XI

Густая послеполуденная лазурь в закругленной раме невысоких Стабианских ворот позади Фэшема, лорда Уильяма, Коллинзов и Андреа, медленно идущих по мертвой улице. Серо-желтые оттенки ярко освещенного камня. Сужающий пространство легкий наклон верхних этажей навстречу друг другу. Глубокие колеи, выбитые в камне мостовой колесами давних повозок. Пробивающиеся кое-где между древними камнями пучки живой травы.

АНДРЕА

(Беспечно бросая взгляд на ярко-красную легкую перегородку, защищающую разрытый участок.) А все же приятно идти там, где нельзя.

ФЭШЕМ

(вздыхая) О, да, разумеется. (к лорду Уильяму) Так что Вас прежде всего интересует, Элбери?

ЛОРД УИЛЬЯМ

Побежденный Египет, впитываемый морской красной губкой победившего Рима. Проще говоря, храм Изиды.

ФЭШЕМ

Ну, это близко. Но сперва я покажу «переулок скелетов».

КЭТРИН

Ой, какое гадкое название, мистер Фэшем. (Приседает, чтобы сорвать пучок травинок, украшенный непритязательными желтыми цветками.)

ГВЕНДОЛЕН

(Не забыв наградить пренебрежительным взглядом эту заготовку сентиментального гербария.) Вы сказали — скелетов? Здесь обнаружено много погибших? Я хочу посмотреть.

ФЭШЕМ

(вежливо смеясь) Боюсь, что Вы будете разочарованы, мисс Коллинз. Пепел действительно настиг здесь многих помпеян, ведь это путь к воротам. И в отличие от этой улицы, где, как видите, камень выскреблен как пол на деревенской кухне, в «переулке скелетов» есть места, откуда еще не извлечены останки погибших. Но Вы их, к сожалению, не увидите. (Жестом приглашая спутников свернуть в переулок.) Здесь нам надо свернуть.

КЭТРИН

Какая узенькая улочка! Мистер Фэшем, а для чего нужны эти каменные тумбы вровень с тротуарами? Зачем они перегораживают улицы?

ФЭШЕМ

(улыбаясь) Если бы мы перенеслись сейчас в правление Нерона, мисс Коллинз, без этих тумб Вы изрядно рисковали бы испачкать туфельки переходя улицу.

Генри смеется.

Проулок, которым они идут, скорее напоминает коридор. Андреа слегка отстает от остальных, медленно скользя на ходу ладонью по неровной кладке стены.

ГВЕНДОЛЕН

(с некоторым нажимом) Так отчего я не увижу Ваших «скелетов», мистер Фэшем?

ФЭШЕМ

О, простите. Дело в том, что со знаменитого Фиорелли раскопки ведутся сверху вниз. Если снятый слой открывает хоть крошечную дырку, в нее заливают гипс — а потом обивают его по контуру слепка. А сам слепок извлекают уже в музее. (Смеется.) Вот там и выясняется — человек был внутри или кусок бревна.

КЭТРИН

(поднося пальцы к щеке) Так эти статуи… в Музее. Это — настоящие гипсовые люди?

Иронический взгляд Гвендолен.

ФЭШЕМ

(смущенно) Увы, да. Я Вас напугал, мисс Коллинз?

КЭТРИН

(задумчиво) О, нет, что Вы. Но это как-то… неправильно.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(приотстав от девушек, идущих рядом с Фэшемом, к Генри:) Ваша сестра в чем-то права. (к Андреа) Не правда ли, эта античная Пляска Смерти превосходит бедные аллегории Средневековья?

АНДРЕА

(негромко) Я предпочел бы оставить свой ужас в пепле. И все же это как-то завораживает.

ГЕНРИ

(серьезно) Вот что странно. Вы ведь знаете, милорд, я ведь уже здесь был, хотя и в открытой части. Но только сейчас я что-то начинаю… (подбирает слово)… осязать. Даже не слышать. Что-то вроде прикосновения к коже.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(с тонкой улыбкой) Полагаю, Вы обязаны этим любезным объяснениям мистера Фэшема.

ГЕНРИ

(с открытой мальчишеской улыбкой) Не сомневаюсь.

Андреа давится смехом.

ФЭШЕМ

(к Гвендолен) Однако кое-что любопытное Вы все же увидите. (Оборачивается к лорду Уильяму.) Последняя находка оказалась столь уникальной, что ее сочли лучшим извлекать из пепла на месте, во всяком случае частично. Видите ли, от металла порода отстает легче.

ГВЕНДОЛЕН

От металла?

ФЭШЕМ

В том-то и дело. Человек с металлической статуей в руках. Их было довольно трудно разъять.

ГВЕНДОЛЕН

А зачем? И почему лучше было работать на месте?

ФЭШЕМ

Гм… пожалуйста, осторожнее, мисс Коллинз, эта мостовая такая скользкая. А вот и «скелеты»!

Каменный коридор обрывается относительно широким переулком. Небольшие участки открытой мостовой отступают здесь перед слоями черно-тусклой породы, кое-где вздымающейся выше фундаментов строений. Красные перегородки. Невдалеке слышатся стуки, скрежет, невнятные возгласы.

АНДРЕА

Там работают?

ФЭШЕМ

Да, хотя денек жарковат. А вот и наше последнее сокровище. (Вспрыгивает на пепельный холм, галантно протягивает руку Кэтрин. Андреа помогает подняться Гвендолен.) Полюбуйтесь, господа, стоит того! (с кривоватой усмешкой) Быть может, вы никогда больше этого не увидите.

В породе за привычной красной загородкой зияет дыра, увеличено повторяющая контур человеческой фигуры. Высокий длинный деревянный футляр рядом.

ФЭШЕМ

(к Гвендолен, что-то вспомнив) Технология перевозки отливок обработана. А статуя… знаете ли… более редкая находка… ну и…

ГЕНРИ

Так где же статуя?

ФЭШЕМ

(хватаясь за край ящика) Помогите с той стороны.

Генри решительно берется за другой конец. Вдвоем они приподнимают и переворачивают напопа ящик, открывая тускло мерцающую фигуру, почти изъятую из породы и как бы покоящуюся на постели из пропитанных чем-то кусков темной материи. На мгновение все застывают в молчаливом созерцании. Статуя являет собой обнаженного юношу, с убранными на греческий манер недлинными волнистыми волосами, в чьих безупречных чертах странным образом сливаются воедино мужественность и полудетская трогательная нежность.

ФЭШЕМ

Сегодня-завтра его окончательно извлекут, а послезавтра перевезут в Музей. (Задумывается.)

ЛОРД УИЛЬЯМ

(негромко) А ведь это — Ганимед.

ГЕНРИ

(с недоумением) Он на кого-то похож.

ГВЕНДОЛЕН

(язвительно) Полагаю, на какой-нибудь античный образец, быть может ты видел хотя бы еще один?

ГЕНРИ

(слишком занятый своей мыслью, чтобы обратить внимание на шпильку) Нет.

АНДРЕА

Странно. У меня тоже такое чувство.

Быстрый взгляд лорда Уильяма. Улыбка.

ФЭШЕМ

Владелец — некий Публий Корнелий. Он тут жил неподалеку.

ГВЕНДОЛЕН

А откуда известно его имя?

ФЭШЕМ

Гм… Право, я боюсь утруждать Вас скучными подробностями археологии, мисс Коллинз. (с большей живостью) Он нес статую в руках, когда обоих накрыл пепел.

ГЕНРИ

(указывая на пустую выемку) Но его тут уже нет, я смотрю.

ФЭШЕМ

Да, отливка уже в Музее. (рисуясь перед девушками) Мы можем видеть лицо человека, который погиб спасая, вынося на себе, шедевр неведомого мастера… Истинно римское величие духа — рискуя жизнью, спасать жизнь произведения искусства.

Лорд Уильям смеется.

ФЭШЕМ

(уязвленно) Элбери, чем я Вас так насмешил?

ЛОРД УИЛЬЯМ

О, так, ничего. Прошу прощения. (Не очень старательно подавляет смех.) Продолжайте, все очень мило.

ФЭШЕМ

Конечно, трудно установить наверное — действительно ли это Публий Корнелий… Эх, а к храму Изиды мы не пройдем! Обломки еще не убрали…

Улица, ответвляющаяся от «переулка скелетов», завалена рухнувшими колоннами и их обломками.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(Указывая на разрытый фундамент дома на другой стороне, там, соединяя уцелевшие уступы и лестницы, кое-где перекнуты мостки строительных лесов.) А если обойти там?

ФЭШЕМ

Ох, я не знаю, где там удобнее пробираться. Вон как разворочено.

ГЕНРИ

(с живостью) Это не страшно! Джентльмены, разведаем безопасный путь?

АНДРЕА

Конечно!!

ЛОРД УИЛЬЯМ

Фэшем, я уверен, что Вы не заставите дам скучать.

ФЭШЕМ

(неубедительно протестуя) Но…

ЛОРД УИЛЬЯМ

(снисходительно добродушно) Да бросьте, я же превосходно понимаю, что у Вас не может быть особой охоты прыгать лишний раз с камня на камень.

ФЭШЕМ

(с облегчением) На моем месте Вам бы это тоже давно надоело, Элбери.

ГВЕНДОЛЕН

Но так не честно! Я тоже хочу…

ГЕНРИ

…как следует уделать одежду пеплом и сажей.

Гвендолен бросает на него уничтожающий взгляд.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Мисс Гвендолен, я обещаю, что если это вообще возможно, в храм Изиды первой зайдете Вы. (Улыбается.) Изида — женское божество, и мы ни в коей мере не хотим навлечь ее гнев. (Улыбается.) Мы действительно только проверим дорогу.

Гвендолен смущенно опускает глаза. Краснеет.

Генри уже спускается в глубину разрытого фундамента. Андреа, затем лорд Уильям, следуют за ним.

ФЭШЕМ

(кричит вслед) Там два квартала вперед! Прямо по этой улице!

ЛОРД УИЛЬЯМ

Разберемся!

…Лабиринт фундамента: постоянная смена освещения — Андреа, лорд Уильям, Генри, пролезая через щели, перебираясь по мосткам, спускаясь и поднимаясь по стертым каменным лестницам, то оказываются в прохладной густой тени — если над ними смыкаются сохранившиеся своды — то вновь попадают в ослепительное сияние дня.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Нет, Гарри, эта дощечка не вызывает доверия. Сюда.

АНДРЕА

(смеясь) А белых камешков ни у кого нет? Стоило бы оставлять метки.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Мальчик-с-пальчик страдал плохой зрительной памятью. Не советую подражать.

ГЕНРИ

Слушайте, милорд, почему Вы сейчас смеялись над Фэшемом?

ЛОРД УИЛЬЯМ

(засмеявшись с удовольствием) А он нес несусветную чушь.

ГЕНРИ

Это я понял. Но в чем она заключалась?

ЛОРД УИЛЬЯМ

Гарри, Вам придет в голову рисковать жизнью спасая… патефон или телефонный аппарат? Даже если это Ваша собственность?

ГЕНРИ

Нет, конечно, что я, не в себе?

ЛОРД УИЛЬЯМ

В том-то и дело. А теперь представьте, что домашний быт патрициев весь состоял из шедевров… Посуда, мебель, все было сотворено руками «неведомых мастеров», до которых патрицию, кстати, было столько же дела, сколько Вам — до телефонного мастера. Искусство — предмет комфорта, не больше. Спасать предметы комфорта — блажь, что Вы сами сейчас подтвердили. Помпеяне спасали золото, драгоценности, документы.

АНДРЕА

(увлекшись) Нет, постой! Ведь все-таки он тащил скульптуру, этот Корнелий! Все-таки он это делал!

ГЕНРИ

Попались, милорд? Фэшем хоть и дурак, а прав!

ЛОРД УИЛЬЯМ

(хохочет) Нет, вы меня убьете сегодня… (Останавливается, достает портсигар. Предлагает папиросы Генри.) Ну конечно он спасал этого Ганимеда! Но не ради же таланта скульптора?!

АНДРЕА

А зачем?

ЛОРД УИЛЬЯМ

(выпуская дым) Ну, друзья мои, ответ на поверхности. Античное сознание наделяет предметы магическими функциями. Это и придает им иногда очень большую ценность в глазах владельца.

