольку их результат определил новую расстановку сил в Европе к началу второй мировой войны и судьбу многих стран, в том числе Финляндии.

Началом московских переговоров между Англией, Францией и СССР можно условно считать 18 марта 1939 г. В этот день британский посол в Москве У. Сидс просил наркома иностранных дел М.М. Литвинова срочно сообщить о позиции СССР в случае нападения Германии на Румынию, правительство которой получило сведения о его подготовке. В ответ советское правительство в тот же день внесло предложение созвать совещание представителей СССР, Англии, Франции, Польши и Румынии для согласования мер против новых агрессивных актов со стороны Германии.

Английское правительство, однако, такое совещание признало "преждевременным". В обоснование своей позиции министр иностранных дел Великобритании Э. Галифакс заявил, что "английское правительство не могло бы сейчас найти достаточно ответственного человека для посылки на такую конференцию" и что "рискованно созывать конференцию, не зная, чем она закончится"4.

21 марта посол Англии в СССР У. Сидс вручил наркому иностранных дел СССР М.М. Литвинову следующий проект декларации Англии, СССР, Франции и Польши: "Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям"5.

23 марта советское правительство сообщило, что, хотя находит данную декларацию недостаточно эффективной, тем не менее готово ее подписать и предлагает сделать это не второстепенным лицам, а премьер-министрам и министрам иностранных дел четырех государств с целью усилить ее влияние на международные отношения в Европе. Было высказано также мнение пригласить балканские, прибалтийские и скандинавские государства "присоединиться к декларации после ее опубликования", расширить фронт государств, выступавших против агрессии. Ситуация была тем более благоприятной, что французские правящие круги согласились с советским предложением. Генеральный секретарь МИД Франции А. Леже заявил 24 марта, что Франция одобряет идею о созыве совещания для подписания декларации. Польша не поддержала этой инициативы, и Лондон от нее отказался.

Этот отказ имел самые серьезные последствия для последующего хода московских переговоров, поставив Советский Союз перед фактом непоследовательности политического курса западных держав. "Когда я занял Мемель, – говорил позднее Гитлер, – Чемберлен информировал меня через третьих лиц, что он очень хорошо понимал необходимость осуществления такого шага, хотя публично одобрить такой шаг не мог"6.

В середине апреля Англия и Франция направили Советскому Союзу новые предложения. Министр иностранных дел Франции Ж. Бонне заявил о готовности обменяться с СССР письмами, обязывающими стороны к поддержке, если одна из них будет втянута в войну с Германией в результате оказания помощи Польше и Румынии. Суть английского предложения сводилась к тому, что СССР должен взять на себя односторонние обязательства помощи "своим европейским соседям" в случае совершенной против них агрессии. Французское заявление, несмотря на его ограниченность, содержало элемент взаимности, что вселяло определенные надежды.

17 апреля советское правительство вынесло на обсуждение предложения, конструктивность которых и сегодня вряд ли вызовет сомнения:

1. "Англия, Франция, СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств 7.

3. Англия, Франция, СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии, либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция, СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессором отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи"8.

Но взаимность обязательств не устраивала западных союзников. Это подтверждали ответные предложения Франции (25 апреля 1939 г.), и особенно Англии (8 мая 1939 г.).

Переговоры стали пробуксовывать. Практически они вели лишь к расширению политических проблем, по которым предстояло достигнуть договоренность. В Москве сложилось мнение, что английское и французское правительства нагромождают искусственные трудности по таким вопросам, которые могли бы быть разрешены без проволочек и помех 9.

Длившиеся уже два с половиной месяца переговоры не принесли желаемых результатов. Жесткая позиция, занятая советской стороной, отражала уверенность в том, что ее условия должны быть приняты ввиду стратегической необходимости для Англии, и особенно Франции, создания мощного второго фронта на Востоке в случае, если германская агрессия повернет на Запад. При этом британские и французские документы свидетельствуют, что западные союзники опасались советско-германского сближения, но его вероятность всерьез не принимали.

Сложившаяся ситуация явилась также следствием противоборства двух тенденций в британской и французской политике. Умиротворению, которое выражалось в поиске компромисса с Германией, противостояла необходимость принятия каких-то реальных мер на случай "неконтролируемого" развития германо-итальянской агрессии. Борьба этих тенденций, в которой то одна, то другая приобретала доминирующее влияние, в конечном итоге имела разрушительные последствия.

Стремление достигнуть компромисса с Германией проявилось на англо-германских переговорах, которые тайно велись в мае-августе 1939 г. В их основу была положена идея заключения нового "пакта четырех" (Англии, Франции, Германии и Италии) или, если на этом пути возникнут трудности, двустороннего англо-германского соглашения. В случае выгодной сделки с Германией ("пакта о ненападении" или "договора о невмешательстве") Англия изъявляла готовность прекратить переговоры с СССР, отказаться от гарантий, данных Польше и другим странам, и даже пожертвовать интересами своей ближайшей союзницы – Франции. В новой политической комбинации просматривался замысел раздела мира на сферы влияния: англосакскую – на Западе и германскую – на Востоке.

Британские политические деятели давали понять своим немецким собеседникам, что они готовы продолжать политику Мюнхена и представить Германии "свободу рук" в Восточной Европе 10. Свидетельством сближения точек зрения сторон может служить заявление Галифакса 29 июня 1939 г. о том, что следует обсудить с Германией вопросы, которые "внушают миру тревогу". «В новой обстановке, заявил он, – мы могли бы рассмотреть колониальную проблему, вопрос о сырье, торговых барьерах, "жизненном пространстве", об ограничении вооружений и многое другое, что затрагивает европейцев"11. Предполагалось сотрудничать с Германией в трех районах мира: в Британской империи, Китае и России 12.

Германская дипломатия использовала уязвимость позиции Англии и -Франции в отношении СССР для срыва московских переговоров, угрожавших созданием англо-франко-советской коалиции. Важным решением в этом направлении явилась предпринятая ею в мае 1939 г. инициатива нормализации отношений с СССР.

В конце июня в Москве стало известно о существовании "плана Шуленбурга", реализация которого должна была включить следующие немецкие акции:

"1. Германия должна содействовать урегулированию японо-советских отношений и ликвидации пограничных конфликтов.

2. Обсудить возможность предложить нам или заключить пакт о ненападении или, быть может, вместе гарантировать независимость Прибалтийских стран.

3. Заключить широкое торговое соглашение"13.

7 июля 1939 г. германское посольство в Москве получило указание выступить с конкретными предложениями по экономическим вопросам. Берлин выражал готовность предоставить Советскому Союзу кредит в размере 200 млн. рейхсмарок для размещения в Германии советских заказов.

Так возник "треугольник" переговоров: советско-британо-французских, британо-немецких и советско-немецких, которым суждено было; прояснить возможность или невозможность предотвращения пожара мировой войны. Каждая из сторон преследовала свои цели. Германия стремилась обеспечить наиболее благоприятные внешнеполитические условия для нападения на Польшу, воспрепятствовать созданию англо-франко-советской коалиции, не допустить как минимум вовлечения в войну на стороне Польши Советского Союза. Англия и Франция – достигнуть компромисса с Германией и направить ее агрессию против СССР, а при определенных условиях и самим принять в ней участие, решив "польскую проблему" путем сделки с фашистским рейхом. СССР – избежать вовлечения в войну, заключить союз с Англией и Францией или направить германскую агрессию на Запад. При этом первостепенное значение придавалось обеспечению безопасности границ, особенно Ленинграда, и возвращению приграничных территорий, отторгнутых от России в результате иностранной военной интервенции 1918-1920 гг.

Эти переговоры, в центре которых, как казалось, стояла "польская проблема", а в действительности – судьбы войны и мира в глобальном масштабе, отличались рядом особенностей. Первая состояла в их взаимосвязи: от успехов или неудач одних во многом зависело движение вперед или вспять других. Вторая заключалась в том, что, несмотря на тайный характер британо-немецких и немецко-советских переговоров, в основном было известно об их содержании соответственно в Лондоне,. Париже и Москве (а особенно детально в Вашингтоне), столицах многих других стран. Все это до крайности запутывало их клубок, ситуация нередко менялась ежедневно, а затем и ежечасно, порой с непредсказуемыми последствиями.

Наибольший интерес иностранной печати вызвал вопрос о гарантиях средним и малым государствам, в том числе прибалтийским. Сталину докладывали в июне 1939 г.:

«Дипломатический обозреватель консервативной английской газеты "Санди Тайме" пишет, что в результате обсуждения вопроса о том, в каких случаях Польше потребуется английская помощь, было достигнуто соглашение, что Польша окажет помощь Англии в случае, если последняя будет втянута в войну в результате нападения на Голландию, а Англия окажет помощь Польше в случае, если Польша будет втянута в войну, в результате нападения на Данциг или Литву. "По мнению СССР, – пишет обозреватель, – аналогичное обсуждение вопроса можно было бы начать и в отношении прибалтийских стран. Если нейтральная Голландия была принята во внимание при англо-польских переговорах, то, по мнению русских, нейтральные прибалтийские страны должны в равной мере быть учтены в англо-советских переговорах, не затрагивая нейтралитет этих стран".

Гарвин в консервативной газете "Обсервер" пишет, что свобода Латвии, Эстонии и Финляндии имеет "для СССР не меньшее значение, чем независимое существование Данцига для Польши. Было бы несерьезным не считаться с реальным положением вещей в этом вопросе, поскольку он затрагивает интересы СССР. Независимость Финляндии, Эстонии и Латвии имеет для безопасности СССР не меньшее значение, чем независимость Бельгии, Голландии и Швейцарии для существования западной демократии. Если германские войска под каким-либо предлогом вторглись бы в Финляндию, Эстонию или Латвию, то это было бы смертельной угрозой для СССР, более непосредственной угрозой, чем имело бы для западных держав вторжение германских войск в Польшу или Румынию".

Во французской печати также имеются многочисленные комментарии по этому вопросу.

Густав Эрве, касаясь вопроса о Балтийских странах, пишет в газете "Виктуар": "При том положении, которое занимают Балтийские страны, для них нет убежища в нейтралитете от войны, которая может завтра вспыхнуть. Им придется быть или на той или другой стороне. Так как эти страны имеют доверие к Вам, г-н Чемберлен, то спросите их: с вами они или Гитлером?"

Пертинакс, рассматривая английский проект соглашения, врученный Советскому Союзу 8 мая, полагал, что этот проект "до некоторой степени приглашал к тому, чтобы германское нападение направилось на Балтийские страны". Пертинакс оправдывает позицию Советского Союза, обвиняя Англию и Францию в том, что они хотели того, чтобы германская опасность отклонилась на восток.

Поль Пизан в "Се Суар" пишет: "Трудно себе представить, чтобы французское и английское правительства могли противопоставить какие-либо действительные аргументы против формулы, предусматривающей распространение гарантии на Финляндию, Эстонию и Латвию. Трудно понять, как английское и французское правительства смогут, если они действительно приняли принцип взаимности, требовать всерьез от Советского Союза гарантировать страны, связанные с Англией и Францией – Бельгию, Португалию и Грецию, не гарантируя со своей стороны непосредственных соседей Советского Союза".

Анри де Кериллис в "Эпок" пишет, что с некоторыми оговорками в отношении военных секретов, не подлежащих выдаче, необходимы совещания французского, английского и советского генеральных штабов, необходим также с оговорками автоматизм проектируемого соглашения трех держав. Из проекта соглашения нужно изъять ссылки на Лигу наций. Де Кериллис считает нужным, чтобы были даны гарантии Балтийским странам. "В отношении гарантий Балтийским странам, – пишет де Кериллис, – требования Советского Союза абсолютно законны и вполне логичны. Если Франция и Англия вступают в соглашение с Советским Союзом, они должны быть заинтересованы в том, чтобы Советский Союз не пострадал в первые же дни войны от германской интервенции через территорию Балтийских стран. Нужно, чтобы мы знали, к чему же мы стремимся: хотим ли мы или не хотим заключить союз с СССР? Если мы хотим заключить Союз, тогда нужно поставить Советский Союз в наилучшие дипломатические и стратегические условия. Если мы захотим этого союза, мы должны сделать все, чтобы Германия не обосновалась в Риге, Таллине и Хельсинки, а также на Аландских островах. Указывают, что ни Финляндия, и Эстония, ни Латвия не желают франко-англо-советских гарантий. Что за чертовщина? Если они не желают этих гарантий, то это значит, что имеется лишнее основание для беспокойства. Указанные Балтийские страны, две из которых являются странами-лилипутами, неспособны сами обеспечить свою независимость. И если они утверждают противное, то это значит, что они ступили в германскую орбиту. Советский Союз желает этому противостоять. Мы должны поступать точно так же"» 14 .

Обзор прессы во многом отражал обстановку на переговорах. "Советский Союз, – писал в памятной записке В.М. Молотов, врученной 6 июня послам Великобритании и Франции в СССР У. Сидсу и Наджияру, – должен оказать немедленную помощь Польше, Румынии, Бельгии, Греции, Турции в случае нападения на них агрессора и вовлечения в связи с этим в войну Англии и Франции, между тем как Англия и Франция не берут на себя обязательств по оказанию Советскому Союзу немедленной помощи в случае, если СССР будет вовлечен в войну с агрессором в связи с нападением последнего на граничащие с СССР Латвию, Эстонию и Финляндию"15.

К концу июля 1939 г. текст англо-франко-советского договора был в основном выработан, но оставалась несогласованной формулировка определения косвенной агрессии. Этот вопрос был поставлен по инициативе французской стороны (Э. Даладье) и отражал стремление Франции обеспечить безопасность своих восточных границ. Такие гарантии имели большое значение и для Советского Союза. На основе взаимной договоренности Англии, Франции и СССР необходимо было исключить возможность использования Германией территории прибалтийских стран в качестве военного плацдарма. Понятие "косвенная агрессия", – говорилось в предложениях советского правительства от 9 июля 1939 г., – относится к действию, на которое какое-либо из указанных выше государств соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы и которое влечет за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон, следовательно, влечет за собой утрату этим государством его независимости или нарушение его нейтралитета"16. В.М. Молотов выразил уверенность, что можно будет выработать удовлетворительную формулу, которая учитывала бы то, что произошло в Чехословакии в марте 1939 г. (германские войска были введены на ее территорию с согласия тогдашнего президента Э. Гаха). "Важно, – заявил нарком, – скорее заключить договор"17. Однако Галифакс дал указание более жестко поставить вопрос о косвенной агрессии 18.

Надо сказать, что крайне неблагоприятно на ход переговоров и их перспективы влияла позиция ряда малых и средних государств. Правительства Польши и Румынии заявили об отказе сотрудничать с СССР в отражении фашистской агрессии, что ввиду их общей границы с Советским Союзом практически исключало возможность взаимодействия сухопутных войск Англии, Франции и СССР в случае наступления германской армии через территорию этих стран к границам Советского Союза. Отрицательно отнеслось к московским переговорам правительство Финляндии. Английский посол в Хельсинки Т. Сноу, телеграфируя 20 июня 1939 г. в Лондон о результатах своей встречи с фельдмаршалом К. Маннергеймом, сообщал: "Фельдмаршал, выразив глубокое сожаление о последствиях англо-франко-советского договора, далее указал, что большевизм представляет собой угрозу мировому сообществу, и он будет потрясен, если из этого не сделает выводы английское правительство". Эркко добавил, что, по его мнению, лучше всего, "если Россия вообще останется без союзников"19.

