Венеция. В те же дни

При выходе из Дворца дожей на пьяццетту сенатор Анжело Феро почти у самых ворот, в двух шагах от караульного в жёлто-красной куртке, едва не столкнулся с чьим-то слугой. У него в руке очутилась записка.

Почтенный сенатор не торопился раскрыть её. Спрятав послание в глубине широкого рукава своего платья, он проследовал через многолюдную пьяццетту к молу, где его ожидала гондола. То, что ему сунули записку, не удивило его. Обычная практика в Венеции. Какой-нибудь несчастный, отчаявшись добиться правды в суде, пытался таким образом просить о помощи магистратов. Это могло также быть и сообщение от важных лиц, поручивших ему переговоры.

Уже находясь в гондоле и устроившись в тени фельци, по дороге к дому, он развернул листок.

«Достопочтенный мессер сенатор! Имею честь снова пригласить вас на водную ночную прогулку, — было написано с шутливостью, за которой скрывались серьёзные государственные интересы. — Встреча на том же месте, на углу известного вам канала и улицы Мадонны. Сразу после риальтины».

Разорвав листок, сенатор бросил клочки в воды Большого канала. Сойдя с лодки на каменную площадку за мостом Риальто, он приказал баркаролло подготовить гондолу к ночной прогулке и отправился отдыхать.

Когда с наступлением безлунной ночи он снова покинул дом и в сопровождении баркаролло объявился на площади, это вызвало лихорадочное возбуждение в комнате на первом этаже гостиницы «Серебряный лев». Вот оно! Всё вернулось! Гондольер тем временем помог Феро забраться в лодку, ловко оттолкнулся веслом от парапета и поплыл по узкому каналу Святых апостолов.

Наблюдатели, прильнувшие к тёмному окну гостиницы, в полном недоумении провожали гондолу сенатора не по привычному маршруту, то есть на Большой канал и в сторону моста Риальто, а в прямо противоположную — от Большого канала, к Мёртвой лагуне.

Спустя несколько минут гондола причалила к берегу около улицы Мадонны, как было назначено автором записки.

Тотчас две фигуры в тёмных плащах отделились от стены дома и вскочили в лодку. Один из незнакомцев сделал знак гондольеру помочь ему перенести в гондолу небольшой сундук. Затем он уселся на банку около баркаролло. Другой подсел к Феро в кабинку. Сенатор почтительно уступил ему более почётное левое сиденье, куда не достигают брызги от гребца. Новый пассажир скрывал лицо в бауте, кожаной чёрной полумаске с оттопыренной губой, в чёрном капюшоне и был закутан в тёмный плащ. Подобные бауты теперь стали в большой моде, хотя Совет Десяти и пытался запретить их. Феро, никогда не пользовавшейся маской, никак не мог привыкнуть к её жутковатому виду.

«Маска смерти!» — с неприязнью подумал он, вглядываясь в застывшее лицо, в котором и глаза казались пустыми глазницами.

— Прошу прощения, мессер сенатор, — проговорил его спутник голосом, до неузнаваемости искажённым мембраной маски. — Прикажите вашему баркаролло выйти в лагуну. Я знаю, вам неприятна маска. Я сниму её в безопасном месте. Но прежде расскажу нечто важное.

Некоторое время, пока лодка шла по каналу, они плыли в молчании. Феро искоса поглядывал на своего спутника в темноте. Неясная тревога стала охватывать сенатора. Она собиралась из мелких деталей и странностей, которые он подмечал. Маска, странный голос, таинственные намёки. Как будто рядом с ним был незнакомый человек. Вроде бы он и сидел не так, как прежде, вроде бы и фигура, и рост, и осанка были не совсем те, что прежде. Маска сидела молча, не шевелясь, зловеще обратив своё кожаное бездвижное лицо вперёд.

Когда они оказались в лагуне и остановились примерно на середине пути от города до острова Сан-Микеле, незнакомец маску так и не снял. Но то, что он сказал, было ещё страшней.