ГЕНРИ

Н-ничего не понимаю.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(пожав плечами) Мы случайно подняли завесу над историей любви. (Задумывается, устремляя взгляд куда-то в призрачную даль времени.) Это была печальная история. Нет сомнения, что юноша с которого, по римской прихоти стилизуя под Грецию, художник снимал портрет, уже давно был мертв, когда наш Корнелий погиб в лаве Везувия, обнимая его статую.

АНДРЕА

(завороженно) Мертв? Почему?

ЛОРД УИЛЬЯМ

А если бы юноша был жив — его статуя была бы для Корнелия не большим, чем для нас — фотографии. (Пауза.) Пойми, он спасал эту статую как металлическую скорлупу, в которой содержалось единственное бытие любимого человека…

АНДРЕА

(сбивчиво) Но это… это же куда прекраснее, чем… это лучше!

ЛОРД УИЛЬЯМ

Правда всегда лучше. Только ее трудно понять. Мы подсовываем древним то, что представляется высокими мотивами нам — и из-за этого не видим вещей настолько интересных, что они не могут даже возникнуть в нашем убогом воображении.

ГЕНРИ

Но ведь…

ЛОРД УИЛЬЯМ

(быстро) Что Вам не нравится, Гарри?

ГЕНРИ

Пустое.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Не думаю.

ГЕНРИ

История-то зеленая. А все-таки красиво. Как-то одно с другим не вяжется…

Лицо Андреа делается напряженным, что не остается незамеченным лордом Уильямом.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(мягко) Бойтесь ярлыков, Гарри. Божественное и пакостное заключается только в людях, все остальное — пустые условности, недолговечные одежды времени.

ГЕНРИ

(На мгновение задумывается, затем решительно бросает окурок.) Сложно. Как-нибудь подумаю.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(тоже — небрежным жестом — бросая окурок) Ну, не в такой же день, как сегодня! (Широко улыбается. Бросает взгляд Андреа, который уже поднялся на верхнюю ступень лестницы, ведущей к округлому проему двери.) Ну как?

АНДРЕА

(выглядывает наружу, оборачивается) Если то, что там в конце улицы, это и есть особняк madame Изиды, то хоть на велосипеде проезжай.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(стремительно поднявшись следом) Да, это он, храм Изиды. Путь свободен!

ГЕНРИ

Значит, придется-таки Фэшему попрыгать.

 

XII

Относительно расчищенная улица, на которую уже выбрались лорд Уильям, Гвендолен, Генри и Андреа. Кэтрин, смеясь, выбирается из проема с помощью Фэшема.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(весьма заметно, что он уже не нуждается в гиде) Улица Изиды. Дорога в Египет.

ГВЕНДОЛЕН

Милорд, почему Вам это так интересно? Ведь ради Египта в Египет и едут. Но что такое египетские культы здесь? Вкрапление, мода, не больше. Не интереснее ли в Риме Рим?

ЛОРД УИЛЬЯМ

(легко улыбаясь неглупому вопросу) И да и нет, мисс Гвендолен. Вам не случалось любоваться отражением старинного здания в быстром течении реки?

ГВЕНДОЛЕН

(внимательно) Не один раз.

ЛОРД УИЛЬЯМ

В этом случае Вы должны меня понять. Мне любопытно любоваться искаженной игрой отражений эпохи в эпохе, нации в нации. Здешнего Египта я не найду в Стране Пирамид.

Маленький тупичок, образующий своего рода нишу на улице Изиды, открывает храмовый двор, кирпичные колонны которого охраняют почти сохранившееся здание храма. На некоторых колоннах видны следы темно-красной штукатурки.

ФЭШЕМ

(указывая на пустующую нишу рядом с колоннами входного портика) Здесь, видно, и была статуя Изиды, та, с которой погиб жрец.

КЭТРИН

Какой жрец, мистер Фэшем?

ГЕНРИ

Еще одна гибель со статуей? Ну и ну.

ФЭШЕМ

(поверхностным голосом гида) Не только со статуей, мистер Коллинз. Катастрофа застала жрецов Изиды в триклинии, за их скромной трапезой из рыбы и яиц. Все они погибли, спасая культовые предметы. Один упал ближе всех к храму — он нес битком набитый мешок со всякими там священными сосудами и прочим. И со статуей. Современному человеку десяти шагов такого груза не пронести.

ГЕНРИ

(сквозь зубы) Это смотря при каких обстоятельствах. (к лорду Уильяму) А эта история только подтверждает Вашу, милорд.

АНДРЕА

(очень негромко, останавливающим жестом касаясь рукава Генри) Тише. Здесь какая-то тишина, послушай.

ГЕНРИ

(так же) Да.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(с усмешкой) Боги римлян смертны. Египтяне знали толк в религии. (Оборачиваясь к Гвендолен.) Я не забыл своего обещания, мисс Коллинз. Вы не побоитесь вступить в обитель богини?

ГВЕНДОЛЕН

(вспыхивая) Я? Нет.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(сопровождая слова приглашающим жестом) Мы следуем за Вами. Все шесть ступеней — Ваши.

Гвендолен, горделиво и вызывающе вскинув голову, преодолевает упомянутые лордом Уильямом шесть узких стертых ступеней.

Веющий прохладой полумрак, густой после синего неба. Две-три минуты требуются глазам чтобы понять всю лживость темноты. В действительности храм освещен достаточно хорошо, в основном благодаря частичному отсутствию кровли высоко над головами путешественников. На стенах проступают яркие цвета фресок, таящихся в отдалении, за могучими очертаниями колонн. Трава — этот бессильный саван мертвого города — кое-где пробивается меж плитами пола там, куда в более ранние часы суток косо падают яркие лучи.

Так же не сразу становится понятным, насколько невелико само помещение.

ГВЕНДОЛЕН

(тихо) А здесь, внутри, самой Изиды тоже нет?

ЛОРД УИЛЬЯМ

(улыбаясь) Я сказал бы скорее, что здесь также нет ее статуи.

ФЭШЕМ

(невольно понижая голос, но все с теми же пошловатыми интонациями экскурсовода) Саму статую Вы сможете увидеть в нашем Музее, мисс Коллинз.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(кивком головы указывая на небольшой камень в юго-восточном углу) А на этом алтаре пепел сохранил последние приношения богине. Дары матерей и моряков. Морские звезды и злаки.

ФЭШЕМ

(первым нарушая неподвижность остановившейся у входа группы) Эта боковая дверь, что напротив алтаря, спускается в триклиний. (Приближается к проему. Шаги звучат довольно гулко.) Я уже рассказывал, как мирную трапезу жрецов прервали зловещие толчки и сгущающийся мрак. С торца, между храмом и театром, к триклинию примыкали несколько крошечных кубикулов для сна — они сохранились плохо. Храм был богат, но жрецы Изиды жили скудно — особенно, если сравнить с немыслимой роскошью римлян.

Остальные подходят вслед за ним к проему. Лорд Уильям — последним.

ГЕНРИ

(разглядывая кусок фрески с бритоголовым египетским жрецом в белых одеждах, несущим в руках что-то наподобие сосуда) Хотел бы я знать, о чем они говорили за минуту до начала конца… Мы туда спустимся?

ГВЕНДОЛЕН

Ты воображаешь, что услышишь их разговоры, если постоишь пару минут с задумчивой миной в этой комнатушке?

ГЕНРИ

Ты, собственно, можешь и не спускаться.

ГВЕНДОЛЕН

И не собираюсь. (Поймав удивленный взгляд, который бросает на нее Андреа.) Мне интереснее место служенья Изиде, а не жилье жрецов.

КЭТРИН

(дергая брата за рукав). Гарри…

ГЕНРИ

Ладно, кому что нравится. Идемте, мистер Фэшем. (Решительно исчезает в проеме.)

Где-то посередине этого разговора, лорд Уильям, незаметно отступая к алтарю, отделяется от остальных. Проскальзывает в другой, почти незаметный за выступом стены дверной проем, спускается по явно знакомой ему закругляющейся стертой лесенке. Место, в которое он попадает, оказывается чем-то наподобие крошечной часовенки, с почти уцелевшими сводами. Стены, напротив, зияют голыми камнями, несохранившими ни фресок ни самой штукатурки. Посреди выложенного зелеными плитами пола зияет непонятного назначения резервуар, до половины наполненный зацветшей и мутной дождевой водой, видимо натекшей сквозь изъяны кровли.

ЛОРД УИЛЬЯМ

(опустившись на одно колено, проводит рукой по краю резервуара) Прошлый раз было хуже. Без этого. (Поднимает голову к так близко смыкающемуся своду.) Почти похоже на романику. (Негромко смеется своему невольному каламбуру.)

Почти неслышный звук спускающихся шагов. Лорд Уильям, не меняя позы, оборачивается с улыбкой, которая в следующее мгновение отнюдь не исчезает, но как-то неуловимо меняется: в низкой арке проема стоит Гвендолен.

ГВЕНДОЛЕН

(с завидным самообладанием) Все направились в триклиний. Но проследив за Вами я подумала, что Вы нашли для себя что-то более интересное. Надеюсь, я не помешала.

ЛОРД УИЛЬЯМ

О, нет. Это одно из моих любимых мест в Помпеях, хотя я не уверен, что Вы разделите мой странный вкус.

ГВЕНДОЛЕН

Что это?

ЛОРД УИЛЬЯМ

Так, часовенка. Видите это углубление в полу?

Гвендолен, изящно подобрав складки белой юбки, опускается на пол напротив лорда Уильяма.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Когда-то в этом резервуаре хранилась вода Священного Нила. Представьте, с какими предосторожностями ее везли в глиняных сосудах из дальних пределов. Какими секретами сохраняли от загнивания! Она была прозрачной, голубоватой. Сейчас это всего лишь грязь дождей — но будем благодарны и за эту воду. (Медленно погружает руку в резервуар.)

ГВЕНДОЛЕН

Пахнет болотом.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Если не хуже. (Пропускает сквозь пальцы зеленую воду.) Но в прошлый раз этот резервуар был сух до дна.

Гвендолен, набравшись решимости, следует его примеру, опуская в воду самые кончики пальцев.

ЛОРД УИЛЬЯМ

Не правда ли, это чем-то напоминает чаши католических храмов, те, что для Святой воды? Вы их видели?

ГВЕНДОЛЕН

(надменно) Возможно, на нынешних экскурсиях. Но я не обращала особого внимания на выдумки католиков.

ЛОРД УИЛЬЯМ

И напрасно. Они большие эстеты, чем мы, и к тому же наши предки. (Его глаза смеются каким-то совсем мальчишеским смехом.) А коль скоро мы все равно не знаем, с какими жестами прикасались к священной воде Нила жрецы Изиды… (Прижимает мокрую ладонь ко лбу, груди, левому, а затем правому плечу. Негромко смеется, встретив эпатированный взгляд Гвендолен.) А Вы довольно забавны.

ГВЕНДОЛЕН

Милорд?

ЛОРД УИЛЬЯМ

Я не подразумевал ничего обидного. Просто Вы чем-то неуловимо напомнили мне мою жену, лэди Фрэнсис, когда она была даже еще моложе Вас. (Улыбается.) Она была своеобразным ребенком — и взирала на мир довольно требовательно.

ГВЕНДОЛЕН

(тихо) Вы уже были тогда знакомы?

ЛОРД УИЛЬЯМ

О, мы росли вместе. Мы ведь дальние родственники.

Гвендолен опускает глаза. Задумчиво погружает всю ладонь в затхлую воду резервуара.

 

XXVIII

Лондон Бридж со стороны Кинг Уильям Стрит. Черное небо. Андреа стоит и смотрит на воду, опершись на перила моста. Прогуливающиеся прохожие.

Один из прохожих, пройдя мимо Андреа, замедляет шаг, быстро оборачивается. Это Генри Коллинз.

ГЕНРИ

Андреа! (Смеется.) Последнее время в Лондоне легче натолкнуться на зулусских послов, чем на своих знакомых.

АНДРЕА

Генри? Я думал, ты в Оксфорде.

ГЕНРИ

Был. Целую неделю. Мне хотелось бы думать, что я достоин лучшей участи. Я приехал сегодня.