Тем временем угроза войны в Европе продолжала стремительно нарастать и в поддержку заключения договора с СССР выступали все более широкие слои общественности, а также реалистически мыслившие деятели правящих кругов Англии и Франции и некоторых других стран. Характерно, что если осенью 1938 г., по данным зарубежных источников, "общественное мнение" Франции одобрило мюнхенское соглашение 53% голосов против 37% (остальные воздержались), то летом 1939 г. 76% опрошенных высказались за применение силы в случае агрессии Германии против Польши и 81% – за союз Франции с СССР, в Англии – 87% 20.

25 июля англо-французская сторона приняла предложение СССР о проведении военных переговоров, которые состоялись в Москве 12-21 августа 1939 г. По решению Политбюро ЦК ВКП(б) советскую военную делегацию (военную миссию) было поручено возглавить народному комиссару обороны Маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову.

4 августа 1939 г. Генеральный штаб Красной Армии завершил разработку "Соображений по переговорам с Англией и Францией". Они включали следующие варианты возможного развития военных событий и совместного участия в них вооруженных сил СССР, Англии, Франции и их союзников. Первый вариант – нападение будет непосредственно совершено на Францию и Англию; второй – когда объектом агрессии явится Польша; третий – Венгрия и Болгария при помощи Германии вторгнутся в Румынию; четвертый – наступление начнется против Турции и пятый – через территорию прибалтийских стран против СССР.

Соображения содержали детальные предложения о действиях сухопутных войск, авиации и флотов трех государств, количестве дивизий и других средств вооруженной борьбы. При всех вариантах считалось необходимым нанести основной удар по силам главного агрессора, т.е. Германии, и участие в военных действиях Польши как союзника Англии и Франции. При этом Польша должна была взять на себя обязательство пропустить советские войска к северу от Минска через Виленский коридор и через Литву к границам Восточной Пруссии, а Румыния – через Галицию. Имелось в виду, что переговоры с Польшей, Румынией и Литвой по этому вопросу возьмут на себя Англия и Франция. Советская делегация получила полномочия подписать военную конвенцию с Англией и Францией.

Военным переговорам в Москве посвящено множество книг и статей. Дополним их некоторыми документами и материалами. В инструкции для английской военной делегации (ее возглавлял адмирал Р. Драке), врученной в Лондоне, указывалось: "Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при любых обстоятельствах"21. К тому же переговоры с СССР британская дипломатия рассматривала как средство давления на Германию. "Начать их сейчас, – писал Сидс в Лондон, – значит дать хороший пинок странам оси"22.

Драксу рекомендовали обсуждать военные планы "на чисто гипотетической основе". Э. Галифакс определил то, что в конечном итоге явилось камнем преткновения на переговорах, – "с твердостью отвергать" любое предложение об участии Англии и Франции в согласовании необходимых мер по защите от германской агрессии с Польшей и Румынией 23. Драке выполнил это указание, хотя и в несколько изменившейся обстановке.

Недавно в архивах найдена запись К.Е. Ворошилова, которая, видимо, являлась инструкцией для советской делегации:

1. Секретность переговоров с согласия сторон.

2. Прежде всего выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвенции, а потом спросить руководителей английской и французской делегаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подписание военной конвенции с СССР.

3. Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и "почтительно" спросить, для каких целей направило их правительство в СССР.

4. Если они ответят, что они направлены для переговоров и для подготовки дела подписания военной конвенции, то спросить их, есть ли у них какой-либо план обороны будущих союзников, т.е. Франции, Англии, СССР и т.д. против агрессии со стороны блока агрессоров в Европе.

5. Если у них не окажется конкретного плана обороны против агрессии в тех или иных вариантах, что маловероятно, то спросить их, на базе каких вопросов, какого плана обороны думают англичане и французы вести переговоры с военной делегацией СССР.

6. Если французы и англичане все же будут настаивать на переговорах, то переговоры свести к дискуссии по отдельным принципиальным вопросам, главным образом о пропуске наших войск через Виленский коридор и Галицию, а также через Румынию.

7. Если выяснится, что свободный пропуск наших войск через территорию Польши и Румынии является исключенным, то заявить, что без этого условия соглашение невозможно, так как без свободного пропуска советских войск через указанные территории оборона против агрессии в любом ее варианте обречена на провал, что мы не считаем, возможным участвовать в предприятии, заранее обреченном на провал.

8. На просьбы о показе французской и английской делегациям оборонных заводов, институтов, воинских частей и военно-учебных заведений сказать, что после посещения летчиком Линдбергом СССР в 1938 г. Советское правительство запретило показ оборонных предприятий и воинских частей иностранцам, за исключением наших союзников, когда они появятся 24.

Запись Ворошилова свидетельствует, что в Москве либо знали, либо "просчитали" позицию британской стороны. Сопоставление инструкций не оставляет сомнения в том, что вероятность компромиссного решения была маловероятна.

Весьма расплывчатой была инструкция французской делегации (ее возглавлял генерал Ж. Думенк), но в целом занятая ею позиция отражала стремление заключить военную конвенцию с СССР.

Бесперспективность переговоров стала очевидной при обсуждении вопроса о пропуске советских войск в случае начала германской агрессии через территорию Польши, что было необходимо для организации эффективной защиты не только советских границ, но и самой Польши. 14 августа К.Е. Ворошилов предложил Драксу и Думенку разъяснить их точку зрения по этому принципиальному вопросу.

В ночь с 14 на 15 августа Сидс направил в Лондон срочную телеграмму: "Французский посол и я обсуждали с главами миссий ситуацию, создавшуюся в результате встречи с советской делегацией. Он и я пришли к выводу, что русские поставили сейчас вопрос, от которого зависит успех или провал переговоров… Мы считаем, что советская делегация будет твердо стоять на этой позиции и всякие попытки поколебать ее приведут к такому же провалу, как это неоднократно имело место в ходе наших политических переговоров… Наше предложение заключается в том, чтобы французский генеральный штаб вступил в контакт с польским генеральным штабом и получил на то согласие… Прошу подчеркнуть необходимость особой срочности и исключительной секретности" 25.

15 августа, излагая на переговорах план военного сотрудничества трех держав, начальник Генерального штаба Красной Армии сообщил, что СССР готов выставить против агрессора в Европе 136 дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, 9-10 тыс. танков, 5-5,5 тыс. боевых самолетов 26. В этой связи нередко возникает вопрос об оценках боеспособности Красной Армии, на которую опирались западные державы в ходе переговоров. Он возникал в ходе московских переговоров неоднократно и был, как правило, вызван размышлениями о последствиях сталинских репрессий. Донесения военных атташе Франции (а также США) из Москвы однозначно указывали на сохранившуюся боеспособность Красной Армии и силу ее как эвентуального союзника.

Несколько иной была оценка У. Сидса. Он сообщал в Лондон 6 июня: а) Красная Армия в настоящее время предана режиму и будет, если получит приказ, вести войну как наступательную, так и оборонительную; б) она понесла тяжелые потери в результате "чисток", но будет серьезным препятствием в случае нападения; в) в наступательной войне ее ценность значительно ниже, но вероятно, ее начальное продвижение в глубь Польши; г) Красная Армия считает войну неизбежной и без сомнения напряженно к ней готовится 27.

Характерна позиция подкомиссии английского Комитета начальников штабов, в состав которой входили заместители начальников штабов всех трех видов вооруженных сил Великобритании, – органа, по английским меркам, весьма компетентного в таких делах. В их докладе, представленном кабинету министров 17 августа 1939 г., в частности, говорилось: "Сейчас не время для полумер и все усилия должны быть направлены на то, чтобы склонить Польшу и Румынию к согласию разрешить использование их территорий русскими силами; по нашему мнению, единственно логичным является предоставление русским всех средств для оказания помощи с тем, чтобы использовать максимум их сил на стороне антиагрессивных держав. Мы считаем исключительно важным пойти навстречу в данном вопросе, а в случае необходимости оказать сильнейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы добиться их согласия отнестись к этому положительно… совершенно ясно, что без быстрой и эффективной русской помощи поляки не имеют надежд на то, чтобы выдержать германское наступление на суше и в воздухе продолжительное время. Это же относится и к румынам, за тем исключением, что это время будет для них еще более ограниченным; заключение договора с Россией представляется нам лучшим средством предотвращения войны. Успешное заключение этого договора будет, без сомнения, поставлено под угрозу, если выдвинутые русскими предложения о сотрудничестве с Польшей и Румынией будут отклонены этими странами…

Вывод. В заключение мы хотели бы подчеркнуть, что, с нашей точки зрения, в случае необходимости должно быть оказано сильнейшее давление на Польшу и Румынию с тем, чтобы они заранее дали согласие на использование русскими силами территории в случае нападения Германии"28.

Однако эти оценки в кругу Чемберлена не имели, думается, решающего значения. Германское нападение на Польшу виделось в Лондоне, насколько об этом можно судить по высказываниям английского военного атташе в Москве полковника Р. Файэрбрейса, следующим образом: "В будущей войне Германия, напав превосходящими силами на Польшу, захватит ее в течение одного-двух месяцев. В таком случае вскоре после начала войны германские войска окажутся на советской границе. Несомненно, Германия затем предложит западным державам сепаратный мир с условием, что ей предоставят свободу для наступления на Восток"29.

В середине августа кабинет Чемберлена стал испытывать возрастающее давление французской стороны в пользу подписания военной конвенции с СССР. Причина тому была очевидной – германская агрессия, в первую очередь, угрожала Франции, а не Англии.

14 августа в Лондоне от английского посла в Париже была получена телеграмма, в которой говорилось: "Французская военная миссия в Москве весьма удовлетворена ходом переговоров. Но она сообщает, что условием соглашения и той помощи, которую они готовы оказать, русские считают необходимым быть уверенными, что они в случае германской агрессии против Польши и Румынии получат разрешение этих стран на пропуск своих войск через их территорию. Что касается Польши, то русские запрашивают на это разрешение, которое относится лишь к строго ограниченной небольшой территории в районе Вильно… Французское правительство считает предпочтительным вначале решить вопрос, касающийся Польши… С этой целью французская миссия предложила послать генерала Валлена в Варшаву, но французское правительство, чтобы избежать огласки, направило обратно в Варшаву 15 августа своего военного атташе (генерала Ф. Мюса. – О.Р.), который находился в Париже, французское правительство надеется, что правительство Его Высочества решительно поддержит представление, сделанное польскому правительству"30.

Демарш не обещал успеха и носил двусмысленный характер. Французскому, как и английскому, правительству была известна позиция польского и румынского руководства, практически исключавшая согласие принять совместные с СССР эффективные меры для пресечения германской агрессии.

Примечательна также оценка сложившейся на московских переговорах ситуации их участником, позднее видным генералом А. Бофром: "Проблема заключалась не в том, чтобы добиться у поляков ответа, согласны они или нет на пропуск советских войск через свою территорию, а в том, чтобы найти лазейку, которая позволила бы продолжить переговоры…"31. Есть, однако, и другие сведения, согласно которым инструкции Думенку, данные Даладье, были категоричны и однозначны: "Привезите мне соглашение любой ценой"32.

Опубликованные в 1984-1985 гг. французские дипломатические документы освещают ряд новых аспектов, касающихся московских переговоров. Прежде всего следует отметить трезвую оценку хода политических и военных переговоров французским послом в Москве Наджияром, который весьма объективно информировал Париж. 16 июня 1939 г. он в решительных выражениях и достаточно аргументированно высказался в пользу заключения военной конвенции. Через день Наджияр усилил свое давление: "На нынешней стадии переговоров, – телеграфировал он 18 июля, – у нас, по моему мнению, нет иного выхода, как принять советскую точку зрения или согласиться на провал… который скомпрометирует в настоящем и будущем наши переговоры с Россией"33.

В предисловии к публикуемым документам его авторы делают вывод: "Инструкции миссиям союзников предусматривали лишь заключение договора, содержащего общие положения и советскую помощь только в виде поставок военных материалов и оружия. Союзники, в (большей степени англичане, рассчитывали на длительные переговоры и проявляли недоверие (к СССР. – О.Р.)"34.

Еще на борту теплохода "Сити оф Эксетер", следовавшего из Англии в Советский Союз, французская делегация имела достаточно времени, чтобы уяснить позицию своих партнеров – англичан. "Основная трудность, – писал Думенк, – проистекала из того, что британская делегация, похоже, не выработала общей позиции и по ряду частных вопросов имела твердо сложившиеся, естественно, негативные идеи. Начинать с этого дискуссии с русскими означало неминуемо идти на провал"35. Аналогичное мнение сложилось и у члена французской делегации капитана 3-го ранга Ж. Вийона, который сделал на основе своих бесед с Драксом следующий вывод: "При отсутствии политического соглашения английская делегация рассчитывала на длительные переговоры, чтобы поставить Германию под угрозу англо-франко-советского пакта и выиграть время до осени или зимы и тем самым задержать начало войны"36.

В телеграмме от 14 августа после первого заседания военных миссий Думенк сообщал в Париж: "Советская делегация продемонстрировала свое желание достигнуть соглашения, предложила не обсуждать общие принципы с тем, чтобы изучить конкретные вопросы…"37. 17 августа Думенк вновь подтверждал: "Не подлежит сомнению, что СССР желает заключить военный пакт и не хочет, чтобы мы превращали этот пакт в простую бумажку, не имеющую конкретного значения"38. Спустя три дня, когда Драке в Москве настаивал на отсрочке переговоров, Гамелен направил Думенку телеграмму о согласии Франции подписать военную конвенцию: "По приказу председателя Даладье генерал Думенк уполномочен совместно с послом подписать в общих интересах военную конвенцию"39.

Объективной была и информация Думенка по "кардинальному вопросу". В ранее упомянутой телеграмме от 14 августа он сообщал: "Советская делегация в качестве условия реализации военного пакта поставила вопрос о необходимой уверенности для советской армии в случае агрессии против Польши и Румынии эвентуальной возможности вступить на польскую территорию по Виленскому коридору и в Румынии через Галицию"40. И Думенк и Наджияр считали это условие обоснованным. Последний писал на следующий день в Париж: "По мнению генерала Думенка, то, что предлагают русские в целях выполнения обязательств по политическому договору, соответствует интересам нашей безопасности и безопасности самой Польши… Нам предлагают точно определенную помощь на Востоке и не выдвигают каких-либо дополнительных требований о помощи с Запада. Но советская делегация предупреждает, что Польша своей негативной позицией делает невозможным создание фронта сопротивления с участием русских сил"41. Наджияр настаивал на необходимости оказать на Польшу соответствующее давление 42.

Давление было поручено оказать французскому военному атташе в Варшаве генералу Ф. Мюсу, который, как отмечалось ранее, находился в эти дни в Париже и был направлен обратно в Варшаву, и французскому послу Л. Ноэлю. Их переговоры с начальником главного штаба польской армии генералом В. Стахевичем и министром иностранных дел Ю. Беком не принесли результатов. 18 августа в Париже получили сообщение – отказ 43. На следующий день Ф. Мюс после трехчасовых переговоров со Стахевичем отправил телеграмму следующего содержания: "В конце концов с согласия Бека была принята формулировка: наша делегация в Москве может маневрировать, как будто полякам не был поставлен этот вопрос"44. Поскольку Ноэль вел переговоры с Беком, а Мюс со Стахевичем, то подоплеку этой телеграммы поясняет телеграмма Ноэля от 19 августа, в которой он после очередного отказа Бека на пропуск советских войск сказал ему: "Может быть, лучше, чтобы Вы мне не отвечали. Согласимся с тем, что вопрос перед Вами не был поставлен".

20 августа Наджияр посылает тревожную телеграмму: "Провал переговоров неизбежен, если Польша не изменит позицию". Ноэль, в свою очередь, сообщает, что в позиции Польши изменений не произошло и Бек настаивает, чтобы в конвенции Польша вообще не упоминалась. Ноэль констатирует, что "позиция Польши не заключать с СССР никаких политических и военных соглашений – это «"болезнь" польской политики», что укрепление связей с Францией и Англией, кредиты и прочее не были использованы для того, чтобы получить согласие Польши на сотрудничество с СССР 45.

