Мы вышли к сверкающему огнями Большому Марвел — театру. Украшавшую ранее фронтон здания аляповатую, безвкусную квадригу, управляемую проходимцем из греческих мифов, заменила стильная фигура Бэтмена, сурово грозящего кулаком всем врагам свободного мира.
— Был там?
Я мотнул головой в сторону Большого Марвел — театра.
— Нет, комиксы не люблю.
— А балет? Балет любишь?
— Балерин люблю. Балет не очень.
— Балерин любишь? Помнишь эту…как её…ну, дура непроходимая, которая везде садилась на шпагат…
— Которая на морского ежа плюхнулась?
— Да!
— Смешная смерть. Да, все балерины теперь в штатах, народ ходит сюда для того, чтобы мультики в 5 D смотреть, эх…
— Террористы чего творят, ужас прямо!
— Согласен, молодцы! В смысле подлецы, негодяи!
Я достал из кармана сигарету, размял её, и вставил в рот.
— Не провоцируй птичку.
— А что? Бац! И конец мучениям. …умереть, уснуть. И видеть сны, быть может…какие сны приснятся? А может тучные стада прекрасных обнажённых женщин, за мной бегущих с криками: Васятка! Я хочу от тебя ребёнка!
Я щёлкнул зажигалкой, и поднёс её к сигарете. Петя с интересом смотрел на колеблющийся на ветру огонёк.
— Не сейчас. Позже.
— На, возьми.
Он вложил мне в руку плотный квадратик бумаги.
— Я про такое в книжках читал — бумажки, шифры, и прочая мутотень…
— А можно, я не буду её есть, если меня поймают, очень боюсь проблем с кишечником…
— Если тебя поймают, то кишечник — самая маленькая из твоих проблем…Ладно, увидимся…Слава шакалу!
— Шакалим на славу!
Я неспешно прошёл мимо памятника Марсу и Сникерсу (важнейшие символы новой России — подлинный вкус свободы, вязнущий в зубах, и вызывающий оскомину), раньше на этом месте стояла каменная глыба, из которой торчал бюст какого — то кудлатого мужика, презрительно смотревшего на Бэтмена, грозящего кулачком с крыши Большого Марвел — театра. «Баланда — центр» провёл замеры общественного мнения, и выяснил, что 90 % московитов не знают человека, в честь которого был поставлен этот памятник. 5 % опрошенных послали интервьюера, и только оставшиеся 5 % сумели объяснить, что этот глыба — человек, какой — то дальний родственник (то ли бабушка, то ли дедушка) вождя мирового пролетариата, тело которого было вынесено из Мавзолея. Жуткий пережиток тоталитаризма был ликвидирован, кудлатого деда выкорчевали и вывезли в неизвестном направлении. На этом месте, по личному распоряжению Верховного Манагера воздвигли памятник Марсу и Сникерсу, два шоколадных батончика, образующих латинскую V, символ победы демократии в масштабах всей Московии. Восхищённые московиты говорили, что Манагер «бросил пару палок у Большого», выражая тем самым неподдельный восторг, вызванный тонким вкусом Верховного.
Раскованной походкой ледащего верблюда, ко мне подошёл негр в оттянутых до земли штанах. Он что — то пробубнил себе под нос, и широко улыбнулся, демонстрируя слюнявые дёсны.
— Что, простите?
— Мальчика не желаете? Есть любые. Смелые, умелые, рыжие, бесстыжие, розовые попочки, глазки словно кнопочки. Пять монет — анал плюс минет!
— Спасибо большое, как — нибудь в другой раз.
Интурист сменил тактику.
— Чего шляешься здесь? — он говорил без акцента, как природный московит — вынюхиваешь чего?
— Расслабься, брателло…
— Носорог рогатый в Африке — твой «брателло».
— Я должен был убедиться, что ты — не коп. Всё нормально, теперь я уверен. Хочу негритёнка, чёрненького, с глянцевой кожей, упругой попочкой, и вывернутыми фиолетовыми губками…Аж слюни потекли,…есть такие мальчонки у тебя, а, вождь?
— Есть! — он выплюнул это слово с отвращением — бабки гони!
— Ну…так дела не делаются, ты что? Новенький что ли? Здесь камеры везде…сделаем так, я зайду вот в ту арочку, и подожду тебя там, там вроде камеры не достают, а ты…
— Не учи учёного. Пять минут.
Неспешно, словно гуляя, я дошёл до закрытого вестибюля метро (нерентабельно), обошёл его слева, и поднялся вверх по лестнице. Пимп неслышно появился рядом со мной минуты через полторы. Я не успел открыть рот, как он сделал выпад правой рукой в мою сторону.
