Венецианская терра ферма. Падуя. В те же дни

— «Кизил элма», — проговорил Маркантонио Лунардо, вздохнул и покачал головой. — План «Кизил элма». Поэтично.

— Что это означает? — спросил Джироламо.

Был холодный ветреный день, в камине кабинета потрескивал огонь. Перед Реформатором лежал объёмистый документ в три десятка листов, который измотанный Джироламо вручил ему накануне глубоким вечером и который Лунардо изучал всю ночь. Джироламо, прежде чем отправиться в Падую, послал туда с отчётом и просьбой о помощи Джанбаттисту Второго, а сам весь день провёл в лазарете монастыря подле Франческо. Раненый пришёл в сознание, но был очень слаб, жаловался на головную боль и тошноту. О происшедшем сказать он толком ничего не мог. Выследив Филиппо, он устроился с ним в той же остерии и, сняв соседнюю с ним комнату, приготовился его сторожить и поджидать товарищей. Услышав подозрительный шум в комнате Филиппо, решил заглянуть туда, приоткрыл дверь и... потерял сознание.

Утром следующего дня в монастырь вернулся Джанбаттиста с медиком из Падуи, который внимательно осмотрел рану на голове Франческо и успокоил всех, сказав, что тот непременно рано или поздно поправится. Только после этого, оставив раненого на попечении товарищей, Джироламо отправился в Падую к падроне.

Реформатор снял с носа очки, и они свободно повисли на серебряной цепочке на его груди.

— «Кизил Элма» означает «красное яблоко», — видя недоумение помощника, он пояснил. — Предполагаю, что это намёк на одну древнюю константинопольскую легенду, которая так и называется — «Легенда о красном яблоке», — он задумался и, прикрыв глаза, словно погрузившись в воспоминания, неспешным голосом продолжал: — Я тебе уже не раз рассказывал, помнится, что любил, переодевшись, инкогнито совершать прогулки в разные кварталы Стамбула.

Однажды вечером, помню, был туман. Да, туман, стелившийся над Золотым Рогом, он плотно укутал город, особенно площади. Но до Фатиха, квартала, куда я в тот день совершил своё тайное путешествие, он не поднялся. Огромный купол и минареты Имарета, развалины древнего акведука, мечеть Сулеймана поднимались словно скалы в молочном море.

Я был не один. Нам хотелось посетить могилу Константина Великого. Но вот беда — самим могилу не найти! Дело в том, что саркофаг стоял в греческие времена в храме Святых апостолов, но на его месте Фатих распорядился построить свой Имарет! Поэтому меня и моих товарищей сопровождал, а вернее водил молодой знатный грек Антиох Маврокордато. Помню, мы куда-то забрели, толкнули деревянную калитку сбоку от какой-то мечети и по скользким камням спустились в склеп, мне показалось, давно заброшенный. Но посредине его стоял большой саркофаг. Мы подошли, и Антиох осветил его факелом. Мы ахнули — саркофаг из цельного порфира, около трёх метров в длину! Сомнения наши отпали — это была могила Константина Великого. Верхняя плита была вся испещрена надписями. Антиох уверял нас, что надписи эти сделаны ещё в далёкие византийские времена. Буквы греческие, но смысл текста я, как ни силился, понять не сумел. Это было нечто вроде шифра. Мы попросили грека перевести.

«Это древнее пророчество о начале и конце Константинополя, — объяснил Антиох. — Прочитать его мудрено, потому что из слов выпущены, во-первых, все гласные буквы, а кроме того, во многих словах сокращены и согласные».

«Но хоть что-то ты можешь прочитать?» — попросили мы.

«Я помню только самый конец: “Вернётся наш император и снова возьмёт красное яблоко”», — прочитал Маврокордато.

Лунардо сделал паузу, задумчиво посматривая на помощника, потом продолжал:

— Эти слова будто бы оставил перед смертью сам Константин. Я знаю ту трактовку, которую дал первый константинопольский патриарх при турках Геннадий Схоларий. Он вроде бы расшифровал всю надпись, все пророчество и объяснил последние слова так: «Вернётся наш император, который разобьёт потомков Измаила, то есть турецкую империю, и возьмёт красное яблоко, то есть завладеет миром». Вот такое пророчество о конце османов, их сейчас немало ходит на Балканах.

Таким образом, создатели плана «Кизил элма», возможно, имели в виду это пророчество, так как их план имеет своей целью изгнание османов и воцарение нового, нашего, христианского императора.