Подводя итоги переговорам, Наджияр писал 25 августа в Париж: "Действительно, как можно было надеяться получить обязательства СССР против Германии… если поляки и румыны продолжали игнорировать русскую помощь"46. Имелись на то и более глубокие причины. Лорд Стренг, не только активный участник переговоров, но и знаток многих тайн британской политики рассматриваемого периода, выступая с почетной лекцией "Московские переговоры" в университете г. Лидс (Великобритания) в 1968 г., назвал, на наш взгляд, важнейшую из них: "Собственная безопасность, к которой стремились русские, не обеспечивалась тем соглашением, которое могли себе позволить западные державы"47.

В Берлине более настойчиво искали пути ускорения переговоров и с Лондоном и с Москвой, их результативности, для чего планировали поездку Геринга в Англию, а Риббентропа – в Москву. Развернулась напряженная подготовка этих визитов. Поскольку один из них исключал другой, выбор зависел от хода переговоров по всем сторонам "треугольника" и должен был быть сделан в "последний час". Ближайшей и важнейшей целью Германии на этом этапе закулисной дипломатической борьбы являлось обеспечение наиболее выгодных внешнеполитических условий для захвата Польши.

3 августа на очередной встрече с немецким послом в Лондоне Г. Дирксеном советник британского премьер-министра Г. Вильсон дал понять, что англо-германское соглашение "начисто освободит британское правительство от принятых на себя в настоящее время гарантийных обязательств в отношении Польши, Турции и т.д." В результате беседы германский посол пришел к выводу, что возникшие у Англии за последние месяцы связи с другими государствами "являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет действительно достигнута единственно важная и достойная усилий цель – соглашение с Германией"48.

Стремление достигнуть взаимопонимания с Германией было характерно не только для английских консерваторов, но и для ряда ведущих французских политиков. Министр иностранных дел Франции Бонне заявил, в частности, германскому послу Вельчеку: "Несмотря ни на что, Франция придерживается идеи сотрудничества с Германией, которое снова начинает налаживаться, а со временем станет более тесным"49. Министр подчеркнул, что Франция не откажется от этой генеральной линии своей политики. Данные проекты поддерживались и некоторыми американскими представителями в Европе. Посол США в Лондоне Кеннеди был убежден, что поляков следует бросить на произвол судьбы и дать нацистам возможность осуществить свои цели на Востоке, поскольку конфликт между СССР и Германией "принесет большую выгоду всему западному миру"50. Посол США в Берлине X. Вильсон считал вероятным вариант нападения Германии на Россию с молчаливого согласия западных держав "и даже с их одобрения"51.

В то же время у Рузвельта и других наиболее дальновидных американских политиков росло понимание пагубности мюнхенского курса. Министр внутренних дел США Г. Икес писал видному общественному деятелю Р. Робинсу: "Чемберлен неотступно следует своим нечестным путем. Очевидно, что он вопреки всему надеется, что Гитлер в конце концов решит двигаться на восток, а не на запад. Вот почему он медлит в отношении заключения соглашения с Россией, что может иметь фатальные последствия как для Франции, так и для Британской империи"52.

Тем временем 7 августа в Германии была организована встреча Г. Геринга с группой британских промышленников. Англичане вручили рейхсмаршалу меморандум, предварительно просмотренный Н. Чемберленом, и внесли предложение о проведении конференции четырех держав в Швеции – без участия Польши и СССР 53.

11 августа Гитлер в беседе с верховным комиссаром Лиги наций в Данциге К. Буркхардтом заявил о желании жить в мире с Англией при условии предоставления Германии свободы рук на Востоке. Тот согласился сообщить английскому правительству о готовности Гитлера встретиться с кем-либо из представителей английского правительства.

Известие вызвало интерес. Галифакс 15 августа ответил Буркхардту: "На меня произвел большое впечатление Ваш доклад о беседе с господином Гитлером и формулировки, которые Вы использовали в своем ответе. Я надеюсь, Вы согласитесь, что хотя не существует какой-либо перспективы мирного решения, Вам следует продолжить выполнение функции верховного комиссара и в этом качестве выполнять дальнейшую службу. Я надеюсь, Вы окажетесь в состоянии сохранить Ваш клапан связи с господином Гитлером открытым. Я изучаю предложение о целесообразности встречи англичанина с господином Гитлером 54.

В конечном итоге достигли договоренности о визите 23 августа Геринга в Англию. Самолет должен был доставить рейхсмаршала на уединенный аэродром в Харфортшире, откуда в сопровождении выделенных английских представителей ему надлежало направиться в Чекере – загородную резиденцию Чемберлена. Тайну условий, на которых готовилась сделка, еще хранят британские архивы.

Новым импульсом на германо-советских переговорах явилась встреча В.М. Молотова с Ф. Шуленбургом 3 августа, которую он запросил по указанию Риббентропа. В ходе беседы, подтвердив стремление германского правительства улучшить отношения с СССР, он заверял, что Германия "не старается ободрить Японию в ее планах против СССР". Нет оснований для трений между Германией и СССР "на всем протяжении между Балтийским и Черным морями". Требования к Польше не противоречат интересам СССР. В Румынии Германия не намерена задевать интересы СССР. Нет у Германии агрессивных намерений и в отношении прибалтийских стран. "Таким образом, – сказал германский посол, – имеются все возможности для примирения обоюдных интересов". После этой беседы Ф. Шуленбург телеграфировал в Берлин, что в Москве по-прежнему наблюдается недоверие к Германии, и советское правительство "преисполнено решимости договориться с Англией и Францией" 55.

Несмотря на крайне напряженную обстановку, когда до нападения Германии на Польшу оставалось менее трех недель, о чем было известно в Москве, а на Дальнем Востоке развернулось крупное сражение против японских войск на р. Халхин-Гол, советское правительство до встречи с англо-французской военной делегацией и, видимо, выяснения ее полномочий не давало ответа на новую германскую инициативу. Угроза войны на два фронта явилась, на наш взгляд, главным фактором, который диктовал его решения и в конечном итоге склонил СССР к соглашению с Германией.

"После десятилетних усилий по созданию совместно с Западом коллективной безопасности, – пишут современные американские исследователи советской внешней политики Д. Эделман и Д. Палмери, – и после нежелания Запада действовать, когда захватывали Австрию и Чехословакию, а также твердо зная о неизбежности германского наступления на восток – у Советов не было другого реального выбора в условиях предстоящих немецких действий, как вступить с Германией в переговоры, обеспечивавшие важнейшие интересы Советского Союза"56.

13 августа через полпредство СССР в Берлине немцы были извещены о согласии "поэтапно обсудить" экономические и другие вопросы. Через два дня Ф. Шуленбург заявил Молотову, что обострение германо-польских отношений делает "необходимым, чтобы в германо-советские отношения в скором времени была внесена ясность". По словам немецкого посла, Риббентроп готов прибыть в Москву, чтобы изложить позицию Германии. Это дало бы возможность "заложить фундамент для окончательного приведения в порядок германо-советских отношений"57.

Снова посетив В.В. Молотова 17 августа, Ф. Шуленбург сообщил ему: "Германия готова заключить с СССР пакт о ненападении, причем, если правительство того пожелает, без денонсации на срок в 25 лет. Далее, германское правительство готово гарантировать прибалтийские государства совместно с СССР. Наконец, Германия в соответствии с занимаемой ею определенной позицией изъявляет готовность употребить свое влияния для улучшения и консолидации советско-японских отношений". Риббентроп начиная с 18 августа может "во всякое время" прибыть в Москву 58.

Нарком передал послу памятную записку (ответ на германское предложение от 15 августа), в которой говорилось: "Правительство СССР считает, что первым шагом к такому улучшению отношений могло бы быть заключение торгово-кредитного соглашения. Правительство СССР считает, что вторым шагом через короткий срок могло бы быть заключение пакта о ненападении или подтверждении пакта о нейтралитете 1926 г. с одновременным принятием специального протокола о заинтересованности договаривающихся сторон в тех или иных вопросах внешней политики с тем, чтобы последний представлял органическую часть пакта"59.

19 августа Шуленбург снова запросил согласия Молотова на приезд Риббентропа. Зная, что до установленного крайнего срока нападения Германии на Польшу осталось менее двух недель, он передал мнение Риббентропа о необходимости выяснить взаимоотношения между СССР и Германией еще до возникновения конфликта, так как позднее "это сделать будет трудно". Риббентроп, получив неограниченные полномочия от Гитлера, продолжал Шуленбург, заинтересован в скорейшем приезде в Москву.

19 августа советская сторона согласилась на приезд Риббентропа в Москву. В тот же день в Берлине было подписано советско-германское кредитное соглашение, о чем сообщалось в печати 60.

Утром 21 августа началось последнее заседание советской, английской и французской военных миссий, окончившееся безрезультатно. В "Кратком отчете о работе совещания военных миссий СССР, Англии и Франции. Август 1939 г." говорится, что 21 августа адмирал Р. Драке предъявил свои полномочия на проведение переговоров о военном сотрудничестве с СССР, подписанные Э. Галифаксом, и высказался за их продолжение. "Советская миссия подчеркивает, – говорится далее в "Кратком отчете…", – что пропуск вооруженных сил СССР через территорию Польши и Румынии является военной аксиомой, и если французы и англичане превращают этот вопрос в большую проблему, требующую длительного изучения, то есть все основания сомневаться в их стремлении к действительному военному сотрудничеству с СССР. Вот почему ответственность за перерыв переговоров целиком падает на французскую и английскую сторону"61.

После обмена письмами между Гитлером и Сталиным 22 августа советская печать сообщила о предстоящем приезде Риббентропа. В тот же день Гитлер отменил визит Геринга в Англию. Глава французской военной делегации генерал Ж. Думенк 22 августа посетил К.Е. Ворошилова и информировал, что получил от своего правительства положительный ответ на "основной кардинальный вопрос" (т.е. о пропуске советских войск через территории Польши и Румынии в случае наступления германских армий) и полномочия подписать военную конвенцию. Однако, заявил Думенк, о позиции английского, польского и румынского правительств он сведений не имеет.

23 августа с прибытием Риббентропа в Москву начались переговоры о подписании договора о ненападении. С советской стороны их вели Сталин и Молотов. Текст подписанного в тот день договора и секретного протокола к нему известен.

Вынужденная сделка с разбойным гитлеровским режимом давала СССР определенные гарантии национальной безопасности и защиты западных границ, временный нейтралитет в надвигавшейся войне, но неизбежно породила негативные явления политического, идеологического и военного характера, нарушала действовавшие договоры СССР с Польшей, рядом других государств, включая Финляндию, которая, согласно секретному протоколу, относилась к сфере влияния Советского Союза 62.

Провал англо-франко-советских переговоров и заключение советско-германского пакта о ненападении имели далеко идущие последствия для советско-финских отношений. Включение Финляндии в сферу интересов СССР означало, что советское руководство со времени подписания секретного протокола располагало ультимативными средствами давления на Финляндию.

1 Цит. по: История второй мировой войны, 1939-1945. М., 1974. Т.2. С. 130.

2 Там же.

3 Documents diplomatiques francais, 1932-1939. 2 Serie (1936-1939). Т. XVII (25 junin – 12 aout 1939). Paris: Impede nationale, 1984. 922 р.; Т. XVIII (13 aout – 25 aout 1939). Paris, 1985. 644 р. (Далее: DDF); Документы внешней политики, 1939 год. М., 1992. Кн. первая 708 с.; Кн. вторая 687 с. (Далее: ДВП).

4 Цит. по: История дипломатии. М„ 1965. Т. 3. С. 770.

5 Документы и материалы кануна второй мировой войны, 1937-1939. М., 1981. Т. 2. С. 55 (Далее: Документы и материалы…).

6 Кимхе Д. Несостоявшаяся битва: Пер. с англ. М., 1971. С. 36

7 В марте 1939 г. правительство СССР поставило перед правительством Финляндии вопрос о передаче СССР в аренду на 30 лет островов в Финском заливе для обеспечения безопасности морских подступов к Ленинграду.

8 Документы и материалы… С. 72.

9 Подробнее см.: Панкрашоаа М„ Сиполс И. Почему не удалось предотвратить войну: Московские переговоры СССР, Англии и Франции 1939 г.: (Документальный обзор). М., 1970. С. 60-61.

10 Documents on German Foreign Policy. Serie D. Baden-Baden, 1956. Vol. VI. P. 681-682. (Далее: DGFP); Aster S. 1939: The Making of the Second World War. L., 1973. P. 239.

11 Speeches on International Policy by Lord Halifax. Oxford, 1940. P. 296.

12 Документы и материалы… 70-71.

13 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 059. Он. 1. Д. 2103. Л. 74-75. (Далее: АВП РФ).

14 Архив Президента Российской Федерации. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1028. Л. 124-127.

15 ДВП. Кн. первая. С. 474-475.

16 Документы и материалы… 133.

17 Там же. С. 389.

18 DGFP. Serie D. Vol. VI. P. 525.

19 Publik Record Office. FO 371/23069. P. 112, 115. (Далее: PRO).

20 Причины возникновения второй мировой войны. M., 1982. С. 226.

21 Панкратова М., Сиполс В. Указ. соч. С. 257.

22 Reed A., Fisher D. The Deadly Embrace: Hitler, Stalin and the Nazi-Soviet Pact, 1939-1941. L., 1988. P. 115.

23 PRO. FO 371/230726. P. 98-100.

24 ДВП. Кн. первая. С. 584. Запись сделана К. Ворошиловым на личном бланке 7 августа 1939 г. предположительно под диктовку И. Сталина.

25 PRO. FO 371/23072. P. 190-191.

26 Документы и материалы… С. 239-243.

27 British Documents of Foreign Affairs. The Soviet Union, 1917-1939. L., 1986. Vol. 16. P. 65.

28 PRO. FO 371/23071. P. 223-231.

29 Akten zur deutschen auswartigen Politik, 1918-1945. Serie D. Bd. 7. S. 22. (Далее: ADAP).

30 PRO. FO 371/23071. P. 211.

31 Ibid. P. 125.

32 Reed A., Fischer D. Op. eil. P. 145.

33 DDF. T. XVII. P. 388, 390.

34 DDF. T. XVIII. P. VII.

35 Ibid. P. 609.

36 Ibid. P. 594.

37 Ibid. P. 24.

38 Ibid. P. 127.

39 Ibid. P. 232.

40 Ibid. P. 44.

41 Ibid. P. 54.

42 Ibid. P. 121.

43 Ibid. P. 153, 196.

44 Ibid.

45 Ibid. P. 218-220.

46 Ibid. P. 489.

47 Montague Burton Memorial Lectures Leeds Univ. Leeds, 1973. P. 7.

48 Документы и материалы… 200.

49 ADAP. Serie D. Bd. 6. S. 447-449.

50 Langer W., Gleason S.E. The Challenge to Isolation, 1937-1940. N.Y., 1952. P. 76.

51 Wilson HЯ. A Career Diplomat. N.Y., 1960. P. 11.

52 Library of Congress. H.L. Ickes Papers. Box 162. H.lckes to R. Robins 5.VII.1939.

53 DGFP. Serie D. Vol. VI. P. 1088.

54 Ibid. Vol. VII. P. 5-6.

55 ADAP. Serie D. Bd. 6. S. 882.

56 Adelman D., Palmeri D. The Dynamics of Soviet Foreign Policy. N.Y., 1989. P. 81.

57 ДВП. Кн. первая. С. 583.

58 Там же.

59 Там же. С. 612.

60 Известия. 1939. 21 авг.

