Наручники символ власти круче пистолета. Пистолет не применишь направо и налево. Наручники можно. Не сейчас, а в ностальгические советские и «сразу после» времена, когда торжество законности было ещё социалистическим.

Надел наручники на подозреваемого или просто хулигана — ты власть. Снял — ты вообще справедливая власть.

Наручники, между нами ментами, были не то что в дефиците, но у некоторых они были всегда, а некоторые получали в дежурке и туда же сдавали. Начальство на несдачу глаза особо не открывало. За пистолетами бы уследить. Но всё-таки это была знаковая часть экипировки.

Попал я первый раз за границу. В самом начале 90-х. Понятное дело, первым делом — в квартал «Красных фонарей». Вторым — в оружейный магазин. Про "Красные фонари" позже, сейчас про оружейный магазин.

Так вот — попал я внутрь. Глаза и мысли разбежались по всему магазину. Продавец — мужик возраста ветерана Второй мировой, в баварском комбинезоне. Услышав русский мат, встрепенулся, ушёл в подсобку и вынес оттуда свёрток. Свёрток оказался солдатской портянкой, из которой был извлечён наган со звездой на рукоятке, патронами и штампом с годом изготовления 1938. Жестами хозяин пояснил, что он добыл трофей лично.

Стало ясно, что дедушка не был антифашистом. Ладно. Поскольку всё в магазине было красивое и нужное в Украине 90-х годов, то хотелось купить всё. Но с учётом законодательства обеих стран и наличных средств, купил я две пары наручников.

Блестящие, тяжёлые, к каждой паре индивидуальные ключи. Сделаны во Франции. 60 марок за одну пару. По тем временам — более, чем круто.

В качестве бонуса к ним бывшим фашистом мне были подарены маленькие такие наручники. Одевались они не на запястья, а на большие пальцы рук и выглядели сувенирными. Надо знать, что наручники советского производства в основном несли на себе карательную функцию подавления психики. В плане надёжности они были вообще никакие. Во-первых, ключики были все одинаковые и подходили даже к почтовым ящикам, шкафчикам мебели и наоборот. Во-вторых, открывались спичкой, скрепкой, картонкой, гвоздиком и всем чем попало.

То ли дело, приобретённые мною. Шик! И во всей Украине всего две пары. Одну я по приезду подарил начальнику Алексеевской колонии и их след затерялся. Вторая пара прошла интересный путь и завершила его так, как и положено наручникам. Первый и последний случай тут приведу.

Первые дни работы в прокуратуре и первые дни работы самой прокуратуры в новеньком помещении на самой спокойной улице родного города. Следственный опыт у меня к тому времени был более пяти лет. Но это был опыт милицейского следователя. Чтобы читатель оценил хотя бы небольшую разницу, скажу, что в милиции у меня не было ни дня, ни ночи. И это не фигура речи. В субботу, если уходил раньше 18-ти, начальник орал на весь райотдел. Если не вышел в воскресенье, тоже орал на весь райотдел. Если не сдал 4 дела в месяц, опять орал на весь райотдел. Всегда орал. Во время суточного дежурства не было времени войти в свой кабинет. Вызов за вызовом. Рация в дежурной машине — абсолютное отвращение. Позывной «Тайшет 16» до сих пор в ушах. После дежурства справки из больниц по подрезам, телесным повреждениям, изнасилованиям. Ни о каком отдыхе вообще речи не было. Арестантские дела, малолетки, потерпевшие, бандиты, свидетели. Ад!

Первое рабочее утро в прокуратуре для меня началось с вопроса секретаря прокурора, сколько ложек сахара класть мне в кофе. Ступор. Ну вы поняли.

Дают материал. Возбуждаю ОПГ. Тогда это было модно, а за карточку опера несли целый пакет жратвы (кто надо, понял). Ещё никто ничего не продавал. В моём круге общения, по крайней мере.

Основной фигурант — реальный авторитет. Забегая вперед, скажу, что через год, встретив его в казино, он показал мне фотографии, на которых он был в окружении Кучмы, Потебенько и прочих именитых сановников. А пока его притащил в прокуратуру другой городской авторитет, только со стороны милиции. В кабинет его завели два опера. След одного из них потерялся, а второй у меня в читателях. Как и я у него.

Так вот, завели бандита в кабинет. Взяли его со стоянки, на которую он приехал в модном чёрном БМВ. Сам солидный, здоровый, в светлом плаще и костюме. Дело к восьми вечера. Мне привычно, а прокуратура пустая. Кабинет я делил с коллегой, очень интеллигентным парнем. Со временем он сделал достойную карьеру, а на тот момент был весьма скромен, тих и улыбчив. С работы ушёл как положено в 17 часов. Стол его стоял напротив моего и боком.

Стены кабинета в модных рифлёных белых обоях, новый линолеум, большой сейф, шкаф, компьютеры на столах, вешалка. Обычный прокурорский кабинет. Милицейские всегда загажены, зашарпанные, ободранные обои, кругом окровавленные шмотки в кульках, вещдоки и прочая хрень, в которой терялся стол следователя.

Так вот, завели его опера в кабинет, я его посадил за стол своего напарника напротив, включил компьютер и стал набирать протокол. Впечатление визави составлял солидное и спокойное, никаких неожиданностей не предполагающее.

Опера вышли в коридор. Набирая протокол, я сообщил, что в порядке ст. 115 УПК, я его задерживаю и попросил вытащить из карманов все вещи. Это была не первая его «ходка», поэтому бдительность мы все, кроме него, утратили.