— А последний император, тот, при котором Константинополь пал и был завоёван османами, — спросил Джироламо. — Его тоже, кажется, звали Константин?

— Совершенно верно. Его звали Константин Палеолог Драгаш. Что я знаю об этом императоре? Он был, пожалуй, достойнейшим из многих правителей погибшей империи. Он отказался сдать Константинополь туркам. Он руководил защитой города в течение всей 54-дневной осады. А в последнем бою, узнав, что нападавшие прорвали оборону и вошли в город, бросился в гущу битвы со словами: «Сразимся с этими варварами!» — и там нашёл свою смерть. Его опознали в куче тел только по золотым застёжкам на сапогах с двуглавым византийским орлом. Насчёт его захоронения есть разные версии. По одной версии, когда кто-то из воинов принёс Фатиху голову Константина, тот поцеловал её и будто бы сказал: «Счастливы были подданные иметь такого государя, каков был ты». Потом якобы он передал голову православному патриарху, чтобы тот похоронил её по греческому обряду. Патриарх вложил её в серебряный ковчег и похоронил под престолом в Святой Софии. По другой легенде, Фатих распорядился голову сначала прибить к Августовой колонне, а затем забальзамировать и отправить по магометанским землям как свидетельство его победы над греками. А тело похоронили с императорскими почестями на одной из площадей Вефа, квартала в центре Стамбула. Тот же Антиох водил нас и к этой могиле. Скромная каменная плита. На плите выбит крест и имя усопшего по-гречески «Константин II». Умер он сорока девяти лет от роду в последний день штурма города, 29 мая 1453 года.

Кстати, вот тебе и ещё одно древнее пророчество, появившееся будто бы ещё в годы создания Константинополя — тысячу лет назад, и которое знали все европейцы, жившие в Стамбуле. Оно звучит примерно так: «Горе тебе, седьмихолмный град! Константином будет возведён великий город, а также в царствование Константина он и разорится за то, что греки, утопая в беззакониях, предались своей гордости!»

— Серьёзный документ, — подытожил Лунардо, протягивая листы плана «Кизил элма» своему помощнику. — Но он, по-моему, ещё больше запутывает дело.

— Почему запутывает?

— Потому, что если этот план составлен сенатором Феро со слов монахов, то он абсолютно все запутывает. В него трудно поверить, — Джироламо перелистал страницы плана. Текст был написан аккуратным почерком и имел вид полноценного документа, составленного частным лицом. На некоторых страницах имелись таблицы, была приложена подробная карта Далматинского побережья Венецианского залива, схемы передвижения войск, их высадки.

— Ты видишь, — прокомментировал Лунардо. — Настоящий проект войны с расчётами и выкладками, планом военной компании и передвижения войск, направлением ударов и прочее. Посмотри таблицы: рассчитано количество фуража для лошадей, число кораблей для десанта, а также — пушек, и аркебуз, и мушкетов, и боеприпасов к ним. Понятно, почему Феро работал над планом так долго. Всё это сразу запомнить и вкратце пересказать просто невозможно. Но тогда неизбежно возникает вопрос о личностях монахов. Кто они? Монахи ли они вообще или солдаты? — Лунардо поджал губы, и в углах его рта обозначились складки. Он покачал головой, словно отвечая самому себе. — Нет. Это, конечно, не монахи! Но кто они? Кому принадлежит этот план? Затем, посмотри. Это скрупулёзная разработка совместной атаки нескольких армий на турецкие позиции на Балканах. Армий нескольких государств. В том числе и Венеции. Венецианцам здесь отводится естественная роль: обеспечить военно-морской десант союзных держав. Неужели можно поверить, что какие-то монахи, повстанцы смогли бы разработать подобный документ? Ты в это можешь поверить?

— Не могу, — согласился Джироламо.

— Так кто же они? Спрашиваю тебя, как «адвокат дьявола».

— Ответ вроде бы напрашивается, — сказал Джироламо. — Если мы точно уверены, что это не греческие монахи, и вообще не монахи, и при этом заклятые враги османов, то вот и ответ: Феро вёл переговоры с представителями христианской Священной лиги о плане военного выступления против османов!

— Но Священной лиги не существует! — возразил Лунардо. — По крайней мере, пока не существует. Я получил подтверждения об этом из Рима, Неаполя и Праги! Напротив, наши отношения с папой, кайзером и испанским королём стремительно ухудшаются!