61 АВП. РФ. Ф. 06. Оп. 16 и П. 27. Д. 5. Л. 197.

62 Подробнее см.: 1939 год. Уроки истории. М., 1990.

ПЕРЕГОВОРЫ ОСЕНЬЮ 1939 года

© О. Маннинен, Н.И. Барышников

Советское руководство заблаговременно готовилось к вероятной "второй империалистической войне". Эта война, с одной стороны, таила угрозу существованию СССР, но, с другой – по мнению некоторых советских деятелей, могла привести к увеличению числа социалистических государств, в то время как крупные капиталистические страны ослабят и истощат друг друга во взаимном противоборстве.

На XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г. начальник Политуправления РККА Л.З. Мехлис заявил, что в случае развязывания против Советского Союза "второй империалистической войны" Красная Армия "перенесет военные действия на территорию противника, выполняя свою интернациональную задачу и увеличивая количество советских республик"1. В.М. Молотов, занявший пост народного комиссара иностранных дел, в мае 1939 г. говорил о "возможно большем расширении границ своего отечества" 2. Сведений о подобных намерениях Сталина нет, тем не менее можно констатировать, что осенью 1939 г. он, как минимум, стремился укрепить оборону Советского Союза и держаться возможно дальше от мирового военного конфликта. Заключенный 23 августа 1939 г. договор с Германией решительно изменил положение в Восточной Европе. Поначалу представлялось, что он будет способствовать стабилизации обстановки в балтийском регионе, поскольку недавние противники пришли к согласию. Но вскоре обнаружилось, что, напротив, давление на государства, находившиеся между двумя великими державами, стало возрастать.

Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу. Советский Союз 17 сентября предпринял боевые действия, объявив своей целью освобождение принадлежавших Польше территорий, которые ранее входили в состав России, были заселены украинцами и белорусами (Западная Украина и Западная Белоруссия) 3.

На финляндском направлении оборонительные приготовления Советского Союза начались в то же самое время, что и на других западных рубежах. Народный комиссар обороны Ворошилов и начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников 11 и 14 сентября распорядились об усилении войск на советской границе с Финляндией. На аэродромах приводились в боевую готовность военно-воздушные силы. Началось минирование Финского залива. 13 сентября Ворошилов обратился в экономический совет правительства СССР с предложением расширить работы по строительству укреплений на Карельском перешейке. Затем последовал приказ о создании Мурманской группы войск для обеспечения защиты Кольского полуострова 4.

Оснований рассматривать эти меры как подготовку войны против Финляндии, конечно же, нет. Они проводились в рамках подготовки к мобилизации на случай военных действий не только на финляндском направлении, но и на других участках советских границ. 4 сентября в оперативных указаниях военного совета Ленинградского военного округа командованию Краснознаменного Балтийского флота говорилось о допустимости в определенной ситуации боевых действий на Карельском перешейке, нарвском направлении и в Финском заливе, а также овладения о-вами Сейскари, Лавансаари и Большой Тютерсаари. При этом подчеркивалось, что намечаемые операции будут направлены против экспедиционных сил противника, который попытается использовать в агрессивных целях финляндскую и эстонскую территории. "При нейтралитете Финляндии, – отмечалось в данном документе, – захват этих островов осуществлять по особому указанию правительства". Одновременно предусматривалось "воспрепятствовать подвозу в порты Финляндии и Эстонии экспедиционных войск, оружия и снаряжения"5.

Естественно, мобилизационные мероприятия на территории Ленинградской области не могли быть оставлены без внимания в Финляндии. Финский посланник Ирье-Коскинен по указанию из Хельсинки обратился 11 сентября в наркомат иностранных дел СССР с запросом о причине этих военных приготовлений 6. Тремя днями ранее он сообщил в Хельсинки, что "возросли возможности осуществления в благоприятном направлении доверительных отношений между Финляндией и Советским Союзом"7.

В Финляндии в качестве ответной меры на советские военные приготовления был отдан приказ флоту и береговой обороне усилить внимание за соблюдением нейтралитета. Освобожденных в августе 1939 г. от несения воинской обязанности вновь призвали в армию. Часть так называемых войск прикрытия сосредоточили на Карельском перешейке. 23 сентября на службу были призваны резервисты пограничных частей. Но намерение председателя совета обороны маршала Маннергейма сосредоточить у границы все войска прикрытия тогда еще не получило поддержки 8.

В Москве с особым вниманием следили за признаками германской активности в отношении Финляндии, в том числе за проводившимися в то время работами по сооружению порта в Петсамо и поездками в Финляндию немецких офицеров. Полпред В.К. Деревянский связывал свои подозрения с визитом в Финляндию в июле 1939 г. начальника генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера. В своем отчете об этой поездке Гальдер отметил, что финские военные руководители являлись, "несомненно, сторонниками Германии", а финские политики, несмотря на попытки "вместе со шведами и норвежцами проводить независимый от великих держав курс", все же сохраняют "некоторые симпатии к Англии" и "пытаются также сблизиться с Германией". Приемом военных из других западных стран Финляндия хотела показать свой политический нейтрализм 9.

В Москве заключением советско-германского договора о ненападении хотели достичь гарантии безопасности СССР на северо-западном направлении. Дополнительный секретный протокол можно рассматривать доказательством стремления воспрепятствовать попыткам Германии ввести свои войска на территорию Балтии.

Советское руководство давало себе отчет, что за вторжением в Польшу может последовать также и нападение на СССР. Документы показывают, что оборонительные планы вооруженных сил предусматривали существующую опасность с северо-запада и акватории Балтийского моря и что противником будет Германия. 4 сентября военный совет Ленинградского военного округа поставил перед Балтийским флотом задачу "не допустить прохода линейных сил флота Германии в восточную часть Финского залива" 10. Настроения бдительности были характерны для нижестоящего армейского командования. Политрук Орешкин из 56-й стрелковой дивизии записал 25 августа в своем дневнике: "По отношению к противнику надо всегда находиться начеку"11.

Через Коминтерн из Москвы направлялась за рубеж информация сторонникам социалистической ориентации, согласно которой Советский Союз заключил договор с Германией в интересах сохранения мира и защиты, в частности, балтийских стран. Вопреки различию между фашистскими и демократическими капиталистическими государствами коммунисты призывали выступать против английского и французского империализма, а также мифа о "нейтралитете" стран-нейтралов 12.

В Финляндии не знали о секретном дополнительном протоколе договора Молотова – Риббентропа. Но уже в конце августа в Хельсинки из Соединенных Штатов поступили сведения о советско-германском разделе сфер интересов – американцам стало известно об этом от сотрудника германского посольства в Москве. В Финляндии данная информация рассматривалась, по-видимому, лишь как один из множества слухов, поскольку не указывался ее источник. Строились различные догадки. После нападения Германии на Польшу в Финляндии возникли предположения, что Советскому Союзу она, видимо, уступила по договору Финляндию. Советское полпредство располагало сведениями, что во всех кругах финского общества распространяются слухи, будто в Германии видели карту, где границы между СССР и Финляндией обозначены с учетом передачи ему территории вплоть до Вааса.

Леворадикальные интеллигенты, в частности Р. Палмгрен, осуждали заключение договора, поскольку оно осложнило антифашистскую работу. Другой оппозиционер А. Рикка при посещении советского полпредства заявил, что договор трудно понять, хотя критика его все же ослаблялась высказыванием многими рабочими такой мысли: "Если Сталин принял данное решение, то это значит, что так надо делать"13.

В рамках установленных договором сфер интересов Советский Союз в конце сентября приступил к созданию более благоприятных условий на случай военных действий в северной части бассейна Балтийского моря. Он предложил Эстонии, Латвии, Литве и Финляндии рассмотреть вопросы взаимной обороны. В заявлении 25 сентября 1939 г. представителям Германии, связанном с ликвидацией Польского государства, Сталин отмечал, что Советский Союз приступил к решению проблемы относительно балтийских государств в соответствии с дополнительным протоколом. Эстония, Латвия и Литва получили 24 сентября – 1 октября приглашение направить своих представителей в Москву для переговоров о заключении военных союзов о взаимопомощи, которые Советский Союз оформил 28 сентября с Эстонией, 5 октября с Латвией и 10 октября 1939 г. с Литвой. На их основе СССР смог разместить в этих странах сухопутные, морские и воздушные силы; и создать военные базы. В беседах принимал участие Сталин 14.

В начавшихся 24 сентября с Эстонией переговорах Советский Союз исходил прежде всего из угроз своей безопасности в северной части Балтийского моря. Утверждалось, что Англия стремилась получить у Швеции в этом районе военные базы, что там курсировали польские подводные лодки. Эта угроза, как констатировала Москва 27 сентября, вылилась в то, что неизвестная подводная лодка потопила в Нарвском заливе пароход "Металлист". Согласно же эстонским источникам, пароход видели на плаву после того, как было объявлено о его потоплении 15.

Тем временем советские вооруженные силы готовились к вступлению в Эстонию. Военный совет Ленинградского военного округа отдал приказ, на основании которого утром 29 сентября Балтийский флот должен был нанести удар по военно-морским базам Эстонии. Подводные лодки получили распоряжение занять боевые позиции в Финском заливе. Политотдел 56-й дивизии имел обращение, в котором трудящиеся Эстонии призывались к революции. С подписанием

28 сентября эстонской делегацией договора подготовка советских войск к боевым действиям приостановилась 16.

С представителями других балтийских стран договоры после угроз Молотова были оформлены быстро. По словам министра иностранных дел Латвии, Молотов сказал ему: "Не возвратитесь домой, пока не подпишите" 17. 18 октября первые части Красной Армии вступили на территорию прибалтийских стран.

5 октября Советский Союз предложил Финляндии, причисленной в дополнительном протоколе к сфере его интересов, чтобы она, как и прибалтийские государства, направила своих представителей для обсуждения конкретных политических вопросов. Финляндский посланник Ирье-Коскинен пытался узнать у Молотова, какие дела будут рассматриваться, но тот отказался от разъяснений, отметив лишь, что они обоюдоважные, поскольку в Европе идет мировая война. Советский Союз ожидал ответа не позднее утра 6 октября.

Реакция правительства Финляндии с самого начала свидетельствовала о том, что оно не намерено поддаваться угрозам и заключать невыгодный договор. В соответствии с принятым 6 октября решением армия мирного времени усиливалась резервистами с таким расчетом, чтобы можно было сосредоточить в приграничных районах в течение 8-18 октября в общей сложности пять бригад и три дивизии. Маннергейм пытался задержать отъезд делегации в Москву до выдвижения войск к границе 18.

Согласно имевшемуся в Финляндии в 30-е годы военному плану предусматривалась возможность наступления в глубь территории СССР, однако 5 и 9 октября войскам было дано указание готовиться лишь к обороне, хотя им надлежало также при необходимости овладеть прилегающим к узкой части Финляндии районом Реболы. По-видимому, сказывалось опасение, что советские войска могут осуществить операцию, которая позволит перерезать пополам Финляндию от Восточной Карелии до Ботнического залива 19.

Когда стало известно о сосредоточении новых советских соединений у финской границы, в Финляндии 12 октября началась всеобщая мобилизация. Под видом учений в течение 12-23 октября намечалось скомплектовать еще шесть дивизий. 17 октября секретным указом президента Маннергейм был назначен командующим вооруженными силами республики. Гражданское население начало эвакуироваться из городов в сельскую местность 20.

В Красной Армии, конечно, обратили внимание на активизацию вооруженных сил Финляндии. Над ее территорией были предприняты зарегистрированные 9 и 13 октября разведывательные полеты советских самолетов. 26 октября народный комиссар ВМФ Н.Г. Кузнецов отдал приказ осуществлять ежедневные разведывательные полеты над Финским заливом. Представители Финляндии в Москве по этому поводу указали на многочисленные случаи нарушений финского воздушного пространства. Финский самолет вел наблюдение в непосредственной близости от крепостных укреплений Кронштадта. Разведки двух стран действовали своими методами 21.

Для ведения переговоров в Москву направили государственного советника Паасикиви, авторитетного и опытного политика, который хорошо знал российские проблемы (он был в составе делегации Финляндии на тартуских мирных переговорах). Предварительно Паасикиви ознакомился с содержанием ряда секретных материалов о советско-финляндских отношениях, в том числе о переговорах Б.Н. Ярцева и Б.Е. Штейна в 1938-1939 гг. 7 октября Молотов пригласил финляндского посланника в Москве и жестко спросил, почему его правительство вовремя не ответило Советскому Союзу на предложение о приезде финской делегации для переговоров. Он напомнил, что идет мировая война и что с Латвией уже был заключен договор о взаимопомощи.

Советский Союз надеялся, что Финляндия поступит так же, как балтийские страны, направив в Москву своего министра иностранных дел. Эркко же 8 октября заявил советскому полпреду Деревянскому, упрекнувшему Финляндию за медлительность, что о заключении финским правительством договора, подобного тем, что подписаны с балтийскими странами, не может быть и речи 22.

Финские участники переговоров получили указание придерживаться уже имеющихся договоров, заявляя, что Финляндия направляет все силы на защиту нейтралитета и отвергает предложения, которые не согласуются с политической позицией и нейтралитетом Финляндии. Необходимо было отклонить возможный военный союз о взаимопомощи, предоставление военных баз и портов, а также перемещение границы. Резервировалась уступка в том, что внешние острова Финского залива, исключая Суурсаари, можно было в принципе передать Советскому Союзу. В качестве одной из альтернатив возмещения этой уступки имелось в виду предусмотреть присоединение к Финляндии восточной части п-ва Рыбачий. При обсуждении этого вопроса правительством Финляндии министр обороны Ниукканен предложил ограничиться согласием на размещение на о-ве Суурсаари наблюдательного поста. Общая линия сводилась к тому, что какие-либо уступки материковой части финской территории должны быть исключены. В Москву поступило, по-видимому, искаженное сообщение о закрытом заседании комиссии по иностранным делам парламента (10 октября), согласно которому министр иностранных дел Эркко якобы сказал: "Мы не сделаем никаких уступок Советскому Союзу, а будем сражаться, будь, что будет, поскольку Англия, Америка и Швеция обещали поддержать нас" 23.

После ликвидации Польши Гитлер в своем выступлении 6 октября открыто упомянул о разделе сфер интересов Германии и Советского Союза, а 9 октября статс-секретарь министерства иностранных дел Вайцзеккер явно дал понять финскому посланнику, что Финляндия входит в сферу интересов Советского Союза. Он сказал, что сфера интересов разграничена и что Германии неизвестно, какие требования Советский Союз предъявит Финляндии. Вайцзеккер хотел исключить любые разговоры о помощи со стороны Германии. Несмотря на это, Эркко, по словам начальника политического отдела министерства иностранных дел Пакаслахти, считал, что "Финляндия в какой-то мере может рассчитывать на поддержку дружественной Советскому Союзу Германии". Но в то же время разведывательные данные свидетельствовали, что советские войска концентрировались также у границ с Румынией и Турцией. Это создавало обстановку некоторой неопределенности 24.

Сталин, Молотов и Ворошилов получали разведывательную информацию о позиции Эркко. Документы указывают, что советское руководство относилось к "финляндскому вопросу" исключительно серьезно. Были подготовлены два альтернативных варианта переговоров. В зависимости от обстановки можно было использовать один из них.

Программой-минимум (ее представил 7 октября Молотову полпред в Хельсинки Деревянский) предусматривалось:

1. Финляндия уступает восточную часть Выборгской губернии по линии Местерярви-Калленярви-Пюхяярви-Коневец.

2. Финляндия уступает в Финском заливе о-ва: Лавансаари, Пиенинсаари, Сейскари.

3. Финляндия уступает западную часть п-ва Рыбачий.