— Сссука! Убью! Муссор! — он прыгал взад — вперёд, размахивая здоровенным тесаком.
— Уууу, как ты возбудился, гудрон!
— Кто? — он на мгновение остановился, и в этот момент я достал его голову правым прямым, его мотнуло, я догнал его прямым типом в грудь, он упал на спину, и выронил нож. Чтобы успокоить товарища, я сделал то, что когда — то делал со своими соперниками один бразильский боец по прозвищу «Сёгун». Сбив своего соперника с ног, он прыгал на него сверху, выцеливая ногой живот жертвы, этот приём назывался «затаптывание». Я прыгнул всем весом на живот сутенёра, он ойкнул, и скрючился на правом боку. Я обхватил его за шею левой рукой, и зафиксировал голову правой.
— Сдаётся мне, что сегодня ты будешь моей маленькой губастенькой подружкой. Обещаю — тебе понравится!
Он захрипел, и забулькал слюной.
— Извини, не понимаю твой ярославский акцент.
— Нееет, не убивай меня, я работаю на СБВМ…
— Да ты чё? Я тоже! Привет, братан! — я сильнее сжал его горло, он судорожно задёргался, и засучил ногами. Проходящая мимо бабка, испуганно шарахнулась в сторону.
— Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь — немузыкально проорал я. Бабка побежала, припадая на правую ногу, и помахивая авоськой.
— Ну, всё, нам надо прощаться, очень приятно было познакомиться…
— Не делай этого, Васся…
— Что? Откуда ты знаешь моё имя? А…так ты не врал — я ослабил захват — чего тебе надо от меня?
— Ничего…просто проследить…
— Да ты меня чуть на лоскуты не порубил, словно я кусок хамона какого — нибудь…
— Я просто пугал, я не всерьёз…прости…
— А если за мной следят? Ты об этом подумал? Извини, но мне придётся тебя убить, я должен соответствовать образу несгибаемого патриота, и борца с американской оккупацией.
Я сдавил его шею посильнее, он впился ногтями в мои руки, и задёргал ногами как сумасшедший. Я упирался ногой в стену, негр отчаянно дёргался, от его ног летели брызги (обмочился, голубок), в этот момент на моё лицо упал отблеск голубого цвета — полицейский коптер завис в воздухе, и подмигивал мне голубым глазом мигалки.
— Немедлэнно прэкратитье драку! — до меня донёсся скрежещущий голос из полицейского динамика.
— What do you want from me? I have the right to fuck this pretty boy in the ass! Вы нарушаете мою privacy! Принцип уважения прав меньшинства — один из главных принципов демократии! За что боролись? За что гибли самые светлые умы современности? Пропадленский! Швондер — Сволочь! Они отдали свои жизни за то, чтобы я мог спокойно взлохматить булки этому почтенному московиту! Это моё конституционное право!
Из коптера выпрыгнули два брата — близнеца утренних копов, и потрусили к нам с тяжеловесной грацией двух перекормленных бизонов. Я отпустил негритёнка, и вытянул вперёд правую руку, предвосхищая вопрос о моём Ай — Ди. Ближайший ко мне полицейский прижал к моему запястью считывающее устройство, оно возмущённо булькнуло, и выдало моему поддельному чипу зелёный свет. Неудачливый сутёнер не торопился встать на ноги, он держался за горло, и выхаркивал сгустки желчи, сидя на мокром асфальте.
— Ваш Ай — Ди!
— Я из Службы Безопасности верховного манагера!
— Ваш Ай — ди!
— На! — он резко выкинул вперёд правую руку.
Считывающее устройство щёлкнуло, загорелся красный индикатор, полицейский ловко захлестнул правое запястье афромосковита петлёй пластиковых наручников, вторую петлю он замкнул на своём запястье — ты пойдёшь с нами.
— Да чего такое? Ваш прибор не работает, я — сотрудник спецслужб, мои документы в порядке!