— Тогда я не знаю, падроне, — Джироламо развёл руками.

— Ещё один вопрос: почему Феро встречался с «монахами» таким экзотическим способом? Зачем ему нужны эти прогулки в гондоле по ночам? Ведь это не любовные свидания, да и он уже далеко не молод!

— Чтобы оставить все в тайне.

— Конечно, чтобы оставить все в тайне. — Реформатор кивнул, будто бы соглашаясь, затем лукаво посмотрел на своего помощника. — Но не кажется ли тебе, что он сохранил бы все в большей тайне, если бы засел с этими «монахами» во Дворце дожей в секретной комнате или ещё где-нибудь и методично записывал бы их предложения, тут же передавая материалы своим заказчикам из Совета Десяти. Уж того, что произошло с ним и его сыном, не произошло бы точно! Да и с нашим бедным Франческо тоже!

— Но ведь мы подозреваем, что переговоры ведёт не наше правительство, а заговорщики! И Феро, вероятно, один из них! — выпалил Джироламо.

— Допустим. Но тогда вспомни наш вывод о том, что все эти переговоры похожи на спектакль, и не для домашнего театра, а для ярмарки. Так зачем эти ночные прогулки?

Джироламо осталось только снова развести руками, и на некоторое время оба погрузились в молчание.

Затем Лунардо тихо забормотал, уставившись на помощника, но словно разговаривая с самим собой:

— Или заговорщики поручили Феро вести переговоры, или Феро вёл переговоры с заговорщиками! Может быть, поэтому они так странно велись? Что-то здесь не соединяется... Что-то не соединяется... не соединяется...

Он откинулся в кресле и надолго замолчал. Джироламо тем временем взял листы плана, стал их заново просматривать. План состоял из двух частей. Первая часть, основная, детально излагала программу совместных действий союзников против Турции и занимала почти две трети текста. Вторая же часть, заметно более короткая, менее подробная, но не менее любопытная, была посвящена восстаниям покорённых турками народов или выступлениям отрядов внутри турецких земель.

— Кстати, а вторая часть плана? — громко заговорил Лунардо, видя что Джироламо углубился в её изучение. — Если в первую часть можно гипотетически поверить, то вторая — просто небывальщина! Совместные военные действия с ускоками! С которыми наша Республика находится в состоянии войны почти полстолетия! Невероятно! Нападение на крепость Клисса!

Лунардо взял со стола одну из своих заветных папок с записями. Прочитал:

«Клисса, крепкий замок на высоком холме, господствует над узкой долиной, по которой тянется дорога из Спалато вглубь материка. Стратегический пункт, стоящий на пути, связывающем материк с Венецианской Далмацией.

Здесь нет никакой другой воды, кроме дождевой, да ключа в деревне у подножья крепости. Кругом сады, виноградники и масличные деревья.

Клисса некогда принадлежала австрийскому дому, но в 7045 году, во время очередной войны, захвачена турками, которые сразу же устроили в ней резиденцию Санджак-бея — областного начальника».

— Зачем захватывать эту крепость, если защитить её будет просто невозможно? — спросил сер Маркантонио, обращаясь не столько к Джироламо, сколько к самому себе. — Крепость, которую видно из окон нашего венецианского Спалато!

При этом, обрати внимание, захвату этой крепости придаётся огромное значение! С этого начнётся антитурецкое восстание воевод по всей Далмации, Хорватии, Боснии, Сербии и Албании! И взгляни, кто должен возглавить это восстание! Сын султана Мехмеда! Как его зовут?

— Кажется, Осман, — неуверенно подсказал Джироламо.

— Это его мусульманское имя! А христианское? Ведь он теперь крещёный!

— Константин! — сказал Джироламо.

— Господи! — воскликнул Лунардо. — Откуда он взялся? Я не могу себе представить, как малолетний сын султана может оказаться за две тысячи миль от султанского гарема, да ещё и сознательно воевать против собственного отца на стороне его врагов! А кто его мать? Его мать — гречанка, наложница султана! Как они вообще смогли сбежать из гарема? За одну только мысль о побеге могут казнить!..

И как все ловко придумано! Зачем нужен сын султана? Да потому что речь тогда пойдёт не просто о восстании, а о византийском наследстве, которое узурпировали османы! Смотри — сын султана и гречанки Комниной! Как я понимаю, женщины из древнего рода Комниных, императоров Византии, правивших почти четыреста лет назад!

— Но один из наших принцев — Гонзага — женат на принцессе из рода Палеологов, — осторожно возразил Джироламо.