4. Финляндия предоставляет Советскому Союзу право строить морскую и воздушную базы на Суурсаари и Ханко (район Лаппохья).

5. Финляндия обязуется не укреплять без согласия Советского Союза Аландские острова и предоставляет в этой связи Советскому Союзу право контроля направляемой периодически на острова особой военно-морской комиссией.

Программа-максимум включала в себя:

1. Финляндия уступает часть Выборгской губернии к востоку от линии Сяккиярви-Яяски-Париккала.

2. Финляндия уступает острова в Финском заливе, а кроме того, также Суурсаари, Руускери, Большой и Малый Тютярсаари.

3. Финляндия полностью уступает Петсамо.

4-5. Требования, касающиеся Ханко и Аландских островов остаются теми же, что и в программе-минимум.

Для обоснования необходимости передачи Петсамо Деревянский составил справку о значении Лапландской губернии, и особенно территории Петсамо. В Архиве внешней политики Российской Федерации сохранился также проект договора о взаимопомощи между Финляндией и Советским Союзом. Вместо территориальных уступок Финляндия должна была предоставить Советскому Союзу военные базы. Далее следовали варианты максимальных и минимальных предложений.

1. Договор касается прямой агрессии или угрозы агрессии крупных европейских держав со стороны Балтийского моря или Северного Ледовитого океана.

2. Советский Союз помогает армии и флоту Финляндии, продавая оружие и военные материалы по выгодной цене.

3-1. Финляндия предоставляет Советскому Союзу в аренду Ханко (включая район Лаппопохья) для военно-морской базы и отдельных аэродромов с правом размещения гарнизона сухопутных и воздушных сил, предельная численность которого должна быть согласована

3-2. Финляндия предоставляет Советскому Союзу в аренду Ханко (включая район Лаппопохья), Суурсаари и Рыбачие острова для военно-морской базы и отдельных аэродромов

с правом размещения гарнизона сухопутных и воздушных сил, предельная численность которых должна быть согласована.

4-1. Советский Союз получает право построить военно-морскую базу в Петсамском заливе и установить береговую артиллерию на финском побережье Баренцева моря, а также разместить сухопутные и воздушные силы в Лапландской губернии.

4-2. Финляндия передает в аренду Советскому Союзу Лавансаари, Пенисаари и Сейскари.

5-1. Финляндия передает в аренду Советскому Союзу острова в Финском заливе: Руускери,

Суурсаари, Малый и Большой Тютярсаари, Пенисаари, Сейскари. Советский Союз имеет право размещать на этих островах военно-морские базы и аэродромы, а также гарнизоны сухопутных и воздушных сил.

5-2. Советский Союз получает право размещать войска, строить склады и иметь аэродромы на Карельском перешейке южнее: линии Местерярви-Каннельярви-Пюхяярви-Коневец. Места расположения и численность войск согласуются особо.

6. Советский Союз получает право размещать войска, строить склады и иметь аэродромы в Выборгской губернии в восточной части от ее границы по линии Сякиярви-Нурми-Яаски-Париккала. На этой прибрежной территории Советский Союз имеет право на военно-морские базы и аэродромы.

7. Места дислокации и численность войск определяются особым согласованием.

8. Финляндия не имеет права без согласия Советского Союза укреплять Аландские острова и разрешает советской контрольной комиссии посещать острова по усмотрению СССР.

9. Страны не заключают никаких договоров и не присоединяются к союзам, которые направлены против другой договаривающейся стороны.

Подготовленный проект по форме повторял договоры, заключенные со странами Прибалтики, а составителями его являлись начальник правового отдела наркомата иностранных дел Куроптев и начальник отдела прибалтийских стран Васюков, т.е. те же самые лица, что и при переговорах с Эстонией, Латвией и Литвой 25.

В Финляндии также тщательно готовились к переговорам. Инструкции для делегации обсуждались на заседании государственного совета и были утверждены президентом республики Каллио 9 октября. В основу тактики начального этапа переговоров было положено предложение, высказанное Эркко на заседании государственного совета: "Правительство Финляндии не будет давать сразу ответа на предложение Советского Союза, а направляет своих представителей для обсуждения выдвинутых положений". Делегация должна была, безусловно, отвергнуть возможные предложения о создании на континентальной части Финляндии советских военно-морских баз и о переносе границы на Карельском перешейке, а также не вступать в обсуждение вопроса об о-ве Суурсаари и о заключении договора о взаимопомощи между обоими государствами, поскольку "это находится в противоречии с политикой нейтралитета Финляндии". Переговоры можно было вести только об о-вах Сейскари, Лавансаари и Тютярсаари. Предусматривалось, что потребуется согласие парламента и что указанные острова следует обменять на часть советской территории в Карелии (районы Реболы и Поросозеро), а также п-ова Рыбачий 26.

Таким образом, отправные положения советской и финляндской делегаций являлись почти полностью противоположными. Предпосылки к достижению взаимопонимания были с самого начала слабые.

В ходе начавшихся в Москве переговоров 12 октября Молотов предложил, чтобы между Финляндией и Советским Союзом был заключен такой же договор, что и с прибалтийскими странами. Однако конкретные его положения решили не обсуждать, поскольку представители Финляндии отказались от этого, руководствуясь заранее данными указаниями. Затем Молотов избрал для обсуждения вопросы, связанные с арендой территории, но финская сторона их отклонила.

В представленной затем 14 октября Финляндии памятной записке Советский Союз остановился на программе-минимум. В ней в качестве требования для обеспечения безопасности Ленинграда предусматривалась передача СССР Финляндией внешних островов в Финском заливе (включая Суурсаари), части Карельского перешейка к югу от линии между Липола и поселком Койвисто, соседней с Петсамо западной части п-ва Рыбачий, а также предоставление в аренду для морской базы якорной стоянки Лаппопохья. В качестве компенсации Финляндия получала обширную территорию в Восточной Карелии. Укрепления в новой пограничной зоне предлагалось уничтожить с обеих сторон. Позиция относительно Аландских островов излагалась в позитивной форме: Финляндия получала возможность укреплять острова при условии, если бы делала это самостоятельно.

Потребность в базе Ханко обосновывалась тем, что Советский Союз, обладая ею и получив базу в Эстонии напротив Ханко, мог огнем береговых батарей перекрыть Финский залив. Численность гарнизона определялась в 5 тыс. человек. Со стороны Карельского перешейка Советский Союз хотел отодвинуть границу от Ленинграда максимально на 80 км. В то время Ленинград находился в 32 км от финляндской границы, поэтому и Молотов и Сталин допускали, что Финляндия могла приобрести для себя такие орудия, которые своим огнем могли перекрывать расстояние в 32 км (они уже имелись).

Финны с помощью военных специалистов пытались доказать, что со стороны Финляндии опасности для территории Советского Союза нет. Русские отвечали, что, по мнению их собственных специалистов, выдвигавшиеся требования были минимальными. Советское правительство не верило стремлению и возможности правительства Финляндии воспрепятствовать агрессии, направленной против СССР. Молотов пояснял так: "Мы не боимся нападения со стороны Финляндии. Но приходится опасаться провокаций со стороны третьей державы". На выраженное финнами удивление относительно угроз "третьей державы" Сталин указывал, что теперь, конечно, они исходят не со стороны Англии или Германии, но надо принимать во внимание наихудшие перспективы, "с Германией у нас теперь хорошие отношения, но все в этом мире может измениться". С окончанием войны между Германией и Англией флот победителя может подойти к Финскому заливу. На Балтийском море наибольшую угрозу будет все же представлять Германия, которая теперь связана войной на Западе. Как видно, подозрения по отношению к Германии оставались в Советском Союзе, несмотря на наличие договора о ненападении, и у высшего руководства, и в войсках.

Иными словами, договор о базах Сталин готовил, имея в виду расширение масштабов мировой войны. Разграничение сферы интересов представлялось выгодным с точки зрения упрочения обороны. Сталин ссылался вместе с тем в ходе переговоров на то, что Гитлер выдвинул восточную границу Германии на 300 км на восток 27.

Располагая конкретными предложениями Советского Союза, финляндская делегация отправилась 14 октября в Хельсинки за получением указаний для ведения дальнейших переговоров, пообещав возвратиться приблизительно через неделю. Это явилось для Советского Союза дополнительным свидетельством негативного отношения к нему Финляндии. Ведь договор о взаимопомощи предполагалось заключить с такой же быстротой, как это было и с другими странами Прибалтики. Начальник отдела прибалтийских стран наркомата иностранных дел исходил в своем донесении из того, что Финляндия затягивала время, чтобы запросить совета у Англии и других стран.

На основе информации Паасикиви дело с переговорами рассматривалось затем в течение четырех дней в государственном совете Финляндии. Руководящие политические деятели однозначно считали территориальные требования Советского Союза неприемлемыми. Считалось достаточным уже то, что Финляндия обещала защищать свою территорию от любой агрессии, будет ли она исходить от Советского Союза, от Германии или от западных держав. Вместе с тем была проявлена готовность к уступке островов в Финском заливе. По-видимому, это относилось также и к о-ву Суурсаари, хотя по Тартускому мирному договору он обрел статус демилитаризованного острова. Согласно предложению СССР, линия границы на Карельском перешейке оказалась бы проходящей вблизи финских укреплений, которые позднее получили наименование линии Маннергейма, а это означало, что она оказалась бы открытой для агрессора. К небольшим же территориальным уступкам все были готовы. Передача Ханко для морской базы, как считалось, ставила фактически торговые связи Финляндии под контроль Советского Союза. Было также опасение, что создание там базы окажется лишь первым шагом к превращению всей страны в часть Советского Союза. В вопросе о тактике ведения переговоров у финского руководства имелись, однако, различия. Одни не хотели продвинуться даже на дюйм уступок, другие же стремились на основе уступок достигнуть компромисса.

По мнению представителей твердой линии (в их числе министр иностранных дел Эркко и министр обороны Ниукканен), СССР не доведет дело своими требованиями до войны. Советское государство не раз заявляло, что не нуждается в чужой территории и что каждый народ имеет право на самоопределение. Советский Союз не начинал еще ни одной войны.

Паасикиви и Маннергейм занимали позицию, предусматривавшую достижение договоренности. Рекомендации Паасикиви основывались на сложившейся у него в царское время соглашательской традиции – необходимо считаться с политикой силы и взглядами великой державы по вопросам безопасности. По мнению Паасикиви, передача Ханко привела бы к изменению нейтрального положения Финляндии и нарушила связи с северными странами. Маннергейм исходил из того что Финляндии надо было уступить, поскольку требовалось время, чтобы поправить положение с недостающими военными материалами. В той обстановке Финляндия, по его мнению, не была способна к обороне. Министр Таннер сначала стоял на позиции Паасикиви и Маннергейма, стремившихся к компромиссу, но затем от них заметно удалился 28.

Рекомендации, исходившие из-за рубежа, усиливали несговорчивость финнов. Президент Соединенных Штатов направил Сталину телеграмму, из которой следовало, что американцы не одобрили бы, если Финляндии станут угрожать войной. Главы государств и министры иностранных дел северных стран, собравшиеся 18 октября в Стокгольме, продемонстрировали солидарность с Финляндией. Но каких-либо конкретных обещаний о помощи Финляндия не получила 29.

Поступала информация, что в Швеции парламентские партии проявляли явную пассивность в области внешней политики, что получило негативную оценку в Финляндии. Финское правительство все же верило, что Швеция поддержит Финляндию в военном отношении (как в действительности затем и произошло). Министр иностранных дел Эркко, возвратился из Стокгольма с верой в помощь северных стран, а министр К.-А. Фагерхольм, побывав в Стокгольме, разъяснил, что осторожная позиция шведского правительства лишает финнов смелости на переговорах, но "если же мы окажемся в войне, то в Швеции поднимется такая буря, что помощь придет, когда мы попросим об этом прямо и открыто"30. Полпред Советского Союза в Стокгольме Коллонтай выразила сожаление относительно складывавшейся обстановки. Она считала, что в Москве недостаточно знают скандинавские дела, и еще 17 октября просила, разговаривая с Молотовым, предоставить ей возможность побывать в Москве. Премьер-министр Швеции Ханссон выразил опасение, что конфликт между Финляндией и Советским Союзом может перенести мировую войну на север 31.

Надежды финнов на интенсивную помощь западных стран являлись беспочвенными. Правительство Швеции вообще было неспособно; достигнуть единства в вопросе поддержки Финляндии. Соединенные; Штаты Америки не хотели вмешиваться в европейские дела, а также поставлять оружие в зону войны. Франция и Англия находились далеко от Финляндии и были привязаны к германскому фронту.

Руководящие деятели Англии в то время считали, что, оказавшись в войне, Финляндия подвергнется в любом случае разгрому и что сама "торговля" на переговорах расшатывала ее оборонительные возможности и волю к защите. Лучшей альтернативой для нее являлась, таким образом, непоколебимая надежда на то, что Советский Союз не предпримет агрессивных действий, не рискуя оказаться в мировой войне в весьма неопределенной обстановке 32.

Продолжались попытки финнов выяснить позицию Германии. Поступавшая информация была противоречивой. В конце октября Г. Геринг, у которого имелись связи с северными странами, дал совет, чтобы Финляндия проявляла твердость по отношению к требованиям, касающимся Западной Финляндии. Однако 5 ноября Эркко получил от Геринга новый совет – передать Советскому Союзу военно-морскую базу, иначе СССР, возможно, может начать войну. Германия в таком положении не смогла бы поддержать Финляндию 33.

На переговорах в Москве 23-25 октября и 2-4 ноября вместе с Паасикиви принимал участие министр финансов социал-демократ Таннер. Поскольку Паасикиви ранее был председателем коалиционной партии, делегация представляла собой политически довольно широкий спектр сил, хотя ее члены отбирались на профессиональной основе. Таннер хорошо был осведомлен о переговорах с участием Ярцева и Штейна. В Хельсинки ходили слухи, что он знал Сталина еще до революции и даже давал ему в то время взаймы деньги. Во всяком случае, Таннер и Сталин встречались в ноябре 1917 г. на съезде социал-демократической партии Финляндии. По указанию Эркко делегация придерживалась твердой линии, поскольку, по его мнению, "Советский Союз темнит". Не будучи уверенным в твердости занимаемой Паасикиви позиции, он рассчитывал на решительность, присущую Таннеру 34.

Полученные финской делегацией инструкции давали полномочия лишь на ограниченные уступки. На государственном совете была выражена готовность переместить границу на Карельском перешейке (о линии Инно, Ваммелйоки, Линтуланйоки и Линтула, чтобы финны не могли угрожать Ленинграду артиллерией. Безоговорочно следовало сказаться от предоставления Советскому Союзу в аренду Ханко. Считалось возможной лишь уступка четырех островов в Финском заливе (исключая Суурсаари) с территориальной компенсацией 35.

Соображения финского правительства не удовлетворили советских представителей. К тому времени готовившееся Советским Союзом военное решение уже обретало конкретные формы. После того как, согласно заключенным договорам о взаимопомощи с СССР, гарнизоны военных баз прибыли в Литву, Латвию и Эстонию, шесть дивизий группировки Красной Армии, находившейся у границ с этими странами, стали сосредоточиваться к северу от Ленинграда и в Восточной Карелии. Разрабатывались оперативные планы и приказы о взаимодействии войск при выдвижении их в Финляндии 36. Командующий Балтийским флотом В.Ф. Трибуц приказал 26 октября командиру бригады подводных лодок выйти на боевые позиции. С их прибытием, говорилось в приказе, "Советский Союз будет рассматривать себя находящимся в состоянии войны с Финляндией" 37. Однако окончательного решения о начале военных действий в октябре принято не было. Существовала еще надежда достичь договоренность с финляндским правительством.