— Мессер сенатор, — снова заговорил он. — Надеюсь, как и обычно, никто не знает о нашей встрече? — После того как Феро заверил спутника, что держит их встречи в тайне, маска продолжала. — Догадались ли вы, что работа, которую вы проделали за все те месяцы, что мы вместе, преследует совсем другие цели, нежели те, что вы предполагали?

Феро вздрогнул:

— Я бы предпочёл более ясные объяснения. Не совсем понимаю, о каких других целях вы говорите.

— Знаете ли вы, что против... нашей Республики готовится заговор?

Феро подался невольно вперёд, вглядываясь в собеседника. В сумраке нельзя было понять, говорит ли он серьёзно или нет. Сенатор взял себя в руки. Сказал с едва скрываемым раздражением:

— Досточтимый синьор советник, я не очень схватываю ваши слова и мысли. Я свято чту все узаконения нашей Республики и выполняю исходящие от неё указания. О каком заговоре вы говорите и какое отношение это имеет ко мне?

— Боюсь, что самое прямое. Видите ли, переговоры, которые вы провели по нашей просьбе, не совсем переговоры.

— А что же это?

После молчания, во время которого сенатору показалось, будто маска улыбнулась, таинственный спутник ответил:

— Руководство к действию. План.

— Для кого?

— Для той части венецианцев, которые понимают, что наше вступление в турецкую войну неизбежно.

— Но ведь мы придерживаемся нейтралитета! — воскликнул сенатор горячо. — Как же на это пойдёт наше правительство?

И незнакомец стал рассказывать. Он говорил бесстрастным тоном, лишённым всякого выражения, иногда делая паузы, чтобы дать сенатору перевести дух и как следует переварить услышанное. А Феро от того, что слышал, всё более холодел. Когда таинственный спутник закончил, сенатор ответил не сразу. Он был настолько ошарашен и испуган, что потерял дар речи.

— Но, — пробормотал он наконец, совершенно сбитый с толку, — всё это чудовищно! Паника, убийства самых достойных и высокопоставленных магистратов Республики... — Феро не верил услышанному. — Откуда это известно... вам?

— Потому что я один из тех, кто должен это осуществить, — просто сказала маска. Потом рассмеялась, кожаные мембраны сделали её смех скрипучим и зловещим. Сенатор с ужасом смотрел на неё, выпучив глаза.

— Вы? Член Совета Десяти?! Вы хотите пойти против ваших же постановлений и законов? И когда всё это должно начаться?

— Может быть, сегодня, может быть, даже сейчас.

И тут вдруг до Феро стал доходить смысл последних слов. Сенатор невольно оглянулся, посмотрел в окошко фельци. Они находились далеко от берега, который светил им огоньками справа. По левую сторону и впереди гондолы в темноте угадывался чёрным пятном остров-монастырь Сан-Микеле.

Сенатор поёжился. Лихорадочные мысли роились в его голове. То, что он слышал, было ужасно. Похоже на... государственное преступление! Его вербовали, — догадался он! Ему захотелось побыстрее выбраться из этого жуткого места, вылезти из гондолы и запереться дома, все обдумать, а утром заявить о преступлении... Выбрав такую тактику, он даже немного успокоился.

— Зачем вы мне рассказали? — как можно спокойнее проговорил он.

Маска, как кукла, повернула к нему своё бесстрастное лицо.

— Потому что вам, сенатор, отводится весьма важная роль в нашем плане.

— Да? — Феро затаил дыхание. — Могу ли я узнать, какая?

— Подозрения в предательстве падут на вас!

Стремительным, невидимым в темноте движением человек в маске протянул руку к груди сенатора и быстро коснулся её. Тонкое и круглое чёрное лезвие острейшего стилета легко вошло сквозь ткань одежды, не задерживаясь, словно нож в масло, в тело, и вонзилось глубоко в грудь, прямо в сердце.

Сер Анжело Феро, дёрнувшись, глухо вскрикнул и повалился на убийцу, но тот с силой откинул его тело назад. В то же самое время второй пассажир в бауте вонзил свой стилет в спину баркаролло и помог его телу упасть в лодку. Пока собеседник сенатора сидел в фельце, его сподручный открыл сундук, вынул из него два камня в тканых мешочках, к которым были привязаны толстые верёвки. Обвязав верёвки вокруг тел убитых, он столкнул их в воду.