— Ты прав! И у царей Московии тоже течёт кровь Палеологов. Но они не являются сыновьями султанов! В общем, что касается второй части плана, это чистая авантюра, я вообще пока не понимаю, зачем она нужна, если сравнивать её с масштабной первой — планом военных действий...

— Но как можно реализовать первую часть плана? Для этого необходимо, чтобы наша Республика уже сейчас готовилась к войне. Причём очень интенсивно. А это значит, что Синьория, Сенат и Большой Совет, Совет Десяти и все наши мудрецы-сави должны проголосовать за союз с папой римским, Испанией, кайзером и объявить войну Великому турку! И если всё дело тут в заговорщиках из нашего Совета Десяти, то для осуществления такого плана им нужно сначала совершить государственный переворот, не больше и не меньше! Только так они заставят нашу смиреннейшую Республику пойти войной на турка!

— Может быть, к этому дело и идёт? — спросил Джироламо. — Может быть, часть заговорщиков готовит переворот, а Феро вёл тайную подготовку плана будущих союзников?

— Ха! Я конечно, не верю, что Феро участвует в заговоре, по крайней мере, сознательно. Мы ведь достаточно выяснили его биографию. Это честный патриций, верный Республике и её установлениям. И кстати, я боюсь, что его нет в живых. Убит из-за плана, как и Филиппо. Постой-ка! Я, кажется... — Тут Лунардо вскочил, хлопнул себя по лбу. — Святая Богородица! Действительно, как же я раньше не догадался? Константин! Константин! Всё дело в К-о-н-с-т-а-н-т-и-н-е!

Джироламо уставился на падроне, словно тот повредился в уме.

— Ты ещё не понял? Мы только что с тобой вспоминали, что первого и последнего императоров Константинополя звали Константинами! А слышал ли ты, что суеверные турки запретили своим греческим подданным называть новорождённых мальчиков этим именем? Знаешь почему? Потому что существует и логическое продолжение пророчества — раз Константинополь появился и погиб при Константинах, то и возродится он тоже при императоре по имени Константин! А как зовут мать этого Османа — Константина? Елена?! А знаешь, как звали матерей первого и последнего Константинов? Тоже Еленами!!! Как тебе нравятся эти совпадения? — Лунардо взволнованно стиснул ладони у груди. — А теперь соедини все эти пророчества и совпадения с названием плана «Кизил элма»! Получается план возврата Византийской империи христианам! Теперь ты понимаешь, что может произойти, если план попадёт в руки турок? Конечно, они решат, что венецианцы тайно вступили в союз с кайзером и ненавистной им Испанией! А что их убедит в этом? Воплощение плана в жизнь! Даже воплощение некоторых частей плана в жизнь! Вот для чего нужна вторая часть плана!!! Следишь за моей мыслью?

Джироламо смотрел на начальника, раскрыв рот. На его лице было написано недоумение. Всё-таки он не поспевал за падроне, с трудом следя за ходом его рассуждений.

— Я тебе объясню! — воскликнул Реформатор. — Представь себе, что турки что-то подозревают по поводу Венеции. И даже наверняка, потому что они не верят в искренность нашего правительства. Так вот, представь себе, что туркам попадает такой план. Что они решат? Что ведутся переговоры с их врагами и надо держать ухо востро. Premonitus premunitas! А теперь представь, что какое-то событие, упомянутое в этом плане, действительно произойдёт. В чём они убедятся? Что план — чистейшая правда! Что Венеция действительно вступила в союз с антитурецкой коалицией и готовится вести войну против османов! Такие события и находятся во второй части плана, как мне кажется!

— Но, падроне! Вы же сами только что сказали, что вторая часть плана видится вам совершенно невероятной!

— А теперь не видится! — упрямо воскликнул сер Маркантонио, и глаза его загорелись, как у мальчишки. — Вспомни историю с албанским капитаном Капуциди и слухами, что в Далмации что-то готовится. И странные переговоры в Риме, вспомни брата Чиприано и кавалера Бертуччи, которые плетут какие-то интриги в той же Далмации! И представь себе, что эту маленькую крепость Клисса, что в двух шагах от наших границ с турками, в самом деле не сегодня завтра захватят! Если туда в самом деле проникнет группа ускоков и каких-нибудь разбойников, выдающих себя за венецианцев? Что подумают турки, если это произойдёт и у них будет план, в котором это описано? Они решат: план, который мы держим в руках, — правда!

