Османская империя. Стамбул. В те же дни

Мечеть была огромна, какой и должна быть Сулеймания — царственная мечеть Сулеймана Великолепного — самого великого из Османов. Высокий пятидесятиметровый средний купол, стоящий на арках с подпорками, словно на слоновьих ступнях, в окружении пяти куполов поменьше. Четыре минарета с десятью балконами, означающими, что Сулейман — десятый султан династии.

Паломник любовался этим величием, задрав голову. Он только что вышел из караван-сарая во дворе мечети, где по щедрой традиции султанов всех приезжих купцов и паломников три дня кормят бесплатно. Он находился здесь уже два дня, стараясь лишний раз не покидать священный комплекс, ибо был здесь более, чем чужеземцем, и всё дивился не только величию тех, кого он считал варварами, но и их пугающей цивилизованности. В комплексе кроме караван-сарая было ещё несколько медресе: благотворительное заведение, психиатрическая лечебница, баня, школа для маленьких, усыпальницы.

Он перешёл во внутренний двор и, прежде чем сесть на скамейку подле умывальни в центре дворика, устроился на ступенях мечети под колоннами и долго наблюдал, что делают правоверные перед входом в свой храм, чтобы затем старательно повторить все их действия. Он смотрел, как старик у фонтана очищается физически: вымыл лицо, руки до локтей, шею, затылок, выполоскал рот, высморкался, смочил усы и вытер уши. Потом он разулся и тщательно омыл ноги. Смыв с себя пыль душного дня, старик напился холодной воды из источника и после этого босиком поднялся по ступеням и скрылся за пологом мечети.

Наконец, паломник также занял местечко у фонтана и также тщательно омыл и освежил себя. Движения его были правильны, но не очень уверенны, а глаза бегали и подсматривали. Он прибыл из Италии, самой культурной и развитой страны христианского мира, тем не менее не привык мыть руки и ноги каждый день. Наконец, решив, что закончил, он поднялся и вошёл в мечеть.

Внутри он очутился в поистине безбрежном пространстве, его встретили гробовая тишина и усладительная прохлада. Правоверные, вошедшие внутрь, растворились в мечети. Он бесшумно прошёл по красным коврам, устилавшим пол, внимательно приглядываясь к молящимся, стоящим на коленях или сидящим на пятках, в поисках Протея. Он нашёл его недалеко от михраба, в укромном углу рядом с разноцветным витражным окном. Седой старец с густой бородой сидел, опершись спиной о колонну и вытянув ноги. Удобная деревянная подставка стояла как низкий столик у него над ногами, и на ней лежала книга. Подошедший остановился перед Протеем, тот поднял глаза и посмотрел на него взглядом, полным удивительного умиротворения.

Протей поманил его к себе.

— Здравствуй, Митридат, — прошептал он благодушно, когда пришедший вытянул ноги рядом с ним. — Отдохни в гостеприимном доме Аллаха. Это лучшее место, чтобы спрятаться от удушающего зноя и поразмышлять.

Митридат скосил глаза на книгу, лежавшую на подставке перед Протеем.

— Это Коран? — с удивлением проговорил он. Протей, видно, от долгой жизни среди неверных совсем отуречился.

— Да. А что здесь удивительного? Мы же в мечети. И потом, не забывай: настоящие правоверные очень почитают Ису, как одного из своих пророков.

— Почему ты говоришь шёпотом? — оглянулся Митридат. — Вокруг нас никого нет.

— Ты не ведаешь, какая здесь слышимость, — улыбнулся Протей. — Говорят, что Синан — строитель мечети и его друг и заказчик Сулейман часами сидели в разных концах храма и читали друг другу суры из Корана и персидские стихи, проверяя слышимость. Место, где мы сидим, единственное, где звуки затухают. И нас не услышат. Это тоже сделано Синаном намеренно. Но будь осторожен. Итак, я — весь внимание.

Митридат подробно пересказал все события последних месяцев в Венеции и Венецианской Далмации, в том числе о крепости Клисса, о султанской невольнице. Протей слушал его, не перебивая, медленно, умиротворённо, кивая, словно был доволен ходом дел, хотя они, эти дела, увы, прошли неблестяще.

Захват крепости, происшедший преждевременно и неподготовленно, не стал сигналом ко всеобщему выступлению покорённых народов на Балканах. Султанская невольница оказалась гораздо более толковой, смышлёной и энергичной, чем они предполагали, и скрылась.

— Эта невольница напомнила мне греческую Ио, — вдруг заметил Протей. — Тоже бежит через Коровий брод, тоже от Зевса, в нашем случае от султана. Только в другую сторону. Ио бежала из Европы в Азию, а Эрдемли, наоборот, в Европу... Известно, где она теперь?