Бандит вздохнул и стал выкладывать на стол содержимое карманов. Ключи, портмоне, платок, мелочь какая-то. Затем из правого кармана плаща вытащил небольшую выкидушку в форме рыбки. Щёлкнул ею, открыв лезвие. В кабинете я и он. Какое-то мгновение он что-то прикидывал (я тоже), потом резко нанёс себе несколько сильных порезов запястья левой руки. С этого момента началось привычное мне и дикое для прокуратуры милицейское представление.

Авторитет забился в блатной истерике. Я в одном лице был и мусорами позорными, и волками такими же, и пидорасами с козлами. Кровь с этого кабана хлынула, как из сорванного крана, живописно окрасив обои, стол, компьютер, пол, дверь, в общем всё.

Он сам завалился на пол, пустил пену из рта и стал пытаться залезть под сейф. Я, вылетев к нему из-за стола, бил его ногами по толстому корпусу, откинув в сторону нож. На грохот в кабинет ворвались опера, сходу напав на корчившегося бандита. Всё, что еще не было перепачкано кровью, окрасилось ею.

Запыхавшись, замотали руку гада ремнём и вызвали скорую.

Такого кипиша тихий еврейский район города не знал. 10 часов вечера, дикие крики в солидном заведении на первом этаже жилого дома, сирены на тихой улице.

Бригада «скорой» вошла в прокуратуру, наложила тугую повязку на руку бандита и решила, что он нуждается в госпитализации. Не вопрос, права человека не нарушаем.

Поскольку протокол выписан, один из оперов должен сопровождать задержанного. Его я пристегнул за левую руку к правой здоровой руке бандита, и они были увезены «скорой».

Пристегнул я их именно теми самыми французскими наручниками. И это был их — наручников дебют.

Следующий день, ранним утром я начал с обыска на квартире задержанного. Было много шума, родственников, адвокатов. «Сокол» мне в поддержку. В общем, ничего необычного.

Глубоко за полдень я приехал в прокуратуру. О вечернем событии и думать не думал. Всё в рамках повседневности.

За время, пока я возился на обыске, произошло следующее: Утром, придя на работу, мой сосед по кабинету, открыв дверь, сполз по косяку.

Пока он дышал свежим воздухом на улице, бригада экстренно вызванных рабочих, перенесла его стол и вещи в другой кабинет. Вызванная уборщица с подмогой отмывала всё. Обои зачищались, срывались, клеились новые. Во время этого в прокуратуру вошли китайцы, с которыми я плотно работал по милицейским делам и сдуру пообещал им помощь с оформлением паспортов.

Они выяснили, что я перешёл в прокуратуру и стайкой ходили за плохо всё понимающим прокурором. Двумя словами на русском просили его помочь с паспортами, потому что я хороший человек, и он поэтому хороший человек.

Когда я вошёл в прокуратуру, в холле меня встретил окруженный азиатами прокурор и, поправив своим характерным движением очки, спокойно спросил: «Тут что, будет райотдел?». Цитата дословна.

Выгнав китайцев, я доложил прокурору всё, о чём он ещё не знал. Он послушал, покивал и сказал, что меня ждут в кабинете.

Я вошёл к себе. Кабинет отмыли и переклеили. Вещей моего коллеги не было. Стало просторно. На сдвинутых стульях посередине кабинета сидели грустные сиамские близнецы «опер-бандит».

Одна рука бандита белела гипсованной повязкой, за вторую он был почти сутки пристёгнут надёжными иностранными наручниками к оперу. Про ключ я забыл. Проверку наручники с честью выдержали. Служили они мне недолго.

В то время ездил я на белом 126-м Мерсе. Наручники лежали в бардачке. В моём производстве было очередное дело, пресловутая «восемьдесят шестая, прим», связанное с обналичкой, а соответственно — с субъектами хозяйствования.

Это в большинстве своём нормальные люди, коммерсанты, грамотные и хитрые специалисты, сплошь с высшим образованием.

Наручники при задержании таких вообще были лишними и играли исключительно психологическую роль, чтобы «клиент» сразу осознал разрыв между волей и предстоящим.

На этот раз был директор продовольственного магазина, на центральной улице города. Я с ревизором заехал со двора магазина, достал из бардачка сложенные кольца наручников, взял статусную папку, и мы вошли внутрь со служебного хода.

Узнав, что в магазине прокуратура, весь персонал собрался в зале. Вышел директор. Нормальный мужик. Я уточнил его данные, он назвался. Поскольку никаких прав тогда у граждан не было, зачитывать ему было нечего. Я просто сказал, что он задержан и достал наручники. Чиновник безропотно протянул вперёд руки.

Я раскрыл наручники, планируя эффектно застегнуть их на его запястьях, но калёная половинка наручников выпала и в глухой, после моих слов, тишине звонким зайкой запрыгала по кафельному полу. В общей растерянности директор поднял с пола кусочек наручников и услужливо протянул мне.

Сохраняя лицо, я достал из кармана маленькие напалечные наручники, застегнул их у удивлённого мужика на больших пальцах рук, и мы его увели.

Бешенству моему не было предела. Наручник оказался распилен с одной стороны и заботливо уложен в паз. Забирая их из бардачка, заметить этого я не мог. Машину я ставил на охраняемой стоянке. Следствие было коротким и действенным

Дефективный сторож, пользуясь моим доверием, иногда мыл машину.

Природное любопытство идиота, увидев блестящую штучку в бардачке побудило его достать их. Интересуясь, как оно будет, исследователь застегнул их одной частью на ручке правой двери моего «Мерседеса». Испугавшись содеянного, исправляясь и перевоспитываясь, он всю ночь пилил ножовкой калённую сталь наручников, как Балаганов гирю.

Распилив, аккуратно вложил отпиленную часть в паз и сложил всё, как и было в бардачок. Красиво жили наручники и красиво умерли. Аминь.