АНДРЕА

Гарри… знаешь, ты — единственный человек, которого мне сейчас вообще хотелось бы видеть.

ГЕНРИ

Эй, постой! То-то ты тут стоял с видом принца Гамлета, когда он думает, произносить или нет тот жутко длинный монолог. Что стряслось?

АНДРЕА

Ничего.

ГЕНРИ

Я уже заметил, что ничего.

АНДРЕА

Или — слишком многое, чтобы об этом имело смысл рассказывать.

ГЕНРИ

Другими словами — рассказ из тебя придется вытрясать как шестипенсовики из детской копилки. Зайдем уж тогда ко мне.

АНДРЕА

Гарри… Что толку — тут все равно уже ничего не поправишь.

ГЕНРИ

Как знать. Идем! Правда, ко мне должен зайти один приятель по Оксфорду — но это ненадолго. Я ему привез конспекты лекций, которые он прогулял.

АНДРЕА

Ну зачем я буду вешать на тебя своих собак?

ГЕНРИ

Не валяй дурака! (С улыбкой обняв Андреа за плечи, увлекает его от перил.)

АНДРЕА

Ладно, не буду.

 

XXIX

Комната Генри, в которую они заходят, обставлена ампирной мебелью, но заметно, что в этом выражается не вкус хозяина, а просто стиль дома. Вкусы самого Генри видны в другом — повсюду теснятся призы и вымпелы спортивных состязаний, охотничьи ружья, боксерские перчатки. На письменном столе, поперек доски которого почему-то валяется манежный хлыст, стоит фотография Сесиля Родса.

ГЕНРИ

Садись где хочешь, везде одинаковый разгром. В доме сейчас кроме меня только Нэнси, а она говорит, что в моей комнате ей делается дурно. Она, мол, еще рискнула бы попробовать прибрать, если бы под руки все время не попадались то трензели, то патроны. (Открывает бар, достает бокалы, виски и сифон.) А так она чувствует себя не горничной, а грумом или егерем. Не могу же я допустить, чтобы девушке делалось дурно по моей вине. Ты будешь виски?

АНДРЕА

(мрачно) Да. (С бессознательным вызовом выбирает в ящике сигару. Сердито обкусывает кончик, проигнорировав лежащий тут же нож. Откидывается на спинку кресла.)

Генри разливает виски, разбавляет содовой, подходит к Андреа, протянув ему один из бокалов, садится напротив. Отхлебнув виски, ставит свой бокал на столик и тоже выбирает сигару.

ГЕНРИ

(закуривая) Ну, а теперь выкладывай.

АНДРЕА

Легко сказать… Гарри, я правда хотел бы рассказать тебе. Только как-то не получается начать, слова нейдут. Подумай сам, тебе легко было бы рассказывать о том, что тебя попросту высекли. (Отпивает глоток.)

ГЕНРИ

(мягко) Слушай, старина, давай лучше без аллегорий.

АНДРЕА

Ладно. (Выпускает дым.) Понимаешь, я никогда в жизни не испытывал такого дикого унижения. (Его губы подозрительно кривятся, видно, что он перебарывает неожиданно подступившее желание разреветься.) Можно сказать, он в лицо назвал меня бездарностью.

ГЕНРИ

Кто?

АНДРЕА

(через силу) Пальчинский.

ГЕНРИ

Знаменитый пианист? Но какое ты можешь иметь к нему отношение?

АНДРЕА

(безразлично) Я учусь на приготовительном курсе Консерватории, в классе рояля.

ГЕНРИ

(присвистнув) А на воздушном шаре ты не летаешь? Извини. Ты об этом ни разу не упоминал. Я, впрочем, хорош: хотел ведь тебя спросить, какую ты школу кончаешь, мне было не совсем понятно. И все забывал выяснить, где ты учишься.

АНДРЕА

Теперь ты знаешь, где я учусь. Точнее — учился. Потому, что если я бездарность, то с сегодняшнего вечера я там больше не учусь. Тогда это, видишь ли, не имеет смысла.

ГЕНРИ

Постой-постой… Давай лучше по-порядку. (Из передней доносится звонок, о чем-то спрашивающий мужской голос и еще хуже слышные женские ответы.) Черт, это Раддерфорд! Немного невовремя. Ну да ладно — все равно я тебя никуда не отпущу, пока мы не заберемся в твоей истории. (Подходит к дверям, кричит в коридор:) Заходи, Джеймс, докладывать о тебе некому, все укатили в Брайтон! (Возвращается.)

Входит Джеймс Раддерфорд. Он на год старше Генри. Он высокого роста, крупного, но породистого телосложения, с очень высокомерным выражением довольно красивого лица. Одет безупречно, но без дендийских изысков.

ГЕНРИ

Знакомьтесь, Раддерфорд — Кестнер.

Андреа и Раддерфорд обмениваются рукопожатиями, садятся. Генри наполняет еще один бокал.

РАДДЕРФОРД

Не разбавляй. Сегодня я склонен к излишествам.

ГЕНРИ

Кто кого добил — ты реферат, или реферат тебя?

РАДДЕРФОРД

Взаимно, как на русской дуэли в трех шагах. Б-рр. (к Андреа) Вы, кажется, еще не учитесь в Оксфорде?

АНДРЕА

Нет.

ГЕНРИ

Мы с Кестнером познакомились в Италии. (Улыбается.) Все-таки чертовски жаль, что тебе и лорду Элбери тогда пришлось так скоро уехать.

РАДДЕРФОРД

(внимательно) Уильям Элбери? Он тоже был в Италии?

ГЕНРИ

Ну да, я же говорю. Он и Кестнер приехали в Неаполь на несколько дней раньше, чем мы…

РАДДЕРФОРД

(быстро) Лорд Элбери — Ваш родственник?

АНДРЕА

Нет.

РАДДЕРФОРД

(Поднимается. К его лицу приливает кровь.) Генри, ты осел.

ГЕНРИ

Джеймс!

Андреа страшно бледнеет, подается назад, словно хочет вжаться в спинку кресла.

РАДДЕРФОРД

Какая глупость со стороны твоих родителей — отпустить с тобой на континент, доверить тебе Гвендолен! (Спохватившись.) И Кэтрин.

ГЕНРИ

(четко, он, тоже вскочив, смотрит только на Раддерфорда) Что ты хотел этим сказать?

РАДДЕРФОРД

(тяжело дыша) То, что тебе нельзя доверять сестер. Ты способен поставить их репутацию под удар сомнительными знакомствами.

ГЕНРИ

Сошел ты с ума или нет, но я не позволю тебе оскорблять в моем доме ни меня, ни моих друзей.

РАДДЕРФОРД

Друзей? Ты не понимаешь, что говоришь.

ГЕНРИ

(угрожающе) Джеймс…

РАДДЕРФОРД

Гарри, дорогой мой, лорд Элбери может быть в лондонском обществе одной из звезд первой величины, но из этого отнюдь не вытекает, что в общество могут быть допущены молодые люди, пользующиеся его покровительством.

ГЕНРИ

Джеймс, я требую, чтобы ты сейчас же объяснил, что ты имеешь ввиду, в противном случае…

РАДДЕРФОРД

Объяснил? (язвительно) Может быть и мистеру Кестнеру нужны объяснения?

Оба одновременно переводят взгляд на Андреа, выражение лица которого потрясает ничего не понимающего Генри.

АНДРЕА

(вскакивая) Это неправда!!!

ГЕНРИ

(горячо) Я тебе верю! Не знаю, кто и в чем тебя оговорил, но Джеймсу придется извиниться перед тобой!

РАДДЕРФОРД

(коротко смеется) Если «это» неправда, то откуда Вам известно, о чем вообще речь?

Андреа срывается с места.

ГЕНРИ

Черт все дери! Стой, куда ты?! Этого еще не хватало!

АНДРЕА

(кричит) Оставь меня в покое!! (Выбегает из комнаты.)

ГЕНРИ

Кестнер! (Бросается к дверям.)

Раддерфорд останавливает Генри, преграждая ему дорогу.

РАДДЕРФОРД

Куда ты?

ГЕНРИ

Его надо вернуть. Пусти.

РАДДЕРФОРД

Кажется, он просил оставить его в покое? Это лучшее, что ты можешь сделать. (с силой) Генри, я когда-нибудь не отвечал за свои слова?

ГЕНРИ

Но мне нет дела, о чем ты говорил…

РАДДЕРФОРД

(с еще большим нажимом) Есть. (Какое-то мгновение оба стоят в неподвижности, глядя друг другу в глаза. Слышно, как хлопает дверь в передней.)

Лицо Генри выражает некоторую несвойственную ему растерянность, впрочем, естественную для человека, ничего не понимающего в происходящем. Недолгая пауза.

РАДДЕРФОРД

(спокойным тоном) Теперь я вспомнил — он музыкант. Да, все верно — именно об истории с этим мальчишкой на прошлой неделе сплетничали в клубе. Только до меня сразу не дошло, с кем ты меня познакомил. (Кладет руку на плечо Генри.) Гарри, дорогой мой, как ты только умудрился ни разу не услышать о том, какому пороку подвержен Уильям лорд Элбери?

 

IX

…1877 год. Зима. Парк Элбери за несколько дней до Рождества, на которое, собственно, и приехали в замок Уильям и Эдвин: зимние каникулы. Впрочем, приближения праздника не ощущается: день бессолнечен, из тех, что навевают поэтические сравнения снежного покрова с саваном умершей Природы. Сероватое небо, затканное паутиной черных ветвей: сизо-серые облака, гонимые ветром, чем-то напоминают бурное стремление реки. Занесенные снегом зубцы замка над деревьями.

По парку, более похожему в эту пору на лес, идут Фрэнсис и Эдвин. Миновавшие погода сделали их чуть старше, но это не сразу бросается в глаза. В особенности это относится к Фрэнсис, так как между нею и Эдвином существует обидное неравенство, в силу привычки не замечаемое обоими сторонами. Если наряд Эдви делает его миниатюрой взрослого щеголя, то рядом с ним Фрэнсис, в капоре с тесемками, в пальтеце с пелериной и недлинной юбке кажется младше, чем в действительности. Ее детски тупоносые ботинки с высокой шнуровкой беспечно ступают рядом с небрежно тонущими в рыхлом снегу лакированными штиблетами Эдви.

ФРЭНСИС

Слушай, Эдви, а что из себя со вчерашнего вечера изображает Билл?

ЭДВИН

А почему ты спрашиваешь? Ты же сама хотела что-то там мне показать по секрету, так?

ФРЭНСИС

А я и не говорю, что недовольна. Просто я два дня обдумывала, как бы это похитрее устроить, а тут вдруг он сам отказывается вылезать из дому. На кого он надулся — на тебя или на меня?

ЭДВИН

Да ни на кого. Просто у него сплин.

ФРЭНСИС

Что у него?

ЭДВИН

(снисходительно) А, верно, откуда тебе знать. (популяризаторским тоном) Джентльмену положено впадать в сплин. Мы же не французы какие-нибудь… Ну, скучать, только очень сильно, и думать о смерти, что все незачем и так далее. Понятно?

ФРЭНСИС

(растирая озябшие в перчатках руки) Нет.

ЭДВИН

(скучающе) В Итоне все, у кого хороший тон, в это впадают. Читала хоть элегии о кладбищах? У нас принято в одиночестве бродить по кладбищу. (презрительно) Есть, конечно, такие, что не ходят, ну да это тупицы, которым вообще ни до чего дела нет, кроме бокса по Квинсбери.

ФРЭНСИС

(с излишней догадливостью) Ну а здесь-то из чего в это самое впадать? Все равно никто не увидит.

ЭДВИН

(не совсем уверенно, ибо логичность довода представляется ему бесспорной) Ну, надо же все-таки держать форму… (более веско) В деревне воздух действует — не углядишь, как станешь жизнерадостным, словно банальный сквайр-собачник. (критически) А тебе, Фрэнни, надо пить уксус.

ФРЭНСИС

(удивленно) Зачем уксус? Ты вообще в уме?

ЭДВИН

А то в тебя не влюбится никто, кроме неотесанной деревенщины. Вон у тебя какие щеки розовые. И не ври, что от мороза.

ФРЭНСИС

Влюбится, кто мне надо. И без уксуса, не волнуйся.