* * *

От сотрясения Джироламо вскочил и открыл глаза. Первое, что он увидел, была обросшая щетиной физиономия Джанбаттисты Второго, которая сверкала на него слезящимися глазами. Товарищ склонился над ним и тряс его что есть мочи за плечо.

— Ты что? — Джироламо спросонья не соображал, где находится.

— Вставай! Быстро! Я тебя бужу не знаю уж сколько времени!

Джироламо вскочил с постели. Гостиница. Полная темнота. Ночь.

— Иди сюда! — Джанбаттиста метнулся к окну.

Площадь была как на ладони. Пусто и темно.

— Ну, что случилось? — спросил Джироламо.

— Вон, смотри! — Джанбаттиста показал в окно. — У стены церкви, в тени!

Джироламо стал вглядываться. Сначала ничего не увидел. Потом ему померещилось, что там кто-то шевельнулся.

— Их двое, — прокомментировал Джанбаттиста. — Пришли со стороны канала. Словно внезапно выросли. Я было подумал, что это вернулись сенатор и лодочник. Потом понял, что нет. Но один влез в дом, как ты, а другой караулит, как я!

— Влез в дом?

— Да. Минут десять назад.

— А где же Филиппо? — недоверчиво спросил Джироламо.

— Филиппо выскочил, как всегда. Все повторяется... как с нами.

Они молча наблюдали. Все повторялось, только не через три дня, а через неделю. Они словно видели себя со стороны. В окне сенаторского кабинета гуляло пламя свечи и тень. Залезший в дом незнакомец, находился там же, где и Джироламо при обыске, — в кабинете сенатора.

Какие же секреты скрывает этот чёртов Феро? Человек, проникший в дом, точно знал, что сенатор и его сын отсутствуют. В высшей степени странно! Как назло, некому проследить за незнакомцами, когда они будут уходить из сенаторского дома. Джироламо потряс за плечо Джабу Второго. Тот без слов понял. Осторожно раскрыл ставни и выпрыгнул из окна на улицу. Скрываясь в тени домов, насколько мог близко, подкрался к дежурившему незнакомцу.

Джироламо оставалось только наблюдать за мелькающим светом в комнате сенатора. Затем свет погас, и некоторое время спустя тёмная фигура проползла по стене и спрыгнула вниз. К ней присоединилась вторая. Они быстро пересекли площадь и исчезли в темноте.

Филиппо прибежал, может быть, час спустя, перед самой марангоной — колокольным звоном от Сан-Марко, возвещавшим о начале нового рабочего дня. На рассвете Джаба второй вернулся разочарованный и усталый. Он так и не настиг незнакомцев, которые будто растворились в темноте. Сенатор Феро с ночной прогулки не вернулся.

После полудня у дома сенатора на площади собралась большая толпа. Джироламо распорядился, чтобы Франческо и Джанбаттиста Первый, растворившись среди собравшегося люда, выяснили, в чём дело. Вход в дом перекрыло небольшое оцепление из «Стражей ночи», вооружённых алебардами.

— Что случилось? Кого-то арестовали?

Толпа была привлечена именно «Стражами ночи», так как всех интересовало, что произошло. Люди волновались, делали различные предположения. Кто-то говорил, что в доме производится обыск. Почему? Тут был содомический притон с оргиями? Сенатор арестован? Но в ответ послышались возмущённые возражения людей, живущих поблизости:

— Что вы говорите! Это дом почтенного сенатора. Какой там притон!

— А что же?

Мелькнуло в окне осунувшееся и встревоженное лицо сенаторской жены, почтенной донны Альфонсины Феро.

— Может быть, кого-нибудь убили?

После этих слов толпа стала ещё гуще. Наконец часа через два из ворот дома вышли несколько высокомерных магистратов в чёрных длинных платьях, в сопровождении сбиров и младшего барджела. Сбиры тащили большой сундук, перевязанный грубыми верёвками и опечатанный, и погрузили его на стоявшие около крыльца носилки. Стало ясно: произошло что-то серьёзное.