— Вы хотите сказать... — сказал Джироламо, начиная постигать догадку Реформатора.

— Я хочу сказать, что план «Кизил элма» — провокация! Чудовищная провокация! Неважно, что в его первой части, все важное — во второй! И значит, она будет реализовываться! Вот эта вторая часть плана, если её хотя бы частично осуществить, делает правдоподобной первую!

Однако Джироламо не сдавался, пытаясь постигнуть суть дела.

— Ну хорошо, — сказал он. — Допустим, с крепостью Клисса, с вашим утверждением можно согласиться. Похоже, там действительно что-то замышляется. Но что с остальными операциями? Беглый принц Осман...

Лунардо досадливо крякнул.

— Да, — вынужден был признать он. — Беглый принц — маловероятная история. Ты прав. А я было обрадовался, что нашлось убедительное логическое объяснение всем этим фактам. Но, поразмыслив, понимаю, это малоубедительно.

— Но, падроне! — возмущённо вскричал Джироламо. — Ведь если план серьёзный, в нём нет места басням! Тут даже имена указаны! И потом, это не единственная операция, описанная в плане. Как насчёт диверсий и провокаций?

— Ну, с этим попроще, — протянул Лунардо уныло. — С диверсий-то все и началось... Кстати, посмотри-ка, не упоминается ли в плане нападение на турецких паломников осенью прошлого года?

— Упоминается!

— Эх, чем чёрт не шутит! — воскликнул Лунардо, снова оживляясь, и в глазах его блеснули искорки. — Кто его знает, что там за двадцать последних лет изменилось в серале? Я, кажется, знаю, как можно проверить историю с принцем. Если мальчишка сбежал из сераля, то его скорее всего переправили не в турецкие земли, а в венецианские, в Истрию или Далмацию, причём к православным, как следует из плана. А если это так, то у нас есть к кому обратиться! Ведь наш друг фра Паоло в свою очередь дружит с отцом Гавриилом, православным епископом Венецианским и Далматинским! То есть пастырем всех православных в нашей Республике! А потому, если мальчишка существует, мы его найдём!

— Так кто же тогда, по-вашему, организовал провокацию? — повторил Джироламо.

— Тот, кто хочет убедить османов в злых намерениях Республики! Если это предположить, тогда все становится на свои места. Помнишь, ты говорил, что ещё кто-то, кроме вас, следит за монахами? Может, турки? Монахи к тому же особенно не таились, и не забудь их странные имена! Ведь и туркам известно имя их врага фра Чиприано ди Лука! Вполне вероятно, их переговоры с Феро — разыгранная стратагема, предназначенная для глаз турецких агентов, которые скрываются в Венеции. Турки должны были увидеть, что венецианцы ведут предательские переговоры. И возможно, что они уже заполучили план! Ведь как мы с тобой знаем, все прогулки прекратились, как только Феро поставил последнюю точку в своих записях. После чего сам исчез. Исчезли монахи. Ночные прогулки Филиппо закончились.

— Комедия для османов? — подумал вслух Джироламо. — Допустим, это так, но кто же убивает всех, кто связан с переговорами и документом? Заговорщики? То есть они устранили Феро и Филиппо, когда те выполнили их задание. В чём же тогда цель заговора?

— Провокация! Военную операцию на Балканах заговорщики организовать не могут, но провокация им вполне по силам. Ею они всё равно втянут Венецию в войну.

— Но тогда у убийц должен быть могущественный сообщник во Дворце дожей. Кто?

Джироламо уставился на Реформатора, потом лица обоих вытянулись от ужаса, и Джироламо, запинаясь, произнёс страшную догадку:

— Великий Канцлер Республики Агостино Оттовион?!..

В глазах Реформатора мелькнула растерянность, глаза сделались грустными, взгляд потух. Он тяжело вздохнул. Когда он заговорил снова, голос его стал неуверенным.

— Я боюсь предположить. Даже боялся это высказывать вслух, — проговорил он. — Но Канцлер как будто заранее знал, куда нас надо отправить.

Джироламо помрачнел, вспомнив о засаде в забытой Богом гостиничке. Кто мог знать, что они бросятся за Филиппо в погоню? Он вспомнил о Витторио, который снабжал его сведениями всё это время и с которым отношения становились всё более доверительными. Если Оттовион — враг, а Витторио служит у него... Неужели он ловко притворялся и лгал, сознательно пичкал Джироламо лживыми сведениями, подталкивал, использовал в вероломной игре своего начальника? Неужели он способен предать воспоминания об их университетской дружбе?