ЭДВИН

(поставив ногу на черную мокрую скамейку, стягивает перчатку и сбивает ею снег со своего сверкающего ботинка) Мне-то что волноваться. (Проделывает то же самое со вторым ботинком.) Во всяком случае это буду не я.

ФРЭНСИС

(улыбаясь довольно) И много еще более, чем ты думаешь.

ЭДВИН

(недоумевающе) Что?

ФРЭНСИС

Я слишком умна, так?

ЭДВИН

Ничего, это еще мало кто успел засечь. Я, понятно, за чистую монету уже не приму, но с другими ты прекрасно научишься прикидываться дурой. Разумеется, не сейчас, а когда понадобится.

ФРЭНСИС

(Отступая к кустам барбариса, чуть припорошенным снегом. На ветвях — с полдюжины уцелевших с осени ягод, похожих на коралловые бусы, разбросанные небрежной рукой. Их теплое красное свечение кажется единственной Рождественской деталью хмурого дня.) А вам с Биллом и прикидываться не надо! Эти ваши кладбища — глупость на глупости!

ЭДВИН

(обезоруживающе улыбаясь) Знаешь, мне и самому иногда так кажется. (О чем-то задумывается и довольно глубоко. Мрачнеет.) Слушай, далеко еще до твоего сюрприза? Здесь не самое удобное место для прогулок.

ФРЭНСИС

(с расстановкой) Близко, Эдви Вир, близко…

Идут молча. Фрэнсис пробегает несколько шагов, оглядывается посмотреть, насколько опередила Эдвина. Дожидаясь его, садится на ветку вяза, близко склоненную к земле, раскачивается, стряхнув на себя снег.

ФРЭНСИС

(напевает, раскачиваясь)

«Спи-качайся, дитя несмышленое,

В колыбельке дубовой резной.

Бойся женщин, одетых в зеленое,

И в лесу под осиной не стой…»

Соскакивает с ветки, так, как Эдви уже поравнялся с вязом. Идут дальше.

ЭДВИН

(смеривая Фрэнсис внимательным взглядом своих светло-серых глаз, которые кажутся в зимнем дне прозрачно-серебряными) А скажи, Фрэнни, это правда, что ты «играла с Лэди Бланш»?

ФРЭНСИС

(метнув на него взгляд, полный скрытого удивления и живого интереса) А с чего ты это взял?

ЭДВИН

Билл мне говорил, что сам видел.

ФРЭНСИС

(тайно завязывая узелок для размышления) А разве ты веришь в такие вещи, Эдви?

ЭДВИН

Нет. Но Билл не станет врать. То есть не станет врать мне.

ФРЭНСИС

И поэтому ты веришь тому, во что не веришь?

ЭДВИН

Вот именно.

ФРЭНСИС

(сквозь зубы) И очень хорошо.

ЭДВИН

(раздраженно) Ну и куда мы в конце-концов идем?

ФРЭНСИС

Никуда. Мы уже пришли.

Деревья редеют, полукругом отступая от площадки перед небольшой часовней, покрытой с одной стороны реставраторскими лесами. С первого взгляда видно, что эта грубой каменной кладки часовня — по меньшей мере ровесница замка, но, в отличие от него, не подвергалась наружним перестройкам. Это примитивная романика с ее грубой силой устремленности к небу и тяжелой невозможностью взлета. Она кажется скорее частью пейзажа, чем зданием, все же когда-то сложенным людьми.

ФРЭНСИС

(выныривая из деревьев на площадку) Старая замковая шапель лордов Элбери. Могу спорить, Билл ее тебе не показывал.

ЭДВИН

(пожимая плечами) Ну да, мы не были внутри. Билл говорил, что она в жутком состоянии, к тому же там реставрируют. И вообще подумаешь невидаль, у кого такого нет при замке?

ФРЭНСИС

(улыбаясь) Кое-чего и нет. А про реставрацию это все чушь. Он не из-за этого тебя сюда не водил. Просто тут живет одно лицо, которое Билл на дух не переносит.

ЭДВИН

(с вежливым сарказмом) Живет? В часовне?

ФРЭНСИС

(тоном правдивой девочки) Не совсем. В крипте, если точно.

ЭДВИН

(вежливо) Оно предупреждено о визите?

ФРЭНСИС

(с нажимом) Да.

Эдви, еще раз пожав плечами, проходит за Фрэнсис внутрь часовни. Снятые с петель двери прислонены к стене у входа. В часовне так же светло, как и снаружи: в проемах окон отсутствуют стекла. Овальные невысокие своды, грубая кладка. Свинцовая вязь надписей, поблескивающая в сероватых камнях, несомненно приводит в экстаз археологов, но едва ли может интересовать в данный момент Фрэнсис и Эдви. Ее тусклое поблескивание, равно как и белизна рассыпавшейся по полу из мешка известки, создают обманчивое впечатление изморози. Странно, но в этом освещении глаза Эдви кажутся даже не серебряными, а просто сверкающими кусочками перламутра, оправляющего агат зрачков. Вообще — все это, разумеется, причудливая игра зимнего освещения! — Эдви словно весь осыпан холодным перламутром и серебром. Белый перламутр переливается в его волнистых светлых волосах, вырезанными из розового перламутра кажутся бледные губы. Но что-то странное происходит и с Фрэнсис: ее серые глаза темнеют, а пепельные локоны, в беспорядке выбивающиеся из капора, делаются золотистыми. На щеках действительно полыхает вызвавший неодобрение Эдви румянец, а губы в совершенстве воспроизводят жаркий оттенок ягод барбариса. Стороннему, но наделенному воображением наблюдателю могло бы почудиться, что дети воплощают в эти минуты враждующие стихии.

ФРЭНСИС

(равнодушно) Тут уж лет четыреста никого не хоронят. Если не больше. (Проходит по часовне. Эдви идет за ней. Они огибают округленную стену алтаря. Неровные белые ступени, спускающиеся в крипту.)

ЭДВИН

(отстраняя Фрэнсис) Погоди, я первый, а то ноги переломаем.

Спускаются вниз. Перед ними открывается длинное помещение, до сводов которого едва ли нельзя дотянуться рукой. В темноватом сыром воздухе, словно клинки мечей, скрещиваются снопы яркого белого света, с двух сторон падающего в крипту из маленьких зарешеченных окошек наверху. Ряды надгробий.

ФРЭНСИС

(подходя к статуи рыцаря) Вот его и не любит Билл.

Рыцарь облачен рукой ваятеля в тот невыразительный вид доспехов, которые делают статую похожей на огромную рыбу. Его рука прижимает к груди меч, проросший цветами белых роз. Их белизна, разумеется, скорее проглядывает, чем наличествует. Другая рука поднята к небу — указующее движение почерневших пальцев.

ЭДВИН

Пока что я вижу только то, что этот покойник держался Йорков. Правильно, по-моему. Кто он такой?

ФРЭНСИС

(с некоторой важностью садится на белую каменную скамью) Гилберт, четвертый лорд Элбери.

ЭДВИН

Это надгробие? А где могила?

ФРЭНСИС

Чего нет, того нет. Гилберт Элбери похоронен в Мендменхемском аббатстве. И не под этим именем.

ЭДВИН

Ух ты, цистерцианец. Молчальник? Охота была…

ФРЭНСИС

Была. Пуще неволи. Ты лучше посчитай, кем он кому приходится.

ЭДВИН

…Четвертый… (В задумчивости ходит по крипте.) Тот был второй, ну да, брат Бланш… А этот… погоди, внук, что ли?

ФРЭНСИС

Внук. Ему так везло на Столетней, что у него даже было прозвище Феликс. И на турнирах, и во всем везло. Старый Эдвард Третий его обожал. (Эдвин презрительно морщится.) Да не в том дело. И Йорки тут ни при чем, кстати. Просто дед за ним посылал перед смертью. И они долго говорили, здесь, в Элбери. Бланш-то давно умерла, конечно. И Гилберт после этого стал сам на себя не похож. Бросил все развлечения, перестал бывать при дворе. Ясно, он узнал, что внук великого грешника. (с гордостью) Каких мало. Словом — переживал-переживал, а потом бросил жену и детей и отрекся от мира. Хотел замолить грех рода: и деда, и Бланш, и Гэйвстона. (Показывает на меч.) А это ему сон был, вроде видения. Что его боевой меч пророс розами.

ЭДВИН

Так он что, святой? Статуя-то для алтаря.

ФРЭНСИС

(с обидой) Сделана для алтаря. При Ричарде Третьем был такой подлый архиепископ Кентерберийский! Не помню, как его звали… Там было какое-то очень мелкое несовпадение с нужными сроками для чудес, и со свидетельствами кто-то напутал… Словом, его не (старательно) беатифицировали. Представляешь, какая подлость?

ЭДВИН

(с сочувствием покосившись на статую) Х-м… Не повезло. Столько лет даром просидеть в затворе… Ведь долго он там молчал?

ФРЭНСИС

(мрачно кивнув) Вот именно. Только Рэндолфы все равно его считали покровителем. Знаешь, католические обычаи? Ну, подарки дарить? Ему всегда приносили драгоценности, даже после Реформации… Видишь, на руке у меча?

ЭДВИН

(прикасаясь рукой) Это четки были накручены. Только часть рассыпалась.

ФРЭНСИС

(вытаскивая платочек) Реставратор говорил, на нем еще много всего, только не различить — въелось в статую. (Приподнимается на носках, дотягиваясь до действительно почерневших пальцев рыцаря. Трет платочком. Что-то просверкивает черным огоньком.)

ЭДВИН

Ух, ты, Фрэнни, а ведь это не грязь! (Осторожно прикасается рукой к пальцам статуи.) Кольцо какое-то, честное слово, кольцо!

На пальце статуи черным огоньком поблескивает агат, окруженный звездочками сапфиров, не все из которых видны. Для Фрэнсис эта находка явно не составляет новости. Она самодовольно улыбается. Едва ли она могла бы представить, с какой тяжестью в груди надменный Сеймор, десятый лорд Элбери, приносил статуи подозреваемого в святости предка этот горький подарок, найдя единственную возможность развеять сгустившиеся над родом тучи религиозным отступничеством… Создается впечатление, кстати совершенно верное, что Фрэнсис даже не приходит в голову задуматься о том, кто и когда одел это кольцо.

ФРЭНСИС

Я это еще месяц назад приметила. Эдви, слабо тебе меня поднять?

ЭДВИН

(недоумевающе) А зачем? Ты и так до него достаешь.

ФРЭНСИС

Достаю, дурак ты. Снизу достаю, а мне надо сверху, не понял? Я его уже даже расшатала проволочкой. Начнут реставрировать, пиши пропало. Положат под стекло и привет. А, главное, в описи внесут.

ЭДВИН

(с интересом разглядывая Фрэнсис) Погоди, так ты его что, спереть решила?

ФРЭНСИС

Нет, поиграть и назад вернуть.

ЭДВИН

Беру свои слова назад, может я в тебя и влюблюсь когда-нибудь.

ФРЭНСИС

Это еще почему?

ЭДВИН

(наставительно) Дитя мое, золотое правило всякого преступника — впутывать только тех, без кого им никак невозможно обойтись. Если ты приволокла меня сюда с тем, чтобы похвастать и попросить тебя подсадить — ты глупа довольно основательно.

ФРЭНСИС

(с насмешкой превосходства) Стянуть кольцо я и без тебя могу, Эдви. Но без тебя мне тем не менее никак невозможно обойтись. Более того, ты — единственный человек, который тут необходим.

ЭДВИН

(к удовольствию Фрэнсис он недоумевает и заинтригован) Слушай, выражайся яснее.

ФРЭНСИС

(чувствуя, что взяла ход событий полностью в свои руки) Всему свое время. Поможешь?

Эдви, пожав плечами, подходит к Фрэнсис и подсаживает ее, подняв за подмышки. Фрэнсис, закусив губу, пытается стащить кольцо с пальца рыцаря. Оно подается, но не стаскивается.

ЭДВИН

(пыхтя) По-моему этот тип не слишком-то доволен. Вот возьмет и не отдаст.