Чтобы содействовать принятию решения, Сталин умерил требования. Он был готов к тому, чтобы сместить границу на Карельском перешейке к востоку от Койвисто, приблизив ее на 10-20 км к Ленинграду, но не делал это в форме ультиматума. Обращаясь к члену финской делегации полковнику А. Паасонену, он говорил: "Мы нe требуем и берем, а предлагаем". Конкретно вопрос заключался в том, чтобы для обеспечения безопасности Ленинграда отодвинуть границу к северо-западу. "Поскольку Ленинград нельзя переместить, – говорил Сталин, – мы просим, чтобы граница проходила на расстоянии 70 километров от Ленинграда… Мы просим 2 700 кв. км и предлагаем взамен более 5 500 кв. км"38.

Тон с советской стороны изменился затем на угрожающий. Молотов спросил, в частности, не хотят ли финны довести дело до конфликта. Впечатление у Паасикиви было таким: "Во время этого обсуждения в конкретной и жесткой форме проявились великодержавный менталитет и позиция, при которой не принимали во внимание интересы малых государств и делали, что хотели" 39. Атмосфера переговоров ухудшилась и компромисса не получилось.

В то время как финская делегация вновь с 26 по 31 октября находилась в Хельсинки в ожидании инструкций, правительство решил«запросить мнение парламентских кругов. В ходе обсуждения теперь участвовали председатель парламента и руководители фракций. Председатель парламента В. Хаккила (социал-демократ) занял позиции поддержки генеральной линии внешнеполитического руководства: не делать уступок в отношении Ханко, небольшие острова Финского залива можно бы было уступить, на перешейке границу допустимо ото двинуть, принимая при этом во внимание стратегические соображения. Среди парламентариев были и такие, кто требовал вообще не устраивать торга: территорию Финляндии нельзя отдавать. Паасикиви в эти дни советовал премьер-министру Каяндеру предложить СССР для создания морской базы вместо Ханко о-ов Юуссарё. Этот вопрос однако, не стал предметом обсуждения в правительстве, поскольку в деле о базе оно не было намерено менять свою позицию. Новые инструкции правительства содержали, тем не менее, уступки. Маннергейм считал, что полученных в данном случае полномочий достаточно для переговоров 40.

Позиция парламентских кругов стала опорой для правительства, Народ ее поддерживал. Вице-председатель парламента Э. Линкомиес позднее высказывал в своих воспоминаниях мысль о том, что в 1939 г, правительство при желании могло склонить парламент и финский народ к принятию советских условий 41.

Советское руководство посчитало, что в сложившейся ситуации следует придать гласности существо позиций обеих стран на nepeговорах. Для этого Молотов использовал свое выступление 31 октября на сессии Верховного совета СССР. В Финляндии его речь была истолкована как угроза. Вместе с тем Молотов опроверг слухи, согласно которым Советский Союз требовал также Выборг и территорию северной части Приладожья. И все же, несмотря на "опровержение слухов", затем выяснилось, что эти требования вообще-то не снимались 42.

Перед третьим этапом переговоров Молотов был настроен на то, чтобы сломить сопротивление финнов силой оружия. Полпреду в Стокгольме Коллонтай, которая приезжала в Москву, он разъяснил (согласно дневнику Коллонтай): "Нам ничего другого не остается, как заставить их понять свою ошибку и заставить принять наши предложения, которые они упрямо, безрассудно отвергают при мирных переговорах. Наши войска через три дня будут в Хельсинки, и там упрямые финны вынуждены будут подписать договор, который они отвергают в Москве… Пока переговоры не прерваны. На днях ждут возвращения делегации финнов в Москву с ответом самого финляндского правительства на новые наши уступки им. Но дальше мы не пойдем"43.

В ходе переговоров в Москве 3-4 ноября как Советский Союз, так и Финляндия делали некоторые уступки, но в целом наиболее существенные позиции оставались прежними. Переговоры застопорились. К ним уже примешивались ясные признаки возможного применения военной силы. Угроза такого характера содержалась в заявлении Болотова 3 ноября: "Мы, гражданские люди, не видим возможности дальше продвигать дело: теперь очередь военных сказать свое слово". Правда" 3 ноября писала: "Мы обеспечим безопасность СССР, не глядя ни на что, ломая все и всякие препятствия на пути к цели"44.

7 ноября Маннергейм сообщил Каллио о исходящих от Геринга советах проявить сдержанность, но президент решил оставить в силе указания, данные делегации в Москве 45. Последним требованием Советского Союза оставалось выдвинутое им 9 ноября предложение, согласно которому в дополнение к ранее сделанным Финляндией уступкам предусматривалось ее согласие на создание морской базы у хода в Финский залив и перенос границы на перешейке (с включением укрепленного района Инно), а также на передачу о-ва Суурсаари.

Камнем преткновения явилось нежелание финнов уступать п-ов Ханко (или альтернативно какие-либо близлежащие к нему острова). Сталин говорил 4 ноября об использовании небольших о-ов Хермансё, Коё, Хестё-Бусё и Лаппопохья как якорных стоянок. Требуемый Советским Союзом перенос границы на Карельском перешейке (даже при условии небольших уступок), по мнению финнов, наносил ущерб оборонительным возможностям Финляндии. Тем не менее они изъявили готовность передать о-ов Суурсаари и район Инно, где в 1918 г. были ликвидированы укрепления. По вопросу о базе в устье Финского залива, который советское руководство считало центральным, решения достигнуть не удалось, и переговоры зашли в тупик 46.

9 ноября финская делегация получила распоряжение возвратиться домой. На пресс-конференции в Хельсинки 12 ноября Эркко заявил, что члены лишены полномочий на продолжение переговоров, поскольку них "имеются другие важные дела"47. Когда 13 ноября финские участники переговоров вернулись из Москвы, вопрос о том, в какой форме их можно возобновить, был неясен. Финны, уезжая, выразили письменном виде свою надежду на продолжение переговоров. Значение их прощального заявления усиливает то, что Молотов направил об этом информацию "пятерке" – руководящей внешнеполитическими делами группе лиц, куда наряду с ним входили Сталин, Ворошилов, Каганович и Микоян 48.

Финская делегация считала, что Сталин стремился найти путь к компромиссу с Финляндией. Паасикиви позднее допускал, что территориальный вопрос можно было урегулировать за счет уступки Финляндией СССР части Карельского перешейка 49.

Возвратившись в Хельсинки, Паасикиви представил оценочное заключение, согласно которому главное требование Советского Союза водилось к получению базы у выхода из Финского залива. Вопросу обеспечения безопасности Ленинграда, по мнению Паасикиви, уделялось Москвой важное, но не первостепенное внимание. Намерение русских, считал он, заключалось в том, чтобы полностью снять угрозу Советскому Союзу в восточной части Балтийского моря, поставив Финляндию в зависимое положение, так же как это произошло с Эстонией, Латвией и Литвой.

Изучение вопроса позволяет установить различие позиций министра иностранных дел Эркко и посла Паасикиви. Последний даже назвал зимнюю войну "войной Эркко". Эркко и Паасикиви расходились в тактике переговоров. Паасикиви верил, что Сталин мог и дальше проявить готовность к компромиссам, и хотел уступить Советскому Союзу в качестве базы о-ов Юссарё (Маннергейм предлагал о-ов Ёрё). Эркко же не отходил ни на дюйм в отношении устья Финского залива 50.

Существует предположение, что Сталин намеревался с помощью требуемых у Балтии и Финляндии баз отодвинуть границы Советского Союза до линии границ России 1914 г. или Петра Великого. Известно, что советское государство лелеяло идею о распространении мировой революции и что действия Сталина в 1939 г. также нацеливались на получение желаемых позиций для продвижения как можно дальше на запад, когда мировая война истощит крупные европейские державы. Следует, однако, отметить, что условий для осуществления таких замыслов в октябре 1939 г. еще не было.

Замыслы Сталина видны из того, что произошло с Финляндией после переговоров. В 1940 г. в условиях увеличения войск на военных базах в Прибалтике там был установлен новый государственный строй и Литва, Латвия и Эстония присоединены к Советскому Союзу в такой форме, которая могла быть использована и в Финляндии. Создание финского народного правительства, или так называемого правительства Куусинена в декабре 1939 г. являлось показателем поиска такого решения. Во всяком случае планы правительства Куусинена в организации управления на территории Финляндии соответствовали тому, что было осуществлено в Прибалтике летом 1940 г.51 Таким образом ясно, чего именно хотел достигнуть Сталин осенью 1939 г. в Финляндии, и не только военным путем. Он ничего не имел против того, чтобы ее возглавило доброжелательное Советскому Союзу правительство, осуществляющее переход к социалистической системе на народно-демократической основе, как это произошло в восточной части Центральной Европы после окончания второй мировой войны.

В течение осени 1939 г. решения Сталина, естественно, зависели от развития обстановки в мире. Можно считать, что уже после разгрома Польши Сталин так или иначе решил создать сеть баз у входа в Финский залив. Многие его компромиссные предложения показывают, что он длительное время стремился избежать войны. К решению применить оружие его привела не только неуступчивость Финляндии. Повлияло также изменение международного положения 52.

1 XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). М., 1939. С. 273.

2 Чуев Ф. Сто сорок бесед с Молотовым. М., 1991. С. 14.

3 Семиряга М.М. Тайны сталинской дипломатии, 1939-1941. М., 1992. С. 31-346, 82-99.

4 Manninen O. Neuvostoliiton operatiiviset suunnitelmat Suomen suunnalla, 1939-1941. Yyvaskyla, 1993. S. 87-88; Российский государственный военный архив. Ф. 87977.; On. 1. Д. 232. Л. 1-4, 14-15. (Далее: РГВА).

5 Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. I Д. 448. Л. 19-27, 31-32. (Далее: РГАВМФ); Барышников В.Н. От прохладного мира (i к зимней войне: Восточная политика Финляндии в 1930-е годы. СПб., 1997. С. 222.

6 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1240. Л. 3.

7 Vihavainen Т. Leningradin turvaaminen stalinismin nakokulmasta // Kanava. 1989. № 6. S. 350.

8 Talvisodan historia. Porvoo etc., 1978. Osa I. S. 93, 96-99.

9 Bundesarchiv-Militararchiv (St. Freiburg). N 220/19. Schlussurteil von Halder: Finnland. Bl. 1; Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 0135. Оп. 22. Д. 7. Л. 8-9, 12-14. (Далее: АВП РФ).

10 РГАВМФ. Ф. 92. Оп. 2. Д. 448. Л. 32.

11 Sota-arkisto. Т. 21770/3. Дневник политрука Орешкина. 25.8.1939.

12 Коминтерн и вторая мировая война. М., 1994. Т. 1. С. 88-89, 165.

13 Valtionarkisto. J.K. Paasikiven kokoelma. Paasikiven muistiinpanot 23-31.8.1939; АВП РФ. Ф. 06. On. 1. Д. 184. Л. 40, 54, 57-58.

14 Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa. 7.: S. 278.

15 Myllyniemi S. Baltian kriisi, 1938-1941. Keuruu, 1977. S. 60-66; Makela J.L. Salaista palapelia. Porvoo, 1965. S. 122-123.

16 РГАВМФ. Ф. p-92. On. 2. Д. 448. Л. 36; РГВА. Ф. 25888. Оп. И. Д. 17. Л. 154; Дневник политрука Орешкина. 28-30.9.1939.

17 РГВА. Ф. 25888. On. 11. Д. 16. Л. 322; Центральный государственный архив историко-партийных документов в Санкт-Петербурге. Ф. 24. Оп. 12. Д. 2. Л. 2; Чуев Ф. Указ. соч. С. 15-16

18 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 3. Л. 89-90; Kansallisarkisto. Paasikiven pvk., 7.10.1989. (Далее: KA); Talvisodan historia. Osa 1. S. 104-105, 115.

19 Talvisodan historia. Osa 1. S. 98, 104; KA. Paasikiven pvk., 18.11.1939.

20 Talvisodan historia. Osa 1. S. 104-106, 146-147.

21 АВП РФ. Ф. 06. On. 1. Д. 187. Л. 13; РГВА. Ф. 25888. Оп. П. Д. 17. Л. 120, 125; КА. Paasikiven pvk., 23.10.1939.

22 КА. Paasikiven pvk., 5-8.10.1939; АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 3. Л. 91-92.

23 КА. Paasikiven pvk., 9-10.10.1939; РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1240. Л. 3.

24 Peltovuori R.O. Saksa ja Suomen talvisota. Keuruu, 1975. S. 48-49; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Porvoo; Hels., 1970. S. 158; KA. K. Kallion kokoelma. Ilmoitukset, 8.10.1939.

25 АВП РФ. Ф. 0135. On. 24. Д. 7. Л. 76-78, 88-92; Ф. 06. On. 1. Д. 194. Л. 8-13; Оп. 2. Д. 318. Л. 3-4.

26 Ulkoasiainministerion arkisto. Ca 8. YKP: n pvk, 12-14.10.1939. (Далее: UM).

27 KA. Paasikiven pvk, 12-14.10.1939; Зимняя война. Документы о советско-финляндских отношениях 1939-1940 гг. // Междунар. жизнь. 1989. № 8. С. 62-63; АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 191. Л. 1-2.

28 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 195. Л. 140; KA. Paasikiven pvk, 14-23.10.1939.

29 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 3. Л. 100-102; Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 280.

30 Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 280.

31 Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Дневник A.M. Коллонтай. 17.10.1939. (Далее: РЦХИДНИ).

32 Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 281.

33 Peltovuori R.O. Op. cit. S. 51-52.

34 Pakaslahti A, Op. cit. S. 163; Tanner V. Kahden maailmansodan valilla. Hels., 1966. S. 248.

35 UM. Ca 8. Valtioneuvoston salaiset poytakirjat esittelysta № 43/564.

36 РГВА. Ф. 34980. On. 14. Д. 38. Л. 7-12.

37 РГАВМФ. Ф. P-92. On. 2. Д. 497. Л. 12.

38 Pakaslahti A. Op. cit. S. 135; Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941. Porvoo, 1958. S. 46; АВП РФ. Ф. 06. On. 1. П. 18. Д. 191. Л. 13.

39 KA. Paasikiven pvk, 23.10.1939.

40 Ibid. 26-31.10.1939.

41 Linkomies E. Vaikea aika. Hels. 1970. S. 186.

42 Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 281.

43 Коллонтай А. "Семь ветров" зимой 1939 года // Междунар. жизнь. 1989. № 12. С. 200-201.

44 Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa. S. 281, 284; KA. Paasikiven pvk, 3-4.11.1939.

45 KA. K. Kallion kokoelma. Muistokirja. 7.11.1939.

46 KA. Paasikiven pvk, 4-9.11.1939.

47 KA. Helsingin Sanomat. 13.11.1939.

48 АВП РФ. Ф. 06. On. 1. Д. 194. Л. 86.

49 Paasikivi J.K. Toimintani Moskovassa ja Suomessa, 1939-1941. Juva, 1979. S. 92-93.

50 KA. Paasikiven pvk, 16-22.11.1939.

51 Manninen O. Kansanrintamalla kansandemokratiaan // Historiallinen Aikakauskirja. 1939. S. 212-216.

52 РЦХИДНИ. Ф. 17. On. 165. Д. 77. Речь И.В. Сталина 17 апреля 1940 г. на совещании в ЦК ВКП(б).

В КАНУН ЗИМНЕЙ ВОЙНЫ

© Н.И. Барышников, О. Маннинен

Со второй половины октября 1939 г. становилось все более очевидным, что советско-финляндские переговоры заходят в тупик и вряд ли будет достигнута договоренность по внесенным советской стороной предложениям. И.В. Сталин и В.М. Молотов начали склоняться к тому, что остается крайнее средство – прибегнуть к силе оружия. Ленинградский военный округ, Северный и Балтийский флоты получили указания о переходе на повышенную боевую готовность. 29 октября военный совет Ленинградского округа представил наркому обороны К.Е. Ворошилову "План операции по разгрому сухопутных и морских сил финской армии"1.