В сундуке могли быть только бумаги сенатора. Если магистраты приходят и опечатывают их, значит, сенатор либо убит, либо арестован. Зная о его ночных похождениях с таинственными монахами, Джироламо не удивился такому повороту дела. Выбравшись из толпы, он поспешил на встречу с Витторио, рассчитывая узнать у него новости из канцелярии.

К его удивлению, Витторио знал не намного больше.

— Что-то произошло ночью с сенатором Феро, — сказал Джироламо секретарю.

— Ничего не произошло, — заметил спокойно тот. — Он просто исчез.

— Что значит исчез?

— Насколько нам известно, он вышел ночью прогуляться. К утру не вернулся. Куда сенатор делся, неизвестно. Его гондолу нашли на канале Святых апостолов неподалёку от дома.

Джироламо кивнул. По всей вероятности, двое незнакомцев, забиравшихся к сенатору в дом, приплыли на этой самой гондоле. Джироламо не торопился делиться собственными впечатлениями и фактами, предпочитая получить их у секретаря.

— А как стало известно, что Феро исчез?

— Утром это обнаружила его супруга. Он не вышел к завтраку. Поднявшись в кабинет мужа, она обнаружила там страшный беспорядок. Всё было перерыто и разбросано, будто там кто-то что-то искал. Вот и всё. Она послала за «Стражами ночи». А потом подошли сенаторы. Они вместе с барджелом опечатали кабинет Феро и его документы.

— А сын? Может быть, сын что-то видел или слышал?

— Нет. Сын спал. Его комната в другом конце дома.

Витторио пытливо посмотрел на Джироламо, вероятно, надеясь, что тот поделится с ним какими-нибудь сведениями. Он был уверен, что Джироламо, конечно, знает гораздо больше него о событиях прошедшей ночи, но по выражению лица бывшего однокашника быстро понял, что тот делиться ничем не собирается, а профессиональная скромность не позволила Витторио задавать лишние вопросы. Однако Джироламо пожалел его, покачал головой и сказал:

— Знаешь, а ведь и мы ничего о нём не знаем. Мы видели, как сенатор ушёл ночью, и знали, что он не вернулся. Но больше в самом деле не видели ничего. — Джироламо невесело усмехнулся. — Честно говоря, я думал, что он арестован. Меня бы это не удивило. А теперь... — он развёл руками.

— Что же теперь? — тихо спросил Витторио.

Джироламо пожал плечами.

— Наверное, сделаем перерыв, пока картина не прояснится.

Витторио обещал сообщать новости.

Вернувшись в гостиницу, Джироламо объявил общий сбор. Его не покидало ощущение, что им теперь в самом деле пора было остановиться, чтобы не попасть под подозрение сбиров или «Стражей ночи». Исчезнувшего сенатора, выполнявшего секретные задания Совета Десяти, будут разыскивать по всему городу. Молодые люди, которые вертятся две недели около сенаторского дома и не спят по ночам, конечно, попадут в поле зрения сбиров. «Не съехать ли нам из гостиницы?» — подумал было он, но быстро отогнал от себя панические мысли. Такое поведение, напротив, может показаться подозрительным.

Когда они собрались вместе, он распорядился Франческо и Джанбаттисте Первому держаться подальше от площади Святых апостолов, а Джабе Второму, напротив, запретил вечером и ночью покидать гостиницу и приказал продолжать скрытно наблюдать за домом. А сам вместе с Пьетро доплыл вечером до Фузины и, перегрузившись с гондолы на барку, отправился в Падую.

На следующее утро падроне, с хмурым видом уставившись в бюст Аристотеля, за которым хранились его заветные папки, слушал донесение подчинённого.

— Н-да-а, — наконец протянул он, не скрывая своей растерянности. — Чем дальше мы влезаем в это дело, тем запутанней оно становится. Ты сам-то что думаешь, Джироламо?

— Те, кто залезали ночью к сенатору, знали, что его там нет и что там нет Филиппо. Значит, они были в курсе их ночных прогулок. Возможно, за ними обоими следили.