ФРЭНСИС

(с усилием) Отдаст. (Тянет.) Отдаст, отдаст, отдаст. (Тянет изо всех сил.) Отдавай, тебе говорю, слышишь, Гилберт-святой, отдавай, молчальник, отдай!… (Рывок. Кольцо в руке Фрэнсис, которая невольно подается назад, качнув Эдви и выскальзывая из его рук. Оба чудом не оказываются на полу.)

ФРЭНСИС

(с торжеством) Вот оно.

Тяжелый, неровный от наслоений перстень на ее раскрытой ладони. Еле различимый проблеск агата. Оба разглядывают добычу, почти соприкасаясь склоненными головами. Кажется, что и статуя склонила над ними голову для того, чтобы лучше видеть раскрытую ладонь Фрэнсис.

ФРЭНСИС

Хотелось бы мне знать, чем такое чистят? Может, зубным порошком?

ЭДВИН

Не думаю. Так что ты с ним хочешь делать?

ФРЭНСИС

Что я хочу с ним сделать? (Поднимает голову. Смотрит в осененное изморозью лучей лицо статуи. Улыбается сияющей легкой улыбкой, чуть приподнимающей уголки губ.) Что я хочу сделать с кольцом Гилберта? Сейчас я расскажу тебе это, Эдви.

 

X

Зала Лэди Бланш, убранная остролистом, но без особого усердия — в рассчете на случайно заглянувшего гостя. Двери-ворота распахнуты, яркий огонь в камине. Оконные рамы чуть поскрипывают от ветра, бросающего в стекла мокрый снег.

Смех, шаги: в дверях появляются Уильям, Фрэнсис и Эдвин, празднично одетые. На Фрэнсис шелковое розовое платье с кушаком, по которому надлежащим образом рассыпаны локоны. Все трое тащат какие-то небрежные свертки нарядной бумаги.

УИЛЬЯМ

Слава Богу, отделались! (оборачивается к Фрэнсис) Ты все-таки потрясающая кривляка, Фрэнни.

Фрэнсис, в этот момент извлекающая из смятой бумаги белый атласный веер с орнаментом из маргариток, удовлетворенно улыбается, обмахивается веером.

ФРЭНСИС

(с интонацией умильного восхищения) Ах, совсем как у взрослой дамы! Какая прелестная, прелестная вещь! (Швыряет веер в огонь.) Сам-то хорош, Билл.

ЭДВИН

Да уж, куда лучше! (передразнивая Уильяма, который держит в руках солидный томик с тисненным на переплете бюстом Гомера) Как я рад, у меня никогда не было «Илиады» с таким полным комментарием!..

УИЛЬЯМ

(серьезно) Да, милый Эдви, я безумно благодарен тебе за этот дивный подарок. Не представляю, что бы я делал без четырех листов петита об Ахиллесовом щите. Я выучу их наизусть. (Тяжелая книга, со свистом рассекая воздух, летит в огонь.) Но я надеюсь, что и ты доволен нашим скромным подарочком?

ЭДВИН

О, конечно, дорогой Билл. Ты же знаешь, что невозможно выполнить задание по геометрии без старательного чертежа. (Вертит в руках готовальню.) Какие чудесные циркули. (Аккуратно открывает готовальню: блеск чертежных принадлежностей. Торжественно кладет открытую готовальню в пылающие угли.) Странные останки можно обнаружить иногда в каминной золе.

УИЛЬЯМ

(описывая поворот вокруг своей оси, за которую взят носок сверкающего ботинка) Ну а теперь можно и дарить.

ФРЭНСИС

(адресуя дверям реверанс) Ох и здорово! Теперь-то уж никто не сунет нос. (передразнивая) Милочка Фрэнни, что же тебе подарили мальчики?

ЭДВИН

(с корректным поклоном вслед пошедшим в камин предметам) Хитрость на войне не возбраняется. Значит по-честному: каждый от каждого, по два подарка на человека.

УИЛЬЯМ

Уж во всяком случае — не меньше.

Все разбегаются по зале. Сосредоточенные поиски. Нет необходимости говорить о том, что если кто из участников натыкается на адресованный другому подарок, то проявленные при этом чудеса самообладания полностью скрывают от нас этот эпизод. Фрэнсис преуспевает первой: издав ликующий вопль, выползает из-под стола с огромной зелено-золотой коробкой. Адресата указывает приколотая к ленте записка. В этот же момент Уильям вытаскивает какой-то небольшой пакетик из железной перчатки рыцаря, стоящего в нише. Точно такой же пакетик держит Эдвин: когда и где он его обнаружил, почему-то осталось незамеченным. Фрэнсис подтаскивает стул к одному из шкафов, с которого заманчиво поблескивает ярко алый сверток. Уильям деловито заглядывает за витрину. Эдви стоит посреди зала в некоторой задумчивости, затем мчится обратно к камину, где на довольно видном месте что-то лежит на доске. Фрэнсис и Уильям, нагруженные добычей, тоже подходят к камину. Все рассаживаются на ковре.

Фрэнсис, торжествуя, первой распаковывает алый сверток. Из него показывается глиняная кошка-копилка: синяя с зелеными полосками, вопиюще деревенского изготовления. Фрэнсис, просияв, бросает взгляд на Уильяма. Тот с легкой улыбкой кивает.

ФРЭНСИС

Ну спасибо, Билл! (вертя в руках) Поставлю на полку, мисс Шепперд в обморок свалится.

ЭДВИН

(развязывая маленький сверточек) Если это опять что-нибудь чертежное… Подозрительно похоже на карандаш… Фрэнни!! Настоящая гавана!

УИЛЬЯМ

(мгновенно разделавшись с точно таким же свертком) Вот это да!! Ну ты и молодец, Фрэнни!..

Фрэнсис сохраняет добродетельно скромный вид, в котором, однако, содержится намек на немыслимые дипломатические трудности, возникавшие при вовлечении в помощь с этой покупкой лакея Джозефа.

ЭДВИН

(берясь за прямоугольный сверток розового цвета) Ну-ка, ну-ка… (Из бумаги появляется книжка, на обложке которой красочно изображен мальчик, подающий монету нищему старику. Эдвин смотрит на нее в полной оторопи.)

УИЛЬЯМ

(назидательно) «Стенфорд и Мертон». Советую читать по главе в день перед вечерней молитвой. (Достает что-то из кармана.) А это — маленький ножичек, чтобы тебе было удобно разрезать страницы. (Протягивает Эдвину охотничий нож в роскошных ножнах, с костяной рукоятью.)

ЭДВИН

(восхищенно) С-скотина.

Фрэнсис развязывает ленты на коробке. Уильям заинригованно возится с замочком деревянного ящика. Замок подается. Ящик раздвигается в несколько ярусов, на которых рядами поблескивают маленькие реторты, колбы, флаконы реактивов.

УИЛЬЯМ

(задохнувшись) Ух…

Его пальцы и глаза разбегаются. Он вертит в руке спиртовку, читая при этом ярлычки на флаконах, захватывая другой рукой упаковку пипеток, щипцы, ступку с пестиком… Фрэнсис в это время извлекает из бумажных кружав белокурую куклу в красочном наряде корнуольской крестьянки. Эдвин, чуть напрягшись в лице, что-то ищет в верхнем кармане.

УИЛЬЯМ

(бормочет)…Отлично… Вот как раз этого… Лакмус…

ЭДВИН

(ровным голосом) Погоди, Билл, у меня еще кое-что есть.

УИЛЬЯМ

(с явной неохотой поднимая голову от ящика) Лучше, чем… (осекается) Эдви…

На ладони Эдвина лежит тяжелое кольцо в форме глаза: черный круглый камень-зрачок — что-то вроде агата — в ободке мелких сапфиров.

ЭДВИН

(спокойно) Я хочу, чтобы ты его носил. (Его подбородок приобретает надменное выражение.) Во всяком случае до тех пор пока ты меня любишь.

УИЛЬЯМ

(почти испуганно) Эдви… Откуда это?

ЭДВИН

Это не подарок. Это принадлежит тебе, хотя ты этого и не знаешь. Но я хочу, чтобы ты это носил. И не спрашивай больше ничего.

Лицо Уильяма делается жестким. Их взгляды сталкиваются. Уильям откладывает в сторону химический набор. Оба поднимаются с ковра, не разнимая взгляда: какое-то мгновение кажется, что их позы предшествуют драке. Перстень на ладони Эдвина.

ЭДВИН

Я так хочу, Билл.

УИЛЬЯМ

(с усмешкой, сквозь зубы) Хорошо. Я буду это носить. (Берет перстень с ладони Эдвина. Медленно надевает на безымянный палец: перстень налезает свободно, заметно, что он тяжеловат для подростковой руки. Неожиданно весело улыбается.) Ох и влепишь ты меня в историю.

ЭДВИН

(без улыбки, но просияв глазами) Не влеплю. (Посылает улыбающийся взгляд Фрэнсис, которая улыбается в ответ чрезвычайно лукавой улыбкой и, переполненная тайной, крепко прижимает к груди куклу.) Но дома лучше пока не носи.

УИЛЬЯМ

Я что, дурак? (Поворачивает руку, рассматривая игру камней.) Смотри-ка, Фрэнни, настоящие сапфиры.

Фрэнсис подходит, не выпуская куклы из объятий. Осторожно дотрагивается пальцем до кольца.

ФРЭНСИС

Ох, какие искорки! (Бросает Эдви не лишенный искорок взгляд.) Золотые-красные! Да ведь это глаз! Кто же это будет за тобой смотреть, Билл?

УИЛЬЯМ

(продолжая вертеть рукой) А это ты у Эдви спрашивай.

ФРЭНСИС

Так он и скажет.

ЭДВИН

Нипочем не скажу. (Смеется.) Ты, небось, не скажешь, как тебе удалось купить сигары. А кстати! Билл, у тебя спички есть?

УИЛЬЯМ

Нет. (Подходит к камину.) Впрочем, обойдемся. (Берет щипцы, вытаскивает головешку. Протягивает Эдвину.)

ЭДВИН

(на секунду задумавшись) Погоди… Ага! (Поднимает с ковра свой нож, обрезает кончик сигары.) Пожалуй эта штучка пригодится не только для «Сэдфода и Мертона». (Наклоняется над головешкой. Закуривает.) Теперь ты.

ФРЭНСИС

Слабо занять свечу в курильной?

УИЛЬЯМ

Слабо. (Бросает щипцы. Зубами обкусывает сигару. Прикуривает у Эдвина.)

ЭДВИН

(Небрежно выпуская дым: понять, что он курит впервые в жизни, довольно трудно.) Эту куклу зовут Фредегонда.

Фрэнсис, с нескрываемым удовольствием рассматривает, усевшись на ковре, кружевной батон кукольного чепца, белый плой с цветным кантом, ощупывает блестки на темнозеленом бархатном корсаже, шнурки, шитье и ленты роскошного платья.

ФРЭНСИС

Это что — корнуольское имя?

ЭДВИН

(без насмешки) Не совсем. Но мне кажется, что оно подходит.

ФРЭНСИС

(разглядывая кукольные бусы) Я буду говорить, что ее зовут Луизой.

УИЛЬЯМ

(опускаясь на ковер вслед за Фрэнсис) Ох, как все здорово! (Затягивается сигарой.) И привидения воют. Слышите?

ЭДВИН

(тоже садясь у камина) Ты что, не в себе? Привидения воют в сочельник, а сегодня Рождество. (Затягивается.) Чего им выть? (Выпускает дым.)

УИЛЬЯМ

Подумаешь. (Затягивается.) В этом месте они могут стенать круглый год. (Словно в ответ на его слова, резкий порыв ветра отдается в дымоходе плачущим звуком.) Тихо! Давайте послушаем.

Молчание. Слабый плач ветра в трубе. Фрэнсис, с куклой на коленях, между Уильямом и Эдвином. Тлеющие огоньки сигар. Поблескивание камня в перстне, слишком тяжелом для руки Уильяма.

Мокрый снег в окнах.

 

XVII

День. Лондонский особняк лорда Эдвина Вира. Гостиная. Несколько полотен Серова на стенах.

Лэди Фрэнсис, в темно-сером костюме, скромном настолько, что почерк лучшей модной мастерской заметен даже издалека, сидит на диване. Рядом с ней стоит Бланш — чрезвычайно угрюмая девочка лет двенадцати-тринадцати. У нее прямые темно пепельные волосы до пояса и довольно бледное личико, смягченно отражающее черты лорда Уильяма. Она имеет обыкновение смотреть исподлобья и сердито прикусывать нижнюю губу.

