Кремнистый путь

Чулков Георгий Иванович

Полуистлевшие цветы

 

 

Посвящение

О, медиума странный взор! Владычица нестройных звуков, грез! Ты для меня и счастье, и позор: Везде, всегда — в стихах, на ложе, в перлах слез. Ты — моря гордого безмолвное рожденье! Ты выплеснулась на берег волной, И, окруженная взволнованной толпой, С наивной радостью отвернула сомненье. И душу чуждого и страстного народа Душою чуткою постигла ты; И вся была ты луч, безумье и мечты; Ты — образ царственной звезды Лучистого на небе хоровода. Шопена полонез, как зеркало воды, Ты отразить могла в загадочных глазах. Ты — в звуках, ты — в любви, в мучительных мечтах. Красивая и оскорбленная! Ты спишь убитая, ты спишь влюбленная. Молю, безумная, молю, надменная, Услышь рыдания, запечатленная! Печать могильная пускай низринется, И камень тягостный пусть опрокинется! Явись, бессмертная, явись, прекрасная, Явись влюбленному, как солнце, властная! Прими лобзания, прими моления. Возьми для Вечности мои творения!

 

I

В массивных книгах с тяжкими краями Полуистлевшие увидел я цветы; Отныне будете моими вы друзьями, Увянувших стеблей прозрачные мечты. Я разгадаю в вас былых легенд намеки, Я вспомню девственный когда-то аромат; Как звезды, вы печальны, одиноки… Ваш грустный сон — надломленный возврат..

 

II

Полуистлевшие цветы и пряный аромат дыханья, Иссера-темные, шуршащие листы, И шелестящие впотьмах воспоминанья! Я вас люблю, осенние мечты! Я вас люблю, стесненные томленья парка! Здесь тени прошлого и грусть минувших дней, Разбитые фигуры нимф, надтреснутая арка, И редкий ряд мелькающих огней. Здесь трепет девственный смущенного объятья, Здесь — грезы, здесь — любовь, здесь — смерть. Минута красоты, мгновенье без изъятья. Здесь отражается немеющая твердь.

 

III

Террасы шаткие ступени; Увянувший безвременно букет; Как жарко! Сколько томной лени! Нет шороха. Ни капли влаги нет. Здесь плющ и нежная гвоздика; Прошедших ласк угаснувший рассвет; Здесь грациозная густая повилика; Нет шелеста. Безумной грезы нет. Когда-то вздохи слышались в долине, — Влюбленной жизни сладкий бред! Увяло все в печальном, тяжком сплине. Нет шепота. Любовной сказки нет.

 

IV

Тяжелые камни, ограды и стены, Торжественных сводов надменный гранит; Изгибов, карнизов красивые смены: Все в смутном раздумье сурово молчит. В зиянии черном слепой амбразуры, И в жесткой улыбке угрюмых камней, И в торсе разбитой когда-то фигуры — Мне чудится прошлое канувших дней. И диск окровавленный — цвет вырожденья — Пятном отражается в сепии скал; И древности гордой седые виденья Сверкают меж камней…

 

V

Среди безмолвия, под сводами, меж арок, Брожу отравленный к безмолвию враждой. На плитах от луны железный отблеск ярок, Печальный отблеск бездн, дрожащий и седой. Какая тишина предвечных обещаний! Я слышу отзвуки робеющих шагов, Я сердце чувствую былых воспоминаний, — И взоры мертвые угаснувших богов. У тени я прошу: коснись меня рукою! И чую на лице прикосновенье рук… Объятый я стою безумною тоскою; Душой стремлюсь уйти от сладострастных мук.

 

VI

Раскалились камни в знойности лучей, И смесились краски побелевших стен; Знаю я бессонные странности ночей И люблю горячность беззаветных смен. Жгучая истома лень в окно струит. Нежится под сводом, зыблется в тенях; Тени засыпают и просвет блестит; Ночью все смешалось, то что было в днях. Лунность безлучистая, непонятный свет, — И ленивых линий безраздумный сон; Взгляды и улыбки, полуяркий цвет; Полуслов намеки, полувнятный тон.

 

Ночь на реке Лене

Было ярко, безумно, светло; По лазури скользил наш челнок; Чайки белой сверкало крыло; Свод небес был бездонно-глубок. Ночь была, но казалось, что день Раскрывает объятья свои; Странных точек неясная тень Колебала речные струи. И река распростерлась меж скал, Как владычица светлых ночей; Ветерок, набегая, шептал Сказки северных, властных лучей. И смущенный дощатый наш челн; И воды искушающий плеск; И нестройных зыбление волн: Было все — неразгаданный блеск.

 

VIII

Я помню этот переулок И зыбкий ряд трепещущих огней, Бессонное томление прогулок В прохладной тишине внимательных ночей. Какие жадные, глубокие объятья! Безумно-странные, немые небеса, И счастье сладкое — без крови, без изъятья — И внятно-страстные признанья, голоса. Я не забыл весны смущенное волненье, Томительную дрожь раскрывшихся страстей, — И чары юности — роскошное забвенье Страданья тяжкого, изломанных путей.