Лет в 12, катаясь с дружбанами на велосипеде, впервые столкнулся с лживыми журналистами. Какой-то дядька с фотоаппаратом подошел ко мне, попросил перевернуть велик колесами вверх и стать возле него. Сфотографировал и сказал, что это для газеты. Ну ладно. Я ему попозировал, перевернул велик и погнал за пацанами. Через какое-то время я узнал, что моя фотография вывешена на стенде в центральном парке. Приехал, посмотрел, действительно. Я и велосипед. И надпись: «Первый ремонт». Вроде всё нормально, но осадочек остался. Во-первых, ремонтов у меня было немерено. Кто помнит «Украину», тот знает. Во-вторых, ни черта я в тот момент не ремонтировал. Но не возразил и наглого писаку на место не поставил, потому как был горд своим лицом на стенде. Аукнулась моя беспринципность впоследствии.

Ранняя весна 1992 года. Оживает природа. Как и предполагал уже в нашей современности Янукович, стали раздеваться женщины, и иностранцы увидели настоящую красоту.

В числе первых увидел её полудохлый от своей африканской природы, руководитель землячества дружественного Сьерра-Леонского народа. Раздевшуюся красоту звали Наташка, и была она в духе того никчемного времени — передовой семнадцатилетней проституткой. А поскольку видеосалоны работали на полную мощь, то обычная проституция приобрела почерпнутую из американских фильмов стройную систему. Другими словами, был у Наташки сутенер по кличке «Кот». Зашмыганное чмо лет девятнадцати. Не то чтобы Наташка его боялась, но по статусу и в соответствии с американским образом проститутской жизни ей полагался «Кот».

Короче, дитя Африканских джунглей галантно познакомился с Наташкой на променаде у общаги. Не знаю по поводу цветов и романтичного вечера, так как следствие этот вопрос не интересовал. Но коктейль был.

Рецепт по тем временам стандартный — на стакан водяры пару капель клофелина. Это был явный перебор, поскольку тщедушному студенту, приехавшему за какими-то знаниями из столицы мирового СПИДа, хватило бы и рюмки водки без ничего. Но для Наташки это было бы не комильфо, так как план был разработан Котом и для бандитского форсу должен был включать в себя клофелин.

В номере общаги, выгнав соплеменников, предводитель землячества накрыл стол. Ну сам стол я не видел и меню не знаю, но первый тост точно был за знакомство. И всё. Чернокожий гулеван, столкнувшись с Украинским хлебосольством, умер почти на два дня.

Наша девушка обшарила комнату. В те времена бытовало стойкое мнение, что раз иностранец, то богат. Это мнение подтверждали пакеты с рисунками, жвачки, шариковые ручки, электронные часы, разноцветные заколки, помады, туши и прочие атрибуты богатой заграничной жизни, вручаемые коллегам Наташки потребителями их услуг.

Обшарив комнату, Наташка поняла, что Сьерра-Леоне, кроме красивого названия других богатств не имеет. Для полноты картины, завершая состав преступления, Наташка взяла потёртый «дипломат» похотливой жертвы и сбросила его в окно поджидавшему там Коту.

Закрыв за собой дверь, покинула нумера и, воссоединившись с Котом, проследовала в ближайшую подворотню, где «дипломат» безжалостно был вскрыт какой-то железякой.

Кот откинул крышку. Среди всяческих бумаг и кучи паспортов лежали золото и деньги.

Если бы я был писателем, то это был бы конец первой части. Я не писатель. Продолжаю.

Золото — дешевая арабская цепочка неопределенного желтоватого цвета. Деньги — непонятные нашим героям бумажки с изображением какой-то тётки. Бумажек было на сумму 1800 непонятных рублей. Золото Кот забрал себе, паспорта и бумажки выкинул там же, а Сьерра-Леонские деньги решили поменять у метро.

Менялы тогда процветали. Из ста менял, сто были мошенниками. Увидев первого попавшегося менялу, Кот с деловым видом спросил его, почём нынче Сьерра-Леонские деньги.