Торопливо входит лорд Эдвин Вир.

ЛОРД ЭДВИН

(обрадованно) Фрэнсис!

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Здравствуй, Эдви. (Протягивает руку.)

ЛОРД ЭДВИН

(целуя руку лэди Фрэнсис) Я рад, что у тебя нашлось для меня время. На приеме было как всегда почти невозможно поговорить.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(серьезно) Между тем мне это необходимо.

ЛОРД ЭДВИН

(мгновенно поймав ее взгляд, еле заметно кивает) Если не ошибаюсь, мисс Бланш Элбери? (Бланш бросает на лорда Эдвина хмурый взгляд.) Думаю, в этом доме найдется джентльмен, с которым Вам было бы интересно побеседовать. (Звонит. Входит лакей.) Позовите мистера Вира.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Я думала, что ты приехал один.

ЛОРД ЭДВИН

Дороти осталась в Санкт-Петербурге с Джорди: с детьми трудно путешествовать. А Питера я просто не мог не взять. Он, впрочем, уже не слишком меня обременяет.

Бегущий стук шагов. В дверях, с разбегу затормозив на скользком паркете, появляется Питер Вир, живой, темноволосый, нисколько не похожий на лорда Эдвина мальчик лет четырнадцати: у него ощутимо военная выправка, но не на английский лад.

ЛОРД ЭДВИН

Лэди Элбери, позвольте представить Вам и мисс Бланш моего второго сына Питера. (к лэди Фрэнсис) Старшего Вы знаете. (к Питеру) Я хотел бы, чтобы Вы показали мисс Элбери петербургские альбомы.

ПИТЕР

С удовольствием. (Подходит к Бланш.) Вы, вероятно, не очень много слышали о Петербурге, мисс Элбери?

Бланш закусывает губу.

ЛОРД ЭДВИН

(предостерегающе) Петька, ври не через край.

ПИТЕР

Ладно-ладно.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(улыбаясь) Давно не слышала русского языка.

ЛОРД ЭДВИН

(улыбаясь) Я и забыл.

ПИТЕР

(протягивая Бланш руку) Идемте, мисс Элбери!

Дети удаляются.

ЛОРД ЭДВИН

(вслед) Она больше похожа на Билла, чем на тебя.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Ужасный характер. При незнакомых держится как пятилетняя — слова невозможно вытянуть. И представь, что она читает? Только книги о ядах и отравителях.

ЛОРД ЭДВИН

(с улыбкой) Вот оно что. Едва ли есть на кого пенять. (меняя тон) Фрэнсис, я в твоем распоряжении. В чем дело?

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Эдви… дело таково, что я не могу довериться никому, кроме тебя.

ЛОРД ЭДВИН

Но — быть может — больше никто и не потребуется, Фрэнсис? (Улыбается.)

Лэди Фрэнсис улыбается, глядя в глаза лорду Эдвину.

Они вспоминают сейчас одно и то же, а именно:

…Элбери. Крокетная площадка. Солнце сквозь зелень, башенки строений над купами деревьев.

Уильям, Фрэнсис, Эдви. Поскольку их трое, видно, что они играют по каким-то своим выдуманным правилам.

Эдви обходит Фрэнсис, нацеливаясь по мячу своим молотком.

ЭДВИ

(ударив по мячу, оборачивается к Фрэнсис) Прелестная девочка, где ты была?

ФРЭНСИС

(достав мяч своим молотком, торжествующе) Я розу в саду королеве рвала!

УИЛЬЯМ

(подбежав к мячу раньше Эдви и Фрэнсис, загоняет его в воротца) А что королева дала за цветок?

ФРЭНСИС

(выпрямившись с молотком в руке) Алмаз покрупнее, чем мой башмачок. С Биллом невозможно играть, он всегда выигрывает.

ЭДВИ

А ну эту детскую ерунду, идемте лучше на псарню.

УИЛЬЯМ

(великодушно) А пошли! Может и щенята уже смотрят, самый темный уж наверное прозрел.

ФРЭНСИС

(бросая молоток) Только скорее! Джорджи!

По аллее к площадке бежит мальчик лет шести. Это Джордж Горинг.

ДЖОРДЖ

Билли, Фрэнни, я тоже с вами!!

ФРЭНСИС

Джорджи, иди к Мэри. Мы — далеко.

ДЖОРДЖ

А куда?!

Эдви, отшвырнув молоток, бросает выразительно скучающий взгляд Уильяму.

УИЛЬЯМ

А ну ступай к няньке, а то подзатыльник получишь!

Возмущенный рев Джорджа.

…Лэди Фрэнсис и лорд Эдвин улыбаются друг другу. Вместо того, чтобы пригласить лорда Эдвина сесть, лэди Фрэнсис поднимается с дивана, медленно подходит к окну. Лорд Эдвин следует за ней.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Эдви… Ты знаешь Билла лучше, чем кто либо другой.

ЛОРД ЭДВИН

Это еще не бог весть что, Фрэнни.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(с горькой улыбкой) О, я это понимаю. (решительно) Я очень боюсь. Билл запутался в какой-то нелепой истории и делает одну глупость за другой.

ЛОРД ЭДВИН

Я не очень понимаю, о чем ты.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(смело поднимая глаза) Десять лет назад у него была связь с одним мальчишкой, почти совсем ребенком. Это было очень серьезно. А сейчас эта связь может возобновиться, и я не знаю, во что это все тогда выльется.

ЛОРД ЭДВИН

(У него то ли чуть-чуть отливает кровь от лица, то ли незаметно напрягаются лицевые мускулы — словом, с его лицом что-то слегка происходит.) Ты позволишь мне закурить? (Отходит к ящику, неглядя берет сигару, раскуривает, ходя по комнате.) Билл — уже давненько совершеннолетний, Фрэнсис. Как я могу вмешиваться в его частные дела? (Подходит.) Фрэнсис, обыкновенно тебе не свойственно ставить друзей в положения настолько глупые, как то, в которое ты сейчас ставишь меня. Ты не можешь этого не понимать. И все же… Почему?

ФРЭНСИС

(борясь с волнением) Не знаю! Меня пугает эта история. Билл потерял тогда голову, все было на волосок от скандала… Мальчишка пропал тогда. Как раз в это время поднялся шум из-за аннексий… Эти Кимберлийские копи… И Билл бросил все — разыскивая этого мальчика, скандал с копями утих чудом, Биллу ни до чего не было дела…

ЛОРД ЭДВИН

(быстро) Ты хочешь сказать — этот мальчишка пропал одновременно с тем, как разразился скандал?

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(с легким недоумением) Да.

ЛОРД ЭДВИН

(внимательно) Фрэнни… скажи, за эти десять лет этот человек появлялся в поле зрения Билла?

ЛЭДИ ФРЭНСИС

В том-то и дело, что нет! Он пропал без следа — никто не знал, куда он исчез, ни одна душа в Лондоне…

ЛОРД ЭДВИН

Кстати, как его звали?

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Андреа Кестнер.

ЛОРД ЭДВИН

Когда Билл прекратил поиски?

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Примерно через год. Они были бесполезны. А теперь он почему-то его вновь разыскивает. Вот, полюбуйся — копии этой фотографии — у десятков лондонских сыщиков. (Достает из сумочки фотографическую карточку.)

Фотография. Надпись, наискось задевающая изображение.

Совершенно неподвижное лицо лорда Эдвина.

ЛОРД ЭДВИН

Фрэнни, извини. Я не запомнил, как его имя?

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Кестнер.

ЛОРД ЭДВИН

(улыбаясь) Меня всегда восхищала тонкость твоей интуиции.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(напряженно) Ты хочешь сказать, что дело еще серьезнее, чем я думала, Эдви?

ЛОРД ЭДВИН

О, нет, дорогая. Я хотел сказать только то, что ты была права, решив со мной посоветоваться. А теперь — расскажи мне все фактические подробности относительно этого молодого человека. Все, что ты знаешь.

…Одни, другие, третьи створки распахивающихся дверей анфилады. Комната, по которой действительно разбросаны несколько фотографических и художественных альбомов.

Квадратная крышка конфетной коробки, упавшая на ковер около дивана. Рисунок: маленькая темнокудрая девочка, только что проснувшаяся, в кружевной рубашке, на фоне бордовых складок балдахина.

Сама коробка, распакованная так небрежно, что бумажные кружева с одного края порваны, стоит на диване. Коробка весьма велика, но тем не менее верхний ряд конфет почти уничтожен. По обе стороны коробки — Питер и Бланш.

ПИТЕР

(презрительно) Приедут, повертятся — ну там Дворцовая площадь, крепость Петропавловская… Ничего толком не увидят, а потом сочиняют всякие небылицы… (Серьезно выбирает в коробке бутылочку с ликером.) Что у нас чуть ли не волки шляются по улицам без всякого порядка.

БЛАНШ

(подозрительно взглянув исподлобья, выискивает в точности такую же конфету) А что, не шляются?

ПИТЕР

(облупив фольгу, откусывает горлышко) Да нет же, шляются. Но не без порядка же.

БЛАНШ

(лупит фольгу) Для волков — порядок?

ПИТЕР

(его несомненно несет) А как же! Петербург — цивилизованный город. Существует специальный волчий налог. Подушный. Гривенник с человека. (Изучает коробку в поисках сливочной помадки. Находит.)

БЛАНШ

(презрительно) Зачем это, интересно, волкам деньги?

ПИТЕР

(снисходительно) А что, пусть лучше прохожих грызут? Волчий налог квартальный собирает, это у нас полицейский вроде бидла. На кормление.

БЛАНШ

(решительно выбирая марципан) А кто это их кормит? Волков?

ПИТЕР

(раскусывая шоколадку без фольги — твердую, видимо с нугой) Квартальный и кормит. На каждой улице стоит кормушка под навесом, куда на ночь кладут сырые бифштексы для волков. Квартальный по обычаю сначала подойдет к кормушке — в полночь, значит — поклонится в пояс на три стороны и скажет: «Откушай, батюшка-волк!»

БЛАНШ

(выедая из бумажки помадку) А как это переводится?

ПИТЕР

(отправляя в рот горсть орехов в шоколаде) «Сделай любезность поесть, волк-отец». А уж его помощники в это время вываливают из тележки бифштексы в кормушку.

БЛАНШ

(вздыхает, осознавая необходимость прервать действия против коробки) А ты их сам видел на улицах?

ПИТЕР

(пренебрежительно) Я-то? Я по ночам сплю. Правда иногда проснешься — воют ужас до чего громко. У нас особняк на Милионной — здорово по ночам слышно. У мамы от них мигрень.

БЛАНШ

А раньше они многих загрызали?

ПИТЕР

Когда раньше? (Тоже отодвигается от коробки.)

БЛАНШ

Ну, до налога.

ПИТЕР

Налог еще Петр Великий ввел. Ну тот, в честь кого Император разрешил меня назвать.

БЛАНШ

Как это — Император разрешил?

ПИТЕР

Те, кто живет в России, включая иностранных подданных, могут называть детей этим именем только по особому разрешению Императора. Так уж русские чтят Петра Великого. Обычно их и крестит сам Император.

БЛАНШ

(с подвохом) И тебя Император крестил?

ПИТЕР

(учуяв подвох) Нет, религии-то разные… Но он очень жалел, что нельзя.

БЛАНШ

(берет — явно более из принципа, чем удовольствия ради — еще одну шоколадную бутылочку) Подумаешь. Зато меня назвали в честь привидения.

ПИТЕР

(заинтересованно) Ну да?

…Снова — гостиная. Лэди Фрэнсис и лорд Эдвин сидят на диване.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(устало) Ну вот, пожалуй и все.

ЛОРД ЭДВИН

Чрезвычайно интересно. (следуя за какой-то неожиданной мыслью) Скажи, Фрэнни… а ты не знаешь, это его Билл совратил?

Лэди Фрэнсис вспыхивает. Взглянув на сосредоточенное лицо лорда Эдвина, тут же понимает неуместность своего гнева.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Я не знаю, Эдви. Но мне кажется, что да.