— Не надо…этот бабский визг! Прьекратить! Встать! Маалчать! — полицейский перешёл на фальцет совершенно не подходящий такому капитальному телу. Он шагнул в сторону коптера, и сутенёр поехал за ним на животе, издавая дикие утробные вопли. Я отряхнулся, и побрёл в сторону остановки, мне предстояло добираться до дома на «теффтельке» — кургузой, жёлтого цвета маршрутке, прозванной так за внешнее сходство с американским послом. Победившее демократическое правительство решило, что троллейбусное, трамвайное и автобусное сообщение — неподъёмный груз для бюджета десятимиллионного города, точно так же, как и метро. Трамвайные пути были безжалостно выкорчеваны, провода содрали активисты, промышлявшие продажей цветмета, входы на станции метро были заколочены фанерными щитами с портретами улыбающегося Верховного Манагера, и слоганом «Ходьба — самый демократичный способ передвижения!». Я успел промёрзнуть до костей, прежде чем пришла нужная мне «Теффтелька» переполненная пассажирами. Я повис на одной ноге у самого входа, и стал свидетелем перепалки между пассажирами и водителем. Краснолицая тётка, сидевшая спиной к водителю в первом ряду, истекая потом, злобно выплёвывала слова.
— Козёл!
Ей вторила хорошо одетая дамочка, сидевшая лицом по ходу движения.
— Баран!
— Куда ты сажаешь? Ты видишь, что стоять негде?
— Ему главное коины получить, а на пассажиров — плевать!
— Чего ты молчишь, морда тупая? В зеркало зыркает на меня, и молчит! Отвечай!
— Да он не местный! Понаехал тут!
— Я каждый день по этому маршруту езжу, все водители нормальные, один этот — урод!
— Чтоб ты лопнул от коинов! Никакого удовольствия от поездки, одни отдавленные ноги!
— Останови здесь, тупица!
Краснолицая тётка продралась к выходу, и тяжко ойкнув, стала вываливаться из двери. Водитель подождал до тех пор, пока тётка отошла на безопасное расстояние, и вежливо включился в беседу.
— Иди — иди, овца тухлодырая! Целлюлитная тварь! Да штоб ты мужа задавила во сне своим жиром!
В салоне наступила тишина, хорошо одетая дамочка, оставшись в меньшинстве благоразумно помалкивала. Водитель замурлыкал песню — Я Мустафа, Я Мустафа…
— Можно здесь остановить?
— Здесь? Ммм…можно…только вот…правила запрещают…
— Ну, пожалуйста!
— Что же вы все…
Он резко затормозил, девушка, просившаяся на выход, стала продвигаться к двери.
— Что же вы все…
Она вышла наружу… — такие тупые! Шлюха дешёвая! Рожу намажет и скулит здесь — «а можно…», тьфу блядь! Шагай быстрее, смотри в лужу не грохнись! Мокрощелка кривоногая!
В дверь ломились три примечательных мужичка, по всей видимости, они представляли три поколения одной семьи. Все трое коренастые, усатые, с золотыми цепями на шее, только у самого старшего усы были седые, у того что помоложе — рыжие, а у самого молодого только оформились.
— Чего там? Сколько денег? Полтора коина? Ни хрена себе! Дед! Расплатись!
Старший с кряхтением поднёс запястье к считывающему устройству — за троих! Двое других представителей славного усатого рода озирались в поисках свободных мест.
— Чё, сесть негде? За полтора коина, стоять всю дорогу? Не, так не пойдёт! За что мы такие бабки платим! Э! Командир, бабки верни! Мы на такое не подписывались!
Салон заинтересованно молчал, ожидая — чем разрешится ситуация. Водитель забормотал.
— Нет…не могу…
— Чё ты там бубнишь? Останови! Деньги давай!
— Не могу…мы не работаем с наличными…терминал…
— Что? Ты чего? В бубен хочешь? Гони бабки!
— Я не могу…меня …мне…
Троица вывалилась из маршрутки, громко матерясь, самый молодой пнул ногой по фаре, разбив её вдребезги. Дождавшись, пока усачи уйдут, водитель выскочил из маршрутки с монтировкой руке, и начал боевито прыгать перед капотом.
— Иди сюда! Я тебе скворечник в щепки разнесу! Что? Зассал? Козёл шерстяной!
Он поскакал ещё пару минут, и вернулся в салон абсолютно счастливым человеком.
— Вот так! Вот так надо ставить на место это быдло!
Сидевший у входа дед, печально посмотрел на меня, и изрёк.
— Я пережил перестройку, «шоковую терапию», «крымнашизм», живу во времена шестого технологического уклада, всё меняется, рушатся страны, лопаются экономики, а жлобы не меняются — жлобство неистребимо!
Я доехал до конечной остановки, и (благодаря этому) вышел из маршрутки без напутственных слов со стороны водителя. Поднявшись на седьмой этаж пешком (лифт — пережиток тоталитаризма), я открыл ключом рассохшуюся дверь, как только я поднёс руку к выключателю, хорошо поставленный голос произнёс.
— Не надо, давай без света посидим.