Меняла, увидев лоха, пытающегося впарить ему 1800 полновесных английских фунтов- стерлингов под видом каких-то Сьерра-Леонских денег, взял себя в руки и серьезно предложил выгодный курс — один свежеотпечатанный украинский купон к одной Сьерра-леонской деньге. Кот сделал умное лицо, и два честных человека ударили по рукам.

К слову, в те времена за 1800 купонов можно было купить бутылку водки «Распутин». К следующему утру и Кот и Наташка об этом дешевом приключении забыли. Наш негритянский друг пролежал сутки в сладкой клофелиновой истоме.

Всё было бы хорошо, и тщательно разработанный план сработал бы во славу организованной проститутской группы, но вот паспорта… А паспорта всей Сьерра-Леонской диаспоры как раз и находились на хранении у Предводителя. И бумаги были не просто бумаги, а какие-то посольские визы. И деньги это были всей диаспоры. И, по-моему, цепочка тоже. Её вроде одевали по очереди на свидания. Кому-то из этих негров понадобился паспорт, и они решили потревожить предводителя. На вторые сутки. Вошли, увидели, разбудили. Где «дипломат»? Начался кипишь. Дело получило международный резонанс. Поручили самому грамотному участковому. Он тут же притащил в райотдел Наташку.

Та еще до первого вопроса всё рассказала. То ли испугалась, то ли похвасталась. Притащили Кота.

«Где дипломат?» Выкинули, говорит. Ну и хрен с ним. Преступление раскрыто, а возмещение ущерба не наше дело.

Материал передали в следствие. Вместе с материалом ко мне попала вся Сьерра-Леонская диаспора. Все по очереди пожали мне руку и что-то сказали на смеси русско-сьерралеонского языков.

Допросил потерпевшего. Среди прочего стало известно, что в деле фигурируют 1800 фунтов-стерлингов, которыми несправедливо завладел нечестный меняла.

Послал по горячим следам оперов. Через пару часов опера вернулись счастливые и сказали, что никого не нашли.

Ни денег, ни цепочки, ни паспортов. Чёрт с ними. Дело готовлю к суду. Ближе к вечеру зовёт к себе начальник. У него в кабинете известный бородатый журналист из популярной передачи «Сутки-двое», повествующей о криминальном разгуле в первой столице. С ним оператор с камерой и ассистентка. Начальник говорит: «Дело резонансное, расскажи им там чего-нибудь, чтобы отстали». Ладно. Пошли ко мне в кабинет. Наладили аппаратуру, начали. Я короткими юридическими терминами охарактеризовал ситуацию. Ведущий, обведя взглядом заваленный кульками и пакетами с вещдоками кабинет, спросил, можно ли что-нибудь заснять для сюжета.

Тщеславие штука та еще. Я достаю из сейфа вещдоковские, проходящие по другому делу, доллары. Снимаю с себя золотую цепочку крупной вязки и выкладываю перед журналюгой. Они всё это разложили на столе, сняли крупным планом, собрались и уехали, сказав, что эфир на следующий день.

На следующий день я, упиваясь славой, смотрел на себя в телевизоре в кругу всех своих родственников. В конце сюжета показали мою цепочку, доллары и ведущий закончил передачу стандартной фразой «преступление раскрыто, вещдоки изъяты».

На последнюю фразу я тогда внимания не обратил.

Наутро, чувствуя себя героем дня, я пришел на работу. У кабинета в полном составе диаспора. Мое появление было встречено по африканскому обряду восторженным гулом и там-тамами в губном исполнении. Все потенциальные спидоносцы снова кинулись жать мне руку.

Уже понимая, что вляпался, я пригласил в кабинет одного вождя. С порога он попросил вернуть деньги, цепочку и паспорта.

Следующие полтора часа я на всех придуманных мною языках, помогая жестами и мимикой, рассказывал племени, что моё интервью — это оперативная комбинация в интересах следствия.

С тех пор о журналистах или плохо или ничего.