Митридат покачал головой.

— К сожалению, мы потеряли её с того момента, как упустили мальтийца и его отряд. И мальчишку тоже.

— Да, — вздохнул Протей. Благодушие покинуло его. — Гибель рыцаря Коройи — тяжёлая потеря для нас.

Некоторое время они молчали.

— Что делать с невольницей? — спросил Митридат. — Разыскивать её?

— Не стоит. Если она попала в руки венецианцев или турок, то её уже нет в живых. А если сумела от всех спастись и спрятаться, то забилась в какую-нибудь нору, и её оттуда, пока всё не забудется, не выковырнуть. Во всяком случае, пытаться это делать сейчас не имеет смысла. Каждое блюдо хорошо в своё время. Кстати, убрал ли ты за собой посуду?

— Конечно, — сказал Митридат. — Сенатор Феро, невольно поработав на нас, был устранён нашим венецианским соратником. Сын сенатора был устранён лично мною. Двое турок — один в Рагузе, другой в Венеции — тоже мною.

— Но я знаю, что кое-что тебе не удалось, — заметил Протей не осуждающим, но понимающим тоном.

— Да. Проклятый доктор богословия Матео Альберти, написавший донос на своего брата и сорвавший операцию в Клиссе. Мы упустили его. Должен заметить, наш венецианский друг подстраховал нас, чтобы Альберти не сумел донести, но кто-то всё-таки узнал о его жалобе, и её передали венецианцам в обход нашего соратника! Вообще у меня сложилось впечатление, что кто-то в Венеции разнюхал обо всей нашей операции и прорвал сеть, которую мы сплели для амфибии. Кто-то знал и о Клиссе, и о невольнице, и о турках и пытался нам помешать.

Протей насторожился.

— Ты хочешь сказать, что это были не венецианские сбиры?

— Именно! Это был кто-то другой! — Митридат невольно повысил голос, и его взволнованное восклицание разнеслось по мечети.

— Тсс! — шепнул испуганно Протей. — Может быть, это были агенты одной из воюющих сторон?

— Нет! Похоже больше, что это были какие-то дилетанты. Но дилетанты очень умелые!

— Вот с этим надо будет нам разобраться, — проговорил Протей после паузы.

— А что с «Сетью паладинов»? — поинтересовался Митридат. — Будем сворачивать?

— Зачем же? Ты сказал, что её прорвали. Ну что же, терпеливый рыбак штопает свои сети и забрасывает невод снова и снова.

В этот момент снаружи послышался переливающийся голос муэдзина, сзывающий на молитву. Митридат вздрогнул. Он прислушался.

— А-аааааа-ааа-аллалалала-х А-ак-баааааар!

— Тебе пора идти! Скоро начнётся намаз, — сказал Протей.

Митридат поспешно поднялся. Обширное пространство мечети стало быстро заполняться правоверными.

— А вы?

— Я? — Протей смотрел на Митридата с искренним удивлением. — Я остаюсь. Мы увидимся с тобой завтра. Поторопись! Иначе турки быстро поймут, что ты не их породы! Я наблюдал, как ты неловко действовал в умывальне.

Митридат быстрыми шагами пересёк помещение. Прежде чем выйти из мечети, он последний раз оглянулся на Протея. Тот уже покинул свой угол и переместился прямо лицом к михрабу, переливающемуся перламутром и блестевшему изразцами. Протей уже забыл про Митридата, он сидел на пятках, держа перед собой ладони, раскрытые, как книга. Затем он низко поклонился, приложив лоб к тыльной стороне рук, положенных на ковёр.

Внутри Митридата всё закипело. Расталкивая правоверных, он быстро покинул мечеть. Он много видел на своём веку и ко многому привык. В конце концов он был так же фальшив, как и Протей. Но он никак не мог разгадать Протея. Кто он?

Прекрасно знает античность — раздал всем своим сподвижникам мифологические имена. Мусульманин, который наслаждается прохладой и алькораном в мечети? Но Митридату собственными глазами доводилось видеть, как истово молится Протей перед ликом Мадонны! А в горах инков он станет так же истово приносить человеческие жертвоприношения?

Митридат, прошедший тысячи миль, твёрдо знал, что он надел турецкое платье, чтобы замаскироваться. Но кем и когда замаскировался Протей?

Снаружи со всех минаретов, вздымающихся к небу, а в Стамбуле их сотни и сотни, муэдзины сзывали на молитву. Эти фантастические, невероятные, кажущиеся из другого мира, молящие и страстные звуки, вызвали у Митридата озноб. Он почти побежал со двора в сторону караван-сарая. И всё спрашивал себя: так для кого же всё-таки они плели сеть?..