Этот план был одобрен генеральным штабом и утвержден Ворошиловым, хотя замысел его не являлся бесспорным. Им предусматривались наступление советских войск на пяти операционных направлениях одновременно, что распыляло силы. Нереальным являлся и расчет на возможность эффективного использования крупных соединений, танковых частей и тяжелой артиллерии при отсутствии широкой сети дорог и трудной проходимости местности. Имевшиеся же в округе войска были явно недостаточны для ведения наступления на весьма широком фронте (последовал приказ о выдвижении с 5 ноября четырех новых дивизий на границу с Финляндией).

Для подготовки операции военно-морского флота оставалось еще меньше времени. Нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов только 3 ноября направил директиву военному совету Балтийского флота, в которой требовалось "быть в полной боевой готовности" к осуществлению наступательных операций против Финляндии. Имелось в виду блокировать побережье Финляндии, уничтожить крупные финские военные корабли и захватить ряд островов в Финском заливе. В штабе Балтийского флота составление плана боевых действий заняло около 20 дней 2. После уточнений и поправок, Н.Г. Кузнецов подписал его 22 ноября. На следующий день военный совет КБФ поставил конкретные боевые задачи частям флота 3. До начала войны оставалось семь дней.

Но и эти оперативные планы остались бы в стадии разработки, если бы на последнем этапе советско-финляндских переговоров в Москве 9 ноября удалось достигнуть компромиссных решений. Изменение позиции со стороны финского правительства могло приостановить процесс подготовки военных действий с Финляндией. 1 ноября Сталин совещался в Кремле с узким кругом военного руководства (К.Е. Ворошилов, Н.Г. Кузнецов, И.В. Смородинов) при участии командования ЛВО и КБФ (К.А. Мерецков, В.Ф. Трибуц, H.H. Вашугин). Через день он провел продолжительное, более чем четырехчасовое заседание Политбюро с участием руководства наркомата обороны, генштаба и главного политического управления 4. Отсутствие документов о ходе этого заседания не позволяет раскрыть существа рассматривавшихся вопросов, но можно предположить, что и тогда еще были надежды на достижение договоренности с Финляндией, поскольку медлилось с отдачей последних распоряжений о выдвижении войск на исходные позиции. К тому же шел процесс перемещения соединений и частей Красной Армии в; Заполярье, Карелию и на Карельский перешеек из других военных округов, а также создания новых формирований армии и флота. Требовалось, в частности, развернуть Ладожскую военную флотилию. Об этом раньше вообще не думали, поскольку финляндскому направлению придавалось второстепенное значение 5 и отсутствовали необходимые боевые суда.

Решение самой проблемы сосредоточения и развертывания боевых сил армии и флота в пограничных с Финляндией районах оказалось крайне затруднительным. Перемещение воинских частей в условиях бездорожья изматывало военнослужащих, снижало боеспособность войск. К тому же на большие переходы и перевозки войск затрачивалось значительное время. По подсчетам финского историка М. Арниса, многим частям Красной Армии для того, чтобы достигнуть границы с Финляндией, пришлось преодолеть только железнодорожным путем в среднем более 1500 км 6. Что касается развертывания Ладожской военной флотилии, которая должна была сыграть важную роль при взаимодействии с войсками 7-й и 8-й армий у западного и восточного побережья озера, то эта задача оказалась невыполнимой. Нева покрывалась льдом, и с Финского залива в Ладожское озеро смогла пройти лишь одна канонерская лодка 7.

На проходившем 14 ноября в Ленинграде заседании большой группы военачальников A.A. Жданов выступил с резкой критикой в связи с отсутствием необходимых сведений о военных планах Финляндии и планированием операции советских войск без их учета. Командующий КБФ В.Ф. Трибуц получил распоряжение выехать в Москву, где 16 ноября Сталин, Ворошилов, Кузнецов, Мерецков и Вашугин, судя по всему, обсуждали конкретные вопросы предстоявших боевых действий. Вообще в течение 15-22, а затем 25-30 ноября Сталин ежедневно вместе с Ворошиловым проводил продолжительные совещания с представителями высшего военного командования и наркомата оборонной промышленности. В их числе были Б.М. Шапошников, Г.И. Кулик, Г.К. Жуков, С.К. Тимошенко, Л.З. Мехлис, И.В. Смородинов, А.П. Локтионов, Б.Л. Ванников, В.А. Малышев, И.Ф. Тевосян и др.8

15 ноября перед военным советом ЛВО была поставлена задача завершить к 20 ноября сосредоточение войск 9. По существу за неделю требовалось завершить выход войск в районы сосредоточения и выполнить огромный объем работы по подготовке их к наступлению. Между тем генштаб не имел в это время даже подробных топографических карт местности, где должны были осуществляться боевые операции. Впоследствии не хватало и работников для составления карт военных действий, и для этого привлекли слушателей Академии генерального штаба 10.

Просчеты в планировании и обеспечении самого наступления были, конечно, видны генштабу, а еще в большей степени тем руководителям, которые находились непосредственно в Ленинграде и всячески стремились ускорить подготовку операции. Командование ЛВО докладывало в Москву, что в Финляндии все более наращиваются боевые силы, форсируется проведение мобилизации, возводятся новые укрепления на Карельском перешейке и принимаются меры для получения необходимой помощи от западных стран.

В эти дни переданная в распоряжение Ленинградского военного округа 7-я армия в составе 19-го и 50-го корпусов заняла позиции к северу от Ленинграда. В западной части Карелии развертывались 8-я и 9-я армии, а Мурманская армейская группа преобразовалась в 14-ю армию. Учитывая трудности размещения в Карелии прибывавших войск, туда выехали Мерецков и Жданов, чтобы на месте решать возникавшие неотложные задачи 11. В середине ноября получили приказ подготовиться к ведению боевых действий над финской территорией военно-воздушных силы Ленинградского округа, Балтийского и Северного флотов. Первоначально перед авиацией ставилась ограниченная цель – нарушить железнодорожную связь Финляндии и вести разведку. Более обширный план действий поступил в авиационные части позднее. Первостепенное внимание обращалось на действия бомбардировочной авиации. Директива военного совета КБФ, направленная частям ВВС за день до начала войны, требовала, чтобы самолеты избегали бомбардировок населенных пунктов, не занятых крупными силами войск. Это распоряжение имело важное значение, поскольку многие летчики были слабо подготовлены к выполнению боевых заданий. Их умение поражать цель при бомбометании оценивалось как находящееся "в зачаточном состоянии". По этой причине в ходе начавших боевых действий пострадали от бомбометания гражданские объекты. Командование ВВС вынуждено было отстранить от полетов ряд экипажей, заменив их летным составом из других округов и флотов 12.

Сведения, которыми располагало командование Красной Армии об укреплениях на Карельском перешейке и финской обороне в целом, были крайне скудными. К тому же занижено оценивались ее реальные возможности 13. Было известно о наличии трех оборонительных рубежей железобетонных сооружений с пулеметными огневыми точками. Разведка, однако, совершенно не знала о модернизации этих укреплений в 1939 г.14 Существовала уверенность, что огромная армия, вооруженная современными танками и самолетами, нанесет мощный удар, которым будет расчищен путь для продвижения войск через оборонительные линии. Медлить было нельзя, поскольку до начала зимы оставались считанные дни.

21 ноября командование округа оповестило 7, 8, 9 и 14-ю армии, что время начала наступления "будет указано особым распоряжением"15… 23 ноября военные советы Балтийского и Северного флотов поставили командирам соединений боевые задачи и сообщили, по какому сигналу их следует выполнять.

Одновременно войскам давались и установки политического характера. Они основывались на представлении, что Красная Армия не встретит в Финляндии серьезного противодействия "со стороны трудящихся и рядовых солдат". Существовало убеждение, что население стран, вступивших в войну с СССР, не будет рассматривать его в качестве своего противника и чуть ли не сразу же "восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии", что рабочие и крестьяне выйдут встречать советских воинов с цветами 16.

Представления такого рода укреплялись под влиянием информации, поступавшей по разведывательным и другим каналам. Как докладывалось в Москву, воинственность в настроениях финских военнослужащих проявляется "только среди молодых возрастов", а "среди резервистов старших возрастов настроение подавленное". Сообщалось также, что "рабочие массы и беднейшие слои крестьянства выражают скрытое недовольство политикой правительства, требуют улучшения отношений с СССР и угрожают расправой тем, кто ведет политику, враждебную Советскому Союзу…"17.

23 ноября в войска ПВО прибыл начальник главного политического управления Красной Армии Мехлис для контроля и руководства подготовкой предстоящего наступления. Он пришел к заключению, что командование группировки войск на Карельском перешейке недостаточно уяснило цель войны. При участии Мехлиса в Ленинграде разработали приказ войскам о начале боевых действий, а также обращения "К финским солдатам" и "К трудящимся, крестьянам и интеллигенции Финляндии". Этим обращениям придавалось весьма важное значение в пропаганде, направленной на то, чтобы вызвать разброд в рядах противника. В войска была также направлена директива политуправления ЛВО о проведении агитационной работы в частях в связи с обострением советско-финляндских отношений. В ней говорилось: "С провокаторами войны пора кончать"18. Но решение начать боевые действия против финской армии было известно лишь узкому кругу руководящего состава вооруженных сил. Поэтому в войсках разъяснялись, главным образом, события, связанные с советско-финляндскими отношениями, а также с проблемой обеспечения безопасности Ленинграда и северо-западных рубежей.

Тем временем в политических кругах Финляндии складывалось впечатление, что напряженность после возвращения финской делегации из Москвы спала и нет оснований ожидать возникновения военного конфликта. Горожане, эвакуировавшиеся в сельскую местность, начали возвращаться домой, возобновились занятия в школах. Комиссия правительства по иностранным делам приняла 20 ноября решение, чтобы приблизительно половина призванных в вооруженные силы (150 тыс. из 300) была демобилизована. Министр обороны Ю. Ниукканен согласовал эти вопросы 16 ноября на совместном заседании правительства и лидеров парламентских фракций, поскольку затраты на содержание войск были значительными, а промышленность испытывала большой недостаток в рабочей силе. Премьер-министр Каяндер в публичной речи 23 ноября призвал финнов ввести свою жизнь в нормальное русло 19.

В кругах военного руководства также считали, что в ноябре военная угроза ослабла 20. 25 ноября в обзоре разведотдела финской армии делался вывод, что Советский Союз не начнет войну в условиях наступления зимы и с учетом того, что Германия не проявляет активности в ведении военных действий на Западе. Советскую политику отсрочки наступления рассматривали в этом обзоре как типичное торгашество. Считалось, что Москва не предпримет силового давления и потому, что прервались переговоры, которые велись с Турцией 21.

Вместе с тем маршал Маннергейм не был столь оптимистичен. Он считал необходимым держать войска, сосредоточенные в приграничных районах Карельского перешейка, в повышенной боевой готовности. Аналогичного мнения придерживался командующий Армией перешейка генерал-лейтенант Эстерман 22.

В кругах политического и военного руководства Финляндии склонны были считать боевую готовность страны довольно высокой, что показали осенние маневры финской армии. По утверждению известного в Финляндии военачальника полковника П. Талвела, в войсках царило "воинственное настроение". Об этом же писал впоследствии и один из руководителей шюцкора в 1939 г. А. Мартола 23. Более того, в оперативных планах допускалась возможность переноса боевых действий на советскую территорию. Впоследствии же, через несколько месяцев после зимней войны, официально высказывалась точка зрения о том, что если бы у Финляндии были достаточные силы, ей следовало вторгнуться в пределы Советского Союза и занять позиции "далее границ 1939 года"24.

Перед советским руководством в преддверии войны помимо чисто военных вопросов стояла и серьезная проблема общеполитического характера. Как обосновать, что предпринимаемое наступление и операция по разгрому финской армии вызвана ее собственными действиями? Требовалось доказать виновность Финляндии в том, что пришлось вынужденно прибегнуть к силе оружия. От этого во многом зависело морально-политическое состояние советского общества и отношение к войне финского населения. Важное значение имела реакция мировой общественности на то, что Советский Союз, активно выступавший в Лиге наций за обуздание агрессии, сам начал вооруженные действия против соседнего государства.

Судя по всему, поиски решения этой проблемы также протекали в большой спешке. Как показывает сопоставление отдельных документов и фактов, "политический сценарий" был принят после явно обозначившегося тупика на московских переговорах, но не позднее 11 ноября 25. В узком кругу политического руководства (Сталин, Молотов, Ворошилов, Жданов) родился тогда замысел создания с началом военных действий альтернативного правительства Финляндии (после вступления на ее территорию Красной Армии), а также заблаговременного формирования подчиняемых ему вооруженных сил из числа финнов и карел, проживающих в Советском Союзе. Для реализации этого замысла бы привлечен находившийся в Москве в эмигрантском руководстве ко партии Финляндии и в Исполкоме Коминтерна О. Куусинен. Участие же Красной Армии в боевых действиях на территории Финляндии должно было официально осуществляться на основе договора с новым правительством. Хотя Сталин нередко выступал с критикой идеи экспорта революции, этот замысел реально означал попытку осуществления ее на практике 26.

Мысль о создании правительства Куусинена, вероятно, появилась самое позднее 13 ноября, когда секретарю ЦК КПФ А. Туоминену, находившемуся в Стокгольме, был направлен вызов прибыть обратно Советский Союз. Конкретные указания (очевидно, устные) о формировании армии "народного правительства" опять-таки были даны еще до того, как Ворошилов 11 ноября отдал приказ о ее создании 27. Подготовка альтернативного правительства Финляндии и его армии велась до конца ноября. Оставалось найти повод для начала войны.

В рекомендациях советского полпреда в Хельсинки Деревянского, направленных Молотову 17 ноября в форме докладной записки, содержалось перечисление ряда мер давления на Финляндию для создания напряженной обстановки в советско-финляндских отношениях. Имелось в виду использовать для этого средства печати, проведение массовых демонстраций в Ленинграде и принятие ряда других мер. В случае же, если правительство Финляндии не удовлетворит требования советской стороны, то идти на разрыв пакта о ненападении, сообразуя этот шаг учетом складывающейся международной обстановки 28.

Все, что происходило затем, дает основание заключить о довольно последовательном осуществлении на практике рекомендаций полпреда. Атмосфера в советско-финляндских отношениях с помощью средств массовой информации была доведена до крайней степени напряженности. Особенно резкий крен в сторону усиления конфронтации между двумя государствами стал наблюдаться после выступления с речью ноября премьер-министра Финляндии А. Каяндера. В Советском Союзе было обращено особое внимание на ту ее часть, где Каяндер подчеркнул, что правительство не пойдет навстречу предложениям СССР, в ответ "Правда" опубликовала 26 ноября запредельную по своей нахальности и формулировкам статью под названием "Шут гороховый на посту премьера" 29.

В тот же день произошло еще более существенное событие, которое известно в истории как "Выстрелы у Майнилы". По сообщению ТАСС, 26 ноября в 15 час. 45 мин. финская артиллерия обстреляла Карельском перешейке пограничную местность у деревни Майнила, результате чего четыре красноармейца были убиты и девять ранены.