— Как за теми каталонскими монахами?

— Да. Может, это были те же люди.

Реформатор кивнул.

— Они, вероятно, искали то же, что и мы. Не исключено также, что они имеют отношение к его исчезновению. Можно даже предположить, что они наверняка знали о том, что сенатор не вернётся!

Джироламо с сомнением посмотрел на падроне:

— Почему? Ведь мы тоже залезали к сенатору. Правда, ничего не переворошили. Все оставили на своих местах.

— Вот именно! Вы потому и работали аккуратно, что знали, что сенатор вернётся. Вы понимали, что он не должен догадаться об обыске в его комнате. А человек, который орудовал в кабинете Феро этой ночью, почти наверняка был уверен, что больше никогда не сможет сюда прийти и этот обыск — его последний шанс. Неизвестно, впрочем, нашёл ли он что-нибудь. Поэтому он и переворошил все вверх дном. В отчаянном поиске. — Реформатор с досадой потёр нос кончиками пальцев. — Что там делали все эти магистраты? — продолжал он. — В случае исчезновения или гибели патриция, даже облечённого высокими полномочиями, должны были прийти магистраты и адвокаты из уголовной кваранции, провести необходимое дознание. Ну хорошо, младший барджел пришёл от Совета Десяти. А сбиры? Зачем сбиры? Я уверен, что именно они и проводили обыск в кабинете сенатора. А не только якобы собирали рассыпанные документы. Безусловно, в сундуке находились документы, которые они поспешили опечатать и унести.

Джироламо подался вперёд.

— Но тогда всё-таки, падроне, ваше мнение? Что с сенатором? Он убит? Арестован? А может, сбежал?

Живые глаза Реформатора грустно смотрели на молодого человека.

— Всё может быть, — проговорил он. — Кто знает? Ты правильно очертил три возможности: арестован, сбежал, убит. Можно добавить ещё — похищен. Если он арестован Советом Десяти, то твой приятель-связной должен был бы это уже знать. Кроме того, всем известно, как сбирами проводится арест. Глубокой ночью, чтобы жертва не успела сбежать. Похоже ли, что сенатор сбежал ночью? Он торопился, озирался, крался?

— Нет. Мы этого не заметили.

— Вот видишь! К тому же ты сказал, что он выходил из дома налегке. Значит, сенатор не планировал дальние путешествия. Него баркаролло тоже! В путешествие он бы взял другого слугу, а не своего лодочника, отца семейства с тремя детьми. Но в любом случае он пропал надолго. Что-то мне подсказывает, что сенатор больше никогда не объявится.

Джироламо поджал губы, понимающе взглянул на Лунардо.

— Значит, вы считаете, он убит?

— Боюсь, что его нет среди живых, — Лунардо тяжело вздохнул. — Не знаю, что там ночью произошло, но его нет.

— Мне кажется, именно те двое незнакомцев, которые обыскивали кабинет Феро, имеют отношение к его исчезновению, — предположил Джироламо. — Воспользовались его лодкой...

— Погоди, — мягко остановил Реформатор. — Ты сам сказал, что вы не видели, как они появились на площади.

— Зато мы видели, как сенатор и его лодочник отплыли по каналу Святых апостолов в лагуну. Как лодка оказалась снова рядом с площадью? Может, незнакомцы, которые проводили обыск, и приплыли на этой гондоле?

— Но это нам почти ничего не даёт. Вы лица их разглядели?

— Нет. Похоже, они были в масках, в баутах.

— Видишь, мы даже не знаем, как они выглядели. Между прочим, так могли выглядеть и сбиры Совета Десяти.

На некоторое время воцарилось молчание. Реформатор сделал вид, что углубился в чтение «Стратагем» Фронтина, книгу, которую он всегда держал на своём столе и любил цитировать, во многом следуя её мудрости.

— Ну и что теперь нам делать? — спросил Джироламо. — Документов мы не нашли. Сенатор исчез. Монахи исчезли. Мы находимся почти там же, где были в самом начале.