ЛОРД ЭДВИН

Кажется?

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Я почти уверена.

ЛОРД ЭДВИН

(с досадой) Ах ты, какая жалость…

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(изумленно)…Эдви?

ЛОРД ЭДВИН

Не сходится. Самое обидное — единственное звено, которое вылезает из головоломки. Но ведь ты можешь и ошибаться…

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Я ничего не понимаю.

ЛОРД ЭДВИН

(очнувшись от размышлений) Неважно. (убедительно) Дорогая, я очень попросил бы тебя — выкинь сейчас из головы всю эту историю.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(поднимаясь) Эдви… Я не знаю, что тебе сказать. У меня впервые за эти месяцы стало хоть немного спокойнее на душе.

ЛОРД ЭДВИН

(улыбаясь одними уголками губ) Да у тебя и нет особых оснований беспокоиться. (Произнося эту фразу, он также поднимается, а затем звонит.)

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(улыбаясь) Как ты думаешь, имеет смысл передать от тебя привет Биллу?

ЛОРД ЭДВИН

Не стоит его недооценивать.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

Ты прав.

Бегущие шаги. В дверях — Питер и Бланш.

БЛАНШ

(кричит с порога) Мы уже едем, да? Мама, пусть лорд Вир разрешит Питеру приехать на каникулы в Элбери! Мне нужно ему кое-что показать!!

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(улыбаясь) Я думаю, еще будет время об этом поговорить. (Идет к дверям вместе с сопровождающим ее лордом Эдвином.)

ПИТЕР

Ну, до свидания, мисс Элбери.

БЛАНШ

(сквозь зубы) А вот посмотришь, посмотришь.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

(протягивая руку лорду Эдвину) Что ты там шепчешь, Бланш?

БЛАНШ

Ничего.

Лорд Эдвин берет руку лэди Фрэнсис в свою, но не целует ее, а осторожно, с какой-то свойственной ему особой выразительностью, пожимает.

ЛЭДИ ФРЭНСИС

До свидания, Эдви.

ЛОРД ЭДВИН

Всего доброго.

Лэди Фрэнсис спускается по лестнице вместе с Бланш, Питер, торопливо раскланявшись, тут же куда-то убегает. Лорд Эдвин стоит в задумчивости, глядя вслед лэди Фрэнсис, но его мысли уже оторвались от нее. На его губах играет улыбка, которую на сей раз трудно было бы назвать доброжелательной.

ЛОРД ЭДВИН

(сквозь зубы) Хотелось бы мне знать, как скоро этот сволочной щенок вернулся тогда в Россию?

 

XXI

1899 год, утро. Кабинет очень дорогого отеля: Трафальгар-Сквер в окнах.

Джон Фитсцелэн — крепкий коренастый человек лет сорока пяти, с грубовато-выразительной внешностью деревенского сквайра. Темный загар. Его движения кажутся немного неестественными — но это следствие не природной неуклюжести, а всего лишь многолетняя привычка к шелку и тику. В суконном костюме он чувствует себя примерно так, как обычный человек чувствовал бы себя, если бы ему пришлось облачиться в рыцарские латы. Его слова — даже незначительные — звучат преувеличенно веско, как у человека, очень привыкшего повелевать.

С его простоватой внешностью контрастирует причудливая вязь восточного языка, книгу на котором он держит в руке.

В кабинет неслышно входит Кэтрин. Она необыкновенно хороша в темнолазурном платье, оттеняющем ее волосы.

КЭТРИН

(подкравшись, заглядывает через плечо Фитсцелэна в книгу) Ох, Джон, опять эти ужасные закорючки. Никогда я их не выучу.

ФИТСЦЕЛЭН

(отложив книгу, улыбается Кэтрин) Придется выучить, дорогая. Но это не так страшно, как тебе сейчас представляется. (Стук в дверь.) Да! (Лакей подает на подносе карточку. Фитсцелэн смотрит.) Проси. (Лакей выходит.)

КЭТРИН

Кто к нам?

ФИТСЦЕЛЭН

Сейчас увидишь!

В дверях — Генри в мундире лейтенанта гайлендеров Гордона.

КЭТРИН

(хлопая в ладоши) Генри!!

ФИТСЦЕЛЭН

(идя навстречу Генри) Ну наконец-то!

Крепкое рукопожатие.

ГЕНРИ

(Подходит к сестре, целует руку — как даме. Кэтрин краснеет от удовольствия.) Все хорошеешь, Кэт.

ФИТСЦЕЛЭН

Тебя, я вижу, можно поздравить, Гарри?

ГЕНРИ

Да.

КЭТРИН

(восхищенно) Генри так идет мундир, правда, Джон? Все-таки он ужасно красивый.

ГЕНРИ

(мрачно) Красивее некуда. Только еще кружка на животе не хватает. (Обмениваются понимающими взглядами с Фитсцелэном.)

КЭТРИН

Какого еще кружка?

ГЕНРИ

Черно-белого.

КЭТРИН

(дуясь) Ничего не понимаю.

ГЕНРИ

Так, глупости.

ФИТСЦЕЛЭН

Ты ничего не слышал — они вроде намерены кончать с этим идиотизмом?

ГЕНРИ

Слышать — слышал… Но пока они раскачаются — эти чинуши в министерстве. (в сердцах) Ох, как меня злит эта наша склонность к мишуре, Фитц! Подумай — современная война… и эти тряпки!

ФИТСЦЕЛЭН

Они сейчас боятся лишних расходов. Шутка ли — переодеть армию.

ГЕНРИ

(с досадой) Ну. А чем эти траты окупятся на передовой, до них не доходит. Ладно, а то меня эта тема бесит как…

ФИТСЦЕЛЭН

Красный цвет — быка.

Оба хохочут.

КЭТРИН

Когда ты отправляешься?

ГЕНРИ

На будущей неделе.

КЭТРИН

(огорченно) Уже так скоро?

ГЕНРИ

Кэт, там довольно много неотложных дел. Кстати, будь хорошей девочкой — испарись на полчасика. Мне надо поговорить с Фитцем.

КЭТРИН

(обиженно) Секреты, да?

ГЕНРИ

(серьезно) Да, секреты.

Кэтрин удаляется, сделав в дверях насмешливый реверанс в стиле XVIII века. Генри отвечает на него мальчишеской гримасой. Мгновенно серьезнеет, когда за Кэтрин затворяется дверь. Оборачивается к Фитсцелэну.

ФИТСЦЕЛЭН

(подходя к основательной курительной коллекции) Ты как всегда? (Пренебрежительно кивает на сигарный ящик.)

ГЕНРИ

Все же не понимаю этого твоего отвращения.

ФИТСЦЕЛЭН

Европейское варварство — сосать крученые листья.

ГЕНРИ

Ну а папиросы?

ФИТСЦЕЛЭН

Это, извини, для дам. Право слово, только мы, ориенталисты, понимаем толк в курении.

ГЕНРИ

(улыбаясь) Ладно, разнообразия ради.

Фитсцелэн, одобрительно кивнув, выбирает с подставки трубку для Генри, потом — для себя.

ФИТСЦЕЛЭН

(указывая на один из ящичков) Рекомендую вот этот.

Набивают трубки. Раскуривают, садятся друг против друга.

ГЕНРИ

Фитц, мне нужен совет.

ФИТСЦЕЛЭН

Я в твоем распоряжении.

ГЕНРИ

Понимаешь, я влип в довольно идиотскую историю. (Замолкает, злясь на свое нежелание говорить.)

ФИТСЦЕЛЭН

Мало кто в твои годы ни разу ни во что подобное не влипал, Гарри.

ГЕНРИ

Черт возьми, почем ты знаешь, о чем я говорю?

ФИТСЦЕЛЭН

По-моему догадываюсь. Ты, по крайней мере, наверное знаешь, что ребенок — от тебя?

ГЕНРИ

(мрачно) Слушай, меня-то самого не считай ребенком, а? Я и так выгляжу достаточно глупо.

ФИТСЦЕЛЭН

(не вполне убежденно) Ладно. Кто она такая?

ГЕНРИ

Актриса.

ФИТСЦЕЛЭН

М-да. Денег у тебя хватает?

ГЕНРИ

Не в этом дело.

ФИТСЦЕЛЭН

Уж не жениться ли ты собрался, Гарри?

ГЕНРИ

(с нажимом) Не знаю.

ФИТСЦЕЛЭН

Не будь ослом. Откуда у тебя эта дурацкая идея?

ГЕНРИ

Считай, что от этого дурацкого мундира.

ФИТСЦЕЛЭН

(хмуро курит) Кажется, я начинаю тебя понимать.

ГЕНРИ

(его наконец прорвало) Если бы ты знал, чего мне стоит на это решиться! Превосходно я понимаю, что получается из неравных браков, не надо мне объяснять. Но назовем вещи своими именами. Я ухожу все-таки на войну. Я должен обдумать заранее вариант, при котором я не возвращаюсь. Если этому ребенку суждено оказаться моим единственным, то не лучше ли дать ему мое имя? К тому же знаешь, к вдовам героев общество весьма снисходительно.

ФИТСЦЕЛЭН

(улыбаясь) Ты хорошо обдумал свое невозвращение, Гарри. Но, сдается мне, что возвращение ты обдумал несколько слабее. Согласись, что на него у тебя тоже есть шансы.

Оба смеются.

ГЕНРИ

(с улыбкой, отводя руку с трубкой от губ) А тебе не кажется, что трудно обдумать равно хорошо прямо противоположные ситуации? Если дело требует действий.

ФИТСЦЕЛЭН

(подносит ко рту чубук, затягивается в сосредоточенном молчании)…Когда ты едешь точнее?

ГЕНРИ

В среду.

ФИТСЦЕЛЭН

То есть через пять дней. Не так уж и мало. Знаешь, Гарри, коль скоро ты просишь совета, я надеюсь, ты намерен ему последовать. (сурово) Мальчик, я хотел бы удержать тебя от ошибки, которую, быть может, пришлось бы расхлебывать всю жизнь. Положись на меня: за пять дней я успею что-нибудь придумать, чтобы интересы твоего ребенка не пострадали в случае, если ты не вернешься.

ГЕНРИ

(просто) Спасибо.

 

XXV

Тесноватая гостиная номера во второразрядном отеле. Из окон, впрочем, виден Кенсингтон Парк. Олеография «Коронация Виктории» на стене.

В комнате сумрачно, потому, что день дождлив. Андреа. И он тоже мало изменился за десять лет. В его движениях сохранилась мальчишеская порывистость. Юношеская стройность перешла в нервную худощавость. Как ни странно, сейчас он больше всего напоминает себя таким, как в самом начале — во время разговора в уборной Адели. Присмотревшись, можно понять, чем это вызвано. У него опять скорее аккуратный, чем элегантный вид. Хорошо сшитый костюм далеко не нов и не слишком модного покроя.

Андреа стоит у стола, на котором, на разорванной оберточной бумаге, лежит стопка каких-то свежеотпечатанных брошюр. Опершись коленом о сиденье стула и положив одну руку на спинку, он держит в другой руке еще одну брошюру — в обложке другого цвета и изрядно потрепанную, и поочередно заглядывает то в нее, то в верхнюю из пачки на столе. У него собранное, но не очень довольное выражение лица.

Резкий стук в дверь.

АНДРЕА

(не отрывая глаз от страницы в руке) Не заперто! (Слышен стук отворившейся двери. Андреа переводит взгляд в брошюру на столе.)

НАСМЕШЛИВЫЙ ГОЛОС

А между тем имеет смысл запереть. С Вашего позволения я это сделаю.

Поворот ключа в замке.

Андреа, вздрогнув от неожиданности, мгновенно оборачивается к дверям. Рука, в которой он держит брошюру, сжимается: шелест смятых страниц.

В дверях стоит лорд Эдвин Вир.

ЛОРД ЭДВИН

Я польщен тем, что Вы меня столь быстро узнали, мистер Бомстон. Или Вам приятнее, чтобы я называл Вас Слепневым?

АНДРЕА

(приходя в себя) И это все мои имена, которые имеются в Вашем распоряжении? Невелик же у Вас выбор.

ЛОРД ЭДВИН

(садясь на диван) О, в этой криминальной коллекции недостает многого. Но главный экземпляр в ней есть — Ваше настоящее имя. Первое свое дело Вы провернули под ним.