В ноте, которую через несколько часов Молотов передал финляндскому посланнику Ирье-Коскинену, происшедшее у Майнилы квалифицировалось с советской стороны как "враждебный акт против СССР", в связи с чем предлагалось отвести финские войска от границы на 20-25 км, чтобы не создавалась угроза Ленинграду 30. В последующие три дня в советской печати появились и другие сообщения о вооруженных столкновениях на советско-финляндской границе в Карелии и Заполярье. В основе их были донесения пограничных войск и военного совета Северного флота 31. Но центральным событием стали все же выстрелы у Майнилы. Именно вокруг этого инцидента сложилась острая конфликтная ситуация с драматическими последствиями.

С финской стороны происшедшее у Майнилы было истолковано как обстрел, который велся советскими орудиями. Маннергейм сразу же заявил, что в это время финские передовые батареи легкой артиллерии не могли обстрелять район Майнилы, так как находились на удалении 20 км от границы 32. Данные финских пограничников, зафиксированные в журнале наблюдений, также свидетельствовали, что артиллерийские выстрелы производились с советской стороны. За период с 15.30 до 16.05 (московское время) было зафиксировано пять артиллерийских и два гранатометных выстрела. Характерно, однако, что, по данным советских документальных источников, в районе Яаппинен (в 5 км от Майнилы) располагалась одна из финских батарей 33. По финским же данным, она переместилась туда после упомянутых выстрелов.

Советская сторона не проявила желания провести совместное расследование происшедшего, как это предусматривалось соглашением о режиме границы. Официально лишь сообщалось, что полковник П.Г. Тихомиров, являвшийся начальником оперативного отдела штаба ПВО, выехал на место конфликта. Итогов проведенного им расследования происшествия у Майнилы не публиковалось. К тому же не оперативный дежурный штаба ЛВО сообщил в Москву о случившемся, а, наоборот, изначально с запросом по этому поводу обращались к нему из генштаба 34. Остались безвестными и те красноармейцы, о которых сообщалось, как о погибших от артобстрела у Майнилы.

Поиски историков пока не дали возможности получить точные сведения. В архиве А. Жданова найдены лишь лаконичные заметки, которые могут относиться к указанным событиям: «1. Батальон войск НКВД. 2. Рация. 3. Митинги. 4. Люди "о начале". Насчет полка. Войны не объявляются (последнее слово зачеркнуто. -Авт.). 5. Листовки 30-го. 6. Речь Молотова… 7. Радиоперехват. Обращение ЦК финской компартии. Крупными: К трудящемуся народу Финляндии (радиоперехват – перевод с финского)»35. Дата записей не указана. Финляндские историки расшифровывают все это как свидетельство намечавшихся действий, предшествовавших войне. При этом первый пункт о батальоне войск НКВД рассматривается ими как относящийся к событиям у Майнилы и делается ссылка на показания одного из советских военнопленных о том, что вблизи Майнилы видели начальника НКВД по Ленинградской области комиссара 3-го ранга С. Гоглидзе. По рассказам бывшего майора госбезопасности (впоследствии генерала) Окуневича, он вместе с двумя московскими "специалистами по баллистике" и 15 другими военнослужащими произвели пять артиллерийских выстрелов из нового секретного оружия в районе Майнилы 36. Такая реконструкция событий все же не дает точного ответа о происшедшем.

Тем временем полученная в Хельсинки советская нота требовала ответа без промедления. Судя по всему, у финляндского правительства и военного руководства не было единства в этом вопросе. 27 ноября Маннергейм подал президенту заявление об отставке с поста главнокомандующего. До этого он подготовил серьезные замечания относительно упущений в укреплении обороны. Представленные маршалом и министром обороны Ниукканеном государственному совету доклады, содержавшие оценку обстановки, во многом исключали друг друга. Маннергейм выражал несогласие с политическим руководством страны, недооценивавшим серьезности складывавшегося положения и возможности возникновения в ближайшее время войны. Он более реалистично оценивал обстановку. И хотя дело до отставки не дошло, он желал оказать давление на тех деятелей, которые пребывали в плену иллюзий.

Действительно, через несколько часов после инцидента у Майнилы атмосфера в Советском Союзе еще более накалилась. Призывы, раздававшиеся на массовых митингах и демонстрациях, по радио, а затем появившиеся и в утренних газетах следующего дня, имели весьма определенный смысл: "Ответить тройным ударом!", "Дать отпор зарвавшимся налетчикам!", "Уничтожить гнусную банду!" и тому подобное. В части Ленинградского военного округа было направлено указание: "В случае повторения провокаций со стороны финской военщины – стрельбы по нашим войскам, нашим войскам немедленно отвечать огнем вплоть до уничтожения стрелявших"37.

27 ноября финской посланник в Москве Ирье-Коскинен вручил Молотову ответную ноту финляндского правительства, в которой излагалась его позиция относительно происшедшего конфликта. В ней высказывалось предположение, что случившееся в районе Майнилы – возможно, следствие несчастного случая на советской стороне во время учебных стрельб и целесообразно образовать совместную комиссию для выяснения обстоятельств дела. Вместе с тем в ноте выдвигалось предложение отвести как финские, так и советские войска от границы 38.

Ответ финляндского правительства вызвал резко негативную реакцию в Москве, поскольку считалось, что в таком случае советские войска пришлось бы отвести к пригородам Ленинграда, и подобная позиция расценивалась как стремление финской стороны "впредь держать" город "под угрозой"39. В ответе советского правительства 28 ноября финская нота рассматривалась как "документ, отражающий глубокую враждебность правительства Финляндии к Советскому Союзу" и желание "довести до крайности" возникший кризис. В заключение заявлялось, что СССР денонсирует договор о ненападении 40.

На следующий день в ноте, направленной Молотовым Ирье-Коскинену, сообщалось о продолжающихся нападениях финских воинских частей на советские войска на различных участках советско-финляндской границы. В связи с этим советское правительство заявляло, что не может впредь терпеть подобное, а также далее "поддерживать нормальные отношения с Финляндией и вынуждено отозвать из Финляндии политических и хозяйственных представителей"41.

При вручении ноты Ирье-Коскинену В.П. Потемкин подтвердил, что это означает разрыв отношений СССР с Финляндией. Тогда со стороны финляндского посланника последовало сообщение о получении им уже ответной ноты из Хельсинки, в которой речь идет о принятии советского предложения об отводе финских войск от линии границы на 20-25 км.

В ходе обсуждения этого решения правительством Финляндии часть министров считала возможным пойти на его принятие. Но большинство занимало отрицательную позицию. Самым непримиримым противником отвода войск был министр обороны Ниукканен. Его позицию разделяло и военное командование, которое готово было продолжать концентрацию боевых сил в пограничной полосе. В конечном счете ответная нота, содержавшая согласие на отвод войск, подготовленная Э. Эркко 29 ноября, была отправлена в Москву 42. Произошло это уже с явным запозданием. Потемкин сообщил в заключение беседы с Ирье-Коскиненом, когда состоялось вручение ему указанной выше ноты Молотова, что представителям советского полпредства ужа дано указание немедленно выехать из Финляндии 43.

Таким образом произошел разрыв советско-финляндских отношений. Далее события развивались стремительно и неожиданно для Финляндии, поскольку официально никакого ультиматума ей не предъявлялось. Существует вместе с тем мнение, что выдвинутое советским правительством требование об отводе финских войск от границы на 20-25 км можно рассматривать как своего рода ультиматум. В Финляндии, однако, это так не понимали и придерживались прежней позиции 44.

Согласно появившимся уже во время войны публикациям советской печати, пограничные провокации происходили со стороны Финляндии даже непосредственно перед началом боевых действий. Как утверждалось, финские солдаты 30 ноября в 2 часа ночи пересекли границу у побережья Ладожского озера в Мантсила, а немного позднее финская пехота, поддерживаемая пулеметным огнем, наступала на Карельском перешейке в районе Раасули в направлении Коркиамяки, а две роты -на деревню Термолово 45. В то же время еще до получения последней финской ноты советским подводным лодкам уже было приказано занять боевые позиции в Балтийской море, а спустя несколько часов поступило распоряжение приступить к задержанию всех финских кораблей, применяя, если потребуется, силу оружия 46.

30 ноября в войсках Ленинградского военного округа, на кораблях Балтийского и Северного флотов закончились последние приготовления к началу боевых действий. Командованию оставалось получить приказ о вскрытии конвертов с оперативными документами о переходе в наступление. Части Красной Армии, выдвинутые непосредственно к границе с Финляндией к полудню 29 ноября, были сориентированы, что через несколько часов им предстоит начать боевые действия.

Об этих последних приготовлениях на границе с советской стороны у правительства Финляндии не было информации, не было ее и у финского военного руководства. В оценке обстановки исходили из того, что она не столь напряженная 47, чтобы возникли военные действия.

В Москве большую часть ночи кануна войны Ворошилов находился у Сталина в его кабинете в Кремле. По времени это было их самое длительное совещание перед началом войны – более девяти часов 48. В ту ночь военный совет Ленинградского военного округа, получив приказ из Москвы, передал командованию армий, сосредоточенных для перехода в наступление, совершенно секретную директиву: ввести в действие с утра 30 ноября распоряжение от 21 ноября 1939 г., где излагались ближайшие задачи наступления. Время перехода государственной границы было назначено на 8.30 после артиллерийского огневого налета по переднему краю финской обороны и в ее глубину. Командование Балтийского флота передало боевым кораблям отряда особого назначения приказ о выходе в море для проведения десантной oneрации по захвату островов в Финском заливе. В частях, готовившихся к наступлению, был объявлен приказ о начале военных действий с Финляндией.

1 Российский государственный военный архив. Ф. 25888. Оп. 14. Д. 2. Л. 1. План операции, представленный К.Е. Ворошилову 29.10.1939 г. (Далее: РГВА).

2 Российский государственный архив Военно-Морского Флота. Ф. Р-92. Оп. 2. Д. 543. Л. 11. (Далее: РГАВМФ).

3 Там же. Ф. Р-1877. Оп. 1. Д. 80. Л. 21.

4 Горькое ЮЛ. Кремль. Ставка. Генштаб. Тверь, 1995. С. 243.

5 РГАВМФ. Ф. Р-1529. Оп. 1. Д. 80. Л. 93.

6 Aarnio MA. Talvisodan ihme. Jyvaskyla, 1956. S. 62-63.

7 РГАВМФ. Ф. Р-1529. On. 1. Д. 59. Л. 95.

8 Горькое ЮЛ. Указ. соч. С. 243-244.

9 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 233. Л. 4. Директива К.Е. Ворошилова и И.В. Смородинова (не позднее 17.11.1939 г.).

10 Штеменко СМ. Генеральный штаб в годы войны. М., 1968. С. 17.

11 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 284. Л. 104. Шифровка Н.Е. Чибисова Б.М. Шапошникову 19.11.1939 г.

12 РГАВМФ. Ф. Р.-1529. Оп. 1. Д. 59. Л. 160, 162.

13 Мерецков КЛ. На службе народу. М., 1968. С. 182.

14 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 722. Л. 411-Ш.

15 Там же. Д. 243. Л. 19. Распоряжение военного совета ЛВО 21.11.1939.

16 Известия ЦК КПСС. 1990. № 3. С. 201.

17 РГВА. Ф. 25888. оп. 11. Д. 17. Л. 194, 196, 199; Оп. 13. Д. 76. Л. 200. Доклад П.Г. Тихомирова, подготовленный для К.Е. Ворошилова 10.11.1939 г.

18 Там же. Оп. 13. Д. 30. Л. 1. Директива начальника политуправления ЛВО Горохова 23.11.1939 г.

19 Kansallisarkisto. Paasikiven pvk. 16-20.11.1939. (Далее: KA.).

20 Manninen O. Suomi toisessa maailmansodassa // Suomen historia. Espoo, 1987. Osa 7. S. 281.

21 KA. Mannerheimin kokoelma. Tiedustelukatsaus 25.11.1939.

22 Manninen O. Talvisodan poliittiset ja sotilaalliset valmistelut // Yksi sota – monta nakemysta. Tampere, 1990. S. 19; KA. Paasikiven pvk., 18-22.11.1939.

23 Talvela P. Sotilaan elama. Muistelmat. Jyvaskyla, 1976. Osa I. S. 153; Martola A. E. Sodassa ja rauhassa. Keuruu, 1973. S. 99.

24 Ulkoasiainministerion arkisto. 12 L. Sahko Suomen ulkomaan edustaistoille 11.11.1941. (Далее: UM).

25 РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1380. Л. 1; Brotherus H. Eljas Erkko. Hels., 1973. S. 131; Kleemola P. Helsingin Sanomat sananvapauden monopoli. Hels., 1981. S. 26; Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Hels; Porvoo, 1970. S. 203.

26 Stalin's Letters Molotov, 1925-1936. Birghamton, 1995. S. 182.

27 Jussila O. Terijoen hallitus. Porvoo etc., 1985. S. 49; Baryshnikov V.N. Neuvostoliiton ja Suomen sisaisen kehitystekijoiden vaikutuksesta keskinaisten turvallisuusongelmien ratkaisemisen 1930-luvun lopulla // Talvisota, Venaja ja Suomi. Hels., 1991. S. 225; РГВА. Ф. 33987. On. 3. Д. 1380. Л. 1.

28 Архив внешней политики Российской Федерации. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 194. Л. 18-19. Докладные записки В.К. Деревянского В.М. Молотову 17.11.1939 г. (Далее: АВП РФ).

29 Правда. 1939. 26 нояб.

30 Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. IV. С. 463.

31 РГВА. Ф. 33987. Оп. 3. Д. 1240. Л. 121-122. Информация Л.П. Берия К.Е. Ворошилову 28.11.1939 г.; Пограничные войска СССР: 1939 – июнь 1941 г.: Сб.документов и материалов. М., 1970. С. 57-58; РГАВМФ. Ф. Р-970. Оп. 2. Д. 147. Л. 106. Шифровка командующего Северным флотом В.П. Дрозда коменданту Беломорского укрепрайона 28.11.1939 г.

32 Helsingin Sanomat. 1939. 28.11.

33 РГАВМФ. Ф. Р-92. оп. 2. Д. 521. Л. 1.

34 РГВА. Ф. 37977. Оп. 1. Д. 261. Л. 270, 271. Переговоры по телеграфу между оперативными дежурными Генштаба и штаба ЛВО 26.11.1939 г.

35 Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Ф. 77. Оп. 3. Д. 163. Л. 312. Отрывочные заметки, сделанные А. Ждановым. (Далее: РЦХИДНИ).

36 Маннинен О. Выстрелы были // Родина. 1995. № 12. С. 57.

37 РГВА. Ф. 25888. Оп. 11. Д. 17. Л. 280. Телеграмма начальника штаба ЛВО Н.Е. Чибисова командующим 7, 8, 9 и 14-й армий 27.11.1939 г.

38 Внешняя политика СССР: Сб. документов. М., 1946. Т. 4. С. 463-464.

39 Там же. С. 465.

40 Там же; АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. Д. 188. Л. 19.

41 АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 18. Д. 188. Л. 26. В.М. Молотов – A.C. Ирье-Коскинену. 28.11.1939 г.; Зимняя война // Междунар. жизнь. 1989. № 12. С. 216.

42 Hokkanen K. Kyosti Kallio. Porvoo etc., 1986. Osa 2. S. 281.

43 АВП РФ. Ф.06. On. 1. П. 18. Д. 184. Л. 16. Из дневника В.П. Потемкина 29.11.1939. г.; Зимняя война. С. 217.

44 Донгаров А.Г. Предъявлялся ли Финляндии ультиматум? // Воен.-ист. журн. 1990. № 3. С. 46.

45 Армия страны социализма. М., 1940. С. 18.

46 РГАВМФ. Ф. Р.-1529. Оп. 1. Д. 68. Л. 36.

47 Pakaslahti A. Talvisodan poliittinen naytelma. Porvoo; Hels., 1970. S. 188.

48 Горькое Ю.А. Указ. соч. С. 244.