— Не согласен, — Лунардо оторвался от книги. — Мы очень продвинулись. Во-первых, теперь-то все и начинается. Перед нами — загадка.

— Может, подождём известий от Канцлера? Его секретарь обещал держать нас в курсе дела.

Лунардо вздохнул, поднял глаза на помощника. В его взгляде читалась суровость.

— Да, да, — пробормотал он. — Пусть выясняет и обязательно нам расскажет. Но, понимаешь ли, что-то мне больше не хочется, чтобы мы зависели от Канцлера.

— Вы ему не доверяете?

— Не то чтобы не доверяю. — Лунардо колебался, подбирая слова. — Видишь ли, я нахожу странным, что он направляет нас, и, главное, очень как-то кстати направляет. Это же он сориентировал нас на сенатора! В итоге мы кое-что увидели. Сейчас он подскажет ещё что-нибудь, и мы снова сможем что-то увидеть. Мы до сих пор шли по указанному им следу. Зачем? Я до сих пор не разобрался. Я люблю охоту, у нас на Бренте, на болотах. Но мне вовсе не нравится быть чьей-то охотничьей собакой. Сейчас у нас появилась возможность самим избрать направление нашей охоты.

— Что же, мне больше не встречаться с секретарём?

— Почему? Обязательно встречаться! Нам все важно.

— Во всяком случае, как я понимаю, слежку с дома сенатора мы снимаем? — с надеждой спросил Джироламо.

— Ни в коем случае! — глаза Лунардо сверкнули. — Теперь ты будешь наблюдать за Филиппо! Я уверен, он как-то связан с этим делом. И потом, — Лунардо вынул из ящика стола какой-то предмет и кинул его помощнику. — Узнаешь?

Это была та самая рукоятка с поперечной перекладиной и двумя узкими тонкими металлическими кольцами под углом в 45 градусов на концах перекладин, которую Джироламо видел на столе сенатора Феро.

— Твои поиски не были напрасными, мой мальчик! — Лунардо указал на предмет. — Сделано по твоему эскизу. Я обратился к нашему замечательному другу Галилео из Пизы — ты знаешь, у него небольшая мастерская, — и его механики изготовили модель. Потом мы обсудили, что это может быть, — Лунардо с хитрым видом снова открыл ящик и вынул из него бумажный лист размером ин-фолио, на котором в два идентичных столбца на некотором расстоянии друг от друга были написаны одинаковые буквы. — Вот такие листы ты видел в ящике стола сенатора! Теперь ты понял?

— Копировальный карандаш?

— Совершенно верно! Ты правильно почувствовал в этой штуковине какой-то подвох. — Лунардо взял два свинцовых карандаша, вставил их в кольца устройства и, взявшись за рукоятку, принялся водить ими по середине листа. Что бы ни выводила его рука, правый и левый карандаши повторяли буквы, линии и рисунки. — Надо немного приноровиться. Но после очень недолгой тренировки все получается не хуже, чем если бы я писал одной рукой. — Лунардо предложил Джироламо попробовать устройство самому. — Раз у сенатора на столе лежит копировальный аппарат, да ещё и пробы в столе, значит, он пользовался им недавно и часто. Можем мы предположить, что он таким образом записывал и копировал документ, который мы ищем?.. Можем! По крайней мере в двух экземплярах! А не найдено ни одного! Допустим, один экземпляр он всё же передавал Гарцони. А где второй? Значит, мы можем продолжить поиски хотя бы его. Кстати, и неизвестные ночью, возможно, тоже искали именно этот второй экземпляр!

— Где же он может быть?

— Не спускайте глаз с этого подозрительного Филиппо. Я уверен, что он выведет нас на след. Во-вторых, отправь двоих парней на брольо! Сейчас в связи с исчезновением сенатора город будет всё больше наполняться слухами. И будьте очень осторожны. Если Феро не арестован, а с ним что-то произошло, то расследование предстоит очень серьёзное.

Но они оба ошибались. Они ошибались, думая, что у них есть запас времени, и предполагая, что могут ещё оставаться сторонними наблюдателями...