АНДРЕА

(со вздохом облегчения) Вы не очень удачливый коллекционер. Настоящего имени Вы не знаете.

ЛОРД ЭДВИН

Так ли, мистер Кестнер?

Андреа меняется в лице.

ЛОРД ЭДВИН

Андреа Кестнер.

АНДРЕА

(сквозь зубы) Ладно, Вы меня приперли к стенке.

ЛОРД ЭДВИН

Я только начал это делать, мой юный друг. Кстати, почему Вы сейчас были так уверены, что оно мне неизвестно?

АНДРЕА

(нехотя) Просто Вы что-то напутали. Я ничего под настоящим именем не делал.

ЛОРД ЭДВИН

Память у Вас прескверная. А Проект о Кимберлийских копях?

АНДРЕА

(в недоумении) Что?

ЛОРД ЭДВИН

(раздельно) Проект о Кимберлийских копях.

АНДРЕА

Что за бред? Какие еще копи?

ЛОРД ЭДВИН

Не будите лиха, пока оно спит. (Резко поднимается, прохаживается по комнате.) Вы самоуверены, Кестнер. Вам великолепно удалось провести меня за нос — но неужели Вы рассчитываете сделать это дважды? Перед кем Вы сейчас пробуете ломать комедию? Мне не удалось установить только одного — на кого Вы работали, когда Вам было шестнадцать лет? На германскую разведку или на Крюгера? Я склоняюсь все же к первому. (Ходит по комнате.) Вы появились, когда Билл Элбери начал продвигать в Палате проект Уиксби, а исчезли, когда разразился скандал. Еще точнее — когда Биллу стало известно об утечке информации. В ту же ночь. Бесследно исчезли. Извините, вывод однозначен. Вас подсунули Биллу с единственной целью. (мечтательно) Банальный прием, но работает безотказно.

АНДРЕА

(в ужасе, шагнув к лорду Эдвину) Так думает Уильям Элбери?!

ЛОРД ЭДВИН

(холодно) Вам известно, что он так не думает. И известно, почему.

АНДРЕА

(Смеется — несколько нервным, но несомненно искренним смехом. Берет со стола портсигар.) Мне сдается, милорд, что Вы больше знаете обо мне, чем я сам. (Закуривает.)

ЛОРД ЭДВИН

(довольно) Вы мне льстите.

АНДРЕА

Ни в коей мере. (Курит, подходя к окну. Бросает внимательный взгляд на улицу.) Боюсь, дождь зарядил до вечера.

Лорд Эдвин хохочет.

АНДРЕА

(обаятельно улыбаясь) Согласитесь, любопытство извинительное.

ЛОРД ЭДВИН

Не люблю связываться со Скотленд Ярдом.

АНДРЕА

Приятное для меня совпадение вкусов.

ЛОРД ЭДВИН

Иногда приходится поступаться своими личными вкусами, мой юный друг. Надеюсь, что Вы будете благоразумны. В противном случае происходит следующее. Прежде всего я проваливаю Вам заводик механических игрушек, если не ошибаюсь — Бейсуотер, Линден Плэйс?

АНДРЕА

(очень спокойно, курит) Так…

ЛОРД ЭДВИН

Я лично спокойно отношусь к экспорту подобных игрушек. Но, как Вы понимаете, Скотленд Ярд может оказаться не столь равнодушен к производству на британской территории этих заек-барабанщиков и кувыркающихся мартышек. Прикиньте дебет.

АНДРЕА

Благодарю Вас, я уже прикинул.

ЛОРД ЭДВИН

Считаем далее. Я тут вижу у Вас кое-какие книгоиздательские новинки. Печально, если они окажутся последними. В случае провала Линден Плэйс заказы по всем типографиям замораживаются автоматически. Это Вы тоже должны понимать. Словом — зачем мне Вас арестовывать?

Андреа, обменявшись с лордом Эдвином продолжительным и внимательным взглядом, неспеша достает из кармана белоснежный носовой платок, широко улыбнувшись, медленно поднимает его вверх.

Лорд Эдвин смеется.

АНДРЕА

(улыбаясь) Диктуйте Ваши условия.

ЛОРД ЭДВИН

Диктант будет краток. Ваш незаменительный отъезд из Англии.

АНДРЕА

(в изумлении) И — все? Милорд, Вы серьезно утверждаете, что при таких картах на руках Вас удовлетворит всего-навсего мой отъезд? Именно мой?

ЛОРД ЭДВИН

Именно Ваш. (с иронией) Всего-навсего.

АНДРЕА

(нервно зажигая вторую сигарету) Ни-че-го не понимаю. Зачем Вам это нужно? Что это даст при нынешнем раскладе? Нет ни одного дела, в котором меня сейчас было бы трудно заменить.

ЛОРД ЭДВИН

Так-таки ни одного? А вот я вижу комбинацию, в которой Вы абсолютно незаменимы. (улыбаясь) Я имею ввиду ловушку, которую Вы пытаетесь подстроить Элбери.

Андреа, поперхнувшись дымом, закашливается.

ЛОРД ЭДВИН

Согласитесь, здесь Вас едва ли можно заменить. (задумчиво) Билл Элбери — человек редкой проницательности. Но меня не очень удивляет, что он не увидел связи между Вашим исчезновением и проектом Уиксби. Бывают случаи, когда мы слепы. Билл не поблагодарил бы меня за бестактность, поэтому я предпочитаю вывести его из-под удара не сообщая подробностей Вашей биографии. Но времени крайне мало, ведь наживка уже проглочена. Он Вас ищет.

АНДРЕА

Так вот оно что!!

ЛОРД ЭДВИН

Я рад, что Вы поняли, чего я хочу.

АНДРЕА

Не только это.

ЛОРД ЭДВИН

Итак — Элбери Вас ищет. В Ваши планы, как я полагаю, входило, чтобы он Вас нашел. Он — Вас, а не Вы — его, это важный нюанс. Мне нужно, чтобы ему не удалось Вас разыскать.

АНДРЕА

А если я покину Англию — что мне даст уверенность насчет Линден Плэйс и прочего?

ЛОРД ЭДВИН

(пожимая плечами) Да откуда же Вам взять уверенность? Уверены Вы можете быть только в одном — что если Вы не уедете…

АНДРЕА

О, да.

ЛОРД ЭДВИН

Скажу Вам честно — я не знаю целей, с которыми Вы вновь подбираетесь к Элбери. Но это и неважно — любая интрига останавливается сама собой, как только я вывожу из игры Вас.

АНДРЕА

(хмуро) Как скоро я должен выехать на континент?

ЛОРД ЭДВИН

Прошлый раз я дал Вам двадцать четыре часа. (Улыбается.) Учитывая то, что на сей раз Вы действительно заинтересованы в своем благополучном отбытии… Недели Вам довольно?

АНДРЕА

Спасибо, вполне. Вы можете быть покойны — лорду Элбери не угрожают политические ловушки. (Криво усмехается.)

ЛОРД ЭДВИН

Не огорчайтесь. При Вашем, как и при моем роде занятий, неизбежен некоторый процент неожиданностей.

АНДРЕА

Сегодня Ваше Лордство преподнесли мне их в таком количестве, что этот процент для меня исчерпан на пару лет.

ЛОРД ЭДВИН

(улыбаясь) На ближайшие пару лет — возможно. Но не на сегодня.

АНДРЕА

Право же Вы слишком щедры.

ЛОРД ЭДВИН

Мистер Слепнев… Вы, я полагаю, догадались, как называется организация, к которой я имею некоторое отношение?

АНДРЕА

Еще бы.

ЛОРД ЭДВИН

(Вытаскивает портсигар, закуривает. С медитативной медлительностью выпускает легкий дым своей египетской папиросы с голубым мундштуком. Кольца тают в воздухе.) Вы еще в Санкт Петербурге произвели на меня самое приятное впечатление. Недавнее мое знакомство с Вашим досье — «Народная воля», потом РКП — после съезда «б», Вы ведь тут были на съезде… весьма усугубило мой интерес. (Продолжает рассеянно следить, как в воздухе тает ароматный дымок.) На Вашем счету есть очень элегантно сыгранные партии. Словом — не хотелось бы Вам — параллельно с прочей деятельностью — работать под моим руководством?

АНДРЕА

Вы с ума сошли?!

ЛОРД ЭДВИН

(жестко) А что, собственно, дикого в моем предложении?

АНДРЕА

Вы всерьез предлагаете мне сотрудничать с разведкой, представляющей интересы империализма и аристократии? Того, борьбе с чем я посвятил свою жизнь?

ЛОРД ЭДВИН

Почему бы нет? Ваши товарищи по партии через одного умудряются совмещать подобным образом гений и злодейство. Различие, правда, есть: они сотрудничают с российской охранкой.

АНДРЕА

(вспыхнув) Клевета!

ЛОРД ЭДВИН

(вновь лениво) Разумеется, клевета. И какая назойливая. Сейчас, например, клевещут на благородного Азефа.

АНДРЕА

(холодно) Он опровергнет все обвинения.

ЛОРД ЭДВИН

Не сомневаюсь. При его системе аргументации… Как звали того беднягу? Вы не помните?

АНДРЕА

(раздраженно) Нет. Не помню. Он был провокатором.

ЛОРД ЭДВИН

(удивленно) Неужели? (другим тоном) Впрочем, это пустое. Наш разговор чуть преждевременен. Мой мальчик, Вам только двадцать шесть лет, и Вы еще не доросли до понимания того, что любая цель в большей или меньшей степени иллюзорна. Единственно важен сам процесс игры, удовольствие шахматиста. Но Вы пока не шахматист. (резко) Вы — пешка на доске. (помолчав) Только я могу открыть Вам природу тех сил, которые ныне управляют Вашими поступками.

АНДРЕА

(хмуро) Я не понимаю Вас.

ЛОРД ЭДВИН

В этом я не уверен. (Достает бумажник, вынув визитную карточку, кладет ее на стол жестом одновременно незаметным и выразительным.) Если захотите меня найти, назовите секретарям Ваше нынешнее имя.

АНДРЕА

(глядя в глаза лорду Эдвину) Вы же знаете, что я этого не сделаю.

ЛОРД ЭДВИН

Не знаю.

АНДРЕА

(улыбнувшись) А все-таки недурно я провел Вас в Петербурге. Хорошего я Вам свалял пай-мальчика? (Его улыбка делается обаятельно застенчивой.) За мной ведь тогда уже много чего числилось.

ЛОРД ЭДВИН

(лучезарно) Не сомневаюсь. Кстати, просто из любопытства. Как скоро Вы тогда вернулись в Петербург?

АНДРЕА

Через месяц.

ЛОРД ЭДВИН

(торжествующе, с какой-то мальчишеской интонацией) Врете!! Забыли, что я Вас тогда под полицейский надзор отпустил? Что я, не справлялся, что ли? Уж полгода просидели в Лондоне как миленький!

АНДРЕА

Как же. Через месяц, хотите верьте.

ЛОРД ЭДВИН

Как Вам удалось это проделать?

АНДРЕА

(смеясь) Что, любопытно? Встретил это я по приезде одного из наших, англичанина. Года на два меня старше. А по нему как раз в это время Ньюгэйт горючими слезами плакал.

ЛОРД ЭДВИН

По уголовной части?

АНДРЕА

Само собой. Только так выходило, что по политической ему хоть разорвись надо было остаться в Лондоне.

ЛОРД ЭДВИН

Начинаю понимать.

АНДРЕА

Ну да. Мне и пришло в голову — где лучше скрыться от полиции, как не у нее под носом? Дальше, проще некуда: он стал Бомстоном и мирно отмечался полгода в полицейском участке, ну а мне оставалось только быть повнимательнее, чтобы не столкнуться с Вами на Невском проспекте.

ЛОРД ЭДВИН

(с мягкой улыбкой) Ну вот видите, как Вы мне нужны.

Андреа мрачнеет.

ЛОРД ЭДВИН

Извините за вторжение. (Протягивает руку.)

Рукопожатие. Как-то очень чувствуется, что на самом деле им обоим хотелось бы поговорить еще.

АНДРЕА

Через неделю меня здесь не будет, милорд.