— Но зачем? Зачем Канцлеру это нужно? — задал себе вопрос Лунардо, и Джироламо вздрогнул, так как в голосе падроне ему почудилась искренняя боль. — Великий Канцлер! Неужели он и есть заговорщик?

Джироламо пожал плечами. На его скулах играли желваки.

— Падроне, что нам теперь делать?

— Сорвать заговор! Сорвать провокацию!

Реформатор и его помощник погрузились в молчание и долго наблюдали за потухающим в камине пламенем.

— Во-первых, надо проверить, правильна ли моя догадка насчёт операции «Красное яблоко», — наконец задумчиво произнёс Реформатор, не отрывая взора от камина. — Я вижу два опасных события, которые могут убедить турок в наших враждебных намерениях и таким образом подтолкнуть их к войне с нами. Первое — захват венецианцами турецкой крепости Клисса, второе — интриги с султанской женой и её сыном. Если предусмотренные планом события — правда, значит, сорвать заговор можно только единственным образом: помешать этим событиям произойти! Но прежде необходимо убедиться, найти доказательства того, что планируемые действия — не иллюзия! У нас пока нет таких доказательств. Что касается крепости Клисса... Можно устроить шумиху в Сенате, напугать заговорщиков. Сорвать, таким образом, операцию. Одновременно попытаемся быстро получить информацию о принце через фра Паоло и его друга православного епископа. Есть у меня, кому написать и в Стамбул. Если из дворца сбежала султанская жена, такое событие должно быть известно среди дипломатов.

— А Канцлер? Что делать с Канцлером?

— Хм... — Лунардо задумался, потом продолжал. — Подозрения насчёт него мы тоже обязаны проверить. Никто не знает, я надеюсь, что у нас есть текст плана, включая Канцлера. Но если он заговорщик — то ему известно его содержание и он более других заинтересован, чтобы о готовящемся нападении на крепость Клисса никто не узнал. Он должен пытаться скрыть эти сведения любой ценой, не гнушаясь и убийств!

Джироламо ещё не успел покинуть гостеприимный дом Реформатора — он как раз забежал на кухню подкрепиться, — когда мессер Маркантонио снова пригласил его в свой кабинет. Поднявшись, он удивился, увидев падроне нервно расхаживающим по комнате, и незнакомого слугу в почтительной позе застывшего подле двери. При виде Джироламо Лунардо бросил на него многозначительный взгляд и проговорил дрогнувшим голосом:

— Это... срочный курьер от его превосходительства Агостина Оттовиона! — Он повернулся к слуге. — Будь любезен, милейший, повтори моему помощнику то, что ты прибыл сказать!

Слуга медленно и почтительно проговорил:

— Мой господин, его превосходительство великий Канцлер Республики просит вас незамедлительно, как только возможно, и тайно прибыть в его загородный дом на реке Брента. Он будет ожидать вас там с рассвета. Также он просил взять с собой наиболее уважаемого священника из Падуи.

— А причину такой неотложной встречи его превосходительство не указал?

— Я передал всё, что приказал его превосходительство. — Слуга согнулся в поклоне.

Джироламо и Лунардо переглянулись. В глазах падроне читалась нескрываемая тревога. Однако когда Лунардо заговорил, голос его был, как обычно, спокойный и любезный:

— Джироламо, прошу тебя, проводи курьера на кухню и распорядись накормить его сытным ужином, а потом поднимись ко мне.

Выполнив поручение, Джироламо бегом вернулся к Лунардо и нашёл его в гардеробе облачённым в дорожный костюм и выбирающим потеплее и подлиннее плащ.

— Это не западня, падроне?

— Не знаю. Собирайся, — сказал Лунардо. — Отправь записку к фра Паоло, собери своих ребят — Пьетро, обоих Джанбаттист. Вооружение — полное, проверьте пистолеты. Сбор на пристани.

Той же ночью мессер Маркантонио Лунардо, фра Паоло и Джироламо с командой покинули Падую. Поздно ночью при свете факелов, под охраной слуг Реформатор прибыл на пристань Бренты и погрузился в небольшой барк. На следующее утро в университете будет объявлено, что мессер Лунардо берёт краткий отпуск по состоянию здоровья и отправляется на свою виллу на севере. Действительно, его паланкин выехал из города через северные ворота и взял направление к подножию Альп.